Глава II. Детские годы жизни преп. Феодора и его школьное образование

Преп. Феодор родился в бурную эпоху гонений на иконопочитателей, во дни императора Константина V Копронима. Родители его, Фотин и Феоктиста, принадлежали к сословию чиновных людей. Отец отправлял должность государственного казначея. По убеждениям своим он был почитателем честных икон. Таковым не легко тогда жилось не только при царском дворе, но и вообще в пределах империи. Фотин до времени оставался на службе. Один за другим появлялись на свет дети его. В порядке времени последним был Феодор. Время рождения его падает на 759-й год. С колыбели малютка нашел прекрасный уход. Нежная мать не давала покоя себе. Не поручала она воспитания детей лицам посторонним. Сама с усердием занялась этим поистине великим делом. «Ты имеешь, что оставить нам, писал Феодор матери своей из монастыря, именно, крепкую молитву, которою ты осеняла нас еще в юности нашей, знаменуя и запечатлевая нас в часы ночные, вознося за нас моления ко Господу во всякое время»⁷. Вот с чего начиналось воспитание дитяти. Страх Божий есть начало премудрости, говорить премудрый. Этот спасительный страх и сталь краеугольным камнем всего домашнего воспитания Феодора.

С семилетнего возраста начиналось школьное обучение. О Феодоре биограф его сообщает, что «проведши первый семилетний возраст, сообразно с природными свойствами, он начал учиться вступительным и первоначальным предметам наук»⁸. Не говорится, где начал он учиться, дома ли или в школе. Вернее будет предположить последнее. В элементарных школах столица императорской Византии едва ли имела недостаток и в этот сравнительно темный период. Элементарное обучение было делом частного почина⁹. Объявлялся учитель, набирались за условленную плату дети, и начиналось обучение. Правительственная власть, не проявлявшая забот о низших школах, не имела охоты и наблюдать за ними. Только совсем посторонний для школ интерес правительства заставил императоров иконоборцев сделать кое-что и для элементарной школы. Понятно, это было тенденциозно и мотивировалось далеко не чистыми заботами о распространении образования. Преп. Иоанн Дамаскин в свое время даль императору Константину Копрониму замечательный ответ на жалобу, что народ боготворит иконы: «надобно учить безграмотный народ»¹⁰. Нет положительно никаких сведений, что Константин Копроним последовала этому совету. И сам он был мало образован и не любил наук, а потому и не проявлял никакой заботы о народном образовании. Только в царствование Льва Армянина (813–820 г.) дело это принимает иной оборот. Преп. Феодор Студит уже жаловался на то, что «дети воспитываются в нечестивом учении, по данной учителям книге»¹¹. Книга дана была учителям императорским правительством. Вероятно она составлена была иконоборцами и в содержании своем имела нечто еретическое. Учители должны были ввести ее в школах своих в качестве учебника. Возможно предположить что книга по материалу не подходила под традиционные буквари, ибо иконоборцы были защитниками нового направления в вопросах об образовании. Как бы то ни было, а со времени второй только серии иконоборческих императоров заявлена была попытка к нововведениям в школьном образовании вообще и в частности в элементарных школах. Но до сего времени школа оставалась вне опеки правительства.

Каков же был дух и характер образования? Какова организация, план и методы школьного преподавания? Элементарная школа по своему строю была церковною школою. Преподавание в ней вели лица духовные. Гонимые иконоборцами, иноки часто становились народными учителями. В этой роли они проникали в отдаленные уголки империи, всюду несли церковную грамоту и везде были, нужно сказать, желанными гостями. И светские учители, если не желали оставаться без учеников, должны были уже приспособляться и удовлетворять запросам общества, настраиваемого монахами. Оттого-то положительно можно утверждать, что все элементарное образование покоилось на религиозных началах. Следовательно, для Феодора элементарная школа по духу была продолжением домашнего религиозного воспитания. Уход и пример религиозной матери сменился влиянием духовного лица или церковно настроенного светского учителя. Семья подготовляла к школе, а школа продолжала воспитание и образование в том же духе. Гармония достойная внимания!

Как всегда и везде, элементарная школа брала на себя не сложную задачу научить детей читать, писать, считать и петь. В рассматриваемую нами эпоху, для чтения употреблялись по преимуществу книги церковные, как-то: псалтирь, часослов и Новый Завет. Пение, конечно, было церковное и по напевам и по содержанию песнопений. Для практической деятельности элементарная школа давала ученику навык писать и считать. О прикладных знаниях в школе не заходило и речи. Это дело жизненного навыка и опытности, так думали тогда. Задача школы считалась выполненною, если она насадила в душе ученика любовь к церкви и всему церковному и сообщила ему некоторый навык к участию в качестве чтеца, певца и прислужника. Этим школа отвечала вполне запросам современного ей общества.

От элементарных знаний, искавшие образования переходили в средне-образовательную школу. По наследству от предков достался византийцам иконоборческого периода выработанный и вполне законченный курс среднего образования. Нормою его было семь свободных искусств. Это был курс подготовительный к высшему образованию. Конечно, для многих сокращение программы быть может бывало в данную эпоху делом печальной необходимости. Но исключение не уничтожало правила. Какое же значение имел общеобразовательный курс средней школы? Мнения дидактологов того времени далеко были не одинаковы. Пария иконопочитателей держалась того воззрения, что общеобразовательный курс должен иметь значение служебное в школе. Он составляет подготовительную ступень к высшему богословскому курсу наук. Понятно, что не все дидактологи православной партии иконопочитателей согласны были между собою во взглядах на объем каждой в отдельности науки, на распорядок их в общей программе и, наконец, даже на число наук. О преп. Феодоре Студите биограф его заметил, что «когда он подрос, то научился и грамматике, потом и диалектике, которую сведущие в ней обыкновенно называют философией; кроме того, сколько мог, усвоил себе красоты риторского красноречия»¹². Ясно, биограф преподобного перечисляет науки тривиума и умалчивает о науках квадривиума, т. е. о математике в ее подразделении на четыре предмета школьного преподавания: арифметику, геометрию, астрономию и музыку. Едва ли Феодор лишен был математического образования. Он знаком с арифметикою в пределах и по методам тогдашнего ее преподавания¹³. О музыке и говорить нечего, Феодор был сам составителем церковных песнопений¹⁴ и любителем пения. Современник Феодора, патриарх Константинопольский Никифор, считался образованнейшим человеком. Вот что сообщает диакон Игнатий, биограф патриарха, относительно образования его: «После того, как я упомянул о науках, считаю не лишним и не чуждым дела упомянуть и о том, какое прилежание, какое постоянство было у этого человека в занятиях ими. К знанию Священного Писания он присоединил знакомство с светскими науками, чтобы с одной стороны тем легче он мог уча убеждать и с другой – удобнее доходить до разоблачения ошибок... Насколько он был силен в грамматике, ее составных частях и органах, при помощи которых различается орфографически правильное от неправильного, исправляется греческий язык и упорядочивается правильный размер в стихах, это известно даже и тем, которые лишь несколько знакомы с наукою. Не трудно понять и то, каким оказался в многосторонней свирели риторов этот сладкоречивый и медоточивый муж; ибо, изгоняя из своей речи все изысканное и многословное и все, что отзывается пустыми софистическими вымыслами и текучестью речи, он старался придать ей особенную сладость и приятность отчетливостью и чистотою композиции. Что касается усвоения математической четверицы, то своим старанием он достиг того, что, изучая их в связной системе и в форме отдельных отраслей, он во всех достиг совершенства. А музыкальную лиру настраивал он не такую, какую Пифагор Самосский и какую обольститель Аристоксен, а скорее сто пятидесятиструнную и, на ней играя, всегда он отгонял от слушающих его ту болезнь, которою некогда страдал Саул, и смягчил жесточайшего тирана, которого душил дух злоучения и который упорно бесновался против Христова домостроительства и тем спас стадо свое от его заразы. Самым тщательным образом занявшись этими четырьмя служанками истинной науки, он перешел и к госпоже их, – разумею философию, – и верным и неуклонным путем он перешел к ее теоремам»¹⁵. Вот яснейшее свидетельство относительно того, как смотрели в данное время на составь программы светского курса, на цели его изучения и место во всей системе образовательных предметов. Светское образование преследует сторонние цели, не само для себя цель, а средство для другой, высшей. Место его в системе образовательных предметов служебное. Истинная и единственная госпожа всех наук – это богословская наука.

Совершенно одинаково на задачи светского образования, место и значение его в кругу школьных предметов смотрит и преп. Феодор Студит. В письме к Григорию консулу он сообщает следующее: «Ты пишешь хорошо, как показывает самое письмо. В нем мы хвалим не только ученость твою, но и любознательность, желающую получить высшее образование... Прекрасно образование, господин, доколе оно содействует действительно истинному образованию, а не беснуется, делая невежественными причастников его»¹⁶. Есть образование, которое, по взгляду Феодора Студита, только содействует истинному образованию. Отдельно взятое вне служебного его положения, оно может быть вредным и обладателей его делать невежественными. Еще яснее выражает это Феодор в письме к одному соименному ему монаху, присвоившему себе незаконно права учительства: «Не будем думать, друг, будто умение сказать что нибудь с неразумною мудростью и составить негодную речь делает законодателем; ибо моавитянам и аммонитянам не дозволено было приступать к жертвеннику; но это принадлежит тем, которые отличались богоподобным послушанием, которые показали долговременное терпение, которых усовершило евангельское слово; если же будет при этом и внешнее (просвещение), то и оно не излишне, когда украшено смиренномудрием и управляется евангельским, а не хвалится собственными достоинствами, которыми хвалящиеся, как бы опирающиеся на камышовую трость, подвергаясь удару, скоро низвергаются»¹⁷. Внешнее, светское образование в известных рамках и под охраною смиренномудрия признается неизлишним. Бывают случаи, когда оно, хотя и не во всем составе, становится полезным для полемических, напр., целей. «Одобряя твою деятельность, писал преп. Феодор своему ученику, я с удовольствием вижу и усовершающийся образ речи, который ты еще больше улучшишь, если будешь в состоянии заняться грамматикой. Подлинно, должно владеть и силою и искусством слова защищающему православие и желающему бороться с лжеучителями. Ибо если они, при таковом знании воображая иметь нечто великое, хвалятся, когда услаждают любящих удовольствие слуха; то прекрасно и православным не иметь недостатка в силе слова, чтобы низлагать гибельные их оружия. Мне приятно, сын мой, что ты укрепляешься в этом»¹⁸. Таковы воззрения лучших представителей знания и образования рассматриваемой нами эпохи на светскую науку, ее положение в школе и значение. Но и тогда уже можно было слышать голоса крайних ревнителей православной веры, ревностных не по разуму, которые заявляли, что светские науки суть порождения диавола, а потому и вредны для христианских школ. Незнакомство с ними, по мнению таковых ревнителей, есть лучший оплот чистоты веры. С другой стороны из партии иконоборцев раздавались речи об усилении светского образования в ущерб богословскому. Правда, при первых иконоборцах об этом особенно не хлопотали; но во вторую половину иконоборческого периода довольно ясными становятся взгляды ученых представителей этой партии. Средину между двумя крайностями занимали вышеуказанные воззрения лиц действительно образованных.

За средним подготовительным образованием следовал высший курс наук¹⁹. Переходною ступенью к нему считались диалектика и риторика. В старые, давно прошедшие времена язычества, эти предметы составляли завершение всего образовательного курса. В христианской школе высшее место заняла христианская философия, богословие. Кто хотел сделаться образованным человеком, тот должен был закончить курс наук богословием. Школа не задавалась мыслию о практическом подготовлении к жизненной деятельности. В ней совершенно одинаковое получали образование и иерархи церковные, и чиновники, и военачальники. Оттого в Византии были совсем не редкостью случаи посвящения лиц светского звания прямо в высший церковный сан, и таковые лица оказывались с первых же дней подготовленными к новому служению. Византийская школа нашей эпохи скорее сократила бы курс светских наук, чем поступилась бы богословием. Изучение богословских наук в школах того времени считалось столь нормальным и обычным явлением, что об этом многие и не упоминали, когда приходилось говорить о предметах образования. Так, биограф Феодора Студита не упоминает о том, что последний, окончивши светское образование, изучил и богословие. Для него казалось более достойным внимания то, что Феодор хорошо знаком был с светскими науками. Знание богословия в той или другой степени совершенства было явлением обычным. Напротив, широкое знакомство с светским курсом было более редким в то время²⁰.

Таков нормальный план внутренней организации школы рассматриваемой нами эпохи. От элементов грамоты чрез изучение семи свободных искусств она заканчивала курс наук преподаванием богословия. Но много ли в Византии было наличных школ с подобной организацией? Едва ли впадем в ошибку, если скажем, что правительственной не было ни одной школы. Императоры со времен Льва III Исаврянина прекратили выдачу денежного вспомоществования школам. Мы не придадим веры сообщению историков Кедрина и Зонары о сожжении Львом высшей Константинопольской школы с учителями и библиотекою²¹. Но в основу этой легенды легла верная мысль о беспечности императора Льва по отношению к школам и образованию. Он смотрит на последнее, как на затею, мало полезную. Косвенно же Лев стал и гонителем школ, когда открыл преследование монахов, приютивших в своих обителях школьные учреждения. Константин V Копроним оставался верным отцовскому примеру. При Льве школ уже было мало, при Константине они могли бы придти и к совершенному упадку. Но в Византии традиционно передавалась из рода в род любовь к знанию. Школы издавна были более зависимы от общин и частного почина. Один из современников Феодора Студита, Лев еп. Фессалоникский, на вопрос, где он получил образование, выдающееся по тому времени, отвечал: «Грамматику и поэзию я изучил во время пребывания в Константинополе, риторику же и философию, а также арифметику – на острове Андросе. Там, сошедшись с одним ученым мужем, узнал я от него не только некоторые первоначальные правила и основания этих наук, но, насколько желал, приобрел особенное влечение к образованию, обошел соседний материк, побывал в монастырях, пересматривал хранящиеся в них книги, сравнивал их и, влекомый сильным прилежанием, восходил на вершину гор и, упражняясь там, достиг такой высоты познания»²². Таким образом, в самой столице можно было найти учителей светских наук, да и в провинциях еще встречались они. При отсутствии открытых школ, частные лица занимаются преподаванием то по любви к наукам, то по другим расчетам. Гостиница, частный дом, пристань, даже улица часто заменяли школу для любителей.

Возможно предполагать, что Феодор Студит, как сын богатых родителей, имел средства слушать уроки частных учителей. У них он изучил и свободные искусства, т. е. обычный курс светских наук и богословие. Последнее на ряду с духовными лицами могли преподавать и светские лица. Препятствий к этому не встречалось, ни со стороны подготовки, ни со стороны каких-либо узаконенных и обычаем принятых порядков. Как бы то ни было, но сын царского казначея имел возможность приобрести образование лучшее по тому времени и действительно приобрел его. Конечно, тут наряду с сторонней помощью шла и самодеятельность. Феодор «считался у всех отличным по живости природных дарований и добровольному трудолюбию; и не только за это он был уважаем сверстниками и пожилыми людьми, по еще более считался у них достойным удивления по своему поведению: он был предан добродетели, проводил жизнь в чистоте, удалялся сообщества дурных людей и всегда обращался с благоразумными непрестанно посещал молитвенные храмы и собрания и к житиям преждепрославившихся святых, как трудолюбивая пчела к благоуханным лугам, прилагал тщательное и постоянное внимание; и как то, так и другое или, лучше, все вообще он направлял к стяжанию одного блага, т. е. достохвальной и достоуважаемой добродетели, которая услаждает душевные чувства паче меда и сота (Пс. 18:11); ибо этот дивный муж с детства был весьма мудр и предан учению Христову, получив от ипостасной Премудрости Бога и Отца, наставляющей всякий ум и волю и производящей из небытия в бытие, как бы в особенный дар, главнейшую из всех добродетелей, за которою обыкновенно следуют и прочие у людей, не носящих одно пустое название христиан, но оправдывающих самыми делами то имя, которым называются. Ею всецело руководимый, божественный Феодор шел правым и царским путем и был далек от стезей безумия, которое обыкновенно низлагает предающихся ему и низвергает во ад погибели»²³. Из слов, столь обильных риторикой, биографа преподобного ясно, что обращение с людьми благоразумными, посещение храмов, чтение житий святых и других душеспасительных книг содействовали образованию Феодора. Удивительно ли, что из него вышел и благочестивый, и образованный человек и ученый богослов? С колыбели он с молоком матери всосал расположение к христианской добродетели. Образование с элементарной школы велось в строго церковно-богословском духе. Самообразование, т. е. дальнейшее образование, шло в том же направлении. Плод получился соответственный достоинству семян.