Голос из Америки: к вопросу о сближении англиканства с Православием

Одним из замечательнейших явлений в истории христианства за минувшее столетие, без сомнения, должно быть признано знаменательное движение в епископальной церкви Англии и Америки к сближению и, если возможно, к соединению с православною церковью Востока. Это движение, развивавшееся в продолжение нескольких десятков лет, уже имеет теперь свою историю, так как выражалось и доселе выражается не только в богословской литературе, но и в целом ряде попыток со стороны обеих ветвей англиканства вступить, так или иначе, в прямые сношения с православными восточными церквами по вопросу о соединении ¹. Осязательных практических последствий это движение пока еще не имело и вопрос о соединении англиканской церкви с православною как был, так и доселе остается вопросом, но десятки лет, тем не менее, сделали свое дело и положение вопроса в настоящее время уже далеко не таково, каким оно было шестьдесят или семьдесят лет тому назад. В раннюю эпоху сношений стороны слишком мало знали друг друга, так что в начале сороковых годов, напр. Уильям Пальмер серьезно увлекался мыслью доказать, что англиканство в своем вероучении нисколько не отличается от православия. Последующие годы и всё дальше и шире развивавшиеся сношения естественно вызвали потребность выяснить с возможно большею полнотною и обстоятельностью все те сходства и различия, какие существуют между этими вероисповеданиями, так как согласие вероучения должно составлять первое и необходимое условие церковного единения.

В шестидесятых и семидесятых годах при сношениях англиканской и американской епископальной церкви с православными церквами Греции и России, с обеих сторон постоянно и настойчиво высказывается и нередко по возможности осуществляется мысль, что важнейшею задачей сношений, прежде всего, должно быть серьёзное взаимное изучение, только на основе которого эти сношения и могут привести к каким-либо существенным результатам, a потому в настоящее время, после разных, неоднократно бывавших исследований и конференций, ни один из самых искренних сторонников единения, конечно, уже не скажет, что англиканство в своем вероучении нисколько не отличается от православия. Многолетняя эпоха сношений выдвинула целый ряд таких догматических пунктов, в которых символические книги и практика англиканства или явно уклоняются от православия, или выражаются не с достаточною определённостью. Отсюда и в настоящее время для сторонников церковного единения все еще остается не устранённою потребность трудиться над сравнительным выяснением вероучения православной и англиканской церквей, чтобы сделать, наконец, возможным прямой и решительный ответ по вопросу об их соединении.

Весною 1864-го года приехал в Россию пресвитер американской епископальной церкви Фримэн Юнг, секретарь так называемого греко-русского комитета, организованного со специальною целью открыть дружественные сношения с православным востоком. Этот Юнг снабжен был рекомендательными грамотами к православным иерархам от нескольких американских епископов, и, по приезде в Москву и Петербург, шла неоднократная беседа с митрополитами Филаретом и Исидором по вопросу о церковном единении. При этих беседах русские первоиерархи, между прочим, предлагали открыть в каком-нибудь журнале, печатное обсуждение тех догматических вопросов, которые служат предметом разногласия между православной и американской церквами. Митрополит Филарет в отчете о своей первой бесед с Юнгом писал, что их рассуждения привели к заключению: „предложить с обеих сторон вопросы, требующие объяснений, и о них написать, и взаимно сообщить статьи. Получающая сторона будет решать, которая из них может быть напечатана беспрепятственно и с пользой.² А митрополит Исидор ещё подробнее развил эту мысль, как сам свидетельствует об этом, рассказывая о своем свидании с Юнгом. „Я предложил ему“, пишет он, „такой способ письменного собеседования с американским духовенством. Они должны составлять статьи по предметам соглашения, печатать оные в Нью-Йоркском церковном журнале и присылать журнал в Петербург на моё имя. Здесь будут составляемы соответственные статьи, и, по переводе на английский язык, будут отсылаемы, через русского консула в Нью-Йорк барона Остен-Сакена, в редакцию того же журнала. Печатание должно быть с ведома и согласия местных епископов, так как и наши статьи будут предварительно рассматриваемы духовным начальством“³.

Мы не знаем, по каким причинам, но мысль наших знаменитых архипастырей, к сожалению, не была приведена в исполнение. Судя по некоторым сохранившимся после митрополита Филарета, бумагам, можно думать, что дело ограничилось, по-видимому, лишь несколькими единичными и слабыми попытками⁴; предполагавшегося же коллективного и систематического обсуждения спорных между церквами вопросов ни старому, ни новому свету увидеть, ни пришлось.

Почти уже сорок лет прошло с той поры, но в недавнее время в одном из американских духовных журналов нам указали нечто такое, что напоминает мысль Филарета и Исидора и служит до некоторой степени ею осуществлением. Православный иеромонах сербской национальности, о. Севастиан Дабович, подвизающийся в Сан-Франциско, обратился письменно к ученому американскому богослову и священнику Фрэнсису Голлю (Hall), приглашая его к печатному обсуждению тех пунктов разногласия в вероучении, какие существуют между православной и англиканской церквами. Это обсуждение не в дух полемики, а в смысле миролюбивого разъяснения спорных учений ради сближения обоих церквей между собою, представляется о. Севастиану в настоящее время особенно уместным и будет приятно и назидательно для его европейских отцов и братий. Доктор Голль охотно отозвался на призыв и в трёх выпусках американского духовного журнала „The living church»⁵ появились его статьи под заглавием „Церковь и восток», в которых он даёт свое разъяснение на все вопросы, указанные о. Севастианом. Статьи эти представляются нам настолько интересными, что мы считаем не лишним познакомить с ними наших читателей.

Разности, которые отдаляют нас от православных церквей Востока, пишет доктор Голль, накоплялись веками, а долговременно господствовавшее разобщение делает для нас чрезвычайно трудным понимать друг друга. Однако все здравомысляще члены англиканской церкви должны признать высокую важность кафолического соединения, если оно может быть достигнуто без пожертвования жизненными принципами. И хотя, простые разъяснения, не имеющие официального характера, не могут сопровождаться никакими заметными результатами, однако только благодаря таким разъяснениям, частым и свободным, можем мы научиться понимать друг друга и разумно взглянуть на наши разногласия.

Автор считает нужным заметить, что, давая свои разъяснения, он не допускает ни малейшего сомнения в кафолическом достоинстве англиканских церквей. Он твердо убеждён, что обладает тем же самым священством, как и о. Севастиан, и что его епископ разделяет с русским епископом Тихоном⁶ священный сан истинного преемника блаженных Апостолов. Англикане не приходят к восточным в качестве просителей или с каким-либо чувством неуверенности в дарованном им от Бога положении и назначении, но лишь с признанием того факта, что взаимные разъяснения, направленные к осуществлению интересов кафолического единения, всегда требуются высшею любовью. Мы признаём также, что для иностранцев наше положение представляется странным и требует выяснения, чтобы люди востока могли оценить его по справедливости.– Автор уверен, что особенное положение и провиденциальное назначение англиканских церквей не только объясняет некоторые вещи, способные привести в смущение русских богословов, но и отнимает у них тот еретический смысл, какой они с русской точки зрения, по-видимому, имеют–по крайней мере, насколько дело касается официального учения и практики англиканских церквей. –Нужно различать, продолжает автор, учение п практику церкви, в её корпоративном и формальном качестве, и взгляды и обычаи, распространяющееся между её членами без конституционного и церковного утверждения. Это последнее не всегда находятся в полном согласии и ни в какой части кафолической церкви, Востока или Запада, никогда не были такими. Ошибочные взгляды и обычаи могут даже приобрести широкое господство и находить поддержку со стороны школ и иерархов; но пока не санкционированы каким-либо конституционным определением церкви, они остаются на уровне частных взглядов и школьных мнений.

Церкви внушено её Главою и Господом, что если исторгать из пшеницы плевелы, то можно вместе с ними исторгнуть также и пшеницу, а потому только самая тяжкая может оправдать крайние меры против тех, которые по невежеству заблуждаются до такой степени, что восстают против установленного кафолического учения и практики. Таков и был образ действий англиканской церкви со времени: так называемой реформации. Без сомнения в этом отношении по временам заходили слишком далеко, как заходят иногда некоторые пастыри этой церкви и теперь; но правило не угашать курящегося льна имеет божественное освящение и церковь обязана применять его с тем благоразумием и с тою разборчивостью, какие свойственны её служителями.

С шестнадцатого столетия англиканские иерархи имели особенные основания допускать некоторую свободу в применении этого правила. Восстание германских племён против папских повреждений естественно сопровождалось более или менее ослеплённым ожесточением, которое, в конце концов, отдалило многих от исторической веры и строя церкви.

Так возник протестантизм; реакционная и односторонняя система, продукт нетерпеливой и несдержанной ревности, направленной против тех зол, которые и русская церковь осуждает также как и мы. Английская церковь очутилась в тревоге, среди бурной массы предубеждений против многих кафолических идей и обычаев, что было естественным результатом римского искажения. Предметы истинные и святые отвергались многими потому, что их смешивали с теми их искажёнными карикатурами, которые господствовали.

Что же было делать английской церкви? Должна ли она была поступать сурово с этим обременяющим ее урожаем плевелов? Действуя так, она, без сомнения, не была бы верна своему Божественному Учителю. С протестантскими идеями она должна была поступать так, как в давние времена вся западная церковь поступала с языческими идеями варваров, которые ниспровергали римскую империю. Она должна была, сколько возможно долее не спешить с ними и полагаться на то, что закваска её апостольской веры история сама собою возвратит мало-помалу народ, как в ней, так и вокруг её, на древние стези. В таком именно духе смягчены были наиболее раздражающие внешности и выражения её наследия таким, однако же, образом, чтобы ничто жизненное не было отвергнуто или запрещено. Тридцать девять членов составлены были не в качестве точного определения или исповедания веры, но как примирительный акт, направленный к тому, чтобы путём сглаживания болевых вопросов общими фразами утишить бурю того спора, который угрожал тогда большою опасностью и не поддавался немедленному разрешению. Питали надежду, что эти члены могут быть приняты большинством английского народа без ущерба для кафолического учения. Мы не станем утверждать, что тогдашние руководители во всей полноте осуществили эту точку зрения; но Бог был с англиканскою церковью и направил ее на боле твердый и кафолический путь, нежели по какому следовали многие из её членов. Руководимый Духом разум церкви, выражающийся в её официальных деяниях, без сомнения более просвещён, нежели умы отдельных иерархов. Нужно однако же заметить, что и эти иерархи, создавшие церковное законодательство того времени, обращение к кафолической древности выставляли принципом своих действий, даже когда лично и не выполняли всего того, к чему он обязывал.

В результате протестантский элемент, как скоро он не был слишком революционным, удержался в церкви в виде школы или партии и постепенно сглаживался. Процесс этот еще не пришёл к своему концу, но неизменно идёт вперёд. С другой стороны взял свое и элемент консервативный; несмотря на неопределённый н не устойчивый характер членов веры и других символических документов реформаций, он развился, особенно в наши дни, до полного осуществления древних начал и обычаев кафолической церкви, с устранением лишь римских нововведении. Такое восстановление совершается по необходимости медленно и еще более замедляется благодаря непрекращающейся деятельности церкви римской, которая, конечно, поддерживает жизнь и слепых предрассудков шестнадцатого столетия.

История даёт нам полное право настаивать на той точке зрения, что англиканские церкви вовсе не уклонились от своего кафолического наследия, но лишь приняли на себя такую священную миссию, которая неизбежно влечёт за собою господство в среде их членов необычайного разнообразя мнений и обычаев, если следовать тому терпимому и снисходительному образу действий, какой требуется обстоятельствами и одобряется Самим Господом. Когда церковь Англии заявляла свое право устранить папскую тиранию и повреждение, она не устанавливала какую-либо новую религию и история не подтверждает того предположения, что будто бы в английской церкви остались только те учения и обычаи, которые точно установлены в эпоху реформации. Все, что имело силу ранее этой эпохи, осталось в английской церкви и остается в силе и до настоящего времени, как необходимая составная часть, если только ясно не отвергнуто её формальным или официальным деянием.

Корпоративное единение или взаимообщение (intercommunion) между церквами составляет Божественное требование, возлагаемое на всех членов церкви вселенской. Ничто не должно препятствовать осуществлению этого требования, кроме необходимости сохранить основные начала (essentials) Божественно – преданной и вселенски – принятой веры и строя церкви. Допустим, что люди востока замечают многие недостатки в том способе, каким англиканская церковь исполняла свою, Богом ей назначенную, миссию возвращения протестантских душ. Эти недостатки, по мнению автора, не могут служить оправданием для настоящего разрыва в общении, если не может быть доказано, что англиканская церковь виновна в существенном отступлении от основных (vital) членов и обычаев кафолической веры.

Быть может о. Севастиану известно, заключает д-р Голль, что, благодаря господствующим среди нас условиям, которые автор старался разъяснить, некоторые речи и обычаи людей востока получают на взгляд нашего народа такой вид и смысл, который не может быть ими одобрен. 0. Севастиан, без сомнения, скажет, что наш народ понимает восток ошибочно и считает суеверным и римским то, что совсем не таково в действительности. Допустим. Тем не менее это ошибочное понимание составляет лишь другую сторону того факта, что разъяснение требуется с обеих сторон. Нужна любовь, которая терпеливо примет во внимание великую разность наших условий, а потому и различие значения, какое неизбежно получают у нас известные слова и действия.

Мы намеренно изложили эту часть стати д-ра Голля почти в буквальном переводе, так как здесь автор представляет нам свою общую характеристику англиканства, которую, конечно, весьма интересно услышать из уст одного из видных учёных представителей американского духовенства. В англиканской церковной системе есть много неопределённого, невыясненного, или недосказанного, – такого, что может служить и нередко служит предметом разнообразных толкований. Эта характерная черта англиканства, заметно выделяющая его из ряда других христианских исповеданий, естественно вызывает стремление со стороны его просвещённых представителей объяснить так или иначе её происхождение и, по возможности, найти ту высшую идею, которая могла бы служить для неё оправданием. Отсюда в английской духовной литературе мы нередко встречаем попытки охарактеризовать и осветить англиканство, как систему, так, чтобы все в нём стало понятным и получило свое оправдание и смысл. Но как частные пункты англиканства допускают различные толкования, так и при общей его характеристике авторы иногда далеко расходятся, в своих воззрениях. Читая рассуждения д-ра Голля, мы невольно припомнили знаменитую речь недавно почившего лондонского епископа Манделя Крэйтона, произнесенную им в конце 1898-го года на собрании сельских деканов его епархии и в свое время обратившую на себя всеобщее внимание, как по самому своему содержанию, так и потому, что оратор пользовался широкою популярностью, выдающимся учёным авторитетом и, если бы не преждевременная кончина, наверное скоро занял бы Кентерберийский архиепископский престол и стал бы, таким образом, первоиерархом своей церкви⁷. Речь еп. Крэйтона также имела своим предметом общую характеристику англиканства. Оратор, прежде всего, отметил три господствующих в этом отношении взгляда. По одному из этих взглядов, система англиканской церкви есть не что иное, как континентальный протестантизм, полное развитие которого в Англии было лишь отчасти задержано по побуждениям политического удобства. По другому взгляду, англиканская церковь есть та же церковь средних веков, система которой лишь несколько искажена благодаря тем мерам, какие были необходимы для избавления от папского главенства. Теперь, когда это папское главенство и все его политические последствия прошли и сгибли, желательно осторожное восстановление некоторых сторон древней системы, отброшенных лишь из страха папизма. По третьему взгляду, англиканская церковь есть соглашение (compromise) между двумя противоположными стремлениями религиозной мысли и как существуют в Англии две политические партии, сдерживающие одна другую, так имеются и две партии религиозные, между которыми епископы должны поддерживать равновесие. Еп. Крэйтон не принимает ни одного из этих взглядов и, со своей стороны, предлагает еще новую характеристику англиканства. По его воззрению, формула, наилучшим образом объясняющая положение англиканской церкви, состоит в том, что церковь эта утверждается на принципе обращения к здравому учению (an appeal to sound learning). Вождям англиканской церкви XYI столетия предстояла задача освободить основы истины от массы скопившихся подле неё мнений. Для осуществления этой задачи и обратились к здравому учению, находя его в Свящ. Писании, в творениях древних отцов и в порядках первенствующей церкви. Содержание книги общих молитв, по мнению Крэйтона, будто бы удивительно соответствует именно тому, что было достоянием первенствующей церкви. Эта книга замечательно свободна от полемической окраски и стремится только к тому, чтобы выставить истину в её чистоте и в её надлежащем размере. Англиканская церковь отстраняет все, что не относится к истине; она избегает определений по таким вопросам, которые возникли лишь от человеческого любопытства; она скупа на отрицания в тех предметах, где и утверждение, н отрицание одинаково невозможны. Эта характеристическая особенность и дала повод к неосновательному утверждению, что будто бы англиканская церковь представляет собою компромисс⁸. Из теории еп. Крэйтона, все неопределенное и недосказанное в англиканской церковной системе существует, следовательно, потому, что так и должно быть, что таково здравое учение, раскрытое в Свящ. Писании, в творениях древних отцов и в практике первенствующей церкви, а потому требовать точных определений, непременных утверждений или отрицаний по всем спорным вопросам, значит насиловать истину и удовлетворять лишь человеческому любопытству.

Далеко не такова характеристика англиканства у д-ра Голля. В отношении к своей церкви он заявляет себя совсем не таким горячим патриотом, как епископ Крэйтон. Правда, он не допускает ни малейшего сомнения в кафолическом достоинстве англиканской церкви и в действительности её священства, но вместе с тем он далек и от того, чтобы считать её совершенною выразительницей здравого учения и полным отображением церкви первенствующей. Он не отрицает, что в англиканской церкви не мало плевелов и что в смутное время реформационного движения её деятели, увлеченные страстным возбуждением борьбы, не сумели отличить с должным вниманием предметы истинные и святые от римских искажений и нововведений, а потому вместе с этими искажениями отбросили иногда и то, что имело вполне кафолическое достоинство. Он утверждает, что при общем суждении об англиканстве нужно строго различать его церковное учение, выраженное в официальных постановлениях, от частных мнений, которых могут держаться его отдельные представители. Что-же касается этих официальных постановлений, то, благодаря особенному, принятому англиканскою церковью, образу действий, в котором автор видит даже её провиденциальное назначение, эти постановления составлены в таком примирительном духе, что поставляют своею задачей не точное определение предметов веры, а укрощение спора общими фразами с тем лишь условием, чтобы не было отвергнуто что-либо существенное. Отсюда автор считает себя вправе утверждать, что, с одной стороны, вероучение современного англиканства не исчерпывается лишь тем, что выражено в его определениях; но предполагает и всё, существовавшее до эпохи реформации, как скоро оно точно и ясно не отвергнуто. С другой стороны, и единение между церквами должно касаться лишь основных начал, лишь того, что имеете существенное значение. Признавая таким образом в англиканской церковной системе некоторые несомненные несовершенства, д-р. Голль старается лишь ослабить их значение, или объяснить их происхождение и существование особенным назначением англиканской церкви, возложенным на неё Самим Богом. С такой именно точки зрения и нужно, по мнению автора, смотреть на те вероисповедные разности, какие существуют между англиканством и православием востока.

В следующих двух номерах журнала американский богослов дает свои разъяснения на указанные о. Севастианом пункты, причем эти разъяснения представляют собою последовательное применение тех основных начал, какие только что высказаны автором в его общих замечаниях.

I. На первом месте о. Севастіанъ указывает ту разность англиканства с православием, что англиканская церковь не признает полного седмеричного числа вселенских соборов.

Заявив, что в данном случае дело касается лишь седьмого вселенского собора, т. е. 2-го Никейского 787-го года, д-р Голль, прежде всего, кратко излагает сущность его определения по вопросу об иконопочитании заключающуюся, как известно, в различении понятий: «λατρεία» и «Προσκὺνησις». Западная церковь, разъясняет автор, на Франкфуртском соборе (794 г.) отвергла собор Никейский только потому, что, благодаря неточному переводу, приписала этому собору ту ложную мысль, что будто бы он предписывал поклонение иконам в смысле их обоготворения. В действительности же Франкфуртский собор в своем учении об иконопочитании был вполне согласен с собором Никейским, так как оба они одинаково настаивали на той мысли, что поклонение должно воздаваться не самим иконам, а тем, кто изображен на них. Еще задолго до эпохи реформации седьмой собор был уже надлежащим образом понят на западе и принят всею церковью в качестве вселенского. He подлежит сомнению, что молчаливо или подразумевательно (implicitly) он принят был и церковью Англии. Вопрос, таким образом, в том, было ли это принятие отвергнуто со времени реформации? He следует отвечать на этот вопрос ссылками на мнения отдельных богословов–писателей. Англия в XVI столетии не устанавливала какую-либо новую религию и не принимала на себя задачу пересмотреть вновь (de novo) все основы церковного учения. Все, что хранила английская церковь дотоле, осталось у неё и впредь, за исключением лишь того, что было изменено её специальными определениями. Относительного седьмого собора англиканская церковь в эпоху реформации не высказалась ни за ни против, а следовательно её отношение к нему осталось таким же, каким было до реформации. Нужно, конечно, признать, что многие из англиканских писателей отвергали седьмой собор; но в этом случае, они были жертвою того же недоразумения, как и собор Франкфуртский. При чем их образ действий вызван был теми суевериями, с которыми сопряжено было иконопочитание в церкви римской.... С преуспеянием в нашей среде более просвещенного кафолического настроения, взгляд на этот, как и на другие вопросы стал яснее и правильное употребление икон стало быстро распространяться. Истинное учение седьмого собора уразумели лучше и различные англиканские журналы, включая, в том числе руководящий орган англиканского исповедания „Church Quarterly Review», выступили за признание семи вселенских соборов. Нужно, однако, заметить, заключает автор, что наш народ, по природе своей, менее способен к внешним излияниям своих чувств, чем люди востока. С нашей стороны, падение ниц пред иконами, как это делают восточные, имело бы тот именно смысл, какой осужден седьмым собором как λατρεία. От нас можно ожидать лишь почтительного употребления икон и изображений, как вспомогательных средств для возбуждения нашего благоговения к Богу, как единственному предмету поклонения, а этим и осуществляется тот основной принцип, который утвержден седьмым собором.

Православному человеку, конечно, весьма отрадно, если действительно, как уверяет д-р Голль, в современной англиканской церкви уразумели истинный смысл учения 2-го Никейского собора об иконопочитании и теперь уже становятся на сторону признания всех семи вселенских соборов. Что же касается той мысли автора, что будто бы англиканская церковь в эпоху реформации не высказалась ни за ни против седьмого собора, то с этим мы не совсем можем согласиться. Правда, в „книге общих молитв“ и в „членах веры“ относительно количества признаваемых англиканскою церковью вселенских соборов не имеется никаких указаний; но есть еще один литературный памятник, эпохи реформации, которому также приписывается символическое значение и авторитет которого с решительностью утверждается 35-м членом веры. Это „книга гомилий», а в ней ясно говорится, что только шесть вселенских соборов признаются и принимаются всеми⁹. Едва ли вполне прав автор и в том случае, когда отрицание седьмого вселенского собора приписывает лишь „многим из англиканских писателей» (many of our writers). По-видимому, этому отрицанию нужно дать гораздо более широкое значение. В нашем распоряжении есть несколько ученых комментариев на 39 членов веры. Эти комментарии составлены известными, авторитетными иерархами и богословами Англии и Америки, имеют в своей церкви руководственное значение, выдержали по нескольку изданий и употребляются в духовенстве и в богословских школах в качестве пособий и все они единогласно утверждают, что англиканская церковь признает вселенскими соборами только шесть первых.¹⁰ Если отрицание седьмого собора проповедуется даже в распространенных богословских руководствах, то едва ли можно признать его лишь мнением отдельных, хотя бы и „многих», писателей.

Прежде рассуждений об одном из вселенских соборов следовало бы, нам кажется, о. Севастиану и д-ру Голлю остановиться на надлежащем разъяснении вопроса о том, каково вообще отношение англиканской церкви к авторитету вселенских соборов. В 21-м члене веры эта церковь заявляет, что «вселенские соборы (поскольку суть собрания людей, из коих не все управляются духом и словом Божьим) могут погрешать, и иногда погрешали, даже в предметах Божественных (even in things pertaining unto God). Посему то, что определено ими как необходимое для спасения, не имеет ни силы, ни авторитета, если не может быть выяснено, что оно заимствовано из священного писания». Правда, упомянутые нами комментаторы толкуют этот член так, что он почти совсем утрачивает свой, соблазнительный для православного человека, характер; но соответствуют ли их толкования истинному смыслу члена и вполне ли приближается, при таких толкованиях, англиканское воззрение к православному это еще вопрос.

II. Англиканская церковь, говорят, не признает семи таинств. Вопрос в этом случае должен быть, по мнению автора, несколько ограничен. Англиканская церковь до настоящего времени продолжает заботиться о совершении шести из них, а именно: крещения, конфирмации, евхаристии, покаяния, священства и брака. Кроме того, обряд, предписываемый для всех этих священнодействий, ясно учит, что они суть истинные орудия Божественной благодати, что и составляет смысл sacramentum или μυστήριον. Без сомнения многие у нас несогласно богословствуют по этому вопросу, но церковь, как таковая, безошибочно предписывает чадам своим шесть вселенских таинств. Разность здесь только в одном: обращение к священнику для исповеди и разрешения она предоставляет совести своих членов, не постановляя никакого решительного правила. Вопрос, таким образом, ограничивается таинством помазания (unction-елеосвящение). Его употребление было установлено в первом издании „книга общих молитв“ 1549-го года. Во втором своем издании, 1552-го года, та же книга, совершенно умалчивает о помазании; но вместе с тем настойчиво утверждает, что первое издание не содержало в себе ничего суеверного или нечестивого.¹¹ В результате оказалось, что с 1552 года в англиканской церкви нет никакой установленной формы для совершения помазания,¹² хотя обряд этот не подвергся никакому осуждению или запрещению. Некоторые продолжали употреблять его, а в последнее время он быстро получил широкое распространение. Мы, продолжает автор, смотрим на эту утрату точного установления относительно помазания с беспредельным сожалением и надеемся, что наступит время, когда кафолическое настроение приобретёт достаточно силы, чтобы обеспечить восстановление этого обряда в числе наших установленных чинопоследований. Это один из самых крайних примеров той, упомянутой автором, церковной политики шестнадцатого века, которая стремилась устранить все то, что наиболее раздражало толпу, и тем угрожала уничтожить и все кафолическое. – Примирительная система англиканской церкви побудила ее в 25 члене веры заявить: „те пять, обыкновенно называемые таинствами, т. е. конфирмация, покаяние, священство, брак и последнее помазание, не должны считаться таинствами евангелия, так как они частию образовались (т. е. относительно тогдашних способов их совершения) из неправильного следования апостолам, частию же суть состояния жизни дозволенные Писанием, но не имеют такой же природы таинств, как крещение и вечеря Господня, ибо не имеют никакого видимого знака или обряда, установленного Богом». Язык этого члена очевидно апологетический и примирительный. Его нельзя считать отрицанием меньших таинств, ибо для четырех из них установления сохранены. Здесь лишь простое осуждение тех римских повреждений, которые накопились в способе их совершения, и напоминание о том, что видимый знак их не установлен Христом, но предоставлен определению церкви. Мы охотно признаем, заключает автор, что таинство помазания не имеет у нас такого ясного установления, какое бы ему подобало, но мы отрицаем, что будто бы оно как благодатное средство, совсем у нас отвергнуто. Таким образом церковь наша до некоторой степени держится признанием семи таинств, т. е. того положения, что каждое из них есть истинный знак и орудие Божественной благодати. И значение помазания начинает признаваться даже некоторыми из наших более «умеренных» епископов.

Итак, д-р. Голль желает уверить нас, что англиканская церковь в существе дела признает все семь таинств. По его мнению, сомнение может быть только относительно елеосвящения; но и его значение, как орудия Божественной благодати, англиканскою церковью признается, a видимый знак его, т. е. обряд помазания, не отвергнут и не запрещен. Очень приятно, если бы было так; но, к сожалению, эту мысль никак нельзя назвать бесспорною. Мы знаем, правда, что очень многие из англикан склонны до известной степени к принятию седмеричного числа таинств и открыто, высказывают свое воззрение в печати; но это обстоятельство никак ещё не дает автору права утверждать, что будто бы и вся англиканская церковь, как целое, придерживается такого учения. Единственное основание, приводимое автором в подтверждение своей мысли, заключается в том, что все православные таинства и в англиканской церкви признаются орудиями Божественной благодати; но шаткость такого основания не трудно понять, как скоро мы припомним, что и всякий обряд и всякая молитва суть также орудия Божественной благодати, однако не имеют значения таинств. Наряду с этим соображением необходимо, кроме того, иметь в виду, что в 25 члене веры и в катехизисе англиканская церковь ясно и решительно заявляет своё исповедание только двух таинств: крещения и вечери Господней. Англиканское учение о таинствах в чинопоследованиях „книги общих молитв“, в „членах веры“, в „книге гомилий» и в „катехизисе“ изложено так не ясно и так противоречиво, что служит предметом многих споров и различных толкований¹³, a потому слишком смелое и поверхностное разрешение автором сложного вопроса ни для кого не может показаться убедительным.

III. В англиканской церкви недостает признания учения о пресущёствлении. По мнению д-ра Голля, разность здесь скорее в словах, в терминах, чем в учении, термин же „пресуществление» никогда не был установлен в церкви каким-либо актом, имеющим вселенское значение и в разных частях церкви понимается различно. Тот смысл этого термина, который привел англиканскую церковь к его отрицанию, ясно указывается в 28-м член веры, когда этот член заявляет, что пресуществление „ниспровергает природу таинства». ІІодразумеваемое здесь народное учение означало словом «субстанция» физические элементы хлеба и вина во всей их целости и отрицало, что освященные виды могут быть в истинном смысле названы хлебом и вином. ІІроповедывалась таким образом физическая перемена, вследствие которой таинство евхаристии состоит уже только из одной стороны–Тела и Крови Христа, причем внешние чувства предполагаются обманывающимися. Правда, не Тридентский собор учил таким образом, но таково было народное учение того времени, а потому термин «пресуществление» и не мог быть принят, как скоро с ним соединялось подобное учение.

Более утонченный взгляд, выставленный Тридентским собором, хотя и свободен от такого грубого материализма, утверждается на схоластической теории, что субстанция и акциденции суть вещи различные и могут быть отделимы друг от друга. Тридентское определение представляет собою попытку, изъяснить метафизически, каким образом, хлеб и вино становятся чрез освящение, Телом и Кровью Христа. В результате таким образом оказывается, что термин «пресуществление» служит для нас выражением одного из двух взглядов: или первого, материалистического, который должен быть отвергнут, или второго, метафизического, который представляет собою попытку изъяснить то, что никогда не было раскрыто в откровении. При таком положении дела, наше отрицание этого термина совсем не означает того, чтобы мы отрицали свидетельство Христа и кафолической веры, что освященные виды истинно суть Тело и Кровь Христа...

Англиканская церковь учит в своём катехизисе, что «внутренняя сторона или предмет обозначаемый» есть «Тело и Кровь Христа», прибавляя, что способ их усвоения духовный. Когда таинство преподается, священнику предписано обозначать то, что он преподаёт, как «Тело Господа нашего Иисуса Христа» и «Кровь Господа нашего Иисуса Христа». Таким образом, хотя немало можно встретить у нас несовершенных и протестантских мнений об этом предмете, но церковь наша в своём официальном учении согласна с Востоком, что слова нашего Господа должно принимать с полною верой и не в смысле иносказательном. Кроме того, и настроение частных мнений склоняется у нас к принятию именно такого учения. Мы согласуемся со св. Иустином мучеником, св. Иринеем, двумя свв. Кириллами и св. Іоанномъ Дамаскиным, из которых ни один не употреблял термина «пресуществление».

Свою речь об этом предмете автор заключает заметкой по поводу коронационной присяги, недавно произнесенной королём Эдуардом VII, текст которой вызвал, как известно, большой шум в печати и в обществе своими резкими выражениями, между прочим, относительно пресуществления. Автор говорит, что эта присяга иметь исключительно политическое значение. Английский король не духовный глава церкви, а светский (temporal), и никакой акт короля или парламента не может касаться догматического положения церкви, если он не принят конвокацией. Присяга, о которой идёт дело, была составлена парламентом без участия церкви и притом в такую эпоху, когда политическое положение Рима было для Англии источником опасности, а потому речь её повсюду направлена против господствовавших римских злоупотреблений. Во всяком случае, эта присяга совсем не церковный документ и власть короля над церковью не простирается до таких пределов, чтобы он мог составлять или изъяснять церковные вероизложения. Весьма многие из современных членов англиканской церкви неодобрительно относятся к выражениям присяги, признавая их излишне резкими и соблазнительными. Церковь американская стоит, конечно, в этом случае совершенно в стороне.

Итак, автор думает, что по вопросу о пресуществлении несогласие православия с англиканством заключается скорее в словах, чем в учении. Соответственно этому он и старается разъяснить, что англиканская церковь отвергает собственно только термина „пресуществление», так как в нём будто бы заключается материалистический смысл, или же тенденция разъяснить то, что не должно подлежать разъяснению. Что же касается самого учения о таинстве причащения, то в нём будто бы англиканская церковь следует древним отцам и „согласна с Востоком“, утверждал, что слова Господа должно принимать не в иносказательном смысле и что освященные виды исинно суть Тело и Кровь Христа. Однако не трудно видеть, что в настоящем случае д-р Голль далеко не отличается точностью. Дело совсем не в термине, а в самом существе того учения, которое им выражается, так что если бы мы оставили, например, в стороне слово „пре- существление» и заменили его при изложении восточного учения словом „преложение“, существенная разность между православием и англиканством тем самым нисколько бы не устранилась. Православная церковь учит, что в таинстве причащения «присутствует Господь наш Иисус Христос, не символически, не образно, не преизбытком благодати, как в прочих таинствах, не одним наитием,.... и не чрез проницание хлеба... но истинно и действительно, так, что по освящении хлеба и вина, хлеб прелагается, пресуществляется, претворяется, преобразуется в самое истинное тело Господа, которое родилось в Вифлееме от Приснодевы, крестилось во Иордане, пострадало, погребено, воскресло, вознеслось, сидит одесную Бога Отца, имеет явиться на облаках небесных: а вино претворяется и пре- существляется в самую истинную кровь Господа, которая, во время страдания Его на кресте, излилась за жизнь мира.... По освящении хлеба и вина остаются уже не самый хлеб и вино, но самое тело и кровь Господня, под видом и образом «хлеба и вина»¹⁴. Вот это то православное учение о преложении, пресуществлении, претворении, или превращении хлеба и вина в тело и кровь Господа англиканская церковь решительно отвергает. В 28 члене веры она говорит: „пресуществление (или изменение существа хлеба и вина) в вечери Господней не может быть доказано Свящ. Писанием; оно противоречит ясным словам Писания, ниспровергает природу таинства и подало повод ко многим суевериям. Тело Христа дается, приемлется и снедается на вечери только небесным и духовным образом. Средство «коим тело Христа приемлется и снедается на вечери есть вера».¹⁵ В книге общих молитв, в конце чина литургии в особом примечании, мы читаем, что предписанием коленопреклонения при приобщении „совсем не имеется в виду и не вменяется в обязанность никакое поклонение (adoration) в отношении к принимаемым телесным образом сакраментальным хлебу и вину, или в отношении к какому-либо телесному присутствию естественных плоти и крови Христа, ибо сакраментальные хлеб и вино продолжают оставаться в их естественной сущности, а потому и не могут быть предметом поклонения. Это было бы идолослужение, от которого должны отвращаться все истинные христиане. Естественные тело и кровь нашего Спасителя Христа суть на небесах, а не здесь, и было бы противно истинности естественного тела Христова пребывать в одно время более, нежели в одном месте». По смыслу вероизложений и разъяснению их толкователей англиканская церковь, отвергая пресуществление, исповедует лишь учение о действительном присутствии (real presence) Христа в евхаристии, но присутствии не телесном (corporal), а духовном (spiritual)¹⁶, при чем, в точнейшем определении этого присутствия, богословствующая мысль современного англиканства иногда так далеко уклоняется от истины, что обнаруживает даже наклонность приписать ему лишь субъективное значение в отношении к душе верующего.¹⁷ При таком положении дела, очевидно, никак нельзя утверждать, что по вопросу о пресуществлении разность между англиканством и православием заключается скорее в словах, чем в учении.

Что касается замечаний д-ра Голля по поводу коронационной присяги, то они поставляют своей задачей показать, что, с точки зрения религиозных вопросов, этому документу, как вообще, так в частности и в его выражениях относительно пресуществления, не следует придавать значения. Насколько правильно такое воззрение автора, нам разбирать нет никакой надобности, как скоро мы видели и знаем, что по вопросу о пресуществлении присяга, хотя быть может и в несколько более резких чертах, выражает, в сущности, то самое учение, которое исповедуется англиканскою церковью в документах, имеющих несомненное символическое значение.

IV. Англиканская церковь дозволяет слишком много свободы, или злоупотребление свободой, в личном толковании Библии.–На это автор отвечает, что 1) церковь англиканская не признает действительными те толкования писания, которые противоречат вере, раз навсегда переданной святым, а 2)злоупотребление свободой существует у нас лишь в известных ограниченных пределах, причём к нему относятся не с дозволением, а скорее только со снисхождением. В этом случае применяется та упомянутая выше, политика, которая состоит в терпеливом воздержании от гашения курящегося льна. Нельзя отрицать того факта, что по крайней мере в некоторых случаях наши прелаты были слишком слабы и дозволяли оставаться безнаказанными таким толкованиям Писания, которые совсем извратили бы веру церкви, если бы получили широкое распространение. Однако господствующее стремление нашего народа к более полному и твердому хранению своего кафолического наследия, стремление особенно выразившееся с 1833 года, показывает, что эта слабость дисциплины не послужила во вред кафолическому характеру англиканской церкви. Остается фактом, что эта церковь, в своих официальных вероизложениях продолжает проповедовать ту кафолическую веру, которая должна определять для верующих истинный смысл Писания. В 20 члене веры церковь удерживает за собою решающую власть относительно спорных вопросов веры, ясно, однако утверждая в том же самом члене необходимое согласие своего учения с Писанием. – Без сомнения, и восточные признают, что кафолическая церковь никогда не придерживалась такого порядка, чтобы определять смысл каждого текста Писания; она проповедовала лишь основные учения, которые могут быть найдены в Писании при правильном его толковании. Соответственно такому принципу, личному толкованию всегда представлялась некоторая свобода.

Мы не знаем, что собственно побудило о. Севастиана указать на слишком большую свободу, или на злоупотребление свободой, в изъяснении свящ. Писания, как на одну из существенных разностей, отличающих англиканство от православия; но думается, что в этом отношении англиканская церковь едва ли заслуживает особенного упрека. Протестантского принципа свободы личности в толковании Библии она не проповедует; напротив, настойчиво внушает, что за руководством в этом случае следует обращаться к апостольской и первобытной древности, выражающейся в древних общепризнанных символах н в определениях первых бесспорных вселенских соборов¹⁸. Если бывали иногда англиканские богословы, допускавшие слишком широкий произвол в изъяснении Писания, то подобные явления, возможные, конечно, и не в одном англиканстве, мы не имеем права ставить в прямой упрёк церкви, тем более что та же церковь дала миру и целый ряд таких выдающихся исследователей н толкователей Библии, трудами которых с признательностью, пользуются и православные богословы. Если зашла речь об отношении англиканства к свящ. Писанию, то, нам думается, гораздо более следовало бы указать не на способ его толкования, а на самое определение его значения, как источника христианского учения. В этом пункте англиканская церковь существенно отличается от православной. В 6-м члене веры она провозглашает: „Священное Писание содержит все необходимое для спасения, так что чего не читается в нём, или что не может быть из него доказано, относительно того нельзя ни от кого и требовать, чтобы он веровал в это как в члене веры, или признавал это потребным или необходимым для спасения». Та же мысль повторяется и в 20-м члене, где мы читаем: „хотя церковь – свидетельница и хранительница Св. Писания, однако она, как не должна определять чего либо противного ему, так и то, чего нет в нём, не должка заставлять признавать необходимым для спасения».¹⁹ Настаивая, таким образом, на исключительном авторитете Свящ. Писания, англиканская церковь, в отличие от православной, совершенно отвергает самостоятельное значение Свящ. Предания, как источника христианского учения.

V. Большинство англикан отказывают в духовной помощи почившим верующим и в духовом утешении живущим, отвергая молитвы за умерших. Действительно, отвечает автор, нельзя отрицать того, что большинство нашего народа уклонилось в этом отношении от своих обязанностей, но причина такой небрежности ослабляет её значение. Эта причина состояла в том, что в эпоху реформации молитвы за умерших тесно соединялись с тяжкими заблуждениями и злоупотреблениями, каковы были римское учение о чистилище (о физических мучениях за грехи), притязание папы давать индульгенции, освобождающие от этих мучений, а также злоупотребление особенными заупокойными мессами с обильною платой за их совершение. Отложившиеся от папского престола зашли слишком далеко в своей реакции и в этом случае пренебрегли древним, спасительным учением и практикой. Англиканская церковь однако, не отвергла молитв за умерших. След их остается в нашей литургии, а выражения молитвы, произносимой над умирающим при его кончине, таковы, что предполагают Божественный приговор после смерти. В настоящее время эта молитва все чаще и чаще употребляется в соединении со службой погребения. Не подлежит сомнению, что пренебрежение к умершим в наших молитвах скоро будет исправлено. Наши лучшие писатели уже настаивают на восстановлении забытой практики и таким образом зло, наверное, со временем устранится.

Итак, автор уверяет нас, что устранение в англиканской церкви молитвы за умерших обусловливалось случайными причинами и скоро наступит пора, когда древнее спасительное учение и практика будут восстановлены. Дай Бог! Православные люди такому обороту событий будут, конечно, искренно радоваться, но реформа, без сомнения, должна быть произведена авторитетом церкви и сопровождаться соответствующим изменением в её символических книгах, в которых в настоящее время мы не совсем находим то, что желает усматривать в них автор. По его мнению, следы молитвы за умерших сохранились в англиканской литургии, но мы таких следов не нашли. Единственная литургийная молитва, воспоминающая об умерших, говорить: хвалим Твое святое Имя за всех рабов Твоих, отошедших из сей жизни с верою и страхом, умоляя Тебя даровать нам благодать так последовать их добрым примерами, чтобы вместе с ними мы могли быть причастниками Твоего небесного царствия»²⁰.....

Молятся англикане в этой молитве, очевидно, только за себя, а никак не за умерших. – Автор ссылается далее на выражения молитвы, произносимой над умирающим. В чине посещения больного, в двух предпоследних молитвах, мы действительно находим кое-что, по-видимому, близко относящееся к интересующему нас вопросу, a именно, здесь читается: „так как по всей видимости близко время его (т. е. больного, над которым читается молитва) разрешения, то устрой и приготовь его, молим Тя, к часу смерти, чтобы, после его отшествия отсюда в мир милости Твоей, душа его могла быть принята в Твое вечное царствие"…. Следующая молитва гласит: „смиренно предаём в руки Твои душу сего раба Твоего, дорогого брата нашего, как в руки верного Творца и премилосердного Спасителя, смиренно умоляя Тебя, да будет она драгоценною в очах Твоих. Омой ее, молим Тя, в крови того непорочного Агнца, который заклан чтобы взять грехи мира, дабы очистившись и избавившись от всяких скверн, приобретенных среди сего жалкого и осквернённого мира от похотей плоти и козней сатаны, могла она предстать пред Тобою чистою и без порока“²¹. Не подлежит никакому сомнению, что предметом молитвы служит здесь будущая судьба души человека за гробом; но человек этот, над которым так молится англиканская церковь, еще жив, а потому её настоящая молитва не имеет ничего общего с молитвой за умерших, так как всякий, конечно, может молиться и молится о загробной судьбе себя и своих живых собратий. – Автор говорит, что в настоящее время эта молитва очень часто присоединяется к чину погребения. При таком порядке она, конечно, является несомненною молитвой за умерших, но порядок этот должен быть не проявлением частного произвола отдельных лиц, а установлением церкви. Что же касается англиканского чина погребения в его настоящем виде, то в высшей степени характерную черту его составляет полнейшее отсутствие даже всякого намека на молитву за того умершего, над которым он совершается. Ясно, что англиканская церковь доселе не желала предписывать молитвы за умерших, хотя в будущем может быть и пожелает, так как категорического отрицания или запрещения такой молитвы в её символических книгах нет. А наше превосходное песнопение „со святыми упокой“, как известно, давно уже переведено на английский язык и не один раз исполнялось публично.

VI. Большинство англикан питают сильное нерасположение (aversion) к почитанию, оказываемому и долженствующему прославленным святым. – По мнению автора, это справедливо отчасти, но не вполне. В некоторой степени англикане почитают память святых, так как в календаре соблюдают дни святых, причём церковь предписывает на литургии специальные коллекты, апостольские и евангельская чтения. Особый день выделен даже в честь „всех святых“, первого ноября. Это показывает, что принцип почитания святых находит у нас ясное выражение. – Нельзя однако же не признать, продолжает автор, что этот принцип не раскрывается у нас так, как должно. Невнимание к нему обусловливалось, без сомнения, враждебным отношением к тому, что в господствовавшем римском способе призвания святых, представлялось идолопоклонством. Когда мы отвергали папскую тиранию, господствовал обычай, беспрепятственно продолжающийся в римской церкви и доселе, употреблять при призвании святых выражения, ставившие, по-видимому, Пресвятую Деву и других святых в такое положение ходатаев, которое принадлежит исключительно Господу. Примеры таких выражений бесчисленные и могут быть найдены почти в каждом римском молитвенник. В популярных произведениях доказывалось и доселе доказывается, что некоторые святые даже более милостивы и готовы спасти нас, чем Сам Христос, и такое идолопоклонство было почти повсеместным. – Вследствие этого англиканская церковь, ничего не говоря о более древнем и здравом обычае, осудила в своём 22 члене веры практику римскую, и, для избежания идолопоклонства, столь широко распространённого среди невежд, сочла за лучшее не делать никакого официального установления относительно призвания святых. То было время, когда и полезные обычаи с полным правом можно было оставить, если они не были существенны и на практике вели к идолопоклонству. При таких обстоятельствах, едва ли может быть предметом осуждения, что призывание святых впало у нас в немилость. Бесспорно, что этот обычай после – апостольского происхождения, Свящ. Писание не говорит о нём и церковь своим вселенским авторитетом никогда его не требовала. – Мы никогда не переставали веровать той истине, что святые помогают нам своими молитвами, и лучше наши писатели не отрицают, что просить святых об их молитвах законно, если только святые не превозносятся при этом выше сотворённого. Мы признаём также, вместе с восточными, что особенная святость даёт ходатайствам святых большую силу, хотя всегда это лишь сила молитвы и мы не допускаем, чтобы какой-либо святой обладал преимуществом выступать за пределы молитвы тварной. В настоящее время уже есть среди нас такие, которые восстановили обычай призвания святых именно в таком не идолопоклонническом смысле. – С точки зрения этих разъяснении нужно, по мнению автора, смотреть и на выражения королевской присяги относительно призвания святых. Они касаются практики римской церкви и только эту практику имели в виду составители присяги. Не было, конечно, никакого намерения обвинять в идолопоклонстве людей востока.

В своих разъяснениях по этому пункту автор, таким образом, подтверждает, что англиканская церковь допускает только почитание святых, но не молитвенное их призывание, причём выражением почитания служат особенные дни и особенные службы, назначаемые в честь святых. И самые службы эти однако как нельзя яснее выражают ту существенную разность, какая имеется в отношениях к святым церкви православной и англиканской. В книге общих молитв двадцать дней года посвящены памяти святых. На каждый из этих дней имеется особая молитва (collect), в которой воспоминается имя и деятельность празднуемого святого; но ни в одной из этих молитв нет ни малейшего намека на призывание, т. е. обращение к самому святому с просьбой о его благодатной помощи и ходатайстве за молящихся пред Богом. Англ. церковь в этих молитвах только воспоминает о святых и их подвигах, как об образцах достойных подражания; но с своими прошениями обращается только к Богу и единственному Ходатаю–Христу. Отрицательное отношение англ. церкви к призванью святых автор объясняет римскими злоупотреблениями, приближавшимися к идолопоклонству, что будто бы и побудило ее воздержаться от всяких положительных установлений, в этом смысле. Исторически такое объяснение совершенно верно; но не подлежит сомнению также и то, что англикан. церковь зашла в своём отрицании дальше, чем следует, она не ограничилась только воздержанием от положительных предписаний относительно призывания святых, но прямо и решительно высказалась против него, провозгласив в 22 члене веры: „римское учение относительно чистилища, индульгенций, служения и поклонения иконами и мощам, a также призывания святых, есть глупость (a fond thing) суетноизмышленная, не основанная ни на каком свидетельстве Писания, но скорое противоречащая Слову Божию“.– При таком резком заявлении и при отсутствии в англиканском богослужении хотя бы малейших намёков на призывание святых, речи нашего автора о том, что англикане никогда не переставали веровать в благодатную помощь святых, признавали особенную силу их ходатайства и считают законным обращаться к ним с молитвами, – возбуждают в нас лишь надежду на будущее, а никак не уверенность в настоящем.

VII. Картины и предметы возбуждающие и укрепляющие веру англиканами отвергаются. – Что касается картин, отвечает на это автор, то наше к ним отношение достаточно ясно уже из того что было сказано об иконах. Картины у нас не отвергаются и употребляются во многих из наших церквей, хотя не в таком обилии, как на востоке, и не с такими демонстративными проявлениями почитания, какие оказываются им людьми востока. Если бы англикане с такими же церемониями стали относиться к свящ. изображениям или мощам, то их действия означали бы больше того, что своими церемониями выражают люди востока. Для нас падения ниц и коленопреклонения означают, или склонны означать, обоготворение, Zargeia. Почтительная заботливость, с какой мы относимся к священным изображениям, к могилам наших усопших святых и вообще к священным предметам, при нашем менее демонстративном способе выражать свое почтение, вполне соответствует гораздо более торжественным действиям людей востока. Некоторым из нас, не представляющим того, как различны обычаи далёких друг от друга племён, восточный способ почитания сотворённых существ и предметов кажется святотатственным. В существе дела, обе церкви – восточная и англиканская – выражают в принципе одно и то же, хотя действуют весьма различно. Правда, заключает автор, есть между нами такие, которые, из страха пред Римом, много утратили в своём естественном чувстве почтения к святыне; но большинство чтит священные сооружения и священные предметы, выражая свое почитание, конечно, своим способом, более простым, чем на востоке.

Итак, нашему автору думается, что по вопросу о почитании свящ. изображений и святых мощей между православием и англиканством, в существе дела, нет никакой разности. Англикане, утверждает он, почтительно употребляют священные изображения и чтят могилы святых, а если способ, каким они выражают свое почтение, много отличается от православного, то это зависит не от разности воззрений на предмет, а от неодинаковых свойств народного темперамента. Согласиться с таким объяснением мы не считаем возможным. Иное дело вообще почтительное отношение к какому-либо предмету и совсем другое – религиозное почитание. И мы ведь с особенным почитанием относимся напр.: к портретам государей, или к могилам великих отечественных иерархов и героев, но это чувство совсем однако же не то, с каким мы преклоняемся пред священ. изображениями и мощами святых и подводить эти чувства под одну категорию значит смешивать предметы далеко не однородные. Ссылка автора на особенные свойства народного темперамента в данном случае нам не представляется убедительною. В среде английского народа есть миллионы римских католиков и в способе, каким они выражают свое благоговение пред священ. изображениями и святыми мощами, мы не видим никакой существенной разности между англичанами и представителями других национальностей. Темперамент оказывается не причём, как скоро убеждение заставляет человека относиться к предмету не с уважением только, а с благоговейным почитанием. У англиканца такого почитания к священным для нас предметам нет, если он в члене веры своей исповедует, что учение о служении и поклонении иконами и мощам есть суетно измышлённая глупость.

VIII. Последний пункт своих разъяснении д-р Голль посвящает вопросу о „Filioqne». – Все англиканские писатели признают, говорит он, что, с канонической точки зрения, никакой поместный собор не может изменять определений собора вселенского, или вносить новые выражения во вселенский символ, а потому западные поступили неправильно, внеся ,,Filioque“ в символ. В этом случае они следовали однако примеру второго вселенского собора, который, когда собрался, был лишь собором восточным и однако же сделал прибавку к никейскому символу, не дожидаясь согласия запада. К счастью, это согласие в конце концов было дано и собор таким образом сделался вселенским. – Между тем прибавка, сделанная на первый раз не правильно, при употреблении в последующие века получила значение доказательства божественности Господа нашего Иисуса Христа, а потому уничтожать ее теперь, не заменив чем либо равносильным, значило бы оказать поддержку унитарианской ереси, существующей в Англии и в Америке и признающей Христа простою тварию. Утверждение веры составляет, конечно, самую главную обязанность, от которой нельзя уклоняться даже и ради соблюдения канонической правильности.

Восточные признают выражение „Filioque» несовместимым с тою истиной, что Отец есть единственный первоначальный источник Божественного исхождения; но, при правильном понимании этого выражения согласно мысли употребивших его, оно означает только то, что Сын, в силу Его единосущия с Отцом, не может быть устранён от существенного участия в извождении Отцом Духа Святого. Мы не думаем утверждать, что Дух Святой исходил от Сына таким же образом, как Он исходит от Отца, как будто существуют два независимых или параллельных пути исхождения; но что существо Сына участвует в исхождении. Отец есть первоначальный источник; но Он изводит Духа Святого не в отчуждении от Сына, а через (διὰ, παρὰ) Сына, причём ипостасное соединение (coinherence –περιχώρησις) Сына с Отцом не прерывается в отношении к извождению Св. Духа.

Нужно согласиться, что краткое и резкое выражение ,,Filioque“, нисколько не выясняющее различия в образе исхождения от Отца и Сына, нуждается в усовершенствовании. Когда наступит радостный день нового вселенского собора, без всякого сомнения, может быть принято более ясное выражение, которое удовлетворит и восток и запад. Пока же мы удерживаем принятое у нас по причине, которую люди востока должны уважить (т. е. чтобы соестественность и περιχώρησις Сына с Отцом не казались затемненными), причем никоим образом не забывается исключительная первоначальность (principatus) Отца.

Не трудно видеть, что все разъяснения автора по этому пункту, клонятся, очевидно, к тому, чтобы по возможности отстоять и прибавку в символ и самое учение об исхождении Св. Духа, принятое на западе; а потому только подтверждают со всею силой ту глубокую разность, какая существует по данному вопросу между англиканством и православием. Эту именно разность, насколько она проявляется в разъяснениях автора, мы теперь и считаем долгом указать, так как полемизировать с ним и доказывать истинность православных учений не входит в нашу задачу.

Признавая первоначальную каноническую неправильность вставки в символ, автор думает защитить ее ссылкой на образ действий второго вселенского собора; но православная церковь твердо помнит, что полная неприкосновенность вселенского символа впервые установлена лишь седьмым правилом третьего вселенского собора, а потому то, что совершалось в церкви ранее этого, т. е. Ефесского собора, никакого отношения к рассматриваемому вопросу иметь не должно и не может. –Автор далее утверждает, что прибавка „Filioque“ получила значение доказательства Божественности Иисуса Христа, а потому уничтожить ее значило бы оказать поддержку унитарианской ереси; но православная церковь не придерживается той известной доктрины, что цель оправдывает средства, и по её воззрению прибегать к неправде для защиты истины не следует.– Что касается самого существа филиоквистическаго учения, то оно, как бы его ни разъясняли, настолько далеко уклоняется от православного, что мечты автора о том, будто бы желаемый им новый вселенский собор в состоянии будет найти формулу их примирения, нужно признать несбыточными. По западному воззрению, как оно излагается и у автора, Сын, в силу Его единосущия со Отцом, не может быть устранён от существенного участия в извождении Отцом Духа Святого, а потому или содействует Отцу в изведении Св. Духа, или же по крайней мере – пассивно участвует в этом акте, представляя собою как бы среду, через которую проходит Дух Святой при исхождении от Бога Отца. Православный же восток выходит при своём представлении о рождении и исхождении из идеи совокупного действия, которым Бог Отец и рождает Сына и изводит Св. Духа. Действие это может быть названо рождающе-изводящим. Сын и Дух происходят от Отца соединено, совокупно, вместе, – Сын сорождается с исходящим Духом, Дух снисходит с рождающимся Сыном – нераздельно, хотя и неслиянно. Ни та, ни другая Ипостась таким образом не содействует одна другой в получении бытия от Отца и не улавливает бытия другой, а потому не может быть места и мысли о каком-либо содействии Сына изведению Св. Духа²². – Невозможно придумать такую формулу, которая могла бы примирить столь глубоко различные воззрения, а потому, пока англиканская церковь в своём учении о Свят. Духе остается верною представительницей запада, с православным востоком у неё есть и будет существенная догматическая разность.

В заключение своих разъяснений д-р Голль высказывает обычную у англиканских Богословов мысль, которая имеет весьма существенное значение при обсуждении вопроса о соединении церквей. Только вселенская церковь, утверждает она, непогрешима в исповедании истинной веры, частные же церкви, какою считает он и свою англиканскую, не свободны от недостатков и погрешностей. При этом за православною восточною церковью он не признает вселенского характера и значения, поставляя ее в один ряд с другими частными христианскими церквами и считая ее, подобно им, также несвободною от недостатков и погрешностей. Само собою, разумеется, что при таком воззрении стремление к сближению англиканства с православием получает совершенно своеобразное освещение и, очевидно, пройдёт еще не мало времени и потребуется еще очень много трудов и разъяснений, чтобы поставить это святое дело на правильный путь. В виду этого попытку о. Севастіана и д-ра Голля к печатному обсуждению пунктов разноглася, мы встречаем с искренним сочувствием и от души желаем, чтобы она нашла себе многих подражателей и получила, возможно, более широкие размеры. Чем большее количество лиц примет участие в обсуждении, тем полнее и всестороннее, при разнообразии точек зрения и уровней знания, будет, конечно, самое обсуждение, в особенности же если на помощь печати, выступит еще живое слово и непосредственный обмен мыслей лицом к лицу. Вот почему мы желали бы воспользоваться настоящим случаем, чтобы обратить внимание людей, интересующихся делом церковного единения, на недавно предложенный в печати интересный проект г. Вл. Соколова, который несколько лет провёл на службе при русской посольской церкви в Лондоне, не мало потрудился над изучением англиканства и с результатами своих исследований и наблюдений не раз знакомил русских читателей в разных духовных изданиях. Основная мысль проекта ²³ нашего уважаемого однофамильца состоит в том, чтобы привлечь к возможно более деятельному участию в обсуждении между церковных вопросов и отношений наше православное заграничное духовенство, как такую силу, на которую, по самому её положению и условиям существования, с полным правом можно возлагать особенные надежды. Чтобы сплотить и объединить эту силу и надлежащим образом руководить ею, следует, по мысли автора, учредить в одной из западноевропейских столиц православную епископскую кафедру, которая была бы на инославном западе центром православия и архипастырь которой являлся бы главою и руководителем деятельности всего русского заграничного духовенства. При епископской кафедре должен издаваться журнал, главною задачей которого было бы обстоятельное взаимное ознакомление между православным востоком и инославным западом, уяснение существующих между ними разностей и содействие установлению наиболее желательнейших отношений. Для достижения тех же целей летом каждого года должен собираться под председательством епископа конгресс православного заграничного духовенства, причем в занятиях этого конгресса могли бы принимать живое участие и наши русские богословы, и желающие представители западных исповеданий. Ради большего удобства в обмене мыслей следовало бы, нам, думается, как на страницах журнала, так и при рефератах, на конгрессе, дать место нескольким языкам.– Подробное развитие этого проекта во всех частностях есть, конечно, дело будущего; но основная мысль и существенные черты его заслуживают, по нашему мнению, самого серьёзного внимания. Что касается заграничной епископской кафедры, то еще лет пять тому назад мы из весьма компетентного источника слышали, что в Святейшем Синоде уже возникала мысль об её учреждении, причём намечен был для этой кафедры и определённый кандидат; но почему-то тогда эта мысль, к сожалению, была оставлена. Дай Бог, чтобы теперь проект г. Вл. Соколова встретил сочувствие и поддержку и чтобы давняя мысль наших великих иерархов Филарета и Исидора о совместном и публичном обсуждении вероисповедных разностей таким образом нашла себе наконец в предполагающемся журнале и конгрессе самое широкое осуществление.