Из академической жизни

Пpиём студентов в академию. Пожертвования прот. А. М. Иванцова-Пла­тонова и Ю. Н. Базановой. Двадцатипятилетие службы проф. П.И. Цвет­кова. Сорокалетие службы проф. Д. Ф. Голубинского. Перемена инспек­тора академии. Выход с академической службы проф. Н. И. Субботина. Освящение иконы, сооруженной в благодарную память о царской милости. Посещениe Московской академии Преосв. Виссарионом и Высокопр. Саввой. Магистерский диспут свящ. В. П. Васильева.

В последнее время начало каждого учебного года производит несколько грустное и даже тяжёлое впечатление на всех, кто так или иначе соприкасается с высшей школой. Неизменно приходится быть свидетелем одной и той же печальной картины, как молодёжь толпами стекается к учебным заведениям, хлопочет в их канцеляриях, томится, в тревожном ожидании, часто напрягает свои силы в конкурсных экзаменах и затем многими сотнями возвращается ни с чем по домам, услышав роковой ответ, что всё переполнено и мест больше нет. Скорбит семья за своих детей, зная, что с недостаточным образовательным цензом, теперь становится все труднее и труднее проложить себе дорогу в жизни. Волнуются слегка газеты и журналы, наполняя свои столбцы и страницы статьями по злободневному вопросу, но проходят недели, учебный год начинает повсюду своё обычное течение и все понемножку замолкает до следующего августа или сентября, а матушка-Русь все ещё остаётся с массой почтенных деятелей, окончивших свой курс образования в приходской школе или уездном училище. То, что каждую осень происходит теперь в наших высших школах, переживала в частности и Московская академия. Сто восемнадцать молодых людей, съехавшись отовсюду в Посад, добивались попасть в число студентов академии; восемьдесят девять из них по окончании конкурсных приёмных испытаний, совет признал достойными приёма в академию, но только пятьдесят имели возможность воспользоваться признанным за ними правом. Таким образом, более половины подвергавшихся испытаниям молодых людей должны были с горьким разочарованием возвратиться домой, отказавшись, на сей раз, от надежды получить доступ к высшему образованию. Участь пятидесяти принятых в академию избранников была также не в одинаковой степени счастливой. Только тридцать семь из них приняты на казённое содержание или стипендии, а остальные должны вносить за себя по 220 руб. ежегодно. Кто имеет некоторое понятие о материальных средствах громадного большинства нашего духовенства, в особенности сельского, тот конечно поймёт, что отцу семьи, получающему всего лишь несколько сотен рублей годового дохода, невозможно на воспитание одного только сына урезать 220 руб. из своего скудного бюджета. Очень не многие родители в состоянии выносить такой расход, а для большинства молодых людей предложение взноса совершенно равняется отказу в приёме. Тем не менее, все эти молодые люди обыкновенно остаются в академии и соглашаются вносить за себя установленную плату. В этом случае к ним на помощь является благотворительность, которая и делает тяжкое бремя более или менее удобоносимым. Скромно, но твёрдо и неизменно из года в год творит своё великое дело братство преп. Сергия для вспомоществования недостаточным студентам и воспитанникам Московской академии, и уже не одна сотня молодых людей, подвизающихся теперь на поприще пастырской или педагогической деятельности, имели возможность получить высшее богословское образование, исключительно благодаря своевременной помощи этого благодетельного учреждения. Но, конечно, средства братства не беспредельны и в своей благотворительной деятельности оно часто по необходимости вынуждается заглушать голос чувства математическими соображениями. Вот почему в начале текущего учебного года Московская академия с особенной сердечной признательностью встретила щедрый дар протоиерея (ныне уже почившего) Александра Михайловича Иванцова-Платонова и Московской потомственной почётной гражданки Юлии Ивановны Базановой, пришедших на помощь братству в его добром деле. О. протоиерей пожертвовал 500 рублей, а г-жа Базанова – 2000 рублей на полное содержание пяти студентов в продолжение двух лет. Если, по слову Господа, ожидает награда того, кто подаст чашу студеной воды телесно жаждущему, то не гораздо ли ценнее дело тех, кто утоляет жажду духовную, кто облегчает путь молодым людям, стремящимся к высшему образованию и тем даёт нашему обществу и церкви православной ещё хотя немногих просвещенных деятелей.

Первые месяцы текущего учебного года ознаменовались в нашей академической семье двумя скромными праздниками. 23-го сентября исполнилось двадцатипятилетие службы ординарного профессора по кафедре латинского языка и его словесности и члена академического правления Петра Ивановича Цветкова. В этот день, в 5 часов по полудню, в квартиру юбиляра собрались приветствовать его все профессора и должностные лица академии с о. ректором во главе, а также директор Сергиево-Посадской прогимназии Н. И. Тихомиров и брат юбиляра, инспектор Московской духовной семинарии А. И. Цветков. В обоих этих учреждениях юбиляр некоторое время состоял преподавателем. Первым приветствовал Петра Ивановича о. ректор от лица всей академической корпорации. В свой речи он преимущественно выставил на вид те выдающиеся черты нравственного характера юбиляра, которые приобрели ему и упрочили за ним всеобщее уважение и доверие со стороны сослуживцев. Строгий ревнитель своего долга, Пётр Иванович не формально только относится всегда к исполнению всех своих обязанностей; но во всякое дело влагает свою душу, являя, таким образом, собою не часто встречающийся и вполне достоподражаемый пример того, как человек и в зрелые годы умеет сохранить неослабевающую нравственную свежесть и идеализм юности. Столь же сильно располагает в пользу юбиляра, говорил о. ректор, и то неизменное благородство, которое он проявляет в своих отношениях с сослуживцами и которое всегда побуждало и побуждает их видеть в нём одного из самых лучших и надёжнейших сотоварищей.

Профессор греческого языка и его словесности И. Н. Корсунский в своей приветственной речи охарактеризовал научную и педагогическую деятельность юбиляра, указав главным образом на высокие ученые достоинства его докторской диссертации и с особенной признательностью упомянув о том, чем он лично был ему обязан в своих первоначальных научных трудах в области филологии. Проф. Корсунский начинал свою ученую деятельность в то самое время, когда Пётр Иванович только что возвратился из своей заграничной командировки и вывезенные им оттуда сведения, сообщенные, между прочим, и в его печатном отчёте, имели для проф. Корсунского существенное значение. Так как юбиляр с давних пор, по постоянно повторяющимся избраниям общего собрания братства преп. Cepгия, состоит членом его совета, то проф. Корсунский, как член совета и казначей братства, выразил Петру Ивановичу глубокую признательность за его неутомимо-ревностное участие в делах братства и в особенности за его немалые труды по предпринятому братством изданию полного собрания сочинений покойного В. Д. Кудрявцева-Платонова.

От имени братства преп. Серия приветствовал затем юбиляра и председатель совета братства Д. Ф. Голубинский.

На высказанные приветствия и благопожелания уважаемый юбиляр отвечал выражением своей сердечной благодарности и скромным заявлением, что, по собственному его сознанию, он сделал в продолжении истекших двадцати пяти лет гораздо меньше, чем сколько должен был бы сделать, нося высокое профессорское звание. «Но ваша любовь ко мне, продолжал он, покрыла недочёты в моей учёно-литературной деятельности. Она вменила хотение и старание сделать в самое дело, она закрыла глаза на недостаточность моих знаний и придала великую цену добрым чувствам, которыми я исполнен относительно моих сотоварищей и моих слушателей. И вот моя двадцатипятилетняя деятельность оказалась в вашем мнении благоплодной и полезной, и вы выразили желание, чтобы она продолжалась еще многие годы. Снова усердно благодарю Вас, о. ректор и дорогие мои сотоварищи, за привет и благопожелания». В ответ на указания относительно трудов его по изданию сочинений В. Д. Кудрявцева, уважаемый юбиляр заявлял: «Принять участие в этом издании было моим долгом относительно вечнопамятного моего наставника и руководителя; но я работал не один и заслуга издания принадлежит не мне одному и даже не мне главным образом...»

После обмена приветствий радушный хозяин предложил своим гостям угощение, и вся академическая семья провела у него вечер в приятной дружественной беседе.

На следующий день поздравляла юбиляра депутация от его слушателей, студентов всех курсов. Отвечая на приветственную речь старейшего из депутатов, Пётр Иванович говорил: «Для учителя самая дорогая награда любовь учеников к нему, память о нём, благодарность ему за уроки. Это потому, что в нём является тогда отрадное сознание, что его труды не напрасны. – И я глубоко рад, видя вас теперь, слыша ваше приветствие и благопожелания от лица всего студенчества, не смотря на то, что я не достиг той высоты в области классической филологии, на которую должен был бы подняться, и в знаниях по многим отраслям этой науки чувствую великие пробелы. – Передайте от меня студентам-сотоварищам вашим, что я искренно благодарю всех, меня вспомнивших и приветствовавших».

Октября 16-го наша академическая семья сердечно приветствовала другого деятеля, старейшего из своих настоящих сочленов, заслуженного ординарного профессора по сверхштатной кафедре естественно-научной апологетики и председателя братства преп. Серия – Дмитрия Фёдоровича Голубинского, по случаю исполнившегося сорокалетия его академической службы. В этот воскресный день празднование началось совершением в академической церкви Божественной литургии и благодарственного молебствия с провозглашением заздравных прошений о рабе Божием Дмитрии. Затем вся корпорация перешла в комнаты о. ректора, где к ней присоединились о. ректор и преподаватели Вифанской духовной семинарии, в которой Д. Ф. получил своё первоначальное образование. Из тесной толпы учеников и сослуживцев, окруживших маститого профессора, прежде всех выступил о. ректор академии, чтобы приветствовать его от лица всей академической корпорации. В своей прочувствованной речи о. ректор изобразил те характеристические черты научной и практической деятельности Дмитрия Фёдоровича, которые стяжали ему всеобщее, самое глубокое уважение, а именно: его высокую, искреннюю религиозность, его бескорыстие, преданность своему делу и доброту, доходящую до самопожертвования. Учёные люди, говорил о. ректор, в особенности же работающие в области наук естественных, сосредоточивая всё своё внимание на жизни материи и её законах, очень часто становятся настолько односторонними, что почти забывают о высших интересах и потребностях бессмертного духа и в значительной степени утрачивают чистоту религиозной веры. С этой стороны уважаемый профессор представляет собой отрадный образец человека, гармонически совмещающего в себе и глубокие естественнонаучные познания и пламенную религиозную веру, явно выражающуюся и во внешнем благочестии. Знаток и образцовый преподаватель своего предмета, Дмитрий Фёдорович освещает и одушевляет его религиозной идеей, являясь вместе с тем для всех образцом и в усердном посещении Божьего храма, и в горячей молитве. Его бескорыстная преданность своей науке, ярко выразившаяся прежде всего в том, что он пожертвовал своими личными и служебными, и материальными выгодами, лишь бы только отстоять её, хотя бы и сверхштатное, существование в академии, неизменно продолжает выражаться и доселе, когда на поддержку физического кабинета и на производство опытов Дмитрий Фёдорович не мало уделяет из своего же личного, скромного оклада. Заключая свое приветствие, о. ректор обратился к уважаемому юбиляру словами поэта:

Будь нам путеводной,

Будь вдохновительной звездой;

Свети в наш сумрак роковой,

Дух целомудренно-свободный,

Умевший всё совокупить

В ненарушимом цельном строе,

Всё человечески-благое,

И русским чувством подкрепить!..

Затем о. ректор благословил Дмитрия Фёдоровича иконой Покрова Пресвятой Богородицы и вручил ему эту святую икону от лица всей академической корпорации. Художественно написанная на большой кипарисной доске и украшенная золотой рамкой, эта икона на обратной стороне своей имеет серебряную дощечку с надписью: «Профессору Димитрию Фёдоровичу Голубинскому от Московской Духовной Академии. 1854 – 1894».

От имени Вифанской духовной семинарии приветствовал юбиляра её ректор, о. архимандрит Антоний, причём вручил ему просфору.

Затем обратился к Дмитрию Фёдоровичу с приветствием его сотрудник по делам братства преп. Сергия, проф. И. Н. Корсунский. Как один из его учеников, он прежде всего выразил своему почтенному наставнику глубокую признательность за некогда преподанные им уроки, за то, что, среди всеобщего, особенно в ту пору обычного, увлечения материалистическими идеями, Димитрий Фёдорович всегда неуклонно проповедовал в своих лекциях по естественнонаучной апологетике плодотворную мысль о премудрости и благости Божией в устройстве миpa и его явлениях. – От имени братства проф. Корсунский указал на многолетние заслуги юбиляра, принимавшего с самого основания братства горячее участие в его делах при последовательном прохождении должностей: казначея, члена совета, товарища председателя и, наконец, председателя. Много потрудился Дмитрий Фёдорович в деле первоначального установления делопроизводства и отчётности братства, много забот и трудов понёс при издании сочинений В. Д. Кудрявцева-Платонова; непрерывно работал и работает в главном деле вспомоществования и изыскания средств для него, всегда согревая свою деятельность самым сердечным участием к нуждам студентов. Вслед за проф. Корсунским приветствовали Дмитрия Фёдоровича и поднесли ему просфору студенты – его слушатели через избранную для того депутацию.

При последовавшей затем дружеской трапезе, за многочисленными тостами ещё много лилось речей и высказывалось искренних чувств расположения, признательности и уважения почтенному юбиляру.

Первая застольная приветственная речь произнесена была проф. М. Д. Муретовым. Он начал с воспоминания о тех печальной памяти годах, когда в нашем отечестве широко распространено было увлечение материалистическими идеями, когда даже в духовных семинариях находились молодые преподаватели, считавшие возможным проповедовать подобные идеи 16–18-летним мальчикам. Много юных душ загублено было тогда этой преступной проповедью, свидетелем которой пришлось быть и самому оратору во время его обучения в семинарии; но «благодарение Промыслу», говорил он, «я избежал этого круговорота и благополучно, со многими другими счастливцами, приведен был в тихую пристань Московской духовной академии, – в мирный храм сей наук духовных. Случилось так, что первая из выслушанных мною здесь лекций была по естественно-научной апологетике. Раскрывалась та мысль, которая выражена словами Писания: небеса поведают славу Божию, творение же руку его возвещает твердь (Псал. 18, 2). Речь шла о дивных проявлениях Промысла – божественной премудрости и благости – в облегающей наш дух материальной природе. Слушая эти речи, мне становилась как-то особенно ясной, и близкой мысль, что для зрения небес и Бога нужны не усовершенствованные инструменты физические; но внутреннее око сердечное и сила духовная потребны для того, чтобы невидимое Божество стало созерцаемым чрез рассматривание творений»…..«Слова, которые способны были вызвать подобные мысли, говорил не юноша-преподаватель; но их изрекал почтенный профессор спокойно, отчётливо, властно, как будто бы его вещания служили эхом самой истины – простой и власть имеющей (Mф. 7:19). Изрекал это, одним словом, Дмитрий Фёдорович». – «Но в царстве, где живём мы духовно, продолжал оратор, велик не тот, кто только научит, но кто сотворит и научит» (Mф. 5:19). Раскрывая далее ту мысль, что, почтенный юбиляр представляет собой «достоподражаемый образец верного сына Церкви Православной и ревностного раба Христова», проф. Муретов указал в частности на истинно-христнское служение Дмитрия Фёдоровича в качестве одного из главных деятелей Братства преп. Серия, на его ревность в посещении Богослужения и на его печатные научно-апологетические труды. Не считая возможным подробно изображать все подвиги личной нравственной жизни почтенного юбиляра, хорошо известные знающим его, оратор заключил своё приветствие заявлением, что и с точки зрения общечеловеческого нравственного сознания всякий признает Дмитрия Фёдоровича истинно-хорошим человеком, а потому от лица всех его благодарных и признательных питомцев провозгласил ему «многая лета».

Вслед за проф. Муретовым приветствовали ещё Дмитpия Фёдоровича речами: проф. А.П. Смирнов, проф. В. А. Соколов, – воспитанник того академического курса, при котором только что открыта была в Московской академии кафедра естественно-научной апологетики; проф. А. Д. Беляев, доц. Н. А. Заозерский и преподаватель Вифанской духовной семинарии И. П. Николин. Подтверждая и дополняя в своих речах то, что было уже высказано к характеристике уважаемого юбиляра, они указывали еще на его глубокую привязанность к родной академии, побудившую его отклонить неоднократные и настойчивые увещания к принятию монашества, сопряженному, конечно, и с переменой рода службы; указывали на его особенную любовь к наукам богословским и глубокие в них познания; на его образцовую ревность в исполнении всякого рода возлагаемых на него обязанностей и т. д...

Отвечая на каждое из обращенных к нему приветствий, Дмитрий Фёдорович сердечно благодарил своих учеников и сослуживцев за их расположение; скромно уверял их, что они преувеличивают его заслуги и возвышают его личные качества. Не все, говорил он, между прочим, проходят свой жизненный путь при одинаковых условиях. Одному с ранних лет приходится бороться с нуждой, преодолевать всякого рода затруднения и препятствия и, при всём том, он своим умом и энергией добивается многого и достигает высокой степени совершенства. Другому все благоприятствует, даются все средства к преуспеянию, и, однако, он не выходит из уровня посредственности. Я причисляю себя, продолжал Д. Ф., к людям второго рода и часто теперь мне приходится сожалеть о том, что я не воспользовался, или не в достаточной степени воспользовался всем тем, что при воспитании давалось мне для моего преуспеяния. Признавая, что весьма многим он обязан тем, которые с самых ранних лет заботились об его умственном и нравственном воспитании, Д. Ф. с особенной признательностью помянул своего незабвенного родителя, протоиерея Фёдора Александровича, и своих домашних наставников, в то время студентов, а впоследствии протоиереев: Ипполита Михайловича Богословского-Платонова и Сергея Константиновича Смирнова. Фёдор Александрович особенное внимание обращал на религиозное воспитание своего сына. Еще до поступления в семинарию, в их семье было уже напр. постоянным обычаем двукратное гoвeниe в продолжение великого поста. С малых лет детей приучали заучивать наизусть текст Св. Евангелия и каждое утро, приходя здороваться с отцом, дети прочитывали ему заученные по порядку стихи евангельского текста. Для учебных занятий со своими детьми Фёдор Александрович приглашал самых лучших студентов академии, каковыми и были тогда И. М. Богословский и С. К. Смирнов. Юные наставники, сами находясь конечно под руководственным влиянием Фёдора Александровича, всеми силами старались вести порученное им дело воспитания в установленном направлении. Даже в свободное от занятий и от родительского надзора время, когда напр. Д. Ф. гостил на празднике Пасхи в семье Ипполита Михайловича в Москве, наставник его неуклонно руководит его религиозным воспитанием, располагая своего питомца к неопустительному посещению пасхальных богослужений. С признательностью поминая теперь своего родителя и своих воспитателей, Д. Ф. глубоко, убеждён, что весьма и весьма многим он обязан именно их о нём заботам и стараниям¹).

Вспоминая дело об учреждении в Московской академии кафедры естественно-научной апологетики, Д. Ф. с особенной сердечной благодарностью указал на приснопамятных Высокопр. Митрополита Московского Иннокентия и о. ректора академии, прот. А. В. Горского, как на людей, нравственной и материальной поддержке и сочувствию которых, эта кафедра обязана своим существованием.

В своём ответе на приветствие студентов уважаемый юбиляр, между прочим, говорил, что он с искренним удовольствием видел и видит их интерес и внимание к преподаваемой им науке; замечает, что даже и позднее вечернее время, и немалый иногда мороз не препятствуют им собираться к телескопу для наблюдений над светилами небесными под его руководством.

В самом начале учебного года в личном составе Московской академии произошли некоторые существенные перемены. Указом Свят. Синода от 21-го Сентября, исправляющий должность инспектора академии иеромонах Сергий назначен был на должность настоятеля церкви при русской миссии в Афинах, с возведением его при этом в сан архимандрита. Прибывший к нам лишь в Январе 1894-го года, о. Сергий таким образом и одного года не успел прослужить в Московской академии, как получил уже новое назначение. Это назначение не было неожиданностью ни для него самого, ни для академии. Слабое здоровье, в особенности потрясенное тяжкой болезнью, которую пере- нёс о. Сергий в Петербурге перед самым своим назначением в Московскую академию, делало для него невозможным пребывание в Посаде. Множество всякого рода хлопот и забот по должности инспектора, срочный и напряженный труд по приготовлению лекций и наконец непрестанная забота о магистерской диссертации, – всё это, столпившись одновременно, требовало такой затраты сил, на которую можно было отважиться лишь при очень крепком здоровье. По совету врачей и друзей, о. Сергий сам согласился, чтобы о нём ходатайствовали перед высшими властями о назначении его куда-либо на юг, в более благоприятные климатические условия, и на такую должность, которая предоставляла бы более свободы и отдыха для его сил, потрясённых болезнью и требующих подкрепления. Ответом на такое ходатайство и было назначение о. Сергия в Афины. – За несколько дней до его отъезда из Посада, студенты академии пожелали проститься с ним и выразить ему свою признательность. После обычной вечерней молитвы в академической церкви, один из студентов обратился к о. Сергию с речью, в которой, от лица всех товарищей, благодарил его за добрые, сердечные к ним отношения, которые он уподобил отношениям Ап. Павла к ученикам по 1Фес. 2:3 – 9, после чего ему поднесён был массивный с украшениями золотой наперсный крест, с надписью на его обратной стороне: «вы всегда имеете добрую память о нас, желая нас видеть, как и мы вас». (1Сол. 3:6). Перед последним служением о. Сергия в академической церкви прощалось с ним все академическое духовенство, при чём ему поднесены были: от духовенства монашествующего икона преп. Cepгия в серебряном окладе, а от белого духовенства служебник в малиновом бархатном переплёте с серебряными украшениями и иконой преподобного Сергия на лицевой стороне. На задней стороне переплёта утверждена пластинка с надписью: «высокоуважаемому и любимому о. инспектору архимандриту Сергию от академического духовенства». 17-го Октября о. Сергий выехал из посада к месту своего нового служения и толпа студентов проводила его до самого вагона. Всего лишь девять месяцев послужил о. Сергий нашей академии, но своими добрыми качествами ума и сердца, в особенности же своею искренностью и задушевностью, и в столь короткое время он уже успел приобрести себе всеобщее расположение и сослуживцев и учащегося юношества. С уверенностью можно сказать, что он оставил у нас по себе самую добрую память, и вся Московская академия расставалась с ним с искренним сожалением.

Указом Святейшего Синода от 28 Сентября 1894 г., преемником о. Сергия, исправляющим должность инспектора Московской духовной академии, назначен был инспектор С.-Петербургской духовной семинарии иеромонах Кирилл. О. Кирилл, в мире Константин Лопатин, сын священника Вятской епархии родился в 1868-м году и получил образование в Вятской духовной семинарии и в Казанской духовной академии. Окончив курс со степенью кандидата Богословия и с правом на получение степени магистра без нового устного испытания, Константин Лопатин при самом окончании своего академического курса в мае 1893 г. принял пострижение с именем Кирилла. В октябре того же года иеромонах Кирилл получил назначение на должность инспектора С.-Петербургской духовной семинарии, где и оставался до своего назначения в Московскую академию. Не за долго до переезда в Посад, о. Кирилл публично защищал в Казанской академии свою диссертацию: «Учение святого Афанасия Великого о Святой Троице (сравнительно с учением о том же предмете в три первые века)», за которую советом академии удостоен ученой степени магистра Богословия. В нашей академии он занял вакантную кафедру нравственного Богословия.

Другая существенная перемена совершилась в Московской академии по кафедре истории и обличении русского раскола. Пользующийся большой известностью, заслуженный профессор этого предмета Николай Иванович Субботин, почти сорок лет с честью занимавший свою академическую кафедру, в сентябре минувшего года просил совет академии ходатайствовать перед Свят. Синодом об увольнении его, по расстроенному здоровью, от академической службы и указом Святейшего Синода от 19-го октября он был уволен. Профессор Николай Иванович Субботин принадлежит к числу лучших знатоков раскола. Из под его пера вышло несколько капитальных ученых исследований по этому предмету, во главе которых должна быть поставлена его книга: «о происхождении Белокриницкой иeрapxии», – документальное исследование, и доселе во многих отношениях остающееся незаменимым. Великую услугу оказал также проф. Субботин науке о расколе, много лет посвящая свои труды делу издания замечательных памятников по истории раскола. Этими многочисленными изданиями, в связи с редактированием противораскольнического журнала «Братское слово», Николай Иванович давал и доселе продолжаете давать драгоценный материал как теоретическим исследователям раскола, так и практическим деятелям в борьбе се ним. Значительное количество самых этих борцов против раскола, действующих в настоящее время в качестве преподавателей духовных семинарий, приходских священников и епархиальных миссионеров, вышли из Московской академии, где были слушателями Николая Ивановича и воспитывались под его руководством и влиянием. Не удивительно потому, что, в течении многих лет, в глазах всех, интересовавшихся вопросом о расколе, имя Московской духовной академии тесно связывалось с именем профессора Субботина и удаление его теперь со службы составляет для академии в научном отношении заметную потерю.

Преемником Н. И. Субботина по кафедре истории и обличения русского раскола совет академии избрал кандидата Богословия И. М. Громогласова, окончившего академический курс в 1893-м году и оставленного на год при академии, в качестве профессорского стипендиата для приготовления к академической кафедре. Пятнадцатого ноября г. Громогласов согласно требованию академического устава, прочитал две пробные лекции на темы: «о сущности и причинах раскола так называемого старообрядчества» и «Белокриницкая раскольническая иepapxия с точки зрения церковных канонов». Обе эти лекции совет признал удовлетворительными и, по его ходатайству, г. Громогласов утвержден Его Высокопреосвященством на академической кафедре.

Полтора года тому назад, размышляя о печалях и заботах академической службы, о некоторых ненормальностях в её внутреннем строе, мы, между прочим, мечтали о том, какими бы средствами помочь беде и исправить то, что казалось нам нуждающимся в исправлении². Конечно, мечтать никому не воспрещается, но обыкновенно увлекающемуся мечтами советуют помнить, что мечты в большинстве случаев так и остаются мечтами, и от желаний до их исполнения слишком далеко. Однако опыт показывает, что бывают и отрадные исключения, и с торжеством отметить одно из них выпадает на нашу долю радость в настоящее время. Мы мечтали тогда о возвышении оклада пенсии для академических преподавателей и старались раскрыть те плодотворные последствия, какими должна была, по нашему мнению, сопровождаться эта благая мера в общем строе академической жизни. Прошел год и по милости Божией, державною волей почившего Приснопамятного, Благочестивейшего Государя, то, о чем можно было только мечтать, теперь стало блаженной действительностью. Отныне профессор академии трудится для своей науки свободно и спокойно, посвящает силы свои академической службе в счастливом сознании, что наградой ему предстоит безбедная, обеспеченная старость. В свое время мы говорили, с какой радостью, с какой горячей молитвой за Царя-Благодетеля, встречена была в нашей академии отрадная весть о высокой царской милости³.

В настоящее время память об этом знаменательном событии получила внешнее выражение и в нашем академическом храме. По единодушному желанию и на средства всех членов академической корпорации, в благодарную память о высокой царской милости, вошедшей в силу с 16-го августа, сооружена святая икона Нерукотворенного Образа Христа-Спасителя. Священное изображение лика Спасителя исполнено живописью на серебре, причём убрус сделан из серебра, а всё остальное пространство фона вызолочено и наполнено различными украшениями чеканной работы.

На второй день праздника Рождества Христова, после Божественной литургии, в присутствии профессоров и студентов академии совершено было торжественное освящение новосооруженной иконы. При конце совершенного по этому случаю о. ректором и собором академического духовенства молебствия возглашено было многолетие Государю Императору, Государыне Императрице, Матери Государя Императора, Наследнику Цесаревичу, Великому Князю Александру Михайловичу и Великой княгине Ксении Александровне и всему царствующему дому. После этих многолетий возглашена была «вечная память» в Бозе почившему благодетелю нашему «Благочестивейшему Государю Императору Александру III-му». Молебствие закончилось многолетиями Святейшему Правительствующему Синоду, Владыке Митрополиту Московскому и «всем послужившим при даровании царской милости». По окончании Богослужения новоосвященная икона поставлена пред иконостасом по правую сторону амвона на особо уготованном аналое.

Отрадное осуществление одного из наших мечтаний подает нам надежду, что, быть может, и другую, гораздо более скромную, мечту нашу Господь благословит скорым исполнением. Давно уже во внутреннем строе жизни академии чувствовались неблагоприятные последствия существующего в настоящее время распределения ординатур по группам преподаваемых предметов. Вместе с вопросом о пенсиях мы в свое время указывали и на уничтожение групп, как на такую меру, которая была бы весьма желательной в видах водворения наиболее нормального порядка в ходе академической службы⁴. Будем надеяться на благополучное исполнение и этого общего желания всей академии.

В минувшее полугодие в числе почётных гостей Московская академия с искренней радостью встречала у себя обоих своих новых почётных докторов: Преосвященного Виссариона, Епископа Костромского, и Высокопреосвященного Савву, Архиепископа Тверского.

Преосвященный Виссарион посетил академию 30-го числа июня на пути своём в Петербург для присутствия в Святейшем Синоде. Вечером этого дня, по случаю приезда Его Преосвященства, собрались для свидания с ним в академии все находившиеся тогда в наличии члены академической корпорации. Так как не за долго до этого только что получено было известие о состоявшемся 21-го июня в Свят. Синоде утверждении Преосв. Виссариона в присужденной ему советом степени доктора Богословия, то о. ректор обратился к Его Преосвященству с поздравлением. В краткой своей приветственной речи, не касаясь на этот раз ученых заслуг Архипастыря, уже достаточно выясненных академией в её отзыве и постановлении, о. ректор указал в особенности на то, что в лице Его Преосвященства академия чтит не ученого только, но такого ученого, который умеет соотноситься с вопросами современной церковной жизни, который совмещает ученость с благочестием и аскетизмом, который проникнут искренним расположением и к богословской науке вообще и к Московской академии в частности. Заключая свое приветствие, о. ректор поднёс Преосв. Висcapионy хранящийся в академии докторский крест покойного прот. А. В. Горского и просил его возложить на себя этот крест хотя на время. Его Преосвященство в сердечных выражениях благодарил академическую корпорацию за оказанную ему высокую честь. Он говорил, что весьма высоко ценит ученую докторскую степень и боится как бы, недостойно нося ее, не уронить её великого достоинства. Он утешается лишь мыслью, что в христианстве не может быть в собственном смысле доктора, един бо есть наш учитель, Христос (Mф. 23:8), а все мы только посильные истолкователи и провозвестники Его Божественного учения. Благоговейно возложив на себя поднесенный ему докторский крест своего высокочтимого наставника, Преосвящ. Виссарион оставался в этом кресте во все время своего пребывания в академии и затем, при прощании, снова возвратил его, как один из таких предметов, которые с признательностью хранит Московская академия на память о своём незабвенном руководителе.

Другой наш почётный доктор, Высокопреосвященный Савва, посетил Московскую академию при начале учебного года, когда академическая корпорация после летних вакаций была уже в полном сборе. Вечером 3-го сентября Его Высокопреосвященство прибыл в Академию, отстоял воскресную всенощную и после отпуста благословлял всех студентов поодиночке. 4-го числа Владыка служил литургию в Троицком соборе, а вечером прибыл в квартиру о. ректора, где ожидали его все профессора и должностные лица академии, и где приготовлена была братская трапеза. Вступив в гостиную и поздоровавшись со всеми присутствующими, Владыка обратился к академической корпорации с заявлением, что он нарочито прибыл сюда, чтобы лично выразить ей свою искреннюю благодарность за оказанную ему высокую ученую честь. За последовавшей затем братской трапезой, среди тостов и многолетий, обращались ко Владыке с сердечными приветственными речами: о. ректор академии и профессора: В. А. Соколов, И. Н. Корсунский и Н. А. Заозерский. С искренней признательностью вспоминали они всё то, что во многие годы своей научной, ректорской и архипастырской деятельности, своими учеными трудами и изданиями и своим недавним щедрым пожертвованием, сделал Владыка для всех ученых людей и в особенности для своей родной академии. Выражая ему за все это глубокую благодарность от лица Богословской науки и Московской академии, ораторы заключали свои приветствия искренним пожеланием, чтобы Высокопреосвященнейший Владыка подвизался своим добрым подвигом ещё многие, многие годы. Отвечая благодарностью на обращенные к нему приветствия, Владыка оживленно и задушевно делился с присутствующими своими воспоминаниями, преподавал им добрые советы и неоднократно свидетельствовал о своих неизменных чувствах сердечного расположения к родной академии. По окончании трапезы, профессора тесной толпой окружили маститого Архипастыря, и он ещё долго беседовал с ними, привлекая к себе сердца всех своими мудрыми речами и отеческой лаской. Возвратившись в свою eпapxию, Высокопреосвящ. Савва пожелал ознаменовать своё личное знакомство с членами академической корпорации щедрым подарком. Каждый из нас получил от Его Высокопреосвященства все, ещё имеющиеся у него в наличии, ученые его исследования и издания.

Кроме наших почетных докторов, Московскую академию посетили в минувшее полугодие: Высокопр. Флавиан, Apхиеп. Холмский и Варшавский, и Преосв. Епископы: Антоний Вологодский, Иустин Рязанский, Тихон Можайский и Михаил Прилукский.

Последний месяц минувшего полугодия ознаменовался у нас ученым собранием по случаю магистерского коллоквиума священника В. П. Васильева. Кратким отчётом об этом собрании, состоявшемся 4 декабря, мы и заключим на сей раз свою академическую летопись.

Магистрант, сын сельского дьячка Пензенской епархии, получал свое образование в Краснослободском духовном училище и затем в Пензенской духовной семинарии. В 1882 году, как один из лучших воспитанников своей семинарии, он послан был на казенный счёт в Московскую духовную академию, где и окончил курс в 1886 году с ученой степенью кандидата Богословия и с правом на получение степени магистра без нового устного испытания. В декабре 1887 г. г. Васильев поступил на должность преподавателя основного, догматического и нравственного Богословия в Пензенскую духовную семинарию, при чём с 1889 года, одновременно с преподавательской службой, состоял членом совета и библиотекарем Пензенского Иннокентиевского просветительского Братства, членом Пензенского епархиального училищного Совета и членом Пензенского статистического Комитета. С осени 1894 года г. Васильев, принявший священный сан, состоит преподавателем Закона Божьего во второй Пензенской мужской гимназии. Несколько учёных трудов о. Васильева напечатаны разновременно в Пензенских епархиальных ведомостях и в Христианском чтении, а именно: 1) «Откуда ведут начало наши поминания?», 2) «О почитании святых в древней Руси», 3) «Очерки из истории канонизации русских святых», 4) «Владимир Святой и равноапостольный», 5) «Какое значение для раскола имеет стоглавый собор?», 6) «Церковные Братства и их деятельность», 7) «Соборы 1547 и 1549 годов», 8) «История канонизации Русских Святых». Последнее исследование, напечатанное в Чтениях в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских (1893 г. кн. 3), издано потом отдельной книгой и представлено автором на соискание степени магистра.

После обычной речи, в которой диспутант сделал несколько сообщений и разъяснений относительно задачи, характера и источников своего исследования, официальными оппонентами ему выступили: орд. профессор Е. Е. Голубинский и экстр. проф. Н. О. Каптерев.

Проф. Голубинский прежде всего указал диспутанту, что жалобу, высказанную им на первых строках предисловия, будто бы «истopия канонизации Русских святых совсем еще не разработана в нашей церковно-исторической науке», нужно признать преувеличенной. Напротив, очень многое в этой области совершенно разработано, т. е. собрано, обследовано и сгруппировано напр. в трудах преосв. Mакарияили проф. В. О. Ключевского. В том же предисловии автор говорит далее, что в последнее время появилось несколько сочинений по агиологии, каковы напр.: «Полный месяцеслов Востока» преосв. Сергия, «Жития святых, как исторический источник» В. О. Ключевского, «Источники русской агиографии» Барсукова и др.». Проф. Голубинский находил, что нельзя сказать, будто бы труды эти появились в последнее время, так как их появление относится к 1871 и 1875 гг. и, кроме того, перечень этот весьма не полон. Автор не упоминает здесь о других исследованиях, как будто они не важны, а между тем есть в их числе несколько, имеющих весьма существенное значение, и притом таких, которыми он или совсем не пользовался, или пользовался в недостаточной для пользы дела мере, таковы напр.: «Исторический словарь 1836 г.», «История Российской иерархии» и труды преосв. Филарета, А. Н. Муравьёва и графа М. В. Толстого. В том же предисловии, наконец, автор говорит, что «ему пришлось немало пользоваться и рукописями библиотек»... Ввиду того, что таких рукописей автор видел не более 15-ти, а по свойству предмета исследования это количество совершенно незначительно, оппонент находил, что указывать на это обстоятельство в предисловии с некоторым особенным ударением не было достаточных оснований. Переходя затем к самому исследованию о. Васильева, проф. Голубинский, сделал ему ряд следующих частных замечаний: 1) на стр. 7–8 своей книги автор говорит: «само собой разумеется, нельзя думать, чтобы канонизация святых с первого же раза явилась с готовыми формами, приёмами и правилами своего совершения... Те формы и приёмы, в каких первоначально выражалась канонизация святых, потом сообразно с обстоятельствами и условиями,... постепенно развивались и видоизменялись. Трудно, конечно, перечислить здесь... все эти формы и приёмы...» и т. д. Эти слова, по мнению оппонента, дают право думать, что таких форм и приёмов было весьма большое количество и что многие из них затем вышли из употребления; на самом же деле формы эти и теперь остаются те же самые, какие были прежде, и отличие прежнего порядка от нынешнего сводится только к мелочам. 2) Автор говорит (стр. 118), что «поводом к канонизации большей частью служили чудеса, совершавшиеся от раки святого, и реже открытие мощей». Оппонент находил, что последнего доказать нельзя и что все указываемые автором примеры подтверждают лишь ту мысль, что поводом к канонизации служили именно чудеса. 3) Автор утверждает (стр. 132), что чтение записи чудес при канонизации св. Петра, митрополита Московского, производилось в церкви перед народом именно с целью проверки их. Оппонент не находил возможным согласиться с этим. Он указывал при этом на ту очевидную несообразность, что чудеса совершались при гробе святителя в Москве, а чтение записи их, якобы для проверки, происходило во Владимире. По мнению оппонента, чтение записи совершалось в данном случае не для проверки, а просто с целью оглашения чудес в народе. 4) Автор утверждает, что «канонизация местных святых совершалась местными епископами без сношения с митрополитом» (стр. 142). Оппонент находил это утверждение неправильным, так как оно не доказано и противоречит общецерковному правилу, по которому епископам запрещалось делать что-либо особенно важное без ведома митрополита. (Ант. 9). После ещё нескольких замечаний, проф. Голубинский заключил свою беседу указанием на то, что автор не воспользовался для своего исследования теми данными, какие можно заимствовать из месяцесловов богослужебных книг: типикона и следованной псалтири. Он перечислил целый ряд имён таких святых, о которых совсем не упомянуто в книге о. Васильева, и которых автор не опустил бы, если бы пользовался месяцесловами богослужебных книг.

Второй официальный оппонент, проф. Каптерев начал с указания на то, что о. Васильев, по его мнению, преувеличивает значение Макариевских соборов 1547 и 1549 гг. в истории канонизации русских святых. По словам автора, до Макариевских соборов правила и основания канонизации были не выработаны, неясны и неопределённы (стр. 155), а на этих соборах «мы замечаем шаг вперед. Ими формулируются и вводятся в практику церкви определённые правила канонизации..., представляются новые основания и условия.., начинается новый период в её истории...». Такую постановку дела оппонент находил слишком резкой. Невероятно, говорил он, чтобы православная церковь существовала столько веков, имела уже столько прославленных святых, и чтобы не было у неё выработанных и определённых правил канонизации. Невозможно, далее, думать, чтобы м. Макарий и его сотрудники могли создавать новые правила, чтобы они считали возможным настолько критическое отношение к прошлому, чтобы доселе действовавшие порядки в деле канонизации признать непригодными и взяться за созидание новых. Такое представление противоречило бы всему, что мы знаем о той эпохе. Наконец, если бы соборы действительно совершали то, что им приписывает автор, сохранились бы и какие-либо указания на это в их деяниях.

Рассуждая о соборах 47 и 49 гг., автор указывает их главную причину в подъеме русского политического и церковного самосознания того времени. (Стр. 161–163). Pyccкие стали смотреть на свою церковь, как на центр православия, как на главную, после падения Константинополя, представительницу и защитницу всего православного миpa. Естественным в этом случае было стремление показать миpy, что и по своим благодатным сокровищам церковь русская стоит на высоте, вполне соответствующей её великому мировому призванию. Отсюда забота о том, чтобы открыть из-под спуда и выставить на вид прославленную отечественную святыню, собрать сведения о святых русских угодниках Божиих и утвердить их прославление, что и делают соборы 47 и 49 гг. Не отрицая существования этой причины, проф. Каптерев находил ее слишком общей и высказал желание, чтобы о. Васильев обратил внимание на современное соборам положение церковных дел и там поискал бы более близких и осязательных причин для объяснения рассматриваемых соборов. В конце XV и в XVI в. в русской церкви были некоторые непорядки и злоупотребления, имевшие непосредственное отношение к вопросу о житиях святых и их прославлении. С одной стороны были в то время люди (как напр. Вассиан), критически относившиеся к существовавшим тогда в употреблении житиям особенно Московских святых и позволявшие себе при их переписке многое сокращать и выбрасывать, как недостоверное. С другой стороны были напротив и такие, которые, особенно стараясь возвысить и прославить русскую святыню и благочестие, усердствовали в этом отношении без должной умеренности, что влекло за собой иногда прославление и таких лиц, которые не всегда того заслуживали. То и другое было, конечно, злоупотреблением и должно было вызвать надлежащие мероприятия со стороны церковной власти.

Оппонент просил далее о. Васильева объяснить некоторое противоречие, обнаруживающееся по-видимому в его отношении к месяцесловам, как к источникам для истории канонизации. В первой части своего исследования, когда речь идёт о канонизации древних русских святых, автор утверждается часто на месяцесловах, как на источниках; а позднее (на стр. напр. 123, 199 и др.) решительно заявляет, что «наши святцы не стояли под контролем высшей церковной власти, и внесение в них имён святых зависело от произвола переписчиков» и что «святцы не были одной из тех форм, в которых выражалась канонизация святых…»

Наконец, одним из последних замечаний проф. Каптерева было указание на то, что о. Васильев, по его мнению, несколько уменьшает влияние светской власти в деле канонизации. По изображению автора, прославление того или другого святого в русской церкви зависело от власти духовной, а светская при этом стояла в стороне и относилась к делу только формально. Проф. Каптерев находил, что такое представление не соответствует характеру наших русских великих князей и царей, которые всегда отличались своим благочестием и принимали самое живое участие в делах церковных. Из многих страниц книги самого о. Васильева ясно можно видеть, что русская светская власть была очень деятельной и влиятельной в вопросах о канонизации, так напр., это с очевидностью выступает в рассказах о канонизации преп. Феодосия Печерского, св. Петра митрополита, преп. Стефана Махрищского, преп. Антония Сийского, преп. Евфросинии Суздальской, преп. Антония Римлянина и св. царевича Дмитрия. (Стр. 79, 84, 207, 208, 226).

После официальных оппонентов о. Васильеву сделали несколько замечаний: доц. Н. А. Заозерский, о. ректор академии архим. Антоний и экстр. проф. А. Д. Беляев. На большую часть вопросов и замечаний диспутант со знанием и спокойной уверенностью давал посильные объяснения, обнаружив тем достаточно серьезное знакомство с предметом своего исследования. Совет академии признал защиту удовлетворительной и постановил ходатайствовать установленным порядком об утверждении о. Васильева в степени магистра Богословия.