II. (с 190–255 г.).

Прежде упоминали мы о Пантене, основатель философско – христианской школы, прославлявшей Церковь Александрийскую с последней половины второго столетия. Знаменитый муж сей, оставивший жизнь преподавателя для подвигов апостольских, предоставил свою кафедру одному из учеников своих, Клименту, известному под названием Климента Александрийского, начавшему преподавать около 190 года.

Много спорили об учениях школы Александрийской. Лучший способ дать о них надлежащее и бесспорное понятие это – изучать без предубеждений творения, которые до нас дошли. Климента, управлявшего этой школой после Пантена,¹⁸¹ иногда называли Афинянином,¹⁸² что заставляет предполагать, что родиной его были Афины. Имя его было римское: Тит Флавий Климент, из чего можно заключить, что он был Латинцем, рожденным в Греции. Сперва был он язычником, но путем науки достиг до христианства. Он путешествовал по Греции, Италии, Сирии и Египту, посетил Восток и дошел до Ассирии; повсюду входил в сношения с людьми знаменитыми этих стран. В Палестине он заметил в особенности ученого мужа, который, подобно трудолюбивой пчеле, высасывал из цветов, украшавших духовный луг, из Пророков и Апостолов, сок, которым питал своих слушателей –так обозначает он учителя своего, Пантена.

Ученые, которых встречал Климент во время своих путешествий, приняли правое вероучение непосредственно от апостолов и преимущественно от Петра, Иакова, Иоанна и Павла. «Они дожили до нас, говорит Климент, чтобы вверить нам божественное семя, и знаю, что они возрадуются, видя, что речи их не объясняются, но излагаются так, как их следует передавать».

Климент, равно как Ириней, Тертуллиан и прочие отцы времен апостольских, считали, что вероучение есть залог, который следует передавать таковым, каковым он был принят, и философские объяснения в их глазах имели цену только тогда, если они не искажали чистоты вероучений.

Главными учениками Климента были: Александр, ставший епископом Иерусалимским и который учился при Пантене, и Ориген, управлявший после него школой Александрийской.

Для изучения и оценки преподавания Климента и школы его имеем его творения, истинные сокровища благочестия и учености; они вполне заслуживают внимания Истории. Чтобы, оценить как следует основную идею его преподаваний, не должно забывать, что с самого начала христианства в Александрии образовалась философская школа с целью согласовать вероучения христианские с учениями древних греческих философов, а преимущественно Платона. Самыми знаменитыми представителями этих попыток соглашения были в Александрии: Василид и Валентин, называвшие свою систему высшим знанием или гностикой. Их мнения были уже изложены.

Естественно, что православные принуждены были оспаривать гностиков и выразить свое мнение о древней философии. Они не оспаривали её значения и соглашались, что древние философы, особенно Платон, излагали учения, имевшие некоторые соотношения и сходства с вероучениями христианскими; но что действительно в этих истинах было примешано множество заблуждений, а потому и не следует считать древнюю философию наравне с Откровением и полагать, будто высшее знание состоит именно в том согласии, которое существует между ними. Истинное знание состоит, прежде всего, в принятии вероучения в том виде, в каком оно было сообщено в Откровении н передано апостолами, а затем уже можно рассуждать о вере своей, не считая ее простым согласием без всякого субъективного значения, но следует замечать связь, существующую между философией и Откровением и ценить в философии только то, что заключается в ней справедливого и истинного.

В знании же ложном или, в гностике, древняя философия считалась критерием Откровения, тогда как для истинно ученого откровение служит критерием или поверкой, философии. Василид и Валентин подчиняли положительные данные Откровения понятиям философским, а Климент и его ученики рассуждали о понятиях философских по учению Откровения. При разборе творений Климента и Оригена, постараемся изложить еще подробнее основания философии христианской.

Климент составил извлечение всего прочитанного и своих философских изысканий в одной книге Смеси, названной им Строматами. Это греческое слово означает ковры (вышивания) и заставляет предполагать, что писатель хотел вышивать, как бы по канве, различные понятия, представлявшиеся его уму по мере того, как он читал или слушал рассуждения ученых, и таким образом составил из этой разнообразной смеси одно целое, которое могло бы дать надлежащее понятие о религии её связи с философией.

Строматы разделяются на восемь книг. В первой писатель сопоставляет религию откровенную с философией, чтобы дать понятие о их взаимных отношениях. Бог, говорит он, есть начало философии, равно как и религии,¹⁸³ потому что разум человеческий также происходит от Бога; но философия должна быть служанкой¹⁸⁴ божественной науки и обязана пособствовать ей в некоторых случаях своими справедливыми рассуждениями и научными данными, какие может представить. Она не составляет для неё необходимости потому, что есть случаи, когда веры своей доказать невозможно.

Во всех философских системах есть частицы истины;¹⁸⁵ Откуда же они? Они остались от первоначальных народов, которых Греки считали варварами, но сохранивших первоначальные вероучения откровенные. Таким образом, законодатели Греции и Платон много заимствовали от Моисея,

Эта первая книга, в сущности – только вступление; во второй же писатель старается изложить теорию веры разумной или философической. Рассматривает веру в предмет её с точки зрения чисто объективной и считает её как бы выводом верования или учения, принятого разумом. «Человеку говорит он, не может достигнуть познания Бога иначе, как верой: одна только вера доставляет ему данные познавать Бога, только она одна есть основание познания, то есть разумного и философического согласия с Откровением; но вера не оставляет человека в области умозрительной, а доводить его до упражнения в добродетелях христианских, то есть до совершенства, доступного человеку.¹⁸⁶ От веры, как от корня, возрастают все добродетели; она совершенствует внутреннее расположение, направляет волю человека и приближает его к Богу, источнику всякого совершенства. Вера совершенствует человека не только в его существовании, но даже во всех его отношениях общественных.¹⁸⁷

Из этих отношений самое задушевное есть то, от которого происходит брак. Третья книга вся посвящена этому предмету. На брак нападали враги двоякого рода: одни считали вещество произведением злого начала и порицали под этим предлогом всякий брачный союз, а другие, считая союз брачный игом, проповедовали учение самое безнравственное. Климент опровергает как тех, так и других, доказывая законность брака и отвратительность общности женщин.¹⁸⁸

Четвертая книга изображает картину добродетелей истинного гностика или истинного христианина, верующего научно и философски. Самоотвержение его доходит до мученичества и он подвизается во всех добродетелях, какие могут улучшить его самого и общественные его отношения; подвизается в терпении и благотворительности, стараясь беспрестанно достигнуть совершенства человеческого, состоящего в любви к Богу и ближнему.¹⁸⁹

Истинный гностик, или христианин – философ, имеет двоякую цель: усовершенствовать свой разум познанием Бога, который есть истина, и улучшить сердце свое истинным богопочитанием.

Климент развивает эти две мысли в шестой и седьмой книге, изложив предварительно в пятой условия истинного познания и настоящего богопочитания.¹⁹⁰ Он утверждает, что философия,¹⁹¹ не взирая на все, что она заимствовала из Откровения, а особенно от священных писателей еврейских, не достигла еще истинного понятая о Боге, а также не в состоянии дать точного понятия о надлежащем богопочитании.¹⁹²

Писатель подтверждает эти два предложения всеми доводами философии своей и учености, оканчивая главу изложением правил, которыми должна руководствоваться философия, чтобы отличить христианина от еретика или истинного гностика от того, кто ложно присваивает себе это именование.

Восьмая книга есть настоящий трактат о логике. Писатель излагает в ней цель, какую обязан себе предположить всякий разумный человек, философ или богослов, и умственные способы для достижения такой цели.¹⁹³

Изложив общий план Стромат, следует сделать несколько извлечений, представляющих особый интерес для Истории Церкви. Некоторые писатели, извращая отдельные речения из творений Климента, утверждали, будто он считал философию истинным путем к дознанию истины. Это несправедливо. Подобно прочим отцам своего времени и их предшественникам, Климент полагал, что критерий истины религиозной заключается в свидетельстве Церкви вселенской. Он порицает ссылавшихся на одно только Священное Писание для подтверждения своих убеждений, и которые, таким образом, чем более имели смысла философского, тем более впадали в важные заблуждения. Развив эту мысль он добавляет:¹⁹⁴

«Тот перестает быть человеком Божиим и верным Господу, кто, возмущаясь против предания Церкви, принимает мнения ересей человеческих; но тот, кто, отвергнув эти заблуждения, повинуется Писаниям и жизнь свою посвящает истине, становится, так сказать, уже не человеком, но богом. Правилом для нас вероучения Господни то, что Пророками, Евангелием и блаженными Апостолами изложено было несколько раз и различными способами, как учение – от начала своего до последних выводов. Если кто полагает, что нужно другое правило, то не будет иметь никакого правила».

Климент указывает на последствия этой возвышенной философии и утверждает, что, следуя от истинного начала – от Бога, можно достигнуть посредством вывода из выводов до полного обладания истиной. Но при такой умственной работе верующий, который рассуждает о вере своей, то есть истинный гностик, не должен предаваться своим умствованиям без руководства. При изучениях слова Божия должен он придерживаться предания Церкви, иначе подвергается ереси.

«Те, которые этим не руководствуются, насилуют Писания, продолжает Климент; когда они уже раз высказали в публике ложный догмат, то принуждены спорить, что нет Писаний; а если мы доводами нашими их станем оспаривать, то они принуждены или отвергать часть Писаний или клеветать на нас, что не имеем достаточной способности их понимать».

Гностики Александрийские сами начали борьбу на поприще Писания, стараясь поддерживать свои системы толкованиями, о которых думали, что они возвышеннее и справедливее толкований обыкновенных. Знаменитая школа Александрийская преследовала их на той же почве, стараясь доказать им, что гностика их или высшее знание не есть настоящее знание, но система без твердых оснований и без логических выводов.

«Когда их обличают, говорит Климент, то случается, что они отказываются от своих догматов и стыдятся признаться в том, чем гордились, обучая наедине. Это можно, заметить во всех ересях, когда разоблачишь нечистые их учения. Когда еретики от нас отделились и мы докажем им, что они противоречат Писаниям, то прибегают они к одной из этих уловок: или отказываются от учения своего, или восстают против самого Писания. Они заботятся более о защите своих мнений, нежели об истинном смысле слов пророческих или евангельских, смысле, подтвержденном свидетельством Апостолов. Ищут они не истины, а только средства защищать свои догматы. Не углубившись в тайны гностики церковной, они не постигли величия истины. Привязаны только к тщетным спорам о текстах и придерживаются только поверхностного; они более стараются казаться философами, нежели быть ими действительно». В сущности, по мнению Климента, еретики его времени при ложных мнениях своих руководствовались более тщеславием; им хотелось иметь отдельные собрания и свои ложные агапии, чтобы занимать там первое место и их считали бы за великих учителей.

Климент ясно излагает, что источник всякой ереси заключается в несогласии ума человеческого подчиняться принятому и хранимому вероучению божественному. «Из гордости, говорит он, стараются некоторые увернуться от вероучения, сообщенного блаженными Апостолами и учителями.¹⁹⁵ Так сопротивляются они божественному преданию¹⁹⁶ и, предпочитая учения человеческие, вводят ереси. После этих мужей, углубившихся так в гностику церковную, что могли сказать Маркион, Продик или другие, не следовавшие прямым путем? Мудростью они не могли превзойти предшественников, не добавить чего к истине, ими высказанной; лучше бы они сделали то, если бы изучали, что преподавалось сначала».

Следственно только истинный гностик, состарившийся в изучении Писания и верно хранящий догматы, как преподавали их Апостолы и Церковь, обладает жизнью, сообразной с Евангелием и философией, какая действительно находится в словах Господних, в законе и Пророках «.

В предыдущей главе¹⁹⁷ Климент отвечал на возражения полагавших, что невозможно руководствоваться Церковью по причине различных мнений, ею преподанных. Ученый писатель отвечал, что не следует смешивать сект с древней Церковью, которая догматов своих не изменяет и не имеет начала человеческого, так как ереси. Подобно Иринею, Тертуллиану и прочим отцам времен апостольских, Климент учил, что одна только Церковь истинна, это – Церковь первоначальная, пребывающая на древних основаниях, и апостольская; он отделял от Церкви все прочие общества христианские.

Таково было строгое и здравое понятие о Церкви, передаваемое с самого начала. В постоянном свидетельстве этой Церкви находит истинный гностик, или философ христианский точный смысл Писания и руководство для своих умствований философско – христианских.

Климент распространяется особенно об этом в одной из глав своей книги, стараясь доказать, что общества еретические не следует смешивать с Церковью. «Не нужно продолжительных речей, говорит он, для доказательства, что сообщества еретические позднее Церкви кафолической. Господь учил при царствовании Августа и Тиверия. Проповедь Апостолов, а также служение Павла окончились при Нероне, начальники же ересей, ныне существующих, явились позднее; они жили с царствования Адриана до Антонина старшего. Тогда то жил Василид, хотя и похвалялся, что учителем его был Главзий, толкователь Петра. Точно также и Валентин, хотя тщеславился, что был учеником Феодота, друга Павлова, Маркион того же времени. Если так, то ясно, что эти ереси и все позднейшие только нововведения сравнительно с самой истиной и с самой древней Церковью. Из сего следует, что только одна Церковь истинна и действительно древнее, и что членами её все праведники. Один только Бог и один Господь, вот почему в деле единого начала следует быть единству, и Церковь, принадлежащая в некотором отношении к сущности божественной, едина и тщетно стараются еретики разделять ее. По началу своему, по сущности и по превосходству своему Церковь кафолическая одна только Церковь истинная и заключает в себе всех праведных предопределенных Богом с начала мира».

Этой то Церкви, происходящей от Бога и во все времена проявлявшейся в Его единстве, противопоставляет Климент ереси, возродившиеся от особенных обстоятельств и не имеющие с делом Божиим ничего общего.

Не будем далее распространяться о Строматах, хотя эти отрывки высокой философии христианской весьма любопытны, иначе придется переступить за пределы исторического труда. Мы желали только привести несколько извлечений как ясные доказательства, что философским критерием школы Александрийской было то же правило вселенское о вероучении, которое принято в самом начале и передавалось неизменно в Церкви кафолической; другими словами, что постоянное свидетельство Церкви, во всей её всеобщности должно служить ученым руководством для всякого христианского философа.

Наставником этой школы высшей философии – Слово Божие, воплотившееся и жившее в мире этом под именем Иисуса Христа. Учение Его было не только теоретическим, но и практическим. Климент старался это доказать в творении своем под названием: Наставник или Педагог.¹⁹⁸ Творение это разделяется на три книги; в них писатель старается изобразить главные черты жительства, приличного истинному ученику Иисуса Христа. Важность, нравственность самая строгая, удаление от всяких мирских изнеженностей, воздержание составляют главнейшие черты жизни истинного христианина.

В своем Увещании к Эллинам¹⁹⁹ Климент возвращается к той же мысли, что Слово воплощенное есть преимущественный Наставник человечества. При пособии своего основательного знания феогоний языческих и философских творений древних школ он мог доказать следующие два предложения: что народные предрассудки о божестве доходили до бессмыслицы и что философы заимствовали из преданий человечества понятия, отчасти согласовавшиеся с истиной, принесенной Словом Божиим в мир во всей полноте её и совершенстве. Он убеждает Эллинов отказаться от своих смешных и баснословных феогоний и принять истинное вероучение.

Есть еще превосходный нравственный трактат Климента Александрийского под заглавием: Кто из богатых спасется?²⁰⁰ Там глубокомысленно объясняет он евангельское учение о богатстве и нищете, выводя, что тот из богатых, чье сердце не привязано к благам мира сего, действительно нищ в смысле евангельском, и что богатство может тогда благотворным употреблением своим послужить ему к спасению.

Климент издал еще другие творения, но они утрачены. Для истории всего более сожалеть должно творение под названием: Гипотипозы, где излагались предания, собранные им от мужей апостольских, которых он посещал. Творение это, разделенное на восемь книг, заключало в себе множество сведений о писаниях Ветхого и Нового Завета, Евсевий²⁰¹ заключает, что он определял время написания Евангелия следующим образом: первое от Матвея, и второе от Луки, третье от Марка и написано было в Риме в то время, когда Петр там проповедовал; наконец Евангелие от Иоанна было написано на пополнение прочих. Евсевий, говоря об этом творении, не указывает ни на какое заблуждение, напротив, Фотий²⁰² указывает в нем на многие и весьма грубые, особенно относительно сущности Слова Божия, природы души человеческой и вечности творения. Сопоставляя эти свидетельства, можно заключить, что творение Климента в течение времени, от четвертого до восьмого столетия, было искажено еретиками; ясно, что заблуждения, на которые указывает Фотий, нельзя приписывать самому Клименту, потому что они противоречат учению, изложенному им в подлинных и дошедших до нас творениях.

Впоследствии увидим, что у школы Александрийской были враги упорные и друзья слишком малопросвещенные, извращавшие творения многих из её учителей, а преимущественно Оригеновы. Сходство заблуждений, в каких упрекают Оригена и какие Фотий находил в восьми книгах Гипотипоз, в том виде, как имел их перед собой, служит доказательством, что в это творение сделаны были вставки теми же, которые исказили многие из книг Оригена.

Климент написал еще другие творения и книгу о Пасхе. «В этой книге, говорит Евсевий,²⁰³ он утверждает, что друзья принудили его изложить предания, собранные им от старших между пресвитерами, чтобы передать их потомству.» Отрывок этого творения находится в Хронике александрийской,²⁰⁴ где читаем: «Святейший Климент, пресвитер Церкви Александрийской, муж весьма древний и недалекий от времен апостольских, написал в своей книге о Пасхе следующее...» Затем приводится место относительно дня, когда Иисус Христос праздновал Пасху со Своими учениками. Евсевий, упомянув о творении Мелитона Сардийского о Пасхе, прибавляет «Климент Александрийский упоминает об этой книге в своем творении о Пасхе и говорит, что книга Мелитона послужила ему поводом написать свою».

Эти сведения ясно доказывают, что Климент Александрийский был противником обычая азийского. Он путешествовал по Азии, основательно знал вопрос, волновавший Церкви этих стран, и доводы, на которые там опирались. Ученое рассуждение и сильное влияние Церквей Иерусалима и Александрии, конечно, более содействовали отмене этого обычая нежели угрозы Виктора, епископа римского.

Евсевий упоминает также о следующих творениях Климента Александрийского: Убеждение к терпению, написанное для новопросвещенных, и Правило церковное, творение, написанное против придерживающихся заблуждений еврейских, Климент посвятил последнюю книгу Александру, епископу иерусалимскому. Благочестивый епископ, друг его, конечно, просил об этой книге для вразумления Назореев, живших в Палестине, и которые, веруя в Иисуса Христа, подобно Евреям соблюдали закон Моисеев.

У некоторых древних писателей упоминается еще про другие творения Климента; но для нас достаточно сохранившихся на удостоверения, что ученый философ христианский был одним из самых замечательных писателей церковных. Он знал непосредственных учеников апостольских и эта древность вместе с его основательной и разнообразной ученостью придает свидетельству его исключительное значение. Из самого предмета творений его понятно, что в них нельзя найти, как у других отцов, много свидетельств о догматах Церкви, однако находим такие, которыми История обязана воспользоваться.

Мы уже упоминали о месте, служащем ясным доказательством, что за правило веры Климент, подобно Иринею, Тертуллиану и прочим, более древним отцам, принимает первоначальное, постоянное и всеобщее предание Церкви. На это предание ссылается он для опровержения ересей, по мнению его, бывших только сектами, отделившимися от единой истинной Церкви апостольской, ясной по всей вселенной по тожественному свидетельству, которое воздает она учению апостольскому. В этом предании находил Климент основание философии христианской.

Источник истины, переданной посредством учения апостольского и хранимый в Церкви вселенской, есть Слово Божие. Бог имеет бытие существенное, Слово Его выражение всего сущего сообщает истину и это Слово, единое по сущности со Своим началом, воплотилось в лице Иисуса Христа. Платон имел темное понятие о сем божественном Слове; он позаимствовал его из древних книг Закона; но только в христианстве имеют полное понятие о Слове сем, источнике истины. Это не есть первобытная идея, выражающая разнообразие всех существ, но Слово, Которым Бог выразил Свое всемогущество при сотворении всего существующего.

Климент во всем, что написал о божестве, едином по сущности и троичном по ипостасям, а особенно относительно Слова, имел в виду преимущественно опровергнуть, прежде всего, древнюю систему Платона, а после неоплатонизм Валентина и прочих гностиков, вышедших большей частью из Церкви Александрийской и имевших большое влияние в Египте.

На знаменательный факт этот не обращено было достаточного внимания, а он служит ключом всему учению Александрийцев, писавших о Слове Божием. Писатели, употребляя во зло некоторые отдельные выражения, какие встречаются у Климента и у Оригена, видели в них только учеников Платона, старавшихся ввести учение этого философа в Церковь, облекая его оттенком христианства. Достаточно рассмотреть их учение в совокупности, чтобы убедиться в том, что цели такой они не имели. Климент, Ориген и все истинные представители кафолической Александрийской школы преподавали о Слове только учение откровенное, заключающееся в Евангелии от Иоанна. Они заметили как бы проблеск этого учения у Платона, но, заявив о том, доказывали: первое, что Платон не имел полного понятия об учении о Слове, а второе, что неоплатоники или гностики впали в многочисленные заблуждения именно потому, что развивали более учение Платона нежели учение Иисуса Христа.

Из творений Климента можно вывести ту основную мысль, что во всех древних феогониях и философиях заметны частицы истины,²⁰⁵ источником которой Слово, глаголавшее с самого начала человечеству; но эти проблески истины погребены под множеством заблуждений. Их следует откапывать, чтобы доказать, что все философии, так сказать, подготовили царство истины, точно так же, как множество заблуждений, которым они учили, соделали необходимость явления Слова. Рядом с этой школой, находившей пользу в философии, была карфагенская, где суровым голосом Тертуллиана философия осуждалась как бесполезная и где порицали Александрийцев;²⁰⁶ но эти критики не остановили Климента, доказавшего своими писаниями, что сама философия доставляет оружие против самой себя.

Споры были оживленные, особенно между неоплатониками и православными Александрийцами, и, как всегда бывает в подобных случаях, многие делали попытки составить систему взаимных соглашений. Этим примирителям, конечно, обязаны за те вставки, которые сделаны были во многих творениях Климента и Оригена. Услышим, как сам Ориген гласно на то жаловался. Эти вставки было легко сделать и они зависели от какого-нибудь недобросовестного переписчика, с намерением распространявшего свои испорченные рукописи.

Однако подлинные творения учителей александрийских, весьма ясные относительно основных догматов христианства, как например: Бога Создателя существ, Троицы, воплощения Слова, личности Иисуса Христа, Богочеловека, Божества Святого Духа, искупления мира жертвой воплотившегося Слова. Кажется, об этом даже нельзя серьезным образом сомневаться. Если бы желали в доказательство сего собрать все их речения, то следовало бы сделать выписки из большей части их творений. Представим только несколько.

"Слово,²⁰⁷ явившееся людям, вместе Бог и человек. Тот, который в Боге, тот же и явился, потому что Слово, бывшее в Боге, сделалось учителем и Им всё сотворено. Слово, давшее некогда жизнь творению, им созданному, явилось Наставником, чтобы научить праведной жизни и исходатайствовать нам от Бога жизнь вечную».

В этих словах сокращенно заключается александрийское учение о Слове. Знаменитая школа эта придерживалась Иоанна Богослова, а не Платона. Слово было Сыном Божиим и сыном Давидовым, Им мир был сотворен, просвещен и спасен.

«Слово, также говорит Климент,²⁰⁸ все для сынов Своих, то есть для христиан, Оно их Отец, их Мать, их Учитель, их Питатель. «Ядите, говорит Оно, тело Мое и пейте кровь Мою». Господь дарует, таким образом, нам свойственную пищу, дарует тело Свое, проливает за нас кровь, и нет ни в чем недостатка для возрастания чад Его. Изумительное таинство! Он повелевает нам сложить древнюю и плотскую порчу нашу, отказаться от нашей древней пищи и сделаться участниками новой пищи – Христовой, принять, если это возможно, Его Самого и сохранять в себе Спасителя, чтобы привязанности плоти нашей сделались чисты и совершенны».

Если, подражая некоторым ученым, в словах этих не хотят видеть указания на действительное присутствие плоти Христовой в таинстве Евхаристии, то невозможно отвергать, что они заключают в себе превосходное изложение учения о духовном единении человека со Словом Божиим и представляют ясное и православное вероучение о божественном Слове, Иисусе Христе, Богочеловеке, питающем христианина Своей плотью и кровью, чтобы сделать его участником Своего божества. Климент излагает также эту возвышенную истину в другой главе того же творения так:²⁰⁹

«Кровь Господня двоякого рода: одна телесная и ею искуплены мы от смерти; другая же духовная и ею получаем мы помазание; вот что называется пить кровь Господню или участвовать в чистоте Господней. Действительно сила Слова это Дух – как кровь есть сила плоти. Подобно тому, как вино соединяется с водой, так же и Дух соединяется с человеком. Вино, соединенное с водой, дает веру вкушающим его, но только Дух сообщает им чистоту. Соединение обоих, то есть вкушаемого и Слова называется Евхаристией – хвалою и благодарением; участвующие в ней освящаются: в теле и в душе. Божественное смешение – человек также участвует по воле Божией в соединении Слова и Духа».

Высокая духовность, которую Климент находил в Евхаристии, не отвергает, однако, действительности. Евхаристия, по словам его, была причащением человека Слову, равно как Духу, и это причащение совершалось посредством внешнего таинства, которое в некотором отношении есть образ божественного единения и есть божественный способ этого единения.

Вниманию читателей следует еще предложить место, где Климент упоминает о трех степенях священства, составлявших основания учреждений церковных. Говоря о различных правилах, данных членам Церкви, он выражается так:²¹⁰

«В священных книгах преподаны еще некоторые другие правила лицам избранным: одни священникам, другие епископам, другие диаконам, а другие, наконец, вдовицам». Климент, следственно, признавал, что в священных книгах те, которые именуются пресвитерами, епископами, диаконами, составляли иерархии лиц избранных из остальной части паствы, и сообщает нам, что в его время эти три степени находились в их первоначальном положении. Как высоко ни восходишь по памятникам Истории Церкви, везде встречаются эти три степени: епископ, пресвитер и диакон, составляющие иерархию божественного права для служения Церкви.

В Строматах во многих местах Климент выражается столь ясно²¹¹об иерархии божественного установления в Церкви, что невозможно серьезным образом сомневаться, что он излагает вероучение своего времени и всей Церкви со времен Апостолов. Мужей, облеченных священством, представляет он в положении исключительном, сравнивая его с ангельским в мире невидимом. Если же иногда и упоминает только две степени, пресвитерство и диаконство, то в других местах упоминает и три степени, называя именно епископство. Мы видели прежде, что под названием священник, или пресвитер, часто разумели само священство, принадлежащее священнику, равно как и епископу, хотя в высшей степени. Следственно Климент мог в некоторых местах упоминает только про священство и диаконство, нисколько не противореча самому себе и не отвергая двух степеней, из древности признаваемых в священстве.

Можно бы было еще более распространиться об учении Климента, но сказанного достаточно в доказательство, что он был учитель истинного православия и что творения его представляют драгоценные свидетельства о здравом учении Церкви.

Между учениками его Александр Иерусалимский был из числа святых и самых знаменитых. В 202 году Климент оставил Александрию и удалился в Каппадокию. Школа его на некоторое время закрылась по случаю гонения, возникшего в Египте, но вскоре Ориген, хотя был в то время еще очень молод и, без сомнения, слушал преподавание знаменитого учителя, избран на его место.

Нужны целые тома, говорит Евсевий,²¹² чтобы рассказать с подробностью жизнь Оригена. Ученый историк мог, следственно, изложить только сокращение, пользуясь письмами и рассказами учеников великого мужа; эти памятники были у него перед глазами, а потому рассказ его заслуживает полного доверия.

Ориген был еще очень молод, когда отец его, Леонид, претерпел мученичество.²¹³ В десятый год царствования императора Севера в Египте правителем был Лет, а Димитрий только не задолго стал преемником Юлиана на епископском престоле Александрии.²¹⁴ Христиане претерпевали тогда в Египте жесточайшее гонение; бесчисленное множество верующих преданы были смерти за веру. Ориген, еще ребенком, так желал мученичества, что подвергал себя величайшим опасностям и, так сказать, кидался в борьбу; конечно, претерпел бы он смерть, если бы Провидение, храня его для общей пользы, не внушило бы матери умерить его горячность. Благочестивая женщина употребила сперва все нежнейшие убеждения, но видя, что ревность к мученичеству все более возрастает в душе сына, особливо с той поры, как узнал он о заключении отца своего, Леонида, прибегла, наконец, к хитрости и спрятала все платья его, чтобы не мог выходить из дома. Ориген, не имея возможности следовать желанию сердца своего, решился убеждать по крайней мере отца мужественно вынести борьбу и написал ему письмо, где говорил: «Остерегайся, отец, ради нас изменить своим убеждениям». Хотя Ориген был еще очень молод, но имел уже основательные познания вероучений христианских, почерпнутые из Священного Писания, которое изучал тщательно. Классические занятия не отвлекали его от писаний; каждый день отец заставлял его выучивать наизусть и рассказывать какое – либо место из священных книг. Благочестивый отрок любил этим заниматься и тогда уже не довольствовался первым смыслом, истекающим из писаний, а старался углубляться в него все более и более и дойти до смысла сокровенного, делая отцу своему о том множество вопросов. Леонид, по-видимому, останавливал его любопытство и говорил, что не следует доискиваться толкований, превышающих, его лета, но в сущности радовался этому настроению и благодарил Бога за такого сына. Часто ночью подходил к нему, обнажал грудь и целовал ее с уважением, как храм божественного Духа.

Когда отец его умер, Оригену было семнадцать лет.²¹⁵ Он остался с матерью и шестью братьями моложе его; а как имение отца было конфисковано, то все семейство находилось в крайности. Провидение, однако, помогло Оригену через одну богатую женщину, которая усыновила знаменитого в то время человека, именем Павла, прибывшего из родины своей, Антиохии, и принимавшего сторону всех еретиков, живших в Александрии. Поневоле Ориген находился с ним в сношениях, но с того уже времени имел случай блестящим образом доказать чистоту веры свой. Не только множество еретиков, но даже православные посещали Павла, удивляясь его красноречию, а Ориген никогда не решался вместе с ним молиться и твердо следовал правилу церковному, запрещавшему общение в молитвах с еретиками. Он занимался с такой ревностью своими литературными изысканиями, что вскоре по смерти отца достиг возможности преподавать и приобретать необходимое на свое содержание.

В Александрии в то время уже не было богословской школы, прославленной Пантеном и Климентом. Гонение разогнало как преподавателей, так и слушателей. Ориген же преподавал только словесность, но многие, даже язычники, просили его касаться прочих предметов и научить их слову Божию.²¹⁶ Между ними был Плутарх, после святой жизни своей увенчавшийся мученичеством, и брат его Ираклий, также живший истинным христианином – философом и заслуживший избрания в епископы александрийские по смерти Димитрия.

Таким образом заставили Оригена восстановить знаменитую школу оглашенных, руководимую прежде Пантеном и Климентом. В то время ему было всего восемнадцать лет, но он имел большие успехи даже среди гонений, претерпеваемых христианами при Аквиле, преемнике Лета. Ориген приобрел также большую известность многочисленными заслугами своими перед мучениками как знакомыми ему, так и вовсе ему неизвестными. По любви своей он не делал между ними различия, не только сопровождал их, когда задерживали или вели на судилище, но даже когда уже влекли на мучение. По непоколебимому мужеству своему презирая величайшие опасности, без страха подходил к мученикам и с уважением давал им лобзание в присутствии толпы, часто метавшей в него каменьями. Так нередко подвергался он смерти; но Провидение бодрствовало над ним, избавляя от опасности, когда уже считали его погибшим. Ревность и горячность его в проповедовании Иисуса Христа, конечно, навлекли бы на него гонения, если бы он не находился под особым покровительством божественной благодати. Язычники, разъяренные его обращениями, даже осаждали жилище его с толпою воинов, но он избегал преследования, переходя из дома в дом. Все поступки его имели отпечаток высокой мудрости, характеризующей философа христианского. Жизнью своей выражал он преподавание свое в приложении, преподавание же было выражением жизни, а потому имел он множество подражателей. Епископ Димитрий²¹⁷ открыто препоручил ему школу оглашенных и Ориген понял, что необходимо сделать более, нежели преподавать словесность, а потому всецело посвятил себя преподаванию религиозному. Чтобы не быть никому в тягость, продал литературные сочинения, составленные им для преподаваний и на содержание свое довольствовался четырьмя оболами, которые книгопродавец обязался ежедневно ему выплачивать. В продолжение нескольких лет жил с умеренностью христианского философа, удаляясь всяких удовольствий, столь соблазнительных в молодости. Долго предавался он изысканиям самым затруднительным и проводил даже часть ночей за изучением Священного Писания. В то же время он постился и, предаваясь покою, ложился спать на полу. Ему хотелось осуществить наставления Спасителя, учившего довольствоваться одной одеждой, лишать себя обуви и не заботиться о следующем дне. Действительно, таким образом, дошел он до нищеты Евангельской, с большей горячностью, нежели то допускали его лета, и не заботился ни о холоде, ни о своих лишениях. Друзья его только удивлялись, но некоторые, желавшие оказать ему пособие, глубоко сокрушались, что он настойчиво отказывался от всяких воспомоществований. В продолжение многих лет ходил он босым, не употреблял ни вина, ничего другого, что считал ненужным для жизни, до того, что впал в тяжкую желудочную болезнь. Пример его был плодотворен; даже среди язычников приобрел он учеников и стал главой философско – христианской школы. Многие из учеников его оказали геройское мужество в гонении и бесстрашно претерпели мученичество.

Кроме Плутарха, о котором уже было сказано, главными учениками Оригена из умерших за веру²¹⁸ были: Серен, Ираклий, Герол и еще другой, также именем Серен, женщина из оглашенных, именем Ираида, она была сожжена и получила, таким образом, крещение огненное; наконец Василид, бывший хотя язычником, но слушавший преподавания Оригена, приобрел возвышенные понятия, выраженные им при мученичестве знаменитой девицы Потамиены.

Эта мужественная христианка была столь же прекрасна собой, как и добродетельна; она претерпела жесточайшие муки, чтобы только сохранить чистоту своей веры живой; и сожжена была с матерью своей Марцеллой.

Василид был одним из воинов, ведших ее на казнь, но защищал ее против оскорблений, которым ее хотели подвергнуть. За это награжден был той живой верой, с которой мужественно исповедал Иисуса Христа и удостоился славного мученичества.

Ориген около тридцатилетнего своего возраста, когда Зефирин был епископом в Риме²¹⁹ посетил эту Церковь, но пробыл там короткое время и возвратился в Александрию продолжать свои занятия.

В молодости своей Ориген довел до крайности²²⁰ воздержание, в котором старался служить примером для учеников своих; но, согласно словам основательного историка, Евсевия, если поступок, которым тогда провинился, доказывает восторженность молодости, то одинаково служит доказательством как веры его, так и любви к воздержанию. Прочитав в Евангелии словеса Спасителя: «суть скопцы, иже исказиша сами себя, царствия ради небесного», он не рассудил о них мудро, но, повинуясь или правилу Евангельскому, или надеясь избавиться от похотных помыслов, или отстранить от себя всякую клевету – потому что в числе учившихся у него были и женщины – он оскопился. Поступок этот желал он сохранить в тайне, но, не взирая на старания его, об этом узнали и сообщили епископу Димитрию. Сначала тот убеждал его не смущаться, извиняя его, что поступил так, руководствуясь своей верой, и уговаривал продолжать свои преподавания оглашенным. Однако, по прошествии нескольких лет епископ Александрийский, не взирая на свои добродетели, стал ощущать в сердце своем зависть, увидев, что Ориген блистательными успехами своими приобрел славу, так сказать, затмевавшую его епископское достоинство» Увидим, что в этом смысле он писал всем епископам вселенским и порицал поступок Оригена как совершенно безрассудный, осуждая тем возведение его в священство. Димитрий решился осуждать Оригена только тогда, когда мудростью своею и добродетелями достойный пресвитер этот успел приобрести всеобщую славу и когда осуждения эти могли также падать на рукоположивших его епископов. До того же времени Ориген продолжал преподавания свои в Александрии с одобрения Димитрия. Его прозвали адамантовым как по неутомимой деятельности его, так и по гениальному блеску его преподавания.

Не успевая преподавать и в то же время заниматься глубокими изысканиями над Священным Писанием, Ориген взял помощником себе одного из учеников своих, именем Ираклия,²²¹ препоручив ему начальные преподавания, а сам занимался с учениками, уже более преуспевшими.

Желая более углубиться в изучение Священного Писания,²²² Ориген выучился еврейскому языку и приобрел все переводы, какие были: Семидесяти Толковников, Аквилы, Симаха и Феодоциона. Им отыскано было еще несколько переводов отдельных частей Священного Писания, и преимущественно Псалмов. Все эти переводы он сопоставил вместе с текстом еврейским и, таким образом, составил свои Эксаплы, или Священное Писание, в шесть столбцов. После того он составил²²³ свои Тетраплы, или издание в четыре столбца, поместив там только перевод Семидесяти Толковников и переводы Аквилы, Симмаха и Феодоциона.

Ориген сам переписывал эти переводы, делал в них отметки и обозначил варианты. Можно сказать, что труды его были самыми учеными из всех когда-либо предпринимаемых о Священном Писании.

Знание слова Божия составляло цель преподавания ученого пресвитера; философию преподавал он ученикам своим только как введение к науке о Священном Писании.²²⁴ Впрочем, он имел глубокое знание всех систем философских. Сам Порфирий, философ и враг христианства, отдает ему в том справедливость. Слова его стоит здесь привести.²²⁵ «Были люди, говорите он, предпочитавшие толковать дурные писания еврейские, чем отвергать их; они прибегали к бессвязным объяснениям, несогласным с самими Писаниями, имея целью более излагать собственное свое учение, нежели защищать секту иудейскую. Для того вымышляли они образы и подобия, затемнявшие то, что Моисей хотел сказать просто; слова его считали таинственными прорицаниями, заслуживающими уважение, и толковали их, доказывая тем свои собственные предрассудки. В пример такого безумия назову только человека, которого знал я в молодости своей,²²⁶ пользовавшегося тогда большей известностью и оставившего творения, достойные его знаменитости. Хочу говорить об Оригене, отличавшемся между самыми учеными преподавателями вероучения христианского. Он был учеником Аммония, преподававшего в то время философию блестящим образом. Ориген сделал в школе его большие успехи в науках, но не в поведении, потому что Аммоний был сперва христианином и воспитан христианскими родителями; но как скоро сделался способным рассуждать, то принял установленное законом богопочитание; напротив того, Ориген же, бывший язычником и воспитанный язычниками,²²⁷ впал в варварскую безрассудность и до того извратил философию, что даже жил христианином, вопреки законов. Что же касается мнений его о Божестве, то он старался согласить учения Греков с баснями, им принятыми. Постоянно читал Платона, постоянно в руках у него были творения Нумения, Крония, Аполлофания, Лонгина, Модерата, Никомаха и прочих, считавшихся самыми знаменитыми среди перипатетиков. Также пользовался он книгами стоиков Херемона и Корнута. К писаниям еврейским прилагал он методу, посредством которой философы объясняли таинства Греков».

Итак, сам Порфирий не мог отвергать учености Оригена. Некоторые из верующих, мало рассудительных, упрекали его за ученость, недостойную христианина; Ориген же рассудил оправдываться в одном замечательном письме, где говорится: «Когда я посвятил себя слову Божию и приобрел известность своей ученостью, то стало приходить ко мне множество еретиков, людей, посвященных в науки эллинские, особенно в философию. Тогда решился я вникнуть в догматы еретиков и во все мнения философов касательно истины. Поступил я так, подражая Пантену, который еще до нас был полезен очень многим и глубоко посвящен в науки этого рода а также по примеру Ираклия, заседающего ныне среди пресвитеров Церкви Александрийской и учившемуся в продолжение пяти лет у того же преподавателя философии, когда я пошел слушать его уроки.²²⁸ Ираклий даже оставил обыкновенную одежду и надел манию философа и носит ее доныне».

Мантия философа считалась в то время большим почетом. Иустин носил ее, принявши христианство, а Ираклий, по свидетельству Оригена, даже будучи пресвитером Церкви Александрийской.

Около того же времени и когда Ориген жил еще в Александрии, прибыл туда сановник владетеля Аравии с письмами к епископу Димитрия и префекту Египта. Предводитель аравийский просил их прислать Оригена для его научения. Ориген отправился с разрешения епископа и; префекта; в короткое время окончил дело, для которого был вызван и возвратился в Александрию. Но серьезные борьбы, возникшие в этом городе, делали даже пребывание в Египте ненадежным и Ориген тайно бежал в Палестину и поселился в Кесарии. Епископы той страны просили его проповедовать и публично объяснять Писание в церкви, хотя он не был еще пресвитером.

Димитрий, епископ Александрийский, жаловался Александру Иерусалимскому и Феоктисту Кесарийскому на бегство Оригена. В письме своем он даже упрекал этих епископов, что дозволили мирянину объяснять Писания в церкви и даже в своем присутствии, что, по мнению его, было противно правилам. Оба епископа отвечали ему: «относительно же; того, что ты добавил в письмах своих будто никогда не слыхано, чтобы мирянин проповедовал в присутствии епископов, то сильно ошибаешься; даже святые епископы приглашали проповедовать в присутствии своем тех, кого считали, что могут с пользой это исполнить. Таким образом, в Ларанде, Эвельпий был приглашен Неоном, в Иконии, Павлин Гельсом, в Синнаде, Феодор приглашен был Аттиком. Тому, что делали эти блаженные братья, конечно, подражают и другие.»

После этих писем Димитрий послал в Палестину дьяконов своей Церкви убеждать Оригена возвратиться в Александрию. Он нашел, что долее сопротивляться не следует.

В Александрии встретил он богатого христианина, именем Амвросия, бывшего учеником его, и настойчиво его убеждавшего издать ученые труды свои о Священном Писании.²²⁹ Он доставил ему семь образованных писцов, поочередно писавших под его диктовку, и столько же переписчиков и молодых девиц, имевших хороший почерк, переписывать набело его рукописи. Амвросий платил за все издержки, подавал пример пламенной ревности к работам и даже побуждал самого Оригена.

Это происходило, повествует Евсевий,²³⁰ когда Понтиан занимал епископский престол в Риме, а Зевин в Антиохии, что соответствует 228 году эры христианской. Оригену было тогда сорок три года.

В это время вызван он был в Ахаию, где многие еретики возмущали Церковь. Он не был еще священником, однако во всем христианском мире уже считали его защитником православия. По пути в Ахаию он проезжал Палестину и остановился в Кесарии. Феоктист, епископ этого главного города и Александр иерусалимский захотели оказать уважение достоинствам Оригена и возвели его в пресвитеры.

Рукоположение это стало причиной сильных пререканий. Димитрий, конечно, оскорбился, что это рукоположение совершено было без его ведома, и писал всем епископам христианского мира, оспаривая его законность и опираясь на то, что Ориген оскопился.²³¹

Ориген же, после путешествия своего в Ахаию, возвратился в Александрию и продолжал там свои труды библейские. Не довольствуясь изданием текстов и переводов священных книг, он составил еще комментарии для объяснения их смысла и для разрешения затруднений. В Александрии издал он свое Изложение Евангелия от Иоанна,²³² свои толкования на книгу Бытия, на Псалмы, на Плач Иеремии; там же издал свои творения под названием: о воскресении, о Началах и свои Строматы. Последним творением он хотел подражать Клименту Александрийскому.

В Ветхом Завете Ориген допускал только боговдохновенность книг, принятых в канон Евреев. В Новом Завете допускал он четыре Евангелия; упоминает вообще послания ап. Павла, считая совершенно подлинным только первое послание Петрово; не отвергает, однако, и второго; Евангелиста Иоанна признает писателем Апокалипсиса и первого Послания, надписываемого его именем, но также не спорит о подлинности прочих. Он полагал, что Послание к Евреям было написано под диктовку ап. Павла одним из его учеников, или Лукой или Климентом. Считает св. Луку писателем Деяний Апостольских.

В то время, когда жил Ориген, еще не определен был Церковью достоверным образом канон Писаний Нового Завета, но из свидетельства этого великого учителя можно видеть, что спорили только о некоторых Посланиях.

Ориген, по возвращении своем из Ахани, оставался в Александрии не более двух лет. В 231 году, сорока шести лет от роду, он оставил Египет и поселился в Кесарии Палестинской, предоставив школу оглашенных своему ученику Ираклию. Дмитрий смущал его в изысканиях своими нападками на его рукоположение. Он сам говорит,²³³ что милосердие Божие вывело его из Египта, как некогда народ Его, и что даже после отъезда враг преследовал его и направлял против него все ветры и бури Египта. Димитрий²³⁴ действительно созвал против него епископов сей страны и решено было выслать Оригена из Египта и лишить его права там преподавать, но не лишать священства. Этим определением Димитрий не был доволен и созвал другой собор, составленный только из епископов, разделявших его мнение и лишивших Оригена священства. Димитрий писал всем Церквам послания, который Ориген считал противными духу Евангельскому; в них епископ Александрийский объявлял его отлученным. Определить это принято было без возражения в большей части Церквей, а особенно в Римской, но Церкви Палестины, Аравии, Финикии и многие из азийских не согласились с определением Димитрия и продолжали считать Оригена ученым и благочестивым пресвитером.

Димитрий, удовлетворив ненависть своею против Оригена, умер и был замещен Ираклием.

Оригену, поселившемуся в Кесарии, снова препоручил Феоктист и св. Александр Иерусалимский изъяснять Писания и проповедовать в церквах. Эти великие святители уважали его как своего учителя.²³⁵ Святитель Каппадонии, Фирмилиан, питал к нему те же чувства; он даже приезжал в Палестину советоваться с Оригеном и приглашал его в Азии для пользы Церквей той страны. Весьма вероятно, что он исполнил желание Фирмилиана. Уважение, какое оказывали ему святейшие из епископов, конечно, утешало его среди преследовали от Димитрия.

Ориген возвратился в 235 г. в Кесарию, когда Максимин умертвил императора Александра и взошел на престол.²³⁶ Большая часть семейства Александрова были христианами и это было поводом Максимину начать гонение на Церковь; но он приказал предавать смерти только начальников, то есть епископов, пресвитеров и диаконов. Амвросий, друг и подпора Оригена, был рукоположен в диаконы; богатство его, конечно, привлекало внимание. При начале гонения он находился в Кесарии и много претерпел, равно как пресвитер этой Церкви именем Протоктит. Ориген для воодушевления их написал книгу О мученичестве. Обоих исповедников хотя к смерти не приговорили, но они приобрели славу мужеством своим в мучениях. Ориген упоминает о гонении Максиминовом в двадцать первой книге своей Изъяснений на Евангелие от Иоанна; это служит доказательством, что он продолжал в Кесарии творение, начатое им в Александрии. Он упоминает также о гонении во многих из своих писем.

Максимин был императором только в течение трех лет и преемником его стал Гордиан. Тогда Фабиан был на престоле римском, Вавила на антиохийском, а Ираклий на александрийском.

Ориген, по смерти преследователя и возвышении ученика своего не рассудил возвратиться в Александрию, но продолжал в Кесарии ту же ученую деятельность, как в Египте, а слава его распространилась так, что ученики приходили к нему из самых отдаленных мест.²³⁷ Между ними упоминают про Феодора и брата его Афиногора. Первый более известен под именем Григория архиепископа Неокесарийского, а за чудеса свои прозван чудотворцем. Когда он прибыл с братом своим в Кесарию слушать Оригена, то оба увлекались науками греческими и римскими. Знаменитый учитель внушил им любовь к философии и воодушевил их усердие к занятиям религиозным. После пятилетнего слушания его преподаваний они сделали такие успехи, что оба избраны были епископами в Понте.

Во время пребывания своего в Кесарии Ориген находился в сношениях с знаменитым писателем Африканом, жившим в Еммаусе, в Палестине.²³⁸ Евсевий приписывает ему творение под названием: Цесты. То, что древние писатели о нем говорили, заставляет предполагать, что Африкан, когда писал это сочинение, был еще язычником; но книги, написанные им, когда сделался христианином, доставили ему известность ученого и философа замечательнейшего. Конечно, был он пресвитером и старее Оригена, потому что в письмах своих к нему называет его сыном, а Ориген, отвечая ему, называет его братом, конечно, как пресвитера.

Африкан писал Оригену об истории Сусанны, помещенной в книге пророка Даниила и которую считал апокрифом. Ориген воспользовался этой историей в одном из своих словопрений с некоим Вассом, причем Африкан присутствовал. Он написал ему письмо, излагая причины, заставлявшие его считать событие это апокрифом и прося его разъяснений. Ориген отвечал ему из Никомидии, которую посещал, вероятно, во время путешествия своего по Азии, и развивает доказательства за подлинность истории о Сусанне.

Африкан стал в особенности известен своей Хронографией, творением, уважаемым всей христианской древностью и которым довольно пользовались Евсевий и все летописцы, жившие после и занимавшиеся историей религии. В этом творении он повествует, что он посещал Александрию, чтобы видеть Ираклия, приобретшего большую известность во всей Церкви. Африкан также писал письмо к Аристиду, где рассказывает, что он совещался с родственниками Иисуса Христа по плоти, чтобы узнать, какая возможность согласить родословия св. Матфея и св. Луки.²³⁹ Решение, о котором узнал он, разрешает все затруднения. Свидетельство этого ученого мужа тем важнее, что он жил частью во втором столетии и видел непосредственных учеников апостольских в местах, освященных стопами Самого Христа и находился в сношениях с Его родственниками по плоти.

Самый тон писем его к Оригену служит доказательством – каким уважением пользовался в Палестине ученый пресвитер Александрийский не только у святейших между епископами, но у мужей ученейших. Он вполне заслуживал то творениями своими, продолжая свои изыскания о Священном Писании. В Кесарии издал он толкования на пророков Исаию и Езекииля,²⁴⁰ окончил же эти толкования во время пребывания своего в Афинах²⁴¹ и начал там толкование на Песнь Песней, окончив его по возвращении своем в Кесарию; он написал еще другие творения, для перечисления коих Евсевий ссылается на свое Жизнеописание пресвитера и мученика Памфила, творение, по несчастью, утраченное. Евсевий поместил там примечания, очень любопытные в отношении изысканий библейских, и говорит о всех творениях, собранных мучеником Памфилом, весьма ученым пресвитером и усердным собирателем всех творений, относящихся до Священного Писания.

Оригена снова отвлекло от занятий путешествие в Аравию.²⁴² В этой стран был тогда епископ именем Берилл, а кафедра его – в Босре. Несмотря на церковное правило веры, которое противопоставлялось всем нововведениям по вероучению, Берилл проповедовал, что Господа нашего и Спасителя до Его пришествия в мир лично не было и что Божество, почивавшее в Нем, было только Божество Отца. Таким образом этот нововводитель отвергал троичность лиц в Божестве и косвенным образом отрицал Божество Иисуса Христа, признавая Его лично только за человека, в котором Божество проявилось исключительным образом.

Оба заблуждения аравийского епископа были только выводами из теории прежних еретиков, хотя без подробностей систем их. Таким образом можно считать его отцом великих ересей, столь сильно волновавших Церковь в течение последующих столетий и предметами которых было лицо и Божество Иисуса Христа.

Как только это новое заблуждение сделалось известным, то многие из ученых стали оспаривать Берилла и призвали Оригена, как самого способного опровергнуть его мнения. Он отправился в Аравию, сперва дружественно и наедине беседовал с Бериллом, чтобы узнать основательно его мнения. Когда же совершенно убедился в его заблуждениях, то начал его опровергать. Ведя противника своего, так сказать, за руку от довода к доводу, он довел его до сознания своих заблуждений и до исповедания древнего, здравого вероучения.

Во времена Евсевия еще существовали акты Собора, тогда созванного. Там можно было прочесть о совещаниях, бывших в Церкви между Оригеном и Бериллом и рассказ о всех тогдашних событиях. Ученый историк также слышал рассказы старейших пресвитеров своего времени и присутствовавших на этом Соборе. Они рассказывали интересные подробности об Оригене, но историк не счел нужным записать их, не полагая, как они будут драгоценны для потомства. Акты Собора босрийского утрачены, но известно, что он был и это служит новым доказательством соборного устройства в Церкви первоначальной, и что епископы страны имели право приступить к созванию Собора, когда в Церквах их возникало заблуждение.

Евсевий собрал все, что считал более важного об Оригене в своей Апологии этого великого мужа, написанной им, при содействии священно – мученика Памфила, в ответ на обвинения, которые возводились на Оригена в третьем и четвертом столетиях.

Во время епископства Ираклия у Оригена не было никаких столкновений с Церковью александрийской. Ученый епископ этот умер в третий год царствования Филиппа,²⁴³ то есть в 247 году, и преемником его стал Дионисий, заменявший его в преподавании оглашенным. Оригену было шестьдесят два года, когда он дозволил записывать речи, произносимые им в Церкви для обучения христиан.²⁴⁴ Около того же времени написал он творение против философа Епикурейской школы, именем Цельса, одного из самых злейших противников христианства. Цельс назвал книгу свою: Слово об истине. Ориген же доказал ему, что истина находится не в философии языческой, но в учении Иисуса Христа. Этот труд не помешал ему в его экзегетических изысканиях, и в то же время он издал свои толкования на ев. Матфея и на двенадцать меньших пророков.

Тогда также написал он два письма императору Филиппу и императрице Севере. Филипп был христианином.²⁴⁵ Повествуется, что накануне дня Пасхи император отправился в церковь молиться с верующими, но епископ Антиохии Вавила не дозволил ему войти, пока не исповедуется и не покается в своих преступлениях. Филипп, хотя был христианином, но сделал множество злодеяний и епископ не допустил бы его никогда в церковь, если бы не покаялся. Повествуют, что император смиренно тому подчинился и своим благочестием загладил сделанные им преступления. Можно предположить, что Ориген писал Филиппу и Севере, возбуждая их усердие к вере. Он писал также множество писем, особенно Фабиану, епископу римскому и другим председателям Церквей, отвечая на нападки, деланные на его православие.²⁴⁶

Между тем, как люди завистливые старались набросить тень на веру знаменитого учителя, епископы Азии и Аравии считали его искуснейшим защитником здравого вероучения. Он снова вызван был в Аравию присутствовать на большом Соборе, созванном для осуждения распространявшегося там заблуждения. Многие утверждали, будто душа человеческая умирает и уничтожается вместе с телом и с ним вместе воскреснет. Ориген опровергнул это заблуждение столь сильно и ясно, что поддерживавшие его от него отказались. Он опровергал и другие ереси, а в особенности ереси Гельсезаитов, которые, кроме других заблуждений, извиняли слабость отрекавшихся от Христа во время гонений.

Ориген не мог допустить такой слабости; сам он в юности и в течение всей жизни своей оказывал геройское мужество среди гонений, и это мужество не покинуло его при старости.

Деций, заместивший Филиппа на престоле, поднял гонение на Церковь. Это было третьим, как считал Лактанций, всеобщим, и по декрету императорскому²⁴⁷ началось оно в 251 году. Фабиан, епископ римский, претерпел мученичество и был замещен Корнелием.²⁴⁸ Александр Иерусалимский, уже бывший прежде исповедником, претерпел ужаснейшие мучения и заключен в Кесарии, где и умер. Ему преемствовал Мазабан. Епископ Антиохии Вавила, исповедав веру, умер в узах; ему преемствовал Фабий.

Вся ярость гонителей обратилась против Оригена, и, можно сказать, что самый свирепый из демонов выпустил на него всех своих пособников, прибегая ко всем средствам, какие только мог изобрести, чтобы преодолеть его. Обремененного узами подвергали его жесточайшим мучениям, заключили в мрачную темницу с кольцом на шее. В продолжение нескольких дней ноги его были в колодах, растянутых до четвертой диры. Угрожали, что сожгут живым, но все угрозы, равно как и мучения, не могли поколебать его. Гонителям хотелось скорее преодолеть его, нежели умертвить; но они обманулись в своих расчетах и со смертью Деция была возвращена Оригену свобода.

Великий муж сам писал друзьям своим о подробностях того, что перенес. Великий святитель Александрии Дионисий посвятил ему книгу О Мученичестве,²⁴⁹ подобную той, какую сам он писал другу своему Амвросию. Дионисий в этом творении и в послании своем Феоктисту, епископу Кесарийскому, воздает величайшие похвалы знаменитому учителю, мужественному христианину, достославно претерпевшему за веру после того, как ученым образом ее проповедовал и преподавал.

Ориген умер спустя два года после того, как претерпел за веру, на шестьдесят девятом году жизни (253).

Изучим же те из творений его, которые сохранились, чтобы узнать вероучение и подробности, в них находящиеся об учреждении и благочинии Церкви его времени.

Один из знаменитых латинских писателей пятого века, Викентий Леринский,²⁵⁰ говорил, что ни один смертный не написал столько, как Ориген, а еще до него Иероним²⁵¹ спрашивал: «кто может прочесть столько творений, сколько Ориген написал? Он издал более тысячи трактатов, проповеданных им в Церкви, бесчисленное множество толкований, которые сам называл томами». Ученый Иероним сравнивает его с Варроном, самым плодовитым из писателей латинских, и снова спрашивает: «кто может прочесть все, что он написал?»²⁵²

Оставшиеся творения можно разделить на два разряда: трактаты богословские, тексты и толкования Священного Писания.

В первом разряде поместим книги: О воскресении, Строматы, О Началах, Против Цельса, О молитве, Увещания к мученичеству, а во втором: Письма к Африкану о подлинности истории Сусанны, Письмо к Григорию о пользе философии при толковании Священных Писаний, его Комментарии и Беседы о книгах Ветхого и Нового Завета, его труды библиографические под названием Эксаплы и Тетраплы.

Большая часть творений Оригена дошла до нас только в отрывках; во многих сделаны были вставки, особенно же в творении, именуемым: О Началах, послужившем главным основанием обвинений в неправославии против этого знаменитого писателя. После расскажем о полемике, возникшей по поводу этих осуждений, теперь же ограничимся только двумя замечаниями, что Ориген при нападках на него во время жизни своей так хорошо защищал свое православие, что святейшие из епископов Палестины и Азии, как: Александр Иерусалимский, Феоктист Кесарии Палестинской, Фирмилиан Кесарии Каппадокийской, Григорий Неокесарийский чудотворец и многие другие сохранили до конца жизни своей к нему не только уважение, но даже благоговение; более сего, при всех нападках на здравое вероучение православное епископы прибегали к учености Оригеновой и он во всех случаях оказался ревностным и красноречивым защитником здравого вероучения. После этих двух неоспоримых фактов кажется излишним стараться защищать православие Оригена. Полагаем, что справедливо отнести приписчникам в его творениях то, что можно найти в них противного учению прочих Отцов Церкви, однако добавим, что Ориген не был и никогда не считал себя непогрешимым, что он мог в чем – либо ошибиться, но добросовестно, наконец, что человек, столь глубокомысленный, не всегда выражается так, что его могут понять равно все читатели. Беспристрастный историк вправе допустить, что Ориген был одним из самых ученых и самых добродетельных людей в Церкви и что, если он ошибался, то никогда не имел в намерении своем учить заблуждению, противному вероучению Церкви, что никогда не был еретиком, а еще менее начальником еретической парии.

Двумя творениями Оригена, О Воскресении и Строматами, нельзя заниматься, потому что некоторые только оставшиеся нам отрывки не заключают в себе ничего интересного для истории. Трактат же О Началах дошел до нас в латинском переводе Руфина пресвитера Аквилейского. Сам переводчик признается, что эта книга была уже искажена еретиками и что он сам сделал в ней некоторые поправки.²⁵³ Мы можем, следственно, принимать только сущность этого творения и не имеем никакого права приписывать Оригену ту или другую из подробностей, потому что они могут принадлежать сделавшему вставки или переводчику.

В начале первой книги Ориген излагает правило веры. В Церкви следует принимать только вероучение откровенное, а считать откровенным должно только то, что непрерывно сохранялось в Церкви со времени проповеди апостольской.²⁵⁴ Апостолы проповедовали самые догмата, предоставляя людям трудолюбивым прибрать к ним разъяснения и доказательства.²⁵⁵ Главные же догматы, преподанные Апостолами, следующие: Единый Бог, истинный Создатель всего; сей Бог открывался через Праведных и Пророков Ветхого Завета и, наконец, через Господа Нашего Иисуса Христа. Сей Бог правосудный и благий, Отец Господа Нашего Иисуса Христа; даровавший Закон, Пророков и Евангелие есть Бог Апостолов равно как Пророков, Бог Ветхого и Нового Завета.²⁵⁶

Это изложение Оригеново ясно противопоставлено всем еретикам, учившим до его времени, а в особенности гностикам. Затем продолжает он опровергать этих еретиков, излагая учение апостольское:

«Иисус Христос, пришедший в Мир, рожден от Отца прежде всякой твари; Им все создано. Он сделался человеком и воплотился, хотя был Богом и остался Богом, хотя стал человеком. Он принял тело, подобное нашему, с той разницей, что принял оное от Девы через Святого Духа. Иисус Сей действительно родился, действительно страдал и не по-видимости только, но действительно претерпел смерть. Он истинно умер, истинно воскрес и после того, как жил с учениками Своими после воскресения Своего, вознесся на небо.

«Апостолы передали нам, что Святый Дух равночестен Отцу и Сыну по величию и славе».

После столь ясно православного изложения веры, которое в сущности есть символ, провозглашенный позднее в Никеи и каковым оно находится у отцев, предшествовавших Оригену, ученый богослов сей утверждает, что разуму человеческому предоставляется наследование возвышенные вопросы относительно сущности Сына и Святого Духа. Это место изложено весьма темно и противоречиво различными толкователями Оригена. Можно предполагать, что оно было вставлено и что писатель хотел только сказать, что, кроме положительных догматов, проповеданных Апостолами, можно возбуждать вопросы с целью разъяснения этих возвышенных истин.

Ориген излагал затем²⁵⁷ учение откровенное о душе человеческой. Душа пользуется волей и свободным произволением, так что поступки на нас не возлагаются никакой необходимостью. Демон и ангелы его вовлекают нас во зло, но мы имеем свободу слушать их или отвергать их внушения.

Относительно начала души добавляет он, что имеет ли она начало свое с телом и вместе с ним, или имеет свое существование до него и соединяется с телом во время его зачатия – учение апостольское нам ничего не объясняет.

Касательно же демона и ангелов его²⁵⁸ проповедь апостольская сообщила нам, что они существуют; но не объяснила нам ничего о сущности их и бытии. Мнение же самое обыкновенное, что это падшие ангелы.

Учение о мире сем²⁵⁹ состоит в том, что он сотворен, что он начался в известное время и что он окончится; но не сообщает нам, что существовало прежде мира сего и что будет существовать после.

В Церкви веруют, что Священное Писание, внушенное Духом Святым, заключает, кроме буквального своего ясного смысла, еще смысл более глубокий, который могут понять, и определить ясно только искуснейшие.²⁶⁰

Также веруют, что существуют ангелы и Силы, сотворенные на служение Богу и для пособия нам в деле нашего спасения;²⁶¹ но в какое время были они сотворены и какая их сущность – о том учение апостольское не определительно.

Таким образом, обозначил Ориген различные предметы, о которых хотел говорить в книге своей. Он ясно разграничил пределы между догматами и вопросами, которых может касаться богословие. Вопросов этих он не предлагает как предметы веры, а только как разъяснение чисто человеческие и которые могли быть более или менее справедливы. Этой исходной точки знаменитого писателя не следует выпустить из вида, чтобы не считать его еретическим догматизатором, говорящим учительски, тогда как он хотел быть только богословом и рассуждать о вопросах, как можно было предлагать относительно догматов и вне самых догматов.

Творение О Началах разделяется на четыре книги. В первой писатель рассуждает о Боге, о Христе, о Духе Святом о существах разумных, о последней кончине, о предметах телесных и бестелесных; во второй он рассуждает о мире вещественном, о действии Божием в этом мире через творение, через Откровение, через воплощение Христово и через Духа Святого, – о мире невещественном или о душе, о начале её, конце и её будущности; в третьей книге он изучает душу с нравственной её стороны и заключает книгу рассуждением о кончине мира. Четвертая книга посвящена богодухновенности Священного Писания.

Изложив смысл различных выражений, употребляемых в Писании для обозначения Бога, Ориген утверждает,²⁶² что Он есть разум чистый, простой, полный, совершенное единство.

Христос есть премудрость Божия, премудрость существенная, всегда бывшая в Боге, иначе должно было бы сказать, что Бог сначала был без премудрости: Она была в Нем без начала и выражение сей премудрости есть Слово, о Котором Иоанн Богослов сказал: «Слово бе к Богу, Бог бе Слово». Он есть единородный Сын Божий, истина и свет; но Он рождается от Бога Отца и потому называется Сыном и сиянием света вечного. Но из того, что Он рождается от Отца не следует заключать, будто сущность Божия делима и что у Сына не та же сущность, как у Отца. Ориген развивает это учение, объясняя те места Священного Писания, в которых находил, указания на вечную премудрость.²⁶³

Существование и действия Духа Святого ясно доказаны в Писании; действие Его в мире едино с Отцом и Сыном; только можно указать на прямую цель каждого из действий. Действие Отца имеет целью бытие, действие Сына или Слова – Разум, действие Святого Духа – Освящение. Сущность же Его есть сущность Божия, иначе не было бы единства в Троице.²⁶⁴

Таков вывод из богословских изысканий Оригена о каждом лице Святой Троицы. Учение его, бесспорно, православное.

После рассуждений, говорит он,²⁶⁵ об Отце, Сыне и Святом Духе, станем говорить о тварях разумных, о добрых и злых, и так сказать, о средних. Таким образом, он отличает три лица Божества от тварей и в постепенности тварей; первое место представляет тварям разумным, а среди их различает три степени, соответствующие ангелам, демонам и душам человеческим.

По обычной ему методе Ориген рассматривает все тексты Писания, относящиеся к этим рассуждениям, с изумительной ученостью и глубокомыслием. Он перечисляет различные чины ангелов и демонов, задает себе о том множество вопросов и старается их разрешить преимущественно при пособии Писаний. Понятно, что в этом отношении он имел полную свободу, потому что Церковь не приняла и не проповедовала об этих предметах никакого положительного вероучения. Ориген не выдает своих мнений за правила веры, но только за системы, казавшимися ему правдоподобными. Выводом же этих изысканий то, что, кроме трех Лиц Божества, никакое существо не имеет святости по сущности своей: вот почему демоны отпали от святости, в какой были сотворены, а добрые ангелы ее сохраняют по благодати Божией и правильному употреблению своих способностей.

В этом также учение Оригена, бесспорно, православно и разумно.

Но в исследованиях своих он идет еще далее и задает себе вопрос:²⁶⁶ пребудут ли существа разумные, но падшие, каковы демоны, навсегда в злобе своей или, по прошествии неопределенного времени, употребят свободное произволение свое на исправление? Ориген допускал последнее и полагал, что не прегрешает против православия, предлагая; вероятным мнение, что ангелы падшие не осуждены неотменимо и что они могут быть восстановлены в прежнем состоянии перед Богом.

Не должно забывать, что он выдает это за собственное свое мнение.

Говоря о природе существ разумных, Ориген утверждает, что они бестелесны, хотя сотворены Богом.²⁶⁷ Относительно же обязанностей их он полагает возможным утверждать, что различные чины ангелов приставлены к телам небесным, составляя как бы их души. Смотря по заслугам их до сотворения мира им препоручены различные служения или в мире небесном или в человечестве. Существа духовные, не имея собственной своей святости, могли прегрешать. Один только Бог в трех Лицах Своих есть святость по сущности. Заслуги же прочих существ духовных ценятся по той степени добра, какое соделали: оттого и различие служений, им препорученных, смотря по достоинствам их.

Подобным образом и демоны по мере зла, ими сделанного, имеют различные злобные упражнения.

Различные степени заслуг душ человеческих перед Богом также соразмеряются по добру, ими сделанному. Однако, прибавляет Ориген, мы отвергаем безрассудное и противное вере мнение тех, которые утверждают, что души могут переходить в тела различных животных, смотря по сделанным ими грехам.

Вот вкратце содержание первой книги знаменитого творения О Началах. После подробного разбора должно признаться, что Оригену приписывали множество мнений, которых он не выражал, и что он излагает совершенно противоположное тому, что ему приписывалось.

Во второй книге он задает себе вопросы: что существовало до сотворения мира? что будет существовать, когда он уничтожится? и полагает, что до нынешнего мира существовал другой и что существа, жившие в нем, своими свободными и разнообразными действиями породили мир настоящий и что живущие в нем существа, различные до бесконечности, снова породят долженствующих составить мир будущий. Ориген над всеми этими последовательными превращениями старается выставить действие Бога, первоначального Создателя всех существ без исключения и постановившего законы превращений, истекающих из свободного произволения, которым одарены все существа разумные. Даже существа вещественные непрерывно превращаются в новые. Бог есть творец вещества и безрассудно говорить, что оно совечно Богу и что в самом веществе заключается его начало. Но Бог, создавший вещество, даровал ему качества, по которым оно превращается разнообразно. Существа разумные подлежат подобным же превращениям.²⁶⁸

Но существа, одаренные разумом, то есть духовные, могут ли они существовать, не будучи соединены с веществом? Один только Бог в Своей троичности есть разум чистый. Ориген был того мнения²⁶⁹ и мы уже видели, что он почитал звезды телами различных духов небесных.

Ориген полагает, что, подобно тому, как мир первобытный породил мир настоящий,²⁷⁰ так же и этот породит мир будущий, куда войдут святые наслаждаться еще большим блаженством, а люди виновные искупят грехи свои соответствующими наказаниями. Из этого можно заключить, что он не считал муки вечности бесконечными, но полагал, что они окончатся. По мнению его, все существа духовные будут облечены своими телами, потому что тела суть необходимые условия их существования. Один только Бог в троичности Своей не подчиняется той необходимости. Тела воскресшие будут только как одухотворенные и не имеющие ничего для новой смерти.

Бог есть создатель миров и так заблуждаются те, которые полагали, что не от Него Ветхий Завет.²⁷¹ Этим отвечает Ориген на возражения гностиков и продолжает опровергать их глубокомысленным рассуждением о добре и о справедливости,²⁷² в различии которых еретики заблуждались. Затем доходит он до воплощения, начала возрождения для мира. Ориген объясняет это чрезвычайно красноречиво и глубокомысленно.²⁷³ В Иисусе Христе двоякое естество: божеское и человеческое и занимается преимущественно духовной частью Его человечества, то есть душой Иисуса Христа. Душе Его, одаренной свободным произволением, по теории было доступно добро и зло, но она всесовершенно стремилась к Богу и была чужда греха. В единении своем со Словом, подобно железу, непрестанно находящемуся в пламени, она пребывала раскаленной. «Душа эта, подобно железу, находящемуся в огне, постоянно пребывала в Слове, постоянно в премудрости, постоянно в Боге; все поступки её, все чувства, все мысли были – Бог. Она не могла измениться, потому что в пламенном единении своем со Словом Божием имела неизменимость».

Все рассуждения Оригена направлены были к цели доказать, что Иисус Христос был человеком; но человечество Его находилось под влиянием Его Божества, что Он был Богочеловеком и что Лицо Его было божественное.

После рассуждений своих о воплотившемся Слове относительно мира, Ориген в том же отношении рассуждает о Духе Святом, доказав прежде о Его Божестве.²⁷⁴ Дух Сей был тот же в Ветхом, как в Новом Завете; Он воодушевлял Пророков равно как Апостолов. Во время Ветхого Завета сообщения Его были ограничены и, так сказать, личные, а в Новом действие Его – всеобщее. Это всеобщее действие различествует смотря по личностям, которым Он ниспосылает такой или другой дар, смотря по тому, кто что заслуживает. Ориген называет Его Параклитом или Утешителем, потому что удостоивающиеся получить Его ощущают великое внутреннее утешение. Еретики, пытавшиеся отличать Параклита от Святого Духа, впадали в многочисленные заблуждения. Параклит и Дух Святый – Лицо Святой Троицы – одно и то же.

Затем рассуждает Ориген о душе. Под этим словом разумеет он, прежде всего, жизненное начало, находящееся во всяком живущем, даже в животных с самым несложным организмом и обитающим в воде.²⁷⁵ В общем смысле душа есть начало чувства и движения. Человек, подобно прочим животным, одарен такой душой. Источник этой души находится в крови у существ, её имеющей, или в жидкости, её заменяющей у некоторых животных; но у человека душа развита более возвышенным образом. Есть ли жизненное начало у Ангелов? Достоверно, что в них находится начало чувства и движения. В таинственном смысле начало жизни и движения душа может стать духом по развитию, которое сообщает ей огонь божественный, а также дух может ниспасть до простого состояния души, если он охладеет отдалением от Бога. Отсюда два состояния людей: человек душевный и человек духовный.

Сказанное здесь Оригеном сближается с учением Тертуллиана. Некоторые из теорий этих двух писателей выводили, что они были материалистами; но этот вывод несправедлив. Как тот, так и другой веровали, что душа отлична от тела, что она духовна и бессмертна. Только желая изложить, в чем состоит её духовность, они вымышляли сущность, не имевшую действительной духовности, свойства, по мнению их, принадлежащему только одному Богу и которая, с другой стороны, не имеет свойств самого тела. Они называли ее, однако, сущностью телесной в том смысле, что она очертана пространством.

Они могли преподавать о природе и начале души теории неточные или ложные, но их не в праве упрекать, будто они не различали души от организма. Они так хорошо их различали, что признавали душу за начало движения и чувства, следственно они допускали – начало вне самого чувства и движения. Более того, Ориген, как Тертуллиан, допускал; жизнь будущую с её наградами и наказаниями и жизнь бессмертную после воскресения тела. Итак, теории их о душе можно порицать за некоторые неправильности философические, но материализму они не учили.

Ориген задает после этого вопрос: какое было начало мира и причина, по которой Бог его создал? Сначала Бог сотворил твари умственные, или разумные, каким бы именем их ни называли.²⁷⁶ Он не называет их духовными и объяснил почему. Бог создал существа разумные в определенном числе, равно также и существа вещественные.

Небо и земля, которые, по словам Моисея, сотворены были вначале, не были той твердью и стихией бесплодной, которые впоследствии названы были небом и землей. Первоначальное небо и первоначальная земля составляли первый мир, где находились стихии умственные и телесные. Этот мир наслаждался свободой и Бог постановил закон, что злоупотребление свободным произволением, или зло, равно как добро, или законное употребление свободой породят разнообразность существ, развивающихся в мире. Отсюда происходят разнообразия, существующие ныне в мире невидимом и в мире видимом; а в каждом из этих миров существа с их разными свойствами и их различной природой.

Все это сотворено было Христом, Который есть Слово и премудрость Божия, а потому все существа сотворены были по необходимому закону в праведности. Каким же образом объясните существующее ныне различие? Ориген опровергал заблуждения Маркиона, Валентина и Василида о начале зла и утверждает, что все было сотворено Богом для Его Самого, то есть по Его благости но существа разумные были одарены свободным произволением, а употребление во зло свободного произволения достаточно для объяснения зла, существующего в мире и которого невозможно приписывать Богу.

При конце мира сего²⁷⁷ будет воскресение и суд. В человеке умирает тело, оно и воскреснет. Тела святых Апостолов сравнивает с телами небесными, а тела грешников – с телами презрительнейших животных. В воскресении будет между теми и другими разительное отличие. Но как те, так и другие сделаются неразрушимыми, так что сами грешники, осужденные в вечный огонь, этим огнем истреблены не будут.

Но что означает эта угроза – огнем вечным? Ориген видит в том только метафору для описания мучений грешника воскресшего, сожигаемого раскаянием о зле, соделанном во время своей жизни смертной.

Что же должно думать об обетованиях в мире будущем, который заменит мир настоящий?²⁷⁸ Ориген опровергает мнение превращавших понятие о мире будущем в понятие чисто материальное и надеявшихся, что встретят все наслаждения чувственные. Блаженство там, говорит Ориген, будет чисто духовное и более всего распространяется о ведении, которым будем награждены.

В третьей книге Ориген возвращается к некоторым вопросам, им уже рассмотренным, для большего их развития. Распространяется о свободном произволении как причине зла, потому что тварь разумная употребляла его во зло.²⁷⁹ Он утверждает, что силы противоположные, ангелы и демоны, имеют влияние на человека и ведут его или к добру или ко злу.²⁸⁰ Объясняет различие, существующее между мудростью мирской, мудростью князей мира сего и премудростью Божией.²⁸¹ Объясняет искушения человеческие²⁸² и повторяет о начале мира и его конце.²⁸³ Об этом учении его сказано было достаточно.

Четвертая книга О Началах посвящена Священному Писанию. Ориген объясняет, что Священные Писания боговдохновенны и как следует толкование их.²⁸⁴

Оканчивает же он общим выводом из своего творения,²⁸⁵ и замечательным образом выражается о предвечном рождении Слова. Отец родил Слово не из какой – либо части Своей сущности и не вне оной. Слово Его от вечности имело одинаковую сущность со Отцом, подобно тому, как воля имеет ту же сущность с душей.

Мы имели уже случай указать на ясное учение о единосущности Слова у прежних отцов, а особенно у св. Иустина.

«Как можно утверждать, говорит Ориген, будто было время, когда Сына не было? Это все равно, что сказать, что было время, когда не было Премудрости или Истины, или не было Жизни, тогда как они составляют сущность Самого Отца и не могут быть от неё отделяемы».

Говоря о Святой Троице, должно отстранять всякое понятие о времени. Она предвечна; время же началось, только как измерение бытия существ случайных или сотворенных. Учение Оригена о божестве Иисуса Христа и Его человечестве изложено столь же православно, как учение о Святой Троице.

Мы распространились столько О Началах с тем, чтобы доказать, что Ориген в этом творении рассуждает совершенно православно о главных основаниях веры, и что там нет всех тех заблуждений, какие злостные противники его ему приписывали.²⁸⁶ Если переводчик его Руфин и сделал изменения в некоторых местах в смысле православном, то это нисколько не для исправления творения знаменитого учителя александрийского, но скорее для уничтожения вставок, которыми еретики его исказили. Писатель предположил себе двоякую цель: во-первых, опровергнуть еретиков, нападавших на православное вероучение, противопоставляя им учение Церкви, а во-вторых, отвечать на их возражения ставши на почву философии и исследовании библейских повествований.

В некоторых подробностях Ориген мог, конечно, выразить мнения, которые можно оспаривать, но творения его заключают в себе столько прекрасного, так много истинно христианской философии, что заслуживает, изучения ученейших богословов. Они могут почерпнуть там много света и найдут, что они достойны стать рядом с превосходным творением против Цельса.

Это творение дошло до нас в целости и есть одна из самых ученых апологий христианства, когда либо написанных. Разделяется оно на восемь книг и содержит доказательства божественности христианства и ответы на все возражения противников религии во все времена.

Цельс жил при императоре Адриане, то есть в первой половине второго столетия. По летам своим он был весьма близок к временам апостольским – вот что дает его нападкам на христианство чрезвычайно важное историческое значение. Он не оспаривал ни жизни, ни чудес, ни проповеди, ни смерти, ни воскресения Иисуса Христа. Он допускает подлинность Евангелий и ссылается на них, как на документы исторические. Старается только объяснить чудеса и воскресение Иисуса Христа естественным образом или посредством магии, и найти ошибки в Его учении.

Ориген преследует его шаг за шагом и отвечает на все возражения его как против действий, так и против учения Иисуса Христа.

В этом превосходном творении христианство представлено как религия божественная, возвещенная и прообразованная пророчествами Ветхого Завета и подтвержденная чудесами, то есть событиями божественными, служащими доказательством её сверхестественного происхождения. Все действия Иисуса Христа представляются с характером положительным, столь ясно выраженном в Евангелии, а не мифами и символами. Иисус Христос представляется истинным Сыном Божиим, воплощенным Словом, творящим чудеса истинные в доказательство Своего божественного посланничества. Можно сказать, что в начале третьего столетия Ориген заранее отвечал на все системы антихристианские, или лжехристианские, возникавшие до наших дней. Можно даже сказать, что самые нападки Цельса отвечают на них веком прежде и в то время, когда еще раздавались голоса Апостолов, потому что все возражения его только служат доказательствами, что христианство, проповеданное Апостолами, было тем положительным христианством, которое защищал Ориген против него по прошествии столетия и которое православные христиане исповедуют доныне.

Противники Оригена никогда не могли указать ни на малейшую погрешность в великом творении Против Цельса. Причина тому очень проста: это творение дошло до нас в первоначальной своей чистоте и не было ни переводимо еретиками, ни искажено их вставками. Творения этого невозможно рассматривать в Истории, но достаточно обогнать его общий характер и сказать, что как ученый, так и богослов найдут там драгоценнейшие сведения.²⁸⁷

К первому разряду творений Оригена причислили мы книгу его О Молитве и Убеждение к мученичеству.

Первое творение имеет характер чисто богословский апологетический. Там заключается несколько подробностей, полезных для Истории. Там упоминает Ориген о Псалмах и стихосложениях, употребляемых в Церкви, чтобы молится Богу.²⁸⁸ Порицает еретиков, отвергавших всякое наружное богопочитание и под предлогом внутренней молитвы доходивших до того, что отвергали Крещение и Евхаристию.²⁸⁹ Говорит, что молитвы наши возносятся к Богу Христом, верховным Первосвященником и Ходатаем нашим, но что святые также молятся за нас, и распространяется о братской любви, не оставляющей их даже в лучшем мире и возбуждающей молиться за находящихся еще в борьбах настоящего мира.²⁹⁰

Превосходное и утешительное учение об общении со святыми, переживающее даже самую смерть, есть, следственно, в Церкви не новость, как некоторые это утверждали; святые не чужды тому, что происходит относительно нашего спасения в этом мире. Это догмат существенно христианский, и необходимый вывод из вероучений Церкви о мире невидимом, о жизни загробной и об общении верующих со святыми. Общение это не может прекратиться смертью, потому что смерть для христианина есть только начало новой жизни – жизни, так сказать, временной до воскресения, и которая должна сделаться совершенной, когда тело, облеченное бессмертием, снова соединится с душей, виновницею жизни. Так как души переживают свое разлучение с телами, то почему не быть духовному общению между ними?

Каким образом тело, нисколько в духовном не участвующее, разрушением своим может препятствовать общениям духовным? «Полагаю, говорит Ориген, что чисто духовная молитва святых имеет силу отражать от тех, которые не молятся непрестанно, тот яд сил сопротивных, какой бы они желали влить во все души. Наука, разум и вера представляют нам душу святого, как бы пускающей стрелы на смертельное поражение духов, враждебных Богу и старающихся опутать нас узами греховными».²⁹¹

Это есть учение Церкви православной, не представляющей нам святых ходатаями между Богом и человечеством, но друзьями, молящимися за братий своих в ином мире, равно как и в здешнем.

Ориген рассматривает молитву со стороны философической и христианской и доказывает её причину, потребность и действительность заслугами Иисуса Христа, верховного Первосвященника христиан. Православное вероучение изложено им вполне. Ученый изыскатель, как и всегда, соединяет свидетельства из Писаний относительно сего предмета и с удивительной проницательностью выводит из них заключения. Он совершенно различает истинную молитву от ходатайств и просьб, с какими можно обращаться друг к другу. Истинная молитва есть поклонение, которого невозможно обращать иначе, как к Богу, то есть к сущности божественной, так что нельзя молиться Сыну не молясь Отцу. Кажется, что уже в его время некоторые из христиан придумали молиться Сыну как Божеству, отдельному от Отца, он восстает против этой практики совершенно нелепой;²⁹² молитву должно обращать только к Богу

или к сущности божественной, и посредством ходатайства Иисуса Христа, Бого-человека и Ходатая нашего. Христос Бого-человек есть верховный Первосвященник наш и брат (по плоти). Ему препоручено возносить молитвы наши. Как Сын Божий и Слово, Он едино со Отцом и не может принимать вне Отца никакого поклонения.

Книгу свою Ориген заканчивает превосходным толкованием Молитвы Господней, которую, подобно всякой молитве, должно обращать к Богу через Иисуса Христа и во Святом Духе.

Этот трактат посвящен Амвросию, тому богатому другу, который столько способствовал изданию творений Оригена, и Татьяне, без сомнения, супруге Амвросия, называвшейся Марцелла Татиана.

Также Амвросию посвящено Убеждение к мученичеству, где ученым образом ревностно излагаются истинные условия христианского мученика. Уже было сказано по какому случаю Ориген написал это творение.

Ответ Африкану о достоверности истории Сусанны, помещенной в Пророчествах Даниила, принадлежит к разряду Оригеновых трудов библейских. Затем уже следуют тексты и переводы, которые он проверял и сопоставлял в своих Октаплах, Эксаплах и Тетраплах, и наконец Беседы его и толкования на разные книги Священного Писания.

Большая часть этих творений дошла до нас только в отрывках.²⁹³ Это, конечно, невознаградимая утрата, потому что нельзя надеяться, чтобы когда-либо нашлись полные рукописи. Но оставшиеся отрывки драгоценны как доказательства здравого учения, какое преподавалось во время этого ученого богослова, и определяют смысл множества библейских текстов. Они относятся к книгам: Бытия, Исход, Левит, Числ, Второзакония, к книгам Иисуса Навина, Судей, Иова, к Псалмам, Премудрости Соломона, Песни Песней, к Пророчествам Исаии, Иеремии, Езекииля и Осии; к Евангелиям от Матфея, от Луки и от Иоанна, к Деяниям Апостольским, к посланиям Ап. Павла к Римлянам, к Галатам, к Ефесянам, к Колоссянам, первого к Солунянам, к Титу, к посланиям к Филимону и к Евреям.

В творениях Оригена находится много относящегося до обрядов Церкви его времени. Объясняя текст евангельский относительно ключей, врученных Ап. Петру²⁹⁴ и препорученных Церкви, знаменитый учитель под словом ключи разумеет отпущение грехов. Прочие отцы Церкви, а особенно св. Амвросий, излагали то же учение. Ориген утверждает, что всякий из верующих получил ключи также как Петр, потому что может получить от Бога отпущение грехов своих и может отпускать другим получаемые от них обиды. Но из этого напрасно стали бы выводить, что Ориген не допускает в Церкви отпущения грехов как права, принадлежащего священникам.

Сперва, признает он, в Церкви степени церковные и преимущественно более возвышенные: епископство, пресвитерство и диаконство, которым препоручено управлять Церковью под водительством единственной главы – Иисуса Христа.²⁹⁵ Среди служений, вверенных пастырям Церкви, указывает Ориген на отпущение грехов и поэтому случаю весьма замечательным образом выражается об исповеди.²⁹⁶ Многие выражения Оригена служат доказательством, что в третьем столетии была в обычае частная исповедь и что к исповеди публичной следовало приступать только при некоторых обстоятельствах. Понятно, что во времена апостольские, когда большая часть верующих была святыми, исповедь публичная была обычна; но по мере того, как число членов Церкви возрастало и появлялись между ними только называвшиеся христианами, а сохранявшие нравственность языческую, то публичная исповедь таких людей могла бы быть соблазном для прочих, а потому вошло в обычай прежде исповеди публичной исповедовать наедине.

Грешников, производивших общий соблазн, изгоняли из Церкви, когда дурная нравственность их делалась известна,²⁹⁷ но были люди, столь же виновные, но пороки которых оставались скрытыми. Хотя они имели веру, говорит Ориген, но не заботились о своем нравственном исправлении. Приходили в церковь, преклонялись перед священником, выказывали свою приверженность к служителям Божиим, делали приношения престолу и Церкви, но не оставляли прежней жизни и пребывали в своей нечистоте и в грехах, так что Церковь не может быть совершенно очищена на земле и плевелы всегда останутся перемешанными с добрым семенем.

Понятно, что для таких христиан невозможно было поддерживать публичной исповеди. По самым обстоятельствам вынуждены были изменить первоначальное и апостольское учреждение в его форме, сохранив ту же мысль. Далее приведено будет замечательное изречение об исповеди как средстве для очищения от грехов.

Ориген сообщает любопытные подробности о Крещении, как оно совершалось в его время. «Ты, говорит он,²⁹⁸ желающий оставить идолопоклонство и быть наученным закону Божию, ты начинаешь оставлять Египет. Ты перешел Чермное море, когда, будучи оглашенным, уже начинаешь исполнять законы Евангельские. Ты выходишь из пустыни и переходишь Иордан, чтобы вступить в Землю Обетованную под водительством Иисуса, когда приступаешь к таинственному источнику Крещения и в присутствии чина священников и левитов посвящаешься в досточтимые таинства, известные только посвященным».

В другом месте говорит он об обряде совершения крещения так: «Когда приступаешь к благодати Крещения, то исповедуешь единого Бога Отца, Сына и Святого Духа.²⁹⁹ Каждый из уверовавших отрекается гордыни, диавола и дел его, от всякого служения ему, делающего нас его рабами».³⁰⁰ Он делает указания³⁰¹ на одежду, в которую облекали оглашенных после крещения. Наконец упоминает о крещении младенцев, крещаемых потому, что в рождении своем они были нечисты.³⁰²

Место это весьма замечательно и служит доказательством что в начале третьего столетия в Церкви существовал обычай крестить младенцев.

Действие Крещения, согласно Оригена, есть отпущение грехов в крещальной купели, рукописание греховное пригвождается ко кресту Христову и изглаживается.³⁰³ При этом, кажется, весьма прилично привести превосходные слова его относительно отпущения грехов и средства получить оное. Упомянув о различных жертвоприношениях древнего закона, он добавляет:³⁰⁴ «слушатели мои, принадлежащие к Церкви, быть может скажут: положение древних было лучшие нашего; им удобно было посредством некоторых жертвоприношений получить отпущение грехов, тогда как у нас одно только средство – благодать Крещения, даруемая при вступлении нашем в жизнь христианскую. После того нет у нас другого средства получить отпущение. Для них заколались агнцы и козлы, для тебя же, христианин, умер Сам Христос – и тебе хотелось бы еще грешить! Ты знаешь какие средства для очищения были при древнем законе; слушай же какими пользуешься ты при Евангелии. Первое, это – Крещение, второе – мученичество, третье – милостыня, четвертое – прощение обид, пятое – обращение сердца к Богу, шестое – любовь Божия. Есть еще седьмое тяжкое и трудное, это – покаяние, когда грешник омывает грехи свои слезами, когда слезы становятся ему хлебом день и ночь и когда он не стыдится прибегнуть к священнику Божию, исповедуя ему грехи свои и прося врачевства, подобно сказавшему: «исповем на мя беззакония мое Господеви, и Ты оставил еси нечестие сердца моего (Пс. 31:5). Тогда выполняется также сказанное Ап. Иаковом: «Болит ли кто в вас, да призовет присвитеры церковные, и молитву сотворят над ним, помазавши его елеем во имя Господне, и молитва веры спасет болящего, и воздвигнет его Господь: и аще грехи сотворил есть отпустятся ему».

Ориген указывает таким образом на два средства получит отпущение грехов через священнослужение. Но служение это только может быть действительно, если кающийся соединит с покаянием и дела покаяния, между которыми Ориген указывает на слезы, умерщвление плоти и пощение.³⁰⁵

Таково было в начале третьего столетия учение Церкви о средствах к оправданию. Ясно, что Ориген излагал его как учение древнее и которого тогда никто не оспаривал, следственно оно принадлежало временам апостольским, еще столь близким тому времени, когда Ориген проповедовал верующим в Церкви с согласия древних и святейших епископов.

Учение Оригена о Евхаристии сделалось предметом жарких прений между учеными. Если можно было бы отстранить от этих прений страсти и дух партий, то легко было согласиться. В Евхаристии Ориген различает сторону духовную, истинно освящающую, то есть общение с божественным Словом, и сторону, так сказать, вещественную, состоящую из даров видимых хлеба и вина, освящаемых молитвой. Отделяя отвлеченное понятие о причащении Слову, Ориген утверждает, что хлеб и вино сами по себе только дары вещественные, принадлежащие к чувственной природе простого хлеба и вина и что, отделяя отвлеченное понятие о духовном причащении Слову, действительное причащение во вкушении этих даров не заключается.

Новейшие богословы хотели видеть в творениях Оригена только одно это учение и принимали слово духовный, в смысле которого нет в творениях великого учителя Александрийского, в смысле, отрицающем действительность.³⁰⁶ Если бы они лучше изучили творения этого великого мужа, то не стали бы приписывать ему такого учения, потому что во многих местах он ясно утверждает, что причащение Слову действительно посредством чувственного причащения или участия в хлебе и вине, освященных молитвой. Он ясно различает два причащения: одно чисто духовное, состоящее в веровании словам Христовым, а второе совершаемое чином таинств.³⁰⁷ Как причащаются Христу посредством таинств? На это отвечает Ориген в своем творении Против Цельса:³⁰⁸ «Мы стараемся угождать Создателю всяческих, молясь Ему и воздавая Ему благодарение за все блага, нами от Него полученные, мы вкушаем хлебы через молитву ставшие Его телом и которые, будучи святы, освящают приступающих к ним с добрыми намерениями.»

Вот изречение, если возможно еще более ясное: «Вы, привыкшие, говорит он,³⁰⁹ присутствовать при божественных таинствах, вы знаете, что когда получите тело Господне, с какой заботливостью, с каким благоговением вы сохраняете его и наблюдаете, чтобы ни малейшая часть не упала или не утратилась. Вы считаете себя виновными – и это справедливо, если но вине вашей какая либо часть упадет на пол. Если вы заботитесь столько сохранять тело Его, как же полагаете себя менее виновными, не соблюдая словес Его?»

Наконец, чтобы не оставалось никакого сомнения, он противопоставляет действительность Нового Завета прообразованиям Ветхого. «Прежде, говорит он, Крещение преобразовалось облаком и морем. Ныне же оно заключается в возрождении водой и Духом Святым. Манна была пищей преобразовательной, ныне же тело Слова Божьего есть пища истинная, как сказано Им Самим: «Плоть бо Моя истинно есть брашно, и кровь Моя истинно есть пиво» (Иоан. 6, и 55).

Невозможно, следственно, ошибаться об истинном учении Оригена, если сопоставить его изречения, относящиеся к тому же предмету, которые одно другим совершенно объясняются и представляют таким образом верное средство знать его настоящие мнения.

После подробного изучения творений Оригена мнение наше об этом великом муже следующее: он не разрабатывал никакой особенной системы вероучения. Догматы, которые принимал те же, каким учили прежде него Тертуллиан, Ириней, Иустин, Феофил Антиохийский и Климент Римский.

Он сделал попытку философии христианства или пытался с помощью логики и сравнения текстов библейских сделать некоторые выводы из догматов веры, не опровергая и не объясняя самых догматов. Он не только не сомневался в Священном Писании, но руководствовался им при своих философских изысканиях, всегда подчиняя свои собственные экзегетические изыскания вероучению по преданию, принятому, как священный залог, от Апостолов и отцов Церкви потому только, что хотел углубиться в вопросы, истекающие из вероучения откровенного пытались его иногда представить как гения свободного парящего на собственных своих крыльях и полагавшего в основание своих мнений свободу. Писатели, приписывавшие такие мысли Оригену, явно следовали системам, которые им самим нравились, но удалялись от истины и доказали тем, что изучали творения знаменитого учителя Александрии весьма поверхностно.

После сделанного нами разбора знаменитой книги Оригена О Началахя, нечего более распространяться об изложенном им учении о единстве Божием по сущности, о троичности в Лицах, о действии Его, которое всегда было, но не всегда простиралась на существо сотворенное, вне его самого. Если Ориген признает свободное произведение причиной добра и зла в существах, созданных разумными и свободными, по хорошему употреблению или злоупотреблению этой свободой, то знаменитый писатель нисколько не отвергает тем действий Бога, Который через ангелов Своих поддерживает человека, желающего делать доброе, и охраняет его против нападений духов злобы. Высокое значение, приписываемое им искуплению через Слово воплотившееся, достаточно доказывает насколько он считал свободу человеческую, так сказать, уязвленную падением и нуждавшуюся во врачевании, чтобы творить доброе.

Выбирая некоторые части отдельных изречений, конечно, можно приписывать Оригену, так же, как и всем писателям – философам, системы, которые желают у них находить, когда сами мы придерживаемся a priori какому либо учению. Большая часть писателей виновна в таких ложных толкованиях. Чтобы не впасть в подобную и столь важную ошибку, предприняли мы разобрать по главам знаменитую книгу О Началах, о которой всего более спорили.

Некоторые из писателей также употребляли во зло отдельные изречения Оригена, с целью приписать ему свои собственный мнения о Церкви, иерархии или о таинствах; но эти писатели тщательно избегали сопоставлять приводимые ими изречения с теми, которые служат к ясному изъяснению смысла. Таким образом, они принимали на себя роль поддельщиков.

Чтобы доказать, какое было мнение Оригена о том или другом, мы старались приводить с точностью слова его. Это лучшая защита человеку, в добродетелях которого и гениальности никто никогда не сомневался.

Викентий Леринский,³¹⁰ веривший, что Ориген впал в ересь, похваляет его так, как не мог того сделать ни один из его самых ревностных приверженцев.

«Трудно найти, говорит он, человека, которого бы можно было сравнить с Оригеном. У него были такие блестящие, такие удивительные качества, что естественно увлекаешься всегда верить ему на слово. Если авторитетом может служить жизнь, то его была исполнена мудрости, чистоты, терпения и любви. Если в науке можно ценить происхождение, то что может быть благороднее его семейства, прославленного мученичеством? Он оказался достойным рода своего, потому что, лишившись отца и имения, прилепился к Иисусу Христу, претерпевал крайнюю нищету и не страшился во время гонения несколько раз свидетельствование за Господа. По учености своей он одарен был гениальности столь возвышенной, такой прозорливостью, такой изящностью, что превосходит почти всех прочих писателей. Познания его и ученость были до того обширны, что знал он все вопросы богословские и философические. Не довольствуясь науками Греков, он присоединил к тому ученость еврейскую. Упоминать ли про его красноречие, столь изящное и столь увлекательное? Речь его до того сладка, что, читая его, кажется, в устах мед, а не слова. Каких затруднительных вопросов не разъяснил он? Каких тяжких действий не облегчал своим примером? Разве он терялся в затруднительных изгибах темной логики? Нет, ни один преподаватель не пользовался столько Священным Писанием. Быть может он мало написал? Ни один человек не написал более его. Не только я не мог прочесть всех его творений, но не мог их отыскать; он даже прожил столь долго, что мог довести науку до совершенства. Разве не был он счастлив учениками? Кто же когда был счастливее его? Из школы его вышло бесчисленное множество учителей, пресвитеров, исповедников, мучеников. Кто может иметь надлежащее понятие об удивлении, которое они к нему питали, и славе, которой окружали его, уважении, каким он от них пользовался? Приходили к нему с концов света и никто не оставлял его не обретя в себе чувств более религиозных. Кто из христиан не смотрел на него почти как на пророка, кто из философов не считал его своим учителем ?...

«Никогда бы не кончил я, если бы пожелал исчислить все его достоинства. При такой гениальности, при такой учености, при красноречии столь увлекательном, скорее желание ошибиться вместе с Оригеном, нежели не ошибаться с другим».

Если встречаешь в Истории личность, подобную Оригеновой, и живешь во времена, когда страсти, возбужденные рассуждениями о нем улеглись, можно только преклоняться перед олицетворением столь возвышенного разума человеческого, просвещенного светом божественным.

Конечно, позволительно критиковать и осуждать некоторые из его сочинений. Многие из мнений, ему приписываемых, заслуживают осуждений; но весьма позволительно предполагать, что он не стал бы поддерживать их против суждения Церкви, и даже то, что те из творений его, в которых их находим, были испорчены. Сам он жаловался на эти искажения, начавшиеся еще при жизни его, убедительно уличая в том двух еретиков.³¹¹