Седмица 8-я по Пятидесятнице
О закваске
Понедельник
Однажды Господь сказал ученикам: «Смотрите, берегитесь от закваски фарисейской и саддукейской» … Каждая закваска на свой лад преображает вещество, и, если сразу употребишь не ту, то потом не поправишь дело. А закваска фарисейская всё, к чему прикасалась, пропитывала вкусом лжи, лицемерия. Вот фарисеи просят Иисуса «показать им знамение с неба». Казалось бы, что тут плохого? Но Господь резко ответил: «Лицемеры! различать лице неба вы умеете, а знамение времён не можете?» Если Господь укорил их, значит, они могли и обязаны были узнать это время, не наступающее, а уже наступившее, и Господа, не грядущего, а уже пришедшего. А раз не узнали, значит, просто и не хотели узнать. А, значит, и спрашивали с целью – искусить Господа, значит все вопросы их были заквашены сатанинской закваской, противоестественным желанием не услышать на них вразумительного ответа. А, значит, чем больше они ходили за Господом, чем больше видели и слышали, – тем сильнее отравляли себя, возрастая во лжи и в противлении истины.
И совсем другая закваска в душе Божьего человека.
Апостол Павел пишет в послании к Коринфянам, что Самим Богом установлено: священнодействующим питаться «от святилища», брать «долю от жертвенника». Но Апостолу закваска бесконечной любви к Богу не давала воспользоваться «ничем таковым». Он никого не осуждает: добросовестный наёмник тоже достоин уважения. Апостол только о себе и только с голоса совести говорит: «если я благовествую, то нечем мне хвалиться; потому что это необходимая обязанность моя, и горе мне, если не благовествую! За что же мне награда?» – продолжает он. – (Иные тут скажут: «вот, и он о награде хлопочет!» – Ну разве не естественно любящему ждать награды как плода своей любви, как свидетельство угодности и взаимности? Ведь и Сам Сын Божий, исповедав свою совершенную любовь к Отцу словами: «Всё Моё Твоё», – исповедал и надежду на столь же совершенную награду: «и Твоё Моё» …) Так «за что же мне награда?» – размышляет Апостол. – Неужели только за то, что я делаю дело, которое и так обязан делать, как единственное возможное для меня, и при том – доставляющее мне величайшую радость? Апостол не может вменить этого себе в заслугу. Награду же он надеется получить – «за то, что, проповедуя Евангелие, благовествую о Христе безмездно, не пользуясь моей властью в благовествовании» … Так, не зная покоя в своём святом деле и имея полное моральное право «жить от благовествования», он ещё ухитрялся и простым ремеслом зарабатывать себе на жизнь. И это уже его собственный подвиг, его личный дар Богу.
Не всякому по силе такое. Для иного подвиг и в том, чтобы добросовестно отработать свою зарплату. А для иного даже в том, чтобы лишний раз не совершить зла. Но – на любой ступени совершенства или несовершенства ждёт от нас Господь постоянного понуждения себя на большее и лучшее, ждёт, как от заквашенных божественной любовью, роста, движения навстречу Ему, потому что только в этом – жизнь, только это – истинное бытие. И живой, понявший это человек вместе с Апостолом говорит: «для меня лучше умереть, нежели чтобы кто уничтожил похвалу мою».
О смысле жизни
Вторник
Вот Господь сотворил чудо, накормив семью хлебами более четырёх тысяч человек. Когда после этого Он с учениками переправлялся на другую сторону озера, то «сказал им: смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской. Они же помышляли в себе и говорили: это значит, что хлебов мы не взяли. Уразумев то, Иисус сказал им: что помышляете в себе, маловерные, что хлебов не взяли? Ещё ли не понимаете и не помните о пяти хлебах на пять тысяч человек, и сколько коробов вы набрали? ни о семи хлебах на четыре тысячи, и сколько корзин вы набрали?» И в этом снова, в который раз, проявилось удивительное маловерие богоизбранного народа. бог поступал со Своим народом, как поступают, когда учат человека плавать: его то поддержат, то отпустят, чтобы сам старался держаться на воде. Но евреи, принимая от Бога дары, тут же отступали, едва Он на миг отпускал свою благодетельную руку. Бог вывел их из Египта, провёл по дну моря, избавил от преследователей; и всё же, когда Моисей удалился на сорок дней на гору Синай, чтобы принять от Бога Закон, то народ впал в малодушие: не видя чудес, забыли Бога, сделали золотом тельца и ему стали совершать служение. И потом – не раз: стоило лишь немного помедлить с очередным благодеянием, как люди тут же начинали роптать, и даже рабская жизнь в Египте казалась им более желанной. И Апостол, что народ. Хотя и был избранным, но всё ж пи всяком отступлении его постигали тяжкие бедствия. Особенно, когда уже подошли к земле обетованной, и Моисей послал некоторых тайно осмотреть её. Посланные увидели красоту и богатство земли, но устрашились могучих жителей, и, когда вернулись, стали плохо говорить о земле и смутили народ. Все словно забыли знамения силы Божией и не поверили, что Бог силён сокрушить и эту последнюю преграду. И тогда было сказано: «Все, которые видели славу Мою и знамения Мои, сделанные Мною в Египте и в пустыне, и искушали Меня уже десять раз, и не слушали гласа Моего, не увидят земли, которую Я с клятвой обещал отцам их» (Чис. 14:22–23). И вот Апостол напоминает об этом новому Израилю, Церкви Христовой; напоминает, чтобы уберечь от гордости и самоуспокоенности, от духовного расслабления; напоминает, что все эти события, кроме того, что они на самом деле происходили, являются ещё и «образы для нас, чтобы мы не были похотливы на злое, как они были похотливы. Не будьте также идолопоклонниками, как некоторые из них. не станем блудодействовать, как некоторые из них блудодействовали, и в один день погибло их двадцать три тысячи. Не станем искушать Христа, как некоторые из них искушали и погибли от истребителя…» Иными словами, «кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть». Потому что смысл земной жизни только в том, чтобы научиться плыть по реке Богопознания, чтобы мы уже никогда не поколебались, как наши прародители в Раю, – ни от наветов сатаны, ни от собственного похотения; чтобы мы были поистине Благонадёжны для Царствия Небесного.
О том, чтобы не упасть
Среда
«Кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть», – предостерегает Апостол Коринфян, которых было воздвигнуто гонение. Апостол, во-первых, утешает гонимых, напоминает, что «верен Бог, который не попустит… быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так, чтобы могли перенести». Самих же христиан он зовёт твёрдо держаться и вооружает умы против соблазна участия в служении идолам. «Сами рассудите о том, что говорю», – пишет он и сначала напоминает о великой Жертве. В которой участвуют верующие во Христа. «Чаша благоговения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова?» Потом, как на прообраз этой жертвы, Апостол указывает на жертвы ветхозаветные: «Посмотрите на Израиля по плоти; те, которые едят жертвы, не участники ли жертвенника?» Ветхозаветные жертвы тоже приносили истинному Богу, по Его завету. И совершенно недопустимо сравнение с этими жертвами жертв, приносимых идолам.
Но Апостол пишет, что дело даже не в самих идолах, а гораздо глубже. «Что же я говорю? – объясняет он, – то ли, что идол есть что-нибудь, или идоложертвенное значит что-нибудь? Нет». Идол сам по себе лишь статуя, сделанная человеком, но беда в том, что «язычники, принося жертвы, приносят их бесам, а не Богу». Потому что одно дело – самый факт возникновения этих аполлонов, афродит и т.д.; и совсем иное дело, когда этим своим вымыслам, этой лжи люди начинают поклоняться.
Ведь всякое служение, всякое жертвоприношение, всякая молитва – это всегда кому-то, а не чему-то, и желание поклоняться не возникает вдруг, из ничего: к нему всегда, видимо или невидимо, побуждают либо Бог, либо бесы. И принимают его: либо Бог, если оно совершается в истине, по заповеди Божией; либо бесы, злые духи, враги Божии, – если поклоняемся своему вымыслу; по своим понятиям, по своему произволу.
Обратим внимание, сколько существует, например, самых разных, порой совершенно бессмысленных заговоров и заклинаний от одних и тех же болезней. Потому что дело не в словах, а в самом желании обратиться не к Богу. Для бесов этого вполне достаточно. А третьего ничего нет, и уж, конечно, «не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе Господней и в трапезе бесовской. Неужели мы решимся раздражать Господа? Разве мы сильнее Его? «Кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть!» – постоянно напоминает Апостол. И даже тот, кто избрал Господню Чашу, кто думает, что он стоит на правильном пути Богопознания, должен беречься. Потому что на этом пути нельзя останавливаться: во Христе нам надо познать не только Божественное всемогущество; но и Его крайнее уничижение, даже до смерти. И сегодня мы читали, как Пётр понял первое и исповедал: «Ты Христос, Сын Бога Живаго» (Мф. 16:16). Но когда «Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников и быть убиту…», – тот же Пётр «начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою!» И вот это проявление человеческого сочувствия, человеческой любви вдруг вызвало такие страшные слова: «отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое!»
Да, поистине, «кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть!», потому что сатана скрывается за каждой ложью, за всякой нашей духовной слепотой, и он тут как тут, едва мы противопоставим самому малому Божьему пусть самое великое человеческое.
О отвержении себя
Четверг
«Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой, и следуй за Мною». Вся жизнь христианина состоит из таких последовательных отречений. Вчера мы читали, что порой приходится отвергнуться своей человеческой жалости, человеческой привязанности ради Божьего дела. Но иногда надо принести в жертву даже своё более правильное понимание того или иного вопроса. Допустим, что я точно знаю, что идол – ничто; не верю я и в силу надо мною бесов. Совесть моя не смущается, я просто, не исследуя, «с благодарением вкушаю пищу» … Но вот мне указали на кусок мяса, который я уже собирался положить в рот, и сказали: «это идоложертвенное», то есть, это – часть жертвы, принесённой идолу. Причём, сказал мне это или язычник, или маловерный брат, ещё придающий какое-то значение идолам. Его совесть смутилась, а я почему-то должен при его словах тут же положить взятый кусок на место, и не своей пользы, а «ради того, кто объявил» мне, – кто бы он ни был. Я, умный, знающий, должен лишить себя пищи ради того, кто гораздо ниже меня. Ноя должен это сделать, должен в этом отвергнуться от себя, потому что посланец Божий говорит мне: «едите ли, пьёте ли, или иное что делаете, всё делайте во славу Божию. Не подавайте соблазна ни Иудеям, ни Еллинам, ни Церкви Божией. Так, как и я угождаю всем во всём, ища не своей пользы, но пользы многих, чтобы они спаслись».
Упоминается сегодня и дугой повод отвергнуться себя. Апостол упоминает о церковном обычае, чтобы женщина молилась непременно с покрытой головой. Этот обычай держится и по сей день. И вот такая, казалось бы, простая вещь иными женщинами воспринимается с сильнейшим протестом. Дело тут, конечно, не в самом платке, а в том, что, напоминая об этом обычае, Апостол напоминает о природной подчинённости жены мужу и о внешнем знаке этой подчинённости; напоминает, что, как «мужу глава Христос». Так и «жене глава – муж». «Итак, муж не должен покрывать голову, потому что он есть образ и слава Божия, а жена есть слава мужа». И поэтому «всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытой головой, постыжает свою голову».
Не люди так придумали, но Бог так устроил. И неужели от Бога может исходить что-либо неразумное, постыдное? Всё прекрасно, когда всё на своём месте. Но женщине, забывшей об этом, воспитанной, как говорится, «не в отеческом законе», женщине, которой заморочили голову всякими примитивными теориями, что, дескать, все равны, и все тут, – такой женщине впервые покрыть голову в церкви – настоящий подвиг, настоящее отвержение себя ради Христа.
Вот только два примера. Но каждый из нас мог бы привести много своих собственных. Потому что каждый, стараясь идти за Христом, преодолевает свои собственные трудности, рвёт свои собственные путы. И не надо жалеть этих пут. Нельзя держаться за что-то гибельное только потому, что оно моё. Ибо, что значит «моё»? – а только то, что оно губит только меня … поистине, «кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережёт её».
О Царствии Небесном
Преображение Господне
Господь много говорил о Царствии Небесном. Первая Его проповедь была о том, что оно приблизилось. Он говорил, что Царствие Небесное надо искать прежде всего. Он рассказывал притчи, где через земные подобия хотел дать какое-то понятие о Царствии Небесном, о том, кто может, а кто не может туда войти. Речами о Царствии Небесном Он и утешал, и предостерегал. Но вот пришло время, и Господь сказал ученикам: «Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смети, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе» (Мк. 9:1). И «по прошествии шести дней взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних. И преобразился пред ними, и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет. И вот, явились им Моисей, и Илия, с Ним беседующие…»
Вот оно, Царство Небесное. Посреди Господь – и со своими дорогими человеческими чертами, и в то же время – как солнце, сияющий Божественной славой. С Ним рядом два великих мужа, которых уже несколько сот лет как нет на земле, но – вот же, они здесь, говорят с Господом о сегодняшних и завтрашних делах, «об исходе Его, который Ему надлежало совершить в Иерусалим» (Лк. 9:31), – как будто нет ни времени, ни пространства, ни смерти. И трое учеников Христовых от восторга только и могут выговорить: «Господи! Хорошо нам здесь быть!» Они не могут участвовать ни в их славе, ни в их беседе, но всё равно хотят, чтобы это никогда не прекращалось. Чтобы никогда не покидать этой дивной горы, Пётр предложил: «если хочешь, сделаем здесь три кущи: Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии», – поистине, «не зная, что говорил», – добавляет евангелист Лука.
Но вдруг среди этого блаженства – «се, облако светлое осенило их; и се, глас, из облака глаголющий: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Моё благоволение; Его слушайте. И, услышав, ученики пали на лица свои, и очень испугались» …
Ученики ещё не прошли до конца пути верности Отцу и послушания Сыну, верности и послушания даже до смерти; и поэтому они ещё только зрители; им ещё не открылся «свободный вход в вечное Царство Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа», но свет Царства показан им, чтобы они помнили его всю жизнь, и особенно – когда увидят Господа распинаемым.
Апостолу Петру, может быть, только память об этом свете и не дала прийти в совершенное отчаяние после его трехкратного отречения. Он, может быть, как никто, понимал, насколько важно среди искушений хранить в сердце и эту Фаворскую гору, и этот фаворский свет, и поэтому он писал христианам: «Я никогда не перестану напоминать вам о сем». Петр проповедовал, «не хитросплетенным басням последуя, но быв очевидцем Его величия». И нам необходимо помнить, как хорошо было на той горе Петру, Иакову и Иоанну, и постоянно обращаться к этому свидетельству, «как к светильнику, сияющему в тёмном месте, доколе не станет рассветать день» Господень, и не взойдёт «утренняя звезда» в сердцах наших. А что это за утренняя звезда? – а вспомним, как однажды Господь сказал, что «не придёт Царствие Божие приметным образом… Ибо, вот Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк.17:20–21). Во многих подвигах и искушениях таинственно наступает зрелость души, и свет Преображения Господня как бы прививается к ней, как бы становится её собственным светом. И когда наступит День Господень, такая душа уже не ужаснётся голоса Небесного Отца, но наоборот: этот голос сделает совершенной её радость о Боге, Спасителе нашем. И такой человек, вместо детского лепета вроде «хорошо нам здесь быть» и «сделаем три кущи», – вольётся в сонмы небожителей, которые от переполняющего блаженства «ни днём, ни ночью не имеют покоя: взывая, свят, свят. Свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядёт» (Откр.4:8).
О волосах и о чести
Пятница
Всё в Божьем мире – на своих, Богом определённых местах. Так и отношения мужа и жены находятся в прямой зависимости от происхождения обоих. И хотя об этом ясно сказано в Священном Писании, Апостолу приходилось напоминать, что «не муж от жены, но жена от мужа; и не муж создан для жены, но жена для мужа». А поскольку человек состоит из души и тела, поскольку он принадлежит как видимому миру, так и невидимому, то жена не просто должна знать и помнить о своём происхождении, но и «должна иметь на голове своей знак власти над нею»: покрывать голову вовремя предстояния пред Богом. И даже не для человеков это важно, а «для Ангелов». Потому что послушание по плоти говорит о духовном преуспеянии, и Ангелы более, нежели люди, способны это оценить.
Но дальше Апостол предлагает и самим Коринфянам рассудить, «прилично ли жене молиться Богу с непокрытой головую? Не сама ли природа учит нас, – пишет он, – что, если муж растит волосы, это для неё – честь: так как волосы даны ей вместо покрывала» … Да, существует некая «тайна волос». Но как мог Апостол говорить о бесчестии для мужа растить волосы, если он знал о ветхозаветных назареях, для которых волосы растить волосы было честью? А как выглядел всеми чтимый пророк Илия; «весь в волосах, и кожаным поясом препоясан по чреслам» (4Цар. 1:8). И потом – как мог возникнуть в Церкви обычай для священнослужителей растить волосы и быть во время Богослужения с покрытой головой? Очевидно, когда Апостол говорит о чести, он говорит о чести своего чина. Для живущего в миру, выполняющего мирские обязанности, честь – в одном; а для посвятившего себя Богу, принявшего священство честь – в другом. Когда совершается таинство брака, мужа и жену трижды обводят вокруг Креста и Евангелия. Когда же совершается таинство священства, ставника трижды обводят вокруг Святого Престола. Его венчают с Церковью. И эти великие узы становятся сильнее брачных уз. По нашим обычаям священник даже перестаёт носить обручальное кольцо, чтобы внешние знаки брака не оспаривали знаков священства. Даже одежда ему положена с застёжками на левую сторону, как у женщины. И теперь растить волосы для него становится честью. Потому что знаки его власти над женой уступают знакам его подвластности Богу и Церкви. И если мужчина в миру чувствует какие-то твёрдые автономные обязанности, основанные на твёрдых законах природы, то, став священником, он уже должен острее чувствовать свою непосредственную зависимость от воли Живого Бога: «Се яко очи раб в руку Господий своих, яко очи рабыни в руку госпожи своея, тако очи наши ко Господу Богу, дóндеже ущедрит ны» (Пс.122:2).
Так что для всякого честь – быть в своём, Богом поставленном чине. Бесчестие – позорно опускаться ниже или же дерзко, вопреки своей природе, лезть наверх. Всему установлено своё почётное и единственное место, и только условно, на нашем грешном языке одно называется первым, другое – вторым, а иное – третьим. В Господе же – «ни муж без жены, ни жена без мужа… Ибо как жена от мужа, так и муж через жену; всё же – от Бога».
О суде и неосуждении
Суббота
Сегодня читаем об отношении христианина к власти. И первые же слова, казалось бы, исчерпывают суть дела: «Всякая душа да будет покорна высшим властям: ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Поэтому противящийся власти противится Божию установлению».
Казалось бы, всё ясно: власть, уже в силу того, что она фактическая власть, есть уже «от Бога», и противиться ей также страшно, как страшно противиться «Божию установлению», и всё. Но почему-то Апостол не останавливается на этом, а продолжает: «ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро и получишь похвалу от неё. Ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое… Они Божии служителя, сим самым постоянно занятые». Если бы Апостол написал только первое, то у нас не возникло бы никаких вопросов, но вот эта мотивация сразу вызывает множество: «страшны не для добрых дел, а для злых» … а если я вижу, что наоборот? «Делай добро и получишь похвалу от неё». А если делаю добро, но не то, что похвалы не вижу. А продолжаю не без оснований бояться? «Начальник… тебе на добро». А если я вижу от него только зло? «Сим самым постоянно занятые» – А если я вижу, что он вообще ничего не делает из положенного ему?.. И эти вопросы и неизбежны, и законны с точки зрения Божественного права. Потому что, упоминая здесь категории добра и зла, Апостол напоминает нам о той судебной инстанции, выше которой ничего нет и не может быть и которой подсудно всё.
Интересно, что не только в послании к Римлянам мы это видим. И в послании к Титу Апостол Павел пишет: «Напоминай им повиноваться и покоряться начальству и властям», – и тут же продолжает: «быть готовым на всякое доброе дело». И Апостол Пётр пишет в таком же духе: «И так будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, от него посылаемым», – и тоже непременно прибавляет: «для наказания преступников и для поощрения делающих добро» (1Петр. 2:13–14).
Значит, христианин обязан во всех делах власти, как и во всём остальном, различать доброе и злое и ни в каком случае не называть зло добром только потому, что оно исходит от существующей власти. Не власть – источник добра, но власть так же, как и все, подсудна нравственной оценке. И для христианина страшнее всего потерять способность решительно и чётко различать добро и зло. Господь со всей определённостью говорит нам, что «всякий грех и хула простятся человекам; а хула на Духа не простится человекам». И далее Господь поясняет: «Или признайте дерево хорошим и плод его хорошим; или признайте дерево худым и плод его худым; ибо дерево познаётся по плоду». А сказал Господь эти слова после того, как фарисеи выдумали на Него, будто Он «изгоняет бесов не иначе, как силою Вельзевула, князя бесовского» (Мф. 12:24). Значит, хула на Святого Духа, это когда мы, видя добрые плоды, вдруг объявляем дерево злым, а видя злые плоды, объявляем его добрым; видя дела любви и милосердия, говорим, что человек бес; и видя дела бандита, называем его «богоустановленной властью». Эта хула потому не простится, что прощать тут уже некому: перед нами мертвец, не способный к различению добра и зла, а значит, не способный к покаянию.
Так, свет Христов, позволяющий нам различать добро и зло, должен быть всегда в наших очах. Как поступить в каждом конкретном случае, – дело совести каждого христианина. Но в любом случае все мы должны, по крайней мере, всё называть своими именами, и не ослеплять себя, глядя на любое величие, на любую власть и силу человеческую.
О единстве Церкви
Неделя 8-я
Сегодня мы читали, как Господь пятью хлебами накормил пять тысяч человек. Обратим внимание, как это происходило. Ученики обратились к Нему, прося обычного, человеческого: «место здесь пустынное, и время уже позднее; отпусти народ, чтобы они пошли в селение и купили себе пищи». В ответ Господь обратился к ученикам со странным предложением: «Вы дайте им есть». То есть сказал заведомо неисполнимое. Очевидно, желая сделать их учениками того, что задумал сделать, Он предварительно хотел приготовить их. Но если в человеческих предприятиях приготовиться, значит оценить свои способности и возможности, то здесь Господь хотел услышать от них как раз исповедание полнейшей неспособности к предстоящему делу. Он и услышал безнадёжное: «У нас здесь только пять хлебов и две рыбы». И тогда Он сказал: «принесите их Мне сюда. и велел народу возлечь на траву и, взяв пять хлебов и две рыбы, воззрел на небо, благословил и, преломив, дал хлебы ученикам, а ученики – народу». Вот так, Апостолы послушно принесли Господу всё, что у них было, смиренно предстали пред Ним, приняли из Его рук то, что Он освятил Своей молитвой и благословением, и раздали народу. «И ели все, и насытились; и набрали оставшихся кусков двенадцать коробов полных».
Здесь мы видим прообраз Евхаристии, заповеданного нам Господом Таинства Его Пречистых Тела и Крови. Ведь желая насытиться Небесным Хлебом, и мы тоже приносим к Жертвеннику то, что у нас есть: жалкое подобие Небесного Хлеба, хлеб земной, «просфору» (что значит «приношение»). Мы молимся о всех людях, через Святое Крещение пришедших вместе с нами ко Господу Иисусу Христу. Мы молитвенно воспоминаем Его могущество, Его любовь, Его обетования и на основании этого просим, чтобы Он и на этот раз пресуществил хлеб в Своё Пречистое Тело и вино в Свою Пресвятую Кровь. И через тех же предстоятелей Церкви народу возвращается не количественно умноженный, а качественно пресуществлённый Хлеб, чтобы люди приняли его во оставление грехов и в жизнь вечную.
Так и любое наше служение: к Нему, пред Ним и от Него. И непрестанно – с Ним. В данном случае, конечно, нельзя себе и представить, чтобы Апостолы могли забыть, из Чьих рук они приняли чудесно умножающийся хлеб. Но на людей, получивших хлеб из рук Апостолов, уже была опасность думать о них выше, чем подобало. Для нас же спустя две тысячи лет эта опасность несравненно больше, и не только для мирян; но уже и предстоятели могут согрешать высоким мнением о своих личных качествах, считать себя великими пастырями, целителями и чудотворцами, забыв о Едином Раздаятеле всех даров; нард же церковный может смотреть на своего почитаемого пастыря и говорить: «Кто подобен зверю сему?» (Откр. 13:4). И пусть эти слова относятся к последним временам, к антихристу, который некогда придёт для последнего обольщения мира, – но ведь и Апостол Иоанн ещё две тысячи лет назад писал применительно к своему времени, что «и теперь появилось много антихристов» (1Ин. 2:18). Ведь антихрист – это не тот, кто прямо против Христа, но – страшнее: тот, кто хочет поставить себя вместо Христа. Потому-то с такой тревогой и пишет Апостол Павел к Коринфянам, услышав, что у них «есть споры», что у них говорят: «Я Павлов»; «Я Аполосов»; «Я Кифин»; «а я Христов». Эти споры для Апостола – как треск покачнувшегося дома. Разве сам Апостол не старался даже благовествовать «не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Христова»? «Разве делился Христос? – с ужасом пишет он, – Разве Павел распялся за вас? или во имя Павла вы крестились?». «Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы все вы говорили одно и не было между вами разделений, но, чтобы вы соединены были в едином духе и в одних мыслях». Так, уважая и ценя своих пастырей, всегда надо помнить о Том, Кто Один только даёт им силу. А также и пастырям не забывать, от Кого они получили все… Потому что иначе – при всей нашей праведности, при всей нашей премудрости – мы можем остаться без Христа, а значит, остаться при своих жалких человеческих силах, остаться при одних своих пяти хлебах, которые без Христа годятся только на то, чтобы тайно от всех съесть их и набирать своё чрево.