Белгородский старец схиархимандрит Григорий (Давыдов)

В наше время, когда потребность в духовных учителях и наставниках особенно остра, мы обращаем свои взоры на подвижников благочестия, на тех, кого называют носителями апостольского и святоотеческого предания, в ком, как солнце в капле росы, отобразился Христос. «Сближайся с праведными, – советует преподобный Исаак Сирин, – и через них приблизишься к Богу. Обращайся с имеющими смирение – и научишься их нравам. Ибо если воззрение на таковых полезно, то кольми паче учение уст их» (Преп.Исаак Сирин. Слова подвижнические. Слово 57. Репринт, М.: «Правило веры», 1993). Сам Господь о подобных наставниках говорит: «Кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царствии Небесном» (Мф.5, 19). Без сомнения, одним из тех, кто сотворил и научил, был покойный ныне старец, исповедник Христов схиархимандрит Григорий, до принятия схимы – архимандрит Геннадий (в миру – Григорий Иванович Давыдов). Не ошибусь, если скажу, что еще многое связанное с именем схиархимандрита Григория хранится в памяти людей, которые окружали старца, получали от него благодатную помощь, имели с ним молитвенное общение. Все это должно быть по крупицам собрано и сохранено как составная часть святоотеческого наследия XX века.

Схиархимандрит Григорий родился в 1911 году (дата указана по паспорту, но она может быть неточной: односельчанка батюшки утверждала в его присутствии, что он с одного года с ее мужем, а тот родился в 1904 году) в селе Жихорево Орловской губернии в благочестивой семье Ивана Федоровича и Анастасии Никифоровны Давыдовых. В семье было десять детей. Первым появился на свет сын Михаил, потом рождались только девочки. Крестьянское хозяйство в прежние годы держалось в основном на плечах мужчин. Поэтому Иван и Анастасия, желавшие иметь помощников в тяжелом труде и опору в преклонные лета, молились о даровании им еще одного сына. Григорий, родившийся девятым, можно сказать, был плодом усердных родительских молитв.

Отец будущего старца был краснодеревщиком и с артелью ходил на заработки. Однажды, когда артельщики добирались до Одессы, в одной из деревень их застала ночь, но никто не хотел пустить путников на ночлег. Тогда они пошли на хитрость: придя в один дом, где был больной ребенок, сказали , что среди них есть усердный молитвенник, по молитвам которого дитя обязательно получит исцеление . Им разрешили переночевать . Артельщики помолились за болящего, покропили его святой водой и помазали маслом от лампады. Через несколько месяцев, на обратном пути, артельщики , проходя через ту же деревню, поинтересовались здоровьем ребенка. Им сказали, что он на третий день после их молитвы совершенно исцелился. Батюшка рассказывал этот случай как пример веры родителей и усердия артельщиков . Апостол Иаков, призывая молиться друг за друга (Молитесь друг за друга, чтобы исцелиться (Иак.5,16), несомненно , обращался ко всем христианам, а не только к особым молитвенникам, так как именно вера может привлечь милость Божию к нашим нуждам.

Мать схиархимандрита Григория, глубоко религиозная женщина, была воспитана в добром патриархальном духе. Она вышла замуж по благословению родителей, почти не зная мужа, который после венчания увез ее в свою семью. В доме мужа всем управляла свекровь, женщина строгая, но справедливая. Бывали времена, когда под одной крышей проживало несколько семей (до 36 человек) – своеобразная крестьянская община. И при таком количестве людей жили довольно дружно. По обычаю, молодых отделяли не сразу после свадьбы, а только тогда, когда у них появлялись дети. Этот вопрос решался на семейном совете. Отделившимся сообща строили дом. Свекровь неоднократно говорила, что Анастасия стала для нее дороже собственных дочерей, которые не давали ей столько внимания и любви, сколько она получала от заботливой невестки.

Именно мать преподала будущему схимнику первые уроки трудолюбия и рассудительности. Эта простая малограмотная крестьянка могла бы послужить примером современным педагогам. Батюшка любил рассказывать о приемах ее воспитания. Лет в семь-восемь она взяла его с собой в поле. Узкая полоска ржи тянулась до самого леса. Жать поначалу было очень тяжело: Григорий посмотрит, сколько еще осталось, и руки опускаются. Мать же ему на это говорила: «Ты не туда смотришь! Смотри у себя под ногами, как жнешь, а там видно будет». Он послушался ее совета, а когда поднял глаза, лес был уже совсем рядом – и работе конец. Так и в духовной жизни мы как можно скорее хотим достичь много. Преподобный Иоанн Лествичник замечает, что новоначальные хотят сразу иметь полное безгневие, нерассеянную молитву, совершенный пост, но когда дело доходит до реального труда, они впадают в уныние. Писание свидетельствует, что верному в малом Господь дает большее (В малом ты был верен, над многим тебя поставлю (Мф.25,21). За то, что ты в малом был верен, возьми в управление десять городов (Лк.19,17). Батюшка же часто говорил: «Лужу не перешагнул, а уже хочет море перепрыгнуть». В любом деле неполезно сразу браться за многое, во всем нужна постепенность. Мы не видим своих грехов, а уже богословствуем; не замечаем людей, которые окружают нас и нуждаются в нашей помощи, а хотим спасти все человечество.

Помимо того, что Григорий имел навык к крестьянскому труду, он умел готовить, шить, вышивать, ткать, вязать – словом, не боялся никакой работы. Более того, любое занятие вызывало у него интерес. Уже с высоты прожитых лет старец наставлял своих чад: в жизни нужно браться за все, ибо не знаешь, какие умения могут тебе пригодиться в будущем. Знание многих ремесел спасло ему жизнь, когда он оказался в ссылке на Колыме.

Мать старца, Анастасия, дожила до глубокой старости и перед кончиной самим сыном была пострижена в инокини с тем же именем. Когда в конце жизни она делила между детьми наследство, отец Геннадий спросил ее: «Мама, что ты оставляешь мне? «Тебе оставляю весь мир», – сказала она, тем самым указывая на краеугольный камень его будущего делания – молиться за весь мир.

Но вернемся в ранее детство Григория. В его семье неукоснительно соблюдались посты, не делали исключения и для грудных младенцев. С малых лет мать приучала детей к молитве. Дома, вставая перед иконами, она всегда ставила рядом с собой ребятишек и долго молилась. Быть может, она и не знала всех церковных молитв, но к Богу обращалась своими словами, от души. Так с малолетства у детей вырабатывалось огромное терпение, которое впоследствии помогало побеждать немощную плоть. Иногда ходили пешком на богомолье в монастырь, постоянно посещали богослужения в своем приходском храме.

Любовь к Богу у мальчика появилась сызмальства. Когда ему было пять лет, он сам пришел к священнику, отцу Василию, жившему по соседству, и попросил у него Библию, чем очень удивил батюшку. Читать Григорий научился рано и все свободное время проводил с книгой. Как-то отец Василий встретил мальца по дороге в церковь, что находилась в двух километрах от дома. Он бежал босиком по снегу: обуви на всех детей не хватало, но это не могло остановить боголюбивого отрока.

Первое паломничество в монастырь Григорий совершил с родителями в семилетнем возрасте . они ходили за девяносто километров от дома, в Площанскую пустынь (Площанская пустынь – Богородицкая Площанская пустынь Севского уезда (именуется по Площанскому озеру, которое к ней примыкает). Обитель существовала уже в XVI веке, после разорения поляками была возобновлена монахом Прокопаем. В обители были четыре каменных храма, чудотворная Казанская икона Божьей Матери) в Орле. Такой дальний поход, конечно, произвел неизгладимое впечатление на отрока Григория. Ему показали монахов и спросили, кто из них ему больше нравиться. Гриша указал на человека небольшого роста, стоявшего с краю. Как оказалось, это был духовник монастыря, который впоследствии стал духовным отцом и послушника Григория. Отец Геннадий, вспоминая свое детство, говорил, что в семилетнем возрасте он уже четко знал, что будет жить один, посвятит всего себя Богу, и сознательно готовился к этому. Один благочестивый батюшка (этот священник принял сан по особому откровению преподобному Амвросию Оптинскому, прожил сто три года и был высокой духовной жизни) предсказал девятилетнему Грише, что если он пойдет в монастырь, то принесет много пользы.

В детские годы отца Геннадия в Орловской губернии в селе Спас-Черняк жил старец отец Георгий Косов. Его считали одним из преемников преподобного Амвросия Оптинского. Старец обладал даром прозорливости. Впоследствии он несколько лет провел в ссылке на Соловках. После освобождения старец прожил недолго, умер в 1928 году. Возможно, именно он (а батюшка знал его лично) был одним из первых духовных наставников Григория.

Родная сестра отца Геннадия рассказывала, что он лет с двенадцати жил в Орле у родственников и был приписан к Площанской пустыни. Однажды он заболел тифом и был при смерти, почти ничего не ел и не пил. И вдруг ему очень захотелось селедки. Все думали, что от рыбы ему станет еще хуже, а вышло наоборот: неожиданно для всех он стал быстро поправляться. Орловские родственники замечали, что Григорий по ночам тайком ходит на чердак молиться, и рядили между собой: «Мальчик какой-то особенный, кем же, интересно, он станет в будущем?».

Уже в шестнадцать лет Григорий, в виде исключения, был пострижен в Площанской пустыни в монашество с именем Геннадий в честь константинопольского Патриарха (умер 471 г.; память 31 авг./13 сент.). В столь юном возрасте он уже отличался особой проницательностью. В монастыре подвизался один иеродиакон. Однажды за богослужением, когда он сделал возглас «Мене ждут праведницы дóндеже воздаси ми» (Пс.141,8), – инок Геннадий, стоявший на клиросе, присовокупил: «И не дождутся». В другой раз, во время чтения 50-псалма – и нечестивии к Тебе обратятся, – он сказал: «К тебе обратятся». На него пожаловались игумену: мол, такой молодой, а дерзкий на язык. Тот отослал послушника к духовнику. Духовник, выслушав, только улыбнулся и сказал братии: «Оставьте его». Иеродиакон же через полгода ушел из монастыря и женился.

Когда начались гонения на Православную Церковь и Площанскую пустынь закрыли, всех монахов выслали. Монах Геннадий оказался в Полтавской губернии, где пробыл три года. По возвращении он устроился работать в школу завхозом. Трудился добросовестно, директор его очень уважал и даже решил выдать за него замуж свояченицу. Геннадий смиренно отклонил такое предложение: «Куда я ей гожусь, разве только ботиночки чистить». Но директор стоял на своем. И тогда монах, который впоследствии говорил, что плотские грехи ему и на ум не приходили, решил посоветоваться с духовником, как избежать этого искушения. Духовник ему строго-настрого приказ в 24 часа покинуть это место, уйти в любом направлении. Быстро собрав вещи, монах Геннадий покинул школу. Всю ночь он был в пути и только наутро добрался до какой-то незнакомой деревни. Оказалось, что в ней живет его тетка. Некоторое время он пробыл там, а затем ушел в Орел, где епископ Иннокентий (Иннокентий (вероятно, Никифоров; 1879–1938), с 1903 г. – священник; овдовев, в 1925 г. Принял монашество и был рукоположен во епископа г.Семипалатинска. С 1936 г. – епископ Орловский) рукоположил его во иеродиакона и оставил служить в соборе.

Когда закрывали храмы, отец Геннадий старался спасать церковные сосуды и антиминсы. Для этого иногда приходилось идти на хитрость: под видом любопытствующего он заходил в храм, которые охранял часовой, проникал в алтарь и через окошко на улицу выставлял церковную утварь. Антиминсы он прятал на груди.

С началом сталинских репрессий отец Геннадий решил, что не покинет храм и будет служить столько, сколько даст Бог. Однажды к нему пришли чекисты и обвинили в антисоветской деятельности. Тут же, не делая обыска, они взяли его Служебник, в котором оказалась вклеенная листовка. Батюшка тогда сказал: «Я знаю, кто это сделал. Лет через десять я вернусь, а человека, который к этому руку приложил, уже не будет». И, действительно, секретного сотрудника, тайком вклеившего листовку, расстреляли свои же в 1941 году.

Одиннадцать месяцев, пока шло следствие, отец Геннадий сидел в одиночке. Его постоянно водили на допросы, пытались склонить к предательству, запутывали, создавали такие условия, чтобы он ошибался, запугивали. Ему приходилось напрягать все свои силы и волю, чтобы сохранить ясность ума. Батюшка рассказывал, что утешением в камере для него была мышка, которую он приучил. По памяти он совершал молитвенное правило. Не добившись никаких признаний, его осудили на десять лет лагерей.

Одним из самых тягостных испытаний для отца Геннадия стала дорога на Колыму. Заключенных везли на пароходе, в трюме; среди них было много политических, но были и уголовники. В трюме – темень и духота, воды не хватало, а из еды давали только селедку. Места возле щелей, через которые можно было подышать, заняли «урки». Половина людей по дороге умерли от жажды и недостатка воздуха. Отец Геннадий, который мог расположить к себе любого, сумел найти общий язык с уголовниками, и они давали ему немного подышать. Вдобавок ко всему прочему на море начался сильный шторм, который длился двадцать пять суток. От всех этих лишений у отца Геннадия начались приступы почечных колик.

Заключенных выгрузили прямо на снег – ни жилья, ни теплой одежды. Батюшка предложил соорудить так называемую «лубянку»: делали шатер из простыней, обсыпали его снегом, а внутри разжигали костер. Снег таял и тут же замерзал, превращаясь в толстую ледяную корку, которая хорошо защищала от ветра и мороза. Некоторое время жили так, а потом всех распределили на работу: кого на прииски, кого на лесоповал. Отцу Геннадию пришлось испытать муку лесоповала: дневная норма доходила до двенадцати кубов. Заключенные часто выбирали его дневальным. Он так умел поставить дело, что еды хватало всем, к тому же он мог усмирять время от времени расходившуюся в разборках «братву». Затем с обострением болезни почек он попал в больницу и его отправили на заимку; где отец Геннадий провел около года. Старец вспоминал, что для него это было самое лучшее время на каторге: немыслимо, но у него была Библия, на фанере он нарисовал углем крест, поставил в угол и совершал молитвенное правило.

Болезни, приобретенные в лагере, давали о себе знать, и батюшка все чаще попадал в лазарет. Там у него появилась возможность заниматься рукоделием. Главврач , заметив, что он хорошо вышивает , попросил сделать ему на наволочках вышивку «ришелье». Отец Геннадий не знал даже, как это выглядит. Как-то на прогулке он увидел кусок ткани с ажурным украшением. Оказалось, что это и есть «ришелье». Работа была сложная, однако вскоре он выполнил заказ. Приходилось вязать варежки и носки для жен начальников. Главврач оставил его при больнице. Здесь отец Геннадий познакомился со ссыльным кремлевским профессором Свешниковым, которому вскоре стал ассистировать на операциях, так как был очень наблюдателен и быстро усвоил все, что для этого требовалось. Когда профессора перевели из этого лагеря, прислали другого хирурга. При первой же операции батюшка уличил его в том, что он мало знаком с медициной: тот намеревался делать разрез поперек мышцы, а не вдоль, как полагается. Как вскоре выяснилось, хирург-самозванец окончил лишь двухмесячные фельдшерские курсы.

В больнице отец Геннадий, пользуясь расположением главврача, получил возможность помогать ссыльным; для кого-то припрятывал что-нибудь съестное, кому-то доставал справки с заключением врача об истощении, и человек мог немного прийти в себя в лазарете.

Через некоторое время отца Геннадия забрал к себе начальник прииска «Горный» Капитонов, у которого он стал заниматься воспитанием детей и всякой домашней работой. Надо сказать, что срок в лагере отбывали как священники, так и архиреи, и отец Геннадий помогал им всем, чем мог: одеждой, продуктами. Известно, что он спас от смерти будущего орловского митрополита Палладия (Палладий (в миру – Павел Александрович Шерстенников; 1896 –1976) окончил Вятскую духовную семинарию. В 1921 году рукоположен во диакона в Казани; в 1922 году пострижен в монашество. В 1930 году хиротонисан во епископа Елабужского и после нескольких кафедр с 1943 года по 1947 год пребывал в заключении. После возвращения продолжал архипастырское служение. С 1963 года стал архиепископом Орловским (скончался митрополитом): владыку, уже обессилившего, бросили в яму на погибель. Каким-то образом отцу Геннадию передали, что епископа посадили в холодный карцер за то, что он на Пасху пел пасхальные песнопения. Было начало апреля, и владыка не выдержал бы ночных заморозков. Пришлось обратиться к начальнику прииска, тот позвонил своим подчиненным и приказал отправить епископа в лес пережигать дрова на уголь. Это была самая легкая работа, и владыка на две недели получил передышку.

В доме начальника отцу Геннадию выделили комнатку, где он мог молиться и читать Священное Писание. Был момент, когда батюшка загрустил оттого, что долго не причащался. Однажды он читал Библию и вдруг видит, что в комнату входит его духовник (он к тому времени уже умер). Молча приблизившись к столу, старец открыл Библию на определенной странице и ушел. Место, которое указал духовник, следующее: Ангелу Пергамской церкви напиши: так говорит имеющий острый с обеих сторон меч: знаю твои дела, и что ты живешь там, где престол сатаны, и что содержишь имя Мое, и не отрекся от веры Моей даже в те дни, в которые у вас, где живет сатана, умерщвлен верный свидетель Мой Антипа (Откр.2, 12–130). Таким видением Господь утешил Своего исповедника.

Основной обязанностью отца Геннадия было смотреть за детьми начальника прииска, Валерием и Светланой. Он старался не только научить их правилам приличия, но и вложить в их сердца веру, так что однажды они даже вступили в спор со сверстниками, чтобы убедить их в том, что Бог есть, поскольку об этом написано у их наставника в книге. Батюшка их тайно крестил. Дети крепко привязались к нему и имели полное послушание. Как-то, уходя по делам, отец Геннадий сказал детям, чтобы они никого не пускали в дом. Когда через некоторое время пришел на обед отец, мальчик не открыл ему дверь, поскольку «дядя Гриша» никого не велел пускать. Начальник был очень доволен, что его дети такие послушные. Батюшка отзывался о нем как об умном человеке. С разрешения Капитонова он вместе с другими священниками в землянке отслужил Пасху. Со временем Капитонов перевел отца Геннадия в разряд вольнонаемных, а затем помог освободиться , хотя в ссылке часто за малейшую провинность добавляли срок.

Отбыв более одиннадцати лет на Колыме, батюшка смиренно говорил: «Те, которые были праведниками, сподобились мученического венца, а мы страдали за свои грехи». За все годы ссылки отец Геннадий так изменился, что его не узнала даже родная мать. Все его родственники – сестры, племенники – жили в убогой землянке. Когда он попросился переночевать, ему сказали, что рады бы пустить («у нас и свой так же вот где-то мыкается»), да условия не больно подходящие». Батюшка вышел за порог. Один из племянников все-таки признал его и сказал: «Да ведь это дядя Гриша». Узнала и младшая сестра Александра. Велика была радость встречи, но и остаться дома отец Геннадий не мог: негде было притулиться, да и без прописки могли опять посадить. Долго батюшка не мог получить паспорт. А потом уехал сначала в Щекино (под Тулой) к племяннику Михаилу, где пробыл недолго, затем в Плавск (тоже Тульской области), где служил отец Макарий (Кобяков), с которым отец Геннадий познакомился в ссылке. В Плавске батюшка не служил, хотя и был в сане иеродиакона. Он жил в сторожке, пел и читал на клиросе, выполнял пономарскую работу. В этом городе поселилось несколько человек высокой духовной жизни, с которыми батюшка, несомненно, имел общение.

Вначале вместе с ним в сторожке жил монах, тоже из ссыльных, который с Колымы привез спасенного им кота. Этот старец недолго прожил на свободе, вскоре умер. Кот неделю не ел и не пил, сидел возле могилы, как некогда на могиле преподобного Герасима Иорданского тосковал прирученный им лев. Через неделю отец Геннадий «уговорил» кота вернуться в келию, обращаясь к нему, как к разумному существу.

Уже в Плавске у отца Геннадия появилось много духовных чад. Местные старушки до сих пор его вспоминают. Он был к ним очень расположен, по-свойски называл их всех «девками», независимо от возраста. Эта простота общения, которая всегда была для него характерна, привлекала к нему и простых людей, и ученых, и епископов, а в ссылке, как мы уже сказали, и уголовников. Поэтому неудивительно, что к отцу Геннадию приезжали даже из соседних городов и сел. Так из города Щекино к нему наведывалась семья Константина Воздвиженского. Отец Константин , протодиакон Иоанн, и родной брат, диакон Николай, стали новомучениками : они погибли на Колыме в 1938 году (иером.Дамаскин (Орловский). (Мученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви XX столетия. Тверь: «Булат», 1993, кн.1, с.180). В своей тесной сторожке батюшка учил вышивать старшую дочку Константина Ивановича. Впоследствии он благословил ее выйти замуж за Феодора Нагорного, его духовного сына и будущего служителя. Когда отец Геннадий приезжал повидаться с родными, его несколько раз пытались арестовать. Особенно усердствовал начальник милиции. Однажды он забрал у батюшки паспорт, и стоило больших трудов получить его назад. Был и такой случай: отца Геннадия хотели вновь арестовать, но председатель колхоза предупредил об этом. До позднего вечера отец Геннадий прятался во ржи, а потом ушел из села.

Из Плавска отец Геннадий перебрался в Ворошиловград (ныне – г.Луганск), где служил иеродиаконом в соборе (вероятно, с 1953 по 1957 г.). Сведений об этом периоде жизни мало, так как батюшка тогда ни с кем не переписывался и редко приезжал домой. В Ворошиловграде тоже были трудности с пропиской, без которой могли посадить в тюрьму. Пришлось уехать в Одессу. Там архиепископ Борис (Вик; 1906–1865) – из рабочей семьи, в 1923 г. Поступил послушником в саратовский Спасо-Преображенский монастырь, в 1930 году был пострижен в мантию, а в 1935 году рукоположен во иеромонаха. В 1944 году состоялась его хиротония во епископа, с 1956 года – архиепископ (затем митрополит) Одесский и Херсонский) рукоположил его во пресвитера . В Одессе отец Геннадий служил на нескольких приходах, но и здесь ревностного батюшку ожидали различного рода неприятности от власть предержащих.

Отец Геннадий, бывая в Москве, останавливался, как правило, у своих духовных чад – монахинь Варсонофии и Аркадии. Это были монахини старой закалки. Батюшка говорил, что они образцово читают по-церковнославянски. Когда монахине Варсонофии поставили диагноз – рак, отец Геннадий посоветовал ей принимать настои из трав и усердно молился за нее. После этого по молитвам старца она прожила еще девятнадцать лет. Однажды эти матушки приютили у себя некоего «архимандрита». Батюшка только посмотрел на него и сразу же понял, что это самозванец. Хозяйкам сказал, чтобы они выпроводили его в тот же день. И, действительно, со временем выяснилось, что это был сотрудник КГБ. Вспоминается и такой случай. В церкви, где матушки прислуживали, они обратили внимание на парня, который ходил, заложив руки за спину, и разглядывал иконы. Матушки познакомились с ним и стали его понемногу наставлять в вопросах веры. Однажды они познакомили его с отцом Геннадием, и тот предрек: «Погодите, он еще вас отпевать будет». И, действительно, молодой человек впоследствии принял сан и участвовал в их отпевании.

Даже будучи далеко от своих духовных чад, батюшка провидел, что у них происходит. Его духовная дочь Людмила Воздвиженская училась в Москве в медицинском институте, жила на квартире. Хозяйке она нравилась, и та полунамеками старалась склонить ее к браку со своим племянником. Батюшка тогда служил в Ворошиловграде и писем в Москву никому не писал. Вдруг он совершенно неожиданно приехал в Москву и сказал Людмиле: «Собирай вещи и немедленно уходи отсюда». Она переехала в общежитие.

Известна и такая история. Однажды отец Геннадий приехал в Щекино к Константину Ивановичу и в один из дней настойчиво несколько раз повторил: «Берегите Павлика» (младшего сына). В этот день, купаясь в реке, мальчик едва не утонул, его затягивало в водоворот, и лишь невесть откуда взявшаяся лодка его подобрала.

Где бы батюшка ни пытался обосноваться, везде на него воздвигали гонения из-за судимости. В Одессе ему тоже не пришлось служить долго, так как и там начальство чинило ему всяческие препятствия.

В конце 1957 года у отца Геннадия появилась возможность перейти в Курско-Белгородскую епархию . Владыка Иннокентий (архиепископ Иннокентий (в миру – Георгий Иванович Зельницкий; 1886 –968) в 1914 году был рукоположен во диакона, а в 1916 году – во пресвитера. Овдовев, он в 1948 году принял монашество и был определен в число братии Троице-Сергиевой Лавры. В 1949 году стал епископом Винницким, с 1951 по 1958 г. Пребывал на Курской, затем на Ростовской кафедрах, а с 1963 г. – архиепископ Тамбовский) предложил несколько мест. Батюшка выбрал Покровку, недалеко от Белгорода. Так как храм находился радом с московской трассой , ему было удобно ездить навещать не только мать, по – прежнему жившую в Орловской области, но и многочисленных духовных чад в Харькове, Курске, Орле и других местах. Полуразрушенный сельский храм стоял на месте самых ожесточенных боев на Курской дуге, удивительно как он вообще уцелел. У батюшки возникли сомнения, сможет ли он его восстановить. Он даже подумывал, не попроситься ли на другой приход, но рассудил: «Кому я уподоблюсь? Ветхозаветному священнику, левиту? Или лучше уподобиться самарянину, перевязавшему раненого человека у дороги и спасшему ему жизнь?». Батюшка решил остаться. Но для столь великих трудов нужен был усердный помощник. И здесь промысел Божий свел его с Феодором Нагорным, который иподиаконствовал в харьковском Благовещенском соборе.

Когда отец Геннадий приехал в Харьков, чтобы подыскать себе соратника и единомышленника, он обратился за советом к одному духовному старцу – схиигумену Сергию. Тот посоветовал выпросить у владыки Стефана (Стефан (Проценко; 1889–1960) – архиепископ, а затем митрополит Харьковский и Богодуховский (июнь 1945 – ок.1960) его иподиакона Феодора, который отличался особым трудолюбием . Владыка, зная отца Геннадия, предложил: «Выбирайте любого, кто нравиться». Батюшка указал на Феодора.

Отец иподиакона был художником, погиб на фронте. Мать, женщина глубоко верующая, любила монастыри и очень хотела, чтобы хотя бы один из двух ее сыновей стал монахом. О том, что эта встреча батюшки с Феодором была неслучайной, говорит следующий эпизод. За неделю до знакомства с отцом Геннадием мать Феодора была в Троице-Сергиевой Лавре и там исповедовалась у некоего батюшки, о котором по приезде с восторгом рассказывала сыну. Каково же было ее удивление, когда через неделю Феодор привел этого батюшку в дом. Как оказалось, отца Геннадия, который был в тот день в Лавре, попросили помочь исповедовать, так как было много паломников. Там и встретилась с ним Надежда – мать Феодора.

В полуразрушенном храме работы было много, все делали сами; выносили мусор, битый кирпич; крыша была разбита, и в алтаре лежал снег. От тяжелого труда Феодор стал впадать в уныние. Батюшка усердно молился за него у иконы Божией Матери, обещая до конца своей жизни быть духовной опорой ему и его будущей семье. В результате Феодор, который чуть было не ушел, навсегда остался со старцем, неся все тяготы приходской жизни. Поначалу было особенно трудно; не хватало самого необходимого – утвари, облачений, всего, что нужно для совершения литургии (частички из просфор вынимали перочинным ножом). Храм не отапливался, крышу покрывали листами металла от разогнутых корыт, зимой приходилось приспосабливаться, чтобы не замерзнуть. В морозы батюшка на груди держал грелку: лагерные болезни давали о себе знать. И все-таки в довольно короткое время храм был восстановлен. Епископ Леонид (Владыка Леонид (в миру Лев Львович Поляков; 1913–1990) до 1949 года работал врачом, был на фронте, затем рукоположен во иерея, а в 1952 году пострижен в монашество. С 1953 по 1958 г. Был доцентом Ленинградской, а затем – инспектором Московской духовных академий, в 1959 году стал епископом Курским и Белгородским (до 1963 года). Скончался в сане митрополита Рижского и Латвийского), будущий митрополит Рижский, в Преображенском соборе города Белгорода рукоположил Феодора во пресвитера и направил служить в Покровскую церковь вместе с отцом Геннадием, что при недостатке священнослужителей в епархии было исключительны случаем. Это свидетельствовало о значимости прихода. Отец Геннадий стал духовником клириков Курско-Белгородской епархии. За усердные труды оба священника получили награды: отец Геннадий был возведен в сан игумена (1962), а отец Феодор отмечен наперсным крестом.

Спустя какое-то время с отцом Феодором случилось несчастье; его до полусмерти избили хулиганы. Только молитвами отца Геннадия он остался в живых. После случившегося у него были постоянные головные боли, и скорее всего именно последствия травмы привели к тому, что он умер сравнительно молодым, в пятьдесят три года, незадолго до смерти своего духовного наставника.

Разделяя все молитвенные труды старца, отец Феодор с особой ревностью поминал умерших. Для этого у него была своя причина: будучи молодым священником, из-за большой загруженности отец Феодор в записках об упокоении называл только первые несколько имен, добавляя: «И всех зде ныне нами поминаемых». Однажды в тонком сне ему явилось множество людей, которые спрашивали, почему он не называет каждого из них по имени. С тех пор он неопустительно перечислял всех усопших и имел об этом особое попечение.

С самого начала служения отца Геннадия в Покровке к нему потянулся народ. Православные люди любят усердных пастырей. К тому же батюшка обладал особым даром слова: его проповеди были просты и одновременно глубоки. В личных беседах он разрешал все недоумения. Иных вразумлял убеждением, других страхом, кому-то сам открывал их грехи, в которых они не могли признаться даже самым близким людям. Старец обладал талантом общения с людьми, высказывания его были предельно точны, глубоки, остроумны, доходили до самого сердца и западали в память. На исповеди батюшка часто говорил: «Каких грехов у нас нет? Только тех, которые не существуют. Но какие грехи Господь не прощает? Только нераскаянные». И далее развивал тему: «Что тяжелее: мешок песка или камней? Мешок песка. Так и наши грехи. Если они велики, но их не так много, то мы можем хотя бы их разглядеть и принести покаяние. А попробуй разглядеть песчинки! Это такие грехи, которые мы часто и за грехи не считаем: осуждение, обидчивость, пустословие, лень, подозрительность и др. Но их-то целый мешок! Один старец, чтобы показать разницу в грехах и прежде всего серьезность мелких грехов, приказал тяжко согрешившему монаху занести тяжелый камень на колокольню. А другим монахам, его осуждавшим, предстояло поднимать мелкие камни. Их было видимо-невидимо, и носить их следовало по одному. Первый, хотя и с большим трудом, исполнил приказание, а другие небольшую часть перенесли и обессилили. Зато, осознав, как тягостно иметь множество мелких грехов, просили у старца прощения. Если у нас большая рана, бежим к врачу, а на царапины не обращаем внимания. Но бывает, что незаметная ссадина приводит к заражению крови. Так и малые грехи приводят порой к серьезным последствиям. Свои грехи человек будет помнить и на том свете. И святые сокрушались о грехах, хотя и прошенных. Так рана на теле человека хотя и не болит, а шрам виден».

«Человек, который не оставляет грехов, – поучал батюшка, – даже если и кается в них, подобен морю, которое, хотя в него и впадает много рек, всегда остается соленым, и вода в нем непригодна для питья». Рассуждения о греховности, естественно, касались и загробных судеб. Старец объяснял: «Прохождение мытарств можно сравнить с подъемом по лестнице. Как по гнилой лестнице высоко не поднимешься, а свалишься и сломаешь себе шею, так и греховный человек не может пройти мытарства». На исповеди он говорил: «Ионафан, сын Саула, чуть лизнул меду и едва не поплатился жизнью. Сладок грех – лизнул, а потерять можно Жизнь Вечную. Человеку дан от Бога разум, который он может использовать во зло или на добро. Если к человеку попал нож, он может им резать хлеб, а может и кого-нибудь убить, Так и мы свои способности вольны использовать на добро или во зло». Если старец видел, что кто-либо не приносит искреннего покаяния, а просто автоматически говорит: «Простите», – то отвечал: «Бог простит и прохворостит».

Батюшка любил в людях сообразительность и расторопность. Приводил такой пример. Один барин послал слугу узнать, что везут в повозках, проезжающих мимо усадьбы. Тот сбегал и говорит; «Муку». – «Сходи узнай почем». Узнал, говорит: «По рублю за мешок», – «Узнай, куда везут?» Сбегал, говорит: «На базар». – «Узнай, не отдадут ли нам по 80 копеек за мешок?» Узнал говорит: «Продадут». В следующий раз барин послал другого слугу. Тот вернулся и сказал: «Везут муку на базар, продавать будут по рублю за мешок; если купим все, то отдадут дешевле».

Далее приведем некоторые остроумные замечания, которые делались старцем не ради шутки, а для назидания: «Если будешь уделять так мало внимания своей духовной жизни, то уподобишься дорожному указателю, который хотя и показывает, куда ехать, но сам остается на месте». У батюшки спросили, какого он мнения о хозяине такого-то дома. Он ответил, показывая на электрический столб: «Как из этого столба не будет дерева, так и из этого деда не будет толку». В своей речи он часто использовал поговорки: «Не говорят тому, кто не слушает, и не бьют того, кто не плачет»; «С одного вола двух шкур не дерут» (когда хотели на одного человека взвалить всю работу); «Каждого барана привязывают за свои рога» (то есть каждый будет отвечать за свои грехи). О лукавых говорил: «Собачий хвост волку не приделаешь», «Серого волка добела не отмоешь».

Духовным чадам отца Геннадия и прихожанам Покровского храма памятно, с каким трепетом батюшка относился к богослужению. На литургию он шел всегда сосредоточенным, молясь, никому не давая благословения «на ходу». Когда он заходил в храм, наступала гробовая тишина. Иногда, когда становилось шумно, отец Геннадий останавливал богослужение и обращался к народу: «Я не мешаю вам болтать?» Он досконально знал богослужебный устав: казалось, память его удерживает все. Он часто вспоминал вроде бы незначительные эпизоды из жизни собеседника, которые могли быть давным-давно забыты самим человеком.

Старец несомненно обладал даром прозорливости. Ему были открыты внутренне состояние души исповедника, его грехи, многие житейские события. Однажды у него спросили, можно ли отпеть священника, который якобы покончил жизнь самоубийством. Батюшка отложил ответ до утра, а на следующий день сказал, что его нужно обязательно отпевать как убиенного. Впоследствии оказалось, что этого священника задушил староста храма.

Те, кто общался с батюшкой, вспоминают множество примеров, свидетельствующих о его прозорливости, приводят случаи необычайно проницательных суждений старца о людях, которых он видел в первый раз. Так, один человек дезертировал из армии и несколько лет скрывался под видом монаха, гонимого с Кавказа. В Троице-Сергиевой Лавре он познакомился с двумя литераторами. Они хотели побеседовать с отцом Кириллом, но отец Кирилл в то время болел, и им посоветовали съездить к старцу Геннадию. Все трое отправились в Покровку. Старец только посмотрел на мнимого монаха и сразу же сказал: «Да какой ты монах! Какое у тебя монашеское правило?» Тот смутился и ничего не ответил. Писатели были обескуражены таким поворотом дела. Батюшка посоветовал беглецу открыться и при помощи его друзей получить паспорт. Для лжемонаха все закончилось благополучно. Более того, впоследствии он действительно принял монашеский постриг и даже стал иеромонахом, а один из писателей был рукоположен во пресвитера.

Рассказывали, как один епископ собрался купить дом. Батюшка предупреждал, что он в нем жить не будет, и отговаривал. Однако епископ решил поступить по-своему. При оформлении документов все время возникали какие-то препятствия. Наконец епископ похвастался батюшке, что вопреки его прогнозам, дело улажено и даже внесен задаток. Однако слова старца не были тщетны: буквально через несколько дней епископа перевели на другую кафедру.

Как-то к старцу приехал молодой человек за благословением на женитьбу. Показал фотографию невесты. Батюшка ему сказал: «Так она же без креста». Впоследствии оказалось, что девушка была некрещеной и даже сама об этом не знала. Было и такое: приехала к батюшке некая раба Божия с просьбой помолиться о ее больной сестре, которая находилась при смерти. Он ей сказал: «Сестра твоя будет жить, а ты готовься». Так и вышло. Сестра выздоровела, а эта женщина через три месяца умерла.

Одного военного, которого отец Геннадий венчал, должны были направить в Афганистан во время известных событий. Перед отъездом он пришел к батюшке проститься. «В Афганистан, говоришь? – переспросил старец. – Да, плохо, плохо. Ну ничего, вернешься через год, ну самое большее, через год и два месяца». В то время о прекращении боевых действий еще и не заговаривали. И, действительно, через год этот офицер должен был выйти из Афганистана с первой группой войск, но затем вывод отложили на два месяца, и он приехал домой день в день, как и предсказывал старец. Хотя военный побывал в самом пекле; вернулся без единой царапины и, как сам рассказывал, чувствовал в боях благодатную помощь Господа.

Жизненный опыт показывает, что указания благодатных старцев следует выполнять неукоснительно, иначе не будет пользы от их благословения. Одна женщина приехала спросить совета, за кого лучше выдать замуж дочь: было два кандидата. Батюшка дал совет. Та стала настаивать. Чтобы он благословил за другого. Старец ответил: «Как хотите». Через год эта женщина приехала со слезами: «Вы благословили, а они разошлись». – «Нет, я вам благословлял другого, вы сами настояли на этом».

Ответы старца всегда отличались особой проницательностью. Как-то отца Геннадия спросили о причине ранней смерти одного молодого человека. Батюшка, совершенно не зная его, сказал со всей определенностью; «Значит, он стал в тягость многим людям». Так оно и было: скончавшийся отравлял жизнь нескольким семьям.

Порой прозорливость архимандрита Геннадия касалась вещей вроде бы малозначительных. Насколько же духовно назидательно звучали даже его ироничные замечания. Три приятеля ехали к батюшке и дорогой ели кальмаров. На следующий день хотели причаститься. Батюшка у них спрашивает: «Вы постились?» – «Постились». – «Ничего не ели, что положено?» – «Ничего» – «А кальмаров кто ел дорогой?» – «Батюшка, так это же не мясо!» – «Еще какое мясо!»

Время от времени у отца Геннадия обострялись болезни, которые тянулись за ним с Колымы. Они не оставляли его до конца дней, часто доводили до полного изнеможения. Вот содержание одного из посланий отца Феодора владыке Николаю (в то время епископом Курским и Белгородским был владыка Николай (Бычковский; 1893–1981), которого духовно окормлял старец Серафим (Тяпочкин): «Святый Владыко, слезно припадаю к Вашим стопам, сообщаю Вам печальную весть о том, что архимандрит Геннадий тяжело заболел. В настоящее время он находится в Орле. Предполагают кровоизлияние в мозг. Прошу Ваших святых молитв о нем, Ваш нижайший послушник протоиерей Феодор.20.03.1972 г.».

Как в отношении духовной жизни, так и в мирских попечениях старец старался держаться золотой середины, или, как говорили святые отцы, «царского пути». Что качается болезней и лечения, то он часто посылал к врачам, благословлял, если это необходимо, делать операции, однако требовал перед этим серьезно исповедаться, причаститься, пособороваться, отслужить молебны. Сам он никого не исцелял явно, но по его молитвам многие получали облегчение при самых тяжких недугах. Известно несколько таких случаев. Водителя автобуса Харьков- Орел (батюшка часто ездил этим маршрутом и знал всех шоферов) положили в больницу с диагнозом – рак. Друзья болящего приехали в Покровку и рассказали батюшке о беде . Старец в ответ не постеснялся резких выражений: «Никакой у него не рак, а дурак, пусть не выдумывает. Работать не хочет». Водитель, которому передали слова отца Геннадия, сбежал их больницы, на этом его болезнь и закончилась. На сороковой день после кончины старца он был в рейсе и вез пассажиров их Харькова. Узнав, что некоторые из них едут в Покровку, шофер свернул с трассы и довез людей прямо до храма, подтвердив историю своего чудесного исцеления.

Другой случай. У женщины, матери пятерых детей, был рак в запущенной форме. Муж у нее пил. Положение было отчаянное. Когда она приехала к батюшке, он, не зная ее, назвал по имени и благословил сделать операцию. После операции она живет вот уже восемнадцать лет. Двое хирургов, столкнувшись с этим чудом, впоследствии приняли Святое Крещение.

Одна женщина из Харькова рассказывала, что ее мать по молитвам старца получила исцеление от рака. Он благословил ее на операцию, а когда она стала с этим затягивать, то передал, чтобы не медлила.

Отец Геннадий был противником так называемых «отчиток» одержимых нечистым духом; говорил, что в древности многие священники могли изгонять бесов молитвой, а сейчас таких людей почти нет. Когда его спросили об одном священнике, который отчитывал, батюшка сказал, что он изгоняет бесов себе на погибель. В наше время Господь попускает некоторым людям страдать от болезней до конца жизни, чтобы они искали помощи у Бога и каялись в своих грехах. Однажды к отцу Геннадию привели тяжелобольную женщину, но при этом разодетую и накрашенную. Она развязно заявила с порога: «Я приехала к вам исцеляться». Батюшка спросил ее: «А как ты будешь жить, когда получишь исцеление?» – «Так же, как и жила». Батюшка повернулся и ушел, а сопровождавшим его сказал: «Разве можно таких исцелять? Она блудила и хочет, получив исцеление, заняться тем же».

Но какие бы случаи выздоровления или облегчения страданий ни происходили по молитвам старца, он не переставал повторять, что по словам Сираха, врачевство – от Бога. Помолись Господу и призови врача, ибо Господь умудрил его. Но прежде чем обраться к врачу, нужно покаяться в своих грехах с семилетнего возраста, причаститься, пособороваться, отслужить молебен о здравии, и тогда Небесный Врач поможет земному врачу, и тот сотворит чудо исцеления. Сам отец Геннадий пользовался услугами врачей, хотя любил цитировать преподобного Амвросия Оптинского (его письма он всем советовал читать), который говорил, что избежать болезней по нашей греховности невозможно и немножко прибаливать бывает полезно для души. Нужно не лечиться, а подлечиваться. Поэтому как только состояние старца Геннадия хоть немного улучшалось, он снова принимал многочисленных посетителей, часто полулежа на диване.

В духовной жизни, как известно, важны не только внутренние, но и внешние проявления, которые свидетельствуют о характере человека, состоянии его души. Некоторые бытовые подробности и детали поведения говорят порой о многом, они привносят особый колорит в живой образ человека. Очевидцы, люди, близкие батюшке, запомнили некоторые моменты из его повседневной жизни, какие-то его замечания, то, как он отвечал на вопросы, что советовал. Известно, что старец любил идеальный порядок во всем, для него не существовало мелочей. Он, например, строго следил, чтобы иконы содержались в идеальной чистоте. Когда он видел на них пыль, то мог провести пальцем и иронически сказать: «Святая пыль», – тем самым, обличив нерадивых послушников. За едой соблюдался образцовый порядок. Можно было подумать, что находишься не в деревянном доме, а на каком-нибудь важном приеме, где досконально следят за соблюдением этикета. У батюшки было обыкновение начертывать крест ложкой в тарелке и только после этого есть. Часто, попробовав борщ, он говорил: «Господи, помяни того, кто варил его». Как-то принесли чай. Батюшка. отхлебнув, приказал позвать того, кто его заваривал. Пришла некая раба Божия. «Ты молитву читала?» – «Простите, батюшка». – «Забирай, пить это невозможно». Однажды у него спросили, можно ли грызть семечки. Он ответил: «Семечку съел – читай Иисусову молитву». Одна женщина рассказывала, что за обедом она возмущалась про себя, что ей не то и не так подали и налили меньше, чем другим. Закончилась трапеза, а батюшка и говорит: «Ну что все довольны? Может, кому не то и не так подали или мало налили?» Такое знание о сокровенном изумляло. А в другой раз молодой человек, оказавшийся за столом, смутился, что в тарелки кладут много еды, и попросил себе поменьше. Батюшка повернулся к нему и стал рассказывать: «В один монастырь приехал монах и, увидев, что братия в основном проводит время на огородах, сильно соблазнился. Он был убежден, что монашеское дело только молиться. Пришло время обеда, все пошли на трапезу, а настоятель был прозорливый и приказал этого монаха не звать за стол. Монах тогда спрашивает, почему же его не позвали. Настоятель на это ответил: «Ты прости нас, ради Бога, мы люди грешные, трудимся на огородах, а что выращиваем, то и едим. А ты у нас ангел – молитвой и питайся». При этих словах старец обратился к молодому человеку: «Ты же у нас не ангел!» Тот не знал, куда деться от стыда.

Батюшка всегда старался выразить благодарность человеку, оказавшему ему какую-нибудь услугу. Как-то старцу, связали тапочки, и хотя они ему были малы, он носил их в течение нескольких часов, показывая уважение к трудившемуся человеку.

Будучи монахом, строгим подвижником, но живя в миру, старец был вынужден вникать во все тонкости мирской жизни; он знал, когда и что нужно сажать в огороде, как квасить капусту, мог приготовить вкусную скоромную еду. Многие из его духовных чад своим семейным благополучием обязаны именно ему. Старец смотрел на семью прежде всего как на малую церковь и, благословляя выбор жениха или невесты, исходил не только из общности их интересов, положения, но и из того, что ожидает семью в будущем. Если видел, что из молодого человека получится священник, то старался подобрать ему невесту, которая сможет разделить с ним всю тяжесть пастырского служения. Одному юноше, который сделал неудачный выбор, он задал риторический вопрос: «Может ли солома жить с огнем?»

Бывало, что в окружении старца заходила речь о воспитании детей, иногда спорили, нужно ли их наказывать. Батюшка как-то взял зеленую веточку сирени, обмотал ее вокруг пальца несколько раз, показывая тем самым, что пока веточка молодая, мягкая, крути ее, как хочешь, а когда задервенеет, чуть согнешь – она может и сломаться. Так и ребенок; пока маленький, его можно повернуть в нужную сторону, а подрастет, станет творить свою волю – не переделаешь. Наказывать ремнем можно, только не часто и с вразумлением. Если при необходимости хотя бы раз накажешь чувствительно, потом достаточно будет только сказать: «Накажу», – или показать ремень – достигнешь того же эффекта. Если же угрозы не помогают, со временем можно еще раз проучить ремешком. Но все хорошо до определенного возраста, а дальше можно исправлять нравы только убеждением. «В настоящее время проклятия родителей не действуют на детей, – говорил батюшка, наблюдая плачевное состояние многих семей, когда старшее поколение не может найти общего языка со своими чадами. – Их проклятия к ним же и возвращаются, так как они пожинают плоды безбожного воспитания своих чад». И добавлял: «Спастись можно только в Церкви. Если ты вскочил в переполненный автобус, то хотя тебя и давят со всех сторон, ты все-таки едешь. Так и церковный человек: хотя и имеет искушения, но с Божией помощью он преодолевает все».

Когда у отца Геннадия спрашивали, можно ли смотреть телевизор, он отвечал: «И пчела, и зеленая муха летают по разным местам, залетают и в туалет. Но пчела все равно приносит нектар, а муха только разносит заразу. Так и человек: если имеет в душе чистоту, то не оскверниться и от телевизора. Но непотребных фильмов и передач лучше избегать. А если смотрят дети, то только под контролем взрослых». В спорах об образе жизни порой звучало, что в неверующей семье тяжело вести духовную жизнь. На это старец возражал, как всегда тонко и глубоко аргументировано, со ссылкой на Священное Писание: «Праведный Лот сумел спастись и в Содоме, а Иуда погиб и в обществе Апостолов».

Однажды в поезде отец Геннадий был свидетелем семейной ссоры. Женщина все время ругала свою мать, грубо обзывала ее. Батюшка слушал – слушал, а потом громко сказал, чтобы всем было слышно: «Такая умная женщина да такая красавица». Люди стали на нее смотреть с любопытством. «Но какая же дура у нее мать, форменная дура». А потом, обращаясь к женщине, сказал: «Одного не пойму, как такая дура могла родить такую умную, как ты. Умные часто рождают дураков. Но чтобы дурак родил умного – это противоестественно». В другой раз в автобусе мужчина рассказывал соседу, как он любит свою жену. Он и готовит, и в постель ей подает, и стирает сам, и причесывает ее. Батюшка слушал, а потом сказал: «Вы свою жену совсем не любите. Если бы вы ее любили, то даже если бы горшок за ней выносили, то молчали бы. А так вы сами признаете, что ваша жена ничего не умеет делать».

Вообще же, в утешение семейным, которые , может быть , с завистью думали об иноческих венцах, отец Геннадий приводил одну из своих пословиц, которая в его устах звучала как непреложная истина: «Четки не спасут, жена не лишит рая». Но, тем не менее, среди батюшкиных духовных чад было немало и таких, кого он готовил к монашеской жизни; испытывал, предлагал им те или иные послушания, следил за их исполнением, приучал прежде всего к рассудительности, постоянству. На собственном опыте зная все тяготы иноческого подвига, он с величайшей рассудительностью подходил к такого рода благословениям, взвешивал все на тончайших весах своего чуткого сердца. Во многих случаях ему помогала его житейская проницательность. Одна раба Божия часто заговаривала с ним о монастыре. Однажды батюшка сказал ей: «Нам с тобой еще монастырь не построили. У тебя мама с кем живет? – «Одна». – «Вот и поезжай в деревню к маме, ухаживай за ней, это и будет тебе монастырь». Другая же просилась в обитель очень настойчиво . Батюшка ей сказал: «Подожди до утра». Утром он пришел к ней домой, а у нее с соседями такая война идет, что уже и слов не подбирают. Батюшка подошел к ней и сказал: «Так в какой же монастырь тебя благословить? Куда ты годная?»

Среди духовных чад отца Геннадия были и монашествующие, они приезжали к нему за советом, разрешали недоумения. О некоторых эпизодах такого общения старец сам рассказывал. Приехала к нему как-то девяностолетняя монахиня и похвалилась: «Я не разу в жизни не испытала блудной страсти». На это батюшка сказал: «Погоди, еще испытаешь». Через некоторое время она приезжает к нему со слезами, в отчаянии: «Батюшка, спасайте, погибаю, горю как в огне». Старец стал за нее молиться, и искушение прошло. А ей посоветовал: «Никогда не хвались, запомни: нельзя тщеславиться своими добродетелями». Другая престарелая монахиня жаловалась, что не может вычитывать монашеское правило. Батюшка ей ответил: «У нас с тобой теперь осталось одно правило: «Боже, милости буди мне, грешному».

Духовное руководство старца Геннадия распространялось на священнослужителей и на мирян, на опытных в вере и новочальных. Велико было его попечение о всех, кто нуждался в его поддержке, просил помолиться. О силе молитвы отца Геннадия можно судить по такому например, случаю. Еще в молодости отец Геннадий приехал в Киев и не знал, где остановиться. Придя в собор к иконе святого Иоанна Воина, он стал говорить: «Так-то ты нас, Иоанн Воин, встречаешь, никто нас не ждал на вокзале». Когда он так сокрушался, в собор зашел отец игумена Бориса, духовного сына батюшки, – Андрей Иванович, и все уладилось.

Отец Геннадий строго подходил к молитвенному правилу. Иногда экзаменовал, просил сказать наизусть молитву «Пресвятая Троица…». Многие говорили: «Посети исцели немощи наша», – пропуская союз «и» между глаголами. Старец объяснял: «Когда мы говорим «посети и исцели», то просим милости, а когда опускаем союз «и», то требуем». Вообще, он скрупулезно относился к произнесению молитвословий. Говорил: «Если твое имя будут коверкать, приятно тебе будет? А когда ты обращаешься к Богу, тем более нельзя делать ошибки»,

К отцу Геннадию приходили с разными проблемами. При унынии он советовал читать 34–й псалом и молитву в конце 5-й кафисмы. Священники спрашивали, какую епитимию налагать за аборты. Батюшка отвечал: «Люди сейчас слабые, достаточно каждый день, утром и вечером, совершать по три земных поклона с молитвой «Пресвятая Троица, помилуй нас…».

На вопрос: «Можно ли избавиться от помыслов?» – батюшка отвечал: «А ты можешь поймать птицу в небе?» – «Нет».– «А не дать ей свить гнездо на дереве?» – «Могу». – «То же и с помыслами. Главное – не дать им свить гнездо в нашем сердце»,

Когда старца спрашивали, хорошо ли ездить по разным монастырям и церквам, он отвечал: «Когда оставишь себя, поезжай куда хочешь».

В начале 1987 года батюшка совсем ослаб, часто поговаривал: «Иду ко дну». Будучи последний раз у родной сестры в Городище Орловской области, он сказал ей: «Теперь ты остаешься одна молиться за всех». Своим духовны чадам старец старался дать как можно больше наставлений касательно основных направлений их жизни. Он прикровенно намекал, что не все хорошо будет на Украине, и некоторым священникам не благословлял переходить из русских в украинские епархии. Незадолго до своей кончины батюшка говорил, что вскоре начнется возрождение духовной жизни, откроют храмы, монастыри, но на короткое время.

За три дня до смерти старец велел зятю покойного отца  Феодора взять у него запас сахара и отвезти в осиротевшую семью. Когда тот стал говорить, что сахара много и тяжело будет нести, батюшка ответил: «Это последнее, что я могу дать, больше не будет», – тем самым явно указав на свою близкую кончину.

На 20 июля была назначена заупокойная служба по архимандриту Виссариону (архимандрит Виссарион (в миру – Василий Степанович Матичин; 1923–1987). В 1948 году поступил в число братии Троицкого скита (в Закарпатье), с 1953 года – иеромонах, служил на приходах Закарпатья, затем – в Тульской и Воронежских епархиях. С 1985 года – духовник Курской епархии), погребенному в ограде Покровского храма. Служить должен был владыка Ювеналий. Накануне владыка служил в Белгороде и на обратном пути в Курск заехал к батюшке предупредить, что произошла ошибка: отцу Виссариону 20 июля исполняется только пять месяцев со дня кончины, а не полгода, как предполагали. Батюшка на это только сказал: «Ну ошиблись, значит, ошиблись», – и владыка уехал в Курск. Было воскресенье. Днем батюшка принимал людей, давая самые необходимые советы. Так, одному священнику сказал: «Живи нестяжательно и, умоляю тебя, никогда не занимайся отчиткой». Вечером, около 22 часов, в полном сознании, тихо, с молитвой на устах батюшка отошел ко Господу. Сообщили владыке, который тут же ночью приехал. А на следующий день, как и намеревались, служили заупокойную службу, только уже по новопреставленному схиархимандриту Григорию. На погребение прибыло многочисленное духовенство, чин погребения был совершен архиепископом Ювеналием.

Схиархимандрит Григорий скончался в день празднования Собора Радонежских святых, 19 июля, а отпевание было совершено 21 июля, на праздник Казанской иконы Божией Матери. Владыка во время погребения открыл правую руку старца для последнего целования, она была мягкой и нехолодной. Было ощущение, что старец, как живой, в последний раз благословляет своих духовных чад, свидетельствуя о том, что у Бога все живы (Лк.20,38). В сущности смерть праведника является успением, ибо он предстоит у престола Божия и молится за тех, кого любил в своей земной жизни, кто любит и поминает его как своего небесного покровителя.

В ночь кончины отца Григория одной из близких духовных чад старца приснился сон. Она увидела огромный дуб, который упал, а вокруг было множество цветущих деревьев. И в самом деле, старец оставил после себя множество учеников, своих последователей; епископов, архимандритов, игуменов, священников и мирян, которые являются носителями его духовного наследия. Батюшку погребли на том месте, где он сам определил, – перед алтарем Покровской церкви, рядом с его духовны сыном отцом Феодором.

Вспоминая жизненный и молитвенный подвиг схиархимандрита Григория, можно сказать, что в наш век отступничества от Бога есть люди, которые своей жизнью как бы говорят нам: милости Божии не оскудевают и скорее мать забудет свое дитя, чем Господь любящих Его (в Псалтыри: Яко отец мой и мати моя остависта мя. Господь же восприят мя (Пс.26,10). И до Второго Пришествия будут люди праведной жизни, о которых Апостол изрек: «И взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр.13,7).

Жизнь праведников – это убедительное свидетельство истинности и непреложности святой православной веры. Господь Сам через Своих верных служителей указывает, где искать истину. Сегодня, когда появились расколы и умножились ереси, будем подражать благочестивым отцам – их вере, исповедничеству, преданности Святой Соборной и Апостольской Церкви.

Упокой, Господи, душу приснопоминаемого схиархимандрита Григория, его родителей – инокиню Анастасию и Иоанна – всех преждепочивших отец и братий, которых Ты, Господи, веси имена, и святыми их молитвами помилуй и нас, грешных.