Часть III. Духовное окормление сестер при становлении Зосимовой Пустыни

Описывая историю становления Троице-Одигитриевской Зосимовой пустыни от начала до наших дней, необходимо сказать о благотворной роли, которую сыграл в судьбе обители (и многих женских монастырей) великий угодник Божий учитель Русской Православной Церкви – митрополит Московский Филарет. В связи с этим приведем несколько выдержек из книг, посвященных ему и характеризующих указанную сторону деятельности святителя.

Когда владыка Филарет принял Московскую епархию³⁵³, в ней было только два уездных женских монастыря: Хотьков Покровский и Серпуховской Владычный. Из них общежительным был Владычный. Все старинные московские женские монастыри были в то время своекоштными³⁵⁴, только возобновленный при владыке Филарете Московский Ивановский монастырь стал по инициативе преосвященного первым общежительным монастырем в столице. Пять новообразованных при митрополите Филарете уездных женских обителей также жили, руководствуясь общежительным уставом, поскольку он наиболее всего отвечал целям монашеского подвига и воспитывал в насельницах добродетели нестяжания и послушания.

Первым детищем владыки стала Аносина Борисо-Глебская пустынь. Как отметил епископ Леонид (Краснопевков), также «его рукою насажены цветущие общежительства женские: на крови падших за Отечество Бородинское, среди Верейских болот Одигитриевское, на месте старинных боярских жилищ – Влахернское и Крестовоздвиженское. В то же время он усердно поддерживал прежние общежительства, из женских – в Серпухове. <...> Еще не будучи московским архиереем, в качестве синодального члена, обратил он внимание на дело будущей Аносинской обители, благоприятствовал ему и, когда был рукою Господнею поднят на высокий свещник Церкви Московской, то не замедлил от света своего затеплить в этой пустыни священный огонь»³⁵⁵. То же можно сказать и об отношении владыки Филарета к старцу Зосиме и его деятельности по окормлению женской общины. Когда старец Зосима в 1821 – 1822 годах хлопотал в Петербурге о получении монастыря для своих чад, из духовных особ «Московский владыка Филарет, присутствовавший тогда в Святейшем Синоде, более всех оказал свое благорасположение к пустынному старцу. Сей боголюбивейший, любомудрейший и любвеобильнейший архипастырь принял старца под свое отеческое покровительство и не только помогал ему в его предприятии, но даже поправлял ему черновые прошения в Святейший Синод и содействовал исполнению сего дела»³⁵⁶.

Митрополит Филарет поддержал общину старца Зосимы и по приезде из Сибири. Владыка предоставил о. Зосиме келию в кремлевском Чудовом монастыре и способствовал тому, чтобы старец с сестрами обосновался именно в Московской епархии. После смерти о. Зосимы основанная им пустынь «была еще в младенческом, весьма скудном состоянии, и за неимением в ней храма Божия, не подлежала законному утверждению и существовала только одним отеческим покровительством своего архипастыря митрополита Филарета. И только через несколько лет после кончины святого старца, старанием московского владыки, Святейший Синод разрешил в 1838 году, на имя царевны грузинской, выстроить в обители домовую церковь, которая, по благословению архипастыря, была поставлена над гробом основателя обители, во имя Живоначальной Троицы. Когда через полгода храм был выстроен и освящен, царевна, по наставлению владыки, подала прошение в Святейший Синод о разрешении ей устроить при церкви женскую обитель и обратить ее домовую церковь в храм для этой обители»³⁵⁷.

При устроении общежития митрополит Филарет, кроме официального донесения Синоду, ходатайствовал еще частным образом перед обер-прокурором Н. А. Протасовым, направив последнему письмо от 13 июля. Но еще раньше, в мае того же 1841 года, просил помощи и содействия в этом деле находившегося тогда в Петербурге Андрея Николаевича Муравьева: «Будьте еще мне ходатаем по находящемуся в Святейшем Синоде делу о вкладах, предполагаемых для Троицкой церкви грузинской царевны Тамары на усадьбе Одигитриеве и для общежительствующих при сей церкви нескольких лиц женского пола. Дело сие было слушано, и Святейший Синод полагал утвердить мнение епархиального начальства. Теперь вкладчики, не получая разрешения, докучают мне и входят в недоумение. Представьте графу Николаю Александровичу мою покорнейшую просьбу о споспешествовании окончанию сего дела, дабы упрочить благодеяние, которое набожные люди делают другим набожным людям»³⁵⁸. Высочайшее соизволение на утверждение Троице-Одигитриевского общежития последовало 19 июля 1841 года, и тогда сам архипастырь составил и ввел в обиход «Правила о составе, зависимости и устройстве Высочайше утвержденного Троицкого Одигитриевского женского общежития».

Если сравнить уставы, написанные святителем Филаретом для Борисо-Глебского и Троице-Одигитриевского общежития, видно, как тщательно рассматривал владыка особенности каждой обители. Для новоначальной, только начинающей свою монашескую жизнь Борисо-Глебской пустыньки он дал очень умеренный устав. Как пишет об этом митрополит Иоанн (Снычев), «нет сомнения, что Филарет держался такого правила: лучше начинать с малого, но твердо, чем с большего, но слабо и непостоянно. Для Аносинской обители было достаточно и тех правил, которые составил московский архипастырь. Ими она руководствовалась и мудро вела к благочестию своих насельниц»³⁵⁹.

Что касается Троице-Одигитриевской обители, то к моменту утверждения общежития в 1841 году десять пустынниц имели уже почти двадцатилетний опыт монашеской жизни, из которых первые одиннадцать лет – под окормлением преподобного Зосимы. Еще двенадцать насельннц обители прожили к тому времени не менее семи лет в обители – в самой настоящей пустыни, среди лесов, разделяя с остальными сестрами все лишения отшельнической жизни. Для Троице-Одигитриевской обители Владыка составил довольно суровый³⁶⁰ устав, сообразуясь с наставлениями святителя Василия Великого. Митрополит Филарет утвердил в Зосимовой пустыни более строгий распорядок дня, строгие посты, строгие правила нестяжания, отсечения воли и откровение помыслов.

Сам митрополит Филарет отзывался несколько позже о составленных им уставах так: «Правила общежития Борисо-Глебского сделались потом правилами общежития Бородинского, прежде нежели оно преобразовалось в монастырь, и теперь служит правилом общежития Одигитриевского. Перейдя от одного общежития к другому, они пересматривались и получали изменение или дополнение в некоторых частях. <...> Первые [два] писаны для новоначальных, а другие для имевших уже некоторые опыты жизни по подобию монастырской»³⁶¹.

Прежде чем утвердить устав, по резолюции владыки были препровождены в пустыньку «два списка правил общежития, с тем чтобы, по соображении оных с порядком уже принятых в общежитии и с прочими обстоятельствами и по совещании с сестрами общежития, представлено было заключение владыке немедленно»³⁶².

Так, в каждом отдельном случае великий архипастырь подходил к делу, учитывая то, что отличало обители друг от друга. Позже, в 1850-х годах, способствуя образованию Спасо-Влахернского монастыря в Дмитровском уезде, святитель писал в письме к устроительнице Анне Гавриловне Головиной: «Препровождая список с указа Святейшего Синода и список правил о составе, зависимости и устройстве Одигитриевского женского общежития, долгом поставляю присовокупить следующее:

1. Главнейшие правила общежития Одигитриевского могут вполне быть применимы к общежитию Влахернскому и потому должны быть приняты в руководство.

2. Некоторые правила могут быть приняты как советы и употребляемы не с строгою настоятельностию, по рассуждению начальницы. Таково 21-е правило о неимении в келиях украшенных икон.

3. 39-е правило о неупотреблении молочной пищи, присвоенное общежитию Одигитриевскому по особенным обстоятельствам оного, не поставляется обязательным для Влахернского общежития, и молочную пищу употреблять в сем общежитии в определенные по уставу дни не возбраняется»³⁶³.

Под неусыпным духовным руководством и с благословения правящего архипастыря Троице-Одигитриевское общежитие крепло и процветало. В 1855 году митрополит Филарет посетил пустынь и освятил заново обустроенный и расширенный Троицкий храм³⁶⁴, убедился в готовности общежития принять статус монастыря и немедленно (в конце того же 1855 года) возбудил в Святейшем Синоде ходатайство по этому вопросу. В следующем 1856 году обитель получила статус монастыря. Будучи на святительской кафедре. Московский архиерей всегда с неослабным вниманием следил за духовной жизнью во всех устроенных им женских обителях. Известны его письма к настоятельницам многих монастырей, в том числе и к начальнице Одигитриевского общежития (а затем игумений) матушке Вере, полные утешений и архипастырских советов³⁶⁵.

В том, что владыка заботился о сиротах-пустынницах, можно убедиться, читая памятные записки настоятельницы Аносина Борисо-Глебского монастыря игумений Евгении (Озеровой), где она пишет: «Того же года [1869] 28 ноября была я в Москве по делам обители и посетила княжну А. В. Голицыну, у которой устроена больница для монашествующих и сборщиц. Наша м. Клеопатра лежала у нее, и я желала поблагодарить княжну. В разговоре она мне передала, что в последнее ее свидание с митрополитом Филаретом он ее просил всегда принимать в больницу аносинских и зосимовских сестер. «Я всегда принимаю бородинских, – сказала княжна, – и в настоящее время многие лежат у меня». – «Я Вас прошу о тех. Бородинские не так жалки, у них более связей и средств, а эти бедные сироты». Вот какое попечение отец и святитель имел постоянно о нас!»³⁶⁶

В заключение можно добавить, что в марте 1851 года Святейший Синод поручил Московскому митрополиту Филарету составить проект правил о внутреннем управлении в монастырях. После тщательной работы проект был выполнен, и 4 сентября 1852 года Синод постановил употреблять эти правила в московских монастырях. Далее, 21 марта 1853 года святитель предписал консистории разослать правила и через благочинных ввести их в действие³⁶⁷. Деятельность митрополита Филарета была позже продолжена: 25 мая 1869 года Святейший Синод издал указ о сборе сведений с настоятелей мужских монастырей, «в коих именно монастырях и каким порядком полагалось бы ввести ныне же в действие правила общежития, как доказанного временем и обстоятельствами наилучшего способа монастырской жизни»³⁶⁸. Надо думать, что до рокового 1917 года большинство монастырей (если не все) в Московской епархии жили по уставам, разработанным великим архипастырем, служившим Церкви в XIX столетии.

Архимандрит Антоний (Медведев), наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, долгое время нес обязанности благочинного некоторых уездных монастырей Московской епархии, среди которых была и Троице-Одигитриевская женская Зосимова пустынь. Окормление сестер вновь созданной пустыньки после смерти ее основателя схимонаха Зосимы было, по всей видимости, не случайным; нам оставлено свидетельство личного знакомства старца и сестер с архимандритом и их духовного общения. Приведем его полностью.

«Имея всегда большую веру и усердие к Матери Божией, отец Зосима как-то повез больную племянницу свою из их подмосковной пустыни в Переяславль к чудотворной Федоровской иконе Богоматери. Возвращаясь из Переяславля, они остановились отдохнуть в Троицкой Лавре в гостинице, и узнав здесь, что Антоний Высокогорский, коего знал отец Зосима и который в Арзамасе по просьбе его благословлял Веру и Маргариту, ехавших в Сибирь в Туринский монастырь, теперь наместник Лавры³⁶⁹, возымел старец усердие и желание видеть и принять благословение себе и сестрам, но колебался, идти или нет. После долгих колебаний отец Зосима решил зайти с сестрами к наместнику. Едва вошли они в отворенные двери в зал, как отец наместник благосклонно встретил их у самых дверей, и лишь только отец Зосима по смирению своему и по пустынному обычаю поклонился ему в ноги, в то же мгновение и отец наместник воздал ему взаимным земным поклоном. Все монахи встали и, смотря с удивлением, какому убогому старцу кланяется в ноги их начальник, также склонили пред ним свои головы. А отец наместник, благословив его и сестр, повел их чрез залу в свою гостиную. И отец Антоний, и отец Зосима долго с любовью беседовали духовно и утешительно. А сестры с радостью слушали в молчании. Потом отец Зосима попросил его сказать слово на пользу сестрам. «Они живут при источнике, – отвечал отец наместник, – и не имеют нужды в мутной воде из лужи». Такой смиренный отзыв удивил старца, и он убедительнее стал просить наставления сестрам своим, говоря о себе, что он и скудоумен, и груб, и глуп. Тогда наместник, обращаясь к сестрам, сказал: «Помните, что народ израильский Сам Бог вел через пустыню, во дни столпом облачным, в ночи столпом огненным, но и им нужен был Моисей. Держитесь вашего Моисея! Более я ничего не могу сказать». Вспомня, что отец наместник в мирской жизни был врачом³⁷⁰, старец Зосима просил лекарство для своей болящей. И авва Антоний с добрым расположением и участием расспросив о болезни, дал медицинские советы и рецепты и лекарства. И с тех пор водворилось усердное общение между аввою Антонием и пустыннолюбцем Зосимою до блаженной кончины последнего»³⁷¹.

Когда старец Зосима за год до своей кончины тяжело страдал от болезни и сестры умоляли его полечиться, он сказал: «Ни от какого доктора не хочу лечиться, кроме архимандрита Антония». Поэтому сестра Вера, по благословению старца, ездила за лекарствами в Лавру к отцу наместнику, и тот с любовью передал лекарственные средства. Позже выяснилось, что не о лекарстве для себя, а о покровительстве сиротам старец просил отца архимандрита Антония.

И архимандрит Антоний многие десятилетия выполнял завещание старца, оставаясь для пустынниц учителем монашеской жизни, отцом родным, опорой во всяких скорбях и встречающихся трудностях. Духовное попечение архимандрита Антония о монашествующих и желающих принять монашество было весьма теплым, глубоким, обнимающим все стороны человеческой жизни. Вот образцы наставлений собравшимся вступить в ряды воинства ангельского.

«Раба Божия, не бойся! Жребий твой свят. Отец Небесный и за непроницаемой завесой будущности простер к тебе обычные Свои объятия».

«Не страшись слов «иго и бремя». Он, Отец милосердный, предвидел нашу боязливость и тотчас же сказал в ободрение наше, что иго Его не такое, как иго мира, и бремя не сокрушит костей наших – иго благое и легкое. Я радуюсь, что смущение сретает нас вначале. Это по опыту порука, что в радости придете к концу».

Желая успокоить одну из духовных дочерей, отягощенную тревогами совести, архимандрит Антоний писал: «Замечала ли ты: когда солнечный луч утром проникает в окно, то мириады пылинок и сору плавают по лучу солнечному на всем его протяжении? Это, радость моя, подобие души, озаренной лучом благодати. Когда благодать касается сердца человека, то в разуме, мыслях и сердце как бы некоторая делается тревога, все выказывается неправильное, как пыль по лучу солнца. И это первое побуждение человека к сознанию своих немощей и смирению. Не тот момент вреден для нас, когда мы смущаемся внутренними нашими неприятностями, а тот, когда мы ничего не чувствуем, укоряющего нас. Так не бойся таких минут, когда приводится душа в смятение, но молись с усердием ко Господу Иисусу Христу, говоря: «Твоя я, Спаситель мой, спаси меня!» И волны мыслей твоих стихнут в язвах Господа»³⁷².

В качестве отзыва мирянина о наместнике Лавры приведем высказывание Сергея Дмитриевича Шереметева: «Натура у него была впечатлительная и страстная; кровь грузинская³⁷³, думаю, что сердце у него было доброе; молиться мог горячо и обладал даром слез. Разговор его мог быть назидателен и утешителен; в ученость не вдавался и говорил просто и доступно. Читал молитвы в совершенстве. Никогда не слыхал я такого успокаивающего мелодичного голоса»³⁷⁴.

Почувствовав телесное изнеможение, препятствующее исполнению обязанностей во всей полноте, архимандрит Антоний в начале 1871 года попросил увольнения от должности благочинного. В решении Московской консистории по делу об увольнении наместника Свято-Троицкой Лавры архимандрита Антония от должности благочинного всех монастырей, кроме Хотькова, отмечено: «Очень прискорбно, что монашество Московской епархии должно лишиться их опытного руководителя; но чтобы ослабевающие силы предохранить от расстройства, весьма естественного при обозрении монастырей, представляется необходимым склониться на просьбу и уволить с благодарностию за продолжительную и усердную службу».

И там же: «Особенной признательности епархиального начальства заслуживает архимандрит Антоний. В продолжение многих лет, занимая важную и многотрудную должность наместника Лавры, с разнообразными и многочисленными занятиями, требующими самой напряженной деятельности, он отнимал у себя необходимое для отдохновения время и посвящал его благочинническому делу. Постоянно наблюдая и при всяком случае руководя начальствующих в обителях, он изыскивал время для посещения обителей. То в крещенские морозы посещал уединенную Пешношь, то в глухую непогодную осень проникал едва проезжими путями в Одигитриеву пустошь, чтобы личным присутствием и живым словом сообщать более твердости своим издали даваемым советам и распоряжениям. Пешношь во многом обязана ему тем, что дух Макария не отошел от нее, несмотря на различие управляющих ею. Хотьков, имея в нем близкого руководителя, заметно возвышался в нравственном и хозяйственном устроении. Зосимова пустынь и Влахернское общежитие духовно взращены им, при нем возникшие и имевшие во все время его одного своим благочинным. Его монашеские беседы старшие сестры помнят, сохраняют как драгоценное предание и передают молодым как завет. При учреждении Гуслицкой обители также действовали его советы»³⁷⁵.

Известно, с какой грустью приняла весть о потере духовного наставника зосимовская игумения Афанасия. Чтобы утешить оставляемых им сестер, он часто писал по-отечески теплые письма матушке: «Что же делать, когда Господь посещает меня болезнями и великой слабостью?» – говорит архимандрит в одном письме. «Мне вас очень жаль; я о вас всегда думаю и всегда вы у меня в душе. О чем вы так скучаете? Приезжайте ко мне почаще. Я от вас не отказываюсь и всегда помню вашу обитель; до гроба не забуду и готов помочь вам во всем и не оставлю вас никогда»³⁷⁶. Еще большую утрату понесли все несколько лет спустя: 12 мая 1877 года архимандрит Антоний, соборовавшись и приняв Святые Тайны, тихо почил о Господе. Более 60 священнослужителей участвовало в его отпевании. Как свидетельствуют очевидцы, стечение народа было чрезвычайное, гроб праведника был предан земле возле могилы святителя Филарета, около Духовской церкви.

В 1995 году было проведено обретение мощей архимандрита Антония и перезахоронение за алтарем церкви Сошествия Святого Духа. Там организовался как бы небольшой некрополь лаврских наместников. 16 октября 1998 года в Троице-Сергиевой Лавре состоялось торжество прославления архимандрита Антония (Медведева) как местночтимого лаврского святого, его возглавил Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Мощи преподобного с тех пор почивают в раке, в Духовском храме.

Святая Лавра! Как милостив Господь, сохранивший нам такую отраду! Застываешь на месте, когда с горы видишь ее величие, понимая всю бессмысленность и суетность за ее стенами! И потом, замерев у колонны в полутьме Троицкого храма, сознаешь, что «игумену земли Русской» ты не смеешь нести свои мысли, а только просьбу: «Помолись обо мне, грешной, чтобы укрепил Бог веру мою, чтобы в море возможностей и желаний помог распознать то, что Он от меня ждет».

Но есть для зосимовской монахини в Лавре еще святыня, к которой припадет она с трепетом, как к «родной», – это мощи преподобного Антония Радонежского. Как отрадно бывает в Духовской церкви помолиться в уединении около его раки: «Отченька святый! Ты помнишь, конечно, Зосимову пустыньку? Помолись о нас!»

Несколько слов об игумене Антонии

Свой монашеский путь игумен Антоний (Путилов) начинал в отшельнических кущах Рославльских лесов, где ранее подвизались о. Адриан и о. Василиск. Он пришел туда двадцатилетним юношей в январе 1816 года и, выдержав четырехлетний искус, был облечен в ангельский образ. Его восприемником от Святого Евангелия стал старший брат о. Моисей. Началось благословенное продвижение по тернистому евангельскому пути, и вскоре пришло первое откровение от Господа: в том же 1820 году о. Антоний записал в своем дневнике (7 марта): «По вечеру во время ужина услышал в себе, что многоядение человека не укрепляет, а только расслабляет и есть ни что иное, как прелесть»³⁷⁷.

Отец Моисей, оказывая особенную любовь к младшему брату, старался усиливать бремя послушания, согласно учению Иоанна Лествичника: «Наставник должен подавать подвижнику как можно больше случаев к приобретению венцов». Впоследствии о. Антоний наглядно формулировал основное правило для монашествующих: «Без смирения в духе спастися невозможно! А смирению от одних слов научиться нельзя; потребна практика, чтобы кто трепал нас и мял и выколачивал кострику, без чего и в Царствие Божие попасть трудно, которое многими скорбьми приобретается».

Деятельность о. Антония по строительству Предтеченского скита в Оптине (с 1821 по 1839 годы) и настоятельство в Малоярославецком Свято-Николаевском монастыре (с 1839 по 1853 годы) общеизвестны. Когда же отец игумен Антоний совершал богослужение, его лицо отражало неземной свет. Случалось, что одного взгляда на этого истинного раба Божия было тогда достаточно, чтобы в душах некоторых людей произошел мгновенный нравственный переворот. Не без причин многие отцы утверждали, что о. Антоний имел великое дерзновение в молитве к Богу и не раз сподоблялся духовных видений и благодатных посещений свыше. Среди монашества сохранялось мнение, что игумен Антоний «удостоился узреть нерукотворный и неизреченный свет Фаворский еще юношей»³⁷⁸.

Освобожденному от настоятельской должности о. Антонию разрешили жить на покое в Оптиной пустыни. Величайшее смирение труженика Христова удивительно: угощая скитскую братию чаем в келиях батюшки Макария, в связи со своим возвращением в Оптину, о. Антоний просил молитв братии, говоря: «Я прислан к вам под начало – на исправление. В городе-то жизнь была порассеяннее, теперь надобно снова приучать себя к жизни пустынной»³⁷⁹. 12 апреля 1856 года о. Антоний записал в своей записной книжке: «По вечеру того дня ясно вообразилось мне, что пребывание мое в Малоярославецком монастыре на игуменстве 13 лет и претерпение тамо различных искушений и огорчений было не без пользы мне; иначе теперешний покой не был бы столь вожделенен и отраден, за что не могу достойно возблагодарить Господа, что привел меня на прежнее жилище в Оптину пустынь!»³⁸⁰

После молитвы, келейной и церковной, все свободное время о. Антоний посвящал чтению, которое было его любимым занятием всю жизнь. После о. Антония в монастырскую библиотеку поступило до 60 рукописей из святоотеческих писаний, житий святых, несколько замечательных редких сборников разных молитв и служб, тщательно собранных и переписанных полууставом, в печати они не издавались. Многие рукописные книги старца Антония были переписаны и художественно оформлены зосимовскими монахинями, об этом свидетельствуют их письма, которых сохранилось немало³⁸¹.

Живя на покое в Оптиной, под постоянное духовное руководство он принимал немногих, к нему относились лишь те, кто назидался у старца в Малоярославце или в бытность его скитоначальником. Остальных он умел духовно воспитывать, не принимая на себя ответственность духовного наставника. Высказывая богатства духовного рассуждения, которым обладал, старец никогда не настаивал на своем, его слово не звучало как непреложная заповедь, скорее как тонкий намек или мягкий совет.

Оптинский светильник скрывал свои дарования и беседовал о духовных предметах только в узком кругу доверенных лиц. Многие испытали на себе благодатную силу, исходящую от о. Антония: сначала их привлекала его любовь и отеческая милость, потом они вручали свою жизнь в его руки, твердо веря, что духовный отец приведет их в Царство Небесное.

От чад, находившихся под его руководством, о. Антоний требовал полного послушания. Сказав что-то однажды, он не любил изменять или повторять своего слова. Для духовных детей игумена Антония не было наказания строже, чем слова старца: «Как хотите».

Отец Антоний получал много писем от чад и знакомых лиц и, несмотря на болезни, старался всегда отвечать на них собственноручно. Позже Оптинский старец Амвросий отозвался об изданных письмах преподобного Антония так: «Многим болящим и немощствующим они очень нравятся, потому что написаны мягким и снисходительным слогом и словом, аще в них везде высказывается нелицемерно и правда Божия»³⁸².

Незадолго до своей кончины о. Антоний келейно принял великий образ схимы; 7 августа 1865 года старец предал свою душу в руки Божии.

В заключение скажем об одной достойной ученице³⁸³ игумена Антония, которая Промыслом Божиим была послана в утешение старцу, дочерним послушанием и доверием она как бы подражала отношениям, которые всегда имел о. Антоний к о. Моисею (своему брату и старцу). Своей жизнью она сделала видимыми силу влияния о. Антония на духовных детей и плоды его руководства. Каков был старец, такова была и ученица, усердие к молитве и к церковной службе имела примерное. Ее духовное расположение к старцу росло, как она выражалась, не по дням, а по часам, наконец она сделалась истинной послушницей игумена Антония. Ее заботило (как и преподобного Досифея, ученика аввы Дорофея) только одно: как в точности исполнить заповеди духовного наставника и ни в чем их не нарушить. Мир с его борьбой и страстями будто перестал существовать для нее.

Через четыре года, проведенных в полном отсечении своей воли, она в возрасте тридцати лет мирно, блаженно скончалась. Ее кончина показала, за какое время и каким путем человек может достичь высокой духовной жизни и переселиться в жизнь вечную. Есть свидетельство, что старец Антоний хотел быть похороненным рядом с ней на новом кладбище³⁸⁴.

В 1877 году старец Амвросий (Гренков) писал из Оптиной пустыни к сестре ученицы игумена Антония, зосимовской монахине Марии: «Отношение твоей сестры м. Евфросинии к покойному отцу игумену Антонию доселе для многих служит назидательным примером; и действительно это отношение видимо казалось для всех самым искренним и полным, хотя внутренно сестра твоя и испытывала многие скорби и огорчения; и это отчасти и потому, что послушание и отсечение своей воли уподоблены св. Лествичником мученичеству; мученичество же без скорбей и болезней не бывает по причине искушений вражиих, непосредственно и через других. Повторю, что люди назидались тем, что видели»³⁸⁵.

Письма старца Антония (Путилова) к любимой духовной дочери – отражение бесконечной любви Отца Небесного к своим детям³⁸⁶.

Духовные чада о. Антония из Зосимовой пустыни³⁸⁷

В пору настоятельства Малоярославецким монастырем о. Антоний окормлял многие семьи. Среди них была дворянская семья Поливановых, жившая в своем имении Детчине под Малоярославцем. В их гостеприимный дом не раз заезжал о. Антоний, будучи проездом из Малоярославца в Оптину и обратно. Когда родная сестра Екатерины Александровны Поливановой (о которой упомянуто выше), Феодосия Александровна, приняла окончательное решение уйти в монастырь, то игумен Антоний направил ее в Зосимову пустынь. В день своего тезоименитства, 29 мая 1844 года, она вступила в эту обитель на 28-м году жизни. В том же году 10 ноября Феодосию облекли в рясофор с именем Мария. В мантию ее постригли в апреле 1857 года, в первый же постриг по утверждению обители в статусе монастыря. После смерти игумена Антония она стала чадом старца Амвросия. По его благословению ее постригли в схиму 4 июня 1874 года.

Послужила Господу своими средствами в Оптиной пустыни и Малоярославце и семья Загрязских, из дворян Боровской округи. Мать семейства Надежда Петровна «выстроила и украсила два великолепных храма»³⁸⁸. Она скончалась 15 марта 1852 года³⁸⁹ и была соборована и погребена игуменом Антонием. Из шести ее дочерей, известных нам, пятеро ушли в монастыри: две в Зосимову пустынь и три – в Белевский. Первой из сестер, покинувших мир ради служения Богу, была Екатерина Семеновна, вступившая в Зосимову пустынь 14 февраля 1845 года, в неполные 47 лет от роду. 30 октября того же года ее облекли в рясофор с именем Евгения. Через три года, 8 февраля 1848 года, пришла туда ее 34-летняя сестра Любовь Семеновна, четвертая ученица игумена Антония, посланная в Зосимову пустынь. Она была облечена в рясофор 30 января 1854 года в день памяти трех святителей с именем Антония. Обе пострижены в мантию в апреле 1857 года. Мать Антония усердно переписывала книги для своего духовного отца. Писала она полууставом. Сестры Евгении и Антонии поступили в ближайший к Оптиной пустыни Крестовоздвиженский женский монастырь в городе Белеве во второй половине 1850-х годов и стали монахинями Раисой, Марией и Серафимой (в миру носила имя София). Сохранились свидетельства о денежных средствах³⁹⁰ каждой из сестер и о семейной святыне, пожертвованной ими в Белевский монастырь. По всей видимости, что-то подобное внесли и сестры Загрязские в Зосимову пустыню. Поэтому мы приведем описание святыни в Белеве.

«Небольшой круглый серебряный киотец, внутри оного вставлен другой сребропозлащенный киотец меньшего размера, в коем хранится часть Ризы Господней; на одной стороне сего внутреннего киота изображен крест, под ним три литеры JHS( Иисусу), а внизу сердце; на другой стороне вставлено финифтяное изображение неизвестного святителя. Эта святыня составляла фамильное достояние господ Загрязских и принесена в дар обители живущею в сем монастыре Е. С. Загрязской (в монашестве Раисою). По просьбе больных монастырские священники спускают с сего киота воду и дают оную для питья, и многие по вере своей получают исцеление»³⁹¹. В те времена была широко известна чудотворная Боголюбская икона Божией Матери в родовом имении Загрязских селе Юрьевском, около которой сестры не раз молились³⁹².

Третьей из духовных дочерей игумена Антония в Зосимову пустынь пришла девица из дворянской семьи Качаловых (Калужской губернии) Наталия Григорьевна. В обитель она вступила 12 мая 1845 года, на 28-м году от рождения. Облечена в рясофор с именем Афанасия 17 января 1848 года, была казначеей обители. Пострижена в мантию в апреле 1857 года. После смерти игумении Веры стала второй игуменией Зосимовой пустыни, скончалась 8 марта 1881 года. Ее родной брат Владимир Григорьевич Качалов был градоначальником в Малоярославце. Игумен Антоний откликнулся на его кончину в своем письме к о. Моисею от 31 марта 1841 года так: «Очень жаль его семейство. Имение небольшое и много долгу, ибо был некорыстолюбив – довольствовался одним жалованием, а при том любил помогать бедным. Вот какого лишились мы сокровища!»³⁹³

8 февраля 1850 года в Зосимову пустынь пришла пятая (по счету) духовная дочь старца Антония – вдова Екатерина Ивановна Облеухова, урожденная баронесса Черкасова³⁹⁴, в рясофоре и в мантии она носила имя Феофания. Облечена в святой ангельский образ 12 января 1863 года. Семья ее сына Дмитрия Дмитриевича Облеухова жила в имении Новоникольском [Малоярославецкого уезда?]

Шестой духовной дочерью о. Антония, посланной им 2 января 1853 года в Зосимову пустынь, была Анна Сергеевна Банина (из тверских дворян, живших с 1844 года в селе Спасском Малоярославецкого уезда). Облечена в рясофор во время праздника утверждения монастыря осенью 1856 года с именем Аполлинария, пострижена в монашество 12 января 1863 года. Занималась в монастыре иконописью. Известно, что именно она разрисовывала заставки в рукописных книжках для духовного отца игумена Антония. В 1864 году перешла в Крестовоздвиженский монастырь в городе Белеве, чтобы быть ближе к духовнику. После смерти игумена Антония ее духовником стал Оптинский старец Амвросий (Гренков). С 1875 по 1882 год мать Аполлинария снова подвизалась в Зосимовой пустыни и несла послушание благочинной. Впоследствии она была игуменией многих монастырей. В схиме носила имя Амвросия. Скончалась 7 марта 1906 года в Петровской пустыни, которая находилась в 12 верстах от Кашина и была приписана к Кашинскому Сретенскому монастырю, там ее и погребли. О почившей схиигумении написали книгу, переизданную в наше время, в 1998 году³⁹⁵. Сохранившиеся письма к о. Антонию (Путилову) от сестер Зосимовой пустыни свидетельствуют, что о. Антоний не отвергал прошений «о вразумлении», исходивших от других монахинь и послушниц. Среди них имена монахини Филареты (в миру Елизавета Ивановна Хлопонина, вдова, московская почетная гражданка; пострижена в 1859 году), инокини Филареты (Панютиной)³⁹⁶, послушницы Елизаветы Денибековой и других.