Часть IV. История Троице-Одигитриевского монастыря Зосимова Пустынь в доревалюционный период

Спустя много десятилетий, когда Зосимова пустынь получила статус монастыря, благочинный уездных монастырей архимандрит Пимен в своем хвалебном отзыве об обители произнес знаменательные слова: «Зосимова пустынь во всех отношениях должна приснопамятовать основателя своего старца Зосиму, водворившего в ней подвижнический дух свой, который и поныне еще неослабно в ней обитает»³⁹⁷.

При всех трудностях, с которыми сталкивался о. Зосима, обустраивая пустынь внешне, он никогда не забывал о главном – созидании храмов в душах своих учениц. Все, что способствовало этой цели, молитвенный круг (утреня, вечерня, келейное правило с положенным числом поклонов), выполнялось неукоснительно. В длинные зимние вечера сестры занимались перепиской духовных книг и рукоделием. Старец Зосима старался насадить в своих ученицах молчание, стремление к уединению, простоту, послушание, нестяжание, смирение и взаимную любовь.

По кратким выпискам из Устава, сохранившимся с 1826 года, видно, что старец Зосима оставлял среди сестер те же правила и жизни, и молитвословий, которые разработал для них в Туринском монастыре³⁹⁸: «1) Не менее четырех разов говеют и причащаются Святых Тайн; 2) ни одна ничего собственного не имеет, но у всех общее и все в совершенном нестяжании... 6) постели из тонкого войлока и возглавие неуспокоительное; 7) прежде окончания утреннего моления ничего не разговаривают, кольми паче ничего не начинают делать; 8) в воскресные дни и в большие празднества всеночное совершают бдение, то есть сверх обычного церковного служения – в пении акафистов и канонов и Псалтиря и в чтении Нового Завета и поучительных слов провождают ночь; 9) во всякой и простой день сверх положенного церковного служения отправляют поклонение [страстям Христовым], сочиненное свт. Димитрием Ростовским чудотворцем, и еще поклонное правило и акафист и каноны и Псалтырь за здравие и за упокоение благотворителей и помянник, как обычно во всех общежительных монастырях... 21) Молочные снеди во весь год токмо на всеедных неделях.. 25) подобное чаю питие токмо в воскресные дни и на большие празднества подается всем сообща... 27) сама начальница с посещающими гостями не ест ниже пьет некое усладительное одна без сестр, якобы для угощения, хоть бы и от самих гостей было нечто такое принесено...»³⁹⁹

Старец по окончании каждой вечерни имел обыкновение пребывать некоторое время с сестрами: все садились вокруг него на полу, и он делал устные наставления, причем тему для наставления брал от случившегося в тот или другой день празднества. Говорил он без всякой подготовки, просто, но с сильным чувством и часто со слезами. В дни памяти мучеников нередко повторял: «О, угодники Божии! Где ваши страдания, где мучения? Прошли, как минутный сон, и за то теперь вы вечно ликуете с Господом. А мы, сестрицы?! Что покажем на Страшном суде, ежели и малого труда, и малой печали, и малой скорби или болезни не захотим потерпеть Господа ради?»

По праздникам сестры со старцем ходили или ездили в приходскую церковь в ближайшее село Руднево помолиться за литургией и принять Святые Тайны. Священник⁴⁰⁰, духовный отец старца и сестер, отдал им хоры, где сестры стояли одни без народа. Через несколько лет после основания пустыни настоятель Донского монастыря архимандрит Афанасий⁴⁰¹ пожертвовал в новоустроенную обитель большое резное Распятие в рост человека. Для приличного помещения этой святыни о. Зосима выстроил часовню, куда он и сестры удалялись на молитву.

Приучая учениц к горячей и усердной ночной молитве, о. Зосима так беседовал с ними об этом подвиге; «Да, возлюбленные сестры, дай Бог вам познать утешение ночных бдений, когда вся природа, все люди погружены в мрачный покой, все тихо, все молчит, точно все мертво. Как утешительно переселяется в такие минуты душа от этой смертности в иной мир и беседует едина с Единым, воспевая: Се жених грядет в полунощи. А особенно летом, в тихую светлую ночь, как отрадно молиться одному на свободе в леску!» Некоторые сестры, укрепленные его поучениями, просили благословения ходить ночью в лес молиться. Лес располагался близко, возле самой калитки. Он благословил и сделал на елках кресты, на некотором расстоянии один от другого, попросив Господа утешать их.

Нелегко складывались истинно монашеские взаимоотношения между сестрами. Иногда случалось, что кто-нибудь по малодушию жаловался старцу на грубое слово или обхождение. «Как тебе не стыдно, – отвечал старец, – ведь она не от дурных против тебя чувств так делает, а по простоте своей от грубого обычая так обходится». «Да мне это, отче, не по сердцу», – отвечала сестра. «Ну заставь воробья петь по-соловьиному», – говорил старец. Одна сестра просила старца уволить ее от должности: «Я такая грешница нетерпеливая, часто сержусь и сестер оскорбляю своим невоздержанным языком. А когда я буду знать только свою келию, то, Бог поможет, за твои молитвы, никого не оскорблю». На это старец отвечал: «И змея, когда она лежит в своей берлоге, не кусается. Но как змеиный яд, так и человеческие страсти, не истребленные борьбою с ними, лишь усиливаются и растут в безмолвии келейном. Немедленно проси прощения у обиженных сестер, смиряйся и осуждай себя – и не лишишься милости Божией», В таких случаях о. Зосима всегда говорил: «Смирись, и смирится тебе небо и земля».

Кто же из сестер, последовавших за о. Зосимой из Сибири, остался верен зову сердца? Во-первых, Анисья Ивановна Конюхова, верная ученица старца; есть свидетельства, что в 40-м году она несла подвиг безмолвия, а в 1854 году неким афонским монахом Парфением было передано на ее родину в Кузнецк, что она приняла схиму⁴⁰². Известно, что постригать в монашество в Зосимовой пустыни начали только после утверждения монастыря в 1856 году, но некоторые ученицы старца, по-видимому, несли строгие обеты изначально. Две родные сестры Туголуковы, Степанида и Аграфена Васильевны, пришедшие в Туринский монастырь в 1824 году, удостоились монашества в первый постриг, который состоялся в апреле 1857 года. В том же 1857 году, но во второй постриг в Зосимовой пустыни были пострижены Параскева Андреевна Иконникова (в монастыре с 1824 года), Аграфена Кирьяковна Ползунова (в монастыре с 1823 года), Анна Феоктистовна Костоусова (в монастыре с 1825 года). Анна Котоусова приехала из Сибири с двумя сестрами, младшая из них Феодосия была «привезена семи лет, самим старцем назначена в эту обитель. И здесь ее выучили читать, петь и книги писать. Тридцать лет она пела и весь устав правила», в рясофоре ей дали имя Феоктиста⁴⁰³. В исповедальных росписях Рождественской церкви села Руднева показаны также Анисья Осиповна Старикова и Анастасия Павловна Антонова, а в одном из писем 1827 года упоминается Мария Хомутова – все из Туринского монастыря.

Необходимо упомянуть о слезных письмах, шедших в адрес старца Зосимы из Туринска от матери и дочери Васильевых. Так, на исходе июля 1827 года м. Рахиль писала: «Вот уже шестой месяц, как я грешная не имею от твоей святыни ни строки! Между тем как более, нежели дважды, писала к вам. Что значит ваше молчание? Не знаю, не могу думать, чтоб заветный отец мой совсем истребил меня недостойную из своей памяти. И так опять пишу к вам. Скажу вам о нашем положении, отец мой, что совесть долго не дала мне быть настоятельницею в том монастыре, из которого удален наставник моего спасения и его единодушное стадо. ...Маминька моя, помня любовь твою, честный отче, и усердие к ней о Господе, решилась умереть на руках твоих; обо мне же известно тебе, отец мой. Можно ли мне думать о том, чтоб умереть не под твоим управлением и не в твоем единодушном стаде?» Просит она разрешения и помощи приехать к о. Зосиме, желая «с помощию Божиею быть нища духом и телом и не иметь другой воли, кроме воли заветного отца своего, и трудиться под управлением и руководством его племянниц»⁴⁰⁴. Из письма видно, что старец не только отвечал на письма, но и высылал им просимое для рукоделия.

При о. Зосиме жили в пустыни три девицы из дворянского звания, старец привез их со Смоленщины: сестры Надежда и Елизавета Александровны Потемкины (внучатые племянницы старца) и Евфросинья Ильинична Клоповская, они были одного возраста. Надежду Потемкину облекли в рясофор с именем Зосима в пустыньке в середине 30-х годов, впоследствии она стала известной в Спасо-Бородинском монастыре схимонахиней Саррой, о ней речь пойдет ниже, в отдельной главе.

Остался со старцем Зосимой его неутомимый помощник в делах, касающихся Туринского монастыря, крестьянин Кириак Ползунов, последовавший с обозом из Сибири вместе со своей дочерью Агриппиной. Оформлять Кириака приходилось в других монастырях. Так архимандрит Паисий 1 сентября 1828 года письменно обещает о. Зосиме: «По всем занятиям вашим о спасении сестер брат Кириак необходим для вас по хозяйственной части, а посему и теперь вы можете его удержать месяца на два с моим свидетельством, и после могу отпущать его на нужное для вас время»⁴⁰⁵.

Надо сказать, что исповедальные росписи села Руднева показывают нам, как сложно складывалось официальное признание общины до ее утверждения. В 1827– 1828 годах насельницы пустыни не поименованы, затем в 1829-м они перечислены в графе «Вольнопроживающие при сельце Одигитриеве», а в следующем 1830-м записаны даже в число дворовых людей госпожи Бахметевой в сельце Архангельском. И только с 1831 года появилась запись: «При сельце Архангельском проживающие вольные люди с дозволения начальства».

Несколько успокоенные и обустроенные госпожой Бахметевой, сестры предприняли попытку официально оформить свое совместное пребывание под окормлением о. Зосимы. Были поданы прошения от «дочерей капитана Варвары и Матрены Верховских и пятнадцати сестер, бывших в обществе Туринского монастыря, из коих одно принесено Государыне Императрице Марии Феодоровне⁴⁰⁶, об исходатайствовании у Государя Императора позволения устроить общежитие с церковью под ведением их дяди Верховского, бывшего попечителем Туринского женского общежития, а другое самому Государю Императору⁴⁰⁷ по тому же предмету». В прошениях сестры оправдывали своего авву во всем, в чем он оказался виновным по следствию. При этом свидетельствовали, что старец «желает только явиться правым на Страшном всемирном суде Христовом, а в здешнем мире после тридцатилетней пустынной жизни тяжело совести его иметь какие хлопоты и судейские дела и желает лучше сам все терпеть, нежели причинять кому неприятность, и потому сам не вступается за себя», но сестрам позволил просить о Высочайшем благоволении на устроение их общинной жизни. Однако, по определению Святейшего Синода, 2 мая 1827 года состоявшемуся (и в третий день июля Высочайше утвержденному), был выслан указ об отказе в означенной просьбе. А преосвященному Филарету, митрополиту Московскому, предписано «сделать просительницам пастырское увещание, дабы они, оставя намерение устроить новое общежитие под ведением Верховского, расположили себя к монастырской жизни, если желают, по общим правилам»⁴⁰⁸.

После этого устроение пустыньки приняло сугубо частный вид. Земля, пожертвованная Марией Семеновной Бахметевой в пользу обители, была оформлена 23 августа 1827 года в форме купчей на имена «капитанских дочерей Варвары и Матроны Ильиных Верховских»⁴⁰⁹, скорее всего купчая была «безденежной».

Для устройства хозяйства обители о. Зосима нанимал рабочих, а над чисткой леса и обрабатыванием огородов трудился сам, с топором и мотыгой. Вместе с ним работали и сестры. Прежде всего он выстроил на долинке (которую предварительно окопал для осушения со всех сторон глубокими и широкими канавами) маленький деревянный корпус. В канавы пустили несколько карасей; следующими были постройки нескольких келий и деревянной ограды. Ограда окружала долину, с трех сторон стоял еловый лес, с юга виднелась усадьба г-жи Бахметевой. Выкопали колодец, и Господь утешил Своих рабов: в колодце открылась чрезвычайно чистая, холодная вода.

После смерти старца для его чад годы проходили в безвестном сиротстве. Но, по молитвам о. Зосимы, сестрам покровительствовал милосердный архипастырь, их поддерживал и утешал архимандрит Антоний, наместник Троицкой Лавры, не оставляли своей помощью и участием друзья и благодетели обители: Семен Лонгинович Лепешкин с супругой, царица грузинская, ее дочь царевна Тамара и сыновья-царевичи и дом купца Дмитрия Николаевича Самгина и проч. Только не исполнялись предсмертные слова старца, хотя и было некоторое извещение свыше: благочестивый диакон приходской церкви увидел во сне над пустынной обителью на облаках образ «Знамения» Богоматери в великом свете, причем лучи небесного света озаряли обитель, и, проснувшись, сказал себе: «Прославится место сие». В селе Рудневе до сих пор помнят этот рассказ и имя дьякона – Георгий Стефанович Смирнов, сын почившего священника, служившего в этом селе. Хлопоты о средствах на построение храма в пустыньке начались летом 1837 года. Летопись этих забот можно найти в письмах Марии Семеновны Бахметевой тех лет: «О церкви еще нет не только решения, но и просьбы не знают, кому подать. Кажется, нужно и можно только мне о сем просить и то самого Царя. Письмо я написала – не знаю, пойдет ли в дело. Это дело не наше. Ежели Матерь Божия благословит, то Сама устроит, и кого выберет орудием, Она сие знает. А мы по слепоте своей ломаем голову напрасно, за что часто ссорюсь со своими соседками, что очень озабочиваются. Июля 2, 1837». И далее, в августе того же года: «О церкви, которую надеялися иметь на даче, – до сих пор уладить нельзя. Просить надо мне, на что я решиться не могла, не имея, чем ее созиждить, на что по меньшей мере надо 40 т. р., которых и ввиду не имела, а собирать мне казалося неприлично, по пословице: «взявши за гуж, не говори, что не дюж», и посему никакого еще подвига не делаем. Ежели Господу угодно, Он Сам устроит, как Ему угодно, А я, может быть, по недостоинству моему и не дождуся сего счастья»⁴¹⁰. Действительно, вскоре открылась возможность построить в пустыни храм на средства, пожертвованные некоей госпожой Т., и сейчас известно, какую роль в этом богоугодном деле сыграла грузинская царевна Тамара⁴¹¹.

По указу Святейшего Правительствующего Синода от 4 ноября 1837 года было разрешено построить храм в усадьбе Одигитриево во имя Живоначальной Троицы «для слушания грузинской царевне Тамаре, по слабости ее здоровья, литургии, с тем чтобы по кончине ее домовую церковь прекратить и всю вообще утварь церковную отдать в приходскую церковь безвозвратно»⁴¹².

В марте следующего 1838 года в пустыньке началась «большая деятельность: возят камень, лес, дрова на созидание храма. Надеются к зиме совсем соорудить, но освятить не поспеют, сыро будет»⁴¹³. При большом стечении гостей храм заложили в 20-х числах июня 1838 года⁴¹⁴, его очень быстро построили, расположив над гробом старца, по благословению митрополита Филарета. В конце сентября стройка шла к окончанию, и Мария Семеновна занималась «цветами, которыми собиралась украшать храм Господней»⁴¹⁵. Сооружена церковь была попечением купца Семена Лонгиновича Лепешкина «зданием каменная с таковою же колокольнею»⁴¹⁶. Встал вопрос о ее освящении, сестры пустыни желали отметить этот день торжественно. Но официально общежитие было не утверждено, это предполагало некоторую осторожность в действиях. Так, архимандрит Антоний (Медведев) писал к Лепешкину 5 октября 1838 года⁴¹⁷:

«Милостивый Государь Семен Логгинович!

Письмо Ваше получил, и на оное отвечаю. Об освящении церкви в Одигитриеве слышал я; владыка изволил сказать мне: «Тебя просят освятить церковь в пустыни?» Я ответил, что далеко очень. Владыка изволил заметить, что все дело это, по его мнению, хорошо бы производить без большой огласки, дабы оной неувременной не помешать хорошему окончанию. Стало быть, скромности тут не будет, когда Вы или меня, или из Москвы кого возьмете к освящению храма. А сообразно рассуждению владыки, то взять бы местного благочинного и освятить без оглашений в народе, как это обыкновенно водится. И безмолвницы без шума народного совокупно с Вами принесли бы молитвы и благодарения свои Господу и могли бы в оный день причаститься Святого Тела Его и Крови, и какой бы это был праздник великий, освящение храма и душ и сердец. Не приглашать бы никого из господ, кроме участвующих в создании храма. Я думаю, и Вы согласитесь, что это хорошо бы было и соответственно скромности и убожеству пустынниц. И паче же пойдут от празднословия толки о месте, о пустынницах, об основании их жития, о самой церкви, на каком она основании, – и как это водится в мирской молве, прибавляя к каждой вещи кому что и сколько вздумается, растянут это дело до того, что возбудет любопытство и в дальних и высших. А тут жди спросов да расспросов. Не знаю, как Вам, а мне думается, если должно не увеличивать своевольно обременения трудами благодетельствующего владыку, то надо и беречь его от оных.

С Вашим письмом получил письмо от царевича и от Веры и Маргариты с убедительнейшими просьбами испрашивать у владыки позволения на освящение, а царевич обещает за несогласие мое и холодность к делу и разные огорчения. Жаль мне очень оскорблять усердие, и объяснить им очень трудно невыгоду их требования и пользу от покорности и послушания. За отсечение воли своей Господь утешит высшим утешением. Как и кого владыка благословит быть орудием в освящении, к тому и преклоните с любовию внимание. Верую, что совершитель освящения будет Святой Дух.

Итак, дело теперь, по мнению моему, будет за Вами – именно не назначая никого, а кого благословит владыка, с тем и совершать и праздновать освящение храма на волю его выбора. И просьбу можете написать да и письмом попросить. Вот и совершится с Божией помощью дело, как ему должно быть делано.

А могущих роптать прошу христианскую любовь Вашу урезонить и сохранить в мире.

Молю благ подателя Господа о ниспослании Вам и семейству Вашему благословения, милостивый государь,

Ваш покорный слуга а[рхимандрит] Антоний, Лавра».

К концу 1838 года состоялось освящение Троицкого храма, но постоянный причт был назначен только после утверждения общежития, а до 1841 года сестры исповедовались у священника в Руднево. «На дни Св. Четыредесятницы и Пятьдесятницы в 1840 году к исправлению богослужений в вышеозначенной церкви был допущен уволенный за старостью лет от действительной службы Серпуховской округи села Лужников, священник Петр Григорьев»⁴¹⁸.

Не оставлял своим вниманием зосимовских сирот архимандрит Антоний. Не раз они ездили в Лавру за советом, утешением, наставлением⁴¹⁹. С Оптиной пустынью и Малоярославецким монастырем духовная связь у них установилась несколько позже, хотя существуют свидетельства личного знакомства старца Зосимы с Оптинскими старцами. Так, отзываясь на издание книги с Жизнеописанием о. Зосимы, настоятель монастыря о. Моисей писал матушке Вере: «Имею особенную душевную радость припоминать святолепных подвижников – старцев духовных, которых Господь удостоил меня видеть и знать во время жизни их на земле. К сожалению, не имел я случая видеть только старца Василиска»⁴²⁰. Косвенное свидетельство о знакомстве с о. Зосимой имеется и в письме игумена Антония к одному из своих родственников (август 1830 года): «Нельзя ли сделать одолжение хорошенький приказать сделать поясок и при оказии прислать мне, а манером такой, как Вы для пустынника отца Зосимы делали»⁴²¹. Надо сказать, что благодетели у Оптиной в то время были те же: Лепешкины, Самгины⁴²².

После смерти старца Зосимовские пустынницы остались без духовного руководства, а без него прохождение монашеского подвига сделалось затруднительным и трудноисполнимым. Поэтому в начале 1840 года Семен Лонгинович «убедительно просит» игумена Антония⁴²³ (в то время – настоятеля Малоярославецкого монастыря) «посещать обитель отца Зосимы каждогодно и входить в посредство дев или им приезжать для советов»⁴²⁴ к о. Антонию. Игумен Антоний, как истинный монах и послушник, испрашивает сначала благословение у своего духовного отца игумена Моисея и не получает его. Смысл отказа старца Моисея понятен из следующих строк его письма:

«Я одолжаюсь по тем правилам войтить в твое положение, ибо ты мне по плоти брат, а по духу сын, от самого пострижения мне врученный; и ежели по моему нерадению и непредостережению тебя последует тебе какой душевный вред, сверх сожаления о тебе, я еще и ответа пред Богом не избегну; и для того призвав в помощь Его ко вразумлению моему, сим тебе ответствую. Посещения такого рода не могут быть в простом только значении сего слова, но со оными соединится необходимость входить в их дела, по духовной части относящиеся, а как правила церковные запрещают в других епархиях входить в сие без воли местного архиерея, то и есть сей первый пункт тебе препятствием к оному. Но ежели бы и на сие последовало дозволение, то я нахожу неудобством твое собственное устроение, с которым ты, имя попечение и о вверенной тебе пастве, находишься в крайнем бедствовании и волнении; но когда еще присовокупить к сему и другое попечение, да еще о делах людей разного пола, то не будет ли сугубое бедствование души твоей? Хотя ты и находился немалое время на поприще безмолвной жизни, но чувства твои еще не встречали предметов, могущих разсвиреплять наши страсти; то можешь ли положиться на свои силы и вдать себя в сие море и, оставя свою храмину в развалинах, иных храмины созидать. ...Добровольное предание себя в сие море, где предлежать будут к теперешним твоим и еще другие попечения, потому что не может ограничиться единожды в год посещением, но откроются многие соотношения, от коих уже отказаться будет неудобно по соучастию в их положении, а с сим вместе предстанут и многоразличные искушения, о коих упоминает святой Исаак.

По всем выше писанным причинам и не извещается сердцу моему дать тебе мое соизволение на вопрошенный тобою предмет. Думаю, хотя и неприятно будет сие благо- детелю нашему, просившему тебя, Симеону Логгиновичу, но что ж делать? Лучше человеков огорчить, нежели Бога. Что и он рассудит и нас извинит. Может быть, со временем ты не избежишь сей участи, чтоб иметь участие в подобных делах; но ныне не уприиде время»⁴²⁵.

Это письмо делает зримыми трудности, с которыми сталкивались женские общежития в начале XIX столетия при своем становлении, ведь «распоряжением Святейшего Синода в женские монастыри назначались для прохождения служения только белые священники. Монахам служение в них было запрещено. ...Однако же, преподобный Исаак Сирин писал, что тот, кто хочет быть монахом, и духовника обязательно должен иметь монаха, так как белые священники не знают опытно и не понимают жизни монашеской. Правда, Святейшим Синодом не запрещались приезды иеромонахов в женские монастыри на непродолжительное время для духовного окормления сестр»⁴²⁶. Только в 44-м году игумен Антоний (Путилов) пошлет в Зосимову пустынь свою первую духовную дочь, пожелавшую принять монашество, а потом и других и через это войдет в духовное общение со многими сестрами. Недаром преподобный Серафим Саровский, организовывая Дивеевскую женскую обитель и другие монастыри, ни разу их не посетил! В послепетровскую эпоху преподобные Федор Санаксарский, Серафим Саровский, Зосима (Верховский) и Василиск стали первыми духовными мужами, насадившими свет Христовой веры в женских обителях; теми, кто руководил сестер ко спасению. Во второй половине XIX века форма окормления монастырей монашествующими лицами изменилась (это подтверждает история руководства Шамордино преподобным Амвросием Оптинским и Выксунской обители преподобным Варнавой Гефсиманским).

Сам Господь никогда не оставлял сирот-пустынниц. По всеблагому Промыслу Он подавал им духовные утешения, чтобы они имели твердое упование на Его милосердие и верили в дерзновение молитв пред Престолом Божиим основателя пустыни о. Зосимы. Так, сохранилось прижизненное описание событий, связанных со старцевой келийкой: «Уже была освящена церковь обители, и однажды во время великопостных часов все сестры были в церкви. Вдруг осветились окна церковные огнем, и сестры увидели, что келия отца Зосимы, в которой он жил и которая очень близко была к церкви, так загорелась, что уже невозможно было ее потушить. Она сгорела как свеча пред Богом, не касаясь никакого близкого строения. Сестры с горестью говорили: «Видно, чем-нибудь прогневали мы отца Зосиму, что он взял от нас недостойных свою келью, этот драгоценный памятник его с нами пребывания». Но что же? Весною после снега, когда уже везде высохла вода, на пепелище в маленьком углублении стояла чистая светлая вода. Не только во все лето она не высыхала, но и зимою не вымерзала. И пожелали сестры выкопать колодезь на этом месте, чтобы оно никогда и никем не было застроено и обитаемо. Сестры думали, что эта вода на пепелище стоит в погребке. Но когда нанятые колодезники стали расчищать пепелище, тогда и они и сестры увидели, что погребок весь засыпался углями и сором во время пожара, а чистая и светлая вода стояла три года на самом том месте, где была моленная старца. Сестры велели на самом этом месте выкопать колодезь. Утешенные устройством колодезя, сестры говорили между собою: «Чудны судьбы Божии! Мы тосковали, что прогневали Бога и отца Зосиму, и оттого сгорела келья, но теперь ясно видим Промысл Божий. Деревянная келийка от времени сгнила бы и развалилась; а впоследствии, может быть, и забыто было бы место сие, но теперь временною скорбию оно увековечилось к славе Божией в память преподобного отца нашего». Боголюбивейшие благодетели Симеон Лонгинович и Анна Васильевна Лепешкины, услышав об этом, порадовались духом и, питая всегда благоговейную память и усердие к отцу Зосиме, выстроили над колодцем каменную часовню»⁴²⁷.

Зосимова пусть не только принимала благодеяния, она по мере сил благодетельствовала сиротам. В 1840 году в обитель приняли на жительство восьмилетнюю девочку из мещан Сергиева Посада, Гликерию Стефановну Львову. В монастыре ее воспитали, обучили грамоте и научили писать иконы. 8 августа 1890 года она приняла постриг в монашество с именем Рафаила⁴²⁸. Так собиралось «стадо Христово» на месте, освященном молитвами преподобного Зосимы.

Провидение сохранило нам автограф письма Маргариты к матушке Вере, написанное из пустыньки в Киев, куда матушка уезжала на богомолье. Из него следует, что духовником сестер Веры и Маргариты был, по всей видимости, сам архимандрит Антоний лаврский. Да и другие «мелочи» обительской жизни интересны и важны, поэтому мы приведем письмо ниже:

«Христос воскресе!

Молитвы и благословение Отчи и батюшки да сопутствуют вам, милая сестра и истинный друг мой Вера! Спешите, спешите как можно скорее, никуда не заезжая, нигде не останавливаясь. Может быть, еще застанете милого нашего друга до праздника нашего⁴²⁹, он еще не отправится в дальний путь⁴³⁰. Не знаю, долго ли он пробудет в Пет[ербурге]. А я теперь, проводивши его туда, отправлюсь к батюшке. Не знаю, буду ли иметь утешение и спокойствие души моей. В этом месяце ожидают владыку, и потому, я думаю, батюшка слишком озабочен. Но да будет воля Господа. ...Слава Богу, все-все мирно в обители. Все спокойны и мирны, и сестры и благодетели. Семен Лог[инович] приказал опять делать кирпич. Спаси его Гос[поди], поди он очень заботится о благе обители нашей. Василий Логин[ович] умер⁴³¹ – поминайте его и вы. ...Царевна все по-прежнему ни тепла, ни студена. Царевич же как родной. Анисья Ивановна безмолвствует совершенным безмолвием – помоги ей Господи. И покойна кажется и мирна, утешалась письмом вашим к ней и от себя просила написать вам с любовью и благодарением за память. Все сестры со свойственной им горячностью любят вас и с нетерпением ожидают. В письме моем, которое я писала еще в Смоленск, я просила вас написать особенно хоть несколько слов любви к Праск[овье] Петровне]⁴³² за особенную ее любовь к нашим малюткам. Она ходит за Мариличкой⁴³³ как няня и служит и бережет ее. Все ж ее смирение и усердие чем больше можете наградить, как только вашей любовью – она так сильно, так горячо любит вас...

Прощайте, друг мой, приезжайте скорее. Прощайте, спешу к обедне. Ирину⁴³⁴ мысленно обнимаю и благодарю за усердную ея о вас заботливость. Все сестры ей кланяются. Письмо ваше к батюшке сама лично доставлю, а поеду, кажется, во вторник, т. е. 13».

В конце 30-х годов с открытием Троицкого храма Господь сподобил благодетелей обеспечить сестер Одигитриевской пустыни своей землей и денежными средствами. В июле-сентябре 1839 года незадолго до своей кончины Мария Семеновна Бахметева оформила по купчей за грузинской царевной Тамарой шестнадцать десятин земли с лесом, во владение которыми царевна была введена 30 сентября⁴³⁵. В конце сентября того же года Семен Лонгинович Лепешкин предоставил «две лавки в Москве, приносящие до тысячи рублей серебром дохода, с купчими в пользу живущих во уединенной жизни лиц женского пола в Верейском уезде придомовой Одигитриевской Троицкой церкви царевны Тамары. И сверх оных положил на вечное время в Московский Опекунский совет пятнадцать тысяч рублей ассигнациями на содержание означенных лиц, из процентов. На таковой же предмет положены также от московской купчихи вдовы Мавры Васильевны Пахомовой десять тысяч рублей ассигнациями»⁴³⁶.

8 декабря 1839 года указом Святейшего Правительствующего Синода было закончено дело, начатое в консистории по прошению грузинской царевны Тамары еще в мае о продолжении существования устроенной ею домовой церкви после ее смерти: «Дозволено оной церкви оставаться при жизни Тамары домовою, а по смерти не уничтожать и оставаться ей существующею навсегда под управлением Высшего епархиального начальства для совершения в ней богослужений ради поселившихся при ней нескольких лиц женского пола, составляющих общежительное заведение, и кладбищенскою для желающих из близ живущих, о чем уведомлено и губернское правление. На сей конец царевна Тамара объявила желание внести в сохранную казну на имя церкви 20 тыс. руб. ассигнациями с тем, чтобы проценты с них были употребляемы на церковные потребы, на содержание храма и на содержание священников с причетником, каковую сумму 21 декабря 1839 года в сохранную казну и внесла»⁴³⁷.

В январе следующего 1840 года царевна Тамара и «из дворян девицы Варвара и Матрена Ильины Верховские» полученные от г-жи Бахметевой «25 десятин земли с лесом предоставили навсегда Одигитриевской Троицкой церкви, с тем чтобы оною землею и лесом пользовались поселившиеся при Троицкой церкви лица женского пола, составляющие богоугодное общежительное заведение»⁴³⁸.

Точно неизвестно, как была связана с пустынькой дочь генерал-майора Татьяна Леонтьевна Неклюдова, но в феврале 1840 года она написала завещание, в котором просила, чтобы ее похоронили «в имении г. Веры Верховской села Руднева в Одигитриевской Троицкой церкви», а также распоряжалась о денежном вкладе, чтобы процентные деньги были ежегодно выдаваемы священнику, диакону и церковнослужителям этой церкви на поминовение ее души и родителей. Что и исполнили после смерти Татьяны Леонтьевны, в сентябре 1840 года⁴³⁹.

Пришло время, когда Господь благословил начать дело по утверждению официального статуса общежития, а принесенные в пустынь пожертвования помогли в этом.

Утверждение общежития и устав, написанный митрополитом Московским Филаретом

Дело по утверждению общежития началось с письма, написанного с благословения митрополита Филарета в его адрес грузинской царевной Тамарой и Варварой Верховской 13 сентября 1840 года. Приведем здесь их прошение:

«...С тех пор, как на усадьбе Одигитриевой по благословению Святейшего Синода устроена домовая церковь, которой существование потом утверждено навсегда, живущие в общежитии несколько вдов и девиц, большею частию бедных сирот, особенно утвердились в намерении пребывать на сем месте и в сем общежитии и проводить жизнь уединенную, трудолюбивую и благочестивым занятиям посвященную. Дерзаем думать, что Провидение Божие покровительствует сему намерению, посылая средства к исполнению оного. Уже есть известный начальству капитал, обеспечивающий содержание церкви и при ней священника. ...Соображая все сии обстоятельства и имея в виду требование Святейшего Синода, чтобы заведение сие имело определенные правила и состояло в определенном ведомстве, мы решились просить о представлении на рассмотрение и утверждение Святейшего Синода»⁴⁴⁰ этого нашего общежития.

Начался официальный сбор сведений о сестрах, о храме, о земле и денежных средствах. Благочинный доносил, что «собравшиеся прихода села Руднева в богоугодное общественное заведение сестры приступают к Святым Христовым Тайнам в каждые четыре поста года, а другие и чаще» и что они «жизнь ведут приличную христианкам»⁴⁴¹.

12 февраля 1841 года митрополит Филарет направил донесение Святейшему Правительствующему Синоду с изложением всех собранных сведений и прошений⁴⁴². Известно, что любвеобильный пастырь добавил к официальному донесению личную просьбу об ускорении дела на имя обер-прокурора Святейшего Синода графа Протасова:«...Я убеждаюсь покорнейше просить Ваше Сиятельство о покровительстве сему делу для достижения желаемого окончания. Сим изволите оказать благодеяние Церкви и людям, провождающим тихое и безмолвное житие в благочестии и чистоте; и благодарностию будет молитва. Июля 13, 1841»⁴⁴³.

Вскоре последовал ответ: г-н обер-прокурор сообщал о Высочайшем утверждении общежития в 19-й день июля⁴⁴⁴. В представлении обер-прокурора Святейшего Синода на Высочайшее усмотрение отмечалось следующее:

«Святейший Синод, принимая в уважение, что означенная община, по богоугодной цели своей, весьма благодетельна и по предположенным к существованию ее и самой церкви способам – вполне обеспечена, полагает, согласно с мнением Московского епархиального начальства, принять оную в ведение Духовного начальства, наравне с другими такого же рода богоугодными заведениями и присвоить ей наименование Одигитриевского Троицкого женского общежития, с тем чтобы: 1) сему общежитию существовать на тех основаниях, на коих существовали общежития Аносинское и Спасо-Бородинское до возведения их на степень монастырей, и быть в ведомстве и зависимости Московского епархиального начальства; 2) на потребности Одигитриевской церкви, ремонтное ее содержание и на содержание священника с причетником обращать проценты со внесенного царевною Тамарою Георгиевною капитала в 20 т. руб. ассигнациями; 3) жертвуемую тою же царевною и дворянками Верховскими землю, как не имеющую, по отзыву гражданского начальства, препятствий к поступлению в церковное ведомство, утвердить по прилагаемому у сего плану в собственность означенного заведения; и 4) прочие затем денежные пожертвования в пользу оного принять»⁴⁴⁵.

Указ Святейшего Синода был подписан 8 августа 1841 года. «По резолюции владыки, начальницею сего общежития 20 октября 1841 года признана девица Вера Верховская, которая представила список сестер сего общежития 34 человека»⁴⁴⁶. Митрополит Филарет собственноручно утвердил окончательный вариант устава для Троицкого Одигитриевского женского монастыря 14 декабря 1841 года, после чего отправил устав в обитель.

Правила о составе, зависимости и устройстве Высочайше утвержденного Троицкого Одигитриевского женского общежития⁴⁴⁷

1. Общежитие сие состоит под главным начальством епархиального архиерея.

2. Оно состоит из сорока лиц женского пола и нескольких новоначальных.

3. Управление общежитием вверяется начальнице, избираемой из сестер онаго, благонравных и благонадежных, с их общаго согласия, и утверждаемой епархиальным архиереем.

4. Вторая по начальнице есть ея помощница, третья казначея. В сия должности избирает начальница с согласием старших сестр и на вступление избранным в должность испрашивает благословение епархиального архиерея. Старшими сестрами признаются те, которые по довольном пребывании в общежитии добрым житием и духовным разсуждением оказываются способными помогать начальнице в руководствовании прочих.

5. Желающая вступить в общежитие является к начальнице с законными письменными о себе видами.

6. Прием сестр сперва в разряде новоначальных для испытания на год или более, смотря по качествам вступающей. По довольном испытании оказавшаяся благонадежною приемлется решительно в число сестр общежития и о сем доводится до сведения епархиального архиерея или, смотря, по требованию обстоятельств, испрашивается его разрешение на принятие.

7. И после решительного принятия в число сестр, ежели которая станет нарушать правила сего общежития и вести себя несообразно духу онаго и не покажет тщания к исправлению, начальница, с согласия старших сестр, имеет право удалить оную из обители общежития, испросив на то разрешение епархиального архиерея.

8. Начальница и все сестры должны во все четыре поста говеть для причащения Святых Тайн, а усердствующий и живущия во внимании к себе могут и чаще с благословения отца духовнаго и начальницы.

9. Церковное богослужение и молитвенное монашеское правило совершаются по уставу церковному.

10. По возбуждении от сна прежде утрени не начинать никакого дела, даже ничего не говорить, кроме необходимаго слова, и быть на утреннем богослужении по крайней мере до исполнения шестопсалмия. После сего трудящийся или какою благословною виною отзываемый могут отходить на свои дела с благословения начальницы.

11. В церковь и на всякое правил собираются все немедленно и стоят каждая на своем месте благочинно в молчании, стараясь молиться со усердием, помышляя усердную молитву грешницы у ног Спасителя и смиренную мытареву.

12. Памятуя наставление Василия Великаго в 1-й главе подвижнических его уставов, яко молитву всему должно предпочитать, как начальница, так и сестры должны стараться не упускать никакого церковнаго богослужения и никакого соборнаго или келейнаго правила, кроме вины благословной, за послушание, наложенное от начальницы, или по болезни, о которой должно быть известно начальнице. Соборное или келейное чтение священных и духовных книг также должно иметь за важнейшее упражнение Богу посвященной жизни.

13. После ужина все сестры общежития не расходясь должны слушать молитвы на сон грядущим, а которыя не ужинали, те имеют право совершать оныя в своих келиях в то же время или несколько ранее или позже. После вечерних молитв да охраняются все от всяких разговоров, кроме необходимаго слова, но одним общим земным поклоном да просят друг у друга искренно прощение, помышляя каждая: может быть, мне ныне одр мой гроб будет; так да расходятся ежедневно с мирным духом ко всем, по реченному: «Солнце да не зайдет во гневе вашем».

14. Гнев имеющим не давать ни пить, ни есть до тех пор, пока примирятся; и если сие продолжится целый день, то дать только мало хлеба и воды в вечер; а которая и в три дня примириться не захочет, таковую удалить от прочих и в последний раз увещевать, чтобы смирилась и за упорство во гневе и соблазн понесла приличную епитимию. Если и за сим не смирится, то, по правилу Василия Великаго, «яко неисцельно недугующую», непременно от сестр отлучить и из обители отпустить.

15. В недоуменных случаях по общежитию надлежит просить разрешения епархиального архиерея.

16. Как новоначальныя для испытания своих поступков имеют старших сестр, а сии начальницу, но и самой начальнице благопотребно такое же пособие в испытании себя; и как для утверждения истиннаго мира и любви в общежитии нужно, чтобы в нем господствовала между всеми совершенная искренность и откровенность, с соблюдением, впрочем, порядка подчиненности, то начальница позволяет и даже требует, чтобы каждая старшая сестра открывала ей наедине помыслы свои о погрешностях самой начальницы или о своем или учениц своих на начальницу неудовольствии; но при сем как подчиненная должна говорить со смирением и готовностию признать погрешительность своего помысла, так и начальница должна слушать со смирением и готовностию признать свою погрешность; и буде она в чем обличена справедливо, то должна сознаться и просить прощения и молитв в помощь себе ко исправлению, а если в чем несправедливо обвиняют ее, то с кротостию должна объяснить обвиняющим их ошибку и оне должны принять от нея с верою и просить прощения. (Зри пространных правил Василия Великаго гл. 27.)

17. Все сестры должны содержать себя в таком расположении, чтобы, услыша от начальницы назначение какого послушания или предлагаемый совет, немедленно и точно исполнить, хотя бы казалось трудным или неприятным. (Зри в конце слова Василия Великаго о подвигах иноческих и в кратких правилах его главу 121 и в подвижнических его уставах главу 23.)

18. Делать рукоделие не должны сестры по своему выбору, но какое кому назначит начальница и отдавать оное в ея распоряжение. (Зри пространных правил Василия Великаго главу 41.)

19. От светских людей предлагаемые на заказ работы принимать только вещей, служащих на церковное или домашнее полезное и нужное употребление; а работ мирских и к роскоши относящихся отнюдь не брать, и, для избежания многих сношений с мирскими, заказы работ должна принимать только одна казначея или другая сестра по назначению начальницы.

20. Каждая сестра должна соблюдать совершенное нестяжание, т. е. не иметь ничего собственного, даже и того, что носит и что имеет у себя необходимое, не признавать своим и всегда готовой быть отдать другой сестре, ежели от начальницы повелено будет; и ни одна ничего не должна у себя иметь иначе, как по благословению начальницы, и даемое посторонними, принявши по ея дозволению, полагать в общину, чтобы все у всех почиталось общее; впрочем, одна у другой отнюдь ничего не должна брать без ведома той, у которой берет, и без благословения начальницы или своей старшей. (Зри слово Василия Великого о подвигах иноческих и в кратких его правилах гл. 85, 86 и 87 и в подвижнических его уставах гл. 34.)

21. Внутри келий никакого излишняго и роскошнаго убранства не допускать, но во всем да является простота и смирение, а посему даже и святых икон в богатых окладах в келиях не держать, но поставлять их или в церкви, или в общей молитвенной келий.

22. Одежду носить из черных тканей, приличную смиренному пустынному житию, а посему тонкое белье и всякое изысканное по светскому обычаю украшение или убеление возбранять; но токмо как в одеждах, так и в келиях наблюдать приличную чистоту и опрятность.

23. Поступившия в число сестр и полагающия твердое намерение пребыть с помощию Божиею до конца жизни в общежитии могут получать благословение употреблять и наглавие монастырское.

24. Начальница с одною или двумя старшими сестрами должна нечаянно два раза или по крайней мере один раз в год осматривать все келий и имущество каждой сестры. Для того сие необходимо, что иная не смелая и совестливая и о том, в чем нужду имеет, не скажет, а у иной по слабости жизни и невниманию вкрадется что-нибудь и излишнее. Вследствие осмотра нуждающейся выдать немедленно потребное из общаго имущества, а у которой найдется непозволительное излишество, таковую стараться убедить по совести, чтобы сама охотно отдала излишнее в общину, дабы не быть нарушительницею устава и соблазном обществу, чего не должно попускать. Прочем, если у которой окажется что-либо хотя ненужное, но несоблазнительное или маловажное, можно по разсуждению начальницы делать снисхождение. Только денег оставлять ни у которой не должно.

25. Новопришедшая должна отдать все свое имущество под сохранение обители и дается ей год времени, по прошествии коего должна объявить свое решительное расположение, и ежели не желает жить в обители, то возвращается ей все ея имущество, а если останется, то причисляется сама к числу сестр, а имущество ея поступает в собственность общежития, после чего, если и пожелает выдти из обители, ничего уже из прежняго своего имущества не имеет права требовать обратно, по применению к правилам Кормчей книги 2 части.

26. Если которая и после искуса не может решиться отдать своего имущества, но усердно желает жить в обители для спасения души своей, то не принимать ее решительно в число сестр, доколе не покорится сему правилу; впрочем, можно оставить ее как бы в разряде новоначальных, ежели только она не в тягость и не в соблазн всему обществу.

27. В приеме сестр всего более смотреть на намерение к очищению сердца и желание спасения с благопокорным отсечением своей воли и всячески остерегаться, чтобы не имеющих сего расположения не принять по каким-либо посторонним видам, а имеющих оное не отвергнуть по их бедности или другим не духовным причинам.

28. Жить одной по себе новоначальной не должно попускать до времени, а также молодым двум или более вместе жить без старшей отнюдь запрещает Василий Великий; но начальница должна поручить их старшим келейным наставницам по своему усмотрению, потому что, ежели в начале новопришедшая не отсечет в конец воли своей, то и сама себе и другим будет в тягость, и нет надежды, чтобы совершила жизнь свою в обители.

29. На основании правил и завещаний святых отец (о чем зри пространных правил Василия Великаго гл. 10, 26 и 46, кратких его правил гл. 110 и 111 и в «Добротолюбии» Каллиста и Игнатия гл. 14 и 15 и Симеона Новаго Богослова в «Добротолюбии» же гл. 41 и 129 и Иоанна Лествичника в четвертой степени), все сестры обители должны быть со всею искренностию откровенны во всем своей начальнице, чтобы она, ведая их склонности, чувства, мысли и желания и все деяния и поступки целой жизни их от младенчества и видя совесть каждой, могла безошибочно управлять ими и охранять их от всего душевреднаго. Ибо не зная склонностей и искушений сестр, начальница по неведению может поручить им такия дела, которыя будут увеличивать их искушения, например: корыстолюбивую может избрать в казначеи, склонную к рассеянию и суетным беседам употребить в послушание гостеприимства, невоздержанную в пище или пристрастную к лакомству поставить распорядительницею трапезы или ключницею, нескромную и слабую против соблазнов посылать на послушания для нее опасный, гордую и высокомыслящую о своей святости оставить жить в безмолвии и в усиленном посте, тщеславной поручить высшую должность или поручить таковым учениц, слепых слепым водительницам, от чего вместо спасения может последовать вред и совершенное в сестрах разстройство, за что начальница должна отвечать Богу. Посему, если которая из новоначальных не хочет откровенна быть во всем начальнице, таковой до времени оказать терпение, пока сама увидит и узнает, какая великая польза и облегчение совести и утешение души (как говорит Симеон Новый Богослов) происходит от чистой откровенности, а до тех пор не принимать ее в число сестр.

30. Каждая сестра, открывши однажды все о себе чистосердечно начальнице, должна после сего каждый вечер говорить откровенно со своею наставницею, коей поручена от начальницы, о ежедневных своих погрешностях и просить у нея прощения и молитв и помощи к исправлению (зри Симеона Новаго Богослова главу 122).

31. Келейныя же наставницы во всем должны относиться к начальнице и по воле и совету ея управлять порученными им. Если что случится важное, о чем новоначальная не может сказать своей старшей, то немедленно да открывает оное самой начальнице. Если же и ничего при Божией помощи нет важнаго, при всем том как старшин, так и ученицы их должны по крайней мере раз в месяц быть у начальницы для духовной откровенной беседы или наедине, или вместе с другими, как которой нужно и по чувствам, и по обстоятельствам; ибо от сего более усиливается любовь и доверие у сестр к начальнице, а у начальницы к сестрам, а человек без совета и сам противу себя супостат (Притч, гл. 11, ст. 14). 30.

32. В отсутствие начальницы до ее возвращения от новоприходящей никому никаких тайн не изведывать, но еще и внушать ей, чтобы без благословения начальницы не была ни с кем откровенна (зри кратких правил Василия Великаго главу 229 и слово о разсуждении Кассиана Римлянина в «Добротолюбии» в 4-й части).

33. Находящимся еще во искусе, пока привыкнут, хотя можно в некоторых отношениях делать позволительныя послабления и снисхождения, но притом надлежит внушать им, чтобы старались с самаго начала исполнять все правила под опасением, что после времени искуса им труднее будет, поскольку обыкновенно с перваго вступления более бывает горячности и охоты на все труды и подвиги, а особливо у молодых; и если таковыя не самочинно, а с благословением будут следовать своим первым усердным движениям, то придут в благое навыкновение; а если сначала не покажут ревности, то нельзя не опасаться, что по времени еще более ослабеют.

34. Впрочем, всем вообще стараться провождать жизнь тихую, уединенную, подвижническую, молчаливую, а наипаче в святую Четыредесятницу тщательно наблюдать строгое безмолвие так, чтобы и в келий одна к другой, кроме субботы и воскресенья, не ходили и избегали всяких бесед, по-видимому и полезных, ибо молчание и безмолвие приносят высшую пользу(по Григорию Синаиту, глава 104 в «Добротолюбии»). Дни поста суть дни плача, покаяния и очищения. В сие время преимущественно должно стараться сердечною верою и любовню сострадать страданиям Искупителя, пролившаго святейшую кровь Свою за грехи наши. В сие священное время дается более свободы на занятия духовныя отдел обительских.

35. Впрочем, сверх установленнаго поститься или молиться или какое подвижническое дело творить не должна ни которая сестра самочинно и скрытно от начальницы, а должна взять на то каждая благословение у начальницы или у своей келейной старшей, опасаясь прелести вражией. (Зри кратких правил Василия Великаго гл. 137 и 138.)

36. В праздники Христовы не ходить никогда в светские домы для славления. Вообще никуда не ходить из обители без дозволения начальницы; для необходимых же нужд обительских по усмотрению посылаться будут могущия безвредно исполнять поручаемый дела и служения.

37. О посещающих давать знать начальнице и принимать по ея разсуждению и по ея дозволению.

38. На трапезе должны быть предлагаемы по приличию дня, сообразно с уставом церковным, иногда с рыбою, иногда с елеем, а иногда и без елея, в простые дни два кушанья, в праздники три, а в большие праздники четыре.

39. Молочной пищи вообще не употреблять в подражание некоторым святым пустынножителям, а токмо разрешать на оную в честь великих двунадесятых праздников и в те седмицы, в которыя по преданиям святых отец положено таковое разрешение, частию в противоположность обычаям еретиков.

40. Как сама начальница, так и все сестры должны стараться ходить всегда за общую трапезу, кроме вины благословной или болезни. Для немощных и болящих можно приготовлять и особенную пищу, по усмотрению начальницы.

41. За трапезою сидеть благочинно и слушать внимательно священное чтение.

42. Дабы обитель не имела попечения, ей несвойственнаго, поставляется в правило и для посетителей не иметь в обители вина и не приготовлять яств, с вышеизложенными правилами несообразных.

43. Если по опыту окажется нужным сделать в настоящих правилах некоторое изменение или дополнение, без нарушения главного основания, то начальница с согласием старших сестр представляет о сем на благоусмотрение епархиальному архиерею с испрашиванием разрешения и благословения.

44. О денежном приходе и расходе вести записку в книге, которую по окончании года представлять епархиальному архиерею при рапорте о благосостоянии общежития, краткий отчет о хозяйственном состоянии обители.

45. Для надзора за сим общежитием в отношении к благочестию и благонравию епархиальный архиерей определяет над ним благочиннаго из монашествующих, мужа зрелых лет, назидательнаго и опытнаго в жизни духовной.

46. Для наблюдения со стороны духовного начальства, соблюдаются ли сии правила и соответствует ли общежитие своей цели, назначенный благочинный посещает оное не менее одного раза за год.

47. Кроме наблюдения над состоянием общежития, он старается споспешествовать к большему усовершенствованию онаго, подавая сестрам и начальнице потребные духовные советы и наставления.

48. После каждаго таковаго посещения доносит он епархиальному архиерею обстоятельно, с приложением именнаго списка сестр общежития, с своими о них замечаниями и со свидетельствами начальницы.

По сим правилам общежительство, добровольно их принявшее, Бог да благословит и благоустроит и сохранит.

Филарет, м[итрополит] Московский

Зосимова пустынь и преподобный Варнава Гефсиманский

Известный подвижник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, живший в конце XIX – начале XX столетия, преподобный Варнава Гефсиманский начал свой богоугодный путь у стен Одигитриевской Троицкой Зосимовой пустыни под Наро-Фоминском, где-то во второй половине 1840-х годов. Сам он об этом впоследствии рассказывал так.

«Родом я из крестьян села Прудищи Тульской губернии. Звали меня Василием, по прозвищу Меркулов⁴⁴⁸. Отца звали Ильей, а мать Дарьей. Родители мои были люди простые, но любили и помнили Бога, к чему и меня приучили. Были мы барские, помещика Юшкова; он взял нас да и продал барину Скуратову. Барин Скуратов перевел всю нашу семью в село Наро-Фоминское. Кое-как обучился я здесь грамоте; взяли меня на барский двор и отдали в ученье к барскому слесарю – обучился я хорошо ремеслу. Близ нашего села находилась пустынь преподобного Зосимы. Часто я ходил в эту пустыньку и часто бывал там у инока-отшельника Геронтия. Жил он в небольшой келийке, среди большого леса один-одинешенек. Повадился я к нему ходить, вот он-то и учил меня уму-разуму»⁴⁴⁹.

Юный Василий проводил каждый день, свободный от занятий в слесарне, в Зосимовой пустыни. Ему по сердцу пришлись тихая обитель, служба, исполнявшаяся по строгому уставу, и сам монашеский образ жизни. В свободные от богослужений часы он старался послужить сестрам: одной исправит старый испорченный замок, другой ключик подберет, иной скобку или крючок к двери приделает. Василий старался во всем помочь монахиням, по-видимому, под влиянием монаха Геронтия, известного в округе своей подвижнической жизнью. «Старец этот, – часто вспоминал иеромонах Варнава, – очень любил монашек; и мне вот заповедал не покидать род их».

Знакомство Василия со старцем Геронтием послужило главной причиной перемены его внутренней и внешней жизни. Среди множества посетителей, искавших совета и руководства, старец Геронтий особенно полюбил богобоязненного юношу Василия и приблизил к себе, нередко и подолгу оставляя его для беседы. Неизвестно, о чем беседовали престарелый отшельник и юный отрок, но, судя по письмам старца Геронтия к разным лицам, сохранявшимся у старца Варнавы, можно с уверенностью сказать, что предметом собеседований было «единое на потребу». В письмах к духовным детям о. Геронтий вел речь о спасении души, учил словом из Священного Писания и святых отцов. Под влиянием опытного в духовной жизни старца в юном Василии возникла и постепенно созрела мысль отречься от мира и всех суетных, скоропреходящих радостей. В 1851 году двадцатилетний Василий оставил мир, получил родительское благословение на новую жизнь и удалился в обитель преподобного Сергия Радонежского⁴⁵⁰.

Вслед за учеником в обитель прибыл и наставник, о. Геронтий, пожелавший окончить свой иноческий путь у мощей преподобного Сергия. Здесь он принял схиму с именем Григорий. Жизнь его ученика Василия текла мирно в обычных монастырских занятиях и в исполнении добровольно взятой на себя обязанности келейника схимонаха Григория. Но Василий и старец-наставник прожили вместе только один месяц; множество братии и тысячи богомольцев не давали юному ревнителю благочестия наслаждаться уединением, которого давно искала его душа. Поэтому Василий, по благословению старца схимонаха Григория и с разрешения наместника Лавры архимандрита Антония (Медведева), перешел в Гефсиманский скит.

Схимонах Григорий не оставлял Василия без отеческого попечения и полезных советов. В дни праздников Василий посещал своего первого наставника в Лавре. В одно из посещений, случившееся во время предсмертной болезни схимонаха Григория, послушник Василий долго оставался у своего наставника и руководителя, в последний раз утешаясь его мудрыми наставлениями. В это время ему был предречен подвиг старчества, который он подъял в недалеком будущем. Завещая ученику принимать всех приходящих с любовью и не отказывать никому в советах и наставлениях, старец Григорий дал ему две просфоры и сказал: «Сам питай алчущих – словом и хлебом, тако хощет Бог!» Затем он добавил, открывая волю Божию, что он должен устроить женскую обитель в местности, отдаленной отсюда и сплошь зараженной расколом, что эта обитель должна послужить светочем для заблудших чад Православной Церкви, о чем Сама Царица Небесная печется. Она Сама укажет место, и в Ее имя должна быть обитель освящена. И добавил: «Чадо, не моя воля есть на сие, но воля Божия да совершится над тобою!» Не сетуй на тяжесть креста: тебе будет Господь помощник. Без помощи Божией он тяжел и непосилен, но ты, чадо, в день скорби возверзи печаль твою на Господа, и Той тебя утешит». На следующее утро послушник Василий услышал, что старец Григорий, его дорогой наставник, разбит параличом и потерял дар речи, а через два дня, 2 января 1862 года, схимонах Григорий тихо предал свой дух Богу⁴⁵¹ и был «погребен у церкви Смоленской Божией Матери»⁴⁵². К сожалению, нет никаких дополнительных сведений о старце Геронтии (в схиме Григории)⁴⁵³, некогда подвизавшемся рядом с Зосимовой пустынью. Не подражал ли богоугодной жизни преподобного Зосимы этот отшельник?

Дальнейший путь монаха Варнавы, принявшего постриг 20 ноября 1866 года, известен всему православному миру. По свидетельству наместника Троице-Сергиевой Лавры архимандрита Павла (Глебова; ум. 1904), старец был силен духом: он принимал на себя и нес немощи своих духовных чад и тех, кто обращался к нему за советом, поднимая со дна погибели и утверждая на пути ко спасению.

Исполняя волю Божию о себе в отношении старчества, о. Варнава, конечно, не мог оставить без исполнения и другой завет старца Григория, об устройстве женской обители. В 1864 году возникла Выксунская Иверская женская обитель в Нижегородской губернии, для которой о. Варнава стал истинным отцом и мудрым духовным руководителем. В начале XX века обитель была душевной врачебницей и нравственной школой не только для ее насельниц, но и для всех окрестных жителей. Так продолжилось дело утверждения и окормления женских обителей, начатое в XIX столетии преподобными Серафимом Саровским и Зосимой (Верховским).

19 июля 1995 года в день Собора Радонежских святых был совершен акт канонизации иеромонаха Варнавы (Меркулова) Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II в Успенском соборе Свято-Троицкой Лавры. Его мощи обрели под полом пещерной келийки преподобного. 22 октября 2000 года по благословению митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия в Свято-Никольском храме города Наро-Фоминска состоялось торжественное богослужение в честь преподобного Варнавы Гефсиманского. Отец-наместник Черниговско-Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Феофилакт (Моисеев)⁴⁵⁴ передал частицу мощей преподобного Варнавы в наро-фоминский Никольский храм, – и святой Варнава как бы вернулся на землю, где прошло его отрочество. Вернулся, чтобы испрашивать у Бога милость всем чадам Православной Церкви⁴⁵⁵. Сестры из возрожденной Троице-Одигитриевской Зосимовой пустыни, где преподобный Варнава впервые узнал духовные законы монашеской жизни, ежедневно возносят величание пред иконой святого с частицей его мощей.

Устроение обители

Сразу по утверждении общежития в храм был назначен священник Михей Павлович Богрецов, 69 лет, незадолго до того овдовевший в 1841 году. Он был сыном пономаря, в школах не обучался, служил сначала дьячком. В 1797 году посвящен в дьякона, в 1804 – в священника, за 1812 году награжден бронзовым крестом. Перед переводом в пустыньку последним местом его служения было село Горбово Звенигородского уезда. Чтение, пение, катехизис знал он «довольно хорошо», поведения был «очень доброго»⁴⁵⁶.

Видя обитель утвержденной, Семен Лонгинович Лепешкин стал обустраивать ее во славу Всевышнего. В пустыни благодаря его благодеяниям появились каменная ограда, один большой и два малых каменных корпуса, каменные погреба.

Благодетель позаботился поставить ограду так, чтобы храм был посередине между северной и южной сторонами, а к западу – напротив святых врат, иначе не позволяло месторасположение.

Особым крепостным актом земля и лес были отказаны «Одигитриевому Троицкому женскому общежитию, состоящему в Верейском уезде, в вечное и неотъемлемое его владение»⁴⁵⁷.

Семен Лонгинович в пользу обители купил огороды недалеко от Москвы, которые ежегодно приносили пусть и небольшой, но необходимый для обители доход⁴⁵⁸. Земля эта, луговая и сенокосная, расположенная в пойме реки Москвы около деревни Печатники, всегда отличалась плодородием. В прошлом соседями по меже были огороды Спасо-Андрониковского и Спасо-Симонова монастырей, несколько южнее располагался Николо-Перервинский монастырь⁴⁵⁹.

Интересен комплект писем, хранящийся в фонде Оптиной пустыни в отделе рукописей РГБ⁴⁶⁰ в Москве, а также изданные письма игумена Антония (Путилова)⁴⁶¹, адресаты которых из Зосимовой пустыни угадываются по некоторым чертам. Они открывают важные подробности из жизни сестер Зосимовой пустыни, пути их духовного преуспеяния и глубину покаянного чувства, а также события, происходившие в обители. Есть свидетельство о поездке начальницы Зосиминой пустыни (как назвал пустыньку игумен Антоний (Путилов)) матушки Веры в Малоярославецкий монастырь в декабре 1842 года⁴⁶². А в мае 1844 года игумен Антоний послал в обитель свою первую ученицу, а затем и несколько других⁴⁶³. Как ясно видно из дошедших до нас писем, немало скорбей, искушений, болезней надо было претерпеть душе, вставшей на путь стяжания Божией благодати. И о. Антонию окормление женской обители доставляло множество искушений, ведь и в 44-м году о. Моисей продолжал отвечать на вопросы брата в прежнем духе: «Зосимину пустынь почитаю и всем обитательницам в оной искренне желаю спасения от Господа. Но в тех, хотя и благонамеренных потребностях, которые отречены законами верховного правительства, к удовлетворению совета дать не смею»⁴⁶⁴.

Письма, найденные в фонде Оптиной пустыни, содержат мало сведений о сестрах, не принадлежавших к числу духовных чад игумена Антония. Но начиная с 1845 года, попадаются известия о том, что в Зосимовой пустыни жила сестра эконома Оптиной, о. Адриана, и что последнего отпускали «до общины Зосимовой для свидания с сестрою»⁴⁶⁵. Впоследствии она была пострижена в схиму с именем Мелания и умерла в преклонном возрасте 7 мая 1863 года, на ее похороны приезжал брат из Оптиной⁴⁶⁶.

Интересны также подробности деловых взаимоотношений между обителями. Так, в марте 1848 года начались переговоры настоятеля Оптиной пустыни о. Моисея через игумена Антония с Зосимовой пустынью о том, чтобы «сделать соглашение о шитье плащаницы и лицах живописи». В апреле о. Моисей отправил «посылку в ящике с лицами святых для заказанного шитья в Зосимовой пустыни» и две послушницы приезжали в Оптину. В Оптиной резчик готовил гроб, и к Успению все было закончено. Отец Моисей написал 12 августа о. Антонию: «Желание наше Господь исполнил. Слава и благодарение Ему! Изображение святого Успения Божия Матери искусством многодельного шития превосходно и может служить образцом подобного произведения. Господь да помянет труды и усердие трудившихся во оном. Отпуская стариц возвратно в их обитель, поручил им доставить три образа начальнице, сестрице ее и Феодосии⁴⁶⁷, а им следующие деньги получить от тебя и швеям на утешение 100 руб. ассигнациями из находящихся у тебя денег». Заказ, к сожалению, был выполнен не совсем точно: 21 августа о. Моисей снова отправил письмо брату в Малоярославлец: «Благодарение премного-усердному Богу, сподобившему меня недужного совершить священнослужение на праздник Успения Божия Матери и соборне славить всечестное Ея Успение пред новошитым изображением. Но при сем прекрасно составленном искусстве швейном я с первого взгляда увидел значительную ошибку: лики апостолов нашиты превратно. Они смотрят не к Божией Матери, а в противные стороны. Надобно все четыре штуки переставить. Случились севские швеи, и о. Макарий дал им исправить. Они нашли большое затруднение, потому что на цельных выпусках бархата они нашиты. Но не знаю, как они ухитрились переставить. Сие написал я для того, чтобы ты их известил к осмотрительности на будущее время»⁴⁶⁸.

Зосимову пустынь не оставлял своим вниманием и добрый архипастырь митрополит Филарет. Сохранились его письма к матушке Вере, начиная с 1846 и по 1867 год (время преставления святителя)⁴⁶⁹. Эту переписку мы будем рассматривать в связи с общим повествованием ниже.

С 1852 года и далее сохранилась переписка матушки Веры (Верховской) с настоятелем Оптиной пустыни о. Моисеем. Известно также одно удивительное воспоминание матушки Веры о преподобном Моисее Оптинском: «Посетив однажды Оптину пустынь, она, прохаживаясь около монастырской ограды с приближенными к ней сестрами, заметила, что навстречу им шел архимандрит Моисей, но как-то особенно медленно. Когда он приблизился, мать Вера и бывшие с нею подошли к нему и поклонились, прося благословения. Но каково было удивление их, когда старец, всегда приветливый и внимательный, никого не благословил, ничего не сказал и продолжал тихо двигаться вперед, не замечая никого. Мать Вера громко назвала его по имени, он очнулся, удивился, что около него целая толпа людей, стал извиняться... Но выражение лица его, орошенного слезами, свидетельствовало, в каком состоянии его застигли... Матушка игумения Вера, подав другим знак, чтобы они удалились, одна продолжала путь со старцем, который начал с нею беседу духовную, весьма замечательную, однако ни одним словом не коснулся тогда молитвы»⁴⁷⁰. Существуют свидетельства об общении настоятельницы Зосимовой пустыни с Оптинским старцем Макарием (Ивановым)⁴⁷¹. Еще в мае 1836 года старец Макарий (Иванов) писал в Севский монастырь монахине Досифее (Лыкошиной)⁴⁷²: «Не помню, писал ли я Вам: прошлого года, когда я был в Москве, познакомился в доме г. купца Самгина с Вашими сестрицами Верою и Маргаритою Верховскими, стоявши вместе с ними на квартире у сего купца. Они меня звали побывать у них в пустыне, но мне было невозможно за распутицею»⁴⁷³. И в 1840 году «27 сентября... я писал тебе о бытии моем в Зосимовой пустыни, где нашел совершенные мир и согласие между сестрами Верою и Маргаритою и между всеми»⁴⁷⁴.

Об одной из поездок старца Макария в Зосимову пустынь, ставшей духовным праздником для всех, подробно рассказано в его Жизнеописании: «11 октября 1851 года отец Макарий отправился в Малоярославецкий монастырь в сопровождении послушника Иоанна Половцева. Оттуда вместе с отцом настоятелем игуменом Антонием проехали они в Боровский преподобного Пафнутия монастырь и после любезного свидания с настоятелем оного монастыря архимандритом Геннадием отправились в Зосимову женскую пустынь, бывшую под особенным покровительством Московского митрополита Филарета и наместника Троице-Сергиевой Лавры архимандрита Антония. Там неожиданно пришлось им свидеться с отцом наместником». Вот как писал об этом сам старец Макарий к севским племянницам: «В понедельник рано приехали в Зосимову пустынь... От преизбытка их (сестер) радости и любви они не знали, какое нам подать успокоение. Но мы были довольны, и нельзя не быть признательным к всеобщему радостному и усердному приветствию и растворенному откровенному чувству. Но в самое время нашего у них пребывания умножилась их радость: получили известие, что завтрашний день, то есть 16-е число, приедет к ним отец наместник лаврский, отец архимандрит Антоний, и пробудет у них день своего Ангела бывшего, Андрея Критского, 17-го числа, что и исполнилось. 16 числа в 3 часа пополудни приехал отец архимандрит; и для нас было это такое неожиданное утешение, так что если бы и списываться к съезду, то нельзя бы было так приноровить. Приятное его любовное простое обращение, душеполезные и назидательные беседы для всех и каждого служили большим утешением. И в это все время у сестер работы и занятия все были оставлены, кроме нужных; а все приседали при ногу его и нашею и питались душевною пищею, исходящею из уст его»⁴⁷⁵.

О состоявшейся поездке о. Макарий сообщил монахине Досифее так: «Я недавно был в Малоярославце, а оттуда с о. игуменом ездили в Зосимову пустынь, где были очень довольны радушным принятием твоих сестриц м. Веры и Маргариты. У них теперь собралось более ста сестер и уже выстроены две церкви и кельи прекрасные у всех, тесноты нет и нужды не имеют»⁴⁷⁶.

Упомянутые о. Макарием две церкви в Зосимовой пустыни – Троицкий храм и, видимо уже построенный, надвратный каменный, Одигитриевский⁴⁷⁷. Он был освящен (после окончательной отделки) несколько позже, 27 июля 1852 года. Строительству этого храма предшествовало несколько чудесных событий. Когда сестры обители узнали о чудотворной иконе Божией Матери в часовне ближнего селения Рыжкова (или Кузнецове), то «по благословению владыки, подняли святую чудотворную икону и крестным ходом принесли в свою обитель для молебствия. И как только Царица Небесная посетила свою обитель, в тот же год одна благодетельная госпожа, исцеленная от болезни Матерью Божиею в сонном видении, возусердствовала выстроить небольшой храм во имя Матери Божией в каком-либо женском монастыре, и узнав, что в Одигитриевской обители нет храма во имя Одигитрии, по благословению владыки, создала оный над святыми вратами стены пустынной обители. Престарелая мать исцеленной отдала в сию церковь древнюю чудотворную икону «Одигитрии» Смоленской»⁴⁷⁸. Имя жертвовательницы на храм – титулярная советница Елизавета Петровна Арсеньева (впоследствии Третьякова)⁴⁷⁹.

Что-то о внутреннем распорядке в обители можно узнать из автобиографии, написанной одной из духовных дочерей игумена Антония – Анной Баниной, вступившей в Зосимову пустынь 2 января 1853 года (в монашестве Аполлинарией). Она оставила нам теплое воспоминание о первых днях своего пребывания в монастыре⁴⁸⁰.

В 1853 году в пустынь пришла племянница матушки Веры, Мария⁴⁸¹ – в будущем третья настоятельница Зосимовой пустыни игумения Магдалина. Ее взаимоотношения с другими сестрами складывались очень сложно. Под руководством матушки игумений, проявив послушание и терпение, она выстояла и «облеклась в нового человека». Господь благословил ее особым образом, крестом начальницы обители: в 1881 году сестры обители выбрали рясофорную послушницу Магдалину своей настоятельницей единогласно.

Письма о. Моисея (Путилова) открывают и планы расширения Троицкого храма в Зосимовой пустыни. 20 сентября 1849 года он писал игумену Антонию: «Третьего дня была у нас в обители г. Марья Ивановна Головина⁴⁸² из Тихоновой пустыни и между прочим просила меня осведомиться посредством тебя о предложении строения придела от ее усердия в Зосимовой пустыни, где строиться будет храм новый. Чего будет стоить один придел по смете, о каковой просит справиться и доставить ей посредством меня, а не прямо в Тихонову пустынь, дабы негласно было. Согласно ее требования, выправься и пришли мне уведомление»⁴⁸³. Как мы знаем, северный придел в новом Троицком храме посвятили Марии Египетской.

Большую часть средств на расширение храма выделил Семен Лонгинович Лепешкин. Он руководил и стройкой, вкладывая в это свои знания и душу. Позднее благочинный монастыря архимандрит Пимен (Мясников) напишет в своих воспоминаниях: «Соборный храм посередине монастыря, каменный, трехпрестольный, весьма благолепный как снаружи, так и внутри и вполне свидетельствующий о щедрости и усердии храмоздателей и благотворителей Лепешкиных»⁴⁸⁴. Южный придел посвятили святым покровителям основателя и устроителя обители старца Зосимы и Семена Лонгиновича – преподобному Зосиме Соловецкому и священномученику Симеону Персидскому. Как удивительны действия Промысла Божия, объединившие земные усилия о. Зосимы и Симеона Лепешкина, память небесных покровителей которых празднуется Церковью в один день – 17 (30) апреля!

Надо сказать, что при расширении храма святой колодезь, сооруженный на месте келий преподобного Зосимы, подошел под церковную стену, пришлось сломать часовню, но колодезь остался навсегда. «Над ним были сделаны под стеною арки из белого камня и вход к нему извне церкви, по каменным уступам. Над входом крытое, приличное церковному зданию крыльцо с дверьми. И как самая обитель, возникшая из дикого пустынного болота, так и сей колодезь под церковью и самый гроб старцев в церкви остались вечными памятниками назидательной по своему благочестию жизни о. Зосимы. В память вечную будет праведник (Пс. 111:6). Прославляющего Мя прославлю, сказал Господь»⁴⁸⁵.

Наступил долгожданный день освящения Троицкого храма с двумя новыми приделами и обновленным внутренним убранством. Состоялся праздник 1 октября 1855 года. Только доброхотный и любвеобильный благодетель пустыни Симеон Лонгинович Лепешкин не дожил до торжественного и радостного дня (он скончался за полтора месяца до освящения главного храма обители). Литургию и чин освящения возглавлял сам митрополит Московский и Коломенский Филарет. На праздник, по благословению митрополита, приезжали Оптинские старцы Моисей, Антоний и Макарий «для личного с ним свидания и беседы»⁴⁸⁶.

В своей «беседе» с сестрами на празднике митрополит Филарет дал им свое пастырское наставление:

«Никто не надейся на себя.

Никто не очтаявайся в благости Провидения Божия.

Лишенный, скорбящий, озлобленный, не лишай сам себя веры и терпения и непрестанно взыскуй Господа, хотя, по-видимому, Он и сокрывается. Взыскующий Господа не лишатся всякого блага (Пс. 33:11).

Избавленные от озлоблений, скорбей, лишений, не воздремлите в вашем покое. Покой устроен вам для беспрепятственнаго благоделания и свободнаго служения Богу: вознерадев о сем, сами разрушите покой ваш. Непрестанно благодарите верховнаго благодетеля Бога и в Нем и земных благодетелей, добрых служителей Его благости. Благодарное к Богу сердце есть открытый сосуд для Его благодати»⁴⁸⁷.

Под таким благодатным водительством духовная жизнь в Зосимовой пустыни процветала. В распоряжение обители за эти годы поступили из щедродательной Божией десницы немалые пожертвования⁴⁸⁸; в пустыни таким образом создались все условия (как духовные, так и материальные) для утверждения обители в статусе монастыря.

О возведении Одигитриевского Троицкого общежития на степень монастыря

Посетив Одигитриевское Троицкое общежитие не только для освящения храма, но и «для личного усмотрения состояния общежития», митрополит Московский Филарет «нашел, что по внешнему устройству общежитие имеет совершенный вид монастыря. Богослужение церковное совершается в нем с полнотою монастырскою, чтение и пение исполняется сестрами благоговейно. Правила и чин общей трапезы также монастырские. ...Кратко сказать, это вполне образовавшийся монастырь, которому недостает только монашеского пострижения», о чем митрополит уведомил Святейший Синод в конце декабря 1855 года⁴⁸⁹.

Наконец Святейший Синод определил, а Государь 3 марта следующего 1856 года утвердил: 1) Одигитриевское Троицкое общежитие переименовать в общежительный Троице-Одигитриевский монастырь. 2) Монастырю сему иметь, как имело общежитие, 40 монахинь, в числе которых одну игумению и одну казначею, с соответственным числом послушниц. 3) Иметь при монастыре священника⁴⁹⁰ и причетника, а ежели окажется нужным, двух причетников, преимущественно для алтарной службы; чтение же и пение, как и в общежитии было, имеют отправлять сестры обители. 4) Содержание сему монастырю иметь от собственных капиталов и недвижимых имуществ, от трудов сестер и от благотворителей⁴⁹¹.

Началась подготовка к постригам и празднованию долгожданного утверждения пустыни в монастырском статусе. Интересные сведения об этом времени передает письмо зосимовской инокини Марии Поливановой от 20 июля 1856 года:

«Матушка 15 числа сего месяца возвратилась благополучно из Москвы и Лавры, где теперь находится наш владыка⁴⁹², который, как и о. наместник⁴⁹³, приняли матушку очень милостиво. Владыка с добрым расположением относился об нашей обители, говоря, что она на хорошем замечании у начальства, благословил матушке отдать цензору Жизнеописание святого старца Зосимы. Матушка с письмом о. наместника была у цензора архимандрита Сергия, который особенно милостиво принял матушку, обещал все свое старание и усердие употребить в этом деле⁴⁹⁴. С чувством умиления слушал владыка рассказ матушки и просьбу, чтобы почистить колодезь о. Зосимы и поставить над ним крест, ибо пошли частыя исцеления от этаго колодца, многим снится во сне. Недавно одна женщина ближняго селения, умывшись этой водою, исцелилась от раку на лице. Этот колодезь находится в 3 верстах от нашей пустыни, вырыт самим святым старцем. Там была и келия его, где он, однако, жил не более года или еще несколько и менее, но любовь его переселила оттуда к любящим и преданным ему сестрам его. Наконец оказалось, что у нас по указу положен штат на 40, а не на 20 (как прежде думали) монахинь мантейных. Владыка же благословил на первый год, чтобы было 20 и чтобы матушка каждый год представляла по 2 или по 3 к мантии, а рясофорных будет, кажется, 25. Так как Анисьи Ивановны [Конюховой] нельзя бумаги представить в Синод, не годятся, а вновь в Сибири через 40 лет не отыщут, то владыка благословил на нее надеть мантию без прошения в Синод, а на ее место матушка представила Любовь Семеновну [Загрязскую]. Владыка так милостиво внимателен к нашей обители, что обратил внимание и на одежду, говоря, что ему нравится Хотьковского монастыря форма, ибо скромная, но только прибавил, чтобы не было бархату в пустыни. Праздновать утверждение монастыря владыка благословил 3 марта, ибо в этот день подписал Государь; службу править по Уставу Благовещенскую, в этот день мученика Василиска, день Ангела старца Василиска. Отец наместник пожертвовал 10 серебром на покупку одежды, подписавши своею рукою, и матушка с этим листом 10 дней сама ездила к благодетелям, и Господь благословил ее труды – она собрала более 500 серебром, много надо, чтобы нас 120 экипировать. Отец наместник сам приедет открывать монастырь и нас наряжать или в конце сентября, или в начале октября»⁴⁹⁵.

Вскоре пришло поздравление с грядущим торжеством и наставление от духовного пастыря из Оптиной пустыни. После утверждения игумении⁴⁹⁶ (1 октября 1856 года) игумен Антоний писал:

«Приношу Вам заочное поздравление мое с светлым торжеством, нынешним праздником Покрова Божией Матери, которое дарует Боже Вам радостным и благоговеющим сердцем праздновати всегда и добрым жительством своим прославлять Господа Бога и Его Пречистую Богоматерь! Сей святый и незабвенно радостный праздник Покрова Божией Матери в прошедшем годе мы светло и радостно праздновали в святой обители Вашей; ибо якоже кокош скликает и собирает птенцы свои под крыле свои, тако Премилосердная Мати Божия в числе прочих и меня, недостойнаго, удостоила призвания на празднике Покрова Своего в святую обитель Свою; так что воспоминание о сем и ныне веселит сердце мое, как сказано во псалмах: и останок помышлений празднует Ти! После сего еще принесу Вам поздравление мое с другим тоже великим торжеством, т. е. возведением общежития Вашего на степень первоклассных монастырей Российской иерархии, а матушки Веры посвящением в великий сан всечестнейшаго игуменства. Теперь она по благости Божией и за святые молитвы Матери Божией и угодника Их преподобного отца Зосимы облечена с высоты силою! Посему, возлюбленные о Христе Иисусе сестры, повинуйтесь богоизбранной начальнице Вашей высокопреподобнейшей госпоже игумении Вере и покоряйтесь! Ибо она, как пастырь ваш добрый, торжественно дала обет о душах ваших бдеть и за каждую из вас отвечать перед Богом; посему и повиновение свое должны вы, по слову святого апостола Павла, с радостию оказывать Ей, а не с воздыханием, ибо все из вас послушливый и смиренный найдут себе в лице Ея матерь заботливую о пользе вашей и спокойствии; одне только горделивыя и непокорныя, может быть, увидят в жезле или в посохе ея страх себе, и обличение, и отлучение, почему и не должно доводить себя до того. Вот Вам, матушка моя, и поздравление, и благожелание; а кому будет это не по душе, у тех смиренно прощения я прошу, ибо для некоторых и Христово слово казалось жестоко; аз же есмь червь, а не человек.

За сим испрашиваю на Вас благословение Божие и остаюсь навсегда недостойный игумен Антоний»⁴⁹⁷

Праздник состоялся в октябре-ноябре⁴⁹⁸ 1856 года. «Служил наместник Троице-Сергиевой Лавры отец архимандрит Антоний. По окончании часов прочтен был указ о возведении Зосимовой пустыни на степень монастыря и переименовании ея в Троице-Одигитриевский общежительный монастырь. В это же время несколько сестер облечены были в рясофор»⁴⁹⁹.

Первые пострижения в монашество

В 1856 году, когда Зосимова пустынь получила статус монастыря, матушке Вере (Верховской) было уже 54 года, а ее сестре матери Маргарите 51 год. Их постриг в монашество был совершен в сентябре в Свято-Троицкой Лавре; 26 сентября того же 1856 года матушка Вера была возведена в игумений Троице-Одигитриевского монастыря⁵⁰⁰.

Первый постриг сестер состоялся 12 апреля 1857 года. Среди первых пострижениц – известные нам духовные чада игумена Антония (Путилова): Екатерина Загряжская (в монашестве Евгения), Любовь Загряжская (в монашестве Антония), Феодосия Поливанова (в монашестве Мария), Наталия Качалова (в монашестве Афанасия), а также ученицы самого старца Зосимы, приехавшие вслед за ним из Туринского монастыря – родные сестры Стефанида и Агриппина Туголуковы⁵⁰¹, Анисия Ивановна Конюхова. Еще пять чад старца Зосимы получили монашеский постриг осенью 1857 года: трое приехавших из Сибири – Агриппина Ползунова (в монашестве Аскитрея⁵⁰²), Параскева Иконникова, Анна Костоусова и две пришедшие к о. Зосиме в пустыньку под Вереей – Анна Болотина и Ирина Чернецова (в монашестве Зосима)⁵⁰³.

Такие торжества оставляли неизгладимое впечатление в памяти сестер. Когда 12 января 1863 года наместник Лавры архимандрит Антоний (Медведев) постриг еще шестерых послушниц, то об этом о. Антонию (Путилову) сразу же написала монахиня Филарета⁵⁰⁴, вот как трогательно звучат ее слова:

«Ваше Высокопреподобие!

Достопочтеннейший мой батюшка! Отец Антоний!

Приношу Вам мое усерднейшее поздравление со днем Вашего святого Ангела⁵⁰⁵! Даруй Вам Господь еще многие лета оный праздновать в добром здравии. И еще Вас позвольте поздравить со днем рождения возлюбленной Вам дщери, многоуважаемой мною матушки Афанасии⁵⁰⁶. И ей Промыслом Божиим какой устроен подарок для дня ее рождения: ей Господь вручил двух евангельских дщерей. Очень чувствительное для души было сие пострижение шести сестер и грешной мне напоминовение три года тому назад моего пострижения. И очень чувствительно было слышать предание оных от Евангелия, которого меня Господь не сподобил, ради грехов моих множества. Я по незнанию оного не добивалась и во всем расположилась на волю Божию, но впоследствии очень о сем скучала, но и тут усматриваю везде Промысл Божий! И сама себя утешаю тем, что ежели Господь тако устроил, что не благоволил мне предызбрать матери духовной, но в великий день празднества Введения во храм Божия Матери устроилось мое пострижение, то сильна эта милосердная Руководительница управить мое окаянство на путь спасения!»⁵⁰⁷

К 1863 году отец благочинный, по всей видимости, посчитал, что почти двадцатилетняя жизнь в обители и шестилетний монашеский опыт старших сестер достаточно для руководства новопостриженными, и назначил некоторых восприемными матерями⁵⁰⁸. В автобиографии м. Аполлинария написала о своем постриге кратко: «В 1863 году, 12 января, Господь сподобил меня пострижения в ангельский образ, которое совершено было архимандритом Антонием. Восприемной матерью при пострижении была казначея монастыря, матушка Афанасия»⁵⁰⁹. Впоследствии мать Аполлинария проходила послушание настоятельницы нескольких монастырей и, приняв схиму, представилась ко Господу (см. о ней ниже, в специальной главе). Ко дню кончины матушки Веры (ноябрь 1868 года) в монастыре было 29 монахинь и 15 послушниц, облеченных в рясофор⁵¹⁰.

Развитие монастыря

К 1856 году богослужения в обители проводились на четырех престолах. Готовился к освящению пятый: заканчивалось строительство колокольни, на втором ярусе которой предполагали соорудить храм, посвященный Крестителю Господню Иоанну. Сыновья Семена Лонгиновича Лепешкина Василий и Дмитрий Семеновичи не оставили дела, начатого их отцом, а продолжили и закончили его во славу Божию. На колокольню были подняты семь колоколов: первый весом в пятьдесят пудов, следующие в тридцать, восемнадцать, в шесть и в три пуда, колокола поменьше весили один пуд двадцать фунтов и один пуд тридцать фунтов⁵¹¹.

Освящение храма во имя Рождества Иоанна Предтечи назначили на 22 июля 1857 года, Оптинские отцы были приглашены матушкой Верой заранее. В скитской летописи за 1857 год июль месяц записано: «18 числа батюшка о. Макарий и о. игумен Антоний, получив уведомление о имеющем быть в Зосимовой женской пустыни 22 июля освящении храма и приглашенные присутствовать при сем торжестве от м. игумений и благодетеля обители сей В. Л. Лепешкина⁵¹², выехали после обеда сего числа. Возвратились 29-го в ночь»⁵¹³. Несколько дней спустя о. Макарий отозвался на это событие так: «Мы поехали из Зосимовой в четверг, пообедавши в два часа, в сопровождении лика дев, посвятивших себя на служение Господу: более ста провожали от кельи и за врата святые с большим усердием; спаси их Господи!»⁵¹⁴

К декабрю месяцу в обители закончили составление главной описи церковных и ризничных вещей⁵¹⁵ (в настоящее время эта опись помогает при реставрации храмов). Продолжалось новое строительство в монастыре⁵¹⁶. Клету 1863 года обустроили богадельню, куда переселились престарелые монахини⁵¹⁷.

Оформление исконных земельных владений Троице-Одигитриевского девичьего монастыря произошло при специальном межевании 17 августа 1863 года⁵¹⁸. Расширялись и земельные владения. Интересно отметить, что законодательство того времени предусматривало «для подкрепления православных монастырей в способах их существования и в чаянии, что собственная польза побудит их к сбережению лесов, отделять им из казенных лесных дач участки, кои сдаются в их заведывание и управление – от ста до ста пятидесяти десятин и более, с лучшими угодьями». В сентябре 1862 года для Зосимовой пустыни было отведено более 150 десятин земли из казенной дачи Карцевой от села Кузнецова⁵¹⁹. С севера от монастыря располагался участок леса, выкупленный в 1863 году специально для обители коллежским асессором Иваном Ильичем Верховским – около 24 десятин строевого и дровяного леса⁵²⁰. В 1867 году за счет пожертвования от владельцев сельца Голохвастова у монастыря увеличились земельные владения – свыше 81 десятины земли со строениями на ней⁵²¹, обитель принимала и денежные жертвы⁵²², вознося молитвы за благодетелей.

К сожалению, сохранившиеся в архивах документы зафиксировали дела, связанные только с хозяйственной деятельностью монастыря. О духовной жизни насельниц пустыни можно узнать немного, из писем или воспоминаний. Первый источник говорит о том, что каждый год все насельницы монастыря говели к отчиной памяти (24 октября) и причащались Святых Христовых Тайн. Устав соблюдался строго и был достаточно суров: обычно в монастыре (не в периоды постов) скоромная пища разрешалась всего два дня в неделю⁵²³.

Чтобы хоть немного представить иноческий путь сестер, обратимся к письму, направленному о. Антонию (Путилову) послушницей Евфросинией за июль 1863 года (где она задает вопросы относительно откровения помыслов у старицы): «Мне м. игумения приказала Успенским постом говеть и непременно идти к старице говорить. А я так была расстроена против откровения поста, что его не соблюдают старицы, а выдают всеобщему суду. У меня вот какие мысли: “Кто это уставил откровения к женскому полу? И отче говорил матушке, когда умирал, что вы не можете вместить откровения, а только живите в любви и согласии”. А они стараются под[д]ержать, но не имеют твердости духа. Поэтому и разрушается»⁵²⁴.

Для нас главное в приведенном письме – упоминание о завещании старца Зосимы.

В июле 1859 года настоятельницу Зосимовой пустыни матушку Веру постигла непоправимая утрата – ушла ко Господу ее сестра, верный духовный друг и помощница в несении полного забот и тревог послушания начальницы. Человек, яко трава, дние его, яко цвет селный, тако оцветет: яко дух пройде в нем, и не будет, и не познает ктому места своего (Пс. 102:15–16). Святитель Филарет, ободряя матушку Веру, заповедал ей покориться воле Божией и не погружаться в чрезмерную печаль: «Господь наш Иисус Христос, смерть поправый и живот миру Своему даровавый, да приимет в мире душу рабы Своея схимонахини Маргариты и да упокоит в селениях света с преподобными, благоугодившими Ему.

Смертные останки ее пусть положатся в церкви в приличном месте. Игумения же Вера да не забывает своего имени. Вера не предается неумеренной печали над видимыми смертными останками, но с молитвою и упованием простирается в невидимое и не почитает себя отлученною от общения с отшедшею в вере же душею. Июля 29, 1859»⁵²⁵. В знакомых нам келейных записях игумена Антония (Путилова) читаем: «27 июля 1859 года скончалась вечером после всенощной Зосимовой пустыни схимонахиня Маргарита со всем христианским напутствием». Когда именно пострижена была матушка Маргарита в схиму, неизвестно. Возможно, на смертном одре; она была похоронена, по благословению митрополита Филарета, в склепе под полом южного придела в Троицком храме⁵²⁶.

Для матушки Веры эта смерть была большим потрясением. Всю осень она сильно болела, в декабре одна из сестер писала так: «Здоровье матушкино как-то не утешает нас, хотя страдания жестокие и прекратились, но самый короткий разговор доводит ее до усталости, до обмороку. Писать еще не может, ибо надо наклоняться, что ей очень вредно. Все бумаги, отчеты и проч. не могла она подписывать, и Владыка благословил за нее подписывать казначее. Плохо она поправляется, да и невозможно совсем поправиться, выдержавши такую болезнь, а главное перенесши столько скорбей, последствием коих и была эта болезнь»⁵²⁷.

Но жизнь продолжалась, и милостивый Господь вскоре послал Свое утешение. В апреле 1860 года вышла в свет книга с Жизнеописанием основателя монастыря старца Зосимы. Первое издание передавало читателю сведения о его жизни, безраздельно посвященной Христу и служению ближнему, его слова и беседы, включало в себя воспоминания об этом великом отшельнике и потому стало духовным праздником не только для сестер обители, но и подвижников того времени.

Вот что писали оптинские старцы Моисей и Антоний (Путиловы)⁵²⁸ в своих Отзывах на книгу:

«К душевному утешению нашему, доставлены 30 апреля от усердия Вашего посланные при письме 11 апреля две книжицы жизнеописания блаженныя памяти старца схимонаха Зосимы. В издании этой книги имею особенную душевную радость припоминать святолепных подвижников, старцев духовных, которых Господь удостоил меня видеть и знать во время жизни их на земле. К сожалению, не имел я случая видеть только старца Василиска».

«Чрез скудныя строки сии приношу Вам, дражайшая моя матушка, из глубины души моея всечувствительнейшее благодарение за весьма приятное мне письмецо Ваше и за посланный при оном книги “Жизнь боголюбиваго старца Вашего преподобного отца Зосимы и богомудрыя изречения его”. За усердие Ваше ко мне убогому воздаст Вам Господь Бог Своею милостию. Вы изданием сих книг доставили великую пользу для многих чтущих, особенно для иночествующих».

Много добрых и благих пожеланий находим мы и в отзывах о Зосимовой пустыни Московских викариев: преосвященного Леонида (Краснопевкова), епископа Дмитровского⁵²⁹, и преосвященного Саввы (Тихомирова), епископа Можайского⁵³⁰. В августе 1863 года преосвященный Савва обозревал церкви и монастыри, находящиеся в уездах Подольском, Верейском, Можайском и Рузском, и посетил «Зосимо-Одигитриевскую пустынь»⁵³¹.

О пребывании владыки Саввы в Зосимовой пустыни лучше всего расскажет очевидец. Процитируем отрывки из письма монахини Антонии (Загряжской) в Оптину пустынь к игумену Антонию.

«Теперь, батюшка, расскажу Вам о нашем утешении, которым Господь нас, как малых детей, повеселил. В вечерню на отданье Успения Пресвятой Богородицы [22 августа] в конце службы вдруг сделалось в церкви заметное движение между сестрами, и одна от другой шепотком узнали мы, что на гостиницу уже приехали протодиакон и певчие и что с часу на час ожидают к нам прибытия преосв[ященного] Можайского Саввы, второго викария Московского... На другой день он пожаловал к обедне, только без пения, ибо не был служащим, а служил уже в субботу, на память святого Петра митр[ополита]. После обедни мы все подходили к благословению преосвященного... После своего стола ходил по всей обители, был во всех келиях, всем сказал по несколько полезных и милостивых слов. Мы с ним и в ограде, и за оградою, и он так был милостив и благоприступен ко всем, точно простой, знакомый монах. Во время всенощной под субботу выходил на «величание». С вечеру пели наши крылосные, а обедню на правом крылосе архиерейские, а на левом наши. Как приятно и утешительно было смотреть на торжественное архиерейское служение при прекрасном стройном пении обоих крылосных, и его, и нашего. После обедни служил литию по отче и м[атери] Маргарите, потом опять все подходили под благословение...»⁵³² И еще, из письма ее сестры монахини Евгении: «Викарий Савва с восхищением передал такую похвалу самому митрополиту, который лично благодарил игумению»⁵³³.

Преосвященный Савва, видимо, очень помогал игумение Вере, будучи викарием Московским, входя во все подробности и затруднения, касающиеся управления монастырем. Настоятельница не раз обращалась к владыке за разрешением различных вопросов, Так, осенью 1863 года в обители не знали, как выполнить очередное предписание церковных властей, и «матушка игумения поехала к преосвященному Савве с келейницей своей переговорить о присланных в обитель трех женщинах раскольницах, которых предписывают указом увещевать к обращению к Православной Церкви... да еще одну и близкую к разрешению от бремени»⁵³⁴.

Преосвященнейший Леонид (Краснопевков) посетил Зосимову пустынь осенью 1866 года, в письме к владыке Савве он передал свои теплые впечатления о монастыре: «Был в Зосимовой пустыни и понял, почему Вы были так расположены к святой этой обители. Таковых бо есть Царствие Божие, и они хранимы Богом для распространения на земле даров благодати Божией. Я не служил там, но пробыл 24 часа в общении молитвы и бесед душеполезных с матушкою и старшими сестрами»⁵³⁵. Сохранился отзыв о монахине Филарете Панютиной (свидетельствующий о духовной настроенности сестер), которая «во все время пребывания владыки не входила в свою келью, но с умилением смотря, как все сестры ходили за ним, размышляла, какая была радость, когда Господь ходил по земле и весь народ за Ним»⁵³⁶. Матушка Вера написала об этом дне владыке Савве так: «19 сентября в 3 часа пополудни пожаловал к нам в обитель преосвященный Леонид из Звенигорода, без певчих, без свиты, только с настоятелем Саввина монастыря и с келейником, а потому и не литургисал у нас. Был очень милостив и с добротою обходителен со всеми. И все ему у нас понравилось. Спаси его Господи!»⁵³⁷

Вскоре посетил Зосимову пустынь еще один вновь назначенный викарий, преосвященный Игнатий, он служил раннюю обедню⁵³⁸, позже владыка не раз приезжал в пустыньку для совершения Божественной литургии⁵³⁹.

Поддержка владык, расположенных к Зосимовой пустыни, утешала монахинь, но через несколько лет они лишились мудрого духовного руководства – в августе 1865 года почил о Господе Оптинский старец отец Антоний (Путилов). В 1866 году владыку Савву (Тихомирова) перевели на другую кафедру, в Витебск, епископом Полоцким и Витебским. А осенью 1867 года великого святителя⁵⁴⁰ люди земли Русской провожали в последний путь. Монастырь таким образом совсем осиротел. Игумения Вера писала о погребении митрополита Московского следующее:

«Угас светильник наш, закатилось наше светлое и теплое солнышко! Лишились мы милосердного отца и покровителя нашего! С помощию Божиею я успела приехать к обедне, после которой совершено было отпевание почившего; после оного, за ужасною теснотою, едва-едва я могла прикоснуться, поцеловать святую ручку святого владыки, но как я обрадовалась, узнавши, что по окончании погребения гроб его не закрыли и что днем и ночью допускают всех. В два часа по полуночи я с Магдалиною и с келейницею приехали в Чудов, и в церкви, хоть и много было народа и входящего и выходящего, было просторно и свободно. У владыки только лицо было покрыто воздухом, а ручки и весь лежал в гробе открыт. Иеромонах читал Евангелие, четыре диакона в черных стихирях стояли над гробом с рипидами, народ во множестве ставил свечи к гробу, точно как к мощам ставят, некоторые служили панихиды, и мы удостоились сие исполнить. До 5-ти часов мы пробыли у гроба нашего отца и покровителя и не один раз прикладывались к обеим ручкам его и простились с ним с горячими слезами, ибо в 5 часов заблаговестили к ранней обедне, и хлынуло множество народа и ждали прибытия духовенства, и мы поспешили уехать от тесноты. Три часа у гроба владыки нам показались за три минуты. И горько простились с ним до вечности. Последний же раз я была у него 18 октября. Милостиво принимал меня, отечески занимался со мною, и сборную книгу, по его резолюции, выдали нам из Консистории, в коей он на начале своею рукой подписал 30 руб. В обители нашей глубокое уныние; ежедневные заупокойные обедни, после которых ежедневные панихиды; до сих пор сильная печаль наполняет мою грешную душу»⁵⁴¹.

Только на год пережила матушка Вера эту утрату. О ее жизни, полностью отданной на служение Богу и ближним, следует рассказать подробнее.

Первая настоятельница игумения Вера (Верховская)

Длительная работа в архиве, посвященная сбору данных о игумений Вере (Верховской), увенчалась результатом – удалось найти метрические свидетельства о рождении матушки Веры (в миру Варвары) и сестры ее схимонахини Маргариты (в миру Матроны). Как будет видно из нижеприведенной записи, Варвара родилась вовсе не на постоянном месте жительства семьи – в приходе храма Рождества Богородицы в селе Лобково Смоленского уезда. Но по каким-то причинам ее отец пожелал оставить память о рождении своего первенца в родном селе, и год спустя, в декабре 1802 года, в метрической книге села Лобкова появилась не совсем обычная запись:

«4 декабря. Сельца Хутор у капитана Илии Верховского с женою его Екатериною Ивановою законно прижита родилась дочь Варвара. Крещена Дорогобужской округи села Егорья священником Стефаном Феодоровым прошлого 1801 года. Восприемники оной же округи сельца Зубровки помещик Гавриил Петров и подпоручица Евфросинья Данилова дочь Ушакова».

И спустя несколько лет другая запись:

«1805 год, 29 марта. Смоленского уезда сельца Хутор у капитана Илии Богданова сына Верховского с женою его Екатериною Ивановою законно прижиты родились 27 числа близнята сын Иларион и дщерь Матрона. При крещении Илариона восприемниками были сельца Пересны подпоручик Владимир Иванов сын Ловейка и сельца Денисова дворянская дочь девица Анна Николаева дочь Вонлярлярская. При крещении Матроны восприемниками были священник Иоанн Марков и Дорогобужского уезда сельца Тетевина поручица Евфросинья Данилова дочь Ушакова»⁵⁴².

Дети рано осиротели: отец умер в 1813 году, а вскоре, в мае 1819-го, умерла мать⁵⁴³. Вместе с тремя братьями⁵⁴⁴ они жили у тетки в Буловицах, в сельце недалеко от Лобкова, где когда-то родились их отец и дядюшка – о. Зосима. О последнем семья не имела никаких сведений и считала его умершим. Только в 1820 году, перед первым путешествием в Санкт-Петербург, о. Зосима написал письмо из Кузнецка к своим родным в Смоленск.

Промыслом Божиим призванный из глубокого, сокровенного безмолвия на открытое поприще служения Богу, старец посчитал необходимым сообщить о себе родным, 30 лет не имевшим о нем достоверных известий. От лица всей семьи ему ответила старшая из детей, Варвара; письмо ее было исполнено печалью сиротства и радостью от знания, что дядя оказался жив и теперь, после утраты родителей, есть к кому обратиться.

В свою первую поездку в Петербург о. Зосима не успел заехать на родину, свидание с родными состоялось только весной 1823 года.

Когда все дела по устроению Туринского монастыря в Петербурге были окончены, о. Зосима поехал в Смоленскую губернию, в поместье Буловицы, некогда принадлежавшее его родителям. В доме проживали его родственники: две пожилые сестры и сироты брата Илии. Но о. Зосима там детей не застал. Старший сын служил уже в полку, два младших были помещены в учебное заведение, дочери, Варвара и Матрона, гостили у тетки по материнской линии (за ними немедленно послали лошадей).

Отец Зосима в ожидании племянниц строго постился, горячо молился Богу и написал им целую тетрадь увещаний, произнеся при этом обет пред Всевышним: «Господи, до тех пор не буду ни пить ни есть, пока хотя одна моя племянница не решится служить Тебе в жизни монашеской».

Через три дня утром они приехали. Первые минуты радость от встречи сковывалась страхом, обе с плачем упали к ногам старца. Он по-отечески обнял их и со слезами на глазах сказал: «Где ваши родители? Точно не было их! Так все умрем, и кто что имеет в мире, все и поневоле при смерти оставляет. Но как блажен тот, кто добровольно оставит мир для Бога!»

Обе девицы, рыдая, единодушно ответили (сначала младшая, а за ней старшая): «Мы понимаем Вас, мы согласны, мы готовы». Отец Зосима, возвеселясь духом, что приобрел двух овец для стада Христова, снял со стены образ Богоматери («Одигитрии» Смоленской) и благословил сестер на путь иноческий.

Родные, недовольные решением Варвары и Матроны отказаться от мира, употребили все средства, чтобы они переменили свое намерение. И напрасно... Через три недели все было готово к отъезду, и о. Зосима с племянницами отправились в Москву, где в своем доме их принял почтенный купец Николай Афанасьевич Самгин, благотворитель и попечитель всех нуждающихся. В дом Самгина прибыл, извещенный о сестрах, старший брат, чтобы отговорить девиц от «ужасного решения». Он ехал на почтовых день и ночь, только бы успеть увидеться с ними. Но познакомившись и поговорив со старцем, сам сделался его верным послушником. Настал день, когда в Симоновом монастыре старца с племянницами ожидал о. Иларий, чтобы посвятить сестер в иноческое звание. Старшую нарекли в постриге Верой, младшую – Маргаритой.

По прибытии в Туринский монастырь враг рода человеческого старался возбудить печаль и уныние в молодых девушках. Тоска, затаившись еще на родине, углубилась в Москве, но потом немного рассеялась путешествием: незнакомые города, виды, люди, обычаи и пр. развлекли на некоторое время. С вступлением в монастырь брань возобновилась с большей силой. Старшая из племянниц, преданная старцу, находила утешение в его отеческой любви и наставлениях, поэтому тихо и незаметно, по молитвам о. Зосимы, обрела мир душевный и навсегда, всем сердцем, возлюбила иноческую жизнь.

Гораздо больше скучала и унывала младшая сестра. Сейчас, когда приезжаешь в Туринский монастырь и с откоса смотришь в заречную даль, невольно вспоминаются страницы книги, содержащие описание Маргариты, задумчиво сидящей на пригорке, откуда виднелась большая дорога и поднимающаяся от копыт лошадей пыль, – эта картина долго будоражила ее душу и будила в ней зависть. Только молитвы старца к Царице Небесной избавили ее от искушения. Так Вера и Маргарита стали усердными ученицами и духовными дочерьми⁵⁴⁵ о. Зосимы, которые везде следовали за ним до дня его блаженной кончины.

Духовная связь со старцем Зосимой сохранилась у Веры и после смерти преподобного. Она оставила нам такое воспоминание: «Протекло некоторое время по кончине старца, и Вера, более двух месяцев не видевши его во сне, начала очень тосковать о том и, читая Псалтирь, горько плакала. Но вот, как бы в утешение свое, и она также видит, что будто идет куда-то за ворота и выходит в большое поле, покрытое зеленым лугом, по которому раскинулись зеленые кустарники, и будто у нее очень болят глаза, так что едва может она смотреть на свет и на луг и на кустарники. И вдруг по полю между кустами идет навстречу к ней старец и, остановясь перед нею, с отеческою милостию говорит ей: «Не плачьте вы обо мне, мне очень хорошо там. Вот ослепнешь от слез – видишь, как болят у тебя глаза. Не плачьте, я не забываю вас, вот и теперь иду к вам». При этом слове она пробудилась, однако не могла удержаться от слез, видя, как отец их, и отшедши от них в вечность, так же, как и живши с ними, принимал их любовь, слушал их прошения, утешал их в скорби, не оставлял и их и самой обители покровительством своим»⁵⁴⁶.

Любовь к незабвенному духовному отцу матушка Вера излила в чудесной книге, описав Житие преподобного, запечатлев на бумаге его высказывания и наставления «простые, но убедительные». Издательство «Паломник», выпуская в 1994 году Житие старца Зосимы (написанное игуменией Верой), отметило, что книга, бесспорно, принадлежит «к классике духовной письменности. Почти автобиографическая, чуждая вымысла и прикрас, эта повесть замечательна подлинным изображением духовного пути подвижника. Со страниц этой книги доносится особое благоухание, дивный аромат пустыни, миру незнакомый, – веяние святости»⁵⁴⁷.

Надо сказать, что ни в одном из дореволюционных изданий, ни в одной из сохранившихся рукописей не проставлено имя автора Жития. Но как правильно заметила газета «Московские церковные ведомости», отзываясь о втором издании книги в 1889 году, «Жизнеописание это составлено одною из ближайших учениц о. Зосимы, которая имела полное право называть его «отцем своим» (с. 17, 28). Если не ошибаемся, автор этого Жизнеописания – та самая Вера (в миру Варвара Верховская), родная племянница о. Зосимы, которая была преемницею его по управлению обителью и первою игуменией»⁵⁴⁸. Сам старец Зосима оставил заметку о том, что именно Веру он учил записывать совершившиеся события, свои чувства и впечатления. В Житии старца Василиска, написанном о. Зосимой, есть такое место в рассказе о скорбях в Туринском монастыре: «Егда же сотворились крамоли и несогласие в монастыре, тогда он, старец Василиск, много увещевал крамолствующих и недоброжелательствующих, а мирствующих утверждал пребыти непоколебимыми в своих обетах. О происшествии же крамолы и о разлуке моей со старцем, о сем в точности описано в книжице, составленной от девицы Веры, именуемой Варвары Верховской»⁵⁴⁹. Читая Жизнеописание о. Зосимы, видно, что вся книга написана тем же слогом, что и главы о событиях в Туринском монастыре. Это косвенно свидетельствует о том, что Жизнеописание о. Зосимы принадлежит перу игумений Веры.

Кроме того, в ответах автора Жизнеописания старца Зосимы на замечания рецензента находим, что «писавшая книгу старалась [а значит и могла] выдерживать собственные выражения старца»⁵⁵⁰, к тому же она прекрасно знала семью о. Зосимы. Издатели Жизнеописания старца Зосимы на английском языке решительно приписали авторство его племяннице и ученице – игумений Вере (Верховской)⁵⁵¹.

Книга о преподобном Зосиме, явившая миру образ великого пустынника и молитвенника, основателя двух женских монастырей, угодившего Богу своими подвигами, – достойная память матушке Вере, венок на могилу приснопамятной игумении.

Как и подобает монахине, на страницах Жизнеописания она ни слова не сказала о бремени управления монастырем, которое несла с кротостью и любовью. Позже княжна Елена Горчакова в книге, посвященной Зосимовой пустыни, напишет о ее первой настоятельнице (лично ей незнакомой) кратко и лаконично: «Благодаря неусыпным заботам своей начальницы, матушки Веры, унаследовавшей от своего отца духовного и наставника кротость и мудрость в управлении, обитель при увеличении материальных средств могла приютить в своих стенах большее число сестер. Оно возрастало весьма быстро, и после кончины игумений Веры, при ее преемнице Афанасии, в Троице-Одигитриевском женском монастыре уже считалось более ста матерей и сестер»⁵⁵².

Заслуги первой игумении Троице-Одигитриевского монастыря оценило высшее церковное начальство: она значилась среди «удостоенных в 16-й день апреля 1868 года Всемилостивейших наград за службу по духовному ведомству» – была награждена «наперсным крестом, от Синода выдаваемым»⁵⁵³.

Из истории обители известно, что епископ Савва (Тихомиров) в 1866 году уехал на новую кафедру. После отъезда владыки игумения Вера часто посещала епископа Леонида (Краснопевкова) и поддерживала с ним переписку.

Преосвященный оставил теплые, сердечные записи о матушке Вере в своем дневнике⁵⁵⁴.

«2 октября 1866 г. После вечерни пожаловала Зосимовская игумения с м. Магдалиной. Продолжительна и сладостна была беседа с боголюбивою старицей. Речь от ума просвещенного и сердца освященного лилась рекою. Много узнал, что знать – драгоценность, о силе веры, действующей в простых сердцах. Мать игумения хвалила своих старших сестер, будто бы порицая их; хвалила младших, будто где смеясь над ними. «Я сержусь на казначею, – говорила она, – то уж слишком ревностна к церкви. Занимается со мною счетами; ударили в колокол, она уже сама не своя: ее неудержимо влечет в церковь. Видя, что от наших расчетных занятий толка не будет, отпускаю ее. Она слушает утреню, после обедни запирается до трапезы и вычитывает все свои правила: акафисты, Священное Писание. Только и есть время от трапезы до вечерни, а люди рабочие ждут. «Когда же вы, мать казначея, выслушиваете сестер?» – «После ужина, иногда до полуночи остаюсь в трапезе и выслушиваю». Когда же спит-то она? Но когда посмотрю на свои немощи, то и помирюсь: хорошо, что есть ревность у кого-либо из нас. Я ленива, а та не пропустит минуты: и первая в церкви, и жизнь неукоризненная».

«Но надобно бы ей помощницу», – сказал я. «Есть помощница, да недостаточная; она в роли благочинной – м. Рафаила. Вот надобно переворашивать или убирать сено, и она бежит колокольчиком вызывать сестер на работу. А мы говорим: «Вот благочинная с почтой поехала». И уже вызвавши – то так что ни одной ленивенькой в келий не останется. Ея добродетель в том, что она везде первая, во всякой работе, прежде и усерднее всех к труду».

А вот о простых. Елена преклонных лет, подвижница, пасет в лесу лошадей. «Елена, ужели ты волков не боишься?» – «А что мне их бояться, они меня не съедят; всякая падаль для них вкуснее моего грешного тела». Как только приведет она в конюшню коней на часы полуденного зноя, берет лукошко и в лес за грибами для монастырского хозяйства. «Что ты, Аленушка, отдохнула бы, ведь измучилась». – «Да, матушка, надобно эту одеженку износить, чтобы меньше червям-то досталось», – отвечает она, указывая на свое исхудалое бедное тело.

Одна простолюдинка в летах требовала, чтобы ее обучили грамоте. Выучила азбуку, склады, прочитала под руководством три первые кафизмы и говорит учительнице: «Спасибо, довольно; теперь я и стану читать и перечитывать все эти три кафизмы, и этого довольно, чтобы душу спасти». Другую спросили: «Для чего ты желаешь выучиться грамоте?» – «Да чтобы грехи-то записывать, а то все забываю». Выучилась и спустя время говорит: «Спасибо. Вот какую длинную бумагу исписала я грехов-то. Запишу грех на бумагу, а тут же (указывая на грудь), а тут его и не стало!» Одна к своей старице приходит открыть совесть и вынимает веревку, всю в узлах. «Что это такое?» – «Грехи мои, матушка». – «Как грехи?» – «Чтобы не запамятовать, я как согрешу, так изавязываю узелок». – «Ну сказывай же, какие грехи замечены у тебя». – «Родимая, да я все перезабыла, где же их помнить-то». – «Да что же теперь делать мне с этой веревкой?» – «Как, матушка, что? Да ты грехи-то мои по узелкам сосчитай да все и прости», – и кланяется в ноги, прося прощения.

Сестры много читают, особенно в посты. Мать Магдалина, библиотекарь, по целым дням от книжных шкафов не отходит. Одна просит: «Дай мне, матушка, книжку, чтобы поплакать»; другие: «Дай мне книжку, чтобы мне смириться». Серьезные книги оставляют на посты; в другое время могут читать священные повествования, жизнеописания, путешествия к святым местам, духовные журналы. Когда зима загонит с работ в келий, начинают вечеровать: несколько сестер занимается рукоделием, а одна читает, между вечерней и ужином». Рассказывая о своей обители, матушка отмечала, что «из малолеток выходят крылошанки, золотошвейки, их воспитывают постепенно».

Матушка Вера продолжала писать и к владыке Савве, ожидая его духовных советов. Епископ делился с ней впечатлениями от перемены мест и встреч с новыми людьми, поддерживая эту переписку: «Возлюбленнейшая матушка, получать такие письма, какие Вы обыкновенно пишете мне, – для меня истинное утешение»⁵⁵⁵. Игумения умерла, возвращаясь из поездки к нему в Витебск, – такова была воля Божия. В переписке владыки Саввы раскрываются события этих скорбных дней. Приведем ее, ничего более не добавляя.

Письмо Захара Ильича Верховского к епископу Савве (Тихомирову)⁵⁵⁶ от 20 ноября 1868 года:

«Преосвященный владыко! Помяните душу усопшей игумений Веры, сегодня скончавшейся, не доезжая С.-Петербурга минут за пять до прибытия вагона до дебаркадера, где с братом Иваном Ильичом ожидал я ее с доктором и со священником вследствие полученной телеграммы о ее трудном положении. Но, к душевному прискорбию моему, и медицинская, и духовная помощь оказались для нее уже не своевременными! Помолитесь, владыко! О той, которая во время земной жизни высоко ценила Ваше к ней лестное внимание и уважала истинно Вас! Не оставьте в молитвах Ваших и меня грешного с сиротами моими⁵⁵⁷, вторично осиротевшими, потеряв ту, которая по горячей любви к ним заменяла мать; за память и за благосклонное внимание к которым от всей души благодаря, – с истинным уважением, прося благословения, имею часть быть душевно преданный Вашему преосвященству».

Из письма епископа Леонида (Краснопевкова) к епископу Савве (Тихомирову )⁵⁵⁸ от 26 ноября 1868 года:

«...Вчера, перед позднею литургиею, пел я панихиду над останками честнейшей игумений Веры. С железной дороги гроб поставлен был в Алексеевском монастыре, откуда его и повезли в Зосимову пустынь. Очень жалко бедной старицы: мир душе ее! Что-то будет с обителью? Эти и подобные впечатления на общем поле темном печального воспоминания о том, что было в прошлом году в эти ж самые дни⁵⁵⁹. День за днем, совершение за совершением проходят пред очами мысленными, и сиротство как-то живее чувствуется».

Из письма епископа Саввы (Тихомирова) к Ивану Ильичу Верховскому⁵⁶⁰ от 28 ноября 1868 года:

«Как ни прискорбна весть о кончине старицы игумений, но она была для меня не неожиданна. С крайним опасением за ее жизнь отпускал я ее из Витебска и убедительно просил ее остаться у меня еще на некоторое время, чтоб воспользоваться врачебной помощию и хотя несколько укрепиться в силах для возвратного пути. Но она не склонилась на мои убеждения и поспешила возвратиться в Петербург с тем, чтобы к 27-му быть непременно в Москве для устройства известного дела Вашей дочери, а ее воспитанницы Е[катерины] И[вановны]⁵⁶¹. Таким образом, жизнь досточтимой старицы принесена в жертву, с одной стороны, христианской любви и расположения к моему недостоинству, а с другой – материнской заботе и попечению о Вашей дочери. Вчера соборне совершена была мною по усопшей рабе Б[ожией] игумений Вере заупокойная литургия с панихидою. Но ее имя никогда не будет забвенно в моих молитвах пред престолом Божиим. Желал бы я знать, как Вы распорядитесь относительно погребения усопшей: в Петербурге же предать земле ее тело или препроводить в Зосимову обитель на место ее молитвенных и начальственных подвигов и трудов. Воображаю, как были поражены внезапною вестию о кончине своей кроткой и благочестивой настоятельницы сестры обители. Господь и Его Пречистая Матерь да утешат осиротевших в их горькой и неожиданной утрате! В старице-игумении немалую утрату понесли и Вы, достопочтенный Ив[ан] И[льич]. Она всегда принимала в Вас и в Ваших семейных делах самое живоеи христианское участие. Должно уповать, что она и за пределами гроба, аще обретет благодать у Бога, не престанет оказывать Вам духовную помощь и доставлять утешение в Ваших житейских скорбях».

Из письма Ивана Ильича Верховского к епископу Савве (Тихомирову)⁵⁶² от 23 декабря 1868 года:

«Спешу доложить Вам, что тело незабвенной добрейшей сестры нашей мы с братом препроводили из С.-Петербурга в ее мирную пустынь, где, по благословению наместника отца Антония, положили в церкви во главе покойной сестры нашей схимонахини Маргариты, ее подруги и младшей сестры. Удивителен Промысл Божий! Всю жизнь покойная сестра старалась как можно менее других беспокоить, как можно менее собственно для себя тратить. А по смерти пришлось поднять немалую тревогу в обеих столицах: в С.-Петербурге хлопотать о дозволении отпевать и перевезти тело ее, а в Москве пр. Леонид удостоил служить при гробе, стоявшем сутки в Алексеевск[ом] мон[астыре], панихиду и сам благословил ее в путь – в пустынь. И сколько при этом расходов! И еще замечательное, удивительное и поучительное знамение: родилась она в дер. Покровской, отпета в церкви Покровской игуменом из Моск[овского] Покровского монастыря и легла на вечный покой под святой иконою Покрова Пресвятой Богородицы, которою была благословлена в младенчестве 4-х лет. Очевидное покровительство Царицы Небесной! О скорби нашей семейной при этой утрате матери утешительницы нет слов. Плачет о ней вся обитель. Преемницею ее, кажется, будет их казначея м. Афанасия».

Вторая настоятельница игумения Афанасия (Качалова)⁵⁶³

Игумения Афанасия, в миру Наталия Григорьевна Качалова, – дочь дворянина Калужской губернии Козельского уезда, родилась в сельце Стрельне 12 января 1818 года. До семнадцати лет она отличалась живым, веселым характером, ничто в ее душевном устроении не предвещало каких-то внезапных перемен. Вдруг, без всякой внешней причины, она переменила беззаботную девическую жизнь на жизнь лишений и труда ради Спасителя: стала ревностно посещать храм Божий, дома постоянно читала Евангелие и Апостольские послания и в течение семи лет странствовала по святым местам, горячо молясь Всевышнему, да укажет Он ей путь ко спасению. Во время своего странствия юная подвижница вкушала пищу только один раз в день – вечером, чай пила два раза в неделю – в субботу и воскресенье и неуклонно исполняла всякий день утреннее и вечернее правило. По благословению своего духовного отца старца Антония (Путилова) Наталья Григорьевна всегда одевалась в мужское платье. От природы она была высокого роста, ее доброе спокойное лицо часто оживляла ангельская улыбка. После семилетнего испытания юная подвижница решилась совсем оставить суету этого мира.

Старец Антоний благословил ее на подвиг и направил в тихое пристанище, в уединенную Троице-Одигитриевскую женскую Зосимову пустынь. Она поступила туда послушницей 28 мая 1845 года и проходила все возложенные на нее послушания с любовью и великим усердием. Через некоторое время игумения сделала ее письмоводительницей, часто посылала ее в Оптину пустынь к старцу Антонию и в Москву. В дорогу она одевалась в кучерское платье, заменяя кучера, запрягала и распрягала лошадь, мазала колеса и прочее, все исполняла без ропота и с величайшим смирением. Сестер, способных к службе, в обители тогда было мало, ей часто приходилось петь на клиросе, читать шестопсалмие, каноны, акафисты, Апостол и паремии. Наталья Григорьевна не тяготилась этим: она любила церковную службу и хорошее пение и, с благословения матушки игумений, выбрав несколько способных молодых послушниц, возила их в Москву к одному протоиерею, который согласился учить их пению и церковному уставу. Будущая игумения была облечена в рясофор 17 января 1848 года, в число сестер определена 25 февраля 1857 года. В 1856 году обитель переименовали в монастырь, а в 1857 году совершили первый монашеский постриг. Вместе с другими сестрами была пострижена в большой постриг рясофорная послушница Наталия (Качалова) с именем Афанасия⁵⁶⁴. В скором времени, 9 февраля 1859 года, она получила новое назначение – казначеи⁵⁶⁵. С этой должностью у матушки Афанасии прибавилось еще больше забот и трудов. Кроме дел, касающихся обители, с 1863 года ей поручали духовных дочерей, которых необходимо было учить и наставлять в монашеской жизни. Святая жизнь матушки-казначеи и ее слово: о полном равнодушии ко всему внешнему и земному, о том, что только труд, молитва, слезы умиления и память о страданиях Спасителя могут очистить душу и спасти ее от вечной смерти, – крепко запомнились молодым монахиням, послужив примером любви ко Христу и исполнения Его заповедей.

После кончины игумений Веры мать Афанасия, как казначея, исполняла послушание начальницы монастыря сразу после похорон матушки. 9 декабря 1868 года учрежденный Собор определил казначее Афанасии временно управлять обителью до избрания новой настоятельницы «с объявлением сестрам в трапезе оказывать всякое послушание». Благочинный Зосимовой пустыни архимандрит Антоний послал ей следующее предписание: «Обратите внимание на распущенность и своеволие некоторых сестр обители⁵⁶⁶, уничтожьте частные кухни и стряпанье по кельям, противууставное общежительного устройства. Уничтожьте работы на себя, неприличные в общежитии, где всякое дело должно быть в пользу общую. Внимательно следите за подобными труженицами и требуйте правильного отчета в трудах. Возбуждайте обленившихся к церковному богослужению и молитвенному правилу, которые никто из живущих в обители не должен оставлять, но все совестливо обязаны, кроме болезни, старательно исполнять. Вместе с сим передайте о[тцу] духовному, дабы отобрал подписки от сестр обители монашествующих, кого они желают из среды себе избрать в настоятельницы обители⁵⁶⁷. И сии подписки отец Кирилл, отобрав и запечатав, прислал бы ко мне в Лавру»⁵⁶⁸.

В это трудное время ей пришлось пережить немало скорбей и неприятностей, но благодетели обители не оставляли, а духовник монастырский старался поддержать и утешить. Сестры были к ней расположены и просили начальство назначить ее настоятельницей, сама мать Афанасия не желала этого назначения, но за послушание согласилась. Официальное утверждение Синодом монахини Афанасии настоятельницей обители состоялось 28 марта 1869 года⁵⁶⁹. 19 октября 1869 года она была посвящена в игуменский сан преосвященным Игнатием, викарием Московским.

Что представлял собой в то время монастырь, узнаем из следующего описания: «Самая пустынь стоит на плоском и довольно топком месте, так что даже в самое сухое лето нет возможности обойти около монастыря, не попавши в топь, и хотя есть везде канавы, выкопанные для осушения, но от них не много пользы. Даже в самом монастыре растет осока, и для перехода от здания к зданию оказались необходимыми деревянные помосты. Кругом со всех сторон растет лес, и почва для возделывания не пригодна, а потому благодетели монастыря, Лепешкины, приобрели для него землю под Москвою, близ Симонова монастыря: она-то и снабжает пустынь огородными произведениями. Ограда невысокая, каменная, с башнями и со святыми вратами, над которыми и церковь во имя иконы «Одигитрии». Соборный храм посередине монастыря, каменный, пятиглавый⁵⁷⁰, трехпрестольный, весьма благолепный как снаружи, так и внутри и вполне свидетельствующий о щедрости и усердии храмоздателей и благотворителей Лепешкиных. Главный престол во имя Живоначальной Троицы в средине. Все три алтаря в ряде и в промежутке между главным и правым устроена усыпальница над могилою основателя пустыни старца Зосимы, дабы все усердствующие невозбранно могли туда входить. Настоятельские келий и все прочие здания деревянные. Хозяйство прекрасное, и скотный двор в порядке, и кроме того ведется песцовый завод, начало которому положили несколько песцов, вывезенных из Сибири с благословения блаженного старца Зосимы. Содержание этих животных, каковых теперь несколько сот, не требует больших издержек: они питаются мелким сеном, а изредка и овсом, что для них служит лакомством, но не в значительном количестве, так что в год на всех зверьков выходит куля два, а между тем пух, собираемый дважды в год и употребляемый на вязание перчаток, косынок, шарфов и прочее, составляет для монастыря доходную статью, принося ему ежегодно рублей 600 и более. Эти песцы принадлежат к породе зайцев, но только величиною гораздо менее»⁵⁷¹.

Несмотря на свои многочисленные занятия, новая игумения Афанасия постоянно посещала церковные службы, и когда священника не было, вычитывала всю службу одна. Будучи простой монахиней, мать Афанасия ходила на трапезу каждый день, часто читая вместо чередной жития святых отцов. Когда она стала игуменией, то обратила еще большее внимание на ежедневное посещение сестрами трапезы, куда советовала им непременно ходить. «Это вторая церковь, – говаривала она и прибавляла: – Батюшка отец Антоний всегда говорил, что когда ему приносили кушанье в келию, все ему казалось невкусным, а когда сам ходил на трапезу, все было и вкусно, и хорошо; поэтому и вы старайтесь ходить на трапезу; принудить вас я не могу, а кто может, пусть ходит неопустительно каждый день. Покойная матушка имела свой стол по слабости здоровья, а я для себя не буду иметь особой кухни, а буду обедать с вами вместе и довольствоваться тем, что Бог нам пошлет».

В семидесятых годах здоровье матушки Афанасии стало видимо слабеть; нервы были сильно расстроены, от долго стояния и молитвенных трудов стали пухнуть ноги, на них открылись раны. В это время, к великой скорби, она лишилась духовной поддержки и мудрого старческого вразумления в лице наставника и благодетеля Зосимовой пустыни. Отец наместник Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Антоний в силу преклонных лет и слабости здоровья вынужден был отказаться от благочиния в 1871 году.

Новым благочинным уездных монастырей Московской епархии стал архимандрит Пимен (Мясников), настоятель Николо-Угрешского монастыря, а его помощником – архимандрит Сергий, возглавлявший Коломенский Троицкий монастырь. Оба, исполняя вверенное им послушание, посещали Зосимову пустынь и оставили отчеты о ее состоянии: «Одигитриевская Зосимова пустынь, благодаря Господу, находится в самом цветущем положении. Настоятельница игумения Афанасия, опытная в духовной жизни, служит для всей обители назидательнейшим примером, может и по своему хозяйственному домостроительству быть признана образцовою настоятельницею. В настоящее время сия пустынь достойна быть поставляема в пример другим обителям. Настроение духа монашествующих истинно иноческое; смирение и послушание проявляются в полной мере, а потому в подвизающихся нет и признаков скорби, ни тени ропота, кроме скорби о том, что труден успех в борьбе с общечеловеческими немощами, и ропота на себя за то, что по смиренному деланию (?) их они недостаточно преуспевают в жизни духовной. Рачительность по церкви и соблюдение устава истинно примерное, трапеза весьма хорошая, в рукоделиях и трудах старание неусыпное, исполнение добросовестное. Средства обители самые ограниченные, но так как настоятельница искусная в хозяйстве, расчетливо располагает ими, то и хозяйство идет успешно и ни в чем нужном не чувствуется недостатка. Зосимова пустынь во всех отношениях должна приснопамятовать основателя своего старца Зосиму, водворившего в ней подвижнический дух свой, который и поныне еще неослабно в ней обитает»⁵⁷².

Об одном интересном завещании старца Зосимы узнаем из очередного отчета архимандрита Пимена: «В церкви порядок, довольство в трапезе, где еще та особенность, что поминают благотворителей обители, молятся о здравии живых и о упокоении умерших, чего нигде не введено; это заповедано самим старцем Зосимою и в точности исполняется более полувека. Слава Господу, что духовное настроение сестер обители соответствует требованиям монашества, ибо поддерживается старицами, ученицами старца Зосимы, некоторые и доныне еще находятся в живых, младшие идут по их стопам, и эта пустынь вполне благоустроенная, что можно поставить в пример прочим»⁵⁷³.

О некоторых традициях Зосимовой пустыни, сохранявшихся, по-видимому, до конца существования монастыря, можно упомянуть в данном контексте. Известно, что кроме престольных праздников монастыря (Троицы, Одигитрии, Рождества Иоанна Предтечи, Марии Египетской, Зосимы Соловецкого и Симеона Персидского), в обители чтились следующие дни: «...день памяти основателя монастыря схимонаха Зосимы (Верховского) 17 апреля и день кончины оного 24 октября, скончавшегося в 1833 году и погребенного в южном предалтарии Троицкого храма; день памяти 17 сентября первой игумении монастыря матушки Веры (Верховской) и день ее кончины 20 ноября; день памяти схимонахини Маргариты (Верховской) 1 сентября и день кончины оной 27 июля – племянниц и сотрудниц в основании монастыря схимонаха Зосимы (Верховского)»⁵⁷⁴. Некоторых из духовных чад игумена Антония (Путилова) взял после его кончины под свое окормление Оптинский старец Амвросий (Гренков). Сохранились его письма (за период 1870–1880 годов) к зосимовским монахиням Марии (Поливановой) и Аполлинарии (Баниной). Значимую для сестер пустыни и почитателей преподобного Зосимы (Верховского) подробность содержит письмо от 24 октября 1874 года: «...сенокощики несколько раз видели блаженного старца Зосиму на известном месте, называемом «Круг», иногда сидящим и читающим книгу, а иногда ходящим по лесу и тихо поющим». Не оставлял основатель обители подвизающихся на ниве Христовой! Глубокой верой в вечную жизнь и помощь угодников Божиих полон ответ старца Амвросия своей ученице: «Тебе можно вывести для себя такое заключение из этого обстоятельства, что в летние и хорошие месяцы и в сухую погоду и когда бываешь здорова, следует тебе ходить на это место и проводить назначенное время дня в молитвенном упражнении, как имеешь обычай. В весеннее же и осеннее время и вообще в сырую и холодную погоду и когда бываешь не совсем здорова, тогда можешь ходить в ближайшее к монастырю место и в лесном безмолвии проводить назначенные тобою часы»⁵⁷⁵.

«Да сподобимся и мы молитвами твоими путь свой тесный совершати и Царствия Небесного достигнути» – из молитвы преподобному Зосиме (Верховскому).

Вскоре игумению Афанасию постигла новая скорбь: 12 мая 1877 года скончался наместник Лавры отец Антоний (Медведев). И здоровье матушки Афанасии с каждым днем стало ухудшаться: раны на ногах причиняли сильную боль, в церковь она уже не могла ходить самостоятельно, и послушницы возили ее на тележке. Она не хотела оставлять храм Божий и общую трапезу; когда ее везли по монастырю, то сестры окружали горячо любимую настоятельницу со всех сторон и утешали как могли. Например, кормили голубей, которых она очень любила, глядя на них, казалось, что она на мгновение забывала свои боли.

Последние полгода своей жизни мать Афанасия очень страдала и за два месяца до своей кончины совсем слегла, не могла читать сама и просила вычитывать в келий большие каноны и все келейное правило. Она постоянно молила сестер извинить ее за несправедливые взыскания и строгие требования, если таковые были, за горячность и молиться за нее до сорока дней. 8 марта в 6 часов вечера игумения Афанасия тихо скончалась. Погребли матушку за церковью в склепе, с правой стороны.

Третья настоятельница игумения Магдалина (Верховская)

В 1853 году в Зосимову пустынь поступили две родные племянницы матушки Веры: 18-летняя Мария и 14-летняя Екатерина, дочери Ивана Верховского. Старшая Мария стала третьей игумениеи монастыря, и потому скажем о ее жизни в миру несколько слов. Девочке исполнилось 5 лет, когда умерла ее мать (Мария Андреевна Стрежнева). Ее отец, Иван Ильич Верховский, родной брат монахинь Веры и Маргариты, служил в Палате государственных имуществ чиновником «для покровительства о государственных крестьянах, приходивших в Москву на промыслы и заработки». Во время служебной поездки в Красноярск в 1841 году он познакомился с декабристом Василием Львовичем Давыдовым; последний в письме к дочерям (направленном в Москву в 1851 году) отозвался об Иване Ильиче следующим образом: «Скажите вашим братьям, чтобы они нашли Верховского (Ивана Ильича), который долго жил в Красноярске и любит нас от всего сердца, являясь человеком чести и очень добрым, как теплый хлеб»⁵⁷⁶. Выйдя в отставку в 1866 году в чине коллежского асессора, Иван Ильич поселился со своей второй многочисленной семьей в собственном доме в Хамовнической части города Москвы, сначала около Смоленского рынка, а потом на Плющихе⁵⁷⁷. Он нередко служил связующим звеном между монахинями Одигитриевской обители и внешним миром: через него некоторые из сестер пересылали письма, известны его пожертвования пустыни. В 1881 году Иван Ильич упоминается «все еще служащим», но в 1882 году он «слег» и, по-видимому, вскоре умер.

В отделе Румянцевской библиотеки сохранилось воспоминание Ивана Ильича Верховского о Московском митрополите Филарете, написанное после кончины владыки. Из него мы узнаем одну важную деталь из биографии старшей дочери Верховского Марии, будущей игумений Магдалины; оказывается, сам преосвященный Филарет благословил ее на монашество. Иван Ильич вспоминает:

«Имев счастье бывать иногда у митрополита Филарета, я возымел желание представить Его Высокопреосвященству дочь мою, воспитывавшуюся тогда в пансионе, чтоб она сподобилась получить его святительское благословение на вступление ее в новый период жизни, так как ей кончились 16 лет. Владыко принял нас очень милостиво. Усадил и спросил у дочери, чему она учится. Та с робостью ответила: всему. Владыко улыбнулся и сказал ей отеческое поучение, которое в подробности я не могу, не умею передать, но смысл был тот, что когда кончит учиться, чему заставляет учиться тебя отец, тогда поучись хорошенько у вовсе не учившихся ничему: любви, кротости, не палять (?) злобою и трудолюбию – и по окончании довольно продолжительного наставления встал и благословил ее образком преподобного Сергия в пустыни»⁵⁷⁸.

Мария Верховская воспитывалась в московском пансионе г-жи Кноль⁵⁷⁹. Далее, прожив на испытании в Одигитриевском общежитии, она в начале 1854 года провела много времени в Оптиной пустыни подокормлением игумена Антония (Путилова), который отметил в своих келейных записках 9 марта 1854 года: «В сей день, в бытность свою в Оптиной пустыни, высокородная девица Мария Ивановна Верховская дала обет пред иконою Казанской Божией Матери посвятить себя на службу Богу в иноческом звании. Господи, благослови ее доброе начало и укрепи ее на пути сем и даруй ей конец благий!»⁵⁸⁰.

Официальной датой ее вступления в Одигитриевское общежитие стало 30 мая 1854 года. Облечена в рясофор в Троице-Одигитриевском монастыре в 1859 году⁵⁸¹, определена в число послушниц монастыря 30 июня того же года, несла послушание в золотошвейной. Во времена настоятельства матушки Веры инокиня Магдалина выполняла несколько заказов владыки Саввы (Тихомирова), который благодарил ее в личных письмах: «Усердно благодарю Вас за тщательное исполнение моего поручения. Художественные изделия Ваши, как настоящие, т. е. поручи, так и прежние – епитрахиль и омофор, возбуждают здесь во всех восторг и удивление к Вашему искусству»⁵⁸². К. началу 1881 года инокиня Магдалина была «старшей в золотошвейной и наблюдала за постройками»⁵⁸³.

По смерти настоятельницы Троице-Одигитриевского монастыря игумений Афанасии (4 марта 1881 года)управление монастырем до избрания и утверждения новой настоятельницы было поручено трем сестрам: состоящей в должности благочинной монастыря монахине Аполлинарии, исправляющей должность казначеи рясофорной послушнице Христине и заведующей строительной частью по монастырю рясофорной послушнице Магдалине⁵⁸⁴. В выборах новой настоятельницы участвовали 31 монахиня и временно замещающая казначею рясофорная послушница Христина. Избирательный список сестры предварили следующими словами:

«1881 года марта 24 дня мы, нижеподписавшиеся сестры Троице-Одигитриевского женского общежительного монастыря, по выслушании указа Московской Духовной консистории от 19 сего марта 1881 года за № 1683 относительно избрания настоятельницы оного монастыря на место умершей игумений Афанасии, призвав в помощь Всемогущего Бога, во Святей Троице славимого, и помолившись Ему, избрали себе настоятельницею рясофорную послушницу оного монастыря Магдалину, в миру Марию Ивановну Верховскую, которая заведует строительною частью по монастырю и которой поручено в числе трех сестер управление монастырем после смерти игумений Афанасии, в чем и подписуемся»⁵⁸⁵.

Далее следует подпись рясофорной послушницы Магдалины:

«1881 года марта 27 дня я, нижеподписавшаяся рясофорная послушница Троице-Одигитриевского женского общежительного монастыря Московской епархии Верейского уезда Магдалина, его высокопреподобию помощнику благочинного общежительных монастырей, Коломенского Троицкого Новоголутвина общежительного монастыря архимандриту Сергию имею честь объяснить, что по духу смирения, как монастырская послушница, я не признаю за собою собственной воли и потому не считаю себя вправе противиться желанию сестер Троице-Одигитриевского монастыря, изъявивших желание иметь меня своею настоятельницею, но со смирением покоряюсь оному и всецело предаю себя воле Божией и высшего начальства, если по пострижении меня в монашество сего удостоят, в чем и подписуюсь».

После этого помощник благочинного архимандрит Сергий, получив разрешение архиерея на пострижение в монашество рясофорной послушницы Марии Верховской и предписание консистории, постриг ее в монашество 9 мая в Троице-Одигитриевском монастыре, назвав при пострижении Магдалиной.

Указ Святейшего Правительствующего Синода последовал 16 июля 1881 года: «Избранную единогласно сестрами Троице-Одигитриевского общежительного монастыря на вакансию настоятельницы оного монахиню Магдалину, согласно ходатайству преосвященного митрополита Московского Макария⁵⁸⁶, утвердить в таковой должности, с возведением монахини Магдалины в сан игумении».

Троице-Одигитриевская обитель была принята новой настоятельницей при посредстве архимандрита Сергия 3 сентября от монахини Аполлинарии и послушницы Христины. 12 сентября в Троицкой церкви преосвященнейший Алексий⁵⁸⁷, епископ Можайский и викарий Московский, возвел монахиню Магдалину в сан игумении.

Спустя четыре года, в 1885 году, епархиальное начальство наградило игумению Магдалину (Верховскую) наперсным крестом⁵⁸⁸. Ни внешние, ни внутренние бури не посещали монастырь при правлении третьей настоятельницы, между сестрами царили мир и согласие. За три года до смерти матушку постигла тяжкая болезнь, посредством которой она приготовилась к переходу в мир иной. Игумения Магдалина почила о Господе 27 ноября 1901 года, на 67-м году жизни⁵⁸⁹.

Троице-Одигитриевский монастырь в конце XIX века

Мирное правление игумений Магдалины привнесло в монастырь и внешнее благосостояние. Никогда, ни прежде, ни позже обитель не получала столько пожертвований, как в 1880–1890 годах. По молитвам преподобного Зосимы и настоятельницы монастыря изливались на обитель благословения Божий.

Для хозяйственной жизни монастыря важным событием стало приобретение подворья в Москве. Не забывали пустынь и ее благодетели – семья купцов Лепешкиных: 6 февраля 1889 года потомственная почетная гражданка Варвара Яковлевна Лепешкина⁵⁹⁰ оформила дарственную запись Троице-Одигитриевскому монастырю на дом и землю в Хамовнической части города Москвы, по улице Плющихе⁵⁹¹. Монастырь использовал строения на подворье как доходные дома, сдавая квартиры внаем, подворье приносило чистого дохода в год тысячу шестьсот пять рублей⁵⁹².

При игумении Магдалине значительно расширилось монастырское землевладение вокруг обители. В 1887 году в Троице-Одигитриевском монастыре проживала дочь тайного советника Елизавета Дмитриевна Бантыш-Каменская⁵⁹³. В июне того же года она выкупила у наследников Марии Семеновны Бахметевой⁵⁹⁴ два участка земли в количестве 110 десятин, при сельце Архангельском. Один из участков земли (28 десятин) находился в непосредственной близости к монастырю, а другой (82 десятины) – у колодца старца Зосимы в 2 верстах от монастыря. Оба участка она пожертвовала в пользу Троице-Одигитриевской Зосимовой пустыни⁵⁹⁵. Жила ли Елизавета Дмитриевна в Зосимовой пустыни раньше или позже обозначенного времени, с точностью неизвестно, но в ноябре 1883 года монастырь принял от нее еще одно земельное пожертвование в количестве 47 десятин⁵⁹⁶.

В конце 1888 года, в ноябре, подольская купчиха Наталия Александровна Ломтева пожертвовала в пользу монастыря недвижимое имение, принадлежащее даче села Руднева (в урочище Волково) и прилегающее к деревням Зверево и Селятино⁵⁹⁷ мерой 166 десятин⁵⁹⁸. В июне 1890 года благодаря доброй воле верейского купца Петра Васильевича Стрепихеева⁵⁹⁹ монастырь вошел во владение дачей Михайловской, стоящей на речке Березанке (площадь составляла 60 десятин с саженями). В 1894 году последовало пожертвование от титулярного советника Дмитрия Федоровича Самарина – лесная дача (более 38 десятин), по своему расположению смежная с северовосточной стороны с монастырем⁶⁰⁰.

29 июля 1892 года скончался один из самых щедрых благодетелей Зосимовой пустыни – второй сын Семена Лонгиновича, Дмитрий Семенович Лепешкин. Его духовное завещание утвердил к исполнению Московский окружной суд 14 июля того же года. Между прочими в нем значился следующий пункт: «...внести в какое-либо государственное или частное кредитное установление на имя Троице-Одигитриева монастыря Московской губернии Верейского уезда тринадцать тысяч рублей с тем, чтобы проценты с десяти тысяч рублей поступали в пользу монастыря, а с трех тысяч рублей в пользу священноцерковнослужителей сего монастыря за ежедневное поминовение меня и сродников моих»⁶⁰¹.

В эти же годы не оставляла своими благодеяниями Зосимову пустынь семья Лепешкиных⁶⁰². Пожертвования в обитель приходили от монахинь и их родственников⁶⁰³. Известно также об одном денежном пожертвовании, поступившем в октябре 1898 года по духовному завещанию дочери священника девицы Анны Артемовны Богдановой из города Белева⁶⁰⁴.

Говоря о судьбе обители в конце XIX столетия, нельзя оставить в стороне строительство железных дорог, которое охватило тогда всю Россию. Специальные железнодорожные службы занимались отчуждением земель под железнодорожное полотно, выкупая их у владельцев. Так железнодорожное строительство приблизилось к угодьям Троице-Одигитриевского монастыря: «14 марта 1897 года была произведена опись земли с произрастающим на ней лесом из казенной дачи Карцевой, находящейся при деревнях Кузнецовой и Сотниковой и принадлежащей Троице-Одигитриевскому монастырю, для отчуждения под полотно Московски-Брянской железнодорожной линии в количестве 5 десятин 1455 кв. саженей»⁶⁰⁵. Ближайшая к монастырю платформа и сегодня называется «Зосимова пустынь», ее название не менялось. К платформе была проложена грунтовая дорога длиной в 6 верст, она начиналась от монастыря с запада. Новые дороги упростили связь монастыря с внешним миром, впрочем, оставив пустынь уединенной и сокрытой от мира огромным массивом леса. Дорогу окопали с двух сторон глубокими канавами со специально предусмотренными стоками вешних вод из окружающего леса. Канавы до сих пор не оплыли, а оставшийся нетронутым⁶⁰⁶ километровый участок грунтовой дороги около монастыря поражает своей красотой. Недаром эта «часть старой профилированной подъездной дороги» внесена в список сохранившихся элементов «небольшого провинциального монастырского комплекса середины XIX – начала XX веков» при составлении в 1982 году паспорта «Памятник архитектуры «Зосимова пустынь» под Наро-Фоминском».

Что касается причта, служившего в храмах монастыря при игумении Магдалине, известны имена священника Петра Петровича Соловьева⁶⁰⁷ и диакона Матвея Соколова⁶⁰⁸.

Из насельниц Зосимовой пустыни более подробно можно рассказать о монахине Алексии (в миру Евгении Алексеевне Бахрушиной). В Зосимову пустынь Евгения пришла в 1853 году, в рясофоре носила имя Олимпиада (облечена не позднее 1864 года). В монашество пострижена 24 февраля 1874 года, в 1890-х годах проходила послушание старшей свечницы, с 1902 года на покое, в 1912 году умерла⁶⁰⁹. Она родилась в богатой купеческой семье и по происхождению принадлежала к тем, кто старался в своей жизни незыблемо хранить истины Православия и благотворить всем сиротам и нуждающимся. Ее родные братья Петр, Александр и Василий Бахрушины, потомственные почетные граждане, прославили свою семью тем, что основали, а затем участвовали в управлении благотворительными заведениями, известными по всей Москве, – они назывались «имени братьев Бахрушиных»⁶¹⁰. Жертвователями в Троице-Одигитриевский монастырь стали мать монахини Алексии и ее брат Василий Алексеевич⁶¹¹.

По всей видимости, в Зосимовой пустыни жила в 1890-х годах дочь Семена Лонгиновича Лепешкина Ольга Семеновна (род. 29 июня 1819 года – ум. 31 августа 1897 года), по мужу Шапошникова. «Широкая благотворительная деятельность Ольги Семеновны Шапошниковой по преимуществу сосредоточивалась на тех учреждениях и отраслях, которые более всего сделали известным имя отца ее как благотворителя: Троице-Одигитриевская Зосимова пустынь, храм и благотворительные учреждения на Даниловском кладбище и др., коим и завещала она большую часть своего капитала... Овдовев в 1885 году, она жила в монастыре»⁶¹² – надо полагать, в Зосимовой пустыни.

Интересно, что память о богоугодных старцах Василиске и Зосиме сохранилась тогда в Туринске невзирая на тяжелейшие испытания, пережитые Туринским монастырем. В 1880 году приехали и поступили в Зосимову пустынь две двадцатилетние девицы крестьянки из Туринского округа (из села Ерзовки Коркинской волости) Дария Федоровна Пестова и Аполлинария Яковлевна Томилина. Обе были облечены в рясофор 8 августа 1890 года. Впоследствии Дария приняла монашеский постриг (17 июня 1908 года) с именем Дорофея. Они не покидали Зосимову пустынь вплоть до ее окончательного закрытия в 1929 году. Мать Дорофея осталась жить рядом и служила при Рудневском храме⁶¹³.

В начале 1880-х годов в Зосимовой пустыни произошло великое духовное событие – были обретены нетленными мощи преподобного Зосимы. Об этом нам стало известно из письма Оптинского старца Амвросия (к неустановленному лицу) от 30 июля 1886 года: «Недавно в Зосимовой пустыни заметили, что гроб основателя обители находится в воде, потому что место сырое. Высекли из целого кряжа гроб⁶¹⁴ и сделали новый деревянный гроб и во время переложения увидели, что все тело старца цело, а ступни ног предались тлению. Вот и равноапостольного князя Владимира осталась нетленною только глава, а из всего тела одни кости. При конце мира по трубному гласу Архангела тело душевное изменится и претворится в тело духовное»⁶¹⁵.

Некоторые сведения о жизни монастыря того времени удалось почерпнуть из документов благочинного уездных монастырей архимандрита Сергия, хранящихся в фонде Иосифо-Волоколамского монастыря, которым о. Сергий управлял. Так 11 октября 1884 года игумения Магдалина, исполняя предписания благочинного сообщать о крестных ходах в монастыре, извещала, что «во вверенном ее управлению монастыре, кроме двух раз в год, в храмовые праздники обходят вокруг монастыря с иконами, а других крестных ходов или ношений икон вне монастыря не имеется»⁶¹⁶.

Краткие сведения о Троице-Одигитриевском монастыре в общих сводках благочинного позволяют составить некоторое впечатление о развитии Троице-Одигитриевского монастыре к концу XIX века:

в 1883 году «сестер и послушниц до 160 человек; доход от 3000 до 4000 руб.»⁶¹⁷;

в 1893–1894 годах «число сестер до 200 человек; при монастыре имеется богадельня для престарелых сестер»⁶¹⁸;

в 1899 году в монастыре 252 сестры⁶¹⁹;

в 1900 году – мантийных монахинь 27, а рясофорных послушниц 36; угодий у монастыря всего 580 десятин: из них лесной 516, пахотной 14, луговой 50 и неудобной 38 десятин⁶²⁰.

Современницами служения игумений Магдалины (Верховской) были две подвижницы – игумения Аполлинария (Банина) и схимонахиня Сарра (Потемкина). Они полагали начало монашеской жизни в Зосимовой пустыни и продолжили свое восхождение по лестнице добродетелей в других монастырях (в 1880–1900-е годы), имея разные послушания от Господа. Знакомство с их судьбами откроет нам еще несколько страниц драгоценного духовного наследия Троице-Одигитриевской обители.

Кашинская игумения Аполлинария (Банина), в схиме Амвросия⁶²¹

1906 года 7 марта в час пополудни в Бозе тихо почила на 80-м году от рождения всечестнейшая игумения Аполлинария, в схиме Амвросия. Два года спустя в ее память издали книгу, содержащую автобиографию матушки Аполлинарии и письма преподобного Амвросия Оптинского, направленные лично к ней. Во введении священник В. Баженов, характеризуя жизненный путь игумении, написал следующее:

«Беззаветно покорная воле Провидения, проходившая многотрудный иноческий путь под «старческим руководством», при постоянном наблюдении за добрым внутренним «устроением своего ума и сердца», схимонахиня Амвросия была неуклонно верной исполнительницей Божия закона в святых обителях России; она была истинной исповедницей монашеских идеалов – душою порядка и законности между подчиненными себе сестрами-инокинями. Чутким сердцем своим и глубоко верующей душою она понимала подлинные задачи современной монастырской жизни, знала ее недуги и всегда чувствовала в себе силу к идейной духовной деятельности, к которой имела призвание с малолетства и в которой она воодушевляема была указаниями, советами и благословением великих столпов Церкви Православной, начиная от святителя Московского митрополита Филарета и кончая последними светочами духовного мира – покойного блаженной памяти отца иеросхимонаха Амвросия (Оптинского) и о. Иоанна Кронштадтского. И преданная, и не изменившая внутреннему голосу, призывавшему и увлекавшему ее на подвиги иночества, она возвеличила духовно-нравственные стихии тех монастырей, где служила; заслуги ее признаны всеми архипастырями-владыками тех губерний, в которых ей приводил Господь «подвигом добрым подвизатися"».

Отрывки из автобиографии игумений Аполлинарии (Баниной)

Родилась я в 1825 году, 20 августа, в селе Дубове Тверской губернии Кашинского уезда. При Святом крещении наречено мне имя Анны, в память мц. Анны, празднуемой 5 июля. Родители мои Сергей Афанасьевич и Варвара Михайловна Банины, происходившие из старинного дворянского рода, были люди достойные и благочестивые.

...Отец мой купил имение в Калужской губернии, в Малоярославецком уезде, и мы совсем переехали туда на житье. Здесь, в селе Спасском (так называлось новокупленное наше имение), я имела более возможности заниматься чтением душеполезных книг, которые еще сильнее разогрели сердце мое, и мысль моя окончательно утвердилась на избрании уединенной монашеской жизни; но родители мои и слышать не хотели о монастыре, более еще потому, что я с самого рождения была очень слабого здоровья и очень часто хворала.

Проживши еше два года в доме родительском, не имея никакой возможности исполнить свое желание, теряя даже надежду когда-либо выбраться из мира, душа моя тосковала и скорбела, так что сильно стало отзываться и на моем здоровье. Наконец решилась я просить родителей отпустить меня погостить в Москву к одним знакомым, где я имела намерение обратиться за советом к Московскому митрополиту Филарету и у него искать решения своих недоумений. Благочестивейший архипастырь принял меня очень милостиво и, выслушавши мои слова, сказал: «Это у вас призвание Божие к монашеской жизни, берегите это призвание, но до времени не оставляйте своих родителей. Прп. Сергий также был в таком затруднительном положении, как и вы, но не оставил родителей, пока Сам Господь не устроил ему этот путь».

Возвратясь из Москвы, познакомилась я с настоятелем Николаевского Малоярославецкого монастыря, находящимся в г. Малоярославце Калужской губернии, в 9 верстах от нашего имения Спасского – о. игуменом Антонием, славившимся тогда высокою монашескою жизнию и даром прозорливости. Открывши ему о своем желании поступить в монастырь и о неблаговолении на это родителей, передала ему и слова, сказанные мне на этот предмет митрополитом Филаретом; просила его помолиться, чтобы Господь расположил сердце родителей исполнить желание мое. Старец, выслушавши слова мои, положил руку на плечо мое и сказал: «Не грусти, Господь устроит о тебе полезное, ты будешь в монастыре, только положись на Его святую волю». При этих словах святого старца я почувствовала неизъяснимое спокойствие и радость в сердце и с покорностию воле Божией ожидала исполнения слов, сказанных мне этими двумя великими старцами.

...В 1852 году на семейном совете решено было отпустить меня в монастырь. <...> Наконец наступил столь давно желанный мною день: это было в 1853 году 2 января. Из родительского дома направила я свой путь прямо в Зосимову пустынь, находившуюся в Верейском уезде Московской губернии и отстоящую от нашего имения в 70 верстах, где я побывала заранее и заручилась согласием настоятельницы принять меня.

Теперь скажу несколько слов о Зосимовой пустыни, ныне переименованной в Троице-Одигитриевский монастырь. Зосимова пустынь находится в очень уединенной местности, со всех сторон окружена лесом. Эта пустынь устроилась особенным Промыслом Божиим, на подаренной даче, принадлежащей г-же Бахметевой, когда старец Зосима приехал в Москву искать убежища сестрам, которые, по случаю гонения, вынуждены были выехать из Туринского монастыря Тобольской губернии.

Уединенная местность этой обители, простота и вместе строгость монашеских правил пленили мое сердце и произвели на меня какое-то чарующее впечатление; мне казалось, что я нахожусь в каком-то ином мире, а насельницы этой пустыни представлялись мне Ангелами. 27 февраля 1853 года, в день празднуемых преп[одобных] отцев, на масляной неделе, настоятельница пустыни матушка Вера облекла меня на послушническую одежду, состоявшую тогда из подрясника толстой крашенины, ременного пояса и мухаяровой рясы. Камилавок тогда не носили, а покрывались платками. Этот простой наряд, из грубой ткани, показался мне драгоценнее царской порфиры. Никогда не изгладится из моей памяти это поистине блаженное время. Сердце мое преисполнено было такой сладости, такого утешения, которое невозможно передать словами. Послушание назначено было мне в живописной – писать иконы, читать в церкви, а в летнее время ходила я на общие послушания с сестрами, что должны были исполнять тогда все молодые послушницы, не исключая никого. В общую трапезу ходила я также с сестрами и, по благословению своего старца, в келий не держала ничего, кроме чаю и сахару; приготовлять же пищу у себя в келий строго запрещено было.

За год до вступления моего в монастырь видела я знаменательный сон, который и сбылся в свое время. Видела я, что стою в каком-то храме древней архитектуры, в котором кроме меня никого не было. Вдруг Царские врата отворились сами собою, из которых вышел благолепный старец, небольшого роста, убеленный сединами, облеченный в священнические ризы; в руке он имел кипарисный крест. Подходит этот старец ко мне и говорит: «Возьми его и носи, теперь время тебе его вручить». Я взяла этот крест и проснулась.

Когда я поступила в Зосимову пустынь, прошло довольно времени после виденных мною снов, о которых я почти уже и забыла; но когда случилось мне быть в Боровском Пафнутьевском монастыре, где почивают мощи прп. Пафнутия, взошедши в собор, в котором до сего времени не была, я поражена была внутренним видом его и тут же вспомнила виденный мною сон. После обедни зашла я к настоятелю сего монастыря отцу архимандриту Геннадию⁶²² принять его благословение и в разговоре с ним рассказала ему о виденном мною сне и о том впечатлении, которое произвела на меня внутренняя архитектура храма, которую во сне видела я в том самом виде, как увидала наяву, кроме колонн, которых в церкви не было. О[тец] архимандрит со вниманием выслушал мой рассказ и, помолчав немного, сказал: «И вы до сей поры не приехали поблагодарить прп. Пафнутия? Это он являлся вам во сне». Еще прибавил он, что колонны в церкви были, но за ветхостию сняты.

Этот крест, данный мне в сонном видении прп. Пафнутием, несла я в продолжение всей моей монашеской жизни, особенно во время управления моего монастырями, в которые я, по особенному Промыслу Божию, назначалась для водворения порядка и устройства расстроенной монашеской жизни.

В 1856 году в Зосимовой пустыни происходило большое торжество – служил наместник Троице-Сергиевой лавры отец архимандрит Антоний, в то время бывший благочинным Зосимовой пустыни. По окончании часов прочтен был указ о возведении Зосимовой пустыни на степень монастыря и переименовании ея в Троице-Одигитриевский общежительный монастырь. В это же время несколько сестер, в том числе и я, облечены были в рясофор, и наречено было мне имя Аполлинария. С облечением в рясофор назначено было мне послушание монастырской письмоводительницы и уставщицы по клиросам. Эти два послушания проходила я до самого пострижения в мантию. Кроме сего была старшей в живописной и сама писала иконы.

В 1862 году матушка игумения Вера удостоила меня представлением к мантии, а в 1863 году, 12 января, Господь сподобил меня пострижения в ангельский образ, которое совершено было тем же архимандритом Антонием. Восприемной матерью при пострижении была казначея монастыря матушка Афанасия.

Не прошло и двух лет после пострижения меня в мантию, как я заболела. Недуг был упорный и продолжительный. Приглашен был доктор, который, хотя несколько облегчил болезнь мою, но при этом сказал, что сырая и болотистая местность монастыря, при такой суровой пище, могут окончательно расстроить мое здоровье, и что тогда никакая медицинская помощь не поможет. ...И, предварительно испросивши благословение своего старца, отца игумена Антония, проживавшего тогда на покое в Оптиной пустыни, перешла в своекоштный Белевский Крестовоздвиженский монастырь Тульской губернии, находящийся в г. Белеве и отстоящий от Оптиной пустыни в 35 верстах. Избрала я этот монастырь, имея в виду удобнее пользоваться духовным руководством старца моего отца игумена Антония. Но недолго пришлось мне иметь это духовное утешение. Вскоре после моего водворения в Белевском монастыре старец мой заболел и, чувствуя близкий конец, пожелал облечься в великий ангельский образ – схиму⁶²³, после чего прекратил прием посетителей, допуская только изредка некоторых из самых близких своих духовных детей. Узнавши, что болезнь старца усилилась, я, с разрешения настоятельницы, поехала в Оптину пустынь и, поместившись в монастырской гостинице, имела утешение ежедневно видеть старца и принимать у него благословение.

Схоронивши старца⁶²⁴, возвратилась я в Белевский монастырь, куда перешла собственно для того, чтобы иметь возможность чаще пользоваться советами своего духовного руководителя и, лишившись его, стала сильно скучать на новом месте, где я никого не знала и не могла еще свыкнуться с порядками городского монастыря. По прошествии сорока дней со дня кончины старца решилась я просить известного своею высокою жизнию отца иеросхимонаха Амвросия принять меня в свое духовное руководство. Испытывая меня, старец не сейчас согласился на мою просьбу, но даже довольно сурово отказал, говоря: «Нет, нет, я зол, не могу». Знала я из описания жизни великих старцев, которые иногда поступали так же, как, например, прп. Антоний Великий, который долго не принимал к себе прп. Павла в руководство и даже несколько дней не отворял двери своей келий; но видя его терпение и неотступную просьбу, согласился наконец принять его к себе в ученики. Поэтому и я не смутилась отказом старца, но чрез несколько времени повторила свою убедительную просьбу принять меня и быть моим духовным руководителем. Тогда старец прислал мне записку, в которой были написаны его рукой сии незабвенные слова: «Рече Господь: грядущего ко мне не изжену вон. Я согласен принять тебя, приходи». С этого времени старец никогда не оставлял меня своими душеполезными советами и был руководителем моей жизни до самой его праведной кончины, последовавшей 10 октября 1891 года.

Прошло девять лет со времени моего перемещения в Белевский монастырь; в это время скончалась в Зосимовой пустыни матушка игумения Вера и на ее место избрана была казначея сего монастыря – матушка Афанасия, бывшая моей восприемнои матерью при пострижении в мантию. Принявши в свое управление монастырь, матушка игумения Афанасия написала мне в Белевский монастырь письмо, в котором убеждала возвратиться в Зосимову пустынь, представляя мне все неудобства для прохождения уединенной монашеской жизни в городском монастыре, обещая при этом особенное свое покровительство. Не имея большого расположения к Белевскому монастырю и оставивши Зосимову пустынь только по болезни и настоянию своих родителей, я готова была бы тогда же возвратиться в пустынь, но старец мой не дал мне на это благословения, говоря, что «скорби будут». Проживши после сего еще год в Белевском монастыре, получила я опять письмо от матушки игумений Афанасии, в котором она извещала меня, что приготовила уже и келию для меня, чтобы я поспешила приездом, а иначе эта келия будет предоставлена другим; других же свободных келий нет и не предвидится, Прочитавши это письмо, поехала к старцу и опять стала просить его отпустить меня в Зосимову пустынь; тогда батюшка благословил меня, но при этом опять сказал: «Скорби будут»; но несмотря на это предостережение, я не отложила своего намерения и отправилась в желаемый путь. Это было в 1875 году, осенью. Первое, что встретила я по приезде моем в Зосимовскую пустынь, была обещанная мне келия, пришедшая в совершенную ветхость, так что в ней почти невозможно было жить. Полы едва держались, рамы у окон были худые, везде гниль и разрушение. Можно судить, до чего было тяжело мне это разочарование, тем более что в Белевском монастыре оставила я хорошо устроенную келию и никогда не могла подумать, что попадусь в такую ловушку.

...По возвращении моем в Зосимову пустынь назначена была я благочинной обители и проходила это послушание до 1882 года, когда, по указу Московского митрополита Макария, вызвана была в губернский гор[од] Минск для управления первоклассным Спасо-Преображенским монастырем. 17 октября возведена была я в сан игумении епископом Минским Варлаамом. <...>

Впоследствии игумению Аполлинарию назначали настоятельницей Каменского Успенского монастыря Черниговской губернии (с 30 апреля 1884 года); Свято-Николаевского Лебединского монастыря Киевской епархии «для водворения порядка» (с 13 мая 1886 года); Знаменского монастыря, расположенного в городе Осташкове Тверской епархии (с 1892 года)⁶²⁵. Во время очередной поездки в Оптину пустынь (30 ноября 1891 года) она приняла пострижение в великий ангельский образ, схиму, от руки о. Амвросия, который нарек ее Амвросией. Прожив три года в Знаменском монастыре, матушка заболела сильным катаром желудка. Не желая ничего делать без совета, обратилась к о. Иоанну Кронштадтскому, который посоветовал подать на покой. Игумения Аполлинария (в схиме Амвросия) получила благословение устроить келию в Петровской пустыни, находящейся в 12 верстах от Кашина, приписанной к Кашинскому Сретенскому монастырю. Там, в Петровской пустыни, матушка Аполлинария прожила последние дни своей богоугодной жизни и предала дух Господу. «Похоронена в с. Давыдово Кашинского уезда при пустынно-кладбищенской церкви»⁶²⁶.

Схимонахиня Спасо-Бородинского монастыря старица Сарра (Потемкина)

Священник С. Смирнов⁶²⁷

Отрывки из ее жизнеописания

Схимонахиня Сарра происходила из дворянского рода Потемкиных. К сожалению, сведения о ее родителях и о ее детстве и годах ранней юности нам мало известны – по своему смирению матушка немного сообщала об этом. Постараемся, однако, не потерять ни одной мельчайшей жемчужины из того сокровища, которое представляет жизнь старицы Сарры.

Дворяне Потемкины владели поместьем в селе Беломире Смоленской губернии Дорогобужского уезда⁶²⁸. У родителей ее, Александра Ивановича и Анны Михайловны Потемкиных, было два сына и пять дочерей. Схимонахиня Сарра, нареченная в Святом крещении Надеждою, была пятой. Она родилась 6 августа 1812 года под гром пушек сражения с Наполеоном, происходившего под стенами Смоленска, в каких-то ста верстах от Дорогобужа...

Когда Надежде было тринадцать лет, к Потемкиным приехал погостить их дальний родственник, дивный по своей жизни старец Зосима, основатель известной Зосимовой пустыни. Надежда была внучкой его сестры⁶²⁹. Этот подвижник оказал большое влияние на всю дальнейшую жизнь Надежды...

Анна Михайловна просила его взять одну из пяти дочерей ее к нему в обитель. Просвещенный Святым Духом, старец указал на избранный сосуд Божий – Надежду. На это юная отроковица мысленно воскликнула: Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое (Пс. 107:1).

...Зосимова пустынь тогда еще не была хорошо устроена. Место, пожертвованное для обители г[оспожой] Бахметевой, было сырое, лесное, мрачное, отдаленное на четыре версты от ближайшего храма. Поначалу некоторые сестры, даже многотерпеливые ранее, впали было в уныние, но о. Зосима не падал духом и успокаивал сестер, говоря, что пустынность, уединенность места и есть для них самое желательное и дорогое. <...> Устав пустыни был строгий: утрени, вечерни, поклонные келейные правила исполнялись непреложно. В долгие зимние вечера занимались чтением, переписыванием духовных книг и рукоделием. Под руководством о. Зосимы наблюдались молчание, любовь к уединению, послушание, смирение. Нелегко приходилось новой послушнице Надежде, привыкшей к богатой, спокойной и изнеженной жизни в имении родителей. Бедность и скудость, с одной стороны, и строгость монастырского устава – с другой, приняла на свои рамена юная отроковица, но Господь подкреплял силы юной послушницы, возводя ее от степени в степень.

У Надежды умерла мать. Получив это скорбное известие, она поспешила в Беломир. Оплакав и похоронив дорогую родительницу, она тотчас хотела возвратиться в свою пустынь, но отец стал требовать, чтобы она осталась дома. Большинство подобных ему помещиков, уважая обрядовую сторону религии, проводили жизнь в заботах о хозяйстве, а свободное время отдавали гостям, охоте, веселым пированиям, игре в карты. На монастырскую жизнь они смотрели как на ханжество и ничегонеделание. Но Надежда помнила слова Господа: Иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин (Мф. 10:37). Она нашла в себе силы противостоять требованиям отца. Тяжело ей было видеть сборища гостей с их кутежами, картами, охотами, пустой болтовней. Ей вспоминалась милая Зосимова пустынь с ее продолжительными ночными молениями, когда по бедности горели перед иконами только несколько лампад.

Просьбы, убеждения и слезы Надежды не помогали – отец оставался неумолим. Тогда она решила написать старцу Зосиме, и этот доблестный пастырь тотчас же откликнулся на призыв скорбной души и приехал к Потемкиным. Много раз в жизни ему случалось беседовать с мирянами и монашествующими о пути спасения, о воле Божией. Старец старался внушить Александру Ивановичу, что Надежда будет молитвенницею за него, а кому из нас не нужна молитва о грехах наших?

– Ты, – внушал он Потемкину, – ставишь свечи пред святыми иконами, показывая этим Богу свою веру в Него, любовь к Нему, что, мол, душа моя также горит к Тебе, Господи, и верою, и надеждою, и любовию. Зажги же свечу постоянную, насколько все постоянно в этом мире, – отдай пустыни Надежду. Душа ее пламенеет, как великая свеча пред Богом. Это – жертва великая, но та жертва и дорога в очах Божиих, которую мы, так сказать, отрываем от сердца своего. В монастыре делается великое дело: совершается спасение душ человеческих, идет молитва за мир и подается пример истинно христианской жизни.

...С радостию вырвалась Надежда из дома родительского и ехала со старцем в пустынь. И потекла ее монастырская жизнь ровно и спокойно: с терпением и радостию несла она все труды монастырские и желала всю жизнь так провести. Прошло три года. И вот однажды старец Зосима сказал, что она должна оставить пустынь и поступить в Спасо-Бородинскую общину, которая тоже только еще основывалась: не много там было строений, мало сестер. Старец сам привез Надежду Маргарите Михайловне Тучковой и, смиренно упав к ней в ноги, сказал:

– Маргарита Михайловна, прошу Вас, сберегите моего ягненка. Она будет полезна Вашей обители духовно.

Маргарита Михайловна тоже поклонилась о. Зосиме земно и ответила:

– Отче, сберегу я Ваше сокровище и думаю, что она будет моим правым крылом, моей главной помощницей.

Надежда осталась в Спасо-Бородинской общине. Несмотря на молодость лет, она выделялась среди сестер, будучи уже знакомой со строго поставленной монастырской жизнью. <...> Для Надежды опять наступило любимое ею тихое монастырское житие, но ее опять ждали скорби.

Тяжело заболел старец Зосима и, чувствуя, что дни его сочтены, просил Надежду приехать. Они с Маргаритой Михайловной поспешили в пустынь и застали старца еще живым. Он встал с постели, благословил их и обратился к Маргарите Михайловне со словами:

– Матушка драгоценная! Усердно я Вас прошу, сберегите этот мой еще нераспустившийся цветочек!

Маргарита Михайловна на это ответила:

– Будь покоен, отче! Я люблю Надежду, как дитя свое. Она мне в скорбях – радость, утешение и хорошая помощница.

Пришло время расставаться. С плачем припала Надежда к одру о. Зосимы. Получив последнее старческое благословение и наставление, они двинулись в обратный путь.

Старец умер в 1833 году, 24 октября. Надежда еще ревностнее предалась трудам монашеским: целые ночи простаивала на молитве, а дни проводила в трудах. К ней приехал отец, но уже не прежний. За это время у Александра Ивановича умерли два сына, и смирилась его душа, о ее спасении он теперь думал и плакал о грехах своих. Потемкин вручил ей деньгами ее часть имения, построил ей домик и уехал в Воронеж. Там он принял постриг в обители святителя Митрофания и через три года мирно предал дух свой Господу.

Полученные от отца деньги Надежда отдала в пользу обители и продолжала как свеча гореть пред Господом. Но уже давно в ее душе зрело недоверие к духовной опытности Маргариты Михайловны. Эти помыслы все более охватывали ее душу. Надежде стало казаться, что лучше о. Зосимы нет руководителя духовного, лучше порядков монастырских, чем в Зосимовой пустыни, нет. Наконец Надежда сказала Маргарите Михайловне, что решила вернуться в Зосимову пустынь. Матушка хорошо понимала, что Надежда подверглась искушению и не может с ним справиться. Она напомнила ей волю покойного старца, который сам ее сюда определил. Где же ее любовь к нему, где смирение, где послушание?

Но Надежда не вразумилась и покинула Бородинскую общину. В Зосимовой пустыни ее приняли с радостью. Вскоре она приняла малый постриг с именем Зосима, в честь небесного покровителя своего старца. Пути Божии неисповедимы: многое, что в жизни мы считаем благом, в очах Божиих является злом для нас. Зосима думала, что лишь в пустыни, вблизи могилы дорогого старца, при порядках, им введенных, можно спастись. <...>

Вскоре ее поразила болезнь. Больную по ее желанию отвезли в Митрофаниевский монастырь. Это было в 1836 году, когда были обретены мощи святителя Митрофания Воронежского, около которых она излечилась. <...> Но в пустыньке Зосима опять прохворала: у нее было ослабление телесных сил, и она постоянно испытывала сильный страх. Во время болезни она удостоилась чудного видения: к ней пришла Пресвятая Богородица с двумя угодниками...

После этого видения Зосима выздоровела, но теперь она не могла выполнять тяжелые послушания, требующие затраты физических сил. А впереди ждали еще скорби. Возненавидели сестры Зосиму. По своему смирению покойная схимонахиня Сарра об этом не любила рассказывать, говорила: «Невзлюбили за что-то, знать, стоила того». <...>

Зосиме пришлось уйти из пустыни и, по благословению владыки Филарета, вернуться в Бородинский монастырь. <...> Великая, незлобивая душа была у игумении Марии. Она поселила Зосиму в ее прежней келий. Под благотворным влиянием матушки Марии, при ее снисходительном отношении, душа Зосимы успокаивалась: к ней пришли мир и радость духовные. Но какая-то болезнь появилась в ногах, наконец их свело так, что ступни уперлись в спину. Ходить она уже не могла. <...>

Умерла игумения Мария (29.04.1852), оставив по себе бессмертную память на поле Бородинском. После нее настоятельствовали игумения Сергия, потом схиигумения Алексия (1871 – 1880), при которой Зосима приняла схиму, Она была пострижена с именем Сарра своим духовным отцом, иеромонахом Лужецкого монастыря⁶³⁰ Адрианом.

Матушка Сарра была прикована к креслу; согнутая, маленькая, она почти не спала, проводя ночи в молитве и чтении священных книг. <...> Молва о терпеливой страдалице, о высоте ее духовных подвигов распространялась по округе Бородинского монастыря. Многие православные христиане, ищущие духовного руководства, стучались в двери ее келии. И м. Сарре было дано послушание – принимать народ. С этого времени она имела уединение и покой только ночью, днем же ее келия постоянно была занята посетителями. Бывали дни, когда их число доходило до 500 человек. Всех м. Сарра принимала с любовию, каждому давала мудрый совет, научала добродетелям, и многие видели, что для нее открыто тайное. <...>

Последние пять лет своей жизни старица говорила очень мало, стараясь проводить время в безмолвии. Посетителей принимала, но советы давала кратко, хотя и сердечно. Матушка Сарра умерла в 1908 году, 20 июля, прожив в монастырях 83 года. Могила м[атери] Сарры находится за алтарем Спасского храма. Почитатели воздвигли над нею два мраморных памятника, окруженных металлической решеткой. (После закрытия монастыря они были разрушены, как и все прочие памятники Спасо-Бородинского кладбища. Точное местоположение могилы неизвестно.)

Семья матушки Сарры

Известная подвижница Спасо-Бородинского монастыря матушка Сарра (Потемкина) принадлежала к смоленскому дворянскому роду, из которого вышел знаменитый государственный деятель времен Екатерины II светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический (но родство между ними не близкое).

Прадед м. Сарры, Александр Иванович Потемкин, служил в полку Смоленской шляхты и за верную службу Отечеству был пожалован чином полковника. В 1762 году он построил храм в своем имении Беломир Вяземского уезда, около этой церкви и был похоронен. При генеральном межевании Вяземского уезда Смоленской губернии в 1779 году владелицей села Беломир значилась его вдова Анна Семеновна.

Село Беломир с деревнями Асташевой и Савиной (1375 с половиной десятин земли) расположены по берегам реки Осмы, недалеко от села Семлево. Мимо прошла дорога, соединяющая Смоленск и Дорогобуж (на западе) с Вязьмой (на востоке) и далее – с Москвой (так называемая «Старая Смоленская дорога»). Согласно старинному документу, «в том селе церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы, каменная, дом господский деревянный, мучная мельница о двух поставах, земля иловатая, крестьяне на пашне, хлеб родится средственно»⁶³¹.

Дед м. Сарры, Иван Александрович Потемкин, секунд-майор, в 1782– 1784 годах был предводителем дворянства Вяземского уезда. Отец м. Сарры, Александр Иванович Потемкин, родился в 1780 году, был женат на Анне Михайловне Лыкошиной, имел пятерых детей, сыновей Михаила, Ивана (род. 26 сентября 1809 года) и дочерей Варвару (в замужестве за Успенским), Елизавету (род. ок. 1811 года), Надежду (род. 6 августа 1812 года)⁶³².

С отцом матушки Сарры была связана большая семейная трагедия, отголоски которой слышны на страницах жития подвижницы. Эти драматические события, может быть, не стоило и оглашать... Но кто знает, как и когда Господь укрепляет тех, кого призвал Себе на служение? И какая земная скорбь убедила смиренную праведницу в суетности земных благ и «помогла» выбрать путь Христовой невесты? В рассказе о схимонахине Сарре последуем примеру священника С. Смирнова, старавшегося «не потерять ни одной мельчайшей жемчужны из того сокровища, которое представляет жизнь старицы Сарры».

Александр Иванович Потемкин (1780–1838) начал службу 3 января 1797 года кавалергардом в Кавалергардских эскадронах, где был произведен в унтер-офицеры. Отставку получил гвардии корнетом 30 октября 1797 года. Далее Потемкин поступил на гражданскую службу и, по Высочайшей конфирмации, 13 июля 1811 года «за составление подложного от имени Смоленской гражданской палаты на имение майора Еганова свидетельства и в получении по оному из Московского опекунского совета 57 890 рублей лишен чинов и дворянства и отдан в солдаты». Определенный в Московский пехотный полк, он дослужился в 1817 году до звания унтер-офицера. В 1827 году ему возвратили права дворянства, в 1835 году он стал послушником Воронежского Митрофанневского монастыря, где и окончил свой земной путь в 1838 году⁶³³.

Младшая дочь Александра Ивановича, Надежда, появившаяся на свет 6 августа 1812 года, не получила по рождению (в соответствии с законами того времени) статуса и прав дворянки. Нет никаких упоминаний о прошении Александра Ивановича по поводу возведения его младшей дочери Надежды в дворянское достоинство и после 1827 года. Можно представить, каково было ей жить в дворянской семье, в дворянском окружении, а именоваться «солдатской дочерью»? И по каким документам могла жить невольная «отверженная»? Вероятно, по этой причине известная подвижница Спасо-Бородинского монастыря не числилась указной монахиней и не упоминается ни в одном списке насельниц этой обители⁶³⁴.

Поездка на ее родину летом 1998 года принесла разочарование. Там не сохранилось ничего, что бы принадлежало к тому времени. Только современное кладбище на месте старого – вокруг разрушенных фундаментов церквей достаточно хорошо просматривались заваленные кирпичом места расположения двух храмов и семейной часовни-склепа⁶³⁵.

Несколько свидетельств о пребывании будущей матушки Сарры в Зосимовой пустыни

По исповедальным росписям храма Рождества Богородицы в селе Рудневе Верейского уезда Московской губернии, куда ходили на службы насельницы Зосимовой пустыни до 1841 года включительно (пока не стал действовать их собственный храм), Надежда Потемкина упоминается в 1829, 1932 и с 1839 по 1841 годы⁶³⁶. Данные о зосимовских сестрах в 1826– 1828 годах, к сожалению, вообще отсутствуют, также как нет данных о них в этих росписях после 1841 года. Перерыв между Таинствами Исповеди Надежды Потемкиной в 1830 и 1831 годах, возможно, объясняется отъездом на похороны матери и пребыванием дома из-за повеления отца. Тогда упоминаемые в ее Жизнеописании «три года» в пустыне, по-видимому, относятся к периоду 1826–1829 годов. Можно предположить, что старец Зосима отвез ее в Спасо-Богородицкую общину в конце 1832 или в начале 1833 года.

Вместе с Надеждой приехали в пустынь ее сестра Елизавета (на год старше) и сверстница Надежды, по-видимому, подруга, «дворянская дочь девица Евфросиния Ильинична Клоповская». Евфросиния прожила в Зосимовой пустыни вплоть до 1832 года, после чего не упоминается. Не уехала ли она в Бородинскую общину вместе с Надеждой? Или оставила мысль о монашестве? Сестра же Надежды, Елизавета, после смерти матери не вернулась в пустынь. В 1836 году она приехала в Севский Троицкий монастырь, где в то время подвизалась ее родная тетка Дария Михайловна Лыкошина (в монашестве Досифея). Прожила там год, но они не поладили друг с другом, и Елизавета перешла в Брянский монастырь⁶³⁷. Ее судьба после 1837 года неизвестна.

Письмо митрополита Филарета к настоятельнице Спасо-Бородинского монастыря игумений Марии от 10 апреля 1837 года свидетельствует, что Надежда в то время была еще в Бородинской обители и, скорее всего, пока не ездила к мощам святителя Митрофания Воронежского (обретенным в 1836 году), а ее отец уже жил в монастыре. Вот интересующий нас отрывок из письма:

«Знает ли Александр Иванович, что дочь его не совсем здорова? Надобно сказать ему, чтобы усерднее приносили память ее к стопам святителя Митрофана. В добрые минуты потихоньку вынимайте из сердца ее углубившиеся помыслы страсти, тогда и в нервы ее приходить будет тихий свет, и нападающая тьма не обымет их»⁶³⁸.

По всей видимости, Надежду возили в Воронеж в 1837 или 1838 году. После поездки к мощам святителя Митрофания она жила уже в Зосимовой пустыни. Начиная с 1839 года, она упоминается в исповедальных росписях села Руднева. При утверждении Троице-Одигитриевской обители в статусе общежития в 1841 году в консисторию был подан список сестер, в котором числится и Надежда Потемкина. В Зосимовой пустыни ее облекли в рясофор с именем Зосима.

Осложнения во взаимоотношениях инокини Зосимы с сестрами начались в середине 1840-х годов. Об этом говорит письмо митрополита Филарета к матушке Вере:

«Общежития начальнице рабе Божией Вере и сестрам, Божие благословение и мир.

Если голубица, отлетев далеко, не нашла покоя ногама своима и паки возвращается в ковчег, то прострите к ней мирную руку и примите ее и дайте ей прежний покой. Говорю о сестре вашей Надежде. Вы соглашаетесь наложить на себя бремя долга, чтобы успокоить ее при выходе от вас, но едва ли было бы сие по вашим силам и нет на сие права; и я не могу сие утвердить. Понесите лучше бремя не неудобоносимое, потому что вы уже несли его. Понесите немощь сестры сей; не сетуйте на ее намерение оставить вас; и окажите ей снисхождение в том, в чем она по немощи не может идти наравне с прочими сестрами. Может быть, неуспешное искание покоя в другом месте лучше успокоит ее помыслы у вас. Надеюсь, что из снисхождения к сей немощной другие не возьмут случая к ослаблению своих подвигов, но потщатся обрести от Господа сугубую награду и за свои благодатию Его совершаемые подвиги, и за снисхождение к немощи ближнего. Покров благодати Божией да осеняет вас и обитель вашу. Лавра. Июня 16, 1846»⁶³⁹.

Из письма не видно никаких других причин для скорбей, кроме неспособности сестер понести немощь инокини Зосима исполнять послушания наравне со всеми. В сентябре того же 1846 года митрополит Филарет отвечает на вопрос Бородинской настоятельницы матушки Марии (Тучковой):

«Мир преподобной игумений Марии, и сестрам, и обители.

Вопрос о девице Н[адежде] трудно разрешить благонадежно. Она жила у вас, и потом не захотела жить, потом жила в Одигитриевском общежитии и опять не захотела жить, хотя и там, также как у вас, было о ней попечение. Посему не могу сказать решительно: «Примите ее». Притом же ваша обитель наполнена и переполнена. Одно заслуживает внимания, что у вас осталась келия, принадлежавшая девице Н[адежде]. По уважению к сему обстоятельству, вот что можете сделать. Предложите старшим сестрам, согласятся ли иметь ее в обители месяца три как сестру-гостью. Если согласятся, примите ее на сие время, не обязываясь на дальнейшее; когда же пройдет сие время, тогда смотрите, мирна ли она с сестрами, согласятся ли принять ее решительно. Если и согласятся, надобно поместить ее нешироко, без стеснения сестер, занявших места в обители прежде нынешнего ее прихода. В благорасположении одигитриевских не сомневайтесь, Они желали упокоить ее у себя, но, не могши сего достигнуть, будут утешены, если она найдет покой у вас. И ваше с ними общение не пресеклось. Общением нашим с Господом да расширится взаимное общение наше в Господе, да все в Нем едино будем. Сего вам желаю, сего и мне просите от Господа. Сентября 13, 1846 г.»⁶⁴⁰.

Окончательно вернулась Зосима (Потемкина) в Спасо-Бородинский монастырь, по-видимому, осенью 1846 года.

В 1850-х годах в судьбе монахини Зосимы (Потемкиной) принимал теплое участие наместник Лавры архимандрит Антоний (Медведев). Известны, в частности, два его письма с денежной помощью, передававшиеся через настоятеля Лужецкого Ферапонтова монастыря архимандрита Паисия (Соколова). В первом дошедшем до нас письме, от 13 декабря 1854 года были такие строки:

«Высокопреподобнейший отец архимандрит отец Паисий!

В надежде на Ваше снисхождение ко мне, утруждаю Вас покорнейшею просьбою. Доставьте в Спасо-Бородинском монастыре больной и нуждающейся монахине Зосиме приложенное письмецо и деньги десять рублей серебром. Я знал ее в пустыни Одигитриевской. Она дальняя родственница покойному старцу Зосиме. Он, кажется, и руководил ее желание к монастырской жизни». Вторая передача десяти рублей имела место в апреле 1856 года⁶⁴¹.

Это было время сильной болезни матери Зосимы. Начиная с 1857 года, она уже не выходила из своей келий. Об этом свидетельствуют строки письма игумении Алексии, написанного 1 июля 1872 года архимандриту Пимену Николо-Угрешскому: «Мать Зосима поручила мне просить Вашего благословения. Она по милости Божией благодушествует, была в храме, слушала литургию в 15 лет в первый раз и осталась очень довольна, утешена она была чрезвычайно, целый день радовалась, как ангельское дитя»⁶⁴².

В настоящее время найти новые свидетельства прозорливости и помощи ближним матушки Сарры представляется трудноисполнимым. Приведем два из них.

Случай из старчества матушки Сарры

Этот случай о. Алексию (Грачеву)⁶⁴³ рассказала одна монахиня, которая еще девочкой бывала у матушки Сарры, когда та уже старчествовала.

Приехала как-то в Бородинский монастырь женщина из Сибири и все плакала, что у нее умирают детки, как только родятся. Матушка Сарра и говорит ей: «А вы напомните своему мужу грех его молодости. Пусть вспомнит, как он косил однажды траву и наткнулся в траве на птичье гнездо. Из гнездышка тянули головки несколько птенцов. А он эти головки так косой и покосил. Мать летала все над ним, кричала: «Фыр-фыр"».

Женщина эта приехала снова к матушке Сарре через несколько лет с двумя маленькими девочками и рассказывала, что муж не сразу припомнил происшедшее. Но вот птичий крик «фыр-фыр» над ним во время косьбы вспомнил. Они поспешили в церковь, он покаялся, супруги причастились, потом много молились, а теперь растут две доченьки. Монахиня, поведавшая об этом, стала свидетельницей второго приезда женщины к старице. Блажен, иже и скоты милует.

Свидетельство прозорливости и посмертного заступления матушки Сарры

Описанный ниже случай произошел со священником Михаилом Михайловичем Ежовым. В молодости Михаил подвизался послушником в Предтеченском скиту Оптиной пустыни и был духовным чадом старца Варсонофия. Именно послушник Михаил Ежов сопровождал о. Варсонофия в Голутвинский монастырь в 1911 году. Когда и как именно послушник Михаил узнал о своей дальнейшей судьбе от схимонахини Спасо-Бородинского монастыря матушки Сарры, неизвестно, но она и старец Варсонофий Оптинский предсказали, что Михаил будет священником.

В начале империалистической войны Михаила Ежова вместе с другими молодыми послушниками мобилизовали на фронт. После всех войн, когда Оптина пустынь была закрыта, Михаил жил в миру и стал специалистом по промышленной переработке сельскохозяйственных продуктов. Интересующее нас свидетельство приведем со слов его дочери Любови Михайловны Ежовой⁶⁴⁴.

«Отец Михаил, когда еще не был священником, в 1948 году был направлен в правительственную командировку (на министерском уровне) в Сыктывкар строить завод по переработке ягод. Был он там недолго. Ходил в местную церковь и знаком был со старостой храма. Однажды приехал архиерей из Архангельска. Их староста познакомил. Архангельский архиерей, поговорив с отцом, вдруг и спрашивает: «Михаил Михайлович, а Вы не думаете священником стать?» Тот отвечает: «Что Вы! Ведь я очень мечтал давно, раньше, в царское время об этом. Но если нет духовенства в роду, то ты хоть десять академий окончишь, все равно ты будешь преподавать, а священником стать не можешь».

– Ну, теперь-то не царское время.

– Если бы только было можно!

– Ну ладно.

Попили чаю и разошлись.

И видит архиерей сон. Пришла какая-то монахиня и говорит: «Я – Сарра, без ног. Скажите Михаилу Михайловичу, пусть он сейчас же бросает свою карьеру и едет принимать священство. Иначе его посадят, и он не выйдет из тюрьмы никогда». Архиерей как проснулся – к старосте:

– Давай его искать, где он?

– Да он большой завод строит.

Архиерей нашел Михаила Михайловича и рассказал свой сон. Архиерей ничего не знал о матушке Сарре, и разговора с ним никогда о ней не было. Михаил Михайлович

перекрестился и говорит:

– Ну уж если матушка Сарра приснилась и сказала:

“Я Сарра”, – значит, должно быть тому.

И Михаил Михайлович поехал в Архангельск, и его посвятили в священника. Ему ведь было старцем Варсонофием и матушкой Саррой предсказано, что он будет священником. Старец Варсонофий говорил ему: “Помни 29 августа, у тебя будут такие знамения, так что ты помни это число”. И как раз 29 августа (на праздник Нерукотворного Спаса по н. ст.)⁶⁴⁵ его посвятили в диаконы, а 30-го рукоположили в священники. Ну а полную службу он преотлично знал всю. Из Архангельска он приехал уже священником. Много раз потом отец Михаил переезжал на новое место, восстанавливал храм⁶⁴⁶, и его переводили снова на новое место».

В год столетня изгнания французов

О времени рождения матушки Сарры в ее Житии написано так: «Время, когда родилась Надежда, было грозное. В июне 1812 года Наполеон с армией в шестьсот тысяч человек перешел русскую границу. ...По дороге наступления неприятеля люди жгли свои села и деревни, уходили в леса и другие губернии. Помещики Потемкины также были вынуждены покинуть свое имение. Они поехали в Тверь, к родственникам Анны Михайловны. Поехала и шестидневная Надежда».

Итак, «шестидневная Надежда», 12 августа.

В 1912 году Россия торжественно отмечала столетие изгнания французских завоевателей из своих пределов. И ровно через сто лет после боя у Протасова моста, день в день, мимо Беломира прошел крестный ход с чудотворной Смоленской иконой Божией Матери «Одигитрии». Кому, как не возрождающим Одигитриевскую обитель и всем, болеющим душой за земное детище преподобного Зосимы, не вчитаться в строки, так явственно показывающие, как велико заступничество за нас грешных Пресвятой Богородицы!

Юбилейное шествие святой иконы

«11 и 12 августа наша местность переживала редкое торжество, встречали и провожали чудотворную икону Божией Матери «Одигитрии» из Смоленска. В 10 часов утра с колокольни села Станища раздался благовест, призывающий к крестному ходу. Не прошло и часа времени, как несколько прихожан с. Станища, а также окрестных деревень других приходов, собрались около церкви. Ровно в 11 часов от церкви двинулся крестный ход с пением канона Пресвятой Богородице. Солнце играло на хоругвях и на ризах икон. Крестный ход сопровождали пять священников (сел Станища, Беломира, Лужков, Плещеева и Ларина). Крестьяне деревень, находящихся на пути следования иконы, заранее приготовлялись к встрече ее: выносили столики с хлебом-солью, для службы молебнов, а сами были одеты в праздничные одежды. Пройдя дер[евню] Зарубежье, место встречи, крестный ход остановился, был отслужен краткий молебен, и иконы крестного хода были поставлены на приготовленные столики.

Погода была тихая. Вот издали начали доноситься неясные звуки, становившиеся все слышней и слышней: «Радуйся, Невеста Неневестная». Дорога в месте встречи шла под уклон, и вот из-под уклона, как бы на воздухе, показалась икона Божией Матери. Многие от умиления плакали и восклицали: «Пресвятая Богородице, спаси нас». Нельзя передать невыразимо отрадного чувства при виде столь чтимой святыни. На месте встречи был отслужен молебен с коленопреклонением, после чего крестный ход, провожавший честную икону из села Чеботова, вернулся обратно, а чудотворная икона проследовала до места ночевки в церкви села Станища. Беспрерывное чтение по очереди священниками акафиста и беспрестанное пение припева оного поднимали религиозное настроение народа, заполнявшего пространство не менее версты по большой дороге. В пятом часу пополудни икона прибыла к церкви села Станища. Духовенство сначала из-за множества народа решило служить всенощную на площади около церкви, но к шести часам подул ветер и стали надвигаться тучи, и это заставило духовенство изменить решение, и икона была внесена в храм, где и началось служение всенощной. Соборное служение шести священников, во главе с отцом благочинным, при пении любительского хора из села Бессонова, еще более умилило и религиозно настроило народ. Порядок был, несмотря на множество народа, образцовый.

После всенощной и назавтра до начала литургии, с 5 часов утра, продолжались молебны пред иконою. В 7 часов заблаговестили к литургии. По случаю воскресного дня, а также и потому, что в окрестных приходах не было службы, народа удвоилось. Литургия была торжественно совершена теми же иереями, и после оной был отслужен молебен с коленопреклонением и чтением молитвы Пресвятой Богородице, с провозглашением многолетия ныне царствующему Государю и вечной памяти Императору Александру I и павшим воинам в Отечественную войну. После литургии и небольшого отдыха для подкрепления сил в 11 часов икона была снята с места и, в сопровождении уже двух крестных ходов (сел Станища и Беломира) и около четырех тысяч народу, отправилась в дальнейший путь к селу Юреневу.

Пройдя две версты, икона была остановлена на так называемом Протасовом мосту через реку Осьму, где в 1812 году был дан бой французам для задержания их, дабы жители Вязьмы имели выбраться из своего города. На молебне было провозглашено многолетие Государю и вечная память Императору Александру I и павшим воинам. Шествие двинулось далее к селу Семлеву, не доходя версты до которого было встречено крестным ходом из оного села с четырьмя священниками (сел Семлева, Морозова, Афанасова и Гжели). В селе Семлеве стараниями священника и церковного старосты были устроены из живых цветов роскошные три арки – одна против церкви с надписью “ 1812–1912 г.”, вторая на мосту с надписью “Пресвятая Богородице, спаси нас” и третья посреди деревни. Толпа народа увеличилась еще более, но после молебна два крестных хода (сел Станища и Беломира) вернулись обратно, а вместе с ними и часть народа. Да, жива вера в русском народе, и никакие козни не одолеют этой веры!»⁶⁴⁷

Четвертая настоятельница игумения София (Быкова)

27 ноября 1901 года скончалась настоятельница Троице-Одигитриевского общежительного женского монастыря игумения Магдалина. По правилам общежительных монастырей, благочинный уездных монастырей архимандрит Валентин⁶⁴⁸ приступил к производству выборов, но сестры обители единогласно заявили, что из своей среды они никого не могут выбрать в игумений, не могут также указать на достойную из другой обители, а потому предоставляют избрание настоятельницы воле Божией и благоусмотрению начальства.

Митрополит Московский Владимир⁶⁴⁹, обращаясь к Святейшему Правительствующему Синоду 31 января 1902 года, писал: «Для замещения этой вакансии я признавал бы способною и благонадежною благочинную Московского Ивановского общежительного монастыря монахиню Софию. Поведения весьма хорошего. По отзыву настоятельницы Ивановского монастыря игумении Филареты, монахиня София опытна в монашеской жизни и хорошо знает уставы как церковный, так и общежития; послушания свои исполняет всегда с любовию, сестер наставляет тихо, спокойно, но поучительно»⁶⁵⁰.

Святейший Синод постановил назначить благочинную Ивановского монастыря монахиню Софию настоятельницей Троице-Одигитриевского монастыря с возведением в сан игумении. Указ к исполнению издан 21 февраля 1902 года⁶⁵¹.

Вновь назначенная настоятельница Троице-Одигитриевского монастыря игумения София (в миру Мария Никаноровна Быкова) родилась в 1846 году и происходила из московского купеческого сословия⁶⁵². В 1861 году ее пятнадцатилетней девочкой привели в Борисо-Глебский Аносин общежительный монастырь. Там она обучалась закону Божию, чтению и письму, проходила разные послушания, много времени, по благословению, посвящала иконописанию. В 1880 году была переведена в Московский Ивановский монастырь (вслед за настоятельницей игуменией Рафаилой (Ровинской), переведенной в октябре 1879 года из Борисо-Глебского Аносина монастыря во возобновлявшийся Московский Ивановский монастырь)⁶⁵³. Вскоре, 20 июня 1881 года, послушницу Марию постригли в монашество. То, что игумения взяла в новый монастырь послушницу Марию и вскоре после перевода постригла ее, говорит о мудрости, способности матушки Рафаилы видеть среди сестер тех, кто в будущем станет помогать в управлении обителью. Действительно, в Ивановском монастыре монахиня София проходила послушание помощницы благочинной, на этом ответственном служении ее оставила и новая настоя-тельница. Игумению Рафаилу в 1884 году перевели управлять Вознесенским монастырем, находившимся в Кремле. С 1897 по 1902 год монахиня София исполняла должность благочинной, а потом ее назначили настоятельницей Троице-Одигитриевского общежительного монастыря. Она заслужила на посту настоятельницы Зосимовой пустыни награждения наперсным крестом от Святейшего Синода 6 мая 1906 года и наперсным крестом из Кабинета Его Императорского Величества с украшениями 6 мая 1914 года⁶⁵⁴.

При назначении игумении Софии настоятельницей в Троице-Одигитриевский монастырь (21 февраля 1902 года) матушке разрешили взять с собой из Ивановского монастыря «для быстрейшего налаживания нового правления» двух сестер, известных ей своим богоугодным поведением и безукоризненным послушанием. С матушкой Софией в монастырь пришли две рясофорные послушницы, одну из которых она назначила помощницей казначеи, а другую – старшей при богадельне⁶⁵⁵. Казначеей оставили рясофорную послушницу Александру Расторгуеву из Зосимовой пустыни.

Отметим, что многие ответственные послушания в то время в Зосимовой пустыни выполняли выходцы из крестьян соседнего села Кузнецова⁶⁵⁶. В Троице-Одигитриевском монастыре совершался и великий ангельский постриг: 18 июня 1908 года монахиня Феофания была пострижена в схиму с именем Параскева. В схиме она несла послушание «старицы, руководствовавшей сестер в монашеской жизни»⁶⁵⁷.

В июле 1907 года Зосимову пустынь посетил викарий Московской епархии епископ Анастасий⁶⁵⁸ и в своем отчете по обзору церквей Верейского уезда написал о монастыре такие слова: «Насколько можно было войти во внутренний строй жизни этой обители, он вполне отвечает пустынно-общежительному характеру монастыря. Сестры трудятся своими руками в поле и огороде и живут под твердым и надежным руководством. Но совне монастырь очень беден и нуждается даже в более обширном и благоустроенном храме. Одним из главных средств обеспечения монастыря служит шерсть кроликов, которые в изобилии разводятся близ монастырской ограды»⁶⁵⁹.

Можно сказать, что игумения София стала для Зосимовой пустыни главной строительницей. При ней на территории обители построили три новых двухэтажных здания, создавших впечатление законченности внутреннего благоустройства монастыря, они до сих пор целы. В одном из келейных кирпичных корпусов (построенном в 1907 году) поместилась рукодельная, а в другом (построенном в 1910 году) – просфорня. Новый игуменский корпус (нижний этаж каменный, второй бревенчатый) был закончен в 1915 году⁶⁶⁰.

В 1910 году матушка София обустроила лесную пустыньку старца Зосимы, воздвигнув на месте его келий часовню. Вот как звучит ее прошение, адресованное преосвященнейшему Трифону⁶⁶¹: «В двух верстах от обители в лесу, принадлежащем вверенному мне монастырю, где находилась келия и было место молитвенных подвигов нашего старца, основателя монастыря схимонаха Зосимы, здесь же неподалеку находится и вырытый им колодезь, из которого верующие берут воду для исцеления своих недугов. Боголюбивые благодетели возымели усердие и просят на том месте, в память молитвенных подвигов старца, выстроить каменную часовню, квадратную, мерою в 5 аршин, на их средства. Донося о сем, всепокорнейше прошу Ваше Преосвященство, милостивейшего архипастыря и отца, разрешить нам выстроить вышеозначенную часовню»⁶⁶². С разрешения владыки часовню построили.

В августе 1906 года в обитель пришел новый священник Михаил Николаевич Виноградов⁶⁶³. Но увеличение штата священнослужителей в монастыре было необходимо⁶⁶⁴, и матушка настоятельница просила в Синоде умножить штат клириков при храме Троице-Одигитриевской Зосимовой пустыни. Наконец 5 февраля 1915 года по Канцелярии Синода прошло дело об открытии второй штатной священнической вакансии при монастыре⁶⁶⁵. Вторым священником назначен был Дмитрий Ильич Розанов⁶⁶⁶. Именно они, о. Михаил и о. Димитрий, разделят с сестрами все скорби гонений 1920–1930-х годов.

Единственное сохранившееся личное письмо игумении Софии обнаружилось в делопроизводстве 1910 года по замещению вакантной диаконской должности в связи с увольнением предыдущего диакона за штат по старости⁶⁶⁷. Викарий Московской епархии епископ Василий прислал к матушке «для пробы голоса» диакона-псаломщика, о котором сообщал, что «по образованию он из IV класса Духовной семинарии и голос имеет баритон, а по нраву – тих и скромен и совершенно трезв». В своем отзыве игумения София отвечала владыке: «Отец диакон Сергий Успенский сегодня 27-го числа служил у нас литургию, а также совершал отпевание скончавшейся рясофорной послушницы, потом был у меня в келии, и мы поговорили с ним. Ему у нас понравилось, и нам кажется, он будет добрым и тихим, как Вы, владыко, изволили о нем свидетельствовать, и дай Господи, чтобы он оправдал сие»⁶⁶⁸.

К 1913 году в Троице-Одигитриевском монастыре были странноприимный дом, богадельня и больница. Кроме игумении, в обители подвизались 276 сестер⁶⁶⁹.

В 1920 году, при реорганизации монастыря в сельскохозяйственную артель, игумения София (уже в преклонном возрасте) вышла на покой и проживала в богадельне Зосимовой пустыни до конца 1928 года. Официально, по епархиальным документам, она была уволена 8 (21) января 1920 года, а на должность настоятельницы назначена монахиня Афанасия Лепешкина⁶⁷⁰. По воспоминаниям местных жителей, в 20-х годах матушка София не могла ходить, и келейница возила ее в инвалидной коляске. После полной ликвидации «артели» в 1929 году, матушку Софию взял на свое иждивение священник Димитрий Розанов, поскольку она приходилась родной теткой его жене Ольге Владимировне. Для уединенной молитвенной жизни игумению Софию поселили с тремя келейницами в соседнем с батюшкой доме, о. Димитрий регулярно навещал ее⁶⁷¹. После ареста о. Димитрия в 1931 году судьба четвертой настоятельницы Зосимовой пустыни остается неизвестной. Надеемся, что ее племянница Ольга Владимировна Розанова не бросила матушку и, когда пришел ее смертный час, погребла по-христиански игумению Троице-Одигитриевского монастыря.

Монастырь в предреволюционные годы

В первое десятилетие двадцатого века Троице-Одигитриевский монастырь переживал пору расцвета. Блажени живущий в дому Твоем: в веки веков восхвалят Тя (Пс. 83:5). Число насельниц пустыни составляло примерно 275 человек, угодья монастыря расширялись. Если в 1900 году Зосимовой пустыни принадлежало 580 десятин земли, то в 1908 году – 618 десятин, в 1911 – 729 десятин, точная цифра земельных владений монастыря перед революцией – 778 десятин 1043 кв. сажень⁶⁷².

1910-е годы были отмечены появлением обязательных страховых документов для всех монастырских и церковных строений, сдававшихся в консисторию и в Святейший Синод, где они и сохранились до нашего времени. Всего на центральной усадьбе Зосимовой пустыни в 1910 году насчитывалось 57 строений⁶⁷³. Большое значение в бюджете монастыря, помимо процентов с банковских билетов, имели арендные статьи с недвижимого имущества – с огородов, амбаров, московских подворий⁶⁷⁴.

В 1912 году монастырь вошел во владение последним участком земли из бывшей вотчины Марии Семеновны Бахметевой, располагавшимся в непосредственной близости к пустыни⁶⁷⁵. Весь лес вокруг колодца старца Зосимы оказался в ведении монастыря. К тому времени на месте келий преподобного Зосимы стояла каменная часовня, а среди послушаний сестер появилось «заведование часовней и лесом на месте подвигов старца Зосимы». С 1913 года это послушание проходила монахиня Платонида⁶⁷⁶.

Большие лесные угодья требовали внимательного и профессионального использования, плановой вырубки и регулярного ведения новых насаждений. В том же 1912 году, по прошению настоятельницы монастыря, Лесохранительный комитет провел обследование монастырских лесов и составил план их использования. Лес, общей площадью в 500 десятин, был разделен на участки для вырубки годных деревьев на строительный материал, сухостой шел на дрова для монастыря. «Сплошных рубок в близлежащих к обители лесах не назначалось вследствие необходимости сохранить их как прилегающие непосредственно к обители и служащие ей украшением в виде парка – впредь до естественного постепенного вымирания старых деревьев»⁶⁷⁷.

В 1913 году удалось расширить московское подворье на Плющихе за счет смежного владения⁶⁷⁸. Всего на подворье было восемь жилых доходных домов. Улица Плющиха в начале XX столетия представляла собой как бы заповедный уголок Москвы, застроенный небольшими особняками с характерными оградами и садами во дворах – после пожара 1812 года этот тип застройки оставался популярным вплоть до конца XIX столетия. Районы с маленькими особняками, как на Плющихе, придавали городу в начале века двадцатого неповторимую прелесть и своеобразие⁶⁷⁹.

Новое московское подворье на Масловке присоединилось к монастырским владениям после еще одного пожертвования недвижимого имущества обители, в июле 1914 года. Его, в отличие от подворья на Плющихе, очень быстро продали, а часть вырученных денег (более пяти с половиной тысяч рублей) монастырь мог «употребить на покупку хлеба за наличный расчет, так как в кредит уже не давали никаких товаров»⁶⁸⁰. Наступил новый этап в жизни России.

Кроме многих лет созидательного труда, на время правления игумений Софии пришлись и скорбные годы войны и революции. Троице-Одигитриевский монастырь, как и все христианские общины, вложил посильную лепту помощи «на врачевание раненых и больных воинов и на вспомоществование семействам лиц, призванных на войну, а также в деле устройства госпиталей для упомянутых воинов»⁶⁸¹. Ежемесячно, начиная с июля 1914 года, Троице-Одигитриевский монастырь вносил из монастырских сумм по 25 рублей в московскую Покровскую общину сестер милосердия на оборудование и содержание кроватей для больных и раненых воинов в больнице, которую учредили в память 300-летия Дома Романовых. Для раненых воинов, лечившихся в местной наро-фоминской больнице Красного Креста, в монастыре ежемесячно шили из готового материала по несколько сотен пар белья (рубашек, кальсон, наволочек) и вязали из монастырского материала более сотни пар чулок. Кроме того, «с 11 августа по 19 ноября 1914 года проживали в монастыре, пользовались помещением и отоплением и освещением и общей трапезой 34 послушницы из Красностокского монастыря⁶⁸², жена диакона с матерью и двумя детьми»⁶⁸³. Значительно позже, после войны, в Зосимовой пустыни проживали беженки, но об этом ниже.

После февраля 1917 года жизнь России и сама страна стали иными, но рассматривать подробно изменения, происшедшие за годы революции, в данной книге нет необходимости. Зафиксируем события, относящиеся к Зосимовой пустыни и сохранившиеся в воспоминаниях очевидцев или в документах. Приведем некоторые из них.

Около деревни Голохвастовой, что в трех верстах от монастыря, находилась монастырская лесная дача из 82 десятин леса и покосного угодья, приносящего до 200 возов сена. Все покосные поляны монастырь обрабатывал своим трудом. Но так как в середине монастырского угодья находилась деревня, в апреле 17-го года «новые граждане» просили монастырь уступить им все покосные угодья на лето текущего года, до распоряжения Учредительного собрания, а деревянный дом, предназначенный для размещения сестер в покосное время, уступить на зиму под училище.

Настоятельница Зосимовой пустыни в своем донесении начальству от 24 апреля просила архипастырского благословения, как ей «поступить в этом деле, чтобы предохранить обитель от неприятных последствий». Московская Духовная консистория ответила: уступить⁶⁸⁴.

А вот что случилось через несколько месяцев:

«13 июня 1917 года в три часа утра при открытии ворот в монастырь ворвались восемь вооруженных злоумышленников и вбежали в храм, в котором началась служба: ограбили свечной ящик, в котором имелось около ста рублей; вывели священника из алтаря, приказали стоять смирно среди церкви, предварительно спросив у него, где находится ризница, и, получивши ответ, что ризницы не имеется, они, разбивши стекло на местной иконе «Одигитрии» Божией Матери, сняли ризу, с которой сорвали на венце корону с недорогими камнями, а ризу не в состоянии были смять, оставили на полу, и, взявши трех сестер из церкви, которую заперли задвижкой, отправились к игуменскому дому, в котором не могли открыть парадную дверь, разбили в окнах стекла и влезли в столовую, где из шкапа похитили шесть столовых серебряных ложек, а в трех сестринских келиях все перерыли и побросали на пол. Между тем сделался переполох в монастыре, сестры стали ударять в колокола и кричать, а монастырский сторож стал стрелять ружьем в злоумышленников, разбивших стекла; трое из них побежали за сторожем, вырвали у него ружье и прикладом нанесли ему кровавую рану на голове, ружье сломали и бросили, а ему вывихнули руку; затем возвратились в игуменский дом. Сторож, немного оправившись, стал стрелять из револьвера за оградой перед означенным домом и звать на помощь себе других. Злоумышленники, услышав стрельбу, моментально выбежали за ограду и скрылись в лесу. Все они были замаскированы и хотя стреляли, но безрезультатно. Кроме сторожа, никто не пострадал, а только все сестры остались довольно перепуганными»⁶⁸⁵.

Благочинный 2-го округа уездных монастырей архимандрит Иннокентий⁶⁸⁶ писал в Московскую Духовную консисторию по делу нападения вооруженных злоумышленников на Троице-Одигитриевский женский монастырь следующее: «...милиции было сообщено и было прислано два человека, которые, прожив две недели, уехали. Тогда соседний помещик князь Вячеслав Мещерский⁶⁸⁷, у которого были под руками студенты и другие ученики, давал на охрану монастыря по два человека и наблюдал сам, но все это только до начала учебного года; о дальнейшем времени игумения озабочена». В настольном докладном реестре Московской Духовной консистории июля 22 дня 1917 года было отмечено: «Поставить на вид администрации монастыря, чтобы тщательнее смотрели за сторожею храма».

В августе 1917 года начались перебои с хлебом. Монастырь находился в крайне затруднительном положении из-за сильного повышения цен на хлебные продукты, которые покупались за наличные деньги (а монастырь крайне был ограничен в наличных средствах). Между тем для обители требовалось около четырех вагонов хлеба в год. В виду сложившихся обстоятельств администрация монастыря просила Московскую Духовную консисторю «дать разрешение монастырю на взятие из монастырского капитала (хранящегося в Московской конторе Государственного банка) билета государственной ренты для продажи означенного билета на покупку хлеба»⁶⁸⁸.

В конце сентября просьбу монастырской администрации поддержал благочинный архимандрит Иннокентий: «По неимению наличных средств и вследствие увеличения числа живущих в монастыре за открытием детского приюта и принятием беженцев, а также по причине более и более охлаждающегося отношения населения к вере и к Богу и враждебного настроения против монастырей, Троице-Одигитриевский монастырь действительно поставлен в весьма трудное положение, и посему следовало бы удовлетворить просьбу его». Наконец указом Духовной консистории, подписанным 18 октября 1917 года, последовало разрешение. Однако проблемы постоянно увеличивались, так как в те годы «трудно было и продать ренту на такую сумму, да если кто и согласился бы купить, то, конечно, за бесценок». Что к этому можно добавить?

В ноябре 1917 года начала действовать новая власть. 23 ноября игумений Софии пришлось доносить в Московскую Духовную консисторию о том, что «соседний Рудневский волостной комитет требует по окладному листу по первое января 1918 года волостного сбора с монастырской земли по 70 коп. сдесятины – суммою в 545 руб. 30 коп.» и просить консисторию дать ей разъяснение, «нужно ли вносить означенную сумму в комитет или ждать какого распоряжения». В ответ матушка получила такой указ: «Так как в статье 6-й Временного положения о Волостном земском управлении, представляющей волостным земским собраниям право облагать денежными взносами все находящиеся в пределах волости недвижимые имущества, никакого исключения для земель церковно-монастырских не сделано, – то из сумм Троице-Одигитриевского монастыря следует уплатить означенную выше волостному комитету причитающуюся по окладному листу сумму»⁶⁸⁹.

К сожалению, 1918–1919 годы не оставили информации о жизни Зосимовой пустыни, впрочем, как и о большинстве монастырей. Единственный известный нам документ о Троице-Одигитриевском монастыре (тогда возглавляемом настоятельницей) за 1918 год, самый поздний из проходивших по Духовному ведомству, датирован 12 (25) сентября 1918 года. Он касается все тех же денежных средств на хлеб⁶⁹⁰.

9 сентября 1918 года пришел указ из Московской Духовной консистории «в[есьма (?)] срочно»: «Вследствие требования Юридического отдела Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов, консистория предлагает благочинным монастырей Московской епархии доставить в консисторию в самом непродолжительном времени нижеследующие сведения: “Копию с описей имущества и прибылых вещей, составляемых по данным приходо-расходных экономических книг всех монастырей”»⁶⁹¹.

Смятошася язы́цы, уклонишася царствия: даде глас Свой Вышний, подвижеся земля (Пс. 45:7).