История афонской смуты, или имябожеской ереси

Горе миру от соблазнов, ибо

надобно прийти соблазнам (Мф.18:7).

Надлежит быть и разно-

мыслям между вами, дабы

открылись между

вами искусные (1Кор.11:19)

В настоящее время последователи Булатовича, Афонские изгнанники, при содействии левой печати рассеивают среди православного русского народа ложные сообщения и неправильные толки по поводу недавно происшедших на Св. Афонской горе печальных событий. Чтобы предохранить православных от извращения истины излагаем в сем очерке правдивую историю происшедшей смуты. Здесь же, на основании решения Вселенского Патриарха Германа и Святейшего Правительствующего Всероссийского Синода, разбирается и критикуется самое учение «имябожцев». Вначале последователей нового учения называли «имяславцами»; сами же себя они величали «исповедниками имени Божия». Это неправильно и может повести к неопределенным понятиям, ибо имя Божие славят все православные христиане, и в 134-ом псалме (ст.1) поется: «Хвалите имя Господне, хвалите раби Господа». Последователей нового учения нужно называть «имябожцами», так как сущной основой их учения является, что «Имя – есть Сам Бог».

Таковое наименование «имябожцев» усвояет им и Святейший Синод в своем определении от 27 августа 1913 г. за № 7644 (см. Цер. Вед. № 35, 1913 г.). Основой сего правдивого изложения истории пролетевшей над непоколебимым Афоном сей печальной смуты, послужили личные наблюдения, рассказы, тщательно проверенные, очевидцев и различные письменные и печатные материалы, ссылки на которые указываются в самом тексте.

Монах Пахомий-афонец. Св. г. Афон, Ноября 1 дня 1913 г.

Господу Богу и Царице Небесной

благодарение за избавление

Святого Афона от посрамления

На Снятой Афонской горе расположен русский монастырь в честь Св. вел. Пантелеймона. В числе братства монастыря в восьмидесятых годах прошлого столетия проживал некий монах Иларион, который перешел затем в основанный пантелеймоновцами Новоафонский Симоно-Канонитский монастырь. Не ужившись здесь, и, как говорят, без благословения игумена, о. Иларион оставил и сию обитель и поселился отшельником в горах Кавказских.

Вот этот Иларион, принявший постриг в великую схиму, известный под именем пустынножителя кавказского схимонаха Илариона, и есть главный виновник возникшего на Афоне движения и происшедшей от сего смуты и разделения в среде русских афонских иноков.

Произошло это так.

Схимонах Иларион, желая изложить свои духовные опыты в делании молитвы Иисусовой и поделиться ими с монашествующей братией, написал книгу в 330 стр. под заглавием: «На горах Кавказа», содержащую беседы двух старцев-пустынников о внутреннем единении с Господом наших сердец чрез молитву Иисус Христову и в 1907 г. выпустил ее первым изданием в г. Баталпашинске. Книга эта была издана с разрешения снисходительной духовной цензуры, но вопреки, как нам известно, совета близких по духу братий к о. Илариону и более него сведущих в богословской науке лиц, ибо сх. Иларион богословского образования не имел. Непринятие правильного совета и послужило главной и первой причиной происшедших от издания сей книги религиозных смут.

Один из кавказских иноков передает нам о сем следующее: «Когда сх. Иларион дал на прочтение рукопись своей книги ближайшему своему духовному другу из таких же отшельников, то последний, прочитав ее, просил о. Илариона не издавать и не выпускать ее в свет по причине двух приведенных в сей книге неправых мыслей:

а) что «Имя Иисус – есть Сам Бог», и

б) что «не стяжавший молитвы Иисусовой – не спасется».

И затем этот старец просил сх. Илариона, если уже он желает напечатать свою книгу, то должен исправить указанные основные мысли. Вторую мысль о. Иларион согласился вовсе изгладить, но что касается первой, где говорится об имени Иисуса Христа, исправить ее совершенно отказался. Тогда духовный друг о. Илариона заметил со скорбью: «если напечатаешь книгу без исправления сей мысли, то знай – произойдут скорби и раздор». Последствия указали на правильность сего суждения благомыслящего духовного друга о. Илариона.

В «Русском Иноке» (1913г., №12) священник X. Григорович, сообщает любопытные сведения о том, как редактировалась впервые вышеуказанная книга «На горах Кавказа», и дух противления, оказанный автором о. Иларионом. Считаем нужным привести о сем выдержку письма о. Григоровича, который писал по этому поводу следующее.

«Не могу пройти молчанием одного случая, никому почти неизвестного. Это было в начале 1906 г., когда о. Иларион только собирался печатать свое произведение «На горах Кавказа». Он написал мне (Григоровичу) письмо, убедительно прося просмотреть приготовленную к печати рукопись. Встретиться с о. Иларионом нам пришлось в Глинской пустыни, где любвеобильнейший схиархимандрит Иоанникий (тогда еще архимандрит о. Исаия) любезно предложил нам свое гостеприимство и предоставил нам все удобства для выполнения нашей задачи. Он поместил нас в «столпе», устроенном им для собственного уединения и безмолвия в лесу между монастырем и дальним скитом. По временам к нам в «столп» для беседы заходил и сам о. Исаия, осведомляясь о ходе наших занятий. Начался просмотр рукописи. Были поставлены на обсуждение весьма важные вопросы о взаимоотношении ума и сердца при молитве, о значении слова «дух» в святоотеческих творениях, о самом производстве молитвы и т. п. Я предлагал для уяснения этих вопросов привлечь психологию, но о. Иларион отклонил такое предложение, пользуясь в качестве источников по этим вопросам исключительно произведениями преосвященных епископов Игнатия Брянчанинова и Феофана затворника. Встретивши далее в рукописи мысль, что Имя Божие – есть Сам Бог, я прямо заявил, что так выражаться нельзя: если понимать это выражение буквально, то оно совершенно (решительно) неправильно, так как всякому, даже малограмотному, понятно, что существует различие между самим предметом и его названием. Если же это выражение понимать в каком бы то ни было переносном смысле, то для этого понимания нужно подыскать более подходящую форму, чтобы не вызвать какого-либо недоразумения.

На это о. Иларион ответил, что он письменно и лично обращался к весьма многим авторитетным (?) и с богословским образованием лицам, прося их сделать замечание по поводу его взглядов. От большинства он не получил никакого ответа, а ответившие не признали себя достаточно сведущими, чтобы толковать о таких предметах. Это навело о. Илариона на мысль, что взгляды его не содержат в себе чего-либо явно погрешного. Поэтому на мои замечания он не обратил ровно никакого внимания и мое чтению рукописи не оказало влияния на ее содержание.

Сам о. Иларион в своем письме на Св. гору Афон (Рус. Ин. 1912 г. №15) подтверждает вышеизложенное сообщение, говоря: «Не доверяя своему разуму ищем у многих совета, но никто нас не утоляет: писал я к трем иерархам и только один ответил (и то) укоризненно». «Ищите, говорит, разрешения своим вопросам: по догматической стороне – в книгах епископа Феофана, а по практической в своем сердце, если оно смиренно».

Видимо, что иерарх уклонился от разрешения сего вопроса.

– «Когда мы были впоследствии в Глинской пустыни, то не встретили ни у кого подтверждения своему мнению, – продолжит о. Иларион, – и аще два, бывших там академика, восстали сему решительным противоречием».

Затем далее о. Иларион продолжает.

«Положение догмата, сделанное нами, важное, необычное, чрезвычайное, и в таком виде, как мы его поставили¹ не встречается нигде (спасибо за признание), кроме, как только у о. Иоанна Кронштадтского.

Утверждаясь па собственном опыте гармонии сердечных чувств мы говорим, что: в имени «Иисус» находится сам Господь наш Иисус Христос, всеми своими совершенствами, качествами и свойствами. А потом имя сие «Иисус Христос» – есть сам Он, дражайший Искупитесь наш, Господь. Как во плоти Христа – обитала вся полнота Божества, так и здесь. Ведение сие очень важно для делателей Иисусовой молитвы, потому что тогда бывают все чувства, нужные для правильного течения молитвы».

На этом заканчивается личное рассуждение о. Илариона, написанное им в письме на Афон, помещенном в Р. Ин. №15.

По поводу указанных мыслей о. Илариона на Афоне происходили старческие суждения, которые резюмируются так:

«Отец Иларион придумал новый «догмат». Но... догматическая сторона всякого разбираемого вопроса богословского может быть разрешаема только: священным писанием и писаниями святых отец, а утверждаема – только вселенскими соборами, но не личным (каждого мечтателя-фантазера) опытом своих чувствований, каковой может разрешить практическую, а не догматическую сторону вопроса.

О. Илариону практические соображения якобы показывают, что в сердце его во время молитвы будто бы ощущается действие Божией благодати, что и всякий благоговейно молящийся может проверить, да это и необходимо, но имея смирение. А он из этого вывел и сделал свое заключение, что имя Господа нашего Иисуса Христа, столь тесно соединено с существом Божиим, что стало самим Богом.

О. Иларион сознается, что подтверждение, и доказательство измышленному им мудрствованию ни в Священном писании, ни в творениях Снятых Отец – не встречается.

В изобретенном в тиши одиночества о. Иларионом «догмате» содержится укоризна всей православной церкви, которая в продолжении девятнадцати столетий со своего утверждения будто бы не могла уразуметь столь важного по мнению о. Илариона «догмата». Всякий видит, что это глубокая неправда. Святые Отцы на вселенских соборах не изобретали новых догматов, а только объясняли и утверждали те догматы, которые святая церковь приняла от Самого Господа и Святых Его апостолов.

Суждение Св. Церкви о догматах. На первом Вселенском Соборе (происходившем в гор. Никее в 325 г.) утверждено единосущие Сына с Отцом. Это не есть изобретение нового догмата, а лишь объяснение и утверждение догмата, который и до того времени вся православная церковь исповедовала как несомненную истину.

На седьмом соборе (тоже в Никее, в 788 г.) утверждено почитание святых икон. Это опять-таки не новый догмат, а утверждение по причине явившихся иконоборческих лжеучений древнего почитания святых икон.

И когда эти догматы были утверждены, то они не явились ни для кого новостью.

Непонятный авторитет о. Илариона для цензуры, изобретенный же о. Иларионом через девятнадцать веков после рождения Господа нашего Иисуса Христа догмат оказался для всех православных христиан неслыханною новизной, которая в самой основе извращает утвердившееся в богословии понятие о имени Божием. Можно только удивляться, как духовная цензура, рассматривавшая означенную книгу, пропустила ее к напечатанию, не заметив рельефной (выпуклой) новости об обоготворении имени «Иисус» и разрешила помещенное в книге смешение понятий о именах Божиих и существе Божием. По-видимому, цензура полагалась по этим вопросам на авторитет автора.

Когда указанная выше книга вышла в свет, о ней заговорили в иноческих кругах и в особенности среди пустынников, занимающихся внутренним деланием на основании умственной молитвы. Как и всегда бывает, мнения о ней разделились. Некоторые во всем согласились с автором, другие же, более осмысленные, называли эту книгу неправильной, опасной и даже еретической. Новое учение, изложенное в ней, признавали ни на чем не основанным плодом «прелести» и самочинного мудрования.

Известно, что некоторые обители Афона и России, прочтя книгу, поспешили возвратить ее обратно или уничтожить, как это было в одной известной в России высокой обители, которая для успокоения умов и прекращения возникшего среди братства волнения признала необходимым сжечь экземпляр этой книги.

Из сего видно, какие плоды начала она приносить с первого момента своего появления на свет. По словам Спасителя: «Не может дерево добро плоды злы творити, ни древо зло плоды добры творити» (Мф.7:18). Можно сказать, что эту книгу, внесшую смуту и раздор, нельзя назвать «древом добрым», а только наименовать «древом злым».

Один из кавказских иноков в письме своем к афонскому другу иноку, между прочим, о вышеуказанной книге писал так. «Бог – существо непостижимое, всемогущее, беспредельное, а имя – не есть предмет или существо, но наименование, или название существа, или предмета. А отец Иларион учит, что имя есть сам Бог. Это его лжеучение опровергает святитель Архиепископ Антоний Волынский и прямо говорит, что о. Иларион в «прелести». Оно и правда, ибо некоторые пустынники здесь тоже говорят, что если бы о. Иларион был и хорошей жизни и то, только после смерти, если бы его мощи прославились чудесами и его бы причтили к лику святых, только тогда можно было бы ему доверяться, ибо его учение новое. Господь один только знает, как жизнь о. Илариона кончится: хулить его и хвалить надо подождать: только конец увенчает дело. Раз церковные архипастыри не одобряют его книгу и указанное в ней новое учение, то надобно воздержаться ей верить. Была статья и епископа Никона, не, одобряющая о. Илариона и его книгу. Жили же без книги его и ранее, а теперь как будто бы нельзя без нее обойтись. Прямо враг смутил, да и только.

Я же грешный люблю произносить святейшее имя Господа моего Иисуса Христа, но как произносить, на это есть достаточно руководств Святых Отцов церкви.

Ни в ветхом, ни в новом завете не сказано нигде: Он – имя, Ты – имя, а сказано «хвально и прославлено имя Твое», или, «хвалите имя Господне», и сам Спаситель сказал по словам Св. Евангелия: «именем моим бесы изженут!» Прочтите творения Св. Иоанна Дамаскина «Точное изложение православной веры», хотя бы главу XII, § 2-й, 2-й книги и главу 1-ю, § 1. в 4-й книге со вниманием, а то и все творение прочтите. Там найдете, как нужно верить.

Учение о. Илариона новое и касается самого Бога, а потому нужна осторожность, чтобы не попасть в обман и богохульство, что со многими еретиками случилось. По-моему, довольно знать, что Господь наш Иисус Христос есть Сын Божий, Бог и человек, Спаситель наш, судия живых и мертвых, может нас грешных казнить и миловать: вот мы и должны смиренно просить Его о помиловании и не рассматривать своим греховным и слепым умом, каков Он и что такое есть Он (Рус. Ин. 1912 г. № 19).

Рассылая свои труд знакомым инокам и старым друзьям, о. Иларион просил сделать о нем отзывы и замечания, обещая принять их к сведению при вторичном издании. К сожалению, это обещание им не было исполнено.

О сем же он просил духовника Русского Пантелеймонового Монастыря на Афоне, почтенного, преклонного годами о. Агафодора, который, посоветовавшись со своими старцами, поручил сделать разработку этой книги известному афонскому иноку (Ильинского скита) о. Хрисанфу.

О. Хрисанф, проводящий свою жизнь внимательно и будучи хорошо осведомленным со святоотеческой литературой, просмотрел книгу и написал на нее рецензию, т. е. разбор и оценку, в которой опровергнул новоизмышленное учение об обоготворении имени Иисус и дал совет, чтобы при втором издании книги были исправлены ложные мысли. Затем эту книгу вместе с рецензией о. Хрисанфа просматривал другой афонский инок, кандидат богословия, питомец казанской духовной академии, иеромонах Феофан, нашедший мнение о. Хрисанфа о книге вполне правильным и соответствующим святоотеческому богословию.

Эту же рецензию о. Хрисанфа читали и другие сведущие афонские иноки и нашли ее вполне правильной и она (рецензия) в рукописи была послана от. Илариону согласно его просьбе, для его сведения.

Когда он, вероятно вопреки своему ожиданию, получил неблагоприятный отзыв о своей книге, то очень оскорбился на критиков, не послушал их доброго совета и даже написал против них длинную, необоснованную статью, которую и поместил в конце книги «На горах Кавказа» во втором издании.

Вышеупомянутые афонские старцы, видя явное упорство и заблуждение, о. Илариона, послали свою рецензию на рассмотрение (но без просьбы напечатания) Антонию архиепископу волынскому. Известнейший в Православной Русской Церкви архипастырь владыка Антоний отнесся к этому вопросу внимательно, рассмотрел книгу и рецензию и признал необходимым напечатать ее в журнале «Русский Инок», издающемся в Почаевской лавре.

Означенная рецензия (статья), служащая беспристрастным мнением бессодержательности учения о. Илариона и была помещена в №№ «Русского Инока» 4, 5, 6, за 1912 год.

Впереди статьи редакция предписала свою заметку: «Мы надеемся, что все читатели P. И., собратии наши по иночеству, отнесутся к статье с должным вниманием, прочтут рецензию с особым интересом, имея в виду пользу души своей и еще раз заметят: сколь опасно иноку мудрствовать высокая и как легко сбиться с правого пути, доверившись своему собственному мудрованию».

О самой же книге о. Илариона здесь сказано так: «Как в предисловии, так и на протяжении всего труда своего автор, толкуя иногда слишком свободно тексты священного писания и изречения св. отец, приходит к неправильным выводам. И все это ни для чего иного, как усиливаясь навязать и доказать читателям свою мысль, которая красной нитью тянется через всю книгу».

«Мысль эта, или, как выражается автор, новый, им обретенный догмат, заключается в обоготворении имени Иисус».

«О. Иларион утверждает, что на этот догмат, доселе нераскрытый в учении церкви, он наткнулся (вернее споткнулся) в сочинениях преосвященного Игнатия Брянчанинова и отца Иоанна Кронштадтского».

Для полного понятия духа рецензии приводим здесь достословно ее заключение.

«О. Иларион в вышеозначенном смысле обоготворяет имя Иисус и представляет об этом читателям как постигнутое им. Это новшество – ибо никто из Св. Отцов и учителей церкви со времен апостольских и до сего времени не приводил сего учения. И своим этим суемудрым новшеством волнует и завлекает некоторых других малодушных иноков, не следующих в понимании высоких христианских догматов и истин. Означенный инок о. Иларион имя Иисус сливает с Существом Божественным, а между тем величайшие в мире богословы об этом существе высказали следующее определение. Св. Дионисий Ареопагит говорит: «Не можно Бога изглаголать или умом постигнуть... Нет для него ни слова, ни имени, ниже названия» ... (Таин. Богос. гл. V). И Св. Григорий Богослов говорит: «Бог есть свет крайнейший, несказанный, ни умом непостижимый, ни словом изрекаемый». В виду такого определения о Боге не есть ли крайняя дерзость сливать с Божеством имя Иисус, относящееся к человеческому естеству Богочеловека»?²

Книга о. Илариона еще в первом издании весьма понравилась некоторым отшельникам русского на Афоне скита «Новая Фиваида», принадлежащего Пантелеймонову монастырю. Преклоняясь перед личностью известного им ранее о. Илариона, они, не будучи развиты в богословском знании и только опираясь на свое личное сердечное чувство, приняли буквально все неправые мнения о. Илариона. Благодаря этому они начали открыто утверждать, что имя Иисус есть сам Бог и что, когда мы произносим сие имя, то в нем имеем самого Бога по существу со всеми бесконечными свойствами и совершенствами своими.

Против такого неслыханного новшества и неправых ложных понятий выступил с протестом того же скита иеромонах о. Алексей Киреевский, который, хотя и не кончил духовную академию, но был богословски образован. Он стал заблудшим доказывать неправоту и несостоятельность нового учения, отождествляющего имя Божие с существом Божиим, неописанным и непостижимым.

Но нашлись и защитники нового Иларионовского учения, и против возражений от. Алексия вышел схимонах о. Мартимиан, за которым последовало большинство иноков Фиваидских³. Между сторонниками нового учения и защитником истины от. Алексием начались горячие споры, длившиеся около двух лет и приведшие к тому, что от. Алексей, как говорят, с совета игумена о. Арх. Михаила и других благоразумных старцев, во избежание неурядицы, принужден был на время оставить скит и отправиться во святой град Иерусалим. Споры же эти по поводу нового учения и волнения сторон постепенно перешли и в самый Пантелеймонов монастырь, а затем и в скит Св. Андрея Первозванного и нарушили мирную жизнь в среде пустынножителей св. горы.

Когда наступает грозное, стихийное бедствие, то люди без толку мечутся, озабочиваясь только своим личным спасением. Так и здесь. На живших дотоле тихо и мирно и спасавшихся о Боге афонских пустынножителей вдруг, как грозная лавина, нанеслась и закрутила волна ложного учения схимонаха Илариона. Некоторые из них, в меньшинстве, в начале сочувственно относились к новому учению, а некоторые, тоже меньшинство, стали как бы на распутье, не зная, верить ли новому учению или придерживаться старого. И в особенности самый предмет споров казался им очень важным и душевно-привлекательным, да и был поставлен в таком освещении, что в нем оказалось очень трудно разобраться.

Приверженцы нового учения настойчиво учили: «Имя Иисус – есть Сам Бог», причем подчеркивали самое слово Имя, пишучи его с прописной буквы, жирным шрифтом, так что у них в сущности получалось так: Имя... Сам Бог. При такой терминологии у них личность Спасителя как бы исключалась, а на место личности ставилось Имя сей личности. Проще говоря, они бессознательно обоготворяли звуки и буквы, посредством коих только и можно произнести слово «Иисус». При этом же этим звукам, ими произносимым, они приписывали присущую Божескому существу Божественную силу.

Вследствие таких толкований, начинавших ожесточать приверженцев легкомысленного инока Илариона, пустынножители-простецы оказались в весьма затруднительном положении, так как в простоте и бесхитростности душевной они не могли, распознать истины от лжи: не могли понять, что название предмета или личности нельзя считать самим предметом или личностью и придавать качества, свойственные не имени, а поименованному предмету или личности. Поэтому на их недоразумение и недоумение им было страшно ответить, что имя Иисус не Бог, так как они в этом понимали не имя, но самую личность Спасителя. При этом «имябожцы» пользовались ложью для проведения своего учения, желая постепенно запутать в свои сети доверчивых простецов-монахов и восстановить их против инако думающих, т. е. православных.

С февраля 1912 г. споры имябожцев стали все более и более усиливаться, к чему возбудил ряд статей в журнале «Русский Инок», направленных в осуждение зловредности книги «На горах Кавказа». Эти статьи вызвали много возражений со стороны приверженцев о. Илариона, да и сам схимонах в ответ на помещенную в журнале неодобрительную рецензию на его книгу написал сгоряча неодобрительную отповедь. Его ответ был рассмотрен Архиепископом Антонием Волынским и владыка дал следующий отзыв неразумному иноку.

«Защита автора вовсе не основательна: он пишет о пользе Иисусовой молитвы, но это не касается его обожания имени «Иисус». Пишет о святости имен Божиих, но это говорит против исключительной силы имени Иисус, а усваивает различным именам Триединого Бога, Спасителя, Богородицы и Святых. Самое имя Иисус не есть Бог, ибо Иисусом именовались и Иисус Навин, и Иисус, Сын Сирахов, и первосвященник Иисус, сын Иоседеков. Неужели они тоже боги? Сообщение автора о том, что многие, прочитав критику на его книгу, перестали творить Иисусову молитву, это либо вымысел (потому что сей молитвою всегда занимались люди и не разделявшие суеверий автора), либо весьма отрадное известие, в том случае, если сию молитву перестали творить те, кто соединял с ней нелепое суеверие и, следовательно, творил молитву, будучи в прелести. Скорблю о том, что из-за этой книги произошло на Св. Афоне великое смятение и ссоры, выражающиеся в резкой брани последователей от. Илариона против иер. Алексия и других. Это никого не радует кроме дьявола, воспользовавшегося высокоумием мало учившегося богословию автора и исполнившего его и его последователей таким гневом. Из этого гнева познайте, братие, что дело сие не от Бога: гнев мужа не творит правды Божией, но является плодом страстности и прелести, Господь да оградит нас от козней врага». (Рус. Ин., 1912 г., № 10).

Таким образом, видно, что от словесных споров тогдашние последователи о. Илариона, вкупе с ним, перешли и на почву литературной полемики, в целях обратить на себя внимание. Местные афонские адепты сx. Илариона также решили словесные турниры перевести на печатное слово и путем письменным доказать свою ложную правоту. Поэтому они просили иеромонаха Антония Булатовича (жившего в русском Андреевском ските) взять на себя письменную защиту нового их догматического учения. О. Антоний, в мире бывший ротмистр лейб-гвардии Его Величества Гусарского полка, как передают очевидцы, вначале отказался исполнить их просьбу. Затем его мнения поколебались, а далее он с особой горячностью и особыми личными целями, как говорят, принял на себя руководство, в целях яркого распространения ложного учения о. Илариона, после которого считается главным виновником фактической, происшедшей на Афоне смуты и причисления к списку различных сект еще новой, названной Святейшим Синодом и русскими иерархами «имябожеской».

Свое первое выступление· в качестве защитника нового учения о имени Божием, о. Антоний Булатович, недавно расставшийся с лихой гусарской саблей и совершенно не знающий богословия выразил в статье: «о почитании имени Божиего» и подписал ее дорогой для каждого афонца подписью «Святогорец»⁴. Эта статья была помещена в издаваемом Андреевским скитом журнале «Наставления и утешения Св. веры православной» (Апрель 1912 г.)

О. Хрисанф, рецензент книги «На горах Кавказа», в опровержение статьи о. Антония, написал свой отзыв, помещенный в «Русском Иноке» № 17 за 1912 г.

От 7 Мая того же 1912 г. о. Антоний Б-ч как бы от лица Фиваидских иноков написал открытое письмо к Архиепископу Антонию Волынскому, в котором изложил свою защиту нового учения и просьбу поместить это письмо на страницах «Русского Инока». Эта просьба осталась неисполненной, ибо «Русский Инок» не мог и не должен был помещать у себя статьи, явно нелепого характера и противоречивой истине.

Непомещение письма задело Булатовича, и последний стал писать Архиепископу Антонию укорительные письма и, забыв свое монашеское смирение, позволил себе называть владыку еретиком. Эти письма, по всей вероятности, душевно больного или одержимого манией величия о. A. Булатовича, Владыка Антоний Волынский переслал от. Алексею Киреевскому, а сей сообщил содержание их о. Иерониму, Архимандриту, игумену Св. Андреевского скита.

О. Иероним, узнав о письмах подчиненного ему инока, позвал Булатовича и кротко просил его не браться не за свое дело, прекратить подобные писания и испросить у Архиепископа Антония Волынского прощение за нанесенные им в письме оскорбления.

Как и свойственно озлобленным душам, А. Булатович не послушал кротких увещеваний своего духовного пастыря, сказал, что он облечен духовным мечом, которым должен посекать ереси и затем, назвавши о. Архимандрита грубыми словами (не приводим их, чтобы не пришлось краснеть), собрался и ушел из скита. Поселился он у о. Парфения, старца преклонных лет, так же обольщенного и ошибающегося в понимании имени Божия, согласно книге сx. Илариона⁵.

В то время, будучи ослепленным о. Антонием Булатовичем, который как-никак был все-таки человеком грамотным, будучи в мире офицером, о. Парфений покровительствовал ему и его единомышленникам и даже печатал некоторые их произведения. Попав в пустынную обитель, Антоний Булатович своею решимостью покорил робкого старика-настоятеля, который предоставил ему широкое поле деятельности, и ни в чем его не стеснял. Пользуясь этим обстоятельством и обладая даром запугивания о. Антоний Булатович энергично занялся писанием разных статей, воспроизводимых им с помощью пишущей машины, не пренебрегал гектографом, и таким способом наполнял своими произведениями Андреевский скит, Фиваиду. Пантелеймоновский монастырь и другие обители, через особых посыльных распространяя свою литературу и тем самым усиленно содействуя к разжиганию религиозного пожара, вызвавшего затем специальное прибытие особой Комиссии во главе с архиеп. Никоном для тушения его.

Свои статьи, защищающие идею от. Илариона, Булатович составлял с помощью своих единомышленников и ревнителей лжеучения. Для сего последние перечитывали Священное Писание и святоотеческую литературу в целях выписать те места, где восхваляется имя Господне и насколько возможно благоприятствующие им, чтобы подтвердить свое учение. Каждому известно, что ни в одном святоотеческом творении не могло найтись подтверждения их вольнодумству. Эти выписки заблудшие сносили к Булатовичу, который собирал их и в своих писаниях подтасовывал изречения Св. Отцов по своему усмотрению, вследствие чего у него и в его приспешников писаниях везде видно извращение толкования о сем предмете, как творений Св. Отец, так и Священного Писания.

Нам приходилось читать рукописи от. Антония Булатовича и его единомышленников. Между прочим, в рукописи их «О вере во имя Божие» говорится, что Господь наш Иисус Христос от своих последователей требовал двоякой веры: в Свою личность и в Свое имя, как будто одной веры в Его личность недостаточно. К чему же ведет такая двоякая вера? – Только к раздвоению Спасителя на две личности, что согласно их (имябожцев) учения далее и видно из следующих их выражений.

«Во имени своем Бог присутствует так, как в теле Своем, принятом от Девы Марии, или как в таинстве Евхаристии»⁶. Это присутствие Бога в имени своем богословы Халкинской греческой духовной школы назвали воименением Бога в имени Своем, т.е. как бы вторым воплощением».

И еще пример извращения «имябожцами» смысла Св. Писания. В Евангелии от Иоанна, в 1-й гл. говорится: «в начале было Слово, и Слово было у Бога и Слово было Бог». Православная церковь в сем месте под выражением «Слово», разумеет вторую ипостась Св. Троицы, Сына Божьего. Имябожники во главе с Булатовичем под «Словом» разумеют имя Иисус, а посему выражение «Слово» пишут с малой буквы.

Находим нужным к сей правдивой истории присоединить и отдельные документы, которые могли бы иллюстрировать положение робкого и смятенного афонского иночества, захваченного в то время слугой диавола и с честью перенесшего наложенное Господом испытание. Приводим в сокращенном виде текст письма одного греческого схимонаха по поводу возникшей религиозной смуты. Адресовано оно было к русскому почтенному старцу иеросхимонаху.

«Ваше Высокопреподобие».

Так как подвизавшийся на Кавказе схимонах Иларион написал в составленной им книге «На горах Кавказа», что имя Бог и имя Иисус – есть существо Божие, сего ради скорбя и сожалея о нем и последователях его, о погибели их, по братской любви и (беспристрастно пишем следующее, несомненно веруем и исповедуем, как научают нас богоносные отцы, что Иисус Христос есть совершенный Бог и совершенный человек. Как человек – именуется Иисус. Хотя имя «Иисус» есть имя паче всякого имени, есть имя Божественное, однако не есть сущность и естество Божие, как от. Иларион написал в своей книге. Об этом имени толковали и исследовали мужи достойные, великие и всякой мудрости исполненные отцы боговдохновенные, однако – никакого такого понятия не вывели.

Неразумное дело – упорно держаться мнения, что имя Иисус есть Божество Его. Это ужасная хула. Разумное и христианское дело веровать Божественному учению Отцов. Да отвергнут то, и да примут с объятиями это непорочное и непогрешительное церковное учение. Да не считают стыдом сознаться, что, как люди, они ошиблись: напротив, такое, сознание есть похвальное дело христианской мудрости и совершенной добродетели.

В истине согласного учения св. Отцов не должен никто сомневаться, чтобы отвергнуть то или другое ложное мнение, хотя бы и любимейшего (отца). Да не думают, что человек упорно держащийся своего мнения не заблуждается. Ошибались мужи мудрейшие и горячие прежде ревнители церкви: оригенисты, апполинаристы, татианисты, тертулионисты и т. д. Так случается тогда, когда человек только на себя надеется: предпринимает дело выше его разума, больше сил его…

Ужасно и страшно предпочитать мудрым учителям учение, одного или двух заблуждающихся. О, если бы они отвергли ложные мнения и последовали незаблудно и безгрешно со всеми следующими за отцами и учителями Единому незаблудному Наставнику и Учителю рекшему: Кто последует за мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни (Ин.8:12).

Остаюсь, прося молитв, ваш смиренный послушник, грешный схимонах Каллиник.

Св. г. Афон, Катунаки, 10 июля 1912 г. (Рус. Ин. № 17, 1912 г.).

Споры, разжигаемые, Булатовичем, и его сторонниками разгорелись на столько, что игумен Пантелеймонова м-ря арх. Мисаил, сперва не придававший особого значения возникшему волнению и мало обращавший на сие внимания, принужден был книгу сх. Илариона представить на рассмотрение Вселенского Патриарха Иоакима III, который, рассмотрев означенную книгу, признал душевредным содержащее в ней учение об имени Божием и от 12 сентября 1912 года отправил послание «Высокопреподобнейшему игумену Священного, Царского, Патриаршего и Ставропигиального Св. Пантелеймонова монастыря на Афон Кир Мисаилу с братиею монастыря и всем на св. горе надвигающимся русским по происхождению благоговейным монахам». Текст сего послания следующий:

«Тем из монахов, которые бессмысленно богословствуют и ошибочную теорию о Божественности имени «Иисус» выдумали и распространяют, – советуем и повелеваем отечески тотчас же и строго отстать от душевредного заблуждения и перестать спорить и толковать о вещах, которых не знают.

Им надобно прежде всего заботиться о спасении души своей, а разрешение каких бы то ни было недоумений своих они должны искать и находить в преданном учении Церкви, сверх которого и помимо которого никому не дозволено новшествовать и новые выражения употреблять. Иначе против распространяющих ото бессмысленное, богохульное учение и смущающих святую гору приняты будут со стороны церкви строжайшие меры, которые указываются священными канонами против нечестивых и непокорных, и каких требует спокойствие и порядок вашего священного места.

А так как начало и причина соблазнов есть невнимательно и неосновательно во многих местах составленная книга монаха Илариона «На горах Кавказа», то мы, порицая и осуждая неправильные и опасные выражения в ней об имени Иисус – запрещаем чтение этой книги всем на св. горе, как книги содержащей много ошибочного и ведущей к заблуждению и ереси. «Бог же всякой благодати, призвавший нас в вечную славу свою во Христе Иисусе, Сам да совершит вас, да укрепит, да соделает непоколебимыми. Ему слава и держава во веки веков. Аминь». (1Петр.5:10–11).

1912 г. Сентября 12 дня №8522. Константинопольский Патриарх Иокаим во Христе молитвенник.

Это послание не прекратило смуту, а усилило ее более прежнего. А. Булатович, воспользовавшись тем, что послание по снисхождению Патриарха было прислано не через Протат⁷, как это обычно делалось, а прямо на имя арх. Мисаила, начал распускать ложные слухи, будто бы послание патриарха недействительно, но подложно, да если бы даже оно и было действительно, делает передержку Булатович, то оно осуждает не нас, но противников наших (?)».

Когда же cие послание было напечатано в Русском Иноке (№ 20, 21–1912 г.) в греческом подлиннике и на русском языке, тогда имябожники, не имея возможности опровергнуть подлинность послания, стали распространять среди простодушных и детски доверчивых афонитов другую, не менее злую ложь и клевету, будто бы Вселенский Патриарх был подкуплен арх. Мисаилом за громадную сумму денег. И такую клевету распускал бывший офицер, столичный житель».

После всего этого иноки Пантелеймонова монастыря и скита Новой Фиваиды разделились на две партии: на сторонников учения проповедуемого в книге от. Илариона и на противников этого учения. Эти партии вступали в ожесточенную словесную борьбу между собой, которая, можно сказать, окончилась победой сторонников Илариона и Булатовича. Так, например, 2-го декабря 1912 г. в Новой Фиваиде состоялся собор, в котором приняло участие более ста монахов. Это незаконное собрание единогласно признало правильность мыслей сх. Илариона в его книге, осудило всех противников (?), а рецензию на книгу, составленную от. Хрисанфом, признало еретическою.

В Пантелеймоновском монастыре, некоторая часть монахов приняла тоже сторону Булатовича и упорно не признавала патриаршей грамоты, полагая, что патриарх подкуплен, арх. Мисаилом и его сторонниками, не признававшими нового учения. A так как «имябожцы» брали перевес своей численностью, то стали называть и архимандрита и прочих своих (оставшихся верными) противников еретиками и намеревались изгнать их из обители. Этому способствовал главный вожак А. Булатович, нашедший в самом монастыре» опытного помощника-фанатика монаха Иринея, который впоследствии, как глава бунтарей, был увезен в Одессу.

В это же время, неугомонный А. Булатович составил и напечатал в Константинополе на русском языке без цензуры брошюру под названием «Истина об истине», в количестве (как сообщил в Братстве русских келий сх. Парфений) 5000 экземпляров. Эта брошюра была разослана многим русским инокам, и кроме того Булатович нашел лицо, переведшее брошюру на греческий язык и тоже напечатал, но разослать ее не удалось, ибо греческие власти, узнав о ней, уничтожили ее.

В вышеуказанной брошюре, кроме разглагольствований об обоготворении имени «Иисус» Булатович, желая приравнять свое учение к учению св. Григория Паламы⁸, дошел до смешного и совершенно вздорного вывода, что: «всякое слово, исшедшее из уст воплощенного Сына и Слова и записанное в Евангелии – евангелистами – есть Сам Бог» (писано с прописной буквы). Булатович здесь учит многобожию, ибо, если по его выводу считать, что каждое слово Спасителя – есть сам Бог, то, во-первых, получается бесчисленное множество богов, т. е. многобожие; во-вторых, в Евангелии есть и такие слова, сказанные Спасителем: «ехидна», «стадо овиное», «диавол», «бесы», «сатана», а по теории Булатовича и эти слова являются как бы Богом. Ну что может быть безумнее сего) ?! Это во много крат хуже толстовского учения, которое хоть и отвергает бытие личного Триипостасного Бога, а самого человека признает частицей божества, но, по крайней мере, не ставит в боги диавола, как это сделал Булатович. По всей вероятности, он, пишучи свои мудрые толкования и не подозревал, что вывод его учения приведет к вышеуказанному толкованию. Имябожцы же, ослепленные, в означенной брошюре не усмотрели ничего подозрительного и приняли ее как непогрешимую истину.

В конце брошюры А. Булатович обращается с речью к самим противникам, не признающим его заблуждений, и говорит так: образумьтесь же, несчастные хулители. Над главою вашею повис страшный меч отступничества от веры православной и анафема... если вы по презорству вашему не хотите верить нам, пишущим вам сие, мудрствуя так: от Назарета может ли быть что доброе? или откуда сему сия, его же мы знаем отца и матерь...

Какая видна в сих словах сатанинская гордость и надменность Булатовича, дерзнувшего словами св. Евангелия приравнять себя и слое учению к кротчайшему и смиреннейшему Христу, Спасителю нашему.⁹

Чуть ли не одновременно с напечатанием указанной выше брошюры, смиренный инок Пантелеймонова монастыря о. Досифей, занимавшийся слесарным искусством, вероятно не без содействия Булатовича, также составил брошюру под названием: «Противорабство слугам антихриста или новая ересь на имя Божие, по предречению Апокалипсиса».

Она была тоже напечатана, но не выпущена из типографии вследствие того, что настоятель Белозерской обители на Афоне иеромонах Петр, узнавши о сем, сделал типографии внушительный протест, вследствие чего брошюру уничтожили.

Из заглавия сей брошюры ясно видно, как «имябожцы» обзывали не принимавших их мудрований. Не входим в разбор и оценку изложенного в сей брошюре учения, так как оно тождественно с учением сх. Илариона и А. Булатовича. Главная основа – обожествление имени «Иисус». Упомянем только, что в сей брошюре помещен «акт о исповедании веры во имя Божие, утвержденный советом правоверных старцев Пантелеймонова монастыря, от 20 августа 1912 г.» и возражения против сего исповедания отвергающих его.

Против этого акта и восстал слесарь о. Досифей и восстановил против него большинство братии, за что и был удален из обители игуменом р. Мисаилом и прочими верными старцами. По выходе из обители о. Досифей поселился под крылышком о. Булатовича на Карее.

К концу 1912 г. в Андреевском ските треть монахов перешла на сторону нового учения и сделалась послушным орудием преступных замыслов Булатовича. Последний имел личное неудовольствие против игумена скита Арх. о. Иеронима на то, что тот запретил ему писать в защиту нового учения (упомянутого выше) и старался отомстить ему. Цель Булатовича состояла в том, чтобы изгнать о. Иеронима из скита. Пользуясь отсутствием игумена на метох (хутор) в Македонии по скитским делам, он употребил все силы на исполнение своей цели.

Настоящую историю мы излагаем в сокращенном виде по запискам, написанным самим о. Иеронимом и переданным для истинного освещения сего прискорбного для монашества события.

«По приезде моем с хутора, – пишет от. Иероним – 7 января 1913 г., я пред портой (св. врата) встретил братию, выходящую после трапезы. Часть из них встретила меня радушно, а другие не только не подошли под (обычное) благословение, но даже и не поклонились».

«Я, придя в свою келию, в присутствии моего духовника и временно, в отсутствии меня, управлявшего скитом иеросхимонаха о. Николая, помолился и, взяв св. икону Апостола Андрея и пр. Антония Великого, наших заступников перед Богом, по имени коих и святая обитель наша именуется, благословил ею присутствующих».

«Когда мы сели, от. Николай начал говорить мне, что в обители между братией идут споры об имени «Иисус» и что архим. о. Давид¹⁰ последовал новому учению Булатовича и советует изгнать еретиков. Я успокоил его, что постараюсь утишить братию.

«В этот же день вечером состоялся у нас собор старцев. Пригласили на него главных ревнителей нового учения во главе с о. Давидом, который, придя в собор, приветствовал меня, но не сказал по чину: «благословите». Я просил его сесть и обратился к нему с вопросом: «отец Давид, почему вы меня называете еретиком»?

– Да ты не только еретик, а даже от Бога отказался и расписался, – был ответ. Я ответил ему, что, правда, написал: «не принимаю учения от. Булатовича об имени «Иисус», и спросил его: «а вы признаете грамоту Святейшего Патриарха?» Давид ответил: «Нет, не признаю, а признаю и держу учение Булатовича».

«Затем он (Давид) спросил меня, как я исповедую слово «Иисус».

Ответ о. Иеронима. Я верую, что Иисус Христос есть Бог, а само по себе имя Его не обоготворяю, но только почитаю его святым, страшным и достопоклоняемым.

о. Давид. А я исповедую, что имя Иисус – есть Сам Бог с существом и со всеми своими свойствами.

о. Иероним. Когда встретится в Божественном Писании имя «Иисуса сына Навина или сына Сирахова», тогда как вы сочтете?

о. Давид. Конечно, тогда не Бог.

о. Иероним. Что же ты споришь?

«Тогда о. Давид, выйдя из собора, среди скита поднял руки и начал взывать: «братия, бегите, наш игумен масон: пред всем собором отказался от «Иисуса».

Этим поступком он произвел страшное смущение среди братии.

«8-го января был собран братский собор из 80 человек старшей братии, на соборе присутствовала часть главарей смуты, к концу собора, по приглашению этих главарей ворвалась на собор единомышленная ей молодежь и произвела полнейший беспорядок». Придя в заседание, я приветствовал собравшихся и после молитвы и крестного знамения спросил:

– Отцы, чего вы желаете от меня?

Ответа на это не последовало.

– Почему вы меня называете еретиком?

Тоже последовало молчание. Тогда я говорю:

– Я верую в Господа нашего Иисуса Христа, как в истинного Бога и истинного человека, вторую ипостась св. Троицы, и всем моим существом, душою и телом исповедую так, как учит Святая Церковь, которая не может заблуждаться, потому что в ней пребывает и ею управляет Дух Святой; учение нашей православной церкви чище солнца и к нему ни единой йоты ни прибавить, ни убавить нельзя. Ваше же учение новое, а, следовательно, неправое и душевредное. Вы не слушаетесь Святейшего Патриарха, перелезаете через ограду, принимаете на себя власть, которую никто на вас не возлагал. Вы дерзаете называть еретиками не мудрствующих с вами, и отлучаете их от священного служения и причастия св. Тайн Христовых. Какое же вы имеете право это делать? Не дерзость ли это ваша? Одумайтесь, что вы делаете. Моя обязанность сказать вам об этом. Вы называете меня хулителем имени Господа нашего Иисуса Христа. Это ложь! И повторяю, что исповедую, как учит Св. Церковь, что имя Господа нашего Иисуса Христа свято, страшно, и достопоклоняемо. Прошу одумайтесь! За игуменство я не держусь.¹¹

После этого игумен предложил главарям бунта просить Российский Святейший Синод высказать свое авторитетное мнение о книге «На горах Кавказа», из-за которой и вышел этот спор, но они не захотели, сказав, что они и Синода не послушают.

Булатович находился на Дафне и писал прокламации для возбуждения братии против игумена Иеронима и тем подготавливал бунт. Утром 9-го января он, вопреки своей расписке, не спросясь игумена, вошел в скит и самочинно собрал сборище преимущественно из своих сторонников, им же выбитых из колеи благоразумия. Под влиянием его, на сборище утвердили прежнее его решение – сменить игумена. После этого он почувствовал себя хозяином скита и беспосредственно сам стал руководить бунтом, подготовленным им раньше, и убеждать не щадить якобы «хулителей» имени Господня – «имяборцев».

Затем были приглашены в скит старцы монастыря Ватопеда¹², которые по приезде, испытав меня с о. Давидом в твердости вероисповедания, признали меня, как я и был, православным, а о. Давида еретиком.

Тогда Булатович и Давид, вкупе с главарями п последователями своими, к вечеру того же дня вторично собрали братию и насильственно принудили их подписываться за имя «Иисус», что оно есть – Сам Бог и на исключение меня с игуменства. Растерянные сим действием ни Ватопедские, ни наши соборные старцы не приняли никаких мер к усмирению или запрещению бесчинного действия.

После сего Булатович с тремя бунтарями¹³ по приглашению старцев Ватопедского монастыря, отравился в Ватопедский монастырь. Там монастырские власти дали им закрытый пакет с бумагой, в которой грозили им выгнать их и всех их сторонников, как еретиков, не только из скита, но и с Афонской горы. Но они по опытности Булатовича в дороге вскрыли пакет и, ознакомившись с неприятным для них содержанием бумаги, решили ее скрыть и скорее покончить задуманное дело¹⁴, – взять меня штурмом.

Вот, вследствие чего, эту бумагу Булатович и его верные приспешники не решились мне передать.

12-го января¹⁵, – продолжает дальше свои скорбные записи о. Иероним, – часа в два я сидел в приемном зале, где бывают заседания соборных старцев, и ко мне собрались некоторые из старшей братии и сторонники правды, числом около 40 человек. По приезде из монастыря сюда же явился и Булатович и, обернувшись ко мне спиной, начал кричать: «наши, входите!» Смотря на это, я думал, что у него есть бумага от монастыря о передаче моего послушания (игуменского). И когда во множестве вошли единомышленники Булатовича, то он обратился ко мне и сказал:

– Вы сдаете добровольно свое игуменство?

Я спросил: разве есть на это бумага. Булатович ничего не ответил. Тогда я сказал ему:

– Ты чужой человек, чего тебе здесь нужно, иди в свое место.

Последователи его немедленно закричали:

– Наш! наш! он наш!

Последовал паки запрос от о. Антония Булатовича.

– Сдаешь свое имущество?! и затем он, сделав крестное знамение и произнося имя Св. Троицы:

«Во имя Отца и Сына и Св. Духа», вскочил на стол, за которым я сидел, с целью броситься на меня и закричал по-военному: «ура! ура! что, по-видимому, было сигналом к атаке. Все его единомышленники набросились на православных, которых бунтари называли «имяборцами», и затем началось побоище¹⁶.

Меня, – говорит о. Иероним, – не касались, но моих правых единомышленников начали бить и вытаскивать из стен скита за порту. Смотря на это, я неоднократно взывал: «Матерь Божия, что же это делается. Господи, спаси нас». Наконец, взяли и меня под руки. Одни пытались бить меня, но другие запрещали и затем меня повели вон по лестнице из моей кельи, прилегавшей к залу заседания. Булатович все время вертелся около меня, как вьюн, и предлагал мне обеспечение, на что я ответил, что после сделаемся. Один из приспешников его закричал:

– Распишись! – и получил мой ответ, что после все сделаем¹⁷

После этого Булатович вывел меня за св. порту. Очутясь вне обители, я поклонился св. порте три раза земным поклоном со словами, обращенными к бунтовщикам: «простите меня за помощь, еретиком я не был и не буду и учения вашего не принимал и не приму никогда.

Затем положил три поклона пред образом Божией Матери «В скорбях и печалях утешение», который находился под св. вратами нашей обители и пошел неведомо куда.

Не пройдя еще и десяти шагов, я вижу своего келейника иерод. Иосифа, который будучи одержим страхом и скорбью и полагая, что я убит, спрашивал с тоской у других: где старец. Жив ли он? Увидев меня он сразу утешился и перекрестившись сказал:

– Слава Богу! Мы спасены от рук еретических.

Тогда же я увидел и других братий, пострадавших и изгнанных, и, глядя на них, обливался потоком слез, и скорбел, и только утешал себя воспоминанием, что Спаситель наш Господь Иисус Христос страдал, будучи Творцом мира за грехи нас грешных, так и нам, рабам Его, также нужно во славу Его пострадать¹⁸.

После этого, бросив последний скорбный взгляд на обитель, я с своим келейником прямо направился в пустынную обитель (русскую) Св. Иоанна Златоустого, моего заступника, святое имя которого я носил в мире, до монашества. И в церкви обители приложился к св. его мощам со слезами и молитвой «Угодниче Святитель Иоанн Златоустый, ты был светило мира – претерпел изгнание, а я грешный за грехи свои терплю, но надеюсь на милосердие Божие, я тебя молю, помоги мне перенести сие искушение».

Затем я заявил священному протату о всем случившемся и на третий день был допрошен: что, как, почему и отчего произошло.

Я объяснил, что изгнан из скита за непринятие нового учения и за принятие (признание) грамоты Святейшего Патриарха кир-Иоакима, а также объяснил, что со мною изгнано 17 единомышленных старшей братии.

Протат принял это к сведению, а между тем через несколько времени из скита было изгнано еще более 30 человек, а оставшихся в ските, не разделявших мнение бунтовавших, насильно заставили подписаться под свое новое учение. Впоследствии, когда насильно подписавшиеся все-таки начали высказывать несогласие с воззрениями «имябожцев», то последние перестали иметь с ними общение и не пускали в храм на молитву. И даже на Светлый Христов день, праздник Пасхи, небольшая часть православных¹⁹ иноков, принуждена была совершать службу в отдельном небольшом храме скита.

Арх. Давид, принявший бразды правления, объявил Святейший Всероссийский Синод и Вселенского Патриарха еретиками и приказал перестать их поминать на ектеньях.

Нельзя не упомянуть и о том, что одному Российскому Архимандриту, посетившему в это время скит, от. Давид во время службы, находясь в алтаре, сказал: «Слава Богу, что я не причастен еретикам – Синоду и Патриарху».

Между тем, изгнанные бунтовщиками из стен скита Архимандрит и оставшиеся верными долгу единомышленники его должны были в ожидании, пока истина обнаружится, поселиться в различных местах. Многие русские келейные обители с удовольствием поместили у себя и изгнанных бунтовщиками и затем не выдержавших нападок их иноков. (Список обителей, давшим гостеприимство – помещается в приложениях сей книги).

Афонский Протат откликнулся на заявление о. Архимандрита Иеронима следующим решением:

«Наш священный Кинот, сошедшийся 29 с. м. (января) для чрезвычайного заседания, исследовал о явившемся в священном Ватопедском ските Серае²⁰ религиозном споре, относящемся к догматическому учению о втором лице Св. Троицы.

Так как спор этот обнаружился страшным возмущением спокойствия и порядка в ските (перевод сего по подлиннику): так как происходящее в ските противодействие священному Киноту, как высшей правительственной духовной власти святого нашего сего места, ставит их явно виновными: так как в акте священного скита от 19 Января за № 6, в копии, представленном в канцелярию священного Кинота (послан был в Святейший Синод и Русскому послу в Константинополе), существенно удостоверяется, что в ските явно содержится злословие: так как совершенно беспорядочно, с духовной гордостью относясь к законным властям, они объявляют еретиками не единомудрствующих и не богословствующих с ними, почему и изгнали Дикея (настоятеля) своего, Архимандрита Кир-Иеронима, так как удалившийся из скита Дикей архимандрит Кир-Иероним, призванный пред лицом нашего священного Кинота оправдывался, и оправдание его оказалось вполне согласным с нашей православной христианской верой, то в предупреждение опасных последствий наш священный Кинот, до исследования Великой Христовой Церкви и до ее определения объявляет сим: иеросх. Антония (Булатовича) и архим. Давида, как злословных, а также и всех единомудрствующих с ними, подвергает церковному запрещению от всякого священнодействия и весь священный скит отлучению. Не дозволяется никому из православно мыслящих общение со скитом под угрозой, что и он будет отмечен злословным.

Корея, 2 Февраля 1913 г. Подлинный подписан всеми, эпистатами и антипросонами Св. Кинота (акт сей напечатан в «Русском Иноке» – № 7 за 1913 г.)

Теперь перейдем к описанию событий, разыгравшихся вследствие козней о. Булатовича и в первоклассной Пантелеймоновской обители, которые взяты согласно из записок инока сей обители, о. Денасия, помещенных в № 7 жур. Рус. Инок, за 1913 г.

«По команде и по плану Булатовича изгнание игуменов должно было произойти одновременно, как в Андреевском ските, так н в Пантелеймоновском м–ре, но план этот не удался вполне. У нас (в Пантелеймоновском м–ре) ожидали революции и в среду 9 Января.

Не было.

Потом ожидали на 11 Января – опять не было.

Иларионовцо-Булатовичцы распустили слухи: уволить игумена арх. Мисаила, не признавать наместника (о. Иоакимфа), изгнать духовника Агафедора, схимонаха Леона, монаха Денасия (записки которого сейчас приводим) и многих других.

Один из главных деятелей Булатовича – монах Сергий, составил исповедание и с одобрения единомышленников предъявил игумену о. Мисаилу признать их догматику и ее первые два пункта:

1)Верую и исповедую, что второе лицо Пресвятой Троицы, Сын Божий, Господь Иисус Христос есть истинный Бог...

2)Верую и исповедую, что имя Сына Божьего «Иисус» есть сам Бог»...

И всех, кто не признает и не подпишет, удалить из обители. ·

12 Января, день революции в Андреевском ските, в кельи игумена монастыря о. Мисаила собрался из обычных десяти старцев собор. Обсуждая обоготворение имени «Иисус», один из старцев разумно сказал, защищая о. Алексия Киреевского, что если поставить икону и рядом на такой же доске поставить киот, с именем «Иисус», то кому же будем преклоняться. Ведь иконе, а не имени, означенному под ней: «Иисус», «Божья Матерь». Но и икона ведь не Сам Господь, не Сама Пресвятая Богоматерь, а мы поклоняемся самому Ему и Самой Ей. А как же имя то будет Сам Господь или Сама Богоматерь? Да ведь и сам патриарх Иоаким утвердил грамотой ложность их учения, – добавил соборный старец. Находившийся на соборе один из бунтарей возразил:

– И патриархи были еретики.

Иисус Христос – Бог, а имя «Иисус» не Бог. Имя – имя святое, божественное, но не сущность и не Бог, ответил о. Денасий.

После этого бунтовщики потребовали, чтобы Денасия изгнать из монастыря, чтобы игумен попросил у св. братии (т.-е. бунтовщиков) прощения и стал бы «православным», и подписал бы составленный ими новый догмат и согласие на высылку из обители «имяборцев» (т.е. людей, оставшихся верными учению пр. церкви).

Игумен обители о. Мисаил на это не соглашался, ссылаясь, что еп. Трифон Можайский, посетивший в 1912 г. св. г. Афон, и Архиеп. Антоний Волынский и Вселенский Патриарх Иоаким III-й осудили новое учение я признали его еретичным.

О сем он сообщил Императорскому русскому послу в Константинополе и Генеральному Консулу в Салонике, опасаясь все более и более надвигающегося бунта, ибо партия Булатовича, подстрекаемая и оживляемая им, работала не покладая рук.

Разыгравшиеся события в Андреевском ските побудили о. Мисаила написать архиепископу Антонию Волынскому письмо с изложением бедственного состояния своей обители и просьбой защиты.

Ваше Высокопреосвященство, Высокопреосвященнейший Владыка.

Заочно Святительски благословите.

Простите, что осмеливаюсь беспокоить В. В., но к кому же прибегнуть, как не к вам, незабвеннейший наш святитель Христов! Вы столь снисходительно наименовали себя нашим духовным другом в последнем нами полученном послании Вашем.

Это нас зело утешает и дает дерзновение обратиться к Вам, как к родному Архипастырю, в нижеследующем нашем крайне затруднительном для нашей обители положении.

Известная В. В. книга «На горах Кавказа» нашла у нас крайне ярых сторонников в лице иером. Антония Булатовича и вместе с ним живущего сх. Досифея Тимошенко и их многих сообщников. Они, вопреки запрещению Патриарха, ныне, в особенности после кончины Его Святейшества, усиливают, распространение своих антиканонических прокламаций, всячески извращая смысл и знание патриаршей грамоты. Не миновали и Вас, написав В. К. Саблеру кляузное прошение, исполненное всякой клеветы и вероломства. Здесь же до того возбудили²¹ русских иноков и в частности наш монастырь и Андреевский скит, что в последнем делается подписка с воплями и криками, среди монахов и иеромонахов, чтобы своего о. игумена упразднить из скита, как придерживающегося патриаршей грамоты. Грозят и у нас этим сторонники упомянутой книги и главарь по ней иеросх. Антоний Булатович. Называют и всех несогласных с книгой, а согласных с патриаршей грамотой еретиками, а свои учения в нецензурованном виде («Истина о истине» и т. п.) распространяют не только здесь, но и в России десятками тысяч.

На словах же все последователи Булатовича, коих оказалось много и в нашем м-ре и наипаче в Андреевском ските, нагло заявляют, что они настоящее управление монастыря и скита, в лице правителей, непременно удалят, а поставят последователей «книги», сторонников коей расплодилось столь много, не только здесь, но и в самой матушке России, где издана сия книга, а плоды понимания ее раздирают нашу душу.

Святитель Христов. Умоляем Вас, воззрите на дело сие темное Вашим светлым, Архипастырским оком и со свойственною Вам, божественною о Бозе ревностью отжените мрак лжеучения и клеветы от Церкви Божией. Помогите и нам, сиротам, в нашем крайне опасном положении и горьком соблазне для верующих Христовых чад.

Господа ради умолите, кого потребно, запретить книгу «На горах Кавказа», а если печатать ее будут, то пропустить в ней слова прорекаемые, иначе соблазн в вере Христовой, в силу неправильного понимания названной книги, пустить глубокие корни, и родятся печальные последствия для Церкви Христовой.

Предварите и нам на помощь с сыновнею, иноческою преданностью к Вам прибегающим.

Спасите нас от часа грозящей нашей обители неминуемой опасности. Вашею Высокопреосвященства с сыновней преданностью нижайшие послушники и усердные богомольцы игумен русского на Афоне Пантелеймонова Монастыри Архимандрит Мисаил со всею во Христе братиею.

После этого о сем же от. Мисаил писал и Преосвященнейшему Никону, приславшему на это пространное увещевательное письмо к братии (хранится в рукописи, но в этом отделе не помещается, ибо правильная деятельность владыки Никона дальше упоминается и вполне солидарна с принятыми им духовными мерами воздействия на заблудших иноков).

«Буду писать по ряду. И сербы, и болгары заразы ереси очень боятся. Она почти проникла и в Зогравский и. Хилендарский м-ри и даже в Румынский (молдаванский) скит Св. Иоанна Предтечи. Булатович свои заблуждения, даже напечатал по-гречески, для греков, но из них не многие увлеклись его писанием, а Протат (как было сказано) принял меры к уничтожению его произведений.

18-го января (т. ж. г.) в обители нашей Св. Великом. Пантелеймона был «собор», или сбор, составившийся по инициативе бунтовщиков-главарей. На этом «сборе» несчастные участвовавшие потребовали и настояли: удалить из главной обители в ссылку, в другие, принадлежащие монастырю места па Афоне: старейшего духовника о. Агафедора, схимонаха Леона, вдохновителя-противоборца лживому учению схим. Иануфрия, тоже противника учению новых сектантов, и подтвердили изгнать о. Денасия в самый отдаленный угол, границу Афона с мирской землей, за то, что он, оставаясь правым, дерзал писать статьи в иноческий журнал Русский Инок».

Под предводительством монаха Иринея (адепта Булатовича и сх. Илариона) бунтовщики-сектанты решили поскорее приступить к делу.

Составили особый комитет и особую формулу вероисповедания с своим «особым» постановлением, содержание которого было совершенно скрыто от о. Игумена и который даже, не подозревал, что делали «заговорщики»²².

Назначили на 27 Января время для собрания в храм Покрова Божией Матери и...

Все пришли: и о. игумен, и наместник, и другие. Не было еще вождя, клеврета Булатовича монаха Иринея. Настроение было такое, что должны были ждать его.

Наконец, он пришел, держа в руке какой-то сверток... Развернул, и стал читать... вероисповедание в духе схимонаха о. Илариона.

От. игумен был уверен, что этим дело и кончится и начнется всеми подписание... Иеродиакон начал ектенью. Но глава бунтовщиков Иреней «рукою властной» подал знак остановиться... И, к недоумению игумена и многих, стал продолжать: иеросхимонаха Агафедора за то-то и то-то в ссылку навсегда... не служить, не исповедовать, не иметь ни с кем переписки и общения... Согласны?.. С последним словом он обратился не к игумену, а к своим, ... В ответ на это послышались голоса: -Согласны! согласны! согласны!

Таким образом долой восьмерых... Игумен стоит бледный, конечно, страшно томится, но боится поднять голос.

Ириней продолжает. Теперь отныне избирается «собор» из 12 старцев таких-то, которые будут ведать делами обители. Игумен должен делать то-то и то-то, а наместник то-то.

Затем Ириней обращается к игумену. и говорит: ...отец игумен, подпишитесь.» Игумен ар. Мисаил, до глубины души потрясенный, взял перо, постоял... минуты эти были для него мучительны. Это значило подписать «конституцию» и приговор самым верным своим помощникам, один из которых был его правой рукой, а другой – духовником, а оба, каждый старше его по жизни в монастыре. Рассказывают, что о. Мисаила предупредили тайно: «батюшка, если вы не подпишитесь, то с вами будет то же, что и с от. Иронимом Андреевским, т. е., значит, немедленно выведут за св. врата, сторонников его насильно изгонят и таким образом монастырь может обагриться кровью и что у нас (т. е. бунтовщиков) уже выбран игумен такой-то. О. игумен в недоумении спрашивает о. наместника.

– Вы подпишитесь?

– Подпишусь.

Получив такой ответ, игумен был вынужден подписаться. Приложился к св. кресту и Евангелию. Был отслужен благодарственный молебен, причем, как говорят очевидцы, бунтовщики, радовавшиеся, что они поставили по-своему, даже пели пасхальные ирмосы. О. Мисаил от принуждения его подписаться крайне упал духом, скорбел и плакал.

Таким образом, последователи Булатовича и о. Илариона и здесь свое религиозное заблуждение использовали с тем, чтобы получить власть, хотя и ненадолго, как покажет дальнейшее. О. Мисаил уже не нашел возможности защищать собственною властью о. Агафедора и его сторонника, а также о. Денасия. О. Алексей Киреевский был изгнан, и бунтовщики сделали приговор, чтобы он не возвращался на Афон.

Этим пока заканчиваются записки от. Денасия.

Когда о совершившейся подписке узнали некоторые почтенные старцы скита Новой Фиваиды, не признававшие нового учения, то очень этим опечалились и немедленно отправились в монастырь к Архимандриту Мисаилу и объяснили ему опасность, грозящую монастырю со стороны греков, которые могли к этому придраться, изгнать всех русских как еретиков и завладеть монастырем.

Греки, действительно, хотели и могли сделать это на основании канонических правил и, как говорят, имели даже в виду назначить своего игумена, хоть это и хранилось у них в тайне. Но нет тайны, которая бы не была явной.

Упомянем, что хотя согласие на изгнание вышепоименованных лиц и их сторонников было вынуждено в силу необходимости и дано было лишь в видах умиротворения начавшихся среди братии споров и беспорядков, но, как бы то ни было, начальство обители сознало этот факт, как ошибку, дающую возможность бунтовщикам и впредь действовать с насилием и такой же дерзостью. Но и не дать согласия значило допустить в обители серьезные беспорядки, кровопролитие, изгнание властей, расхищение кассы и вообще полную анархию. Нехорошо было еще и то, что изгнанием указанных лиц давалось некое, яко бы молчаливое согласие на новое неправильное учение. Но в данном случае в оправдание старшей братии обители можно и должно сказать, что в то время новая ересь, искусно прикрытая личиной благочестия, не обнаружилась еще во всей наготе и лжи не только пред общецерковным сознанием, но и перед сознанием многих богословски-просвещенных лиц, а тем более не могла быть ясна простым афонитам.

В виду всего этого и поставленного на вид почтенными Фиваидскими старцами о. Мисаил пригласил к себе их и более почтенных старцев монастыря, не признававших нового учения, и с общего с ними совета решил отвергнуть еретическую бумагу, которую в силу необходимости подписали игумен и наместник.

Бунтовщики, узнав о сем, весьма взволновались и опять стали возмущать обитель, а игумена, не стесняясь, называли масоном, еретиком и даже писали про него разные кляузы в св. Синод. Сами же собирали подписку на утверждение своей ереси и на изгнание игумена.

Так продолжалась смута в монастыре.

«19 Марта 1913 г. бунтовщики собрались на собор и на нем требовали ограничения власти игумена, а затем решили сделать полный переворот в монастыре, заменив монастырские власти другими, более угодными бунтовщикам.

29 Апреля с этой целью они перерезали телефонное сообщение между монастырем и Кареею, (где все правительственные учреждения) и пристанью Дафной, откуда также имеется на Карею телефон. Попытка бунтовщиков произвести в монастыре насильственный переворот и захватить в свои руки власть и кассу, не увенчались, однако, успехом благодаря вызванному с Дафны небольшому отряду греческих солдат.

Подобные попытки повторялись со стороны бунтовщиков весьма, нередко: таких случаев было, по крайней мере, пять, если не более. Но давно хранил обитель Промысл Божий и Покров Богоматери. Это было особенно очевидно в тех случаях, когда, например, замыслы заговорщиков разоблачить всего за какой-нибудь час до приведения их в исполнение или, когда обители совершенно негде было взять внешней помощи, ее вдруг случайно спасал проходивший мимо обители отряд солдат.

С конца Апреля в монастыре поистине началось осадное положение. Право мыслящих иноков в обители было значительное меньшинство. Бунтовщики же день ото дня усиливались и осмеливались все более и более. Они, то распространяли нелепые слухи о суде над Константинопольским Патриархом и Архиепископом Антонием Волынским, то о согласии с Иларионовским учением Государя Императора, всех русских иерархов и прочих, то готовы были перейти к делу, постоянно грозя изгнать игумена и единомысленную ему партию, как еретиков и безбожников. Мы не говорим уже о всевозможных других угрозах, ругательствах, оскорблениях и прочих проявлениях крайней вражды и ненависти бунтовщиков ко всем не разделявшим их мысли инокам. Тяжесть положения для последних усиливалась от того, что в России плохо верили в серьезность и опасность положения обители и потому не спешили оказанием скорой помощи. Да и трудно было поверить всему происшедшему в обители, не будучи очевидцем того. Вообще, только очевидцы знают, насколько тяжела была атмосфера в монастыре для тех, кто не поддавался новоизмышленной ереси. Это поистине были дни скорби и терпенья, которые всю жизнь будут памятны, и о которых посторонним трудно судить, не перенеся их. Было заметно, что как только кто начинал склоняться к Иларионовскому учению (заблуждаться), так среди бунтовщиков проявлялся дух нетерпимости, братоненавистничества, злобы, вражды и насилия по отношению к братии, не разделявших их религиозных заблуждений, и подобный инок делался каким-то мрачным, желчным, раздражительным, хотя бы даже раньше отличался кротостью и мягкостью права»²³.

В течение этого времени, по кончине Святейшего Патриарха Иоакима III, новый Вселенский Патриарх Герман V, узнав о продолжающихся па Афоне смутах и об изгнании из Андреевского скита о. Иеронима, потребовал к себе главных виновников смуты – иеромонаха Антония Булатовича и Архимандрита Давида. Но А. Булатович еще до этого времени был отправлен в Россию Солунским Императорским Генеральным Консулом г. Беляевым под надзором каваса. Архимандрит же Давид, чувствуя свою неправоту, один не решался ехать на ответ к Вселенскому Патриарху в Константинополь. Но, в конце концов, был вынужден поехать. Явившись к Патриарху и будучи им спрошен, о. Давид сослался на свою малограмотность и всю вину бунта и нового учения целиком сваливал на Булатовича. В то же время он сознался в своем заблуждении и просил у Его Святейшества прощения. Патриарх простил его с тем условием, чтобы арх. Давид по возвращении на Афон испросил прощение у изгнанного и оскорбленного им законного игумена скита Арим. о. Иеронима и чтобы в скит на жительство не шел, а жил бы вне его, в отдельном скитском помещении, где он жил все время до бунта. Возвратившись на Афон, о. Давид и намерен был поступить согласно приказанию Патриарха.

Но в это время на Афон прибыл отставной игумен Арсений, бывший некоторое время синодальным миссионером и сначала прославившийся на этой должности, а впоследствии отставленный от сего знания благодаря его недобрых отношений к духовным властям и к св. Синоду, который даже запретил ему священнодействовать. Затем, в виду его преклонных лет и вследствие просьбы Св. Синод вновь разрешил его и отпустил на св. гору Афон доканчивать свою жизнь в тишине и покаянии. По приезде на св. гору иг. Арсений вначале не сочувствовал новому учению, но будучи радушно принят Андреевскими иноками и весьма ими угощен²⁴, он начал таковое защищать, при чем для большей авторитетности, в целях иметь большее влияние на простецов-монахов, объявить себя как бы присланным от Государя Императора и Святейшего Синода. В этих его действиях уже ясно явилась несообразность: он объявил себя как присланным Св. Синодом и в то же время всячески поносил его, не веля бунтовщикам слушаться Синода, как отступившего от преданий православной церкви. Он же и о. Давида увещевал не слушаться Патриарха, как не православного, a строго держаться учения Булатовича, вследствие чего о. Давид презрел данное им Патриарху обещание, поселился вновь в ските и принял на себя самозванное настоятельство.

По руководству иг. Арсения²⁵ Андреевскими имябожцами был образовал союз во имя Св. Архангела Михаила, имевший здесь цель объединить всех имябожцев для борьбы с православными. В этом союзе, прикрывавшемся именем великого ревнителя славы Божией Св. Архистратига Михаила, явно обнаружился дух сектантства, идущего против православной церкви, что очень понятно и ясно видно из составленного ими и ниже в сокращении помещаемого устава.

«Иноки св. горы решили создать союз, в который могут войти лица всех сословий... против имяборчества и всех остальных ересей, расколов и сект (кроме имябожничества)²⁶.

Далее излагается их основное учение об имени Иисус, каковое мы выпускаем, как уже известное и помещаем 7-й и 8-й параграфы их устава.

7)Все лица, принадлежащие к союзу, ни в чем не должны сообщаться с «имяборцами», еретиками и сектантами, на основании правила...²⁷ тех не подобает любити, ниже соводворятися, ниже купно молитися, ниже купно ясти...

8)Союз этот чисто духовный, поэтому никаких особых обязательств, денежных взносов и каких-либо ограничений не устанавливает. Собраний и пр. не назначается. Администраций и пр. не избирает и не устанавливает. Но всякий член сего духовного союза, исповедующий сии восемь пунктов пред Господом и людьми, именуется «исповедником» (это вместо христианина?).

Примечание. Все лица, принадлежащие к имяборчеству (так они клеймят не согласных с их суемудрым учением), в случае выразят желание принять все вышеизложенное, должны понести епитимью, согласно уставам св. отец. Снисхождение им может быть сделано лишь по суду братства (а о церкви и о власти церковной и помину нет), если оно найдет достаточные для сего причины.

Молитвенно призывая милость и благословение Божие на наш духовный союз, основанный во имя и за имя Божие, свидетельствуем наше согласие на сие исповедание подписью под сим своего имени. 11 апреля 1913 года.

Исповедники: первым подписался (бывший) Синодальный миссионер игумен Арсений, а за ним братия Св. Андреевского скита.

Потом без всякой епитимии и без всяких рассуждений бунтовщики завлекали подписываться под сим актом всех, кто только изъявлял к сему хоть малейшее желание. Сколько человек подписалось под сим еретическим актом – достоверно неизвестно.

Вскоре после сего иг. Арсений был разбит параличем²⁸ и лишился употребления речи. В этом ясно обнаружилась карающая десница Божия, но имябожцы понимали это по-своему и подыскали в Библии у св. Пр. Иезекииля в 3-й главе, ст. 20–27, следующий стих: «И язык твой я прилеплю к гортани твоей, и ты онемеешь и не будешь обличителем их, ибо они мятежный дом. А когда Я буду говорить с тобою, тогда открою уста твои, и ты будешь говорить им. Так говорит Господь Бог, кто хочет слушать – слушай, а кто не хочет слушать – не слушай, ибо они мятежный дом.

Несмотря на найденный текст, который бунтовщики хотели применить к оставшимся верными православной церкви, они ошиблись в своих расчетах, так как уста иг. Арсения не отверзались более для хуления церкви Божией и для совращения православных в имябожескую ересь.

Дабы закончить с о. Арсением, с момента паралича переставшим играть в описываемой истории смуты какую-либо активную роль, прервем хронологическое выяснение событий.

За несколько дней до смерти о. Арсения к нему приходил арх. Иероним и спрашивал его, принимает ли он послание Св. Синода и Вселенского Патриарха, причем и показал ему акты. На это о. Арсений, не имея возможности говорить, движением руки дал знать, что не принимает. Вследствие сего, по распоряжению Афонского Протата, после его смерти, над телом его не было совершено обычного отпевания, но только тело о. Арсения закопали при пении «Святый Боже», как принято погребать всех отщепенцев православной церкви. Такой печальный конец о. Арсения должен послужить вразумлением всем тем, которые, слушая его учение, сбились с правого Пути и, как известно из газет, и доселе остаются в своем заблуждении.

5 Апреля 1913 г. Вселенский Патриарх Герман V обратился к Афонскому Киноту (Протату) с грамотой, в которой от имени Вселенской церкви извещал Афонских иноков, что новоявленное учение об имени «Иисус», как бы сущем самом Иисусе и Боге, существенно содержащимся в Его имени, есть учение хульное и еретическое. При сем приводится сего патриаршего послания копия с греческого № 2206-й.

«Герман, милостью Божией Архиепископ Константинополя, Нового Рима, Вселенский Патриарх.

Преподобнейшие эпистаты и антипроты Кинота (собрания) св. горы, возлюбленные о Господе чада нашей мерности, да будет с Вашим Преподобием благодать и мир от Бога.

Из разных грамот, полученных из Вашего св. места, также и из особенно важного доклада Вашею Преподобия, с прискорбием узнала церковь о всем касающемся некогда явившегося и распространяющегося там особенно между русскими монахами – новшества и суесловного учения об имени «Иисус», как бы Самом Сущем Иисусе и Боге и нераздельно, и, так сказать, ипостасно отожествляемым с Ним.

A так как происшедшее от заблуждения и превратного, невежественного толкования новоявленное и неосновательное это учение составляет хульное злословие и ересь, как отожествляющее и сливающее неслитное, и тем самым ведущее к пантеизму (всебожию), то мерность наша со священнейшими и честнейшими митрополитами, возлюбленными нашими в Св. Духе братиями и сослужителями, весьма возмутившись не только появлением, но и настойчивым доселе распространением нечестивого и душевредного этого учения в честном Вашем месте, признали законом и неотложным делом обратить тщательное внимание и снова рассмотреть Его, после бывшего уже осуждения, приснопамятным предшественником нашим, Святейшим Патриархом Кир-Иоакимом, совместно с Святейшим Синодом.

И для более полного знакомства с потребностями этого заблуждения, возложивши изучение и исследование происхождения и основания его на наставников нашей богословской в Халки школы, по представлении ими основательного подробного изложения (копия которого была представлена в Протат), приступили к синодальному рассмотрению, на котором единодушно осудили сказанное новоявленное учение об имени «Иисус», как бы Сущем Самом Иисус и Боге существенно содержащимся в Его имени и объявляем в Св. Духе (сие учение), как хульное и еретическое.

Посему, сообщая синодальный суд и осуждение этого заблуждения настоящим нашим патриаршим посланием Вашему Преподобию, повелеваем, чтобы Вы объявили это церковное решение священному м-рю Пантелеймону и священному Ватопедскому скиту св. Андрея и всем, где бы то ни было там заблуждающимся монахам, потребуйте же от имени нас и церкви, чтобы все, совершенно отвергнув хульное заблуждение, уклонялись бы отселе тщательно от разных чуждых учений и пребывали верно только в преданных догматах и в преподаваемом учении церкви, сверх которого и помимо которого никто не должен новшествовать. «Аще бо кто Вам благовестит паче, еже приясте, анафема да будет».

Извещая же о том, что если и после этого второго церковного внушения найдется кто-либо остающимся в этом злословном мнении и самовольно продолжающим держаться этого неосновательного учения об имени «Иисус», как Сущем Самом Боге, относительно таковых, как еретиков и нарушителей церковного повиновения, приняты будут определенные церковными канонами меры, и что отнюдь невозможно, чтобы оставались таковые и пятном своим порочили честное ваше место, молимся, да просветит Господь Бог всех на пути благочестия и добродетели, Его же благодать и неисчетная милость да будет с Вашим Преподобием.

Апреля 5-го дня 1913 г.

Патриарх Константинопольский, теплейший к Богу о Вас молитвенник.

После того, как это послание было прочтено в Пантелеймоновском монастыре, главарь бунтовщиков, монах Ириней обратился к своим единомышленникам приблизительно с следующими словами: «Отцы и братия! Слышите! … нашу веру разбирали в Халках, название коих означает число звериное 666, как сказано в Апокалипсисе, а это значит, что сие послание прислано нам не от Патриарха, но от антихриста. Как же мы примем сие послание? Ибо принять его – значит принять самого антихриста... Но не будем слушать сего послания» ...

С этого момента у имябожцев Халки стали синонимом антихриста, и под сим разумелась патриаршая грамота. И они стали учить, что подписка под сей грамотою и есть печать антихристова, и если кто подпишется под ней, то таковому и покаяться уже не будет возможности.

Простецы-монахи всему этому поверили и о патриаршей грамоте и слушать не хотели. Приводим лично наблюдаемый нами факт. Когда мы были в монастыре Св. Великомуч. Пантелеймона у одного знакомого монаха, входит другой монах и приносит в корзине черешни. Видя, что мы кое о чем разговариваем с знакомым монахом, вошедший спрашивает: «Вы не под Халки ли подписываетесь? Боже избави вас под Халки подписываться» !.. А в келье нашего знакомца видим на окне книжицу: «Знамения, пришествия антихриста». Спрашиваем: для чего это? Рассматриваю – отвечает: не в самом ли деле пришел антихрист, как учат наши главари Булатовцы-Иринеевцы.

Но посмотрим, сколь справедливо таковое их решение. Антихрист по учению Св. Отец будет именно единственная личность, а не какое-либо общество: а посему и число 666 следует искать в собственных личных именах, одно из таковых и будет носить антихрист, как человек. И таковых имен с означенным числом много уже подыскано, но какое из них будет носить антихрист – пока никому не известно.

Халки же – название острова, на котором в настоящее время имеется высшая греческая богословская школа, а остров и школа ни в коем виде не могут быть антихристом.

Таковы глупые суждения имябожников, которые личность человека от острова не отличают.

Примечание. Так как из слова «Халки» не получается число 666, то имябожники называют вместо Халки «Халкie» и. таким образом получается желаемое число.

Антоний Булатович, уехавший в Россию, о чем выше упомянуто, тоже не дремал, но усердно делал свое злое дело. Он все свои творения, писанные им на Афоне в защиту нового учения, обработал и напечатал (без цензуры) в одной книге, под заглавием: «Апология веры во имя Божие и во имя Иисус».

В начале и в конце означенной книги он добавил шумные статьи, в сущности ничего нового в себе не содержащие, но только в иных выражениях повторяющие прежние его бредни, могущие запутывать публику неопределенностью взглядов, коими он сам себе противоречит: то утверждает, что имя есть Сам Бог, то отрицает, говоря, что звуков и букв не обожает: но ведь кроме звуков и букв имя Божие не может быть ничем изображаемо или произносимо.

Эта книга была прислана на Афон и роздана приверженцам нового учения, и, разумеется, принята ими с благолепием и полною верою во все написанное в ней. Между тем вот какая дается ей оценка в «Колоколе», № 2174-м 1913 года.

«В безумной апологии Булатовича говорится: «Хотя и не сознательно призовешь Имя Господа Иисуса, все-таки будешь иметь Его во Имени Своем и со всеми Его Божественными свойствами, как книгу со всем, что в ней писано, и хотя призовешь Его как человека, но все-таки будешь иметь во Имени «Иисус» и всего Бога».

Таким образом, не Бог властвует над нами, а мы ничтожные, грешные люди, властвуем над Ним. Стоит нам произнести Имя Его, хотя без веры, без благовения, «несознательно», небрежно, – и мы будем иметь Его со всеми Ею свойствами, как книгу со всем, что в ней написано (Апология стр. 89).

Какое ужасное богохульное учение, низводящее Всесильного Владыку неба и земли на степень послушного орудия человека, который Сам вполне зависит от воли Божией. Эта магия, целиком перенесенная из темной области богоотреченных наук волшебства в догматику яко бы веры православной: она ведет за собой не прославление имени Божия, а унижение и поругание Божества».

Приведем здесь суждения по сему поводу С.A. Нилуса, помещенные в «Колоколе» №2146-й 1913 года. Он говорит: «Мне пришлось прочитать брошюрку анонимного автора И. М.²⁹ под заглавием «Как научиться Иисусовой молитве». В этой брошюрке есть места прямо неслыханный по своей кощунственности.

Молись хоть как-нибудь, говорит автор, токмо всегда и не смущайся ничем. Будь духовно весел и покоен. Молись и делай что хочешь, и ты достигнешь цели молитвы. Имя Божие – свято в самом себе, и потому произношение его освящает воздух, язык и тело твое (стр. 23).

Что это такое? Ужасное ли невежество автора, отголоски ли хлыстовского учения, дерзкое ли злоупотребление· авторитетом Оптинской пустыни, от имени коей она будто бы издана?

Брошюрка сия имеет важное значение: она открывает скрывающуюся за новым учением об Имени Божием цель, которая замаскирована в «Апологии» Булатовича. Из этой брошюры видно ясно, что это попытка ввести в религию антиномизм, т. е. необязательность нравственной жизни. Враги христианства уже много раз пытались провести это учение, но под другим флагом. С такой попыткой мы встречаемся в баптизме, который, как известно, проповедует, что для спасения души необходимо только веровать, что «ты искуплен» и предопределен ко спасению.

Порочная или праведная жизнь такого верующего никакого значения не имеет. Продолжает ли он греховную жизнь, утопая в пороках, или проводить ее в добрых делах и молитве – это совершенно безразлично.

Если у баптистов значение нравственной жизни упраздняется догматом об единоcпасительности веры, в догмате искупления, то в новом учении, апостолам которого служит Булатович и его последователи, единоспасительным догматом должна служить молитва «Иисусова» или вообще призывание Имени Божия.

– Только молись, т. е. в сущности «только повторяй Имя Иисусово», и живи, как знаешь. «Все освящается Именем Божиим», т. е. твори какие хочешь мерзости, какие угодно студодеяния, «но если ты при этом повторяешь Имя Божие, все это «освящается!!»

Быть может теперь многие, недоумевающие над странным учением «имябожцев» поймут, какая ловушка подставлялась здесь для уловления простых душ.»

Означенная «Апология» возбудила к себе внимание даже высших классов общества и произвела множество толков и религиозных волнений, так что и Святейший Синод принужден был обратить на нее особое внимание, почему и поручил трем лицам (Преосвящ. Никону, Архиеп. Антонию и профессору С. Троицкому) сделать разборку и оценку как означенной Апологии, так и прочих брошюр и листков, написанных в защиту нового учения. Означенные лица делали разборку каждый самостоятельно, но в результате пришли к одному выводу: признали не правыми книгу о. Илариона и писания Булатовича.

Потом, на основании сделанных выводов и согласно решению Вселенских Патриархов – Иоакима и Германа – Святейший Синод издал послание «Всечестным братиям, во иночестве подвизающимся», которое напечатано в «Церковных Ведомостях» за 1913 год в №20-м. Там же напечатаны и вышеупомянутые отзывы, из коих помещаем для ознакомления краткие выдержки.

Из всего, что написано защитниками нового догмата видно, что они:

1)Под словом «Бог» разумеют не личность, а нечто, в духовном, конечно, а не материальном смысле, пантеистическое, ибо по их учению всякое свойство Божие, всякое действие Божие, всякое проявление благодатных дарований, мирное и чистое чувство в душе, Богом оправданной, все плоды Духа, самая молитва и Имя Иисус, все сие есть «Бог», даже «исповедание имени Иисусова в Иисусовой молитве – есть Сам Господь Иисус Христос».

Вот их понятия о Боге, где же личность, как существеннейший признак такого понятия?

Слова Спасителя: глаголы, яже Аз глаголах, дух суть и живот суть, они понимают по-своему и слова: дух и живот пишут с прописной буквы.

2)Посему всем именам, словам и действиям Божиим они придают особый мистический смысл, в силу коего они все сие и почитают Богом.

3)Во всем этом усматривают некий сокровенный смысл, может быть и им непостижимый, но в который они слепо веруют, и сию веру пытаются оправдать учением, что им открываются тайны, непостижимые ученым богословам, которые де неопытны в духовной жизни и не в состоянии судить о ее сокровенных явлениях, как слепой не может судить о цветах.

Вопрошаю: можно ли с строго церковной точки зрения допустить такое, как бы обособленное от общего учении Церкви учение?

Если бы схимонах Иларион не выдумывал догматов, а только собирал отеческие мысли о молитве Иисусовой и увещал читателей спасаться по руководству Божественных Отцов, то его книжка не распространилась бы так широко и имя его не повторялось бы столькими устами: но утешительно ли разделять знаменитость Ария и Евномия, об этом предоставляем теперь судить ему самому. Впрочем, и до сих сынов погибельных ему далеко: те учили, хотя ложным догматам, но все-таки осмысленным, а Иларион и Булатович выставили такую мысль, которая подобна бреду сумасшедших, как справедливо определил их учение Вселенский Патриарх и его Синод.

Действительно, можно ли, не отказавшись от христианства и от разума, повторять их нелепое утверждение о том, будто имя Иисус – есть Бог? Мы признаем, что имя Иисус есть священное, Богом нареченное и возвещенное Ангелом имя Богочеловеку по Его вочеловечении (еже бо бе, пребысть и еже не бе прият), но смешивать имя с Самим Богом не есть ли то верх безумия? Что есть Бог? Бог есть Дух вечный, всеблагий, всеведущий и проч., единый по существу, но троичный в лицах. Значит и имя Иисус есть не слово, не имя, а Дух вездесущий, благий, троичный в лицах? Кто, кроме лишенных разума, может повторять такую нелепость. Или они скажут, что сие имя самое второе Лицо Святой Троицы и Богочеловек? Тогда пусть они признают и другую нелепость, что имя сие собезначально Отцу, от него предвечно рожденное, вочеловечившееся, распятое и воскресшее. Была ли когда-нибудь ересь, дошедшая до таких безумных выводов?

Между тем Антоний Булатович смело заявляет, что сие учение содержится и в Новом и Ветхом Завете, что оно и в богослужении нашем и в писаниях отеческих, Сам не веря тому, что он пишет, а желая только иметь у себя средство для бунта в обителях Афонских, сей писатель забыл, что и Иларион признает учение сие новшеством, и заходит в далечайшие дебри суесловия, исправив своего учителя только в том, что признал равное достоинство имени Иисус с прочими наименованиями Господа, тогда как Иларион только одному наименованию Иисус приписывал сверхъестественную силу.

Из статьи С. Троицкого. Имяславцы всего более возмущаются наименованием имени силой посредствующею... А так как по учению самих имяславцев имя Божие есть проявление энергии Божией, то имя можно назвать посредствующей силой. Такое выражение будет вполне согласно и с Священным Писанием и со святоотеческой письменностью. Св. Григорий Палама сравнивает Самого Бога, существо Божие с солнцем и энергию Его – с неотделимыми от солнца, но сообщающимися земле лучами... И как лучи солнца можно назвать посредствующей силой между солнцем и землею, так и всякую энергию Божию можно назвать посредствующей силой между Богом и тварью.

Никак нельзя сообщаться с Божественным существом непосредственно, писал Палама в 4-й книге противнику Акиндина, а только посредством благодати через благодать.

Все имена Божии, произносимые нами, суть равночестны, но ни одно из них само по себе не имеет силы, ибо сила Божия присуща только самому Господу Богу, который и дарует ее нам при молитвенном произнесении имен Божиих, если мы произносим их с верою и любовью к их Носителю.

Божиею Милостью Святейший Правительствующий Всероссийский Синод. Всечестным братьям во иночестве подвизающимся.

Благодать Вам и мир от Господа Иисуса Христа да умножится.

Появившееся в последнее время и смутившее многих православных монахов и мирян учение схимонаха Илариона о сладчайшем имени Господнем Иисус было предметом тщательного рассмотрения в Святейшем Синоде …

Что касается книги «На горах Кавказа», то она нашла себе довольно широкое распространение среди монашествующих и встречена была сочувственно, и не удивительно, она имеет своим предметом самое драгоценное сокровище подвижников «умного делания»; она утверждает необходимость этого делания, иногда пренебрегаемого современным монашеством; она дает ясное выражение многому, что переживалось самими подвижниками на опыте, в виде неясных предощущений и догадок. Беспристрастно судить о такой желанной книге, тем более осудить ее, заметив ее недостатки, было нелегко; всякого должна была связывать боязнь, как бы осуждая недостатки книги, не набросить какую-либо тень и на самые святые истины, в защиту которых она выступила. При всем том, с первого же своего издания, книга эта многим опытным в духовной жизни показалась сомнительной ... В чем же ошибка о. Илариона? В том, что не довольствуясь описанием умного делания, его духовных плодов, его необходимости, для спасения, о. Иларион поддался искушению дать свое как бы философское объяснение, почему так спасительна молитва Иисусова, и, позабыв руководство Св. Церкви, заблудился в своих измышлениях, выдумал, как он сам говорит «догмат», не встречавшийся раньше нигде и приводящий не к возвеличению сладчайшего имени Иисус и не к вящему утверждению умного делания (каково было, думаем, намерение о. Илариона), а совершенно наоборот.

В самом деле, спросим себя, что есть молитва Иисусова по разуму Св. Православной Церкви? Она есть призывание Господа Иисуса Христа. Как Иерихонский слепец взывал: «Иисусе Сыне Давидов, помилуй мя», и не переставал взывать, несмотря ни на что, пока Господь не внял его мольбам («Господи, да прозрю» и проч.), так и подвижник умного делания с верою несомненною, со смирением и постоянным очищением сердца непрестанно взывает Господу Иисусу, чтобы он пришел и дал «вкусить и видеть, яко благ Господь». Из Св. Евангелия мы знаем, что Бог не оставляет «избранных Своих, вопиющих к Нему день и нощь» (Лк.18:7), что он дает им Свою благодать, что Он (со Отцем и Духом) «приходит и обитель у таких людей творит» для Себя. A где благодать Св. Духа, там и плоды Духа»; «где Бог, там и вся благая»; там царство Божие. Вот в чем источник и причина и все объяснение тех высоких, сладостных состояний, которые свойственны высшим степеням умного делания и которые захватывают не только душу, но выражаются и в телесной жизни человека: они – дар Источника всяких благ в ответ на наше прошение и дар совершенно свободный, объясняемый только благостью Дающего, Который волен и дать и не дать, увеличить или уменьшить и совсем отнять Свои дары. Но это столь естественное, столь утешительное, так возбуждающее в нас любовь к Благому Господу объяснение, показалось о. Илариону и его последователям недостаточным, и он решил заменить его своим: молитва Иисусова будто бы спасительна потому, что самое Имя Иисус спасительно, в нем, как и в прочих именах Божиих нераздельно присутствует Бог. Но, говоря так, они должно быть, и не подозревают, к каким ужасным выводам не минуемо ведет такое учение. Ведь если оно право, тогда, стало быть, и несознательное повторение Имени Божия действительно... Если бы новое учение было право, тогда можно было бы творить чудеса Именем Христовым и не веруя во Христа, а Господь объяснял апостолам, что они не могли изгнать беса «за неверствие их» (Мф.17:20) ... Главное же – допускать (вместе с о. Булатовичем), что «самым звукам и буквам имени Божия присуща благодать Божия» (Апол. стр. 188) или, что в сущности тоже самое, что Бог нераздельно присущ Своему имени, значит, в конце концов, ставить Бога в какую-то зависимость от человека, даже более, признавать прямо Его находящимся как бы в распоряжении человека. Стоит только человеку (хотя бы и бессознательно) и без веры, произнести имя Божие, и Бог как бы вынужден быть Своею благодатью с этим человеком и творить свойственное Ему. Но это уже богохульство. Это есть магическое суеверие, которое давно осуждено Св. Церковью. Конечно и о. Иларион и все его единомышленники с ужасом отвергнутся от такого хуления, но если они его не хотят, то должны усумниться в самом своем «догмате», который необходимо приводить к такому концу. Не менее опасными выводами грозит новое учение и для самого подвижничества, для самого «умного делания». Если благодать Божия присуща уже самым звукам и буквам Божия Имени, если самое имя, нами произносимое, или идея, нами держимая в уме есть Бог, тогда на первое место в умном делании выдвигается уже не призывание Господа, не возношение к нему нашего сердца и ума (зачем призывать Того, Кого я почти насильно держу в своем сердце и уме?), а скорее самое повторение слов молитвы, механическое вращение в уме или на языке. Иной же неопытный подвижник и совсем позабудет, что эта молитва есть обращение к Нему, – то и будет довольствоваться одной механикой повторения и будет ждать от такого мертвого повторения тех плодов, какие дает только истинная молитва Иисусова, не получая же их, или впадает в уныние, или начнет искусственно воспроизводить в себе и принимать это самодельное разгорячение за действие благодати, другими словами, впадать в прелесть... Едва ли о. Иларион пожелает кому-либо такой участи...

С особою силою приверженцы нового догмата ссылаются в доказательство своего учения на почившего о. Иоанна Кронштадтского. Но удивительно: сочинения почившего распространены широко, читали их, можно сказать, все, почему же до сих пор никто не заметил в этих сочинениях такого учения, кроме о. Илариона и его последователей? Уже это одно заставляет усумниться в правильности ссылок на о. Иоанна. Вчитавшись же в слова о. Иоанна, всякий может убедиться, что о. Иоанн говорит только о том, свойственном нашему сознанию, явлении, что мы при молитве, при произношении имени Божия в сердце, в частности, при молитве Иисусовой, не отделяем в своем сознании Его Самого от произносимого имени: имя и Сам Бог в молитве для нас тождественны. О. Иоанн советует и не отделять их, не стараться при молитве представлять Бога отдельно от имени и вне Его. И этот совет для молитвенника вполне необходим и понятен. Если мы, так сказать, заключим Бога в имя Его, нами устно или только мысленно в сердце произносимое, мы освободимся от опасности придавать Богу приобращение к Нему какой-нибудь чувственный образ, от чего предостерегают все законоположители невидимой брани... Но это только в молитве, в нашем сердце, и зависит это только от узости нашего сознания, от нашей ограниченности, а совсем не от того, чтобы и вне нашего сознания имя Божие было тождественно с Богом, было Божеством. Поэтому о. Иоанн, хотя подобно другим церковным писателям и упоминает об особой силе, чудодейственности имени Божия, однако ясно даст попять, что эта сила не в самом имени, как таковом, а в призывании Господа, Который или благодать Которого и действует...

На основании всего вышеизложенного Святейший Синод вполне присоединяется к решению Святейшего Патриарха и священного синода великой Константинопольской церкви, осудившего «новое учение», как богохульное и еретическое и с своей стороны умоляет всех увлекшихся этим учением оставить ошибочное мудрование и смиренно покориться голосу Матери Церкви, которая одна на земле есть «столп и утверждение истины» и вне которой нет спасения. Она – невеста Христова, больше всех лобызает сладчайшее имя Иисусово и прочие имена Божии, но она не позволяет своему почитанию простираться далее должного, и не позволяет недальновидным человеческим нашим догадкам и ограниченному нашему чувству становиться выше и как бы поправлять истину, открытую ей Христом. Православное же мудрование об именах Божиих таково:

1.Имя Божие свято и достопоклоняемо и вожделенно, потому что оно служит для нас словесным обозначением самого превожделенного и Святейшего Существа Бога, Источника всех благ. Имя это божественно, потому что открыто нам Богом, говорит нам о Боге, возносит наш ум к Богу и проч. В молитве (особенно Иисусовой) имя Божие и Сам Бог сознаются нами нераздельно, как бы отождествляются, далее не могут и не должны быть отделены и противопоставлены одно другому, но это только в молитве и только для нашего сердца, в богословствовании же, как и на деле, имя Божие есть только имя, а не Сам Бог и не Его свойство; название предмета, а не сам предмет, и потому не может быть признано или называемо ни Богом (что было бы бессмысленно и богохульно), ни Божеством, потому что оно не есть и энергия Божия.

2.Имя Божие, когда произносится в молитве, может творить и чудеса, но не само собою, не вследствие некоей навсегда как бы заключенной в нем, или к нему прикрепленной Божественной силы, которая бы действовала уже механически, а так, что Господь, видя веру нашу (Мф.9:2), и в силу Своего неложного обещания посылает Свою благодать и ею совершает чудо.

3.В частности, святые таинства совершаются не по вере совершающего, не по вере приемлющего, но и не в силу произнесения или изображения имени Божия, а по молитве и вере св. церкви, от лица которой они совершаются и в силу данного ей Господом обетования.

Такова вера православная, вера отеческая и апостольская. Теперь же Святейший Синод приглашает настоятелей и старшую братию находящихся в России честных обителей, по прочтении сего послания, отслужит соборно в присутствии всего братства молебен об обращении заблудших, положенный в неделю православия. Затем, если среди братства есть инакомыслящие и были споры к разделению, – инакомыслящие должны выразить свое подчинение голосу Церкви и обещание впредь от произвольных мудрований воздерживаться и никого ими не соблазнять, все же должны от сердца простить друг другу, что каждый в пылу спора сказал или сделал другому оскорбительного и жить в мире, содевая свое спасение. Книгу же «На горах Кавказа», как дающую основания к неправым мудрованиям, «Апологию» о. Булатовича и все прочие книги и листки, написанные в защиту новоизмышленного учения, объявить осужденными церковью, из обращения среди братии изъять и чтение их воспретить. Если же будут и после сего упорствующие приверженцы осужденного учения, то немедленно устранив от священнослужения тех из таковых, которые имеют посвящение, всех упорствующих по увещании предать установленному церковному суду, который при дальнейшем их упорстве и нераскаянности лишит их сана и монашества, чтобы дурные овцы не портили всего стада. В особенности же Святейший Синод умоляет смириться самого схимонаха Илариона, иеросхимонаха Антония и прочих главных защитников нового учения: если до сих пор, защищая свои мнения, они могли думать, что защищают истину церковную и могли прилагать к себе слова апостола о «покрытии множества грехов» (Иак.5:20), то теперь, когда высказались и Константинопольская и Российская церковная власть, их дальнейшее настаивание на своем будет уже противоборством истине и навлечет на них грозное слово Господне: «Кто соблазнит единаго малых сих верующих в Мя, уне есть ему, да обесится жернов осельский на выи его и потонет в пучине морстей» (Мф.18:6). Но сего да не будет ни с ними, ни с кем другим, но да будет со всеми благодать Господа нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца и причастие Святого Духа. Аминь.

Владимир, Митрополит С.-Петербургский.

Сергей, Архиепископ Финляндский.

Антоний, Архиепископ Волынский.

Евсевий, Архиепископ Владивостокский.

Никон, Архиепископ, бывший Вологодский

Михаил, Архиепископ Гродненский

Аганит, Епископ Екатеринославский.

11-го февраля 1913 г.

Всечестнейший Батюшка, отец Денасий.

Конечно, зело скорбел об усилии ереси, точнее шайки сумасшедших, предводимых честолюбивым гусаром, желающим подражать Илиодору и наследующим в скором будущем его участь.

Ваши письма от 21 Января и около того я получил только на сих днях; читаем их в Синоде, а там полагаются на присылку на Афон И.Б. Мансурова от Министра Иностранных Дел. Этот просвещенный и благочестивый господин достоин доверия, но тут не в доверии дело ... В «Колоколе» напечатана Ваша корреспонденция об изгнании о. Иеронима из обители, а послезавтра отпечатают перевод греческого письма из Ватопеда, а затем и дальнейшие Ваши сообщения о падении О. М. к Патриарху вскоре писать не будут из Синода: ожидают его приветственной грамоты. Конечно Булатовичей всех погонят и лишат монашества, их победа на две недели, но печально то, что последствием их хлыстовского бунта может оказаться требование греков изгнать с Афона всех русских, что им будет не так трудно при греческом правительстве. Господь да укрепит Вас терпением. Поминайте св. Василия Великого, который за одну йоту православия был готов на смерть.

Ваш доброжелатель Арх. Антоний.

7 марта 1913 г.

Всечестный батюшка о. Архимандрит Иероним. Отвечаю на Ваше письмо и на три письма о. Денасия от 18 и 27 февраля, сегодня – полученные. Его адреса не знаю. Итак, день избавления Вашего близок. Булатовича запрещено пускать в Петербург, и начальнику Андреевского подворья, о. Антонину, приказано от митрополита и Синода поминать Вас на ектениях, а если не послушает Антонин, то будет изгнан. Свят. Синод просит нового Патриарха подтвердить решение о сем деле покойного Иоакима III и разрешить прислать на Афон русского Архиерея для вразумления смущенных глупою ересью. Булатович без паспорта где-то скрывается, как говорят, по Петербургу у своих знакомых и прячется.

О. Мисаил раскаивается в своем безволии, выразившемся в подписании нелепой бумаги озорников.

Слезы и молитвы Ваши и стояние за веру Христову православную дошли до Бога и стяжевают Вам венец правды, его же уготова Бог любящим Его.

Прошу и за меня Ваших и о. Денасия св. молитв и призываю на Вас Божие благословение.

Остаюсь Ваш почитатель, Архиеп. Антоний.

14 Мая 1913 г.

Досточтимый Батюшка, Всечестивый о. Архимандрит.

Вам, вероятно, известно, что Св. Синод на днях отпечатает послание против Булатовичевской ереси и три доклада о ней: Архиеп. Никона, мой и С. В. Троицкого. Все это Архиеп. Никон, с разрешения Патриарха, повезет на св. Афон и приложит усилие, чтобы вразумить безумцев ...

Вам и иже с Вами да воздаст Господь за исповедничество православия, о каковом благодарите Господа, как благодарили св. Апостолы за то, что удостоились пострадать за св. веру.

Угнетаемый множеством людей и бумаг, я нарочно уединился на четыре дня в Сергиевскую Пустынь под Петербургом, чтобы составить опровержение глупой и невежественной книги Булатовича, который и сам ни слову не верит из того, что там напутал. Это такой же м…, как Илиодор, открыто отрекшийся Христа; я его еще в 1907 году знал за такового.

Прошу Ваших св. молитв и остаюсь доброжелатель Архиеп. Антоний.

По напечатании синодального послания Святейший Синод решил послать на Афон одного из своих членов для увещания и вразумления некоторых афонских монахов, прельстившихся новым учением об имени Иисус, а также для восстановления прав законно постановленного, но изгнанного сторонниками Булатовича игумена Андреевского скита о. Архимандрита Иеронима и соборных старцев.

На сие дело с Высочайшего соизволения Государя Императора избран был Высокопреосвященный Никон, бывший Вологодский, который в своем докладе

Святейшему Синоду излагает историю своей поездки на Афон в следующем порядке, каковую приводим здесь в несколько сокращенном виде.

«Из Петербурга я выехал, – (говорит владыка), – 23 Мая. 24 посетил Троицко-Сергиевскую лавру, чтобы испросить себе и моим спутникам благословения и молитвенной помощи у преподобного Сергия, отца северного иночества. 26-го я поклонился святым первопрестольникам всероссийским в Московском Кремле, а 27 посетил Киевские пещеры, чтобы и там поклониться великим подвижникам носителям заветов древле-Афонского и первоначальникам русского иночества.

Высокопреосвященнейший митрополит Флавиан принял меня с обычною ему любовью и напутствовал молитвенным пожеланием доброго успеха.

В Киеве присоединился ко мне командированный от Министерства Иностранных Дел драгоман Эрзерумского консульства В.С. Щербина, как знакомый с положением дел на Афоне по прежней своей службе в Салунском Консульстве, не раз бывавший на Афоне, а в Одессе настиг меня командированный Святейшим Синодом преподаватель духовного училища С. В. Троицкий, задержанный в Киеве диспутом.

В Одессу мы прибыли 28 Мая и остановились в покоях Архиеп. Назария. Здесь же я посетил Афонские подворья и беседовал с братией оных в их церквах. ·

В церкви Пантелеймоновского подворья со мною вступили в спор «имяславцы», монахи Дометий, Варсонофий и Серафим. Я потом пригласил их в покои Архиепископа Назария и часа три беседовал с ними, но безуспешно.

Следует заметить, что все выступления монахов в защиту лжеучения и потом на Афоне носили один и тот же характер: горячие заявления, что они за имя Божие готовы душу свою положить, пострадать, умереть (как будто мы какие мучители – игемоны), а когда им говорили, что никто от них этого и не требует, а только разъясняют им, что и мы все имя Божие благовейно почитаем, признаем, что оно достохвально и преславно, но что оно само по себе не есть Сам Бог, то они начинали беспорядочно волноваться, кричать, повторяя все одну и ту же фразу: «Сам Бог, Сам Бог». Сколько раз я не повторял в свою очередь, что я верую и исповедую, что Господь Наш Иисус Христос есть истинный Бог, что речь идет не о Его личности, а только о словах-именах Его, что одно – Сам Господь, а другое – Его имя, – ничего не помогло, они уже обвиняли, что я еретик. Между прочим, указывали, что послание Св. Синода не имеет подписей, напечатано в «газете», а потому ему не следует де верить.

В виду сего немедленно из Одессы же по телеграфу сделано сношение с обер-прокурором Св. Синода о разрешении напечатать послание брошюрой уже с подписями; это разрешение получено и послание напечатано Одесским Андреевским подворьем в количестве нескольких тысяч экземпляров и потом доставлено на Афон. Мера эта имела добрые последствия: после сего уже не ссылались на отсутствие подписей, как на доказательство неподлинности послания. Кстати скажу, что я взял с собою на Афон и распространил там тысячу экземпляров своего отзыва Святейшему Синоду, напечатанного в «Церковных Ведомостях», под заглавием: «Великое искушение около святейшего имени Божия».

30 Мая, на пароходе «Афон» мы ушли в Царьград, а 81-го, около 4-х часов пополудни мы были уже там. Здесь еще на пароходе меня встретили представители подворий Афонских, а от лица его святейшества, вселенского Патриарха меня приветствовали его протосингел и личный секретарь, а от посольства – генеральный консул в сопровождении секретаря посольства и каваса.

Помещение мне было приготовлено в покоях самого Императорского посла.

В субботу, накануне праздника Святой Троицы, меня принял его святейшество, вселенский Патриарх Герман V–й. Около 11 часов утра я прибыл в патриархию. Меня сопровождали: секретарь посольства Б.С. Серафимов, драгоман Эрзерумского консульства В.С. Щербина и С.В. Троицкий. Переводил личный секретарь его святейшества г. Папа-Иоанну.

Патриарх принял нас в малом кабинете. Подходя к его святейшеству, я приблизительно сказал: «имею счастье приветствовать Ваше Всесвятейшество от лица всероссийского Святейшего Синода и представить его рекомендательную грамоту. Лично же почитаю долгом испросить Ваших святых молитв, яко предстоятеля церкви-матери».

Патриарх ответил, что очень рад видеть представителя русского Святейшего Синода и подучить братский от Синода привет. Мы трижды облобызались. Мои спутники приняли от первосвятителя благословение.

Патриарх пригласил нас сесть и, приказав подать угощение, стал расспрашивать о нашем Синоде, его составе, устройстве и т.д. Когда я заговорил об Афонской смуте и раскрыл на это печальное явление в церковной жизни взгляд Святейшего Синода, я указал и на опасность в этом деле со стороны подпольных, незаметных со стороны влияний и вмешательства врагов церкви и государства. Следы этих влияний я указал в некоторых периодических изданиях, вносящих уже и теперь ложь, и клевету, и обман читателей. Я просил Патриарха теперь же наложить запрещение священнослужения на игумена Арсения, позволившего себе в своем письме на имя Архиеп. Назария назвать послание Патриарха «еретическим» и сеющего по всему Афону предубеждения против меня в русских иноках. При этом я передал Патриарху в силу указа Святейшего Синода и самое письмо игумена Арсения на имя Архиепископа Назария. Патриарх ответил, что полный «аргос» (отлучение) на Арсения уже наложен. Затем я предложил на рассуждение Патриарха вопрос: можно ли благословлять упорствующих, если будут просить благословления из простого приличия? Святитель сказал, что Божие благословение преслушникам церкви не подобает преподавать. Далее я вопросил его: следует ли тем, которые изъявят раскаяние, предлагать подписку в том, что они глубоко раскаиваются в заблуждении и всецело безусловно приемлют учение церкви?

Патриарх сказал: «Малиста» (т. е. нужно брать подписку). В отношении упорствующих я высказал мысль, что список тех, которые окажутся нетерпимыми па Афоне и будут удалены или же сами удалятся в Россию, было бы желательно и полезно иметь Святейшему Синоду для предупреждения настоятелей русских монастырей от заразы еретических мудрований. Патриарх одобрил и это. При прощании старец был особенно ласков, трижды облобызал меня и молитвенно пожелал, чтобы Небесная Домостроительница Св. Горы помогла мне в исполнении порученного мне дела. После он прислал мне свою грамоту на имя Кинота Св. Горы о том, чтобы священный кинот не препятствовал мне в священнослужении и оказывал всякие услуги во время моего пребывания на Св. Горе.

Здесь же посетил меня представитель при Патриархе Афонского кинота, старец, по-видимому, умный и доброжелательный. Он сообщил мне неутешительные вести о положении дел на Св. Горе. Эти сведения подтвердила и телеграмма Салунского консула г. Беляева на имя посла о том, что число еретичествующих возросло до 3/4 всего братства в Пантелеймоновском монастыре и что там грозит опасность кассе монастырской.

4 Июня на стационере «Донец» мы пошли в море к св. Горе.

С детства мы привыкли, православные русские люди, произносить слово «Афон» с особенною любовью, почти с благовением. Не только религиозное, но и что-то родное, поэтическое всегда слышалось русской душе в этом имени. И тянуло туда наше сердце, и это имя занимало место в нашем внутреннем мире наряду с другими, дорогими нашему сердцу именами: «Иерусалим, Назарет, Вифлеем, Иордан».

С таким представлением об Афоне и хотелось мне увидеть его. Ужели, думалось, в самом деле «потемне злато, изменися сребро доброе»? (Плач Иер.4:1). Нет, не стану верить этому; то тревожное, что послужило причиной моего туда путешествия, та смута, которая, по сведениям, свила там себе гнездо – все это, думалось мне, есть великое недоразумение, временно налетевшее темное облако, которое рассеется от теплых лучей церковной истины, и снова Св. Гора в тишине духа будет хвалить Господа и свою небесную Экономиссу мира Заступницу усердную...

За сотню верст виднеется вершина Св. Горы. Чем ближе подходит к ней пароход, тем величественнее выступают ее очертания. Все яснее и отчетливее вырисовываются ее многочисленные обители: монастыри, скиты, кельи и убогие каливы. На память приходят слова Спасителя: «В дому Отца Моего обители многи суть...» Да, и тут уголок неба, уделенный Материю Божией грешной земле. Да, и обитатели Афона должны быть ревнителями равноангельской жизни... Но, увы! И здесь борются страсти человеческие, и сюда проникают духи тщеславия, властолюбия и гордости, прикрываясь самыми святыми целями... (Да и невозможно без сего, ибо жизнь иноков есть духовная, непрестанная брань, а на брани, как известно, не все увенчиваются победным венцом... Прим. состав.)

Пароход обошел Св. Гору с юга и повернул в залив между Афоном и соседним полуостровом. Пройдя заливом, наш «Донец» остановился у бочки против самого Пантелеймонова монастыря.

Один русский Архиерей, посетивший Афон лет 15 назад, говорил мне: «когда будете сходить на берег, вся гора почернеет от множества монахов: здесь так редко бывают русские архиереи, что монахи с радостью встретят вас, как родного святителя».

И конечно – встретили...

Только с радостью ли?

Внизу на пристани и близ порты (ворот) собралось сотни полторы-две православных монахов со своим игуменом архимандритом Мисаилом во главе. Прочие – или стояли вдали, не желая принимать от меня благословения, или же, не сходя с террас, являлись простыми зрителями этой встречи, которая, признаюсь, показалась мне далеко не «торжественною».

Когда я в сопровождении игумена поднимался к порте, я заметил по адресу иеромонаха Кирика, бывшего в Константинополе по поручению игумена и возвратившегоcя с нами на «Донце», из толпы «имяславцев» угрожающий жест – мелочь, но очень характерная для обрисовки настроения «имяславцев».

Облекшись в мантию, я приложился к св. кресту, окропил себя св. водою и, взяв посох, стал подниматься в монастырь. На пути о. игумен Мисаил сообщил мне, что известный игумен Арсений, когда-то миссионер, а ныне ставший ересиархом, поражен параличом и лежит в Андреевском скиту без движения и без языка. Признаюсь, что это известие показалось мне как бы знаменательным, и я невольно вздохнул, вручая судьбу несчастного Божию изволению.

Вот и храм великом. и целителя Пантелеймона.

Совершена обычная лития. Я приложился к честной главе великомученика. Став на амвон с посохом, я обратился к братии с громким приветом:

– Христос посреди нас, отцы братия!

В ответ откуда-то послышалось довольно слабое: «И есть, и будет!» Окинув взглядом храм я заметил, что он хотя и не обширен, но все же далеко не полон: очевидно «имяславцы» не пожелали слушать архиерея-еретика (как думали они) и в церковь пришли из них немногие.

Я начал беседу с воспоминания своего детства...

Мне хотелось пробудить в сердцах ноков воспоминание об их великих почивших старцах, об их заветах и я перешел к воспоминанию о том, как я вошел в сношение с их обителью, как, благодаря добрым ко мне отношениям сих старцев, я стал считать ее как бы родною себе, как всю жизнь мечтал побывать на Св. Горе и вот, наконец, когда я уже мечтать о том перестал, эта мечта сбывается, но, увы, как сбывается. При каких печальных обстоятельствах! На мне сбывается слово, сказанное некогда апост. Петру: «егда состареешися, ин тя пояшет и ведет, аможе не хощеши».

Напоминание о старцах, как я заметил, произвело доброе впечатление.

Далее я раскрыл сущность великого искушения, столь неожиданно для всего православного мира появившегося около Святейшего имени Божия... Я просил слушателей обратить особенно внимание на то, что этот вопрос подробно и обстоятельно уже рассмотрен церковною властью, что не дело монахов-простецов пускаться в догматические исследования, которые не по силам их неподготовленному наукою уму... В заключение я просил откровенно обращаться ко мне со всеми сомнениями, для чего мои двери будут всегда для них открыты, и на послушных и верных чад церкви призвал Божие благословение.

Безмолвно слушали меня иноки; что они думали – Бог ведает...

Из церкви меня провели на греческий архондарик. Здесь, за обычным афонским «глико» и кофе, я снова стал говорить на ту же тему. Более часа здесь шла моя беседа. Все, по-видимому, слушали внимательно и никто не возражал. На ночлег я вернулся на «Донец».

Я предполагал вести свои беседы сначала с отдельными лицами, более зараженными, или же с небольшими группами их. К сожалению, пользуясь своей сплоченностью, они не допустили осуществить этот план. Я пригласил было к себе на другой же день указанных мне вождей смуты, в числе пяти человек, но явились сразу двенадцать.

Вести беседу правильно оказалось уже невозможным. Они перебивали меня, перебивали и друг друга, бросались от одной мысли к другой, и я вынужден был заявить, что прекращаю беседу, но г. консул, присутствовавший тут же, потребовал, чтобы неприглашенные удалились. Поднялись было все, но я упросил приглашенных остаться. Беседа пошла несколько спокойнее, но по недостатку логичности в суждениях простецов и их страстному увлечению основным положением ереси: «Имя Иисус есть Бог» – нельзя было до чего-либо договориться. Они отвергали самую возможность судить об этом их основном положении, считая это кощунством. Во время беседы монах Ириней предложил мне странный вопрос: как родился Христос: так ли, как все люди, или же иначе?

Объяснение сего желающие могут прочитать в подлиннике «Церковн. Ведом.» за 1913 г. № 34, стр, 1508-я, здесь же не находим нужным приводить сие...

После трехчасовой беседы пришлось монахов отпустить, при чем они обещали «рассмотреть» синодальное послание, которое по их словам не основано на Св. Писании и Св. Отцах, слишком длинно и не имеет подписей, а потому и не подлинно. После я узнал, что они своим собранием хвалились, что они одержали победу над еретиком-архиереем. Они настойчиво требовали, чтобы я вел с ними беседу непременно в церкви, в присутствии всей братии, на что я отвечал, что если с десятком их трудно было установить порядок, то что будет в церкви? A ведь за нарушение порядка в храме Божием, как за оскорбление святыни, надо строго отвечать и перед Богом и перед людьми. Сначала сговоримся здесь частным образом, а потом и во храме побеседуем.

7-го Июня консул сделал попытку воздействовать на еретичествующих от лица гражданской власти: собрал старцев на архондарик и стал им говорить о необходимости подчиниться Патриарху и Синоду. Имели в виду, чтобы под влиянием мысли о последствиях противления спокойнее слушали мои беседы и вдумчивее относились к тому, что я буду говорить, но фанатик-главарь монах Ириней выступил с такими дерзостями, что Б.С. Серафимов «официально заявил» консулу об оскорблении, и консул приказал Иринею отправиться на «Донец», но тот бросился в Покровский храм, приказав ударить в набат.

Бунтующие, по набатному звону, побежали за Иринеем в тот же храм. Ириней схватил крест, вскочил на амвон и, хотя ему никакой опасности не угрожало, махая крестом, стал кричать, что его «хотят бить» и призывал толпу умирать за имя Божие. Консул счел более благоразумным возвратиться на «Донец», а бунтующие хотели уже служить благодарственный молебен о победе над ним, зажгли уже свечи, но кто-то сказал, что рано еще торжествовать победу, посему все разошлись.

В тот же день консул телеграфировал послу, что при сплоченности еретичествующих, готовых на все, при тех насилиях, какие они позволяют себе над православными, и терроре, коим они действуют на мирную братию, нет возможности изъять главарей, а без сего невозможны никакие увещевания, никакое умиротворение монастыря.

Я предложил о. игумену немедленно возвратить всех изгнанных «имяславцами» из обители. В числе их был и духовник обители иеросхимонах Агафодор.

Когда в монастыре стало известно послание Святейшего Синода, то главный смутьян, монах Ириней, явился к игумену и потребовал, чтобы его не читали в церкви, угрожая в противном случае бунтом. Посему я распорядился в первое же воскресенье, в неделю всех святых, прочитать послание в церкви в собрании всей братии. Только присутствие консула дало возможность игумену прочитать его. Во время чтения раздавались возгласы, а по окончании Ириней спросил читавшего игумена: «имя Иисус – Бог?» Игумен ответил: «Конечно, самое имя – не Бог». Этого только и добивались вожди смуты: потом они всех простецов уверили, будто игумен сказал, что «Иисус – не Бог».

11-го июня, полагая, что возбуждение еретичествующих несколько успокоилось, я решил провести беседу в Покровском храме. После обедни ударили в колокол и храм наполнился монахами... Надев мантию, я вышел на амвон.

Тесным кольцом окружили меня «имяславцы».

Консул, впрочем, взял предосторожность и впереди поставил матросов. Были слухи, что «имяславцы» грозили, что если попадется Никон им в руки и, тогда узнает, что значит хулить Имя Божие.

Обличая лжеучение, я обратился к их здравому смыслу, указывая на то, что их учитель Булатович все слово Божие считает Богом, но ведь в слове Божием. в Св. Писании много слов и человеческих, например, приводятся слова безумца: «несть Бог», говорится о творениях Божиих, например, о червяке: что же, и это все Бог? Так и все имена Божии, как слова, только обозначают Бога, указывают на Него, но сами по себе еще не Бог; имя «Иисус» не Бог, имя «Христос» – не Бог.

При этих словах, по команде Иринея, послышались крики: «Еретик! Учить, что Христос не Бог».

Я продолжал речь, а так как вожди смуты продолжали шуметь, то С.В. Троицкий обратился к близь стоявшим: «владыка говорит, что только Имя Христос – не Бог, а Сам Христос – есть истинный Бог наш».

Я говорил, что слова Писания и слова Святых Отцов надо понимать в связи со всем учением церкви, а не брать отрывками, иначе можно впасть в ересь...

Особенно больно, говорил я, православному сердцу, что лжеучение явилось именно здесь, на Афоне, ни где-нибудь в иных неправославных странах, в какой-нибудь Франции или Англии, а вот тут на Афоне, сердце православия. Вы не раз выражали желание знать, как учат святые отцы об именах Божиих, итак, слушайте, что они говорят... И я просил С.В. Троицкого читать те выписки, которые потом напечатаны отдельным листком, – он читал, а я повторял читаемое, подчеркивая и раскрывая смысл слов отеческих. Меня прерывали по знаку главарей шумом и криками, но все же я кончил чтение и объяснения. Ириней стал требовать, чтобы я разобрал какую-то их распрю с игуменом и духовником, на что я ответил, что это не мое дело: у них есть протат и Патриарх.

Он заявил, что тогда они подпишут что угодно. Я сказал, что дешево же они ценят свои «догматы», если готовы ими поступиться за смену игумена. Тогда он гордо сказал, что никакие мои увещевания не будут иметь успеха, а шум его единомышленников на деле подтвердил его слова. Мне кричали: «еретик, крокодил из моря, седмиглавый змей, волк в овечьей шкуре» !.. В заключение мне все же удалось сказать: «Будьте добросовестны выслушайте меня: все прочитанные из святых отцов места вы сами можете прочитать в вашей библиотеке: приходите, мы их там покажем вам»!

После этого я ушел из церкви через алтарь.

К вечеру 11-го пришел пароход «Царь», на котором было доставлено 118 человек солдат при пяти офицерах в распоряжение консула. На этом же пароходе возвращался из России Антиохийский Патриарх Григорий.

Я воспользовался часовой стоянкой парохода на рейде, чтобы приветствовать высокого путешественника. Он был рад видеть меня, а я просил его благословить игумена Мисаила и его сотрудников на святое дело защиты православия в обители и высказать свое мнение: есть ли учение, осужденное вселенскими патриархами – ересь или только частное мнение, – он ответил: «конечно ересь, ибо если бы одно имя Христово было – Бог, то не было бы нужды Христу страдать и умирать: одно имя Его и спасло бы».

Патриарх милостиво принял икону Великом. Пантелеймона от игумена и молитвенно пожелал ему успеха в умиротворении обители.

13-го июня посетили меня шесть антипросопов из протата, которые в беседе со мною решительно заявили, что еретики ни в каком случае оставаться на Афоне не могут, и если мы их не удалим, то это сделают сами греки, несмотря ни на какие протесты кого-бы то ни было.

В тот же день прибывшие солдаты были отправлены на берег. Монахи встревожились и ударили в набат. Вся братия собралась к воротам. Впереди стояли иеромонахи в облачениях с иконами и крестами.

Капитан Городысский просил указаний от консула.

Консул и командир «Донца» сами прибыли на место. Командир З.А. Шипулинский приложился к святым иконам и обратился к монахам с речью, в которой объяснил, что солдаты присланы для охраны порядка в монастыре, охраны его кассы и самого монастыря в виду угроз поджогом. В конце концов монахи мирно пропустили солдат без всякого сопротивления.

В монастыре было отведено солдатам помещение, и они заняли посты на всех более важных пунктах: у всех шести ворот, у ризницы, кассы, храмов, библиотеки, водопровода и т. п.

Не гнушаясь ложно и клеветою всякого рода, «имяславцы» позволяли себе утверждать, будто и Киевский митрополит на их стороне, ибо он не подписал синодального послания, в его лавре издана книга Илариона «На горах Кавказа», с его, будто бы, благословения.

Духовник лавры И. Алексей напечатал (не в лаврской, но в частной типографии) малограмотную брошюрку, в защиту имяславской ереси. В этой брошюрке проповедуется, что «Сын Божий обоготворяет Имя Иисус, срастворив с существом Своего Божества точно так же, как и принятую Им «от человек» плоть, неслитно и нераздельно».

Эта брошюрка оказалась довольно распространенною среди «имяславцев» и (пользуясь авторитетом лавры), имела громадное значение в смысле поддержания и распространения защищаемой и проповедуемой ею ереси. Автор ее иер. Алексей вел с афонскими имябожниками личную переписку, в которой поддерживал ересь. Между прочим, он писал одному Афонскому старцу И. такой совет: «стойте твердо в своем убеждении, потому что и в нашей лавре никто не подписался под синодальное послание, и она никогда не поколеблется», т. е., по прямому смыслу, не подпишется и не примет синодального послания. (Прим. Сост.)

«Я счел своим долгом немедленно же, с первою почтой сообщать все сие его высокопреосвященству митрополиту Флавиану, позволил себе высказать мнепие, что профессора священника Глаголева следовало бы заставить написать опровержение сей брошюры и вообще ереси на основании святых отцов, ибо он человек науки и, может, по совести, должен сие сделать (так как означенная брошюра значится под его цензурой). При личном моем свидании с митрополитом на обратном пути, я от него услышал, что сие уже делается по его распоряжению, автор же запрещен в священнослужении до покаяния в ереси, а книжка его в количестве 4.500 экз. заарестована».

«Прошла еще неделя в бесплодных, или лучше сказать малоплодных попытках к увещеванию. Чтобы не оскорблять святыню храма Божия неуместными выходками «имяславцев», я и С. Троицкий стали посещать библиотеку, приглашая всех, кто хочет убедиться в истине, смотреть подлинные места из Св. Отцов, главные положения коих были нами напечатаны в монастырской типографии отдельным листком. Напечатано было еще мое объяснение слова «верую» и мое «доброе слово» имяславцам. И то, и другое «имяславцы» рвали в клочья, отнимая у православных и обзывая меня «масоном и еретиком». Придумано было ими и новое «исповедание», которое в рукописных листках они и распространяли: надо-де верить «Во имя Отца, Святого Духа и Иисуса Сына Божия».

«Я увещевал их смириться пред церковью. «Без церкви нет спасения», – говорил я. Они отвечали: «Мы принадлежим к церкви небесной». На мое замечание, что к небесной церкви нельзя принадлежать, если не принадлежишь к земной, что нет церкви без епископа, что невозможно спасение без божественного причастия, – говорили, что они будут причащаться именем Божием, что они сами – церковь. Видно было, что для них нет никакого авторитета: патриархи-де были еретики и Синод – еретик; нет у них и простого здравого рассуждения: не умом-де постигаются тайны Божии».

Игумен не раз с амвона громко заявлял, что он верует и исповедует, что Иисус Христос есть истинный Бог, – они кричат: «Нет, ты не веруешь»! Духовник тоже не раз пытался заявлять о своей вере в Божество Иисуса Христа: они дерзко кричат ему прямо в глаза, в нашем присутствии в церкви: «ты сам не веруешь и на духу тому же учишь»!

«Крайняя нетерпимость – их отличительная черта. Подобно всем фанатикам они преследуют всех несогласных с ними всякими досаждениями, называют их «масонами, богохульниками, иудами-предателями, арианами» и именами других еретиков; отплевываются от них, как от нечистых, зараженных людей, не хотят с ними молиться, трапезывать, на их приветствия не отвечают и отворачиваются от них; завладев тою или другою хозяйственною частью, отказывают им в удовлетворении их нужд в отношении, например, пищи и одежды. Когда наш «Донец» прибыл к монастырю, то не хотели давать для меня рыбы, и только угроза со стороны консула, заставила их вразумиться!!»

«Служат отдельно, не поминая ни Патриарха, ни нашего Синода, ни игумена; в церкви за богослужением вместо святоотеческих писаний, читают книгу «На горах Кавказа» или «Апологию веры» Булатовича».

«Власть игумена сведена к нулю. Простой монах Ириней с важностью ходит по монастырю, как настоятель, его сторонники демонстративно, как бы издеваясь над православными, кланяются ему в ноги, целуют ему руки, а он благословляет их. Монастырское начальство, потеряв всякую власть, умоляло избавить обитель от этой банды забастовщиков. Хотя число православных в последнее время нашего там пребывания достигло д 700, но никто из них не смел рта открыть против главарей еретического движения: вожди эти были неотступно охраняемы своими фанатическими последователями, готовыми на все. 23-го Июня я посетил скит Фиваиду: там насилие выражалось еще ярче: главари отдали приказ – если приедет архиерей – не ходить в церковь, не брать у него благословения, не слушать его речей, яко еретика и богохульника, и это в точности: вместо 200 слишком братий явилось не более 50-ти православных, которые слезно умоляли избавить их от насильников, выражая намерение бежать «куда глаза глядят», если дело останется в таком положении.»

В Пантелейоновском монастыре тягота положения доходила до того, что некоторые монахи говорили нам: «Если вы ничего не можете сделать, увезите нас в Россию или предоставьте свободу грекам: они скорее вас справятся с безобразниками». «Имябожники» не раз пытались совратить и солдат в свою ересь: подходя к часовому начинали делать ему увещание, пришлось напомнить закон, дающий право часовому действовать в некоторых случаях штыком. Была безумная попытка поджечь монастырь, три раза обрезали телефон с Кореей, чтобы прервать сношение с протатом. Ночью бросали камнями в часовых и в патрули.

Простые послушники вступали со мною в спор с каким-то пренебрежением к архиерейскому сану: для них «свой брат», полуграмотный монах Ириней, был авторитетнее и заслуживал большего уважения, чем я. Ко всякой науке у них было какое-то презрение, питаемое искаженным ими учением св. отцов об языческой философии, под которую они подводят и наше богословие и все дисциплины богословских наук. У них своеобразная гордость якобы духовной опытностью, о которой у них, конечно и понятия нет, ибо глубочайший признак этой опытности – есть смиренное сознание своего невежества. Для характеристики отношений ко мне «имябожцев» приведу пример: во время моих бесед в библиотеке выступает некий монах Никон и с тонким лукавством, трудно им скрываемым, говорит: «Вот, владыка святый, у меня в руках книжка, под заглавием «Великое искушение» ... Писал ее какой-то епископ Никон. И вот этот Никон, на странице такой-то говорит, что Иисус Христос был... незаконнорожденный Сын Девы Марии» ...

«Надо было видеть злобное, мефистофелевское выражение лица этого монаха, когда он, говоря это, как бы торжествовал надо мною победу».

«Напрасно я пытался пристыдить его, обращаясь к его монашеской совести: его поддержали единомышленники: и только строгий окрик С.В. Троицкого заставил безумцев несколько притихнуть» ...

«Остановились все послушания, кроме приготовления пищи и чередного богослужения, при чем «имяславцы» не хотели молиться вместе с православными. Православные, избегая насмешек, более сидели по кельям. Все ждали развязки, у всех валилось обычное дело из рук».

«Консул постоянно сообщал послу беспроволочным телеграфом о ходе дела... Дело между тем затягивалось, а вожди смуты от того становились с каждым днем наглее, видя свою полную безнаказанность».

«Удивительна была уверенность «имяславцев», что в случае удаления их с Афона их ждут в России богатые милости, что им будет отдан Новый Афон, что капиталы Пантелеймонова монастыря будут разделены пропорционально братии и проч. По-видимому, при посредстве андреевцев, у них было сношение с Булатовичем или иным их ходатаем в России, который подавал им самые несбыточные надежды. Впрочем, главари не стеснялись распространять ложь в самых невероятных видах, говорили, что получена от Царя «телеграмма золотыми буквами», повелевающая не верить Никону, как самозванцу; говорили, что кинот получил от Архим. Мисаила огромную сумму, я – 200 тысяч, консул – 10 тысяч, и всему этому темная масса верила: для нее непогрешимым авторитетом являлся Ириней с товарищами, а на меня и на моих сотрудников смотрела, как на лжецов и обманщиков. Удивительно опытные в сплетении лжи главари ловили, например, каждое мое слово и тут же искажали его: едва я, например, произносил: «верую и исповедаю, что Господь наш Иисус Христос – ость истинный Бог, но Его всесвятейшее имя не есть еще Сам Он – Бог», как поднимался шум и крики: «Слышите, слышите: архиерей не верует, что Иисус есть Бог!»

«Особенно ересь укоренилась (было) в нижней больнице. Здесь монах Вантос не столько, кажется, занимался лечением, сколько совращением больных в ересь и довел сих несчастных до того, что при моем посещении они отворачивались от меня и на мой вопрос: «что не принимаешь благословения от архиерея» – отвечали дерзким, задирающим тоном: «Ты еретик, ты не признаешь Иисуса Богом». Напрасны были уверения, что это клевета, что я верую и исповедую, что Иисус Христос есть истинный Бог» ...

«Так крепко Вантос вбил в голову больным мысль, что я, а также игумен и все мы, по их терминологии «имябоpцы» – еретики и богохульники» ...

«Наконец Ириней решительно воспретил своим последователям ходить в библиотеку на беседы, а кто заходил, того вытаскивали оттуда насильно, чтобы отвлечь от беседы с С.В. Троицким; не гнушались и такими приемами: как только заметят, что слушатели стали склоняться к православию, кто-нибудь крикнет, что в монастыре бунт, солдаты бьют монахов и, конечно, все бросаются вон» ...

29-го Июня я предполагал служить. Но, во время всенощного бдения, приходит игумен и докладывает, что ключи от ризницы у иеромонаха Понтия, а он, как «имяславец», не желает, чтобы я служил и ключей не дает. Я сообщил об этом консулу, как об открытом издевательстве над лицом, посланным по Высочайшему повелению. Консул распорядился, чтобы судовой механик немедленно отпер замок отмычками. Ризницу приготовили, но в два часа ночи меня разбудили письмом от консула, в осторожных выражениях он сообщает, что лучше бы мне до обедни уйти из монастыря на «Донец», ибо в храме «имяславцы» готовят скандал. Пришлось послушать доброго совета, чтобы избежать оскорбления храма Божия, забывшими и совесть, и долг свой монахами. Это я и сделал: сказавшись больным, отказался от служения».

На Афоне русские кельи в последнее время стали объединяться для защиты своих интересов и образовали «Братство русских келий».

«30-го Июня я обратился ко всем келиотам с следующим кратким посланием:

«Всем старцам русских келий во Святой Горе сущих, Божие благословение!»

«Великое искушение, постигшее русских иноков появлением лжеучения об именах Божиих, осужденного двумя святейшими патриархами и Святейшим Всероссийским Синодом, побуждает меня, посланного Святейшим Синодом на Св. Гору для обличения сего лжеучения, просить вас отцы и братия во имя любви и за святое послушание церкви Божией усугубить молитвы ваши приложением на литургиях прошений в ектеньях и молитвою, а также предложить братии трехдневный пост по мере усердия на второе, третье и четвертое числа сего июля, а в пятый день, день памяти великих отцов монашества Афанасия Афонского и Сергия Радонежского прибыть в святую обитель великомученика и целителя Пантелеймона к бдению и литургии для общебратской с крестным обхождением обители, молитвы о вразумлении заблудших и водворении церковного мира».

«С любовью приняли добрые иноки мое предложение: к пятому Июля собралось много русских келиотов.

«Имяславцы» и при этом добром деле постарались подчеркнуть свой раздор с нами: они не только не хранили поста в эти условленные дни, нарочно ели, например, в понедельник сыр и яйца, чтобы не быть единомысленными с православными».

«3-го Июля состоялось, наконец, столь нашумевшее в иудейской печати, изъятие из монастыря вождей и наиболее упорных сторонников смуты. Я (говорит Владыка) не принимал никакого участия в этом воздействия государственной власти: все средства увещания были истощены, и я оставался на «Донце», прибыл пароход «Херсон», приготовленный для перевоза смутьянов (но распоряжению Императорского посла) в Россию. Часа в три пополудни консул, командир лодки и все наличные военные чины отправились в монастырь. «Имябожцы» собрались в том корпусе, где жил их главный вождь, монах Ириней. Все входы и выходы были заняты солдатами, оставлен лишь один выход на лестницу, ведущую к порту и пристани.

«Почти три часа увещевали «имяславцев» добровольно пойти на пароход: успеха не было. По-видимому, им хотелось вызвать кровопролитие, дабы приобрести славу мучеников; в то же время они, конечно, были уверены, что кровопролитие допущено не будет ни в каком случае, и вот, чтобы поиздеваться над правительственной властью и оттянуть время, они упорно противились: пели, молились, клали поклоны. Вообще, кощунственное отношение к святыне и молитве, проявлялось в целях демонстративных постоянно: иконами защищались, пением отвлекали внимание, с пением потом плыли на лодке на «Херсон». Наконец, рожок заиграл «стрелять». Это было сигналом для открытия крана водопровода».

Вместо выстрелов пущены в ход пожарные трубы, направленные в коридоры и окна келий «имябожников», которые были буквально облиты водой. После сего солдаты стали насильно вытаскивать их из келий и коридора.

Понятно, при этом не обошлось без царапин у тех, кто сопротивлялся и старался защищать себя от сильной струи воды и от рук солдат доской или иконою. Потом изгнанные были направлены к морю, а потом на лодках перевезены на «Херсон». Когда таким образом забрали «главный штаб имябожников» с Иринеем во главе, тогда остальные, видя, что дело их проиграно, стали добровольно оставлять обитель и переходить на «Херсон» к своим товарищам и предводителям.

«Раненых», т. е. оцарапанных, оказалось около 25-ти человек, которым раны были перевязаны судовым врачом, а через 2–3 дня повязки были уже сняты.»

Вещи «имяславцев» были доставлены на другой же день. Всего из Пантелеймонова монастыря и скита Фиваиды перешло на «Херсон» 470 человек. Обитель спасена от сектантов и забастовщиков, остаток коих впоследствии, через две недели, добровольно уехали в числе 200 человек на пароходе «Чихачев».

«Как ни печальна была такая развязка, но могло быть и хуже. Нельзя же было оставлять православноверующих под таким невыносимым террором лжеумствующих. Греки только и ждали того, чем кончится дело в Пантелеймоновом м-pе. В киноте потом мне (владыке Никону) сказали откровенно, что если бы консул не удалил еретиков, то сам кинот нашел бы средства их удалить: греки легко могли прислать хоть целый полк из Солуля. А под видом еретиков не трудно было уже очистить и вообще Св. Гору от русских».

5-го Июля в день памяти преподобных отцов наших Афанасия Афонского и Сергия Радонежского, Владыка Никон совершил божественную литургию в Покровском храме в сослужении многих пришедших на праздник старцев-келиотов, причем вознесены были упомянутые прошения и молитвы об обращении заблудших из чина, совершаемого в неделю православия, и после литургии совершен крестный ход вокруг обители. За литургией Владыко сказал слово, в котором сблизил обоих преподобных, как избранников Матери Божией, Которая обоим являлась «наяву, причем, обрисовав их нравственный облик, указал, что они оба оставили заветы кротости, смирения и послушания, столь благопотребные и ныне особенно здешним инокам.

Пароход с пленными монахами стоял возле Афона до 9-го Июля. И желающим покаяться возможно было оставить пароход и возвратиться в обитель, но только с разрешения игумена, от которого зависело принять или не принять по своему усмотрению. Несколько иноков, не столь упорно державшихся своего заблуждения, воспользовались сим и возвратились в обитель.

«7-го числа я просил игумена собрать всю братию в Покровскую церковь, – говорит Владыка, чтобы проститься с нею. Обратившиеся от ереси просили меня разрешить их совесть от греха непослушания церкви. Я сказал им прощальное слово, совершил над всеми таинство покаяния и, прочитав разрешительную молитву, еще раз обратился с словом увещания пребывать верными учению церкви, положив в основание слова Спасителя: «се здрав был еси к тому не согрешай».

«С любовью прощались со мною афониты; в них можно было снова узнать прежних любвеобильных иноков, готовых на всякую услугу, на всякое послушание. Видимо, с удалением смутьянов, жизнь монастырская стала входить в свою колею».

«В тот же день я отправился на Карею и посетил, наконец, кинот в его конаке. Несмотря на воскресный день, ради меня собрались почти все эпитропы и антипросопы. Они выразили мне свое удовольствие, что разрешился, наконец, столь тяжелый и для них вопрос об удалении с Афона еретичествующих. Еще раз они подтвердили, что еретики на Св. Горе не могут быть терпимыми».

Затем владыка проследовал через Котломуш в Иверский монастырь, где, поклонившись Иверской иконе Богоматери и прочим святым, остался ночевать, а на другой день утром отправился в Андреевский скит, причем мимоездом посетил Белозерскую пустынь во имя Святителя Николая, куда приглашен был настоятелем ее иеромонахом Петром и братией обители, коих здесь около 80-человек.

Здесь Его Преосвященство пробыл около часа и остался весьма доволен.

7-го же Июля пополудни было общее собрание «братства русских келий», на котором присутствовал С.В. Троицкий.

Благодаря его разъяснениям старцы-настоятели объединившихся в сем братстве келий, единодумно постановили составить «заявление» Святейшему Синоду о том, что их обители пребудут верными учению православной церкви об именах Божиих и против инакомудрствующих будут принимать меры. Это заявление при сем и прилагается. Вот подлинный текст его.

«7-го Июля 1913 года общее собрание старцев-настоятелей русских келий (и калив) Св. Афонской Горы и их представителей в присутствии командированного Святейшим Синодом С.В. Троицкого единогласно постановило выразить и Св. Российскому Синоду, как прежде, выражало Вселенскому Патриарху свою преданность св. Православной церкви в нижеследующем: 1) Новое лжеучение об именах Божиих, измышленное схимонахом Иларионом и иеросхимонахом Антонием Булатовичем отвергаем, как еретическое и осужденное церковью:

2)Исповедуем учение об именах Божиих Православной Соборной Апостольской церкви, выраженное в послании Святейшего Вселенского Патриарха и Св. Синода Русской Церкви;

3)Обязуемся строго следить за братией своих келий и в случае уклонения от православного учения немедленно удалять виновных из своих келий и доносить духовной власти; а в случае уклонения самих старцев братство обязывается также доносить духовной и гражданской власти».

Затем в подлинниках следуют подписи. Подлинников с подписями настоятелей и некоторых из братии составлено три, из коих один отправлен в Святейший Синод, другой передать в Афонский Протат, а третий хранится в канцелярии братства, как исторический документ.

При сем нужно заметить, что еще вскоре по приезде Архиеп. Никона на Афон от лица братства была послана депутация для приветствия его и изъявления полной покорности Святейшему Всероссийскому Синоду. Потом все время пребывания владыки на Афоне настоятели пустынных обителей неоднократно посещали Его Высокопреосвященство, чем он остался весьма доволен.

Владыка Никон несколько раз собирался ехать в Андреевский скит, но каждый раз выходили затруднения: то неспокойно было на Афоне по случаю разрыва между Грецией и Болгарией, то недобрые вести доставлялись изгнанным Архимандритом Иеронимом касательно насильников скита.

Андреевцы ставили Владыке совершенно неприемлемые условия: чтобы он явился к ним без чиновников и без солдат, чтобы изгнанный ими настоятель отнюдь им не показывался, да и в ските в то время в сущности не было никакой власти; архимандрит Давид являлся лишь покорным исполнителем приказаний руководителей смуты: предавал анафеме Свят. Синод, патриарха и имяборцев и только... Лишь за несколько дней до окончания дела, когда стало ясно, что бунтарям конец, Сергию Викторовичу Троицкому, по поручению Владыки, удалось провести там беседу и тем дать возможность более благоразумным и искренним отделиться от массы братства, терроризованной и нафанатизированной последователями Булатовича, между коими был некто Павел Григорович (бывший офицер, как и Булатович) все время, после изгнания о. Архимандрита Иеронима, занимавшийся сочинением разных листков в духе имябожников. Сей новый проповедник ереси не дождался прихода в скит чиновников и солдат, но тайно куда-то удрал и пропал бесследно... Вместе с ним скрылись и некоторые другие вожди ереси.

6-го Июля начальство и солдаты оставили Пантелеймоновский монастырь и переправились в скит Андреевский; находившиеся в ските бунтари, видя, что Пантелеймоновские единомышленники их изгнаны из монастыря, перестали сопротивляться: впустили в скит чиновников и солдат и согласились оставить скит добровольно, причем им дозволено было взять свои вещи и выданы из кассы скита деньги на дорогу каждому на руки отдельно, так что они вышли не с пустыми руками. Они унесли с собою особо чтимую икону Богоматери, пожертвованную обители ее ктитором, основателем А.Н. Муравьевым. Но в Одессе она отобрана у них и передана на подворье Андреевского скита. Всего ушло из скита 185 человек. Они хотели нести с собою через всю гору до Пантелеймоновской пристани больного игумена Арсения, но консул, на основании заключения врача, запретил такую процессию: он мог умереть на пути.

Еще накануне 8-го июля было известно, что завтра утром состоится торжественное возвращение в скит изгнанного Архимандрита Иеронима. Оставшаяся в ските братия с раннего утра стала готовиться к встрече любимого и почитаемого отца и наставника. Каждый спешил принести свой труд и усердие к такому небывало торжественному дню. Даже из больницы кто мог, хотя с большими затруднениями, бросив свою койку, вышел, чтобы присутствовать при таком торжестве.

Могущие принять деятельное участие направились в соборный храм, откуда начали выносить хоругви, кресты, иконы и прочее, а иеромонахи и иеродиаконы облачились и собрались все у св. ворот на обширной площади, перед которыми были расположены солдаты в ожидании прибытия виновника торжества. Здесь же собралось много монахов разных национальностей, а особенно русские приверженцы и почитатели архим. Иеронима. Все устремили взоры свои туда, откуда должен был показаться ожидаемый виновник торжества с прочей изгнанной братией до пятидесяти иноков, которые накануне собрались в конаке Заграфского монастыря на Карее, где все время шестимесячного изгнания своего пребывал о. Иероним.

Наступил, наконец, давножданный момент и архим. Иероним появился в сопровождении настоятелей русских келейных обителей и многих других иноков, всего около 80 человек или более. – Колокола загудели. Все начали благоговейно креститься. По команде солдаты отдали воинскую честь, и один из антипросопов священного протата, сопровождавших о. Иеронима, сказал по-гречески трогательную речь, которую помещаем здесь в русском переводе. Вот содержание ее:

Ваше Высокопреподобие!

«Злой дух позавидовал миру и спокойствию священной обители вашей в последнее время. Появилось учение и религиозные мнения, церковью осужденные, вызвав смятение и анархию. Это новое религиозное учение послужило причиной пребывания в течение шести месяцев Твоего Высокопреподобия вдали от священной обители, поводом надругания над Тобою, и пренебрежения, и изгнания. Но Ты все сносил ради веры отцов наших...

В настоящее время, благоволением Пресвятой Богородицы, с уничтожением проклятия достойной ереси и с водворением прежнего порядка и спокойствия в священной обители вашей весь священный наш край, особенно же священная обитель Ватопедская, место пребывания Твоего, приветствуем Тебя сердечно за терпение и устойчивость убеждений, скорбя в то же время за нераскаяние и невозвращение к православию прочей братии священного скита. Водворяя же Тебя вновь пастырем паствы сей, обитель Ватопедская вручает моею рукою жезл сей в знак власти и пастырства.

Паси верно вверенное Тебе стадо Христово и веди его по пути спасения, в тяжком назначении Твоем имея в помощь Пресвятую Богородицу, Святого Славного апостола Андрея Первозванного и Преподобных и Богоносных Отцов Наших».

По окончании своей речи антипросоп надел на о. Иеронима орден Св. Анны, присланный в награду Русским Святейшим Синодом, облачил его в мантию, навесил архимандритский крест и вручил ему жезл.

Ведомый под руки антипросопами и сопровождаемый посольскими властями и всей собравшейся толпой, он вошел в соборный храм, где его ввели в кафедру, которой он был шесть месяцев лишен. Затем был отслужен краткий благодарственный молебен, после которого о. Иероним, взошедши на амвон, произнес трогательное слово, в котором рассказал, как он был насильственно изгнан бунтовщиками из обители, сколько ему пришлось в течение, шести месяцев перенесть скорбей и заочных поношений от своих недоброжелателей. В особенности трогательна была его речь, когда он коснулся терпения и страдания находившихся с ним верных его сподвижников за святые догматы православия. Он со слезами на глазах изрисовал картину тех бедствий нравственных и материальных, которым подверглись эти страдальцы за правду.

«Страдания за себя, а в особенности за эту братию, отняли у меня много жизни и нужно (было не мало терпения перенести все это. Но сегодня великий день в моей жизни, – заключил он свою речь. – Этот день искупил все мои страдания, и я вполне примиренный и проникнутый благодарностью и смирением к моему Всевышнему Творцу и Пресвятой Владычице приступаю вновь к возложенным на меня обязанностям. Не могу не выразить благодарности и признательности и тем братиям духовным на Афоне, которые в минуты трудные моей жизни старались по возможности облегчить мои и моих собратий страдания».

И после сей речи архим. Иероним поклонился до земли и просил у всех присутствующих прощения, если кого, когда чем-либо оскорбил; а также преподал прощение всем слоим обидчикам и оскорбителям.

По вступлении архим. Иеронима в скит вскоре прибыл туда и Высокопреосвященный Никон и был встречен по установленному порядку со звоном и святым крестом. В храме Владыка произнес слово, в котором подробно выяснил важнейшие пункты еретического учения, взволновавшего Афон, дал наставление присутствовавшим инокам и прочитал над всеми молившимися в церкви разрешительную молитву.

В тот же день, после предложенного для собравшихся гостей обеда и беседы в приемной зале, Владыка отбыл в скит Св. Пророка Илии, куда давно стремился, чтобы отдохнуть душой в тишине этой мирной обители, сохранившей себя от заразы еретической. Но тут ему пришлось провести лишь три часа, потому что чины посольства спешили уехать с Афона. «Донец» и «Херсон» в это время, оставивши Руссик, обошли южную оконечность Афона и показались на море против монастыря Пантократора, в пределах коего расположен Ильинский скит. С Владыкою были здесь некоторые чины посольства и часть солдат. Все они, увидевши пароходы, поспешили спуститься к морю в монастырь Пантократор, где, поклонившись святыням, простились с Св. Горой и на лодке пошли навстречу «Донцу». Солнце уже скрылось за хребты Св. Горы, когда они поднялись на палубу своего «Донца», на котором отправились в обратный путь в Константинополь.

«10-го июля, – сообщает Владыка, – мы прибыли в Буюкдере³¹, где принял нас г. посол очень внимательно и благодарил за понесенные труды. Я, в свою очередь, сказал, что если бы не его мудрое отношение к делу и бодрое содействие в сношениях с Петербургом, то дело потерпело бы полное крушение, и Афон, русский Афон, остался бы в руках еретиков, коих не замедлили бы и выгнать греки. 11-го утром я посетил вселенского Патриарха. Он был ко мне внимателен так же, как и прежде, подробно расспрашивал о деле и сказал: «Пришлите мне списки удаленных с Афона лиц, принявших пострижение на Афоне, и я наложу на них аргос», т.е. отлучение. Я сказал, что имеется два списка: один наиболее виновных главарей, – вождей смуты, другой – менее виновных, слепо повиновавшихся сим вождям и обманутых последними. Первые заслуживают более строгого наказания, а вторые заслуживаюсь некоторого снисхождения.

В тот же день я послал эти списки при письме на имя его святейшества,

В тот же день, 11-го Июля, мы покинули Царьград, а 13-го вышли на родной берег в Одессе. Сего же 13-го Июля доставлены в Одессу взятые с Афона имябожцы числом 621. Для предупреждения побега монахов и общения их с частными лицами, ко времени прибытия «Херсона» на пристани собрались жандармские власти, чины администрации и полиция. Территория пристани была очищена от посторонней публики.

Первым на пароход поднялся командированный из С.-Петербурга директор канцелярии обер-прокурора Яцкевич, на которого было возложено дальнейшее направление следствия об афонском «бунте» и наблюдение за высылкой монахов из Одессы.

Привезенные монахи были распределены на несколько групп. Лица, признанные в сане и монашестве русскою церковною властью, в числе 10-ти (с архимандритом Давидом во главе) были отправлены на подворье Андреевского скита, 40 человек обвиняемых, подозреваемых в уголовных преступлениях были отправлены 6 чел. в тюрьму, а 34 в Бульварн. учас. Остальные были направлены по проходным свидетельствам в мирском одеянии для водворения на родину по местам приписки. Все они были одеты в одинаковые костюмы, купленные на казенный счет по 4 руб. 50 коп. каждый. Волоса стригли некоторым и, вероятно, по их желанию. Один из них, между прочим, обратился к Щербине с такою просьбою: «Господин Щербина, дозвольте уж и остричься на казенный счет!» И, конечно, просьба сия была удовлетворена: принесена старая машина и ею отрезаны волосы.

Книги и церковные вещи были отобраны и распределены на три разряда: 1) принадлежащие самим монахам, 2) похищенные монахами из обители, 3) брошюры и листки еретического содержания. Первые предложено возвратить монахам, а вторые и третьи задержаны впредь до дальнейших распоряжений.

17-го Июля на пароходе «Чихачев» в Одессу прибыли еще 212 монахов афонских имябожников, которые по проверке документов временно распределены были по афонским Подворьям, а потом отпущены на волю.

Так закончилось выселение имябожников с Афона, который терпит все погрешности насельников, кроме ереси; еретики на Афоне, как оплоте и центре православия, по уставу ни под коим видом не могут быть терпимы.

Вскоре после означенных событий настоятель русского Пантелеймоновского монастыря, архим. Мисаил обратился к обер-прокурору Св. Синода с нижеследующей телеграммой:

«Почтительнейше просим Ваше Высокопревосходительство повергнуть к стопам Его Императорского Величества нашу усерднейшую благодарность за освобождение нашего монастыря от грозившей ему со стороны революционеров и сектантов опасности разорения. Настоятель русского монастыря св. Пантелеймона архимандрит Мисаил с братией».

О вышеизложенном исполняющий обязанности обер-прокурора Св. Синода, товарищ обер-прокурора тайный советник Даманский имел счастье представить на Высочайшее Государя Императора благовоззрение.

Его Императорскому Величеству на всеподданнейшем докладе по настоящему предмету благоугодно было в 4-й день Августа, в Петербурге, Всемилостивейше Собственноручно начертать:

«Желаю Пантелеймоновскому монастырю мира, тишины и благоденствия».

Эти произнесенные с высоты Престола слова и телеграмма афонских иноков рассеивают те злые чары, которые напускались на русское православное общество вражьей силою, вносящей смуту и разделения в среду членов церкви, дабы посредством сего разделения разрушить самую церковь.

Св. Синод упрекали за то, что он послал на Афон «военную экспедицию», а Архиеп. Никона, за то, что он, вместо слово увещания, прибег к жестоким насилиям над имябожниками.

Мороча общество, иудействующая печать не смущалась тем, что распоряжение военною силою никоим образом не входит в ведение св. Синода, но что вооруженная сила послана па Афон для прекращения возникших там беспорядков по распоряжению Императорского посольства и начальствующим этой экспедиции был не Архиепископ Никон, не генеральный консул.

Таким образом, совершалось самое возмутительное, самое бессовестное извращение обстоятельств дела: командирование Архиеп. Никона имело исключительно ту цель, чтобы словом увещания побудить иноков восстановить мир и тем предотвратить применение к ним силы. Враждебная же церкви печать эту попытку Св. Синода спасти иноков от последствий их безумия выставила как поручение архиепископу командовать отрядом солдата, как будто для этого недостаточно любого офицера, а надо еще посылать зачем-то архиепископа.

Конечно, очень печально, что в конце концов, пришлось прибегнуть к принудительному очищению Афона от еретичествующего и буйного элемента, печальнее всего, что кроме революционеров, скрывавшихся па Афоне преступников, людей мечтавших захватить капиталы афонских монастырей, в числе выселенных, быть может, не мало несчастных, сбитых с толку, благодаря своей простоте и невежеству, а по существу религиозных монахов, думающих будто они действительно страдальцы за имя Божие, а не просто орудие в руках людей, задумавших сделать Афон очагом религиозной и политической смуты. Но кто же виноват, что они отвернулись от гласа, призывавшего их вернуться на путь монастырского послушания? Тем не менее увещания Архиеп. Никона не остались бесплодными: к 300 инокам Пантелеймонова монастыря, оставшимся верными православию, из заблудших после отеческих увещаний архиепископа присоединились еще более 400, и возвращение этих 400 христианских душ показывает, что не бесплодна была мера, которую Св. Синод предпринял ранее, чем власть гражданская приступила к своим мерам.

Быть может, вырвавшись из-под влияния террора своих вожаков, заблуждающиеся иноки и очнутся от запущенных на них чар и увидят сами, до чего довели их руководители, заставившие их, православных, русских иноков отречься от веры, в которой они выросли, принять новоизмышленный догмат и отказаться от повиновения церковной власти. Быть может, вырванные из той среды, где их постоянно держали в атмосфере лжи, озлобления и клеветы, они сами оглянутся на свое поведение, быть может увидев около себя своих ярых защитников с горбатыми носами и еврейским жаргоном, они поймут, что не может быть общения у Христа с велиаром, и света со тьмой, что если уже покрещенные иудеи так горячо, так яро ратуют за них, значит есть нечто в их «имяславии», что заставляет врагов Христа им покровительствовать. Ведь не могут же они допустить, что иудеям, при их злобной ненависти ко Христу, желательно большее прославление имени Христова («Колокол» № 2191-й, 1913 г.)».

Окончательному умиротворению Андреевского скита способствовали те милостивые грамоты, с которыми Патриарх Герман обратился к игумену Иерониму письма Иерархов и распоряжения Св. Синода.

Грамоты Вселенского Патриарха Германа настоятелю Св. Андреевского Русского общежительного скита на Афоне. Архимандриту Иерониму.

Грамота 1-я.

Переведено с подлинника.

Герман. Милостию Божиею, Архиепископ Константинопольский и Новоримский и Вселенский Патриарх.

Номер протокола 5036

Преподобный Дикей Священного Ватопедского Св. Андрея на Афоне скита Кир-Иероним, чадо о Господе возлюбленное нашей мерности, благодать от Бога и мир да будет с тобою.

Получив письмо Вашего Преподобия от 15-го числа, прошлого Июля месяца, с удовольствием узнали и уверились о наступившем с помощью Бога избавлении священной обители вашей от еретического учения и о водворении законного порядка с благополучным возвращением Преподобия Вашего в скит и вступлении в исполнение обязанностей. Приветствуя отечески и выражая наше благоволение за твердость и стойкость Ваши и братии в испытаниях, молим Господа Бога, да хранит священную обитель Вашу от всякого воздействия вражеского, да направляет и укрепляет всю братию по пути благочестия, добродетели и безупречного исполнения монашеских обетов. Благодать и неизмеримая милость Господа, да будет с Вашим Преподобием.

1913 года Августа 3-го дня.

Константинопольский Патриарх усердный перед Богом Молитвенник.

Грамота 2-ая.

Переведено с подлинника.

Герман. Милостию Божиею, Архиепископ Константинопольский и Новоримский и Вселенский Патриарх.

Номер протокола 5466.

Мерность наша настоящею наградною грамотою извещаем, что, желая почтить, по личному патриаршему стремление и благоволению ценить преподобного Дикея священного на Афоне Ватопедского скита Св. Андрея (Серая) Кир-Иеронима, как мужа поведения священному сану приличествующего, за стойкость, твердость и непоколебимость в православном учении и преданность церкви, проявленные и запечатленные в испытаниях, признали за благо благословить и разрешить ему носить энколпион (Панагию) на торжествах и где подобает в знак патриаршего нашего к нему благоволения и чести. В удостоверение чего вручена нами настоящая Патриаршая Наградная Грамота, данная при благословении вышеназванному Дикею и возлюбленному нами по духу сыну Кир- Иерониму.

Года 1913, августа месяца, числа 3-го. Индикта XI, Патриарх Константинопольский Герман.

В сей чрезвычайной награде о. Иеронима видно благоволение и доброе отношение Вселенского Патриарха и ко всем русским Афона, не принявшим ложного учения и пребывающим верными и послушными чадами церкви православной.

Достолюбезный и Христолюбивый Батюшка о. игумен Иероним со всею о Христе Братиею.

Больше Вас радуюсь тому, что Господь не только положил скорый конец Вашим страданиям, но и увенчал Ваше исповедничество спасительным знамением от руки Святейшего Патриарха, т. е. священною Панагией. Достойно и праведно. Порадуются о сем истинно православные жители России, когда прочитают в «Колоколе». Заблуждение булатовцев не было бы так упорно, если бы основывалось на простом недоумении и невежестве, но из дела выяснилось худшее: во главе движения был человек очевидно ни во что не верующий, озлобленный Булатович, подобный русскому безобразнику Илиодору. Господь да вразумит безумцев, Вас же с верною братией да утвердит в вере и добродетели, чтобы св. Афон по-прежнему светил миру, как град Ангелов, в верху гор стоящий.

Прошу Ваших святых молитв и остаюсь Ваш почитатель и доброжелатель.

Грешный Архиепископ Антоний.

Почаев, 28 августа 1913 г.

* * *

Распоряжение Святейшего Синода относительно имябожников.

Из донесений Архиеп. Назария и прошений монахов усматривается, что привезенные и добровольно приехавшие имябожники ведут пропаганду в народе, но что некоторые из них раскаиваются в своем заблуждении и просят разрешения или вернуться на Афон, или поселиться в каком-либо из находящихся в России монастырей. Положение некоторых монахов весьма тяжелое, так как сами они не могут по старости и слабости снискивать себе пропитание, а ни своих средств, ни могущих содержать их родственников не имеют. Монах Дометий просит Св. Синод пересмотреть решение относительно имябожников, поручив расследовать дело указываемым им епископам. Обсудив изложенное и признавая правильными и целесообразными действия командированных на Афон лиц и принудительное выселение имябожников светскою властью делом печальной, но неизбежной необходимости, с одной стороны, и заботясь об ограждении верующих от соблазна и снисходя к бедственному положению прельщенных вожаками многих простецов – с другой, Св. Синод, дабы «не оставить ни кротости слабого, ни строгости жестокого», определяет: 1) усвоить последователям лжеучения наименование «имябожников», как наиболее ответствующее содержанию их учения; 2) отправить прилагаемое при сем послание от имени Св. Синода Его Всесвятейшеству Вселенскому Патриарху Герману с просьбой произвести канонический суд над упорствующими подчиненными его духовной власти, а раскаявшихся разрешить Российскому Святейшему Синоду принимать в церковное общение и сообщить решение Константинопольского Св. Синода относительно этого дела; 3) по получении ответа от Патриарха – иметь суждение о дальнейших мерах, касающихся упорствующих имябожников; 4) поручить миссионерам и священникам тех приходов, где проживают имябожники, принять меры к предупреждению распространения ими своего лжеучения и увещевать их; 5) если кто-либо из имябожников сам пожелает принести чистосердечное раскаяние, или хотя бы только усумнится в своем заблуждении, то предоставить таковому обратиться к игумену ближайшего монастыря или местному священнику, который: а) тщательно испытает его верование о имени Божием, б) раскроет ему православное учение о нем и в) убедившись в искренности его обращения, посредством испытания его совести на исповеди, не разрешая его, предложит ему подписать отречение от ереси, о чем и донесет письменно епископу, если возможно через самого кающегося, дабы епископ мог и лично побеседовать с ним; 6) предоставить епархиальному епископу: а) разрешить такового от греха ереси и противления церкви лично или через донесшего и наложить по своему усмотрению епитимию: б) допустить ого ко святому причащению и разрешить поступить в тот монастырь, куда примут, предписав настоятелю и духовнику сего монастыря подвергнуть его строгому надзору; 7) зачисление в братию или признание его в монашеском звании отложить на предписанный законом срок, в продолжении коего он должен находиться в числе испытуемых; 8) препроводить к епархиальным преосвященным алфавитные списки высланных и добровольно приехавших в Россию имябожников для рассылки этих списков настоятелям монастырей с запрещением принимать в монастырь упомянутых в списках лиц без особого разрешения епархиальной власти; 9) прошение монаха Дометия, как не заслуживающее удовлетворения оставить без последствий, и 10) перепечатать во всех епархиальных ведомостях выдержки из настоящего определения Св. Синода и доклада архиеп. Никона.

Мы, нижеподписавшиеся, искренно сознавая, что впали в еретическое мудрование, приняв за истину ложное учение, будто имена Божии, особенно же имя Иисус сеть сам Бог и глубоко раскаиваясь в том заблуждении преискренне возвращаемся к учению православной церкви изложенному в грамотах Святейших Вселенских Патриархов Иоакима III и Германа V и в послании Святейшего Синода Всероссийской Церкви, всем сердцем приемлем и лобызаем оное учение, исповедуя, что святейшие имена Господа Христа и все имена Божии должны почитать относительно, а не боголепно, отнюдь не почитая их Богом Самим, а только признавая божественными в полноте своего смысла единому Богу приличествующими, учение же содержащееся в книгах «На горах Кавказа» монаха Илариона, «Апология» иеросхимника Антония Булатовича и им подобных, отметаем, яко противное чисто православному учению святой церкви о именах Божиих, яко ведущее к суеверию, ко злочестивому пантеизму или всебожию, самые же книги, вышепоименованные, отвергаем и верить оным отрицаемся.

Во свидетельство же искренности сего нашего перед Ботом покаянного исповедания благовейно целуем крест и евангелие нашего Спасителя Иисуса Христа, Аминь. (Церк. Вед. № 35, 1913 г.).

Причины, побудившие Святейший Синод вмешаться в дела Афонской смуты, высказанные самим Синодом.

Грамоты Вселенских Патриархов, осудившие новое ложное учение имябожников, оказались безуспешными, а принять другии, более действительные меры греческая церковная власть, вследствие разности языка и национальности, не могла. Между тем положение православных монахов на Афоне становилось все труднее и пропаганда, имябожников распространялась не только на Афонские обители, но и в монастыри, находящиеся в России. В Святейший Синод стали поступать многочисленные жалобы на пропаганду и притеснения православных имябожниками с горячими мольбами помочь их безвыходному положению и защитить от насилий имябожников, С другой стороны и Вселенский Патриарх и Афонский кинот, ревностно оберегая чистоту православия, находили, что не признающие их власти еретики не должны жить на Св. Горе. И вот возникла опасность, что все православные русские монахи будут изгнаны с Св. Горы имябожниками, а затем и сами имябожники по распоряжению Патриарха и кинота будут изгнаны оттуда греческой военной силой. Само собою разумеется, что русская государственная власть ни изгнания православных еретиками, ни предоставления тысяч русских подданных и многомиллионного имущества русских монастырей воле другого государства допустить не могла, а после того, как Патриарх всецело представил умиротворение русских обителей русской церковной власти, не могла остаться в бездействии и власть церковная. Поэтому Св. Синод и счел долгом пойти навстречу Патриарху и разделить заботы Константинопольской церкви о ее непослушных чадах еще недавно до приезда на Афон бывших чадами церкви русской. Вместе с тем Св. Синод хотел исполнить свой долг – оказать помощь и поддержку все более и более редеющим рядам защитников православия избитым, изгнанным из обителей и скитающимся по Афону, снискивая пропитание подаянием и не менее страдавших от притеснений имябожников в обителях. Наконец – участия Св. Синода требовала и опасность совершенной утраты Афона, с самых первых страниц русской церковной истории имевшего столь великое значение в религиозной жизни православного русского народа, посещаемого и в настоящее время тысячами паломников, изобильно почерпающих здесь духовную отраду, утешение и назидание. A миллионы листков и брошюр Афонского издания, распространяющие духовный свет по всему лицу земли русской! … Но опасность утраты была еще не самою грозною опасностью для церкви. Была другая опасность в случае полного торжества имябожников. Афон из обильного источника духовного назидания мог превратиться в средоточие пропаганды еретического учения в России, а борьба с такой пропагандой была необыкновенно трудной, ибо в руках еретиков оказалось бы все то, что до сих пор служило к укреплению православной церкви, и все эти церковные святыни, обаяние Афона в народе, монастырская организация, материальные средства, все это было бы использовано во вред православию. Итак, желание оказать братскую помощь Константинопольской церкви и защитить своих недавних чад, гонимых за твердость в вере лжеучителями, а главное, опасение утраты Афона, или, что еще хуже, превращение русского Афона в опору еретического нечестия и источник опасной пропаганды, суть те причины, которые заставили Св. Синод принять участие в борьбе против лжеучения. (Ц. В. № 35).

Достойно внимания, что по всей этой истории ни один из отпавших не вспомнил, не задумался над вопросом: «А как учит церковь? Не разойтись бы мне с ною? Ведь вне церкви нет спасения» ...

И что всего бедственнее: когда по уставу Св. Горы новые еретики были изгнаны с Афона, когда в обителях, заразившимся было ересью, восстановлено благочестие в духе православия, изгнанные не смирились, не познали своего заблуждения, а стали почитать себя как бы мучениками за веру во имя Божие. Как будто вера во имя Божие в том и состоит, чтобы самое имя почитать Богом. Очевидно, они даже самого слова «верую» не понимают, предполагая, будто оно значит «признаю за Бога». Но смотрите, как еретическое мудрование постепенно нарастает, отделяя от церкви отклонившихся от нее сынов противления. Со стороны ясно видно, как исконный противник Божий ходит около несчастных и учит их своему искусству лжи, самооправдания, горделивого превозношения пред церковью. Если ему удается вовлечь в свои сети людей интеллигентных, то церкви грозит от сей ереси еще большая смута. Пример на виду: «Апология веры во Имя Божие», изданная почетным членом Императорской Московской духовной академии, удостоенным сего звания за его религиозно-философские издания. Хотелось бы верить, что это было с его стороны временным увлечением, и что в следующих своих книжках «Религиозно-философской библиотеки» он даст нам опровержение всей вредоносной «Апологии». Но мы живем в такое недобросовестное время, когда в ересь охотно пойдут и неверы, лишь бы навредить, причинить боль ненавистной им Церкви. Защищают же изгнанные из духовной академии профессора изуверов, хотя сами до того презирают их, что уж, конечно, не пойдут к ним на раденье!.. Ведь и сатана трудится в деле погибели людей, в сущности, бескорыстно, из ненависти к Богу: мудрено ли, что найдутся ему сотрудники, столь же бескорыстно (не говоря уже о «корыстных», много продажных душ на свете!) и постараются поддержать ересь просто из принципа, из ненависти к православию.

Не забудем, что жид работает с удвоенной энергией. Ему видится на горизонте грядущее царство того, о ком Господь сказал: он приидет во имя свое, того приимите (Ин.5:43). Есть из-за чего поработать. Не жаль не только труда, но и денег, чтобы заплатить тому, кто поработает над разрушением церкви Христовой. И работают. Сотни газет и журналов для того и издаются, чтобы отравлять православных неверием, поддерживать ереси, сеять смуту и сомнения в души простые. Не мало и бессовестных ученых продают свое перо жидам... Бога в душе потеряли, а совесть сатана выкрал.

Изгнанные с Афона монахи «имябожники» стараются сеять в России смуту и очернить Афон. Они убеждают публику, что они изгнаны неповинно, и что будто теперь на Афоне остались одни еретики, не признающие Иисуса Христа Богом. Такою ложью они пользовались еще будучи на Афоне. За это они ответят перед Богом не менее строго, как и за самое ложное свое учение. О такой пропаганде их многие сообщают в письмах на Афон. Появляются и в газетах статьи о беседе их с некоторыми священниками. «Курская Быль», и «Колокол» передают нижеследующий рассказ священника С. Кошар. Белгор. у. о. Амфитеатрова.

«24-го Июля ко мне в дом прибыли два Афонских монаха Антоний и Михаил, удаленные из Пантелеймонова монастыря за ересь. Они заявили о своем желании побеседовать со мною по поводу «незаслуженного изгнания из монастыря».

– За что удалены вы из монастыря? – спросил я пришедших.

– За исповедание веры православной. За то, что не отреклись от Иисуса Христа, – единогласно отвечали они.

– Кто же заставлял вас отрекаться от Иисуса Христа?

– Архиепископ Никон, – озлобленно отвечали они.

– Образумьтесь, что вы говорите? Разве мог православный архипастырь требовать от вас отречения от Христа?

– Истину говорим вам, батюшка, что архиеп. Никон собственноручно раздавал афонским монахам безбожные и кощунственные свои книжки, в которых доказывается, что Иисус Христос не Бог, а простой человек.

– У вас есть эти книжки, данные архиепископом?

– Нет, мы страшились взять их в руки, боясь, чтобы из-за них не разверзлась земля и не поглотила нас. Содержание книжек добавили они ложно – настолько богохульно, что матросы, прочитавши их, пришли в ярость и хотели бросить Никона в море».

И это ложь, многие книжки, брошюры, статьи и проповеди Архиеп. Никона мне известны и все они не только не содержат в себе чего-либо еретического, а, наоборот, служат наилучшим раскрытием и защитою православного христианского учения...

– Мы собственными ушами из уст самого Архиепископа слышали, что имя Иисуса Христа – не спасительно,

– A разве, по вашему мнению, имя Иисуса Христа для всех и всегда спасительно?

– Да, для всех и всегда, ибо в слове Божием сказано: «Всякий, кто призовет имя Господа, спасется».

– Но читали ли вы в Евангелии, что бесы неоднократно взывали к Господу: «Иисусе, Сыне Давыдов, зачем пришел мучить нас?» Неужели и бесы, так взывавшие, спасутся?

– Бесы не спасутся, потому что они не имеют веры.

– Апостол Иаков пишет: н бесы веру имеют и трепещут» (Иак.2:19).

– Бесы преисполнены злобы, гордости и всякой нечистоты.

– Значит призывание имени Иисуса Христа спасительно не для всех, а для тех только, кто, пребывая в вере, свободен от злобы, гордости, нечистоты и имеет добрые дела, ибо Иисус Христос учить: «не всякий говорящий мне: Господи, Господи, –войдет в Царствие Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного (Мф.7:21)».

Теперь посмотрим, всегда ли спасительно призывание имени Божия. Сам Господь, сказавший: «Не призывай имени Господа Бога твоего всуе», ясно указывает на то, что призывание имени Божия иногда бывает не только не спасительно, а даже греховно. В самом деле, спасительно ли имя Божие, когда ты клянешься этим именем во лжи, или божишься, или кощунствуешь, или, наконец, механически рассеянно молишься? Итак, архиеп. Никон истину говорит, уча, что «имя Иисуса Христа не всегда и не для всех спасительно бывает». Равным образом совершенно прав Архиепископ, обличая вашу ересь, по которой вы отожествляете существо Божие и Имя Божие.

– Имя Божие, – возражали монахи, – неотъемлемо от Бога: если мы отнимем от Него имя Его, тогда он будет уже не Бог.

– Правда ли это? Скажи Антоний, как тебя звали в мире?

– Алексей – отвечал монах.

– Что же, изменилась ли сущность твоя от того, что тебе переменили имя?

– Нет, не изменилась.

– «Подобно этому нисколько не изменяется существо Бога, от того, что мы называем Его Господом, Владыкой, Иеговой и т. д. Имя Божие и существо Бога – не одно и тоже: имя Божие все мы знаем, а существо Бога ни уразуметь, ни постигнуть никто не может».

Этими словами наша беседа кончилась (Колокол № 2188 за 1913 г.).

Много смуты, тяжких внутренних страданий внесли имябожники в жизнь афонского иночества. В их лице Св. Гора видела зловредный пример упорного непослушания, дерзкого восстания против всех обязанностей и добродетелей истинного монашеского жития. Всюду, куда они приходили, куда приносили свое учение, они сеяли только разделение и раздоры. Где на их стороне оказывалась сила, количественный перевес, где они захватывали в свои руки власть, там сторонники православной церкви подвергались от них изгнанию, издевательствам, преследованиям.

Таково «Имябожие» .... Внутренняя основа его – ложь, невежество и клевета. Таковы имябожцы!.. Под их кротким видом, под личиною гонимых и страждущих скрываются: лицемерие, гордыня, озлобленное упорство и мстительность. Все это обращено и направлено ими против православной веры и православной церкви. Посему, предупреждая православных против увлечения прелестью имябожнических мудрований, убеждаем: избегайте «имябожие», как нового учения, непризнанного православною церковью и ее пастырями: уклоняйтесь сближения и доверия высланным с Леона монахам, говорящим, что Имя Иисус – есть Сам Бог».

В более пространном виде сущность имябожнического учения состоят в следующем. Они учат:

1.«Что Сын Божий назывался Иисусом еще до вочеловечения – предвечно».

Но это суемудрое понятие их обличается следующими наречениями Св. Отец: Св. Иоанн Дамаскин говорит: Господь принял название Христа не до воплощения, как лжеумствуют некоторые...

Слово тогда получило название Иисуса Христа, когда оно стало плотию (Излож. Прав. веры, кн. IV. стр. 228–230).

Господь назван Иисусом Христом потому, что облекся в плоть, Иисус – имя Его по плоти (Св. Иоанн Злат. II 898). Иисусом назван для того, чтобы под именем Иисус скрывать от дьявола его Божество (Злат. ѴII, 18).

2.«Что имя Иисус есть Сам Бог, а также, что и всякое другое имя Божие есть Сам Бог».

Но имя Божие – есть только имя, а не Сам Бог.

Это обличается следующими изречениями Св. Отец:

Иной предмет по своей природе, подлежащий название и иное название, обозначающее предмет. Бытие – не одно и тоже с наименованием (Св. Григорий Ниск. кн. 12, VI, стр. 373 и 328).

Всякое имя есть некоторый признак или знак какой-либо сущности (там же, стр. 492).

Имена означают только сущности, а сами не суть сущности (Св. Василий Вел. ч. 3, стр. 153).

Не Бог еще то, что мы представляем себе под понятием Бога или чем мы Его изобразили, или чем описало Его слово (Св. Григорий Бог. ч. 3 стр. 21).

Бог не есть имя (Св. Иустин, мус. Апология, стр. 120).

Усвояемые Богу имена недавни сравнительно с Самим Богом, ибо Бог не есть речение и не в голосе и звуке имеет бытие (Св. Григорий Нисс. VI, стр. 324).

3.«Что именa Божии имеют в себе всегда присущую им Божественную силу и творят чудеса независимо от веры и благочестия, произносящих оные и как бы помимо изволения самого Господа Бога».

В опровержение сего Св. Василий Великий так говорит: «Имя Божие называется святым, конечно, не потому, что в самых слогах имеет некую освящающую силу, но потому, что свято и чисто всякое свойство Божие». (Толкование на псалм. 32).

И в пространном Христиан. катехизисе имя Божие приравнивается к знамению крестному, где говорится, что имя Иисуса Христа распятого, с верою произнесенное движением уст, тоже самое есть и знамение креста, с верою сделанное движением руки или другим каким образом представленное (стр. 82 о крещении). .

4.«Что имена Божии от Бога неотделимы».

Вопреки этому Св. Иоанн Златоуст ясно отделяет имя Божие от Самого Бога, когда говорит: «Если имя Его страшно, то не гораздо ли более самое существо Его» (Толков. на 110-й псалом).

Здесь явно существо Божие постановлено выше имени Божия; значит имя и существо не одно и то же, значит имя – не Бог.

5.«Имябожники твердят, что слова, сказанные Спасителем и записанные в Еван гелии суть сам Бог».

Противу сего св. Григорий Палама так говорит:

«Слова Христовы телесно произнесенные, не есть сущность Духа Святого» (2-е слово против Латинян у игумена Модеста, стр. 42).

«Глаголы, яже глаголю вам, дух суть» – сказал: дух вместо того, чтобы сказать – духовные (Св. Иоанн Злат. VIII, 310).

Выражение: рече (Бог) нисколько не указывает yа голос и речь Божию, но на волю Божию (Св. Григорий Нисский 4, VI, стр. 355).

Письмо на Афон.

В Русском Пантелеймоновом монастыре получено из России письмо от одного из изгнанных и раскаивающихся имябожников приблизительно следующего содержания:

«Любезный мой друг о. Н… по любви к тебе спешу предохранить тебя от того несчастия, в которое попал я.... Теперь я сильно страдаю от своей глупости и увлечения, а, главное, от того, что не послушался нашего игумена о. Мисаила.

Мне говорили, что нас в Одессе встретит сам Царь-батюшка, но вместо сего нас встретили полицейские чиновники...

Мне говорили наши вожаки, что нам в России дадут лавру, но и сего не оказалось.... А когда полицейские чиновники сняли с меня монашеское одеяние и надели на меня пиджак и шляпу, я горько заплакал.

Приехал на родину и никого из родных не застал в живых, кроме своей злой тетки, которая теперь взяла меня в свои руки и командует мною, как игумен. И вот я на Афоне не слушал о. игумена, а теперь слушаю тетку. Не захотел я жить с Афонскими отцами, а теперь работаю в поле с пьяными мужиками. Пишу тебе со слезами, слушайся о. игумена Мисаила, а иначе и ты пострадаешь так же, а быть может и хуже.

Братие православные, не смущайтесь происшедшими на Афоне смутами, касающимися веры. Правда, прискорбны для души православной неприятные вести из места святого, издревле славного верою и благочестием своих насельников. Но не унывайте от сего духом. Споры и разделения в делах веры и прежде бывали в христианах и большою частью среди монашествующих, и это потому, что они выступили на открытую войну с врагом дьявола. И вот большинство из них, с помощью Божией, является победителями, а некоторые естественно остаются побежденными: душегубный враг опутывает их разными сетями своими до того тонкими, что они бедные и не замечают их.

Он и некоторых наших афонцев ухитрился видом благочестия и ревности о слове имени Божия вовлечь в ересь и так отуманил разум их, что они являются готовыми страдать за свое заблуждению, чтобы по ихнему понятию стяжать славу мучеников, но мученический венец не дается тому, кто вносит в церковь ложное мудрование и посевает раздор между чадами ее, как это сделали имябожники, изгнанные ныне с Афона и скитающиеся по разным углам и не имеющие права и возможности возвратиться в земной удел Богоматери, которая, как доселе хранила его, так и впредь будет хранить и никогда не уступит, чтобы еретичествующие укрепились тут, ибо таковые, если когда и явятся, немедленно будут изгоняемы отсюда, как это на деле совершилось с имябожниками, которых сердечно жаль, но никто тут не виноват, кроме их самих, не захотевших послушать увещаний Вселенского Патриарха и Святейшего Всероссийского Синода, коим, как пастырям церкви, вручил Христос следить за чистотой учений веры, почему они и обязаны обличать всякое суеверие и ложные понятия о догматах веры.

Нет ничего удивительного в происшедших смутах. Кто знаком с историей церкви, тот знает, что афонская, да в сущности и не афонская: начало ее в России на Кавказе, религиозная смута ничто в сравнении с прежде бывшими ересями и волнениями, когда дело доходило до того, что едва-едва правоверие вовсе не погибло. Но всемогущий Господь сохранил церковь свою неврежденной и врата (силы) ада не одолели ее (Мф.16:18).

Бог премудрый попускает сии споры и разделение в вере и обращает их в конце концов во благо церкви, «дабы явились искусные в вере», как говорит Св. апостол Павел (1Кор.11:19). По поводу ересей (ложных учений) составлялись Св. Вселенские соборы, на которых ясно и точно изложена наша св. православная вера и ограждена от прежде бывших и всех будущих ересей. Теперь ереси не так опасны, как прежде. Всякое новое суесловное учение обличается прежде определенными на вселенских соборах догматами церкви, послушным чадам церкви и остается только следовать точно уже определенному церковному учению, возвещаемому законными богопоставленными пастырями церкви.

Афон всегда был светильником православия и благочестия... Он не погас и в настоящее время. Налетевшее темное пятнышко не в силах затмить светлого его горизонта. С удалением смутьянов здесь опять начала тещи мирная жизнь иноков в молитве и труде, а главное в единомыслии с православною и святою греко-российской церковью.

Иноки афонские как больших, так и меньших обителей, пребывающих верными и послушными чадами Матери-Церкви смиренно просят своих по вере и крови братий не терять прежнего доброго расположения к земному уделу Царицы Небесной и по мере возможности не оставлять их и материальной поддержкой, без чего жить здесь нет никакой возможности, по неимению совершенно никакого всегдашнего обеспечения.

Если Царице Небесной угодно, чтобы земной Жребий Ея был населен иноками, преимущественно русскими, то надеемся, что Она, как верховная его Игуменья и промыслит о чадах и слугах своих, как Ей угодно будет, во всем Ея святая воля!

В «Русском Слове» помещены небезынтересные данные о иеромонахе Булатовиче!

Иеросхимонах Булатович прошел бурную, полную приключений жизнь. Окончив блестяще Александровский Лицей, питомник наших государственных людей, он пренебрег гражданской службой и поступил в Л. Гв. Гусарский полк.

В полку он сразу выдвинулся среди товарищей лихим нравом и специальной кавалерийской удалью. Он воплощал к себе черты умирающего типа гусара «доброго старого времени».

«Военная косточка», «забубенная голова», «рубаха-парень» – все эти термины, как нельзя больше шли к знаменитому «Сашке Булатовичу».

Начальство смотрело сквозь пальцы на эксцентричные выходки и гомерические попойки Булатовича. Его знали и любили и в высших кругах.

Лихой кавалерист Булатович пожинал лавры и в спортивном мире, участвуя в concours hippiques: он в тоже время считался одним из лучших участников в джентльменских скачках. Владелец огромного состояния, он завел собственную конюшню скаковых лошадей и одно время брал призы за призами.

Но в блестящей карьере Булатовича произошла осечка. Как-то на маневрах Булатович, командуя эскадроном, так увлекся сражением, что вообразил себя на подлинной войне и начал стрелять боевыми патронами.

Скандал разыгрался необычайный. Историю кое как замяли, но Булатовичу предложили на время исчезнуть.

Это произошло как раз тогда, когда был разгар политического флирта, который велся между Россией и единоверной Абиссинией.

В Абиссинию снаряжалась экспедиция и Булатович попросился на службу к негусу Менелику. Его отпустили с миром. Здесь он провел около двух лет и по возвращении в Россию издал книгу: «По следам Meнелика».

Что он натворил в Абиссинии об этом может, бить когда-нибудь поведает какой-нибудь абиссинский историк. Но одна из этих историй всплыла в России. В Петербург явилась абиссинка, заявляя, что она дочь знатного лица и разыскивает сбежавшего мужа Булатовича.

Оказывается, в Абиссинии он повенчался, и венчание совершал абиссинский священник, т. е. по православному обряду. Но Булатовичу все, что происходило в этой далекой, сказочной стране, казалось настолько несерьезным, что он этот брак счел за ничто.

Абиссинка оказалась энергичной дамой, и история с браком, не признаваемым Булатовичем, дошла до высоких кругов. Его опять пришлось убрать.

В это время вспыхнула русско-японская война, и Булатович попросился в действующую армию. На войне, говорят, он отличился, как боевой, беззаветно-храбрый офицер, но тут с ним произошла одна история, резко перевернувшая всю его жизнь.

Участвуя в какой-то кавалерийской разведке, он натолкнулся на японский отряд, врезался в него и собственноручно зарубил нескольких японцев и между ними молодого японского солдата, на вид совсем мальчика, лет 17-ти.

Образ зарубленного мальчика стал преследовать его. Во сне и наяву он видел окровавленное детское лицо с молчаливым укором смотревшее на него. Видение это было столь мучительно, что поглотило все существо Булатовича.

В душе его что-то переломилось; к прежней, беспечной жизни уже не стало возврата.

Он дал обет, что если видение его оставит – он пойдет в монахи.

Священный и Святейший Правительствующий Синод Российской Церкви во Святом Духе возлюбленный брат; ему мы шлем братское во Христе приветствие в Святом лобзании.

Мы получили и с глубоким вниманием прочли вместе с состоящим при нас святым и священным Синодом почтенное послание от 28-го числа минувшего месяца, под № 7664 и присланное любезно нам высокочтимым нашим преосвященством относительно находящихся ныне уже в России святогорских русских монахов, впавших в новоявленную ересь имябожников и с враждой и жестокосердием пребывающих в этой ереси, вопреки многообразным внушениям и советам церкви и сделанному им своевременно по предупреждению о применении ограничительной кары и изгнания их навсегда со св. Горы и применении того, что повелевают священные каноны, если бы они до конца остались при своем ложном мнении и в неповиновении и неблагочестии по отношению к церкви – послание осудившее и запретившее их безумное учение, как богохульное п еретическое. Но диавол, отец лжи и ересей, настолько помрачил их ум и притупил сердце, что они даже и при многообразных наставлениях и советах церкви, данных издалека и вблизи, письменно и устно, не пришли и познание истины, но дошли до того, что стали повиноваться и более внимать «дерзновенным гордецам», вследствие заблуждений которых они богохульствуют,– чем материнскому и истинному голосу церкви с любовью и заботливостью призвавшему и. И затем посему и эти согрешили против благочестия церкви и монашества и нарушили повиновение. Они уже получили достаточное осуждение сам их себя. Но если бы погибель их доходила только до такого предела и была только внешним, так сказать, вредом и несчастьем, что бы дух их был спасен в день Господа Иисуса!?...

Однако, увы, как сообщает нам Высокочтимое Ваше Преосвященство, диавол, от начала человекоубийца, так извратил их ум и ожесточил сердце, что они даже и теперь не пришли в себя и не поняли и не исповедали своего заблуждения и своей ошибки, но после той первой кары следуют по тому же пути и пребывают в безумии, богохульство их против благочестия и церкви не менее и теперь проявляется, возмущается и творит непристойности. Вследствие этого и решено предпринять церковным порядком новое и глубокое, попечение относительно этих жестоко выйных и нераскаянных лиц и пойти далее: осуждение и воздействие церкви относительно их и то, что повелевается относительно нераскаянных, еретиков священными канонами применить со всей точностью на достойное и полное посрамление и наказание зломыслия и в предохранение верных от осквернения и уклонения теми лицами с прямого пути. А так как теперь эти лица, находясь вне пределов власти нашего Святейшего Патриаршего Вселенского Престола, уже не подчиняются нашему церковному правосудно, но в церковною и политическом отношениях подлежат правосудию братской Святейшей Российской церкви, откуда они происходят и куда удалились, и исполнение повелеваемого священными канонами должно произойти там же, то подобает дальнейшее церковно-судебное разбирательство относительное этих до ныне зломыслящих монахов имябожников там же, и целесообразнее быть ему доведенным до конца под всяческим наблюдением братскою Святейшей Российскою церковью, в пределах которой с самого начала появилась и теперь держится ересь имябожников. Поэтому мы со вниманием рассмотрев и рассудив соборно это дело, при содействии состоящих при нас, священнейших и пречестных митрополитов и дорогих возлюбленных в Св. Духе братьев и сослужащих, решили и постановили дальнейшую судьбу оказавшихся в России монахов имябожников, какой бы степени и чина они не были, возложить на непосредственное попечение и решение церковной власти в России, чтобы она, как законная, правящая власть их, довела до конца это дело совсем и от нашей великой Христовой церкви предоставленным полномочием и применила к ним то, что подобает на основании священных канонов, вождей и зачинщиков ереси – божественно – начально призывая к оправданию и налагая на них подобающие канонические кары и относительно многочисленных других, по неведению или по другой причине последователей их, имея в виду то, что следует для возвращении и обращения их, совершенно не боясь принять их в церковное общение и позволить принятие пречистых таинств, если бы эти лица явно покаялись, – а имеющих постриги или священную степень после достаточного испытания позволить носить монашескую одежду и священнодействовать, равно как и наоборот: и осудить, и отнять монашескую или священнослужительскую одежду у тех лиц, которые, быть может, намереваются упорно, нераскаянно оставаться при своем ложном взгляде и распространять ересь в народе, – с полной, как сказано, собственной властью, по подобающей канонической справедливости, выступив для таковых канонических указаний и мер воздействия по отношению ко всем, без исключения, вождям и их последователям. А так как не невероятно, чтобы эти лица, даже и проявив раскаяние, причинили беспокойство и не доставили соблазна, опять являясь на Св. Гору, то мы решили, чтобы никто из этих лиц не являлся на Св. Гору, и это считаем справедливым и достойным. Итак, признав и объявив это подобающим, полезным и согласным с церковным строем в праведное возмездие виновникам и сеятелям этой ереси, и в предохранение православной паствы спешим посредством настоящего ответного послания откровенно обратиться к Высокочтимому Вашему Преосвященству, ничуть не сомневаясь в том, что после этого братского заявления Высокочтимое Ваше Преосвященство охотно и со всякой поспешностью примет на себя и позаботится о том, чтобы сделать, как ему ведомо то, что подобает и полагается для одоления и искоренения бедствия, постигшего православный народ, находящийся в пределах власти благочестивого Российского Самодержавия и для предохранения его от всякого осквернения, исходящего от этих изгнанных и отверженных доныне святогорских монахов и несчастья, сообщая нам то, что касается их.

За сим еще раз приветствую святым лобзаньем Ваше Преосвященство пребываем.

1913 года Декабря 11-го дня

Вашего любезного Преосвященства возлюбленный во Христе брат и глубокопреданный Патриарх Константинопольский Герман.

По поводу этого послания и вообще имябожеской ереси вот что пишет «Колокол».

Успокоившаяся было волна афонской смуты, зарегистрированной в официальных церковных анналах под именем «имябожнической ереси», снова поднимается на поверхность житейского моря, и надо полагать снова шумно забурлит в газетных каналах.

Как сообщают, октябристская фракция Г. Думы изготовила запрос Министрам Иностранных и Внутренних Дел о незакономерных действиях в отношении иноков, изобличенных в ереси, военной части на Афоне и полицейской в Одессе.

Авторы этого запроса, конечно, рассчитывают на то, чтобы около афонского дела развести новую мутную волну всяческих кривотолков по адресу ненавистной октябристам церковной власти.

С другой стороны, внимание печати и интересующихся афонскими печальными настроениями должно обратить на себя только что опубликованное в органе Константинопольской Патриархии «ответное» послание Вселенского Патриарха Германа Св. Синоду по делу о церковном суде над Афонскими еретиками.

Послание это представляет собою весьма ценный документ в истории сумбурного религиозного движения, созданного еретическим мудрованием схимонаха Антония Булатовича и монаха Илариона об имени Божием.

Ныне мы печатаем документ в переводе, доставленном нам настоятелем Пантелеймоновского монастыря с просьбою опубликовать упомянутое послание.

Прежде всего в своем послании Вселенский Патриарх снова свидетельствует относительно находящихся ныне уже в России святогорских монахах, как о впавших в новую ересь имябожников.

По свидетельству послания имябожники содержат учение богохульное и еретическое: что диавол, отец лжи, помрачил их ум и притупил сердце; что в отношении их исчерпаны многообразные наставления и советы, данные вблизи и вдали, письменно и устно, но все это не привело их к познанию истины, и, следуя «дерзновенным гордецам имябожники богохульствуют против церкви» и проч.

Таким образом, по этим высокоофициальным данным характеристика дается Константинопольской Патриархией последователям ереси «имябожникам» совершенно определенная и бесповоротная, в смысле приговора, обвиняющего последователей о. Илариона и о. Антония в принадлежности к злой ереси и тем просекаются всякие кривотолки и колебания относительно установленного взгляда на Афонское движение.

За сим в послании Константинопольской Патриархии обращает на себя внимание отношение к имябожникам – его представления права нашему Св. Синоду произвести свой церковный суд над вывезенными в Россию Афонскими иноками, изобличенными миссией Архиеп. Никона в принадлежности к ереси.

Патриархия, видимо, предпочитает отмахнуться от этого дела, возлагая на «непосредственное попечение и решение церковной власти в России, чтобы она, как законная власть, сама довела его до конца со всеми от нашей Вселенской Христовой церкви, предоставленными полномочиями».

Такое уклонение Патриархии от своих прав и святой своей обязанности – суда над виновными, в ереси святогорскими монахами, представляется более, чем неожиданным и едва ли канонически правильно обоснованным.

Ведь дело о признании имябожников – ересью впервые вчинено Константинопольской Патриархией в отзыве в Бозе почившего Патриарха Иоакима на основании исследования учения о имени Божием профессорами Халкинской семинарии.

Определение и послание Св. Синода с осуждением имяславцев было уже потом.

Естественно, что начавшему это скорбное делю надлежало бы и кончить, тем более, что по церковным канонам афонцы, хотя бы и находящиеся ныне в России, по своему посвящению и службе принадлежат к церкви Константинопольской.

Конечно, в оправдание такого решения Патриархии говорят практические удобства ведения судебного разбирательства русской церковной властью над русскими, иноками. И только.

Но уже совсем странным и мало закономерным является последующее решение патриархии, чтобы не допускать на Афон никого даже из раскаявшихся в заблуждениях ереси афонских иноков: «так как эти лица, проявив раскаяние, причинили бы беспокойство и доставили соблазны, опять являясь на Св. Гору, то мы решили, чтобы никто из этих лиц не являлся па Св. Г'ору, и это считаем справедливым и достойным. Признаем это подобающим, полезным и согласным с церковным строем в праведное возмездие виновникам и сеятелям этой ереси и в предохранение православной паствы» – гласит послание.

Решение Константинопольской Патриархии не допускать вновь на Св. Гору даже раскаявшихся иноков, ставит под вопрос искренность и внутреннюю убедительность и чистоту намерений и планов фанариотов... Не потому ли и отмахивается Патриархия от суда, чтобы не дать права и возможности явиться русским инокам из России на территорию Вселенской Патриархии от суда, так как последние могут вновь водвориться на Св. Горе, что, по-видимому, грекам, совершенно нежелательно. Не подтверждает ли и само послание слухи о том, что греческое иночество и Константинопольская церковная власть очень хотели бы так или иначе очистить Св. Гору Афон от русских обителей, завладев, если можно, всем имуществом русских обителей, созданных на трудовые ленты русского народа? Но этого быть не должно. Афон, по числу насельников, более русский, чем греческий.

Раскаявшиеся иноки должны иметь полное право на возвращение вновь на Афон в свои обители – это их неотъемлемое право, которого никакими ухищрениями в Фанаре не опровергнуть.

Заканчивая сей очерк, мы помещаем здесь письмо одного благодетеля, написанное им в обитель Св. Николая Чудотворца и характеризующее отношение к этому вопросу бывшего служителя церкви.

«Ваше Высокоблагословение, Честнейший о. Петр с братиею. Священствуйте.

Сим извещаю: Ваше послание относительно смут на Афоне я получил своевременно и благодарю Вась за добрые пожелания, за святые Ваши молитвы, а равно и за известия о приключениях, нанесенных Вам духом злобы и среди пшеницы – плевелах. Об этом я давно слышал. Ныне по лету во время путешествия в Саровскую, обитель Преподобного Серафима, я встретил в одном номере этой обители остановившихся там в большом количестве паломников – одного седого старца, бывшего на Св. Горе Афоне в Пантелеймоновском монастыре, прослужившего на одном месте 30 лет и достигшего монашеского сана иеросхимонаха (по имени забыл как его назвать). Только что за столом между чаем, я сразу обратил на него свое внимание, по его наружности, и затем между нами истерический его плачевный рассказ, от которого у нас, слушателей, становился дыбом на голове волос, и я глазам своим не верил, встретился с таким человеком, и что слышу. Проверяя его слова, я спросил его, какие в кругу вас ближайшие обители? Никола-Белозерка. А как звать настоятеля этой обители? Иеромонах о. Петр. А какой он жизни? Отвечал, что вот он и есть чистый (извините за выражение) еретик. Опять я своим ушам не верю. Что же между вами случилось? И из-за чего вас выгнали, и кто вас осудил. Точно также же обозвал и Высокопреосвященного Никона Вологодского и другого епископа (позабыл как звать) еретиками. С этих слов я ему больше и верить не стал, а врать не мешал. Договорился он до того, что у вас па Афоне другое Евангелие напечатано, в котором не упоминается имя Иисус, и оно находится в употреблении, а старое Евангелие убрано в архив.

Спрашиваю, а что, если высшее начальство нечаянно накроет Афон? Тогда, говорит он, новое Евангелие спрячут, а старое на престол положат – вот что и было при обозрении Афона Никоном, и что будто бы Никон и другой епископ повезли с Афона бесчисленное множество денег, тем и покрыли оставшихся на Афоне еретиков. Вот о чем я давно хотел вас спросить, но почему-то не удавалось с вами переписаться по сие время, и в настоящее, время большое Вади спасибо за известие. Этот монах, а теперь бродяга, оказался уроженцем Арзамасского уезда, Нижегородской губернии.

Да сохранит Вас Пресвятая Владычица Богородица под своим покровом и избавит от наветов духов злобы. Успокоитесь. Мы, россияне, не изменим своего мнения о Св. Горе Афонской и служителях ее. Такой оказии и царица Небесная не допустит. А все-таки осмелюсь сказать, таких негодяев не следовало бы и в Россию отпускать, а всею лучше опустить бы их в море на самое дно. И думаю и греха не было бы. А теперь они не перестают худословить Св. Афон по России. С чувством глубокой признательности. П. Шестаков, 1914 г., Января, 17 дня»³².

Необходимо сказать несколько слов о брошюрке «Афонский разгром», составленной главным виновником всех происшедших смут на Афоне, иером. Антонием Булатовичем, который и теперь продолжает волновать даже и высшие общественные круги, пользуясь связями и тем, что лица, заинтересованные его судьбой, не желают справиться на месте. Прав ли Булатович? Те же лица, в которых А. Булатович ищет поддержки, совершенно не интересуются мнением о сем деле двух церквей, придавая только веру одному Булатовичу, естественно желающему выкарабкаться из этой ямы, куда он ввалился. Он в своей брошюре пишет: «Афонская трагедия – есть позорнейшее для России проявление самого грубого посягательства и прозрения самых основных международных и личных прав». Мы очевидцы видим, что если удалить возмутившихся монахов-фанатиков, не признававших авторитета Вселенского Патриарха, Св. Синода и уважаемых наших Архипастырей – по мнению Булатовича считается позорным проявлением посягательства, то это же мы можем сказать, когда сам Булатович именно позорно для св. инока действовал при изгнании Арх. Иеронима и готовил свои козни и по другим обителям. Во всей брошюре о. А. Булатовича все-таки, несмотря на то, что проповедуемое им учение признано еретическим, красной строкой проходит именно защита себя и своих ослепленных и теперь раскаивающихся адептов на почве уверенности в правоте своего учения, вследствие чего он не стесняется называть все и всех еретиками. И в этом направлении он не останавливается ни перед чем. К его услугам и печать, которая, к сожалению, смотрит на этот вопрос исключительно глазами А. Булатовича, не желая даже и слушать мнения не только высших компетентных в этом деле судей, но даже очевидцев происшедших смут. Это, впрочем, неудивительно, так как Булатович поставил себя под защиту левой печати.

Ныне мы получили известие, что по Высочайшему соизволению над А. Булатовичем и его 24 ближайшими сотрудниками назначен суд церковный. Надеемся, что общество поймет после сего, что такое А. Булатович, а ослепленные им несчастные фанатики опамятуются и познают свою ошибку пред Матерью-церковью.

С. г. Афон. 1914 г., 8 Марта.

С.-Х.С.

Сим удостоверяю, что документы из Адреевского скита я получил и вообще никаких претензий к скиту Андреевскому не имею, ухожу, ибо так Богу угодно. Аще же угодно будет Господу Богу, дабы возвратился в место своего пострижения, то не отрицаюся, аще братия и игумен с любовью соизволят.

Иероехимонах Антоний (Булатович). 13 августа 1914 г.

Копия.

Его Высокопревосходительству Господину Российско-Императорскому Чрезвычайному и Полномочному Послу в Константинополе.

Настоятеля Русского на Афоне Св. Андреевского Общежит. Скита Архимандрита Иеронима с братию.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА.

Честь имею доложить Вашему Высокопревосходительству об обстоятельствах дела, послуживших поводом к восстанию на меня некоторых братий вверенного мне Скита.

Схимонах Иларион, подвизающийся в пустынных местах Кавказа, составил и издал книгу об умной молитве, под заглавием: «На горах Кавказа», осужденную впоследствии Синодальною грамотою покойного Вселенского Патриарха Кир-Иоакима III, как, «содержащую много ошибочного и ведущего к заблуждению и ереси».

С вышеупомянутой книгой раньше всех ознакомились иноки Фиваидского Скита, Русского на Афоне, Пантелеймонова монастыря, так как схим. Иларион выходец из означенного монастыря. Многие из простых, необразованных иноков Фиваидского скита учение схим. Илариона приняли за истинное и богодухновенное, а некоторые из них сему воспротивились. Фиваидские иноки знали, что в нашем скиту подвизается образованный инок из военных (ротмистр) иеросхим. о. Антоний Булатович, стали ходить к нему за советами относительно учения схим. о. Илариона. О. Антоний, ознакомившись с книгою о. Илариона и его учением по малоопытности своей в богословских вопросах, вполне согласился с учением означенного схим. Илариона и, в свою очередь, начал сочинять и издавать листки и брошюры без цензуры, с воззванием к афонским инокам в защиту осужденной книги схим. о. Илариона. Я стал ему воспрещать принимать Фиваидских иноков и писать свои сочинения по поводу нового учения, но он воспротивился сему и самовольно вышел из нашего скита 26-го Июля 1912 г., на келью Благовещения – старца схим. Парфения, что на Кареи, отстоящую в недалеком расстоянии от нашего скита, выдав подписку, что к нашему Скиту не имеет никаких претензий. Многие из братий нашего Скита тоже ознакомились с новым учением и, как простецы, приняли оное за истинное и стали ходить за советами и наставлениями к о. Антонию на келью Благовещения, который стал уже называть меня в своих листках еретиком п другими хульными словами.

19-го Ноября 1912 г., по делам Обители, я вынужден был выехать в Македонию на принадлежащий Скиту метох «Нузла», где и пробыл до 2-го Января текущего, 1913 года. Воспользовавшись моим отсутствием, за это время, иеросхим. о. Антоний Булатович, в соучастии с живущим на покое в нашем Скиту, бывшим Настоятелем Кобьевского, в России на Кавказе, монастыря, архимандритом Давидом, самочинно взялись утверждать братию нашего Скита в новом сем учении, посредством своих сочинений и личных советов, внушая им, что нужно меня сменить, как впавшего в ересь, и, составляя для сего всевозможные прокламации, успели развратить многих из них.

По возвращении моем из отлучки 7-го Января в Скит, я узнал о положении дела в оном и о вышесказанных действиях о. Антония и о. Давида и, чтобы подробно узнать о случившемся 8-го Января, я пригласил к себе на собор многих отцов, числом до 80-ти, на котором некоторые из возмущенных заявили мне, что они признают меня впавшим в ересь, в виду того, что я не признаю за правильную книгу «На горах Кавказа», осужденную Патриаршей Синодальной грамотой и не разделяю мнений о. Антония, проводимых им в его листках и брошюрах, и поэтому желают меня сменить и поставить нового себе Дикея. – Я объяснил им, что Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, я исповедую истинным Богом, как учит Св. Церковь, а в отношении имени «Иисус», я богословствовать не берусь, потому что Вселенский Патриарх, Кир-Иоаким III, Синодальною своею грамотою, от 12-го Сентября 1912 г., за № 8522, воспретил чтение означенной книги, как ведущей к заблуждению и ереси и запрещает богословствовать по сему предмету, причем предъявил им и копию с этой грамоты. Но они, не признавая патриаршей грамоты и не придавая веры личному моему пред ними исповеданию, решили остаться при своем мнении. В виду сего, я, с своей стороны, сделал письменное заявление Первенствующему монастырю Ватопеду, в ведении коего находится наш Скит, о положении дела в Скиту. 9-го Января монастырь Ватопед прислал к нам своих членов – проигуменов: Агафангела, Дионисия, Германа и Аркадия для расследования сего дела.

О. Антоний с 9-го Января уже находился в нашем Скиту, по приглашению единомышленных ему отцов.

Означенные выше лица, рассмотрев дело и расспросив о. Давида, о. Антония и других братий, объявили им, что находят меня вполне православным, а их впавшими в еретическое заблуждение.

10-го же Января волнующиеся отцы, во главе с о. Антонием, стали внушать братии, что желают меня сменить уже не за еретическое заблуждение, а за то, что-де они потеряли ко мне свою любовь и доверие. О. же Антоний ранее обещал дать в пользу обители 10000 руб. только бы братия настояла на том, чтобы я непременно был уволен от управления Скитом. Убедив в этом братию, этого же числа приступили к избранию нового Дикея и начали избирать вышеупомянутого архимандрита Давида, при этом избрание происходило не по правилам и обычаям Скита, т. е. без баллотировки и избрания других кандидатов, а по подписке, силою привлекая всех братий к оной, а не желающих принять участие в таком беззаконном деле всячески угрожали, заявляя им, что они за сопротивление н упорство свое будут изгнаны из Скита. Благодаря чего составили достаточный, по числу братии, список, с которым 11-го Января, вслед по отъезде проигуменов, отправились в монастырь Ватопед, с просьбой об утверждении избранного ими нового Дикея, но монастырь Ватопед в утверждении им отказал. 12-го Января, депутация эта возвратилась в Скит, в составе коей был и о. Антоний Булатович. Последний явился ко мне в комнату и стал к столу, за которым я сидел, ожидая, когда войдут единомышленные ему из братий. Когда же вошло достаточное число их, он произнес молитву: «Во имя Отца и Сына и Св. Духа», и, изобразив на себе крестное знамение, обратился ко мне с требованием о добровольной сдаче управления Скитом и удаления из оного. На требование мое дать письменное распоряжение монастыря Ватопеда, он повторил тоже свое требование о сдаче и удалении из Скита. Я ему возразил, что как он уже не принадлежит к числу нашего братства, то и может уходить из Скита, ибо дело мы можем уладить между собою и без его участия. Пришедшие с ним закричали, что он наш, а не чужой. В это время, он, поддерживаемый кричавшими, вскочил на стол, предварительно крикнув: «Ура!..» «Берите!..», причем хотел схватить меня, но его удержали. После этого бывшие с ним бросились избивать находившихся при мне отцов, единодушных со мною. Меня не били, а вывели за порту из Скита, предварительно обыскав меня. От страха трое из отцов выскочили в окна из второго этажа и разбили себе ноги: других же избитых и израненных до крови, в одних подрясниках и без шапок, выбросили, также за порту из Скита, из коих кроме меня 3 иеромонаха, 1 иеродиакон и 12 монахов. У нескольких братий, запершихся от страха в своих кельях, взломали двери и избили их до беспамятства.

Мятежники – во главе с непризнанным со стороны Первенствующего монастыря Ватопеда и Священного Протата Св. Горы Афона законно поставленным архимандритом Давидом, составили свое вероисповедание по недоуменному вопросу и принудили большинство старцев Правящего Собора Скитом подписать это вероисповедание, в противном случае угрожали избить их. Это вероисповедание ими представлено Вашему Высокопревосходительству в Русское Генеральное Консульство, в Солуне и г. Обер-Прокурору Святейшего Всероссийского Правительствующего Синода.

Докладывая о сем, честь имею просить Ваше Высокопревосходительство посодействовать зависящими от Вас мерами произведению законного церковного суда и водворению порядка в нашей Обители.

Подпись.

№ 5³³.

МОЕ ПРАВДИВОЕ СЛОВО.

Я, нижеподписавшийся, монах Фортунат Св.-Андреевского на Афоне скита сим свидетельствую во имя правды пред всем миром, что я был вовлечен в бунт в скиту иеросхимонахом Антонием Булатовичем чрез посредство его помощников, усердно вербующих на сторону Булатовича братий, что сон бунт устроен сим Антонием по ранее обдуманному плану, что игумен архимандрит Иероним был насильственно выгнан из скита Булатовичем с его помощниками, и что с игуменом было выгнано несколько из братий, избитых и израненных, что в скиту осталось несколько человек единомышленных о. Игумену, также избитых и израненных, что я вместе с Булатовичем ездил в Ватопед просить утвердить нами избранного нового настоятеля, архимандрита Давида, что Ватопед выдал нам грамоту не в нашу пользу, кою Булатович скрыл от братии, объявив по приезде в скит, что Ватопедские старцы приказали удалить наших противников и этим доверчивых простецов ввел в заблуждение. После этого и началось избиение несогласных с его, Булатовича, мудрованием. Все это произошло исключительно от того, что игумен с избитыми братьями не принял новоявленного учения о имени Божием «Иисус». По удалении из скита части противников Булатовича, Булатовичем была сменена и прочая законная власть (собор) и выбрана новая, в число коей и я был включен. Спустя немного времени, новое начальство назначило меня в Россию за покупками для скита жизненных припасов, взяв для этого деньги из неприкосновенного капитала. С этими деньгами я прибыл в г. Одессу, где начальство меня арестовало и отобрало от меня находящиеся при мне деньги. После этого я понял, что был обманут Булатовичем и что в скиту нами было учинено беззаконие, что православные не мы, но игумен о. Иероним и его единомышленники; убедясь в этом, я решил по приезде на Афон просить прощение у о. Иеронима, что и не замедлил исполнить. В скиту новое начальство за это встретило меня весьма недружелюбно, сначала уговаривало пребывать с ними в единомыслии, но так как я не согласился, то меня исключили из собора, а потому и удалили из скита.

Благодарю Господа, Вразумившего меня, и молю Его, да поможет мне до конца дней моих пребыть в православии. А тех, кого оскорбил во время своего заблуждения, прошу простить меня великодушно, за что я буду премного благодарен, и буду молить Господа о здравии и спасении их.

Все изложенное здесь есть сущая правда.

Афон, Св.-Андреевский скит, 8 апреля 1914 года.

Подписано: Андреевского скита монах Фортунат.

№ 8.

«О том, как имябожники устроили в Русском на Афоне Св. Андреевском Общ. Скиту, 12 января 1913 г. погром».

Небезызвестно всем, как около 2-х лет до того события имябожники свили себе прочное гнездо в Пантелеймоновском скиту Фиваиде, откуда злосмрадное, еретическое их учение о имени Божием, как пожар, быстро перекинулось в монастырь Пантелеймоновский и Андреевский Скит.

До начала происшедшего 12 января события мы на послушании были с своим Игуменом и Священно-Архимандритом о. Иеронимом на обительском хуторе, что около г. Ковалы. 7 января 1913 г., прибыв в обитель, мы застали часть братии страшно возмущенной против своего любимого и законного отца Игумена Иеронима, а именно: возмущенные стали считать его еретиком, а это уже есть для простых монахов благословная причина на выход их из обители, но в сем случае, по подстрекательству главарей, взбунтовавшиеся монахи во главе с иеросхимонахом Антонием Булатовичем – распространителем ереси и со многими другими главарями решили иначе, а именно: выбросить вон из обители крепко стоявшего за православие отца Игумена Иеронима со всеми другими, не отступившими от православия отцами.

Как известно, они самолично своим кагалом низложили православного Игумена о. Иеронима и провозгласили жившего на покое в скиту еретичествующего архимандрита Давида игуменом, но монастырь Ватопед, от коего зависел скит, сего незаконного избрания не признал, и ездившие имябожники в монастырь Ватопед по сему делу с Антонием Булатовичем возвратились из монастыря ни с чем. Вот они после сего и решились на отчаянный шаг. Как только с дороги Антоний Булатович вошел на двор скита, то к нему примкнули многочисленные бунтари и прямо пошли в игуменские покои, и на вопрос Булатовича: – сдаст ли игумен Иероним добровольно игуменство... и получивши решительный отказ, он, Антоний Булатович, перекрестившись, моментально вскочил на письменный стол, за которым сидел законный игумен о. Иероним, окруженный верными братиями в православии, Булатович искаженно закричал, помахивая руками: «Ура!» В то время, ворвавшиеся с Булатовичем многочисленные буяны, бунтари монахи стали неистово избивать православную братию. Моментально, в несколько минут, произошло страшное и неописуемое побоище озверевшими еретиками. Били всячески православных и верных игумену монахов, как попало, топтали ногами, рвали одежды и волоса, разбивали в кровь лица и глаза, бросали вниз по мраморным лестницам как попало, вообще, к прискорбию и стыду еретичествующих, избиение было полное и самое зверское, и по избиении каждого православного брата выкидывали за св. ворота, в чем был избиваемый, а это ведь было 12 января, зимою: милосердия и сострадания никакого не оказывалось. Таким же позорным образом был выкинут из обители, но небитый и стойкий в православии, Игумен и Священно-Архимандрит о. Иероним.

Меня погромщики 3 раза с ругательством доводили до св. ворот с намерением выкинуть за св. ворота, но каждый раз в воротах кто-то кричал погромщикам оставить меня и отвести в мою келью.

В сей печальный памяти день погромщиками выкинуто из обители, несколько лучших из братии православных монахов и еще тоже выкинуто ими несколько десятков в последующие от сего события месяцы.

Оставшись в обители, я сильно тосковал, печалился и скорбел душою, что не был выкинут вместе с своим дорогим Игуменом и ежеминутно помышлял как бы тайно уйти из обители. В это смутное время везде в обители поставлены были имябожниками экстренные караулы из самых отъявленных и озверевших погромщиков, которые ждали повсюду с дубинами в руках, коих было за 30 человек. Порта была крепко заперта и охранялась в течение 6 месяцев главарем, монахом Петром. Вот таковые охранители, ходя по обители и караулили в коридорах день и ночь и своими угрозами наводили страх и панику на оставшихся в православии братию. Монахи: Феодот, Фартунат и Нестор ходили с томами по кельям, выламывая двери и разграбляя братские кельи и хвалясь своим единомышленникам по ереси, что они награбили у православных более 120.000 рублей.

17 января Архимандрит Давид прочитал в Соборе свое новое вероучение и под присягою заставил всех подписываться под новым еретическим учением.

Болея душою о происходивших всех безобразиях, я одно думал, как бы тайно уйти из скита, и вот Господь послал в лице прибывшего из Салоник чиновника консульства г. Щербины, избавителя моего, который, по получении известий о событиях в нашем скиту, был командирован для водворения порядка и умиротворения взбунтовавшихся имябожников, но как он их не убеждал, они по подстрекательству главарей остались непреклонными в своих заблуждениях. И когда г. Щербина шел мимо моей кельи, то я с радостью встретил его, как Ангела Хранителя, и всячески умолял его взять меня с собою и вывести из бунтующего еретического скита. Бунтари возражали и не отпускали, но на повторенные мои горячие просьбы г. Щербина согласился и вывел меня из скита, за что ему вечная от меня глубочайшая иноческая благодарность за избавление меня от тирании еретичествующих погромщиков; и несмотря на то, что в скиту я прожил 40 лет, в это время я с величайшею радостью удалялся из родной обители, не требуя никакого удовлетворения и денежного обеспечения и 21 января поздно вечером я пошел на Заграфский конак к своему любимому Игумену и Священно-Архимандриту отцу Иерониму, где отец Игумен имел временный приют, данный ему монастырем Зографом, за что им глубокая благодарность.

Все вышеизложенное – сущая правда и истина, что и удостоверяю своим подписом 5 апреля 1914 года. Русский на Афоне св. Андреевский скит. Русского на Афоне св. Андреевского Общ. Скита, Иеромонах Соффоний.

№ 12.

Ваше Преподобие, Всечестнейший ревнитель по благочестию Отец Петр, благословите!

Мое Вам нижайшее поклонение. С благоговением и почтением, как исповедникам имени Божия и защитникам, я весьма желал бы облобызать Ваши освященные все те кулаки, которые били по хульным устам. Эти все освящены кулаки.

Вы исполнили просьбу вселенского столба и учителя, или же лучше сказать повеление Духа Святого, живущего в Иоанне Златоустом.

чернец Мелетий. Скит Фиваида. 1913 года 19 марта.

№ 18.

Всечестнейший батюшка, о. Петр, Христос посреди нас!

Вчера я был у почты и получил нашу корреспонденцию. Там передали и одно письмо простое – на имя о. Архимандрита Иеронима – игумена Св. Андреевского скита, чтобы его передать по адресу. Так как на конверте был адрес о. Архимандрита Иеронима. то я, конечно, и передал ему, о. Иерониму лично.

Сегодня приезжал к нам в нашу обитель Ваш куражи³⁶ Илья и не знаю, но каким образом, узнал³⁷, что в почте мне передали письмо, адресованное на имя о. Иеронима. Меня удивляет этот случай. О чем я и не знаю, как оправдать свою услугу. Я передал письмо лично адресату – хорошо. При сегодня посылаю куражи свой, чтобы искать это вопросное письмо от меня. Простите. Если бы я знал, что так будет, то я никогда бы не захотел получать чужие письма. Я признаюсь, что виноват, что не знал Вашего намерения в случае. Простите меня. Иеродиакон Григорий Достоинский.

Обитель Достойно есть, 27 Марта 191З г., Св. Гора Афон.

Милостивый Государь, Господин Редактор, не откажите поместить нижеследующее в уважаемой газете «Колокол», редактируемой Вами.

В ней, № 1914-м, напечатано заявление Московскому Митрополиту Макарию известного имябожника иеросхимонаха Антония Булатовича с его единомышленниками, в коем, между прочим, они просят ходатайства пред ЕГО ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ и Святейшим Синодом обеспечить всех имябожников отнятием соответствующей доли капитала, принадлежащего заграничным афонским обителям, Пантелеймоновской и Андреевской, хранящегося в России в Государственном Банке. При этом они заявляют, что они из этих обителей «изгнаны принудительно и безвинно».

Я, как доверенный Андреевского на Афоне скита, который имябожники почему-то назвали монастырем, считаю своим долгом заявить нижеследующее:

Имябожники удалены из названных обителей не безвинно, ибо они в них учинили бунты, а в последней из них – Андреевском скиту – предводительствуемые А. Булатовичем, 12 Января 1913 года учинили бунт, не простой, но кровопролитный, выгнали законного игумена архимандрита Иеронима и часть ими избитой, израненной и окровавленной братии, у келий которой сломали замки и расхитили часть имущества, бывшего в них. (Игумена вывел из скита сам смиренный схимник, возвратившийся в скит вопреки своей расписки, А. Булатович.) По изгнании игумена они крайне угнетали в скиту избитых, оставшихся в нем и престарелых, и больных, и немудрствующих с ними, и полгода держали скит под замком, не повинуясь ни духовному, ни гражданскому начальствам, принимавшим самые гуманные меры для умиротворения их.

Это насилие, но наущению А. Булатовича, было ими учинено потому, что игумен и большинство братии не приняло учения книги «На горах Кавказа», синодально осужденного Вселенским Патриархом. Имябожники даже не уважили просьбы игумена повергнуть это спорное учение на рассмотрение Российского Святейшего Синода, дерзко говоря: «мы и Синода не послушаемся».

Приняв во внимание эти деяния, нельзя согласиться с имябожниками, что они изгнаны с Афона безвинно.

Затем должно принять во внимание скитский устав, синодально утвержденный Вселенским Патриархом в Октябре 1849 года (зри кн. «Серай», стр. 110, изд. 1858 г., прод. в маг. Тузова), в коей читаем под литерой М: «А кто из отцов сего скита дерзнет преступить заповеди, заключающиеся в сих главах, тот подвергается вразумлению и исправлению по правилам, по приговору святого Ватопедского монастыря, и если по вразумлении останется неисправным, да извержется из скита без всякого оправдания» (безапелляционно). Вразумление и увещание из Ватопедского монастыря неоднократно им было и словесно, и письменно, например, в грамоте его от 12 Января 1913 года за № 14-м, между прочим, говорится:

«Обращаемся же ко всем Вам с увещанием считать архимандрита Иеронима православным, потому что он православный, так же, как и мы. Будьте уверены, что те из Вас, которые приняли новую веру, какой учит книга «На горах Кавказа», и верным последователем и учителем которой явился ваш собрат иеромонах Антоний Булатович, все будут осуждены как еретики, и отлучены от Великой Христовой Церкви и., как отлученные, будут впредь лишены права жить на Святой Горе». К сему надобно прибавить, что игумен скита принимал все возможные меры к удержанию в ските непокорных, для чего многим из них посылал из места изгнания увещательные письма, прося их остаться в ските, и, по требованию начальства, дал список на удаление из скита непокорных лишь на 60 человек, самых беспокойных смутьянов и руководителей бунтом, питая надежду, что все остальные, по удалении первых, вразумятся, исправятся и будут повиноваться властям, но, к глубокой скорби, они не вняли отеческому гласу и покинули скит дерзко говоря: «Мы не можем жить с еретиками»!

И вот это они и называют «принудительным изгнанием», но справедливо ли это, – видит читатель.

Теперь же они, встав под защиту печати, стремятся все дело изобразить в извращенном виде, и, несмотря на то, что, при отъезде получили из кассы скита воспомоществование и немало кое-чего самочинно сами забрали, силятся обеспечить себя ни по каким законам, не принадлежащим им, указанным ими капиталом.

Весь указанный капитал, хранящийся в Российском Государственном Банке, пожертвован доброхотными дателями в обеспечение заграничных обителей – Свято-Пантелеймоновского монастыря и Свято-Андреевского скита, состоящих в ведении Константинопольского Патриарха, и составляет неотъемлемую их личную собственность, а не для Пицунды, в кою на жительство стремятся имябожники, и жертвован только для тех мирных насельников этих обителей, кои живут в них и поминают при богослужении имена, сообщенные ими, и имена их самих, как благодетелей, приславших им лепту на содержание их и подаяние бедным пустынникам (сиромохам), а не для мятежников, каковы имябожники, кои, по общему Афонскому уставу, на нем нетерпимы, и даже не для тех, кто так или иначе оставляет обитель, коим, по законам, кроме келейных вещей, ничего не дается,

Еще заявляю, что имябожники вскоре после помянутого бунта в скиту обещали чрез посредство чиновника Русского Консульства в Солуне В.С. Щербину дать выгнанным из скита единовременно в обеспечение их по сто рублей, а двоим из них и этого не хотели дать.

Такова, по их определению, норма обеспечения изгнанным ими. Почему же они, получив ее при отъезде, не довольствуются ею?

А кто же вознаградит пострадавшие обители от учиненных имябожниками бунтов, вследствие коих Андреевский скит потерпел большие убытки. А утрата доброго имени этих обителей, вследствие насилий и бунта, учиненного имябожниками! А позор! A последствия побоев! Все это не поддастся учету и оценке на деньги...

Кто будет содержать бедных и престарелых пустынников, разбросанных по дебрям всей Афонской Горы, живущих на подаяния этих обителей, если от них отнять для бунтарей имябожников часть капитала? Да и от самих обителей не останутся ли лишь только развалины?

Как эти обители, так и все русские афониты, глубоко верят в правосудие горячо любимого ими Благочестивейшего Самодержца Российского и крепко надеются, что имябожникам к указанному капиталу Он протягивать рук не позволит, тем более, что переименование или отчуждение этого неприкосновенного капитала, принадлежащего заграничным обителям, противоречило бы действующим законам и уставу Российского Государственного Банка.

Прошу и другие газеты, поместившие заявление имябожников, перепечатать это письмо.

Доверенный Андреевского скита, Монах Климент. 29 июня, 1914 г.