О том, что есть нужно не для удовольствия, но по необходимости, и о том, что, если человек ест не для удовольствия, то даже приятные яства не причинят ему духовного вреда

Преподобный Савва в молодости жил в монастыре, называемом Флавианы в Каппадокии, в двадцати стадиях⁵⁸ от его родной деревни Муталаски. Он совершал подвиг и всячески ограничивал себя, особенно в том, что касается наслаждения гортани и удовлетворения чрева.

Однажды он работал в монастырском саду. Яблоки, свисавшие с веток, манили его: их так хотелось съесть, не дожидаясь положенного часа. Вид яблок поразил его (а они были прекрасны на вид), ибо он был человеком, и его пленяли человеческие вожделения. Он настолько поддался искушению, что уже взял яблоко в руку. Но тут он осознал всё коварство лукавого, что обычно тот толкает человека на воровство, употребляя удовольствие как приманку. А за плодом прячется змея. Наслаждение пищей изгнало праотцев из рая, ввергнув их во множество бед⁵⁹.

Так верно рассудив, он бросил яблоко на землю и растоптал его ногами. Вместе с яблоком он растоптал и вожделение, глумясь ногами над тем, что победило его взор. Впредь он взял себе за правило: никогда больше в жизни не есть яблок и не услаждать чрево.

Святая Синклитикия так любила пост, что никогда не хотела с ним разлучаться даже на краткое время. Она считала пост оградой и основанием всех прочих добродетелей. Когда ей приходилось есть не так, как она привыкла, то испытывала состояния, противоположные своим сотрапезникам. Она бледнела и чувствовала тяжесть во всем теле. Ведь если изменяется характер движения, то другим становится и его результат. И если переменить начальный принцип, изменится и то, что от него зависит. Для тех, кто наслаждается едой, тяжесть в теле приятна. А те, кто едят без удовольствия и устремления, претерпевают противоположное. Они ходят осунувшиеся, бледные, ослабевшие и у них вид, как у больных.

Рассказывали об одном старце из Фиваиды Антиане, что он в юности прошёл через множество ступеней монашеской жизни и к старости ослаб и ослеп. По немощи он не мог есть сам. Братья приносили ему немало гостинцев и влагали ему в уста. Спросили о нём известного авву Эоса, не вредит ли духовной жизни старца Антиана множество гостинцев. Старец Эос ответил:

– Скажу вам, что, если сердце его желает вкусить гостинец и с наслаждением снисходит к этому помыслу, то даже если он съест всего лишь один финик, Бог вычтет это из его заслуг. Но если сердце не снисходит к наслаждению, а без всякого желания принимает гостинец, Бог сохраняет духовный труд его в целости, ибо старец принуждается вкусить гостинец вопреки своему желанию, а братья получают награду за своё милосердие.

Несколько отцов обратились к авве Мегефию с вопросом:

– Что делать с остатками вчерашней пищи, велишь ли ты братьям доедать её?

– Если она испортилась, – ответил старец, – нехорошо принуждать братьев есть её: они ведь заболеют. Нужно её выбросить. А если она хорошая, но вы ей побрезгуете и сварите другую, это будет зло.

Кто-то из отцов сказал: «Глаза свиньи от природы так устроены, что всегда направлены к земле и не могут смотреть на небо. Так и душа, которая утопает в наслаждениях: если она хоть раз свалилась в канаву сладострастия, то уже не может думать ни о чём высоком».

Если твоё чрево одолевают вожделения изысканных блюд, представь себе, что они протухли, и успокоишься.

Кто удовлетворяет телесные потребности больше необходимого, тот берёт в сто раз больше тягот на себя. Верующий в жизнь будущего века без всяких условий отказывается от здешних удовольствий. А тот, кто не верит в это, наслаждается и боли не чувствует. Не говори мне, что ты, мол, нищий, и у тебя все равно нет средств наслаждаться. Человек может в одних своих помыслах превратиться в жалкого сладострастника.

Все искусно приготовленные напитки, которые их изобретатели называют аперитивами, нужны для того, чтобы желудок захотел вместить в себя побольше еды. Их не нужно пить тем, кто хочет обуздать непокорное чрево. Не только их состав наносит вред телу подвижника, но и само безумие этой смеси наносит удар по богобоязненной совести. В них сама природа вина, когда к ней примешаны разные сладости, лишается стойкости и становится как бы женственной.

Господь наш Иисус Христос, наставник нашего священного жительства, испил уксус в час Страстей, поданный исполнителями дьявольского повеления⁶⁰, думаю, для того, чтобы предначертать ясным образом, с каким настроем мы должны совершать наш священный подвиг. Подвижники не могут воевать с грехом, услаждаясь яствами и напитками. Они должны переносить горечь битвы стойко. Пусть губка поругания наполнится иссопом, чтобы образ нашего телесного утешения во всём сравнялся с Крестным прообразом. Всякая битва груба и горька, а очищение требуется для совершенства.

Как за днями следуют ночи, а за летом – зима, так и за наслаждением – боль и скорбь: в этом веке или в будущем.

Старец сказал: «Дьявол всегда нападает на монаха там, где он допустил слабость. Как сказал кто-то из святых, привычка, окрепшая со временем, приобретает силу природы, особенно в людях нерадивых. Если ты вожделеешь какого-то яства, никогда не бери его, особенно когда ты здоров. Благодари всякий час Бога за ту пищу, которую Он посылает тебе».

Некоторые отцы спрашивали авву Макария Египетского:

– Как получается, что, когда ты ешь и когда постишься, тело твоё одинаково сухо?

Старец ответил:

– Если ворошить палкой горячие угли, от палки ничего не останется. Точно так же, если человек очистит свой ум страхом Божиим, этот страх уничтожит и его тело.

Брат спросил авву Исидора, пресвитера Скитского:

– Почему бесы так боятся тебя?

Старец ответил:

– С тех пор, как я стал монахом, упражняюсь в том, чтобы гнев даже до гортани моей не доходил.

Гневом, думаю, он назвал наслаждение, потому что оно вызывает гнев Божий и доставляет всяческие тяготы.

Он же сказал, что за сорок лет уже привык, что грех в себе чувствует, но при этом никогда не склоняется ни к вожделению, ни ко гневу.

Как-то авве Макарию принесли грозди винограда, и ему хотелось съесть их, но, повинуясь обету воздержания, он послал их одному изможденному брату, который любил виноград. Тот принял виноград и обрадовался, но так как он воздерживался и скрывал своё воздержание, то отослал грозди другому брату и сказал, что ему не хочется винограда. Этот брат принял подарок и, хотя ему тоже очень хотелось винограда, поступил так же, как и другие братья.

Так грозди обошли многих братьев, и никто не стал их есть. Последний брат, до которого они дошли, как и все остальные, не прикоснулся к ним, но отослал их авве Макарию как самый большой подарок. Когда Макарий узнал эти грозди, понял, как все было, удивился и возблагодарил Бога за такое великое воздержание монахов.

Авва Пиор, когда ему приходилось есть, то начинал ходить и есть на ходу. Когда его кто-нибудь спрашивал:

– Почему ты так ешь?

– Я хочу, – отвечал он, – чтобы еда была моим не главным, но только побочным занятием.

Другому брату, который об этом же спросил, авва сказал:

– Я поступаю так, чтобы моя душа не чувствовала телесное наслаждение даже во время еды.

Брат спросил авву Сисоя из Петры об образе жизни монаха, и старец сказал ему: «Даниил сказал: вкусного хлеба я не ел» (Дан. 10:3).

Об одном старце рассказывали, что ему захотелось съесть инжир. Он взял плод, но чтобы, желание не победило, держал его перед глазами и мучил сам себя за то, что чуть не поддался вожделению.