Арнобий против язычников (Adversus nationes)¹⁴²

Так как мне с точностью известно, что некоторые, будучи убеждены в обладании высшей мудростью, приходят в исступление, неистовствуют¹⁴³ и как бы словами оракула изрекают¹⁴⁴: «После того как христиане появились в мире, мир земной стал погибать, род человеческий подвергся разного рода бедствиям и даже сами небожители¹⁴⁵, оставив свое прежнее обычное попечение о наших делах, изгнаны из пределов земных», то я решился, по мере разумения и сообразно со своим скромным даром слова, выступить против ненависти и опровергнуть клеветнические обвинения, чтобы они¹⁴⁶, повторяя вульгарные (popularia) слова, не воображали, что говорят нечто важное, и чтобы, если мы воздержимся от такого рода борьбы, они не думали, что ими выиграно дело, проигранное по причинам, заключающимся в нем самом, а не оставленное вследствие молчания защитников. Ибо я не мог бы отрицать, что это обвинение весьма тяжкое и что мы вполне заслуживаем вражды и ненависти, если бы оказалось, что мы служим причинами того, что мир отступил от своих законов, что боги совершенно изгнаны и что такое множество скорбей причинено роду человеческому.

Итак, рассмотрим смысл этого мнения и значение (quale sit) тех слов и, устранив всякую страсть к препирательствам, из-за которых обычно затемняется и прикрывается рассмотрение дел, исследуем через разбор соответствующих пунктов, справедливо ли то, что говорят [против нас]. Ибо из последовательного ряда доводов будет, без сомнения, вытекать заключение, что не столько мы безбожники (impii), сколько те оказываются виновными в этом преступлении, кто выдают себя за почитателей богов и за приверженцев укоренившихся религий. И прежде всего просто и спокойно обратимся к ним со следующими вопросами: после того как получило начало на земле имя христианской религии, что необычайного, что неизвестного, что вопреки законам, изначала установленным, испытала или потерпела сама так называемая природа? Разве те первичные элементы, из которых, по всеобщему мнению, все образовалось, изменили свои качества на противоположные? Разве строй того огромного чудного сооружения (machinae)¹⁴⁷, которое над всеми нами простирается и всех нас окружает, ослабел или разрушился в какой-либо части? Разве вращение небесного свода (mundi) оставило меру первоначального движения и начало или слишком медленно тянуться, или нестись с головокружительной быстротой? Разве восхода звезд начало происходит на западе, а заход светил – на востоке? Разве главное из светил, само солнце, светом которого все облекается и теплотой которого все оживляется, перестало пылать (exarsit) или охладело и изменило обычную температуру в противоположные свойства? Разве луна перестала возобновляться и, постоянно восстанавливая новые формы, переходить в прежние? Разве холод, разве тепло, разве средняя температура разных времен [года] перепутались и исчезли? Разве зима начала иметь длинные дни, а летние ночи слишком поздно возобновлять [дневной] свет? Разве ветры утратили свою способность дуть, и, по прекращении дуновений их, небо не покрывается облаками и поля не орошаются дождями? Земля отказывается принимать вверенные ей семена, и деревья не хотят покрываться листьями? Изменился вкус съедобных плодов и виноградного сока? Из масличных ягод выжимается отвратительная жижа, и не служит она для поддержания угасшего света? Животные, привыкшие к суше, равно как и живущие в воде, не испытывают полового влечения, не беременеют и не оберегают плоды чрева своего свойственными им способами и сообразно со своими обычаями? Наконец, самые люди, рассеявшиеся с самого начала своего происхождения по двум обитаемым поясам (oras) земным, разве не вступают в брачные союзы с соблюдением установленных обычаем формальностей? Разве они не производят на свет дорогих [для них] потомков – детей? Не занимаются ли они делами общественными, частными и домашними? Не применяют ли они, как кому угодно, свои таланты к различным родам искусств и наук и не получают ли выгод от своего усердия и старания? Не господствуют ли, не повелевают ли те, кому это определено судьбой? Не возрастают ли ежедневно достоинство и власть их, не председательствуют ли они на суде при разборе дел и не истолковывают ли законы и права? Не совершают ли все всё прочее, чем ограждается и поддерживается жизнь человеческая, сообразно с издавна установившимися среди их народов обычаями?

Так как таково положение вещей и в них не вторглось ничего нового, что, разрушив постоянную связь их, прекратило бы непрерывное продолжение существования их, то что хотят сказать, когда говорят, что, после того как христианская религия появилась в мире и открыла тайны сокровенной истины, земля стала подвергаться гибели? Но, говорят, моровые язвы, засухи, войны, недостаток полевых плодов, саранчу, мышей, град и другие бедствия (noxias), постигающие жизнь человеческую (negotia humana), посылают нам боги, будучи раздражены вашими беззакониями и оскорблениями. Если бы не было глупостью долее останавливаться на том, что ясно и не требует никакой защиты, то я, напомнив о прежних веках, наверное, доказал бы, что те злоключения, о которых вы говорите, не были неизвестными и что не внезапно, после того как наш народ¹⁴⁸ удостоился счастья получить это наименование, вторглись эти бедствия, и человечество (mortalia) начали постигать разного рода беды. Ибо если мы служим причиной и если из-за нашего преступления изысканы эти пагубные явления (pestes), то откуда древность¹⁴⁹ узнала эти названия бедствий, откуда дала наименования войнам? Каким образом она могла обозначить моровую язву, град или принять в область своих слов, через которые развивался язык (oratio)? Ибо если эти злоключения новы и имеют причины в оскорблениях, бывших в последнее время¹⁵⁰, то каким образом могло произойти то, что она¹⁵¹ образовала слова для [обозначения] того, чего она сама не испытывала и о чем не знала, как о бывшем в какие-либо времена предков? Говорят: «Скудость полевых плодов и недостаток хлеба слишком часто постигают нас». Но древние и самые отдаленные века были ли когда-либо свободными от этой нужды? Сами названия, которыми обозначаются эти бедствия, не свидетельствуют ли и не говорят ли громко о том, что никто из смертных никогда не был свободен от них? Если же было бы трудно поверить этому, то мы могли бы представить свидетельства писателей о том, как многие, как часто и какие народы испытали ужасный голод и вследствие частых опустошений (aggerata vastatione) погибли. «Весьма часто бывает град, который все уничтожает»¹⁵². Но не находим ли мы в древних памятниках изложения и описания того, как даже каменные дожди часто опустошали целые страны? «Недостаток дождей причиняет гибель посевам и предвещает полям бесплодие». Но была ли древность свободна от этих бедствий, когда мы знаем, что даже большие реки иссякали до такой степени, что ил высыхал? «Заразительные повальные болезни губят род человеческий». Просмотрите летописи, написанные на разных языках, и вы узнаете, что все страны часто опустошались и лишались своих жителей. «Саранча и мыши уничтожают и поедают все роды полевых плодов». Пробегите свою историю, и вы ознакомитесь с тем, как часто люди в прежнее время подвергались этим язвам и доходили до жалкой нищеты. «От весьма сильных землетрясений города колеблются и погибают». Но прежние времена не видели ли города вместе с жителями поглощенными в огромных расселинах и были ли они обеспеченными от подобного рода несчастий¹⁵³?

Когда род человеческий был истребляем наводнениями? Не ранее ли нашего времени (non ante nos)? Когда мир был превращаем огнем в прах и пепел? Не ранее ли нашего времени? Когда величайшие города были покрыты морскими волнами¹⁵⁴? Не ранее ли нашего времени? Когда воевали с дикими зверями и боролись со львами? Не ранее ли нашего времени? Когда народы подвергались гибели от ядовитых змей¹⁵⁵? Не ранее ли нашего времени? Так как вы обыкновенно ставите нам в упрек причины частых войн, опустошения городов, вторжения германцев и скифов, то, с вашего позволения и доброго согласия, я мог бы сказать, что, вследствие страсти к клевете, вы не замечаете того, какое значение имеют ваши слова.

Разве мы были причиной того, что за десять тысяч лет, как описывает Платон¹⁵⁶, с острова, признаваемого за Атлантиду Нептуна, ринулась огромная масса людей и совершенно истребила и уничтожила бесчисленные народы? Разве вследствие ненависти к нам¹⁵⁷ произошло то, что некогда между ассирийцами и бактрийцами под предводительством Нина и Зороастра велась война не только посредством оружия и военных сил, но также при помощи тайных наук магов и халдеев¹⁵⁸? Разве имело связь с преступностью нашей религии то, что Елена была похищена под руководством и по поощрению богов и была зловещей для своих и роковой – для последующих времен? Разве вследствие оскорбления нашим именем¹⁵⁹ произошло то, что страшный Ксеркс вводил море в сушу и пешком переходил через моря¹⁶⁰? Разве мы причинили и вызвали то, что один юноша, происшедший из пределов Македонии¹⁶¹, завоевал и поработил царства и народы Востока? Разве мы привели богов (numina) в такую ярость, что впоследствии¹⁶² римляне, подобно некому бурному потоку, наводнили и поглотили все народы? И если нет никого из людей, кто решился бы то, что уже давно произошло, ставить в вину нашим временам, то каким образом мы можем служить причинами современных бедствий, когда не происходит ничего нового, но все старо и не было неизвестным в какое-либо из прежних времен?

Впрочем, не трудно доказать, что те войны, что, по вашим словам, вызываются ненавистью к нашей религии, не только не увеличились после того, как в мире услышали Христа, но по преимуществу даже уменьшились из-за обуздания неистовств. Ибо так как мы, составляющие такое множество людей, усвоили из Его наставлений и заповедей то, что не должно воздавать злом за зло¹⁶³, что лучше перенести, нежели нанести обиду¹⁶⁴, что предпочтительнее свою кровь пролить, нежели чужой запятнать руки и совесть, то неблагодарный мир (orbis) уже давно облагодетельствован Христом, благодаря Которому дикая ярость смягчилась и начала удерживать руки врагов от пролития крови родственных существ. И если бы все те, кто сознают, что они люди не по телесному виду, а по разумности, захотели в какой-то степени внять Его спасительным и умиротворяющим заповедям, и если бы они, вследствие гордости и высокомерного превозношения, не верили более своим чувствам, чем Его наставлениям, то давно уже весь мир, обратив употребление железа на более мирные занятия¹⁶⁵, жил бы вполне тихо и спокойно и находился бы в спасительном взаимном согласии, свято и ненарушимо соблюдая договоры.

«Но, – говорят, – если из-за вас не причиняется никакого вреда положению людей, то откуда эти бедствия, которыми уже давно угнетается и от которых страдает жалкое человечество (mortalitas)?» Ты требуешь от меня решения, в котором нет никакой нужды для настоящего дела. Ибо это, находящееся в руках, исследование предпринято мной не для того, чтобы объяснять или доказывать, от каких причин или оснований происходит всякое явление (res), а с той целью, чтобы показать, что столь великая и ужасная вина [какая приписывается нам], чужда нам. Если я выполняю и делаю это и если через различные доказательства выясняется истинное положение дела, то мне нет дела до того, отчего происходят эти бедствия или из каких источников и оснований они проистекают.

Однако, чтобы не показалось, что я совершенно ничего не могу представить в ответ на вопрос о том, что я думаю об этих вещах, я могу сказать: что, если первичная материя, распределенная по четырем элементам, заключает и скрывает в своих определенных законах (rationibus) причины всех бедствий? Что, если движения светил соответственно известным знакам зодиака, частям, временам и положению звезд (lineis) производят эти бедствия и тем, которые им подчинены, приносят неизбежность разного рода опасностей? Что, если в определенные времена происходит перемена вещей и, подобно тому как при морских приливах, то наступает счастливое состояние, то оно отступает назад, счастье сменяется несчастьем? Что, если тот осадок материи, который мы топчем своими ногами, испускает, по свойственному ему закону, весьма вредные испарения, и испорченный ими воздух заражает тела и ослабляет деятельность людей? Что, если – и это наиболее близко к истине – все, кажущееся нам бедственным (adversimi), не есть зло для самого мира, и мы, судя (statuentes) о происходящем соответственно собственной пользе, виним естественные явления вследствие несправедливого мнения о них? Великий Платон, глава и столп философов, в своих сочинениях (commentariis)¹⁶⁶ говорит об известных страшных потопах и мировых пожарах как об очищении земли, и этот мудрый муж не побоялся назвать уничтожение рода человеческого, разорение, разрушение, погибель и смерть обновлением вещей и сравнить это с восстановлением как бы юношеских сил.

Говорят: «Небо не дает дождя, и мы страдаем от какого-то недостатка хлеба». Почему же ты требуешь, чтобы стихии служили твоим нуждам и что времена года должны применяться к твоим удобствам, чтобы ты мог жить приятнее и роскошнее? Что, если бы любитель мореплавания стал таким образом жаловаться на то, что уже давно нет ветров и что они перестали дуть? Неужели из-за этого следует сказать, что это безветрие (tranquillitas) в мире гибельно, как мешающее желаниям мореплавателей? Что, если бы кто-либо, привыкший от солнца загорать и получать сухость для тела, стал на подобного рода основании жаловаться на то, что скапливающиеся дождевые облака лишили его приятности ясной погоды? Неужели из-за этого следует говорить, что облака, нависающие в виде покрова, враждебны, как не допускающие бесполезного удовольствия делаться смуглым от жары (rutilare se flammis)¹⁶⁷ и пользоваться предлогами для попоек? Обо всех этих явлениях, происходящих и случающихся в этом громадном мире, должно судить не по нашим мелочным удобствам, а сообразно законам и порядку природы.

И если случается что-либо такое, что имеет неблагоприятное влияние на нас самих или на наше состояние, то отсюда не следует, что это есть зло и что оно должно считаться пагубным. Идет в мире дождь или не идет, для него самого¹⁶⁸ дождь идет или не идет, и – чего ты, может быть, не знаешь – или уменьшается через осушающий жар слишком большая влажность, или умеряется через проливные дожди слишком долго продолжающаяся засуха. Указывают на моры, болезни, голод и другие пагубные виды бедствий: откуда ты можешь знать, не устраняется ли таким образом то, что было излишним, чтобы через эту убыль положить предел излишествам?

Ты осмеливаешься, может быть, сказать, что то и то составляет в мире зло, хотя не можешь объяснить и раскрыть ни происхождения, ни причин его, и так как это препятствует, может быть, твоим наслаждениям и прихотям, то ты называешь его пагубным и бедственным (asperum)? Что же? Так как холод неблагоприятен для твоих членов и обыкновенно охлаждает и сдерживает (constringere) жар в твоей крови, то неужели поэтому не должна быть зима в мире? И так как ты не можешь выносить и выдерживать палящих солнечных лучей, то неужели лето должно быть устранено из года и должна быть вновь организована (ordinanda) другая природа по другим законам? Чемерица служит ядом для людей: неужели поэтому она не должна расти? Волк устраивает засаду при овчарнях: неужели природа виновна в том, что произвела столь вредное для овец (lanitiis) животное? Змея укусом лишает жизни: неужели ты можешь проклинать начало бытия (primordiis rerum) за то, что к одушевленным творениям (genituris) были присоединены столь жестокие чудовища (prodigia)?

Слишком большое высокомерие, что ты, не будучи господином себя самого и принадлежа другому, хочешь предписывать условия более могущественным, чтобы было то, чего ты желаешь, а не то, что ты застал издавна устроенным и твердо установленным. Поэтому если вы, люди, желаете, чтобы ваши жалобы были уместными, то предварительно должны узнать, откуда вы происходите и кто вы таковы, для вас ли был создан и устроен мир или вы пришли в него из других стран как поселенцы (inquilini). Так как вы не можете сказать и не в состоянии объяснить, для чего вы живете под этим небесным сводом, то перестаньте думать, что что-либо относится к вам, потому что все происходящее не ради чего-либо в отдельности происходит, но клонится и относится к целому во всей его совокупности.

Говорят: «Из-за христиан боги посылают всякого рода бедствия и причиняется небожителями (ab superis) гибель плодам». Спрашиваю: говоря это, не замечаете ли, что вы бесстыдно клевещете, [допуская] явную и очевидную ложь? Почти триста лет – несколько менее или более – прошло с того времени, как мы начали быть и называться (censeri) на земле христианами: неужели во все эти годы были беспрерывные войны и постоянное бесплодие, и не было никакого мира на земле, никакой дешевизны или обилия продуктов (rerum)? Ведь тому, кто обвиняет нас, прежде всего следует доказать то, что эти бедствия были постоянными и беспрерывными, что никогда человечество (mortalia) совсем не имело отдыха от них и без всякой, как говорится, передышки (sine ullis feriis¹⁶⁹) переносило разнообразные виды опасностей.

Напротив, мы видим, что в эти годы и в течение этих времен одержаны бесчисленные победы над побежденными врагами, расширены пределы империи и покорены такие народы, имя которых [прежде] было неизвестно, часто были весьма большие годовые урожаи, дешевизна и изобилие продуктов такие, что торговля, вследствие упадка цен, приходила в застой (stuperent)¹⁷⁰. Да и как мир мог бы существовать (res agi) и род человеческий (genus mortalium) продолжаться до настоящего времени, если бы общее плодородие не доставляло всего того, чего требует жизнь (usus)?

Были, однако, иногда времена оскудения (in necessitatibus), но они снова умерялись через изобилие; велись некоторые войны вопреки желанию, но они вознаграждались (correcta) потом победами и успехами. Что же? Неужели мы должны сказать, что боги то помнят, то снова не помнят о причиняемых им нами оскорблениях? Если говорят, что во время голода они гневаются, то отсюда следует, что во время изобилия они не бывают гневающимися и немилостивыми, и это приводит к заключению, что они, со смешным непостоянством, то оставляют гнев, то снова возвращаются к нему и постоянно приходят в прежнее состояние вследствие воспоминания об оскорблениях или забвения о них (vel oblivione).

Впрочем, невозможно понять и ясно представить себе смысл тех слов. Если [боги] потому захотели, чтобы вполне были побеждены аламанны (alamannos)¹⁷¹, персы и скифы, что в их странах (gentibus) находились и жили христиане, то каким образом они даровали победу римлянам, хотя так же и в их странах находились и жили христиане? Если они захотели, чтобы в Азии¹⁷² и Сирии чрезвычайно размножились мыши и саранча потому, что так же в этих странах жили христиане, то почему в то же время нисколько не появилось их в Испании и Галлии, хотя так же и в этих провинциях жили бесчисленные христиане? Если по этой же причине у гетулов и пентаполийцев (quinquegentanos)¹⁷³ они послали бездождие и засуху для посевов, то почему в тот год они дали маврам и нумидийцам¹⁷⁴ богатейший урожай, хотя та же религия была распространенной так же и в этих странах? Если из отвращения к нашему имени они в каком-либо государстве погубили весьма многих голодом, то почему там же вследствие дороговизны хлеба они сделали не только не принадлежащих к нашему обществу, но так же и христиан более богатыми и очень состоятельными? Итак, или все ни в чем не должны иметь счастья, если мы служим причиной бедствий, потому что мы находимся среди всех народов, или – так как вы видите, что счастье перемешано с несчастьем, – перестаньте приписывать нам то, что вредит вашему состоянию (res vestras), потому что мы нисколько не препятствуем счастью и благополучию. Ибо если я причиняю то, что бывает худо, то почему я не мешаю тому, чтобы было хорошо? Если мое имя служит виновником великой скудости, то почему оно нисколько не мешает тому, чтобы было величайшее плодородие? Если меня называют виновником судьбы, приносящей поражение в войнах, то почему я не служу неблагоприятным предвещанием, когда враги погибают, и через зловещее значение худого предзнаменования не изменяю благоприятные обстоятельства в неблагоприятные?

И, однако, почему вы, великие почитатели и служители божеств, утверждаете, что эти святейшие (augustissimos) боги гневаются на христианский народ? Неужели же вы не замечаете, не видите, какие позорные волнения (adfectus), какие неприличествующие божествам безумства приписываете вы им? Ибо что иное значит гневаться, как не безумствовать, как не неистовствовать, как не увлекаться страстью мщения и с диким бессердечием упиваться мучительными страданиями другого? Таким образом, испытывают, переносят и чувствуют великие боги то, что звери, что животные и чем обладают смертоносные змеи в ядовитом зубе. То непостоянство (levitatis), которое в человеке, которое в земном существе заслуживает порицания, испытывает, по вашему уверению, это превосходнейшее и неизменно пребывающее в постоянном совершенстве (virtutis) Существо (natura)¹⁷⁵, и что же отсюда следует с необходимостью, как не то, что из глаз их сверкают пылающие искры, тяжело дышащая грудь вздымается, изо рта извергается пена, и ссохшиеся от пылких слов губы бледнеют?

Но если это верно и если с достоверностью узнано, что боги воспламеняются гневом и подвергаются подобного рода волнению [и] душевному расстройству (perturbatione), то они не бессмертны и не вечны, и им не может быть приписываема какая-либо божественность¹⁷⁶. Ибо, где есть какое-либо волнение (adfectus), там, как думают философы (sapientibus)¹⁷⁷, необходимо бывает страсть (passio); где есть страсть, там естественно следует душевное расстройство (perturbatio); где есть расстройство, там бывают болезнь и страдание; а где есть болезнь и страдание, там уже есть место для ослабления и разрушения; а если удручают эти два [состояния], то предстоит близкая погибель, смерть, все оканчивающая и лишающая жизни все, обладающее чувством.

Мало того, – вы таким образом выставляете их не только непостоянными и вспыльчивыми, но – что должно быть вполне чуждо богам – пристрастными и несправедливыми и совершенно не соблюдающими требований даже умеренной справедливости. Ибо что столь несправедливо, как гневаться на одних, а наносить вред другим, негодовать на людей, а губить неповинный [в этом] хлеб, ненавидеть имя христиан, а подвергать всякого рода лишениям своих почитателей?

Или, может быть, потому они проявляют жестокость даже в отношении к вам, чтобы вы, побуждаемые собственными (intestinis) бедствиями, восстали для отмщения за них? В таком случае боги ищут человеческого заступничества и без вашей помощи и защиты не способны, не в состоянии сами отвратить и отразить наносимые им оскорбления. Если верно то, что они воспламеняются гневом, то лучше предоставьте их собственной их власти, – пусть сами они защищают себя и для отмщения за оскорбление величия проявляют и испытывают собственные свои силы. Могут они, если захотят, через жар, могут через наиболее пагубный холод, могут через заразительный воздух, могут через происходящие от совершенно неизвестных причин болезни морить, губить и совершенно истребить нас из всего человеческого общества, или если они имеют пагубное намерение употребить против нас силу, то пусть они дадут какое-либо указание на [свое] решение, чтобы для всех могло быть ясным, что мы живем под небом совершенно вопреки их желанию.

Пусть вам они дают хорошее состояние здоровья, а нам – противоположное и наихудшее. Пусть ваши поля они орошают благоприятными дождями, а от наших небольших полей пусть удаляют всякую дождевую влагу. Пусть они пекутся об умножении ваших овец через многочисленный приплод, а нашему скоту пусть приносят бедственное бесплодие. Пусть вашим масличным рощам и виноградникам они дают приносить полный и обильный осенний сбор, а из наших лоз пусть не допускают выжать ни одной капли. Наконец, и в последний раз, пусть они повелят, чтобы в вашем рту плоды удерживали свои естественные качества, а в нашем – чтобы мед делался горьким, чтобы оливковое масло делалось прогорклым и чтобы вино внезапно и вероломно превращалось у краев самого стакана в уксус.

Но так как это нисколько не подтверждается действительностью и так как не подлежит сомнению, что ничто из жизненных благ не бывает у нас в меньшем, а у вас в большем, изобилии, то что это за столь великая страсть утверждать, что боги – враги и противники христиан, которые в несчастье и счастье, как ты видишь, не отличаются от тебя? Если позволите сказать вам правду и притом без всякой лести, это – слова, [пустые] слова или, скорее, такие предметы, которым поверили вследствие клеветы, а не такие, которые доказаны свидетельством какого-либо исследования.

Впрочем, истинные боги и те, кто вполне достойны иметь и носить это авторитетное имя, не гневаются, и не негодуют, и не устраивают с коварными ухищрениями того, что могло бы вредить другому. Ибо в действительности нечестиво и превосходит все поругания религии думать, что это мудрое и блаженнейшее Существо считает чем-то великим, если кто-либо преклоняется перед Ним с льстивым унижением, а если это не будет делаться, то Оно считает Себя презренным и низверженным с высоты своего величия. Это – ребячество, мелочность и нелепость, едва ли применимые к тем, которых сведущие ученые уже давно называют демонами и героями¹⁷⁸, – будто Оно не знает неба, но вращается вследствие жребия (sorte) Своего положения в этом, более грубом, материальном мире¹⁷⁹.

Это – ваши безбожные мнения и еще более безбожные верования. Мало того, – говоря ближе к истине –гаруспики¹⁸⁰, снотолкователи, гадатели, прорицатели и всегда лживые фанатики¹⁸¹ сочинили эти басни. Чтобы их ремесло не погибло и чтобы не лишиться небольших подаяний от клиентов, сделавшихся уже редкими, они, как только замечают у вас желание, чтобы христианство (rem)¹⁸² подверглось ненависти, поднимают крик: боги презираются, и храмы уже пустеют, древние религиозные церемонии подвергаются осмеянию, и самые старые обряды прежних священнодействий прекратились вследствие суеверий новых религий, и справедливо род человеческий удручается столь многими тяжелыми бедствиями, терзается столь многими тяжелыми страданиями. И этот безумный род людей, живущих при солнечном свете, но, вследствие прирожденной слепоты, не могущих видеть, осмеливается в исступлении утверждать то, чему вы, будучи в здравом уме, не стыдитесь верить.

Однако, чтобы кто-либо, вследствие недоверия к [нашему] ответу, не подумал, что мы одаряем богов дарами спокойствия и ложно приписываем (adfingere) им настроение, чуждое причинению вреда (innoxias mentes) и всякому волнению (perturbatione), мы допустим, как это вам угодно, что они направляют гнев на нас, что они жаждут крови нашей и уже давно желают искоренить нас из рода человеческого. Но если не обременительно, если не тяжело, если общий долг требует рассмотреть не соответственно расположению, а сообразно с истиной основные пункты этого прения, то мы просим вас выслушать, что служит основанием, что составляет причину того, что против нас столько, и небесные боги (superi) проявляют жестокости, и люди пылают раздражением? Говорят: «Вы [следуете] безбожной религии (religiones impías) и совершаете неслыханный в земном мире культ». Что вы, люди, обладающие разумом, осмеливаетесь произносить, какой вздор говорить, что пытаетесь высказать в словах, полных безрассудства и отчаяния? Богу верховному (principem), Владыке всего существующего, возвышающемуся над всем высшим, поклоняться, призывать Его с благоговейным послушанием, в бедственном положении прилепляться к Нему, так сказать, всеми чувствами, любить Его, благоговеть пред Ним – неужели это есть достойная проклятия и приносящая несчастие религия, полная нечестия и святотатства и своим новым суеверием оскверняющая издревле установленные священнодействия?

Неужели это, спрашиваю я вас, есть то дерзкое и ужасное преступление, ради которого великие небожители направляют на нас жало своего гнева и негодования, почему и вы сами, когда охватывает вас страсть к жестокости, лишаете нас имущества, изгоняете из отцовских мест жительства, требуете смертных казней, пытайте, терзаете, жжете¹⁸³ и, наконец, бросаете на растерзание диким зверям? Неужели тот, кто это в нас осуждает или считает заслуживающим какого-либо обвинения, достоин называться именем человека, хотя бы он и считал себя таковым, и неужели может признаваться за бога, хотя бы он выдавал себя за него через тысячу прорицателей? Додонский¹⁸⁴ или <... > Юпитер называет нас нечестивыми (profanos), безбожными; но неужели сам он может называться богом и считаться в ряду божественных существ – он, возводящий на служащих высочайшему Царю обвинение в безбожии и мучащийся из-за того, что величие и культ Того предпочитаются ему? Неужели должен считаться богом Делоский или Кларосский, Дидимский, Филезийский, Пифийский¹⁸⁵, (Сминфийский)¹⁸⁶ Аполлон, который не знает высочайшего Повелителя и которому неизвестно то, что мы смиренно молимся Ему в ежедневных молитвах? Если бы он не мог проникнуть в тайны сердец и узнать то, что мы скрываем во глубине чувств, то он мог бы и [своими] ушами слышать, и по звуку самих слов, которыми мы пользуемся в молитвах, узнать, что мы призываем высочайшего Бога и испрашиваем у Него то, чего желаем.

Еще не время разъяснить, кто все те, которые обвиняют нас, или откуда они происходят, насколько они сильны или сведущи, почему они испытывают страх при упоминании о Христе и почему считают врагами и ненавидят учеников Его; однако в людях, способных к здравому пониманию, мы желали бы через одно определение сразу утвердить следующее положение: мы, христиане, не что другое, как почитатели высочайшего Царя и Повелителя согласно с учением Христа. Ничего другого, при тщательном рассмотрении, ты не найдешь в этой религии. В этом сущность всей деятельности, это составляет предназначение божественного служения (officiorum) и конечную цель. Перед Ним все мы по обычаю повергаемся ниц, Ему мы поклоняемся при общих молитвах, у Него мы испрашиваем того, что справедливо, что честно и что достойно того, чтобы было услышано Им, и это не потому, чтобы сам Он желал нашего преклонения и чтобы Ему нравилось видеть столько тысяч выражающих [перед Ним] благоговение: это служит нам на пользу и имеет целью наше благо. Ибо так как мы, вследствие врожденной слабости, склонны к порокам (culpas) и к разного рода страстным влечениям, то Он позволяет нам всегда представлять Его себе в Своих мыслях, чтобы мы, молясь Ему и стремясь быть достойными даров Его, получили желание быть беспорочными и через удаление от всех пороков очищали себя от всякого пятна.

Что говорите вы, истолкователи священного и божественного права¹⁸⁷? Неужели более правы (meliorisne sunt causae) те, кто поклоняются Грундулийским Ларам (Grundulios Lares), Айям Локуциям (Aios Locutios) и Лиментинам (Limentinos)¹⁸⁸, нежели все мы, чтущие Бога, Отца всего существующего, и испрашивающие у Него защиты при бедственном и беспомощном положении? Вы считаете умными, мудрыми, самыми благоразумными и вполне безукоризненными тех, кто чтут Фавнов, Фатуй (Fatuas), гениев городов, Паворов (Pauores) и Бел- лон¹⁸⁹, а мы, предавшие себя Богу, по мановению и воле которого все существующее продолжает беспрерывно существовать и установлено неизменным в своем существе, признаемся тупыми, безрассудными, глупыми, слабоумными и безумными. Не выражаете ли вы такого мнения, не устанавливаете ли и не объявляете ли вы такого закона, чтобы наделялся высшими почестями всякий, кто молится вашим рабам, и чтобы подвергался позорнейшей крестной казни всякий, обращающийся с молением к вам, господам? В великих государствах и у могущественных народов публично приносятся жертвы тем, кто прежде были продажными блудницами и отдавались публичному разврату¹⁹⁰, и боги нисколько не гневаются. Воздвигаются высокие храмы кошкам, жукам и быкам¹⁹¹: и могущественные боги (miminum potestates), подвергающиеся такому издевательству, молчат и не испытывают никакой зависти, видя, что к ним приравниваются по святости ничтожные животные. Неужели к одним только нам боги относятся враждебно, в отношении к нам оказываются ожесточенными врагами, потому что мы чтим их Отца, через Которого они – если они существуют – начали иметь свое бытие, могущество и величие, благодаря Которому они считаются, так сказать, наделенными (sortiti esse) самой божественностью и признаются находящимися в числе действительных существ (rerum), по воле и определению Которого они могут как погибнуть и уничтожиться, так и не погибать и не уничтожаться? Ибо если все мы согласны в том, что есть один только Первовиновник (Princeps), которому ничто не предшествует по времени, то все [другое] должно было после Него произойти, быть созданным и получить свое имя. Если же это верно и, несомненно, то мы должны признать как прямой вывод из этого то, что боги были созданы (esse nativos) и имеют начало своего происхождения от Первоисточника всего существующего. А если они произошли и были созданы (si sint nativi et geniti), то они подлежат, конечно, и опасности уничтожения. Но они признаются бессмертными, вечными и никогда не имеющими конца. Следовательно, это составляет дар милости Бога Отца, что они, будучи по природе тленными и разрушимыми, удостоились существовать в течение бесконечных веков.

О, если бы можно было собрать весь мир как бы в одно собрание, чтобы род человеческий мог слышать следующую речь! Итак, мы оказываемся у вас виновными в нечестивой религии, и так как мы с благоговейной покорностью приближаемся к Главе и Опоре всего существующего, то воспользуюсь вашими укорами, – называют нас приносящими несчастья и безбожными? Но кто более заслуживает этих ненавистных названий, нежели тот, кто вместо этого Бога признают другого или старается познать его и верует в него? Не Ему ли все мы обязаны, прежде всего, тем самым, что мы существуем, что мы называемся людьми и что ниспосланные Им или павшие души¹⁹² содержатся в темнице этого тела? Не от Него ли происходит то, что мы ходим, дышим и живем, и не Его ли жизненной силой производится то, что мы существуем и вследствие душевного возбуждения движемся? Не от Него ли проистекают причины, по которым наше благосостояние усиливается через обилие разного рода наслаждений? Чей этот мир, в котором вы живете, или кто дал его вам в пользование и обладание? Кто дал этот всеобщий свет¹⁹³, чтобы вы могли видеть, осязать и рассматривать подлежащие предметы? Кто установил жар солнечный для содействия развития всего существующего, чтобы жизненные элементы, оставаясь неизменно в бездейственной косности, не пришли в оцепенение? Неужели вы, признавая солнце богом, не хотите знать Творца и Создателя его? Неужели вы, считая луну богиней, не стараетесь также узнать, кто ее Виновник и Творец?

Неужели вам не приходит мысль рассмотреть и исследовать, в чьем владении вы живете? В чьей области (re) вы находитесь? Чья эта земля, по которой вы ходите? Чей это воздух, который вы через жизненное дыхание вдыхаете и выдыхаете? Чьими источниками вы пользуетесь и чьей водой? Кто распределил дуновения ветров, кто изобрел дождевые облака, кто разделил плодоносные силы семян по природным их свойствам (rationum proprietate)? Аполлон посылает вам дождь? Меркурий наделяет вас дождем? Эскулап, Геркулес или Диана придумали законы (rationem finxerunt) дождей и бурь? Но каким образом это может быть, когда вы признаете, что они родились в мире и в определенное время получили жизненную способность чувствования? Ведь если мир превосходит их древностью и прежде, чем они родились, природа уже знала дожди и бури, то они, как позже родившиеся, не имеют никакой власти над дождем и не могут вмешиваться в те явления (rationibus), которые они застали здесь¹⁹⁴ совершающимися (agi) и производимыми более могущественным Виновником.

О, величайший и высочайший Творец невидимого, Который сам невидим и непостижим никаким существом! Достоин Ты, поистине достоин Ты – если только смертные уста могут назвать Тебя достойным – того, чтобы всякое дышащее и разумное существо никогда не переставало питать к Тебе и приносить Тебе благодарность, в течение всей жизни коленопреклоняться перед Тобой и обращаться к Тебе с постоянными молитвами. Ибо Ты – первопричина, место и пространство для всего (locus rerum ас spatium)¹⁹⁵, основание (fundamentum) всего существующего, бесконечный, нерожденный, бессмертный, вечный, единый, Которого никакая телесная форма не очерчивает, никакое ограничение (circumscriptio) не ограничивает (determinat), чуждый качества и количества, не имеющий места, движения и вида и относительно Которого ничто не может быть сказано и выражено словами человеческими. Если хотят познать Тебя, должно смолкнуть, и для того чтобы блуждающее гадание могло по тени следить за Тобой, не следует даже шепотом говорить. Прости, всевышний Царь, тех, которые преследуют Твоих слуг, и прости, как это свойственно Твоей благости, убегающих от служения Твоему имени и Твоей религии. Неудивительно, если не знают Тебя; более удивительно, если знают Тебя, разве только кто-либо осмеливается – ибо это остается неистовствующему безумию – спорить и сомневаться, есть ли Бог или нет и веруют ли в Него вследствие исследования истинности веры или вследствие предположения, основывающегося на пустой молве. Ибо мы слышим, что одни из философов отрицают существование какой-либо божественной силы¹⁹⁶; другие ежедневно ставят вопрос, существует ли она¹⁹⁷; иные признают, что все существующее происходит случайно, вследствие случайных столкновений [атомов], и образуется вследствие различного направления (ímpetu) их¹⁹⁸. Но с ними мы в настоящее время совсем не будем спорить о таком упорстве их; потому что люди здравомыслящие говорят, что оспаривание глупостей служит доказательством большей глупости.

Мы обращаемся со своей речью к тем, кто, соглашаясь с тем, что божественный род существует, сомневаются относительно высших существ, признавая их обыкновенными и низшими. К чему же мы будем стараться и стремиться доказательствами подтверждать такие вещи? Да будет чуждо нам и, повторяю, да будет, как говорится, отвращено от нас это безумие! Ибо такую же смелость представляет попытка путем аргументации доказать, что Бог есть верховное существо, как и желание доказательствами подобного рода убедиться в том, что Он существует. Неважно также и безразлично, отрицаешь ли ты Его или доказываешь и признаешь бытие Его, потому что одинаковую погрешность (culpa) составляет и доказывание такой истины (rei), и отрицание неверующего опровергателя.

Разве есть кто-нибудь из людей, кто вступил бы в день своего рождения без идеи (notione) об этом верховном Существе (principis) и кому не было бы врождено, привито и почти в самой утробе (in genitalibus) матери впечатлено и внедрено, что есть Царь, Владыка и Правитель всего существующего? Наконец, если бы бессловесные животные могли говорить, если бы они владели способностью к нашей речи, если бы деревья, глыбы земли и камни, будучи оживлены жизненной способностью чувствования, могли издавать звуки голоса и произносить части слов, то в таком случае, побуждаемые и руководимые природой, не понимали ли бы они с неиспорченной простотой веры, что Бог существует, и не заявляли ли бы громко, что Он есть единый Владыка всего существующего?

Но, говорят, «напрасно вы нападаете на нас и взводите на нас ложное и злокозненное обвинение, будто бы мы отвергаем высшего Бога, между тем как нами признается Юпитер и считается наилучшим и величайшим (optimus et maximus)¹⁹⁹, и ему мы устроили величественнейшие помещения (sedes) и огромные капитолии»²⁰⁰. Вы стараетесь соединить в одно различные вещи и, допустив смешение, подвести их под одно понятие (speciem). Ибо всемогущий Бог единодушно и единогласно всем человечеством признается не рожденным, не произведенным когда-либо на свет и не начавшим бытие в какой-либо момент времени или в век. Он сам есть Источник всех вещей, Виновник веков и времен. Ибо они не сами по себе существуют, но происходят из Его неизменной вечности и бесконечного и беспрерывного существования. Юпитер же, как вы рассказываете, имеет отца и мать, дедов, бабок, братьев; только в недавнее время (nunc nuper)²⁰¹ образовавшись в утробе своей матери и достигнув в течение десяти месяцев окончательного завершения, он получил жизнь и вступил в неизвестный ему свет. И если это так, то каким образом Юпитер может быть Богом, когда Тот несомненно вечен, а этот²⁰², по вашему мнению, не только имел дни рождения, но также, в испуге от нового состояния, плакал и кричал²⁰³.

Но пусть они²⁰⁴, как это вы утверждаете, одно и то же и нисколько не различаются божественной силой и величием: почему в таком случае вы преследуете нас с несправедливой ненавистью? Почему вы приходите в ужас при упоминании нашего имени, как при самом зловещем предзнаменовании, если мы чтим того же Бога, какого и вы? И каким образом вы можете утверждать, что в одном и том же деле боги к вам бывают благосклонными, а к нам – враждебными и неприязненными? Ибо если у нас и у вас одна общая религия, то гнев небожителей не должен иметь места; если же они по отношению только к нам одним оказываются неприязненными, то очевидно, что и вы, и они не знаете Бога, и из самого гнева богов ясно видно, что Он не Юпитер.

Но, говорят, «не потому боги враждебно относятся к вам, что вы чтите всемогущего Бога, а потому, что относительно человека, который был рожден и – что позорно [даже] для лиц из низшего класса (vilibus) – был умерщвлен посредством смертной казни, вы утверждаете, что Он был Бог, веруете, что Он продолжает жить, и обращаетесь к Нему с ежедневными молениями». Если это вам приятно, друзья, то объясните, какие это боги, которые чествование нами Христа считают оскорблением для себя? Не Янус ли, созидатель Яникула, и не Сатурн ли, основатель города Сатурнии²⁰⁵? Не Фента ли Фатуя²⁰⁶, жена Фавна, называющаяся Доброй Богиней (Bona Dea), но более добрая и более заслуживающая похвал в винопитии? Не те ли Индигеты²⁰⁷, которые влезают в реку и живут в русле Нумика вместе с лягушками и мелкой рыбой? Не Эскулап ли и отец Либер²⁰⁸, из которых один был рожден Коронидою, а другой был исторгнут из утробы (ex genitalibus) матери молнией? Не Меркурий ли, родившийся из чрева Майи и притом – что более свойственно божеству – сияющей²⁰⁹? Не вооруженные ли луком Диана и Аполлон, которых повсюду носила мать во время бегства и которые едва нашли безопасность на блуждающих островах²¹⁰? Не Венера ли, дочь Дионы, мать троянского мужа²¹¹, публично продававшая свою красоту? Не Церера ли, родившаяся в пределах Тринакрии²¹², и не Прозерпина ли, занятая собиранием цветов²¹³? Не Фиванский ли или Тирийский Геркулес, из которых последний был погребен в пределах Испании, а первый сожжен огнем на Эте²¹⁴? Не потомки ли Тиндарея, Касторы, – один искусный укротитель коней, а другой – искусный кулачный боец с цветом из невыделанной кожи (crudo caestu)²¹⁵? Не мавританские ли Тизианы и Букуры (Tisianes et Bucures)²¹⁶ и не сирийские ли боги, происшедшие из яиц²¹⁷? Не Апис ли, родившийся в Пелопоннесе и названный в Египте Сераписом²¹⁸? Не Изида ли, загоревшая от эфиопского солнца и оплакивающая утраченного сына и супруга, растерзанного на части²¹⁹? Мы обходим и опускаем царских потомков Опы²²⁰, относительно которых ваши писатели сообщили, кто и какие они были. Итак, неужели эти [боги] слушают, как оскорбляющее слух, то, что мы чтим Христа, и принимаем Его, и признаем за Божество, и, забыв о той участи и том положении, в каком они незадолго перед тем были, не хотят, чтобы то, что было допущено для них, предоставлялось другому? Неужели такова справедливость небожителей, таков суд святых богов? Не есть ли это род зависти и жадности, известного рода грязное зложелательство – желать, чтобы только собственное состояние было превосходным и чтобы положение (res) других было угнетенным, презренным и униженным?

Мы чтим рожденного человека. Что же? А вы разве не чтите никакого рожденного человека – того или иного или бесчисленное множество других? Даже всех тех, кого теперь вы имеете в своих храмах, разве вы не взяли из числа смертных и не возвысили до неба и звезд? Если вам неизвестно, что они имели общие с людьми участь и положение, то раскройте древнейшие сочинения (litteras) и просмотрите книги тех, кто, будучи близки к древности, передали все безо всякой лести и с незатемненной правдой. Тогда вы, без сомнения, узнаете о каждом из них²²¹, от каких отцов и матерей они произошли, в какой стране и среди какого народа они родились, что они сделали, устроили, перенесли, чем занимались и при исполнении чего имели неудачу или успех. Если же, знал, что они были носимы во чреве и питались плодами земли, вы тем не менее, ставите нам в упрек то, что мы чтим рожденного человека, то вы поступаете очень несправедливо, признавая в нас заслуживающим осуждения то, что сами вы обыкновенно делаете, или не желая, чтобы для других было позволено то, что для себя вы допускаете.

Но допустим пока, уступая вашим мнениям, что Христос был одним из нас по духу, душе, бренности и положению: разве Он не достоин того, чтобы мы, ради великих даров, называли и признавали Его Богом? Ведь если вы включили в число богов Либера за открытие вина, Цереру – [за открытие] хлеба, Эскулапа – [за открытие] трав, Минерву – [за насаждение] масличного дерева, Триптолема – [за изобретение] плуга²²², наконец, Геркулеса – за то, что он преодолел и укротил диких зверей, воров и многоголовых змей, то какие почести должны быть оказываемы нами Тому, кто привел нас от великих заблуждений к открытой Им истине, Кто нас, подобно слепым скитавшихся повсюду без какого-либо руководителя, с крутизн и непроходимых мест возвратил на ровные места? Он открыл то, что в особенности плодотворно и спасительно для рода человеческого, – что есть Бог, кто Он и какие Его свойства и качества. Он предоставил нам и научил нас постигать и понимать, насколько может наша немощность, глубину и неизреченную высоту Его. Он со всей благостностью дал нам знать, каким Виновником и Отцом был устроен и создан этот мир. Он открыл образ его происхождения и его природу, которой прежде никто никогда не знал, откуда получается солнечным огнем плодотворный жар, почему луна постоянно находится в движении и вследствие тех же причин, какие признаются, или вследствие других она возобновляет свет и темноту, какое происхождение имеют живые существа, какие законы развития имеют семена, кто создал самого человека, кто образовал или из какого рода материи скрепил самое строение тел, что такое чувство, что такое душа, прибыла ли она к нам сама по себе или была рождена и произведена видеть с самым телом, живет ли она, участвуя в смерти, или одарена постоянным бессмертием, какое состояние ожидает нас после того, как мы оставим разложившиеся члены, будем ли мы чувствовать или не будем иметь никакого сознания нашего чувства и воспоминания. Он обуздал нашу гордость и заставил высокомерно поднятые вверх головы признать меру своей немощности. Он показал, что мы слабые существа, что мы верим пустым мнениям, ничего не понимаем, ничего не знаем и не видим того, что находится перед нашими глазами. Он (сделал) то, что превышает и превосходит все дары, – от ложных религий привел нас к истинной религии. Он от безжизненных и сделанных из презренной глины кумиров направил нас к звездам и небу и предоставил нам [обращаться] к Владыке всего (rerum), Богу, со словами молений и вступать с Ним в молитвенные собеседования.

О, ослепление! В недавнее время я чтил кумиры, незадолго перед тем вынутые из печей, богов, сделанных посредством наковальни и молота, слоновой кости, картины, повязки на старых деревьях²²³; если когда-либо я видел выглаженный и запачканный оливковым маслом камень²²⁴, то я преклонялся перед ним, как будто бы ему присуща сокровенная сила, обращался к нему с молитвой и испрашивал милостей у бесчувственного пня, и тем самым богам, в бытие которых я верил, причинял тяжкие оскорбления, признавая их деревом, камнями и костями или обитающими в материи вещей подобного [рода]. Теперь, будучи приведен таким великим Учителем на пути истины, я знаю относительно всего этого, что это такое, сужу о достойном достойным образом, не причиняю никакого оскорбления божественному имени и каждому, мнимому или действительному, существу оказываю должное, не смешивая степеней и значения. Поэтому не должен ли Христос признаваться нами Богом, и не должно ли быть оказываемо всякое наивысшее, какое только может быть мыслимо, богопочитание Тому, от Кого мы уже давно получили столько даров во время своей жизни и ожидаем еще больших, как наступит день²²⁵?

Но «Он умер, будучи распят на кресте». Какое отношение имеет это к делу? Ведь род смерти и позорность ее не изменяют слов и дел, и значение учения Его не может умалиться оттого, что Он не вследствие естественного разложения оставил узы тела, а умер от насилия. Пифагор Самосский вследствие несправедливого подозрения в деспотизме был живым сожжен в храме²²⁶: разве то, чему он учил, утратило свое значение оттого, что он испустил дух не свободно, а вследствие жестокости? Подобным образом Сократ, будучи осужден своими согражданами, был подвергнут смертной казни: разве его рассуждения о нравах, добродетелях и обязанностях стали недействительными из-за того, что он несправедливо был лишен жизни? Бесчисленное множество других, отличавшихся славой, доблестями и добрым именем, как Аквилий, Требоний, Регул²²⁷, были подвергнуты самым мучительным родам смерти: неужели они после своей смерти должны считаться опозоренными из-за того, что погибли не по общему закону судьбы, а от жесточайшего рода смерти, будучи истерзаны и замучены? Никто, будучи невинным, никогда не опорочивается через позорную смерть, и клеймо какого-либо позора не пятнает того, кто подвергается тяжким наказаниям не по своей вине, а вследствие жестокости мучителя.

И, однако, вы сами, осмеивающие нас за то, что мы чтим человека, умершего позорной смертью, не прославляете ли через посвящение храмов отца Либера, растерзанного на части Титанами²²⁸? Не провозгласили ли вы Эскулапа, изобретателя средств врачевания, после наказания поразившей его молнией, стражем и охранителем здоровья, сил и благосостояния²²⁹? Жертвоприношениями животных и благовонных воскурений не призываете ли вы великого Геркулеса, о котором сами вы рассказываете, что он живым сгорел и был сожжен на смертоносном кострище? Не свидетельствуете ли вы через громкий крик галлов²³⁰ об изуродованном и лишенном отличий мужского пола фригийце Аттисе как о боге милостивом, как о святом боге в храмах Великой Матери²³¹? Не называете ли вы самого отца Ромула, растерзанного руками ста сенаторов, Квирином Марсовым (Martium)²³², не чествуете ли его через жрецов и пиршества (pulvinaribus)²³³, не молитесь ли ему в великолепнейших храмах и затем не клянетесь ли, что он поднялся на Небо? Поэтому или также и вы должны подлежать осмеянию, как признающие за богов и чтущие людей, погибших от самых тяжелых мучений, или, если у вас есть определенное основание, почему вы считаете необходимым для себя делать это, предоставьте также и нам знать, по каким причинам и основаниям мы подобное делаем.

«Вы чтите рожденного человека». Если бы это было даже верно, однако, как сказано было выше²³⁴, Он должен был бы по причине многих и столь щедрых даров, которые получены от Него нами, называться и признаваться Богом. Но так как Он подлинно есть Бог и вне всякого спора и серьезного сомнения, то неужели вы думаете, что мы откажемся от того, чтобы наивысшим образом чтить Его и называть Главой (praesidem) нашего общества (corporis)? «Так неужели, – скажет кто-нибудь в исступлении, с гневом и раздражением, – Христос есть Бог?» Бог, ответим мы, и именно Бог высших сил и, что еще более может терзать неверующих и причинять им жесточайшие страдания, – посланный к нам высочайшим Царем ради величайшего дела. Может быть, он, придя в еще большее неистовство и бешенство, потребует доказательств того, что дело обстоит так, как мы говорим. Нет никакого более сильного доказательства, как вера в то, что было совершено Им, как необычайность Его чудесных дел, как преодоление и разрушение определений судьбы²³⁵, то, что народы и племена без всякого разногласия видели при Его свете совершающимся, чего не могли изобличить в ложности даже те самые, относительно древних и унаследованных от предков установлений которых Он дал знать, что они полны пустоты и ничтожнейшего суеверия.

Может быть, еще выступит [кто-нибудь] со многими другими клеветническими и нелепыми речами: «Он был маг, все это Он совершил при помощи тайных искусств, из египетских святилищ Он заимствовал имена могущественных ангелов²³⁶ и тайные науки». Что вы, неразумные, говорите, безрассудно болтая и пустословя относительно того, чего вы не знаете и что вам неизвестно? Разве дела Его были обманом демонов и проделками при помощи магических искусств? Можете ли вы назвать, указать нам какого-нибудь из всех магов, бывших когда-либо в течение веков, который [хотя бы] в тысячной части сделал нечто подобное [сделанному] Христом, и притом без всякой помощи волшебных формул, без соков трав и растений, без всего тщательного наблюдения относительно обрядов, жертв и времен? Мы не настаиваем и не спрашиваем о том, что они, по их уверению, могут выполнять или с какими родами действий соединяются обыкновенно все их знание и опытность. Ибо кому неизвестно, что они стараются или предузнавать будущее, которое неизбежно, желают они или не желают, придет своим порядком, или причинять, кому пожелают, смертельную болезнь, или разрывать в семьях узы любви, или без ключей отпирать то, что заперто, или связывать уста молчанием, или на ристалищах калечить лошадей, ускорять и замедлять бег их, или в чужих женах и детях мужского и женского пола возбуждать пламя недозволенной любви и безумные страсти, и если они, по-видимому, отваживаются на что-либо полезное, то это зависит не от собственной силы их, а от власти тех, коих они призывают.

Но не подлежит сомнению, что Христос все, содеянное Им, совершил без помощи каких-либо средств (rerum), без всякого соблюдения обрядов и установленных формул (lege), только силой Своего имени, и с благодетельной щедростью даровал нам то, что свойственно истинному Богу, что приличествует Ему и достойно Его, не вредное, не пагубное, но благотворное, спасительное и полное вспомоществующей нам (auxiliaris nobis) силы.

Что говорите вы еще? Итак, смертным или одним из нас был Тот, властью и повелением Которого, выраженными простыми, обыкновенными словами, удалялись недуги, болезни, горячки и другие телесные страдания? Одним из нас был Тот, присутствие и взгляд Которого не могли выносить скрывавшиеся в телах демоны и, устрашенные необычайной силой, оставляли одержимые ими члены? Одним из нас был Тот, повелением Которого немедленно подчинялась изгонявшаяся Им отвратительная проказа и тело снова получало однообразный цвет²³⁷? Одним из нас был Тот, от легкого прикосновения Которого останавливалась кровоточивость и прекращалось чрезмерное истечение? Одним из нас был Тот, мановением Которого удалялась скопившаяся под кожей водяная влага, прекращалось проникновение жидкости, и опухоль тела, вследствие благотворного осушения его, опадала²³⁸? Одним из нас был Тот, Который повелевал хромым бегать, – и это немедленно исполнялось, увечным [повелевал] протягивать руки – и суставы немедленно получали природную подвижность, страдавшим расслаблением членов [повелевал] вставать – и те, кого прежде носили на чужих плечах, теперь сами немедленно несли свои постели, [повелевал] лишенным зрения видеть – и немедленно видели небо и дневной свет родившиеся без зрения?

Одним из нас был, говорю, Тот, Который страдавших от различных немощей и от ста или более болезней сразу, через одно Свое посредство исцелял, по простому слову Которого успокаивались яростно бушующие моря и утихали бури и ураганы, Который сухими ногами ходил по глубочайшим пучинам и ступал по поверхности моря, причем воды приходили в оцепенение, и природа покорно подчинялась, Который пять тысяч следовавших за Ним [человек] насытил пятью хлебами и, чтобы неверующим и упорным не казалось это обманом, наполнил двенадцать корзин кусками остатков? Одним из нас был Тот, Кто повелевал душам возвратиться в давно оставленные ими тела, похороненным выйти из гробов и через три дня после похорон освободиться от погребальных покрывал? Одним из нас был Тот, Кто проникал в желания каждого и в тайные помышления, безмолвно хранимые в сердцах? Одним из нас был Тот, Кто как только произносил одно слово, то различные народы, говорящие на различных языках, понимали Его, как пользующегося родными звуками их слов и собственным каждого из них языком²³⁹? Одним из нас был Тот, Кто, передав служение истинной религии Своим последователям, быстро наполнил [ей] весь мир и, открыв неизмеримость Своего имени, показал, какое величие свойственно Ему и Кто Он? Одним из нас был Тот, Кто, оставив тело, являлся бесчисленным людям открыто, при дневном свете, Кто говорил и слушал, учил, вразумлял и наставлял; Кто неоднократно являлся им²⁴⁰ и дружески беседовал с ними, чтобы они не считали себя обманутыми пустыми призраками; Который еще и теперь не в пустых сновидениях, а в ясном и простом виде является праведным, непорочным и любящим Его людям; имя Которого, будучи услышано, обращает в бегство злых духов, налагает молчание на прорицателей, приводит гадателей в замешательство и делает тщетными действия высокомерных волхвователей не вследствие ужаса, внушаемого Его именем, как вы говорите, а силой высшей власти.

Это краткое изложение сделано нами не потому, что величие совершавшего должно быть усматриваемо только в этих одних чудесных действиях. Ибо насколько это велико или ничтожно и маловажно, это окажется из того, если будет сообщено, из каких царств Он пришел и какого Божества посредником Он был. Что Он совершил, это сделано Им не ради пустого тщеславия и самовозвеличения, а для того, чтобы люди упорные и неверующие знали, что не ложны Его обетования, и чтобы из благотворности Его дел они научились догадываться, что такое есть истинный Бог. Но так как дела Его перечислены нами, как мы сказали, кратко, то мы хотим, чтобы знали также и то, что Христос не то [только] мог [совершить], что совершил, но и превозмог определения судьбы. Ибо если недуги и телесные страдания, глухота, увечье, немота, сведение жил и утрата зрения случаются и посылаются, как это ясно и общепризнано, по определению судьбы, и если один только Христос исправил это, восстановил и исцелил, то яснее солнца, что Он был могущественнее судьбы, потому что Он упразднил и победил то, что было связано вечными узами и неизменной необходимостью.

«Но напрасно, – скажет кто-нибудь, – ты столько приписываешь Христу, потому что мы знаем и знали, что также и другие боги помогали весьма многим болящим и исцеляли болезни и немощи многих людей». Я не доискиваюсь и не настаиваю на том, какой бог или в какое время и кому помог или какому больному восстановил здоровье; я желаю знать только одно: повелевал ли он болезням без применения какого-либо вещества, т. е. какого-нибудь врачебного средства, через [одно] прикосновение оставлять людей или совершал ли он своим повелением то, что и причина болезней исчезала, и тела больных приходили в свое прежнее природное состояние? Ибо Христос, как известно, или через прикосновение руки к больным членам, или простым словом повеления отверзал слух глухих, изгонял слепоту из глаз, давал способность речи немым, освобождал члены от уз, возвращал расслабленным способность ходить, обыкновенно словом и повелением исцелял проказы, лихорадки, подкожные болезни и все другие роды недугов, которым подвергались тела людей по воле какой-то беспощадной жестокости. Что подобного этому [сделали] все они, которые, как вы говорите, оказывали помощь больным и страждущим, если когда-либо они, как ходят слухи, назначали некоторым врачебные средства, или заставляли принимать какую-либо пищу, или пить какой-либо напиток, или прикладывать при беспокоящих болезнях соки трав и растений, гулять, быть в покое или воздерживаться от чего-либо вредного? Что в этом нет ничего великого и заслуживающего удивления и изумления, это очевидно, если вы захотите вникнуть в это, потому что таким же образом излечивают и врачи, существа, родившиеся на земле и не опирающиеся на истинное знание, но следующие искусству, основывающемуся на гипотезах, и колеблющиеся при оценке предположений. Но в устранении врачебными средствами того, что причиняет вред, нет ничего удивительного: это – благотворное действие вещей, а не проявление силы лечащих, и пусть будет похвальным знание того, каким врачебным средством или искусством и кого следует лечить, но похвала эта уместна не для Бога, а для человека. Последнему не бесчестно улучшать здоровье человеческое посредством внешних средств, но Богу не приличествует доставлять здоровье и благосостояние не через Себя Самого, а при помощи внешних средств.

И так как вы сравниваете благодетельные исцеления через других богов с дарованными Христом, то не хотите ли, чтобы нами было указано, сколько тысяч [людей] недужных, сколько удрученных изнурительными болезнями совсем не получили никакого облегчения, хотя они ходили с молениями по всем храмам, хотя, повергшись перед лицом богов, покрывали самые пороги дверей поцелуями²⁴¹, хотя в течение всей своей жизни они осаждали молениями самого Эскулапа, прославляемого как подателя здоровья, и жалобно взывали к нему? Не знаем ли мы, что одни умерли со своими страданиями, другие состарились с мучительными болезнями, иные стали находиться в более опасном состоянии после того, как дни и ночи проводили в беспрестанных молениях и в ожидании милости? Что пользы указывать на одного или другого, может быть, исцелившихся, когда стольким тысячам никто не помог и когда все храмы полны жалких и несчастных? Вы, может быть, скажете, что боги помогают добрым и не взирают на злых. Но Христос одинаково помогал добрым и злым, и Им не был отвергаем никто из просивших помощи в тяжелом положении против жестокого нападения судьбы. Ибо истинному Богу и царскому могуществу свойственно никому не отказывать в Своей милости и не принимать во внимание того, кто заслуживает или не заслуживает этого, потому что человека делает грешником природная слабость (infirmitas), а не выбор воли или решения²⁴². Говорить, далее, что боги оказывают помощь тем страждущим, которые заслуживают этого, это значит оставлять в неопределенном положении и делать сомнительным то, что ты утверждаешь, так что и тот, кто стал здоровым, может казаться избавившимся [от болезни] случайно, и относительно того, кто не выздоровел, можно думать, что он не мог освободиться от болезни не по причинам своей вины, а вследствие бессилия богов.

Мало того. Эти чудеса, которые нами изложены кратко, а не так, как требовало величие предмета, Он не только Сам совершал Своей силой, но – что гораздо выше – многим другим предоставил предпринимать и совершать во имя Его. Ибо так как Он видел, что вы будете отрицать Его деяния и божественное дело, то, чтобы не возникло подозрение, что обильные дары и благодеяния дарованы Им при помощи магических искусств, Он из той бесчисленной массы народа, которая следовала за Ним, удивляясь Его благодеяниям, избрал рыбаков, ремесленников, простых и неопытных людей, чтобы они, будучи посланы к различным народам, совершали все те чудеса без всяких прикрас и вспомогательных средств. Он словом успокаивал мучения болящих членов; так же и они словом успокаивали боли ужасных страданий. Он одним повелением изгонял бесов из тел и находившимся в исступлении возвращал ясное сознание; так же и они таким же повелением возвращали мучимым ими²⁴³ здоровье и спокойствие. Он прикосновением руки удалял пятна белой проказы; так же и они посредством подобного прикосновения восстанавливали прежний вид тела. Он повелевал одержимым водянкой и опухшим членам возвращаться в природное состояние, свободное от излишней влаги; так же и служители Его таким же образом останавливали распространение воды и повелевали ей течь своими путями без вреда для тела. Он словом в одно мгновение останавливал постоянное разрушительное действие огромных и неизлечимых нарывов²⁴⁴; так же и они подобным образом заживляли упорный и жестокий рак и прекращали распространение его. Он давал хромым способность ходить, слепым глазам – зрение, возвращал умерших к жизни; так же и они давали свободу сведенным жилам, восстанавливали давно утраченный свет в глазах и поведывали умершим возвращаться вместе с похоронной процессией из гробов. И все то, что было совершено Им при всеобщем удивлении и изумлении, Он предоставил также совершать этим простым и необразованным [людям] и подчинил власти их.

Что скажете на это вы, неверующие, упорные и огрубелые умы? Дал ли кому-либо из смертных Юпитер Капитолийский такого рода власть? Наделил ли он куриона²⁴⁵ или верховного понтифика²⁴⁶, даже фламина Юпитерова (Dialem flaminem)²⁴⁷, как принадлежащего ему, таким полномочием – я не скажу, чтобы воскрешать умерших, возвращать зрение слепым, восстанавливать у скорченных и расслабленных прежнее положение членов, но чтобы повелительным словом или прикосновением руки удалить прыщик, заусеницу, волдырь? Итак, было ли то нечто человеческое и могла ли из уст, питавшихся прахом земным, быть дана такая власть, или могло ли произойти такое полномочие, а не нечто божественное и святое, или, если предмет допускает преувеличение, более, чем божественное и святое? Ибо если ты сам делаешь то, что можешь и что соответствует твоим силам и твоей способности, то нет основания для выражения удивления, потому что ты делал то, что мог и что должна была произвести твоя сила, так что между действием и совершавшим его обнаруживается полное соответствие. Быть в состоянии перенести на другого свое право и то, что один только ты можешь делать, сообщить бренному существу и сделать его участником в этом, – это свойственно силе, возвышающейся над всем и заключающей в себе причины всех вещей и свойства всех законов (rationum) и сил.

Пусть же прибудет теперь через жаркий пояс из отдаленной страны маг Зороастр – если мы соглашаемся со свидетельством Гермиппа²⁴⁸ – Бактрийский, и вместе с ним пусть явится тот Армений, внук Зостриана, деяния которого излагает Ктесий в первой книге Историй²⁴⁹, и друг Кира, Памфил²⁵⁰, также Аполлоний²⁵¹, Дамигерон, Дардан²⁵², Бел²⁵³, Юлиан²⁵⁴, Бебул²⁵⁵ и все те, о которых говорят как об имевших выдающееся значение и известность в подобного рода фокусах: пусть они сообщат кому-либо из народа власть давать устам немых способность ясной речи, отверзать слух глухих, восстанавливать у слепорожденных естественные свойства глаз и возвращать уже давно оцепеневшим членам чувствительность и жизнь. Или, если это слишком трудно и если они не могут другим дать власть для такого рода дел, пусть сами они делают это и именно с применением своих обычаев; пусть они соберут и применят все волшебные травы, которые питают недро земли, все имеющие силу нашептываемые слова и присоединяемые необходимые наговоры – мы не препятствуем, не отказываем им в этом; пусть будет испытано и узнано, могут ли они со своими богами производить то, что совершали простые христиане посредством одних повелений.

Перестаньте, неведущие [люди], обращать столь великие предметы²⁵⁶ в поругания, которые нисколько не повредят Тому, кто это совершил, но вам принесут опасность, – опасность, говорю, немалую, но относящуюся к тому, что имеет исключительное, преимущественное значение, так как душа есть нечто драгоценное, и для самого человека ничего не может быть более дорогого. Ничего, как вы думаете, магического, ничего человеческого, фокуснического или лукавого, никакого обмана не скрывалось во Христе, хотя вы обыкновенно насмехаетесь [над Ним] и предаетесь необузданному хохоту. Он был Бог вышний, Бог по самому существу, и Бог из неведомых царств был послан Богом (Deo), властителем (principe) всего, как Спаситель, относительно Которого ни самое солнце, ни какая-либо из звезд, если они обладают способностью разумения, ни правители и властители мира, ни, наконец, великие боги или те, которые, выдавая себя за богов, наводят страх на весь род человеческий, не могли знать или предполагать, откуда Он и кто Он. И это справедливо. Но, по оставлении тела, которое Он имел как незначительную часть Свою, и после того, как Он дал Себя видеть и знать, какое величие свойственно Ему, все стихии мира, устрашенные необычайностью событий, пришли в смятение, земля поколебалась и задрожала, море до самого дна взволновалось, воздух покрылся густой тьмой, жар огненного круга солнца ослабел, и оно оцепенело. Что же еще могло произойти после того, как был узнан как Бог Тот, Кто уже давно считался одним из нас?

Вы, конечно, не верите этим фактам. Но те, кто наблюдали их, кто собственными глазами видели их совершающимися, наилучшие свидетели и самые надежные удостоверители, и сами верили в них, и передали их нам, потомкам, как вполне достоверные, с немаловажными подтверждениями. Вы, может быть, спросите: кто же это? Племена, народы, нации и тот неверующий род человеческий, который, если бы дело не было очевидным и, как говорится, яснее самого солнца, никогда не согласился бы поверить явлениям подобного рода. Неужели мы можем сказать, что люди того времени до такой степени были пусты, лживы, глупы и неразумны, что воображали себя видевшими то, чего никогда не видели, и сообщали, ложно свидетельствуя, или подкрепляли детскими уверениями то, чего совсем не было, и попусту подвергали себя ненависти, и носили считавшееся презренным имя, между тем как они могли бы жить в согласии с вами и иметь с вами дружественные отношения?

Но если сообщения обо всем этом, как вы говорите, ложны, то почему религия эта в столь короткое время распространилась по всему миру и каким образом могли прийти к единомыслию народы, рассеянные по [разным] странам и отделенные одни от других через место жительства и климатические условия? Неужели они были обольщены одними уверениями, были увлечены пустыми надеждами и добровольно захотели с безумным отчаянием подвергать себя опасностям жизни, хотя не видели ничего такого, что своей необычайной чудесностью могло бы склонить их к этой религии? Напротив того, так как они видели исполнение всего этого Им Самим и Его проповедниками, которые, будучи посланы в весь мир, приносили благодеяния Отца как дары душам и телам, то, побежденные силой истины, предали себя Богу и не считали великим лишением для себя предоставить вам свои члены и отдать свои тела на растерзание.

Но наши писатели лживо изложили это, чрезмерно преувеличили незначительные события и через напыщенные похвалы придали мелочам важное значение? Однако если бы могло быть изложено в писаниях все то, что было совершено Им Самим и что с одинаковой властью и силой было исполнено Его проповедниками, то такое обилие чудес сделало бы вас более неверующими и вы, может быть, могли бы найти повод к тому, чтобы казалось весьма вероятным, что и события преувеличены, и сделаны подложные добавления к писаниям и толкованиям. Но не могло все быть записано и достигнуть слуха всех среди некультурных народов и не знакомых с употреблением письма, и если что записано и описано, то здесь, по злобе демонов, ревностно заботящихся об устранении этой истины, и подобных им людей²⁵⁷, одно вставлено и добавлено, а другое изменено, и сделаны опущения слов, слогов и букв, чтобы и помешать доверию людей благоразумных, и ослабить значение фактов²⁵⁸. И никогда нельзя будет на основании этих свидетельств Писания вывести надлежащим образом (bene) заключение о том, кто был Христос, дело которого для того только открыто (cujus in id solum dimissaest causa)²⁵⁹, чтобы, если подтвердится (constiterit) истинность того, что мы говорим, через исповедание всех было доказано, что Он Бог.

Вы не верите нашим писаниям, а мы не верим вашим писаниям. Мы [по вашим словам] выдумываем ложь о Христе: и вы распространяете пустые и ложные сведения о ваших богах; ибо не бог какой-либо, спустившийся с неба, написал собственными руками ваши писания или подобным образом умалил значение наших писаний и [нашей] религии. Эти написаны людьми, и те написаны людьми, изложены человеческой речью, и все то, что вы с настойчивостью говорите о наших писателях, примите и считайте за сказанное и имеющее одинаковое значение относительно ваших. Вы утверждаете, что истинно то, что содержится в ваших писаниях; необходимо должны вы признать и истинность того, что записано в наших писаниях. Вы обвиняете наши писания во лжи; и мы обвиняем ваши во лжи. Но «наши [писания]», говорите вы, «более древни и потому достоверны и истинны», как будто бы древность не служит обильным источником заблуждениий и не она породила те рассказы, которые заклеймили богов позорными пятнами в бесстыдных баснях. Разве за десять тысяч лет тому назад нельзя было слышать ложь и верить ей, и не более ли правдоподобно то, что близкому и недалекому более свойственна достоверность, нежели тому, что отделено длинным промежутком времени? Ибо первое основывается на свидетелях, а последнее – на мнениях, и гораздо скорее можно признать, что менее вымыслов в новом, чем в том, что происходит из отдаленной темной древности.

Но "они²⁶⁰ написаны людьми необразованными и простыми, и поэтому не следует легкомысленно верить им». Рассуди, не служит ли это скорее причиной того, что они не искажены никакой ложью, как написанные простодушно и чуждые стремлению к искусственности и преувеличениям. «Язык их прост и нечист», потому что истина никогда не стремится к прикрасам, и то, что дознано несомненно, не допускает развития речи посредством длинных периодов. Силлогизмы, энтимемы²⁶¹, определения понятий и все те украшения речи, через которые стараются приобрести доверие к утверждениям, хотя помогают в предположениях, но не представляют черт истины. Впрочем, кто знает то, что говорится, тот не употребляет определений и силлогизмов и не пользуется искусственными выражениями, которыми обыкновенно пленяются слушатели и через необходимые ухищрения склоняются к согласию.

Ваши писания, говорят, усеяны варбаризмами, солецизмами и обезображены грубыми погрешностями²⁶². Этот укор совершенно детский и свойствен ограниченному уму. Если бы мы допустили правильность этого [укора], то должны были бы изъять из нашего употребления некоторые виды плодов, как рождающиеся вместе с шипами и другими отбросами (purgamentis)²⁶³, которые не могут служить пищей для нас и, однако, не мешают нам пользоваться тем, что составляет существенную часть и что определено природой служить на пользу нам. Ибо что мешает, спрашиваю я, и какое затруднение для понимания представляет, если излагается что-либо гладко, или шероховато и грубо, и если произносится протяжно (inflectatur) то, что должно произносить с повышением голоса (acui), или произносится с повышением голоса то, что должно произносить протяжно? И каким образом становится менее верным сказанное, если встречаются погрешности относительно числа или падежа, предлога, причастия, союза? Этот блеск языка и построение речи по правилам пусть соблюдаются на ораторской кафедре, в процессах, на форуме, в судах и пусть предоставляются в особенности тем, кто, ища привлекательности и удовольствий, все свое старание употребляют на красоту выражений. Когда дело касается предметов, далеких от хвастовства, то должно обращать внимание на то, что говорится, а не на то, с какой приятностью говорится, и не на то, что ласкает слух, а на то, какую пользу приносит, это слушателям, тем более что мы знаем, что также некоторые философы не только пренебрегали отделкой языка, но даже, имея возможность говорить изящнее и с большей полнотой, нарочито пользовались обыкновенной простой речью, чтобы не повредить строгой серьезности и не тщеславиться софистическим пустым блеском. Ибо в делах важных искать удовольствия и, имея дело с нездоровыми и больными, ласкать слух их приятными словами, а не лекарства прикладывать к ранам, служит доказательством легкомыслия. Впрочем, собственно говоря, никакая речь по природе не бывает ни правильной, ни неправильной. Ибо есть ли какое-либо естественное основание или закон, начертанный в мировом порядке, чтобы говорить «эта» стена и «этот» стул, хотя они не имеют полов, которые можно было бы различать как мужской и женский род, и никакой ученейший человек не может мне объяснить, что такое «этот» и «эта» и почему одно из них обозначает мужской пол, а другое употребляется при женском роде. Это человеческие установления и не для всех необходимые при употреблении языка; потому что можно было бы, может быть, вполне безупречно говорить и «эта» стул, и «этот» стена, если бы сначала было принято так говорить и если бы в последующие века это удержалось в общей разговорной речи. И, однако, вы, обвиняющие наши писания, как обезображенные грубыми ошибками, не встречаете ли эти погрешности также в величайших и дивных произведениях? Не говорите ли вы то haec utria, то hos utres, то caelus, то caelum, также pileus и pileum, crocus и crocum, fretus и fretum? He употребляется ли у вас hoc рапе и hic panis, hic sanguis и hoc sanguen, candelabrum и juguium и равным образом candelaber и jugulus? Ведь если каждое в отдельности имя не может иметь более одного рода и не может быть то одного, то другого рода, потому что один род не может переходить в другой, то столько же погрешает тот, кто мужские имена употребляет в женской форме, сколько погрешает тот, кто мужской член ставит перед именами женского рода. Но мы видим, что вы употребляете и имена мужские в женской форме, и женские – в мужской, а те, которые вы называете neutra²⁶⁴, – в той и другой форме без всякого различия. Таким образом, или не составляет никакой погрешности безразлично пользоваться ими, и вы несправедливо приписываете нам обезображение грубыми погрешностями языка, или, если несомненно то, что каждое слово должно употребляться согласно с известными правилами, то также и вы страдаете подобного рода погрешностями, хотя вы имеете всех Эпикадов, Цезеллиев, Верриев, Скавров и Низов²⁶⁵.

Но, говорят, «если Христос был Бог, то почему Он явился в образе человека и почему Он умер, как человек?». Могла ли эта невидимая сила, не имеющая ничего телесного, явиться в мире, быть доступной для него и вступать в общение с людьми иначе, нежели приняв некоторый покров более или менее плотной материи, на которую мог бы быть обращен взор и который мог бы спокойно быть созерцаем? Ибо кто из людей мог бы увидеть и заметить Его, если бы Он восхотел таким явиться на земле, каков Он по Своей изначальной природе и каким Он Сам восхотел быть в Своей сущности или божественности? Поэтому Он принял образ человека и в подобии нашему роду сокрыл Свое могущество²⁶⁶, чтобы мог быть видимым и замечаемым, говорить [с людьми], учить и совершать все то, для исполнения чего Он пришел в мир по воле и определению высочайшего Царя.

«Что же, разве высочайший Царь, – говорят, – не мог без принятия образа человека совершить то, исполнение чего в мире Он определил?» Если бы необходимо было совершить это так, как вы говорите, то Он, может быть, так и совершил бы, а так как это не было необходимо, то Он совершил это иначе. Почему Он восхотел [совершить это] так, а не иначе, причины этого сокрыты во мраке и едва ли постижимы для кого-либо. Но ты, может быть, мог бы понять их, если бы уже давно не был подготовлен к непониманию и если бы не настроил себя к упорному неверию прежде, чем было бы изложено то, что ты ищешь знать и слышать.

«Но Он умер как человек». Не Он Сам, ибо божественное не может быть уничтожено смертью, и то, что едино и просто и не состоит из соединения каких-либо частей, не может разложиться и погибнуть. «Кто же был видим висящим на кресте и кто умер?» Человеческое естество (homo), которое Он принял и носил с Собою (secum portabat). «Это неимоверно и покрыто непроницаемой тьмой». Если угодно, это не темно и подтверждается следующими примерами. Если бы Сивилла в то время, когда она, будучи, как вы говорите, исполнена силы Аполлона, изрекала оракулы, была убита и лишена жизни безбожными разбойниками, то неужели можно было бы сказать, что в ней был умерщвлен Аполлон? Если бы Бакид, Гелен, Марций²⁶⁷ и другие подобным образом прорицавшие предсказатели были лишены жизни и света, то неужели кто-нибудь мог бы сказать, что были умерщвлены по закону, которому подлежит человечество, те, которые, говоря их устами, открывали спрашивавшим ход событий? Та смерть, о которой вы говорите, была [смертью] воспринятого человеческого естества (hominis), а не Его Самого, носимого, а не носящего²⁶⁸, и самый образ не подвергся бы ей, если бы не должно было совершиться столь великое дело²⁶⁹ и в сокровенных тайнах смерти (fati) открыться неизъяснимое определение.

Скажешь: «Какие это сокровенные и непроницаемые тайны?». Те, которых никто из людей не может знать и которых даже так называемые боги мира не могут достигнуть ни в каких догадках и предположениях, за исключением тех, коих Сам Он удостоил наделить дарами такого знания и ввести в сокровенные глубины таинственного святилища. Что же? Если бы Он не хотел, чтобы кто-либо наложил на Него руки, то не должен ли Он был бы все усилия употребить к тому, чтобы даже всей силой удалить от Себя Своих врагов? Возвращавший зрение слепым разве не мог, если бы нужно было, поразить (врагов) слепотой? Дававшему крепость сил расслабленным разве трудно или тяжело было сделать их расслабленными? Повелевавший хромым ходить разве не мог через затвердение жил связать движение членов? Выводившему умерших из гробов разве трудно было подвергнуть смерти кого угодно? Но так как [божественное] определение требовало исполнения того, что было предопределено, и именно здесь, в самом мире, и так, как это совершилось, то Он, в Своей неоценимой и неимоверной благости, смотря на беззакония людей в отношении к Нему, как на детское неразумие, допустил бесчеловечных, жестоких палачей (latronibus) наложить на Него руки и не признал необходимым вменить им то, что учинила их дерзость, чтобы только Своим открыть, что они должны ожидать от Него. Ибо когда Он, давая наставления об опасностях для душ в худой жизни и, наоборот, о спасении их в добродетельной жизни, определил как учитель и законодатель соответствующие Его законам и установлениям обязанности, то не сокрушил ли Он гордыню высокомерия, не угасил ли пламя страстей, не обуздал ли ненасытность алчности, не исторг ли оружие из рук и не уничтожил ли всякие рассадники всех пороков? Наконец, Сам Он не был ли кротким, тихим, доступным для всех, обходительным, соболезнующим несчастиям человеческим и, умилосердившись над всеми вообще, удрученными страданиями и телесными недугами и болезнями, не исцелял ли и не спасал ли их?

Что же побуждает и заставляет вас злословить, поносить и проявлять непримиримую вражду в отношении к Тому, Кого никто не мог обвинить и уличить в каком-либо преступлении? Своих тиранов и царей, которые, оставив страх перед богами, расхищали и разграбляли сокровищницы храмов, которые через проскрипции, ссылки и убийства отнимали знатнейших граждан у государств и посредством необузданного насилия лишали матрон и девиц целомудрия, вы называете индигетами²⁷⁰ и богами, и тех, кого вам следовало горячо ненавидеть, вы чествуете посредством пиршеств, жертвенников, храмов и других видов культа, торжественных зрелищ и празднеств в дни рождения. Также и всеми теми, которые в написанных ими разнообразных сочинениях подвергают язвительным насмешкам общественные нравы, которые бичуют, клеймят и поносят роскошь и ваши пороки, которые, благодаря долговременному сохранению сочинений, распространяют позорные явления своего времени до потомков, которые внушают общность браков, которые ложатся вместе с красивыми, распущенными, нагими мальчиками, которые называют вас скотами, беглецами, ссыльными, рабами худшего разряда, бешеными и сумасшедшими, – вы восхищаетесь, рукоплещете им, превозносите их до звезд небесных, помещаете в книгохранилищах, чествуете посредством колесниц и статуй и, насколько это зависит от вас, как бы увековечиваете их через свидетельство бессмертных надписей. Одного только Христа вы хотели бы, если бы это возможно было в отношении к Нему как Богу, опозорить, растерзать и даже, если бы это можно было, изгрызть Его, подобно диким зверям, кровожадной пастью и проглотить вместе с раздробленными костями. За какую же, прошу вас сказать, вину, за какой проступок? Что такое совершил Он, что отступало бы от правого пути и что могло бы возбуждать в вас жестокую, бешеную ненависть? Не за то ли, что Он возвестил о Себе как о страже ваших душ, посланном единым Царем, и что Он приносит вам бессмертие, которым, как вы убеждены, вы обладаете, будучи склонены к этому уверениями немногих людей? Но если бы даже было несомненным для вас, что Он говорит ложь и подает пустые надежды, то и в таком случае я не вижу основания, почему вы должны были бы ненавидеть Его, враждебно нападать на Него и осуждать; напротив, если бы вы обладали спокойствием и добродушием, то уже по тому одному должны были бы любить Его, что Он обещал вам достойное желание и благоприятное, что Он был провозвестником всего доброго, что Он проповедовал то, что ничьего сердца не огорчало, но, наоборот, наполняло его верной надеждой.

О, неблагодарный и безбожный род людей, доведенный неимоверным упорством до собственной погибели! Если бы из отдаленных и совершенно неизвестных вам стран прибыл к вам какой-либо врач, обещая такое лекарство, которое вполне избавляло бы ваши тела от всех видов болезней и недугов, то не прибежали ли бы все вы наперерыв друг перед другом? Не приняли ли бы вы его дружески в своих стенах, оказывая ему всякие любезности и почести? Не желали ли бы вы, чтобы это лекарство было действенным и чтобы справедливым оказалось обещание об освобождении тел от столь многочисленных недугов до последних пределов жизни? И хотя бы успех был сомнительным, вы, однако, с доверием отнеслись бы и без колебания пили бы неизвестный напиток, побуждаемые надеждой на обещанное выздоровление и желанием сохранения здоровья. Воссиял и явился Христос, провозвестник величайшего дела [спасения], принесший верующим добрые обетования и спасительные вести. Что это за жестокость, за бесчеловечность столь великая или, правильнее говоря, высокомерие и превозношение, что Провозвестника и Подателя столь великого дара не только терзают путем злословий, но преследуют посредством жестокой войны с применением всякого рода оружия? Вам не нравится то, что Он говорит, и выслушивается вами с досадой – считайте это за смешное пророчество. Говорит Он глупости и обещает нелепые дары – смейтесь, как [смеются] мудрые люди над вами, и предоставьте глупости оставаться при своих заблуждениях. Что это за жестокость, чтобы повторить то, что часто говорилось, и какая кровожадность – объявлять непримиримую войну Тому, кто ни в чем не провинился перед тобой, растерзать, если бы возможно было, вместе с самыми внутренностями Того, Кто не только не причинил никому никакого зла, но даже врагам благоволил открыть, какое спасение приносится душам от верховного Бога и что нужно делать для того, чтобы избежать погибели и достигнуть неизвестного [им] бессмертия? Но так как необычайность учения (rerum) и неслыханность обетования смущали умы слушателей и склоняли веру к колебанию, то Господь всех сил и Истребитель самой смерти допустил умертвить свое человеческое естество, чтобы из последующего²⁷¹ они узнали, что несомненны их надежды, которые они уже давно имели относительно спасения душ, и что иным образом нельзя избежать опасности смерти.

Если представится возможность, я желал бы в этом месте, сделав небольшое отступление от первоначального плана, обратиться ко всем тем, кому ненавистно имя Христа, со следующими словами: если вы не считаете обидным для себя что-то ответить на вопросы, то объясните нам и скажите, что это значит или что служит причиной того, что вы столь жестокими войнами преследуете Христа, или какие вы таите в себе оскорбления с Его стороны, что при упоминании Его имени воспламеняетесь и приходите в дикое неистовство? Разве Он, присвоив Себе царскую власть, наполнил всю землю враждебными войнами и отчасти истребил и уничтожил те народы, которые с самого начала были мирными, а отчасти принудил подчиниться Ему, победив их упорство? Разве Он, сгорая страстью корыстолюбия, присвоил Себе, как собственное имущество, те богатства, которые с усердием старался накапливать род человеческий? Разве Он, в пылу страстного сластолюбия, разрушил насильственно преграды целомудрия или тайно посягал на брачные союзы других? Разве Он, вследствие надменности и гордого высокомерия, наносил обиды и оскорбления всем (passim) без различия лиц?

Он не на всех распространил свет жизни и не [от всех] удалил опасность неведения? Но если бы Он недостоин был того, чтобы вы должны были слушать Его и верить Ему, то уже по тому самому Он не должен быть пренебрегаем вами, что Он указал вам средства спасения, открыл вам пути к небу и желанное бессмертие. «Но Он потому, конечно, заслуживает ненависти, что изгнал религии из мира, что не допускал служения богам». Так неужели же может быть обвиняем как уничтожитель религии и виновник безбожия Тот, Кто ввел в мире истинную религию, Кто людям слепым и на самом деле живущим в безбожии открыл двери благочестия и указал, кому они должны подчиняться? Есть ли какая-либо религия, более истинная, более соответствующая нашим обязанностям, более имеющая силы и более справедливая, нежели та, чтобы знать верховного Бога, уметь смиренно молиться верховному Богу, Который служит единственным Главой и постоянным Источником всех благ, Отцом, Основателем и Создателем всего сущего, от Которого все земное и все небесное одушевляется и получает движение и жизнь и Которого если бы не было, то ничто не имело бы наименования и не существовало бы.

Вы, может быть, сомневаетесь, существует ли тот Повелитель, о котором мы говорим, и более верите в существование Аполлона, Дианы, Меркурия, Марса? Представь себе истинных судей, и они, окинув взором все то, что мы видим, скорее усомнятся в существовании других богов, нежели будут сомневаться в бытии того Бога, Которого все мы по природе признаем, когда восклицаем «о, Боже!» или когда выставляем этого Бога свидетелем против несправедливости и так, как будто Он нас видит, поднимаем лицо к небу. «Но Он воспретил людям молиться низшим богам». Знаете ли вы, кто эти низшие боги или где они? Неужели мысль или воспоминание о них когда-то настолько овладели вами, что вы справедливо негодуете на то, что упразднено служение им и что они лишены чествований? Если бы высокомерие и то, что греками называется τυφός (надменность), не препятствовали и не служили преградой для вас, то вы уже давно могли бы знать, что и почему Он воспретил в тех границах, в которых Он хотел установить истинную религию, какая великая опасность для вас происходит оттого, что вы колеблетесь в повиновении [Ему], и от каких зол вы освободились бы, если бы отказались от опасного заблуждения.

Но все это с большей ясностью и обстоятельностью будет изложено, когда мы более продвинемся вперед. Ибо мы покажем, что Христос не учил народы безбожию, но избавил неведущих жалких людей от злейших разбойников²⁷². Мы не верим, говорите вы, в истинность того, что Он говорит. Что же? Разве для вас ясна неистинность того, истинность чего вы отрицаете, хотя предстоящее и еще не открывшееся не может быть опровергаемо никакими доводами? «Но и Сам Он не подтверждает Своих обетований». Это так, потому что, как я сказал, не может быть никакого доказательства относительно будущего. И так как будущее имеет то свойство, что оно не может быть заранее понимаемо и обсуждаемо, то не более ли разумным является требование, чтобы из двух [предметов] неизвестных и находящихся в состоянии неопределенности и ожидания скорее верить тому, что подает какие-либо надежды, нежели тому, что совсем [не подает] никаких надежд? Ибо с тем не соединяется никакой опасности, если то, о чем говорится, как о предстоящем, окажется пустым и не имеющим значения, но от этого получится величайший вред, т. е. утрата спасения, если, по наступлении времени, откроется, что оно не было ложью.

Что говорите вы, [люди] неведущие и заслуживающие оплакивания и сожаления? Неужели вы не опасаетесь того, что может быть истинным то, что вы презираете и что служит для вас предметом осмеяния? Неужели у вас, по крайней мере в тайных думах, не возникает мысль, что то, чему вы теперь в упорном извращении отказываетесь верить, будет доказано в будущем и приведет к наказанию через неизбежное раскаяние? Неужели вам не внушают доверия, по крайней мере, эти доказательства веры, что в столь короткое время служение этому высочайшему имени распространилось по всей земле, что уже нет ни одного столь варварского и неукротимого народа, который, изменившись вследствие любви к нему, не смягчил бы своей жестокости и, достигнув успокоения, не склонился бы к миролюбию, что одаренные великими дарованиями ораторы, грамматики, риторы, законоведы, врачи и даже исследователи тайн философии, презрев то, чему незадолго перед тем верили, стремятся к этому учению, что рабы предпочитают подвергаться определяемыми господами мучениям, супруги – быть разлученными, дети – быть лишенными наследств родителями, нежели нарушить веру христианскую и оставить знамя (sacramenta) спасительного служения (militiae), и что христианство более и более умножается, несмотря на столько установленных вами родов наказаний для следующих законам этой религии, и народ, вопреки всем угрозам и устрашающим запрещениям, с большим воодушевлением проявляет непоколебимость и самим запрещением возбуждается и поощряется к ревности о вере²⁷³? Неужели вы думаете, что это делается без основания или необдуманно и что настроение это получается вследствие случайных обстоятельств? Не есть ли это, таким образом, божественное и святое дело, и неужели без Бога происходят такие изменения душ человеческих, что, несмотря на крючья палачей²⁷⁴ и на другие бесчисленные мучения, угрожающие, как мы сказали, верующим, они, будучи проникнуты некоторого рода сладостным чувством и любовью ко всем добродетелям, держатся познанного ими учения и предпочитают общение (amicitias) с Христом всем благам (rebus) мира?

Впрочем, может быть, вам кажутся отупевшими и безрассудными те, кто уже по всему миру сходятся и объединяются в единомыслии относительно этой веры. Что же? Неужели вы одни одарены истинной силой мудрости и понимания и видите что-то другое и более глубокое; вы одни понимаете, что все это вздор, что пустые слова и детские нелепости то, что мы ожидаем получить от верховного (principalis) Царя? Откуда, спрашиваю, вам сообщено столько мудрости? Откуда или из каких наук вы могли получить столько проницательности, сообразительности (vivacitatis) и столько разумения и почерпнуть столько прозорливости (divinationis)? Так как вы умеете изменять имена по падежам и глаголы по временам, избегать варваризмов и солецизмов, так как вы можете или сами говорить плавной, стройной и изящной речью, или узнавать речь неотделанную, так как вы имеете запечатленными в памяти Вертеп (Fornicem) Луцилия²⁷⁵ и Помпониева Марсия (Marsyam)²⁷⁶, так как [вы знаете], какие существуют формы установления спорных пунктов, сколько есть родов судебных процессов и изложения, что такое род и вид и чем отличается противоположное от противополагаемого, то неужели вы поэтому считаете себя знающими, что истинно и что ложно, что может или не может быть и в чем состоит сущность низшего и высшего? Неужели до вашего слуха никогда не достигало известное изречение, что мудрость человеческая есть глупость перед верховным Богом²⁷⁷?

И вы сами не видите ли с точностью, что когда вы рассуждаете о предметах темных и хотите раскрывать тайны природы, то вы не знаете даже того, что говорите, в чем уверяете, что защищаете большей частью с чрезвычайной горячностью, и каждый отстаивает свои предположения как доказанные и постигнутые [истины] и упорно борется за них? Что же? Можем ли мы сами по себе знать, вижу ли я истину, хотя бы даже целые столетия посвящались исследованию вещей, – мы, которых какая-то сила (res) создала и сделала вследствие зависти столь слепыми и гордыми, что хотя мы ничего не знаем, однако обманываем себя и, из-за высокомерия и надменности, кичимся воображаемым знанием? Ибо, опуская божественное и то, что покрыто естественной тьмой, может ли кто-либо из смертных объяснить то, чего не мог понять Сократ в «Федре», – что такое человек или откуда происходит он²⁷⁸, – существо неопределенное, переменчивое, шаткое, обманчивое, многосложное и многообразное, – для чего он создан, чьим умом он изобретен, что он делает в мире, почему он испытывает такое множество злоключений, земля ли, пришедшая в гниение от некоторой влаги, дала жизнь ему, подобно тому как червям и мышам²⁷⁹, или от руки какого-либо творца и художника эти очертания тела и лица получили форму? Может ли он, говорю, знать то, что находится перед глазами всех и всеми чувствуется, – вследствие каких причин мы погружаемся в сон и пробуждаемся, каким образом происходят сновидения и видения, даже то, в чем сомневается Платон в «Теэтете»²⁸⁰, – находимся ли мы когда-либо в бодрственном состоянии, или то, что называется бодрствованием, составляет часть сна, и что, как нам кажется, мы делаем, есть сновидение; когда мы говорим, что мы видим, то видим ли мы вследствие силы света и лучей или потому, что [до нас] доносятся образы предметов и опускаются на наши глазные зрачки; заключается ли вкус в самих предметах, или он происходит от соприкосновения их с нёбной полостью; вследствие каких причин волосы утрачивают природный черный цвет и не все сразу, но постепенно все более делаются седыми; отчего происходит то, что все жидкости вследствие смешения их образуют одну массу; одно только масло²⁸¹ не допускает погружения в него [других жидкостей], но постоянно, оставаясь непроницаемым [для них], собирается, явственно удерживая природные свойства; почему, наконец, сам дух, который вы называете бессмертным и богом²⁸², в больных бывает больным, в детях – неразумным, в старости ослабевает и болтает вздор и нелепости? Но бессилие и неведение тем более жалки, что если когда-либо является возможность сказать что-нибудь истинное, то и относительно этого самого мы не можем быть уверенными, сказали ли мы что-либо истинное.

И так как вы обыкновенно насмехаетесь над нашим легковерием (fidem) и самую веру (credulitatem) язвите шутками и остротами, то скажите, любезнейшие, напоенные вином мудрости и пресытившиеся [этим] напитком: есть ли в жизни какой-либо род дел, занятий или деятельности, которые исполнители их предпринимали бы, брали на себя и начинали без предшествующей веры? Путешествуете ли вы по суше или по воде, не веря тому, что, по окончании дел, вы возвратитесь домой? Вспахиваете ли вы землю и засеваете ли ее различными семенами, не веря тому, что с переменой времен года вы получите плоды? Вступаете ли вы в брачные союзы без веры в то, что они будут соблюдаться супругами свято и без нарушения верности долгу? Не принимаете ли вы на себя воспитание детей с уверенностью в том, что они останутся живыми и по ступеням возраста достигнут пределов старости? Не вручаете ли вы больное тело в руки врачей, имея уверенность в том, что жестокие болезни будут ослаблены и облегчены? Когда вы ведете войны с неприятелями, то не бываете ли уверены в том, что будете иметь успех в сражениях и одержите победу? Когда вы чтите богов и молитесь им, то не верите ли вы, что они существуют и благосклонно выслушивают ваши моления?

Что же? То относительно предметов, недоступных человеческому познанию, что сами вы писали или читали, видели ли вы собственными глазами или имели ли в руках и осязали? Не верит ли каждый из вас тому или другому авторитету? Кто убежден в истинности того, что другой говорит, тот не находит ли в этом в некоторой степени как бы гарантию достоверности? Кто за начало всех вещей считает огонь или воду, тот не верит ли Фалесу или Гераклиту? Кто за первооснову признает числа, тот не [верит] ли Пифагору Самосскому или Архиту²⁸³? Кто разделяет душу и принимает бестелесные образы, тот не [верит] ли Платону, ученику Сократа²⁸⁴? Кто к первоначальным основам присоединяет пятый элемент, тот не [верит] ли Аристотелю²⁸⁵, отцу перипатетиков? Кто угрожает, что мир сгорит, когда настанет время, от огня, тот не [верит] ли Панетию, Хрисиппу, Зенону? Кто признает мир постоянно образующимся из неделимых тел²⁸⁶ и распадающимся на них, тот не [верит] ли Эпикуру, Демокриту, Метродору²⁸⁷? Кто утверждает, что человек ничего не понимает и что все покрыто непроницаемой тьмой, тот не [верит] ли Аркесилаю²⁸⁸, Карнеаду²⁸⁹ или, наконец, какому-нибудь приверженцу Старой или Новой Академии?

Не говорят ли, наконец, сами представители и основатели названных школ (sententiarum), что их утверждения основываются на вере в их предположения? Видел ли Гераклит происхождение вещей из превращения огня, Фалес – из сгущения воды, Пифагор – соединение чисел, Платон – бестелесные образы, Демокрит – столкновение атомов, и те, кто утверждают, что вообще ничто не может быть понято, знают ли об истинности того, что они говорят, чтобы понять, что это их утверждение служит выражением истины? Так как вы, таким образом, ничего не имеете несомненного и с точностью известного вам, и все то, что вы пишете и излагаете в тысячах книг, вы утверждаете на основании веры, то что это за столь несправедливое решение – смеяться над нашей верой, хотя вы видите, что вы имеете общую с нами веру? Но вы верите людям мудрым и сведущим во всех родах наук. Именно тем, кто ничего не знают и ничего не открывают, кто из-за своих мнений ведут войны с противниками и постоянно борются с враждебным упорством, которые, колебля, разрушая и уничтожая положения друг друга, сделали все сомнительным и разногласием показали, что ничего нельзя знать.

Но пусть это нисколько не мешает и пусть ничто не препятствует тому, чтобы вы должны были наиболее им верить и [их] слушать. Почему же вы в этом отношении должны иметь более, а мы менее? Вы верите Платону, Кронию²⁹⁰, Нумению²⁹¹ или кому захотите, а мы верим Христу и на Нем основываемся. Какую великую несправедливость представляет то, что хотя и вы, и мы основываемся на авторитетах и хотя у нас и у вас одна общая вера²⁹², однако вы хотите, чтобы вам было позволено принимать то, что они говорили, но не хотите, чтобы мы слушали и принимали во внимание то, что было сказано Христом! Но, если сравнить основания с основаниями и одну сторону с другой, то скорее мы можем доказать, почему мы последовали за Христом, нежели почему вы [последовали] за философами. Мы последовали за Ним именно по причине Его великих дел и могущественных сил, которые Он обнаружил и проявил в различных чудесах и вследствие которых каждый мог необходимо прийти к вере и с уверенностью признать, что это дела не человека, но некой божественной и сокровенной силы. Но каким силам философов вы последовали, чтобы вам необходимо было более верить им, чем мы Христу? Кто из них мог когда-либо одним словом или одним властным повелением – я не говорю – морской шторм или ярость бурь обуздать и укротить, ослепшим или слепорожденным восстановить зрение, умерших возвратить к жизни, многолетние болезни прекратить, но, что гораздо легче, одним воспрещением исцелить чирей, чесотку или укоренившуюся мозоль? Мы не хотим отрицать того, что они заслуживают похвалы за нравственную чистоту и что они сведущи во всех областях научных знаний, потому что мы знаем, что они и говорят изящно, и речь их течет стройно и гладко, делают остроумные умозаключения, располагают доказательства в строгой последовательности, подводят свои положения под определения, делают расчленения и разделения, много говорят о родах чисел и музыке, выясняют своими положениями и правилами предметы, относящиеся к геометрии. Но какое это имеет отношение к делу? Разве энтимемы, силлогизмы и прочее тому подобное могут служить ручательством того, что они знают истину или что вследствие этого они заслуживают того, чтобы необходимо должно было верить им относительно сокровенных предметов? Значение лиц должно быть оцениваемо не по силе красноречия, а по достоинству их дел. Не тот должен быть назван истинным авторитетом, кто умеет искусно говорить, а тот, обещания которого сопровождаются соответствующими божественными делами.

Пусть вы противопоставляете нам доводы и остроумные предположения; но если бы Сам Христос пользовался ими перед собравшимся народом, то – да не прогневается Он и да простит мне мои слова! – кто согласился бы с Ним, кто слушал бы Его, кто признал бы, что Он открывает нечто [необычайное], кто, хотя бы это был немудрый и безрассудно легковерный, последовал бы за Ним, если бы Он говорил пустые, праздные слова? Явные чудеса и неслыханная сила, [проявленная] в делах, открыто совершенных Им Самим или совершенных во всем мире Его провозвестниками, – они обуздали пыл страстей и произвели то, что племена, народы и нации совершенно различных нравов единодушно соединились в принятии одной и той же веры. Ибо можно перечислить и с точностью указать то, что произошло в Индии, у серов²⁹³, персов и мидян, в Аравии, Египте, Азии, Сирии, у галатов, парфян, фригийцев, в Ахайеи, Македонии, Эпире, на островах и во всех провинциях, освещаемых восходящим и заходящим солнцем, наконец, в самом господствующем Риме, жители которого хотя были увлечены хитростями²⁹⁴ царя Нумы и древними суевериями, однако не замедлили оставить отечественную религию (res) и соединиться с христианской истиной. Ибо они видели колесницу Симона волхва и огненную четверку лошадей (quadrigas), рассеянные устами Петра и исчезнувшие от имени Христова²⁹⁵. Видели они, говорю, как он, полагаясь на ложных богов и будучи вследствие их страха оставлен ими, низвергся из-за своей тяжести и лежал на земле со сломанными ногами и как после того, отправившись в Брундизий²⁹⁶ и будучи удручен страданиями и стыдом, снова бросился вниз с высочайшей вершины. Вы не знаете всех этих событий, не хотели знать их, и никогда не считали это необходимым для себя, и, полагаясь на свой ум и называя мудростью высокомерие, вы тем обманщикам, тем, говорю, пагубным [обманщикам], для которых важно унизить имя христианское, дали возможность распространять тьму и покрыть мраком столь важные факты, лишить вас веры и подвергнуть ее презрению, чтобы они, предчувствуя близость заслуженного ими конца, могли также и вас привести в такое положение, чтобы вы могли подвергнуться погибели и лишиться божественного благоволения.

Однако неужели вы, с высоким уважением относящиеся к мнениям ученых и философов и преклоняющиеся перед ними, не считаете весьма несправедливым нападать на нас и насмехаться над нами, как говорящими глупости и вздор, когда оказывается, что и вы говорите то же или подобное тому, над чем смеетесь, когда мы говорим и высказываем это? Я говорю не с теми, которые, размявшись по различным окольным путям и изменяя мнения, пристают то к одной, то к другой школе; я обращаюсь с речью к вам, следующим Меркурию²⁹⁷, Платону или Пифагору, и к вам прочим, держащимся одного образа воззрения и при единстве мнений идущим одними и теми же путями. Вы осмеливаетесь смеяться над нами за то, что мы чтим Отца и Владыку всего существующего и служим Ему и что Ему мы вручаем и на Него возлагаем свои надежды? Что [говорит] ваш Платон в «Теэтете»²⁹⁸ – назову в особенности его,– не советует ли он удаляться в душе от земли и всегда, насколько возможно, обращаться к Нему мыслью и умом? Вы осмеливаетесь смеяться над нами за то, что мы говорим о будущем воскресении мертвых, относительно которого мы сознаемся, что хотя мы о нем говорим, но оно иначе понимается вами, нежели мы его понимаем. Что [говорит] тот же Платон в «Политике»²⁹⁹? Не пишет ли он, что когда мир начнет вращаться с западных стран и склоняться к той стране, где солнце восходит, то из недр земли снова будут выходить люди, старики, седые, дряхлые, и когда начнут увеличиваться их годы, они по тем ступеням, по которым теперь возрастают, достигнут состояния детства? Вы осиливаетесь смеяться над нами за то, что мы заботимся о спасении своих душ, т. е. о себе самих, – ибо что такое мы, люди, как не души, заключенные в тела? Но разве не заботитесь все вы о сохранении их? Не потому ли вы воздерживаетесь от всех пороков и страстей, что опасаетесь остаться как бы пригвожденными крепкими гвоздями к телам? Какую цель имеют церемонии (ritus) тайных наук, в которых вы обращаетесь с мольбами к каким-то силам, чтобы они были милостивыми к вам и не ставили вам преград и препятствий при вашем возвращении на родину³⁰⁰?

Вы осмеливаетесь смеяться над нами, когда мы говорим о гееннах и особых неугасимых огнях, в которые души, как мы знаем, ввергаются врагами и противниками их³⁰¹? Что же? Тот же ваш Платон в той книге, которую он написал о бессмертии души³⁰², не упоминает ли о реках Ахеронте, Стиксе, Коките и Пирифлегетонте³⁰³ и не утверждает ли, что в них падают, тонут и сгорают души? Но [этот] человек, отличающийся великой мудростью и осторожностью в исследованиях и суждениях, допускает нечто необъяснимое, когда, признавая души бессмертными, вечными и чуждыми телесной плотности, однако, говорит, что они наказываются, и приписывает им чувство боли. Кто же из людей не видит, что бессмертное и простое не допускает никакой боли, а то, что чувствует боль, не может иметь бессмертия? Впрочем, его мнение не слишком далеко отступает от истины. Ибо хотя он, как человек мягкий и добродушный, считал бесчеловечным осуждение душ на наказание смертью, однако высказал небезосновательное предположение, что они ввергаются в реки из горящих огненных масс с ужасными грязными пучинами. Они действительно ввергаются [сюда] и, доведенные до уничтожения, постепенно погибают и исчезают навсегда. Ибо они средней природы (mediae qualitatis), как мы знаем из учения Христа (Christo auctore), и могут погибнуть, если не будут знать Бога, и избавиться от утраты жизни, если обратятся к Его милосердию и благости, – [говорю это], чтобы открыть то, что неизвестно. Это есть истинная смерть человека, которая ничего не оставляет после себя, – ибо та, которую мы видим перед глазами, есть разлучение душ от тел, а не последний предел уничтожения, – это, говорю, есть истинная смерть человека, когда души, не знающие Бога, уничтожаются после долговременных мучений неугасимым огнем, в который ввергают их некие беспощадно жестокие [существа], бывшие неизвестными до Христа и открытия Им, Который один знает их³⁰⁴.

Поэтому нет никакого основания нам обманывать себя и подавать себе пустые надежды на основании того, что говорится некоторыми людьми, новыми и имеющими слишком высокое мнение о себе³⁰⁵, – что души бессмертны, что они по степени достоинства весьма близки к Повелителю и Первовиновнику всего существующего, что они произведены этим Творцом и Отцом, что они божественны, мудры, сведущи и недоступны ни для какого телесного соприкосновения. Если это истинно и несомненно, то мы созданы совершенным [Существом] с не допускающим исправления совершенством, невинны и поэтому живем безукоризненно, добры, справедливы и честны, свободны от всякого рода порочности, никакая страсть не овладевает нами, никакая похоть не обесчещивает нас; мы постоянно соблюдаем и исполняем все добродетели, и так как души всех нас происходят из одного источника, то мы мыслим одинаково и согласно, не разнимся ни в нравах, ни в мнениях, все мы знаем одно и то же, у нас нет столько же мнений, сколько людей в мире, и нет в них различия и бесконечного разнообразия.

Но когда мы³⁰⁶ ниспадаем в человеческие тела и стремимся к ним, то из мировых кругов следуют за нами элементы, вследствие которых мы бываем злыми и даже весьма злыми, воспламеняемся страстями и гневом, ведем позорную жизнь и обрекаемся на удовлетворение общественных вожделений, отдавая на поругание и продавая свои тела. Но каким образом тела могут соединяться с бестелесным и то, что создано высочайшим Богом, доводиться низшими силами до позорных пороков? Хотите ли вы, люди, оставить присущие вам высокомерие и гордость – вы, признающие Бога своим Отцом и утверждающие, что вы имеете одинаковое с Ним бессмертие? Хотите ли вы исследовать, выведать и узнать, что такое вы сами, от кого вы происходите, кого вы должны считать отцом, что вы должны делать в мире, каким образом вы рождаетесь, как вступаете в жизнь? Хотите ли вы беспристрастно, путем спокойного размышления понять, что мы – животные, или подобные прочим, или не очень значительно отличающиеся от них? Ибо что есть такого, что указывало бы на наше отличие от них, или каким столь значительным превосходством мы обладаем, чтобы считать унизительным для себя причисление к животным? У них посредством костей скреплены тела и связаны жилами: так же и у нас костями скреплены тела и связаны жилами. Они вдыхают воздух посредством носа и выдыхают его через дыхание: таким же образом и мы вдыхаем воздух и выдыхаем его через частое вхождение и выхождение его. Они распределены по родам мужскому и женскому: столько же полов образовано Творцом и в нас. Они производят и рождают детей из утроб через телесное соединение: так же и мы рождаемся через телесное соединение и выходим на свет из утроб матерей. Они питаются пищей и питьем и удаляют и извергают излишние нечистоты через нижние задние части тела: так же и мы питаемся пищей и питьем и то, что удаляется самой природой, извергаем теми же путями. Все они стараются о предотвращении смертельного голода и неусыпно заботятся о необходимом пропитании: к чему другому стремимся мы в многочисленных занятиях жизни, как не к тому, чтобы избежать опасности голода и устранить мучительное беспокойство? Они подвергаются болезням и истощению и, наконец, дряхлеют от старости: что же? А мы разве свободны от этих зол, и не таким же ли образом мы обессиливаемся тягостными болезнями и разрушаемся изнуряющей старостью? Если же верно также и то, что говорится в тайных мистериях – что души нечестивых, по оставлении человеческих тел, переходят в домашних и других животных, – то этим еще с большей ясностью доказывается то, что мы близко стоим к ним и не отличаемся от них в более или менее значительной степени, так как они на том же основании, как и мы, называются одушевленными существами и имеющими движение и жизнь.

«Но мы разумны и умом превосходим все роды бессловесных». Я поверил бы, что эти слова вполне справедливы, если бы все люди жили разумно и обдуманно, всегда соблюдали свои обязанности, воздерживались от недозволенного, не допускали позорных поступков и если бы никто не стремился, вследствие превратного решения и по причине ослепляющего неведения, к тому, что для него самого вредно и бесполезно. Однако я желал бы знать, в чем состоит та разумность, которой мы превосходим все роды животных. Не в том ли, что мы устроили себе жилища, благодаря которым можем избегать зимних холодов и летнего зноя? Что же? А прочие животные разве не имеют этой предусмотрительности? Не видим ли мы, что одни из них устраивают себе гнезда в наиболее удобных местах, другие скрывают и укрепляют свои жилища в камнях и в высоких скалах, иные делают отверстия в земной почве и устраивают себе места защиты и логова в выкапываемых ямах? Но если бы производящая природа дала им в помощь руки, то также и они, без сомнения, строили бы стены с высокими вершинами и создавали бы новые произведения искусства. Однако и в том, что они делают посредством клювов и когтей, мы замечаем много следов ума и мудрости, чему люди, как бы они ни обдумывали это, не могут подражать, хотя мы имеем искусные и ко всякого рода усовершенствованию способные руки.

Они не умеют изготовлять одежду, стулья, корабли, плуги и, наконец, прочую утварь, требующуюся для домашнего употребления. Это не дары знания, но изобретения, [происшедшие] вследствие жалкой нужды, и искусства³⁰⁷ не ниспали вместе с душами из святилищ неба, но все они здесь, на земле были изобретены и получили начало и с течением времени постепенно произошли путем обдумывания. Но если бы души имели знания, обладание которыми приличествует, конечно, божественному и бессмертному роду, то все люди с самого начала знали бы все, и не было бы ни одного поколения, которое не знало бы какого-либо искусства и не обладало бы знанием вещей. Но теперь люди, убогие и нуждающиеся во многом, замечая в случайных явлениях нечто полезное, путем подражания, опытов, исследований, ошибок, преобразований, изменений и постоянного исправления приобрели незначительные и поверхностные знания искусств и, улучшая [эти знания] в течение весьма долгого времени, достигли некоторого успеха.

Если бы люди вполне знали себя самих или при свете какой- либо догадки получили понятие о Боге, то они никогда не приписывали бы себе божественной и бессмертной природы и не считали бы себя чем-то великим вследствие того, что они сделали для себя рашперы³⁰⁸, умывальники и кратеры³⁰⁹, нижние и верхние туники, плащи, парадные одежды, ножи, панцири и мечи, мотыги, топоры и плужники. Никогда, говорю я, они, в гордом превозношении и высокомерии, не признали бы себя первенствующими существами и близкими к высоте Творца вследствие того, что они создали грамматику, музыку, красноречие и геометрию, такие искусства, в которых мы не видим ничего столь удивительного, чтобы по причине изобретения их признать души лучшими солнца и всех звезд и превосходящими по достоинству и значению весь этот мир, членами которого они служат. Ибо что они предлагают и чему иному они могут научить или [что иное] сообщить, как не то, чтобы мы знали правила об именах, различие их и интервалы голосовых звуков, чтобы могли убедительно говорить в судебных процессах и измерять пространство земель? Если бы души принесли это с собой из небесных стран, то всем необходимо было бы знать это, и уже давно на всей земле занимались бы этим, и не нашлось бы среди людей ни одного народа, который не знал бы всего этого в одной и той же степени и в одинаковом виде. Но теперь много ли в мире музыкантов, диалектиков и геометров, много ли ораторов, поэтов, грамматиков? Отсюда ясно, что эти [искусства], как мы часто говорили, были изобретены вследствие потребностей места и времени и что души не снизошли сюда божественными и учеными, потому что не все они образованны и не все могут учиться, и между ними весьма многие тупоумны и глупы и понуждаются к учению принудительными мерами. Если же было бы несомненно, что то, чему мы учимся, есть воспоминание, как это признается древними мнениями³¹⁰, то все мы, как происходящие от одной истины, должны были бы одно и то же знать и одно и то же вспоминать и не могли бы иметь различных, многочисленных и не согласных между собой мнений. Но так как теперь один из нас утверждает одно, а другой – другое, то ясно и очевидно, что мы ничего не принесли с неба, но изучаем возникшее здесь³¹¹ и усваиваем то, что утвердилось вследствие догадок.

Но чтобы яснее и понятнее показать вам, какое значение имеет человек, которого вы признаете вполне подобным высшей Силе, представьте себе следующий образ, в котором то, что может быть в действительности, мы приведем в подобии, как действительно происходившее³¹². Итак, предположим, что в разрытой земле находится обитаемое место в виде комнаты с кровлей и окруженное стенами, не холодное зимой и не слишком жаркое летом, но столь умеренной температуры, чтобы мы не испытывали ни чувства холода, ни сильной летней жары. Пусть сюда совсем не проникает звук никакого голоса – ни птицы, ни дикого зверя, бури, человека и, наконец, никакого шума и страшных раскатов грома. Потом придумаем, как должен получаться там свет: не от принесенного огня и не от видимого солнца; он должен быть не настоящим, но представлять подобие света с присоединением тьмы. Ни двери, ни прямого входа не должно быть, но доступ туда должен быть через извилистые пути, и никогда он не должен быть открытым, за исключением тех случаев, когда этого потребует необходимость.

Приготовив воображаемое местопребывание, мы после того примем в это именно помещение, ничего не заключающее в себе и совершенно пустое, какого-либо новорожденного, хотя бы из поколения Платона или Пифагора³¹³, или же кого-либо из тех, которые признаются обладавшими божественным умом или названы в оракулах богов мудрейшими. Когда это будет сделано, то следует, чтобы он был надлежащим образом вскормлен и вырощен через соответственное питание. Таким образом, мы должны приставить к нему кормилицу, которая всегда должна приходить к нему нагой, всегда молчащей, ни одного слова не произносящей, и не открывать рта и губ подобно тому, как это бывает, когда что-либо говорят, но, дав ему грудь и исполнив соответствующие обязанности, оставлять его в покое и проводить дни и ночи перед закрытым входом, потому что обыкновенно требуется присмотр кормилицы и наблюдение ее за бывающими по временам движениями. Но когда дитя начнет нуждаться в подкреплении более твердой пищей, то она должна приноситься той же кормилицей, раздетой, как мы сказали, и постоянно соблюдающей молчание. Приносимая же пища всегда должна быть одна и та же, не различная по составу и не разнообразная по вкусу, но [именно] или каша из пшена, или хлеб из полбы, или, в подражание древним временам, желуди, поджаренные на горячем пепле³¹⁴, или ягоды с диких деревьев. Употребление же вина совершенно должно быть неизвестным, и для утоления жажды ничто не должно быть предлагаемо, кроме чистой воды из источников, не согретой на огне и, если возможно, подаваемой пустыми руками. Ибо вследствие употребления [у него] образуется постоянная привычка, обратившаяся в природу, и желание не будет простираться далее вследствие незнания о том, что есть еще большее, чего можно желать.

Какую же цель имеет это? Так как верят, что души божественны и бессмертны и снизошли в тела людей со всеми знаниями, то испытаем на [человеке], которого мы захотели воспитать вышеизложенным образом, заслуживает ли доверия это [мнение], или же оно происходит из легковерия и на предвзятого обманчивого чаяния. Итак, пусть выступит перед нами воспитанный в закрытом уединении в каком угодно вам возрасте – двадцати ли лет или тридцати; если он будет иметь даже сорок лет, пусть приведут его в собрание людей, и если справедливо то, что он составляет столь прелестную (tarn laetam) часть божественного существа и живет здесь³¹⁵, произойдя из источников жизни³¹⁶, то, прежде чем он ознакомится с чем-либо или усвоит человеческую речь, пусть даст ответ на вопросы: кто он или от какого отца и в каких странах родился, каким образом или как был воспитан, в каких делах или занятиях он провел истекшее время жизни. Не будет ли он в этом случае стоять тупее и бесчувственнее всякого скота, дерева, камня, и не будет ли он среди новых предметов, которые прежде никогда не были ему известны, не знать прежде всего себя самого? Сможет ли он, если спросят его, объяснить, что такое солнце, земля, моря, звезды, облака, туман, дожди, громы, снег, град? Будет ли он в состоянии знать, что такое деревья, травы или злаки, вол, лошадь или баран, верблюд, слон или коршун?

Если дадут ему, когда он будет голоден, виноградную кисть, сдобный пирог, луковицу, артишок, огурец или фигу, будет ли он знать, что всеми этими вещами можно утолять голод или как каждая из них должна употребляться для еды? Если развести большой огонь или если окружить его ядовитыми животными, то не будет ли он идти среди огня, гадюк и тарантулов, не зная, что они опасны, и не понимая, что такое страх? Если положить перед ним одежды, городскую и деревенскую утварь, то будет ли он в состоянии различить и определить, к чему каждая вещь пригодна и для какого употребления они изготовлены? Может ли он указать, для какого употребления сделаны ковер, митра, пояс, повязка, подушка, носовой платок, плащ, чепец, полотенце, меховая накидка, туфля, сандалий, башмак? Может ли он также ответить на вопросы, что такое колесо, молотильный каток, веялка, большой кувшин, бочка, маслобойный пресс, сошник, сито, жернов, рукоятка сохи, мотыга, что такое кресло, игла, скребница, умывальный таз, стул, чумичка, блюдечко, подсвечник, чаша, метла, кубок, мешок, что такое цитра, флейта, серебро, медь, золото, книга, чертежная палочка, свиток, что такое прочие орудия, которыми снабжается и окружается жизнь человеческая? Таким образом, хотя он, подобно быку, ослу, свинье или другому какому-либо тупому животному, как мы сказали, будет смотреть на эти [вещи] и замечать различие форм их, но не будет ли он не знать, что такое каждая из них, и не понимать того, для чего их имеют? Если он будет чем-либо вынужден издать звук, то не будет ли он, подобно немым, выкрикивать разинутым ртом нечто нечленораздельное?

Почему ты, Платон, в «Меноне»³¹⁷ предлагаешь мальчику некоторые математические вопросы и на основании его ответов стараешься доказать, что мы не учимся тому, что изучаем, но снова вспоминаем то, что прежде знали? Если он правильно отвечает тебе – ибо нам не следует отвергать достоверность того, что ты говоришь, – то это происходит не из знания вещей, а из его разумности, и так как он знает некоторые числа из ежедневного употребления, то он вникает в вопросы и таким образом постоянно дополняет и увеличивает [свои математические знания]. Но если ты действительно уверен в том, что души снизошли сюда³¹⁸ бессмертными и исполненными знания, то перестань спрашивать этого мальчика, который, как ты видишь, знает вещи и находится в свойственных людям условиях, но призови к себе этого сорокалетнего человека и расспроси его не о чем-либо темном или загадочном, не о треугольниках и четырехугольниках, не о том, что такое куб, квадрат, девять восьмых или, наконец, четыре третьих, но спроси его о том, что общеизвестно: какую сумму составляют дважды два или дважды три. Мы хотим видеть, хотим знать, что ответит он на вопрос, разрешит ли он предложенную ему задачу, и хотя уши у него открыты, однако, заметит ли он, что ты говоришь ему что-то, что ты спрашиваешь его о чем-то, что ты требуешь от него какого-либо ответа? Не будет ли он, подобно пню или, как говорят, подобно Марпесийской скале³¹⁹, стоять безмолвным и немым, не зная и не понимая даже того, с ним ли ты говоришь или с другими, с другим ли ты беседуешь или с ним, есть ли то, что ты произносишь, речь, или ничего не выражающий, пустой, непрерывно продолжающийся звук?

Что скажете вы, люди, слишком много приписывающие себе чуждых вам высших качеств? Это ли есть та, обладающая, как вы говорите, знаниями, бессмертная, совершенная и божественная душа, занимающая после Бога, Повелителя всего существующего, и после демонов и гениев четвертое место и истекающая из живых источников? Это ли тот имеющий высокое значение и одаренный высшим разумом человек, называемый малым миром и созданный и образованный по его образу и подобию, который, как оказалось, не лучше скота, тупее дерева и камня и который, если не знает людей и постоянно живет в безмолвном уединении, то остается ничему не научившимся и мычит на воздух, хотя бы он жил бесчисленные годы и никогда не освобождался от телесных уз? Но если он поступит в школу и будет обучен и наставлен учителями, то делается сведущим, образованным и оставляет свое прежнее незнание. Таким же образом осленок и вол через упражнение и постоянное принуждение учатся пахать и молоть, лошадь – ходить в упряжи и замечать при езде повороты, верблюд – опускаться при накладывании на него и при снимании с него вьюка, выпущенный на волю голубь – снова прилетать в место жительства хозяина, собака, когда найдет добычу, – сдерживать и обуздывать лай, попугай повторять слова и произносить посредством клюва имена.

Но когда я слышу, что о душе говорят как о чем-то превосходнейшем, как о [существе], близком и сродном Богу, которое прибывает сюда из высшего мира, зная все, то хочу, чтобы она не училась, а учила, и из ученой не делалась, как говорится, учащейся азбуке, но чтобы окружалась земными телами, удерживая свои свойства. Ибо если бы это не было так, то каким образом можно было бы различить, вспоминает ли она то, что слышит, или учится, потому что гораздо легче верить, что она учится тому, чего не знает, нежели [признать], что она забыла то, что немного ранее знала. «Она утрачивает воспоминание о прежнем вследствие противоположения тела». Но на чем основывается утверждение, что души не имеют телесной субстанции? Ибо что чуждо всякой телесности, то не встречает препятствия от другого, противоположного ему, и не может утратить что-либо из своей силы, то, что не может подвергаться соприкосновению с чем-либо противоположным. Ибо как число, установленное вне тел, остается неприкосновенным и ненарушимым, хотя бы оно загромождалось тысячью тел, таким же образом и душам, если они, как утверждают, бестелесны, необходимо не испытывать забвения относительно прежнего, хотя бы они были связаны самыми крепкими телесными узами. Мало того. То же самое основание не только показывает, что они не безгласны, но и лишает все их бессмертия и приближает к пределам, которыми обыкновенно ограничивается жизнь, ибо все то, что вследствие какой-либо причины настолько изменяется и преобразуется, что не может удержать своей целостности, должно быть признано способным по природе к страданию. Но что склонно и доступно страдание, это самой способностью к страданию дает знать о своей разрушимости.

Таким образом, если и души утрачивают все то, что они знали, то они, будучи связаны телесными узами, должны претерпевать нечто такое, что подвергает их слепоте забвения. Ибо если бы они совсем ничего не претерпевали или если бы сохраняли свою целостность, то они не могли бы оставить свое знание или перейти, без изменения себя, в другие состояния. Но мы думаем, что то, что едино, что бессмертпо и что просто, в чем бы оно ни находилось, необходимо должно всегда удерживать свои природные свойства и не должно или не может претерпевать что-либо, если только оно мыслится вечным и остается в пределах собственного бессмертия. Ибо всякое страдание есть дверь смерти и уничтожения, есть путь, приводящий к смерти и приносящий вещам неизбежную погибель. Если же души испытывают ее и подвергаются ее прикосновению и вторжениям, то жизнь дана им во [временное] пользование, а не в собственность, хотя некоторые иначе думают и достоверность столь важного предмета основывают на своих заключениях.

Но чтобы нам не удалиться без более обстоятельных сведений и не быть осмеянными вами, [мы желали бы знать], каким образом вы говорите, что души по облечении в земные тела не имеют воспоминания о прежнем, между тем как, находясь в этих телах и сделавшись вследствие соединения с ними почти бесчувственными, они твердо и с точностью удерживают [в памяти] то, что за много лет прежде, хотя бы за восемьдесят или более того, они сделали, перенесли, сказали или слышали. Ибо если тело служит препятствием к тому, чтобы помнить то, что они знали уже давно и прежде, чем они сделались людьми, то они более должны были бы забывать то, что делали по заключении в тела, нежели то, что [делали], находясь вне их и до соединения с телами. Что при вступлении в новое состояние³²⁰ уничтожает воспоминание о прежнем, это должно совершенно уничтожать и воспоминание о происходившем в продолжение этого состояния. Ибо одна причина не может производить два противоположных действия, так чтобы она усыпляла память об одном, а другое дозволяла исполнителю припоминать. Если же члены препятствуют, как вы говорите, душам вспоминать свои знания и прежнее состояние, то каким образом они, находясь в телах, помнят и знают, что они – души и что не имеют телесной субстанции, что они одарены состоянием бессмертия, какую ступень занимают они в мире, в какой степени они отличаются от Бога Отца, каким образом они прибыли в эти низшие части мира, какие свойства и из каких кругов они получили, нисходя в эти места? Каким образом, говорю я, они знают, что они обладали обширными знаниями и из-за заключения в тела утратили то, что знали? Ведь также и этого они не должны были бы знать, если соединение с телом причинило им ослабление. Ибо знать то, чем ты был и чем теперь перестал быть, служит не знаком утраты памяти, а доказательством и признаком сохранения ее.

Поэтому перестаньте – перестаньте, прошу вас – слишком высоко ценить то, что маловажно и незначительно, перестаньте человека, принадлежащего к пролетариям³²¹, причислять к наиболее состоятельным классам и не имеющего ценза³²² [причислять] к высшим сословиям, хотя он убог, обладает бедным очагом и убогой хижиной и никогда не удостаивался славного имени патрициев. Хотя вам как людям, заботящимся о справедливости и нравственной чистоте, следует обуздывать высокомерие и гордость, окрыляемые которыми все мы превозносимся и наполняемся пустым тщеславием, однако вы не только не обращаете внимания на распространение этих зол, но – что гораздо важнее – увеличили те причины, вследствие которых пороки возрастают и беспутство продолжает оставаться неисправимым. Ибо какой человек, хотя бы он по природе был склонен всегда избегать всего бесчестного и позорного, не ринется стремительно во все пороки и не будет спокойно и без страха предпринимать и исполнять недозволенное, если он услышит речи мудрейших людей о том, что души бессмертны и что они не подчиняются законам судьбы? Не будет ли он, наконец, уступать своим страстям во всем том, чего потребует необузданное вожделение, огражденное сверх того еще свободой безнаказанности? Ибо что может удержать его от этих поступков? Страх перед высшей силой и перед божественным судом? Но как может быть устрашаем каким-либо страхом тот, кто убежден в том, что он так же бессмертен, как Сам высочайший Бог, и что ни за что не может быть судим Им, потому что оба они одинаково бессмертны и вследствие одинакового состояния один из них не может пострадать от силы другого³²³.

Указывают на наказания в преисподней и на разнообразные виды мучений. Но кто будет настолько неразумен и непоследователен, чтобы поверил тому, что нетленным душам могут причинить какой-либо вред или тьма Тартара, или огненные реки, или озера с грязными пучинами, или быстро вращающиеся колеса³²⁴? Ибо что неосязаемо и не подлежит законам разрушения, то, хотя бы оно окружалось огненными реками, вращалось в грязи бурных потоков и было покрыто падающими нависшими скалами и обваливающимися огромными горами³²⁵, необходимо должно оставаться невредимым и неприкосновенным и не испытывать никакого чувства смертельного страдания. Мало того. Это убеждение не только служит поощрением к порокам вследствие свободы греха, но лишает основания также саму философию и показывает, что занятие ею составляет пустой, бесполезный труд³²⁶. Ибо если справедливо то, что души не имеют никакого конца и беспрерывно продолжают существовать в течение всех веков и времен, то какую опасность представляет, презрев и оставив добродетели, которые ограничивают жизнь и делают ее более суровой, отдаться наслаждениям и с необузданным пылом неограниченной страстности броситься во все виды распущенности? [Опасение] истощения через наслаждения или вреда через расслабляющие пороки? Но каким образом может подвергаться повреждению то, что бессмертно, что вечно и не подлежит никакому страданию? [Опасение] загрязнить и осквернить себя гнусностью позорных действий? Но как может оскверняться то, что не имеет телесной субстанции, и каким образом осквернение может иметь место там, где нет никакого места, на котором могло бы остаться пятно от самого осквернения? Но, с другой стороны, если души, согласно с мнением Эпикура, проходят через врата смерти, то и в таком случае нет достаточного основания стремиться к философии, хотя бы даже справедливо было то, что через нее души очищаются и освобождаются от всякой порочности. Ибо если они вообще умирают и вместе с телами исчезают и уничтожаются жизнь и способность чувствования, то служит признаком не только величайшего заблуждения, но и безрассудного ослепления, – обуздывать природные влечения, стеснять жизнь, ни в чем не уступать природе, не исполнять того, чего требуют и к чему побуждают страсти, коль скоро никакие награды за такой подвиг не ожидают тебя, когда настанет день смерти и когда ты освободишься от телесных уз.

Таким образом, некоторого рода среднее состояние и двойственная и неопределенная природа душ создали почву для философии и дали основание для занятия ею³²⁷, так как именно один, делая злое, боится погибели, а другой, не делая ничего преступного и проводя жизнь сообразно с долгом и справедливостью, питает радостные надежды. Поэтому между учеными мужами и одаренными выдающимися талантами происходит спор о свойствах душ, и одни утверждают, что они обладают смертной природой и не могут иметь божественной субстанции, а другие [признают их] вечными и не могущими унизиться до смертной природы. Это обусловливается средним состоянием [душ], вследствие которого и те располагают доказательствами, по которым [души] оказываются способными к страданию и разрушимыми, и эти, с другой стороны, имеют доказательства в пользу того, что они божественны и бессмертны.

Так как таково положение дела и так как нам сообщено высочайшим Учителем, что души не далеко стоят от зияющей пасти смерти, но могут, однако, по дару и милости высочайшего Повелителя, быть долговечными, если только будут стремиться и направлять свои помышления к тому, чтобы познать Его, – ибо познание Его служит как бы закваской жизни³²⁸ и связующим средством для того, что [само по себе] несоединимо, – и затем, оставив жестокость и бесчеловечие, смягчатся, чтобы приготовиться к тому, что будет дано им, то почему вы признаете нас глупыми и безрассудными, если мы вследствие этих опасений предаем и посвящаем себя Освободителю – Богу? Против вредоносных жал и ядовитых укусов змей мы часто ищем целебных средств и защищаем себя амулетами, которые продаются псиллами, марсами и другими разносчиками товаров и шарлатанами, а для того чтобы не причиняли нам вреда холод и солнечный зной, мы заботливо с тщательной предусмотрительностью ограждаем себя домами и одеждами.

Когда нам угрожает страх смерти, т. е. погибели душ, то что же? Не из чувства ли пользы, вследствие которого все мы любим себя, делаем мы то, что держимся Того, Кто обещает нам избавить нас от такой опасности, привязываемся к Нему и предпочитаем Его даже душам нашим, если только позволительно такое сравнение? Вы возлагаете спасение своих душ на самих себя и надеетесь собственными своими силами стать богами, но мы ничего не обещаем себе вследствие своей немощности, потому что мы видим, что наша природа бессильна и во всякой борьбе побеждается своими страстями. Вы думаете, что как только вы освободитесь от уз членов, то у вас явятся крылья, при помощи которых вы можете направиться к небу и лететь к звездам; мы боимся такой смелости и полагаем, что не в нашей власти находится домогаться высшего состояния, потому что нам неизвестно даже, удостоимся ли мы получить жизнь и избавиться от закона смерти. Вы надеетесь свободно и без всякого препятствия возвратиться во дворец Господа как в собственное жилище, а мы не имеем надежды, что это может произойти без Господа вселенной, и думаем, что никому из людей не дается столько власти и свободы.

При таком положении дела какую великую несправедливость представляет то, что вы вследствие нашей веры смотрите на нас как на глупых, хотя мы видим, что также и вы верите в подобное и имеете такие же ожидания! Если мы считаемся достойными осмеяния потому, что обольщаем себя такого рода надеждой, то и вас ожидает такое же осмеяние, как присваивающих себе надежду на бессмертие. Если, с другой стороны, вы обладаете разумом и следуете ему, то допустите и в нас некоторую часть этого разума. Если бы Платон в «Федре» или другой из этого круга обещал нам эти радости, т. е. путь избежания смерти, и мог предоставить его [нам] и до конца довести обещания, то нам естественно было бы чтить того, от кого мы ожидали бы столь великие дары и благодеяния. Но так как теперь Христос не только обещал, но и многочисленными чудесами доказал, что Он может исполнить [обещания], то что несообразного мы делаем и на каком основании подвергаемся обвинению в безрассудности, если мы повергаемся ниц перед именем и величием Того, от Кого надеемся на то и другое, – и избежать мучительной смерти, и быть одаренными вечной жизнью?

Но, говорят, «если души смертны и средней природы, то каким образом из средних природ они могут сделаться бессмертными?». Каким образом вера наша может казаться поколебленной, если мы скажем, что мы не знаем этого и что мы только поверили слышанному нами от могущественнейшего [Существа], если мы верим, что для всемогущего Царя нет ничего трудного, ничего тяжелого, что невозможное для нас возможно для Него и вполне готово к подчинению [Ему]? Ибо что может противостоять Его воле, и, если Он что-либо восхочет, то не следует ли необходимо исполнение? Неужели мы можем на основании своих доводов заключать, что может и чего не может быть, и не принимать во внимание того, что наши заключения столь же смертны, как и мы сами, и не имеют никакого значения перед Творцом? Однако [спрашиваю] вас, не верящих тому, что души имеют среднюю природу и находятся на границе между жизнью и смертью: все вообще те, бытие коих предполагается верованием, – боги, ангелы, демоны или носящие другое какое-либо наименование – не имеют ли также средней природы и не находятся ли в колеблющемся состоянии вследствие двойственности своего жребия? Ибо если все мы согласны с тем, что есть один Отец всего, единый бессмертный и нерожденный, и вообще нет ничего до Него, что можно было бы назвать, то отсюда следует, что все те, которых верование признает богами смертных, или Им рождены, или по Его повелению произведены. Если они произведены и рождены, то они относятся к позднейшему порядку и времени. Если же они позднейшего порядка и времени, то необходимо должны иметь происхождение и начало своего рождения и жизни. Но что имеет момент вступления в бытие и начало возникновения жизни, то необходимо должно иметь и конец.

«Но боги признаются бессмертными». Значит, не по природе, а по воле и дару Бога Отца [они бессмертны]. Поэтому, как Он дал дар бессмертия богам, происшедшим в определенное время, таким же образом Он удостоит одарить бессмертием и души, хотя жестокая смерть может, по-видимому, сокрушить их и, доведя до уничтожения, безвозвратно истребить. Божественный Платон, судивший о Боге во многих случаях достойно Его и необычно для толпы, говорит в том диалоге и в той книге, которые надписываются именем «Тимея»³²⁹, что боги и мир разрушимы по природе и вообще не изъяты от разложения, но по воле Бога Царя и Творца они сохраняются в постоянной связи. Ибо что надлежащим образом соединено и связало совершеннейшими узами, то сохраняется по благости Божией, и никем другим, как только самим связавшим, и разрушается, если потребует цель, и одаряется повелением о сохранении [от разрушения]. Таким образом, если таково положение дела и если неуместно иначе думать и верить, то почему вы удивляетесь тому, что мы приписываем душам средние свойства, когда Платон говорит, что даже боги обладают средней природой и получают непрестанную и неразрушимую жизнь по благости Творца? Если же вы не знаете этого и прежде это неизвестно было вам по причине новизны, то узнайте это теперь и научитесь от Христа, знающего и открывшего, что души не дочери высочайшего Царя и [никогда] не начинали знать себя, как утверждают, родившимися от Него и именоваться происшедшими от Него, но имеют какого-либо другого родителя, отличающегося от Повелителя многими степенями достоинства и могущества, но из двора Его и славного по своему высокому происхождению³³⁰.

Но если бы души происходили, как говорят, от Господа и были произведением высшего Могущества (potestatis principalis), то ничего не доставало бы им для совершенства, как происшедшим от совершеннейшего Существа (Virtute), все они имели бы одинаковую способность разумения и общее единомыслие, всегда они обитали бы во дворце Царя, не оставляли бы мест блаженства, в которых они имели и сохраняли совершеннейшие знания, и не стремились бы безрассудно в эти земные области, чтобы, облекшись темными телами, жить среди мокрот и крови³³¹, среди этих вместилищ нечистот и отвратительных хранилищ мочевой влаги. «Но должны быть обитаемыми и эти части, и поэтому всемогущий Бог послал их сюда, как бы в некоторого рода колонии». Какую же пользу приносят люди миру, и почему они необходимы, чтобы не думать, что они бесцельно должны находиться в этой части и быть обитателями земного тела? Они составляют некоторую часть для завершения полноты этой массы, и если бы не были присоединены, то эта совокупность вселенной была бы несовершенной и неполной? Что же? Если бы не было людей, то разве мир прекратил бы свои функции, небесные светила не совершали бы своих чередований, не было бы лета и зимы, утихли бы дуновения ветров и из собравшихся и нависших туч не падали бы на землю дожди, умеряющие сухость? Но необходимо, чтобы все шло своими путями и не отступало от первоначального порядка, хотя бы имя человека не было слышно в мире и хотя бы на всей этой земле было тихо и безмолвно, как в необитаемой пустыне. Почему же утверждают, что этим странам должно было дать обитателя, хотя ясно, что человек нисколько не содействует усовершенствованию мира и все его стремления всегда имеют целью собственные удобства и не выходят из пределов собственной пользы?

Ибо – начну с более важных предметов – какая польза миру от того, что здесь находятся великие цари? Какая польза от тиранов, деспотов и других бесчисленных и могущественных властителей? Какая польза от полководцев, опытных в воинском деле и искусных во взятии городов, и в солдатах, непоколебимых и непобедимых в кавалерийских сражениях или в пешем бою? Какая польза от ораторов, грамматиков, поэтов? Какая польза от писателей, диалектиков, знатоков музыки? Какая польза от пантомимистов, мимиков, актеров, певцов, трубачей и от играющих на флейтах и свирели? Какая польза от скороходов, кулачных бойцов, возниц, волтижеров, тех, кто ходит на ходулях, канатных плясунов, фокусников? Какая польза от смоловаров, солеваров, торговцев рыбой, парфюмеров, ювелиров, птицеловов, бочаров и корзинщиков? Какая польза от сукновалов, шерстяных мастеров, вышивателей, поваров, кондитеров, погонщиков мулов, сводников, мясников, продажных женщин? Что другие роды торговцев, преподавателей и искусств, для перечисления которых недостаточно было бы всей жизни, вносят в строй и порядок мира, чтобы должно было думать, что [мир] не мог быть создан без людей и что он не имел бы полноты, если бы не было присоединено к нему жалкое и излишнее существо?

Но, может быть, – хотя произносить это (quae) человеческими устами было бы величайшей дерзостью – Владыка мира для того послал сюда происшедшие от Него души, чтобы те, кто были у Него богинями, чуждыми телесного прикосновения и земного ограничения, смешивались с человеческим семенем, выходили из утроб женщин, начинали и продолжали бессмысленный визг, сосали груди, смачивались и пачкались своими нечистотами и затем, напуганные колыханиями и шумом погремушек кормилицы, утихали? Для того Он послал души, чтобы те, которые незадолго до того были чистосердечными, добрыми и невинными, научились среди людей притворяться, лицемерить, лгать, одурачивать, обманывать, заискивать с льстивым унижением, одно иметь в уме, а другое наружно выражать, опутывать сетями, обольщать неопытных хитростью и коварством, многочисленными способами приготовлять яд зла и с коварным непостоянством сообразовываться с требованиями времени? Для того Он послал души, чтобы они, жившие мирно, тихо и спокойно, получали посредством тела поводы к тому, чтобы быть лютыми и свирепыми, соперничать и враждовать, вести между собой войны, завоевывать и разрушать города, угнетать игом рабства и подвергаться ему и чтобы, наконец, по изменении первоначального состояния, одни подчинялись власти других? Для того Он послал души, чтобы они, перестав помнить истину и забыв, что такое Бог, поклонялись безжизненным истуканам, обращались [с молениями] к дереву, меди и камням, как к божественным существам, искали помощи посредством крови убитых животных, никак не упоминали о Нем и чтобы некоторые из них даже сомневались в бытии Его или совершенно отвергали существование какого-либо Бога (Deum)? Для того Он послал души, чтобы те, которые в собственном местопребывании были единомысленными и обладали одинаковым разумением и знанием, по принятии смертных форм расходились и разногласили в мнениях, чтобы одним одно, а другим другое казалось справедливым, полезным и правильным, чтобы спорили о том, к чему следует стремиться и чего избегать, чтобы одни так, а другие иначе определяли границы зла и добра, чтобы им, при желании знать истину, противостояла тьма и чтобы они, как бы лишенные света глаз, ничего не видели с точностью и ненадежными путями догадок вводились в заблуждение?

Для того Он послал души, чтобы – между тем как прочие живые существа питаются тем, что родилось само собой и выросло без всякого посева, и не ищут для себя защиты или прикрытия домами и одеждами – они были поставлены в жалкую необходимость с большими затратами и с усиленным трудом строить для себя дома, приготовлять покрывала для членов, приобретать различную утварь для ежедневных нужд, пользоваться при своем бессилии помощью бессловесных животных, применять силу к земле, чтобы не ограничиваться ее злаками, но получать требуемые от нее плоды, после напряжения всех сил для обрабатывания земли утрачивать, вследствие [хлебной] ржавчины, града и засухи, надежды, возлагаемые на труд, и, наконец, из-за голода устремляться на человеческие трупы и вследствие разрушительного тления отделяться от человеческих форм? Для того Он послал души, чтобы те, кто, живя с Ним, никогда не имели никакого стремления к собственности, сделались здесь в высшей степени алчными и воспламенялись ненасытной страстью приобретения, раскапывали высокие горы и неизвестное содержимое земли обращали в предметы с другим наименованием и для другого употребления, проникали с опасностью для жизни к отдаленным народам и постоянно выжидали то дороговизны, то дешевизны привозимых товаров, занимались ненасытимым и крайне несправедливым ростовщичеством и, насчитывал тысячи и [нажитое] от крового труда несчастных, усиливали (angerent) бессонницу, постоянно расширяли границы владений и, хотя бы целые провинции составляли одно поместье, вели из-за одного дерева, из-за [одной] борозды тяжбы и питали непримиримую вражду к друзьям и братьям?

Для того Он послал души, чтобы те, кто прежде были кроткими и свободными от возбуждений страсти к жестокости, устраивали у себя мясные рынки и амфитеатры, места крови и публичной безнравственности, чтобы в одном [из этих мест] они видели, как люди пожираются и растерзываются дикими зверями и как другие умерщвляются не за вину какую-либо, но в угоду и для удовольствия зрителей, и чтобы самые эти дни, в которые совершается такое беззаконие, они считали днями общей радости и посвящали веселому празднованию, а в другом³³² – чтобы они разрывали внутренности несчастных животных, хватали, подобно собакам и коршунам, одни – одни части, другие – другие, раздробляли их зубами и передавали жестокому желудку и чтобы при столь жестоких и ужасных нравах те, кого гнетущая бедность удерживала от таких трапез, оплакивали свою судьбу, а те, чьи рты и глаза осквернялись столь жестокими припасами, жили блаженно и счастливо? Для того Он послал души, чтобы они, забыв о божественном достоинстве и важности, приобретали, в ущерб целомудрию, драгоценные камни и жемчуг, вешали их на шеи, добывали румяна для видных частей тела, прокалывали мочки ушей, уменьшали лбы³³³ посредством повязок, подкрашивали глаза³³⁴ сажей и не стыдились, имея образ мужчин, завивать щипцами волосы, выглаживать кожу на теле³³⁵, ходить с обнаженными коленями и всеми другими способами устранять мужественность и придавать себе свойственные женщинам изнеженный вид и привлекательность?

Для того Он послал души, чтобы одни делали небезопасными дорожные пути, а другие обманывали неопытных, составляли подложные завещания, приготовляли отравленные налитки, вламывались по ночам в дома, склоняли рабов к бегству, угоняли [скот], действовали коварно и изменнически, устраняли [в кушаньях] противный для рта вкус, умели при жарении откормленной живности удерживать вытекающий жир³³⁶, готовили крендельки и кровяные колбасы, пудинги (isicia), пирожные (castellamenta), копченые колбасы, вместе с тем мясо из свиного вымени и холодное из рубленного мяса (glacialia conditione tucceta)? Для того Он послал души, чтобы они занимались здесь музыкой и игрой на свирели как предметами священными и достойными высокого уважения, чтобы при игре на флейтах надували щеки, чтобы запевали бесстыдные песни, чтобы издавали звуки в такт под стук тактомеров³³⁷, причем другая толпа душ с необузданностью производила беспорядочные телодвижения, танцевала и пела, устраивала круговые пляски и, наконец, приподняв ягодицы и бедра, делала движения дрожащими ляжками? Для того Он послал души, чтобы они, будучи в мужчинах, развратничали, а будучи в женщинах – становились блудницами, арфистками, играли на цитре, предавались проституции, отдавали свою девственность всем на поругание, были доступными в публичных домах, предлагали себя в притонах, ни от чего не отказываясь и готовые за деньги на самые отвратительные мерзости?

Что скажете вы, отпрыски и потомки верховного (primi) Существа³³⁸? Неужели мудрые и происшедшие от Первовиновника души знали эти виды мерзостей, преступлений и коварств, и им для того было повелено обитать и жить в этих частях [мира] и облечься в человеческое тело, чтобы выполнять, делать, совершать эти злые дела? Кто из смертных, обладающих какой-либо способностью понимания и разумностью, может думать, что мир устроен ради душ, а не [признать] скорее, что назначено место и обиталище, где бы ежедневно творилось всякое беззаконие, совершались все злодейства, козни, обманы, коварства, корыстолюбие, грабежи, насилия, преступления, буйства, безобразия, мерзости, подлости и всякое другое зло, которое люди на всей земле производят со злым умыслом и измышляют на погибель друг друга?

«Но, – скажете вы, – они пришли [на землю] по своей воле, а не были посланы Царем». Но где был всемогущий Отец, где авторитет Царского величия, чтобы удержать их от удаления и не допустить погружения в крайне опасные наслаждения? Ибо если Он знал, что они вследствие перемены мест изменятся к худшему, – а знать Он должен был как установитель всех причин – или что к ним извне присоединится что-либо, что заставит их забыть о своем достоинстве и значении, то – тысячу раз прошу о прощении – не другой кто-либо, как сам Он служит причиной всех зол, ибо Он допустил иметь свободу для распущенности тем, относительно кого предвидел, что они не сохранят состояния своей неиспорченности, и таким образом просходит, что совершенно безразлично, пришли ли они [на землю] по своей воле, или повинуясь Его повелению, так как, не препятствуя тому, чему должно было воспрепятствовать, Он, вследствие бездействия, сделал преступление [их] собственным и, не удерживая [от него], заранее допустил [его]³³⁹.

Но да будем мы далеки от того, чтобы разделять это в высшей степени преступное мнение и признавать, что всемогущий Бог, Виновник, Создатель и Творец всего великого и невидимого, создал души столь изменчивыми, не имеющими никакой твердости, силы и постоянства, способными впадать в пороки, склонными ко всем родам грехов, и хотя знал, что они таковы или подобны этому, однако повелел им войти в тела, чтобы они, будучи заключены в [эти] темницы, жили при ежедневных бурях и невзгодах судьбы, чтобы то делали мерзости, то переносили гадости, чтобы гибли от кораблекрушений, обвалов, пожаров, чтобы одних угнетала бедность, других – нищета, чтобы одни растерзывались дикими зверями, другие гибли от яда насекомых, чтобы одни ходили калеками, другие утрачивали зрение, чтобы иные сидели с сведенными членами, чтобы, наконец, они подвергались всем болезням, которые переносят несчастные и жалкие смертные, терзаемые разнообразными наказаниями, чтобы затем, забыв о единстве происхождения, об одном Создателе и Главе, они ниспровергали и нарушали права родства, разрушали свои города, опустошали, как неприятели, страны, обращали свободных [людей] в рабов, лишали чести дев и чужих жен, ненавидели друг друга, завидовали радостям и счастью других, и, наконец, все злословили себя, поносили и жестоко и злобно оскорбляли и уязвляли.

Но, – повторим сказанное нами, – да будет чуждо нам ужасное и преступное убеждение, что Бог, служащий спасением для всего существующего, источником всех добродетелей и столпом благости, и – если возвеличить Его человеческими похвалами – премудрый, праведный, создающий все совершенным и сохраняющимся в пределах своего первоначального состояния, произвел что-либо несовершенное и уклоняющееся от должного пути, или был в отношении к чему-либо причиной бедствий и опасностей, или установил и определил ту самую деятельность, в которой проходит и которой наполняется жизнь человеческая, и повелел, чтобы она протекала по Его определению. Это слишком ничтожно для Него и разрушает силу Его величия и настолько далеко от того, чтобы можно было признавать Его виновником этого, что впадает в преступление нечестия и богохульства тот, кто признает, что Им произведен человек, существо несчастное и жалкое, которое скорбит о своем существовании, проклинает и оплакивает свое положение и не видит другой причины для своего происхождения, кроме того, чтобы была почва для распространения зла и чтобы постоянно были несчастные, страданиями которых услаждалась бы какая-то сокрытая, жестокая и враждебная человечеству сила.

«Но если Отец и Творец душ, – скажете вы, – не Бог, то каким виновником они произведены и каким образом произошли?» Если вы хотите слышать (истину] без прикрас и без каких-либо хвастливых слов, то мы сознаемся также в том, что не знаем, не ведаем этого и знание столь важного предмета считаем превышающим (transire) не только нашу немощность и бренность, но и всех тех сил, которые находятся в мире и которые воспользовались верованиями людей относительно их как богов. Но мы должны указать, от кого происходят те, происхождение которых от Бога мы отрицаем? Это не служит необходимым следствием. Ведь если мы будем отрицать, что мухи, жуки и клопы, полевые мыши, хлебные черви и моль служат произведением всемогущего Царя, то отсюда не вытекает для нас необходимое требование, чтобы мы сказали, кто создал и образовал их, потому что мы можем, нисколько не навлекая на себя порицания, не знать, кто дал также им начало, и утверждать, что не высочайшим Богом произведены (существа] столь излишние, столь ничтожные, столь бесполезные, иногда даже вредные и причиняющие порчу тому, что необходимо.

Таким образом, и здесь подобным же образом, когда мы отрицаем, что души происходят от верховного Бога, то отсюда не следует, что мы должны объяснить, от какого же отца они произошли и по каким причинам произведены. Ибо кто может воспрепятствовать нам или не знать, откуда они произошли и явились, или знать, что они не произведены Богом? «На каком основании, – скажете вы, – каким образом?» Потому что истиннее истинного и несомненнее несомненного то, что Первовиновником мира, как мы часто говорили, ничто не совершается, не делается и не устраивается кроме того, чему должно и подобает быть, что полно и чуждо недостатков и законченно в совершенстве своей (полноты] и безукоризненности. Но мы, далее, замечаем, что люди, т. е. самые души, – ибо что такое люди, как не души, соединенные с телами? – развращенностью и многочисленными пороками сами дают о себе знать, что они не высшего происхождения, но произошли из средних кругов. Ибо мы видим, что некоторые из них жестоки, преступны, дерзки, безрассудны, опрометчивы, слепы, лицемерны, лукавы, лживы, горды, надменны, корыстолюбивы, алчны, похотливы, переменчивы, слабы и не могут соблюдать собственных своих решений: такими они, без сомнения, не были бы, если бы им свойственно было божественное достоинство и если бы они имели высокое происхождение, исходящее от Первоисточника всего существующего.

«Но, – скажете вы, – среди человечества есть люди добрые, мудрые, справедливые, чистой и безукоризненной нравственности. Мы не поднимаем вопроса относительно того, были ли когда-либо те, кому ничего не доставало для того, что называют безукоризненностью. Пусть есть и были вполне почтенные и достойные похвал [люди], пусть они достигли высшей степени совершенства и не имели в жизни никаких уклонений и падений, но мы желаем знать, сколько их есть или было, чтобы по величине количества определить, справедливо ли противопоставление и соблюдено ли при сравнении равновесие. Один, два, три, четыре, десять, двадцать, сто, число которых, наверное, определенно и которые, может быть, могут быть поименованы. Но следует ценить род человеческий и судить о нем не по немногим хорошим [людям], а по всем прочим. Ибо часть заключается в целом, а не целое в части, и частное должно присоединяться к общему, а не общее к частному. Что, если бы ты человека, у которого разбиты все члены и который рыдает от жестоких мучений, признал здоровым по той причине, что он не испытывает никакой боли в одном ноготке, или если бы назвал землю золотой потому, что в бугорке одного холма находятся небольшие крупинки, через расплавление которых получается золото, тщательно собираемое и добываемое? Качество массы определяется совокупностью отдельных частей, а не воздухообразными пылинками, и море не делается пресным оттого, если прибавить и влить в него несколько капель более мягкой воды, потому что эта малость поглощается безмерной [массой], и не только незначительным, но и не имеющим никакого значения следует считать то, что, распространяясь повсюду, теряется и исчезает в безграничной массе.

Вы скажете (dicatis), что в роде человеческом есть хорошие люди, которых признать таковыми заставляет, может быть, сравнение с наихудшими. Скажите: кто же это? Думаю, что это философы, которые только себя одних считают мудрейшими и вследствие этого наименования высоко поднимают голову, – это именно те, которые ежедневно борются со своими страстями и посредством упорной борьбы ради добродетелей изгоняют и удаляют из душ внедрившиеся в них страстные движения, – которые, для того чтобы какое-либо имущество не могло склонить их к порокам, избегают наследств и богатства и устраняют у себя поводы к падению: этим образом действий и этой заботливостью они с полной ясностью дают знать, что души слабы и вследствие слабости склонны к порокам. Но, по нашему мнению, то, что хорошо по природе, не требует ни исправления, ни улучшения, мало того, – оно не должно даже знать того, что такое зло, если форма всякого рода требует постоянного сохранения ее в первоначальном состоянии, потому что противоположное не может заключаться в противоположном и равное – содержаться в неравном или сладкое в горьком. Таким образом, кто борется, чтобы исправить врожденную порочность душ, тот яснейшим образом указывает на свое несовершенство и порочность, хотя бы он всеми силами и упорно стремился к противоположному.

Но вам представляется наш ответ смешным, потому что мы, отвергая царское происхождение душ, не указываем, со своей стороны, какое они имеют происхождение и начало. Что же это за преступление – или не знать какого-либо предмета, или без всякого притворства сознаваться в незнании того самого, чего не знаешь, и кто из двоих кажется вам более заслуживающим осмеяния – тот ли, кто не присваивает себе никакого звания о каком-либо темном предмете, или тот, кто думает, что он сам через себя вполне ясно знает то, что выходит из границ человеческого знания и что покрыто непроницаемой тьмой? Но если глубже вникнуть в сущность дела, то и вы находитесь в таком же положении, за которое порицаете нас. Ибо, утверждая, что души нисходят от самого Царя и принимают человеческий образ, вы не высказываете что-либо исследованное, ясную, очевидную истину. Вы именно догадываетесь, а не знаете предполагаете, а не постигаете, потому что если знать, значит содержать в душе то, что ты сам видел или познал, то ни о чем из того, что вы утверждаете, вы не можете сказать, что вы когда-либо видели это, т.е. нисхождение душ из небесного местопребывания и области. Таким образом, вы пользуетесь предположением, а не достоверным, ясным знанием. Но что такое предположение, как не мнение неопределенное о вещах и не имеющий никакой опоры полет мысли в сокровенную область? Следовательно, кто предполагает, тот не обладает знанием и не находится в свете познания. Если же это верно и несомненно, то у справедливых и мудрейших судей также и это ваше предположение, на которое вы полагаетесь, должно признаваться за незнание.

Но вы не должны думать, что только вам позволительно пользоваться догадками и предположениями, – также и мы можем [пользоваться] ими, потому что общим достоянием служит высказывание того, о чем вы спрашиваете. Откуда, говорите вы, люди, и что такое или откуда [происходят] души самих людей? Но откуда слоны, быки, олени, мулы, ослы? Откуда львы, лошади, собаки, волки, пантеры, и что такое или откуда происходят души живущих существ? Ибо невероятно то, что из того Платонова кратера, в котором, [как говорит] «Тимей»³⁴⁰, было произведено смешение, произошли души их, и нельзя думать, что [в нем] были одушевлены и получили жизнь саранча, мышь, землеройка, моль, лягушка, стоножка, так как они имеют причину и начало происхождения в самих элементах, если для произведения одушевленных существ, живущих в каждом из них, [элементам] присущи сокрытые и темные причины. Ибо мы знаем также, что, по словам одних философов, земля служит матерью их, а [по словам] других – вода, иные присоединяют к ним эфир, но некоторые [говорят], что солнце служит творцом их и что огнем его они были одушевлены и получили от него жизнь и движение. Что сказать, если также и этого нет [в действительности] и если что-либо другое, другая причина, другое начало, другая, наконец, сила, о которой мы не слыхали и которой не можем назвать, образовали род человеческий и присоединили его к мировому строю? Разве не могло быть, что таким образом произошли люди и что начало происхождения их не имеет отношения к верховному Богу? Когда великий и мудрый при своей религиозности и нравственной чистоте Платон отклонил создание человека от высочайшего Бога и перенес на какие-то низшие существа и когда он не хотел допустить, чтобы души человеческого рода были смешением той же чистоты, с какой Он создал душу этой вселенной, то какое другое основание он мог иметь для этого, как не то, что он признавал сотворение человека недостойным Бога и образование слабого существа не соответствующим Его величию и высоте?

Поэтому не без основания и не напрасно мы верим, что души людей имеют среднюю природу и что они именно не происходят от верховного Существа, подчинены закону смерти и обладают небольшими и слабыми силами, но одаряются вечной жизнью, если надежду на такой дар возлагают на верховного Бога, которому одному принадлежит власть не допустить их до тления. Но мы, [по вашему мнению], глупо верим в это. Какое это имеет отношение к вам, [хотя бы наше верование было] в высшей степени нелепым и вздорным? Каким образом мы можем повредить вам или какое оскорбление наносим или причиняем вам, если мы уверены в том, что всемогущий Бог позаботится о нас, когда мы начнем отделяться от тел и спасаться, как говорится, от пасти смерти (Orci)?

«Значит, – скажет кто-нибудь, – нечто может происходить без воли Божией?» Мы должны осторожно и с большим вниманием обсудить и исследовать это, чтобы, думая таким вопросом воздать честь Богу, не впасть в противоположный грех, оскорбляя высоту Его величия. Каким образом, почему? Потому что если все совершается по Его воле и без Его мановения ничто в мире не может ни произойти, ни прекратиться, то необходимо следует понимать также и всякое зло происходящим по Его воле. Если же мы, наоборот, скажем, желая отстранить от Него причины зла, что Он непричастен никакому злу и не производит его, то будет ясно, что зло происходит или вопреки Его воле, или – что страшно сказать – без Его ведома, так что Он не знает и не замечает его. Но если, с другой стороны, мы скажем, что нет никакого зла – что, как мы знаем, предполагают и утверждают некоторые³⁴¹, – то все народы и все племена будут протестовать, указывая нам на свои страдания и на разнообразные виды бедствий, которыми ежеминутно удручается и терзается род человеческий. Затем они могут спросить нас: «Если нет никакого зла, то почему вы воздерживаетесь от известного рода действий и поступков? Почему вы не исполняете всего того, к чему побуждает и чего требует необузданная страсть? Почему, наконец, вы посредством возбуждающих страх законов устанавливаете наказания для преступников? Можно ли придумать более чудовищную глупость, нежели утверждать, что нет никакого зла, и истреблять и осуждать погрешающих, как злодеев?».

Когда мы вынуждены будем согласиться с тем, что зло существует, и признать, что все человечество изобилует им, то вслед затем они могут спросить: «Почему же всемогущий Бог не прекращает этого зла, но допускает, чтобы оно существовало и беспрерывно продолжалось в течение всех веков?». Если бы мы имели надлежащее понятие о Боге как Царе и Первовиновнике и если бы не хотели блуждать среди нечестивых и безумных предположений, то необходимо должны были бы ответить: мы не знаем этого и никогда не стремились и не старались узнать то, что не может быть постигнуто никакими силами, и вы гораздо лучше, даже лучше всего сделаете, предпочитая скорее оставаться в границах незнания и неведения, нежели утверждать, что все совершается только по воле Божией, разумея вместе с тем, что Он служит и причиной зла, и виновником бесчисленных бедствий. «Откуда же, – скажете вы, – все это зло?» Из элементов и разнообразия их, говорят философы. Но утверждающие это должны обсудить, каким образом то, что не имеет разумения и способности суждения, может быть признано злым и вредоносным, и не тот ли скорее зол и причиняет вред, кто каким-либо действием усвоил то, что может причинять зло и вред. Что же такое мы? Откуда мы? В ответе нет никакой необходимости. Ибо можем ли мы или не можем и не в состоянии сказать это, то и другое для нас неважно, и мы не считаем имеющим важное значение не знать или знать это, довольствуясь одним только положением, что от верховного Бога ничто вредное и пагубное не может исходить. Это мы утверждаем, это мы знаем, на той одной истине ведения и знания настаиваем, что от Бога происходит только то, что для всех спасительно, что приятно, что исполнено любви, радости и отрады, что содержит бесконечные и непреходящие наслаждения, чего каждый всячески желает и стремится достигнуть, считая все другое пагубным и смертоносным.

Все прочее, что обыкновенно подвергается исследованиям и спорам – от каких виновников происходит [зло] и по чьей воле оно совершается, – мы не стремимся знать и не стараемся исследовать и выведывать: все мы предоставляем своим причинам и признаем это не относящимся и не принадлежащим к тому, чего мы можем доискиваться. Ибо что человеческие умы не осмеливаются, из стремления к противоречию, поколебать и разрушить, хотя бы то, что они стремятся ослабить, было ясно, несомненно, и запечатлено печатью истины. С другой стороны, чего они не могут подтверждать вполне правдоподобными аргументами, хотя бы совершенно было ясно, что это неправда, хотя бы это было явной, очевидной ложью? Ибо когда кто-либо бывает убежден, что что-либо существует или не существует, то он находит удовольствие в том, чтобы отстаивать свое мнение, и превосходит других остроумием, в особенности если речь идет о предметах отдаленных, сокровенных и покрытых естественной темнотой. Некоторые из философов думают, что мир не имеет происхождения и никогда не погибнет³⁴², другие признают его бессмертным, хотя приписывают ему происхождение и начало³⁴³, третьим заблагорассудилось утверждать, что он имеет происхождение и начало и погибнет вследствие обыкновенной неизбежности³⁴⁴. И хотя из этих трех мнений одно должно быть истинным, однако у всех их нет недостатка в доказательствах, которыми они подтверждают свои положения и опровергают и колеблют мнения других. Относительно того же [мира] одни учат и объявляют, что он состоит из четырех элементов, другие – из двух, третьи – из одного; некоторые говорят, что [он не состоит] ни из одного из них и что веществом и первоосновой его служат неделимые тела. И хотя одно из этих мнений истинно, но ни одно из них не бесспорно, [поэтому] также и здесь все, располагаясь доказательствами, посредством которых устанавливают истинность того, что сами говорят, и опровергают ложь, заключающуюся в мнениях противников. Таким же образом одни отвергают бытие богов³⁴⁵, другие говорят, что они сомневаются в существовании их³⁴⁶, третьи [говорят], что они существуют, но не заботятся о людях³⁴⁷, иные же, напротив того, утверждают, что они и принимают участие в делах людей, и управляют земными отношениями³⁴⁸.

Итак, несмотря на это и на то, что из всех [мнений только] одно истинно, все, однако, ведут борьбу посредством аргументов и у каждого имеется то, что он может говорить правдоподобно, подтверждая свои мнения или опровергая мнения других. Таким же образом и не иначе они рассуждают о состоянии душ. Один полагает, что они вечны и продолжают существовать по разрушении смертных тел, другой думает, что они не продолжают существования, но погибают вместе с самыми телами³⁴⁹, а иной держится того мнения, что они ничего не испытывают беспрерывно, но им, по оставлении тела, дается несколько времени для жизни, а после того они подчиняются законами смертности³⁵⁰. И хотя все не может быть истинным, однако все выступают с сильными и весьма убедительными доказательствами, так что нельзя найти того, что казалось бы ложным, хотя замечается, что говорят различное во всех отношениях и разногласят, взаимно противореча. Но этого, конечно, не было бы, если бы человеческая любознательность обладала чем-либо несомненным и если бы то, что кажется найденным, подтверждалось согласием всех других. Таким образом, это пустой и бесполезный труд – высказывать что-либо так, как будто бы ты знаешь это, или желать утверждать, что знаешь что-либо, что, хотя бы было истинным, может, как мы видим, быть опровергнуто, и принимать за истину то, что может быть не таково и что говорится как бы в бреду. И это естественно. Ибо о божественном мы судим и заключаем не по божественным, а по человеческим отношениям, и чему, по нашему мнению, следовало бы быть, относительно того мы утверждаем, что это действительно так должно быть.

Что же? Разве мы одни не знаем и не ведаем, кто творец, кто создатель душ, какой виновник образовал тело, откуда произошло зло или почему высочайший Царь допускает, чтобы оно существовало и совершалось, и не удаляет его от рода человеческого? Знаете ли вы с точностью что-нибудь об этом? Если вам угодно будет изложить свои смелые предположения, то можете ли вы объяснить и сообщить: этот мир, в котором мы находимся, не создан или был устроен в какое-либо время? Если он был устроен и создан, то каким образом и почему? Можете ли вы указать основание и объяснить, почему он не остается непоколебимым и неподвижным, но постоянно совершает круговое движение? Сам ли собой и по своей воле совершает он круговое обращение, или же он вращается вследствие воздействия какой-либо силы? Что такое самое место и пространство, в котором он находится и вращается? Безгранично оно или ограничено, пусто или плотно? Поддерживает ли его³⁵¹ ось, опирающаяся на крайние полюсы, или сам он поддерживает себя собственной силой и держится в висячем положении вследствие собственной энергии (spiritu)? Можете ли вы, если вас спросят, объяснить и с полным знанием изложить, почему снег является в виде пушистых хлопьев? Что служит причиной и основанием того, что дневной свет начинается не на западе и оканчивается не на востоке? Каким образом самое солнце через одно и то же соприкосновение производит столь различные и даже противоположные действия? Что такое луна? Что такое звезды? Почему луна не удерживает одного и того же вида, и почему по всему небесному своду подобало или должно было укрепить эти огненные клочки³⁵²? Почему одни из них малы, а другие больше и значительнее, одни имеют слабый свет, а другие – более яркий и блестящий?

Если вы обладаете тем, что вам угодно знать, и если имеете ясное понятие о вещах, то сообщите и скажите нам: каким образом и по каким причинам происходят дожди, так что на высоте и в воздухе вода держится в висячем положении – вещество по природе текучее и столь склонное всегда падать и бежать вниз? Сообщите, говорю, и скажите, что придает округленную форму граду, что заставляет дождь падать каплями, что низвергает ливни, что обращает снег в пух и лепестки, откуда происходит и что такое ветер, почему установлены перемены времен года, когда можно было бы установить одно [время года] и одинаковую температуру, чтобы ничего не доставало для полноты существующего? Что служит причиной и основанием того, что моря солены и что из земных вод одни пресные или теплые, а другие горькие или холодные? Из какого рода вещества образованы и скреплены составные части человеческих тел, отчего происходит твердость костей, что образовало внутренности и трубчатые и удобопроходимые жилы? Почему мы скудно наделены двумя [глазами], хотя нам ввиду опасности слепоты полезнее было бы получать свет через несколько глаз? Для чего образованы или произведены столь несметные и бесчисленные роды диких зверей и змей? К чему служат в мире совы, коршуны, ястребы? К чему вещие птицы (alites)³⁵³ и прочие пернатые? К чему [различные] роды муравьев и червей, являющиеся для того, чтобы портить и причинять разного рода вред? К чему блохи, бесстыдные мухи, пауки, землеройки, мыши, пиявки, водяные пауки? К чему терновники, шиповники, дикий овес, кукол и имеющие приятный или противный запах семена трав и кустарников? Или если вы думаете, что ложно что-либо знать или понимать, то лучше скажите, что такое пшеница, полба, ячмень, просо, горох, чечевица, дыня, тмин, порей, чеснок, лук? Ибо если они служат вам для употребления и предназначены служить для вас средствами пропитания, то не ясно ли и не очевидно ли, что вы должны знать, что такое они, почему им даны именно такие формы и была ли какая-либо необходимость для того, чтобы они должны были иметь не иной вкус, не иной запах и не иной цвет, как тот, какой имеют, или же они могли получить и иной? Что такое, затем, эти самые свойства – я разумею вкус и прочее – и откуда они получают различные качества? Вы отвечаете: из элементов и из первооснов существующего. Но неужели элементы горьки или сладки, имеют какой-либо запах или цвет, так что можно было бы думать, что вследствие соединения их сообщаются вещам при их происхождении такие качества, от которых происходит приятное или неприятное действие их на чувства?

Таким образом, хотя и вам самим неизвестны начала, причины и основания стольких и столь важных предметов и вы не можете ни сказать, ни объяснить, что такое и почему было создано или почему что-либо не должно быть, однако вы поносите и осмеиваете нашу скромность, так как мы сознаемся, что не знаем того, чего нельзя знать, и не стараемся исследовать и разузнавать то, что несомненно не может быть постигнуто, хотя предположения занимают тысячи душ человеческих и находят распространение. И поэтому Христос, Он же, хотя и вопреки вашему желанию, Бог, повторяю: Бог – Христос, – ибо это часто должно говорить, чтобы оглашался и проникался этим слух неверных, – говоря в образе человека по повелению высочайшего Бога и зная, что люди по шрироде слепы и не могут постигать никакой истины даже относительно того, что находится перед глазами, что они и относительно того, в точном знании чего уверены, не идут далее предположений и ставят спорные вопросы, не решая их, повелел нам оставить и не считать важным все это и не пускаться в бесплодные рассуждения о том, что совершенно недоступно нашему знанию, но, насколько возможно, обращаться к Владыке мира всеми мыслями и всей душой, отрешаться от этих мест и переносить на Него все душевные стремления, постоянно помнить о Нем, и хотя никакой силой воображения не может быть дан образ Его, однако созерцать как бы тень Его; ибо из всего того, что покрывает высочайшее Божество темнотой, Он один несомненен, Он один истинен, и относительно Его никто не может сомневаться, разве только безумец и дошедший до безумного отчаяния, и достаточно Его знать, чтобы ничего другого не знать, и достигает истинного и высшего знания тот, кто утверждается на познании Бога, Главы всего существующего.

К чему вам, говорит Он, исследовать и доискиваться, кто создал человека, каково происхождение душ, кто виновник зла, больше ли солнце своего диска, или оно имеет один фут длины, светит ли луна чужим или собственным светом? Знать это или не знать не составляет ни выгоды, ни убытка. Предоставьте это Богу, и пусть Он знает, что, почему и откуда происходит, должно ли быть или не быть что-либо, есть ли что-либо первородное, или оно произошло впоследствии, должно ли оно уничтожаться или сохраняться, разрушаться и разлагаться или постоянно возобновляться во всей целости. Вашему положению не соответствует вмешиваться в это и бесполезным образом заниматься столь далекими предметами – ваше состояние сомнительно, – я говорю о спасении ваших душ, – и если вы не обратитесь к познанию верховного Бога, то вас ожидает, по разрешении от телесных уз, жестокая смерть, не приносящая внезапно уничтожения, но постепенно уничтожающая через жестокое мучительное наказание.

Пусть не вводит вас в заблуждение и не обольщает пустой надеждой ни то, что говорится полузнайками и слишком притязательными [людьми], что они созданы Богом и не подлежат законам судьбы, и если будут вести воздержанную жизнь, то им будет открыт дворец Его и они после смерти человеческой без всякого препятствия возвратятся как бы в отеческий дом, ни то, что обещают маги, [говорящие], что они имеют хвалебные молитвы, умилостивляемые которыми какие-то силы сделают легкими пути старающимся вознестись на небо, ни то, что Этрурия обещает в Ахеронтских книгах³⁵⁴, – что посредством крови определенных животных, приносимой в жертву известным божествам, души делаются божественными и освобождаются от законов смерти³⁵⁵. Это пустое обольщение и лелеяние тщетных желаний. Никто другой кроме Бога всемогущего не может сохранять души и, кроме того, никто не может сделать их долговечными и даровать им вечную жизнь, как только Тот, Кто один бессмертен и вечен и не ограничен никакими пределами времени. Ибо так как все боги, истинные ли или признаваемые таковыми вследствие слухов и верования, бессмертны и вечны по воле Его и по дару Его благости, то каким образом может быть, чтобы они могли дать другому то, чем сами они обладают, когда они имеют это как нечто чужое и дарованное им высшей силой? Пусть Этрурия приносит сколько угодно жертв, пусть философы отказывают себе во всем, свойственном людям, пусть маги примиряют и умилостивляют все силы: если Владыкой мира не будет дано душам, и именно через [Его] повеление, то, чего требует [их] состояние, то впоследствии, когда они начнут чувствовать приближение погибели, они испытают великое раскаяние в том, что были предметом осмеяния.

«Но, – говорят, – если Христос для того был послан Богом, чтобы избавить несчастные души от окончательной погибели, то чем провинились прежние поколения, погибшие вследствие жребия смерти до Его пришествия?» – Можете ли вы именно знать, что было с душами людей древних и живших в самые отдаленные времена, – не оказана ли каким-либо образом и им помощь, не было ли заботы и попечения также и о них? Можете ли, говорю, знать то, что можно было узнать из учения Христа: нескончаемы ли или имели конец поколения с того времени, как род человеческий начал существовать на земле, когда впервые души были соединены с телами, кто виновник этого соединения, даже кто создатель самого человека, куда отошли души предков, в каких частях или областях мира они были, разрушимы ли они или нет, могли ли они достигнуть награды бессмертия и избежать опасности смерти, если бы в необходимое время не явился Христос как Спаситель? Откажитесь от этих забот и оставьте неразрешимые для вас вопросы. Милосердие Царя было оказано также и им, и божественные благодеяния одинаково были простерты на всех: они были спасены, освобождены и оставили жребий и состояние смертности. Каким образом, какие, когда? Если бы вы свободны были от высокомерия, гордости и самомнения, то вы уже давно могли бы знать это из учения Христа.

Но, говорите вы, если пришел Христос, Спаситель рода человеческого, то почему Он не спасает всех вообще через одинаковое благодеяние? Почему не спасает одинаково Тот, Кто всех одинаково призывает? – Разве отталкивает или с презрением удаляет кого-либо от божественной благости Тот, Кто высшим и низшим, рабам, женщинам и детям одинаково дает возможность приходить к Нему? Таким образом, для всех открыт источник жизни, и никто не удерживается и не устраняется от права жить³⁵⁶. Если ты столь горд, что с презрением отвергаешь благодеяние предложенного дара, или, скорее, если ты настолько силен в мудрости, что то, что предлагается Христом, называешь пустяками и глупостями, то для чего ожидается Призывающий, дело Которого состоит только в том, чтобы предложить пользование Его благостью в зависимости от твоего свободного решения? Бог, говорит Платон³⁵⁷, ни для кого не служит виновником избрания жребия жизни, и воля другого не может прямо быть передана кому-либо, потому что свобода воли находится во власти того, кто обладает волей. Неужели нужно просить тебя, чтобы ты удостоил принять от Бога благодеяние спасения, и осыпать тебя милостями божественного благоволения, когда ты презрительно отвергаешь их и далеко убегаешь? Желаешь принять то, что предлагается, и употребить на собственную пользу? Сам позаботься о себе. Ты отвергаешь, презираешь, пренебрегаешь? Сам лишаешь себя пользы дара. Бог никого не принуждает, никого не устрашает грозными повелениями. Ибо Он не нуждается в нашем спасении и не получает ни какой-либо выгоды, ни урона, соделает ли Он нас богами³⁵⁸ или допустит до уничтожения через тление и разложение.

«Напротив того, – говорят, – если Бог могуществен, милосерден и является спасителем, то пусть Он изменит наше настроение и заставит нас, против нашей воли, верить Его обетованиям». – Значит, это насилие не милость и не щедрость высочайшего Бога, а упорное стремление ребяческого характера одержать верх. Ибо что столь несправедливо, как противящихся и не желающих принудить желать противного, внушить то, чего они не хотят и от чего в душе бегут, скорее вредить, чем приносить пользу, и, удалив прежнее, привести в другое состояние и к другому мнению? Ты хочешь быть измененным и подвергнуться насилию для того, чтобы вследствие принуждения исполнять и усваивать то, чего не желаешь. Почему же ты отказываешься добровольно принять то, что желаешь исполнять, если будешь превращен и изменен? «Я не хочу, – говорят, – и не имею желания». Почему же ты винишь Бога, как будто бы Он отказывается оказать помощь тебе, желающему, – Он, дары и благодеяния Которого ты не только презираешь и отвергаешь, но называешь пустыми словами и осыпаешь насмешками и остротами? – «Значит, если я не буду христианином, то не могу иметь надежды на спасение?» – Это так, как ты говоришь. Ибо дело спасения и дарования душам того, что им подобает и необходимо получить, возложено Богом Отцом на одного [Христа], и Ему передано по имеющимся сокровенным и таинственным причинам. Как у вас известные боги имеют определенный круг попечения, полномочий и власти и вы никого из них не просите о том, что не относится к его власти и полномочию, так власти (pontificium) одного Христа принадлежит спасать души и давать им вечное существование. Если вы верите, что отец Либер может давать вино, а не средства врачевания, Церера – плоды, Эскулап – здоровье, Нептун – одно, Юнона – другое, Фортуна, Меркурий, Вулкан служат подателями тех или иных определенных благ, то вы необходимо должны также согласиться с нами, что души ни от кого другого не могут получить жизнь и спасение, как только от Того, Кому высочайший Царь предоставил исполнение этого служения. Всемогущему Повелителю было угодно, чтобы был этот путь спасения, эта, так сказать, дверь жизни, только через нее есть доступ к свету, и другими путями невозможно проникнуть и войти, так как все прочие закрыты и ограждены неодолимой преградой.

Таким образом, хотя бы ты, будучи чистым и свободным от всякого пятна пороков, снискал благоволение тех сил и склонил их к тому, чтобы они тебе, при возвращении, не закрывали путей к небу и не заграждали доступа, однако ты никакими усилиями не можешь достигнуть награды бессмертия, если через Христа не получишь того, что дает бессмертие, и не будешь допущен к истинной жизни. Ибо никакого основания не имеет то, за что вы обыкновенно упрекаете нас, – что наша религия новая и появилась чуть не несколько дней тому назад и что мы не должны оставлять древнюю, отечественную [религию] и принимать чужие, иноземные обряды. Что [сказали бы вы], если бы мы захотели подобным образом ставить в вину прежним и именно самым древним поколениям то, что они, по открытии полевых плодов, оставили и отвергли желуди и лесные яблоки, что они перестали покрываться корой и облачаться в кожи после того, как была изобретена одежда из тканей, более пригодная для употребления и более удобная, или что они, построив дома и устроив более красивые жилища, перестали любить древние шалаши и не предпочли жить в скалах и пещерах подобно диким зверям? Всем свойственно и почти с самой колыбели усвоено предпочитать хорошее худому, полезное ставить выше бесполезного и что признается имеющим более значения и доставляющим более радости – к этому стремиться, этого искать и на этом основывать надежду на спасение и благосостояние.

Таким образом, когда вы укоряете нас за отступничество от религии предков, то вам следует иметь в виду причину, а не факт, не противопоставлять то, что мы оставили, а скорее обратить внимание на то, чему мы последовали. Ибо если изменять мнение и переходить от древних установлений к другим состояниям и к новым желаниям составляет какую-либо вину или преступление, то этому обвинению подлежите также и вы, потому что вы так часто меняли образ жизни и привычки и переходили к другим нравам и другим обычаям, пренебрегши прежними. Делите ли вы народ на пять классов³⁵⁹, как это было некогда у ваших предков? Избираются ли у вас должностные лица народом? Знаете ли вы, что такое воинские, городские и общие комиции³⁶⁰? Наблюдаете ли вы небесные знамения³⁶¹ и не действуете ли вы, не обращая внимания на неблагоприятные предзнаменования? Когда вы готовитесь к войне, то выставляете ли знамя на Капитолии? Соблюдаете ли вы законы о фециалах³⁶²? Делаете ли вы объявление о начале войны³⁶³? В критические моменты войны обнадеживаете ли вы себя победой вследствие примет на остриях копий³⁶⁴? При занятии должностей соблюдаете ли вы законы о возрасте, относительно даров и подарков – законы Цинция³⁶⁵ и об ограничении расходов – законы цензорские³⁶⁶? Поддерживаете ли во внутренней части дома и в кухнях постоянный огонь на очагах³⁶⁷? Освящаете ли вы столы поставленными на них солонками и статуями богов³⁶⁸? Когда вы вступаете в брак, то покрываете ли ложи тогой и призываются ли вами гении супругов³⁶⁹? Расчесываете ли вы волосы выходящих замуж холостым копьем³⁷⁰? Посвящаете ли вы одежды дев Деве Фортуне³⁷¹? Ваши матери семейств занимаются ли работами в приемных залах домов, свидетельствуя о своем трудолюбии? Воздерживаются ли они от винопития³⁷²? Предоставляется ли право родственникам и друзьям целовать их, чтобы убедиться в их трезвости и воздержнности³⁷³?

На Альбанской горе в древности позволялось приносить в жертву³⁷⁴ быков только белоснежного цвета; разве вы не изменили этот религиозный обычай и разве не было определено постановлением сената, что можно приносить рыжих? Хотя в царствование Ромула и Помпилия³⁷⁵ для богов сжигались внутренности [животных], вполне сваренные и размягченные, но при царе Тулле³⁷⁶ разве не начали приносить их полусырыми и слегка разогретыми (animata), пренебрегши старинным обычаем? Хотя до прибытия Геркулеса в Италию отцу Диту³⁷⁷ и Сатурну приносились в жертву, по внушению Аполлона, человеческие головы, но разве вы не изменили также и этот обычай посредством лукавой хитрости и благодаря неопределенности слов³⁷⁸? Таким образом, так как и вы сами то одним обычаям следовали, то другим законам, и многое отвергли и оставили, узнав о заблуждениях или найдя лучшее, то что противного здравому смыслу и суждению мы сделали, если избрали более важное и более верное и не дозволили себе держаться ложных религий?

«Но наше имя,– [говорят], – ново, и та религия, которой мы следуем, появилась несколько дней тому назад». Допустим пока, что то, что ставится нам в упрек, не несправедливо. Но среди занятий человеческих, совершающихся через работу тела и рук или выполняемых только духовной силой, посредством изучения и знания, разве есть такое, которое не с какого-либо времени началось, вошло в употребление и нашло применение? Разве медицина, философия, музыка и все прочие искусства, служащие к украшению и улучшению обыденной жизни, появились на свет вместе с людьми, а не наоборот, – недавно или незадолго до настоящего времени начали заниматься ими, понимать их и распространять? Прежде, чем этруск Тагет³⁷⁹ увидел свет, кто из людей знал или старался знать и изучить, имеют ли какое-либо значение удары молнии³⁸⁰ или жилки внутренностей³⁸¹? Когда получило начало знание движения светил и вычисление относительно судьбы по положению звезд при рождении? Не после ли Тевта египетского³⁸² или, как некоторые говорят, после Атланта, носителя, поддерживателя столба и опоры неба³⁸³?

Но к чему я [говорю] об этих мелочах? Сами бессмертные боги, храмы которых вы теперь посещаете и могуществу (numina) которых поклоняетесь, не начали ли с определенного времени, как это передается в ваших писаниях и верованиях, существовать, быть известными и называться присвоенными им именами? Ибо если справедливо то, что Юпитер со своими братьями родился от Сатурна и его супруги, то до брака и родов Опы нигде не было Юпитера – как верховного Юпитера, так и Стигийского³⁸⁴, – нигде властителя моря³⁸⁵, нигде Юноны, даже никто другой, кроме двух родителей³⁸⁶, не обитал на Небе, но от совокупления тех они были зачаты, родились и получили дыхание жизни. Таким образом, с определенного времени Юпитер начал быть богом, с определенного [времени] получать поклонение и жертвы, с определенного – превосходить братьев властью. Но, с другой стороны, если Либер, Венера, Диана, Меркурий, Аполлон, Геркулес, музы, потомки Тиндарея – Касторы и властитель огня Вулкан произведены Юпитером как отцом, т. е. родились от Сатурнийца³⁸⁷, то прежде чем Мемория³⁸⁸, Алкмена, Майя, Юнона, Латона, Леда, Диона и Семела сделались беременными от объятий Юпитера (Diespitri)³⁸⁹, не было также и их нигде среди народов и ни в какой части мира, но они вследствие совокупления с Юпитером произошли, родились и начали иметь некоторого рода самочувствие. Следовательно, также и они начали в определенное время существовать и призываться в числе священных богов при священнодействиях. То же самое можно также сказать о Минерве, применив к ней. Ибо если она вышла, как вы утверждаете, из головы Юпитера безо всякого семени, то несомненно, что прежде, чем родился Юпитер и получил в утробе матери определенную телесную форму, Минервы, во всяком случае, не было, и она не считалась в числе существ, и не имела какого-либо существования, но с того времени, как она вышла из головы Юпитера, она начала быть существом и получила некоторого рода существование. Таким образом, она не имеет изначального происхождения, но с определенного времени начали называть ее богиней, выставлять ее в храмах и посвящать ей ненарушимый культ. Если же это так, то, когда вы говорите о новизне нашей религии, неужели вам не приходит на мысль ваша [религия], и вы не стараетесь вникнуть, когда произошли ваши боги, какое они имеют происхождение, каких виновников, и из каких корней они вышли и появились на свет? Какой стыд или, скорее, какое бесстыдство укорять другого за то, что ты видишь в собственных своих действиях, и делать предметом злословия и обвинения то, что, в свою очередь, может быть обращено против тебя!

Но то, что мы исполняем, ново, а что [исполняете] вы, это – старое и весьма древнее. Но почему это может радовать вас или омрачать наше дело и состояние? Ново то, что мы исполняем, но и это некогда будет старым; старо то, что вы исполняете, но в те времена, когда оно началось, оно было новым и недавним. Значение же религии должно оценивать не по времени, но по божественному существу, и следует иметь в виду не то, в какое время, а то, что ты начал чтить. «За триста лет не было, – говорят, – вашей религии». И ваших богов не было за две тысячи лет. Из каких оснований или вычислений можно вывести такое заключение? Из таких, которые не трудны, не темны, но которые каждый желающий может видеть и, как говорится, осязать руками. Кто произвел Юпитера с братьями? Сатурн вследствие совокупления с Опой, происшедший, как вы говорите, от Неба (Caelo)³⁹⁰ и Гекаты. Кто произвел Пика, бывшего отцом Фавна и дедом Латина? Сатурн, как вы также сообщаете в своих писаниях и через писателей. Таким образом, если это так, то отсюда следует, что Пик и Юпитер были братьями, как происшедшие от одной крови и одного семени. Это согласно с тем, что говорится. Сколько было родовых ступеней от Юпитера и Пика до Латина? Три, как показывает ряд их. Допускаете ли вы, что Фавн, Латин и Пик жили по сто двадцать лет? Более не может продолжаться человеческая жизнь³⁹¹. Это определение правильное и ясное. Значит, это составляет полных триста шестьдесят лет? Это так, как показывает вычисление. Тестем кого был Латин? Энея³⁹². Отцом кого был Эней? Аскания, основателя города Альбы. Сколько лет продолжалось царствование в Альбе? Почти четыреста двадцать. Сколько лет приписывается в летописях городу Риму? Он насчитывает тысячу пятьдесят лет или немного менее этого. Таким образом, от Юпитера, бывшего братом Пика и отцом прочих низших богов, до настоящего времени исполнилось почти две тысячи лет, или, если несколько увеличить число лет, вполне. Так как это не может быть опровергнуто, то не только религия, которой вы следуете, оказывается недавно произошедшей, но и сами боги, которым вы, из опасения погибели, приносите в жертву быков и других животных, [оказываются] еще малолетними детьми, которым следовало бы еще питаться материнским молоком.

Ваша религия на много лет упреждает нашу и стоит ближе к истине потому, что ограждена авторитетом древности. Но какая польза ей оттого, что она на много лет древнее, когда она началась с определенного времени, и какое значение имеют две тысячи лет в сравнении со столь многими тысячами веков? Однако, чтобы не казалось, что из- за столь длинного отступления мы отошли от дела, скажите, если это не тягостно для вас: считаете ли вы всемогущего, высочайшего Бога новым существом и тех, кто чтут Его и служат Ему, – соблюдающими и вводящими неслыханную, неизвестную и неожиданно появившуюся религию? Есть ли что-либо древнее Его, и можно ли найти что-либо, что предшествовало бы Ему по существу, времени и имени? Не Он ли один нерожден, бессмертен и единый вечный? Кто глава и первоисточник всего? Не Он ли? Кому вечность обязана тем самым, что называется вечностью? Не Ему ли? Не из Его ли вечного существования происходит бесконечный ряд веков? Это несомненно и истинно. Таким образом, не ново то, чему мы следуем, но мы поздно узнали, чему должно следовать и служить, на что следует возлагать надежду на спасение и где искать спасительных средств, потому что еще не явился Тот, Кто указал бы путь блуждающим, распространил бы среди находящихся в глубокой тьме свет знания и рассеял бы слепоту неведения.

Но разве одна только наша религия находится в таком положении? Что же? Не приняли ли вы египетские божества, называющиеся Сераписом и Изидой, в число своих богов после консульства Пизона и Габиния³⁹³? Не начали ли вы также знать о Фригийской Матери³⁹⁴, основателем [культа] которой называют Мидаса или Дардана³⁹⁵, и не установили ли замечательный культ ей [только] тогда, когда Пуниец³⁹⁶ опустошал Италию и домогался господства над этой страной³⁹⁷? Что культ матери Цереры, незадолго перед тем принятый, был неизвестен вам, не доказывается ли через греческие названия, так что самые наименования свидетельствуют о новизне его³⁹⁸? Не говорят ли сочинения ученых, что Помпилиевы Индигитаменты³⁹⁹ не знают имени Аполлона? Отсюда ясно видно, что также и он был неизвестен вам, но впоследствии и он стал в некоторое время известным. Поэтому если кто-либо спросит вас, почему вы так поздно приняли культ тех божеств, о которых мы только что упомянули, то вы, без сомнения, ответите: или потому, что мы прежде не знали, что они принадлежат к числу богов, или потому, что теперь мы были вразумлены прорицателями, или потому, что при затруднительных обстоятельствах мы были спасены благодаря их благодеяниям и помощи. Но если вы думаете, что это справедливо говорится вами, то вы должны признать таким же и ответ с нашей стороны. Наша религия явилась теперь, потому что теперь пришел Посланный, Который открыл ее нам, ввел нас в истину ее, дал нам знать, что такое Бог, и призвал нас от суеверий к служению Ему.

«Но почему, – говорят, – Богу, Царю и Повелителю угодно было послать с небесных высот к вам Спасителя, Христа, за несколько, как говорится, часов?» Спросим и мы со своей стороны: какая причина, какое основание того, что времена года иногда не совпадают с соответствующими месяцами, но позже бывают зимы, позже [бывают] лето и осень? Почему иногда идут дожди после того, как жатвенные хлеба посохли и погибли, между тем как им следовало бы падать тогда, когда все находится в неповрежденном состоянии, и приносить помощь в надлежащее время? Или, лучше, спросим: если следовало родиться Геркулесу, Эскулапу, Меркурию, Либеру и некоторым другим для того, чтобы быть присоединенными к сонму богов и принести некоторую пользу людям, то почему они так поздно были произведены Юпитером, что знало их только потомство, но древность прежних времен не знала их? Вы скажете, что было какое-либо основание [для этого]. Таким образом, было и здесь основание, почему не прежде, а теперь, пришел Спаситель нашего рода. Какое же основание? Мы не отрицаем, что не знаем этого, потому что никому не дано знать намерения Божии или то, каким образом Он устраивает Свои дела; человек, существо слепое и не знающее себя самого, никакими соображениями не может постигнуть, что должно быть, когда или как; один только Отец, Управитель и Владыка всего существующего знает это. И если я не могу указать вам причины, почему что-либо происходит так или иначе, то отсюда не следует, что не было того, что было, и не утрачивает достоверности то, несомненность чего доказана столь многими родами чудесных действий и сил.

Ты можешь возразить и спросить: «Почему так поздно был послан Спаситель?». В бесконечной, беспрерывно продолжающейся вечности ничто вообще нельзя назвать поздним. Ибо где нет конца и начала, там нет ничего преждевременного, ничего позднего, потому что время узнается по концу и по крайним пределам, которых не может иметь беспрерывно и бесконечно продолжающийся ряд веков. Что, если именно то, чему следовало оказать помощь, требовало этого времени, как наиболее благоприятного? Что, если в древнее время было иное состояние, чем в последующее время? Что, если древним иначе должно было оказывать помощь, нежели позднейшим [поколениям]? Не известны ли вам сообщения в ваших сочинениях о том, что некогда были люди полубогами, героями, с огромными, колоссальными телами? Не читаете ли вы, что у груди матерей плакали исполинские младенцы, и что те, кем были найдены кости их, выкопанные в различных странах, едва могли поверить тому, что это остатки человеческих членов? Таким образом, может быть, что Бог всемогущий, Бог единый тогда только послал Христа, когда род человеческий стал более хилым и природа наша – более слабой. Если бы то, что теперь совершилось, должно было совершиться за тысячи лет, то высочайший Царь совершил бы это, или если бы через столько же тысяч должно было исполниться то, что теперь произошло, то ничто не заставило бы Бога не дожидаться необходимого времени. По неизменным определениям совершаются Его действия, и чему раз определено быть, это не может быть изменяемо через что-либо новое.

Говорят: «Если вы служите всемогущему Богу и уверены в том, что Он имеет попечение о вашем спасении и благосостоянии, то почему Он допускает вас испытывать такие преследования и подвергаться всякого рода наказаниям и мучениям?». Спросим и мы со своей стороны, почему также и вы не свободны от столь многих опасностей и бурь, которыми ежедневно преследует вас различными способами пагубная судьба, хотя вы чтите столь великих и столь многочисленных богов, устраиваете посвященные им храмы, делаете изображения их из золота, закалываете стада животных, наполняете все курильницы на жертвенниках ладаном? Почему, говорю, боги ваши медлят удалить от вас столько родов болезней и недугов, кораблекрушения, обвалы, пожары, эпидемии, бесплодие, утрату близких родных, конфискацию имущества, раздоры, соперничество, войны, завоевания городов и порабощение по лишении свободы? Также и нам Бог не помогает в подобного рода случаях. Причина этого известна и ясна. Ибо никаких надежд нам не дано в отношении к этой жизни, и не обещано, и не определено никакой помощи и защиты находящимся в этой телесной оболочке; напротив того, мы научены не придавать значения угрозам судьбы, каковы бы они ни были, и не обращать внимания на них, и если когда-либо поразит нас какая-либо жестокая сила, неизбежно причиняющая смерть, принимать несчастье с радостью, не бояться и не избегать [смерти], чтобы мы легче могли освободиться от телесных уз и избежать непроницаемой тьмы.

Таким образом, то, что вы называете жестоким преследованием, служит не преследованием, а нашим освобождением, и мучение не составляет наказания, а приводит вас к свету свободы. Подобно тому как если бы какой-либо безумец или сумасброд думал, что человек, заключенный в темницу, при пытках никогда не подвергается достаточно тяжким и жестоким наказаниям, если тот не применит жестокости к самой темнице, не разрушит того, из чего она состоит, и не сожжет кровлю, не раскроет, не сбросит и не разобьет стены, двери и другие части работы, не сознавая, что из-за таких действий тому, кому он думает причинить вред, доставляется свет и устраняется пагубная темнота, так и вы через огни, ссылки, мучения и зверей, посредством которых растерзываются и истязаются вами наши тела, не жизнь отнимаете у нас, но освобождаете нас, не зная того, от кожи и оболочки, и чем более вы упорствуете и продолжаете проявлять жестокость в отношении к этим нашим внешним формам и обликам, тем более вы освобождаете нас от тесных и тяжелых уз и, разрывая цепи, даете нам возможность устремиться к свету.

Поэтому перестаньте, люди, через тщетные изыскания создавать препятствия для ваших надежд, и если что-либо бывает не так, как вы думаете, вы должны верить не столько вашим мнениям, сколько тому, что имеете божественный авторитет. Наступают времена, полные опасности, и угрожают пагубные наказания: обратимся к Богу спасающему и не будем искать разумного основания для предложенного дара. Когда речь идет о спасении душ и о нашей пользе, то что-то следует делать и без рассуждения, как говорит Эпиктет, по Арриану⁴⁰⁰. Мы сомневаемся, спорим и с подозрением относимся к тому, о чем говорят как о достоверном: вверим себя Богу, и пусть для нас имеет значение не столько наше неверие, сколько величие Его имени и могущества, чтобы – пока мы ищем для себя оснований, вследствие которых кажется ложным то, относительно чего мы желаем и стараемся, чтобы это было истинным, – не застиг нас врасплох последний день и чтобы мы не оказались в пасти враждебной смерти.

На все эти обвинения или, скорее, чтобы сказать правду, на клевету уже давно даны достаточно полные и точные ответы мужами, выдающимися в этом отношении и обладающими надлежащим знанием этой истины, и ни в каком вопросе не был опущен ни один пункт, который не был бы тысячеобразно и самыми убедительными доводами опровергнут. Поэтому нет необходимости далее останавливаться на этой стороне дела; к тому же христианство может существовать без защитников, истинность христианской религии не может доказываться многочисленностью поборников ее, и она не может получить авторитет от людей. Она довольствуется своими силами, опирается на основание присущей ей истины и не может лишиться своей силы, хотя бы не имела ни одного защитника и если бы даже все языки стали противодействовать, устремились против нее и с горячим единодушием объединились для уничтожения этой веры.

Теперь мы возвратимся к тому порядку, от которого несколько ранее по необходимости отступили, чтобы слишком продолжительный перерыв защиты не был признан уступкой победы в доказанности обвинения клеветникам. Они говорят также следующее: если дело религии (divina res) дорого вам, то почему вы не чтите вместе с нами других богов и не поклоняетесь им, а также не соединяетесь с вашими соплеменниками, чтобы приносить общие жертвы и совершать религиозные обряды? Мы можем пока сказать: для того чтобы чтить Божество, достаточно нам высочайшего Бога, говорю – высочайшего Бога, Отца и Владыки Мира, все устраивающего и всем управляющего; в Нем мы чтим все то, что должно чтить, поклоняемся тому, чему следует поклоняться, оказываем благоговение тому, что требует выражения благоговения. Ибо так как мы имеем Первоисточник самой божественности, из Которого происходит божественность всех божественных существ, то считаем излишним обращаться к каждому из них в отдельности, тем более что мы не знаем, кто они и какие имеют имена, и не можем иметь ясных, точных и несомненных сведений о том, как велико число их.

Как в земных царствах мы никакой необходимостью не вынуждаемы вместе с государями поименно чествовать [лиц], принадлежащих к царским фамилиям, но в чествовании самих царей безмолвно выражается и включается [также и] должное чествование их, так и все те, какие бы то ни было боги, на существование которых вы указываете нам, если они составляют царское поколение и происходят из божественного Первоисточника, то знают, что хотя они поименно не получают от нас никаких чествований, однако чествуются сообща со своим Царем и включаются в Его чествование. Впрочем, это высказано нами лишь на тот случай, если бы не подлежало никакому сомнению то, что кроме самого Царя и Первовиновника есть другие высшие существа, которые, будучи разделены и распределены по числу, образуют как бы толпу плебеев. Но не показывайте нам в священных храмах изображения вместо богов, статуэтки и статуи, относительно которых также и вы знаете, хотя отказываетесь и не хотите сознаться, что это образы из ничтожной глины и детские выдумки художников. Так как мы говорим с вами о божестве, то требуем, чтобы вы доказали, что существуют другие боги по природе, силе и имени, не в образах представленные, которые мы видим, а в том существе, относительно которого следует признать, что им должна обладать сила столь великого имени.

Но мы не намерены более останавливаться на этой стороне дела, чтобы не казалось, что мы вызываем большие споры и завязываем бурную борьбу. Пусть будет этот, как вы говорите, низший класс божеств, пусть будут бесчисленные роды богов; мы соглашаемся с этим, признаем это, допускаем и не подвергаем это какому-либо вопросу как сомнительное и спорное. Однако мы просим и желаем слышать от вас: откуда вы получили точные сведения или каким образом узнали, существуют ли на небе те [боги], которых вы признаете и чтите, или существуют какие-либо другие, о признании и имени которых вы не слыхали? Ведь возможно, что есть и такие, существования которых вы не признаете, и что те, в бытии которых вы уверены, не находятся ни в какой части мира. Ибо вы никогда не поднимались на звезды небесные, не видели наружности и лица каждого из них, но тех, о ком вы упоминаете как о существующих там, вы начали здесь чтить как известных вам и виденных вами. Также еще это желаем мы слышать: те имена, которыми вы их называете, вами ли даны им, или сами они дали их себе в дни очищения⁴⁰¹. Если это имена божественные и небесные, то кто сообщил их вам? Если же сами даны им эти наименования, то каким образом вы могли дать имена тем, кого вы никогда не видели и свойства или сущность которых не были знакомы и известны вам?

Пусть, по вашему желанию, верованию и убеждению, будут эти боги, пусть они называются также теми именами, которыми, согласно с народным суждением, называет их народная масса; но откуда вам известно, составляют ли они со своими именами полный список [богов], или есть [еще] какие-либо, которые неизвестны вам и которых вы никогда не видели и не знали? Ибо нелегко знать, ограниченный ли и определенный характер имеет многочисленность их, или же многочисленность их не образует никакой суммы и не может быть определена никакими вычислениями. Представим себе, что вы чтите тысячу или, лучше, пять тысяч богов; но в действительности может оказаться, что есть сто тысяч богов, может еще более быть их, даже может быть, как мы немного ранее сказали, что нет никакой суммы их и она не может быть ограничена никаким численным определением. Таким образом, или также и вы безбожны, как не исполняющие обязанностей, за исключением немногих богов, по отношению к прочим, или, если вы требуете снисхождения себе за неведение о других богах, то такое же снисхождение должны вы оказать и нам, если мы подобным образом воздерживаемся от почитания тех [богов], о существовании которых совсем не знаем.

Но пусть никто не думает, что мы по упорству не хотим совершать служение другим каким бы то ни было божествам. Ибо мы [обратили бы к ним] богобоязненные сердца и простирали бы руки с молениями и не отказывались бы следовать куда бы вы ни призывали, если бы мы могли знать, какие это боги, которых вы нам предлагаете и которых следовало бы присоединить к почитанию высочайшего Царя и Повелителя. Говорят: это Сатурн, Янус, Минерва, Юнона, Аполлон, Венера, Триптолем⁴⁰², Геркулес и прочие, которым богобоязненная древность посвятила великолепные храмы почти во всех городах. Вы, может быть, могли бы пригласить нас к служению этим богам, если бы сами вы сперва в своих бесстыдных мнениях не измыслили относительно них такие гнусности, которые не только оскорбляют достоинство их, но и служат доказательством того, что приписанные им качества отнюдь не принадлежат им. Склониться к вере в них мы не можем, прежде всего, потому, что эти бессмертные и совершеннейшие существа делятся по полам, и одни из них мужского пола, а другие – женского. Этот пункт уже давно, как в римской, так и в греческой литературе, подробно выяснен людьми проницательного ума, и в особенности Туллий⁴⁰³, красноречивейший из римлян, не опасаясь обвинения в безбожии, с достоинством, с твердостью, свободно и с большим религиозным воодушевлением высказал свой взгляд относительно этого мнения, и если бы вы старались усвоить у него факты, изложенные на основании справедливого суждения, а не изящество речи, то дело это было бы закончено и вы не требовали бы от нас, младенцев, как говорится, нового рассмотрения.

Но к чему мне говорить о том, что у него ищут изысканных выражений и блеска речи, когда я знаю, что есть немало таких [людей], которые враждебно относятся к его книгам и избегают их вследствие того, что ими опровергаются их предвзятые мнения, и когда слышу, что другие с негодованием ворчат и говорят, что сенат должен постановить, чтобы были уничтожены эти сочинения, как подтверждающие христианскую религию и подрывающие авторитет древности? Но если вы уверены, что говорите нечто несомненное о ваших богах, то уличите Цицерона в заблуждении, опровергните его, отразите его доводы, докажите, что он говорит безрассудно и безбожно. Ибо уничтожать сочинения и желать прекращения чтения их народом значит не богов защищать, а бояться свидетельства истины.

Однако, чтобы кто-либо по необдуманности не возвел на нас обвинение, будто бы мы приписываем чтимому нами Богу мужской пол на том именно основании, что, говоря о Нем, мы называем Его в мужском роде, пусть тот знает, что через это не пол, а имя Его обозначается согласно с употреблением и свойством языка. Ибо не Бог мужского пола, но имя Его мужского рода, чего вы не можете сказать относительно вашей религии, потому что вы в молитвах обыкновенно говорите: «Бог ли ты или богиня»⁴⁰⁴, и эта формула сомнения самым противопоставлением показывает, что вы приписываете богам пол. Таким образом, мы не можем склониться к вере в телесных богов, потому что они необходимо должны быть телесными, если они мужского и женского пола или если имеют отличительное половое различие. Ибо кто, хотя бы он обладал малой способностью понимания, не знает, что Творцом земных существ установлены и образованы различные полы только для того, чтобы бренное и скоропреходящее существо могло путем соединения и смешения тел продолжать существование через постоянное возобновление преемственности?

Что же? Не должны ли мы сказать, что боги производят, что боги рождаются и что для того даны им половые члены, чтобы они могли восполнять свой род и чтобы постепенно через всякое новое рождение восстановлялось и заменялось то, что погибло в предшествующее время? Таким образом, если это так, если небесные боги производят и пользуются полом согласно с этими законами и если они бессмертны и не ослабевают вследствие свойственного старости истощения, то отсюда следует, что все должно быть заполнено ими и что бесчисленные небеса не могут вместить множества их, потому что и сами они постоянно рождают, и через поколения поколений бесчисленное множество их постоянно увеличивается. Или если непристойность совокупления, как это и подобает, чужда богам, то какую причину или какое основание можно указать для того, почему они наделены теми членами, вследствие которых пол обыкновенно дает себя знать через возбуждение свойственных ему вожделений? Ибо невероятно, что они попусту имеют эти [члены] или что природа хотела сыграть с ними злую шутку, дав им такие члены, которыми нельзя было бы пользоваться. Как для определенного употребления образованы руки, ноги, глаза и прочие члены – все они имеют соответствующее им назначение, – так следует думать, что и эти члены образованы для исполнения свойственных им действий, или же следует признать, что в телах богов есть нечто бесполезное, что образовано попусту и бесцельно.

Что скажете вы, святые и безукоризненные служители религии? Боги имеют, таким образом, пол и обладают непристойными половыми членами, которые вследствие нравственной стыдливости считается позорным называть собственными именами? Что остается еще, как не то, чтобы мы признали, что они, подобно нечистым четвероногим, предаются необузданным страстям, с бешеной страстностью стремятся к взаимному соединению и, наконец, с разбитыми и расслабленными телами изнемогают от сладострастного обессиления? И так как они имеют нечто свойственное женскому полу, то следует также признать, что богини, по истечении месячных периодов, имеют регулы, зачинают и подвергаются возбуждающей отвращение беременности, выкидывают, не донашивают и иногда, вследствие преждевременных родов, производят семимесячных детей. О, чистое, о, святое, свободное и далекое от всякого пяти непристойности божество! Дух [божественный] жаждет и горит желанием в небесных обширных залах и дворцах видеть богов и богинь с непокрытыми нагими телами: Иакхову полногрудую Цереру⁴⁰⁵, как изображает ее муза Лукреция⁴⁰⁶, геллеспонтского Приапа⁴⁰⁷, бесстыдно выступающего среди богинь – дев и матерей – и постоянно готового к [любовным] состязаниям. Жаждет, говорю, видеть богинь беременных, богинь, разрешающихся от бремени, как одни с ежедневно увеличивающимися животами медленно двигаются вследствие тяжести своего бремени, как другие мучаются в течение долгого времени родами и требуют помощи повивальных бабок, как иные, вследствие тяжких и жестоких болей, рыдают, корчатся и среди всего этого умоляют Юнону Люцину⁴⁰⁸ о помощи. Не гораздо ли лучше было бы злословить, поносить и осыпать богов другими оскорблениями, нежели выражать даже под прикрытием набожности столь нелепые и недостойные мнения о них?

И вы осмеливаетесь приписывать нам причину оскорбления богов, между тем как, если рассудить, она, несомненно, находится в вас и состоит не в том оскорблении, какое вы признаете! Ибо если боги, как вы утверждаете, гневаются и воспламеняются страстью негодования, то почему мы не можем думать, что они недовольны и именно крайне недовольны тем, что вы приписываете им пол, с каким образованы собаки и свиньи, и что, признавая это, вы таким же образом изображаете их и выставляете с позорным хвастовством? Таким образом, если это так, то вы служите причиной всех бед, вы вызываете и возбуждаете богов поражать землю всякими бедствиями и ежедневно устраивать что-либо новое, через что они могли бы отомстить за себя, будучи раздражены вашими столь многими оскорблениями и поношениями; в поношениях и оскорблениях, говорю я, заключающихся отчасти в бесстыдных баснях, отчасти – в непристойных мнениях, которые вашими теологами, которые вашими поэтами, которые также вами самими выражаются в позорных обрядах, вы найдете причину того, что положение людей безнадежно и что боги оставили кормило, если только входит в круг попечения их определение судеб людских и управление ими. Ибо они не имеют причин гневаться на нас, потому что они видят и знают, что мы не чтим их и не насмехаемся над ними, как утверждают, но гораздо приличнее, чем вы, судим и думаем о достоинстве их имени.

Хватит о поле. Теперь перейдем к образу и тем формам, в которых вы представляете небесных богов или, вернее, в которых изображаете и выставляете их в обширных помещениях храмов. И пусть никто не противопоставляет нам иудейские и саддукейские басни, как будто бы также и мы приписываем формы Богу, ибо думают, что так говорится в их писаниях и что утверждают это как факт несомненный и удостоверенный: это или не имеет никакого отношения к нам и ни в какой части не имеет ничего общего с нами, или, если есть, как полагают, нечто общее, то вы должны искать учителей, обладающих более глубоким пониманием, от которых вы могли бы узнать, каким образом следует рассеивать туман, покрывающий те писания. Наше мнение относительно этого таково: всякое божественное существо, которое никогда не имело начала бытия и никогда не достигнет предела жизни, чуждо телесных очертаний и не имеет ничего подобного формам, которыми обыкновенно заканчиваются крайние пределы совокупности членов. Ибо, что таково – это мы признаем смертным и скоропреходящим, и полагаем, что не может иметь беспрерывного вечного существования то, что, будучи в конечных пунктах заключено в границы, окружается неизбежными пределами.

Но, мало того что вы применяете к богам измерение форм, – вы определяете их также человеческими чертами и, что гораздо недостойнее, ограничиваете очертанием земных тел. Что же мы должны сказать? Что боги имеют голову, возвышающуюся над продолговатокруглой шеей, соединенную посредством связующих жил со спиной и грудью и имеющую, для необходимых поворотов шеи, опору в совокупности суставов и в костной системе? Если мы признаем это за истину, то отсюда следует, что они имеют также уши с извилистыми отверстиями, подвижные круги глаз, прикрытые краями бровей, нос с ноздрями для сморкания и дыхания, троякого рода зубы⁴⁰⁹ для размельчения пищи, приспособленные к троякому назначению, руки, вследствие суставчатых пальцев и подвижности локтей, пригодные для выполнения работ, ноги – для поддержания тела, колени – для того чтобы шагать и делать первоначальные движения перед ходьбой. Но если они имеют то, что находится на виду, то должны они иметь также и то, что покрывает кожа под костями и сплетением их и брюшина: дыхательное горло, желудок, селезенку, легкие, [желчный] пузырь, печень, ряд подвижных кишек и проходящие через все внутренности вены, наполненные пурпуровой кровью и соединенные с дыхательным каналом.

Или тела небожителей не имеют этих безобразий, и так как они воздерживаются от земной пищи, то следует думать, что они, подобно малым детям, беззубые и, вследствие пустоты пухлых тел, находятся в висячем положении, подобно надутым мехам? Если это так, то вам необходимо также обратить внимание на то, все ли боги похожи друг на друга, или они имеют различное очертание форм. Ибо если у всех них один и тот же вид, то естественно думать, что при узнавании друг друга они ошибаются и обманываются. А если они имеют различия по внешнему виду, то следует полагать, что эти различия даны им только для того, чтобы каждый из них мог быть узнаваем по особенностям различных признаков. Поэтому должно сказать, что некоторые из них – с большими головами, с небольшими остроконечными головами, с большими лбами, толстыми губами, с вздернутыми носами, другие – с длинными подбородками, с родимыми пятнами, с острыми носами, третьи – с расширенными ноздрями, иные – с тупыми носами, некоторые – с одутловатыми щеками или скуластые, с пискливым голосом, карлики, высокого роста, среднего роста, сухощавые, тучные, толстые, другие – с вьющимися курчавыми волосами, иные – лысые и плешивые? Что наше мнение небезосновательно, об этом свидетельствуют и это доказывают мастерские; потому что когда вы делаете и изображаете богов, то представляете одних волосатыми, других – безволосыми, стариками, юношами, отроками, с черными, голубыми, серыми глазами, полунагими, неодетыми или, чтобы холод не причинял им вреда, прикрытыми накинутыми на них широкими одеждами.

Кто из людей, обладающих в некоторой степени здравым смыслом, может поверить тому, что на телах богов растут волосы и пушок, что они различаются по годам, что они ходят в различных одеждах и покрывалах и защищают себя от жары и холода? Кто это считает за истину, тот необходимо должен признать истинным и то, что есть боги сукновалы и цирюльники, которые чистят священные одежды или стригут слишком разросшиеся на голове волосы. Не позорно ли, не нечестиво ли и не оскорбительно ли приписывать богам черты смертного и бренного существа, наделять их такими частями, которые ни один скромный человек без величайшего ужаса и отвращения не решится перечислять, описывать и мысленно представить? Это ли то ваше пренебрежение, та высокомерная мудрость, вследствие которой вы презираете нас, как невежественных, и думаете, что вы обладаете всем знанием о божественных предметах? Вы смеетесь над мистериями (aenigmata) египтян, потому что они представляют божественные силы в образе бессловесных животных и чествуют эти образы посредством многочисленных курений и прочих религиозных обрядов; но вы чтите изображения людей как божественные силы, и вам не стыдно придавать им вид земного существа, обвинять других в заблуждении и глупости и впадать в такого же рода заблуждение и в такой же недостаток.

Может быть, вы скажете, что боги имеют другие формы, но из уважения и для виду вы придали им образ людей: это составляет гораздо большее оскорбление, нежели какое-либо заблуждение, происходящее вследствие неведения. Ибо если бы вы признавали, что вы приписали божественным образам то, чему вы верили вследствие своего мнения, то оскорбление, происходящее вследствие предвзятого мнения, составляло бы менее значительную погрешность; но так как вы в одно верите, а другое изображаете, то оскорбляете тех, коим приписываете то, что им, по вашему признанию, не принадлежит, и оказываетесь безбожными, потому что поклоняетесь тому, что изображаете, а не тому, что признаете действительно существующим. Если бы ослы, собаки, свиньи имели какое-либо разумение и обладали искусством изображения, и захотели совершать нам какой-либо культ, и почтить нас посвящением статуй, то какой пламенный гнев, какие бури негодования возбудили бы они в нас, если бы они захотели, чтобы наши изображения приняли и имели формы их тел? Какой, говорю, пламенный гнев они вызвали бы и возбудили, если бы основатель города Ромул стоял в виде осла и святой Помпилий⁴¹⁰ – в виде собаки и если бы под изображением свиньи было подписано имя Катона или Марка Цицерона? Неужели же вы думаете, что ваши боги не смеются – если они [вообще] смеются – над вашим безрассудством или – так как вы признаете их подвергающимися гневу – не приходят в ярость, не неистовствуют, не хотят мстить за столь великие оскорбления и обиды и подвергать вас тому, чему обыкновенно подвергают и что придумывают огорчение и жестокое оскорбление? Не гораздо ли лучше было бы придать им формы слонов, пантер или тигров, быков и лошадей? Ибо что есть в человеке прекрасного, что, спрашиваю, удивительного и привлекательного кроме того, что он имеет общим, как утверждал некоторый писатель⁴¹¹, с обезьяной?

«Но, – говорят, – если вам не нравится наше мнение, то сообщите, скажите, какую форму имеет Бог?» – Если вы желаете слышать истинное мнение, то Бог или не имеет никакой формы, или, если имеет какую-либо форму, то такую, которой мы, наверно, не знаем. Ибо мы не считаем постыдным не знать того, чего мы никогда не видели, и нам не препятствует опровергать мнения других то обстоятельство, что сами мы не высказываем относительно этого никакого мнения. Подобно тому, как если бы сказали, что мир состоит из стекла, из серебра, из железа или составлен и образован из хрупкой черепицы, мы не поколеблемся признать это ложью, хотя не знаем, из какого вещества он состоит; так, когда идет речь об образе Божием, мы утверждаем, что он не такой, какой вы называете, хотя не можем объяснить, какой он [в действительности].

«Что же? – скажет кто-нибудь, – разве Бог не слышит, не говорит, не видит находящиеся перед Ним предметы, не смотрит на них?» Может быть, особым образом, а не по-нашему. Относительно столь важного предмета мы не можем знать что-либо истинное или открыть посредством предположений, которые у нас, как это ясно, неустойчивы, шатки и подобны пустым грезам. Ибо если мы скажем, что Он видит таким же образом, как видим и мы, то необходимо должно будет признать, что Он имеет оболочки, прилегающие к зрачкам, закрывает глаза, мигает ими, видит посредством лучей или образов⁴¹², или – что обычно для всех глаз – совсем ничего не видит без помощи другого света⁴¹³. То же самое подобным образом следует сказать о слухе, о способе речи и произношении слов: если Он слышит посредством ушей, то Он имеет также отверстия с извилистыми проходами, через которые могли бы проникать звуки, сообщающие смысл речи, или, если слова исходят изо рта, Он имеет губы и зубы, через сближение и движение которых многосложный язык артикулирует звуки и преобразует звуки в слова.

Но если вы не отказываетесь выслушать наше искреннее мнение, мы настолько далеки от приписывания Богу телесных очертаний, что опасаемся приписывать столь великому Существу даже душевные достоинства и сами добродетели, отличаться которыми предоставлено только немногим. Ибо кто мог бы назвать Бога мужественным, стойким, воздержанным, благоразумным, честным, трезвым, знающим что-либо, сведущим в чем-либо, предусмотрительным, направляющим решения относительно своих действий к определенным целям, соответствующим долгу? Это человеческие достоинства, и, в противоположность порокам, они удостоились получить похвальное значение. Но кто настолько тупоумен, настолько безрассуден, чтобы мог сказать, что Бог велик вследствие человеческих достоинств или что Он потому возвышается величием имени, что чужд мерзости пороков? Все, что можно сказать о Боге, все, что можно безмолвно представить в мысли, переходит в человеческое понимание и извращается, и то, что выражается нашими словами, образованными для человеческих отношений, не имеет характера адекватного обозначения. Одно знание человека о существе Божием вполне достоверно: если ты знаешь и чувствуешь, что человеческим языком ничего нельзя сказать о Нем.

Это первое оскорбление ваших богов, которое вы, благонамеренные защитники и охранители религии, совершаете, приписывая им формы и пол. Но какое значение имеет то, что теперь следует, – что вы одних богов выставляете перед нами кузнецами, других – врачами, иных – шерстопрядами, моряками, кифаристами, флейтистами, охотниками, пастухами и, что еще оставалось, земледельцами? Тот бог, говорят, – музыкант, а этот, другой – прорицатель. Таким образом, прочие боги не музыканты и не могут предсказывать то, что имеет произойти, по незнанию и неведению о будущем. Один сведущ в повивальном искусстве, другой искусен в медицине. Таким образом, каждый из них не имеет ли силу только в своей области, и, будучи призваны на помощь в других случаях, они не могут оказать помощи? Этот красноречив и искусен в периодической речи, но другие тупоумны, и если должны бывают говорить, то не могут сказать ничего умного.

Но спрашиваю: какое основание, какая столь жестокая необходимость, какая причина того, что небожители, подобно презренным ремесленникам, должны знать и усваивать эти искусства? На небе поют и играют на музыкальных инструментах, так что девять сестер⁴¹⁴ искусно выполняют интервалы и мелодии звуков и модулируют. Есть на небесных светилах, находящихся в постоянном вращении, леса, есть рощи, есть дубравы, чтобы Диана могла проявлять превосходство в охотничьих прогулках. Боги не знают того, что им предстоит, и живут и действуют под жребием судьбы, так что Латонин прорицатель⁴¹⁵ должен открывать и объявлять, что принесет каждому ближайший день или час. Сам он вдохновляется другим богом и подавляется и возбуждается силой высшего божества, так что справедливо называется и считается вдохновенным. Боги подвергаются болезням и могут быть ранеными и испытывать мучение от чего-либо, так что, когда требует состояние, помогает им Эпидаврский помощник⁴¹⁶. Они мучаются родами и рождают, так что тяжелые родовые муки облегчает и сокращает Юнона Люцина. Они занимаются земледелием и исполняют воинские обязанности, так что властитель огня Вулкан изготовляет для них мечи или выковывает земледельческие орудия. Они нуждаются в прикрытии одеждой, так что Тритонская дева⁴¹⁷ усердно ткет для них ткани и, смотря по свойству времени [года], приготовляет одежды или из трехнитяных тканей, или из шелка. Они выступают обвинителями и опровергают обвинения, так что потомок Атланта⁴¹⁸, вследствие усердного упражнения, достиг первенства в красноречии.

Но, говорят, ты заблуждаешься и обманываешься: боги не занимаются сами этими искусствами, но они наставляют способных людей в этих искусствах и сообщают смертным знания, необходимые для усовершенствования жизни. – Но кто сообщает какие-либо знания незнающему и не знакомому с ними, стараясь сделать его искусным и сведущим в каком-либо деле, тот необходимо сам, прежде всего, должен знать то, чему он решил научить другого. Ибо невозможно сообщать знание чего-либо, не зная правил того, что сообщается, и не обладая предметом в совершенстве. Таким образом, боги – первые художники или потому, что они, как вы говорите, внедряют знания в умах, или потому, что они, как бессмертные и никогда не рождавшиеся, превосходят весь земной род по долговечности. Поэтому возникает вопрос: так как небесные боги не имеют никакого повода [заниматься] этими искусствами, и ни потребности, ни природа их не требуют знания какого-либо искусства или ремесла, то почему вы утверждаете, что одни из них имеют опытность и обладают одними знаниями, другие – другими, отличаясь и превосходя других своими знаниями и пониманием?

Может быть, вы скажете, что боги не занимаются искусствами, но они покровительствуют им, имеют попечение о них, под их охраной находится даже все то, что мы делаем и чем занимаемся, и они пекутся о том, чтобы это было благополучным и успешным. Эти слова казались бы, конечно, справедливыми и правдоподобными, если бы всегда согласно с желанием и намерением происходило то, что мы предпринимаем, делаем или испытываем в обстоятельствах человеческих. Но так как действительность ежедневно получает противоположный оборот и конец действий не соответствует намерениям и желаниям, то только в насмешку можно говорить, что боги помогают нам как охранители, которые созданы нашей фантазией, а не открыты как несомненная истина. Мать Матута⁴¹⁹ доставляет полную безопасность совершающим плавания по морям; но почему яростное море столь часто требует жестоких, гибельных кораблекрушений? Коне⁴²⁰ дает для наших намерений спасительные и верные советы, но почему неожиданное изменение решений постоянно приводит к противоположным результатам? Палее⁴²¹ и Инуй⁴²² служат охранителями стад и скота, но почему они, из-за пагубной беспечности, не заботятся об отвращении чумы и повальных болезней от пасущихся стад? Мать Флора⁴²³, чествуемая безнравственными играми, заботится об успешном цветении полей, но почему пагубный мороз постоянно причиняет вред почкам и расцветающим растениям и уничтожает их? Юнона покровительствует деторождению и оказывает помощь рождающим, но почему ежедневно тысячи матерей гибнут и умирают от причиняющих смерть родов? Под охраной Вулкана находится огонь, и его власти подчинено пламя, но почему он весьма часто допускает, что храмы и части городов обращаются в пепел пожирающим пламенем? Пифиец⁴²⁴ наделяет прорицателей искусством предсказания, но почему он очень часто дает и внушает ответы неопределенные, двусмысленные, туманные и темные? Эскулап покровительствует врачеванию и врачебному искусству, но почему очень многие роды болезней и недугов не излечиваются и не приводятся в здоровое состояние, а даже во время самого лечения делаются более жестокими? Меркурий имеет попечение о местах борьбы и покровительствует кулачным боям и борьбе, но почему он не делает непобедимыми всех тех, кому покровительствует, – почему он, будучи один покровителем, одних делает победителями, а других допускает подвергаться осмеянию за позорное бессилие?

Говорят: «Никто не обращается с молениями к богам охраняющим, и потому они не оказывают покровительства и помощи». – Таким образом, если боги не получают курений и плодов с солью, то они не могут благодетельствовать, и если не видят свои жертвенники обагренными кровью животных, то оставляют и прекращают свое покровительство? Но немного ранее я думал, что милости богов добровольны и что они по собственному побуждению изливают неожиданные дары благоволения. Ибо неужели небесный Царь какими-либо возлияниями или животными жертвами склоняется к тому, чтобы доставлять смертным то, что необходимо для жизни? Не дает ли Бог плодотворный жар солнца, времена ночи, ветры, дожди, плоды всем одинаково: добрым, злым, неправедным, праведным, свободным, рабам, бедным и богатым? Всемогущему и истинному Богу свойственно без просьб оказывать помощь удрученным и изнуренным несчастьями и постоянно окруженным разнообразными тягостными обстоятельствами. Исполнять по принесении жертв то, чего просят, значит не помогать просящим, а продавать щедроты своей благости. Мы, люди, дерзко шутим относительно столь важного предмета и, забывая о существе Божием и величии Его имени, приписываем богам охраняющим все те низости и пошлости, какие может измыслить наша легковерная фантазия.

Унксия (Unxia), говорят, покровительствует намазыванию [дверных косяков] маслом (unctionibus), а Цинксия (Cinxia) – развязыванию поясов (cingulorum)⁴²⁵, святейшие Викта (Vieta) и Потуя (Роtua) имеют попечение о пище (victui) и питье (potui). Превосходное и единственное в своем роде объяснение божественных полномочий! Если бы новобрачные не намазывали дверные косяки мужей жирным маслом, если бы девственные пояса не были развязываемы мужьями, уже пылающими страстью и стремящимися к достижению цели, если бы люди не пили и не ели, то неужели боги не имели бы имен? Мало того, – не довольствуясь предоставлением богам и возложением на них столь унизительных забот, вы приписали им еще лютость, жестокость, свирепость и свойство всегда радоваться злоключениям и бедствиям рода человеческого.

Мы не будем в настоящем месте говорить о Лаверне, богине воров⁴²⁶, о Беллонах⁴²⁷, Дискордиях⁴²⁸, Фуриях⁴²⁹ и безмолвно обойдем молчанием прочие, выставляемые вами, недоброжелательные божества. Мы укажем только на Марса и на прекрасную мать Купидонов⁴³⁰, из которых одному вы предоставляете владычество над войнами, а другой – над любовью и пылом страсти. Марс, говорят, имеет власть над войнами. Для того ли, чтобы прекращать начавшиеся, или для того, чтобы возбуждать прекращающиеся и затихшие? Если он прекращает неистовство войн, то почему войны постоянно существуют? Если же он виновник их, то мы должны будем сказать, что он ради собственного удовольствия приводит во враждебное столкновение весь человеческий род, дает поводы к раздорам и борьбе между народами, разделенными далеким расстоянием стран, сводит друг против друга столько тысяч людей и мгновенно покрывает поля трупами, проливает потоки крови, разрушает сильнейшие государства, сравнивает города с землей, лишает граждан свободы и налагает на них иго рабства, радуется междоусобиям, взаимному братоубийству и, наконец, преступной ужасной борьбе сыновей с отцами.

То же самое и на том же основании можно перенести на Венеру. Ибо если она, как вы утверждаете и верите, возбуждает пламя любви в душах человеческих, то следует признать, что все те беды и преступления, которые происходят от такого безумия, должны быть относимы к язвам, причиняемым Венерой. Не вследствие ли возбуждения этой богиней часто даже благородные лица компрометируют свое достоинство через самое позорное распутство, разрываются крепкие узы браков, кровные родственники воспламеняются непозволительной страстью, матери проявляют безумную любовь к детям, отцы направляют на себя желания своих дочерей, старики, вопреки свойственной возрасту благопристойности, с юношеской страстью предаются постыдной похоти, люди мудрые и твердые, утратив силу и мужественность, разрушают свои твердые решения, [некоторые] затягивают петли на своих шеях, всходят на горящие костры⁴³¹, прыгают по доброй воле в пропасти и бросаются стремглав с огромных высоких скал⁴³².

Кто из людей, обладающих какими-либо задатками разумности, может осквернять и пятнать божественное Существо столь отвратительными нравами? Кто может приписывать богам такие свойства, которые человеческая гуманность часто укрощает и смягчает в диких зверях? Где же, спрашиваю, то [убеждение], что боги чужды всякого страстного движения, что они кротки, спокойны, добры, что они совершенны во всякого рода добродетелях и обладают высшей степенью самой мудрости? И почему мы молимся им об отвращении от нас несчастий и всего неблагоприятного, если сами они оказываются виновниками всех тех зол, которым мы ежедневно подвергаемся? Вы можете, сколько вам угодно, называть нас нечестивцами, неверующими или безбожниками, но никогда вы не убедите нас в том, что есть боги любовных связей, есть боги войн, есть такие, которые возбуждают раздоры и которые удручают души ужасными муками. Ибо или действительно существуют боги, но не делают того, о чем вы говорите, или, если они делают то, что вы говорите, то они, без сомнения, не боги.

И, однако, мы могли бы, во всяком случае, принять от вас эти мнения, полные нечестивых измышлений, если бы сами вы, высказывая о богах многое противоречивое и само себя уничтожающее, не заставляли нас воздержаться от согласия. Ибо так как каждый из вас признает иных [богов] превосходящими прочих славой глубокого знания, то вы упраздняете тех самых богов, в которых верите, и заменяете другими, которые, очевидно, не существуют; одни из вас признают одних богов, а другие – других в одной и той же области; вы насчитываете бесчисленное множество таких [богов], которые общим мнением людей всегда принимались как единичные существа. Итак, начнем по обычаю и мы с отца Януса⁴³³, которого некоторые из вас выдают за мир, другие – за год, иные – за Солнце⁴³⁴. Если мы признаем это за истину, то необходимо следует признать, что никогда не было никакого Януса, о котором говорят, что он, родившись от Неба и Гекаты, впервые царствовал в Италии, был основателем города Яникула, отцом Фонта, зятем Вультурна, мужем Ютурны⁴³⁵, и таким образом вами уничтожается имя бога, которого вы ставите на первом месте во всех молитвах и признаете открывающим путь вам к услышанию вас богами. Но, далее, если Янус есть год, то и в таком случае он не может быть богом. Ибо кто не знает, что год есть определенный период времени и что не имеет божественной силы то, что вычисляется и определяется по месяцам и дням? То же самое можно перенести также на Сатурна. Ибо если этим именем обозначается время, как полагают греческие толкователи, так что χρόνος (время) принимается за Κρόνος⁴³⁶, то нет никакого бога Сатурна. Ибо кто настолько безрассуден, чтобы признавал богом время, служащее мерой некоторого протяжения, беспрерывно продолжающегося? Таким образом, должен быть исключен из ряда небесных богов и этот, которого древность создала и передала потомству как сына Неба, отца великих богов, насадителя винограда и как вооруженного серпом⁴³⁷.

Что, далее, должны мы сказать о самом Юпитере, которого философы признают за Солнце⁴³⁸, едущее на окрыленной колеснице в сопровождении толпы богов⁴³⁹, а некоторые – за пылающий пламенем и безмерным неугасимым жаром эфир⁴⁴⁰. Если это верно и несомненно, то, по вашему свидетельству, совершенно нет того Юпитера, который был рожден Сатурном и Опою и для того, чтобы избежать ярости отца, скрылся, как рассказывают, в пределах Крита⁴⁴¹. Затем, подобного рода мнением не исключается ли также Юнона из списка богов? Ибо если она означает воздух (аег), как вы обыкновенно шутя говорите и повторяете, переставляя буквы греческого имени⁴⁴², то нет сестры и супруги всемогущего Юпитера⁴⁴³, нет Флювионии (Fluvionia)⁴⁴⁴, нет Поманы (Pomana)⁴⁴⁵, Оссипагины (Ossiipagina)⁴⁴⁶, Фебруты (Februtis)⁴⁴⁷, Популонии⁴⁴⁸, Цинкции⁴⁴⁹ и Капротины⁴⁵⁰, и, таким образом, имя ее оказывается праздным вымыслом, пустым мнением, получившим широкое распространение.

Как говорит Граний⁴⁵¹, Аристотель, человек исключительных дарований и необычайной учености, посредством убедительных доводов выясняет и с ученым авторитетом доказывает, что Минерва означает луну⁴⁵². Другие утверждали, что она означает вершину эфира и всю высшую область его⁴⁵³; некоторые признавали ее за память (memoriam), откуда образовано и самое имя Minerva, как бы Meminerva⁴⁵⁴. Но если это достоверно, то в таком случае нет дочери Метиды (Metis)⁴⁵⁵, нет [дочери] Виктории⁴⁵⁶, нет изобретательницы масличного дерева⁴⁵⁷, родившейся из головы Юпитера, нет сведущей в искусствах и разнообразных науках⁴⁵⁸. От покрытия земли водой получил, говорят, название и имя Нептун⁴⁵⁹. Но если название этим именем означает покрытие водой, то совсем нет никакого бога Нептуна, и, таким образом, исключается и устраняется родной брат Стигийского и Олимпийского Юпитера⁴⁶⁰, вооруженный железным трезубцем, властитель крупных и мелких морских рыб, царь морских пучин и потрясатель дрожащей земли.

Также имя «Меркурий» означает как бы некто «посреди бегающий» (Medicurrius), и форма этого имени произошла от того, что речь между двумя говорящими перебегает от одного к другому⁴⁶¹. Если это так, то Меркурий служит именем не бога, а попеременной речи и слов, и, таким образом, устраняется и уничтожается Килленский глашатай, родившийся на холодной горе⁴⁶², изобретатель слов и имен, заведующий торговлей, куплей и обменом товаров. Некоторые из вас назвали землю Великой Матерью, потому что она доставляет пишу всем живым существам, другие называют ее Церерой (Сегегет), потому что она производит (gerat) плоды полезных семян, а некоторые – Вестой (Vesta), потому что она одна неподвижно стоит (stat) в мире⁴⁶³, между тем как прочие части его находятся в постоянном движении. Если вы говорите и утверждаете это на несомненном основании, то все три божества (numina), согласно с вашим объяснением, не существуют: ни Церера, ни Веста не должны считаться в списке богов, ни даже, наконец, Мать богов, которая, как полагает Нигидий⁴⁶⁴, была в супружестве с Сатурном, не может по справедливости быть названа богиней, потому что одна земля имеет все эти имена, и она одна обозначается этими предикатами.

В настоящем месте мы, во избежание утомления, опустим Вулкана, которого все вы одинаково и согласно признаете огнем⁴⁶⁵, Венеру (Veneram), названную оттого, что она ко всем приходит (veniat)⁴⁶⁶, и Прозерпину (Proserpinam) – от выползания (quod proserpant) посеянных растений на свет⁴⁶⁷, чем вы еще упраздняете бытие трех божеств, потому что первое служит наименованием стихии, а не обладающей чувствованием силы, второе – (наименованием) страсти, распространенной среди всех живых существ, а третье обозначает всходы ростков и выращивание плодовых растений. Также когда вы утверждаете, что Либер, Аполлон и Солнце означают одно божество, умноженное тремя наименованиями⁴⁶⁸, то не уменьшается ли вашими суждениями число богов и не рушится ли предвзятое мнение? Ибо если справедливо, что Солнце есть то же, что Либер и Аполлон, то отсюда следует, что в мире нет ни Аполлона, ни Либера, и, таким образом, вами самими уничтожаются и устраняются Семелеец и Пифиец, из которых один доставляет бесстыдное веселье, а другой служит пагубой для Сминфийских мышей⁴⁶⁹.

Люди из вашей среды, не лишенные учености и не склонные к легкомысленному пустословию, утверждают, что Диана, Церера и Луна представляют личность одной богини в трояком родстве и что это три различных имени, а не три различных лица, что Луна называется всеми ими и к ее имени присоединен ряд прочих наименований⁴⁷⁰. Если же это достоверно, несомненно и таким образом оказывается соответствующим действительности, то также имена Цереры и Дианы оказываются ничего не значащими, и дело сводится к тому, что и та изобретательница, как вы утверждаете, плодов⁴⁷¹, согласно с вашим указанием и свидетельством, не существует, и Аполлон лишается своей сестры⁴⁷², на которую некогда, когда она омывала в чистом источнике грязь со своих членов, смотрел рогатый охотник, подвергшийся наказанию за свое любопытство⁴⁷³.

Замечательные философы, возведенные вашими похвалами на высшую ступень в этой области, с большой вероятностью утверждают, что весь тот громадный мир, который окружает, обнимает и содержит всех нас, есть одно живое существо, одаренное пониманием, разумное и мудрое⁴⁷⁴. Если мнение их справедливо, достоверно и несомненно, то в силу этого должны прекратить существование также те боги, которых вы несколько ранее признавали за части его с измененными названиями. Ибо как один человек не может быть разделен на несколько так, чтобы тело его оставалось целым, и как, с другой стороны, несколько человек, сохраняя различие, свойственное разделению, не могут слиться в сознании единой нераздельной души, так и мир, если он есть одно живое существо и направляется действием одного ума, не может разделиться на несколько божеств, и если его части – боги, то они не могут объединиться и превратиться в сознание одного существа. Луна, солнце, земля, эфир, звезды – это члены и части мира; но если они члены и части, то они, конечно, не существа с их наименованиями, потому что части ни в каком отношении не могут быть тождественными с целым, и не может обладать самосознанием и самочувствием то, что вне согласия с целым существом, не имеет никаких собственных движений. Сущность установленного и изложенного нами сводится к тому, что ни солнце, ни луна, ни эфир, ни земля, ни прочее – не боги, ибо это части мира, а не особые наименования божеств, и так как вы перепутываете и смешиваете все божественное, то происходит то, что во вселенной признается один бог – мир, и отвергаются все прочие, как признанные [за богов] совершенно попусту, тщетно и без всякого основания.

Если бы мы столь же многими способами и столь же многочисленными мнениями разрушали веру в ваших богов, то никакому сомнению не подлежало бы, что вы, вследствие гнева и ярости, требовали бы против нас огней, диких зверей, мечей и других родов казней, которыми вы обыкновенно утоляете свою жажду нашей крови. Но хотя вами самими с видом талантливости и учености отрицается почти весь род богов, однако вы осмеливаетесь укорять нас, что из-за нас угнетается богами род человеческий, между тем как если верно то, что они где-либо существуют и воспламеняются гневом, то они имеют вполне справедливое основание для проявления жестокости в отношении к вам, потому что вы отрицаете их бытие и существование их в какой-либо части мира.

Мнасей⁴⁷⁵ говорит, что Музы – дочери Земли (Teiluris) и Неба (Caeli); прочие называют их дочерьми Юпитера и Мемории, или Mens⁴⁷⁶; некоторые пишут, что они девы, а другие – что они были матерями. Мы хотим теперь вкратце коснуться именно таких пунктов, в которых, вследствие разнообразия мнений, обнаруживается, что один из вас говорит одно, а другой – другое об одном и том же предмете. Так, Эфор⁴⁷⁷ указывает трех Муз, упомянутый Мнасей четырех, Миртил⁴⁷⁸ говорит о семи, Кратет⁴⁷⁹ утверждает, что их восемь, наконец, Гесиод называет по именам девять [Муз], обогащая небо и звезды богами. Если мы не ошибаемся, это разногласие служит доказательством незнания истины, а не происходит от соответствия действительности. Ибо если бы наверное знали истину, то все говорили бы одинаково и приходили бы к одному и тому же мнению, и было бы общее согласие.

Каким же образом вы можете восстановить религию в полной силе, когда вы заблуждаетесь относительно самых богов, или склонить нас к чтимым культам, когда вы не можете сообщить нам определенного понятия о самих божествах? Ибо, не говоря о писателях, [названных нами] в середине, или первый из названных⁴⁸⁰ исключает и уничтожает шесть божеств (Муз), если наверняка известно, что их девять, или последний из них⁴⁸¹ прибавляет шесть несуществующих, если в действительности существуют только три, так что нельзя узнать и понять, какие должны быть прибавлены и какие исключены, и в выполнении самой религии является опасность или чтить то, чего нет, или пропустить то, что, может быть, существует. Пизон⁴⁸² думает, что Novensiles⁴⁸³ – это девять (novem) богов, культ которых был установлен сабинами в Требии⁴⁸⁴; Граний⁴⁸⁵ считает их за Муз, соглашаясь с Элием⁴⁸⁶; Варрон указывает на девятеричное (novenarium) число их, как на считающееся всегда имеющим наиболее благоприятное влияние и высшим⁴⁸⁷. Корнифиций⁴⁸⁸ признает их за охранителей нового (novitatum), потому что, благодаря их попечению, все возобновляется и продолжает существовать; Манилий⁴⁸⁹ – за девять (novem) богов, которым одним Юпитер дал власть метать его молнию; Цинций⁴⁹⁰ призывает их за чужеземные божества, получившие название вследствие самой новизны (novitate), потому что римляне обыкновенно религии побежденных городов отчасти вводили в отдельных семействах, а отчасти причисляли к государственным культам, и, чтобы кто-либо из богов вследствие многочисленности или по неведению не был обойден, призывали всех Novensiles, для ускорения и ради краткости, под одним общим именем.

Кроме того, есть некоторые, которые утверждают, что этим названием обозначаются люди, возведенные в богов⁴⁹¹, как Геркулес, Ромул, Эскулап, Либер, Эней. Все эти мнения, как это ясно, различны, и невозможно разногласящих в мнениях считать свидетелями одной истины. Так, если мнение Пизона соответствует истине, то лгут Элий и Граний, а если верно то, что ими говорится, то заблуждается обладающий самыми широкими сведениями Варрон, заменяющий существенное пустяками и не имеющим никакого значения. Если от числа девять происходит наименование «Novensiles», то уличается в пустой болтовне Корнифиций, как приписывающий богам, покровительствующим новизне, чуждую им силу. Если же мнение Корнифиция верно, то оказывается несведущим Цинций, наделяющий богов побежденных городов властью божеств Novensiles. Но если это те, кого признает Цинций, то окажется говорящим ложь Манилий, понимающий под этим именем метателей чужой молнии. Если же достоверно и несомненно то, что думает Манилий, то в величайшем заблуждении находятся те, кто полагают, что Novensiles называются, вследствие новизны почести, смертные, возвеличенные божественными почестями и обоготворенные. Но если Novensiles – те, кто удостоились, по окончании земной жизни, вознестись до звезд, то совсем нет богов Novensiles. Ибо как рабы, солдаты, начальники служат наименованиями не лиц подлежащих, а обязанностей, состояний и должностей, так, когда мы говорим о Novensiles, то, если это служит наименованием тех, кто из людей удостоились быть богами, ясно и очевидно, что наименование Novensiles обозначает не определенных, в частности, лиц, а самое состояние новое.

Нигидий говорит, что боги Пенаты⁴⁹² – это Нептун и Аполлон, которые некогда по заключенному договору окружили Илион⁴⁹³ неразрушимыми стенами. Он же далее, в шестнадцатой книге⁴⁹⁴, следуя этрусским учениям, сообщает, говоря нечто необъяснимое, что есть четыре рода Пенатов и что одни из них – [Пенаты] Юпитера, другие – Нептуна, третьи – подземного мира, четвертые – смертных людей. Цезий⁴⁹⁵, следуя тем же [учениям], полагает, что это Фортуна, Церера, Гений Юпитера⁴⁹⁶ и Палее, но не женского пола, как обыкновенно принимается, а какой-то мужского пола служитель и управитель Юпитера⁴⁹⁷. Варрон высказывает мнение, что это – обитающие внутри, и именно во внутренних покоях (penetralibus) неба боги, о которых мы говорим, и что число и имена их неизвестны. Этруски называют их Consentes и Complices⁴⁹⁸, и именно потому, что они вместе происходят и вместе умирают, – шесть мужского и столько же женского пола, с неизвестными именами и немилосердные; но они считаются советниками и соучастниками Юпитера. Есть также такие, которые писали, что боги Пенаты – это Юпитер, Юнона и Минерва, без которых мы не можем жить и понимать, но которые изнутри управляют нами через разум, теплоту и дыхани⁴⁹⁹. Как видите, также и здесь нет никакого согласия в утверждениях, нет определенного решения, нет ничего надежного, на чем мысль могла бы остановиться в своих предположениях как на наиболее близком к истине. Ибо настолько колеблются взгляды, и одно мнение опровергается другим, что или во всех них нет ничего истинного, или если высказывается кем-либо истина, то она остается неизвестной вследствие столь многих разногласий.

Можем, если угодно, сказать кое-что и о Ларах, которых народ считает богами улиц и путей, потому что греки называют улицы λαύρας. Нигидий в различных сочинениях признает их то за стражей кровель и домов, то за тех Куретов⁵⁰⁰, которые некогда, посредством шума оружия, скрывали, как утверждают, крик Юпитера, то говорит, что так называются Самофракийские Дигиты, которых греки называют пятью Идейскими Дактилями⁵⁰¹. Также Варрон колеблется и то говорит, что это – Маны⁵⁰² и что поэтому мать Ларов называется Манией, то признает их за богов воздуха и героев, то утверждает, следуя мнениям древних, что Лары – это Ларвы⁵⁰³, как бы некоторого рода гении и души умерших.

Было бы слишком продолжительным и нескончаемым делом рассмотреть каждую частность в отдельности и через сами сочинения показать, что нет ни одного из предполагаемых и признаваемых вами богов, о котором вами не высказывались бы неопределенные и противоречивые мнения с тысячью различий, но ради краткости и чтобы не затягивать, достаточно сказанного. Слишком трудно было бы также собрать столь многое вместе, между тем как из одного-двух [примеров] ясно видно, что все у вас шатко и неустойчиво и что ничего определенного вы не говорите о том, что утверждаете. Вы, может быть, скажете: «Хотя мы не знаем, в частности, кто такие Лары, Novensiles и Пенаты, но само согласие писателей доказывает, что они существуют и имеют соответствующий их роду образ в числе небожителей». Но каким образом можно знать, существует ли какой-либо бог, если остается неизвестным и если не знают, что он такое, и каким образом может иметь значение испрашивание благодеяний, если совершенно неизвестно, кто и в каких случаях должен призываться для помощи? Ибо всякий, стремящийся получить ответ какого-либо божества, необходимо должен знать, к кому следует обращаться, кого умолять, у кого испрашивать помощи в человеческих делах и нуждах, тем более что и сами вы указываете, что не все боги могут все исполнять, и что гнев и оскорбление каждого из них примиряются различными обрядами.

Так, если один [бог] требует черной, а другой – белой кожи⁵⁰⁴, если одному должно приносить жертвы с покрытою головой, а другому – с открытой, к тому обращаются по делам, касающимся брачной жизни, а этот помогает при болезнях, то отнюдь не может быть безразличным, тот ли или другой принадлежит к Novensiles, так как незнание этого и смешение лиц вызывает оскорбление богов и заставляет их требовать необходимых средств умилостивления. Так, представь себе, что сам я, по причине какого-либо несчастья или для устранения опасности, стал бы молиться какому-либо из богов, говоря: «Помогите, помогите, боги Пенаты, ты, Аполлон, и Нептун, и устраните, по вашей божественной благости, эти бедствия, которые мучат, терзают, удручают меня». Можно ли надеяться на получение от них помощи, если богами Пенатами будут Церера, Палее, Фортуна или Гений Юпитера, а не Нептун и Аполлон? Или если я буду призывать Куретов вместо Ларов, которых некоторые из ваших писателей считают Самофракийскими Дигитами, то каким образом я могу воспользоваться их помощью и благорасположением, когда я называю их не свойственными им, но чужими, именами? Столь необходимо знать богов в их особенностях и не сомневаться, и не колебаться относительно значения имени каждого, чтобы они, будучи призываемы при несоответствующих обрядах и под чужими именами, не имели уши закрытыми и не связали нас незагладимыми винами.

Поэтому если для вас несомненно, что в высоте, в небесных дворцах обитает и живет то множество богов, которое вы перечисляете, то вам следует оставаться в границах одного утверждения, а не разрушать разделением на различные и противоречивые мнения доверие к тому самому, что вами утверждается. Если есть Янус, то пусть он будет Янус, если есть Либер, то пусть он будет Либер, если есть Сумман⁵⁰⁵, то пусть он будет Сумман, ибо быть уверенным, обладать знанием – значит оставаться непоколебимым в знании того, что было исследовано, а не говорить, подобно слепым и блуждающим: «Novensiles – это Музы, нет, это – Требийские боги, скорее, это – девятеричное число, или, лучше сказать, это покровители разрушенных городов», и таким образом подвергать столь важные предметы опасности, что, когда вы устраняете одних [богов] и заменяете их другими, то справедливо можно будет сомневаться в существовании всех.

Желательно спросить вас, и прежде всего самих римлян, владык и повелителей мира: признаете ли вы Любовь (Pietatem)⁵⁰⁶, Согласие (Concordiam), Здоровье (Salutem)⁵⁰⁷, Честь (Honorem), Мужество (Virtutem)⁵⁰⁸, Счастье (Felicitatem) и прочие подобного рода имена, которым вами устроены, как мы видим, жертвенники и великолепные храмы, имеющими божественную природу и обитающими в небесных странах, или, как это обыкновенно бывает, вы для вида относите их к числу богов потому, что мы считаем желательными и хотим иметь эти блага? Ибо, если вы, считая эти имена пустыми, бессодержательными словами, однако, обоготворяете их, [отводя им место] в странах богов, то вам необходимо будет рассмотреть, не есть ли это детская забава или не имеется ли в виду осмеяние ваших богов, к которым вы приравниваете и присоединяете пустые измышленные слова? Но если вы, вследствие искреннего убеждения считая их богами, почтили их храмами и пиршествами, то просим вас наставить нас в нашем неведении: каким образом и каким путем можно прийти к пониманию, что Победа (Victoria), Мир (Рах), Справедливость (Aequitas) и прочее, прежде названное нами, – боги и принадлежат к собранию богов?

Мы, если вы не отказываете нам в здравом смысле и допускаете его, так думаем и судим, что ничто из названного не имеет божественной силы и не обладает какой-либо формой соответствующего рода, но мужество есть свойство мужественного, здоровье – здорового, честь – почтенного, победа – победителя, согласие – находящегося в согласии, любовь – любящего, память – памятливого, а счастье – живущего счастливо и без каких-либо неудач. Что это вполне справедливо говорится нами, это легко можно узнать из противоположностей и противопоставлений, как несчастье, раздор, забвение, несправедливость, нарушение долга любви, малодушие и неблагоприятное состояние здоровья. Ибо как это бывает с людьми и состоит в действиях людей и случайных состояниях, так противоположное этому и имеющее название от более благоприятных свойств необходимо бывает с другими [людьми], и эти свойства их послужили основанием к образованию этих имен.

Что же касается других сонмов богов, на которых вы указываете нам, то мы не можем решить, делаете ли вы это серьезно и вследствие убеждения в достоверности, или же вы забавляетесь пустыми вымыслами богатой фантазии. Так как жестокая волчица пощадила выброшенных детей⁵⁰⁹, то, говорят, она была названа, по свидетельству Варрона, богиней Люперкой. Таким образом, вследствие стечения обстоятельств, а не вследствие своей природы, произошла эта богиня, и после того, как страшное животное удержалось от жестокого кусания, она начала существовать и получила имя с соответствующим значением? Или если она уже давно была богиней, прежде чем родились Ромул и его брат, то скажите: каково было ее имя и как она называлась? Престана (Praestana), как вы утверждаете, получила название оттого, что Квирин⁵¹⁰ превзошел всех силой при метании копья, и, оттого что Титу Тацию⁵¹¹ было дозволено для взятия Капитолийского холма открыть (panciere) и сделать доступным путь, была названа богиня Панда (Panda), или Пантика (Pantica). Значит, до этих событий не было также этих божеств, и если бы Ромул метанием копья не овладел Палатинским холмом и царь сабинский не занял Тарпейскую скалу, то не было бы никакой Пантики, никакой Престаны? Если же вы скажете, что также и они существовали до возникновения повода к их наименованию, то – как мы спрашивали перед этим – сообщите, как и они назывались.

Богиня Пеллония (Pellonia) имеет силу прогонять (pellendorum) врагов. Если не тягостно для вас, то скажите: каких? Стороны борются друг против друга и решают дело оружием, и эта сторона служит врагом для той, а та враждебна в отношении к этой: кого же Пеллония будет прогонять, когда борьба ведется с обеих сторон, и кому она будет оказывать благорасположение, когда она той и другой стороне должна доставлять свою божественную силу и помощь? Но если она действительно сделает это, т. е. окажет благоволение и покровительство обеим сторонам, то утратит значение ее имя, происшедшее от изгнания одной стороны. Может быть, вы скажете: она – богиня только римлян и одним только квиритам⁵¹² готова всегда оказывать благосклонное содействие. Из любви к имени [римлян] мы желаем, чтобы это было так; но отсюда возникает немалое недоумение. Что же? Разве римляне имеют особых богов, которые не служат [богами] других народов? И каким образом они могут быть богами, если они не будут одинаковым образом являть свое имя всем, где бы то ни было, народам? И где, спрашиваю я, была эта Пеллония в те давние времена, когда слава народа склонилась в Кавдинских ущельях под ярмом⁵¹³, когда при Тразименском озере⁵¹⁴ были пролиты потоки крови, когда поля Диомеда⁵¹⁵ были покрыты трупами римлян, когда тысячи других несчастий постигли нас в бесчисленных поражениях? Спала она, храпела или, как это обыкновенно делают презренные люди, убежала в лагерь врагов?

Неблагоприятствующие (laevi)⁵¹⁶ боги и неблагоприятствующие богини покровительствуют только странам, находящимся с левой стороны, и неприязненны правым сторонам. На каком основании и в каком смысле говорится это, этого и мы сами не понимаем, и вы, как мы уверены, не можете сколько-нибудь уяснить и сделать это общепонятным. Ибо прежде всего мир сам по себе не имеет ни правых сторон, ни левых, ни верхних, ни нижних, ни передних, ни задних⁵¹⁷. Ибо все то, что кругло и что со всех сторон имеет вполне округленную форму, не имеет ни начала, ни конца; а где нет конца и начала, там не может также никакая часть целого быть концом и началом. Таким образом, когда мы говорим: эта страна находится справа, а та слева, то говорим это не в отношении к положению мира, который весь вполне равен себе, но в отношении к нашему положению и состоянию, потому что мы так устроены, что одно по отношению к нам называется правым, а другое – левым; но и то самое, что мы называем левым и правым, не имеет для нас ничего постоянного и неизменного, но в какое положение приведут нас случай и обстоятельства времени, соответственно этому образуются представления о зависимости от наших сторон. Если я буду смотреть на восходящее солнце, то холодный пояс и север будут для меня левыми, а если я сюда перенесу взоры, то левым для меня будет запад, который был позади в направлении от солнца. Но если я затем обращу глаза на запад, то юг и полдень получат наименование левых; а если обстоятельства времени заставят меня обратиться [лицом] в эту сторону, то изменение [положения] и поворот тела произведут то, что восток будет называться левым. Отсюда очень легко можно понять, что в действительности нет ни правого, ни левого, но [эти понятия происходят] в зависимости от положения, от времени, соответственно тому направлению, какое принимается вследствие обстоятельств нашим телом. Если же это так, то на каком основании и каким образом могут быть боги левых сторон, когда не подлежит сомнению, что одни и те же страны бывают то правыми, то левыми? Или чем правые стороны провинились перед бессмертными богами, что они должны оставаться без всяких покровителей, хотя на них всегда указывали как на счастливые и имеющие благоприятные предзнаменования?

Латеран (Lateranus), как вы говорите, есть бог и гений очагов и назван этим именем потому, что этого рода очаги устраиваются людьми из необожженных кирпичей (laterculis). Что же? Если очаги будут сделаны из обожженной глины (testa) или из другого какого-либо материала, то неужели они не будут иметь гениев, и Латеран, кто бы он ни был, должен будет оставить обязанность охранения, потому что то, что принадлежит к области его владычества, устроено не из кирпичей? И что, спрашиваю я, должен делать этот бог как охранитель очагов? Он бегает по кухням людей, смотря и исследуя, из какого рода дров зажигается огонь в его очагах, сообщает глиняным сосудам свойство не лопаться от огня, заботится о том, чтобы кушанья имели приятный вкус и не были испорчены, исполняет обязанности дегустатора и пробует, надлежащим ли образом приправлены кушанья? Не позорно ли, даже, говоря ближе к истине, не оскорбительно ли, не преступно ли для того только предлагать какие-то вымыслы о богах, чтобы не честь должную воздать им, а приписать им заведывание непристойными вещами и позорными занятиями?

Не покровительствует ли Венера воинская лагерным мерзостям и обесчещению мальчиков? Одна из сонма божеств, Перфика (Perfica), не доводит (perficit) ли до конца омерзительные и грязные удовольствия без нарушения наслаждения? Не помогает ли в спальнях Пертунда (Pertlinda) мужьям лишать девства? Не считаете ли вы приносящим счастье и желательным, чтобы на огромный фасцин Тутуна садились ваши матроны⁵¹⁸? Если это само по себе не склоняет вас узнать истину, то, по крайней мере, неужели из самых имен вы не можете понять, что это измышления пустейшего суеверия и фантастические образы ложных богов? Подрезке (putationibus) деревьев, говорите вы, помогает Пута (Puta), достижению просимого (rebus petendis) – Пета (Peta), есть бог рощ (nemorum) Неместрин (Nemestrinus), есть божества Пателлана (Patellana) и Пателла (Patella), из которых одна предназначена для того, что раскрылось (patefactis rebus), а другая – для того, что должно раскрыться (patefaciendis)⁵¹⁹. Нодутом (Nodutis) называется бог, который содействует образованию узлов (nodos) в растениях, и Нодутеренсою (Noduternsis) покровительница обмолачивания (terendis) плодов; от блужданий в пути спасает богиня Упибилия (Upibilia); под охраной Орбоны (Orbonae) находятся родители, лишившиеся (orbati) детей; под [охраной] Нении (Neniae) – те, которые находятся при конце жизни. Далее называется даже Оссипага (Ossipago) как та, кто укрепляет кости (ossa) малых детей и сообщает им твердость; богиня Меллония (Mellonia) имеет власть и силу над пчелами, имея попечение о сладком меде (mellis) и охраняя его.

Скажите, прошу вас, – пусть будут благосклонны и милостивы к вам Пета, Пута, Пателла: если бы на земле совсем не было никаких пчел или если бы люди рождались без костей, подобно червям, то не было бы богини Меллонии или Оссипага, укрепительница костей, не имела бы своего имени? Я именно спрашиваю и прошу ответить: считаете ли вы богов имеющими превосходство по природе, времени и давности существования или же людей, пчел, плоды, ветви и прочее? Никто из людей не будет сомневаться, что вы скажете, что боги неисчислимым рядом периодов и столетий древнее всего существующего. Но если это так, то каким образом может по естественному порядку вещей быть возможным, чтобы то, что предшествует по времени, получило имя от того, что в позднейшее время было произведено, или чтобы боги получили для охранения то, что еще не было создано и не было дано людям для употребления? Или, может быть, боги долгое время были без имен и удостоены вами названий этими отличительными наименованиями после того, как вещи начали происходить и появляться на земле? Но откуда вы могли знать то, какое имя следовало дать каждому из них, когда вы совсем не знали о существовании их, или то, что они обладают теми или другими силами, когда вам также было неизвестно, кто из них что может сделать и к чему он должен быть приставлен соответственно власти своего божества?

«Что же, – скажете вы, – вы думаете, что этих богов нигде нет и что они созданы ложными верованиями?» Не только мы, но сама истина говорит это, и разум, и тот здравый смысл, который присущ всем людям. Ибо кто может поверить, что есть боги Лукрии (Lucrios) и что они покровительствуют достижению выгод (lucrorum), когда известно, что это весьма часто происходит из позорных побуждений и всегда [соединяется] с потерями для других? Кто может [поверить], что Либентина (Libentina) и Бурн (Burnum) покровительствуют чувственным удовольствиям (libidinum), которых мудрость внушает избегать и к которым в их разнообразных видах стремится предающееся им крайнее бесстыдство? Кто [может поверить], что Лиментин и Лима (Limentinus, Lima) охраняют дверные пороги (liminum), исполняя обязанности привратников, когда мы постоянно видим, как двери (limina) храмов и частных домов взламываются и разрушаются, и что не без их содействия совершаются позорные хождения в публичные дома? Кто [поверит], что Лимы (Limas) покровительствуют имеющему косое направление (obliquitatum), что Сатурн (Saturnus) охраняет посев (sationis), Монтин (Montinus) – горы (montium), богиня Мурция (Murciam deam) – ленивых⁵²⁰? Кто, наконец, может поверить, что есть богиня Пекуния (Pecuniam)⁵²¹, которая как могущественнейшее божество доставляет, по свидетельству ваших сочинений, золотые кольца⁵²², лучшие места на играх и в театрах⁵²³, высшие почетные посты, важнейшие государственные должности и, что в особенности любят ленивые, спокойную праздность вследствие богатства?

Но если имеют в жилищах богов своих особых покровителей кости, мед, дверные пороги и прочее, чего мы или мимоходом коснулись, или, из опасения растянутости, совсем не касались, то можно на том же основании ввести тысячи других богов, которые должны оказывать свое попечение и охрану бесчисленным вещам. Ибо почему бог должен покровительствовать одному только меду, а не должен покровительствовать тыквам, репам, чаберу, кресс-салату, горошку, свекле, капусте? Почему одни только кости удостоились охраны, а не удостоились ногти, волосы и прочие [члены], находящиеся в сокрытых и в менее пристойных частях, хотя они подвергаются весьма многим случайностям и более требуют попечения и внимания богов? Если же вы скажете, что и эти части имеют божественных покровителей, то окажется столько же богов, сколько есть предметов, и нельзя будет объяснить причины, почему не все предметы находятся под божественным покровительством и попечением, если вы утверждаете, что есть известного рода предметы, которым покровительствуют и о которых имеют попечение боги.

Что говорите вы, отцы⁵²⁴ новых религий и божеств? Не вопите ли и не жалуетесь ли вы, что нами оскорбляются и с безбожным презрением пренебрегаются эти боги – гений очагов Латеран, покровитель дверных порогов Лиментин, Пертунда, Перфика, Нодутеренса? И так как мы не повергаемся с мольбами перед Мутуном⁵²⁵ и Тутуном, то не утверждаете ли вы, что род человеческий стал клониться к погибели и самый мир изменил свои законы и строй? Но рассмотрите и рассудите, не вы ли, выдумывая и предлагая такие нелепости, оскорбляете наиболее несомненных богов, если только есть такие, которые достойны носить и иметь это высокое имя, и не вследствие ли иной причины разражаются и ежедневно возрастают и усиливаются те бедствия, о которых вы говорите? «Но почему, – скажет, может быть, кто-нибудь из вас, – ложно то, что эти боги существуют? Они и являются, когда их призывают гаруспики, и приходят, когда называются их имена, и дают верные ответы вопрошающим». Мы можем подтвердить ложность того, что говорят, как тем, что все это переполнено суевериями, так и тем, что многие предсказания ежедневно, как мы видим, или иначе исполняются, или, вопреки ожиданию, имеют противоположный исход.

Но пусть [предсказания] будут, как вы утверждаете, истинными, однако каким образом вы можете удостоверить, что, например, Меллония или Лиментин проникают во внутренности⁵²⁶ и усваивают смысл того, о чем вы спрашиваете? Разве вы видели когда-либо лицо, образ и внешний вид их? Или разве можно видеть это в легких или в печени⁵²⁷? Не может ли случиться и произойти, хотя вы лукаво скрываете это, что один является вместо другого, обманывая, глумясь, вводя в заблуждение и принимая вид призываемого? Если маги, братья гаруспиков, говорят, что при их вызываниях очень часто вместо вызываемых прокрадываются демоны и что это некоторого рода духи из более плотной материи, которые выдают себя за богов и обманывают неведущих посредством лжи и притворства, то почему нам не думать, что подобным образом и здесь другие выдают себя за тех, которых нет, чтобы и ваши верования подтвердить, и себе доставить удовольствие через приношение жертв под чужими именами?

Если же вы отказываетесь принять это вследствие новизны предмета, то откуда вы можете знать, не заменяет ли всех тех, которых вы призываете, некий один и, являя себя во всех частях и долях печени, представляется вами в виде многих богов и сил? Может быть, спросят: кто же этот один? Мы, будучи наставлены достоверными свидетелями, можем сказать это, но, чтобы вы не отказали нам в доверии, пусть спросят египтян, персов, индийцев, халдеев, армян и всех других, видевших и узнавших это в мистериях, и тогда вы, без сомнения, узнаете, кто этот один Бог или те весьма многие, которые под образом Его выдают себя за богов и издеваются над неведением рода человеческого. Мы уже давно стыдимся коснуться того пункта, относительно которого не могут удержаться от смеха не только дети и люди распущенные, но даже серьезные и постоянно имеющие суровый и мрачный вид. Ибо хотя всем нам внушено и сообщено нашими учителями, что в склонениях [имен] богов не бывает множественного числа, потому что боги – единичные существа и всякое собственное имя не может быть общим для весьма многих, однако вы, забыв об этом и заглушив воспоминание о наставлениях из времен детства, прилагаете ко многим богам одни и те же имена, и, будучи в других случаях в отношении к числу их более воздержанными, вы снова умножаете их через общие наименования. Этот пункт многие лица, отличающиеся основательностью суждений и проницательным умом, выяснили некогда на латинском и греческом языках. Поэтому мы могли бы лишь вкратце коснуться этого, если бы мы не заметили, что некоторые не знают этих сочинений, и если бы также предпринятое нами рассуждение не побуждало нас изложить относительно этого нечто, хотя бы у тех [писателей] заимствованное и сообщенное ими.

Итак, ваши теологи и исследователи темной древности говорят, что есть в мире три Юпитера⁵²⁸, из которых один был рожден от Эфира, другой – от Неба (Caelo), третий – от Сатурна, родившийся и погребенный на острове Крите; есть пять богов Солнца (Soles) и пять Меркуриев⁵²⁹, из которых первый бог Солнца (Sol), как говорят, называется сыном Юпитера и считается внуком Эфира, второй – также сыном Юпитера, рожденным Гиперионой, третий – сыном Вулкана, но не Лемносского, а того, который был сыном Нила, четвертый считается отцом Ялиса, которого в героические времена родила Аканфа (Acantho) на [острове] Родосе, пятый – [отцом] скифского царя⁵³⁰ и изменчивой Кирки⁵³¹. Далее, первый Меркурий – сын высочайшего Неба (Caeli), проявивший, как говорят, чувственные стремления по отношению к Прозерпине, второй, часто называемый Трофонием, находится под землей, третий рожден Майей (Maia) и третьим Юпитером, четвертый, перед именем которого египетский народ трепещет, боясь произнести его, есть сын Нила, пятый – убийца Аргуса, беглец и изгнанник, изобретший письмо в Египте. Подобно богам Солнца и Меркуриям, есть также, как говорят, пять Минерв⁵³², из которых первая не дева, но мать Аполлона от Вулкана, вторая – дочь Нила, считающаяся египетской, третья – дочь Сатурна, изобретшая употребление оружия, четвертая – дочь Юпитера, которую мессенцы называют Корифасией, и пятая – убившая отца, Палланта, покушавшегося на кровосмешение.

Но, чтобы не показалось слишком длинным и утомительным рассмотрение каждого предмета в отдельности, [мы ограничимся кратким замечанием]: те же ваши теологи утверждают, что есть четыре Вулкана⁵³³ и три Дианы⁵³⁴, столько же Эскулапов⁵³⁵, пять Дионисов⁵³⁶, шесть Геркулесов⁵³⁷, четыре Венеры⁵³⁸, три рода Касторов⁵³⁹ и столько же Муз⁵⁴⁰, три окрыленных Купидона⁵⁴¹ и четыре Аполлоновых имени⁵⁴², называют также их отцов, матерей, места рождения их и указывают происхождение каждого из них вместе с родством. Но если это верно, несомненно, и подтверждается достоверными фактами, то или все они не боги, потому что многие, как мы знаем, не могут иметь одно и то же имя, или если есть кто-либо из них [бог], то он останется неузнанным и неизвестным, потому что это затемняется смешением одинаковых имен. Таким образом, вы сами, хотя и вопреки вашему желанию, служите виновниками того, что религия запутывается и колеблется и не имеет определенной цели, к которой она могла бы направляться, если бы избежала многих заблуждений, происходящих вследствие неопределенности.

Представьте себе, что мы вследствие авторитета или вашего жестокого насилия решились почтить, например, Минерву обычными у вас жертвоприношениями и общепринятыми религиозными церемониями, и если в то время, как мы готовимся приступить к священнодействию и возложить на пылающие жертвенники установленные приношения, явятся все Минервы и, споря об обладании этим именем, каждая из них потребует ей принести приготовленные жертвы, то что при этом затруднении сделаем мы, слабые существа, или, лучше, за какой из сторон признаем право на дар благочестия? Ибо первая из названных нами может сказать: «Мне принадлежит имя Минервы и ее божественность, я родила Аполлона и Диану и плодами своего чрева обогатила небо божествами и умножила число богов». «Нет, – скажет пятая, – ты не Минерва, ты замужняя и через многократные роды нарушала святость чистого целомудрия. Разве ты не видишь, что во всех капитолиях находятся изображения девственных Минерв и что всеми художниками придается им характер безбрачных? Поэтому перестань присваивать себе не принадлежащее тебе право на это имя. Ибо, что я Минерва, дочь Палланта, об этом свидетельствует весь хор поэтов, который называет меня Палладою, производя это имя от отца». «Что ты говоришь? – скажет, услышав это, вторая [Минерва].– Разве можешь носить имя Минервы ты, дерзкая отцеубийца, запятнавшая себя гнусной кровосмесительной любовью, посредством румян и употребляемых блудницами искусств вполне возбудившая ужасную страсть к себе даже в отце? Итак, продолжай, ищи для себя другого названия; ибо это [наименование] принадлежит мне, которую Нил, величайшая из рек, произвел из чистой воды и через сгущение ее дал девственный вид. Если же потребуешь подтверждение факта, то я укажу как на свидетелей на египтян, на языке которых я называюсь Нейт, по свидетельству Платонова «Тимея»⁵⁴³«. Что далее, по нашему предположению, произойдет? Перестанет ли и та называть себя Минервой, которая носит имя Корифасии или от названия матери, Корифы, или от того, что она выскочила из головы⁵⁴⁴ Юпитера со щитом и страшным оружием, или та, третья, терпеливо оставит имя? Не будет ли она доказывать свои права и опровергать притязание первых словами в таком роде: «Ты ли осмеливаешься присвоить себе истинное величие моего имени – ты, вышедшая из грязи и болот и образованная из ила? И неужели можешь усвоить себе чужое достоинство богини, ты, лживо утверждающая, что ты произошла из главы Юпитера и убеждающая глупейших людей в том, что ты – разум? Разве Юпитер зачинает и рождает детей из головы? И разве для ковки и изготовления оружия, которое ты носишь, в пустом пространстве головы его были мастерская, наковальни, молотки, печи, мехи, угли и щипцы? И если справедливо то, что ты утверждаешь, что ты – разум, то перестань присваивать себе мое имя, потому что то, что ты называешь разумом, не есть определенный вид божества, но знание сокрытых причин». Таким образом, если, как было сказано нами, в то время, когда мы приступим к принесению жертвы Минерве, явятся пять [Минерв] и, споря об обладании этим именем, каждая потребует, чтобы ей была принесена жертва из благовонного курения или совершено возлияние жертвенного вина из золотых чаш, то посредством какого исследователя или судьи мы можем прекратить этот спор и какой следователь или третейский судья будет настолько смел, чтобы решился среди лиц такого рода произнести справедливый приговор или признать притязание справедливым? Не предпочтет ли он отправиться домой и, воздерживаясь от таких дел, не сочтет ли более безопасным совсем не участвовать в них, чтобы, предоставляя одной то, что принадлежит всем, не навлечь на себя ненависти других или чтобы не подвергнуться упреку в глупости, если он всем присвоит то, что должно принадлежать одной?

То же самое мы могли бы сказать о Меркуриях, о богах Солнца и о всех других [богах], число которых вы расширяете и умножаете. Но достаточно из одного [примера] узнать, что в таком же положении находятся и прочие [боги], и, чтобы не вызвало скуки выслушивание подробностей, мы оставим изложение частностей, чтобы, уличая вас в излишествах, мы сами не подверглись обвинению в чрезмерном многословии. Но что говорите вы, посредством терзания членов склоняющие нас к служению богам и принуждающие нас к принятию культа ваших божеств? Мы могли бы не быть несговорчивыми, если бы только было показано нам что-либо достойное веры в столь великое имя. Покажите нам Меркурия, но одного; дайте нам одного Либера, одну Венеру и одну также Диану. Ибо никогда вы не убедите нас в том, что есть четыре Аполлона или три Юпитера, хотя бы вы указали на самого Юпитера как на свидетеля или выставили Пифийца поручителем.

Но с противной стороны говорят: «Откуда мы можем знать, писали ли теологи то, что было исследовано и узнано, или же они излагали по своему усмотрению и решению произвольные вымыслы?». Это не имеет никакого отношения к делу, и наша речь не имеет в виду рассматривать, так ли обстоит дело, как сообщают сочинения теологов, или иначе и со многими отличиями от этого. Для нас достаточно говорить о том, что общеизвестно, и не исследовать, что соответствует действительности, но опровергать и доказывать ложность того, что служит общим достоянием и что принято человеческим верованием. «Но если они лжецы, то вы изложите истину и откройте неопровержимую тайну». Но как это может произойти, если отвергаются сообщения литературных произведений? Ибо что можно сказать о бессмертных богах, что не сделалось бы известным людям через сочинения людей? И что вы сами можете сообщить о религиозных обрядах и церемониях, что не было бы изложено в произведениях письменности и не было бы обнародовано в сочинениях писателей? И если вы считаете их не имеющими никакого значения, то пусть будут уничтожены все имеющиеся у вас книги о богах, написанные теологами, понтификами⁵⁴⁵ и некоторыми философами, или, лучше, предположим, что от начала мира никто из людей никогда ничего не писал о богах: хотели бы мы испытать и желали бы знать, могли ли бы вы сделать даже самое слабое напоминание о богах или представить их в уме, если бы ни из одного письменного труда вы не получили понятия о них? Но так как несомненно, что при помощи книг вы узнали об их именах и силах, то несправедливо было бы лишать доверия письменные произведения, свидетельством и авторитетом которых вы подтверждаете то, что говорите.

Может быть, это ложно, а то, что вами говорится, соответствует истине? Но на каком основании и по какому свидетельству? Так как говорившие как это, так и то, были, конечно, людьми и так как спор велся той и другой стороной о предметах неизвестных, то признавать истинным то, что тебе нравится, и обвинять в произвольности и лжи то, что не согласно с твоим мнением, служит доказательством высокомерия. Во имя общечеловеческих прав и общей всем смертным природы [я спрашиваю]: когда вы слышите и читаете, что «такой-то бог родился от такого-то отца и такой-то матери», то неужели у вас не возникает мысль, что говорится что-то человеческое и проистекающее из низкого состояния, свойственного земным существам? Или когда вы думаете, что это действительно так, то неужели у вас не является никакого опасения, что вы можете причинить какое-либо оскорбление самим богам, кто бы они ни были, признавая их явившимися вследствие постыдного полового акта на бывший для них неизвестным свет? Но, чтобы кто-либо не подумал, что мы не знаем и не ведаем, что приличествует достоинству этого имени, [мы считаем нужным сказать, что], по нашему мнению, или должно быть чуждо богам происхождение через рождение, или, если они имеют какое-либо происхождение, то произошли они, как мы полагаем и признаем, от Владыки и Первовиновника мира известными Ему Самому способами, будучи незапятнанными, чистыми, невинными, не знающими скверны совокупления, и по окончании первоначального творения, не простиравшегося на них самих.

Но вы, напротив того, забывая о таком величии и высоте, приписываете им такое рождение и происхождение, которое люди менее огрубевшие считают отвратительным и ужасным. Вы говорите, что Юпитер (Diespiter) со своими братьями родился от Опы как матери и от Сатурна как отца. Но разве боги имеют жен и вступают в брачные союзы по заранее заключенным условиям? Разве они договариваются о заключении брака на основании давности, через религиозные обряды или через куплю⁵⁴⁶? Разве у них есть невесты, имеющиеся в виду, помолвленные и договоренные на определенных условиях? Но к чему мы говорим о самых договорах, когда вы говорите, что некоторые [из богов] праздновали свадьбы и устраивали веселые многолюдные собрания, на которых забавлялись богини, и что не участвовавшие в фесценнинах⁵⁴⁷ все привели в расстройство вследствие раздора и подвергли род человеческий опасности уничтожения в последующее время⁵⁴⁸?

Может быть, в других [богах] менее обнаруживается отвратительность этого безобразия. Но неужели владыка неба, отец богов и людей, мановением, т. е. киванием головы, приводящий в движение и сотрясение все небо, родился от мужчины и женщины? И если бы два пола не предавались в телесном соединении грязным наслаждениям, то неужели не было бы верховного Юпитера, боги до сего времени не имели бы царя и небо оставалось бы без владыки? И что мы удивляемся вашим рассказам о происхождении Юпитера из чрева женщины, когда ваши авторы пишут, что он имел кормилицу и поддерживал недавно полученную жизнь через питание чужой⁵⁴⁹ грудью? Что говорите вы, господа? Неужели, таким образом – снова скажу, – громовержец, мечущий молнии, поражающий ими и собирающий страшные тучи, сосал молоко из грудей, издавал [детский] крик, ползал, умолкал под шум погремушек, прекращая беспричинный плач, и засыпал, лежа в мягкой постели и утихая под убаюкивающие звуки? О, благочестивое уверение о богах! Какое свидетельство и внушение представляет оно о досточтимом достоинстве возбуждающего страх величия? Неужели, таким образом, по вашему мнению, происходят – спрашиваю я вас – совершеннейшие небесные силы и через такое же рождение появляются на свете ваши боги, через какое зачинаются и рождаются ослы, свиньи, собаки и все множество нечистых земных животных?

Не довольствуясь присвоением величию Сатурна подобного рода телесных соединений, вы даже утверждаете, что сам царь мира более позорным образом производил детей, нежели сам был рожден и произведен от Гиперрионы как матери, говорите вы, и от громовержца Юпитера родилось золотое блестящее Солнце (Sol); от Латоны и от него же – стрелец Делоский и охотящаяся в лесах Диана; от Леды и от него же – [те, которые] по-гречески называются Диоскурами; от Алкмены и от него же – тот Геркулес Фиванский, которого защищали дубина и [звериная] шкура; от Семелы и от него же – Либер, называющийся Бромием (Bromius)⁵⁵⁰, родившимся также от того же отца; от него также и от Майи – красноречивый Меркурий, носитель смирных змей⁵⁵¹. Может ли какое-либо более тяжкое оскорбление быть нанесено вашему Юпитеру, и что другое может более колебать и уничтожать достоинство главного из богов, нежели ваше мнение, что он некогда предавался чувственным наслаждениям и воспламенялся пылом страсти к женщинам? И какое было дело Сатурнову царю до чужих жен? Не достаточно ли было для него Юноны, и не мог ли он удовлетворять пыл страсти через царицу богов, которой придавали привлекательность ее выдающееся благородство, фигура, лицо, достоинство и белоснежные, мраморные руки? Неужели, не довольствуясь одной женой, похотливый бог, подобно распутным молодым людям, повсюду проявлял свою невоздержанность, наслаждаясь с наложницами, блудницами и любовницами, и, будучи седым, возобновлял ослабевающий пыл страстей через бесчисленные любовные связи? Что говорите вы, нечестивцы, и какие гнусные мнения измышляете вы о своем Юпитере! Неужели же вы не замечаете и не видите, каким позором клеймите и виновником какого преступления выставляете вы его, или какие мерзости приписываете ему и как бесчестите его?

Люди, которые склонны к распутству и, вследствие слабости природы, расположены к привлекающим чувственным наслаждениям, карают, однако, прелюбодеяния законами и подвергают смертной казни тех, которые застигнуты при осквернении чужого брачного ложа⁵⁵². Неужели высший из царей не знал, какому позору и бесчестию подвергается личность соблазнителя и прелюбодея, и неужели тот, кто, как рассказывают, надзирает над делающими доброе и худое, не замечал, какие желания приличествуют ему, утратив способность суждения? Эти постыдные поступки, может быть, могли бы быть терпимы, если бы вы представляли его вступающим в связи, по крайней мере, с равными ему и если бы он изображался вами прелюбодействующим с бессмертными богинями. Но, спрашиваю, что прекрасного и привлекательного есть в человеческих телах, что могло бы прельщать и склонять к себе взоры Юпитера? Не кожа ли, мускулы, слизь и все то грязное содержимое кишечного канала, которое не только Линкея с его проницательным взором⁵⁵³ могло бы привести в ужас, но и всякого другого могло бы заставить удалиться даже при одной мысли о нем? Прекрасная награда за прелюбодеяние, достойное и драгоценное удовольствие, ради которого верховный Юпитер превращался [в лебедя], в быка и в производителя белоснежных яиц⁵⁵⁴!

Если бы вы захотели раскрыть свои глаза и вникнуть беспристрастно в подлинную истину, то нашли бы, что причины всех бедствий, которыми, по вашим словам, уже давно удручается род человеческий, проистекают из подобного рода представлений, которые вы издавна имеете о своих богах и которые отказываетесь исправить, хотя истина для всех очевидна. Ибо что неприличного мы когда-либо думали о них или распространяли в непристойных сочинениях, чтобы страдания рода человеческого и оскудение жизненных удобств могли быть поставлены нам в укор? Разве мы утверждаем, что некоторые боги родились из яиц подобно аистам и голубям, что из соединения морской пены и ампутированных частей Урана произошла белоснежная Венера Киферская⁵⁵⁵, что Сатурн вследствие отцеубийства был заключен в узы и в определенные⁵⁵⁶ дни освобождается и получает облегчение от тяжелых уз, что Юпитер, благодаря услуге Куретов, спасся от погибели, что он лишил отца царской власти и посредством насилия и обмана присвоил себе не принадлежавшее ему право владычества, что изгнанный старик скрылся в пределах Италии и, будучи в безопасности от сына, дал в дар имя Лациуму (Latio)⁵⁵⁷? Разве мы говорим, что ваш Юпитер вступил в кровосмесительный брак с сестрой, что, быв приглашен на трапезу, он вместо свиного мяса ел, по неведению, сына Ликаонова⁵⁵⁸, что хромой на одну ногу Вулкан занимался на острове Лемносе ремеслом⁵⁵⁹, что Эскулап за алчность и корыстолюбие был, как говорит беотиец Пиндар⁵⁶⁰, поражен ударом молнии⁵⁶¹, что Аполлон, став богатым, обманывал двусмысленными ответами тех самых царей, сокровищами и дарами которых обогатился⁵⁶²? Разве мы разгласили, что Меркурий – вор, что есть Лаверна и что она вместе с ним покровительствует обманам и воровству? Разве нам принадлежит писатель Миртил, признающий муз за невольниц Мегакло, дочери Макара⁵⁶³? Разве мы говорили, что Кипрский царь Кинир (Cinyras) причислил развратницу Венеру к богам⁵⁶⁴?

Кто сообщил, что палладий сделан из останков Пелопа⁵⁶⁵? Не вы ли? Кто [говорит], что Марс был спартанцем? Не ваш ли писатель Эпихарм⁵⁶⁶? Кто [говорит] о рождении его в пределах Фракии? Не Софокл ли аттический⁵⁶⁷ при одобрении всех театров? Кто [говорит], что он в Аркадии был заключенным в узы в течение тринадцати месяцев? Не сын ли реки Мелы⁵⁶⁸? Кто [говорит], что кариянами приносятся ему в жертву собаки и скифами – ослы? Не прежде ли всего Аполлодор и другие⁵⁶⁹? Кто говорит, что он, опозорив чужое брачное ложе, попал в расставленные сети⁵⁷⁰? Не ваши ли книги? Не театральные ли сцены? Писали ли когда-либо мы, что боги за плату были в услужении, как Геркулес в Сардах вследствие необузданной любви⁵⁷¹, как Аполлон Делоский – у Адмета⁵⁷², как брат Юпитера – у троянца Лаомедонта⁵⁷³, у него же, но вместе с дядей, Пифиец⁵⁷⁴, и что Минерва прислуживала и доставляла лампой освещение при тайнах брачного союза⁵⁷⁵? Не ваш ли тот поэт⁵⁷⁶, который представил Марса и Венеру раненными руками смертных? Не один ли из вас Паниассис⁵⁷⁷, который говорит, что отец Дит (Ditem)⁵⁷⁸ и царица Юнона были ранены Геркулесом? Не сообщается ли в сочинениях вашего Полемона⁵⁷⁹, что мужественная Дева была ранена, окровавлена и терзаема Орнитом⁵⁸⁰? Не говорит ли Сосибий⁵⁸¹, что сам Геркулес получил ранение и боль от детей Гиппокоонта⁵⁸²? Разве нами передается, что Юпитер был похоронен на острове Крит⁵⁸³? Разве мы говорим, что в спартанских и лакедемонских пределах были похоронены соединенные с колыбели братья⁵⁸⁴? Разве нам принадлежит писатель, называющийся в заглавиях сочинений Патроклом Фурийским (Patrocles Thurius)⁵⁸⁵, который говорит, что в земле Сицилийской находятся могила и останки Сатурна? Разве можно доказать, что нашим был Иероним (Hieronymus)⁵⁸⁶, как и Плутарх, который говорит, что Геркулес, после эпилептических припадков, превратил себя в пепел на горе Эте?

Но что сказать о той любви, которой, по произведениям ваших писателей, святые небожители воспламенялись к женщинам? Разве нами царь моря уличается в том, что он в пылу необузданной страсти лишил Амфитрит, Гиппофой, Амимон, Меланнип и Алкион (Alcyonas)⁵⁸⁷ девственной чистоты, или непорочный, целомудренный, чистый сын Латоны, Аполлон, – в том, что он с безрассудной страстностью покусился на Арсиной, Эфус, Гипсипил, Марпесс, Зевксипп, Профой, Дафн и Стероп⁵⁸⁸? Разве в наших поэтических произведениях сообщается, что старый Сатурн, давно покрывшийся сединами и вследствие многолетия уже ослабевший, будучи застигнут женой в прелюбодеянии, принял образ лошади и под видом животного быстро убежал со ржанием⁵⁸⁹? Самого Юпитера, царя мира, не опозориваете ли вы, [утверждал], что он принимал бесчисленные виды и прикрывал пламя необузданной любви унизительным (servilibus) обманом? Разве мы писали когда-либо, что он, для осуществления своих сладострастных стремлений, превращался то в золото, то в веселящегося Сатира, в дракона, в птицу, в быка и – что превосходит все виды поруганий, – в маленького муравья, чтобы именно дочь Клетора в Фессалии сделать матерью Мирмидона⁵⁹⁰? Кто представляет его девять подряд ночей проведшим у Алкмены⁵⁹¹? Не вы ли? Кто [говорит], что он, отдаваясь любви, оставлял небесное жилище? Не вы ли? И с этим вы соединяете, конечно, немалые благодеяния, потому что для вас родился бог Геркулес, который в делах подобного рода оставил позади и превзошел доблести своего отца. Тот в девять ночей едва мог одно дитя произвести, а святой бог Геркулес в одну ночь научил пятьдесят дочерей Фестия и девственность оставить, и сделаться беременными⁵⁹². Мало того, – не довольствуясь приписыванием богам любви к женскому полу, вы присоединяете еще любовь богов к мужскому полу⁵⁹³. Один любит Гиласа⁵⁹⁴, другой увлекается Гиакинтом⁵⁹⁵, тот пылает страстью к Пелопу⁵⁹⁶, этот страдает от страсти к Хрисиппу⁵⁹⁷, Катамит похищается, чтобы доставлять удовольствия [богам] и быть виночерпием⁵⁹⁸, и у Фабия на мягких задних частях выжигается [молнией] знак, чтобы его называли любимцем Юпитера.

Но, по вашему мнению, только [боги] мужского пола отдаются любви, а женский пол соблюдал невинность? Однако не удостоверяется ли вашими сочинениями, что Аврора любила Тифона, Луна воспламенялась страстью к Эндимиону, Нереида – к Эаку, Фетида – к отцу Ахилла, Прозерпина – к Адонису, мать ее Церера – к некому сельскому жителю Ясиону, и сама Венера, мать потомков Энея и основательница римского владычества, [увлеклась], после Вулкана, Фаэтонта и Марса, браком с Анхизом⁵⁹⁹? Приписывая, таким образом, столь позорные и гнусные поступки не одному только определенному [богу], но одинаково всем, признаваемым вами богам без всякого исключения, как вы осмеливаетесь, без нарушения скромности, утверждать, что мы безбожны, а вы благочестивы, между тем как они получают от вас гораздо более оскорблений из-за всех тех мерзостей, которые приводятся вами в поругание их, нежели возвеличивания и почестей через религиозные обряды и церемонии? Ибо или ложно все то, что говорится о каждом из них в оскорбление их достоинства и величия, и все это вполне заслуживает того, чтобы из-за этого боги совершенно уничтожили весь род человеческий, или, если это вполне достоверно и не подлежит никакому сомнению, дело сводится в сущности к тому, что мы, вопреки вашему желанию, должны признать их имеющими не высшее, а человеческое происхождение.

Ибо, где свадьбы, браки, рождение детей, [помощь] кормилиц, занятия ремеслами, болезни, где состояние свободы и условия рабства, где раны, убийство, кровопролитие, где любовные связи, вожделения, чувственные наслаждения, где душевные движения, происходящие вследствие бурных волнений, там не может быть ничего божественного, и что свойственно слабым и бренным земным существам, это не может быть присущим высшему Существу. И кто, понимая и признавая то, в чем состоит сущность этой Силы, может поверить тому, что бог имел половые члены и лишился их через омерзительную ампутацию, что он скрывал рождавшихся от него некогда детей и был наказан заключением в оковы, что он вел против отца как бы междоусобную войну и лишил его царской власти, что в страхе перед слабейшим, будучи побежденным, обращался в бегство и, подобно беглецу и изгнаннику, скрывался в отдаленном уединении? Кто, говорю, может поверить, что бог участвовал в человеческих трапезах, был умерщвлен за корыстолюбие, обманывал молящихся двусмысленными ответами, отличался искусством обманов и воровства, совершал прелюбодеяния, был в услужении, подвергался ранам, влюблялся и предавался всем видам распутства и гнусных страстей? Однако вы утверждаете, что все это совершалось и совершается вашими богами, и не опускаете никакого вида порочности, преступления и падения, которых вы своей необузданной фантазией не приписывали бы богам в поругание их. Поэтому или вы должны искать других богов, к которым все это не относилось бы, – потому что те, к которым это относится, имеют человеческое и земное происхождение, – или, если существуют только те [боги], имена и нравственные качества которых вами оглашаются, вы уничтожаете их своими мнениями о них. Ибо все то, что вы говорите о них, свойственно смертным существам, [а не бессмертным богам].

Относительно всех тех, на которых вы указываете нам и которых называете богами, мы могли бы здесь, конечно, доказать, что они были люди, развернувши Эвгемера Агригантского⁶⁰⁰, книги которого Энний⁶⁰¹ перевел на латинский язык, чтобы сделать их общепонятными, или Никагора (Nicagora) Кипрского⁶⁰², или Леонта Пеллейского⁶⁰³, или Феодора Киренейского⁶⁰⁴, или Гиппона и Диагора с [острова] Мелоса⁶⁰⁵, или тысячи других авторов, которые старательно, со скрупулезной тщательностью и благородной независимостью выяснили темные предметы. Мы могли бы, говорю, сообщить, если будет угодно, о делах Юпитера и войнах Минервы и девственной Дианы, о том, посредством какого обмана Либер достиг господства в Индии⁶⁰⁶, к какому званию принадлежала, что делала и чем занималась Венера, с кем вступила в брак Великая Мать, какие надежды и какую страсть питала она в отношении к прекрасному Аттису, откуда происходят Серапис египетский и Изида и почему даны им соответствующие имена.

Но в задачи настоящей нашей беседы, в наши намерения не входит указывать и сообщать, кто были все они. Так как вы нас называете безбожниками и нечестивцами, а себя, наоборот, выдаете за благочестивых почитателей богов, то мы намерены показать и выяснить, что никем из людей они не опозориваются более, чем вами. Если же это очевидно из самого этого позора, то отсюда необходимо следует заключить, что вы возбуждаете в богах страшное негодование, слушая столь гнусные и позорные вымыслы о них, веря им или сочиняя их. Ибо не того лишь одного следует признавать чтущим богов и исполняющим обязанности религии, кто [все в культе] заботливо обдумывает и в жертву приносит безукоризненных животных, кто предает огню для сожжения кучи ладана. Истинный культ заключается в сердце и состоит в достойном представлении о богах, и совершенно бесполезно приношение кровавых жертв, если ты веришь относительно богов тому, что не только вполне чуждо их природе, но и соединяется с каким- либо позором и бесчестием для их величия и славы.

Мы хотим спросить вас и попросить об ответе в краткой беседе: считаете ли вы более важным никаких жертв не приносить им вследствие убеждения, что столь высокие существа не желают и не требуют их, или же иметь и выражать относительно них столь низкое и позорное мнение, что это в душе каждого вызывало бы негодование и месть. Если надлежащим образом взвесить значение этих обстоятельств, то нельзя будет найти ни одного столь несправедливого судью, который не признал бы более преступным позорить честь кого-либо явной клеветой, нежели обходить его молчанием. Ибо последнее может считаться и быть признано имеющим разумные основания, а первое – служить доказательством преступного образа мыслей и неисправимого ослепления в области измышлений. Если при ваших священнодействиях и религиозных церемониях требуется умилостивление [богов] и считается обязательным принесение умилостивительной жертвы, коль скоро кто-либо неумышленно погрешит в словах или [в форме] жертвенного возлияния, и если, далее, на торжественных играх и священных скачках вы все немедленно поднимаете крик, что совершен проступок против религии, коль скоро танцор остановится, или флейтист внезапно умолкнет, или так называемый puer patrimus et matrimus⁶⁰⁷ по неопытности выпустит из рук ремень или упадет⁶⁰⁸, то каким образом вы осмеливаетесь отрицать, что столь тяжкими преступлениями вами постоянно оскорбляются боги, между тем как вы сами признаете, что часто, по незначительным поводам, они приходят в гнев, угрожающий разрушением государства?

Говорят, что все это – вымыслы поэтов и шутки, сочиненные для забавы. Но невероятно, чтобы разумные люди и исследователи самой отдаленной древности не внесли в свои поэтические произведения те вымыслы, которые продолжали существовать в представлениях людей и сообщались слушателям, или чтобы они захотели только себе присвоить право неограниченной свободы безрассудно сочинять то, что было недалеко от безумия и что могло возбуждать в них страх перед богами и опасение ответственности перед людьми. Но допустим, что сочинителями и виновниками этих мерзостей были, как вы утверждаете, поэты; однако и в таком случае вы не свободны от оскорбления богов, так как вы не караете за такие преступления или не противодействуете изданием законов и строгими наказаниями такому безрассудству и вами не установлено, чтобы впредь никто из людей не говорил относительно богов ничего позорного и недостойного их величия. Ибо кто допускает грешника грешить, тот поддерживает его в его смелости, и более тяжким оскорблением служит клеймить и бесчестить кого-либо ложными обвинениями, нежели указывать на действительные проступки и за них укорять. Ибо если называют тебя таким, каков ты в действительности и справедливость чего ты чувствуешь, то это причиняет более слабое огорчение, будучи смягчаемо безмолвным признанием, но наиболее сильное огорчение причиняет то, что клеймит невиновных и что опорочивает доброе имя и репутацию.

О ваших богах пишут, что они в небесных столовых и в украшенных золотом залах едят, пьют и, наконец, забавляются струнной и вокальной музыкой. Вы терпеливо это слушаете и не считаете недостойным приписывать богам то, что служит подкреплением для земных тел и чего ищет расслабленный и изнеженный слух. Некоторые из них выставляются влюбленными и прелюбодеями, вступающими в постыдные и преступные связи не только с женщинами, но и с лицами мужского пола. Вас нисколько не озабочивает то, что говорится о столь высоких существах, и вы даже страхом наказания не обуздываете дерзость и распущенность литературных произведений. О других [говорится], что они в безумии и в неистовстве делают себя сиротами и, как кровью врагов, обагряют себя отцеубийством; вы восхищаетесь возвышенностью и изяществом этих поруганий над богами, и то, за что следовало бы подвергать всякого рода наказаниям, превозносите похвалами, поощряющими к тому, чтобы дерзость выступала еще с большей смелостью. Иные [выставляются] оплакивающими горести сиротства (orbitatis)⁶⁰⁹ и с неподобающими воплями жалующимися на жестокость судьбы; вы изумляетесь силе красноречия, и то, что следовало бы совершенно уничтожить в обществе человеческом, вы перечитываете, изучаете и заботитесь, чтобы это не погибло вследствие забвения. Говорится, что они подвергаются ранениям, испытывают мучения и в разгар ужасных раздоров ведут между собой войны; описание этого доставляет вам удовольствие и, чтобы защитить такую дерзость писателей, вы лживо утверждаете, что это аллегории и учение естественных наук.

Но к чему я жалуюсь на невнимание к оскорблениям других богов? О самом Юпитере, имя которого вам следовало бы произносить со страхом и трепетом, пишут, как он, застигнутый женой в качестве любовника, сознается в своих проступках и, как бы обезумев и утратив сознание, сообщает, каких возлюбленных он, закосневши в бесстыдстве, предпочитал супруге, каких метресс [предпочитал] жене⁶¹⁰; тех, которые сообщают такие нелепости, вы называете одаренными божественным вдохновением вождями и царями поэтов, священными главами, и настолько отступили от долга по отношению к введенной вами религии, что у вас более значения имеют слова, которыми оскорбляется величие богов. Если бы у вас был только какой-нибудь страх перед богами или если бы вы верили в существование их на основании твердого убеждения, то не следовало ли вам посредством законопроектов, народных решений и страха постановлений сената протестовать, противодействовать и узаконить, чтобы никто необдуманно не говорил о богах ничего кроме того, что вполне соответствует религии? Неужели они не считаются у вас заслуживающими даже такого уважения, чтобы вы ограждали их от оскорблений теми же законами, какими ограждаете себя самих? У вас считаются виновными в оскорблении величества те, кто шепнут что-либо худое о царях. Унижение правительственного лица или опорочивание сенатора вы строгими наказаниями признали очень опасным. Составление пасквиля (carmen malum), которым пятнается репутация и жизнь другого, вы не захотели по определениям децемвиров⁶¹¹ оставить безнаказанным и, чтобы кто-либо не оскорблял вашего слуха дерзким ругательством, вы установили законы относительно грубых оскорблений. Одни только боги остаются у вас без уважения, в пренебрежении, в униженном состоянии, и относительно них вами предоставлено право каждому говорить, что угодно, и приписывать им такие виды мерзостей, какие распущенность может сочинить и выдумать. И неужели вы не стыдитесь укорять нас за пренебрежение к так обесчещиваемым богам, между тем как гораздо лучше не верить в существование богов, нежели признавать их такими и иметь такое мнение о них?

Но поэтам ли только вы позволяете сочинять недостойные басни о богах и бесстыдные насмешки над ними? Что делают ваши мимы, актеры и множество всяких развратников? Не злоупотребляют ли они вашими богами для своекорыстных целей и не пользуются ли оскорблениями богов и опозорением их как средством для доставления удовольствий? Сидят на публичных зрелищах коллегии всех жрецов и правительственных лиц, верховные понтифики и высшие курионы, сидят квиндецемвиры⁶¹², увенчанные лавром, и жрецы Юпитера в остроконечных шапках, сидят авгуры, истолкователи божественных мыслей и воли⁶¹³, а также целомудренные девы, поддерживающие и охраняющие постоянный огонь⁶¹⁴, сидит весь народ и сенат, сенаторы (patres), отправлявшие должность консулов, и наиболее близкие к богам августейшие цари, и – что не следовало бы слушать – танцует исполненная любви мать Марсова племени и виновница владычествующего народа Венера, и изображается отдающейся с необузданным бесстыдством всем страстным возбуждениям, свойственным самому низкому разврату. Танцует и Великая Мать, украшенная священными повязками, и эта Пессинунтская Диндимена⁶¹⁵, к позору [нашего] времени, представляется испытывающей позорное вожделение в объятиях какого-то пастуха⁶¹⁶; также сын Юпитера, Геркулес, выводится в «Трахинянках» Софокла – как он, облекшись в отравленную одежду, издает ужасные вопли, изнемогает от сильной боли и, по распространении разрушения по всему телу, погибает. Даже сам верховный правитель мира, без всякого страха перед его именем и величием, выводится в пьесах исполняющим роли прелюбодеев и, чтобы вводить в заблуждение целомудренных чужих жен, коварно изменяющий, свой вид и, под прикрытием обманчивого тела, принимающим образ мужей⁶¹⁷.

Но недостаточно этой вины. Также в мимах и шутовских представлениях выводятся лица святейших богов, и, для возбуждения смеха и веселости в праздных зрителях, божества подвергаются шуткам и насмешкам: публика подымает крик и встает, весь театр оглашается шумом и рукоплесканиями, и – что не может быть заглаждаемо никакими средствами искупления – для развратников и осмеивателей богов устанавливаются подарки и награды, освобождение от общественных повинностей и налогов, разные привилегии и украшение венками. И после этого вы осмеливаетесь удивляться, откуда происходят эти бездействия, которыми без всякого перерыва наводняется и угнетается род человеческий, хотя все те произведения, в которых заключаются позорные деяния богов и поругания, вы ежедневно повторяете и изучаете, и если когда-либо является желание наполнить досуг праздными фантазиями, то вы требуете назначения дней для беспрерывного исполнения их. Если бы вы имели какое-либо негодование из-за вашей религии, то вы скорее должны были бы уже давно сжечь эти произведения, уничтожить эти книги, разрушить эти театры, в которых ежедневно оглашается опозорение богов в бесстыдных пьесах. Но чем заслужили наши писания предания огню? Почему беспощадно должны разрушаться места собраний⁶¹⁸, в которых совершается моление высочайшему Богу, испрашивается мир всем и помилование правительственным лицам, войскам, государям, друзьям, врагам, как остающимся еще в живых, так и отрешившимся от телесных уз, и где ничего другого не слышат кроме того, что делает [нас] человеколюбивыми, кроткими, скромными, благонравными, целомудренными, общительными в отношении имущества и соединенными со всеми вами узами тесного братства?

Но дело в том, что, так как вы мечом и железом приобрели весьма большую силу, то считаете себя превосходящими [других] также в знании истины и богобоязненными, хотя вы первые запятнали могущество богов грязными представлениями о них. В настоящем месте мы просим вас ответить нам, если это допускает ваша запальчивость и дозволяет ваше раздражение: признаете ли вы, что гнев свойствен природе богов, или божественное блаженство совершенно чуждо этих аффектов? Если они воспламеняются и ожесточаются вследствие волнений от гнева, как показывают это ваши мнения (потому что вы утверждаете, что они часто то по причине небрежно устраивавшихся игр, то по причине неугодных распорядителей, то по причине осквернения некоторых мест, то по причине ненадлежащего совершения священных обрядов приводили землю в сотрясение и заражали воздух моровой язвой к печальной гибели народа), то отсюда необходимо следует заключить, что они питают немалый гнев по причине вышеупомянутых мнений. Если это допускается, то необходимо допускается и то заключение, что все те бедствия, которым обыкновенно в изобилии подвергается род человеческий, проистекают из подобного рода измышлений; а если от этих причин происходит негодование богов, то виновниками столь великих бедствий служите вы, как беспрерывно оскорбляющие небожителей и возбуждающие их к жестокой мести. Но если боги свободны от подобного рода раздражения и совершенно не знают, что значит гневаться, то не имеет никакого основания утверждение, что они гневаются на нас, – они, которые не знают, что такое гнев, и которые вполне свободны от связи и общения с ним. Ибо в действительности невозможно, чтобы одно превратилось в два и чтобы единство переходило в различные состояния, подвергаясь разделению врожденной простоты.

Пусть так: пусть все то, что бесчестит бессмертных богов, было сообщено шутящими поэтами. Но то, что содержат пользующиеся доверием, серьезные и тщательные исторические произведения и что передается в таинственных мистериях, разве также измышлено фантазией поэтов? Если бы вы считали это за подобного рода нелепые басни, то не удерживали бы некоторые из них у себя в употреблении, не посвящали бы им ежегодно веселые празднества и не сохраняли бы их в священных обрядах как символы. Из столь многого в этом роде я, соблюдая надлежащую меру, приведу пока один [пример], где сам Юпитер выставляется глупым и непредусмотрительным, обманутым неопределенностью слов. Во второй книге Антийца⁶¹⁹ – пусть не подумает кто-либо, что мы обвиняем клеветнически, – записана такого рода басня: когда царь Нума не знал средств очищения после молнии⁶²⁰ и желал узнать это, то, по совету Эгерии⁶²¹, скрыл двенадцать невинных юношей с веревками близ воды, чтобы, когда придут Фавн и Марсов Пик⁶²² на это место пить – потому что они обыкновенно этим путем ходили за водой, – напасть на них, схватить и связать. Но, чтобы это можно было легче выполнить, царь наполнил значительное число бокалов вином и винным медом и поставил их при входе к источнику как коварную западню для тех, кто придет. Те, захотев пить, пришли обычным образом на известные места. Но когда они натолкнулись на пахучие бокалы с ароматной жидкостью, то предпочли старому новое, с жадностью набросились, выпили, увлекшись сладостью напитка, слишком много и, опьянев, заснули; тогда двенадцать [юношей] напали на уснувших и связали опьяневших, а те по пробуждении немедленно сообщили царю, какими способами и посредством каких жертвоприношений можно вызвать Юпитера на землю, и царь, получив сведения, совершил жертвоприношение на Авентине, вызвал Юпитера на землю и спросил его о способе очищения того, что поражено молнией. Юпитер, после долгого колебания, сказал: «Ты должен очищать то, что поражено молнией, посредством головы»; царь ответил: «Посредством головки лука»; Юпитер снова [сказал]: «Посредством человеческой [головы]»; царь заметил: «Но посредством волос головы»; бог возразил: «Посредством живого существа»; «Посредством мены (maena)⁶²³», – добавил Помпилий. Тогда Юпитер, уловленный неопределенностью выражений, сказал так: «Ты, Нума, перехитрил меня, потому что мной было определено, чтобы то, что поражено молнией, очищалось посредством человеческих голов, а не посредством мены, волос головы и головки лука; но так как твоя хитрость обошла меня, то ты всегда будешь совершать очищение того, что поражено молнией, тем способом, каким ты пожелал, и посредством тех предметов, которые выговорены тобой»⁶²⁴.

Что прежде всего и что в конце концов разум должен принять или обойти молчанием, это нелегко сказать и выяснить какими-либо соображениями. Ибо все это так вымышлено и приспособлено для насмешек, что вы скорее должны стремиться к тому, чтобы это признавалось ложным, хотя бы было истинным, нежели доказывать истинность этого и выдавать за нечто чудесное не без унижения самого божества. Что же говорите вы? Можем ли мы верить, что Фавн и Марсов Пик, если они принадлежат к числу богов и обладают вечной и бессмертной природой, изнемогали когда-либо от жестокой жажды и, чтобы охладить жар внутри, ходили к водам источника? Можем ли мы верить, что, увлекшись чистым вином и прельстившись сладостью винного меда, они так долго прикладывались к обманчивым бокалам, что дошли до опасности опьянения? Можем ли мы верить, что они, погрузившись в глубокий сон и впав в беспамятство, дали возможность земным существам связать их? Какие, затем, члены их были связаны веревками? Имели ли они что-либо плотное, и разве из твердых костей были образованы их руки, так что они могли быть стягиваемы петлями и быть удерживаемы посредством завязанных узлов? Я уже не спрашиваю и не допытываюсь, могли ли они, находясь в беспамятстве от опьянения и шатаясь, говорить что-либо, или мог ли кто-либо, вопреки воли Юпитера или, скорее, без ведома его, сообщить способ низведения его на землю; я желаю только одно слышать: почему Фавн и Пик, если они обладают божественным происхождением и силой, не предпочли сами указать спрашивающему то, что Нума желал с большей опасностью услышать от самого Юпитера? Неужели один только Юпитер знал это? И неужели от него ниспадают молнии для того, чтобы применение известного знания должно было отвращать то, чем они угрожают? Или, так как он сам мечет эти огни, то делом других должно быть знание того, какими способами следует смягчать его гнев и раздражение? Ибо, действительно, весьма глупо было бы думать, что он сам сообщает те средства, какими можно отвращать то, что он определил через удар молнии совершить в жизни людей. Это значило бы сказать: посредством такого рода обряда вы будете умилостивлять гнев мой, и если через молнии я укажу на что-либо угрожающее, то сделайте то и то, чтобы то, что я решил совершить, не осуществилось и вследствие священнодействий упразднилось и исчезло.

Но допустим, что Юпитер, как говорят, сообщил против себя самого средства и способы, через которые следует противодействовать его предуказаниям: неужели мы можем верить тому, что столь могущественный бог был вызван на землю и, стоя на выступе одного холма⁶²⁵, вступил в препирательство с жалким человеком? И что это, спрашиваю, была за жертва, которая заставила Юпитера отвлечься от столь необъятной массы дел и явиться по вызову людей? Мука с солью (mola salsa)⁶²⁶, ладан, кровь, курение священной зелени (verbenarum suffitio)⁶²⁷ и шептание возбуждающих страх слов⁶²⁸? Но неужели все это было более могущественным, нежели Юпитер, так что заставило его вопреки желанию подчиниться требованиям или добровольно отдаться в обман? Неужели имеет достоверность также то, что следует из этого, – что сын Сатурна был настолько непредусмотрителен, что или высказал то, из-за неопределенности чего был пойман, или не знал, каким образом человеческая хитрость и лукавство насмеются над ним? Ты должен очищать, сказал он, то, что поражено молнией, посредством головы. Речь еще не окончена и смысл выражения не вполне определен, ибо необходимо следовало знать, внушает ли Юпитер совершать это очищение посредством головы барана, свиньи, быка или какой-либо другой. Так как он еще не определил этого в частности и мысль остается еще не определенной и не законченной, то каким образом Нума мог знать, что Юпитер будет говорить о голове человеческой, так что он предотвратил, предупредил это и перенес неопределенное выражение на головку лука?

Может быть, вы скажете, что царь был божественным: неужели он мог быть более божественным, чем сам Юпитер? Если бы человек не предусмотрел, что скажет Юпитер, то не обманул бы того: неужели бог не мог знать, каким образом человек намеревался обмануть его? Таким образом, не вполне ли очевидно, что это – изобретение детской фантазии, которым возвышается живость ума Нумы и приписывается величайшая неразумность Юпитеру? Ибо что столь неразумно, как сознаться в том, что ты был пойман хитростью ума человеческого, и, сожалея о том, что тебя обманули, согласиться с желанием победителя и отказаться от предложенного тобой средства? Если было разумным и соответственным естественному порядку вещей требование, чтобы очищение пораженного молнией предмета совершалось посредством головы человеческой, то я не вижу, почему царем была предложена головка лука; а если это могло совершаться и посредством головки лука, то была необузданная жажда человеческой крови. Таким образом, та и другая части сводятся к противоречиям, так что и Нума оказывается нехотевшим знать того, чего он хотел, и Юпитер представляется жестоким, как сказавший, что он хотел, чтобы посредством голов человеческих очищалось то, что могло совершаться посредством мены и головки лука.

У Тимофея⁶²⁹, одного из небезызвестных теологов, также у других, столь же ученых, находится следующее указание относительно происхождения Великой Матери богов и ее культа⁶³⁰, заимствованное из малоизвестных книг о древностях и из таинственных мистерий, как он сам пишет и сообщает. В пределах Фригии, говорит он, есть некоторая неслыханной величины скала, называющаяся Agdus, названная так туземцами той страны. Согласно с повелением прорицавшей Фемиды, Девкалион и Пирра бросали на землю, не имевшую людей, камни⁶³¹, взятые из этой [скалы], и из них вместе с другими также произошла и была одушевлена божественной силой называющаяся Великой Матерью. Когда она на самой вершине скалы предавалась покою и сну, Юпитер воспламенился к ней позорной нечистой страстью, и так как после продолжительной борьбы он не мог достигнуть того, к чему стремился, то, вынужденный отступить, излил свою страсть на камень. Отсюда скала зачала, и, после предварительных многочисленных мычаний, родился на десятом месяце Агдестис, названный по имени матери. Он обладал непреодолимой силой, неукротимой лютостью, безумной, неистовой страстью к обоим полам и наклонностью насильственно похищать, разрушать и уничтожать то, на что направлялась его жестокость; он не обращал внимания ни на богов, ни на людей и был уверен, что кроме него нет ничего более могущественного на земле, небе и звездах.

Так как в совете богов часто возникал вопрос о том, каким образом можно было бы обуздать или прекратить дерзость его и так как другие оставались в нерешительности, то заботу о выполнении этой задачи принял на себя Либер. Он влил большое количество крепкого вина в хорошо знакомый ему источник, в котором он обыкновенно охлаждал жар и утолял жажду, возбуждавшиеся играми и охотой. Агдестис прибегает туда, когда ему было необходимо пить, с жадностью глотает питье без надлежащей меры, и, таким образом, происходит то, что он вследствие необычайности погружается в глубокий сон. Либер является на место засады, набрасывает петлю из искусно сплетенных крепких волос на ступню ноги, а другую часть прикрепляет к гениталиям. Тот, протрезвившись от опьянения, быстро вскакивает и, натянув ступней петлю, сам собственной силой лишает себя отличий мужского пола. При разрыве членов вытекает большое количество крови, она поглощается и впитывается землей, и немедленно из нее вырастает гранатное дерево с плодами. Увидев его и удивляясь его красоте, Нана, дочь царя или реки Сангария, срывает [плод] и кладет его за пазуху; от этого она делается беременной. Отец подвергает ее как опозоренную заключению и старается, чтобы она умерла от голода, но Мать богов подкрепляет ее древесными плодами и другой пищей. Рождается дитя, но Сангарий приказывает выбросить его; кто-то, найдя его, берет к себе из-за его красоты, кормит его козлиным молоком, и он получает имя Аттиса или потому, что так в Лидии называются красивые, или потому, что так фригийцы называют козлов на своем языке. Его в особенности любила Мать богов за его выдающуюся красоту. Любил его также Агдестис и, когда он подрос, сопровождал его, ухаживая за ним, и, привязав его к себе наименее пристойным, насколько это было только возможно для него, потворством, водил его по лесам и наделял многочисленными дарами из дичи, о которых сначала мальчик Аттис хвастливо говорил, что это плоды его трудов и искусства, но впоследствии, под влиянием вина, он сознался, что его любит Агдестис и награждает лесными дарами; поэтому не дозволяется входить в его святилище тем, которые опорочили себя винопитием, выдавшим тайну.

Пессинунтский царь Мидас, желая избавить юношу от столь позорной связи, назначает ему свою дочь в супружество и, чтобы кто- либо неблагоприятным предзнаменованием не нарушил бы радости брачного торжества, притказал запереть город. Но Мать богов, зная судьбу юноши и то, что он среди людей будет пользоваться благополучием до тех пор, пока будет свободен от брачного союза, входит, чтобы не случилось какого-либо несчастья, в запертый город, приподняв стены его головой, которая вследствие этого стала окружаться башнями⁶³². Агдестис, пылая гневом по причине того, что от него оторван юноша и устранен для любви к жене, приводит всех пирующих в состояние исступления и бешенства, фригийцы в испуге поднимают крик: «Должно молиться богу»⁴); Галл⁶³³ отрезает у себя [гениталии], дочь метрессы – груди; Аттис берет флейту, которую он употреблял для возбуждения безумия, и сам, пришедши в исступление, неистово мечется, падает на землю и под сосной оскопляет себя, говоря: «Вот тебе, Агдестис, то, из-за чего ты причинил столько ужасных бед». Вместе с истечением крови исчезает жизнь. Но Великая Мать богов собирает отрезанные части и засыпает их землей, предварительно покрыв и обернув их одеждой умершего. Из истекшей крови вырастает цветок, фиалка, и обвивает дерево: отсюда произошел и доселе существует обычай покрывать и увенчивать священные сосны. Девица, которая была невестой и которая, как пишет понтифик Валерий⁶³⁴, называлась Ия (Ia), покрывает грудь умершего мягкой шерстью, оплакивает его вместе с Агдестисом и умерщвляет себя; кровь погибшей превращается в пурпуровые фиалки. Мать богов погребает также Ию, откуда вырастает миндальное дерево, указывающее на горечь смерти. После того она относит ту сосну, под которой Аттис оскопил себя, в свой грот и, соединившись в плаче с Агдестисом, бьет себя и наносит себе раны в грудь около ствола дерева, остающегося неподвижным. Агдестис просил Юпитера, чтобы Аттис снова был живым, но тот не согласился, однако он без труда позволил то, что было возможно по определению судьбы: чтобы тело его не разлагалось, чтобы волосы всегда росли и чтобы один только малый палец оставался живым и всегда сохранял способность движения. Удовлетворившись этими милостями, Агдестис объявил божественным тело его в Пессинунте и установил в честь его ежегодные празднества и главных жрецов.

Если бы какой-либо презритель богов, полный дикого исступления, возымел в своем безбожном сердце намерение злословить ваших богов, то осмелился ли бы он сказать что-либо более жестокое, нежели то, что сообщается в вышеприведенном рассказе, который, как нечто достойное удивления, вы внесли в летописи и, чтобы он, вследствие влияния времени и древности, не подвергся забвению, прославляете его постоянным чествованием. Ибо если бы то, что в нем приведено и изложено относительно богов, ты высказал в отношении к человеку благонравному и воспитанному в строгих правилах, то не подлежал ли бы ты обвинению в клевете и не подвергся ли бы непримиримой ненависти вследствие обид, оскорблений и вражды? Из камней, которые бросали Девкалион и Пирра, произошла, как вы утверждаете, Мать богов. Что говорите вы, теологи и служители вышних сил? Значит, ранее конца потопа ни в какой части мира не было Матери богов и, если бы весь род человеческий не был уничтожен ливнем, то не было бы повода и причины ее происхождения? Таким образом, человеческим даром служит то, что она сознает себя существующей, и благодеяниям Пирры она обязана тем, что видит себя числящейся в качестве какого-либо существа; но если это служит истиной, то необходимо должно быть не ложным и то, что она человек, а не божество. И если несомненно то, что люди ведут начало своего происхождения от упомянутого бросания камней, то необходимо следует признать, что и она была одной из нас, происшедшей вследствие одинаковых причин. Ибо не могло быть, как не соответствующее естественному порядку, чтобы из одного рода камней и вследствие одного и того же способа бросания их некоторые получили жребий бессмертных, а другие – участь людей. Знаменитый римлянин Варрон, выдающийся по многосторонней учености и по исследованию древностей, в первой из четырех написанных и оставленных им книг о происхождении римского народа сообщает на основании тщательных вычислений, что от времени потопа, о котором мы выше упоминали, до консульства Гирция и Пансы⁶³⁵ не протекло еще двух тысяч лет. Если это заслуживает доверия, то следует сказать, что и время жизни Великой Матери входит в границы этого периода, и это приводит к заключению, что та, которая выдается за мать всех богов, не мать, а дочь или, скорее, малое дитя, если только мы допускаем, что боги вечно существуют и в отношении времени не имеют ни начала, ни конца.

Но к чему мы говорим о той земной грязи, которой вы покрываете Мать богов, когда вы не могли даже на короткое время прекратить позорить самого Юпитера? Когда Мать богов спала на вершине горы Агда, сын, подстерегая и подкрадываясь, покушался, как вы говорите, на целомудрие спавшей. Неужели, после лишения целомудрия бесчисленных дев и матрон, Юпитер посягнул в преступной страсти даже на мать, и не удержал его от пыла страсти тот ужас, который внушили сама природа и врожденное общее всем чувство не только людям, но и некоторым животным? Неужели чувство долга и нравственного достоинства было чуждо охранителю капитолиев, и отуманенный безумной страстью ум его не был в состоянии обсудить и понять преступность его желания? Но, как бы то ни было, забыв о достоинстве и величии, он, подкрадываясь, шел для позорного беспутства, со страхом и трепетом, сдерживая дыхание, осторожными из-за страха шагами, и, колеблясь между опасением и надеждой, приступал к покушению, испытывая крепость сна и терпение матери. Какое позорное представление! Какое гнусное поведение Юпитера, готовящегося приступить к постыдной борьбе! Таким образом, царь мира, когда, действуя неосмотрительно и торопливо, потерпел неудачу в тайном покушении, то обратился к открытому нападению, и так как не мог посредством хитрости и обмана достигнуть удовлетворения страсти, то применил насилие к матери и открыто начал посягать на высокочтимое целомудрие? После весьма продолжительной борьбы с сопротивляющейся он, будучи побежден, ослабев и потерпев поражение, отступил, и, кого чувство долга не могло удержать от преступного влечения к матери, того удалило охлаждение страсти?

Может быть, вы скажете, что люди избегают попытки к подобного рода связи и считают ее гнусной, но для богов нет кровосмешений. Но почему мать энергично боролась с насилием, причиняемым ей сыном? Почему она уклонялась от объятий, избегая связи с ним, как непозволительной? Ведь если бы в этом не было ничего худого, то она должна была бы без всякого сопротивления так же подчиниться ему, как он горячо желал удовлетворить свою возбужденную страсть. Относительно этого обстоятельства вы, как люди весьма экономные и даже в отношении к позорным действиям бережливые, говорите, что камень поглотил грязь невоздержания Юпитера, чтобы священное семя не казалось излитым напрасно. Прошу вас сказать: что последовало далее? В недрах камня и именно в наиболее твердой части его образовался и получил жизнь младенец, будущий потомок великого Юпитера. Нелегко возражать против столь противоестественных и необычайных зачатий. Ибо так как вы утверждаете, что род человеческий явился и произошел из камней, то необходимо признать, что камни имеют половые органы, принимают извергаемое семя, по истечении [определенного] времени делаются беременными и, наконец, после тяжелых напряжений, рождают подобно женщинам. Любознательность побуждает нас спросить вас: так как через десять месяцев, по вашим словам, произошли роды, то в течение того времени, когда [младенец] был заключен в недрах камня, какой пищей и какими соками подкреплялся он, или какое питание он мог получить из твердого камня, подобно тому как дети обыкновенно [получают это] от матерей? Еще он не родился и уже подражал, как говорят, громам отца через мычание, а после того как ему дано было видеть небо и дневной свет, он нападал и истреблял все встречавшееся и надеялся, что будет в состоянии изгнать самих богов с неба. Какая осторожная и предусмотрительная Мать богов, которая, чтобы не подвергнуться ненависти дерзкого сына или чтобы сын через свое мычание не мешал ее сну и не нарушал покоя, освободила себя от него и удалила от себя пагубное семя, предоставив его грубым камням!

В собраниях богов горячо обсуждали, какими способами можно было бы обуздать эту неукротимую дерзость, и так как никакого другого пути не оставалось, то прибегли к единственному средству – посредством большого количества вина сделать его пьяным и лишить отличий мужского пола, как будто бы подвергшиеся этой физической утрате делаются менее смелыми и [как будто] мы не видим ежедневно, что оскопившие себя делаются более наглыми и, оставив все узды стыда и скромности, предаются самым низким, грязным порокам и открыто сознаются в этом. Но, если бы мне дано было жить в те времена, я желал бы видеть, как отец Либер, покоритель наглости Агдестиса, спустился, после святейшего совета богов, с небесных высот, отрезал хвосты у лошадей, сплел из них гибкие веревки, смешал чистую безвредную воду с большим количеством вина и после того, как образовалось опьяняющее питье, начал осторожно действовать руками, опутал гениталии спящего и, чтобы наложенные петли веревок все охватили, старательно применил искусство к подлежавшим уничтожению частям.

Может ли кто-либо говорить это о богах, имея хотя бы слабое представление о них? И если они предаются таким делам, планам и заботам, то какой разумный человек может признать их за богов или, по крайней мере, причислить их к бессмертным? Скажите: этот Агдестис, оскопление которого должно было принести безопасность небожителям, был ли одним из земных существ или кем-либо из богов и был одарен бессмертием? Ибо если на него смотрели, как на обладающего нашим жребием и человеческими свойствами, то почему он внушал такой страх богам? А если он был богом, то каким образом можно было обмануть его или отнять что-либо от божественного тела? Но мы не будем останавливаться на этом вопросе; пусть он будет божественного происхождения или одним из нас, если вы признаете более правильным это сказать: постепенно ли из истекшей крови и из отнятых гениталий выросло гранатное дерево, или в то время, когда эти части были покрыты недрами земли, они укоренились в почве, пустили крепкий ствол, образовали ветви, осыпанные цветами, и мгновенно принесли нужные, исключительного достоинства вполне зрелые плоды? И так как они произошли из красной крови, то имеют желтоватый цвет с просвечивающимся пурпуровым цветом. Прибавьте сюда еще то, что потому они сочны, потому они имеют сходство с вином, что имеют происхождение из крови опьяневшего от вина, – и басня соответственным образом закончена вами. О, Абдера, Абдера⁶³⁶! Сколько поводов к осмеянию доставила бы ты людям, если бы тобой была сочинена такого рода басня! Eie изучают все сенаторы, перечитывают высокомерные города, а тебя считают глупой и крайне бестолковой.

Через пазуху Нана, говорят, зачала от плода [гранатного дерева]. Это, конечно, естественное следствие, потому что где скалы и крепкие камни рождают, там и древесные плоды должны обладать способностью к рождению. Берекинтия⁶³⁷ кормила ее в заключении желудями и фигами. Это сообразно и правильно, потому что древесными плодами должна была питаться та, которая сделалась матерью от древесного плода. Когда родилось дитя, Сангарий приказал выбросить его вдали – он не хотел допустить, чтобы назывался сыном его дочери тот, кого он уже давно признал зачатым от божества. Младенец был вскормлен козлиным молоком. Какая враждебная и неприязненная постоянно для мужского пола басня, в которой не только люди утрачивают мужской пол, но даже животные делаются из самцов матерями! Он отличался выдающейся красотой и замечательной привлекательностью. Очень удивительно, что козлиный запах не заставлял удаляться и бежать от него. Его полюбила Великая Мать. Если [она полюбила его] как бабушка внука, то это дело естественное, а если так, как изображают театры, то это любовь бесчестная и позорная. Любил его также Агдестис, щедро наделяя его охотничьими подарками. Хотя от полумужчины никакой опасности не могло быть для целомудрия, но чего испугался Мидас, это легко отгадать. Мать вошла [в город] вместе с самыми стенами. Мы удивляемся в этом отношении силе и энергии богини, но, с другой стороны, обвиняем ее в небрежности, потому что она, помня определение судьбы, неосторожно сделала город доступным для врагов. Агдестис привел в состояние исступления и безумия участвовавших в свадебном торжестве. Если царь Мидас оскорбил его, привязав юношу к жене, то чем провинились Галл и дочь метрессы, что тот лишил себя отличий мужского пола, а эта – грудей, служащих украшением? Вот тебе, сказал он, то, из-за чего ты возбудил смятение и причинил столько бед. Мы все доселе не знали бы, чего желала от юноши безумная страсть Агдестиса, если бы пресыщенный юноша не бросил ампутированные части перед оскорбленным.

Что скажете вы, народы и племена, разделяющие подобного рода мнения? Когда рассказывают это, то не бывает ли вам совестно и стыдно от таких мерзостей? Мы желаем слышать или узнать от вас относительно богов то, что достойно их, а вы сообщаете нам об отрезании грудей, об оскоплении, ярости, крови, неистовстве, и самоубийстве девиц, и о цветах и деревьях, выросших из крови умерших. Скажите еще: неужели Мать богов, будучи опечаленной, сама с почтением и усердием собирала ампутированные гениталии вместе с излившейся кровью, сама священными, божественными руками трогала и поднимала непристойные, отвратительные органы, предавала их также земле и, конечно, для того чтобы они, будучи обнаженными, не разлагались в недрах земли, прежде, нежели обвернуть их и покрыть одеждой, омыла их, наверное, и натерла благовонными мазями? Ибо каким образом могли бы вырасти пахучие фиалки, если бы гниение члена не ослаблялось через это добавление мазей? Когда вы прочитываете эти рассказы, то – скажите – не кажется ли вам, что вы слушаете или девушек-ткачих, сокращающих долгое время скучной работы [через болтовню], или престарелых старух, старающихся развлекать легковерных детей и рассказывающих сказки под видом истины? Когда Агдестис говорил Юпитеру, чтобы он возвратил жизнь возлюбленному, то Юпитер не согласился на это, потому что этого не допускала более могущественная судьба, но, чтобы не быть слишком жестоким, он даровал одну милость – чтобы тело не разлагалось через гниение, чтобы всегда росли волосы и чтобы один только малый палец оставался живым в теле и имел способность постоянного движения. Может ли кто-либо допустить это или легкомысленно согласиться с этим и утверждать, что волосы растут у умершего, что одна часть остается в целости, и смертное тело, будучи изъято из закона тления, доселе продолжает существование?

Мы уже давно могли бы потребовать от вас доказательства относительно этого, если бы не было одинаковой глупостью и говорить такие вещи, и требовать доказательств относительно их. Но этот рассказ ложный и не заключает в себе ничего истинного. Для нас, впрочем, неважно, на каком основании вы утверждаете, что боги изгнаны с земли, состоятельно ли оно и опирается ли на непоколебимой достоверности или же, наоборот, возникло вследствие лжи и обманчивого какого-либо вымысла. Ибо для нас достаточно того, что теперь мы имели в виду показать, – что если те боги, на которых вы указываете, существуют где-либо и воспламеняются гневом, то они не столько от нас, сколько от вас, получают поводы считать себя жестоко оскорбленными и что этот [рассказ] находится в литературных произведениях, занесен вами в летописи и ежедневно может желающими прочитываться и передаваться в поучение будущему времени в порядке преемственности. Если он вполне верен, то мы не видим никакого основания утверждать, что небесные боги гневаются на нас, потому что мы не сообщали таких мерзостей относительно их, не излагали их письменно и не публично свидетельствовали о нем религиозными церемониями. Если же он, как вы полагаете, неверен и перемешан с лжеизмышлениями, то никто из людей не может сомневаться в том, что виновниками оскорбления [богов] служите вы, как дозволившие некоторым писать это или допустившие, чтобы написанное оставалось в памяти в течение веков.

Но как вы можете обвинять эти записи во лжи, когда сами религиозные церемонии, ежегодно совершаемые вами, служат свидетельством того, что вы верите в истинность их и признаете их достоверными? Что означает та сосна, которую вы всегда в определенные дни вносите в святилище Матери богов? Не служит ли она образом того дерева, под которым пришедший в исступление несчастный юноша наложил на себя руки и [которое] Мать богов в утешение своей скорби освятила? Что означают шерстяные повязки, которыми вы обвязываете и обвертываете ствол дерева? Не напоминают ли они о той шерсти, которой Ия покрыла умершего, полагая, что это доставит некоторую теплоту охладевшим членам? Что означают украшенные и обвитые гирляндами из фиалок ветви дерева? Не указывают ли они на то, что Мать украсила первоначальными цветами сосну, служащую указанием и свидетельством печальной судьбы? О чем свидетельствуют ударяющие руками в грудь галлы с распущенными волосами? Не напоминают ли они о той скорби, которой украшенная башнями Мать вместе с Агдестисом сопровождала юношу, проливая слезы и рыдая? Что означает воздержание от употребления хлеба, называемое вами castus⁶³⁸? Не подражание ли это тому времени, когда богиня, вследствие сильной скорби, отказалась от плода Цереры⁶³⁹?

Но если это не так, как мы говорим, то сообщите нам, скажите относительно этих оскопленных и расслабленных, которых мы видим участвующими вместе с вами в служении этой богине: какое им дело там, о чем они заботятся и хлопочут, и почему они, подобно оплакивающим, ударяют себя руками в грудь и подражают находящимся в плачевном состоянии? Что означают венки, фиалки, обвиваемые повязки из мягкой шерсти? Почему, наконец, самая сосна, дерево, незадолго перед тем праздно качавшееся среди терновых кустов, помещается затем в жилище Матери богов как подлинное божественное существо? Или причиной этого служит то, что мы находим в ваших сочинениях и летописях, и в таком случае очевидно, что вы не религиозные церемонии совершаете, а восстановляете образ печальных событий, или же для этого есть другое основание, сокрытое от нас в таинственном мраке, но и в таком случае это также должно соединяться с чем-либо позорным и бесчестным. Ибо кто может поверить, что есть что-либо благопристойное в том, что начинается и совершается презренными, расслабленными и развратными галлами?

Важность предмета и долг самой защиты требуют, чтобы мы подобным образом проследили также прочие виды мерзостей, которые отчасти сообщаются историей древности, а отчасти заключаются в мистериях, называющихся инициями (initiis)⁶⁴⁰, и которые вы не всем передаете открыто, а немногим втайне. Но бесчисленность религиозных обрядов и соединяющиеся с каждым из них мерзости не позволяют нам излагать все в частности; говоря ближе к истине, от некоторых мы даже сознательно и намеренно уклоняемся, чтобы, стараясь все объяснять, не запятнать грязью самое изложение. Поэтому мы не будем говорить о Фенте Фатуе, называемой Доброй Богиней, которая была высечена миртовыми прутьями за то, что, без ведома мужа, выпила полный кувшин (seriam)⁶⁴¹ вина, как сообщает Секст Клодий⁶⁴² в шестой книге греческого сочинения о богах. На это ясно указывает также то, что когда женщины совершают ей жертвоприношение, то ставится закрытый большой сосуд с вином и не позволяется приносить миртовые ветви, как пишет в своем сочинении о причинах Бута (Butas)⁶⁴³. Подобным образом мы обойдем молчанием также богов плодородия, которые, как пишет вместе с другими Флакк, приняв образ мужского члена, скрылись в пепле, находившемся под горшочком с [жертвенными] внутренностями, и когда сведущая в этрусских науках Танаквиль⁶⁴⁴ разгребла его, то боги поднялись, укрепившись божественной силой. После того она приказала пленнице из Корникула⁶⁴⁵ наблюдать и замечать, что это значит. Окризия⁶⁴⁶, женщина очень умная, соединила с собой богов, делая известные движения; тогда святые боги, воспылав страстью, проявили то, что Луцилий называет жизненной силой, и [таким образом] родился римский царь Сервий⁶⁴⁷.

Мы опустим также ужасные Вакханалии, которые по-гречески называются омофагиями⁶⁴⁸ и в которых вы, выставляя себя находящимися в исступлении и лишенными здравого ума, обвиваете себя змеями и, чтобы показать себя исполненными божественной силы и величия, терзаете окровавленными челюстями внутренности издающих крики козлов. Также опустим мы тайное служение Кипрской Венере, учредителем которого считается царь Кинира и участвующие в котором делают определенные денежные взносы, как блуднице, и получают в дар фаллос как знак благоволения богини⁶⁴⁹. Пусть будет предано забвению также празднество Корибантов⁶⁵⁰, на котором передается священная тайна (mysterium): брат был убит братьями, из крови убитого вырос сельдерей; эту зелень воспрещается подавать на стол, чтобы не вызвать непримиримый гнев манов умершего. Мы не будем говорить также о других Вакханалиях, на которых открываются и сообщаются посвященным тайны, относительно которых требуется молчание⁶⁵¹: как Либер, занятый детскими играми, был растерзан Титанами, как он был разрублен ими на части и был брошен в котлы, чтобы быть сваренным, как Юпитер, привлеченный приятным запахом, явился без приглашения на трапезу и, узнав о преступлении разбойников, поразил их молнией и низверг в глубины тартара. Как на свидетельство об этом и как на символы судьбы [Либера] Фракиец⁶⁵² в своих стихотворениях указал на игральные кости, зеркало, кубари, вращающиеся колеса, округленные мячи и золотые яблоки⁶⁵³, полученные от девственных Гесперид⁶⁵⁴.

Мы намеревались обойти молчанием также те мистерии, которые совершаются во Фригии и всем населением Илиона, если бы встречающееся в них имя Юпитера не удержало нас от оставления оскорблений и опозорения его без краткого упоминания, – не потому, чтобы нам приятно было осмеивать такие мерзости мистерий, но для того, чтобы для вас самих еще раз выяснилось, какие оскорбления вы наносите тем, стражами, защитниками и почитателями которых вы себя объявляете. Говорят, что некогда Юпитер, воспылав постыдной и непозволительной страстью к своей матери Церере – ее именно жители той страны считают матерью Юпитера – и не решаясь посредством явного насилия достигнуть того, к чему стремилась его необузданная страсть, придумал хитрую уловку, чтобы обесчестить мать, не опасавшуюся ничего подобного: он превращается из бога в быка и, скрывая под видом животного безнравственное и дерзкое намерение, внезапно с бешенством нападает на бывшую покойную и ничего не знавшую [мать], осуществляет свои грязные намерения и, когда через его похоть обнаружился обман, убегает, будучи узнан и разоблачен⁶⁵⁵. Мать воспламеняется яростью и негодованием, испускает пену, задыхается, волнуется и, как не могущая сдерживать взрывов бурного гнева, она впоследствии, по причине постоянного страстного возбуждения, получила название Brimo⁶⁵⁶, и ничто другое не лежало у нее на сердце, как только то, чтобы отмстить за дерзость сына посредством тех кар, какие были в ее власти.

Юпитер, удрученный страхом, терзается и не находит средств для смягчения гнева опечаленной [матери]. Он осыпает ее просьбами и мольбами, но она остается опечаленной и не слушает. Посылается к ней весь сонм богов, но никто не оказывает на нее такого влияния, чтобы быть выслушанным. Наконец, сын, ища способов примирения, придумывает такое средство: он выбирает породистого барана с очень большими тестикулами и сам отрезает и вынимает их из покрытого шерстью мешочка. Подойдя с опечаленным видом и покорностью к матери и, как бы сам осудив себя по собственному приговору, он бросает их ей на недро⁶⁵⁷. Она, увидев их, успокаивается и обращается к заботам о зачатом плоде; на десятом месяце она рожает дочь выдающейся красоты, которую впоследствии называли то Либерой, то Прозерпиной. Когда овноподобный Юпитер увидел ее, полную здоровья, цветущей красоты и сил, то, забыв о том, какие безобразия и преступления и сколько безрассудств незадолго перед тем он совершил, возвращается к прежнему образу действий, и, так как слишком преступным казалось отцу открыто вступить в супружескую связь с дочерью, он принимает страшный образ дракона, охватывает огромными извивами испуганную девицу и, под прикрытием животного, обманывает ее и ласкает в нежных объятиях. Таким образом, и она зачинает от могущественного Юпитера, но не так, как мать, потому что та родила дочь с ее чертами, а девица разрешилась от бремени в виде быка, напоминающего об обмане Юпитера⁶⁵⁸. Если кто-либо потребует подтверждения для этого, то мы сошлемся на Тарентинца⁶⁵⁹ и на известный шестистопный стих, поющийся со времен древности и гласящий: «бык произвел дракона и дракон быка». Наконец, свидетельством истины могут быть также мистерии и обряды самого посвящения, которые называются Сабазийскими и при которых золотой змей опускается на грудь посвященных и затем вынимается изнутри⁶⁶⁰ с нижних частей.

Полагаю, что также здесь нет необходимости подробно говорить, излагать все частности и выяснять, какое множество гнусностей и позора заключается в каждой части. Ибо кто из людей, обладающих хотя бы малой долей здравого смысла, не может сам видеть, какой характер имеет все это и сколько преступлений, сколько мерзостей и позора приписывается богам и самими обрядами мистерий, и их постыдным происхождением? Юпитер, говорят, воспылал страстью к Церере. Чем, – скажите, – Юпитер, кто бы он ни был, настолько провинился перед вами, что нет никакого вида позора и бесчестия, никакого прелюбодеяния, которых вы не взваливали бы на его голову, как на какую-либо ничтожную и презренную личность? Леда нарушила супружеский долг – Юпитера называют виновником этого. Даная не смогла сохранить девство – говорят, что она была обманута Юпитером. Европа поспешила [из девицы] сделаться женщиной – на него же указывают, как на лишившего ее невинности. Алкмена, Электра, Латона, Лаодамия, тысячи других дев и тысячи матерей и вместе с ними мальчик Катамит лишаются добродетели цедомудрия – везде те же речи об Юпитере, и нет ни одного вида мерзости, соединенного с распутством, который не ставился бы в связь с его именем, так что он, жалкий, по-видимому, для того только и родился, чтобы быть вместилищем преступлений, предметом поношений, открытым некоторого рода местом для отвода всех нечистот из помойных ям. Однако если бы вы говорили, что он имел связь с чужими женами, то это было бы преступно, но оскорбительная клевета была бы терпимой. Но не воспламенялся ли он пылом необузданной страсти даже к матери и даже к дочери, и ни священный долг уважения к матери и даже ужас перед родной дочерью не смогли отклонить его от представления о столь гнусном намерении?

Желал бы я видеть Юпитера, отца богов, вечного повелителя мира и людей, украшенным бычьими рогами, шевелящим мохнатыми ушами, [ходящим] при помощи ног, суженных в виде копыт, пережевывающим темно-зеленую траву и имеющим хвост сзади и ноги, загрязненные от нечистот. Желал бы я, говорю, видеть – ибо это часто нужно повторять, – как приводящий в движение небесные светила и громом устрашающий и поражающий напуганные народы следит за стадами баранов, осматривает тестикулы баранов, хватает их той карающей божественной рукой, которой он во гневе обыкновенно направляет сверкающие огненные молнии, и затем проникает в сокровенные части, и, в отсутствие свидетелей, освобождает гениталии от окружающей оболочки, и предоставляет их еще раздраженной матери, как бы некоторого рода инфулы⁶⁶¹, чтобы вызвать сострадание ее: расстроенный, бледный, смущенный, притворно выражающий мучительную скорбь и, для возбуждения доверия, запачканный кровью барана и с мнимой раной, покрытой шерстяными и полотняными повязками. И это слушают и читают в поднебесном мире? И те, которые сообщают это, хотят считаться богобоязненными, набожными и охранителями религии? Есть ли какое-либо богохульство, более тяжкое, чем это, и может ли найтись ум со столь безбожными мнениями, как тот, кто верит в это, принимает это и изображает в тайных религиозных мистериях? Если бы этот Юпитер, кто бы он ни был, сознавал себя существующим или мог чувствовать оскорбление, то не было ли бы это заслуживающим того, чтобы он во гневе и раздражении удалил землю из-под наших ног, чтобы погасил свет солнца и луны или чтобы все привел в прежний однообразный вид хаоса?

Но, говорят, эти мистерии не нашего государства. Кто же это говорит или кто возражают? Римлянин, галл и испанец, африканец, германец или сицилиец? И чем помогает делу то, что они не ваши, когда совершающие их принадлежат к числу вас? Какое значение имеет, одобряете вы это или нет, когда ваше собственное оказывается столь же мерзким или еще более гнусным? Не хотите ли, чтобы мы рассмотрели также те религиозные мистерии, которые у греков называются Фесмофориями⁶⁶² и которым посвящены аттическим народом священные бдения и суровые всенощные празднества? Не хотите ли, говорю, чтобы мы рассмотрели, какое происхождение и какое основание они имеют, чтобы доказать, что также самые Афины, славящиеся науками и искусствами, столь же оскорбительно говорят о богах, как говорят другие, и что ими под видом религии оглашаются не меньшие гнусности, нежели те, какие вами ставятся в укор другим? Рассказывают: некогда, когда Прозерпина, бывшая еще не женщиной, а девой, собирала на лугах Сицилии пурпуровые цветы и когда желание собирать их увлекало ее в разные места на цветочном лугу, то в одну сторону, то в другую, царь Манов⁶⁶³, выскочив из глубокой пещеры, похищает деву, увозит с собой и снова скрывается под землей. Так как Церера не знала об этом происшествии и не подозревала, где находится ее дочь, то она решила искать пропавшую по всей земле; она берет два факела, зажженных от пламени Этны, и, светя ими перед собой, начинает поиски во всех странах земли.

В странствовании при этих поисках она приходит также в пределы Элевсина⁶⁶⁴. Так называется селение, находящееся в аттической стране. В то время в этой местности жили пять туземцев, имена которых были следующие: Бавбо, Триптолем, Эвмолп, Эвбулей и Дисавл. Триптолем – запрягатель волов, Дисавл – сторож коз, Эвбулей – [пастух] свиней, Эвмолп – [пастух] овец; от последнего происходит род Эвмолпидов и ведут начало как это знаменитое у жителей Аттики имя, так и процветавшие впоследствие жреческие служители, главные жрецы и глашатаи⁶⁶⁵. Та Бавбо, которая, как мы сказали, была обитательницей селения Элевсина, оказывает гостеприимство Церере, удрученной многими несчастьями, льстит ей, оказывая любезные услуги, просит ее позаботиться о подкреплении тела, предлагает ей для утоления жажды смешанный напиток, который в Греции называют кикеоном (cyceonem)⁶⁶⁶; опечаленная богиня отказывается и отвергает любезные услуги, и несчастье не позволяет ей помнить о здоровье. Та любезно просит и уговаривает ее, как это обыкновенно бывает в подобного рода случаях, не пренебрегать ее дружественным расположением; Церера продолжает упорствовать и остается непоколебимой и непреклонной. Так как это часто происходило, и так как никакими любезностями нельзя было поколебать непреклонное решение, то Бавбо обращается к хитрости, и ту, которую не могла склонить серьезными мерами, решила развеселить посредством необычайных шуток – она начинает заботиться о той, остававшейся долго без внимания, части тела, в которой обнаруживается женский пол, посредством которой происходит рождение и от которой пол обыкновенно получает название, и придала ей более чистый и гладкий вид, как у малолетних детей. Затем она возвращается к опечаленной богине и среди тех общих разговоров, которыми обыкновенно ослабляют и облегчают скорбь, обнажает себя и показывает все непристойные части на открытом теле. Богиня устремляет на них взоры и услаждается видом неслыханного рода утешения; затем, развеселившись вследствие смеха, берет и пьет напиток, от которого отказывалась, и Бавбо бесстыдным поступком достигла того, чего долго не могла добиться скромностью.

Если кто-либо заподозрит нас в бесчестной клевете, то пусть возьмет книги фракийского поэта⁶⁶⁷, которые вы относите к священной древности, и он найдет, что мы ничего не вымышляем с лукавой целью, и не стремимся к этому, и не стараемся осмеивать святость богов. Мы можем привести самые стихи, которые сын Каллиопы⁶⁶⁸ составил на греческом языке и издал для пения людьми во все времена: «Так сказав, она вместе с тем сняла одежду снизу и выставила перед глазами тайные части, которые имели юный вид и которые Бавбо нежно трогает рукой. Тогда богиня, устремив священные взоры на них и несколько успокоившись, оставляет душевную скорбь, потом берет рукой бокал и со смехом и веселостью выпивает весь смешанный напиток». – Что скажете вы, хитроумные Эрехтиды, граждане Минервы⁶⁶⁹? Желательно знать, какими речами вы будете защищать столь рискованные дела или каким искусством вы могли бы спасти находящихся в столь безнадежном состоянии лиц или факты и дела. Это не ложное обвинение, и вы не подвергаетесь клеветническому доносу. Известно позорное происхождение ваших Элевсиний: это обнаруживают изречения в древних произведениях письменности, и самые формулы, которыми вы отвечаете на вопросы при принятии в мистерии: «Я постился и пил смешанный напиток; взял из ящика [напиток] и положил в корзину; снова взял и переложил в ящичек».

Итак, ваши боги, как показывают те священные и тайные мистерии, похищаются и похищают, вступают в брачные связи посредством обмана и воровских приемов, лишают красоты девства тех, которые сопротивляются и не соглашаются, не знают о предстоящих обидах, не ведают того, что происходит с похищенными, ищут потерянное подобно людям и при сияющем солнце странствуют со светильниками и факелами по беспредельной земле? Они подвергаются обидам, печалятся, носят траурное платье и знаки печали, и для того, чтобы склонить их к принятию пищи и питья, не разумное основание, не время, не какая-либо трезвая беседа или серьезный разговор применяются, а показываются и выставляются те непристойные части тела, которые общее чувство стыда и естественный закон скромности заставляют скрывать и которые для целомудренного слуха нельзя называть без извинения и без особого позволения. Что, спрашиваю, в этом зрелище, что в непристойных частях у Бавбо было такого, что в богине женского пола, имеющей такие же формы, могло вызвать удивление и смех и что, будучи представлено очам и взору богини, заставило бы ее забыть о несчастий и немедленно привело бы ее в веселое и радостное настроение? Как многое и какого рода мы могли бы привести в осмеяние и для издевательства, если бы не удерживали нас религия народа и авторитет писаний!

Признаюсь, я уже давно колеблюсь, опасаюсь и уклоняюсь умножать, как говорится, Телленские нелепости (tricas Tellenas)⁶⁷⁰, потому что стыжусь сообщать об Алимунтских (Alimuntia)⁶⁷¹ мистериях, на которых в честь отца Либера в Греции выставляют фаллос, и вся страна наполняется этими изображениями. Что это означает, это, может быть, темно, и возникает вопрос, почему это делается. Кто этого не знает, тот пусть узнает и, изумляясь этому, хранит это всегда в чистом сердце и с соблюдением осторожности. Когда Нисийский и Семелийский Либер⁶⁷² жил еще среди людей, то пожелал, как говорят, познакомиться с подземным миром и узнать, что происходит в местах Тартара; но его желанию мешали некоторые затруднения, потому что, по незнанию дороги, он не знал, как отправиться и совершать путь. Является имевший позорную любовь к богу и слишком наклонный к преступным удовольствиям некий Просимн, который обещает указать дверь Дита и выходы к Ахеронту, если бог удовлетворит его желания. Бог легкомысленно дает клятву, что он предоставит себя в его распоряжение и исполнит его желание, но только тогда, когда возвратится из подземного мира, исполнив свое желание и предприятие. Просимн охотно указывает путь и приводит его к самому порогу подземного мира. Между тем, когда Либер с любопытством осматривал Стикс, Цербера, фурий и все прочее, руководитель его умирает и погребается обычным образом. Эвий⁶⁷³ выходит из подземного мира, и узнает о смерти руководителя, и, чтобы с точностью исполнить договор и не нарушить клятвы, отправляется на место погребения, и, отрезав от фигового дерева крепкий сук, обтесывает его, выскабливает, выглаживает, придает ему известную форму (humani speciem fabricatur in penis), укрепляет его на могильном холме, и совершает посредством него гнусный акт (postica ex parte nudatus accedit, subdit, insidit. Lascivia deinde surientis adsumpta hue atque illue clunes torquet et meditatur ab ligno pati quod jam dudum in ventate promiserat).

Ho чтобы кто-либо не подумал, что столь нечестивые сказания вымышлены нами, мы не требуем, чтобы он поверил свидетельству Гераклита, и не хотим, чтобы он из чтения его узнал, что тот думал о такого рода мистериях: пусть он спросит всю Грецию, что означают эти фаллосы, которые по древнему обычаю выставляют и чтут в селах и в городах, и он найдет, что это происходит по указываемым нами причинам. Если же стыд воспрепятствует прямо объяснить истину, то какая польза утаивать и скрывать причину и происхождение обычая, когда на самом деле происходит оскорбление религии? Что скажете вы, народы и племена, с такой преданностью чтущие храмы? К этому-то культу вы принуждаете нас посредством огня, ссылок, убийств и иного рода наказаний и страхом жестокостей? Этих-то богов вы даете нам, вводите у нас, навязываете нам – [богов], быть подобными которым вы не желаете ни себе, ни другому кому-либо из своих родственников и друзей? Можете ли вы сообщать своим несовершеннолетним детям о том, какие условия заключал Либер со своими любовниками? Можете ли вы своих невесток или жен побуждать к «благонравию» Бавбо и к «скромным» удовольствиям Цереры? Желаете ли вы, чтобы ваши молодые люди знали, слышали и получали сведения о том, каким был сам Юпитер в отношении к одной и другой матери? Желаете ли вы, чтобы взрослые девицы и обладающие еще крепостью сил отцы знали, посредством какой хитрости он соблазнил дочь? Желаете ли вы, чтобы воспламеняющиеся уже страстью родные сестры и их родные братья также знали, что он не пренебрегал преступной связью с сестрой? Таким образом, не следует ли немедленно далеко бежать от такого рода богов и вполне закрывать уши, чтобы мерзость столь нечистой религии не проникла в сердце? Ибо кто из людей настолько тверд в благонравии, чтобы примеры богов не могли склонить его к подобного рода необузданности? И кто будет в состоянии сдержать свои вожделения в отношении к кровным родственникам и лицам, требующим особого уважения, когда он видит, что боги отдаются без разбора страстям, не останавливаясь ни перед чем священным? Ибо когда известно, что высшее и совершенное существо не может удерживать свое вожделение в должных границах, то почему не стал бы без разбора отдаваться страстным влечениям человек, склонный вследствие природной слабости к падению и побуждаемый примером святого божества?

Сознаюсь, что я уже давно, обдумывая подобного рода нелепости, обыкновенно удивлялся тому, что вы осмеливаетесь называть атеистом, нечестивцем или богохульником кого-либо из тех, которые или совершенно отрицают бытие богов, или подвергают сомнению, или утверждают, что они были людьми и по причине могущества и заслуг причислены к богам, между тем как если согласно с истиной рассмотреть дело, то никто более не заслуживает носить этого рода названия, нежели чем вы, тале как вы под видом чествования более наносите им оскорблений и поношений, нежели если бы решились открыто делать это, сознаваясь в оскорблениях. Кто сомневается или совершенно отрицает бытие богов, тот хотя следует, по-видимому, ужасным и дерзким мнениям и представлениям, однако ни на кого не нападает и не верит в то, что сокровенно, и кто утверждает, что они были человеческого происхождения, тот хотя лишает их небесного величия, однако усваивает им другие достоинства, полагая, что они за благодеяние и достойные удивления превосходства возвышены в божественное достоинство.

Но вы, выдающие себя за защитников и поборников бессмертия их, обошли ли одного кого-либо из них, оставили ли не оскорбленным вашими клеветами? Есть ли вид какой-либо гнусности, достойный осуждения по общему признанию, который вы побоялись бы приписать им, будучи удерживаемы хотя бы только авторитетом имени? Кто сообщил, что боги влюблялись в бренные и смертные существа? Не вы ли? Кто [утверждает], что они на чужих брачных ложах тайно предавались сладострастию? Не вы ли? Кто [говорит], что сыновья с матерями и также отцы со своими дочерьми имели преступные связи? Не вы ли? Кто [сообщает], что они имели непозволительную страсть к красивым мальчикам и миловидным юношам? Не вы ли? Кто [говорит] о них как о кастрированных, о развратниках, о менявших свой вид, о ворах, о находившихся в узах и в цепях, о поражаемых молнией, о раненых, об умиравших и о погребенных в земле? Не вы ли? И, возводя столько обвинений на богов в поругание их, вы осмеливаетесь укорять нас, что из-за нас боги считают себя оскорбленными, между тем как уже давно стало очевидным, что виновниками столь великого гнева и вызывающими негодование богов служите вы.

Но, говорят, ты заблуждаешься, ошибаешься и в самой критике этих сказаний оказываешься слишком несведущим, необразованным, невежественным. Все те сказания, которые кажутся тебе гнусными и ведущими к опозорению богов, заключают в себе священные тайны и достойные удивления и глубокие идеи, в которые нелегко всякому проникнуть силой ума. Ибо в них не то обозначается и говорится, что написано и что на первый взгляд выражается словами, но все это должно быть понимаемо в аллегорическом смысле и мистически. Таким образом, кто говорит, что Юпитер имел связь со своей матерью, тот не указывает на кровосмешение или на постыдное плотское соединение, но Юпитером называет дождь и Церерой – землю. И кто, далее, утверждает, что он предавался распутству с дочерью, тот нисколько не говорит о гнусных чувственных наслаждениях, но именем Юпитера обозначает дожди, а именем дочери – посев. Также кто говорит о похищении Прозерпины отцом Дитом, тот говорит не о похишении девы, как ты думаешь, ради гнусной страсти, а о том, что богиня ушла под землю потому, что мы скрываем семена в недрах земли, и соединение с Орком обозначает производительное оплодотворение. Подобным образом и в прочих сказаниях говорится одно, а разумеется другое, и под обыкновенными простыми словами скрываются тайный смысл и глубокая, сокровенная тайна.

Очевидно, что все это – уловки и хитросплетения, какими в судах обыкновенно поддерживают безнадежные дела, или, говоря ближе к истине, приемы софистических рассуждений, через которые достигается всегда не истина, а подобие, вид истины и тень. Ибо так как стыдно, позорно и неприлично принимать читаемое в прямом смысле, то направились в эту сторону, заменяя одно другим и через объяснение придавая постыдному приличный вид. Но какое нам дело до того, скрываются ли другие мысли и другой смысл в ваших произведениях? Для нас, утверждающих, что боги трактуются вами преступно и нечестиво, достаточно знать то, что написано и что слушают, и мы не должны заботиться о том, что сокрыто, потому что оскорбление богов содержится не в темном сокрытом смысле, а в значении ясных выражений. Впрочем, чтобы не казалось, что мы не хотим обратить внимание на то, что говорят, мы прежде всего, если только вы хотите иметь терпение, спросим вас: откуда вам известно, или каким образом вы узнали, написано ли было это аллегорически, или же это только должно быть понимаемо таким образом? Разве писатели приглашали вас на совещание? Разве вы скрывались в их мыслях тогда, когда они одно заменяли другим, скрывая в тайне истину? Затем, если они вследствие какого-либо основания или религиозного опасения хотели скрыть те тайны в непроницаемой темноте, то какую великую смелость обнаруживаете вы, желая понимать то, что они хотели оставить неизвестным для вас, и, давая знать всем то, что они тщетно скрыли в словах, не выражающих истины!

Но согласимся с вами, что во всех этих сказаниях Ифигениями называются лани⁶⁷⁴; однако откуда вам известно, что, желая объяснять или излагать эти аллегории, вы таким же образом истолковываете или то же разумеете, что разумели в тайных мыслях сами историки и что они изложили не соответствующими словами, а посредством других выражений? Вы говорите, что соединением Юпитера с Церерой названо ниспадение дождя в недра земли, но другой может придумать и предположить другое, более остроумное и правдоподобное, третий – третье, четвертый – четвертое, и соответственно степени умственных способностей лиц, высказывающих мнения, каждое сказание может подвергаться бесчисленным толкованиям. Ибо так как вся эта так называемая аллегория заимствуется из сокровенной области и не имеет определенных границ, в которых смысл того, о чем говорится, оставался бы твердым и неизменным, то каждый располагает свободой направлять читаемое туда, куда ему угодно, и утверждать, что там изложено то, к чему привело его собственное его мнение и предположение. Но если это так, то каким образом вы можете выводить что-либо определенное из того, что неопределенно, и придавать один смысл выражению, которое, как вы видите, может подвергаться бесчисленным видам разнообразных толкований?

Наконец, если вы считаете удобным, снова спросим вас также о следующем: думаете ли вы, что все эти сказания, т. е. каждое из них в целом виде, двусмысленны и написаны аллегорически и способами, допускающими изменения, или же в одних частях их не говорится ничего двусмысленного, а другие имеют многие значения и прикрыты аллегорическим покровом? И если все содержание излагаемого от начала до конца во всем объеме облечено завесой аллегории, то объясните и укажите, что вместо каждого пункта, приводимого в каждом сказании, мы должны принимать и говорить и к каким другим предметам и значениям относить. Так, например, если вы утверждаете, что Юпитер называется вместо дождя, Церера – вместо земли, Либер и отец Дит – вместо бросания и опускания семян [в землю], то вы должны сказать, что мы должны понимать под быком, что – под негодованием и гневом Цереры, что значит слово Brimo⁶⁷⁵, что [означают] мольбы встревоженного Юпитера, посылавшиеся [к Церере] и не выслушанные [ею] небожители, кастрированный баран, отнятые тестикулы барана, достигнутое через них умилостивление и то, что снова было совершено [Юпитером], вследствие еще более гнусной страсти, с дочерью? Что также означают в другом сказании Геннская (Неппае) роща⁶⁷⁶ и цветы, огонь, полученный из Этны, и зажженные от него факелы, странствование с ними по земле, Аттическая страна, селение Элевсин, хижина и деревенское гостеприимство Бавбо, что означают смешанный напиток, отказ от напитка, выглаживание и очищение непристойных частей тела, позорное наслаждение зрелищем и достигнутое через такие средства забвение об утрате? Если вы, изменяя сказания, укажете то, что должно разуметь под всем этим, то мы согласимся с вами относительно вашего такого рода утверждения; но если вы не можете каждый пункт заменить другим и провести в целом другой смысл изложения, то к чему вы покрываете аллегорической темнотой то, что было написано просто и оглашено для общего понимания?

Может быть, вы скажете, что не во всем составе сказаний находятся такого рода аллегории, но одни части написаны обыкновенным образом, а другие – двояко и покрыты завесой двусмысленности. Это – замысловатое остроумие, ясное и для всякого глупого человека. Так как для вас слишком трудно аллегорически объяснить все написанное, то вы выбираете нечто, соответствующее вашему желанию, и посредством этого стараетесь доказать, что истина скрыта под несобственными и неподлинными выражениями. Согласимся с вами, что это так, как вы утверждаете; но каким образом вы можете знать и откуда вам известно, какая часть рассказа написана просто и какая – прикрыта имеющими различный смысл и несобственными выражениями? Возможно, что то, что вы считаете простым, написано иначе, и то, что вы признаете написанным иначе, изложено другими и противоположными выражениями. Ибо когда в составе одного произведения одна часть признается написанной аллегорически, а другая – не возбуждающей сомнений прямой речью, и когда в изложении нет признака, по которому можно было бы определить различие между двусмысленными и простыми выражениями, то возможно как простое признать за изложенное в двояком смысле, так и написанное двусмысленно считать свободным от иносказаний. Мы, по крайней мере, сознаемся, что не можем понять, каким образом происходит или признается могущим происходить это [различие].

Рассмотрим то, что говорят в этом отношении. В Геннской роще некогда дева Прозерпина, говорят, собирала цветы. Доселе это просто и изложено прямой речью, потому что всем, без сомнения, известно, что такое роща, цветы, Прозерпина и дева. Внезапно явился из земли на колеснице, запряженной в четверню, Сумман⁶⁷⁷. И это также просто, потому что четверня, колесница и Сумман не требуют никакого объяснения. Неожиданно он похитил Прозерпину и увез с собой под землю. Говорят, что похищением Прозерпины называется сокрытие семян [в земле]. Что – скажите – произошло, что рассказ вдруг подвергся изменению, и Прозерпиной стало называться семя, так что та, которая прежде считалась девой, собиравшей цветы, после ее взятия и похищения начала иметь значение посева? Юпитер, говорят, превратившись в быка, домогался соединения со своей матерью, Церерой: как выше изложено, этими именами называются земля и падающий дождь. Я нахожу [здесь] применение закона аллегории темным и неопределенным. Церера воспламенилась гневом и получила тестикулы барана вместо наказания и удовлетворения. Это также я нахожу изложенным обыкновенной речью, потому что о гневе и удовлетворении сказано соответственно их свойству и значению. Что же здесь произошло, что от Юпитера и Цереры, означающих дождь и землю, речь перешла к настоящему Юпитеру и к простому обозначению предметов?

Таким образом, или все должно быть написанным и изложенным аллегорически и таким же образом все должно быть объясняемо нами, или же ничто не написано этим способом, потому что то, что находится во взаимной связи, не представляется как бы состоящим отчасти из рассказа и отчасти из аллегории. Все это, – [скажут], – написано аллегорически. Это не представляется несомненным. Спросите: каким образом, почему? Потому что то, что составляет действительный и очевидный факт, не может превратиться в аллегорию, совершившееся не может быть несовершившимся и природа события перейти в другую природу. Разве может Троянская война превратиться в осуждение Сократа и известная битва при Каннах – в проскрипцию и жестокость Суллы? Конечно, можно, как делает это шутя Цицерон⁶⁷⁸, проскрипцию назвать битвой при Каннах; но в давнее время происходившая битва не может быть битвой и вместе с тем проскрипцией, потому что совершившееся, как я сказал, не может быть ничем другим, как только тем, что совершилось, и не может перейти в другую сущность то, что неизменно в своем существе и своих свойствах.

Где же мы находим доказательства того, что все эти рассказы служат описаниями событий? В священных празднествах и в таинственных мистериях, которые или совершаются в установленные времена и дни, или тайно передаются народами, постоянно удерживая свойственный им характер. Ибо нельзя думать, что они не имели соответствующего им происхождения, что они совершаются без основания и бездельно и что первоначальное установление их не соединялось с причинами. Та сосна, которая торжественно вносится в святилище Матери богов, не служит ли образом того дерева, под которым Аттис кастрировал себя и которое богиня, как говорят, посвятила себе в утешение от своей скорби? То выставление фаллосов, которые через ежегодные обряды чтут и прославляют в Греции, не представляет ли образ того позорного поступка, посредством которого Либер исполнил свое обещание? О чем напоминают Элевсинские мистерии и тайные религиозные обряды? Не о том ли странствовании, во время которого Церера, утомленная поисками дочери, прибыла в Аттику, принесла зерна пшеницы, одарила семейство Небридов⁶⁷⁹ кожей молодого оленя и рассмеялась от замечательного зрелища непристойных частей Бавбо? И если это имеет другую причину, то это не имеет никакого значения для нас, коль скоро все это совершается по какой-либо причине. Ибо невероятно, чтобы это было принято без каких-либо предшествующих причин, и нельзя считать жителей Аттики настолько безрассудными, что они придумали для себя религиозный обряд, установив его без каких-либо причин. Если это ясно и несомненно, то есть если причина и происхождение мистерий проистекают из совершившихся событий, то ни через какую переделку они не могут быть превращены в аллегории. Ибо что совершилось и произошло, это не может быть несовершившимся вопреки законам природы.

Но согласимся с вами, что это так, то есть что рассказы изображают не то, что обозначают слова, что они, подобно болтающим вздор, выражают нечто другое; однако неужели вы не замечаете и не видите, с каким бесчестием и опозорением богов говорится это? Можно ли изобрести более тяжкое оскорбление, нежели землю и дождь или что-либо другое – ибо это совершенно безразлично, какое вследствие объяснения происходит изменение, – называть и именовать соединением Юпитера и Цереры и ниспадение дождя с неба и увлажнение земли обозначать как преступления богов? Можно ли думать или признавать что-либо более нечестивое, нежели опущение семян в землю или что-либо другое, – ибо это также совершенно безразлично – называть похищением Прозерпины и говорить о земледельческой работе, позоря отца Дита? Не было ли бы в тысячу раз лучше лишиться языка и стать немым, нежели извергать этот поток слов и треск грязной болтовни и называть самые постыдные предметы именами богов или обычные занятия обозначать как позорные поступки богов?

Прежде был обычай посредством аллегорической речи придавать неприличному приличный смысл и облекать в благопристойный вид то, о чем неприлично говорить. Но по вашему свидетельству, в неблагопристойной форме говорится о благопристойных предметах, и безукоризненное в нравственном отношении излагается в грязных выражениях, так что то, что прежде благопристойность прикрывала вследствие боязни неприличия, теперь, с изменением образа изложения, изображается в пошлом и неприличном виде. Говоря о Марсе и Венере, окруженных, благодаря искусству Вулкана, сетью во время прелюбодеяния, мы, как утверждают, говорим о страсти и гневе, обузданных силой и решением разума. Что же препятствовало, что мешало тому, чтобы каждый предмет обозначить соответствующими словами и выражениями, или, скорее, что заставляло, при желании сообщить что-либо посредством книг и письменных произведений, не желать, чтобы было понято то, что сообщается, но в одном изложении одновременно говорить о противоположных предметах и обнаруживать усердие желающего и недоброжелательство не желающего сообщать сведения? Разве речь о богах как прелюбодеях не представляла никакой опасности, а упоминание о страсти и гневе могло осквернить язык и уста через соприкосновение с грязью? Но если бы это так происходило и если бы был устранен покров аллегорической темноты, то и изложение было бы легким для понимания, и достоинство богов сохранилось бы неоскорбленным. Но теперь, когда говорят, что заключение Марса и Венеры в узы обозначает обуздание пороков, то в одно и то же время происходят два крайне ненормальных явления: с одной стороны, тому, что имеет постыдный вид, придается благопристойный смысл, а с другой – в душу проникает скорее представление позора, нежели какая-либо серьезная религиозная идея.

Может быть, вы скажете – потому что только это одно остается, что вы, по-видимому, можете возразить нам, – что боги не хотят, чтобы люди знали их тайны, и что поэтому рассказы [о богах] написаны с аллегорической двусмысленностью. Но откуда вам известно, что боги не хотят открывать свои тайны людям? Откуда вы знаете их и почему стараетесь раскрыть их через объяснение аллегорий? Наконец, почему боги, запрещая приличное, допускают говорить о них то, что позорно и неприлично? Если мы называем Аттиса, то, говорят, мы обозначаем и называем солнце. Но если Аттис – солнце, как вы рассказываете и говорите, то кто будет тот Аттис, который, как сообщают и указывают ваши литературные произведения, родился во Фригии, который испытывал известные состояния и совершал известные действия, которого все театры знают по представлениям и которому среди священных культов специально устраиваются, как мы видим, ежегодные празднества, и именно как божеству? Перенесено ли от солнца на человека или от человека на солнце это наименование? Ибо если это имя с самого начала принадлежало солнцу, то чем провинилось перед вами золотое солнце, что вы дали ему наименование, общее с полумужчиной? Если же оно происходит от козлов и фригийцев, то что совершил родитель Фаэтонта и отец сияющего света⁶⁸⁰, чтобы казаться заслуживающим получить название от кастрированного человека и с помощью этого наименования стать более чтимым?

Но в чем тут дело, это для всех, конечно, ясно. Так как вы стыдитесь подобного рода сочинений и рассказов и видите, что нельзя устранить те позорные сообщения, которые уже занесены в книги, то стараетесь придать позорному содержанию благопристойный вид и посредством всякого рода ухищрений изменяете и извращаете значения слов соответственно подставляемому содержанию и, подобно тому как это обыкновенно бывает иногда с больными, которых болезненное расстройство сил лишает здравого смысла и понимания, говорите спутанно и неопределенно и блуждаете в пустых, бессодержательных фикциях. Пусть под соединением Юпитера и Цереры обозначено орошение земли, под похищением [Прозерпины] отцом Дитом – сокрытие семян [в земле], под растерзанными членами Либера – распространение виноделия на земле, и связыванием прелюбодействовавших Венеры и Марса названо обуздание страсти и безрассудства.

Но если эти сказания вы признаете написанными аллегорически, то что будет с прочими, которые, как мы видим, не допускают подобного рода превращений? Что мы должны понимать под теми постыдными движениями, которые сын Семелы в пылу страсти производил на могильном холме? Что [должны мы понимать] под похищенными и поставленными для услуг в наслаждениях Ганимедами? Что – под превращением в муравья, посредством которого величайший Юпитер ограничил свой неизмеримый внешний вид? Что – под лебедями и сатирами? Что – под золотыми дождями, в которые он облекся, обольщая посредством коварного обмана и доставляя себе удовольствие, благодаря разнообразным формам? Но – чтобы не казалось, что мы хотим говорить об одном только Юпитере, – какие аллегории могут быть в любовных связях прочих богов, какие – в наемнических и невольнических отношениях их, в заключениях в узы, в утратах детей, в выражениях печали, в мучениях, ранах, погребениях? Имея возможность ограничиться при этом одной виной, вы через такого рода изображение богов прибавили, как говорится, плохую рыбу к хорошему соусу (addidistis garó gerem)⁶⁸¹, называя именами богов постыдные вещи и снова пятная богов наименованиями позорных вещей. Но если бы вы с несомненным убеждением верили, что они здесь присутствуют или существуют где-либо, то при упоминании о них вы испытывали бы страх и так должны были бы верить и твердо удерживать в мысли такое представление о них, что они слышат вас и внимают вашим словам. Ибо для людей, преданных религии сообразно с долгом, не только сами боги, но и имена их должны быть досточтимыми, и сколько [достоинства] принадлежит тем, которые называются этими именами, столько же достоинства должно быть и в наименованиях их.

Если судить справедливо, то вы окажетесь подлежащими осуждению за то, что в своем словоупотреблении называете Марса вместо битвы, Нептуна – вместо воды, отца Либера – вместо вина, Цереру – вместо хлеба, Минерву – вместо тканья, Венеру – вместо безнравственных наслаждений. Ибо какое есть основание для того, чтобы предметы, которые могли бы называться собственными их именами, назывались именами богов и чтобы наносилось такое оскорбление богам, какого мы, люди, не перенесли бы, если бы кто-либо наши имена употреблял и применял к недостойным предметам? «Но наша речь загрязнилась бы, если бы она осквернялась такого рода словами». Какая похвальная скромность! Вы стыдитесь называть хлеб и вино и не стесняетесь вместо половой связи называть Венеру!

Так как мы в общем показали, какие нечестивые и позорные мнения вы имеете о богах, то теперь нам следует еще сказать о храмах, о статуях, жертвах и о ряде других предметов, которые примыкают к названным и находятся с ними в тесной связи. Ибо в этом отношении вы обыкновенно возводите на нас тягчайшее обвинение в безбожии, и именно потому, что мы не строим храмов для благоговейного служения, не ставим статуи или изображения какого-либо из богов, не устраиваем алтарей и жертвенников, не приносим жертв из крови убитых животных, ладана и полевых плодов с солью и, наконец, не делаем возлияний вина из чаш. Мы, действительно, перестали устраивать или делать это, но не потому, чтобы имели безбожные и преступные мнения или питали к богам какое-либо презрение, соединенное с безрассудной дерзостью, а потому, что мы полагаем и верим, что боги – если только они действительно существуют и одарены этим высоким именем – или осмеивают эти виды чествований, если они смеются, или же негодуют, если они испытывают возбуждения гнева.

Но пусть вам будет известно, как мы думаем и судим об этом имени: мы думаем, что они – если только они (пусть это будет сказано еще раз для полноты) действительно боги – должны обладать всеми совершенствами, быть мудрыми, справедливыми, полными достоинства – и если только не составляет вины осыпать их человеческими похвалами, – отличаться присущими им преимуществами и не получать через внешние средства чего-либо, через что возвышалась бы полнота их ненарушимого блаженства, быть свободными от всех возбуждений и всех волнений, не воспламеняться гневом, не возбуждаться никакими страстями, никому не причинять несчастия, не находить жестокого удовольствия в бедствиях людей, не устрашать знамениями, не давать угрожающих предсказаний посредством необычайных явлений, не связывать обетами и не подчинять им, не требовать умилостивительных жертв угрожающими предзнаменованиями, не наводить эпидемий и болезней через порчу воздуха, не выжигать полевые плоды засухами, не участвовать в убийственных войнах и в разрушении городов, не желать бедствий одним и не содействовать пользе других, но, как это свойственно великим разумным существам, ко всем одинаково относиться и оказывать всем одинаковое благоволение. Ибо [только] бренным существам и человеческой слабости свойственно поступать противоположным этому образом, и те, кто испытывают душевные волнения, страдают и скорбят, ослабевают, по мнениям и суждениям философов, и невозможно, чтобы подвергающиеся каким-либо страстям не подлежали законам смерти. Но если это так, то каким образом мы можем считаться презирающими богов, относительно которых мы утверждаем, что они не могут признаваться богами и причисляться к небесным силам, если они не истинны и не заслуживают удивления и хвалы великих умов?

Но мы не строим им храмов, не поклоняемся изображениям их, не закалываем животных и не приносим в жертву ладана и вина. Как же мы можем приписать им более чести и достоинства, нежели тем, что ставим их в такое же отношение, в какое Главу и Владыку мира и самого высочайшего Царя, Которому они вместе с нами обязаны тем, что сознают себя существующими и пользующимися жизнью? Разве мы чтим Его святилищами или построением храмов? Разве мы закалываем для Него жертвенных животных? Разве мы посвящаем Ему другие предметы, приношение и возлияние которых служат требованием не разумного основания, а обычая, установившегося из-за привычки? Это совершенное безумие – по своим нуждам судить о более могущественном, и то, что требуется для тебя, приносить подающим это богам и считать это за честь, а не за поношение. Мы спрашиваем: для каких потребностей богов, по вашим словам, построены храмы или ради какой необходимости они, по вашему мнению, опять должны строиться? Разве они испытывают зимний холод или опаляются солнечным зноем, бывают мокрыми от проливных дождей, обеспокоиваются бурными ветрами или подвергаются опасности неприятельского нашествия или яростного нападения диких зверей, что справедливо следовало бы заключать их под крепкую кровлю или защищать нагромождением камней? Ибо что такое эти храмы? С точки зрения человеческой слабости это нечто огромное и великолепное, но, если судить соответственно могуществу богов, это некоторого рода небольшие пристанища или, говоря ближе к истине, род весьма тесных пещер, устроенных измышлением скудного ума. Если ты спросишь, кто был первым основателем или устроителем их, то тебе укажут, что это был Фороней, или египтянин Мероп⁶⁸², или, как сообщает Варрон в книге «О чудесном» (in Admirandis)⁶⁸³, сын Юпитера Эак (Aeacus)⁶⁸⁴. Пусть они построены из мраморных глыб, пусть они сияют позолоченными филенчатыми потолками, пусть в них сверкают драгоценные камни и, подобно звездам, испускают разнообразный блеск: все это – земля и образовано из последних подонков ничтожной материи. И если вы высоко цените это, то нельзя думать, что боги находят в этом удовольствие и что они не отказываются и не отвергают того, чтобы их ограждали и посредством этих преград держали в заключении. Говорят: это храм Марса, это – Юноны и Венеры, это – Геркулеса, Аполлона, Дита. Что другое означают эти слова, как не то, что это дом Марса, это – Юноны и Венеры, здесь обитает Аполлон, здесь пребывает Геркулес, а там – Сумман? Таким образом, не служит ли первым и величайшим оскорблением то, что вы ограничиваете богов жилищами, назначаете для них хижинки, устраиваете комнаты и каморки и признаете необходимым для них то, что требуется для людей, кошек, муравьев, ящериц, для убегающих, робких маленьких мышей?

Но не для того, говорят, мы посвящаем храмы богам, чтобы как бы оградить их от мокроты ливней, от ветров, дождей или солнечного зноя, а для того, чтобы иметь возможность лично и непосредственно созерцать их, обращаться к ним на ближайшем расстоянии с речью и, как с присутствующими, вступать в благоговейное собеседование. Ибо если бы их призывали под открытым небом и под эфирным сводом, то они ничего не слышали бы, и, если бы не на ближайшем расстоянии направлялись к ним моления, то они оставались бы недоступными и неподвижными, как бы ничего не говорили им. Но мы полагаем, что всякий бог вообще, если только он обладает свойственной этому имени силой, должен, как бы присутствуя, слышать то, что каждый скажет в какой бы ни было части мира, он должен заранее знать даже то, что каждый будет иметь в сокровенных и безмолвных мыслях, и как звезды, солнце и луна, совершая путь над землей, тотчас для всех вообще бывают видимыми и повсюду присутствующими, так и слух богов ни для какого языка не должен быть закрытым и всегда быть присутствующим, хотя бы голоса направлялись к нему из отдаленных стран. Ибо богам свойственно все наполнять своей силой, не быть где-либо отчасти, но повсюду быть вполне, не присутствовать и не отсутствовать, не отправляться на пиршество в Эфиопию и не возвращаться через двенадцать дней в свое жилище⁶⁸⁵.

Если бы не было так, то уничтожилась бы всякая надежда на помощь и было бы сомнительным, слышат ли вас боги или нет, хотя бы вы исполнили должные религиозные церемонии. Чтобы понять это, представим себе, что какое-либо божество имеет храм на Канарских островах, также на отдаленной Туле (Thylen)⁶⁸⁶, также у серов, у смуглых гарамантов и у других каких-либо [народов], к ознакомлению с которыми не допускают моря, горы, леса и четыре страны света: если все они в одно и то же время, совершив религиозные обряды, будут испрашивать у божества то, о чем просить заставляет их нужда, то какая у всех будет надежда на получение милости, если бог не слышит отовсюду направленного к нему голоса и если будет далекое расстояние, куда не может достигнуть речь просящего помощи? Ибо или он ни в каком месте не будет находиться, если он может когда-либо не быть где-либо, или он явится только к одним, так как он не может слушать всех вместе и безраздельно. Таким образом, бог или совсем никому не помогает, если он, будучи занят чем-либо, не может явиться для выслушивания просьб, или будут услышаны только одни, а прочие ничего не достигнут.

Что сказать о том, что многие из этих храмов, воздвигнутых с позолоченными куполами и возвышающимися фронтонами, покрывают, как свидетельствуют сочинения писателей, прах и кости и служат местами погребения умерших? Не ясно ли и не очевидно ли, что или вы вместо бессмертных богов чтите умерших, или наносится неизгладимое оскорбление богам, святилища и храмы которых устроены на могилах умерших? Антиох⁶⁸⁷ в девятой книге «Истории» упоминает, что в Афинах в храме Минервы был предан земле Кекроп, далее, в ее же храме, находящемся в акрополе Лариссы, похоронен, как пишут и передают, Акрисий⁶⁸⁸, в храме Полиады – Эрихтоний⁶⁸⁹, в Элевсинской ограде, вблизи города – братья Дайра (Dairas) и Иммарад (Immaradus)⁶⁹⁰. Что сказать о дочерях Келея⁶⁹¹? Не погребены ли они, как утверждают, в храме Элевсинской Цереры? Не [погребены ли] в святилище Дианы, устроенном при храме Аполлона Делосского, Гипероха и Лаодика, прибывшие туда, как указывают, из Гиперборейской страны⁶⁹²? Леандрий⁶⁹³ говорит, что Клеох (Cleochum)⁶⁹⁴ получил последние почести в Милетском храме Аполлона Дидимского⁶⁹⁵. Зенон Миндийский⁶⁹⁶ объявляет и говорит, что в святилище Дианы при Магнезии находится надгробный памятник Левкофрины⁶⁹⁷. Не свидетельствуют ли произведения писателей единогласно, что под жертвенником Аполлона, который можно видеть в городе Телмессе, похоронен прорицатель Телмесс? Птолемей, сын Агезарха⁶⁹⁸, в первой книге о Филопаторе сообщает на основании документов, что царь Кинира⁶⁹⁹ вместе со своим семейством и даже со всем потомством похоронен в Пафе⁷⁰⁰, в храме Венеры. Было бы делом бесконечным и чрезмерным описывать, в каких храмах на всей земле и кто находится, и нет нужды в точном исследовании – хотя Египет установил наказание для того, кто огласил бы, где похоронен Апис⁷⁰¹, – под какими храмами находятся [указываемые] Варроном кладбища и какие тяжелые массы нагромождены на них.

Но к чему говорить об этих мелочах? Кто из людей не знает, что в Капитолии господствующего народа находится могила Ола Вулкентана⁷⁰²? Кто, говорю, не знает, что из самых оснований его была вынута голова человека в не очень давнее время или одна, без прочих частей, как сообщают некоторые, или со всеми членами, и была погребена? Если вы потребуете подтверждения этого посредством свидетельств писателей, то Саммоник⁷⁰³, Граний⁷⁰⁴, Валериан⁷⁰⁵ и Фабий⁷⁰⁶ могут указать вам, чей сын был Авл (Aulus)⁷⁰⁷, из какого он рода и племени, почему рукой раба (cur manu servuli) он был лишен жизни и света и чем он провинился перед своими согражданами, что ему было отказано в погребении в отеческой земле. Вы узнаете также – хотя они притворяются не желающими оглашать это, – что произошло с найденной головой и в какой части местности⁷⁰⁸ она старательно была скрыта для того именно, чтобы удостоверенное знамение⁷⁰⁹ навсегда осталось неизменным и упроченным. И хотя следовало бы скрывать это и предать забвению, свойственному давности, однако состав наименования⁷¹⁰ дает знать об этом и вместе со своими причинами в течение предоставленного ему времени продолжает быть неуничтожимым свидетельством, и самый великий город, почитатель всех божеств⁷¹¹, не постыдился, давая наименование храму, назвать его от головы Ола Капитолием, а не по имени Юпитера.

Таким образом, мы, полагаю, достаточно показали, что храмы бессмертным богам или напрасно воздвигнуты, или вопреки достоинству и признаваемому могуществу построены вследствие оскорбительных мнений. Теперь нам следует сказать нечто о статуях и изображениях, которые вы изготовляете с большим искусством и которым оказываете религиозное почитание. Если это соединяется с какой-либо верой, то мы для себя самих никакими соображениями не можем установить, делаете ли вы это серьезно и с имеющей важное значение целью, или же занимаетесь этим, забавляясь, вследствие детской фантазии. Ибо если для вас несомненно, что боги, признаваемые вами, существуют и пребывают в высших небесных областях, то что служит причиной или основанием того, что вами изготовляются эти изображения, когда имеются действительные существа, которым вы можете молиться и просить их, в случае нужды, о помощи? Если же вы не верите или, выражаясь мягче, сомневаетесь, то что также и в таком случае побуждает вас придумывать и изготавливать изображения того, что сомнительно, и на основании фантастического подражания изображать то, в существование чего не верите? Или, может быть, вы скажете, что при помощи этих изображений боги являют вам как бы свое присутствие, и так как богов нельзя видеть, то таким образом им оказывают чествование и исполняют требуемые долгом обязанности? Кто говорит и утверждает это, тот не верит в существование богов и обнаруживает отсутствие доверия к своим религиозным мнениям, коль скоро ему необходимо видеть то, что он принимает, чтобы не было праздным то, что как незримое не может быть видимо.

Посредством изображений, говорите вы, мы чтим богов. Что же? Если бы этих [изображений] не было, то разве боги не знали бы, что им служат, и не могли бы признать, что им оказывается чествование? Таким образом, как бы окольными путями и через некоторого рода, так сказать, уполномочия они получают и принимают ваши чествования, и прежде, чем они узнают, для кого предназначается это поклонение, вы приносите жертвы перед изображениями и предоставляете им самим как бы некоторые остатки из чужого полномочия. Что может быть более оскорбительным, обидным и жестоким, нежели признавать богом одно, а совершать моления перед другим, надеяться на помощь от божества, а испрашивать ее у бесчувственной статуи? Не то же ли это значит, спрашиваю, что, как говорится в народных пословицах, бить кузнеца, когда хотят наносить удары сукновалу, и просить мнения об образе действий у ослов и свиней, когда ищут совета у человека?

Откуда, наконец, вы знаете, все ли те изображения, которые вы делаете, как заменяющие бессмертных богов, имеют и представляют сходство с богами? Ибо, может быть, что на небе имеет бороду тот, кто вами изображается безбородым, может быть пожилым тот, кому вы приписываете отроческий возраст, возможно, что являющийся здесь белокурым в действительности имеет серые глаза и что широкий нос имеет тот, кого вы представляете и изображаете длинноносым. Ибо нельзя называть и именовать правильным такое изображение, которое не представляет одинаковых черт с оригиналом: в ясности и несомненности этого можно убедиться посредством общеизвестных явлений. Так, хотя все мы, люди, посредством не подлежащего сомнению наблюдения глаз видим солнце округленным, однако вы приписали ему человеческое лицо и черты смертных существ. Луна постоянно находится в движении и, возобновляясь, принимает тридцать видов в течение месяца, а по вашим указаниям и изображениям она – женщина и [всегда] имеет одно и то же лицо, хотя она, вследствие ежедневного изменения, превращается в тысячи видов. Все мы знаем, что ветры составляют течение воздуха, толкаемого и приводимого в движение космическими причинами, а вы представляете их в виде людей, своим дыханием производящих дуновения изнутри извилистых труб. Среди ваших богов мы видим свирепое лицо льва, покрытое чистым суриком, и это именуется [богом] плодородия⁷¹². Если все эти изображения служат подобиями небесных божеств, то следует сказать, что и на небе обитает такой бог, сходство с фигурой и видом которого представляет это изображение, и именно как этот здесь, так тот там имеет только голову с лицом без прочих частей, издающий рычание из свирепой пасти, наводящий ужас кроваво-красным цветом, стискивающий челюсть своими зубами и, подобно утомленным собакам, дерзко высовывающий язык из открытой пасти. Но если этого нет в действительности, как все мы признаем это, то какую великую дерзость представляет измышлять какой угодно образ и говорить, что это – изображение бога, существование которого нельзя доказать ни в какой части мира?

Вы смеетесь над тем, что персы в древние времена, как сообщается в исторических произведениях⁷¹³, чтили реки, арабы – бесформенный камень, скифские племена – кривую саблю⁷¹⁴, феспийцы – сук вместо Цинкции⁷¹⁵, икарийцы – необтесанный чурбан вместо Дианы⁷¹⁶, пессинунтцы – твердый камень вместо Матери богов⁷¹⁷, римляне – копье вместо Марса, как указывает Варрон в «Музах» (Musae), и, по сообщению Аэтлия⁷¹⁸, самосцы, до употребления пластических искусств и изучения их, – столб вместо Юноны, но воздерживаетесь от смеха, молясь статуэткам людей вместо богов бессмертных и человеческим изображениям! Вы даже считаете самые статуэтки за богов и верите, что, кроме них, ничто не обладает божественной силой. Что говорите вы? Значит, небесные боги имеют уши и виски, шею, затылок, спину, бедра, бока, колени, ягодицы, лопатки, пятки и все прочие члены, из которых построены мы и которые полнее перечислены и подробнее описаны в первой части? Если бы можно было заглянуть в ваши сердца и в самые тайники ваших душ, где у вас возникают и хранятся разного рода сокровенные мысли, то мы нашли бы, что также и вы сами то же думаете, что мы, и такие же имеете мнения об изображении богов. Но что мы можем сделать против упорного пристрастия, против угрожающих мечами и изображающих новые наказания? Вы посредством угроз поддерживаете заведомо неправое дело, и что раз сделали неразумно, это вы защищаете, чтобы когда-либо не показаться не знающими чего-либо, и считаете за лучшее не подчиняться, нежели уступить признанной истине и согласиться с ней.

По этим же причинам, при вашем снисхождении, произошло также то, что художники дерзко потешались над телами богов и придавали им такие формы, которые для всякого серьезного человека могли бы служить насмешкой. Так, Аммон⁷¹⁹ представляется и изображается с бараньими рогами, Сатурн, страж полей, – с загнутым серповидным ножом, как какой-либо подрезыватель разросшихся ветвей, сын Майи⁷²⁰ – в дорожной шляпе, как готовый отправиться в путь и защищающий себя от солнца и пыли, Либер – с нежными членами, полным женственности и свойственного женщинам слабосилия, Венера – нагой и неприкрытой, как будто бы хотят сказать, что она всем предлагает себя и продает телесную красоту за плату, Вулкан – в шапке и с молотом, но со свободной правой рукой, как приготовившийся к кузнечной работе, Делосский [Аполлон] – с плектром⁷²¹ и кифарой, в позе кифареда и актера, собирающегося петь куплеты, царь моря – с трезубцем, как будто бы ему предстоит вступить в борьбу в состязании гладиаторов, и нельзя найти ни одного изображения какого-либо божества, которое не имело бы определенного вида, присвоенного ему щедростью художников. Вот если бы какой-либо находчивый и хитрый властитель без вашего ведома удалил Солнце (Solem)⁷²² из его пределов и перевел на место Меркурия, и затем взял Меркурия и заставил переселиться в святилище Солнца – потому что оба они изображаются вами безбородыми и с гладким лицом, – и придал ему лучи, а на голову Солнца возложил дорожную шляпу, то каким образом вы могли бы различить, кто из них Солнце и кто Меркурий, когда вы обыкновенно различаете богов по внешнему виду, а не по личным свойствам? Если, далее, вследствие подобного изменения он отнимет рога у нагого Юпитера и прикрепит их к вискам Марса, а Марса лишит оружия и затем облечет в него Аммона, то какое возможно будет различие между ними, когда тот, кто был Юпитером, может считаться также за Марса, а бывший Марсом может получить вид Юпитера Аммона? Так далеко простирается произвол в изготовлении изображений, в присвоении имен как собственных тем, которых если лишить внешнего вида, то утрачивается возможность распознавать их, бог с богом могут смешиваться, один может казаться другим, и даже каждый из двух может признаваться за другого.

Но к чему я смеюсь над присвоенными богам серпами и трезубцами, рогами, молотами и шляпами, когда мне известно, что некоторые изображения имеют формы известных людей и черты презренных блудниц? Кому неизвестно, что афиняне изготовляли известные гермы⁷²³ по образцу тела Алкивиадова⁷²⁴? Кто из читающих Посейдиппа⁷²⁵ не знает, что Пракситель с необычайным искусством изобразил лицо Книдской Венеры по образцу любовницы Кратины, которую несчастный страстно любил? Но разве была единственной эта Венера, красота которой возвеличена через перенесение на нее черт лица блудницы? Известная Фрина Феспийская⁷²⁶, по сообщению писавших феспийскую историю, когда была на самом верху красоты, привлекательности и блеска, служила, как утверждают, моделью для всех, пользующихся известностью, Венер как в греческих городах, так и там, куда проникла любовь и страсть к подобного рода статуям. Поэтому все художники, жившие в то самое время и достигшие первенствующего положения точностью воспроизведения моделей, со всей тщательностью и усердием состязались в перенесении черт лица распутницы на статуи Венеры, таланты художников воодушевлялись, и они соперничали и соревновались, стараясь превзойти один другого, не для того, чтобы более возвысить Венеру, а для того, чтобы Фрину изобразить под видом Венеры. Таким образом, дело дошло до того, что блудницам вместо бессмертных богов приносятся жертвы и жалкие религии вводятся в обман из-за изготовляемых статуй. Когда упоминаемый как первый среди ваятелей известный Фидий окончил свое произведение огромных размеров, [статую] Юпитера Олимпийского, то надписал на пальце бога: «Pantarces Pülcher»⁷²⁷ – а это было имя мальчика, которого он любил и к которому питал позорную страсть, – и никакое опасение или религиозное чувство не удержали его от того, чтобы назвать бога именем развратника и даже присвоить развратнику божественность и образ Юпитера. Так далеко простирается шалость и ребячество в изготовлении этих статуй, в поклонении им вместо богов и в присвоении им божественной святости, так как мы видим, что сами художники через изготовление их потешаются и ставят памятники собственным страстям. Ибо что, спрашивается, могло бы удержать Фидия от шалости и забавы, когда он знал, что сделанный им сам Юпитер незадолго перед тем был золотом, камнями и костями, бесформенными, разъединенными и неупорядоченными, что он собрал и соединил их, придал им вид и подобие членов, и – что в особенности важно – благодаря ему тот [Юпитер] произошел и стал получать поклонение от людей?

В настоящем месте желательно как бы в присутствии всех народов земного мира обратиться к ним с одной общей речью и вслух всем сказать следующее, чтобы все выслушали. Что это значит, люди, что вы сами относительно столь ясных и несомненных предметов обманываете и вводите себя в заблуждение через добровольное ослепление? Рассейте, наконец, мрак и, возвратившись к свету разума, вникните ближе и рассмотрите качество того, о чем идет речь, если только вы удерживаете принадлежащее вам право и находитесь в границах данного вам разума и благоразумия. Эти статуи, которые внушают вам страх и перед которыми вы во всех храмах повергаетесь ниц и смиренно молитесь, представляют собой кости, камни, медь, серебро, золото, глину, древесные материалы или смесь, соединенную гипсом; они, может быть, из украшений блудниц, из женских уборов, из верблюжьих костей, из клыков индийского животного, из котлов, горшков, канделябров и ламп или из других предметов низшего назначения были составлены, обработаны, приведены в этот вид и получили видимые вами формы, были обожжены в гончарных печах, получившись при посредстве наковален и молотов, будучи выскоблены стругами, выглажены рашпилями, обрезаны, обтесаны и пробуравлены пилами, буравами и топорами, просверлены коловоротами и выравнены рубанками. Не заблуждение ли это или, собственно говоря, не безумие ли – признавать богом то, что ты сам сделал, с трепетом молиться перед своим произведением, и хотя ты с несомненностью знаешь, что это твоя работа и дело твоих рук, повергаться ниц перед ним, смиренно просить о помощи в несчастье, а в трудных обстоятельствах прибегать к милости и благоволению этого божества?

Вот если бы кто-либо выставил публично необработанную и не выделанную в виде какого-либо изделия медь, слитки необработанного и необделанного серебра и золота, дерево, камни, кости и другие предметы, из которых обыкновенно состоят статуи и [другие] изображения богов, или если бы кто-либо выставил разбитые лики богов, поломанные и изуродованные изображения и приказал вам приносить перед этими кусками и обломками жертвы и совершать перед бесформенными массами религиозные обряды, то мы желали бы слышать от вас, исполнили ли бы вы это или, вопреки приказанию, отказались бы? Может быть, вы спросите: почему? Потому что никто в мире не настолько безрассудно слеп, чтобы серебро, медь, золото, гипс, слоновую кость, глину относить к числу богов и утверждать, что они сами по себе имеют божественную силу и обладают ею. Какое же есть основание [признавать], что все эти тела – если они остаются в неприкосновенном виде и необработанными – не имеют божественной силы и небесного достоинства, а коль скоро они получают человеческие формы – уши, нос, щеки, губы, глаза, ресницы, – то немедленно делаются богами и вступают в ряд и в число небожителей? Разве обработка придает этим телам что-либо новое, так что вы вынуждаетесь верить, что этим добавлением им сообщились какого-то рода божественность и величие? Разве она превращает медь в золото или заставляет ничтожную глину перейти в серебро? Разве она дает жизнь и способность к духовным движениям тому, что незадолго перед тем было бесчувственным? Если вошедшее в состав статуй удерживает все те свойства, какие оно имело вне их, то какое великое безрассудство (я отказываюсь назвать это ослеплением) – признавать, что сущность вещей изменяется вследствие свойства форм и что через внешний вид получает божественность то, что в первоначальном теле было безжизненным, неразумным и лишенным чувства и движения!

Таким образом, вы, люди, разумные существа, одаренные даром мудрости и благоразумия, совершенно забыв о сущности и происхождении статуй, повергаетесь перед обожженной глиной, поклоняетесь кускам меди, у слоновых клыков просите здоровья, должностей, господства, власти, побед, прибылей, выгод, богатых жатв и обильных сборов винограда, и хотя ясно и очевидно, что вы обращаетесь со словами к безжизненным предметам, однако вы думаете, что они выслушивают вас, и сами вводите себя в обман пустым легкомыслием. О, если бы можно было проникнуть в пустые внутренности какой- либо статуи или, лучше, если бы можно было расчленить и разложить Олимпийских и Капитолийских Юпитеров и рассмотреть в отдельности каждую из всех тех частей, из которых состоит целое этих тел! Вы немедленно увидели бы, что те боги, которым внешнее изящество придает величие искусственным блеском, представляют собой соединение литых кусков металла и бесформенных частиц, что они предохраняются от опасности распада и разрушения посредством шипов и цепей, крючьев и скоб, что во все отверстия и соединяющие связи влит свинец и что сделаны приспособления для предохранения статуй от повреждения на долгое время. Вы, говорю, немедленно увидели бы одни только лица без затылков, половины рук без передних частей, туловища с половинами боков, незаконченные стопы ног и – что наиболее может возбуждать смех – богов, сделанных, вследствие неодинакового соединения тел, с одной стороны – из дерева и с другой – из камня. Если бы это, как прикрытое искусством, вы не могли заметить, то находящееся перед глазами всех должно было бы научить вас и дать вам знать, что ваши труды бесплодны и что вы совершаете бесполезное служение ничтожным предметам. Неужели же вы не замечаете, что эти как бы живые статуи (spirantia signa)⁷²⁸, к стопам и коленам которых вы прикасаетесь и которые обнимаете с молитвами, то подвергаются падающим на них дождям, то портятся от гниения и плесени, покрываются дымом и копотью, обезображивающими их, и чернеют, утрачивают, находясь долгое время в пренебрежении, свой вид и повреждаются, разъедаемые ржавчиной? Неужели, говорю, вы не замечаете, что в пустых местах этих статуй свивают гнезда и живут ящерицы, землеройки, мыши и боящиеся света мокрицы, заботливо собирают сюда всякого рода грязные вещи и то, что пригодно для их потребностей: полуобъеденные корки хлеба, кости, принесенные для будущего употребления, тряпки, шерсть, обрезки бумаги, чтобы гнезда сделать мягкими и чтобы обогревать жалких детенышей? Неужели вы не замечаете, что иногда пауки ткут на лице статуи паутину и коварные сети, чтобы ими опутывать летающих и жужжащих бесстыдных мух⁷²⁹, и что, наконец, летающие в самых куполах храмов и полные нечистот ласточки бросают свой помет и пачкают то сами лица, то головы божеств, бороду, глаза, носы и все другие части, на которые падают извержения⁷³⁰? Покраснейте, таким образом, от стыда, хотя поздно, воспользуйтесь образом действия бессловесных животных, и пусть они научат также и вас тому, что нет ничего божественного в статуях, на которые они не боятся и не избегают извергать нечистоты, следуя своим законам и истинному внушению природы.

Но, говорят, ты заблуждаешься и впадаешь в ошибку потому, что мы не признаем медь, золото, серебро и другие материалы, из которых делаются статуи, богами самими по себе святыми существами, но в них мы оказываем почитание и молимся тем, посвящение которым соединило со статуями и привело к обитанию в них⁷³¹. Это неплохое и не заслуживающее пренебрежения объяснение, на основании которого всякий тупица и даже вполне рассудительный человек может верить, что боги, оставив собственные жилища, т. е. небо, не отказываются и не избегают входить в земные обиталища и даже вынуждаются в силу посвящения соединиться и слиться со статуями. Значит, боги ваши пребывают в гипсе и в глине, или, лучше сказать, боги служат умами, душами и жизненной силой глины и гипса и, чтобы возвысить ничтожнейшие предметы, позволяют себя заключать и скрывать в тесном и темном жилище? Поэтому в настоящем случае мы прежде всего желаем и просим услышать от вас следующее: вопреки ли желанию они делают это, т. е. входят ли они в помещение статуй, вынужденные силой посвящения, или же добровольно и охотно, без применения каких- либо принудительных средств? Если они делают это не добровольно, то каким образом возможно, что они подвергаются принуждению с умалением величия? А если это исполняется ими вследствие добровольного согласия, то чего боги ищут в глине, предпочитая ее небесным жилищам?

Что же? Постоянно ли боги обитают в подобного рода материалах и никуда не уходят, хотя бы этого требовало весьма важное дело, или же они обладают свободой передвижения и могут, когда им угодно и куда угодно, уходить и оставлять свои места пребывания и статуи? Если они вынуждены бывают оставаться, то что может быть более жалким и печальным, коль скоро их так прикрепляют к пьедесталам крючья и свинцовые связи? Но если мы предположим, что они, будучи связанными и почти неподвижными, предпочитают глину и прочие [материалы], из которых делаются статуи, небу и жилищам на звездах, то они утратят свое божественное могущество; а если они могут удаляться, когда им угодно, и имеют неограниченное право оставлять ничтожные статуи, то, значит, статуи иногда перестают быть богами, и будет непонятно, когда должно приносить им жертвы и когда следует и необходимо бывает удерживаться от этого. Часто мы видим, что художники то делают эти статуи маленькими и уменьшают их до размеров ладони, то чрезмерно увеличивают их и воздвигают [статуи] огромных объемов. Из этого обстоятельства мы должны вывести заключение, что в маленьких статуэтках боги уменьшаются и сокращают себя применительно к форме чужого тела, а в больших – они удлиняются и увеличивают свой объем. Если это так, то следует признать, что в сидящих статуях богов они сидят и в стоящих – стоят, в бегущих бегут, в стреляющих – пускают стрелы, – они применяются к форме и виду изображенного тела и уподобляются ему.

В статуях обитают боги. Каждый ли в каждой вполне или же частично и разделившись на члены? Но невозможно, чтобы один бог одновременно мог находиться во многих статуях и, вследствие происходящего дробления, разделяться на части. Так, предположим, что на всей земле есть десять тысяч статуй Вулкана: возможно ли, как я сказал, чтобы он один в одно и то же время находился во всех десяти тысячах? Не думаю. Почему? Потому что отдельное и единое по природе не может быть многим с сохранением своего единства и целостности, и это тем более невозможно, если боги имеют, как показывает ваше верование, человеческие формы. Ибо рука отдельно от головы или нога, отделенная от тела, не могут представлять совокупность целого, и невозможно утверждать, что части тождественны с целым, потому что целое не может существовать, если оно не состоит из соединения частей. Если же будут утверждать, что один и тот же [бог] находится во всех [статуях], то истина утрачивает всякое основание и почву, коль скоро признают, что один одновременно пребывает во всех, или же следует признать, что каждый из богов так отделяет себя самого от себя, что бывает и самим собой, и другим, не отличаясь никаким различием, но тот же и он сам, и другой. Так как это не допускается, устраняется и отвергается природой, то или следует сказать и признать, что есть бесчисленное множество Вулканов, коль скоро мы утверждаем, что он находится и живет во всех статуях, или же он не будет находиться ни в одной, потому что природа не допускает, чтобы он был разделенным по многочисленным [статуям].

Но если для вас ясно и несомненно, что внутри статуй живут и обитают небесные боги, то почему вы сторожите, оберегаете и держите их в заключении под крепкими замками и огромными запорами, под засовами, задвижками и тому подобными вещами, и чтобы какой-либо вор или ночной грабитель не вторгся, охраняете их тысячами храмовых блюстителей и тысячами сторожей⁷³²? Почему вы содержите собак в капитолиях? Почему вы даете корм и пропитание гусям⁷³³? Если вы уверены в том, что там находятся боги и что они никуда не удаляются из статуй и изображений, то предоставьте им самим заботиться о себе⁷³⁴, пусть святилища всегда будут отпертыми и открытыми и, если что-либо будет похищено кем-либо через дерзкую кражу, то пусть они проявят божественную силу и при самом покушении на кражу подвергнут святотатцев соответствующим наказаниям. Это – дело недостойное и подрывающее могущество и авторитет: вверять охрану высших божеств попечению собак и, ища каких-либо устрашающих средств для защиты от воров, не находить их у самых богов, но признавать ими гоготанье гусей.

Рассказывают, что Антиох Кизикиец⁷³⁵ взял из святилища золотую [статую] Юпитера в десять (decern)⁷³⁶ локтей и заменил ее сделанной из медных листов. Если боги находятся и обитают в своих статуях, то какими делами и заботами был занят Юпитер, что не преследовал за личное оскорбление и не наказал за подделку из более дешевого материала? Когда Дионисий Младший⁷³⁷ снял со [статуи] Юпитера золотую одежду, и заменил ее шерстяной, и насмехался, и шутил при этом, говоря, что та при суровой погоде слишком холодна, а эта тепла, та летом слишком тяжела, а эта при солнечной жаре легка, то где был царь неба, что не доказал своего присутствия каким-либо устрашающим явлением и не обратил дерзкого шутника к серьезному отношению? Что сказать об осмеянном им достоинстве Эскулапа, лишив которого большой, тяжеловесной и столь густой, как у философов, бороды, он говорил, что неприлично сына, происшедшего от такого отца, как безбородый, гладколицый и очень похожий на несовершеннолетнего Аполлон, изображать с такой бородой, что остается под сомнением, кто из них отец и кто сын, и даже принадлежат ли они к одному роду и одной фамилии? Но если в то время, когда все это происходило и когда грабитель богохульно насмехался и шутил, божество находилось в статуе, посвященной его имени и величию, то почему оно посредством справедливого и заслуженного наказания не преследовало за оскорбление, причиненное через обезображение и обесчещение его лица⁷³⁸, и не доказало этим, что оно присутствует и постоянно охраняет и защищает свои храмы и статуи?

Может быть, вы скажете, что боги не обращают внимания на эти утраты и не считают их достаточной причиной для того, чтобы выступить и наказать виновников оскорбления религии. Но если это так, то они не желают иметь статуй, коль скоро дозволяют безнаказанно разрушать и расхищать их, и даже, наоборот, дают знать о своем пренебрежении к ним, так как, будучи оскорбляемы в них, не считают нужным указать на это какой-либо местью. Филостефан⁷³⁹ в сочинении о Кипре сообщает, что кипрский царь Пигмалион, вследствие помрачения ума, души, света разума и способности суждения, полюбил, как женщину, ту статую Венеры, которая у киприотов с древних времен считалась священной и пользовалась религиозным почитанием, и имел безумную привычку класть [статую] богини, как бы ради супружеских отношений, на ложе, обнимать и целовать ее и совершать в своей фантазии все то, что свойственно разврату⁷⁴⁰. Подобным образом Посейдипп в написанной им книге о Книде и его истории рассказывает о благородном юноше, не называя его имени, что он был влюблен в ту Венеру, от которой Книд получил известность, и что он также предавался распутству на ложе со статуей богини, удовлетворяя свое сладострастие⁷⁴¹. Опять спрошу подобным же образом: если в меди и в других материалах, из которых делаются статуи, скрываются силы небожителей, то где были та и другая Венера, что не устранили от себя бесстыдной дерзости юношей и не покарали за нечестивое обращение тяжким наказанием, или, так как эти богини кроткие и мягкосердечные, то как легко было бы им угасить безумную страсть несчастных и восстановить и обратить ум их к здравому разумению!

Может быть, для богинь сладострастия и чувственных удовольствий, как вы говорите, эти поругания были приятными и они не считали позорный поступок заслуживающим наказания, потому что он льстил их собственным наклонностям и потому что они сознавали, что сами они располагают к человеческим страстям. Но если богини Венеры, как одаренные мирным характером, признавали нужным снисходительно относиться к несчастиям ослепленных лиц, то в то время, когда пожирающий огонь столько раз истреблял Капитолий и когда он охватывал самого Юпитера Капитолийского с супругой и дочерью, где был метатель молний, что не устранил этого ужасного пожара и не защитил от пагубного несчастия свою собственность, себя самого и всю семью? Где была царица Юнона, когда та же огненная сила истребляла ее знаменитое святилище вместе со жрицей Хрисидой в городе Аргосе⁷⁴²? Где был Серапис египетский, когда вследствие подобного несчастия он был превращен в пепел вместе со всеми мистериями и Изидой? Где были Либер Элевтерий⁷⁴³, Диана и Додонский Юпитер, когда [подобное происходило] в Афинах, Ефесе и Додоне? Где, наконец, был божественный Аполлон, когда он морскими разбойниками так был ограблен и сожжен, что из огромной массы золота, накопленной в течение бесчисленных веков, не осталось даже ни одного скрупула, который указывал бы на пристанище для ласточек, как говорит Варрон Мениппов⁷⁴⁴? Было бы бесконечным делом описывать, какие на всей земле святилища были разрушены землетрясениями и бурями, какие сожжены неприятелями, какие ограблены царями и тиранами, даже стражами и жрецами, устранявшими от себя подозрение, и, наконец, ворами и чародеями, тайными средствами открывающими запертое: эти [святилища], без сомнения, оставались бы в безопасности и не подвергались бы никаким случайностям, если бы боги присутствовали в них как охранители или имели, как утверждают, какое-либо попечение о храмах. Но так как они, без сомнения, пусты и не охраняются никакими обитателями, то судьба имеет свою власть над ними, и поэтому они подвергаются всем случайностям, как все прочее, лишенное самостоятельного движения.

В этом отношении также защитники статуй обыкновенно говорят, что древним небезызвестно было, что статуи не имеют ничего божественного и совершенно не обладают никакими чувствами, но ради необузданной и невежественной черни, составляющей в государствах и городах наибольшую часть, они соорудили статуи ввиду пользы их и с той целью, чтобы [эти люди] из страха как бы перед видимыми богами оставили грубость, и, считая себя живущими в присутствие богов, прекратили беззаконные дела, и, изменив нравы, перешли к исполнению человеческих обязанностей, и не по другой какой-либо причине изобретены для них досточтимые формы из золота и серебра, как для того, чтобы внушить веру, что самому блеску присуща известного рода сила, которая не только поражает зрение, но и самые души устрашает лучами божественного света. Эти слова могли бы казаться имеющими некоторое основание, если бы после строительства храмов богам и сооружения статуй не было в мире ни одного преступника и вообще ничего худого, если бы справедливость, мир и честность господствовали в сердцах людей, если бы никто на земле не назывался виновным и невиновным и если бы преступные действия никому не были известны. Но так как теперь, наоборот, все наполнено злом и почти исчезло слово «невинность», каждую минуту, каждое мгновение возникает вследствие дерзости преступников множество новых злодеяний, то каким образом можно говорить, что статуи богов сооружены для внушения страха народу, когда мы видим, что кроме бесчисленных видов преступлений и позорных действий даже сами храмы подвергаются святотатственным поруганиям со стороны тиранов, царей, грабителей и ночных воров и что те самые боги, которых для устрашения создала и освятила древность, переходят со своим золотым блеском, который должен возбуждать страх, в притоны грабителей.

Если справедливо и беспристрастно рассмотреть дело, то что великого заключают в себе эти так называемые образы, чтобы древние справедливо могли надеяться и думать, что при виде их могут ослабляться человеческие пороки и обуздываться преступления и нравы? Разве могли внушать страх людям в такой степени, чтобы они стремились к мирной жизни и устраняли в себе преступные наклонности, серп, присвоенный Сатурну, двуликий Янус или зубчатый ключ, служащий его отличием, Юпитер в накидке и с бородой и держащий в правой руке фитиль, отделанный в виде молнии, пояс Юноны или дева, скрывающаяся под военным шлемом, Мать богов с тамбурином, Музы с флейтами и цитрами, окрыленный убийца Аргуса Меркурий, Эскулап с жезлом, Церера с большими грудями или находящийся в правой руке Либера сосуд для питья, Вулкан с орудиями кузнеца или Фортуна с рогом, наполненным яблоками, фигами и осенними плодами, Диана с полуприкрытыми бедрами или нагая Венера, возбуждающая к сладострастию, Анубис с головой собаки или Приап, более низкий, нежели гениталии его?

О, какие это ужасные страшилища и возбуждающие страх пугала, от которых род человеческий находился в постоянном оцепенении и, будучи поражен которыми, ничего не предпринимал и удерживался от всякого преступного и позорного действия: серпы, ключи, головные уборы, перуны, крылья на ногах, жезлы, тамбурины, флейты, цитры, открытые большие груди, бокалы, щипцы, рога с плодами, нагие тела женщин и выставленные необычайно большие мужские члены? Не лучше ли было бы плясать и петь, нежели с видом важности и серьезности говорить, что эти безжизненные и нелепые изображения были сооружены древними для удержания от грехов и для устрашения людей преступных и безбожных? Неужели люди того века и времени были до такой степени безрассудны, неразумны и нерассудительны, что, подобно малым детям, могли удерживаться от беззаконных поступков имеющими страшный вид масками, кривляющимися рожами и пугалами? И каким образом это получило противоположный оборот, так что, хотя в городах находятся столь многие храмы, наполненные статуями всех богов и хотя существует столько законов и родов наказаний, однако, это не может остановить множества преступников, и никакими средствами не может быть искоренена дерзость, но тем более умножаются и усиливаются преступления, чем более стараются уменьшать преступные действия законы и суды и искоренять наказаниями? Если бы статуи внушали какой-либо страх людям, то законодательство прекратилось бы и не устанавливались бы столь разнообразные наказания для дерзости преступников. Но так как с несомненностью известно и доказано, что мнение о страхе, внушаемом, как говорят, статуями, в действительности не состоятельно, то обратились к установлению законов, которые самым несомненным образом внушали бы страх, и было определено и установлено осуждение, чему и самые статуи обязаны тем, что они доселе остаются в целости и ограждены известного рода уважением.

Так как нами достаточно, насколько требовало дело, доказана бесполезность статуй, то порядок [изложения] требует сказать далее как можно короче и без всяких околичностей о жертвоприношениях – о заклании и принесении в жертву животных, о жертвах из вина и ладана и обо всем прочем, что делается в этом отношении. Ибо в этом отношении вы обыкновенно возводите на нас тягчайшие обвинения, называя нас безбожниками, и так как мы не приносим жертв богам, то присуждаете нас даже к смертной казни через жестоких зверей. Но мы сознаемся, что не делаем этого не вследствие неуважения или презрения к богам, но вследствие убеждения в том, что эти могущественные существа не требуют этого и не желают ничего подобного.

Что же, – скажет кто-нибудь, – по вашему мнению, совсем никаких жертв не следует приносить? Ответим на это не своим [мнением], а мнением вашего Варрона: никаких. Почему так? Потому что истинные боги, говорит он, не желают и не требуют их, а сделанные из меди, глины, гипса или мрамора еще менее заботятся об этом, потому что они лишены способности чувствовать, и ты не навлечешь на себя никакой вины, если не будешь приносить их, и не получишь никакой милости, если будешь их приносить. Нельзя найти никакого мнения, более здравого и верного, нежели это, которое может быть принято всяким, даже человеком недалекого ума и наиболее несообразительным. Ибо кто настолько тупоумен, чтобы приносить жертвы тому, что лишено способности чувствовать, и признавать необходимым посвящение их тем, кто полностью отличаются от них по природе и по состоянию блаженства?

Какие же, – скажете вы, – истинные боги? На это мы ответим общим выражением и просто: не знаем. Ибо каким образом мы можем знать, кто те, кого мы никогда не видели? От вас мы обыкновенно слышим, что весьма многие боги существуют и считаются в числе божественных существ. Если они, как вы утверждаете, существуют где-либо и если они истинные [боги], то отсюда следует, по мнению Теренция⁷⁴⁵, что они соответствуют своему имени, то есть, что они таковы, какими должны быть по общему нашему признанию и какими должны называться сообразно со смыслом этого наименования, или, выражаясь кратко, каков Владыка мира и сам Всемогущий, которого все мы знаем как Бога и признаем истинным, когда приступаем к упоминанию Его имени. Ибо [один] Бог по божественному существу ничем не отличается от другого, и что принадлежит к одному роду, это не может в своих частях быть большим или меньшим при сохранении однообразия своих свойств. Так как это несомненно, то отсюда следует, что они должны быть нерожденными и вечными, не стремящимися ни к чему вовне и не почерпающими каких-либо удовольствий из богатств земной материи.

Если это так, то мы прежде всего желали бы узнать от вас, какую причину или какое основание вы имеете для приношения этих жертв, какая, затем, польза от этого происходит для самих богов и что приятного получается ими отсюда? Ибо все то, что совершаете, должно иметь причину для себя и не быть столь чуждым основания, чтобы выражаться в праздных действиях и в пустых, бесцельных занятиях. Может быть, небесные боги питаются этими жертвами и для их сохранения требуется присоединение некоторого вещества? Но кто из людей настолько не знает, что такое Бог, что мог бы думать, что боги подкрепляются каким-либо родом пищи и что питание доставляет им жизнь и бесконечное, вечное существование? Ибо все то, что имеет опору во внешних причинах и средствах, необходимо должно быть смертным и склоняться к погибели, коль скоро не будет чего-либо, что доставляет жизнь. Затем, мы видим, что из всего того, что возлагается на алтари, ничто не присоединяется к существу богов и не достигает его. Ибо им приносится или ладан, который разлагается на углях и исчезает, или животная жертва, кровь которой слизывается собаками, или возлагаются на жертвенники какие-либо внутренности, которые также сгорают и превращаются в пепел. Может быть, Бог поглощает души жертвенных животных и воспринимает запах от пылающих жертвенников и дым и насыщается испарениями, которые испускают горящие внутренности, еще влажные от крови и мокрые от прежних соков? Но если Бог, как утверждают, бестелесен и недоступен ни для какого прикосновения, то каким образом может быть, чтобы бестелесное питалось телесным, чтобы смертное служило к сохранению бессмертного и было спасительным для существа, с которым оно не может соприкасаться и которому не может дать жизненной силы? Таким образом, это объяснение жертвоприношений, как оказывается, несостоятельно, и никто не может утверждать, что жертвы приносятся потому, что боги питаются ими и сохраняются через насыщение ими.

Если этого нет, то не для наслаждения ли какого-либо и, как говорится, для удовольствия происходит заклание богам жертвы и возлагаются на возженные жертвенники? Но какой человек может быть убежден в том, что боги становятся нежными от развлекающих удовольствий, жаждут наслаждений и радостей и, подобно презренному животному, отдаются ласкающим чувствам и услаждаются быстролетным щекочущим чувством приятности? Ибо что развлекается от удовольствия, это необходимо должно быть угнетаемо противоположной ему скорбью, и не может быть свободным от угнетающей печали то, что трепещет от радости и возбуждается от пустых удовольствий. Но боги должны быть свободными от того и другого душевного состояния, если мы признаем их вечными и чуждыми свойственной смертным существам бренности. Далее, всякое удовольствие есть как бы некоторого рода ласкание тела и воспринимается известными пятью чувствами, и если оно испытывается богами, то необходимо также и им обладать телами, которые служат путем для чувств и дверью для восприятия удовольствий. Наконец, что за удовольствие радоваться умерщвлению невинных животных, часто слышать жалкие мычания, видеть потоки крови и то, как вместе с кровью исчезает жизнь, как по раскрытии сокрытых [частей] выпадают внутренности и извержения, как, вследствие остающейся жизненной силы, сердца еще трепещут и жилы еще бьются в дрожащих внутренностях? Мы, полудикие или, выражаясь прямее и говоря ближе к истине и более соответствующим образом, дикие люди, которых печальная необходимость и дурной обычай научили употреблять их в пищу, иногда склоняемся к состраданию к ним, сами делаем упреки себе и, вникнув глубже в дело и рассмотрев его, осуждаем себя за то, что, оставив долг человечности, порвали общую, природную связь. И кто может поверить, что милосердные, благодетельные и кроткие боги находят удовольствие в умерщвлении животных и радуются, если последние погибают перед ними и жалким образом оставляют жизнь? Таким образом, удовольствие, как мы видим, не может служить причиной и основанием жертвоприношения, потому что при этом никакого удовольствия не бывает, и если может быть какое-либо удовольствие, то оно, как это выяснено, у богов никак не может быть.

Далее, нам следует рассмотреть также ту точку зрения, которая обыкновенно высказывается и входит в народное убеждение: жертвы приносятся небесным богам для того, чтобы они оставили гнев и раздражение и, по прекращении вспышек гнева, снова стали милостивыми и спокойными. Но если мы держимся того определения, которое нам всегда следует твердо помнить, – что все душевные волнения чужды богам, – то мы должны признать, что боги никогда не гневаются и что даже всякое душевное волнение столько же чуждо им, как то, которое, будучи наиболее свойственно диким зверям, приводит страдающих этим в беспокойное состояние через бурные порывы и ведет к опасности гибели. Ибо все то, что испытывает вследствие какого-либо волнения беспокойство, склонно, как известно, к страданию и разрушению, а что подвергается страданию и разрушению, это необходимо должно быть смертным, но гнев обеспокоивает и ослабляет страдающих от него, следовательно, должно быть признано смертным то, что подвергается страсти гнева. Но мы знаем, что боги должны быть вечными и обладать бессмертной природой, а если это с несомненностью известно, то гнев должен быть далеким от них и чуждым их состоянию. Таким образом, нет никакого основания для желания умилостивлять в богах то, что, как вы видите, не может соответствовать их блаженству.

Но допустим, согласно с вашим мнением, что богам свойственно подобного рода волнение и что для умилостивления их приносятся жертвы и совершаются священные обряды: когда же следует применять эти дары или в какое время приносить их? Прежде ли, чем [боги] разгневаются и будут раздражены, или тогда, когда взволнуются и будут находиться в состоянии самого гнева? Если следует заранее предупреждать их, чтобы они не гневались, то вы выставляете их перед нами не богами, а дикими зверями, которым для того, чтобы они в раздражении не свирепствовали и не разламывали запоры клеток, бросают обыкновенно пищу, на которую они с яростью нападают и обращают на нее свое страстное возбуждение. Если же жертвы приносятся им как удовлетворение, тогда, когда они бывают раздражены и воспламеняются гневом, то я не спрашиваю и не исследую, может ли славное и высочайшее величие богов волноваться от оскорбления, наносимого жалкими людьми, и считать за обиду, если слепое и постоянно находящееся во мраке неведения существо сделает или скажет что-либо, через что умалялось бы их достоинство.

Я не требую также, чтобы мне сказали или сообщили, какие причины боги имеют гневаться на людей, так что посредством жертв должно умилостивлять их за нанесенное им оскорбление: разве они установили когда-либо какие-нибудь законы для людей и разве ими когда-либо было определено, что следует и чего не следует делать, что исполнять и чего избегать, или, по крайней мере, каким образом они хотят быть чтимыми, чтобы преследовать карами гнева совершавшееся вопреки их повелению и мстить за презрение к ним дерзким преступникам? Полагаю, что ими никогда ничто не было постановлено и узаконено, потому что никогда не видели их, и нельзя с точностью знать, существуют ли они. Что же за справедливость, что небесные боги по каким-либо причинам гневаются на тех, которых никогда не удостоили сообщением о своем бьтии и которым не дали или не предписали законы с тем, чтобы последние уважались и ненарушимо исполнялись ими?

Но это, как сказано мной, я опускаю и обхожу молчанием. Об одном прежде всего спрашиваю я: что служит причиной того, что если я заколю свинью, то бог изменяет свое душевное состояние и оставляет гнев и раздражение, если я сожгу перед его глазами на жертвенниках курицу или теленка, то он забывает об оскорблении и совершенно оставляет чувство обиды? Какое влияние это имеет на его печаль, или каким целебным средством служат гусь, козел или павлин, что из их крови проистекает исцеление разгневанного [божества]? Разве боги продают понесенные ими оскорбления и, как малые дети, получают для успокоения и прекращения плача воробушек, куклы, лошадок, пирожные, которые могли бы развлекать их, так бессмертные боги принимают эти умилостивительные средства, чтобы, благодаря им, оставить гнев и раздражение и снова оказывать благоволение своим оскорбителям? Но я думаю, что если есть только основание признавать, что боги испытывают волнения гнева, то они без всяких наград и без всякой мзды оставляют гнев и раздражение и прощают грешникам их проступки. Ибо божествам свойственно безвозмездно оказывать щедрые милости и прощать. Если же это невозможно, то гораздо более соответствовало бы мудрости стойко выдерживать оскорбления, нежели смягчаться вследствие подкупа дарами. Ибо увеличивается число грешников, когда дается надежда на искупление греха, и облегчается путь к грехам, если милость прощения можно покупать.

Вот, если бы какой-либо бык или другое какое-либо животное из закалываемых для умилостивления и смягчения гнева богов получили человеческий голос и так сказали: «Итак, Юпитер или какой бы ты ни был другой бог, человечно ли, хорошо ли и может ли быть признано хотя сколько-нибудь справедливым то, что когда другой согрешит, меня убивают, и что ты позволяешь удовлетворять тебя моей кровью, хотя я никогда не огорчал тебя, никогда умышленно или неумышленно не оскорблял твоего могущества и величия, – я животное, как ты знаешь, бессловесное, следующее простому влечению своей природы и не подчиняющееся различным влияниям разнообразных нравов? Разве я совершал когда-либо посвященные тебе игры не согласно с требованиями религии и небрежно? Разве я перед [началом их] проводил [по арене] какого-либо предводителя танцоров, оскорбившего твое имя? Разве я клялся ложно твоим именем? Разве я святотатственным образом похищал и грабил посвященные тебе дары? Разве я разрушал священные рощи, и подвергал поруганию, и осквернял какие-либо священные места через частные постройки? Что же служит причиной того, что чужая вина омывается моей кровью и на чужое беззаконие переносится моя невинная жизнь? Не то ли, что я – ничтожное животное, не обладающее разумом и способностью суждения, как говорят те, которые называют себя людьми, но жестокостью превосходят зверей? Не из тех же ли элементов и не та же ли природа произвела и образовала меня? Не один ли и тот же жизненный дух управляет как ими, так и мною? Не таким же ли образом я дышу, вижу и пользуюсь прочими чувствами? Они имеют печень, легкие, сердце, кишки, желудок, а мне дано не то же ли число членов? Они любят своих детей и соединяются для рождения детей, а мне разве не свойственна забота об умножении потомков и радость после рождения их? Они разумны и произносят членораздельные звуки, но откуда им известно, не делаю ли я то, что делается мной, на основании своих соображений, и те звуки, которые я издаю, не служат ли словами свойственного мне рода, которые понимаются только нами? Обратись с вопросом к Справедливости: более ли справедливо меня убивать и уничтожать или человеку доставлять прощение и безнаказанность за проступки? Кто превратил железо в меч? Не человек ли? Кто принес бедствия войны народам и рабство племенам? Не человек ли? Кто составлял и давал [смертоносные] напитки родителям, братьям, женам, друзьям? Не человек ли? Кто изобрел или придумал столько злодеяний, что нельзя изложить их в десяти тысячах летописей или ежедневников⁷⁴⁶? Не человек ли? Поэтому не жестоко ли, не бесчеловечно ли, не ужасно ли и не представляется ли тебе, Юпитер, несправедливым и варварским меня убивать и уничтожать для того, чтобы тебя умилостивить и чтобы преступники оставались безнаказанными?». Таким образом, приношение жертв по этой причине, т. е. для умилостивления разгневанных божеств, без сомнения, тщетно, потому что разум учит нас, что боги никогда не гневаются и не желают, чтобы один умерщвлялся и уничтожался за другого и чтобы благодаря крови невиновного достигалось забвение о проступках.

Может быть, кто-нибудь скажет: мы для того приносим богам жертвы и другие дары, чтобы они, став вследствие наших молений благосклонными, ниспосылали нам счастье и отвращали от нас несчастья, помогали нам всегда проводить радостно жизнь и удаляли скорби и угрожающие случайные несчастья. Этот пункт требует тщательного рассмотрения, и сказанное не столь обычно, чтобы легко можно было согласиться с этим или поверить этому. Ибо тотчас явится целый сонм ученых⁷⁴⁷, которые, утверждая и доказывая, что все происходящее совершается вследствие судьбы, отнимут у нас это мнение и уличат нас в том, что мы верим этому вследствие неосновательных убеждений. Все, скажут они, что совершилось, совершается и будет совершаться в мире, прежде было определено и установлено и имеет неизменные причины, вследствие которых все находится во взаимной связи, и непреодолимая необходимость соединяет прошедшее с будущим. Если это определено и установлено, то определено уже и то, что доброго или худого должно произойти с каждым. Если же это определено и установлено, то тщетна всякая помощь богов, тщетна вражда, тщетно благоволение их. Ибо они не могут как доставить то, что не может совершиться, так и воспрепятствовать совершению того, что необходимо должно произойти. Они могут, если захотят, даже сильнее выразить это мнение, сказав, что вы тщетно чтите самих богов и обращаетесь к ним с бесполезными молениями. Ибо так как они не могут нарушить порядок или изменить определения судьбы, то какая польза или какое основание может быть для того, чтобы утомлять слух и докучать тем, на помощь которых ты в крайней нужде не можешь надеяться?

Наконец, если боги отвращают скорби и несчастья, если они ниспосылают радостное и приятное, то откуда в мире такое бесчисленное множество бедствующих, откуда столько несчастных, проводящих плачевную жизнь в самом бедственном положении? Почему не свободны от бедствий те, кто каждую минуту, каждое мгновение приносят обильные жертвы на алтарях? Не видим ли мы, говорят, что некоторые из них служат очагами болезней, утратили зрение и лишены слуха, не могут передвигать ноги, искалечены и не имеют рук, от пожаров, кораблекрушений и обрушившихся строений гибнут, утопают, уничтожаются, лишившись огромных наследств, поддерживают себя наемной работой, нищенски выпрашивают жалкие подаяния, подвергаются изгнанию и опале, постоянно бывают опечаленными, сокрушаются об утрате детей, терзаются другими несчастиями, виды и формы которых невозможно перечислить и определить? Этого, без сомнения, не было бы, если бы боги могли отвращать и отклонять эти бедствия, будучи обязаны к этому вследствие значения жертв. Но так как в указанных [явлениях] нет никакого места для случайностей, но все происходит вследствие непреодолимой необходимости, то совершается предрешенный порядок и выполняется то, что раз определено.

Или небесные боги должны быть признаны неблагодарными, если они, имея возможность отвращать [несчастья], допускают несчастный род [человеческий] подвергаться столь многочисленным страданиям и бедствиям. Но, может быть, будет сказано что-либо важное, что должно быть выслушано без введения в обман, серьезно и без пренебрежения. Но так как об этом пришлось бы слишком долго и много распространяться, то мы оставляем эту часть без рассмотрения и не будем касаться ее, ограничившись лишь указанием на то, что вы бесчестите ваших богов, утверждая, что они только тогда доставляют благоприятное и отвращают неблагоприятное, когда предварительно бывают подкуплены кровью коз, овец и прочими предметами, приносимыми на жертвенники. Ибо, прежде всего, непристойно думать, что божественные, высшие небесные силы продают свои благодеяния, – прежде получают [плату] и потом помогают, и затем, что гораздо гнуснее, – если они не получают, то никому не помогают и допускают несчастных испытывать бедственную участь, хотя могут воспрепятствовать этому и оказать помощь. Если из двух приносящих жертвы один преступен, но богат, а другой беден, но заслуживает похвалы невинностью и честностью, если тот заколет сто быков и столько же овец и ягнят, а бедный сожжет немного ладана или кусочек какого- либо [другого] благовония, и если божества помогают только после предшествующей платы, то не будет ли необходимым следствием признание, что они будут оказывать свое благорасположение богатому и отвращать взоры от бедного, которого заставила быть скупым не его воля, а скудость его материальных средств? Ибо где подающий ищет платы и мзды, там неизбежно милости должны оказываться соответственно величине дара, и благорасположение склоняется в ту сторону, откуда помогающий получает более мзды и постыдного подкупа. Если, затем, два народа, враждебно выступающие с оружием друг против друга, принесут одинаковые обильные жертвы на алтари и будут испрашивать для себя сил и помощи один против другого, то опять не должно ли признать, что если [боги] побуждаются платой оказывать помощь, то они должны будут колебаться между той и другой стороной, оставаться в нерешительности и не находить, что делать, сознавая, что милости обязательны для них вследствие принятия жертв? Ибо они должны будут или оказать помощь той и другой стороне, что невозможно, потому что они вели бы борьбу против себя самих и действовали бы вопреки своему благорасположению и желаниям, или отказать в помощи обоим народам, что, после принесенной им и полученной ими платы, было бы тяжким преступлением. Поэтому весь этот позор вполне должен быть устранен от богов, и вообще не следует говорить, что они через дары и плату привлекаются к тому, чтобы доставлять счастье и устранять несчастья, если только они истинные боги и если за ними должны быть признаваемы прерогативы этого имени. Ибо или все происходящее совершается вследствие судьбы, и [в таком случае] нет места для особого благоволения и милостей богов, или, если исключается и устраняется судьба, то не соответствует божественному достоинству продавать благоволение, милости и дары.

Мы достаточно, как полагаю, показали, что тщетно приносятся бессмертным богам жертвы с относящимися к ним предметами, потому что они не питаются ими, не получают от них никакого удовольствия, не оставляют вследствие них гнева и раздражения, не доставляют счастья и не устраняют и не отвращают несчастий. Далее нам следует рассмотреть также тот пункт, который некоторыми обыкновенно причисляется и относится к причинам священных обрядов. Говорят именно, что эти священнодействия установлены для чествования небесных богов, и то, что совершают, совершается в честь богов и для возвеличения через это могущества их. Но что если бы подобным образом сказали, что мы бодрствуем и спим, гуляем, останавливаемся, что-либо пишем и читаем для того, чтобы почтить богов и возвеличить их достоинство? Что из крови животных и из прочих жертвенных обрядов придается им, что прибавляется и присоединяется к их могуществу? В действительности всякое чествование, получаемое, как говорят, кем- либо и оказываемое вследствие особого уважения, имеет по отношению к другому [лицу] относительный характер и состоит из двух частей: из уступки оказывающего [честь] и возвышения принимающего ее. Если, например, кто-либо, при виде сильного и влиятельного человека, уступает ему дорогу, встает перед ним, обнажает голову, выходит из экипажа и затем, склонившись перед ним, приветствует его, дрожит и выражает страх, подражая подобострастию раба, то я вижу, что происходит при подобного рода чествовании: через умаление одного сообщается весьма многое другому, и, таким образом, происходит, что кажется великим тот, кого уважение низшего возвысило и поставило выше собственного его положения.

Вся эта уступчивость и оказывание чести, о котором мы говорим, имеет место только среди людей, которых природная слабость и любовь к возвышению научает радоваться высокому положению и предпочтению перед другими. Но, спрашиваю, где у богов возможность [для получения] чести или какие совершенства придаются им через жертвоприношения? Разве они становятся более высокими и более могущественными вследствие заклания животных, разве прибавляется к ним что-либо отсюда и разве они начинают быть более богами через возвышение божественности их? Я, напротив того, признаю близким к оскорблению и даже вполне оскорбительным, коль скоро говорят, что бог чествуется человеком и возвеличивается через приношение какого-либо дара. Ибо если чествование возвышает и усугубляет достоинства того, кому оно оказывается, то отсюда следует, что бог возвышается через человека, от которого он получил дар и чествование, и дело сводится, таким образом, к тому, что низшим оказывается бог, как возвеличиваемый через человеческое чествование, а высшим – человек, как возвышающий могущество божества.

Что же, – скажет кто-нибудь, – вы думаете, что богам совсем не следует воздавать никакого чествования? Если вы предлагаете нам таких богов, какими они должны быть, если они существуют, и каких все мы разумеем, называя этим именем, то каким образом мы можем не оказывать им наивысшего почитания, когда мы⁷⁴⁸ имеем высшее повеление почитать даже людей, какого бы звания и состояния они ни были? Какое же это высшее [почитание]? Гораздо более соответствующее долгу, нежели оказываемое вами, и имеющее более значения. Скажите, – говорите вы, – какое мнение о богах достойное, правильное, заслуживающее уважения и свободное от порицания за позорное оскорбление? [Оно состоит] прежде всего в том, чтобы признавать, что они не имеют ничего подобного человеку и не ожидают ничего такого, что вне их находится и извне приходит, затем, что они, как мы часто говорили, не воспламеняются гневом, не жаждут чувственных удовольствий, не склоняются посредством даров к оказыванию помощи, не возбуждаются к причинению вреда, не продают благоволения и милостей, не радуются оказываемому им чествованию, не негодуют и не огорчаются при отсутствии его, но, как это свойственно божественному существу, знают себя на основании своей природы, а не судят о себе на основании лести других. Но, чтобы понять значение того, что утверждают, [мы спрашиваем]: что это за род чествования – заколоть положенного и обыкновенного барана или быка перед лицом бога и умерщвлять перед глазами его? Что это за род чествования – приглашать бога к крови, которую, как можно видеть, он получает и имеет сообща с собаками? Что это за род чествования – застилать небо дымом от горящих куч дров и покрывать изображения богов траурным черным цветом? Если вам угодно то, что делается, рассматривать соответственно собственному значению, а не судить об этом на основании предвзятых мнений, тогда то, что вы называете жертвенниками, и прекрасные алтари – это места сожжения несчастнейшего рода животных, костры и могильные памятники, устроенные с гнусной целью и изготовленные для того, чтобы служить вместилищем смрада.

Что говорите вы? Неужели смрад, поднимающийся и исходящий от горящих кож, от костей, от волос, от шерсти ягнят и от куриных перьев, служит даром и почестью для бога и через это возвеличиваются те, готовясь ко вступлению в храмы которых, вы являетесь ничем не запятнанными, омытыми и вполне чистыми? И что для них может быть более нечистым, гнусным и грязным, нежели [представление], что чувства их таковы по своей природе, что любят такие жестокости и находят удовольствие в том смраде, которого не могут вынести сами жертвоприносители и не [может], вдыхая его, выдержать тонкое обоняние? Но если вы думаете, что кровь животных служит чествованием для небесных богов и действует на настроение их, то почему вы не закалываете им мулов, слонов и ослов, собак, медведей и лисиц, верблюдов, волков и львов⁷⁴⁹? И так как птиц вы также причисляете к жертвенным животным, то почему вы не [закалываете] коршунов, орлов, аистов, грифов, соколов, воронов, ястребов, сов и вместе с ними саламандр, водяных змей, гадюк, тарантулов? Ведь и они имеют кровь и такого же рода жизненное дыхание и движение. Почему же те более, а эти менее, пригодны, так что эти не возвеличивают, а те возвеличивают, достоинство небесных богов? Потому что, говорят, тем следует чествовать небесных богов, чем сами мы питаемся, подкрепляемся и поддерживаем жизнь и что они по своей божественной благости даровали нам в пищу. Но те же боги дали вам и повелели употреблять в пищу также тмин, кресс, лук, сельдерей, артишоки, редьку, тыквы, руту, мяту, базилику, порей. Почему же вы не приносите также эти предметы на жертвенники, не посыпаете их душицей и не смешиваете их с пикантным луком?

Вот если бы собаки – ибо необходимо нечто вообразить себе, чтобы можно было видеть дело яснее, – если бы, говорю, собаки и ослы, если бы вместе с ними трясогузки, если бы щебечущие ласточки и вместе с ними также свиньи, получив в некоторой степени человеческую способность мышления, считали и признавали вас за богов и вознамерились чествовать вас жертвами не из других материалов и предметов, а из того, чем они обыкновенно питаются и вследствие природного влечения подкрепляют себя, то мы желали бы слышать от вас, признали ли бы вы за чествование или за величайшее оскорбление, если бы ласточки умерщвляли и жертвовали для вас мух, а трясогузки-муравьев, если бы ослы приносили на ваши жертвенники сено и сыпали мякину, если бы собаки клали на них кости и сжигали человеческие извержения, если бы, наконец, свиньи выливали для вас нечистоты, взятые из отвратительных луж и из грязных помойных ям? Не воспламенились ли бы вы [гневом] вследствие поругания вашего достоинства и не признали ли бы тяжким оскорблением то, что вам предлагают нечистоты? Вы чествуете богов посредством мяса быков и через умерщвление других животных. Но чем это отличается от того, когда и это если не теперь, то вскоре, превратится в навоз и через короткий промежуток времени подвергнется гниению? Наконец, перестаньте поддерживать огонь на жертвенниках, и вы вскоре, без сомнения, увидите, что те священные внутренности быков, через которые вы чествуете богов, кишат червями и шевелятся, портят и делают вредным воздух и заражают вредными для здоровья испарениями окрестные страны, и если бы боги повелели вам такого рода питание употреблять ради вашего здоровья и готовить из него согласно с обычаем завтраки и обеды, то вы далеко убежали бы от этого, просили бы богов о прощении по причине отвратительного запаха и дали бы клятву, что никогда не будете приносить им таких жертв. Не значит ли это насмехаться, сознаваться и свидетельствовать, что вы не знаете, что такое Бог и какому могуществу должны присваиваться и приписываться понятие этого имени и [самое] наименование? Своей пищей вы возвеличиваете богов и чествуете их посредством чада и испарений, и так как для вас приятно и привлекательно то, что служит пищей для вас, то вы думаете, что также боги находят в этом удовольствие и, подобно лающим собакам, оставляют, благодаря [бросаемым] кускам, ярость и ласкаются к дающим часто подачки.

Так как у нас теперь идет речь о жертвенных животных, то что служит причиной и основанием того, что хотя бессмертные боги (пусть они и для нас будут такими, за каких признаются!) имеют одинаковую сущность или должны быть одинаковой природы, одного рода и свойства, однако по сакральным законам не все они умилостивляются всеми жертвами, но каждый особыми? Что служит причиной – повторю я вопрос, – что тот бог чествуется посредством быков, этот – посредством козлят или овец, один – посредством поросят, другой – посредством нестриженных ягнят, иной – посредством телок, другой – посредством рогатых козлов, этот – посредством бесплодных коров, а тот – посредством супоросых свиней, один – посредством белых, другой – посредством черных [животных], этот – посредством самок, а тот – посредством самцов? Если жертвы приносятся богам для оказания чести и уважения, то какая важность или разница в том, головой какого животного воздается этот долг и устраняются гнев и оскорбление? Разве для одного приятнее и привлекательнее кровь одного животного, а другому доставляет удовольствие и радость [кровь] другого? Или, может быть, как это обыкновенно бывает из уважения к религиозным или другим каким-либо требованиям, тот воздерживается от козьего мяса, другой избегает прикосновения к свинине, этому противно мясо овец, а иной, чтобы не обременять слабого желудка, избегает грубой говядины и пользуется нежным мясом молодых животных, чтобы оно легче переваривалось?

Но, говорят, ты ошибаешься и заблуждаешься, ибо для того, чтобы божествам мужского пола приносились в жертву самцы, а божествам женского пола – самки, есть сокровенное и глубокое разумное основание, неизвестное публике. Я не спрашиваю и не исследую, что предписывают и содержат сакральные законы, но если отдается предпочтение разуму и признается истина, что боги не имеют полового различия и не разделяются по полу, то не разрушаются ли неизбежно все эти основания и не оказываются и не являются ли они признанными вследствие нелепых предположений? Я не буду ссылаться на мнения философов, которые не могут удержаться от смеха, когда слышат о приписываемых бессмертным богам половых различиях, – я обращаюсь с вопросом ко всякому из людей: верит ли он сам и убежден ли в том, что боги различаются по полу, что они мужского и женского пола и наделены членами, необходимыми для рождения детей? Но если сакральные законы предписывают, чтобы полам приносились в жертву соответствующие полы, т. е. женским божествам [животные] женского пола и мужским – мужского, то какое может быть разумное основание для цвета, чтобы необходимо было одним приносить жертвы белые, а другим – темные и вполне черные? Говорят: небесным и тем богам, которые отличаются благоприятными предзнаменованиями, приятен цвет светлый, приносящий счастье радующей белизной, а богам неблагоприятствующим и обитающим в подземном мире более приятен цвет темный и мрачный. Но если также и здесь следовать доводам разума, что подземный мир – пустое, ничего не значащее слово и что под землей нет царств и жилищ Плутона, то необходимо должно быть ложным также то мнение, которое вы имеете относительно черных животных и подземных богов. А если нет подземного мира, то нет также богов Манов. Ибо если нет этих мест, то каким образом можно утверждать, что существуют обитатели тех мест, которые не существуют?

Но допустим, согласно с вашим мнением, что есть подземный мир, что существуют Маны и что там обитают какие-то боги, служащие неблагоприятными предзнаменованиями и заведующие тем, что имеет мрачный характер. Что же служит причиной и основанием для того, чтобы им приносились жертвы темного и вполне черного цвета? «Потому что черное приличествует черным и мрачное приятно имеющим подобный характер». Что же? Разве вы не видите – займемся также и мы вместе с вами нелепостями, – что мясо жертвенных животных, кости, зубы, жир, сальник, мозг и мягкая сердцевина в костях имеют белый цвет? «Но шерсть и волосы животных черны». В таком случае приносите в жертву богам только шерсть и выдергиваемые из жертвенных животных волосы и предоставьте несчастным и невинным, хотя бы обобранным и остриженным, дышать воздухом и пользоваться пастбищами. И если вы думаете, что подземным богам приятно то, что имеет черный и темный цвет, то почему вы не заботитесь о том, чтобы все прочее, что обыкновенно приносится им в жертву, имело черный, дымчатый и темный цвет? Окрашивайте ладан, если он приносится в жертву, полевые плоды с солью и жертвенные возлияния, прибавляйте сажу и пепел к молоку, маслу и крови, чтобы последняя оставила пурпуровый цвет, а то чтобы было темным. Но если вы не считаете грехом приносить в жертву нечто белое и удерживающее светлый цвет, то вы сами разрушаете религиозные требования и основания, не соблюдая при принесении жертв единства и постоянства.

В настоящем месте естественно узнать от вас также следующее. Если бы козла, приносимого в жертву обыкновенно отцу Либеру и Меркурию, закололи для Юпитера или бесплодную корову, посвящаемую вами, согласно с правилами религиозных обрядов и обычаев, Прозерпине, [приносили в жертву] Ункции⁷⁵⁰, то что в этом будет преступного, худого или нечестивого, коль скоро в отношении культа совершенно безразлично, посредством головы какого животного выполняется этот долг чести? Путать это, говорят, не позволительно, и смешение порядка религиозных обрядов и очистительных церемоний требует немалого искупления. Прошу указать причину. Потому что, [говорят], узаконено определенный, божествам посвящать определенного рода жертвы и совершать определенные моления. Но что также служит причиной того, что определенным божествам узаконено посвящать определенного рода жертвы, совершать определенные моления? Ибо и самый закон этот должен иметь свою причину и происходить и выводиться из определенных оснований. Вы укажете на древность и обычай [как на причину]? Но [в таком случае] вы назовете мне человеческие установления и изобретения слепого существа⁷⁵¹, а я, требуя указать мне причину, желаю слышать нечто, ниспавшее с неба, или то, что более требуется существом дела: какую связь имеет Юпитер с кровью быка, что последний ему должен приноситься, а Меркурию и Либеру – не должен, или какие природные свойства имеет козел, что для этих [богов] он пригоден, а для жертвоприношений Юпитеру непригоден? Разве животные поделены между богами? Разве посредством заключения какого-либо договора обусловлено, что тот должен удерживаться от жертвы, приносимой этому, а этот – отказаться от прав на кровь, принадлежащую другому? Разве они, подобно завистливым детям, не хотят, чтобы другие участвовали в пользовании их животными, или, как рассказывают о народах, имеющих различные нравы, одни отказываются от той пищи, какой питаются другие?

Если это таким образом несостоятельно и не имеет никакого твердого основания, то и самое обоснование жертвоприношений несостоятельно. Ибо каким образом может иметь достаточную причину то, что [из другого] следует, когда то первое, из которого вытекает второе, оказывается вполне несостоятельным, пустым и не имеющим никакой твердой опоры? Говорят: матери Земле приносится в жертву супоросая и имевшая поросят свинья, а деве Минерве закалывается девственная телка, никогда не принуждавшаяся ни к какой работе. Но мы полагаем, что не следует приносить в жертву деве девственное, чтобы не оскорблялась девственность у животных, которой наиболее отличается богиня, и Земле не следует приносить в жертву беременных и рождавших животных из уважения к самому плодородию, к которому все мы стремимся, желая, чтобы плодородие всегда продолжалось беспрерывно. И если Тритонии⁷⁵² как деве следует приносить в жертву девственных животных и Земле как матери посвящать супоросых свиней, то Аполлону как музыканту должно приносить в жертву музыкантов, Эскулапу как врачу – врачей, Вулкану как кузнецу – кузнецов и Меркурию как красноречивому – красноречивых и ораторов. Но, если говорить это было бы бессмысленно или, выражаясь мягче, глупо, то гораздо безрассуднее Земле закалывать плодовитых животных потому, что она изобилует плодородием, и Минерве – чистых и девственных животных потому, что она целомудренна и обладает незапятнанной девственностью.

Что же касается известного нам вашего утверждения, что некоторые из богов добры, а другие злы и имеют наклонность к причинению вреда, и что тем приносятся жертвы для того, чтобы они помогали, а этим – для того чтобы они не причиняли вреда, то, сознаемся, мы не можем понять, на каком основании это утверждают. Ибо и святости, и религиозности, и истине соответствует то, что боги вполне благи и обладают кроткой природой, о злых же и неприязненных не следует слушать, потому что этой божественной силе чуждо и несвойственно стремление причинять вред. Но прежде всего следует рассмотреть, что такое все то, что может причинять бедствия, и это должно быть вполне устранено от имени Божия. Поэтому если мы согласимся с вами, что есть боги, содействующие счастливому и несчастному состоянию, то и в таком случае нет основания жертвоприношениями и дарами склонять одних к благосклонности, а других умилостивлять, чтобы они не причиняли вреда, ибо, прежде всего, благие боги не могут делать зла, если бы даже не чествовали и не возвеличивали их, потому что все благое и кроткое по природе далеко стоит как в действиях, так и в намерениях от причинения вреда, а злой не может обуздать своей наклонности к злу, хотя бы склоняли его к этому тысячью стад и тысячью жертвенников. Ибо горькое не может превратиться в сладкое, сухое – во влажное, жар огня – в холод и противоположное чему-либо не может воспринять и превратить в свою природу то, что противоположно ему. Так, например, если ты будешь гладить рукой гадюку или ласкать ядовитого скорпиона, то та укусит тебя, а этот при прикосновении вонзит жало, и нисколько не помогут эти ласки, потому что оба они побуждаются к причинению вреда не возбуждением гнева, а некоторым свойством природы; таким же образом, нисколько не поможет желание посредством жертв расположить к себе богов неблагоприятствующих, потому что будешь ли ты это делать или, наоборот, не будешь этого делать, они будут действовать сообразно со своей природой, и к тому, что они будут делать, влекутся врожденными законами и некоторого рода необходимостью. В таком случае те и другие не сохранили бы даже своей природы и своих свойств. Ибо если добрым богам приносятся жертвы для того, чтобы они помогали, а злым таким же образом совершаются моления для того, чтобы они не вредили, то отсюда вытекает необходимый вывод, что благоприятствующие [боги] нисколько не помогают, если не получают даров, и делаются вследствие этого злыми, а злые, если получают [дары], оставляют наклонность к причинению вреда и делаются вследствие этого добрыми, и, таким образом, дело сводится к тому, что и эти неблагоприятны, и те не неблагоприятны, или, что невозможно, те и другие вместе и благоприятны, и не благоприятны.

Но пусть будет так – допустим, что несчастные животные приносятся в жертву в храмах богов вследствие какой-либо религиозной обязанности и что совершаемое по привычке имеет какое-либо основание или причину, но если кажется величественным и прекрасным заколоть быков для богов и в целом, неуменыыенном виде сжигать мясо животных, то какое значение имеют прочие предметы, которые имеют связь с науками магов и которые в потайных сакральных законах восстанавливаются как жреческие мистерии и присоединяются к богослужению? Что, говорю, значат apexaones, hirciae, silicernia, longavi, которые служат названиями различных родов колбасы и из которых одни начиняются козлиной кровью, а другие измельченными легкими? Что значат taedae, neniae, offae, но не обыкновенные, а те, которые называются penitae? Из них стоящее на первом месте представляет сало, посеченное на мелкие кусочки подобно лакомствам, стоящее на втором месте служит продолжением кишки, через которую выходят извержения по выделению жизненных соков, a offa penita – это отсеченный хвост животного вместе с частицей мяса. Что значат polimina, omenta, palasea или, как некоторые называют, plasea? Из них omentum представляет известную часть, которой покрываются сосуды желудка, plasea – коровий хвост, покрытый мукой и кровью, затем polimina – это то, что мы более скромно называем proles, а обыкновенно называются testes⁷⁵³. Что значат fitilla, frumen, africia, gratilla, catumeum, cumspolium, cubula? Из них два первых составляют названия каш, но различного рода и качества, а последующий ряд заключает названия жертвенных пирожных, которые также неодинаковы. Ибо не нравится вам называть [обычными именами] ту часть мяса, которая берется из бедер быков, куски мяса жареные, внутренние части, посредством вертелов разогретые и поджаренные на горящих углях, наконец, соленья⁷⁵⁴, составляющие смесь, состоящую из четырех видов муки, также кишки, то же, что hirae, которые в народном языке называют, таким же образом, и rumas, т. е. головки пищеводов, посредством которых жвачным животным свойственно удалять и возвращать пищу, дополнения к жертвам и тысячи видов колбас и каш, которым вы дали темные названия, чтобы сделать их более священными для народа.

Если все, что совершается людьми и в особенности в отношении религии, должно иметь свои причины и ничто во всех делах и при всяком исполнении обязанностей не следует делать без основания, то объясните нам и скажите, что служит причиной и основанием для того, чтобы также эти предметы посвящались богам и сжигались на жертвенниках? Здесь мы должны долее задержаться и остановиться на этом вопросе, желая знать, что общего бог имеет с кашами, с пирожными и различными колбасами, приготовленными из разнообразных бульонов и приправленными различными ингредиентами. Разве боги любят роскошные обеды или завтраки, что следует придумывать для них бесчисленные кушанья? Разве они страдают расстройством желудка и для устранения брезгливости требуется разнообразие вкуса, так что предлагают им то жареные [кушанья], то сырые, то полусваренные и полусырые? Если же боги любят получать все эти части, которые вы называете отрезными, и если они приятны им вследствие какого-либо чувства удовольствия или сладости, то что мешает или препятствует сразу приносить [в жертву] все это вместе с целыми животными? Что служит причиной или основанием того, что отдельно присоединяются как дополнения бедренные части, отдельно – части пищеводов, хвост и мясо с хвостом, особо – кишки и особо – сальник? Разве небесные боги любят разнообразные закуски и, как это обыкновенно бывает после насыщения роскошными и обильными обедами, употребляют эти маленькие кусочки как приятные лакомства не для того, чтобы посредством их утолять голод, а для того, чтобы раздражить нёбную полость и возбудить в себе по насыщению позыв к объедению? О, чудное величие богов, непостижимое для всех людей, непонятное для всех существ! Для того чтобы оказать помощь, они подкупаются тестикулами животных и не оставляют гнев и раздражение прежде, нежели увидят, что для них сжигаются приготовленные кишки и им посвящаются кусочки мяса вместе с хвостами!

Далее следует нам сказать что-либо о ладане и [жертвенном] вине без всяких излишеств. Ибо и эти виды обрядов находятся в тесной связи между собой и очень часто применяются в культе. И прежде всего мы спрашиваем и желаем получить сведения от вас относительно этого самого ладана, откуда или когда вы могли узнать о нем или познакомиться с ним, чтобы по справедливости признать, что он должен быть приносим богам или что это вполне соответствует их воле. Ибо это почти новый предмет и не составляет неисчислимого ряда лет время, с которого распространилось здесь знание о нем и он удостоился употребления в храмах богов. И в героические времена, как полагают и утверждают, не было известно, что такое ладан, что подтверждается древними писателями, в сочинениях которых нет упоминания о нем, и Этрурия, виновница и мать суеверия, не имела представления и не слышала о нем, как показывают обряды, практиковавшиеся в ее храмах, и в течение четырехсотлетнего процветания Альбы он не употреблялся при жертвоприношениях, даже сам Ромул и опытный в религиозных установлениях Нума не знали о существовании и происхождении его, как это доказывает священная мука, употреблявшаяся обыкновенно при ежегодных жертвоприношениях. Откуда же получило начало употребление его, или каким образом в древний и старинный обычай вторглось нечто новое, так что то, что в течение столь долгого времени не было необходимым, получило среди обрядов первое место? Ибо если без ладана исполнение религиозных обязанностей недостаточно и действие его необходимо для того, чтобы сделать небесных богов благосклонными и милостивыми к людям, то древние грешили, и даже вся жизнь их была полна беззакония, коль скоро они по небрежности не приносили в жертву то, что наиболее приятно богам. Но если в древние времена ни люди, ни боги не требовали этого ладана, то это доказывает, что и теперь бесполезно и напрасно он употребляется, потому что и в древности не признавали его необходимым, и в новое время приняли его без всяких оснований.

Наконец, всегда держась того правила и определения, на основании которого было доказано и установлено, что все, делаемое человеком, должно иметь свои причины, мы также и здесь спрашиваем вас: что служит причиной и основанием того, что перед самыми статуями богов сжигается на жертвенниках ладан и полагают, что через сожжение его они делаются благосклонными и милостивыми? Какую пользу они получают через это, или что так влияет на расположение их, что мы справедливо должны признать, что он надлежащим образом употребляется, а не бесполезно и напрасно сжигается? Вы именно должны как объяснить то, почему вы приносите ладан богам, так и необходимо вам следует указать какую-либо причину, почему они не отвергают, но даже столь страстно желают его. Кто-либо, может быть, скажет: «Мы этим чествуем богов». Но мы желаем знать не ваше, а богов мнение, и спрашиваем не о том, что вами делается, а о том, как ценится ими то, что приносится им в награду за благоволение. Но какое благочестие! Как велико или какого рода это чествование, оказываемое через запах огня и производимое посредством древесной смолы? Но пусть вам не будет неизвестным, что такое этот ладан или откуда он происходит: это смола, вытекающая из коры подобно смоле, капающей в виде сливающихся между собой слез из миндального и вишневого дерева. Неужели через это оказывается честь и возвышается божественное достоинство, и если причиняется когда-либо оскорбление, то оно парами ладана уничтожается, и гнев успокаивается и прекращается? Почему же вы не сжигаете смолу всякого дерева без разбора и без всякого различия? Ибо если через это чествуются боги и если они бывают довольны, когда для них сжигается панхейский ладан (Рапchaicas resinulas)⁷⁵⁵, то какая важность в том, от чего образуется дым на священных жертвенниках или от какого рода смолы поднимается облако курения?

Может быть, кто-либо скажет, что ладан потому приносится богам, что он имеет приятный запах и ласкает чувство обоняния, а прочие [курения] неприятны и исключены как противные? В таком случае боги имеют носы, посредством которых они дышат, вдыхают и выдыхают воздух, чтобы в них могли проникать различные свойства запахов. Но, допуская это, мы подчиняем их закону смертности и исключаем из области божественности. Ибо все то, что дышет, попеременно вдыхает и выдыхает воздух, должно быть смертным, как сохраняющееся через питание воздухом. Но если у того, что сохраняется через питание воздухом, отнять те средства, через которые происходит животворное попеременное вдыхание и выдыхание, то неизбежно дыхание прекращается и жизненное начало разрушается и погибает. Таким образом, если боги дышат и вместе с воздухом воспринимают заключающийся в нем запах, то не без основания можно сказать, что они живут благодаря внешним дополнениям и по прекращении дыхания могут погибать. И откуда, наконец, вам известно, что если они воспринимают приятный запах, то те же предметы приятны им, какие вам, и что они такое же приятное чувство вызывают в природе богов, как в вашей? Разве не может быть, что то, что вам доставляет удовольствие, им, напротив того, кажется неприятным и противным? Ибо если сущности и субстанции неодинаковы, то каким образом может быть, что различное по свойствам чувствует и получает одно и то же ощущение? Разве мы не видим ежедневно также среди земных существ, что одно и то же для иных или горько, или сладко, что смертоносное для одних не пагубно для других и что услаждающее одних приятным запахом испускает пагубный для других запах? Причина этих явлений не заключается в предметах, которые не могут быть в одно и то же время и смертоносными, и благотворными, и сладкими, и горькими, но каждый сообразно со своей природой испытывает исходящее извне воздействие предмета и воспринимает качество, происходящее не от возбуждений со стороны предметов, а от природы собственного чувства и ощущения. Но все это отношение чуждо богам и далеко отстоит от них. Ибо если справедливо, как полагают философы, что они бестелесны и [следовательно], не имеют органа обоняния, то для них запах не имеет значения и испускание какого-либо запаха не может производить в них свойственного чувствам возбуждения, хотя бы зажгли тысячу фунтов мужского ладана⁷⁵⁶ и закрыли все небо облаком поднимающихся паров. Ибо то, что не имеет телесной силы и субстанции, не может соприкасаться ни с какой телесной субстанцией, а запах телесен, как свидетельствуют ощущения носа; поэтому он никоим образом не может ощущаться богом, который чужд телесной силы и лишен всякого чувства и ощущения.

Ладану сопутствует вино, вследствие чего мы просим также объяснить, почему при сжигании его оно возливается. Ибо если не будет указано основания, почему это делается, и не будет изложена причина этого, то это должно будет поставить в укор не как забаву, но, выражаясь точнее, как безрассудство, безумие, ослепление. Ибо, как уже много раз говорилось, все то, что делается, должно иметь ясную причину для себя и не быть покрываемо каким-либо мраком или темнотой. Таким образом, если вы верите этому, то укажите и объясните, почему приносится эта влага, т. е. возливается вино на жертвенниках. Разве тела богов испытывают сильную жажду и необходимо бывает утолять жажду их какой-либо влагой? Разве, подобно тому как у нас, смертных, обыкновенно среди обедов употребляются напитки, они после твердой пищи из пирожных, каш и убитых жертвенных животных в изобилии наполняются и угощаются вином, чтобы пища легче разлагалась и переваривалась? Дайте, пожалуйста, бессмертным богам пить, достаньте бокалы, стаканы, чаши и ковшики, и так как они наполняются роскошными и жирными кушаньями и тяжелой пищей, то поспешите помочь им, чтобы неудачно проглоченное с жадностью мясо не задержалось в желудке; дайте вина преблагому верховному Юпитеру, чтобы он не задохся: он хочет извергнуть [пишу], но не может, и если заграждение не будет ослаблено и устранено, то является великая опасность, что сдавливаемое дыхание может прерваться и небо может осиротеть и остаться без своих распорядителей.

Напрасно, говорят, ты насмехаешься над нами: мы не потому возливаем вино богам, что будто бы признаем их жаждущими или пьющими и услаждающимися приятным вкусом его. Оно приносится им ради чествования их для того, чтобы величие их было более высоким, более величественным и священным, мы льем его на самые жертвенники и извлекаем из угасших углей досточтимое благоухание. Но какое более тяжкое оскорбление может быть нанесено богам, нежели то, когда верят, что вследствие получения вина они делаются благосклонными, или когда считают за оказание им великой чести, если только несколько капель вина бросят или капнут на горящие угли? Мы говорим не с людьми, лишенными разума и не обладающими здравым пониманием истины; вам также присущи благоразумие и разумность, и вы сами по внутреннему суждению знаете, что мы говорим истину. Но что мы можем сделать с людьми, не желающими рассматривать самые вещи по существу и говорящими [только] с самими собой. Ибо вы делаете то, что видите совершающимся, а не то, что признаете необходимым делать, потому что для вас более имеет значения безосновательная привычка, нежели истинная сущность вещей, дознанная посредством исследования и обсуждения. Что общего с вином имеет бог, или какого рода и какая великая сила заключается в его веществе, что когда оно выливается, то величие бога возрастает и достоинство его считается возвышенным? Что общего, говорю, бог имеет с вином, которое весьма близко к сладострастию (Veneriis), ослабляет силы всех добродетелей, враждебно скромности, стыдливости и целомудрию и которое часто увлекало возбужденные умы к безумствам и неистовствам и побуждало унижать тех самых богов безумными хулениями? Не грешно ли таким образом и не служит ли преступным оскорблением религии – посвящать богам для оказания чести им то, что если бы ты с жадностью употреблял, то не знал бы, что делаешь, не сознавал бы, что говоришь, и, наконец, получил бы позорную репутацию пьяницы, кутилы и потерянного человека?

Стоит тут привести также самые слова, которые обыкновенно употребляют молящиеся при приношении вина в жертву: «Будь возвеличен через это приносимое вино». Слово «приносимое», говорит Требаций⁷⁵⁷, потому прибавлено и для того произносится, чтобы не начало быть посвященным и не было изъято из человеческого употребления все вообще вино, хранящееся в кладовых и погребах, из которых было взято приносимое в жертву. Таким образом, через присоединение этого слова будет посвященным только приносимое вино, а остальное не будет подлежать религиозному употреблению. Что же это за чествование, через которое на бога налагается как бы обязательство не домогаться большего, нежели дано было ему? И какая алчность самого бога, который, если бы не был удерживаем ограничивающим словом, мог бы простереть свои стремления далее и лишить молящегося его погребов? «Будь возвеличен через это приносимое вино»: это оскорбление, а не чествование. Что было бы, если бы бог пожелал более этого и не удовольствовался бы принесенным ему? Не следует ли сказать, что явно подвергается оскорблению тот, кто принуждается принять чествование под условием? Ибо если без присоединения ограничения все вообще вино, находящееся в кладовых, необходимо делается посвященным, то ясно, что и наносится оскорбление богу, для которого, вопреки его воле, устанавливается предел, и вы сами при священнодействии нарушаете религиозные обязанности, принося богу не столько вина, сколько, как видите, он желает получить. «Будь возвеличен через это приносимое вино» – что другое значит это, нежели сказать: будь настолько возвеличен, насколько я хочу, настолько возвышен, насколько я позволяю, получи столько чести, сколько я определяю тебе иметь и устанавливаю через ограничивающие слова? О, могущественнейшее величие богов, перед которым благоговеть и которое чтить должно при исполнении всех религиозных обязанностей, но на которое почитатель налагает обязательство, которому он молится, присоединяя условия и требования, и которое из страха перед одним словом удерживается от неумеренного влечения к вину!

Но пусть посредством вина и ладана, как вы утверждаете, воздается честь, пусть вследствие заклания и приношения в жертву животных умилостивляются гнев и раздражение богов. Неужели такое же действие на богов оказывают гирлянды, венки и цветы, звуки медных инструментов, потрясания кимвалами, тимпаны⁷⁵⁸ и хоры музыкантов? Что? Неужели стук тактомеров (scabillorum) так действует, что когда божества слышат его, то считают это оказанием им почета и предают забвению и оставляют гнев и раздражение? Неужели, подобно тому как малые дети, запугиваемые шумом погремушек, удерживаются от бессмысленного плача, также и всемогущие божества от пронзительного звука флейт успокаиваются и при звуке кимвалов смягчают и ослабляют свое раздражение? Какую цель имеют те гимны пробуждения, которые вы поете по утрам хором под аккомпанемент флейты⁷⁵⁹? Значит, боги засыпают и должны бывают возвратиться к бодрствованию! Что такое те гимны перед сном (dormitiones)⁷⁶⁰, в которых вы вместе с благоприятным приветствием желаете им покоя? Значит, они нуждаются в спокойном сне и для того, чтобы пользоваться им, должны слушать тихие песни (lenes neniae). Сегодня, говорят, омовение Матери богов⁷⁶¹. Значит, боги загрязняются и для очищения от грязи нуждаются в омовении водой с присоединением какого-либо натирания золой. Завтра пир Юпитера (Jovis epulum)⁷⁶². Таким образом, Юпитер обедает и должен наполняться многими кушаньями, – он уже давно голодает и в течение года не вкушал пищи. Торжественно совершается виндемия (сбор винограда) Либера⁷⁶³. Таким образом, боги возделывают виноградники и посредством договоренных виноградарей выжимают вино для собственного употребления. В ближайшие иды будут лектистернии⁷⁶⁴ Цереры. Значит, боги имеют ложа, и, для того чтобы им можно было лежать на более мягких постелях, они поднимаются и возвышаются за счет подушек. Празднуется день рождения (natalis) Земли (Teiluris)⁷⁶⁵. Значит, боги рождаются и имеют радостные дни, в которые им определено было получить начало жизни.

Но почему игры⁷⁶⁶, совершаемые вами и называемые Florales и Megalenses⁷⁶⁷, равно как все прочие, которые вы считаете священными и относите к религиозным обязанностям, должно было учреждать, устраивать и называть именами богов? Говорят: ими чествуются боги, и если они еще помнят об оскорблениях, нанесенных людьми, то это они оставляют, прекращают и снова оказывают нам свое благоволение и покровительство. Но что служит причиной также того, что они успокаиваются и делаются кроткими и милостивыми, если совершаются пошлости и праздные люди занимают ими глазеющую толпу? Неужели Юпитер оставит раздражение, если будет исполнен и продекламирован «Амфитрион» Плавта⁷⁶⁸, или обуздает он движение гнева, если будут танцевать, изображая Европу, Леду, Ганимеда или Данаю? Неужели Великая Мать успокоится и смягчится, если увидит, как актеры повторяют старую басню об Аттисе? Неужели Венера забудет об обиде, если увидит пантомимиста танцующим в виде Адониса⁷⁶⁹? Неужели гнев Алкида⁷⁷⁰ прекратится, если будут исполняться трагедия «Трахинянки» Софокла или «Геркулес» Еврипида? Неужели Флора может считать за оказание ей почета, если увидит, что на ее играх исполняются постыдные сцены и театры превращаются в публичные дома? Не значит ли это унижать достоинство богов, приписывать и посвящать им такие мерзости, которыми нравственное чувство возмущается и исполнители которых по вашему обычному праву признаются лишенными гражданской чести и причисляются к лицам опороченным⁷⁷¹? Богам нравятся, конечно, мимы, и эта высочайшая сила, непостижимая никакими человеческими существами, с особой любовью и вниманием слушает тех, в группы которых она вводится, как ей известно, как предмет осмеяния; они находят удовольствие, как это обыкновенно бывает, в бритых головах шутов, в звуках и хлопанье пощечин, в гнусных действиях и словах и в бесстыдном обнажении членов. Затем если они видят женоподобных, изнеженных и расслабленных мужчин, как одни попусту поднимают крик, другие без причины бегают, иные, не нарушая дружбы, бьют и калечат себя в кулачном бою, другие состязаются в дыхании⁷⁷², надувают щеки и кричат громкими голосами, то они поднимают руки к небу, вскакивают, пораженные изумлением, громко выражают одобрение и снова оказывают благоволение людям. Если это приводит богов к забвению о гневе, если комедии, ателланы, мимы доставляют живейшее удовольствие им, то что же вы медлите, почему не решаетесь утверждать, что боги сами выступают в играх, потешаются, танцуют, сочиняют циничные песни и делают бесстыдные телодвижения? Ибо какал разница или какая важность в том, делают ли они это сами или обнаруживают любовь и испытывают удовольствие, когда это исполняется другими?

Откуда же возникли, или по каким причинам произошли эти превратные представления? Без сомнения, потому, главным образом, что люди, не будучи в состоянии знать, что такое Бог, что такое Его сила, природа, сущность и свойства, имеет ли Он какую-либо форму или не ограничен никакими телесными очертаниями, делает ли Он что-либо или не делает, постоянно ли Он бодрствует или иногда предается сну, бегает ли, сидит ли, ходит ли, или свободен от подобного рода движений и покоя, не будучи в состоянии, как сказано мной, знать и как-либо понять все это, они склонились к такого рода мнениям, что стали представлять богов подобными себе и приписали им свойственный им самим род действий, чувствований и желаний. Но если бы они могли понять, что они ничтожные существа, в незначительной степени отличающиеся от муравья, то они, без сомнения, перестали бы думать, что они имеют что-либо общее с небесными существами, и скромно держались бы в границах своего низкого состояния. Но так как они видят, что они имеют рот, глаза, головы, щеки, уши, носы и другие члены и части тела, то думают, что и боги имеют такие же формы и соответствующий телесному строю вид; так как они видят себя радующимися при благоприятных обстоятельствах и огорчающимися от неблагоприятных обстоятельств, то думают, что и божества радуются при радостных обстоятельствах, а от нерадостных впадают в уныние; им приятны игры: думают, что и сердца богов смягчаются от доставляющих удовольствия игр; так как им доставляет удовольствие освежать себя теплыми купаньями, то думают, что и богам приятна чистота, доставляемая омываниями; мы, люди, собираем виноград: думают и верят, что также боги совершают и празднуют сбор винограда; у нас есть дни рождения: думают, что и небесные силы имеют дни рождения. Если бы можно было приписать богам нездоровье и телесные болезни и страдания, то они не поколебались бы называть их страдающими селезенкой, гноеглазыми и больными грыжей, потому что сами они часто страдают селезенкой и воспалением глаз и бывают обременены грыжами огромной величины.

Так как речь, подвигаясь вперед, доведена до настоящего места, то мы теперь через сравнительное сопоставление отдельных пунктов вкратце рассмотрим, вы ли лучше думаете о предметах религии, или, наоборот, наше мнение гораздо более заслуживает уважения, более правильно и соответствует достоинству того, что имеет божественный характер. И прежде всего, что касается богов, бытие которых в мире предполагается или признается вами и статуи и изображения которых ставятся вами во всех храмах, – вы утверждаете, что они рождены и произошли из мужского и женского семени путем соединений. Но мы, напротив того, думаем, что боги, если они несомненно существуют и обладают авторитетом, могуществом и достоинством этого имени, или не рождены – ибо так верить требует религия, – или, если они имеют начало происхождения, [только] высочайший Бог знает, каким образом Он создал их или сколько веков протекло с того времени, как Он даровал им непрестанное божественное существование. Вы думаете, что боги имеют полы и что одни из них мужского, другие женского пола: мы утверждаем, что небесные силы не различаются по полам, потому что различие подобного рода дано земным существам, которые, по воле Творца мира, соединяются и рождают вследствие влечения к продолжению рода. По вашему мнению, они подобны людям и имеют облик смертных существ: мы думаем, что телесные формы чужды им, потому что форма свойственна телесному существу, и если они имеют какую-либо, то мы с несомненной уверенностью утверждаем, что ее никто не может постигнуть. Вы утверждаете, что все они, подобно ремесленникам, имеют занятия: мы, слыша это, смеемся, потому что думаем и полагаем, что боги не нуждаются в искусствах и ремеслах, которые, как это ясно и несомненно, изобретены в помощь скудости.

Одни из них, как вы говорите, возбуждают раздоры, другие – эпидемии, третьи – любовь, иные – неистовство, некоторые ведут войны и радуются кровопролитию; но мы, напротив того, признаем, что это чуждо природе божеств, и если есть такие [существа], которые причиняют эти бедствия и подвергают им жалких смертных, то мы утверждаем, что они далеки от природы богов и не должны быть подводимы под понятие этого имени. Вы полагаете, что божества гневаются, волнуются и предаются и подвергаются прочим душевным движениям: мы думаем, что подобного рода движения чужды им, потому что это свойства существ необузданных и подлежащих смертности. По вашему мнению, им доставляют радость и удовольствие кровь животных, заклание и принесение животных в жертву, и, забыв об оскорблениях, они снова оказывают благоволение людям: мы полагаем, что небожители не имеют любви к крови и не настолько жестоки, чтобы удовлетворять и оставлять гнев вследствие умерщвления несчастных животных. Вы полагаете, что посредством вина и ладана воздается честь богам и возвышается их достоинство: мы признаем противоестественным и нелепым, чтобы кто-либо из людей верил, что посредством дыма бог делается более досточтимым или что он признает, что посредством немногих капель вина вполне свято и с почтением совершается моление ему. Вы убеждены, что звуки медных инструментов, игра на флейтах, лошадиные скачки и театральные зрелища доставляют удовольствие богам и приятны им, и вследствие этого удовлетворения успокаивается вызванный когда-либо гнев их: мы считаем несообразным и признаем даже неимоверным, что те, которые на тысячи ступеней возвышаются над всяким родом высшего совершенства, находят удовольствие и наслаждение в том, над чем человек разумный смеется и что кажется имеющим нечто приятное только малым детям и людям невежественным и пошлым.

При таком положении дела и при столь большом различии между нашими и вашими мнениями, почему мы [можем быть признаны] безбожными или вы богобоязненными, когда о богобоязненности и безбожии должно судить на основании сердечного настроения? Ибо не тот, кто делает для себя какое-либо изображение с тем, чтобы чтить его как бога, и кто заколет невинное животное и сожжет ладан на священных жертвенниках, должен быть признаваем за преданного религии. Религиозность состоит из настроения и надлежащего представления о богах, когда не признают их склонными к чему-либо такому, что противно достоинству свойственного им величия. Ибо так как мы видим, что все, приносимое им, исчезает перед нашими глазами, то что другое мы должны признать достигающим их, как не представления, достойные богов и вполне соответствующие имени их? Это – самые надежные дары и истинные жертвы; потому что кашицы, ладан и мясо служат пищей пожирающего огня и находятся в тесной связи с жертвами, приносимыми умершим.

Говорят: если бессмертные боги не могут гневаться и если природа их не подвергается никаким душевным волнениям, то что значат те исторические и летописные повествования, в которых мы читаем, что вследствие некоторых оскорблений боги причиняли городам и народам моровые язвы, бесплодие, неурожаи и другие бедствия, но, будучи снова умилостивлены искупительными жертвами, они прекращали свой сильный гнев и изменяли к лучшему состояние воздуха и погоды? Что значат землетрясения и колебания почвы, происходившие, как мы знаем, потому, что игры совершались небрежно, без соблюдения формы и условий их, но после возобновления и повторения их со всей тщательностью, ужас, наводимый богами, прекращался, и они восстановляли свое попечение о людях и благоволение к ним? Как часто по требованиям прорицателей и вследствие ответов гаруспиков совершались жертвоприношения, призывались из заморских стран некоторые боги, строились для них храмы и ставились на высоких колоннах некоторые статуи и изображения и после того устранялись опасения угрожающих бедствий, обращались в бегство опаснейшие враги и возвышалось благосостояние государства радостными частыми победами и завоеваниями многих провинций? Этого, без сомнения, не было бы, если бы жертвоприношения, игры и прочие виды культа презирались богами и если бы они не считали себя чествуемыми через совершение их. Но если вследствие исполнения их весь пыл гнева богов остывает и то, что казалось приносящим ужас, принимает благоприятный оборот, то очевидно, что все это совершается не без воли богов и что без основания и вследствие полного неведения порицают нас за выполнение этого нами.

В течение нашей речи мы дошли, таким образом, до сущности дела, до пункта, вокруг которого все вращается, до существенного и основного вопроса, который мы должны надлежащим образом рассмотреть без суеверных опасений и беспристрастно: боги ли те, относительно которых вы утверждаете, что они неистовствуют, если их оскорбляют, и что посредством жертвоприношений они укрощаются, или же они нечто совершенно другое и должны быть отделяемы от понятия этого имени и могущества. Мы не отрицаем, что все то, что приведено вами в возражении, содержится в летописных произведениях, потому что и мы сами по мере способностей и разумения читали и знаем, что в них говорится⁷⁷³, что некогда во время самих игр в цирке, посвященных верховному Юпитеру, один хозяин прежде, чем они начались, провел тяжко провинившегося раба через арену цирка под ударами прутьев и после того по обычаю предал его смертной казни. Затем, спустя немного времени по окончании игр и прекращении скачек, моровая язва начала опустошать город, и так как с каждым днем это бедствие все более усиливалось и народ погибал толпами, то Юпитер сказал во сне некоторому поселянину низкого происхождения, чтобы он пошел к консулам и сообщил им, что он недоволен предводителем танцоров⁷⁷⁴ и что положение города может улучшиться, если будет восстановлена святость игр и если они снова будут исполнены со всей тщательностью⁷⁷⁵. Так как тот [человек] не позаботился исполнить это или вследствие предположения, что это сновидение не имеет никакого значения и что он не найдет доверия у слушателей, или потому, что, помня о своем низком происхождении, избегал столь высоких должностных лиц и опасался идти к ним, то Юпитер сделался враждебным к медлителю и наказал его смертью сыновей. Вскоре после того, когда и ему самому угрожала погибель, если он не сообщит о вызвавшем недовольство предводителе танцоров, он, напуганный опасностью смерти, – потому что и его вследствие заразы поразила в сильной степени болезнь моровой язвы – был принесен, по решению близких ему лиц, в курию сенаторов, и когда рассказал о виденном сне, то тяжкая заразная болезнь оставила его. После того было постановлено возобновить игры, было обращено всевозможное внимание на эти зрелища, и народ вернулся к прежнему состоянию здоровья.

Мы не будем также отрицать, что нам известно, что некогда, при тяжких обстоятельствах города и государства, когда или пагубная моровая язва истребляла вследствие постоянного заражения народ, или сильные враги вследствие благоприятных для них битв уже угрожали опасностью уничтожения свободы, по требованиям и советам прорицателей призывались некоторые боги из заморских стран и были почтены великолепными храмами, и [после того] сильная моровая язва прекращалась, силы врагов сокрушались, одерживались многочисленные победы, расширялись границы государства, и бесчисленные провинции подчинялись вашему господству. Не безызвестно также нам то, что читается и описывается, как Капитолий и многие предметы на нем были поражены ударами молнии, причем также статуя Юпитера, стоявшая на высокой вершине, была сброшена со своего места. Гаруспиками после того дан был ответ, что это предзнаменует неблагоприятные и в высшей степени печальные события, состоящие в пожарах, убийствах, в нарушении законов и попрании прав, однако, главным образом, со стороны внутренних врагов и преступной банды заговорщиков; но это может быть отклонено, и преступные планы могут быть открыты, если только Юпитер будет поставлен на более высокой вершине и будет обращен к востоку, к лучам солнца. Сказанное исполнилось; ибо когда было воздвигнуто возвышение и статуя была обращена к солнцу, то тайные планы были открыты и совершены наказания за обнаруженные преступления.

Все сказанное имеет вид чудесного или, лучше сказать, признается таковым, если это в таком виде, как изложено, достигает человеческого слуха, и мы не отрицаем, что здесь есть нечто такое, что, как говорится, на первый взгляд может поражать слух и обманывать подобием истины. Но если мы глубже вникнем в события, в личности и в наклонности их, то не найдем ничего достойного богов и соответствующего, как мы уже часто говорили, понятию и достоинству этого имени. Кто, прежде всего, может поверить, что это был бог, который находил удовольствие в скачущих попусту лошадях и считал весьма приятным для себя развлекаться подобного рода зрелищем? Или, лучше сказать, кто согласится с тем, что это был Юпитер, которого вы называете верховным богом и творцом всего существующего, который отправлялся с неба смотреть на лошадей, состязающихся в быстроте и делающих по семи круговых объездов (gyros)⁷⁷⁶, и радовался, когда те, относительно кого он сам восхотел, чтобы они были неравными по телесной быстроте, обгоняют других и обгоняются, падают, склонившись вниз и опрокидываясь на землю, переворачиваются вместе с колесницами, а иные тащатся и хромают с переломаными ногами, и который находил величайшее удовольствие в нелепостях, соединенных с пошлостями и величайшими жестокостями, которые всякий человек, благовоспитанный и не стремящийся к строгой серьезности и важности, считал бы ребячеством и презирал бы, как пустую забаву? Кто, говорю, может поверить – будем постоянно повторять это выражение, – что тот был божественнного происхождения, кто воспылал сильным гневом и приступил к отплате мщением вследствие того, что во время игр через цирк был проведен [человек], имевший понести заслуженное наказание? Ибо если раб был виновен и должен был подвергнуться этому наказанию, то почему Юпитер должен был приходить в гнев, когда ничего несправедливого не было совершено, но, напротив того, виновный человек был подвергнут должному наказанию? Если же он был невиновен и не совершил никакого преступления, то сам [Юпитер] был виновником погрешности предводителя танцоров, потому что он не только не помог тому, кому мог помочь, но и допустил, чтобы произошло то, что он не одобрял, и чтобы другие наказали за дозволенное им. Почему же он после того жаловался и объявил, что он оскорблен предводителем танцоров вследствие того, что тот под ударами прутьев и бичей был проведен через цирк для предания крестной казни?

Что позорного или гнусного могло произойти из этого события, так чтобы это или делало цирк нечистым, или обесчещивало Юпитера, когда он в течение самого короткого времени ежеминутно мог видеть на земле столько тысяч погибающих от разнообразных родов смерти и от различных мучений? Говорят: [раб] был проведен [через цирк] перед началом игр. Если бы это произошло вследствие преступного настроения или пренебрежения к религии, то мы должны были бы извинить Юпитеру гнев его из-за того, что к нему отнеслись с пренебрежением и не оказали тщательной заботы о посвященных ему играх в цирке. Но если вследствие заблуждения или случайности скрытая погрешность не была замечена и узнана, то не было ли справедливым и достойным Юпитера оставить без внимания человеческие погрешности и оказать снисхождение и прощение слепой непредусмотрительности? Это, [говорят], должно быть наказано. Но может ли кто-либо после этого верить, что бог был тот, кто отомстил и наказал гибелью города за небрежное отношение к ребяческой забаве, и что неизменно сохранял достоинство и серьезность или твердость характера тот, кто с той целью, чтобы снова устроили для удовольствия и приятности ему скачки, отравил и сделал пагубным вдыхаемый воздух и решил губить людей посредством моровой язвы? Если устроившие игры правительственные лица не позаботились узнать, кто в тот день был проведен через цирк, и этим навлекли на себя вину, то чем провинился несчастный народ, что за чужие проступки был наказан смертью? Что сделали женщины, вследствие слабости устраненные от общественных дел, взрослые девицы, маленькие мальчики и, наконец, дети, еще питаемые кормилицами, что и на них в равной и одинаковой степени была распространена жестокость, и они должны были прежде испытать горечь смерти, нежели какую-либо сладость жизни?

Если Юпитер желал, чтобы с большей тщательностью были устроены и возобновлены для него игры, чтобы народу вполне возвратилось его здоровье и чтобы бедствие, которое он причинил, не распространялось далее и не увеличивалось, то не лучше ли было бы, чтобы он пришел к самому консулу, к кому-либо из государственных жрецов, к верховному понтифику или к своему фламину и ему во сне сообщил и о погрешности предводителя танцоров, и о причине злосчастного времени? Какое основание было для того, что человека, свыкшегося с деревней, неизвестного вследствие его низкого происхождения, незнакомого с городской жизнью, не знавшего, может быть, что такое praesul (предводитель танцоров), он избрал вестником своей воли и посредником требовавшегося удовлетворения? Если он как божественное существо должен был, без сомнения, знать, что тот уклонится от повиновения, то не было ли более удобным и более приличествующим божеству изменить настроение человека и склонить волю его к повиновению, нежели приступать к суровым мерам и, подобно разбойникам, без всякого основания повсюду проявлять жестокость? Если именно поселянин, старик, нескорый в исполнении дел, медлил исполнить приказание, задерживаемый указанными причинами, то чем провинились несчастные дети его, что на них обратились гнев и негодование и за проступки другого они должны были поплатиться лишением своей жизни? И кто из людей может поверить, что это был бог столь несправедливый, столь жестокий и не соблюдающий даже того, что установлено среди людей, у которых считается великой несправедливостью (nefas) одного наказывать вместо другого и чужие проступки карать через наказания других? Но [говорят] и его самого он подверг жестокой моровой язве. В таком случае, если казалось необходимым это сделать, не лучше ли или, скорее, не справедливее ли было бы, чтобы наводящее страх наказание началось с самого отца, который был виновником столь сильного гнева и замедлил исполнить [приказание], нежели для причинения страданий ему причинять насилие его детям, и мучить, и губить невинных лиц? Какая беспощадность, какая великая жестокость была – погубив детей, устрашать отца опасностью собственной [погибели]! Если бы он немедленно, т. е. прежде, захотел сделать это, то и невинные дети не погибли бы, и нарушение воли божества сделалось бы известным. Конечно, по исполнении обязанности объявления [приказания] болезнь тотчас исчезла, и человек тот снова сделался здоровым. Но что удивительного в том, что он прекратил причиненное им бедствие и похвастался этим вследствие пустого тщеславия? Если обсудить дело основательно, то это было не благодетельным исцелением, а жестокостью, потому что он спас несчастного человека, желавшего также умереть после [смерти] детей, не для радостей жизни, а для того, чтобы он почувствовал свое одиночество и испытал страдания от утраты детей.

Можно было бы подобным образом пересмотреть другие рассказы и показать, что также в них и в истолковании их совершенно другое говорится и сообщается о богах, нежели следовало бы ожидать от них, как, например, в том самом [рассказе], который я далее приведу, присоединив к нему еще один или два, чтобы не наскучить излишеством⁷⁷⁷.

<Мы не отрицаем, что все то, что приведено вами в возражении, содержится в летописных произведениях, потому что и мы сами, по мере способностей и разумения, читали то же самое и знаем об изложенном. Но сущность вопроса заключается в том, боги ли те, относительно которых вы утверждаете, что они неистовствуют, если их оскорбляют, и что посредством игр и жертвоприношений они укрощаются, или же они нечто совершенно другое и должны быть отделяемы от понятия этого имени и могущества. Кто, прежде всего, может признать, что это были боги, или поверить, что это они, которые находят радость и удовольствие в сценических телодвижениях и танцах и в скачущих попусту лошадях, отправляются с неба смотреть на нелепые и пустые представления и огорчаются, считая себя оскорбленными и униженными в своем достоинстве, если танцор остановится на короткое время или флейтист, утомившись, даст себе небольшой отдых, которые объявляют о своем недовольстве предводителем танцоров, если через цирк пройдет какой-либо преступник, чтобы повести заслуженное наказание и казнь. Если глубже и с полным беспристрастием рассмотреть все это, то это окажется чуждым не только богам, но и всякому человеку, благовоспитанному и не склонному к высшей ступени важности и серьезности.

Кто, прежде всего, может признать, что это были боги, или поверить, что это они, которые обладают свойством причинять вред и проявлять жестокость и снова оставляют это, будучи умилостивлены ковшиком крови и курением ладана, которые сценические телодвижения и танцы актеров считают праздничными днями и удовольствиями, полными радости, которые отправляются с неба смотреть на лошадей, скачущих попусту и без всякой причины, и радуются, что одни из них обгоняют других, обгоняются, падают, склонившись вниз и опрокидываясь, на землю, переворачиваются вместе с колесницами, а иные, ослабев, тащатся и хромают с переломаными ногами, которые объявляют о своем недовольстве предводителем танцоров, если через цирк пройдет какой-либо преступник, чтобы понести заслуженное наказание и казнь, которые огорчаются, считая себя оскорбленными и униженными в своем достоинстве, если танцор остановится на короткое время или флейтист, утомившись, дает себе отдых, если какой-нибудь puer matrimus (мальчик, имеющий в живых мать) случайно упадет, поскользнувшись вследствие неустойчивости какого-либо [места]? Если все это обсудить основательно и вполне беспристрастно, то это окажется совершенно чуждым не только богам, но и всякому человеку, обладающему здравым смыслом и не наученному изучать истину через исследование оснований >.

После доставления богов из заморских стран, говорите вы, после построения им храмов и после обильного приношения жертв на алтарях народ, оправившись от болезни, выздоравливал, и заразительные болезни, по восстановлении здоровья, исчезали. Скажите, прошу вас: какие это боги? Вы говорите: Эскулап из Эпидавра, бог доброго здоровья, водворившийся на острове Тибра⁷⁷⁸. Если бы мы имели намерение точнее исследовать это, то на основании ваших собственных свидетельств доказали бы, что отнюдь не был богом тот, который был зачат и родился из утробы матери и который в течение лет достиг того возраста, когда удар молнии, как говорится в ваших произведениях, лишил его жизни и света. Но мы оставляем этот вопрос – пусть он будет сыном Корониды, как вы утверждаете, из числа бессмертных, и пусть обладает постоянным небесным величием! Однако что другое было доставлено из Эпидавра, как не змея с большими изгибами? Если мы верим летописям и приписываем им несомненную истинность, то, по их сообщению, ничего другого не было. Что же мы в таком случае можем сказать? Восхваляемый вами Эскулап, высший бог, святой бог, податель здоровья, устраняющий, удаляющий и уничтожающий болезни, ограничен образом и чертами змеи, ползает, подобно червям, родившимся в грязи, по земле, касается подбородком и грудью земли, влачит себя посредством извивающихся изгибов и, чтобы быть в состоянии двигаться вперед, притягивает заднюю часть к делающей напряжения передней [части].

Так как мы читаем также об употреблении ею пищи, посредством которой сохраняется жизнь в телах, то она имеет широкую глотку, посредством которой проглатывает схватываемую раскрытой пастью пищу, имеет желудок, в котором она переваривает находящиеся там проглоченные тела, чтобы кровь доставлялась телу и восстанавливались силы, имеет также те задние каналы, через которые проходят грязные отбросы, освобождая тела от отвратительных нечистот. Если когда-либо она меняет место и из одних стран готовится перейти в другие, то не летит невидимо, как бог, через звезды небесные и не останавливается мгновенно, когда потребуют обстоятельства, но, подобно тяжелому животному, ищет судно, чтобы на нем держаться, избегает морских волн и, чтобы остаться целой и невредимой, всходит вместе с людьми на корабль, – и этот бог общественного здравия вверяет себя непрочному дереву и сколоченным доскам. Мы не думаем, чтобы вы могли доказать и подтвердить, что эта змея была Эскулапом, если только вы не захотите придать этому следующий вид, говоря, что бог превратился в змею для того, чтобы люди не могли тщательно рассмотреть, кто или каков он. Если бы это было сказано вами, то самая несообразность этого показала бы, как слабо и бессильно это утверждение. Ибо если бы бог избегал быть видимым людьми, то он не должен был хотеть, чтобы люди видели его и в образе змеи, потому что во всяком виде он был бы не иным, но самим собой. Если же он имел целью дать себя видеть – ибо он не должен был не допускать, чтобы глаза смотрели на него, – то почему он не дал видеть себя таким, каким он знал себя и каким сознавал себя, как могущественное божественное существо? Ибо это было бы лучше, гораздо предпочтительнее и более соответствовало бы божественному достоинству, нежели превращаться в животное и принимать вид страшного существа, давая повод к противоречиям и сомнениям, был ли это действительный бог или что-то другое, совершенно отличное от божественного величия.

Но, говорят, если она не была богом, то почему она, оставив корабль и приползши на Тибрский остров, нигде после того не появлялась и перестала быть видимой, как прежде? Разве мы можем знать, не было ли какой-либо преграды, за которой она могла скрыться, или какого-либо отверстия? Вы должны сообщить, вы должны сказать, что это такое было или к какому роду предметов оно должно быть отнесено, если у определенных лиц должны быть определенные обязанности. Так как это ваше дело и так как речь идет о вашем боге и о вашей религии, то скорее вы должны сообщить и объяснить, что это такое было, нежели желать выслушать наши мнения и ожидать наших решений. Ибо что другое мы можем сказать об этом кроме того, что было [в действительности], что было видено, что сообщают все исторические повествования и что наблюдалось очевидцами? Но мы называем это именно змеей с весьма сильным туловищем и огромной длины, или, если это название непристойно, назовем ужом, пресмыкающимся, или другим каким-либо именем, какое представит нам практика и изобретет развитие языка. Ибо если это ползло, как змея, не двигаясь посредством ног и не делая шагов, не опираясь животом и грудью, если оно состояло из массы мяса и, скользя, простиралось в длину, если оно имело голову и хвост, спину, покрытую чешуей, кожу с пятнами разнообразных оттенков и пасть, наводящую ужас зубами и приспособленную к причинению укусов, то чем другим мы можем назвать это, как не земным существом, хотя оно было чрезвычайно огромным и по длине туловища и по силе превосходило ту [змею], которая была убита войском Регула⁷⁷⁹? Но мы думаем иначе [нежели вы] и колеблем и подрываем истину. В таком случае вы должны объяснить, что это такое и какого рода это было, как называлось и какими свойствами обладало. Ибо каким образом это могло быть богом, если оно имело то, о чем мы говорили и чего боги не должны иметь, если они мыслят себя богами и обладающими преимуществами этого имени? Когда [змея] приползла на Тибрский остров, то после того она не появлялась: этим, [по вашему мнению], доказывается, что это было божество. Но разве мы можем знать, не было ли там какой-либо преграды, за которой она могла скрыться, какого-либо отверстия, какой-либо пустоты между неодинаково сложенными массами или нор, куда она быстро бросилась, ускользнув из вида зрителей? Может быть, она перепрыгнула через реку, переплыла ее или скрылась в лесной чаще. Слабый аргумент – признать змею богом на том основании, что она исчезла из вида, ускорив быстроту своих извивов, потому что посредством той же аргументации можно так же доказать, что это не был бог.

Но если эта змея не была являющим себя богом, то почему после прибытия ее сила моровой язвы ослабела и народ римский снова стал здоровым? Возразим и мы: если через книги судеб⁷⁸⁰ и через ответы прорицателей было повелено призвать бога Эскулапа в город для того, чтобы он освободился от заразы и моровой язвы и был невредимым, и если он не отверг [приглашение] и явился, как вы утверждаете, приняв образ змеи, то почему город Рим так часто подвергался этому пагубному бедствию, так часто в различные времена был терзаем и мучим и, вследствие бесчисленных смертных случаев, уменьшался на тысячи сограждан? Ведь если бог был призван, как утверждают, для того, чтобы совсем устранить все причины, от которых происходила моровая язва, то отсюда следует, что город должен быть неприкосновенным и всегда оставаться свободным от вредных токов воздуха и невредимым. Но мы видим, что часто, как неоднократно было сказано нами, он подвергался пагубному для жизни действию этих болезней, и вследствие тяжелых утрат силы народа ослаблялись и истощались. Где же был Эскулап, обещанный досточтимыми оракулами? Почему он после построения ему храмов и устройства святилищ допустил, чтобы моровая язва продолжала иметь доступ в оказавший такие заслуги город, хотя он был призван для того, чтобы и спасти от бедствий того времени, и не допускать, чтобы в будущем проникло [в город] что-либо такое, чего опасались?

Может быть, кто-нибудь скажет, что последующие и позднейшие поколения потому не имели защиты этого бога, что вели жизнь безбожную и порочную, а предкам он оказывал помощь потому, что они были невинны и свободны от всяких пороков. Это, может быть, можно было бы слышать и говорить не без некоторого основания, если бы в древние времена все до одного были добрыми или если бы в последующие времена все без всякого различия были злыми. Но так как дело так обстоит, что среди больших народов и племен и даже во всех городах род человеческий представляет смесь темпераментов, наклонностей и нравов, и как в древнейшие времена, так и в последующие могли быть добрые одновременно со злыми, то очень неразумно было бы говорить, что люди последующих времен не удостоились получить помощь богов по причине порочности. Ибо если по причине злых последующего времени не были защищены добрые того времени, то также по причине злых, бывших в древние времена, не должны были удостаиваться благоволения богов добрые древних времен, и если по причине добрых древнего времени также и злые того времени были спасены, то также по причине добрых последующего времени должно быть защищенным последующее время, хотя бы оно было порочным. Таким образом, или та змея уже после ослабления и прекращения болезни была доставлена и получила славу избавителя, хотя совсем никакой пользы не принесла, или предрекающие определение судьбы произведения следует признать отступающими от истинных предсказаний, потому что указанное ими средство оказывается послужившим в помощь не всем последующим временам, а только одному.

Но, говорят, и Великая Мать, призванная по требованию прорицателей из Пессинунта Фригийского, также доставила спасение народу и была для него причиной великих радостей. Ибо и бывший долгое время могущественным враг был изгнан из владений Италии, и прежний блеск города восстановлен через славные и знаменитые победы, и границы государства распространены в длину и ширину, и многочисленные племена, государства и народы лишены права свободы и подвержены игу рабства, и многие другие внешние и внутренние события укрепили с непреодолимой твердостью славу и величие народа. Если исторические рассказы говорят истину и ничего ложного не вносят в описание событий, то ничто другое, по сообщению их, не было доставлено из Фригии и прислано царем Атталом, как только некий небольшой камень, который без труда можно было нести рукой человека, имеющий черноватый цвет, неровный вследствие выступающих углов, и который, как все мы и теперь видим на этом самом истукане, вместо лица представляет необделанное и грубое изображение, неясное подобие лица⁷⁸¹.

Что же мы должны сказать? Известного Ганнибала Карфагенского, могущественного и сильного врага, перед которым Рим, находившийся в опасном и критическом положении, дрожал и от которого величие его поколебалось, камень прогнал из Италии, камень сокрушил, камень сделал беглецом, трусом и непохожим на себя? И если город снова достиг высшей степени владычества и царственного господства, то это произошло не из-за мудрости и силы людей, и восстановлению его прежнего величия нисколько не содействовали военное искусство и опытность столь многих выдающихся полководцев? Неужели камень одним дал силы, а других обессилил, одних низверг с высоты благополучия, а других, находившихся в безнадежном положении, возвысил? И какой человек может поверить, что взятый из земли и лишенный чувства и движения камень черноватого цвета и [небольшого] объема был Матерью богов? Или кто может признать – ибо это только остается, – что в кусках камня и в жилах его была заключена и сокрыта, подобно огню, сила какого-либо божества? Но откуда произошла победа, если в Пессинунтском камне не было божества? Мы можем сказать: от старания и мужества борцов, от практики, времени, искусно рассчитанных планов, а также от судьбы и перемен счастья. Но если из-за помощи камня дело приняло благоприятный оборот и была одержана счастливая победа, то где была Фригийская Мать в то время, когда, из-за поражения столь многих и столь многочисленных войск, все государство клонилось к разрушению и дошло до опасности окончательной погибели? Почему она не выступила против грозного врага? Почему она не сокрушила и не отразила столь сильные нападения прежде, нежели нанесены были ужасные удары, от которых пролито было столько крови и были истощены почти все жизненные силы? Она, конечно, еще не была привезена, и ее не просили о помощи. Пусть так, но бескорыстный помощник никогда не требует, чтобы его просили, и всегда оказывает помощь добровольно. [Могут сказать]: она не могла поразить врага и обратить в бегство потому, что была еще отделена многими морями и странами от Италии. Но для бога, если он бог, нет вообще ничего далекого: для него вся земля – одна точка, и все подчинено его мановению.

Но пусть в этом самом камне находилось божество, как вы требуете верить; кто же из людей, хотя бы он был легковерен и охотно выслушивал всякие вымыслы, может, однако, признать, что или в то время была богиней, или теперь должна так называться и именоваться та, которая то желает одного, то требует другого, оставляет своих почитателей и пренебрегает ими, уходит из низших провинций и присоединяется к более сильным и более богатым народам? Она [могут сказать] любит войну и желает участвовать в боях, умерщвлении людей и кровопролитиях. Если богам свойственно – коль скоро они истинные [боги] и им приличествует присвоить понятие этого слова и могущество, обозначаемое этим именем, – не делать никакого зла и никакой несправедливости и ко всем людям относиться с одинаковым и равным благоволением без всякого пристрастия, то может ли кто-либо из людей поверить, что была божественного происхождения или обладала справедливостью, достойной богов, та, кто, вмешиваясь в человеческие распри, сокрушала силы одних и являлась покровительницей других, одних лишала свободы, а других возводила на высшую ступень владычества, и которая для того, чтобы возвысить одно государство, основанное на погибель рода человеческого, подвергла рабству неповинных обитателей земли?

Абдера г. V, 12.

Augmina VII, 24.

Авгуры IV, 35.

Авентин V, 1.

Авл Вулкентан см. Ол.

Аврора б. IV, 27.

Агд (Agdas) гора V, 5, 9.

Агдестис V, 5–7, 11–14, 16.

Агезарх VI, 6.

Агригант (Агригент) г. IV, 29.

Адмет IV, 25.

Адонис IV, 27; VII, 33.

Adoratio (adulatio) I, 39.

Aequitas б. IV, 1.

Азия – христианство в ней I, 16; II, 12. Аий Локуций б. I, 28.

Академия II, 9.

Аканфа IV, 14.

Аквилий I, 40.

Акрисий VI, 6.

Актеры IV, 35; VII, 33.

Аламанны – христианство среди них I, 16. Александр Македонский I, 5.

Алимунтские мистерии V, 28.

Алкивиад VI, 13.

Алкид VII, 33.

Алкиона IV, 26.

Алкмена II, 70; IV, 22, 26; V, 22.

Аллегорическо объяснение мифов V, 32–45.

Альба г. II, 71; VII, 26.

Альбанская гора II, 68.

Amensanguina VII, 24.

Амимона IV, 26.

Аммон (Юпитер) VI, 12.

Амулеты II, 32.

«Амфитрион», комедия Плавта VII, 33.

Амфитрита IV, 26.

Ангелы I, 43; И, 35.

Антиец см. Валерий Антийский.

Антиох историк VI, 6.

Антиох Кизикиец VI, 21.

Antithei (демоны) IV, 12.

Анубис VI, 25.

Анхиз IV, 27.

Apexaones VII, 24.

Апис I, 36; VI, 6.

Аполлодор IV, 25.

Аполлон I, 30, 36, 62; II, 68, 70, 73; III, 6, 21, 33, 34, 40, 43; IV, 14, 16, 24, 26; VI, 3, 21, 23; VII, 22; четыре Аполлона IV, 15, 17; Аполлон Делосский I, 26; IV, 22, 25; VI, 6, 12; Дидимский I, 26; VI, 6; Кларосский I, 26; Пифийский I, 26; III, 23; Сминфийский (?) I, 26; Филезийский I, 26. См. Пифиец.

Аполлоний (Тианский) I, 52.

Арабы – обоготворение ими камня VI, 11.

Аравия – христианство в ней II, 12.

Аргос г. VI, 23.

Аргус IV, 14; VI, 25.

Аристотель II, 9; III, 31.

Аркадия IV, 25.

Аркесилай II, 9.

Армений маг I, 52.

Армяне – понятие их о Боге едином IV, 13.

Арнобия время жизни I, 13; II, 71; служение его кумирам I, 39; обращение на путь истины I, 38.

Арриан II, 78.

Арсиноя IV, 26.

Архит II, 9.

Асканий II, 71 Ассирийцы I, 5.

Ателланы VII, 33.

Атлант И, 69; III, 21.

Атлантида I, 5.

Атомы и атомисты II, 9, 10.

Аттал II, 73; VII, 49.

Аттика V, 25, 39.

Аттис I, 41; IV, 29; V, 6, 7, 39, 42; VII, 33.

Аттическая страна V, 35.

Ахайя – христианство в ней И, 12.

Ахеронт p. II, 14; V, 28.

Ахеронтские книги II, 62.

Ахилл IV, 27.

Афины V, 24; VI, 6, 23.

Афиняне V, 26; VI, 13.

Аэтлий VI, 11.

Бавбо V, 25–27, 29, 35, 39.

Бакид I, 62.

Бактрийцы I, 5.

Бдения священные V, 24.

Бебул маг I, 52.

Безбожие – обвинение христиан в безбожии I, 29; III, 28; VI, 27; не христиане безбожники, а язычники I, 2; V, 30 и др.

Бел маг I, 52.

Беллоны б. I, 28; III, 26.

Берекинтия (Кибела) V, 13.

Бессмертие несоединимо с наказанием и страданием II, 14, 26, 30; вера в бессмертие душ склоняет людей к порокам II, 29, 30; бессмертие получается по дару и милости Божией II, 14, 32, через Христа II, 34, 65, 66. Бессмертен один Бог II, 35, 62, 72.

Бесы I, 50; см. демоны.

Блюстители храмов (aeditui) и сторожа VI, 20.

Бог единый I, 31, 35; II, 75; верховный, высочайший (primus) II, 6, 29, 52, 72; III, 2; VII, 35; первоисточник самой божественности III, 2; единый нерожденный и не произведенный когда-либо I, 31, 34; II, 35, 72; единый вечный I, 31, 34; II, 62, 72; виновник веков и времён I, 34; единый бессмертный I, 31; II, 35, 62, 72; безначальный I, 34; ничего не предшествовало Ему по существу, времени и имени I, 20; II, 72; не ограничивается никакими пределами времени II, 62; бесконечный I, 31; неизменяемый I, 17; не имеет телесной формы I, 31; III, 12, 19; везде присутствует VI, 4; чужд качества и количества, не имеет места, движения и вида I, 31; Он совершеннейшее Существо и неизменно пребывает в совершенстве (virtute) I, 17; II, 15, 37; Он выше всех человеческих достоинств и

добродетелей III, 19; всеведущий VI, 4; премудрый I, 23; II, 46; всемогущий I, 34; И, 35, 45, 62, 65, 72, 75; благой I, 31; II, 55; источник всех благ II, 2, 46; никому не отказывает в милости I, 49; чуждый гнева I, 17–19, 25, и др.; праведный II, 46; справедливый и беспристрастный I, 19; II, 46; блаженный I, 23; невидимый I, 31; непостижимый I, 31; никакой силой воображения не может быть дан образ Его II, 60; ничто о Нем не может быть сказано и выражено языком человеческим I, 31; III, 19; Он первопричина, место и пространство для всего существующего

I,  31; от Него все земное и небесное получает жизнь и движение II, 2; отец, Первовиновник и Творец всего существующего I, 28, 34; II, 2, 35;

III,  2; Ему мы обязаны тем, что существуем, дышим, живем и движемся I, 29; Он все создает совершенным и не может быть виновником зла, чего-либо порочного, вредного, худого, несовершенного II, 15, 44, 45, 46, 48, 55; Он Царь, Владыка, Повелитель, Устроитель Мира I, 25, 27, 29, 30, 31, 33; II, 6, 13, 15, 62, 74, 75; III, 2; по Его мановению и воле все продолжает беспрерывно существовать и все совершается в мире I, 28;

II,  54; Он глава и опора всего существующего I, 29; врожденная идея о Боге I, 33; ср. I, 34; II, 3; свидетельство природы о Боге I, 33; отрицать и подвергать сомнению бытие Божие может только безумец I, 31; II, 60; одному Богу должно поклоняться III, 2; постоянно благодарить Его, коленопреклоняться перед Ним, обращаться к Нему с молитвами

I,  31; познание Бога – источник (закваска) жизни II, 32.

Боги – существуют ли они III, 3; VI, 2; число богов III, 5; имена богов III, 4, 5; боги великие I, 53; III, 29; небесные III, 29; VII, 3, 25; боги воздуха (aerii) II, 41; боги Мира I, 63; подземные VII, 10, 20; низшие II, 3; III, 29; добрые VII, 23; злые VII, 23; благоприятствующие (dexteri)

IV,  23; неблагоприятствующие (laevi) IV, 5, 19, 21; охраняющие (tutelatores) III, 24; покровители искусств и различных занятий III, 23–27; сирийские I, 36; требийские III, 44; боги из людей III, 39; IV, 29; одноименные боги IV, 13, 17; признание нескольких богов и богинь за одно божество III, 33–35; различные и противоречивые представления о богах III, 29–32, 37 – 44; аллегорическое объяснение сказаний о богах

V,  1–7; различие богов по полам III, 6–11; безнравственные и позорные поступки, приписываемые богам III, 27, 28; IV, 22–28, 33–35; V, 6, 7, 9,

II,  18, 20–22, 28, 29; боги обитают в статуях VI, 17–20 и являют в них свое присутствие VI, 8; гнев на христиан и враждебное отношение к ним I, 17, 25, 26, 28; если боги существуют, то они обязаны своим происхождением и своими божественными свойствами Богу I, 28; II, 35, 36; IV, 19; истинные боги не могут гневаться и испытывать страстные возбуждения I, 17–19, 23; IV, 37; VI, 2; VII, 5, и др.

Борода философов и Эскулапа VI, 21.

Браки трех родов у римлян IV, 20.

Бромий IV, 22.

Брундизий (Бриндизи) г. II, 12.

Букуры б. I, 36.

Бурн (?) б. IV, 9.

Бута V, 18.

Вакх см. Либер.

Вакханалии V, 19.

Валериан (Корнелий) VI, 7.

Валерий Антийский V, 1.

Валерий понтифик V, 7.

Варваризмы II, 6; в христианских писаниях I, 59.

Варрон см. Теренций Варрон.

Венера I, 36; II, 70; III, 6, 26, 27, 33; IV, 7, 17, 25, 27, 29, 35; V, 41, 43, 45; VI, 3, 6, 12, 23, 25; VII, 33; четыре Венеры IV, 15; Венера воинская IV, 7; Кипрская V, 18; Киферская IV, 24; Книдская VI, 13, 22.

Венки, гирлянды и цветы для богов VII, 32.

Вера – господство ее во всех человеческих делах II, 8; вера в авторитет философов и в их предположения вместо знания истины II, 9, 10; вера в то, что имеет божественный авторитет II, 11, 78; доказательства истинности христианской веры II, 4, 5.

Веррии I, 59.

Веста III, 32.

Весталки IV, 35.

Викта б. III, 25.

Виктория б. III, 31; IV, 1.

Виндемия VII, 32.

Вино – возлияние его богам VII, 29–30; воспрещение винопития женщинам в Риме II, 67.

Virtue б. IV, 1.

Войны опустошительные до христианства I, 5; уменьшение их и смягчение жестокости их через христианство I, 6.

Воскресение мертвых II, 13.

Врачи христиане II, 5.

Всенощные празднества (pannychismi) V, 24.

Вулкан II, 65, 70; III, 21, 23, 39; IV, 14, 24, 27; V, 41; VI, 12, 19, 25; VII, 12, 22; четыре Вулкана IV, 15; Вулкан Лемноский IV, 14; сын Нила IV, 14. Вультурн III, 29.

Габиний II, 73.

Гадатели I, 24, 46.

Гадес см. Плутон.

Галаты – христианство среди них II, 12.

Галлия – христианство в ней I, 16; II, 12.

Галлы жрецы I, 41; V, 7, 13, 16, 17.

Ганимед (Катамит) V, 44; VII, 33.

Ганнибал (Пуниец) II, 73; VII, 50.

Гараманты VI, 5.

Гаруспики I, 24; IV, 12; VII, 38, 40.

Геенны II, 14.

Геката II, 71; III, 29.

Гелен I, 62.

Гении II, 25; гении городов I, 28; очагов IV, 6, 11; супругов II, 67; гений Юпитера III, 40, 43.

Геннская роща V, 35, 37.

Геракл см. Геркулес.

Гераклит II, 9, 10; V, 29.

Геркулес I, 30, 36, 38, 41; И, 68, 70, 74; III, 6, 39; IV, 22, 25, 26, 35; VI, 3;

шесть Геркулесов IV, 15.

Германцы I, 4; христианство среди них I, 16.

Гермес Трисмегист см. Меркурий Трисмегист.

Гермипп I, 52.

Гермы VI, 13.

Герои I, 23; II, 75; III, 41.

Гесиод III, 37.

Геспериды V, 19.

Гетулы – христианство среди них I, 16 (13, 5).

Гиацинт IV, 26.

Hierophantae V, 25.

Гила IV, 26.

Гиперборейская страна VI, 6.

Гипериона IV, 14, 22.

Гипероха VI, 6.

Гиппокоонт IV, 25.

Гиппон Мелосский IV, 29.

Гиппофоя IV, 26.

Гипсипила IV, 26.

Hirae VII, 24.

Hirciae VII, 24.

Гирций V, 8.

Гнид см. Книд.

Гомер IV, 25.

Гонения на христиан I, 26, 35, 55; II, 5, 76, 77; III, 36; IV, 17, 36; VI, 27. Honos б. IV, 1.

Города, погибшие от наводнений и землетрясений I, 4.

Грамматики христиане II, 5.

Граний Флакк III, 31, 38, 39; V, 18; VI, 7.

Gratilla VII, 24.

Греция V, 25, 28, 29, 39.

Грундулийские Лары I, 28 (21, 2).

Гуси Капитолийские VI, 20 (282, 3).

Дайра VI, 6.

Дактили Идейские б. III, 41.

Дамигерон маг I, 52.

Даная V, 22; VII, 33.

Дардан II, 73.

Дардан маг I, 52.

Дафна IV, 26.

Дева мужественная (Минерва) IV, 25.

Девкалион V, 5, 8.

Демокрит II, 9, 10.

Демоны I, 23, 43, 45, 56; II, 25, 35; IV, 12.

Деревья священные I, 39.

Децемвиры IV, 34.

Диагор IV, 29.

Диана I, 30, 36; II, 70; III, 21, 34; IV, 16, 17, 22, 29; VI, 6, 23, 25; три Дианы IV, 15.

Дигиты Самофракийские б. III, 41, 43.

Диндимена Пессинунтская IV, 35.

Диомеда поля IV, 4.

Диона I, 36; II, 70.

Дионис см. Либер; пять Дионисов IV, 15.

Дионисий Младший VI, 21.

Диоскуры IV, 22; см. Касторы.

Дисавл V, 25.

Дискордии б. III, 26.

Дит б. II, 68; IV, 25; V, 28, 32, 35, 40, 43; VI, 3.

Diurna VII, 9.

Добрая Богиня (Bona Dea) I, 36; V, 18.

Додона г. VI, 23.

Дожди каменные I, 3.

Dormitiones VII, 32.

Дракон IV, 26; V, 21.

Духи злые I, 46; II, 14.

Души – учение Христа о душе I, 38; души не созданы Самим Богом II, 15, 16, 36, 45, 46, 48, 53; но происходят от низшего творца II, 36, который неизвестен нам II, 47, 58; они не близки к Богу и не сродны Ему II, 15, 19, 26; не созданы по образу и подобию мира II, 25; не божественны II, 15, 19, 26; не бестелесны II, 26, 30; не бессмертны II, 15, 16, 19, 25; они обладают средней природой, двойственной и неопределенной II, 14, 31, 35, 36, 53; души, не знающие Бога, ввергаются врагами и противниками их в геенны и после продолжительных страданий в неугасимом огне погибают II, 14, 32, 33, 61; души, стремящиеся к познанию Бога и ведущие добродетельную жизнь, могут по дару и милости Божией избавиться от утраты жизни и получить бессмертие II, 14, 32, 33 через Христа II, 34, 65, 66; они заключены в тела, как в темницу и узы I, 29; II, 30, 45, 77 и вследствие природной слабости склонны к порокам II, 50; см. I, 49.

Еврипид – его трагедия «Геркулес» VII, 33.

Европа, дочь Агенора V, 22; VII, 33.

Египет I, 36; IV, 14; VI, 6; христианство в нем II, 12; понятие египтян о Боге едином IV, 13; имена ангелов у них I, 43; язык египтян IV, 16.

Ежедневники (diurna) VII, 9.

Excitât iones VII, 32.

Елена I, 5.

Epulum Jovis VII, 32.

Ефес г. VI, 23.

Желуди и плоды диких деревьев как первоначальная пища людей II, 21, 66; V, 13.

Жертвоприношения VII1–25; жертвы человеческие в Италии II, 68; христиане не приносят жертв и даров Богу VI, 3.

Животные – сходство их с человеком II, 16, 17, 18, 25; VII, 9, 34; обоготворяемые животные I, 28; VI, 10.

Жизнь истинная получается только через Христа II, 65, 66; дары Христовы в будущей жизни I, 39.

Законоведы христиане II, 5.

Законы Цинция II, 67; цензорские II, 67.

Защитники христианства III, 1.

Зевксиппа IV, 26,

Земля (Tellus) б. III, 37; VII, 22, 32.

Зенон из Минда VI, 6.

Зенон стоик II, 9.

Зло происходит не от Бога II, 44, 55; происхождение его неизвестно II, 55, 56; о нем нельзя судить с точки зрения личных интересов I, 9–12.

Змея – символ Эскулапа VII, 44, 45; змея в мистериях Сабазия V, 21.

Знамения небесные II, 67.

Знания человеческие ничтожны и приобретаются путем опытов, изучения и ошибок II, 18, 19, 25; они не получаются через воспоминания II, 19–28;

недостоверность их II, 7, 10, 56–59; вера в догадки и предположения вместо знания истины II, 10, 51.

Зороастр I, 5, 52.

Зостриан I, 52.

Иакх III, 10.

Игры общественные VII, 33; Florales, MegalensesVII, 33.

Иероним философ IV, 25.

Изида I, 36; II, 73; IV, 29; VI, 23.

Икарийцы – обоготворение ими чурбана вместо Дианы VI, 11.

Илион III, 40; V, 20.

Иммарад VI, 6.

Индигеты б. I, 36, 64.

Индигитаменты Помпилия II, 73.

Индия IV, 29; христианство в ней II, 12; понятие индийцев о Боге едином IV, 13.

Иниции V, 18.

Инуй III, 23.

Инфулы V, 23.

Испания I, 36; христианство в ней I, 16.

Италия II, 68, 73; III, 29; IV, 24; VII, 49, 50.

Иудейские писания III, 12; иудейские и садцукейские басни III, 12. Ифигения V, 34.

Ия V, 7, 16.

Кавдинские ущелья IV, 4.

Caduceatores V, 25.

Каллиопы сын (Орфей) V, 26.

Камень – обоготворение его арабами и пессинунтцами VI, 11; символ Кибелы VII, 49, 50; камни священные I, 39.

Канарские острова VI, 5.

Canacheni VI, 23.

Канны V, 38.

Capite censi II, 29.

Капитолий II, 67; VI, 7, 23; VII, 40; Капитолии I, 34; IV, 16; V, 9; VI, 20;

Капитолийский холм IV, 3.

Капротина б. III, 30.

Карийцы IV, 25.

Carmen malum IV, 34.

Карнеад II, 9.

Касторы (Диоскуры) I, 36; II, 70; IV, 22, 25; три рода их IV, 15.

Custus V, 18.

Катамит (Ганимед) IV, 26; V, 22.

Катон III, 16.

Catumeum VII, 24.

Квиндецемвиры IV, 35.

Квирин I, 41; IV, 3.

Квириты IV, 4.

Кекроп VI, 6.

Келей VI, 6.

Кибела см. Мать богов.

Кикеон V, 25, 26.

Киллен г. – Килленский глашатай (Меркурий) III, 32.

Кимвалы VII, 32.

Кинира IV, 24; V, 19; VI, 6.

Кипр VI, 22.

Кир I, 52.

Кирка нимфа IV, 14.

Клеох VI, 6.

Клетор IV, 26.

Клодий Секст V, 18.

Книги судеб (libri fatales) VII, 47; книги о богах IV, 18.

Книд (Гнид) о-в VI, 22.

Кокит p. II, 14.

Комиции II, 67.

Complices б. III, 40.

Concordia б. IV, 1.

Коне б. III, 23.

Consentes б. III, 40.

Conserentes б. V, 18

Копье – чествование его вместо Марса римлянами VI, 11; копье холостое II, 67.

Корибанты V, 19.

Корифа IV, 16.

Корифасия б. IV, 14. 16.

Корникул г. V, 18.

Корнифиций III, 38, 39.

Коронида I, 36; VII, 44.

Кратет III, 37.

Кратина VI, 13.

Крест – орудие позорной казни I, 36.

Крит III, 30; IV, 14, 25.

Кроний философ II, 10, II.

Кронос III, 29.

Ксеркс I, 5.

Ктесий I, 52.

Cubula VII, 24.

Культ римский – всякое отступление от форм его как религиозное преступление, требующее умилостивления IV, 31.

Cumspolium VII, 24.

Купидоны III, 26; три Купидона IV, 15.

Курения для богов VII, 26–28.

Куреты III, 41, 43; IV, 24.

Курионы I, 51; IV, 35.

Лаверна б. III, 26; IV, 24.

Ладан VII, 7, 26–29, 32, 36, 37.

Лаодамия V, 22.

Лаодика VI, 6.

Лаомедонт IV, 25.

Ларвы III, 41.

Ларисса г. VI, 6.

Лары I, 28; III, 41, 42, 43; Грундулийские Лары I, 28.

Латеран б. IV, 6, 11.

Латин II, 71.

Латона II, 70; III, 21; IV, 22, 26; V, 22.

Λαϋραι III, 41.

Лациум IV, 24.

Леандрий VI, 6.

Лев – обоготворение его VI, 10.

Левая и правая сторона IV, 5.

Левкофрина VI, 6.

Леда II, 70; IV, 22; V, 22; VII, 33.

Лектистернии VII, 32.

Лемнос о-в IV, 24.

Леонт (Леон) Пеллейский, IV, 29.

ЛибентинаIV, 9.

Либер (Вакх Дионис) I, 36, 38, 41; II, 65, 70, 74; III, 33, 39, 44; IV, 17, 22, 29; V, 6, 11, 19, 28, 29, 35, 39, 43, 45; VI, 12, 25; VII, 21, 32; Либер Нисийский и Семелийский V, 28; Либер Элевтерий VI, 23.

Либера б. V, 21.

Лидия V, 6.

Ликаон IV, 24.

Лима б. IV, 9.

Лиментин б. I, 28; IV, 9, 11, 12.

Лимы б. IV, 9.

Линкей IV, 23.

Локуций б. см. Аий.

Longavi VII, 24.

Лукреций III, 10.

Лукрии б. IV, 9.

Луна б. I, 29; III, 34; IV, 27.

Луперка б. IV, 3.

Луцилий V, 18; его Менипповы сатиры II, 6.

Луцина (Юнона) III, 10, 21.

Мавры – христианство среди них I, 16.

Маги I, 5, 43; IV, 12; VII, 24.

Магнезия г. VI, 6.

Мажар IV, 24.

Мажедония I, 5; христианство в ней II, 12.

Манилий III, 38, 39.

Машия III, 41.

Машы III, 41; VII, 19, 20; царь Манов V, 24.

Марпесийская ската II, 24.

Марпесса IV, 26.

Марс III, 26; IV, 25, 27; V, 41, 43, 45; VI, 3, 12.

Марсы II, 32.

Марций I, 62.

Матута б. III, 23.

Мать богов (Кибела) III, 32; V, 6–9, 14, 16, 17, 39; VI, 25; VII, 32, 50; Великая Мать I, 41; III, 32; IV, 29, 35; V, 5, 7, 8, 13; VII, 33, 49; Фригийская Мать II, 73; VII, 50.

Майя I, 36; II, 70; IV, 14, 22; VI, 12.

Мегажло IV, 24.

Medicurrius (Меркурий) III, 32.

Мела p. IV, 25; сын р. Мелы (Гомер) IV, 25.

Меллония б. IV, 7, 8, 12.

Мелос о-в IV, 29.

Мемория б. II, 70; III, 37.

Менашиппа IV, 26.

Mens б. III, 37.

Меркурий (Гермес) Трисмегист II, 13.

Меркурий I, 30, 36; II, 13, 65, 70, 74; III, 23, 32; IV, 14, 17, 22, 24; VI, 12, 25;

VII, 21, 22; пять Меркуриев IV, 14.

Мерой египетский VI, 3.

Мессенцы IV, 14.

Места собраний христиаш, разрушение их IV, 36.

Метида б. III, 31.

Метродор II, 9.

Мидас II, 73; V, 7, 13.

Мидяне – христианство среди них I, 12.

Милет VI, 6.

Мимы – поношение богов ими IV, 35, 36.

Минерва I, 38; II, 70; III, 6, 31, 40; IV, 14, 16, 25, 29; V, 26, 45; VI, 6; VII, 22;

пять Минерв IV, 14.

Мир (Рах) б. IV, 1.

Мир в целом и в частях не божество III, 35; он создан и устроен не для людей II, 43; дал людям Богом в пользование и обладание I, 29; округленная форма мира IV, 5; мир малый (человек) II, 25; мир подземный VII, 19, 20; различные мнения философов о мире II, 9, 56.

Мирмидон IV, 26.

Миртил III, 37; IV, 24.

Мистерии V, 18, 20, 23, 24, 26, 29, 39; Алимунтские V, 28; Сабазийские V, 21; Фригийские V, 20; Элевсинские V, 26, 39; Фесмофории V, 24; VI, 23.

Мистические формулы (symbola) V, 26; мистические ящик и корзина V, 26. Мнасей III, 37.

Молитвы христиан за государей, правителей, друзей и врагов, за живых и умерших IV, 36.

Молния как знамение божественного гнева и очищение от него II, 69; V, 1. Монтин б. IV, 9.

Мудрость человеческая – глупость перед Богом II, 6.

Музы II, 70; III, 37,38, 44; VI, 25; три рода их IV, 15.

Музыка для богов VII, 32.

Мурция б. IV, 9.

Мутун б. IV, 11.

Мучения, преследования и несчастия христиан, почему допускаются Богом II, 76, 77; мучения грешников в неугасимом огне и смерть II, 14; мучения и наказания в Тартаре II, 30.

Нана V, 6, 13.

Народ – деление его на пять классов у римлян II, 67.

Natales dies богов VII, 32.

Небо (Caelus) б. II, 71; III, 29, 37; IV, 14.

Небриды V, 39.

Нейт (Neith) б. IV, 16.

Неместрин б. IV, 7.

Neniae VII, 24, 32.

Нения б. IV, 7.

Нептун I, 5; И, 65; III, 31, 40, 43; IV, 25, 26; V, 45; VI, 12.

Нереида IV, 27.

Нигидий III, 32, 40, 41.

Низы I, 59.

Никагор Кипрский IV, 29.

Нил б. IV, 14, 16.

Нин I, 5.

Novensiles б. III, 38, 39, 42–44.

Нодут б. IV, 7.

Нодутеренса б. IV, 7, 11.

Нума Помпилий II, 12, 68, 73; III, 16; V, 1, 2, 4; VII, 26. Нумений философ II, 11.

Нумидийцы – христианство среди них I, 16.

Нумик p. I, 36.

Огонь неугасимый II, 14.

Окризия V, 18.

Ол (Авл) Вулкентан VI, 7.

Omenta VII, 24.

Омовение Матери богов (Кибелы) VII, 32.

Омофагии V, 19.

Опа б. I, 36; II, 70, 71; III, 30; IV, 20.

Ораторы христиане II, 5.

Орбона б. IV, 7.

Орк V, 32.

Орнит IV, 25.

Орфей (сын Каллиопы) V, 26; (Фракиец) V, 19.

Ослы – приношение их в жертву скифами Марсу IV, 25. Оссипага, Оссипагина б. III, 30; IV, 7, 8.

Острова блуждающие I, 36.

Offae penitae VII, 24.

Очаги у римлян II, 67.

Очищение от молнии V, 1; дни очищения III, 4.

Паворы б. I, 28.

Рах б. IV, 1.

Palasea VII. 24.

Палатинский холм IV, 3.

Палее бог III, 40, 43.

Палее богиня III, 23.

Паллада IV, 16.

Палладий IV, 25.

Паллант IV, 14, 16.

Памфил маг I, 52.

Панда б. IV, 3.

Панетий II, 9.

Паниасид поэт IV, 25.

Pannychisimi V, 24.

Панса V, 8.

Pantarces Pülcher VI, 13.

Пантика б. IV, 3.

Пантомимы II, 38; VII, 33; поношение богов в них IV, 35.

Панхейский ладан VII, 27.

Парфяне – христианство среди них II, 12.

Пасквили (carmen malum) – запрещение их законами XII таблиц IV, 34. Пателла б. IV, 7, 8.

Пателлана б. IV, 7.

Патрокл Тургийский IV, 25.

Паф VI, 6.

Пекуния б. IV, 9.

Пеллония б. IV, 4.

Пелоп IV, 25, 26.

Пелопоннес I, 36.

Пенаты III, 40, 42, 43; четыре рода их III, 40.

Пентаполийцы – христианство среди них I, 16.

Перипатетики II, 9.

Персы – обоготворение рек VI, 11; понятие о Боге едином IV, 13; христианство среди них I, 16; II, 12.

Пертунда б. IV, 7, 11.

Перфика б. IV, 7, 11.

Пессинунт г. V, 7; VII, 49.

Пета б. IV, 7, 8.

Петр апостол II, 12.

Пигмалион VI, 22.

Pietas б. IV, 1; VII, 9.

Пизон консул II, 73.

Пизон летописец III, 38, 39.

Пик II, 71; V, 1, 2.

Пиндар IV, 24.

Пирифлегетонт p. II, 14.

Пирра V, 5, 8.

Пиршества для богов (pulvinaria) I, 41, 64; IV, 1.

Писание (Священное) – не все дела Христа и Его проповедников изложены в нем I, 58; многое в нем искажено по злобе демонов I, 56; недостаточность свидетельств Писания о божественности Христа I, 56.

Писания иудейские III, 12.

Писания наши (христианские) менее древни, нежели языческие, но более достоверны I, 57; написаны людьми простыми и необразованными и нечистым языком, но не искажены ложью I, 58, 59; сожжение их язычниками IV, 36.

Писатели наши (христианские) I, 56, 58.

Пифагор I, 40; II, 9, 10, 13, 21.

Пифиец (Аполлон) III, 23, 33; IV, 17, 25.

Pietas б. IV, 1.

Плавт – его комедия «Амфитрион» VII, 33.

Plasea VII, 24.

Платон I, 5, 8; II, 7, 9, 10, 11, 13, 21, 36, 52, 64; диалоги «Менон» II, 24; «Политик» II, 13; «Теэтет» II, 7, 13; «Тимей» II, 36, 52; IV, 16; «Федон» II, 14; «Федр» II, 7, 34.

Плектр VI, 12.

Плутарх IV, 25.

Плутон VII, 19.

Победа б. см. Виктория.

Пожары мира I, 8.

Полемон IV, 25.

Полиада б. VI, 6.

Poliandria (кладбище) VI, 6.

Polimina VII, 24.

Помана б. III, 30.

Помпоний см. Пута.

Помпоний – его сочинение «Марсий» II, 6.

Понтифики IV, 18; верховные понтифики I, 51; IV, 35; VII, 43.

Популония б. III, 30.

Посейдипп VI, 13, 22.

Потопы и наводнения I, 4, 8.

Потуя б. III, 25.

Поэты – поношение богов ими IV, 32–34.

Пояса земные обитаемые 1, 2; пояс жаркий I, 52.

Правая и левая сторона IV, 5.

Пракситель VI, 13.

Praesul, предводитель танцоров в цирке VII, 9, 39, 41–43. Предзнаменования на остриях копий II, 67.

Прелюбодеяние – наказание за него в Риме IV, 23.

Престана б. IV, 3.

Приап III, 10; VI, 25.

Прозерпина I, 36; III, 33; IV, 14, 27; V, 21, 24, 32, 37, 40, 43; VII, 21. Пролетарии II, 29.

Прорицатели I, 24, 46; VII, 47, 49.

Просимн V, 28.

Профоя IV, 26.

Псиллы II, 32.

Птолемей историк VI, 6.

Птолемей Филопатор VI, 6.

Pulvinaria см. Пиршества для богов.

Пута б. IV, 7, 8.

Регул I, 40; VII, 46.

Религия истинная, в чем состоит II, 2; сущность христианской религии I, 25, 27, 36; время происхождения христианской религии I, 13; II, 71; новая ли она II, 66–73; доказательства истинности ее II, 5.

Рим –VII, 50; время основания его II, 71; он основан на погибель рода человеческого VII, 47; христианство в нем II, 12.

Римский народ, – деление его на пять классов II, 67.

Риторы христиане II, 5.

Родос о-в IV, 14.

Ромул I, 41; II, 68; III, 16, 39; IV, 3; VII, 26.

Сабины III, 38.

Сабля – обоготворение ее скифами VI, 11.

Саддукейские и иудейские басни III, 12.

Salutem б. IV, 1.

Саммоник VI, 7.

Самосцы – обоготворение столба вместо Юноны VI, 11.

Сангарий V, 6, 13.

Сарды г. IV, 25.

Сатир IV, 26.

Сатурн I, 36; II, 68, 70, 71; III, 6, 29, 30, 32; IV, 9, 14, 20, 22, 24–26; VI, 12, 25. Сатурниец (Юпитер) II, 70; V, 3.

Сатурния г. I, 36.

Свобода воли II, 64, 65; склонность людей к порокам вследствие врожденной слабости I, 27, 49; II, 50.

Семела II, 70; IV, 22; V, 44.

Семелеец (Либер, Вакх, Дионис) III, 33.

Серапис I, 36; II, 73; IV, 29; VI, 23.

Сервий царь V, 18.

Серы – христианство среди них II, 12.

Сивилла I, 62; Сивиллины книги см. Книги судеб.

Silicernia VII, 24.

Силлогизмы I, 58; II, 11.

Symbola – формулы мистические V, 23.

Симон волхв II, 12.

Сирия – христианство в ней I, 16; II, 12; Сирийские боги I, 36.

Сицилия IV, 25; V, 24.

Скавры I, 59.

Скифы I, 4, 16; IV, 25; VI, 11.

Служение истинное (культ) Богу – в сердце и в достойном представлении о Боге IV, 30.

Смерть видимая – отделение душ от тел II, 14; смерть истинная – уничтожение душ после долговременных мучений неугасимым огнем II, 14, 61.

Сминфа г. – Сминфийский (?) Аполлон I, 26; Сминфийские мыши III, 33. Снотолкователи I, 24.

Собазий – Собазийские мистерии V, 21.

Собаки как стражи Капитолия VI, 20; приношение их в жертву Марсу IV,

25.

Сократ I, 40; II, 7, 9; V, 38.

Солецизмы II, 6; в христианских писаниях I, 59.

Солнце (Sol) б. I, 29; III, 30, 33; IV, 14, 17, 22; VI, 12; пять богов Солнца IV, 14.

Сосибий IV, 25.

Сосна, посвященная Кибеле V, 7, 16, 17, 39.

Софокл IV, 25; «Трахинянки"· IV, 35; VII, 33.

Спартанские и лакедемонские пределы IV, 25.

Спасение только через Христа II, 65.

Статуи и другие изображения богов I, 38, 39; II, 67; III, 3; VI, 8–27; VII, 27, 35, 38.

Стеропа IV, 26.

Стикс p. II, 14; V, 28.

Суд будущий II, 29; см. I, 39.

Судьба – определение ее I, 42, 47; VII, 10–12; нападение ее I, 49; господство ее над богами VII, 10, 11.

Сулла V, 38.

Сумман б. III, 44; V, 37; VI, 3.

Тагет II, 69.

Taedae VII, 24.

Тайны Божии знают лишь те, кого Бог удостоил знанием их I, 63. Тактомеры (scabilla) II, 42; VII, 32.

Танаквиль V,18.

Тарентинец (Ринфон) V, 21.

Тарпейская скала IV, 3.

Тартар II, 30; V, 19, 28.

Театры – поношение богов в них IV, 36; V, 13; VII, 33.

Тевт (Тот) II, 69.

Теллена г. – Телленские нелепости V, 28.

Tellus б. см. Земля.

Телмесс г. VI, 6.

Телмес прорицатель VI, 6.

Тело – темница и узы для души I, 29; II, 30, 45, 77.

Теологи III, 11; IV, 14, 15, 18; V, 8.

Теренций Варрон III, 38–41; IV, 3; V, 8; VI, 6; VII, 1, 2; «О происхождении римского народа» V, 8; "О чудесном» (De admirandis) VI, 3; Saturae Menippeae (Menippeus) VI, 23; «Музы» VI, 11.

Тибрский остров VII, 44, 46.

Тизианы б. I, 36.

Тимофей V, 5.

Тимпаны VII, 32.

Тиндарей I, 36; II, 70.

Титаны I, 41; V, 19.

Тит Таций IV, 3.

Тифон б. IV, 27.

Тот см. Тевт.

Тразименское озеро IV, 4.

Требаций VII, 31.

Требия г. III, 38; Требийские боги III, 44.

Требоний I, 40.

Тринакрия (Сицилия) I, 36.

Триптолем I, 38; III, 6; V, 25.

Трисмегист см. Меркурий Трисмегист.

Тритония (Минерва) VII, 22.

Тритонская дева (Минерва) III, 21.

Трофоний IV, 14.

Троянская война V, 38.

Туле (Thyle, Thule) VI, 5.

Тулл II, 68.

Туллий см. Цицерон.

Тутун б. IV, 7, 11.

Унксия (Юнона) б. III, 25; VII, 21.

Упибилия (?) б. IV, 7.

Уран (Caelus, Небо) IV, 24.

Фабий IV, 26.

Фабий (Пиктор) VI, 7.

Фавн I, 28; II, 71; V, 1, 2.

Фалес II, 9, 10.

Phalli в культах V, 19, 28, 29, 39.

Фанатики I, 24.

Фатуя см. Фента Фатуя.

Фаэтонт IV, 27; V, 42.

Фебрута б. III, 30.

Felicitas б. IV, 1.

Фемида V, 5.

Фента Фатуя б. I, 28, 36; V, 18.

Феодор Киренейский IV, 29.

Фесмофории V, 24.

Феспийцы – обоготворение ими сука вместо Юноны VI, 11.

Фессалия IV, 26.

Фестий IV, 26.

Фесценнины IV, 20.

Фетида IV, 27.

Фециалы II, 67.

Фидий VI, 13.

Философия очищает души и освобождает от пороков II, 30.

Философы ничего не знают и взаимными спорами и разногласиями показывают, что ничего нельзя знать II, 10; учение их основывается на верю в предположения II, 10; заслуживают похвалы за нравственную чистоту и сведущи во всех областях наук II, 11; философы христиане II, 5; сходство некоторых мнений их с христианским учением II, 12, 13, 34.

Филостефан VI, 22.

Fitilla VII, 24.

Флакк см. Граний.

Фламин Юпитера (Flamen Dialis) I, 51; VII, 43.

Флора б. III, 23; VII, 33; Florales VII, 33.

Флювиония б. III, 30.

Фонт б. III, 29.

Формулы (Symbola) мистические V, 26.

Фороней VI, 3.

Фортуна б. II, 65; III, 40, 43; VI, 25; Фортуна Девственная II, 67.

Фракия IV, 25; Фракиец см. Орфей.

Фригийцы V, 6, 7; христианство среди них II, 12.

Фригия V, 5, 20, 42; VII, 49.

Фрина VI, 13.

Frumen VII, 24.

Фурии III, 26; V, 28.

Халдеи – понятие их о Боге едином IV, 13; тайные науки их I, 5.

Хаос V, 23.

Храмы – почему воздвигаются язычниками VI, 3, 4; храмы кошкам, жукам и быкам I, 28; храмы как места погребения умерших VI, 6, 7; христиане не строят их VI, 1, 3.

Хрисида VI, 23.

Хрисипп IV, 26.

Хрисипп стоик II, 9.

Христиане чтут высочайшего Царя и Повелителя, Бога всемогущего, Отца всего существующего I, 27, 28, 36 и служат Ему I, 26; II, 13; любят Его, благоговеют перед Ним I, 25; поклоняются Богу, повергаются ниц пред Ним I, 27; ежедневно молятся Ему I, 26, 38; возлагают на Него все надежды II, 13; чтут Христа как Бога, и ежедневно молятся Ему I, 36, 39, 42; предпочитают общение с Ним всем благам мира II, 5; веруют в воскресение мертвых II, 13; признают геенны и неугасимые огни, в которые ввергаются души II, 14; заботятся о спасении души II, 13; проникнуты любовью ко всем добродетелям II, 5; следуют заповедям Христа о невоздаянии злом за зло, о прощении обид, о воздержании от кровопролития I, 6; не строят храмов и не приносят жертв VI, 1, 3; места собраний и писания христиан I, 56–59; IV, 36; общие молитвы I, 27; молитвы за государей, правителей, друзей, врагов, за живых и умерших IV, 36; христиане составляют общество (corpus), Глава (ргаеses) которого – Христос I, 42; спасение возможно только для них II, 65; обвинение христиан в безбожии I, 2, 25, 26, 29; III, 23, 28; VI, 1, 27; в следовании новой религии II, 66–73; в том, что они чтут капе Бога человека рожденного и умершего от позорной крестной казни I, 36, 40, 41; в причинении общественных бедствий через оскорбление богов I, 1–5 и др.; в легковерии II, 8; осмеяние христиан как безрассудных и говорящих глупости и вздор I, 28; II, 6, 13, 34; III, 15; гонения на христиан I, 26, 35, 55; II, 5, 76, 77; III, 36; IV, 17, 36; VI, 27; твердость христиан в вере, несмотря на жестокие преследования, пытки и мучения II, 5; распространение христианства в различных странах и во всем мирю I, 6, 16, 46, 55; II, 5, 12; принятие христианства ораторами, грамматиками, риторами, законоведами, врачами и философами II, 5.

Христос истинный Бог I, 36, 42, 47, 53; II, 60; Бог по самому существу I, 53; Бог и Господь всех сил I, 42, 65; Он должен быть признан Богом уже по причине Его великих даров I, 38, 42; доказательства божественности Его: а) божественная сила, проявленная Им в чудесах I, 42, 46, 47; II, 11, 12; б) предоставление Им избранным простым необразованным лицам власти совершать такие же чудеса во имя Его I, 50, 51; в) преодоление и разрушение определений судьбы I, 42, 47; г) вера народов и племен в эти чудеса I, 42, 54; д) страх демонов перед Ним и обращение злых духов в бегство Его именем I, 45, 46; е) проникновение в тайные желания и помышления людей I, 46; ж) явления Его по оставлении Тела бесчисленным людям, с которыми Он беседовал, уча и наставляя их, и такие же явления теперь людям праведным I, 46; з) быстрое распространение христианства во всем мире I, 40, 55; II, 12; и) непоколебимость веры христиан I, 54, 55; к) свидетельство Св. Писания и предания I, 56; Он был послан на Землю из неведомых царств высочайшим Царем как Спаситель, ради величайшего дела спасения

рода человеческого I, 42, 53; II, 63, 64, 74, 75; почему Он поздно был послан II, 74, 75; Он принял образ человека в подобии нашему роду и сокрыл Свое могущество I, 60; II, 60; почему Он явился в образе человека I, 60, 61; Он был рожден I, 37; Тело – незначительная часть Его I, 53; никто не знал, кто Он и откуда Он, – Он считался одним из нас I, 53; Он неимоверно благ, кроток, тих, сострадателен, милосерден I, 63; Он помогал добрым и злым и никого не отвергал I, 49; Он никому не причинил никакого зла, но открыл путь спасения даже врагам I, 65; никто не мог обвинить и уличить Его ни в каком преступлении I, 64; чудеса Его I, 42–50, 63; И, 11, 12; Он не был маг I, 43; совершал чудеса собственной силой без магических и других внешних средств I, 43, 44, 48; одним словом и повелением I, 45, 46, 48, 50; или через прикосновение I, 45, 48; только силой Своего имени I, 44; Он совершал только достойное Бога, благотворное и спасительное для людей I, 44; Он избрал и послал к различным народам простых, необразованных людей, рыбаков и ремесленников, для совершения такого же рода чудес во имя Его I, 50, 51; Он великий учитель и законодатель I, 39, 63; Он провозвестник всего доброго и дела спасения, принес благие обетования и вести I, 64, 65; распространил свет знания и рассеял тьму неведения II, 72; от великих заблуждений привел нас к истине и дал нам истинное познание о Боге, Мире и человеке I, 38; II, 14; открыл нам средства спасения, пути к Небу, двери благочестия и бессмертия I, 65; II, 2; обуздал человеческую гордость и другие пороки I, 38, 63; дал нам заповеди о невоздаянии злом за зло, о перенесении обид, о непролитии крови I, 6; доказательства истинности Его учения II, 4, 5, 11–14; Он был умерщвлен посредством позорной смертной казни I, 36, 40; висел на кресте и умер не Сам Он как Бог, а человеческое естество (homo), которое Он принял и носил с Собой I, 62, 65; смерть Его была добровольна I, 63; Он смотрел на беззаконие людей по отношению к Нему как на детское неразумие (ineptiis) и не вменял им дерзость их в вину I, 63; позорная крестная смерть не опорочивает Его и не умаляет значения дел и учения Его I, 40; она последовала по таинственному божественному определению, ради совершения великого дела спасения, и была необходима для избавления людей от опасности смерти I, 62, 63, 65; по оставлении тела, когда Он был узнан, все стихии мира пришли в смятение I, 53; Он облагодетельствовал неблагодарный мир I, 6; дары Его людям в этой жизни и в будущей I, 38, 39, 42; Он Посредник (Ministrator) Бога I, 47; Он предоставил нам общение с Богом через молитву I, 38; Он страж душ и истребитель смерти; Богом Отцом только Христу предоставлено дело спасения – это единственный путь спасения, дверь жизни, доступ к свету, – только через Него можно избавиться от мучительной смерти и достигнуть бессмертия и истинной, вечной жизни I, 65; II, 34, 65, 66; спасение и избавление от

смерти простиралось и на тех, кто умер до Его пришествия в мир II, 63; Он привел людей от ложных религий к истинной I, 38; ввел и устаг новил в мире истинную религию II, 2, 3; Он всех призывает, всем дает возможность приходить к Нему, для всех открыт источник жизни, но Он никого не принуждает и не устрашает грозными повелениями – пользование Его благостью зависит от свободной воли человека II, 64; Он Глава (Praeses) христианского общества (corporis) I, 42; вражда и ненависть язычников ко Христу I, 64, 65; II, 1.

Хронологические указания I, 13; II, 71.

Хронос см. Кронос.

Caelus б. см. Небо.

Цезеллии I, 59.

Цезий III, 40.

Цербер V, 28.

Церера I, 36, 38; И, 65, 73; III, 10, 32, 34, 40, 43; IV, 27; V, 16, 20, 22, 24, 25, 29, 32, 34, 35, 37, 39, 40, 43, 45; VI, 6, 25; VII, 32.

Цест I, 36.

Цинкция (Юнона) III, 25, 30; VI, 11.

Цинций II, 69; III, 38, 39.

Цирк – игры в цирке VII, 39, 41.

Цицерон III, 6, 7, 16; V, 38.

Целование дверных порогов в храмах язычниками I, 49.

Человек – душа, заключенная в тело II, 13; он не создан Богом II, 46; не имеет ничего общего с небесными существами VII, 34; не создан по образу и подобию всего мира II, 25; не обладает божественной и бессмертной природой II, 19, и если не обратится к познанию Бога, его ожидают мучительное наказание и смерть II, 61; подобен прочим животным или очень незначительно отличается от них II, 16, 17, 25; VII, 9, 34; не малый мир II, 25; существо бесполезное для мира II, 37, 38; ничтожное и жалкое II, 46; неопределенное, переменчивое, шаткое, обманчивое, многосложное и многообразное II, 7; слепое II, 7, 60, 74; не обладает сам по себе знанием истины II, 7; не знает самого себя II, 74; ничего не знает I, 38; II, 7, 60, 74; вследствие врожденной слабости склонен к порокам I, 27, 49, но обладает свободой воли II, 64, 65. См. Души.

Число девятиричное III, 38.

Чистота – соблюдение ее язычниками перед посещением храма VII, 16.

Эак IV, 27; VI, 3.

Эвбулей V, 25.

Эвгемер IV, 29.

Эвий V, 28.

Эвмолп V, 25.

Эвмолпиды V, 25.

Эгерия нимфа V, 1.

Элевсин V, 25, 35; VI, 6; Элевсинские мистерии V, 26, 39.

Элевтерий см. Либер.

Электра V, 22.

Элементы основные II, 56; пятый элемент, по Аристотелю II, 9.

Элий III, 38, 39.

Эндимион IV, 27.

Эней II, 71; III, 39; IV, 27.

Энний IV, 29.

Энтимемы I, 58; II, 11.

Эпидавр г. III, 21; VII, 44.

Эпикады I, 59.

Эпиктет II, 78.

Эпикур II, 9, 30.

Эпир – христианство в нем II, 12.

Эпихарм IV, 25.

Эрехтиды V, 26.

Эрихтоний VI, 6.

Эскулап I, 30, 36, 38, 41, 49; И, 65, 74; III, 23, 39; IV, 24; VI, 21, 25; VII, 22, 44–48; три Эскулапа IV, 15.

Эта г. I, 36; IV, 25.

Этна V, 24, 35.

Этрурия II, 62; VII, 26; Этрусские науки V, 18.

Эфес VI, 23.

Эфиопия I, 36; VI, 4.

Эфир б. IV, 14.

Эфор III, 37.

Эфуса IV, 26.

Юлиан маг I, 52.

Юнона б. II, 65, 70; III, 6, 10, 21, 23, 30, 40; IV, 22, 25; VI, 3, 23, 25.

Юпитер I, 34; II. 70, 71; III, 30, 31, 37, 40; IV, 14, 16, 20–26, 29, 34, 35; V, 1–4, 7, 10, 14, 19, 20, 32, 34, 35, 37, 40, 43, 44; VI, 12, 13, 21, 25; VII, 9, 21, 32, 33, 39–43; отец богов и людей IV, 21; прелюбодеяния и кровосмешения его IV, 22, 24, 35; V, 5, 9, 10, 20–23, 29, 35; три Юпитера IV, 14, 17; Юпитер Додонский I, 26; VI, 23; Капитолийский I, 51; VI, 16, 23; Олимпийский III, 31; VI, 13, 16; Стигийский II, 70; III, 31; Амон VI, 12.

Ютурна III, 29.

Язычники считают себя стражами, защитниками и почитателями богов V, 20; позорят и оскорбляют богов своими постыдными мнениями о них III, 6, 11; V, 30, 31; вражда и ненависть их ко Христу I, 64, 65; II, 1. Ялис IV, 14 Яникул г. I, 36; III, 29.

Янус I, 36; III, 6, 29, 44; VI, 25.

Ярмо IV, 4.

Ясион IV, 27,