Н.В. Гоголь
Размышления о Божественной литургии

Оригинал

Николай Гоголь. «Размышления о Божественной литургии»

Предисловие1

Цель этой книги – показать, в какой полноте и внутренней глубокой связи совершается наша литургия, юношам и людям, еще начинающим, еще мало ознакомленным с ее значением. Из множества объяснений, сделанных Отцами и Учителями, выбраны здесь только те, которые доступны всем своей простотою и доступностью, которые служат преимущественно к тому, чтобы понять необходимый и правильный исход одного действия из другого. Намеренье издающего эту книгу состоит в том, чтобы утвердился в голове читателя порядок всего. Он уверен, что всякому, со вниманьем следующему за литургиею, повторяя всякое слово, глубокое внутреннее значенье ее раскрываться будет само собою.

Все прочие, которые бы захотели узнать более таинственные и глубокие объяснения, могут найти их в сочинениях патриарха Германа2, Иеремии3, Николая Кавасила4, Симеона Солунского5, в Старой и Новой Скрижали6, в объяснениях Дмитриева7 и, наконец, в некоторых...

Вступление

Божественная литургия есть вечное повторение великого подвига любви, для нас совершившегося. Скорбя от неустроений своих, человечество отовсюду, со всех концов мира, взывало к Творцу своему – и пребывавшие во тьме язычества и лишенные боговедения – слыша, что порядок и стройность могут быть водворены в мире только Тем, который в стройном чине повелел двигаться мирам, от Него созданным. Отовсюду тоскующая тварь звала своего Творца. Воплями взывало все к Виновнику своего бытия, и вопли эти слышней слышались в устах избранных и пророков. Предчувствовали и знали, что Создатель, скрывающийся в созданьях, предстанет сам лицом к человекам, – предстанет не иначе, как в образе того созданья своего, созданного по Его образу и подобию. Вочеловечение Бога на земле представлялось всем, по мере того, как сколько-нибудь очищались понятия о божестве. Но нигде так ясно не говорилось об этом, как у пророков богоизбранного народа. И самое чистое воплощение Его от чистой Девы было предслышиваемо даже и язычниками; но нигде в такой ощутительно видной ясности, как у пророков.

Вопли услышались: явился в мир, Им же мир бысть; среди нас явился в образе человека, как предчувствовали, как предслышали и в темной тьме язычества, но не в том только, в каком представляли Его неочищенные понятия – не в гордом блеске и величии, не как каратель преступлений, не как судия, приходящий истребить одних и наградить других. Нет! послышалось кроткое лобзание брата. Совершилось Его появление образом, только одному Богу свойственным, как прообразовали Его божественно пророки, получившие повеление от Бога...

Проскомидия

Священник, которому предстоит совершать литургию, должен еще с вечера трезвиться телом и духом, должен быть примирен со всеми, должен опасаться питать какое-нибудь неудовольствие на кого бы то ни было. Когда же наступит время, идет он в церковь; вместе с диаконом поклоняются они оба пред царскими вратами9, целуют образ Спасителя, целуют образ Богородицы, поклоняются ликам святых всех, поклоняются всем предстоящим10 направо и налево, испрашивая сим поклоном себе прощения у всех, и входят в олтарь11, произнося в себе псалом12: «Вниду в дом Твой, поклонюся храму Твоему во страсе Твоем». И, приступив к престолу лицом к востоку, повергают пред ним три наземные поклоны и целуют на нем пребывающее евангелие, как бы самого Господа, сидящего на престоле; целуют потом и самую трапезу и приступают к облачению себя в священные одежды, чтобы отделиться не только от других людей, – и от самих себя, ничего не напомнить в себе другим похожего на человека, занимающегося ежедневными житейскими делами. И произнося в себе: «Боже! очисти меня грешнаго и помилуй меня!», священник и диакон берут в руки одежды. Сначала одевается диакон; испросив благословение у иерея13, надевает стихарь, подризник блистающего цвета, во знаменование светоносной ангельской одежды и в напоминанье непорочной чистоты сердца, какая должна быть неразлучна с саном священства14, почему и произносит при воздевании его: «Возрадуется душа моя о Господе, облече бо мя в ризу спасения и одеждою веселия одея мя; яко жениху, возложи ми венец и, яко невесту, украси мя красотою». – Затем берет, поцеловав, орарь, узкое длинное лентие15, принадлежность диаконского звания, которым подает он знак к начинанью всякого действия церковного, воздвигая народ к молению, певцов к пению, священника к священнодействию, себя к ангельской быстроте и готовности во служении. Ибо званье диакона, что званье ангела на небесах, и самым сим на него воздетым тонким лентием, развевающимся как бы в подобие воздушного крыла, и быстрым хождением своим по церкви изобразует он, по слову Златоуста16, ангельское летание. Лентие это, поцеловав, он набрасывает себе на плечо. Потом надевает он поручи, или нарукавницы, которые стягиваются у самой кисти его руки для сообщенья им большей свободы и ловкости в отправлении предстоящих священнодействий. Надевая их, помышляет о всетворящей, содействующей повсюду силе Божией и, воздевая на правую, произносит он: «Десница Твоя, Господи, прославилася в крепости; десная рука Твоя, Господи, сокрушила врагов, и множеством славы Своей Ты истребил супостатов». Воздевая на левую руку, помышляет о самом себе как о творении рук Божиих и молит у Него же, его же сотворившего, да руководит его верховным, свышним Своим руководством, говоря так: «Руки Твои сотворили и создали мя. Вразуми меня, и научуся Твоим заповедям».

Священник облачается таким же самым образом. Вначале благословляет и надевает стихарь, сопровождая сие теми же словами, какими сопровождал и диакон; но, вслед за стихарем, надевает уже не простой одноплечный орарь, но двухплечный, который, покрыв оба плеча и обняв шею, соединяется обоими концами на груди его вместе и сходит в соединенном виде до самого низу его одежды, знаменуя сим соединение в его должности двух должностей – иерейской и диаконской. И называется он уже не орарем, но эпитрахилью17, и самим воздеваньем своим знаменует излияние благодати свыше на священников, почему и сопровождается это величественными словами Писания: «Благословен Бог, изливающий благодать свою на священники своя, яко миро18 на главе, сходящее на браду, браду Аароню19, сходящее на ометы19 одежды его». Затем надевает поручи на обе руки свои, сопровождая теми же словами, как и диакон, и препоясует себя поясом сверх подризника и эпитрахили, дабы не препятствовала ширина одежды в отправлении священнодействий и дабы сим препоясанием выразить готовность свою, ибо препоясуется человек, готовясь в дорогу, приступая к делу и подвигу: препоясуется и священник, собираясь в дорогу небесного служения, и взирает на пояс свой, как на крепость силы Божией, его укрепляющей, почему и произносит: «Благословен Бог, препоясующий мя силою, соделавший путь мой непорочным, быстрейшими еленей21 мои ноги и поставляющий меня на высоких», то есть в дому Господнем. Если же он облечен при этом званием высшим иерейства, то привешивает к бедру своему четыреугольный набедренник одним из четырех концов его, который знаменует духовный меч, всепобеждающую силу слова Божия, в возвещение вечного ратоборства, предстоящего в мире человеку, – ту победу над смертью, которую одержал в виду всего мира Христос, да ратоборствует бодро бессмертный дух человека противу тления своего. Потому и вид имеет сильного оружия брани сей набедренник; привешивается на поясе у чресла, где сила у человека, потому и сопровождается воззванием к самому Господу: «Препояши меч Твой по бедре Твоей, Сильне, красотою Твоею и добротою Твоею, и наляцы, и успевай, и царствуй истины ради, и кротости, и правды, и наставит тя дивно десница твоя». Наконец надевает иерей фелонь22, верхнюю всепокрывающую одежду, в знаменование верховной всепокрывающей правды Божией и сопровождает сими словами: «Священники Твои, Господи, облекутся в правду, и преподобнии Твои радостию возрадуются». И одетый таким образом в орудия Божии, священник предстоит уже иным человеком: каков он ни есть сам по себе, как бы ни мало бы достоин своего звания, но глядят на него все стоящие во храме, как на орудие Божие, которым наляцает Дух Святый. Как священник, так и диакон омывают оба руки, сопровождая чтением псалма: «Умыю в неповинных руки мои и обыду жертвенник Твой». Повергая по три поклоны в сопровождении слов: «Боже! очисти мя грешнаго и помилуй», восстают омытые, усветленные, подобно сияющей одежде своей, ничего не напоминая в себе подобного другим людям, но подобяся скорее сияющим видениям, чем людям.

Диакон напоминает о начале священнодействия словами: «Благослови, владыко!» И священник начинает словами: «Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков», и приступает к боковому жертвеннику23. Вся эта часть служения состоит в приготовлении нужного к служению, то есть в отделении от приношений, или хлебов-просфор24, того хлеба, который должен вначале образовать тело Христово, а потом пресуществиться25 в него.

Так как вся проскомидия есть не что иное, как только приготовление к самой литургии, то и соединила с нею Церковь воспоминание о первоначальной жизни Христа, бывшей приготовленьем к его подвигам в мире. Она совершается вся в олтаре при затворенных дверях, при задернутом занавесе26, незримо от народа, как и вся первоначальная жизнь Христа протекала незримо от народа. Для молящихся же читаются в это время часы – собранье псалмов и молитв, которые читались христианами в четыре важные для христиан времена дня: час первый, когда начиналось для христиан утро, час третий, – когда было сошествие Духа Святого, час 6-й, когда Спаситель мира пригвожден был к кресту, час девятый, когда Он испустил дух свой. Так как нынешнему христианину, по недостатку времени и беспрестанным развлеченьям, не бывает возможно совершать эти моления в означенные часы, для того они соединены и читаются теперь.

Приступив к боковому жертвеннику, или предложению, находящемуся в углублении стены, знаменующему древнюю боковую комору храма27, иерей берет из них одну из просфор с тем, чтобы изъять ту часть, которая станет потом телом Христовым – средину с печатью, ознаменованной именем Иисуса Христа. Так он сим изъятьем хлеба от хлеба знаменует изъятье плоти Христа от плоти Девы – рождение Бесплотного во плоти. И, помышляя, что рождается Принесший в жертву себя за весь мир, соединяет неминуемо мысль о самой жертве и принесении и глядит на хлеб, как на агнца, приносимого в жертву, на нож, которым должен изъять, как на жертвенный, который имеет вид копья в напоминание копья, которым было прободено на кресте тело Спасителя28. Не сопровождает он теперь своего действия ни словами Спасителя, ни словами свидетелей, современных случившемуся, не переносит себя в минувшее, – в то время, когда совершилось сие принесение в жертву: то предстоит впереди, в последней части литургии; и к сему предстоящему он обращается издали прозревающею мыслию, почему и сопровождает все священнодействие словами пророка Исаии29, издали, из тьмы веков, прозревавшего будущее чудное рождение, жертвоприношение и смерть и возвестившего о том с ясностью непостижимою. Водружая копье в правую сторону печати, произносит слова Исаии: «как овечка ведется на заколение»; водрузив копье потом в левую сторону, произносит: «и как непорочный ягненок, безгласный перед стригущими его, не отверзает уст своих»; водружая потом копье в верхнюю сторону печати: «Был осужден за свое смиренье в смиреньи Его суд Его взятся». Водрузив потом в нижнюю, произносит слова пророка, задумавшегося над дивным происхождением осужденного Агнца, – слова: «Род же его кто исповесть?» И приподъемлет потом копьем вырезанную средину хлеба, произнося: «яко вземлется от земли живот Его»; и начертывает крестовидно, во знамение крестной смерти Его, на нем знак жертвоприношенья, по которому он потом раздробится во время предстоящего священнодействия, произнося: «Жертвоприносится Агнец Божий, вземлющий грех мира сего, за мирской живот и спасение». И, обратив потом хлеб печатью вниз, а вынутой частью вверх, в подобье агнца, приносимого в жертву, водружает копье в правый бок, напоминая, вместе с заколеньем жертвы, прободение ребра Спасителева, совершенное копьем стоявшего у креста воина; и произносит: «един от воин копием ребра Его прободе, и абие изыде кровь и вода: и видевый свидетельствова, и истинно есть свидетельство его». И слова сии служат вместе с тем знаком диакону ко влитию в святую чашу вина и воды. Диакон, доселе взиравший благоговейно на все совершаемое иереем, то напоминая ему о начинании священнодействия, то произнося внутри самого себя: «Господу помолимся!» при всяком его действии, наконец вливает вина и воды в чашу, соединив их вместе и испросив благословенья у иерея. Таким образом приготовлены и вино, и хлеб, да обратятся потом во время возвышенного священнодействия предстоящего.

И во исполненье обряда первенствующей церкви и святых первых христиан, воспоминавших всегда, при помышлении о Христе, о всех тех, которые были ближе к Его сердцу исполнением Его заповедей и святостью жизни своей, приступает священник к другим просфорам, дабы, изъяв от них части в воспоминание их, положить на том же дискосе30 возле того же святого хлеба, образующего самого Господа, так как и сами они пламенели желанием быть повсюду с своим Господом. Взявши в руки вторую просфору, изъемлет он из нее частицу в воспоминание пресвятыя Богородицы и кладет ее по правую сторону святого хлеба, произнося из псалма Давида31: «Предста Царица одесную тебя, в ризы позлащенны одеяна, преукрашенна». Потом берет третью просфору, в воспоминанье святых, и тем же копьем изъемлет из нее девять частиц в три ряда, по три в каждом. Изъемлет первую частицу во имя Иоанна Крестителя32, вторую во имя пророков, третью во имя апостолов и сим завершает первый ряд и чин святых. Затем изъемлет четвертую частицу во имя святых отцов, пятую во имя мучеников, шестую во имя преподобных и богоносных отцов и матерей и завершает сим второй ряд и чин святых. Потом изъемлет седьмую частицу во имя чудотворцев и бессребреников, восьмую во имя Богоотец Иоакима и Анны33 и святого, его же день; девятую во имя Иоанна Златоуста или Василия Великого34, смотря по тому, кого из них правится в тот день служба, и завершает сим третий ряд и чин святых и полагает все девять изъятых частиц на святой дискос возле святого хлеба по левую его сторону. И Христос является среди своих ближайших, во святых Обитающий зрится видимо среди святых своих – Бог среди богов, человек посреди человеков. И принимая в руки священник четвертую просфору в поминовенье всех живых, изъемлет из нее частицы во имя императора, во имя синода и патриархов, во имя всех живущих повсюду православных христиан и, наконец, во имя каждого из них поименно, кого захочет помянуть, о ком просили его помянуть. Затем берет иерей последнюю просфору, изъемлет из нее частицы в поминовение всех умерших, прося в то же время об отпущении им грехов их, начиная от патриархов, царей, создателей храма, архиерея, его рукоположившего, если он уже находится в числе усопших, и до последнего из христиан, изъемля отдельно во имя каждого, о котором его просили или во имя которого он сам восхочет изъять. В заключение же всего испрашивает и себе отпущения во всем и также изъемлет частицу за себя самого, и все их полагает на дискос возле того же святого хлеба внизу его. Таким образом, вокруг сего хлеба, сего агнца, изобразующего самого Христа, собрана вся Церковь Его, и торжествующая на небесах, и воинствующая здесь. Сын человеческий является среди человеков, ради которых Он воплотился и стал человеком. Взяв губку, священник бережно собирает ею и самые крупицы на дискос, дабы ничто не пропало из святого хлеба, и все бы пошло в утверждение.

И, отошедши от жертвенника, поклоняется иерей, как бы он поклонялся самому воплощению Христову, и приветствует в сем виде хлеба, лежащего на дискосе, появление Небесного Хлеба на земле, и приветствует его каждением фимиама, благословив прежде кадило и читая над ним молитву: «Кадило Тебе приносим, Христе Боже наш, в воню благоухания духовного, которое принявши во превышенебесный Твой жертвенник, возниспосли нам благодать пресвятаго Твоего Духа».

И весь переносится мыслию иерей во время, когда совершилось рождество Христово, возвращая прошедшее в настоящее, и глядит на этот боковой жертвенник, как на таинственный вертеп35, в который переносилось на то время небо на землю: небо стало вертепом и вертеп – небом. Обкадив звездицу36 (две золотые дуги с звездою наверху) и постановив ее на дискосе, глядит на нее, как на звезду, светившую над Младенцем, сопровождая словами: «И, пришедши, звезда стала вверху, иде же бе Отроча»; на святой хлеб, отделенный на жертвоприношение, – как на новородившегося Младенца; на дискос – как на ясли, в которых лежал Младенец; на покровы – как на пелены, покрывавшие Младенца. И, обкадив первый покров, покрывает им святой хлеб с дискосом, произнося псалом: «Господь воцарися, в лепоту облечеся... и проч.» – псалом, в котором воспевается дивная высота Господня. И, обкадив второй покров, покрывает им святую чашу, произнося: «Покрыла небеса, Христос, Твоя добродетель, и хвалы Твоей исполнилась земля». И, взяв потом большой покров, называемый святым воздухом37, покрывает им и дискос, и чашу вместе, взывая к Богу, да покроет нас кровом крыла своего. И, отошед от предложения, поклоняются оба святому хлебу, как поклонялись пастыри – цари новорожденному Младенцу, и кадит пред вертепом, изобразуя в сем каждении то благоухание ладана и смирны38, которые были принесены вместе с златом мудрецами.

Диакон же по-прежнему соприсутствует внимательно иерею, то произнося при всяком действии: «Господу помолимся», то напоминая ему о начинании самого действия. Наконец, принимает из рук его кадильницу и напоминает ему о молитве, которую следует вознести ко Господу о сих для Него приуготовленных дарах, словами: «О предложенных честных дарах Господу помолимся!» И священник приступает к молитве. Хотя дары эти не более как приуготовлены только к самому приношению, но так как отныне ни на что другое уже не могут быть употреблены, то и читает священник для себя одного молитву, предваряющую о принятии сих предложенных к предстоящему приношению даров. И в таких словах его молитва: «Боже, Боже наш, пославший нам небесный хлеб, пищу всего мира, нашего Господа и Бога Иисуса Христа, Спасителя, Искупителя и Благодетеля, благословляющаго и освящающаго нас, сам благослови предложение сие и приими во свыше-небесный Твой жертвенник: помяни, как благой и человеколюбец, тех, которые принесли, тех, ради которых принесли, и нас самих сохранив неосужденными во священнодействии божественных тайн Твоих». И творит, вслед за молитвой, отпуск проскомидии; а диакон кадит предложение и потом крестовидно святую трапезу. Помышляя о земном рождении Того, кто родился прежде всех веков, присутствуя всегда повсюду и повсеместно, произносит в самом себе: «во гробе плотски, во аде же с душою, яко Бог, в раю же с разбойником и на престоле был еси, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняяй Неописанный». И выходит из олтаря, с кадильницей в руке, чтобы наполнить благоуханием всю церковь и приветствовать всех, собравшихся на святую трапезу любви. Каждение это совершается всегда в начале службы, как и в жизни домашней всех древних восточных народов предлагались всякому гостю при входе омовения и благовония. Обычай этот перешел целиком на это пиршество небесное – на тайную вечерю, носящую имя литургии, в которой так чудно соединилось служение Богу вместе с дружеским угощением всех, которому пример показал сам Спаситель, всем услуживший и умывший ноги39. Кадя и поклоняясь всем равно, и богатому, и нищему, диакон, как слуга Божий, приветствует их всех, как найлюбезных гостей Небесному Хозяину, кадит и поклоняется в то же время и образам святых, ибо и они суть гости, пришедшие на тайную вечерю: во Христе все живы и неразлучны. Приуготовив, наполнив благоуханием храм и возвратившись потом в олтарь и вновь обкадив его, полагает наконец кадильницу в сторону, подходит к иерею, и оба вместе становятся перед святым престолом40.

Став перед святым престолом, священник и диакон три раза поклоняются долу и, готовясь начинать настоящее священнодействие литургии, призывают Духа Святого, ибо все служение их должно быть духовно. Дух – учитель и наставник молитвы: «о чесом бо помолимся, не вемы»41, говорит апостол Павел: «но сам Дух ходатайствует о нас воздыханьи неизглаголанными». Моля Святого Духа, дабы вселился в них и вселившись очистил их для служения, и священник, и диакон дважды произносят песнь, которою приветствовали ангелы рождество Иисуса Христа: «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение». И вослед за сей песнью отдергивается церковная занавесь, которая отдергивается только тогда, когда следует подъять мысль молящихся к высшим горним предметам. Здесь отъятье горних дверей знаменует, вослед за песней ангелов, что не всем было открыто рождество Христово, что узнали о нем только ангелы на небесах, Мария с Иосифом42, волхвы, пришедшие поклониться, да издалека прозревали о нем пророки. Священник и диакон произносят в себе: «Господи! отверзи уста мои – и уста мои возвестят хвалу Твою». Священник целует евангелие, диакон целует святую трапезу и, подклонив главу свою, напоминает так о начинании литургии: тремя перстами руки подъемлет орарь свои и произносит: «Время сотворить Господу: благослови, владыко!» И благословляет его священник словами: «Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно, и во веки веков». И помышляя диакон о предстоящем ему служении, в котором должно подобиться ангельскому летанью – от престола к народу и от народа к престолу, собирая всех в едину душу, и быть, так сказать, святой возбуждающею силою, и чувствуя недостоинство свое к такому служению, – молит смиренно иерея: «Помолись обо мне, владыко!» – «Да исправит Господь стопы твоя!» – ему ответствует на то иерей. «Помяни меня, владыко святый!» – «Да помянет тебя Господь во царствии Своем, всегда, и ныне, и присно, и во веки веков». Тихо и ободренным гласом диакон произносит: «аминь», и выходит из олтаря северной дверью к народу. И, взошед на амвон43, находящийся противу царских врат, повторяет еще раз в самом себе: «Господи, отверзи уста моя – и уста моя возвестят хвалу Тебе»; и, обратившись к олтарю, взывает еще раз к иерею: «Благослови, владыко!» Из глубины святилища возглашает на то иерей: «Благословенно царство...», и литургия начинается.

Литургия оглашенных

Вторая часть литургии называется литургией оглашенных. Как первая часть, проскомидия, соответствовала первоначальной жизни Христа, Его рождению, открытому только ангелам да немногим людям, Его младенчеству и пребыванию в сокровенной неизвестности до времени появленья в мир, – так вторая соответствует Его жизни в мире посреди людей, которых огласил Он словом истины. Называется она литургией оглашенных еще потому, что в первоначальные времена христиан к ней допускались и те, которые только готовились быть христианами, еще не приняли св. крещения и находились в числе оглашенных. Притом самый образ ее священнодействий, состоя из чтений пророков, Апостола44 и св. Евангелия, есть уже преимущественно огласительный.

Иерей начинает литургию возглашеньем из глубины алтаря: «Благословенно царство Отца, и Сына, и Святаго Духа...». Так как чрез воплощенье Сына стало миру очевидно ясно таинство Троицы45, то по этому самому троичное возглашенье предшествует и предсияет начинанью всяких действий, и молящийся, отрешившися от всего, должен с первого разу поставить себя в царстве Троицы.

Стоя на амвоне, лицом к царским вратам, изобразуя в себе ангела, побудителя людей к моленьям, подняв тремя перстами десныя руки узкое лентие, – подобье ангельского крыла, – диакон призывает молиться весь собравшийся народ теми же самыми молитвами, которыми неизменно от апостольских времен молится Церковь, начиная с моленья о мире, без которого нельзя молиться. Собранье молящихся, знаменуясь крестом, стремясь обратить свои сердца в согласно настроенные струны органа, по которым должно ударять всякое воззванье диакона, восклицает мысленно вместе с хором поющих: «Господи, помилуй!»

Стоя на амвоне, держа молитвенный орарь, изобразующий поднятое крыло ангела, стремящего людей к молитве, призывает диакон молиться: о свышнем мире и спасении душ наших, о мире всего мира, благостоянии святых Божиих церквей и соединении всех; о святом храме и о входящих в него с верой, благоговением и страхом; о государе, синоде, начальствах духовных и гражданских, палатах, воинстве, о граде, об обители, в которой служится литургия, о благорастворении воздухов, об обилии плодов земных, о временах мирных; о плавающих, путешествующих, недугующих, страждущих, плененных и о спасенье их, о избавлении нас от всякия скорби, гнева и нужды. И, собирая все сею всеобъемлющею цепью молений, называемою великой ектенией46, на всякое ее отдельное призванье собранье молящихся восклицает вместе с хором поющих: «Господи, помилуй!».

В знаменованье бессилья наших молений, которым недостает душевной чистоты и небесной жизни, призывает диакон, – вспомня о тех, которые умели лучше нашего молиться, – предать самих себя, и друг друга, и всю жизнь нашу Христу Богу. В желанье искреннем предать самих себя, и друг друга, и всю жизнь нашу Христу Богу, как умели это сделать вместе с Богоматерью святые и лучшие нас, взывает вся церковь совокупно с ликом47: «Тебе, Господи!» Цепь молений завершает диакон троичным славословием, которое, как вседержащая нить, проходит сквозь всю литургию, начиная и оканчивая всякое ее действие. Собранье молящихся ответствует утвердительным: «Аминь: Буди! да будет!» Диакон сходит с амвона; начинается пенье антифонов.

Антифоны – противугласники, песни, выбранные из псалмов, пророчески изобразующие пришествие в мир Сына Божья, – поются попеременно обоими ликами на обоих клиросах48; они заменили сокращенно прежние псаломские, более продолжительные.

Пока продолжается пенье первого антифона, священник молится в алтаре внутренней молитвой; а диакон стоит в молитвенном положении пред иконою Спасителя, подняв орарь тремя перстами руки. Когда же окончится пенье первого антифона, восходит он снова на амвон призывать собранье молящихся словами: «Вновь и вновь Господу помолимся!» Собранье молящихся восклицает: «Господи, помилуй!» Обратив взоры к ликам святых, диакон напоминает вспомнить вновь Богоматерь и всех святых, предать самих себя, и друг друга, и всю жизнь Христу Богу. Собранье восклицает: «Тебе, Господи!» Троичным славословием заключает он. Утвердительный «аминь» изглашает вся церковь. Следует пение второго антифона.

В продолженье второго антифона священник в алтаре молится внутреннею молитвою. Диакон становится опять в молитвенном положении пред иконой Спасителя, держа молитвенный орарь тремя перстами руки; по окончанье же пенья восходит он снова на амвон и обращается к ликам святых, призывая, как прежде, словами: «В мире Господу помолимся!» Собранье восклицает: «Господи, помилуй!» Диакон взывает: «Заступи, помилуй, спаси и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию». Собранье восклицает: «Господи, помилуй!» Возведя глаза к ликам святых, диакон продолжает: «Пресвятую, пречистую, преблагословенную, славную владычицу нашу Богородицу со всеми святыми помянувше, сами себя, и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим». Собранье восклицает: «Тебе, Господи!» Троичным славословием оканчивается моленье; утвердительным «Аминь» ответствует вся церковь; диакон сходит с амвона. А священник в закрытом олтаре молится внутренней молитвой; она – в сих словах: «Ты, даровавший нам сии общие и согласные молитвы! Ты, обещавший двум и трем собравшимся во имя Твое, подать прошенья! исполни же теперь к полезному прошенья рабов Твоих: подай в настоящем веке познанье Твоей истины, а в будущем даруй вечную жизнь!»

С крылоса громко возглашаются во всеуслышанье блаженства49, возвестившие в настоящем веке познанье истины, а в будущем вечную жизнь. Собранье молящихся, взывая воззваньем благоразумного разбойника, возопившего к Христу на кресте: «Во царствии Твоем помяни нас. Господи, егда приидеши во царствии Твоем», повторяет вослед за чтецом сии слова Спасителя:

«Блаженны нищие духом, яко тех есть царствие небесное» – не гордящиеся, не возносящиеся умом.

«Блаженны плачущие, яко тии утешатся» – плачущие еще больше о собственных несовершенствах и прегрешениях, чем от оскорблений и обид, им наносимых.

«Блаженны кроткие, яко тии наследят землю» – не питающие гнева ни противу кого, всепрощающие, любящие, которых оружие – всепобеждающая кротость.

«Блаженны алчущие и жаждущие правды, яко тии насытятся» – алчущие небесной правды, жаждущие восстановить ее прежде в самих себе.

«Блаженны милостивые, яко тии помилованы будут» – состраждущие о каждом брате, в каждом просящем видящие самого Христа, за него просящего.

«Блаженны чистые сердцем, яко тии Бога узрят» – как в чистом зеркале успокоенных вод, не возмущаемых ни песком, ни тиной, отражается чисто небесный свод, так и в зеркале чистого сердца, не возмущаемого страстями, уже нет ничего человеческого, и образ Божий в нем отражается один.

«Блаженны миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся» – подобно самому Сыну Божию, сходившему на землю затем, чтобы внести мир в наши души: так и вносящие мир и примиренье в домы – истинные Божьи сыны.

«Блаженны изгнанные правды ради, яко тех есть царствие небесное» – изгнанные за возвещенье правды не одними устами, но благоуханьем всей своей жизни.

«Блаженны есте, егда поносят вас и изженут и рекут всяк зол глагол на вы лжуще Мене ради. Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесах» – многа, ибо заслуга их троекратна: первая – что уже сами по себе они были невинны и чисты; вторая – что, быв чисты, были оклеветаны; третья – что, быв оклеветаны, радовались, что потерпели за Христа.

Собранье молящихся слезно повторяет вослед за чтецом сии слова Спасителя, возвестившие, кому можно ждать и надеяться на вечную жизнь в будущем веке, которые суть истинные цари мира, сонаследники и соучастники небесного царства.

Здесь торжественно открываются царские врата, как бы врата самого царствия небесного, и глазам всех собравшихся предстает сияющий престол, как селенье Божией славы и верховное училище, отколе исходит к нам познанье истины и возвещается вечная жизнь. Приступив к престолу, священник и диакон снимают с него Евангелие и несут его к народу не царскими вратами, но позади олтаря боковой дверью, напоминающей дверь в той боковой комнате, из которой в первые времена выносились книги на середину храма для чтения.

Собрание молящихся взирает на Евангелие, несомое в руках смиренных служителей церкви, как бы на Самого Спасителя, исходящего в первый раз на дело божественной проповеди: исходит Он тесной северной дверью, как бы неузнанный, на середину храма, дабы, показавшись всем, возвратиться во святилище Царскими Вратами. Служители Божьи посреди храма останавливаются; оба преклоняют главы. Иерей молится внутреннею молитвой, чтобы Установивший на небесах воинства ангелов и чины небесные в служенье славы своей повелел теперь сим самым силам и ангелам небесным, сослужащим нам, совершить вместе с ними вшествие во святилище. А диакон, указывая молитвенным орарем на царские двери, говорит ему: «Благослови, владыко, святый вход!» – «Благословен вход святых Твоих, всегда, ныне и присно, и во веки веков!» – возглашает на это иерей. Дав поцеловать ему святое Евангелие, диакон несет его в олтарь; но в царских вратах останавливается и, возвысив его в руках своих, возглашает: «Премудрость!» – знаменуя сим, что Слово Божье, Его Сын, Его Вечная Премудрость благовестилась миру, чрез Евангелие, которое он теперь возвысил в своих руках. И вслед за тем возглашает: «Прости!» – т. е. воспряньте, воздвигнитесь от лени, от небрежного стоянья. Собрание молящихся, воздвигаясь духом, вместе с хором взывает: «Придите, поклонимся и припадем ко Христу! Спаси нас, Сыне Божий, Тебе поющих: Аллилуия!» В еврейском слове аллилуия выражается: «Господь идет, хвалите Господа»; но так как по существу священного языка в слове идет сокрыто и настоящее и будущее, то есть: идет пришедший и вновь грядущий, то, знаменуя вечное хождение Божие, это слово аллилуия сопутствует всякий раз тем священнодействиям, когда Сам Господь исходит к народу в образе Евангелия или Даров Святых.

Евангелие, возвестившее слово жизни, поставляется на престоле. На крылосах раздаются или песни в честь праздника того дня, или же хвалебные тропари50 и гимны в честь святому, которого день празднует церковь за то, что он уподобился тем, которых поименовал Христос в прочитанных блаженствах, и что живым примером собственной жизни показал, как возлегать вослед за ним в жизнь вечную.

По окончанье тропарей наступает время трисвятого пенья. Испросив на него у иерея благословенья, диакон показывается в царских дверях и, поводя орарем, подает знак певцам. Торжественно-громогласно оглашает всю церковь трисвятое пенье, состоящее в сем тройном воззванье к Богу: «Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас!» Воззваньем: «Святый Боже» возвещает трисвятая песнь Бога Отца; воззваньем: «святый крепкий» – Бога Сына: Его крепость, Его создающее слово; воззваньем: «святый бессмертный» – Его бессмертную мысль, вечно живущую волю Бога Духа Святого. Троекратно певцы подъемлют сие пение, чтобы звучало в слух всем, что с вечным пребываньем Бога пребывало в Нем вечное пребыванье Троицы, и не было времени, чтобы у Бога не было Слова и чтобы Слову Его оскудевал Дух Святый. «Словом Божьим небеса создашася и духом уст Его вся сила их», – говорит пророк Давид. Каждый из собранья, сознавая, что и в нем, как в подобье Божьем, есть та же троинственность, есть Он Сам, Его Слово и Его Дух, или мысль, движущая словом, но что человеческое его слово бессильно, изливается праздно и не творит ничего, а дух его принадлежит не ему, завися от всех посторонних впечатлений и только по возвышенье его самого к Богу то и другое приходит в нем в силу: в слове отражается Божье Слово, в духе – Дух Божий, и образ Троицы Создавшего отпечатлевается в создании, и создание становится подобным Создателю, – сознавая все сие, каждый, внемлющий трисвятому пенью, молится внутренно в себе, чтобы Бог святый, крепкий и бессмертный, очистив его всего, избрал его своим храмом и пребываньем, и три раза повторяет в себе: «Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас!» Священник в олтаре, молясь внутренней молитвой о принятии сего трисвятого пенья, три раза повергается перед престолом и три раза повторяет в себе: «Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный!» И подобно ему повторив в себе три раза ту же трисвятую песнь, диакон три раза повергается вместе с ним перед святым престолом.

И, сотворив поклонение, отходит иерей на горнее место, как бы во глубину Боговедения, отколе истекла нам тайна всесвятыя Троицы, как бы в то возвышеннейшее, всюду носящее место, где Сын пребывает в лоне Отчем единством Духа Святого. И восхожденьем своим изобразует иерей восхожденье Самого Христа вместе с плотью в лоно Отчее, призывающее человека вослед стремиться в лоно Отчее, – возрожденье, прозретое издали пророком Даниилом51, который видел в высоком виденье своем, как Сын человеческий дошел даже до Ветхого деньми. Иерей идет нетрепетной стопой, произнося: «Благословен грядый во имя Господне», и на призванье диакона: «Благослови, владыко, горний престол», благословляет его, произнося: «Благословен еси на престоле славы царствия Твоего, седяй на херувимех всегда, ныне и присно, и во веки веков». И садится на горнем месте52 возле седалища, назначенного для архиерея. Отселе, как Божий апостол и его наместник, обратясь лицом к народу, приготовляет он вниманье к слушанью наступающего чтенья апостольских посланий, – сидящий, изобразуя самим сиденьем своим свое равенство апостолам.

Чтец, с апостолом в руке, выходит на середину храма. Воззваньем: «вонмем!» призывает диакон всех предстоящих ко вниманию. Священник посылает из глубины олтаря и чтецу, и предстоящим желание мира; собранье молящихся ответствует священнику тем же. Но так как служенье его должно быть духовно, подобно служенью апостолов, которые глаголали не свои слова, но сам Дух Святый двигал их устами, то не говорят: «мир тебе», но: «духови твоему». Диакон возглашает: «Премудрость!» Громко, выразительно, чтобы всякое слово было слышно всем, начинает чтец; прилежно, сердцем приемлющим, душою ищущею, разумом, испытующим внутренний смысл читаемого, внемлет собранье, ибо чтенье апостола служит ступенью и лествицей53 к лучшему уразумленью чтенья евангельского. Когда чтец окончит чтенье, иерей возглашает ему из олтаря: «мир тебе». Лик ответствует: «и духови твоему». Диакон возглашает: «Премудрость!» Лик гремит: «аллилуия», возвещающее приближенье Господа, идущего говорить народу устами Евангелия.

С кадильницей в руке идет диакон исполнить благоуханьем храм, навстречу идущего Господа, напоминая каждому о духовном очищенье душ наших, с каким должны мы внимать благоуханным словам Евангелия. Священник в олтаре молится внутренней молитвой, чтобы воссиял в сердцах наших свет божественного благоразумия и отверзлись бы наши мысленные очи в уразуменье евангельских проповеданий. О воссиянье того же света в сердцах своих молится внутренне собранье, приготовляясь к слушанью. Испросив благословенья от иерея, получа от него в напутствие: «Бог молитвами всесвятаго, всехвальнаго апостола и евангелиста (именуется его имя) да даст тебе глагол благовествующему силою многою, во исполнение евангелия, возлюбленнаго Сына Своего, Господа нашего Иисуса Христа», диакон восходит на амвон, предшествуемый несомым светильником, знаменующим всепросвещающий свет Христов. Священник в олтаре возглашает к собранью: «Премудрость! Прости, услышим Святаго Евангелия! Мир всем!» Лик ответствует: «и духови твоему». Диакон начинает чтенье.

Благоговейно преклонив головы, как бы внимая самому Христу, говорящему с амвона, все стараются принять сердцами семя святого слова, которое устами служителя сеет сам Сеятель Небесный, – не теми сердцами54, которых уподобляет Спаситель земле при пути, на которую хоть и упадают семена, но тут же бывают расхищены птицами – налетающими злыми помышлениями; – не теми также сердцами, которых уподобляет Он каменистой почве, только сверху прикрытой землею, которые хоть и охотно приемлют слова, но слово не водружает глубоко корня, ибо нет глубины сердечной; – и не теми также сердцами, которые уподобляет Он неочищенной земле, глушимой тернием, на которой хоть и дает семя всходы, но быстро вырастающие тут же вместе с ними тернии, – тернии трудов и забот века, тернии обольщений, бесчисленные обаяния светской умерщвляющей жизни с ее обманчивыми удобствами, заглушают едва поднявшиеся всходы – и семя остается без плода; – но теми приемлющими сердцами, которых уподобляет Он доброй почве, дающей плод – ово сто55, ово шестьдесят, ово тридесят, – которые все, принятое в себя, по выходе из церкви, возвращают в домах, в семье, в службе, в труде, в отдохновеньях, в увеселеньях, с людьми в беседах и наедине с самим собою. Словом, всяк верный56 стремится быть тем, и слушающим и творящим вместе, которого обещает Спаситель уподобить мужу мудру, строящему храмину не на песке, но на камени57, так что, если бы тут же, по «выходе из церкви, набежали на него дожди, реки и вихри всех бедствий, его духовная храмина осталась бы неподвижная, как твердыня на камени. По окончанье чтенья, священник в олтаре возвещает диакону: «Мир тебе благовествующему». Приподымая головы, все предстоящие в чувствований благодарности восклицают вместе с ликом: «Слава Тебе, Боже наш! Слава Тебе!» Стоящий в царских дверях священник приемлет от диакона Евангелие и поставляет его на престол, как Слово, исшедшее от Бога и к Нему же возвратившееся. Олтарь, изобразующий высшие горние селенья, скрывается от глаз – врата царские затворяются, горняя дверь задергивается, знаменуя, что нет других дверей в Царство Небесное58, кроме отверстых Христом, что с Ним только можно войти в них: «Аз есмь дверь».

Тут обыкновенно в первоначальное время христиан было место проповеди; следовали изъясненье и толкованье прочитанных Евангелий. Но так как проповедь в нынешнее время говорится большею частию на другие тексты и, стало быть, не служит изъяснением прочитанного Евангелия, то, чтобы не разрушать стройного порядка и связи священной литургии, она отнесена к концу.

Изобразуя ангела, побудителя людей к моленьям, диакон идет на амвон воздвигнуть собранье к моленьям еще сильнейшим и прилежнейшим. «Рцем вси от всея души, и от всего помышления нашего рцем!» – взывает он, подъемля тремя перстами молитвенный орарь; и, стремя моленья от всех помышлений, все восклицают: «Господи, помилуй!» Усугубляя моленья троекратным воззваньем о помилованье, диакон призывает сызнова молиться о всех людях, находящихся на всех ступенях званий и должностей, начиная с высших, где трудней человеку, где ему больше преткновений и где ему нужней помощь от Бога. Каждый из собранья, зная, как много благоденствие многих зависит от того, когда высшие власти исполняют честно свои обязанности, молится сильно о том, чтобы Бог их вразумил и наставил исполнять честно свое званье и всякому подал бы силы пройти честно свое земное поприще59. О сем молятся все прилежно, произнеся уже не один раз: «Господи, помилуй», но три раза. Вся цепь этих молений называется сугубой ектеньей, или эктенией прилежного моленья, и священник в олтаре перед престолом молится прилежно о принятии всеобщих усугубленных молений, и самая молитва его называется молитвой прилежного моленья.

И если в тот день случится какое-либо приношенье об усопших, тогда вослед за сугубой эктенией возглашается эктения об усопших. Держа орарь тремя перстами руки, призывает диакон молиться об успокоенье душ Божьих рабов, которых всех называет по именам, чтобы Бог простил им всякое прегрешение, вольное и невольное, чтобы водворил их души там, где праведные успокояются. Тут всякий из предстоящих припоминает всех близких своему сердцу усопших и произносит в себе три раза на всякое воззванье диакона: «Господи, помилуй!», молясь прилежно и о своих, и о всех почивших христианах. «Милости Божией», восклицает диакон: «небеснаго царствия и оставления грехов их у Христа, бессмертнаго царя и Бога нашего, просим!» Собранье взывает с хором поющих: «Подай, Господи!» А священник молится в олтаре, чтобы Поправший смерть и Даровавший жизнь успокоил Сам души усопших рабов своих в месте злачном, в месте покойном, откуда отбежали болезнь, печаль и воздыхание, и, прося им в сердце своем отпущенья всех согрешений, возглашает громко: «Яко Ты еси воскресение, и жизнь, и покой усопших рабов Твоих, Христе, Боже наш, и Тебе славу воссылаем со безначальным Твоим Отцем, и пресвятым, и благим, и животворящим Твоим Духом, ныне и присно, и во веки веков». Утвердительным «аминь» ответствует лик. Диакон начинает эктению об оглашенных.

Хотя и редко бывают теперь не принявшие святого крещения и находящиеся в числе оглашенных, но всякий присутствующий, помышляя, как далеко он отстоит и верой, и делами от верных, удостоившихся соприсутствовать трапезе любви в первые веки христиан, видя, как он, можно сказать, только огласился Христом, но не внес Его в самую жизнь, только что слышит разум слов Его, но не приводит их в исполнение, и еще холодно его верованье, и нет огня всепрощающей любви к брату, поядающей душевную черствость, и что, крещенный водой во имя Христа, он не достигнул того возрожденья в духе, без которого ничтожно его христианство, по слову Самого Спасителя: «Кто не родится свыше, не внидет в царствие небесное», – соображая все сие, всякий из присутствующих сокрушенно поставляет себя в число оглашенных и на призванье диакона: «Помолитеся, оглашенные, Господу!» от глубины сердца взывает: «Господи, помилуй!»

«Верные!» взывает диакон: «помолимся об оглашенных, чтобы Господь их помиловал, чтобы огласил их словом истины, чтобы открыл им евангелие правды, чтобы соединил их Своей святой соборной и апостольской Церкви, чтобы спас, помиловал, заступил и сохранил их своею благодатью!»

И верные, чувствующие, как мало они стоят названия верных, молясь об оглашенных, молятся о самих себе, и на всякое отдельное призванье диакона восклицают внутренне вослед за поющим ликом: «Господи, помилуй!» Диакон взывает: «Оглашенные, главы ваши Господу преклоните!» Все преклоняют свои головы, восклицая внутренне в сердцах: «Тебе, Господи!»

Священник втайне молится об оглашенных и о тех, которых смиренье души поставило себя в ряды оглашенных. Молитва его в сих словах: «Господи Боже наш, живущий на высоких, взирающий на смиренных, ниспославший спасенье человеческому роду – своего Сына, Бога и Господа нашего, Иисуса Христа! воззри на оглашенных рабов Твоих, подклонивших Тебе свои выи! Приобщи их Церкви Твоей и сопричисли Твоему избранному стаду, чтобы и они славили вместе с нами пречестное и великолепное имя Твое, Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков». Лик гремит: «Аминь». А в напоминанье, что наступила минута, в которую древле выводились из церкви оглашенные, диакон возглашает громко: «Оглашенные, изыдите!» И вслед за тем, возвысив голос, возглашает в другой раз: «Оглашенные, изыдите!» И потом в третий раз: «Оглашенные, изыдите! да никто от оглашенных, одни только верные, вновь и вновь Господу помолимся!»

От слов этих содрогаются все, чувствующие свое недостоинство. Взывая мысленно к самому Христу, изгнавшему из храма Божия продавцев и бесстыдных торгашей, обративших в торжище Его святыню, каждый предстоящий старается изгнать из храма души своей оглашенного, не готового присутствовать при святыне, и взывает к самому Христу, чтобы воздвигнул в нем верного, причисленного к избранному стаду, о котором сказал Апостол: «Язык свят, люди обновления, камение, зиждущееся в храм духовен», – причисленного к тем истинно верным, которые присутствовали при литургии в первые веки христиан, которых лики глядят теперь на него с иконостаса. И, объемля их всех взорами, призывает их на помощь, как братьев, молящихся теперь на небесах, ибо предстоят священнейшие действия – начинается литургия верных.

Литургия верных

В закрытом олтаре иерей распростирает на святом престоле антиминс, вместопрестолие, – плат с изображением тела Спасителя, на который должны быть постановлены приуготовленные им на проскомидии святой хлеб и чаша, исполненная вина и воды, и которые с бокового жертвенника перенесутся теперь торжественно в виду всех верных. Распростерши антиминс, – напоминающий время гонений христиан, когда церковь не имела постоянного пребывания и, не могши переносить с собою престола, стала употреблять сей плат с частицами мощей, и который остался как бы в возвещенье, что и ныне не прикрепляется она ни к какому исключительному зданью, городу или месту, но как корабль носится поверх волн сего мира, не водружая нигде своего якоря: ее якорь на небесах, – распростерши сей антиминс, он приступает к престолу так, как бы приступал к нему в первый раз и как бы только теперь готовился начинать настоящее служение: ибо в первоначальное время у христиан только теперь открывался престол, доселе остававшийся закрытым и занавешенным по причине присутствия оглашенных, и только теперь начинались настоящие моленья верных. Еще в закрытом олтаре припадает он к престолу, и двумя молитвами верных молится он об очищении своем, о неосужденном предстоянии святому жертвеннику, об удостоении его приносить жертвы в чистом свидетельстве совести. А диакон, стоя на амвоне посреди церкви, изобразуя ангела, побудителя к молитвам, держа орарь тремя перстами, призывает всех верных к тем же молениям, какими начиналась литургия оглашенных.

И, также стараясь о приведении своих сердец в согласное настроение мира, теперь еще необходимейшего, все верные взывают: «Господи, помилуй!» и еще сильнее молятся о свышнем мире и о спасенье душ наших, о мире всего мира, благосостоянье Божьих церквей и соединенье всех, о святом храме сем и о входящих в него с верою, благоговеньем и страхом Божьим, о том, чтобы избавиться от всякия скорби, гнева и нужды. И взывают еще сильнее в сердцах своих: «Господи, помилуй!»

Иерей из глубины олтаря возглашает: «Премудрость!» – знаменуя сим, что та же самая Премудрость, тот же Вечный Сын, исходивший в виде Евангелия сеять слово, учившее жить, перенесется теперь в виде святого хлеба принестись в жертву за весь мир. Воздвигнутые сим напоминанием, все предстоящие устремляют мысли, приготовляются к предстанущим священнейшим, священнодействиям и служениям60. Иерей литургисающий втайне молится, припадая к престолу, сею возвышенной молитвой: «Никто из связавшихся чувственными пожеланиями и наслажденьями недостоин приступать к Тебе, или приближаться, или служить Тебе, Царю Славы: ибо служенье Тебе велико и страшно и самим силам небесным. Но так как, по безмерному Своему человеколюбию, Ты непреложно и неизменно был человек. Сам был архиерей и Сам передал нам священнодейство сея служебныя и бескровныя жертвы, как Владыка всех, – ибо Ты один, Боже, владычествуешь и небесными, и земными, – носимый херувимски на престоле. Господь серафимов61 и царь Израилев62, единый свят и во святых почивающий; то молю Тебя единаго благаго, воззри на меня, грешнаго и непотребнаго раба Твоего, очисти мою душу и сердце от совести лукавыя и удовли меня, облеченнаго благодатью священства, уловли меня силою Твоего Святаго Духа предстать святой Твоей трапезе и священнодействовать святое и пречистое Твое тело и честную кровь! К Тебе же прихожу, преклоня мою выю, и молюсь Тебе: да не отвратишь лица Твоего от меня, ниже отринешь меня от отроков Твоих; но сподоби принестись Тебе, посредством меня недостойнаго, сим дарам Твоим: ибо Ты еси и приносящий, и приносимый, и приемлющий, и раздаваемый, Христе Боже наш, и Тебе славу воссылаем, со безначальным Твоим Отцем и пресвятым, благим и животворящим Твоим Духом, ныне и присно, и во веки веков».

Царские врата разверзаются на средине молитвы, так что иерей зрится еще молящийся с распростертыми руками. Диакон с кадильницей в руке63 исходит уготовить путь Царю всех и, обильно распространяемым куреньем подъемля облака кадильных благоуханий, посереди которых перенесется Носимый херувимами64, напоминает всем о том, чтобы исправилась их молитва, яко кадило пред Господом, – напоминает о том, чтобы все, будучи благоуханьем Христовым, по слову Апостола, они вспомнили о том, что нужно им быть чистыми херувимами для поднятия Господа. А лики на обоих клиросах подъемлют от лица всей церкви сию херувимскую песнь: «Мы, тайно изобразующие херувимов и воспевающие трисвятую песнь животворящей Троице, отложим ныне всякое попеченье, да Царя всех подымем, невидимо копьеносимого ангельскими чиньми».

Был у древних римлян обычай новоизбранного императора выносить к народу в сопровожденье легионов войск на щите под осененьем множества наклоненных над ним копий. Песню эту сложил сам император, упавший в прах со всем своим земным величием пред величием Царя всех, копьеносимого херувимами и легионами небесных сил: в первоначальные времена сами императоры смиренно становились в ряды служителей при выносе святого хлеба.

Пенье сей песни устроивается ангельским, подобное тому, как в вышине пели незримые силы. Иерей и диакон, повторяя внутренно в себе ту же херувимскую песнь, приступают к боковому жертвеннику, где совершалась проскомидия. Приступивши к дарам, накрытым воздухом, диакон говорит: «Возьми, владыко!» Иерей снимает воздух и возлагает ему на левое плечо, и глаголет: «Возьмите руки ваша во святая и благословите Господа». Потом берет дискос с агнцем65 и возлагает его на главу диакону; а сам берет святую чашу и, предходящему светильнику или лампаде, выходит боковой, или северной, дверью66 к народу. Если же служенье совершается собором, при множестве иереев и диаконов, то один несет дискос, другой – чашу, третий – святую ложку67, которой приобщаются, четвертый копье, прободшее св. тело68. Все принадлежности выносятся, даже самая губка, которою собирались крупицы святого хлеба на дискос и которая образует ту губу, омоченную в уксус и желчь69, ею же напоили люди Творца своего. При пенье херувимской песни, подобясь небесным силам, выступает сей торжественный ход, называемый великим выходом.

При виде Царя всех, несомого в смиренном виде агнца, лежащего на дискосе, как бы на щите, окруженного орудиями земных страданий, как бы копьями несчетных невидимых воинств и чиноначалий, все долу преклоняют свои главы и молятся словами разбойника, завопившего к Нему на кресте70: «Помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии Своем». Посреди храма останавливается весь ход. Священник пользуется сей великой минутой, чтобы в присутствии несущих дары помянуть пред Господом имена всех христиан, начиная с тех, кому трудней и священней достались обязанности, от исполнения которых зависит счастье всех и собственное спасенье душ их, – заключая словами: «Вас и всех православных христиан да помянет Господь Бог во царствии Своем всегда, ныне и присно, и во веки веков». Певцы оканчивают херувимскую песнь троекратным пеньем: «Аллилуия», возвещающим вечное хожденье Господне. Ход вступает в царские врата. Впереди всех вшедший в олтарь диакон, остановившись по правую сторону дверей, встречает священника словами: «Да помянет Господь Бог священство твое во царствии Своем». Священник ответствует ему: «Да помянет Господь Бог священнодиаконство твое во царствии Своем, всегда, ныне и присно, и во веки веков!» И поставляют святую чашу и хлеб, представляющий тело Христово, на престол, как бы на гроб. Врата царские затворяются, как бы двери гроба Господня; занавес над ними задергивается, как кустодия, поставленная на страже71. Иерей снимает с главы диакона святой дискос, как бы он снимал тело Спасителя со Креста, поставляет его на расстланный антиминс, как бы на плащаницу72, и сопровождает сие действие словами: «Благообразный Иосиф73, с древа снем пречистое Твое тело, плащаницею чистою обвив и благоуханьми во гробе нове закрыв, положи». И, вспоминая вездесущность Того, Кто теперь лежит пред ним во гробе, говорит в себе: «Во гробе Ты был плотски, во аде с душою, как Бог, в раю с разбойником и в то же время на престоле со Отцем и Духом, Христос, все собой исполняяй, неописанный!» И, вспоминая славу, в которую облекся сей гроб, говорит: «Как живоносец, как воистину краснейший рая и как светлейший всякаго царскаго чертога, явился нам Твой гроб, Христе, источник всякаго воскресенья». И, снявши покров от дискоса и от чаши и воздух с плеча диакона, изобразующий теперь уже не пелены, в которые повит был Иисус младенец, но сударь74 и гробовые покровы, в которые повито было его мертвое тело, обкадив их фимиамом75, покрывает он ими снова дискос и чашу, произнося: «Благообразный Иосиф, сняв со древа пречистое Твое тело, плащаницею чистою обвив и благоуханьми во гробе нове закрыв, положи». Потом, взявши от диакона кадильницу, кадит святые Дары, поклоняясь пред ними три раза, и, готовясь к предстоящему жертвоприношению, говорит в себе словами пророка Давида: «Ублажи, Господи, благоволением Твоим Сиона, и да созиждутся стены иерусалимские: тогда благоволиши жертву правды, возношение и всесожигаемые, тогда возложат на олтарь Твой тельцы»: ибо, пока сам Бог не воздвигнет, не оградит душ наших иерусалимскими стенами от всяких плотских вторжений, мы не в силах вознести ему ни жертв, ни всесожжений, и не подымется кверху пламень духовного моленья, разносимый посторонними помышлениями, набегом страстей и вьюгой возмущенья душевного. Молясь об очищении своем для предстоящего жертвоприношения, отдавая кадильницу диакону, опустив фелонь и преклонив главу, говорит он ему: «Помяни меня, брат и сослужитель!» – «Да помянет Господь Бог твое священство во царствии Своем!» – ответствует диакон и в свою очередь, помышляя о недостоинстве своем, преклоняет главу и, держа орарь в руке, говорит ему: «Помолись о мне, владыко святый!» Священник ему ответствует: «Дух Святый найдет на тя, и сила Вышняго осенит тя».– «Той же Дух содействует нам вся дни живота нашего». И, полный сознанья своего недостоинства, диакон присовокупляет: «Помяни мя, владыко святый!» Священник ему: «Да помянет тебя Господь Бог во царствии Своем, всегда, ныне и присно, и во веки веков». Диакон, произнесши: «аминь» и поцеловав ему руку, исходит боковой северной дверью призвать всех предстоящих к молитвам о перенесенных и постановленных на престол святых Дарах.

Взошед на амвон, лицом к царским дверям, подняв орарь тремя перстами руки в подобье поднятого крыла ангела, побудителя к молитве, возносит он цепь молений, уже непохожих на прежние. Начинаясь призванием к моленью о перенесенных на престол дарах, они скоро переходят в те прошенья, какие только одни верные, живущие во Христе, возносят к Господу.

«Дня всего совершенна, свята, мирна и безгрешна у Господа просим», взывает диакон.

Собранье молящихся, соединяясь с хором поющих, взывает от сердец: «Подай, Господи!»

«Ангела мирна, верна наставника, хранителя душ и телес наших у Господа просим».

Собранье: «Подай, Господи!»

«Прощенья и оставленья грехов и прегрешений наших у Господа просим».

Собранье: «Подай, Господи!»

«Добрых и полезных душам нашим и мира мирови у Господа просим».

Собранье: «Подай, Господи!»

«Прочее время живота нашего в мире и покаянии скончати у Господа просим».

Собранье: «Подай, Господи!»

«Христианские кончины живота нашего безболезненной, непостыдной, мирной и добраго ответа на страшнем судище Христове просим».

Собранье: «Подай, Господи!»

«Пресвятую, пречистую, преблагословонную, славную владычицу нашу Богородицу со всеми святыми помянувше, сами себе, и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим».

И в истинном желанье подобно предать самих себя и друг друга Христу Богу, все восклицают: «Тебе, Господи!»

Эктения завершается возглашеньем: «Щедротами единороднаго Сына Твоего, с Ним же благословен еси, со пресвятым, благим и животворящим Твоим Духом, ныне и присно, и во веки веков».

Лик гремит: «Аминь».

Олтарь все еще закрыт. Священник все еще не приступает к жертвоприношению: еще много долженствующего предшествовать тайной вечере. Из глубины олтаря посылает он приветствие Самого Спасителя: «Мир всем!» Ему ответ: «И духу твоему». Стоя на амвоне, диакон, как было у первых христиан, призывает всех ко взаимной любви словами: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповедаем...» Окончанье призванья подхватывает лик поющих: «Отца, и Сына, и Святаго Духа, Троицу единосущную и нераздельную», возвещая, что, не полюбивши друг друга, нельзя полюбить Того, Кто весь одна любовь, полная, совершенная, содержащая в своей Троице и любящего, и любимого, и самое действие любви, которою любящий любит любимого: любящий – Бог Отец, любимый – Бог Сын, и сама любовь, их связущая – Бог Дух Святый. Три раза поклоняется священник в олтаре, произнося в себе тайно: «Возлюблю Тебя, Господи, крепость моя. Господь утвержденье мое и прибежище мое», и целует покрытые покровами святой дискос и святую чашу, целует край святой трапезы, и, сколько бы ни случилось священников, с ним сослужащих, каждый делает то же, и потом все целуют друг друга. Главный говорит: «Христос посреди нас». Ему ответствуют: «И есть, и будет». Диаконы также, сколько бы их ни случилось, целуют каждый вначале свой орарь в том месте, где на нем изображенье креста, потом друг друга, произнося те же слова.

Прежде все предстоящие в церкви лобызали также друг друга, мужи – мужей, жены – жен, произнося: «Христос посреди нас», и тут же ответствуя: «и есть, и будет»; а потому и теперь всякий предстоящий, собирая мысленно пред собою всех христиан, не только присутствующих во храме, но и отсутствующих, не только близких к сердцу, но и далеких от сердца, спеша примириться с теми, против которых питал какую-нибудь нелюбовь, ненависть, неудовольствие, – всем им спешит дать мысленно лобзание, говоря внутренно: «Христос посреди нас» и ответствуя за них: «И есть, и будет»: ибо без этого он будет мертв для всех следующих священнодействий, по слову самого Христа: «Остави дар свой и шед прежде примирись с своим братом и тогда принеси жертву Богу»; и в другом месте: «Аще кто речет: люблю Бога, а брата своего ненавидит, ложь есть: ибо нелюбяй брата своего, его же виде, как может любить Бога, его же не видя?»

Стоя на амвоне лицом ко всем предстоящим, держа орарь тремя перстами, произносит диакон древнее возглашенье: «Двери! Двери!», древле обращаемое к привратникам, стоявшим у входа дверей, чтобы никто из язычников, имевших обыкновение нарушать христианские богослужения, не ворвался бы нагло и святотатственно в церковь, ныне же обращаемое к самим предстоящим, чтобы берегли двери сердец своих, где уже поселилась любовь, и не ворвался бы туда враг любви, а двери уст и ушес отверзли бы к слышанью символа веры76, во знаменованье чего и отдергивается завеса над царскими дверями, или горние двери, отверзающиеся только тогда, когда следует устремить вниманье ума к таинствам высшим. А диакон призывает к слушанью словами: «Премудростию вонмем». Певцы твердым мужественным пеньем, больше похожим на выговариванье, читают выразительно и громко: «Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым». И, сохранив миг отдохновенья, чтобы отделилось в мыслях у всех первое лицо св. Троицы – Бог Отец, продолжают, возвышая голос: «И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единороднаго, иже от Отца рожденнаго, прежде всех век. Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Им же вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес, и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечьшася. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по писанием. И восшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца. И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Его же царствию не будет конца. И в Духа Святаго, Господа, животворящаго, иже от Отца исходящаго, иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки». И, сохранив миг отдохновения, чтобы отделилось в мыслях у всех третие лицо св. Троицы – Бог Дух Святый, продолжает: «Во едину святую, соборную и апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь».

Твердым, мужественным пеньем, водружая в сердце всякое слово исповедания, поют певцы; твердо повторяет каждый вослед за ними слова символа. Мужествуя сердцем и духом, иерей перед святым престолом, долженствующим изобразить святую трапезу, повторяет в себе символ веры, и все ему сослужащие повторяют его в самих себе, колебля святой воздух над св. Дарами.

И твердой стопой исходит диакон и возглашает: «Станем добре, станем со страхом, вонмем, святое возношение в мире приносити», т. е. станем, как прилично человеку предстать перед Богом, с трепетом, со страхом и в то же время с мужественным дерзновеньем духа, славословящего Бога, с восстановившимся согласием мира в сердцах, без которого нельзя вознестись к Богу. И в ответ на призыв вся церковь, принося в жертву хваленье уст и умягченное состояние сердец, повторяет вослед за хором певцов: «Милость мира, жертву хваления». В первоначальной церкви было в обычае приносить в это время елей, знаменующий всякое умягчение77. Елей и милость в греческом языке тождественны.

Священник в олтаре снимает между тем воздух со святых Даров, целует его и кладет на сторону, произнося: «Благодать Господа...» А диакон, взошедши в олтарь и взявши в руки веяло, или рипиду78, веет ею благоговейно над дарами.

Приступая к совершенью тайной вечери, иерей посылает из олтаря к народу сие благовествующее возглашение: «Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога и Отца, и причастие Святаго Духа, буди со всеми вами!» И ответствуют ему на то все: «и со духом твоим!» И олтарь, изображавший вертеп, теперь уже горница, в которой была уготована вечеря. Престол, представлявший гроб, теперь уже трапеза, а не гроб. Напоминая о Спасителе, возведшем очи горе перед тем, как преподать божественную пищу ученикам, священник возглашает: «Горе имеем сердца!» И каждый из стоящих во храме помышляет о том, что имеет совершиться, – что в эту минуту божественный Агнец идет за него заклаться, Божественная кровь самого Господа вливается в чашу, в его очищение, и все небесные силы, соединяясь с иереем, о Нем молятся, – помышляя о том, стремя свое сердце от земли к небу, от тьмы к свету, восклицает вослед за всеми: «Имамы ко Господу».

Напоминая о Спасителе благодарившем, по возведенье очей горе возглашает иерей: «Благодарим Господа». Лик ответствует: «Достойно и праведно есть поклонятися Отцу, и Сыну, и Святому Духу, Троице единосущной и нераздельной». А священник молится втайне: «Достойно и праведно есть Тебя воспевать, Тебя благословить, Тебя хвалить. Тебя благодарить, Тебе поклоняться на всяком месте владычествия Твоего, ибо Ты еси Бог неизреченен, недоведом, невидим, непостижим, присно сый, такожде сый Ты, и единородный Твой Сын, и Дух Твой Святый. Ты от небытия в бытие нас привел еси и отпадшие вновь восстановил нас и не отступил еси вся творя, дондеже на небо нас возвел еси, и даровал нам Твое будущее царство. О сих всех благодарим Тебя, и единороднаго Твоего Сына, и Духа Твоего Святаго, о всех, которых знаем и которых не знаем, о явленных и неявленных благодеяниях, бывших на нас. Благодарим Тебя и о службе сей, которую из рук наших прияти изволил еси, хотя и предстоят Тебе тысящи архангелов, и тмы ангелов, херувими, и серафими шестокрылатые, многоочитые возвышающиеся пернатые, победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще: «Свят, свят, свят Господь Саваоф, исполнь небо и земля славы Твоея!»

Эту победную серафимскую песнь, которую слышали в святых виденьях своих пророки, подхватывает весь лик певцов, унося мысли молящихся к незримым небесам и заставляя их вместе с серафимами повторять: «Свят, свят, свят Господь Саваоф»79, и облетая вместе с серафимами престол божественной славы. И так как в то же время вся церковь ожидает в эти минуты сошествия Самого Бога, грядущего принестись в жертву за всех, то к серафимской песне, раздающейся в небесах, присоединяется песнь еврейских отроков, которою они встретили вшествие Его во Иерусалим80, подстилая ветви по пути: «Осанна в вышних, благословен грядый во имя Господне, осанна в вышних!» Ибо Господь взойти готовится во храм, как в таинственный Иерусалим. Диакон продолжает веять веялом над святыми Дарами, чтобы не могло упасть туда какое насекомое, изобразуя веяньем движенье благодати; а священник продолжает молиться втайне: «С сими блаженными силами, Владыко человеколюбче, и мы вопием и глаголем: Свят еси и пресвят, Ты, и единородный Твой Сын, и Дух Твой Святый. Свят еси и пресвят, и великолепна слава Твоя, иже мир Твой такого возлюбил еси, якоже Сына Твоего единороднаго дати, да всяк, веруяй в Него, не погибнет, но имать живот вечный. Который, пришед и все смотрение о нас исполнив, в ночь, в которую был предан, или, лучше, Сам Себя предал за жизнь мира, взявши хлеб в святые Свои, пречистые, непорочные руки, благодарив, благословив, освятив, преломив и давши святым своим ученикам и апостолам, сказал...», и громко возглашает иерей слова Спасителя: «Приимите, ядите, сие есть тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов». И вся церковь вослед за ликом возглашает: «аминь». А диакон, держа орарь, указывает священнику на святой дискос, на котором положен хлеб. Священник продолжает втайне: «Подобно и чашу по вечере, глаголя...» и также, по указанию диакона на чашу, возглашает громко: «Пийте от нея вси, сия есть кровь Моя новаго завета, яже за вы и за многия изливаемая, во оставление грехов». И так же громко возглашает вся церковь: «аминь».

Священник продолжает молиться втайне: «И так воспоминая сию спасительную заповедь и все о нас бывшее: крест, гроб, тридневное воскресение, на небеса восхождение, одесную сидение, второе и славное пришествие вновь» – и, произнесши это в себе, возглашает громко: «Твоя от Твоих Тебе приносяще, о всех и за вся». Отложив рипиду, диакон приподымает святой дискос и святой потир81 – олтарь уже не горница Тайныя Вечери, престол не трапеза: он уже теперь жертвенник, на котором приносится страшная жертва за весь мир – Голгофа82, на которой совершилось заколенье Божественной Жертвы. Эта минута есть минута и жертвоприношенья, и напоминанья всякому о жертве Творцу. Поклоненье отдается нами и земным властям; обожанье, уваженье, покорность мы воздаем и людям, но жертву – единому Творцу. Она не прекращалась от самого создания мира и в каком бы виде ни приносилась, требовалась не самая жертва, но дух сокрушен, с которым она приносилась. Поэтому, всякий из предстоящих, вспомни, что в эту минуту священник, презрев все дольнее, оставивши все помыслы, все мысли о земном, подобно как Авраам83, который, когда восходил на горы принести жертву, оставив внизу и жену, и раба, и осла своего, взявши с собой только дрова горького исповеданья прегрешений своих и сжегши их огнем раскаянья душевного, огнем и мечом духа заколовши в себе всякое желанье земных стяжаний и блага земного. Но что пред Богом все наши жертвы, когда Он гласит устами пророка: «яко порт нечист вся дела ваша»? В глубоком сознании, что нет Богу на земле ничего достойного жертвы, каждый из предстоящих обращается мысленно к той же чаше, которую в олтаре подъемлет служитель олтаря, и восклицает во глубине сердца своего: «Твоя от Твоих Тебе приносяще, о всех и за вся». Лик поет: «Тебе поем, Тебе благословим, Тебе благодарим, Господи, и молимтися, Боже наш!»

И наступает верховнейшая минута всей литургии: пресуществление. В олтаре происходит троекратное призванье Святого Духа на святые Дары, – того самого Святого Духа, которым совершилось воплощенье Христово от Девы, Его смерть. Его воскресенье и без которого не может пресуществиться хлеб и вино в тело и кровь Христову.

Упав ниц пред св. престолом, священник и диакон творят троекратно земные поклоны, произнося в себе: «Господи, иже пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим ниспославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас молящихтися». И каждый вослед за сим призваньем произносит в себе стих: «Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей». И во второй раз то же призвание: «Господи, иже пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим ниспославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас молящихтися»; вслед за тем стих: «Не отвержи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отыми от мене». И в третий раз призвание: «Господи, иже пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим ниспославый, Того, Благий, не отыми от нас; но обнови нас молящихтися». Подклонив главу, диакон указывает орарем на святой хлеб, произнося в себе: «Благослови, владыко, святый хлеб»; и знаменует его трижды иерей, глаголя: «И сотвори убо хлеб сей честное тело Христа Твоего». Диакон произносит: «Аминь». И хлеб уже есть самое тело Христа. И, также безмолвно, указывает диакон орарем на святую чашу, произнося в себе: «Благослови, владыко, святую чашу». И, благословляя, глаголет священник: «А еже в чаше сей, честную Кровь Христа Твоего». Диакон произносит: «аминь» и, указав на обоя святая, глаголет: «Благослови, владыко, обоя». Благословив, произносит священник: «Преложив Духом Твоим Святым»; троекратно произносит диакон: «аминь» – и на престоле уже тело и кровь: пресуществленье совершилось! Словом вызвано Вечное Слово. Иерей, имея глагол наместо меча, совершил закланье. Кто бы он ни был сам, – Петр или Иван, – но в его лице сам вечный Архиерей совершил сие заклание и вечно совершает Он его в лице своих иереев, как по слову: «да будет свет», свет сияет вечно; как по слову: «да произрастит земля былие травное», произращает его вечно земля. На престоле – не образ, не вид, но самое тело Господне, – то самое тело, которое страдало на земле, терпело заушенья, было оплевано, распято, погребено, воскресло, вознеслось вместе с Господом и сидит одесную Отца. Вид хлеба сохраняет оно только затем, чтобы быть снедью человеку, и что Сам Господь сказал: «Аз есмь хлеб».

Церковный звон подъемлется с колокольней возвестить всем о великой минуте, чтобы человек, где бы он в это время ни находился, – в пути ли, в дороге, обрабатывает ли землю полей своих, сидит ли в дому своем, или занят другим делом, или томится на одре болезни, или в тюремных стенах, словом, – где бы он ни был, чтобы мог отовсюду вознести моленье и от себя в эту страшную минуту. Все повергается ниц в виду тела и крови Господней, взывая ко Господу словами разбойника: «Помяни мя, Господи, во царствии Твоем!».

Подклонив главу священнику, диакон произносит: «Помяни мя, святый владыко!» Ему ответствует священник: «Помянет тебя Бог во царствии Своем, всегда, ныне и присно, и во веки веков». И приступает священник к поминанью всех пред лицом Господа, собирая всю Церковь, и торжествующую, и воинствующую, в том виде и порядке, как вспоминались все на проскомидии, начиная с богопресвятой пречистой Матери Господа, которую тут же вся церковь ублажает, вместе с ликом, хвалебною песнью, как предстательницу за весь род человеческий, как единственную удостоившуюся, за высокое смирение свое, понести в себе Бога, – чтобы каждый в эту минуту слышал, что высшая добродетель – смирение и в сердце смиренного воплощается Бог. И вослед за Божиею Матерью вспоминаются пророки, апостолы, отцы Церкви в том же порядке, как изнимались за них части на проскомидии; потом – все усопшие, которых помянник читает диакон, потом живущие, начиная с тех, на которых возложены важнейшие обязанности84 и высшие, – с право правящих слово истины духовных и светских чинов, от государя: да пособит ему Господь на трудном его поприще во всяком деле общего добра, и да в союзном стремлении ко благу ответствует ему весь государственный корабль управления, палата власти, воинства, исполняя честно долг, «да и мы, в тишине их, тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте». И о всех предстоящих христианах до единого молится в это время иерей, чтобы Милостивый на всех излил свои милости, сокровища их исполнил блага, супружества их соблюл бы в единомыслии и мире, младенцев воспитал бы, юность наставил, старость поддержал, малодушных утешил, расточенных собрал, прельщенных обратил и совокупил святой Своей соборной и апостольской Церкви. И обо всех до последнего христианина в это время молится смиренно иерей, где бы такой христианин ни находился – в пути ли он, в дороге, в плавании, путешествии, страдает ли в недуге, томится ли в заточенье, в рудах и пропастях земли. Обо всех до едина молится в это время вся церковь и каждый из предстоящих, сверх этого общего моленья обо всех, молится еще о всех своих, близких своему сердцу, всех их поименовывая пред лицом тела и крови Господней. И возглашает громко священник из олтаря: «И даждь нам едиными усты и единым сердцем славити и воспевати пречестное и великолепное имя Твое, Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков». Утвердительным «аминь» ответствует церковь. Священник возглашает: «И да будут милости великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа со всеми вами!» Ему ответствуют: «и со духом твоим». И сим оканчиваются моления о всех, составляющих Церковь Христову, совершаемые перед лицом самого Тела и самой Крови Христовой.

Диакон восходит на амвон воздвигнуть моления о самых дарах, уже принесенных Богу и пресуществленных, да не в суд и в осужденье обратятся. Подъяв орарь тремя перстами десныя руки своей, так восперяет он всех к молитве: «Вся святыя помянувше, вновь и вновь миром Господу помолимся!» И воспевает лик: «Господи, помилуй!» – «О принесенных и освященных честных дарах Господу помолимся». И воспевает лик: «Господи, помилуй!» – «Яко да человеколюбец Бог наш», взывает диакон: «прияв их во святый превышенебесный и мысленный Свой жертвенник, в воню благоухания духовнаго, возниспослет нам божественную благодать и дар Духа Святаго, помолимся». И воспевает лик: «Господи, помилуй!» – «О избавлении нас от всякия скорби, гнева и нужды Господу помолимся». И воспевает лик: «Господи, помилуй!» – «Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас. Боже, Твоею благодатию!» И взывает лик: «Господи, помилуй!» – «Дня всего совершеннаго, всего святаго, мирнаго, безгрешнаго у Господа просим». И воспевает лик: «Подай, Господи!» «Ангела мирнаго, вернаго наставника, хранителя душ и телес наших, у Господа просим». И воспевает лик: «Подай, Господи!» – «Прощения и оставления грехов и прегрешений наших у Господа просим». И воспевает лик: «Подай, Господи!» – «Добрых и полезных душам нашим и мира миру у Господа просим». И воспевает лик: «Подай, Господи!» – «Прочее время живота нашего в мире и покаянии скончати у Господа просим». И воспевает лик: «Подай, Господи!» – «Христианския кончины живота нашего безболезненной, непостыдной, мирной и добраго ответа на страшном судилище Христовом просим!» И воспевает лик: «Подай, Господи!» И произносит диакон, уже не призывая в помощь святых, но обращая всех прямо ко Господу: «Соединение веры и причастие Святаго Духа испросивши, сами себя, и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим». И воспевают все в полной и совершенной преданности: «Тебе, Господи!»

Священник же на место троичного славословия возглашает: «И сподоби нас, Владыко, со дерзновением, неосужденно сметь призывать Тебя, небеснаго Бога Отца и глаголати». И все верные в эту минуту не как рабы, исполненные страха, но как дети, как чистые младенцы, доведенные самими моленьями и всею службою и постепенным ходом ее святых обрядов до того небесно-умиленного, ангельского состояния души, в котором может прямо говорить человек с Богом, как с нежнейшим отцом, произносят сию молитву Господню: «Отче наш, иже оси на небесех! да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим, и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго».

Все обняла собою сия молитва, и в ней все заключилось, что нам нужно. Прошеньем: «да святится имя Твое», просится первое, о чем прежде всего мы должны просить: где святится Божье имя, там всем хорошо, там, значит, все в любви живут, ибо любовью только святится имя Божие. Словами: «да приидет царствие Твое», вызывается царство правды на землю, ибо без прихода Божья не быть правде: ибо Бог есть правда. К словам: «да будет воля Твоя», приводит человека и вера и разум: чья же воля может быть прекрасней Божьей воли? Кто же лучше самого Творца знает, что нужно Его творению? Кому же ввериться, как не Тому, Который весь есть благотворящее благо и совершенство? Словом: «даждь нам хлеб наш насущный», просим мы всего, что нужно для дневного существованья нашего, хлеб же наш есть Божья премудрость, есть сам Христос. Он сам сказал: «Аз есмь хлеб, и ядый Меня не умрет». Словом: «остави нам долги наша», мы просим о снятии с нас всех тяжких грехов наших, на нас тяготеющих, – просим прощения нам всего того, чем задолжали мы самому Творцу в лице братии наших. Который ежедневно и ежеминутно в образе их протягивает нам руку свою, надрывающим всю душу воплем умоляя о милости и милосердии. Словом: «не введи нас во искушение», мы просим о избавлении нас от всего смущающего дух наш и отъемлющего у нас душевное спокойствие. Словом: «но избави нас от лукаваго», мы просим о небесной радости: ибо как только отступает от нас лукавый, радость уже вдруг входит в нашу душу, и мы уже на земле, как на небесах.

Так все заключает в себе и все объемлет собою сия молитва, которою молиться научила нас сама Премудрость Божия, и кому же молиться? Молиться Отцу Премудрости, породившему Премудрость свою прежде веков. Так как все предстоящие должны повторять в себе молитву сию не устами, но самой чистой невинностью младенческого сердца, то и самое пенье ее на ликах должно быть младенческое: не мужественными и суровыми звуками, но звуками младенческими, как бы лобзающими самую душу, должна воспеваться сия молитва, да весеннее дыхание самих небес в ней слышится, да лобзание самих ангелов в ней носится, ибо в молитве этой уже не называем мы и Богом Того, Кто сотворил нас, а говорим Ему просто: «Отче наш!»

Иерей приветствует из глубины олтаря как бы приветствием Спасителя: «Мир всем!» Ему ответствуют: «И духови твоему!» Напоминая о сердечном внутреннем исповедании, которое должен всякий совершить внутри самого себя в сию минуту, диакон взывает: «Главы ваши Господеви преклоните!» И, преклонив главы свои, все до единого из предстоящих произносят в себе почти такую молитву: «Тебе, Господи Боже мой, преклоняю главу и во исповедании сердечном вопию: Грешен, Господи, и недостоин просить у Тебя прощения, но Ты, как человеколюбец, так же ни за что, как блуднаго сына85, меня помилуй, как мытаря, меня оправдай86 и удостой меня, как разбойника, Твоего небеснаго царства». И когда все таким образом, преклонив главы свои, пребывают в внутреннем сокрушении сердечном, иерей молится у олтаря за всех такими, внутри самого себя произносимыми словами: «Благодарим Тебя, Царю невидимый, иже неисчетною Твоею силою вся содетельствовал еси, и множеством милости Твоея от небытия в бытие вся привел еси, Сам, Владыко, с небес призри на преклонивших Тебе главы своя, ибо подклонили они их не плоти и крови, но Тебе, страшному Богу. Ты же, Владыко, все, что предлежит нам, изравняй во благо нам, каждому по потребности его: плавающим сплавай, путешествующим спутешествуй, недугующим исцели. Врачу душ и телес!» И возглашает вслед за тем великолепное троичное славословие, обращенное к небесной милости Божией: «Благодатию, и щедротами, и человеколюбием единороднаго Сына Твоего, с Ним же благословен еси, со пресвятым, благим и животворящим Твоим Духом, ныне и присно, и во веки веков!» Лик возглашает: «Аминь». А священник, приуготовляя к приобщению себя самого и всех потом тела и крови Христовой, молится такою тайною молитвою: «Вонми, Господи, Иисусе Христе, Боже наш, от святаго жилища Твоего и от престола славы царствия Твоего! Прииди освятить нас, горе с Отцем сидящий и здесь невидимо нам спребывающий, и сподоби державной рукой Твоей преподать нам священникам пречистое тело Твое и честную кровь Твою, а нами всем Твоим людям».

Во время глаголания сей молитвы диакон готовится к причащению: становится перед царскими вратами, опоясуя себя орарем и складывая его крестовидно на себе в подобье ангелов, крестовидно складывающих на себе крылья и закрывающих ими лица свои перед неприступным светом божества. Поклоняясь три раза, так же как и священник, произносит он три раза в себе: «Боже, очисти меня грешнаго и помилуй меня!» Когда же священник прострет руки свои к святому дискосу, воздвигающим словом «вонмем» напоминает он всем во храме к устремлению мысли на происходящее. Олтарь сокрывается от глаз народа, завеса задергивается, да совершится прежде приобщение самих иереев. Один только голос иерея, подъемлющего святой дискос, «Святая святым» раздается из олтаря. Содрогаясь от сего возвещения, говорящего, что нужно быть святым для принятия святыни, весь молящийся храм ответствует ему: «Един свят, един Господь, Иисус Христос, во славу Бога Отца», и воспевается вслед за тем хвалебный гимн святому, его же день, в возвещенье, что можно быть святу человеку, так же как стал свят святой, которому гимн поется: стал свят он не своей святостью, но святостью самого Христа. Пребываньем во Христе святится человек и в такие минуты пребыванья свят, как сам Христос, подобно как железо, когда пребывает в огне, становится и само огонь и потухает вмиг, как только изъемлется из огня, и становится вновь темным железом.

Священник раздробляет теперь святой хлеб, сначала по закону, начертанному на проскомидии, на четыре части, с благоговением произнося: «раздробляется и разделяется агнец Божий, раздробляемый и неразделяемый, всегда ядомый и никогдаже иждиваемый, но освящаяй причащающаяся». И, сохранив одну из сих частей для приобщения себя и диакона святого тела в виде, не соединенном еще с кровью, дробит потом части хлеба по числу приобщающихся, но не дробится в сем дроблении самое тело Христово, которого и кость не сокрушилась, и в малейшей частице сохраняется тот же всецелый Христос, как в каждом члене нашего тела присутствует та же человеческая душа нераздельная и всецелая, как в зеркале, хотя бы оно и сокрушилось на сотни кусков, сохраняется отраженье тех же предметов даже в самом малейшем куске. Как в звуке, нас огласившем, сохраняется то же единство его, и остается он тот же самый единый всецелый звук, хотя и тысячи ушей его слышали. Но в чашу не погружаются все те части, которые были вынуты на проскомидии во имя святых, во имя усопших и во имя некоторых живущих. Они остаются до времени еще на дискосе; только частями, составляющими тело и кровь Господню, приобщается церковь. В первоначальные времена Церкви причащались ими в виде несоединенном, как ныне приобщаются у нас одни иереи, и каждый, приемля в руки тело Господа, испивал потом сам из чаши. Но когда, – бесчинством невежественных новообращенных христиан, ставших только по имени христианами, – начали уносить святые Дары в дома свои, употребляя их в суеверия и колдовства, или же бесчинно обращаться с ними тут же во храме, толкая друг друга, производя шум и даже проливая святые Дары, когда нашлись в необходимости отцы многих церквей отменить вовсе приобщение крови для всего народа, заменив его хлебным знаком облатки87, как сделала то у себя католическая западная церковь, – тогда святой Иоанн Златоуст, чтобы не случилось и в церкви восточной того, установил преподавать народу кровь и тело не порознь, но в соединенном виде, и не давать ему ни того, ни другого в собственные руки, но преподавать святой ложкой, имеющей образ тех клещей, которыми огненный серафим прикоснулся устам пророка Исаии88, дабы напомнить всем, какого рода то прикосновение, которое готово прикоснуться устам, дабы увидел ясно всяк, что сей святой ложкой держит иерей тот горящий угль, который схватил таинственными клещами серафим от самого жертвенника Божия, дабы единым только прикосновением его к устам пророка отъять от него всё грехи его. Тот же самый Златоуст, чтобы удалить с тем вместе всякую мысль о том, что сие соединение тела и крови воедино и вместе делается произвольно иереем, ввел в минуту самого соединения их вместе влитие теплой воды в сосуд, знаменующее теплотворную благодать Духа Святого, изливаемую в разрешение такого соединения, почему и произносится при этом диаконом: «Теплота веры, исполнь Духа Святаго». А на самое влитие теплоты призывается благословение того же Духа Святого, чтобы ничто не совершилось при этом без благословенья самого Господа, чтобы в то же время и теплота послужила подобием теплоте крови, давая самим вкушеньем ее чувствовать всякому, что не от мертвого тела, из которого не истекает теплая кровь, но от живого, животворящего и животворного тела Господня он ее приемлет, чтобы и здесь он слышал возвещенье того, что и от мертвого тела Господня не отступила божественная душа и было действ Духа оно полно, и божество с ним не разлучалось.

Приобща вначале себя, потом диакона, служитель Христов предстоит новым человеком, как очищенный святынею приобщения от всех своих прегрешений, как святой истинно в эту минуту и как достойный приобщать других.

Врата царские разверзаются, диакон возносит торжественный глас: «со страхом Божиим и верою приступите!» И всем предстоит преображенный серафим с святой чашей в руках – иерей, во святых вратах стоящий.

Горя желанием Бога, сгорая любовным пламенем к Нему, сложив руки крестом на груди своей, один за другим подступают к нему приобщающиеся, и, преклоня главу, повторяет всяк в себе сие исповедание Распятого:

«Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго, пришедый в мир грешныя спасти, от них же первый есмь аз. Еще верую, яко сие самое есть пречистое тело Твое, и сия есть самая честная кровь Твоя, молюся убо Тебе: помилуй мя и прости ми прегрешения моя вольная и невольная, яже словом, яже делом, яже ведением и неведением, и сподоби мя неосужденно причаститися пречистых Твоих таинств во оставление грехов и в жизнь вечную». И, остановившись на одно мгновение, дабы объять мыслию значение того, к чему приступает, продолжает глубиной сердца своего повторять последующие слова:

«Вечери Твоея тайныя днесь, Сыне Божий, причастника меня приими: не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам яко Иуда, но яко разбойник исповедую Тя: помяни меня, Господи, во царствии Твоем». И, совершив один миг благоговейного молчания в себе, продолжает: «Да не в суд или во осуждение будет мне причащение святых Твоих таин, Господи, но во исцеление души и тела».

И, прочитав сие исповедание, уже не так, как к иерею, но как к самому огненному серафиму, приступает каждый, готовясь раскрытыми устами принять с святыя ложки тот огнепальный угль святого тела и крови Господа, который долженствует в нем попалить, как тленный хворост, весь черный дрязг его прегрешений, изгнав вечную ночь из души его, превратив его самого в просветленного серафима. И когда, подняв святую ложку над устами его и упомянувши его, произнесет иерей: «Причащается раб Божий честныя и святыя крови Господа и Бога и спаса нашего Иисуса Христа во оставление грехов своих и в жизнь вечную», приемлет он тело и кровь Господа, и в них приемлет минуту свиданья с Богом, становясь лицом к лицу к Нему самому. В минуте этой нет времени, и ничем не отличается она от самой вечности, ибо в ней пребывает Тот, Кто есть начало вечности. Прияв в теле и крови сию великую минуту, исполненный святого ужаса стоит приобщившийся: святым воздухом осушаются уста его при повторении серафимских слов пророку Исаие: «Се прикоснуся устнам твоим, и отымет беззакония Твоя, и грехи Твоя очистит». Сам святой, возвращается он от святыя чаши, поклоняясь святым, их приветствуя, и поклоняясь всем предстоящим, как ближайшим в несколько раз своему сердцу, чем дотоле, как связавшихся теперь с ним узами святого, небесного родства, и становится потом на свое место, исполненный той мысли, что принял в себя самого Христа и что Христос в нем, что Христос сошел своею плотью, как во гроб, к нему в утробу, дабы, проникнув потом в тайное хранилище сердца, воскреснуть в духе его, совершая в нем самом и погребенье, и воскресенье свое. Сияет светом сего духовного воскресенья вся церковь, и воспевают певцы сии ликующие песни:

«Воскресение Христово видевше, поклонимся святому Господу Иисусу, единому безгрешному. Кресту Твоему поклоняемся, Христе, и святое воскресение Твое поем и славим: Ты бо еси Бог наш, разве Тебе иного не знаем, имя Твое именуем. Приидите вси вернии, поклонимся святому Христову воскресению: се бо прииде крестом радость всему миру. Всегда благословяще Господа, поем воскресение Его: распятие бо претерпев, смертию смерть разруши». И подобно ангелам, соединяющимся в это время:

«Светися, светися, новый Иерусалиме, слава бо Господня на тебе воссия. Ликуй ныне и веселися, Сионе; Ты же чистая красуйся Богородице о восстании рождества Твоего. О пасха велия и священнейшая Христе! О мудросте и слове Божий и сило! подавай нам истее Тебе причащатися, в невечернем дни царствия Твоего!»

В продолжение же того, как воскресными песнями оглашается ликующая церковь, священник в закрытом олтаре, постановив святую чашу на святую трапезу, которая, так же как и дискос, покрывается вновь покровами, произносит благодарственную молитву самому благодетелю душ Господу за удостоение приобщиться небесных и бессмертных Его таинств и заключает ее прошением, да исправит путь наш, утвердит нас всех в священном страхе к Нему соблюдать житие наше и соделает твердыми стопы наши.

И разверзаются затем в последний раз царские врата, возвещая разверзаньем своим разверзанье самого царствия небесного, которое доставил Христос всем принесеньем самого Себя в духовную снедь всему миру. В виде святой чаши, износимой диаконом в сопровождении слов: «со страхом Божиим и верою приступите», и в ее отнесении изобразуется исход самого Господа к народу, дабы возвести их всех с собою в дом Отца Своего. Громом торжественного песнопения гремит весь лик в ответ: «Благословен грядый во имя Господне, Бог Господь и явися нам!» И громом песнопенья духовного, исходящего из глубины возрастающего духа, совоспевает ему вся церковь. Священник же, благословив предстоящих словами: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови достояние Твое», – ибо предполагает, что все по чистоте в эту минуту обратились в собственное достояние Божие, – устремляется мыслью к вознесению Господню, которым завершилось Его пребыванье на земле: становится вместе с диаконом пред святым престолом и, поклоняясь, кадит он в последний раз, и кадя произносит в себе: «Вознесися на небеса, Боже, и по всей земли слава Твоя», между тем как лик восторгающим песнопением и звуками, сияющими весельем духовным, стремит просветленные души всех предстоящих к произнесению вослед за ним сих слов самой радости духовной: «Видехом свет истинный, прияхом Духа небеснаго, обретохом веру истинную, нераздельной Троице поклоняемся. Та бо нас спасла есть».

Диакон показывается в святых дверях с святым дискосом на главе, не произнося ни одного слова: безмолвным воззреньем своим на все собранье и уходом знаменует удаленье от нас и вознесенье Господне. Вослед за диаконом показывается в святых дверях иерей с святою чашею и возвещает пребывание с нами до скончания веков вознесшегося Господа словами: «Всегда, ныне и присно, и во веки веков», после чего и чаша, и дискос относятся вновь на боковой жертвенник, на котором совершалась проскомидия, который изобразует теперь уже не вертеп, видевший рождение Христово, но то верховное место славы, где совершился возврат Сына в лоно Отчее.

Здесь вся церковь, предводимая поющим ликом, соединяется в одно торжественно-благодарное пение душ своих; и сии суть слова ее восхваления: «Да исполнятся уста наша хваления Твоего, Господи, яко да поем славу Твою, яко сподобил еси нас причаститися святым Твоим божественным, бессмертным и животворящим тайнам: соблюди нас во Твоей святыни, весь день поучатися правде Твоей!» И воспевает троекратно вослед за тем хор певцов воздвигающее слово: «аллилуия», говорящее им непрестающее хождение и всюду пребывание Божье. Диакон же восходит на амвон воздвигнуть в последний раз предстоящих к моленьям благодарственным. Подняв орарь тремя перстами руки своей, говорит он: «Прости, приимше божественных, святых, пречистых, бессмертных, небесных и животворящих, страшных Христовых тайн, достойно благодарим Господа». И благодаря сердцами, воспевают все тихо: «Господи, помилуй!» – «Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас. Боже, Твоею благодатью!» – взывает в последний раз диакон. И воспевают все: «Господи, помилуй!» – «День весь совершен свят, мирен и безгрешен испросивши, сами себя и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим». И с покорностью кроткой младенца, в небесной доверенности к Богу, все восклицают: «Тебе, Господи!» А священник, складывая в это время антиминс и с евангелием в руках, ознаменовав...89 возглашает троичное славословие, которое, озаряв доселе, подобно всеозаряющему маяку, весь путь богослужения, и теперь вспыхивает еще сильнейшим светом в просветившихся душах; и такое на сей раз обращение троичного славословия: «Яко Ты еси освящение наше, и Тебе славу воссылаем, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков».

Затем священник приступает к боковому жертвеннику, на котором постановлены чаша и дискос. Все те частицы, которые оставались доселе на дискосе и были вынуты на проскомидии в воспоминание святых, в упокой усопших и в душевное здравие живущих, теперь погружены во святую чашу, и в сем действии их погружения приобщается телу и крови Христовой вся Церковь Его – и та, которая еще странствует и воинствует на земле, и та, которая уже торжествует на небесах: Богоматерь, пророки, апостолы, отцы церковные, святители, отшельники, мученики, все грешные, за которые были вынуты части, на земле живущие и отошедшие, приобщаются в эту минуту телу и крови Христовой. И священник, предстоя в такую минуту пред Богом, как представитель всей Его Церкви, испивает из чаши сие причащение всех и, приемля в себя приобщение всех, молится о всех, да омыются грехи их, ибо за искупленье всех принесена жертва Христом, как за тех, которые жили до Его пришествия, так и за тех, которые жили по пришествии Его. И как бы ни была грешна молитва его, но священник возносит ее за всех, даже за самих святейших, ибо, как сказал Златоуст, общее предлежит очищение вселенныя.

Церковь повелевает о всех возносить всеобщую молитву: высокое значение такой молитвы и ее строгая надобность узнались не мудрецами мира и не совопросниками века, но теми верховными людьми, которые высоким духовным совершенством и небесно-ангельской жизнью дошли до познания глубочайших душевных тайн и видели уже ясно, что разлуки нет между живущими в Боге, что минутной тленностью нашего тела не прекращаются сношения, и что любовь, завязанная на земле, приходит в большую меру на небесах, как на родине своей, и брат, отшедший от нас, становится еще ближе к нам от силы любви. И все, что ни истекает из Христа, то вечно, как вечен сам источник, из которого оно истекает. Слышали также они высшими органами чувств своих, что и на небесах торжествующая Церковь долженствует молиться и молится также о странствующих на земле братьях своих; слышали они, что Бог предоставил, как лучшее из наслаждений, наслажденье молиться, ибо ничего не совершает Бог и ничему не благодетельствует, не делая участником в самом совершении и в самом благодеянии своем свое творение, да насладится оно высоким блаженством благотворения: несет ангел его повеление и утопает в блаженстве уже оттого, что несет Его повеление. Молится на небесах святой о братьях своих на земле и утопает в блаженстве уже оттого, что молится. И все соучаствует с Богом во всех высочайших Его наслаждениях и блаженствах; миллионы совершеннейших творений исходит из рук Божиих, дабы участвовать в высших и высших блаженствах, и нет им конца, как нет конца Божьим блаженствам. Испив из чаши приобщение всех с Богом, иерей выносит народу те просфоры, от которых были отделены и изъяты частицы, и сим сохраняет высокий древний образ трапезы любви, исполнявшийся христианами первых времен. Хотя и не накрывается теперь для этого стол, по причине того что невежественными христианами, безумным буйством их ликований, словами раздора, а не любви, давно была опозорена святыня этого трогательного небесного пиршества в самом дому Божием, на котором все пировавшие были святы, как одна душа были души их, и, чистые младенцы сердцем, вели они такую беседу, как бы у самого Бога были на небесах; хотя сами церкви увидели строгую надобность уничтожить это, и самое воспоминание об этой трапезе исчезнуло во многих церквах; но несмотря на то одна Восточная Церковь не могла решиться на уничтожение вовсе такого обряда, и в раздачу святого хлеба посреди церкви всему народу совершает ту же святую трапезу любви. А потому всяк приемлющий просфору и приемлет ее, как хлеб от того пиршества, за которым сам Хозяин мира беседовал с людьми своими, – а потому вкушал бы благоговейно, представляя себя окруженного всеми людьми, как нежнейшими братьями своими, – и так же, как было в обычае первоначальной церкви, вкушает его прежде всякой другой пищи, или относит в дом свой домашним, или же отправляет больным, неимущим и тем, которые почему-нибудь не могли быть на то время в церкви.

Раздав святой хлеб, священник творит отпуск литургии и благословляет весь народ словами: «Христос, истинный Бог наш, молитвами пречистыя своея Матери, молитвами Отца нашего архиепископа Иоанна Златоуста (если литургия Златоуста идет день в день), молитвами святаго (и называет по имени святаго, его же день) и всех святых помилует и спасет нас, яко благ и человеколюбец». Народ, знаменуясь крестом и поклоняясь, расходится при громком пении лика, многолетствующего императора.

Священник в олтаре совлекается от одеяний своих, произнося: «Ныне отпущаеши раба Твоего», и сопровождая разоблачение хвалебными тропарями, гимнами отцу и святителю церковному, которого служилась литургия90, и Той пречистой святой Деве, в Которой совершилось вочеловеченье Того, Кому служилась вся литургия. Диакон в это время потребляет все оставшееся в чаше и потом, налив в нее вина и воды и всполоснув внутренние стены ее, испивает, осушив тщательно губкой, дабы ничто не оставалось, слагает святые сосуды вместе, покрыв и обвязав их, и подобно священнику говорит: «Ныне отпущаеши раба Твоего», повторяя те же песни и молитвы. И оба выходят наконец из храма, неся сияющую свежесть в лице, радость ликующую в духе, благодаренье Господу на устах своих.

Заключение

Действие божественной литургии над душою велико: зримо и воочию совершается, в виду всего света, и скрыто. И если только молившийся благоговейно и прилежно следит за всяким действием, покорный призванью диакона, – душа приобретает высокое настроение, заповеди Христовы становятся для него исполнимы, иго Христово благо и бремя легко. По выходе из храма, где он присутствовал при божественной трапезе любви, он глядит на всех, как на братьев. Примется ли он за обыкновенное теченье своих дел в службе ли, в семье, где бы ни было, в каком бы ни было...91 сохраняет невольно в душе своей высокое начертанье любовного обращенья с людьми, принесенного с небес Богочеловеком. Он невольно становится милостивей и любовней с подчиненным. Если сам под властью другого, то охотней и любовней ему повинуется, как самому Спасителю. Если видит просящего помощи, сердце его более чем когда-либо располагается помогать, чувствует он больше (наслажд), с любовью дает он неимущему. Если он неимущий, он благодарно принимает малейшее даяние: растроганное сердце его теряется в благодарности, и никогда с такой признательностью не молится он о своем благодетеле. И все, прилежно слушавшие божественную литургию, выходят кротче, милее в обхожденье с людьми, дружелюбнее, тише во всех поступках.

А потому для всякого, кто только хочет идти вперед и становиться лучше, необходимо частое, сколько можно, посещенье божественной литургии и внимательное слушанье: она нечувствительно строит и создает человека. И если общество еще не совершенно распалось, если люди не дышут полною, непримиримой ненавистью между собою, то сокровенная причина тому есть божественная литургия, напоминающая человеку о святой небесной любви к брату. А потому кто хочет укрепиться в любви должен, сколько можно, чаще присутствовать, со страхом, верою и любовью, при священной трапезе любви. И если он чувствует, что недостоин принимать в уста свои самого Бога, который весь любовь, то хоть быть зрителем, как приобщаются другие, чтоб незаметно, нечувствительно становиться совершеннее с каждой неделей.

Велико и неисчислимо может быть влияние божественной литургии, если бы человек слушал ее с тем, чтобы вносить в жизнь слышанное.

Всех равно уча, равно действуя на все звенья, от царя до последнего нищего, всем говорит одно, не одним и тем же языком, всех научает любви, которая есть связь общества, сокровенная пружина всего стройно движущегося, пища, жизнь всего.

Но если божественная литургия действует сильно на присутствующих при совершении ее, тем еще сильнее действует на самого совершателя, или иерея. Если только он благоговейно совершал ее со страхом, верой и любовью, то уж весь он чист, подобно сосудам, которые уже ни на что потом...92; пребывает ли он весь тот день в отправленье своей многообразной пастырской обязанности, в семье ли посреди своих домашних или посреди своих прихожан, которые суть также семья его, – сам Спаситель в нем вообразится, и во всех действиях его будет действовать Христос. Будет ли склонять он на примиренье между собой враждующих, будет ли преклонять на милость сильного к бессильному, или ожесточенного, или утешать скорбящего, или к терпенью угнетенного, или...93, – слова его приобретут силу врачующего елея и будут на всяком месте словами мира и любви.


Комментарии

«Размышления о божественной литургии» публикуются здесь по следующему изданию: Сочинения Н.В.Гоголя. Изд. 10-е. Т. IV. М., 1889, в котором, как указано на титуле, текст «сверен с собственноручными рукописями автора и первоначальными изданиями его произведений» Н.С.Тихонравовым – известным русским литературоведом и археографом. В научно-критическом отношении это издание, думается, наиболее авторитетно. При подготовке публикации текст приведен в соответствие с современными нормами правописания, естественно, в рамках разумной целесообразности (так, имя Бога дается, как у Гоголя, с прописной буквы, что представляется вопросом принципиальным; минимальной орфографической корректировке подверглись церковные тексты, а также используемые автором устоявшиеся речевые элементы того же ряда).

Окончив первую редакцию «Размышлений» еще, по-видимому, до своего путешествия в Иерусалим, то есть до 1848 года. Гоголь затем не раз редактировал, сокращал, переписывал рукопись; некоторые ее части, а именно «Предисловие», «Вступление» и «Заключение», остались в черновых набросках. В рукописи встречаются пропуски слов, недописанные фразы. Так что, вопреки мнению А.Тарасенкова, нет оснований считать, что свою «заветную» рукопись Гоголь отделал «окончательно». Впрочем, детальный текстологический анализ различных редакций, описание рукописей сочинения вряд ли необходимы в издании настоящего типа, любознательный читатель найдет все это в комментариях Н.Тихонравова.

Предлагаемые ниже примечания касаются некоторых имен, названий, религиозных понятий, церковной терминологии, библейских реминисценций, если их смысл не объяснен самим автором или во вступительной статье.


Примечания:

1 Предисловие. – Заголовок этого чернового наброска дан Н.Тихонравовым.

2 ...патриарха Германа... – Герман, патриарх Константинопольский (VIII в.); признан святым на Седьмом вселенском соборе в 788 г. Известен как первый защитник иконопочитания в эпоху гонения на иконы.

3 ...Иеремии... – Имеется в виду, по всей вероятности, Иеремия II, патриарх Константинопольский (XVI в.). Его полемический «Ответ лютеранам», один из разделов которого называется «Об употреблении таинств», Гоголь мог прочесть в журнале «Христианское чтение» (1842, ч. I), которым очень интересовался.

4 ...Николая Кавасила(ы)... – Николай Кавасила, митрополит Солунский (XIV в.), автор «Изъяснения на литургию» и других богословских сочинений.

5 ...Симеона Солунского... – Симеон, архиепископ Солунский, митрополит Фессалонитский (XV в.), крупнейший писатель и богослов греческой церкви, автор классических трудов по литургике.

6 ...Старой и Новой Скрижали... – «Новая скрижаль, или Объяснение о Церкви, о литургии и о всех службах и утварях церковных», сочинение Вениамина (Румовского-Краснопевкова), архиепископа Нижегородского и Арзамасского (ум. в 1811 г.), выдержавшее несколько изданий. В авторском «Предисловии» есть упоминание о книге, «давно изданной и именуемой «Скрижаль», в которой, «как в таблице», содержится «только оглавление предметов, с кратким их объяснением» (с. IX).

7 ...в объяснениях Дмитриева... – Неточность Гоголя; речь, несомненно, идет о книге известного духовного писателя XVIII в. И. Дмитревского «Историческое и таинственное изъяснение на Литургию...». Гоголь мог пользоваться третьим ее изданием (М., 1823).

8 Вступление. – Заглавие отрывка дано Гоголем, когда он начал (но не окончил) переписывать черновой набросок в основную тетрадь.

9 ...пред царскими вратами... – Царские, или средние, врата – одна из трех (главная) дверей в иконостасе, ведущих из алтаря в храм.

10 ...предстоящим... Молящиеся, стоящие перед иконостасом.

11 Олтаръ (алтарь) – главная, восточная, часть церкви, отделенная от остальных ее частей иконостасом и царскими вратами; входить в алтарь разрешено только священнослужителям.

12 Псалом – священное ветхозаветное песнопение.

13 ...у иерея... – Иерей – в переводе с греческого «священник».

14 ...надевает стихарь, подризник блистающего цвета, во знаменование светоносной ангельской одежды и в напоминание непорочной чистоты сердца, какая должна быть неразлучна с саном священства... – Стихарь, или подризник, – одеяние священника и дьякона, обычно белого цвета.

15 ...орарь, узкое длинное лентие... – одна из принадлежностей дьяконского сана, лента, которую дьякон носит во время богослужения на левом плече (орарь одноплечный).

16 ...по слову Златоуста... – Иоанн Златоуст (IV в.), один из отцов и учителей христианской церкви, выдающийся богослов и церковный писатель, проповедник. Признан церковью святым.

17 ...уже не орарем, но эпитрахилью... – Орарь двуплечный, концы которого соединены на груди, называется эпитрахилью (епитрахилью) и представляет собою часть богослужебного облачения священника, символ его благодати.

18 Миро – благовонная смесь; в православной церкви составляется из многих (иногда до нескольких десятков) компонентов – елея и других масел, белого виноградного вина, различных ладанов, бальзамов, настоев трав и т. п.; употребляется в одном из важнейших таинств – миропомазании, при котором помазание головы, глаз, ноздрей, ушей, бороды, рук с произнесением слов «печать Духа Святого» сообщает человеку силу Божией благодати.

19 ...браду Аароню... – Аарон – старший брат пророка Моисея, вместе с ним возглавивший исход евреев из Египта, первый первосвященник еврейского народа; здесь имеется в виду церемония миропомазания Аарона Моисеем, посвящения его в первосвященники (см.: «И возлил... елей помазания на голову Аарона и помазал его, чтоб освятить его»; Лев.8:12; см. также: Пс.132).

20 Ометы – подол, полы одежды.

21 ...быстрейшими еленей... – Елень (ц.-сл.) – олень.

22 Фелонь – риза, длинная и широкая священническая одежда без рукавов .

23 ...К боковому жертвеннику. – Жертвенник, или предложение, – находящееся в северной части алтаря возвышение, на котором приготовляется просфора.

24 ...хлебов-просфор... – В православной церкви просфора – небольшая плоская двойная лепешка из квасного теста (в других конфессиях – из пресного, «опресноки»), замешанного на чистой воде без всяких примесей, с оттиснутым сверху изображением креста; символизирует тело Христово и применяется для совершения таинства Евхаристии.

25 ...пресуществиться... – Пресуществление – по учению православной, а также католической и армяно-грегорианской церквей преобразование, превращение хлеба и вина в тело и кровь Христовы, чудесное проявление всемогущества Божия. Лютеранство не признает пресуществления, допуская лишь «соприсутствие» тела и крови Христовых в Евхаристии.

26 ...при задернутом занавесе... – Занавес – завеса за царскими вратами, нередко называется внутренней, или горней, дверью.

27 ...боковую комару храма... – Комора – кладовая, клеть, чулан; здесь: углубление в северной стене алтаря, место, где хранятся просфоры.

28 ...копья, которым было прободено на кресте тело Спасителя... – См.: «...Один из воинов копьем пронзил ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода» (Ин.19:34).

29 ...словами пророка Исаии... – Исаия – ветхозаветный пророк, предсказавший явление Мессии.

30 ...на том же дискосе... – Дискос – небольшое плоское блюдо, на котором разрезается просфора.

31 ...из псалма Давида... – Давид – второй царь Израиля (1055-1015 гг. до н. э.); в отрочестве пас овец, был взят к царскому двору за искусную игру на арфе, прославился победой над великаном-филистимлянином Голиафом; автор песен и псалмов, являющих собою высочайшие образцы религиозно-нравственной поэзии (см.: Пс., а также: 1Цар.16 2Цар.12; 1Пар.11-17).

32 ...во имя Иоанна Крестителя... – Иоанн Креститель, или Предтеча, – библейский пророк, ближайший предшественник и предвестник Иисуса Христа, которого он крестил в реке Иордан; был заключен в темницу царем Иродом Антипой, умерщвлен по наущению Иродиады, любовницы Ирода. Христос сказал о нем: «из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя» (Мф.11:11).

33 ...Иоакима и Анны... – По преданию, отец и мать Девы Марии.

34 ...или Василия Великого... – Василий Великий (Каппадокийский), выдающийся богослов и церковный писатель IV в., признан святым; как уже отмечалось, его литургия, наряду с литургией Иоанна Златоуста, принята русской православной церковью.

35 ...таинственный вертеп... – Здесь: пещера, в которой, согласно Евангелию, волхвы обнаружили Богоматерь с младенцем Иисусом.

36 Обкадив звездицу... – Звездица – предмет церковной утвари, представляющий собою две перекрещенные дуги, устанавливается на дискосе и прикрывает приготовленные просфоры.

37 ...покров, называемый святым воздухом... – Последний из трех употребляемых во время литургии покровов, им производится веяние воздуха над св. Дарами, что знаменует осенение их Духом Божиим.

38 ...благоухание ладана и смирны... – См.: «...Войдя в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и, пав, поклонились ему; и, открыв сокровища свои, принесли ему дары: золото, ладан и смирну» (Мф.2:11).

39 ...всем услуживший и умьшший ноги. – См.: «...Влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан» (Ин.13:5).

40 ...перед святым престолом. – Престол – возвышение, важнейшее место в алтаре, символизирующее Божий престол.

41 ...о чесом бо помолимся, не вемы... – См.: «...не знаем, о чем молиться...» (Рим., 8, 26).

42 ...Мария с Иосифом... – Дева Мария, Богоматерь, и ее обрученный муж, плотник из Назарета.

43 ...взошед на амвон... – Амвоном именуется выдвинутая вперед часть так называемой солеи – возвышения со ступенями перед иконостасом.

44 ...пророков, апостола... – Имеются в виду священные христианские книги: ветхозаветных пророков, деяния и послания апостолов.

45 ...таинство Троицы... – Учение о Троице представляет собою первый догмат, установленный христианской церковью, суть его – утверждение триединства единосущного Бога – Отца, Сына и Святого Духа.

46 ...великой эктенией... – Ектения – часть богослужения, состоящая из ряда молитвенных прошений.

47 ...совокупно с ликом... – В данном случае «лик» означает собрание поющих в храме.

48 ...на обоих крылосах... – Клирос (крылос) – место в храме, где располагаются певчие, хор; клиросы находятся перед иконостасом, в северной и южной частях церкви.

49 ...возглашаются во всеуслышанье блаженства... – Речь идет об основных положениях Нагорной проповеди Христа («Блаженны...» и т. д.; см.: Мф.5:3-12); ниже Гоголь приводит их, сопровождая своими комментариями.

50 ...хвалебные тропари... – Тропарь – одно из церковных песнопений.

51 ...возрожденье, прозретое издали пророком Даниилом... – Даниил – ветхозаветный пророк эпохи вавилонского пленения (VI в. до н. э.); предсказал освобождение иудейского народа из плена, восстановление Иерусалима и храма, приход «Христа Великого», предание его смерти и новое разрушение «города и святилища» (см.: Дан.9:25-26). У Гоголя парафраз следующего места из Книги Пророка Даниила: «Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к нему» (Дан.7:13).

52 ...на горнем месте... – Горнее место – сиденье в алтаре к востоку от престола, предназначенное для архиерея.

53 ...лествицей... – лестницей.

54 ...не теми сердцами... – Здесь Гоголь пересказывает евангельскую притчу о сеятеле (см.: Матф., 13, 3-23).

55 ...ово сто... – Ово (ц.-сл.) – либо, или.

56 ...всяк верный... – исповедующий истинную веру.

57 ...мужу мудру, строящему храмину не на песке, но на камени... – Гоголь напоминает заключительную часть Нагорной проповеди Христа: «Итак всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне. А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое» (Матф., 7, 24-27).

58 ...нет других дверей в царство небесное... – С этим местом «Размышлений» перекликаются слова Гоголя из его предсмертной записки: «Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом...» (Письма Н. В. Гоголя в 4-х томах, т. IV. СПб., 1901, с. 424).

59 ...пройти честно свое земное поприще... – параллель к теме поприща в «Выбранных местах из переписки с друзьями» («Нужно проездиться по России», «Занимающему важное место») и «Развязке Ревизора».

60 ...приготовляются к предстанущим священнейшим священнодействиям и служениям... – Имеется в виду один из кульминационных моментов литургического богослужения – причащение св. Даров, тела и крови Христовых.

61 ...Господь серафимов... – Серафимы – один из девяти ангельских чинов; составляют высшую, самую близкую к Богу, степень в небесной иерархии, имеют человеческий облик и шесть крыльев (ср.: «шестикрылый серафим» у Пушкина) .

62 ...царь Израилев... – ветхозаветный единый Бог древних евреев.

63 ...с кадильницей в руке... – Кадильница, или кадило, – сосуд для курения фимиамом во время христианского богослужения.

64 ...Носимый херувимами... – Херувимы относятся ко второму ангельскому чину; в Священном писании не раз говорится, что Бог восседает на херувимах (см., напр.: 1 Цар., 4, 4; Пс., 11). Херувимы обитают перед престолом Бога и непрестанно возглашают ему хвалебные песни. В Книге Бытия (3, 24) херувим с огненным мечом поставлен «на востоке у сада Едемского», чтобы «охранять путь к дереву жизни».

65 ...дискос с агнцем... – Агнцем называется изъятый из просфоры кусочек, символизирующий Младенца Христа.

66 ...северной дверью... – Помимо царских врат, в иконостасе есть две боковые двери – северная и южная.

67 ...святую ложку... – Ложка (лжица), из которой каждый причащающийся получает частицу просфоры, пропитанную вином; введена в употребление Иоанном Златоустом.

68 ...копье, прободшее св. тело. – Небольшой нож для разрезания просфоры символизирует копье, которым нанесена была рана распятому на кресте Христу.

69 ...ту губу, омоченную в уксус и желчь... – См.: «И тотчас один из них взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить...» (Матф., 27, 48).

70 ...разбойника, завопившего к Нему на кресте... – См.: «И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» (Лука, 23, 42).

71 ...как кустодия, поставленная на страже. – Кустодия – старинная коробочка для сохранения печатей, привешиваемых к разного рода грамотам.

72 ...на расстланный антиминс, как бы на плащаницу... – Антиминс – льняной или шелковый плат с изображением в центре Христа во гробе, по углам – четырех евангелистов, в верхнюю часть плата обычно вшиваются частицы мощей; антиминс расстилается на престоле, и на нем совершается освящение св. Даров; плащаница – большое, в человеческий рост, полотно, на котором изображено снятое с креста и положенное во гроб тело Христа; в Страстную пятницу плащаница торжественно выносится из алтаря и размещается на специальном катафалке в середине храма для поклонения и лобызания верных, после наступления пасхальной полунощницы возвращается в алтарь.

73 ...«Благообразный Иосиф...»... – Иосиф из Аримафеи, богатый и знатный член Синедриона, тайный («из страха от Иудеев») последователь Христа, испросивший у Понтия Пилата разрешение снять с креста тело Иисуса и похоронивший его, «как погребают Иудеев», – обвив пеленами с благовониями (см.: Ин.19, 38-40).

74 Сударь – здесь: плат, пелена.

75 ...обкадив их фимиамом... – Фимиам – благовоние, сжигамое во время богослужения.

76 ...к слышанью символа веры... – Символ веры – краткое изложение главных христианских догматов, сформулированное и утвержденное вселенским собором в IV в.; впоследствии католическая церковь дополнила Символ веры так называемым филиокве, которое не признается православием.

77 ...елей, знаменующий всякое умягчение. – Елей – оливковое масло, употребляемое в богослужении.

78 ...взявши в руки веяло, или репиду... – Репида – небольшое опахало с изображением лика шестикрылого серафима, репидой отгоняют насекомых от св. Даров.

79 ...свят Господь Саваоф... – Саваоф – одно из библейских имен Бога.

80 ...которою они встретили вшествие Его во Иерусалим... – См.: «Многие же постилали одежды свои по дороге; а другие резали ветви с дерев и постилали по дороге. И предшествовавшие и сопровождавшие восклицали: осанна! благословен Грядущий во имя Господне! благословенно грядущее во имя Господа царство отца нашего Давида! осанна в вышних! (Марк, 11, 8-10); осанна (с древнееврейского – спаси же!) – молитвенный возглас, славословие.

81 ...святой потир... – употребляемая в Евхаристии чаша, из которой верные причащаются св. Тайн – тела и крови Христовых.

82 Голгофа – скала неподалеку от древнего Иерусалима (ныне находится в пределах города), на которой был распят Христос; до этого служила обычным местом казни преступников; в настоящее время на этом месте находится Храм гроба Господня.

83 ...подобно как Авраам... – Авраам – ветхозаветный патриарх, родоначальник еврейского народа, первым осознавший грех идолопоклонства и постигший единого Бога; по преданию, был готов, согласно Божиему повелению, не колеблясь принести в жертву Богу своего сына Исаака, но остановлен ангелом (см.: Бытие, 22, 2-19).

84 ...на которых возложены важнейшие обязанности... – Параллель к мыслям Гоголя о высшем предназначении государственной, в частности монархической, власти, которые он не раз высказывает в «Выбранных местах из переписки с друзьями».

85 ...как блудного сына... – См, евангельскую притчу о блудном сыне, которого отец принял с особенной радостью и ликованием, объясняя обиженному старшему сыну: «...Ты всегда со мною, и всё мое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (Лука, 15, 31-32).

86 ...как мытаря, меня оправдай... – Имеется в виду евангельская притча о мытаре и фарисее, смысл которой в том, что «всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий возвысится» (Лука, 18, 14); мытарь – сборщик податей и пошлин, в раннехристианской Палестине считался воплощением всяческих притеснений, неправедного богатства, язычества и вообще греха; впрочем, и среди мытарей встречались сторонники Христа, а один – Матфей – даже стал апостолом.

87 ...хлебным знаком облатки... – Облатки, или гостии (с лат. – жертвы), – пресные лепешки с изображением агнца и креста, употребляемые для причастия в католической и лютеранской церквах подобно православной просфоре.

88 ...тех клещей, которыми огненный серафим прикоснулся устам пророка Исаии... – См.: «Тогда прилетел ко мне один из Серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника и коснулся уст моих и сказал: вот, это коснулось уст твоих, и беззаконие твое удалено от тебя, и грех твой очищен» (Исаия, 6, 6-7). Ср. стихотворение Пушкина «Пророк»: «...и угль, пылающий огнем...».

89 ...ознаменовав... – пропуск в рукописи.

90 ...отцу и святителю церковному, которого служилась литургия... – то есть Василию Великому или Иоанну Златоусту.

91 ...в каком бы ни было...– Далее пропуск в тексте рукописи.

92 ...ни на что потом...– Фраза не окончена.

93 ...или к терпенью угнетенного, или...– Фраза не окончена, пропуск в рукописи.

Каналы АВ
TG: t.me/azbyka
Viber: vb.me/azbyka