Да сни́детъ бра́тъ мои́ въ вертогра́дъ сво́й и да я́стъ пло́дъ ово́щiй свои́хъ. Внидо́хъ въ вертогра́дъ мо́й, сестро́ моя́ невѣ́сто: объима́хъ сми́рну мою́ со арома́тами мои́ми, ядо́хъ хлѣ́бъ мо́й съ ме́домъ мои́мъ, пи́хъ вино́ мое́ съ млеко́мъ мои́мъ. Яди́те, бли́жнiи, и пі́йте и упі́йтеся, бра́тiя.

А́зъ сплю́, а се́рдце мое́ бди́тъ: гла́съ бра́та моего́ ударя́етъ въ две́ри: отве́рзи ми́, сестро́ моя́, бли́жняя моя́, голуби́це моя́, соверше́нная моя́: я́ко глава́ моя́ напо́лнися росы́, и вла́си мои́ ка́пель нощны́хъ.

Совлеко́хся ри́зы моея́, ка́ко облеку́ся въ ню́? умы́хъ но́зѣ мои́, ка́ко оскверню́ и́хъ?

Бра́тъ мо́й посла́ ру́ку свою́ сквозѣ́ сква́жню, и чре́во мое́ вострепета́ от него́.

Воста́хъ а́зъ отве́рсти бра́ту моему́: ру́цѣ мои́ иска́паша сми́рну, пе́рсты мои́ сми́рны по́лны на рука́хъ заключе́нiя.

Отверзо́хъ а́зъ бра́ту моему́: бра́тъ мо́й пре́йде. Душа́ моя́ изы́де въ сло́во его́: взыска́хъ его́, и не обрѣто́хъ его́: зва́хъ его́, и не послу́ша мене́.

Обрѣто́ша мя́ стра́жiе обходя́щiи во гра́дѣ: би́ша мя́, язви́ша мя́, взя́ша ве́рхнюю ри́зу от мене́ стра́жiе стѣ́ннiи.

Закля́хъ вы́, дще́ри Иерусали́мскiя, въ си́лахъ и въ крѣ́постехъ се́лныхъ: а́ще обря́щете бра́та моего́, возвѣсти́те ему́, я́ко уя́звлена любо́вiю а́зъ е́смь.

Что́ бра́тъ тво́й па́че бра́та, до́брая въ жена́хъ? что́ бра́тъ тво́й от бра́та, я́ко та́ко закля́ла еси́ на́съ?

Бра́тъ мо́й бѣ́лъ и че́рменъ, избра́нъ от те́мъ:

глава́ его́ зла́то избра́нно, власы́ его́ кудря́вы, че́рны я́ко вра́нъ:

о́чи его́ я́ко голуби́цы на исполне́нiихъ во́дъ, измове́ни во млецѣ́, сѣдя́щыя въ наполне́нiихъ [во́дъ]:

лани́ты его́ а́ки фiа́лы арома́тъ, прозяба́ющыя благово́нiе: устнѣ́ его́ кри́ны, ка́плющiи сми́рну по́лну:

ру́цѣ его́ обто́чены зла́ты, напо́лнены Ѳарси́са: чре́во его́ сосу́дъ слоно́вый на ка́мени сапфи́ровѣ:

лы́ста его́ столпи́ ма́рморовы, основа́ни на степе́нехъ златы́хъ: ви́дъ его́ я́ко Лива́нъ, избра́нъ я́ко ке́дрове:

горта́нь его́ сла́дость, и ве́сь жела́нiе: се́й бра́тъ мо́й и се́й бли́жнiй мо́й, дще́ри Иерусали́мли.

Рус. (Юнгеров)

Пусть сойдет брат мой в сад свой и вкушает прекрасные плоды свои. Вошел я в сад мой, сестра моя, невеста, собрал смирну мою с ароматами моими, ел хлеб мой с медом моим, пил вино мое и молоко мое. Ешьте, ближние, и пейте и упивайтесь, братия!

Я сплю, а сердце мое бодрствует. Голос брата моего! он стучится в двери (говоря): «отвори мне, сестра моя, ближняя моя, голубица моя, совершенная моя! ибо голова моя смочена росою и кудри мои ночною влогою».

Я сняла с себя одежду мою. Как же мне надевать ее? Я умыла ноги мои. Как мне грязнить их?

Брат мой протянул руку свою чрез отверстие, и внутренность моя взволновалась от него.

Я встала, чтобы отворить брату моему: с рук моих капала смирна, с пальцев моих падала смирна на ручки запора.

Отворила я брату моему, (а) брат мой ушел. Душа моя вышла, когда он говорил. Искала его, но не нашла его, звала его, но он не слышал меня.

Встретили меня сторожа, обходящие город, били меня, изранили меня, сняли с меня покрывало сторожа стен.

Заклинаю вас, дщери Иерусалима, силами и крепостями полевыми: «если найдете брата моего, скажите ему, что я уязвлена любовию».

Чем лучше брат твой (других) братьев, прекрасная из женщин? Чем брат твой лучше (других) братьев, что ты тáк заклинаешь нас?»

Брат мой бел и румян, отличен из десятков тысяч (братьев).

Голова его - чистое золото, волоса его - кудрявы, черны, как ворон.

Глаза его - как голубки у полных вод, вымытые в молоке, сидящия у полных (вод).

Щеки его - как сосуды ароматные, испускающие блоговоние, уста его - лилии, источающия чистую смирну.

Руки его - чеканные золотыя, усыпанные фарсисом, чрево его - диск из слоновой кости на камне сапфировом.

Голени его - мраморные столбы, поставленные на золотых подножиях. Вид его как Ливан, прекрасень он - как кедры.

Уста его - сладость и весь он - желание. Таков брат мой и таков ближний мой, дщери Иерусалимския!

«Куда ушел брат твой, прекрасная из женщин? куда уклонился брат твой? И мы будем искать его вместе с тобою».

Немецкий (GNB)

»Mach auf, mein Schatz, mach auf, ich will zu dir!
Mein Täubchen, öffne doch, lass mich hinein!
Mein Haar ist nass vom Tau der kühlen Nacht.«

»Ich habe doch mein Kleid schon ausgezogen
und müsst es deinetwegen wieder anziehn.
Auch meine Füße habe ich gewaschen;
ich würde sie ja wieder schmutzig machen!«

Durchs Fenster an der Tür greift seine Hand;
ich höre, wie sie nach dem Riegel sucht.
Mein Herz klopft laut und wild. Er ist so nah!

Ich springe auf und will dem Liebsten öffnen.
Als meine Hände nach dem Riegel greifen,
da sind sie feucht von bestem Myrrhenöl.

Schnell öffne ich die Tür für meinen Freund;
doch er ist fort, ich kann ihn nicht mehr sehn.
Mein Herz steht still, fast tötet mich der Schreck!
Ich suche meinen Freund, kann ihn nicht finden.
Ich rufe ihn, doch er gibt keine Antwort.

Die Wächter finden mich bei ihrem Rundgang.
Sie schlagen ohne Mitleid auf mich ein
und reißen mir den Umhang von den Schultern.

Ihr Mädchen alle, ich beschwöre euch:
Wenn euch mein Freund begegnet, sagt ihm doch,
die Liebessehnsucht macht mich matt und krank!

Beschreib ihn uns,
du schönste aller Frauen!
Wer ist es, den du suchst?
Was unterscheidet ihn
von anderen Männern,
dass du uns so beschwörst?

Mein Liebster ist blühend und voller Kraft,
nur einer von Tausenden ist wie er!

Sein schönes Gesicht ist so braun gebrannt,
sein Haar dicht und lockig und rabenschwarz.

Die Augen sind lebhaften Tauben gleich.
Ganz weiß sind die Zähne, als hätten sie
gebadet in Bächen von reiner Milch.

Die Wangen sind Beete voll Balsamkraut,
die herrlichsten Würzkräuter sprießen dort.
Wie Lilien leuchtet sein Lippenpaar,
das feucht ist von fließendem Myrrhenöl.

Die Arme sind Barren aus rotem Gold,
mit Steinen aus Tarschisch rundum besetzt.
Sein Leib ist ein Kunstwerk aus Elfenbein,
geschmückt mit Saphiren von reinster Art.

Die Beine sind marmornen Säulen gleich,
die sicher auf goldenen Sockeln stehn.
Dem Libanon gleicht er an Stattlichkeit,
den ragenden Zedern an Pracht und Kraft.

Sein Mund ist voll Süße, wenn er mich küsst –
ja, alles an ihm ist begehrenswert!
Seht, so ist mein Liebster und so mein Freund.
Nun wisst ihŕs, ihr Mädchen Jerusalems!

Синодальный

Языки

1 «Я встала, чтоб отпереть возлюбленному моему»; 9 «лучше десяти тысяч других».

Пришел я в сад мой, сестра моя, невеста; набрал мирры моей с ароматами моими, поел сотов моих с медом моим, напился вина моего с молоком моим. Ешьте, друзья, пейте и насыщайтесь, возлюбленные!

Я сплю, а сердце мое бодрствует; вот, голос моего возлюбленного, который стучится: «отвори мне, сестра моя, возлюбленная моя, голубица моя, чистая моя! потому что голова моя вся покрыта росою, кудри мои – ночною влагою».

Я скинула хитон мой; как же мне опять надевать его? Я вымыла ноги мои; как же мне марать их?

Возлюбленный мой протянул руку свою сквозь скважину, и внутренность моя взволновалась от него.

Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему, и с рук моих капала мирра, и с перстов моих мирра капала на ручки замка.

Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушел. Души во мне не стало, когда он говорил; я искала его и не находила его; звала его, и он не отзывался мне.

Встретили меня стражи, обходящие город, избили меня, изранили меня; сняли с меня покрывало стерегущие стены.

Заклинаю вас, дщери Иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему? что я изнемогаю от любви.

«Чем возлюбленный твой лучше других возлюбленных, прекраснейшая из женщин? Чем возлюбленный твой лучше других, что ты так заклинаешь нас?»

Возлюбленный мой бел и румян, лучше десяти тысяч других:

голова его – чистое золото; кудри его волнистые, черные, как ворон;

глаза его – как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве;

щеки его – цветник ароматный, гряды благовонных растений; губы его – лилии, источают текучую мирру;

руки его – золотые кругляки, усаженные топазами; живот его – как изваяние из слоновой кости, обложенное сапфирами;

голени его – мраморные столбы, поставленные на золотых подножиях; вид его подобен Ливану, величествен, как кедры;

уста его – сладость, и весь он – любезность. Вот кто возлюбленный мой, и вот кто друг мой, дщери Иерусалимские!