Молитвы русских поэтов. XX-XXI. Антология

Молитвы русских поэтов. XX-XXI. Антология


Борис Садовский

Садовской (Садовский) Борис Александрович (1881–1952) – поэт, прозаик, литературный критик. Учился в Нижегородской гимназии, с 1902 года – на историко-филологическом факультете Московского университета. Стихи начал писать еще в гимназии, одно из них даже было вручено «августейшему поэту» К.Р. при его посещении Нижнего Новгорода в октябре 1900 года. Кто знает, быть может, именно эта встреча стала решающей в его судьбе. Пройдя через многие искусы Серебряного века, он напишет в 1921 году: «Прогресс обольщает исканием, сулит новизну. И личность, покидая себя, рассыпается тучей праха. Ей и в голову не приходит, что уже все найдено, что Царство Божие в сердце». Революцию воспринял как возмездие:
Так Вышний повелел хозяин:
Чтоб были по своим грехам
Социалистом первый Каин
И первым демократом Хам.
После революции он стал убежденным монархистом. Начинал же, как и многие, «ярым декадентом», правда, как сам признавался позднее, «не вполне понимая, что это значит, и смешивая в одну кучу Мережковского и Брюсова, Кречетова и Блока». В молодости наиболее ярко проявил себя в критике в качестве полемиста брюсовских «Весов». В 1909 году выпустил свой первый поэтический сборник «Позднее утро», объявив себя приверженцем «неопушкинского течения». «Поэтические традиции – его надежная крепость», – скажет В. Ходасевич о «кристально чистом ключе поэзии Садовского».
В «Некрополе» он напишет о нем: «В литературных кругах его порой недолюбливали. Это было несправедливо, но причин тому было несколько. В обращении был он очень сдержан, пожалуй – холоден, но это потому, что до щепетильности был целомудрен в проявлении всякого чувства… Второй, очень важной, причиной его неладов с литераторами были политические тяготения Садовского. Я нарочно говорю – тяготения, а не взгляды, потому что взглядов, то есть убеждений, основанных на теории, на строго обдуманном историческом изучении, у него, пожалуй, и не было. Однако ж любил он подчеркивать свой монархизм, свою крайнюю реакционность. Мне кажется, повторяю, что тут им руководило скорее эстетическое любование старой, великодержавной Россией, даже влюбленность в нее – нежели серьезное обдуманное политическое мировоззрение. Как бы то ни было, монархизм в эпоху 1905–1907 годов был слишком непопулярен и для писателя не мог пройти безнаказанно. Садовский же еще поддразнивал. То в богемское либеральнейшее кафе на Тверском бульваре являлся в дворянской фуражке с красным околышем; то правовернейшему эсеру, чуть-чуть лишь подмигивая, расписывал он обширность своих поместий (в действительности – ничтожных); с радикальнейшей дамой заводил речь о прелестях крепостного права; притворялся антисемитом, а мне признавался, что в действительности не любит одних лишь выкрестов».
Таким он и оставался до конца жизни…
Тяжелая болезнь привела в тридцать пять лет к полному параличу. Но ему суждено было прожить еще столько же, став свидетелем всех последующих трагических событий русской истории. Эпиграфом к своему дневнику он выбрал слова митрополита Филарета (Дроздова): «Если век стремится в бездну, лучше отстать от него». И он «отстал», обретя пристанище в православии. «Я перехожу окончательно и бесповоротно на церковную почву и ухожу от жизни. Я монах… Православный монах эпохи „перед Антихристом»», – запишет он, прожив с 1929 года до смерти парализованным в «келье» Новодевичьего монастыря. Таковой была его крошечная комната в подвале Красной церкви, превращенной после упразднения монастыря в коммуналку. Он напишет Корнею Чуковскому в 1940 году: «Мы не виделись 25 лет. Это такой же примерно срок, как от Рюрика до 1914 года. Я все это время провел „наедине с собой»», не покидая кресла, и приобрел зато такие внутренние сокровища, о которых и мечтать не смел».
В 20–30-е годы он создал несколько литературных мистификаций, вызвавших крупные «скандалы» в научной среде. Современный исследователь Сергей Шумихин пишет по этому поводу: «Эти мистификации были связаны со стихотворениями и письмами Некрасова, Степняка-Кравчинского, Есенина, Блока, даже поддельными воспоминаниями некоего Попова об отце Ленина И.Н. Ульянове. (Попов действительно существовал и учился когда-то в гимназии у Ильи Николаевича, но его „мемуар» написан Садовским.) Мистифицировал Садовской и собственную биографию, дав заведомо ложные сведения в справочник Е.Ф. Никитиной «Русская литература от символизма до наших дней» (М., 1926), в чем признавался в своем дневнике. Некоторые из подделок были сфабрикованы так искусно, что на десятилетия вошли в научный оборот в качестве подлинных произведений названных авторов, ввели в заблуждение таких специалистов, как пушкинист М.А. Цавловский (товарищ детства и юности Садовского еще со времени нижегородского Дворянского института), издатель «Былого» П.Е. Щеглов (кстати, также замешанный в крупной мистификации – публикации поддельных дневников фрейлины последней императрицы А.А. Вырубовой). Подделки Садовского были разоблачены, в том числе и при участии автора этих строк, лишь в конце 1980-х годов. Подобное, достаточно двусмысленное с точки зрения научной этики занятие можно рассматривать как своеобразную месть редакциям и всему литературному миру, для которых Садовской перестал существовать (многие искренно были убеждены, что писатель давно умер). С другой стороны – как знать? – не было ли это попыткой утопающего в водах Леты схватиться за соломинку, чтобы хоть таким сомнительным способом напомнить будущим поколениям о себе?
Незадолго перед смертью шесть томов рукописей Бориса Садовского были приобретены Литературным музеем. До сих пор опубликованы лишь отдельные дневниковые записи и стихи 20–40-х годов, вошедшие в издание: «Борис Садовской. Стихотворения, рассказы в стихах, пьесы и монологи. Новая библиотека поэта. Малая серия. СПб., 2001». Среди стихотворений есть и шуточное, датированное 1940 годом. Чувство юмора не покидало Бориса Садовского даже в самые тяжкие времена, о чем можно судить по его стихотворному посланию к В.И. Лебедеву-Кумачу как депутату Верховного Совета РСФСР и «товарищу по перу»:
Тов. Лебедев-Кумач, вы мой избранник
И в то же время мой товарищ по перу.
Послушайте, что Вам расскажет бедный странник,
Гость обездоленный на жизненном пиру.
Пишу я сорок лет. Мои произведенья –
Четырнадцать весьма разнообразных книг.
Рассказы, повести, статьи, стихотворенья.
Мне скоро шестьдесят, и я уже старик.
Был с Блоком, с Брюсовым союз мой неизменен.
Я Маяковского знал юным удальцом.
Еще в «Товарище» меня печатал Ленин,
Отец которого дружил с моим отцом.
Лет двадцать я без ног, но, несмотря на это,
Три года на дому я лекции читал.
Профессор красный я, а в звании поэта
Союз писателей давно меня признал.
В последние года в постель пришлось свалиться:
Смерть хмурая ко мне так близко подошла,
Но ожил и пишу. И как же не трудиться,
Когда над головой полет орла,
Когда истории и миру предписала
Страна великая незыблемый закон,
Когда Америка соседкой нашей стала,
Покорена тайга и полюс побежден.
Но Пушкин говорит, что для поэта нужен
(Как, впрочем, и для всех трудящихся людей)
Хороший сон, затем обильный добрый ужин.
Литфонд же мне дает три сотенки рублей.
Три сотни на меня и на жену больную.
Пора о пенсии решиться хлопотать.
Просил на лето я хоть сумму небольшую,
Ее «товарищи» всё забывают дать.
Так помогите мне подняться снова к свету,
Певец отзывчивый на радость и тоску.
Прошу немного я: спокойствия поэту,
Обеда скромного больному старику.
Знаменитый поэт-песенник Лебедев-Кумач, надо думать, помог «товарищу по перу» в оформлении пенсии вместо пособия Литфонда. Депутаты в ту пору были всесильны, хотя через год, во время эвакуации из Москвы, никакое депутатство не спасло самого Лебедева-Кумача, которого полгода продержали в казанской тюремной психушке за несколько гневных фраз в адрес Сталина, допустившего немцев к Москве.
Почти все писатели во время войны были эвакуированы в Чистополь и Ташкент. О Борисе Садовском, по всей видимости, «товарищи» вновь «забыли». Он остался в своей монастырской «келье». Незадолго перед отъездом в Чистополь у него несколько раз ночевала Марина Цветаева с сыном и оставила на хранение свой архив. Садовской сохранял и охранял его всю войну, поместив в сундук, служивший ему кроватью. Кто бы сберег его так в Елабуге…
Известно также, что во время войны в Новодевичьем монастыре он переводил псалмы. Пять из них опубликованы. Остальные, хочется надеяться, сохранились так же, как рукописи Цветаевой…

Молитва

Мне ничего не надо,
Поздно мне ворожить.
В жизни моя награда.
Боже! позволь мне жить!
Тебе ли угодно было
Венец обезславить мой,
Черных ли ратей сила
Издевается надо мной,
В смертной, глухой трясине,
Под холодным ливнем томясь,
Не хочу я молиться тине,
Славословить земную грязь.
Вот на миг дожди отшумели,
Отдохну и я в темноте.
Боже! дай подышать без цели,
Помолиться чужой красоте.
Пусть ворота святого сада
Дано другим сторожить,
Мне ничего не надо,
Только позволь мне жить.
1912

* * *

Бог всемогущий, продли мои силы

Дай мне на звезды взглянуть без тревоги,
Дай отдохнуть на пути до могилы,
Остановиться на страшной дороге.
Вечная ночь надвигается плавно.
В круге полярном ушел далеко я.
Жизнь опозорена, гибель безславна.
Нет мне забвения, нет мне покоя.
1917

* * *

Верни меня к истокам дней моих

Я проклял путь соблазна и порока.
Многообразный мир вдали затих,
Лишь колокол взывает одиноко.
И в сердце разгорается заря
Сияньем невечернего светила.
О вечная святыня алтаря,
О сладкий дым церковного кадила!
Заря горит все ярче и сильней.
Ночь умерла, и пройдены мытарства.
Верни меня к истокам первых дней,
Введи меня в немеркнущее царство.
1935

Из Псалтири

Псалом 1

Блажен, кто к нечестивцам не входил,
И с грешниками дружбы не водил,
И со злодеем не садился,
Но волею закон Всевышнего следил
И день и ночь ему учился.
Как дерево, цветущее у вод,
Листву свою хранит и в срок приносит плод,
Так он во всех делах успеет.
Не тот путь грешников, не тот:
Они как пыль, и ветер их развеет.
Вот почему не вынести им суд:
Они в собранье правых не войдут,
Господь путь верных разумеет,
А нечестивые падут.

Псалом 14

Господи, кто поселится в чертоге Твоем,
Кто будет жить у Тебя на Сионе святом?
Тот, чьи невинны труды, кто греха не творит,
Правду от чистого сердца всегда говорит,
Речью коварной не делает ближнему зла
И не порочит ни мысли его, ни дела.
Им боголюбец прославлен, безбожник презрен.
Клятву он честно хранит и не знает измен,
В рост серебра своего никому не дает
И незаконных подарков в суде не берет.
Так поступай: не споткнешься вовек.

Псалом 44

От сердца я излил благое слово,
Чтоб возвестить Царю мои творенья,
Язык я уподобил скорописцу.
Нет красотою равного Тебе.
Уста Твои – источник благодати,
Благословен Ты Господом вовеки.
Могучий, препоясанный мечом,
В сиянии красы великолепной,
Исполнись мужества, восстань и властвуй
Во имя мира, истины и правды,
И поведет Тебя Твоя десница.
Шипами стрел пронзаешь Ты, могучий,
Сердца врагов. Все пред Тобой падут.
Престол Твой, Боже, ныне и до века.
Жезл правоты – жезл царства Твоего.
Любя закон, Ты ненавидишь грех.
Зато Твой Бог Тебя помазал, Боже,
На радость сопричастникам Твоим.
Алой, смолу и смирну мы вдыхаем
От риз Твоих, приветствуем Тебя
Через решетки из слоновой кости.
Тебя встречают дочери царей.
Царица об руку с Тобой, в одеждах
Цветных и позолоченных. Внимай,
О дочь моя, склони и слух и взоры,
Забудь народ свой и отцовский дом.
И красота твоя желанна будет
Царю-владыке. Поклонись ему.
Тебе дары дочь Тира преподносит,
Тебе хвалу вельможи воспоют.
Вся слава дочери царевой в сердце
Под золотым шитьем ее одежд.
И девы приведутся вслед за нею,
К Тебе ее подруги приведутся.
Весельем встретит их чертог Царя.
Твоих отцов сыны Твои заменят.
Князьями всей земли Ты их поставишь,
А я везде Твое восславлю имя,
И будут ублажать Тебя народы
Во век веков.

Псалом 126

Когда не Богом дом воздвигнут, даром
Строители трудились; если город
Хранит не Бог, напрасно страж не спит.
Зачем же вы встаете до утра,
Ночь просидев безсонную? Тоскливо
Вкушаете вы хлеб, когда Господь
Дарует сон возлюбленным Своим.
Вот Божие наследие – сыны,
Награда для утробы плодоносной.
Колчану стрел в руке у исполина
Подобятся изгнанников сыны.
И тот блажен, кто чрез них исполнит
Желание свое: не посрамятся
Они, с врагом заспорив у ворот.

Псалом 132

Что хорошо и прекрасно? – сожительство дружное братьев.
Миру подобно оно, что, стекая с маститых кудрей,
Капает медленно вдоль бороды, бороды Аарона,
И застывает потом на окраинах ризы его,
Или росе Аермонской, упавшей на горы Сиона,
Где благодатную жизнь Бог утвердил навсегда.
1944

Жанры и темы

Сборники духовной поэзии

Комментировать

Назад Инструкция Ссылки ± Влево Печать