Простите, так католикам и было известно:
ГО́ТСКОЕ ПИСЬМО́, особый алфавит (27 знаков), применяемый во всех известных рукописях на
готском языке. Создатель – переводчик готской Библии еп.
Ульфила. В основе Г. п. лежит греч. унциальное письмо 4 в. (см.
Греческое письмо), на что указывают начертания большинства букв, а также порядок их следования, известный из т. н. Алкуиновой рукописи (9–10 вв.). К греч. традиции восходит использование
диграфов для обозначения
монофтонгов (напр., ei для обозначения ī), а также букв с числовым значением (напр., а=1, b=2, i=10, r=100). Начертания некоторых букв (h, s и др.) восходят к латинице, а в начертании u, о большинство исследователей усматривает влияние
рунического письма. Некоторые буквы представлены в готских рукописях в разл. вариантах: так, в Амброзианской рукописи s ближе к греч. сигме (ς), чем к лат. s.
Источник
Вот они и называли яко бы составленное Кириллом азбуку Кириллица этим названием.
Но как уже указывалось ранее:
«...
Русские писцы, по крайней мере некоторые, умели читать глаголицу и могли переписать глаголическую книгу кирилловским письмом; но сами не пользовались глаголицею. Лишь в виде исключений мы встречаем в русских книгах XI – XII веках отдельные глаголические буквы среди кирилловского текста. Так, в отрывке Евгениевской Псалтыри XI века (20 листов) есть три глаголические буквы (инициалы); в сборнике слов Григория Богослова XI века есть одна глаголическая буква, и другие. Только в Московских глаголических отрывках, из сборника поучений XII века (два листа), глаголические буквы рассыпаны по всему кирилловскому тексту. В ХV – ХVI веках русские грамотники еще сохраняли понятие о глаголице и иногда пользовались ею для криптографии (тайнописи)...».
(
профессор Александр Павлович Лопухин (10.10.1852–22.08.1904); Православная Богословская энциклопедия или Богословский энциклопедический словарь).
Читать подробнее:
Кириллица и Глаголица
Вот и еще подтверждение, почему в Хорватии преобладала глаголица:
«...появление славянских миссалов и часословов, по мнению И. В. Ягича, следует относить ко времени св. Мефодия и даже – как это можно от себя уже заключить на основании всего сказанного в Glagolitica – считать последнего виновником этого появления. С этим, однако трудно согласиться. Прежде всего те соображения, какие высказывает И. В. Ягич относительно исторических свидетельств
51, будто бы дающих право думать, что в Моравии и Паннонии ещё при жизни св. Мефодия существовал римский обряд, наравне с греческим, допускают иное толкование – то именно, которое предлагает проф. Флоринский
52. Соображения И. В. Ягича являясь, как бы исторической надстройкой палеографических выводов о древности Киевских и Венских отрывков, потому не могут быть приняты, что стоят в резком противоречии с общим, несомненно, греко-славянским характером просветительной деятельности свв. Братьев. Все их славные труды и всё, что говорится и говорилось вполне объективно об этих трудах, – всё свидетельствует, что свв. Первоучители славянства исполняли только греко-славянскую миссию и не были способны к какой-либо двойственности в своём деле. Правда, в эпоху свв. Кирилла и Мефодия не было, надо полагать, такого разлада между восточною и западною церквами, какой явился много позднее, с конца XI–го в., после разделения церквей; но если не было разлада – в чём нельзя сомневаться – то не было, значит, и надобности св. Мефодию двоиться, т.е. вводить латино-славянский обряд.
Зачем ему было это делать, когда греко-славянская литургия в 868 г. получила высшую санкцию в самом Риме: пелась там по повелению самого папы Адриана II?53. Не за обряд папы запрещали славянскую литургию, а именно за язык, если не считать разных политических соображений и навязанного извне римской церкви догмата Filioque; так, по крайней мере, следует понимать подлинные буллы пап
Иоанна VIII (878), Стефана VI (890) и
Иоанна X (924)
54, а также постановление Сплетского собора 1059 г., который, запрещая богослужение на славянском языке, разрешал однако его на греческом
55. Серьёзное внимание на различи в обрядах между римскою церковью и другими церквами, восточными и западными, Римская курия обращает значительно позднее эпохи св. Мефодия, – начиная с ХI-го века, при папе Григории VII и его преемниках
56. Тогда и мог, по моему мнению, явиться тот компромисс, который мы замечаем в Киевских и Венских листках – латинский обряд на ц.-славянском языке. К этому времени, надо думать, и относится возникновение тех оригиналов, с которых были списаны Киевские и Венские листки, если они сами не представляют отрывков этих оригиналов непосредственно. Кроме вышеперечисленных исторических соображений, на сравнительно позднее происхождение глаголических миссалов, от которых дошли до нас только Киевские и Венские листки, указывает и самый состав этих глаголических отрывков. В них, как мы видим, есть уже тексты св. Писания (из апостола –
Рим. 13:11–14. 14:1–4. и
1Кор. 4:9–17.). Присутствие библейских текстов доказывает, что латинский оригинал древнейшего (Киевского) глаголического миссала может восходить не ранее, как к началу XI–го века, ибо до этого времени и в латинских миссалах, по наблюдениям Муратория, ещё не было чтений из св. Писания, которое тогда входило в состав других богослужебных книг римского обряда, именно – евангелистария и лекционария (см. выше)
57. С другой стороны, самая чистота греко-славянской редакции апостольских чтений – без всяких следов влияния латинской вульгаты
58, мне кажется, тоже может свидетельствовать о недавнем происхождении того глаголического миссала, который дал начало Киевским листкам, т.е. указывает на ХI–ый же век, если листки относятся действительно к этому, а не к более позднему времени
59.
Таким образом
возводить начало глаголического миссала у западных славян к эпохе св. Мефодия, тем более считать паннонского архиепископа виновником появления этой богослужебной книги католического обряда, мне кажется, нет надобности. Оставляя в стороне отрывки миссала чехо-моравской редакции, обратимся к Венским листкам – древнейшему тексту хорватского миссала. Состав этого миссала, оказывается, иной и восходит к иному латинскому образцу, чем миссалы более позднего происхождения, т.е. XIV–XV вв.; по крайней мере это следует сказать про миссалы князя Новака 1368 г., Римской Пропаганды 1387, князя Хрвоя (1404–1415)
60, Кукульевича–Сакцинского (из б-ки Загребской Академии Наук III. 3) и первопечатный 1488, которые все одного состава, принадлежат вообще к одной редакция и восходят к одному оригиналу
61. Такое различие в составе Венского миссала с одной стороны и позднейших – с другой объясняется частью «местными» условиями, как думает и И. В. Ягич, частью, надо полагать, и тем, что о единстве хорватских миссала и часослова вообще не может быть речи. Хотя в церковном отношении Хорватия искони зависала от Рима, но там – мы знаем – издавна жили также и некоторые монашеские ордена, управлявшиеся по «своим» уставам, более или менее независимо от Римской курии, и пользовавшиеся правом иметь свой особый ритуал, не похожий на ритуал римский. К числу таких орденов принадлежали, напр., бенедиктинцы, монастыри которых во множестве были рассеяны по всей Далмации и на близ лежащих островах
62. Так как хорватские бенедиктинцы много занимались перепиской славянских книг и совершали богослужение на славянском языке даже в то время, когда оно всюду было запрещено в Хорватии, то весьма возможно, что между дошедшими до нас глаголическими миссалами и часословами найдутся и списки бенедиктинцев. С другой стороны, не следует забывать и того обстоятельства, что латинские миссалы и бревиарии в течение своей многовековой истории неоднократно пересматривались, что также, надо полагать, должно было отражаться на хорватских богослужебных книгах. Поэтому вполне естественно думать, что тексты хорватских миссалов и часословов могут быть не только разного состава, но и разного происхождения
63. Но несмотря на всё это, сходство в составе, отмеченное ак. Ягичем для пяти миссалов XIV–XV вв., факт очень важный. Он наводить на мысль, что тип общераспространённого хорватского миссала (и часослова) сложился не в XII столетии, к которому восходят Венские листки, а позднее – в XIV–XIV в., когда во 1-х) вполне образовалась хорватская редакция ц.-славянского текста и во 2-х) выработался тот «настоящий» тип хорватской глаголицы, который мы видим в хорватских миссалах и часословах XIII–XIV в.
64 Возникновение более или менее определённого типа (или типов) хорватских миссалов и часословов именно в XIII веке, точнее – во второй половине его, оправдывается, я думаю, историческими свидетельствами. С 925 года по 1248–ой над ц.-славянским богослужением в Хорватии, мы знаем, тяготел суровый запрет Рима, и преследование «учения еретика» Мефодия со стороны латинников почти не прекращалось. В это время приверженцы народной церкви в Хорватии должны были скрывать от врагов свои богослужебные книги. Едва ли можно сомневаться в том, что эти книги, по крайней мере большинство их, следовали греческому обряду (ср.
J. Вrоz. 1. с. р. 70), т.е. были те же книги, которые употреблялись православными сербами, болгарами и русскими: Евангелие и Апостол – апракосы, Псалтирь, Паримейник, Октоих и др. Ведь до нас частью сохранились даже эти книги – Мариинское Четвероевангелие
65, два Апостола (Михановичев и Гршковичев)
66, глаголическая часть Римского евангелия
67 и Псалтирь
68. В период преследования хорватской народной церкви защитники последней едва ли могли охотно переделывать кирилло-мефодиевское наследие на римско-католический лад, тем более переводить латинские миссал и бревиарий на родной, но гонимый и «варварский», по словам пап, язык. По крайней мере, это следует сказать про большинство таких защитников (белое духовенство), не исключавшее, конечно, отдельных ревнителей католического обряда, напр., хорватских бенедиктинцев
69 и людей компромисса из среды высшего духовенства, действовавших при том же на свой страх, так как официального разрешения для католического обряда на славянском языке до 1248 г. не существовало. Поэтому на Венские листки XII в. следует, кажется, смотреть, как на отдельный опыт негласного вообще компромисса, – опыт, появление которого могло совпасть с провозглашением со стороны латинян «кривоверия» и «арианства» (1059 г.) Мефодия
(чит. восточный обряд) и с заботами Римской курии по части объединения всех католических церквей на почве римского обряда. Но таких опытов в то время (XI–XII в.), повторяю, было едва ли много, так как одобрения со стороны Римской курии они всё равно не встречали и доверием у латинского духовенства не могли пользоваться. Обычным явлением переводы латинских миссалов и бревиариев должны были сделаться, в силу вещей, лишь с того времени, когда папа Иннокентий IV, разрешая хорватам богослужение на родном языке, провозгласил девиз: sermo rei et non res est sermoni subjecta. Булла Иннокентия IV-го 1248 г. доставляла поборникам народной церкви в Хорватии величайшее нравственное удовлетворение, но она налагала на них и такое же обязательство, которое они и стали исполнять тем охотнее, что всегда были верными сынами римской церкви. С введением нового обряда, но на славянском же языке, хорваты выигрывали слишком многое, чтобы не поступиться прежним обрядом, отличие которого от римского они в то время едва ли сознавали, а значения, пожалуй, и совсем не могли оценить
70.
Все эти соображения и дают право предполагать, что
настояние типы хорватских миссала и часослова, по крайней мере – употреблявшиеся в приходских церквах Хорватии и Далмации, могли возникнуть не ранее второй половины XIII-го века...».
(Александр Васильевич Михайлов; К вопросу о литературном наследии свв. Кирилла и Мефодия в глаголических хорватских миссалах и бревиариях).
Подробнее: