Страсти Христовы: Моление о Чаше
Сам отошел от них на вержение камня, и, преклонив колени, молился, говоря: Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! впрочем не Моя воля, но Твоя да будет. Явился же Ему Ангел с небес и укреплял Его. И, находясь в борении, прилежнее молился, и был пот Его, как капли крови, падающие на землю. (Евангелие от Луки, 22-я глава)
Сегодня на месте моления Христа находится величественный католический Храм Моления о Чаше . При храме сберегаются оливы времен Спасителя. Тогда это были хрупкие юные деревья, сегодня – мастодонты двухтысячелетнего возраста.
Христос поистине был Богочеловеком, то есть в Нем было два измерения: Божественное и человеческое. Они сплелись воедино, не поглотив и не растворив друг друга. В каждую секунду деятельности Христа в Нем действовало Богочеловеческое естество. Это хорошо видно на примере Гефсиманского моления. Христос хочет избежать мучительной смерти, Ему, что очень понятно, страшно, причем Он страшится не боли, но того, что нужно будет взять на Себя грехи всего мира. И в этой тоске Он просит: Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! Но тут же добавляет: впрочем не Моя воля, но Твоя да будет.
Когда молимся мы, мы настаиваем на своем, умоляем о своей воле. Но Христос показывает, как именно нужно строить свою молитву: попросить о своей нужде можно, но тут же следует прибавить: впрочем, не моя воля, но Твоя да будет.
В пятидесяти шагах от того места, на котором заснули ученики Христовы и где сегодня православный монастырь, находится католический храм. Это удивительное место. Здесь Спаситель молился перед Страстями и просил Отца, если можно, избавить Его от той страшной Чаши, которую Ему придется испить.
Здесь же – оливы двухтысячелетнего возраста.
Деревья бережно обнесены.
Фотографировать их можно, но паломникам не разрешается рвать листья и плоды с этих древних и по-настоящему священных олив.
Когда молился Христос, они еще юнели. Рядом. Эти оливы слышали ночью слова Его молитв и были свидетелями Его Гефсиманского борения.
Вот как выглядит храм, если отойти чуть подальше.
Но вот мы подошли к самому храму и намереваемся в него войти.
Даже входные двери оформлены в виде волнующейся ночной оливковой рощи.
Входим в храм. Здесь сумрачно, как тогда, в ночном оливковом саду, и прохладно.
Над головой – похожий на великолепное звездное небо сияющий купол.
Наконец, камень, на котором, преклонив колена, молился Христос. На этот камень падал пот Его, смешавшись с кровью из лопнувших от перенапряжения сил подкожных капилляров.
Каждый из паломников может преклонить голову к этому молчаливому камню. И все твое существо содрогнется от ощущения, что ты оказался в Гефсиманском саду в ту самую ночь.
Сам отошел от них на вержение камня, и, преклонив колени, молился, говоря: Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! впрочем не Моя воля, но Твоя да будет. Явился же Ему Ангел с небес и укреплял Его. И, находясь в борении, прилежнее молился, и был пот Его, как капли крови, падающие на землю. (Евангелие от Луки, 22-я глава)
Сегодня на месте моления Христа находится величественный католический Храм Моления о Чаше . При храме сберегаются оливы времен Спасителя. Тогда это были хрупкие юные деревья, сегодня – мастодонты двухтысячелетнего возраста.
Христос поистине был Богочеловеком, то есть в Нем было два измерения: Божественное и человеческое. Они сплелись воедино, не поглотив и не растворив друг друга. В каждую секунду деятельности Христа в Нем действовало Богочеловеческое естество. Это хорошо видно на примере Гефсиманского моления. Христос хочет избежать мучительной смерти, Ему, что очень понятно, страшно, причем Он страшится не боли, но того, что нужно будет взять на Себя грехи всего мира. И в этой тоске Он просит: Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! Но тут же добавляет: впрочем не Моя воля, но Твоя да будет.
Когда молимся мы, мы настаиваем на своем, умоляем о своей воле. Но Христос показывает, как именно нужно строить свою молитву: попросить о своей нужде можно, но тут же следует прибавить: впрочем, не моя воля, но Твоя да будет.
В пятидесяти шагах от того места, на котором заснули ученики Христовы и где сегодня православный монастырь, находится католический храм. Это удивительное место. Здесь Спаситель молился перед Страстями и просил Отца, если можно, избавить Его от той страшной Чаши, которую Ему придется испить.
Здесь же – оливы двухтысячелетнего возраста.
Деревья бережно обнесены.
Фотографировать их можно, но паломникам не разрешается рвать листья и плоды с этих древних и по-настоящему священных олив.
Когда молился Христос, они еще юнели. Рядом. Эти оливы слышали ночью слова Его молитв и были свидетелями Его Гефсиманского борения.
Вот как выглядит храм, если отойти чуть подальше.
Но вот мы подошли к самому храму и намереваемся в него войти.
Даже входные двери оформлены в виде волнующейся ночной оливковой рощи.
Входим в храм. Здесь сумрачно, как тогда, в ночном оливковом саду, и прохладно.
Над головой – похожий на великолепное звездное небо сияющий купол.
Наконец, камень, на котором, преклонив колена, молился Христос. На этот камень падал пот Его, смешавшись с кровью из лопнувших от перенапряжения сил подкожных капилляров.
Каждый из паломников может преклонить голову к этому молчаливому камню. И все твое существо содрогнется от ощущения, что ты оказался в Гефсиманском саду в ту самую ночь.