Умирали ли животные до того, как совершилось грехопадение прародителей?
Вопрос о том, умирали ли животные в первозданном, ещё не осквернённом человеческим грехом мире, на сегодняшний день волнует множество людей. В основе повышенного внимания к этому вопросу со стороны представителей богословия лежит их стремление увязать библейское повествование о творении мира и человека с современными естественнонаучными воззрениями на историю происхождения Земли, зарождения и развития жизни на Земле.
Священное Писание даёт основание думать, что первая смерть в мире фауны проявилась не ранее, чем после грехопадения человека (следствием которого стало проклятие Богом земли): «...одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть...» (Рим.5:12).
Между тем, исключая возможность смерти животных в период, предшествовавший грехопадению родоначальника человечества, и понимая библейскую хронологию развития человеческого общества буквально, приходится сталкиваться с серьёзным логическим затруднением: как, в данном случае, следует объяснять происхождение останков доисторических животных, возраст которых, согласно научным подсчётам, исчисляется десятками, сотнями тысяч лет (ведь согласно дословному пониманию текста Писания, вся история существования людей, от времени сотворения Адама до наших дней, охватывается промежутком, не превышающим и десяти тысяч лет)?
Опять же, идея о том, что смерть среди животных существовала всегда, лежит в основе так называемой «богословской» теории эволюции, как одна из важнейших её идей. Суть теории сводится к тому, что развитие жизни на Земле происходило эволюционным путём, через трансформацию видов, однако вопреки взглядам эволюционистов-материалистов, весь процесс эволюции осуществлялся по воле и при содействии Творца.
Положению об изначальной смертности и смерти среди животных отводится в этой теории одно из центральных мест: слабые, не приспособленные к выживанию в условиях жесткой, суровой конкуренции между видами и внутри каждого вида умирали, а выживали только сильнейшие, благодаря чему возникали и развивались всё новые и новые формы биологической жизни, новые виды живых существ; таким образом, смерть как бы соучаствовала в преображении мира, способствуя возникновению и распространению более совершенных организмов.
Между тем, Священное Писание не только не возносит смерть, как средство для достижения высших эволюционных начинаний, на пьедестал почитания, но и указывает на обратное: «Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, ибо Он создал все для бытия» (Прем.1:13-14); «завистью диавола вошла в мир смерть» (Прем.2:24).
Не так же, а по-своему, «по-научному» относятся к смерти сторонники «богословской» теории эволюции, сужая границы понятия «смерть» от смерти вообще до смерти человека.
«...В богословском, в философском смысле, — пишет по настоящему поводу диакон Андрей Кураев, — говорить о феномене смерти в мире нечеловеческом — нельзя. Смерть безжизненной звезды, распад атома, разделение живой клетки или бактерии, прекращение физиологических процессов в обезьяне — это не то же, что кончина человека» [1, с. 76].
Звучит привлекательно и даже красиво. Но насколько это категоричное соображение справедливо, насколько соответствует воззрениям святых отцов Церкви? Скажем прямо: одним — не соответствует вовсе, другим — не вполне.
Следует знать, что многие пастыри Церкви понимали библейское повествование о шестидневном творении мира буквально, то есть верили, что мир сотворен и украшен Создателем в течении шести дней, равных по продолжительности суточным периодам. Принимая это толкование, как минимум, за допустимое, едва ли будет уместно признать бесспорной ту мысль, согласно которой, до грехопадения Адама и Евы животные не только умирали естественной смертью, но умирали из поколения в поколение, успевая оставить после себя многочисленное потомство (о чём будто бы свидетельствуют их бесчисленные останки). Ведь при таком отношении к вопросу получается, будто тысячи и тысячи случаев размножения животных, тысячи и тысячи смертей произошли всего за несколько дней!
Это странное заключение можно было бы перечеркнуть и отбросить как ложное, сославшись на то, что понятие «день (творения)» следует интерпретировать не как сутки, но как довольно длительный временной промежуток процесса развития Земли, благо что еврейский эквивалент слова «день» — «иом», — употребленный в оригинальном тексте Книги Бытия, допускает такой перевод без каких-либо лингвистических сложностей и экзегетических натяжек.
Собственно, такое понимание длительности дней творения имеет право на признание в качестве частного богословского мнения. Однако прежде чем отвергать другую трактовку, «день творения — сутки», следует вспомнить, что в таком именно ключе учил не один и не два, а множество выдающихся церковных отцов, и, следовательно, оно тоже имеет право на признание в качестве благочестивого богословского мнения.
Так, обращая внимание на слова Книги Бытия, посвященные творению мира, «и был вечер, и было утро: день един» (Быт.1:5), относящиеся к первому дню, святитель Василий Великий нашёлся прокомментировать их следующим образом: «Почему (день — А. Л.) назван не первым, но единым? Хотя намеревающемуся говорить о втором, и третьем, и четвертом днях было бы приличнее наименовать первым тот день, с которого начинаются последующие, однако же он назвал единым. Или определяет сим меру дня и ночи и совокупляет в одно суточное время, потому что двадцать четыре часа наполняют продолжение одного дня, если под днем подразумевать и ночь» [2, с.48-49].
«Никто не должен думать, — сигнализирует святой Ефрем Сирин, — что шестидневное творение есть иносказание» [3, т. 3, с. 466].
К другой группе важных святоотеческих свидетельств, противоречащих мнению о существовании смерти животных до времени падения первой человеческой четы, относятся те, которые указывают, что до того окружавшие человека Божьи творения не были тленными: тленность животных, а значит и их смертность, стала следствием человеческого греха.
Одно из наиболее ранних свидетельств подобного рода принадлежит известному борцу против ересей, святому Иринею Лионскому. «Надлежит также, чтобы и самое творение, восстановленное в первозданное состояние, — пишет он о грядущих временах, — беспрепятственно послужило праведным; и это показал апостол в Послании к Римлянам, так говоря: “Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих; потому что тварь покорилась суете не добровольно, но ради покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тления в свободу славы сынов Божиих”» [4, с. 523].
(Слова апостола, на которые опирается этот Божий угодник, в Синодальном переводе звучат: «тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» (Рим.8:20-21)).
Как вытекает из поучения Иринея Лионского, здесь он указывает на надежду о восстановлении твари в первозданное состояние. В свою очередь надежда связана с ожиданием освобождения от рабства тления или, что то же, от тленности. Не много нужно труда, чтобы понять: согласно утверждению Иринея, тленность не была характерна для первоначального состояния упомянутой апостолом твари.
Приблизительно двумя столетиями позже великий вселенский учитель, святитель Иоанн Златоуст, имея в виду те же самые апостольские слова, обнаружил единомыслие с утверждением Иринея. При этом он прямо указал на человеческий грех как на причину тленности твари, а на самого человека — как на виновника.
Вот его слова: «Что значит — суете тварь повинуся? Сделалась тленною. Для чего же и по какой причине? По твоей вине, человек. Так как ты получил смертное и подверженное страданиям тело, то и земля подверглась проклятию, произрастила тернии и волчцы... Свободится, говорит (апостол) от работы истления, то есть, не будет уже тленною, но сделается соответственною благообразию твоего тела. Как тварь сделалась тленною, когда тело твое стало тленным, так и тогда, когда тело твое будет нетленным, и тварь последует за ним и сделается соответственною ему» [5, т. 9, кн. 2, .с. 664-665].
Несколькими веками спустя убежденность в непричастности первозданных Божьих творений условиям тленности выразил преподобный Симеон Новый Богослов. Рассматривая тему преступления Божьей заповеди, повлекшего за собой катастрофические изменения как в отношении людей, так и в отношении окружающего их мира, он говорил: «И не проклял Бог рая... Но... проклял лишь всю прочую землю, которая тоже была нетленна и все произращала сама собою... Тому, кто сделался тленным и смертным, по причине преступления заповеди, по всей справедливости надлежало и жить на земле тленной, и питаться пищею тленною... Все твари, когда увидели, что Адам изгнан Богом из рая, не хотели более повиноваться ему, преступнику... Он (Бог — А. Л.) сдержал все эти твари силою Своею, и по благоутробию и благости Своей не дал им тотчас устремиться против человека и повелел, чтобы тварь оставалась в подчинении ему и, сделавшись тленною, служила тленному человеку, для которого создана, с тем, чтоб когда человек опять обновится и сделается духовным, нетленным и бессмертным, и вся тварь, подчиненная Богом человеку в работу ему, освободилась от сей работы, обновилась вместе с ним и сделалась нетленною и как бы духовною» [6, т. 1, с. 533-535].
Очевидно, что приведённые и многие другие, подобные им, изречения, проходя сквозь проповедническое и писательское творчество отцов рельефной чертой, исключают возможность истолкования смерти лишь в том узком смысле, на котором настаивает диакон А. Кураев, а вместе с тем подводят гипотезу о наличии смерти в первозданном царстве животных если не под определение «ложная», то, по крайней мере, под артикул «сомнительная», «спорная».
Просто взять и отмахнуться от всех сих отеческих наставлений, как от заведомо ошибочных, мы не дерзаем — уж очень их много и очень авторитетным христианам они принадлежат. Но, спросит читатель, может быть, эти свидетельства можно, всё же, определить как ошибочные, если принять в разумение, что их авторы, увы, не были знакомы с гением Ч. Дарвина, с основанной на его идеях теорией эволюции, так как жили задолго до времени её «открытия» и признания? Едва ли. Дело в том, что это заманчивое объяснение разбивается о высказывания более поздних церковных писателей, таких, например, как святитель Феофан Затворник.
Вчитаемся внимательно в его поучение, вдумаемся: «Тварь, как и человек, сотворена прекрасной, доброй и чуждой смерти. Отдана она во власть человеку как царю для того, чтобы тот, будучи сам чист, свят и бессмертен, поддерживал ее и хранил в чистоте и добре. Но после падения человека, чтобы он, обладая прекрасной тварью, не возгордился, Господь предал тварь за человека, ее господина, проклятию — суете, изменчивости и смерти...» [7, с.409 — 410].
Остаётся добавить, что все вышеприведённые отеческие цитаты не противоречат формально тем библейским стихам, где сообщается непосредственно, что смерть вошла в мир через грех: «завистью диавола вошла в мир смерть» (Прем.2:24); «...одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть...» (Рим.5:12).
Леонов А. М. Преподаватель Догматического Богословия Санкт-Петербургской Академии Теологии и Церковных Искусств.
1.Кураев А. Может ли православный быть эволюционистом? Клин: Изд. Христианская жизнь, 2006.
2.Святитель Василий Великий. Беседы на шестоднев. Мн.: Изд. Белорусского Экзархата, 2006.
3.Преподобный Ефрем Сирин. Творения. Изд. Московский Патриархат, Молдавская митрополия, Единецко-Бричанская епархия, 2003 г., Творения.
4.Святой Ириней Лионский. Против ересей. Доказательство апостольской проповеди. СПб.: Изд. Олега Абышко, 2008].
5.Святитель Иоанн Златоуст. Полное собрание творений святого Иоанна Златоуста в двенадцати томах. М.: Изд. Радонеж, 2003.
6.Преподобный Симеон Новый Богослов. Слова преподобного Симеона Нового Богослова. М.: Изд. Правило веры, 2006.
7.Святитель Феофан Затворник. Жизнь и труды святого апостола Павла. Толкование апостольских посланий святителем Феофаном Затворником. М.: Изд. Правило веры, 2002.
Вопрос о том, умирали ли животные в первозданном, ещё не осквернённом человеческим грехом мире, на сегодняшний день волнует множество людей. В основе повышенного внимания к этому вопросу со стороны представителей богословия лежит их стремление увязать библейское повествование о творении мира и человека с современными естественнонаучными воззрениями на историю происхождения Земли, зарождения и развития жизни на Земле.
Священное Писание даёт основание думать, что первая смерть в мире фауны проявилась не ранее, чем после грехопадения человека (следствием которого стало проклятие Богом земли): «...одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть...» (Рим.5:12).
Между тем, исключая возможность смерти животных в период, предшествовавший грехопадению родоначальника человечества, и понимая библейскую хронологию развития человеческого общества буквально, приходится сталкиваться с серьёзным логическим затруднением: как, в данном случае, следует объяснять происхождение останков доисторических животных, возраст которых, согласно научным подсчётам, исчисляется десятками, сотнями тысяч лет (ведь согласно дословному пониманию текста Писания, вся история существования людей, от времени сотворения Адама до наших дней, охватывается промежутком, не превышающим и десяти тысяч лет)?
Опять же, идея о том, что смерть среди животных существовала всегда, лежит в основе так называемой «богословской» теории эволюции, как одна из важнейших её идей. Суть теории сводится к тому, что развитие жизни на Земле происходило эволюционным путём, через трансформацию видов, однако вопреки взглядам эволюционистов-материалистов, весь процесс эволюции осуществлялся по воле и при содействии Творца.
Положению об изначальной смертности и смерти среди животных отводится в этой теории одно из центральных мест: слабые, не приспособленные к выживанию в условиях жесткой, суровой конкуренции между видами и внутри каждого вида умирали, а выживали только сильнейшие, благодаря чему возникали и развивались всё новые и новые формы биологической жизни, новые виды живых существ; таким образом, смерть как бы соучаствовала в преображении мира, способствуя возникновению и распространению более совершенных организмов.
Между тем, Священное Писание не только не возносит смерть, как средство для достижения высших эволюционных начинаний, на пьедестал почитания, но и указывает на обратное: «Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, ибо Он создал все для бытия» (Прем.1:13-14); «завистью диавола вошла в мир смерть» (Прем.2:24).
Не так же, а по-своему, «по-научному» относятся к смерти сторонники «богословской» теории эволюции, сужая границы понятия «смерть» от смерти вообще до смерти человека.
«...В богословском, в философском смысле, — пишет по настоящему поводу диакон Андрей Кураев, — говорить о феномене смерти в мире нечеловеческом — нельзя. Смерть безжизненной звезды, распад атома, разделение живой клетки или бактерии, прекращение физиологических процессов в обезьяне — это не то же, что кончина человека» [1, с. 76].
Звучит привлекательно и даже красиво. Но насколько это категоричное соображение справедливо, насколько соответствует воззрениям святых отцов Церкви? Скажем прямо: одним — не соответствует вовсе, другим — не вполне.
Следует знать, что многие пастыри Церкви понимали библейское повествование о шестидневном творении мира буквально, то есть верили, что мир сотворен и украшен Создателем в течении шести дней, равных по продолжительности суточным периодам. Принимая это толкование, как минимум, за допустимое, едва ли будет уместно признать бесспорной ту мысль, согласно которой, до грехопадения Адама и Евы животные не только умирали естественной смертью, но умирали из поколения в поколение, успевая оставить после себя многочисленное потомство (о чём будто бы свидетельствуют их бесчисленные останки). Ведь при таком отношении к вопросу получается, будто тысячи и тысячи случаев размножения животных, тысячи и тысячи смертей произошли всего за несколько дней!
Это странное заключение можно было бы перечеркнуть и отбросить как ложное, сославшись на то, что понятие «день (творения)» следует интерпретировать не как сутки, но как довольно длительный временной промежуток процесса развития Земли, благо что еврейский эквивалент слова «день» — «иом», — употребленный в оригинальном тексте Книги Бытия, допускает такой перевод без каких-либо лингвистических сложностей и экзегетических натяжек.
Собственно, такое понимание длительности дней творения имеет право на признание в качестве частного богословского мнения. Однако прежде чем отвергать другую трактовку, «день творения — сутки», следует вспомнить, что в таком именно ключе учил не один и не два, а множество выдающихся церковных отцов, и, следовательно, оно тоже имеет право на признание в качестве благочестивого богословского мнения.
Так, обращая внимание на слова Книги Бытия, посвященные творению мира, «и был вечер, и было утро: день един» (Быт.1:5), относящиеся к первому дню, святитель Василий Великий нашёлся прокомментировать их следующим образом: «Почему (день — А. Л.) назван не первым, но единым? Хотя намеревающемуся говорить о втором, и третьем, и четвертом днях было бы приличнее наименовать первым тот день, с которого начинаются последующие, однако же он назвал единым. Или определяет сим меру дня и ночи и совокупляет в одно суточное время, потому что двадцать четыре часа наполняют продолжение одного дня, если под днем подразумевать и ночь» [2, с.48-49].
«Никто не должен думать, — сигнализирует святой Ефрем Сирин, — что шестидневное творение есть иносказание» [3, т. 3, с. 466].
К другой группе важных святоотеческих свидетельств, противоречащих мнению о существовании смерти животных до времени падения первой человеческой четы, относятся те, которые указывают, что до того окружавшие человека Божьи творения не были тленными: тленность животных, а значит и их смертность, стала следствием человеческого греха.
Одно из наиболее ранних свидетельств подобного рода принадлежит известному борцу против ересей, святому Иринею Лионскому. «Надлежит также, чтобы и самое творение, восстановленное в первозданное состояние, — пишет он о грядущих временах, — беспрепятственно послужило праведным; и это показал апостол в Послании к Римлянам, так говоря: “Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих; потому что тварь покорилась суете не добровольно, но ради покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тления в свободу славы сынов Божиих”» [4, с. 523].
(Слова апостола, на которые опирается этот Божий угодник, в Синодальном переводе звучат: «тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» (Рим.8:20-21)).
Как вытекает из поучения Иринея Лионского, здесь он указывает на надежду о восстановлении твари в первозданное состояние. В свою очередь надежда связана с ожиданием освобождения от рабства тления или, что то же, от тленности. Не много нужно труда, чтобы понять: согласно утверждению Иринея, тленность не была характерна для первоначального состояния упомянутой апостолом твари.
Приблизительно двумя столетиями позже великий вселенский учитель, святитель Иоанн Златоуст, имея в виду те же самые апостольские слова, обнаружил единомыслие с утверждением Иринея. При этом он прямо указал на человеческий грех как на причину тленности твари, а на самого человека — как на виновника.
Вот его слова: «Что значит — суете тварь повинуся? Сделалась тленною. Для чего же и по какой причине? По твоей вине, человек. Так как ты получил смертное и подверженное страданиям тело, то и земля подверглась проклятию, произрастила тернии и волчцы... Свободится, говорит (апостол) от работы истления, то есть, не будет уже тленною, но сделается соответственною благообразию твоего тела. Как тварь сделалась тленною, когда тело твое стало тленным, так и тогда, когда тело твое будет нетленным, и тварь последует за ним и сделается соответственною ему» [5, т. 9, кн. 2, .с. 664-665].
Несколькими веками спустя убежденность в непричастности первозданных Божьих творений условиям тленности выразил преподобный Симеон Новый Богослов. Рассматривая тему преступления Божьей заповеди, повлекшего за собой катастрофические изменения как в отношении людей, так и в отношении окружающего их мира, он говорил: «И не проклял Бог рая... Но... проклял лишь всю прочую землю, которая тоже была нетленна и все произращала сама собою... Тому, кто сделался тленным и смертным, по причине преступления заповеди, по всей справедливости надлежало и жить на земле тленной, и питаться пищею тленною... Все твари, когда увидели, что Адам изгнан Богом из рая, не хотели более повиноваться ему, преступнику... Он (Бог — А. Л.) сдержал все эти твари силою Своею, и по благоутробию и благости Своей не дал им тотчас устремиться против человека и повелел, чтобы тварь оставалась в подчинении ему и, сделавшись тленною, служила тленному человеку, для которого создана, с тем, чтоб когда человек опять обновится и сделается духовным, нетленным и бессмертным, и вся тварь, подчиненная Богом человеку в работу ему, освободилась от сей работы, обновилась вместе с ним и сделалась нетленною и как бы духовною» [6, т. 1, с. 533-535].
Очевидно, что приведённые и многие другие, подобные им, изречения, проходя сквозь проповедническое и писательское творчество отцов рельефной чертой, исключают возможность истолкования смерти лишь в том узком смысле, на котором настаивает диакон А. Кураев, а вместе с тем подводят гипотезу о наличии смерти в первозданном царстве животных если не под определение «ложная», то, по крайней мере, под артикул «сомнительная», «спорная».
Просто взять и отмахнуться от всех сих отеческих наставлений, как от заведомо ошибочных, мы не дерзаем — уж очень их много и очень авторитетным христианам они принадлежат. Но, спросит читатель, может быть, эти свидетельства можно, всё же, определить как ошибочные, если принять в разумение, что их авторы, увы, не были знакомы с гением Ч. Дарвина, с основанной на его идеях теорией эволюции, так как жили задолго до времени её «открытия» и признания? Едва ли. Дело в том, что это заманчивое объяснение разбивается о высказывания более поздних церковных писателей, таких, например, как святитель Феофан Затворник.
Вчитаемся внимательно в его поучение, вдумаемся: «Тварь, как и человек, сотворена прекрасной, доброй и чуждой смерти. Отдана она во власть человеку как царю для того, чтобы тот, будучи сам чист, свят и бессмертен, поддерживал ее и хранил в чистоте и добре. Но после падения человека, чтобы он, обладая прекрасной тварью, не возгордился, Господь предал тварь за человека, ее господина, проклятию — суете, изменчивости и смерти...» [7, с.409 — 410].
Остаётся добавить, что все вышеприведённые отеческие цитаты не противоречат формально тем библейским стихам, где сообщается непосредственно, что смерть вошла в мир через грех: «завистью диавола вошла в мир смерть» (Прем.2:24); «...одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть...» (Рим.5:12).
Леонов А. М. Преподаватель Догматического Богословия Санкт-Петербургской Академии Теологии и Церковных Искусств.
1.Кураев А. Может ли православный быть эволюционистом? Клин: Изд. Христианская жизнь, 2006.
2.Святитель Василий Великий. Беседы на шестоднев. Мн.: Изд. Белорусского Экзархата, 2006.
3.Преподобный Ефрем Сирин. Творения. Изд. Московский Патриархат, Молдавская митрополия, Единецко-Бричанская епархия, 2003 г., Творения.
4.Святой Ириней Лионский. Против ересей. Доказательство апостольской проповеди. СПб.: Изд. Олега Абышко, 2008].
5.Святитель Иоанн Златоуст. Полное собрание творений святого Иоанна Златоуста в двенадцати томах. М.: Изд. Радонеж, 2003.
6.Преподобный Симеон Новый Богослов. Слова преподобного Симеона Нового Богослова. М.: Изд. Правило веры, 2006.
7.Святитель Феофан Затворник. Жизнь и труды святого апостола Павла. Толкование апостольских посланий святителем Феофаном Затворником. М.: Изд. Правило веры, 2002.
