В настоящее время, среди исследователей русского церковного знаменного пения, а также и исполнителей оного, бытует следующее спорное мнение, что старообрядческая певческая культура значительно исказила исполнительские принципы знаменного пения дораскольного периода. Согласно данному мнению, исполнение знаменного пения в настоящее время следует осуществлять в современной «академической» или близкой к ней манере.
§1. О народности богослужебного пения
Церковное древнее пение имеет истоки народного певческого творчества, но, в отличие от фольклора, создавалось и развивалось не стихийно, а по определённым правилам.(1)
Известно, что в раннехристианские времена за богослужением пел весь народ. Отсюда следует, что сам характер пения не мог быть сложным и искусственным, а разрабатываемая в условиях соборного творчества система богослужебного пения не могла быть оторвана от характерного мелоса того или иного народа.(2)
Согласно церковной истории, клирос постепенно обособился от народа, усложнились напевы, но, думается, живой, народный характер пения оставался весьма устойчивым. Даже, если представить, что, например в Византии, в определённых местах существовали обученные по некой вокальной системе певцы, то, вероятнее всего, бульшая часть исполнителей пения в храмах были «самородками» под руководством более опытного певца.
Сама вокальная система византийского пения едва ли могла бы быть близкой к тому, что мы называем теперь «академической» манерой по следующим причинам.
1) Принципы академического пения сформировались на основе техники итальянского belcanto, сложившегося в XVII в.
Музыкальная эстетика отпадшего от вселенского Православия Запада перестаёт понимать человеческий голос в церковном пении, как инструмент Св. Духа, согласно учению Свв. Отцов, и рассматривает его как музыкальный инструмент, способный вызывать эмоционально-чувственные переживания, что является одной из трагедийных черт путешествия Римо-католичества (и всех его ответвлений) на «сторону далёкую» — всевозможных ересей и чувственной молитвы.
Соответственно, выделка голоса базируется на подражании звучанию музыкального инструмента, что противоречит православной традиции, не допускающей как употребления музыкальных инструментов за богослужением, так и подражанию их звучания.(3)
Данная трактовка голоса также связана с искусственно созданным темперированным строем, который, в свою очередь, также сложился не столь давно и вступает в противоречие с живым нетемперированным строем восточного богослужебного пения, что связано со следующим аргументом.
2) Богослужебное пение есть система расширенного или усложнённого распевного чтения, основанная на речитации (псалмодии) и певческих формулах, связанных с разного рода украшениями, доходящих до неподдающейся современной темперации мелизматики. Можно также сказать, что богослужебное пение есть пение, близкое к чтению, или чтение, близкое к пению.
Суть же технологии академической манеры пения сводится к искусственному торможению речевого (бытового) стереотипа и переходу к певческой фонации на базе «маскировочной» артикуляции.(4) Распев же, напротив, осуществляется на основе живой «молитвенной» речи, посредством бытовых, близких народным, певческих интонаций, отобранных посредством соборного церковного творчества. А если ещё учесть, что значительная часть изменяемых песнопений православного богослужения распевается силлабически, то академическая манера, где звук преобладает над текстом, едва ли может быть пригодна для богослужебного пения. По крайней мере, выучка церковных певцов, вероятно, должна соответствовать исполнительскому уровню артистов оперетты, где часто сменяются пение и речь, что при недостаточной подготовке и умении находить защитные механизмы от бытовой речи, пагубно сказывается на здоровье артистов. Следовательно, в Церкви должны были бы всегда существовать учебные заведения с квалифицированными преподавателями вокала, а певцам перед службой было бы необходимо проходить ряд специальных упражнений, петь на службе только в определённом тоне и т.д.
Если же учесть, что Церковь Христова находится в постоянных гонениях, «эстетические» требования, как правило, появляются только в периоды мнимого «благоденствия», заканчивающегося обычно различными «лихолетьями» и нестроениями, во время которых, думается, церковным служителям было не до «эстетики». Свидетельств тому в церковной истории предостаточно. Возможно, (не дай Бог!) настанут в Церкви такие времена, когда и читать-то будет некому. Куда же тогда исчезнут все эстетические запросы молящихся (и сами молящиеся)?
3) Богослужебное пение, как уже говорилось выше, есть определённая форма церковного чтения. Поэтому, оно не может являться просто «украшением» богослужения; его также невозможно рассматривать в отрыве от церковного чтения и возгласов священнослужителей, поскольку богослужебное пение есть продолжение и того и другого. И в этом смысле пение также нельзя сравнивать с иконой (см. об этом ниже).
Если же богослужебное пение было бы так необходимо исполнять в академической манере, пригодной, скорее, для театра и концерта, то следовательно, и чтение и возгласы также должно было бы осуществлять в той же манере.
Такого рода эксперименты, правда, широко практиковались у нас в России в дореволюционное время, что-то вроде дутого «дьяконско-оперного искусства» и вычурно-плакатного стиля чтения. В настоящее время также существуют попытки восстановить данную профанацию богослужения, в некоторых, в особенности соборных и архиерейских храмах, такого рода «бесчинные вопли» считаются чуть ли не хорошим тоном и продолжением некой традиции, обязательной для исполнения.(5)
Что же касается современного восточного пения в византийских традициях, то следует отметить, что мысль о том, что к ХХI-му веку произошла деформация исполнительской манеры этого пения, представляется по меньшей мере весьма смелой, если не сказать более. Хотя бы потому, что весь Восток, православный и инославный, просто не знает, что такое академическая манера пения. Религиозные певческие традиции стран восточного региона сравнительно близки друг другу, имеют подлинно народные истоки.
Не взирая на то, что певческая культура бывшей Византии за последние три столетия заметно изменилась в сторону сокращения и упрощения, думается, что в условиях православной преемственности, крепкой устной традиции, а также отсутствия ощутимых влияний со стороны Запада, в принципах исполнения православного богослужебного пения на Востоке не могло произойти таких глобальных изменений.
Следует также отметить, что современный православный Восток богат прекрасными самобытными голосами, звучание которых осуществляется в близкой к народной, а не западной академической манере.(6)
Похожее дело обстоит и с современным русским богослужебным пением старообрядцев всех разновидностей. Действительно, в условиях постоянных преследований и постепенного вымирания, певческая культура старообрядчества, в особенности за минувшее столетие, не могло сохранить уровня пения ХVII-XVIII вв. Многие песнопения, в особенности у старообрядцев, признающих церковную иерархию, заметно упрощались, переходили в устную форму, появилось много различных школ, направлений и нюансов в исполнительских принципах богослужебного пения.
Тем не менее, нельзя не признать, что старообрядчество в общем сохранило в живых формах, как некое предание в звуках, русское знаменное пение, и, в отличие от господствующей Церкви, донесла его до наших дней. Подтверждением тому могут служить следующие аргументы.
Во-первых, строй современного старообрядческого пения очень близок к строю современного византийского пения, хотя, как известно, между старообрядцами и Востоком устойчивых культурных связей не существовало.
Во-вторых, современное богослужебное пение старообрядцев всех согласий в общих чертах весьма схоже, хотя многие общины также между собой не сообщаются.
В-третьих, современные исполнительские принципы знаменного пения, в особенности беспоповской традиции, также близки к современным исполнительским принципам русского духовного фольклора, в частности, к постепенно исчезающему (к великому сожалению) народному творчеству русского Севера. Если мы признаем общую исполнительскую деформацию в певческой культуре старообрядчества, то такие же выводы нам придётся сделать и относительно современного русского народного духовно-песненного творчества.
В-четвёртых, весьма трудно представить, что старообрядчество, в условиях строжайшего хранения и исполнения канонов и преданий, доходящих до буквоедства, могло допустить такие заметные искажения в области исполнения богослужебного пения, как перемена общего стиля и «манеры». В жизни старообрядческой общины всякого рода новаторство и модернизм строго преследуются и просто так не приживаются.(7)
Так или иначе, общие принципы исполнения богослужебного пения в старообрядческих общинах остаются близкими к народным.
Что же касается эстетичности и красоты современного старообрядческого пения, то они сопоставимы с красотой и эстетичностью подлинного русского фольклора, который, в свою очередь, нельзя рассматривать с точки зрения современной западноевропейской культуры, глазами человека, воспитанного на том, что именуется классическим искусством, настолько это разные явления.
Остаётся добавить, что «неофитам» знаменного пения следовало бы быть весьма осторожными в своих высказываниях относительно современной старообрядческой, а также и византийской культуры пения, было бы желательно относиться с уважением, изучать и оберегать сохранившееся в живых формах устное предание, чтобы не выглядеть самонадеянными изобретателями «ново-знаменной» традиции и реконструкторами аутентичности и «правильности» манеры того древнего пения, которого никто из наших современников не слышал и никогда не сможет услышать.
§2. Об ангелоподобности богослужебного пения
Пение является неотъемлемым свойством ангельской природы. Какова красота ангельского пения знали, по-видимому, только прр. Исаия, ап. Иоанн Богослов и вифлеемские пастухи, а также, вероятно, и некоторые другие свв. прав. мужы и жены,(8) и только в той мере, насколько они могли эту красоту вместить.
И, даже если предположить, что у этих людей была бы звукозаписывающая аппаратура, вряд ли удалось бы зафиксировать пение ангелов по той причине, что оно, относительно нашего материального мира, является по своей природе невещественным.
Отсюда следует, что красота ангельского пения не может быть соизмерима с даже самым совершенным и прекрасным земным богослужебным пением. Человек, уподобляясь ангельским силам, может только ПОДОБНО им воспевать Пресв. Троицу, и то, пребывая связанным земными и плотскими узами, только в определённых пределах.
Следовательно, земное богослужебное пение не может быть ангельским, а только ангелоподобным, в том смысле, что, во-первых, человек, как и ангел, обладая свободной волей, может свободно славить Творца, во-вторых, само богослужебное пение имеет тбинственный характер, в отличие от пения мирского. Поэтому, земное ангелоподобное богослужебное пение не может быть абсолютной красоты и имеет, скорее, хвалебно-покаянный характер. Вот почему знаменное пение в древности именовали не ангельским, т.е. совершенным и прекрасным (в небесном смысле), а только ангелоподобным.(9)
В этом отношении, к сожалению, существует опасность тонкой подмены, и, вероятно, обманывается та часть христиан, которые принимают свои чувственно-плотские переживания, получаемые от воздействия на них совершенного и прекрасного земного пения, за благодатные дары Св. Духа.
§3. О сравнении богослужебного пения и иконы
Церковное пение и икону, думается, можно сопоставить, только с определёнными оговорками.
Во-первых, в богословском аспекте, как распев и иконопись, где распев, согласно святоотеческой трактовке, рассматривают как «богословие в звуках» (или «поющее богословие»), а иконопись — «богословие в красках».
Во-вторых, процесс создания иконы можно уподобить процессу создания церковного песнопения — либо только богослужебного текста, либо распеву уже имеющегося текста, либо созданию одновременно и текста и напева.
Но в бытийном (или практическом) смысле, между иконой и пением существует большая разница.
Во-первых, икона пишется (как и составляется песнопение) только один раз и пребывает в неизменном виде (до момента какого-либо внешнего вмешательства). Бытие же определённого песнопения следует рассматривать в двух плоскостях, ибо песнопение необходимо первоначально составить (сочинить), а затем исполнить. Поэтому эстетическую красоту иконы (если таковая присутствует) можно сравнить лишь только с умозрительной красотою определённого песнопения (в конкретный момент не исполняемого) или певческой книги, его содержащей. Причём, эта умозрительная красота данного песнопения ещё не определяет красоту его звучания на конкретном богослужении, поскольку последнее связано как с определённым отрезком времени, в течении которого оно совершается, так и с различными внешними и внутренними бытийными обстоятельствами.
Во-вторых, написание иконы (10) может (и должно) сопровождаться молитвой (11), в то время как исполнение богослужебного песнопения не может сопровождаться молитвой, ибо оно и есть молитва.(12) Если, например, при создании иконы у творца оной что-либо не получается, то он может отложить на время это дело или начать его заново. А вот ежели во время совершения богослужения не очень ладится с пением (в смысле красоты), то приостановить пение и богослужение будет уже невозможно.
Следовательно, красота богослужебного пения в качественном смысле (13) не может являться самоцелью церковного пения (хотя к качеству исполнения богослужебного пения, безусловно, необходимо стремиться) и зависит от многих внешних и внутренних факторов, посему такая красота не может существовать постоянно.(14)
Отсюда следует вывод, что красоту иконы, которую можно созерцать ежедневно, нельзя сравнивать с красотою богослужебного пения, звучащего только в определённое время.
§4. О красоте пения в храме Св. Софии в Константинополе
О эстетической стороне богослужебного пения в храме Св. Софии, во время посещения его послами Св. блгв. князя Владимира, нельзя судить, во-первых, не слышав этого пения, во-вторых, с точки зрения современного человека, воспитанного на плодах достижений западноевропейской музыкальной цивилизации.
Весьма сложно представить, что красота богослужебного пения (как самих напевов, так и качества их исполнения) в храмах западной традиции (15) могла уступать пению византийскому.
Ибо, во-первых, западное (как и восточное) церковное пение было основано на системе осмогласия, установленного Свв. Отцами Церкви.
Во-вторых, необходимо учесть, что именно внешняя красота церковного пения так волновала будущих римо-католиков, что в последствии привело к исчезновению в богослужении западной традиции принципа распева и вытеснению его концертным принципом, где уже церковная музыка (а не богослужебное пение) стала следовать всем направлениям светского искусства, и именно внешнюю музыкальную красоту римо-католичество использовало как мощное оружие против Православия, против слабых её членов, что известно из русской истории.
Поэтому, дело здесь, думается, не в том, что русским послам более понравилось пение восточное, а в том, что сам Св. Дух, действуя путями ему известными, указал нашим предкам выбрать правую греческую веру.
§5. О пении Господа
Господь наш Иисус Христос, в своей земной жизни, как человек, до начала своей проповеди не мог находиться вне иудейских обычаев, и, разумеется, посещал как собрания в синагогах, так и богослужения в Иерусалимском Храме. И, следовательно, Он, как человек, был знаком с певческой традицией иудеев, в частности, с синагогальной.(16)
Возможно, что некоторые песнопения этой традиции могли быть исполнены в тот момент, о котором упоминают Евангелисты.(17) При этом, исполнены стихийно, в привычном для иудеев несложном «народном» варианте, без предварительной специальной подготовки.
И хотя Христос и мог, как Богочеловек, обладать сверхчеловеческими певческими способностями, даже более совершенными, чем те, что имеют ангельские силы, но, думается, что ради братской любви к апостолам и по своему глубочайшему смирению, как человек совершенный, Господь вряд ли стал бы при общенародном братском пении выделяться, тем более петь в «академической» манере оперным голосом, поэтому, сам факт, что Христос пел, ещё ни о чём не говорит.
§6. О пении святых
В истории Православной Церкви, действительно, существуют примеры свв. мужей, которые не только составляли церковные гимны, но и были весьма незаурядными исполнителями богослужебных песнопений.
Одним из таких является прп. Роман Сладкопевец, названный так в силу своего необычного певческого таланта. Но что это была за способность? Получил ли святой её, благодаря своему упорному труду?
Житие прп. Романа повествует о том, что он не имел никаких выраженных певческих способностей; мало того, он ещё страдал тем, что называют теперь дефектом дикции, благодаря чему стал объектом всевозможных насмешек и издевательств со стороны опытных певцов. И по усердной молитве святого ему был дан свыше необычайный дар пения и гимнотворчества, ибо «всяк дар совершен есть, сходяй свыше от Тебе Отца светов».(18)
Этот яркий пример поучает нас тому, что совершенная красота богослужебного пения (если только такая существует на Земле) не есть результат длительной практики, искусства владения голосом (в академической манере) и частых спевок, а есть Божий дар, получаемый по нашей вере и молитве, есть результат действия Св. Духа.(19)
Итак, согласно свв. Отцам, при совершении богослужебного пения следует заботится не о внешней его красоте,(20) а о том, чтобы оно приносилось с покаянием, а не превозношением, не на показ, (в коем есть исполнение «человекоугодия и тщеславия»(21)), но от сердца (ибо, по слову Пророка, «жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушено и смирено Бог не уничижит»(22), и именно «такою жертвою хочет Бог от нас прославиться в пениях и псалмах и песнях духовных, поющих от сердца Ему»(23)), а не ветхозаветным образом, в «мусикийских художествах(24)» (будь то даже и знаменное пение), а также совершалось бы «благообразно и по чину»(25) (что, впрочем, не противоречит обладать определёнными профессиональными навыками, направляя их в нужное русло), и молиться о ниспослании того самого СОВЕРШЕННОГО ДАРА.
И, как мне думается, следование этим путём и определит и манеру пения, и характер звука, степень громкости и темп исполнения богослужебных песнопений.
Сноски
1 каноны, святоотеческие предания, учения
2 Вот почему, например, система, строй и образ как западного григорианского, восточного византийского и русского знаменного пения так близок и имеет общие истоки, однако эти распевы интонационно не тождественны и каждый из них имеет свои национальные мелодические корни.
3 Номоканон, гл. 141, «От Валсамона и от Зонарева толкования».
4 В. Емельянов. Развитие голоса. С.-Петербург 1997
5 Хотя, Свв. Отцы учат, что при богослужебном чтении и пении для молящегося должны быть приятны не голос исполнителя (или исполнителей), и даже не сами напевы, а слова, им (или ими) произносимые или пропеваемые. В тоже время, сам исполнитель (или исполнители) должны совершать своё дело с сердечным сокрушением, во смирении, в простоте душевной, без превозношения, сердцем и умом разумевая читаемое или поемое, что, увы, едва ли возможно при искусственной академической манере, когда ум исполнителя занят решением певческо-технологических задач, чтоб «только было красиво».
6 Есть, правда, исключения. Мне, например, доводилось слышать одну любопытную аудиозапись, где некий греческий певец, выученный, по-видимому, в Европе, исполняет византийские песнопения в сопровождении хора (исон) в сладостно-страстной оперной манере, в темперированном строе. Так вот, один мой знакомый, дирижёр-хоровик по специальности, предложил мне прослушать две аудиозаписи — упомянутую выше и другую — с пением одного афонского старца. Относительно последней мой коллега отозвался как о классическом примере фальшивого и немузыкального пения, и предложил мне сравнить эту запись с упомянутой выше, которая ему, по-видимому, очень нравилась. По этому поводу привожу своё мнение. Выражаясь эстетическими категориями, первая аудиозапись, с точки зрения современной западноевропейской музыкальной культуры, — прекрасна, и, напротив, безобразна, относительно целей богослужебного пения. (Относительно второй аудиозаписи читай наоборот).
7 Хотя нельзя не отметить, что за последние столетие, в певческом быту старообрядческих общин (в особенности городских) поповского согласия, стали наблюдаться тенденции некого «омузыкаливания» хорового богослужебного пения, появляются оригинальные старообрядческие хоровые коллективы (как правило, долго не живущие), с влиянием академической манеры пения, записывающие диски и выступающие на концертной эстраде (достаточно вспомнить знаменитый Морозовский хор).
8 Напр., св. свщмч. Игнатий Богоносец
9 А также рассматривали его не как музыкальное искусство, но как нечто подобное философии и богословию.
10 А также и другие виды церковного делания, как опять же составление песнопения, вышивание и проч.
11 А некоторыми подвижниками — и постом, как в древние времена
12 Возможно ли во время певческого произнесения определённого богослужебного текста творить, например, молитву Иисусову?
13 т.е., выражаясь музыкально-исполнительскими категориями, слаженность ансамбля исполнителей, уровень постановки их голосов, владение певческой артикуляцией и др.
14 Вообще, определение понятия красоты богослужебного пения весьма относительно. Даже, если предположить, что существует некая объективная эстетическая красота этого пения, то его восприятие всегда будет субъективно, поскольку оно напрямую связано с уровнем нашего духовного развития и состояния (на данный момент).
15 Тогда ещё единой Церкви
16 Поскольку в Храме, согласно преданию, пели только левиты
17 Матф., зач. 108 (26:30) Марк., зач. 64 (14:26)
18 Бож. Литургия по чину Свт. Иоанна Златоуста. Заамвонная молитва.
19 Также, как и свв. Апостолы, будучи малограмотными, получили совершенный дар Св. Духа знания Свщ. Писания.
20 «Да не убо со гласом пения молитву творим, но со усердием сердец, ниже в показание, но со всякою кротостию и вниманием ума». См. сноску 2. Далее ниже следует толкование, что эти слова сказаны не ради уничижения богодухновенных гимнов, поскольку через них действовал Св. Дух, но ради «нравов пения» поющих.
21 Там же.
22 Пс. 50
23 См. сноску 2.
24 т.е. искусным (или искусственным) музыкальным образом
25 1 Кор. 14:40
Комментировать