Слово в день преподобного Антония Великого ⁶.

Глаголы, аже Аз глаголах вам, дух суть и живот суть (Ин. 6:63).

Мы привыкли глагол или слово признавать облачением или выражением мысли, из совокупности мыслей составлять познания, из познаний – науки, а потом и самые науки прилагать к жизни, там где это возможно. Но вот из уст Иисуса Христа мы слышим иное определение слова: „слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь“ Слово, наполненное духом и жизнью, для науки представляется как бы не имеющим определенного содержания; дух как личность, понять не трудно; жизнь, как проявление сил сотворенных существ, также может быть наблюдаема; но что такое дух и жизнь в слове? Правда, у нас есть понятие о духе, в каком говорится слово, и о жизни в слове, но только в смысле направления мысли и облачения ее в образы и картины, сообщающие ей ясность и силу впечатления; но мысль в слове, по требованиям человеческого знания, должна иметь главное преобладающее значение. Между тем в словах Христа Спасителя мы должны, по Его указанию, видеть преобладающими дух и жизнь; мысли как будто ставятся в тени. Должно сказать даже больше: самое слово здесь представляется не органом только мысли, а самою силою, духом, жизнью. Что же это за особое слово, столь отличное от научного по своему содержанию? Может ли оно быть обращено в предмет знания? Не противоречит ли оно нашим природным законам мышления и познания? Мы не знаем, даст ли кто на эти вопросы ответ отрицательный, но знаем, что по этому предмету существует много недоразумений и даже заблуждений, вредящих и науке и вере, и столь естественному и необходимому союзу между ними.

Попытаемся изъяснить приведенное нами изречение Христа Спасителя – не по нашим школьным условиям и требованиям, а как оно само дает разуметь себя, или как изъясняет его учение Самого Господа и его апостолов.

Священное Писание дает нам понять в слове Христовом три существенные особенности, отличающие его от слова человеческого: во-первых, в отношении к его смыслу и влиянию на людей, потом в способах проникновения его в души человеческие и, наконец, в господствующем его направлении.

Иисус Христос с первых слов Своей проповеди дал нам понять, что Он не человек-мыслитель, не ученый, сообщающий людям новое учение, а обетованный Искупитель мира, пришедший совершить спасение людей и призвать всех в царство Отца Своего небесного. Его слово, как слово Сына Божия, было, по сознанию самих слушателей, со властию, покоряющею дух человека силе Божией, а не таково, как слова книжников и фарисеев (Мк. 1:22). Поэтому при первом его звуке смирялись души способные его слушать, как умолкает малое дитя пред твердым голосом своего отца. Это и теперь чувствуют все берущие в руки Евангелие с мыслью, что в нем Бог говорит душе человеческой.

При этом общем понятии о слове Христовом для нас становится весьма важною та особенность, что Господь никогда не обращался к одному уму человека, а всегда к целому духу человеческому, – его уму, сердцу и совести. Он брал людей там, где их находил – по внутреннему их состоянию, – в страданиях сердца, в мучениях совести, в скорбях земной жизни и, давши им почувствовать тягость настоящего их состояния, возводил их к сознанию возможности лучшей жизни и говорил: „покайтеся, приблизилось царствие небесное (Мк. 1:15), – придите ко Мне все труждаюшиеся и обременные“ (Мф. 11:28). Таким образом Он, явившись в мир, как бы подавал Своему погибающему созданию Свой творческий и отеческий голос. Какая мысль в голосе человека, зовущего нас к себе и называющего нас по имени? На первый раз никакой. Все дело в том, знаком ли нам голос, мил ли он нам и желательно ли нам видеть того, кто зовет нас к себе. Если зовет любимый нами человек, мы идем и не зная зачем; с другой стороны, если мы заблудились, нуждаемся в чем-нибудь, страдаем, мы идем на всякий понятный нам голос в надежде помощи. В этом смысле учение Спасителя нашего и называется званием Божиим, привлечением человека к Богу (Ин. 6:44; 2Тим. 1:9) и в этом же смысле Он говорит, что овец своих Он знает по имени, и что овцы гласа Его слушают (Ин. 10:3). Это таинственное отношение духа человеческого ко Христу Спасителю всегда познается и нами, но не умом, а сознанием и опытом сердца, если мы не очерствели и не оплотенели, а, по слову Господа, имеем уши, чтобы Его слышать (Мф. 11:15).

Это жизненное духовное влияние легко изъясняется примером из наших человеческих отношений. Есть люди, с которыми при первом знакомстве нам приятно быть: и лицо, и речь, и взгляд, – все располагаем нас к ним, все влечет к общению с ними. В чем же тайна этого влечения? Во влиянии их личности на нашу личность, их жизни на нашу жизнь. Какими путями идет к нам от них это влияние? Не знаем определенно, но очевидно, что и помимо испытующей мысли есть между нами неуловимые способы действования одного человека на другого. В данном случае мы изучаем человека и познаем умом уже после того, как расположились к нему, и только после ближайшего рассмотрения и опытов мы убеждаемся, что не ошиблись в нем. Посмотрите в Евангелии, как массы народа стремились к Иисусу Христу, окружали, теснили, всюду ждали Его, чтобы взглянуть на Него, хотя издали, – и это было тогда, когда не составилось о Нем ни в народе, ни между властями иудейскими определенного понятия. Его лицо, сияющее божественною чистотою, Его проникающий в душу взор, Его мощная речь, – все влекло к Нему народ, утомленный человеческою двуличностью, лицемерием и ложью. А какими силами духа современники принимали Его слово, и при том многие ли и многое ли в нем понимали, это трудно сказать; но слово Его влияло на людей, как объемлющая все существо человека и все покоряющая сила, – в нем всем чувствовалась и жалость к человечеству, и истина обличения, и сила любви, и озарение высшим светом и радостью жизни при изображении открываемого им царствия Божия. Люди, по нашему выражению, не мыслящие, каковы были воины, посланные от синедриона взять Его, послушав Его, отказались исполнить данное им приказание и на вопрос: для чего вы не привели Его, – отвечали: „никогда человек не говорил так, как этот человек“ (Ин. 7:45–46). А если бы их спросили, что Он говорил, в чем состоит превосходство Его учения, они сказали бы не больше того, что скажет и ныне простой неученый христианин, мало понимающий учение Господа, но всем сердцем Его любящий. А все ли понимали и сами апостолы до Его воскресения? Когда многие, следовавшие за Иисусом Христом, соблазнившись учением Его о таинстве Причащения, оставили Его, апостол Петр лучше всех, как мы видим из Евангелия, понимавший своего божественного Учителя, на вопрос Его: не хотите ли и вы Меня оставить, отвечал именно с той особенностью, которая, по нашим научным притязаниям, нам кажется неопределенностью: „Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни“ (Ин. 6:67–68). Апостол знал, что разумел под этим, но можно думать, что он тогда так же мало, как и другие, мог бы перевести свой ответ в логические понятия. Он знал, что чувствовал, что его чувство не обманывает его, что он счастлив внутренне в этом союзе своей души с божественным духом своего Учителя и отвечал почти тоже, что сказал без сознания в духовном восторге в минуты преображения Христова: Господи, добро есть нам зде быти (Мф. 17:4). Итак, слово Христово не только есть сила, покоряющая и влекущая к Нему человека, оно есть дух, вводящий его в сознание возможности высшей и лучшей духовной жизни, чем та, какую он обыкновенно испытывает, – дух, производящий возбуждение и влечение к этой жизни, желание продолжения ее без конца: оно есть глагол живота вечного.

Что касается до способов действования слова Христова на человека или до тех путей, какими оно проникает в нашу душу и покоряет нас себе, то эти пути и способы навсегда останутся для нас тайною. Когда, где и как из нашей грешной жизни Господь позовет нас к Себе, с чего Он начнет убеждать, или лучше, побеждать нас, когда и чем Он даст нам почувствовать силу Своего слова, – всего этого ни узнать, ни изучить, ни привести в систему мы не можем. Это Господь дал нам понять в беседе о возрождении с ученым и любознательным Никодимом: „Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит, и куда уходит: так бывает со всяким рожденным от Духа“ (Ин. 3:8). Что это учение о таинственных действиях благодати возрождения относится не только к христианским таинствам, но и к слову или учению Христову, мы находим этому подтверждение в знамениях, явленных при сошествии Святого Духа на апостолов: на каждого из них низошли „огненные языки“ – знак слова, и „при шуме с неба, как бы от несущегося сильного ветра“ – знак силы; затем мы видим оправдание того и другого указания в последовавшем за тем обращении проповедью апостола Петра многих тысяч людей к вере во Христа (Деян. 2). Побеждаемые благодатью Христовою, мы подчиняемся Его руководству, а подчинившись, начинаем познавать и Его божественное учение в качестве истин, просвещающих ум до приобретения целого образа здравых словес (2Тим. 1:13) или цельного христианского миросозерцания. Отсюда становится ясным, что просвещение учением Христовым совершается не так, как просвещение наукою человеческою, а в обратном порядке. В науке мы сначала изучаем, познаем и потом вследствие познания убеждаемся в истине, а в просвещении евангельскою истиною сначала убеждаемся в силе Христовой, покоряемся Ему и веруем в Него, как Сына Божия, как в свет, просвещающий всякого человека, грядущего в мир (Ин. 1:9), а потом уже в этом свете познаем всю совокупность открытых нам тайн божественной премудрости в деле спасения людей. И только этот путь ведет к истинному христианскому богопознанию. Кто относится к Евангелию сначала умом вопрошающим, пытливым, сомневающимся, тот встречает всюду затруднения и не дойдет до убеждения в Христовой истине, а кто начинает смиренным, послушливым приятием всеми силами своего духа благодатных впечатлений Евангелия, ощущая на себе благотворность его божественного света, тот сердцем верует в правду (Рим. 10:10) и умом дойдет до сознательного убеждения в превосходстве христианского учения пред всеми учениями человеческими. И только при этом условии могут быть ясны, отчетливы и крепки христианские убеждения. Кто, по слову Спасителя, стал причастным силы Его, тот „не может вскоре злословить Его“ (Мк. 9:39). Итак, если есть ныне в мире христианском люди, уничижающие и хулящие имя Его, – это ясный знак, что они не так подошли к Нему, не познали Его сердцем и не ощутили в себе духа и жизни Его слова, или же, по слову Апостола, и „вкусивши благого Божия глагола“, в долгом блуждании на ложных путях знания, растеряли святую теплоту сердца, сознание духовного союза с Ним и „отпали от Него“ (Евр. 6:5–6).

Призыванием в царствие Божие определяется понятие и о направлении слова Христова. Оно не есть учение, питающее только любознательность ума человеческого, а созидающее новую духовную жизнь в человечестве, через проведение в его сознание истинного идеала человеческого совершенства и чрез указание способов приближения к нему. Сам Господь указывает на опыты благотворности своего учения в применении его к жизни, как на лучшие средства убеждения в его истине: „кто хочет творить волю Отца небесного, говорит Он, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно“ (Ин. 7:17). Оторванное от жизни учение Христово представляет для ума человеческого непримиримые противоречия, – напротив, направляемое к жизни, оно становится для нас в каждом частном случае руководящим светом. Однажды апостолы, оскорбленные тем, что жители одного селения самарянского, не приняли их Учителя, возревновали о чести Его и просили, чтобы Он позволил им, по примеру пророка Илии, низвести огонь с неба и истребить их, но Господь сказал им: „не знаете, какого вы духа; ибо Сын человеческий пришел не погублять души человеческие, а спасать“ (Лк. 9:52–56). Как цельность в исповедании учения веры, так и цельность во взглядах на жизнь, установленных словом и примером Спасителя нашего, у апостола Павла равно называются духом Христовым: „кто духа Христова не имеет, тот и не Его“ (Рим. 8:9). Поэтому и весь характер учения христианского так определяет тот же Апостол: „слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы“ (1Кор. 2:4).

Сделаем вывод из высказанных нами оснований применительно к духовным потребностям нашего времени.

Если мы хотим быть, а не называться только христианами, – Библия в целом своем составе постоянно должна быть предметом нашего изучения. Оба завета, ветхий и новый, взаимно поясняют друг друга и только из совокупности всего их содержания нам становится ясным все домостроительство нашего спасения и во всем свете выступает перед нами главный предмет всего Писания – Божественное Лицо нашего Искупителя. Здесь мы находим разрешение недоумений, примирение противоречий; здесь из дышащего всюду духа Христова мы почерпаем дух веры и убеждение в божественном происхождении нашей религии. Разрушение целости библейского текста есть разрушение христианства; уважение по выбору к одним книгам Священного Писания с отрицанием достоинства других есть первое проявление произвола в обращении с делом рук Божиих и первый шаг к неверию. Чтение Священного Писания частое, если можно ежедневное, есть практическое питание, возбуждение и охранение нашей веры, но только тогда, когда разумение его не уклоняется от разумения Церкви Христовой. Слово Боже есть основание Церкви, Церковь есть осуществление слова Божия в жизни. Там и тут неотлучно пребывает Христос по данному Им обетованию (Мф. 28:20); там и тут мы у Него Самого учимся, от Него почерпаем жизнь, под Его руководством воспитываемся для царствия Божия.

Великое несчастье нового христианского мира состоит в том, что он дозволил себе извлекать из слова Христова одно учение в качестве голых мыслей, составлять из них системы по человеческой логике и довольствоваться этими системами, как изложением сущности христианства. Никто не отрицает достоинства научного изложения христианского учения, но не ему принадлежит первое место в нашем духовном просвещении, а непосредственному слову Божию. Мыслями из составляемых нами систем питается ум, но духом Христовым из слова Божия питаются преимущественно сердце и совесть – самые неточные начала нашей жизни. Ум может быть наполнен благими мыслями, но они без воспитания сердца и совести, по притче Спасителя, корене не имут (Лк. 8:13) и не дают плода христианской жизни. Мысли не углубленные в почву сердца надмевают ум, плодят споры, возбуждают сомнения, допускают смешение учения веры с учениями человеческими и из христиан делают воспитанников школы, а не Церкви. В странах глубокого севера бывают и теплые дни, и дожди, и свет солнца, но не растут высокие деревья и не зреют благородные плоды, потому что там вечный лед в подпочве: таково состояние нашего духа с образованным умом, но с несогретым духом Христовым и невозделанным сердцем.

Великое наше несчастье состоит и в том, что мы перестаем оценивать наши нравы и обычаи и все направление нашей жизни по учению Христову, а смотрим на все с человеческих точек зрения и нами самими утверждаемых начал жизни. Отовсюду – и в рациональных воззрениях к нам подкрадывается, но в противохристианских нравах и обычаях преимущественно находит себе место, так называемый, дух мир или дух времени. Это тоже во всей точности и полноте неопределимый, неописуемый и неуловимый живой дух, также непрестанно дышащий и движущийся – иногда тихо, но настойчиво, а иногда порывисто и бурно, – но дух враждебный Христу, дух не жизни, а смерти. Многие его отрицают, многие не замечают, но под его влиянием вечно движутся, волнуются не озаряемые светом и не оживотворяемые духом Христовым массы человечества, и наш земной мир безостановочно идет к своему концу указанным от Господа путем оскудения веры в Него и любви к Нему (Лк. 18:8).

Нельзя довольно надивиться той любви и заботливости, с какою предостерегает нас слово Христово от беспечности и побуждает к бдительному охранению нашего духовного зрения и слуха для постоянного наблюдения за движениями духов. А св. Иоанн Богослов дает в этом отношении наставление такое ясное, что оно может служить руководством и для самого простого христианина: „искушайте духов, говорит он, от Бога ли они; всякий дух, который не исповедует Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога“ (1Ин. 4:3). Вот решительный и ясный приговор всем учениям, смешивающим Библию с книгами человеческими и нашего Христа Спасителя с мудрецами мира.

Спросим свободомыслящих образованных людей нашего времени: желаете ли вы при ваших воззрениях и убеждениях, далеких от точности христианского учения и послушания законам и уставам Церкви Христовой, остаться христианами, или хотите быть под каким-либо иным знаменем в вашей умственной и нравственной жизни? Думаем, что только люди неверующие ни в Бога живого, ни в мир духовный, ни в бессмертие души, – для которых любимое общество есть царство животных, – могут дать на этот вопрос решительный ответ не в пользу христианства; большинство же не отречется от имени христианского, по крайней мере потому, что христианская цивилизация доселе признается ими лучшею всякой не христианской. Другой вопрос: как вы желаете быть христианами, – по своему, или по учению и установлениям Учредителя христианства, Которого имя носите? Если по своему, то вы с каждым либеральным движением ума и воли выступаете из ограды христианства, или из Церкви Христовой, членов которой Он только и называет Своими (Ин. 10:14) и чем дальше вы отсюда уходите, тем больше становитесь Ему чужими. А быть Ему чужим – значит не иметь части с Ним (Ин. 13:8), т. е. наследия в том царстве вечной жизни, к которому Он нас путеводит. У кого не дрогнет сердце при мысли быть Им отверженным, или выброшенным из корабля-Церкви в бурное море, так называемого в писании мира, противополагаемого Церкви, – с его сомнениями, заблуждениями, пороками, с его изменчивостью, нравственным бессилием, мраком, лежащим над будущим земным и непроницаемою тьмой, покрывающею будущность замогильную, – для кого все это не страшно, тот, как свободный, может распорядиться своею судьбой, как ему угодно; но пусть он знает, что он уже теряет права на имя христианина. Аминь.