Глава 13. Исцеление прокаженного. Исцеление слуги капернаумского сотника. Христос в доме Симона-фарисея.

Окончив Нагорную проповедь, Иисус сошел с горы в сопровождении толпы народа, и к Нему подошел прокаженный.

Проказа как болезнь описана Моисеем в книге Левит, в главе 13. Болезнь эта считалась настолько опасной, по заразительности ее, что Моисей признал необходимым подвергать осмотру через священников всех, у кого появлялась на теле опухоль, или лишай, или пятно, чтобы путем такого осмотра выделить больных проказой и объявить их нечистыми. Но не все прокаженные изгонялись из городов и селений, а только те, у которых проказа была на голове: У прокаженного, на котором эта язва (то есть язва на голове), должна быть разодрана одежда, и голова его должна быть не покрыта, и до уст он должен быть закрыт и кричать: нечист! нечист! Во все дни, доколе на нем язва... он должен жить отдельно, вне стана жилище его (Лев. 13, 45–46). Проказа считалась неизлечимой; Но когда она покрывала все тело больного и затем спадала, как чешуя, то в дальнейшем развитии своем считалась уже не заразительной; тогда священники могли объявить прокаженного чистым и, в знак очищения, потребовать от него установленное Моисеем жертвоприношение.

Вот как описывает положение этих страдальцев святой Григорий Богослов в Слове (14) о любви к бедным, сказанном в устроенной святым Василием Великим богадельне, в которой было много прокаженных: «Перед вашими глазами поразительное и плачевное зрелище, которому едва ли кто поверит, кроме очевидцев: люди – живые мертвецы, у которых конечности большей части телесных членов отгнили; люди, которых почти нельзя узнать, кто они были прежде, или, лучше сказать, это – несчастные останки живших некогда людей; люди, которые одни из всех и жалеют и вместе ненавидят себя; которые не знают, о чем больше плакать, – о тех ли частях тела, коих уже нет, или об оставшихся, – о тех ли, которые преждевременно истребила болезнь, или о тех, которые еще сберегаются на жертву болезни: те сотлели прежде гроба, а эти некому и в гроб положить. Это люди, у которых нет ни имущества, ни родства, ни друзей: многие не хотят к ним подойти, не хотят посмотреть на них, бегут от них, гнушаются ими, как чем-то омерзительным, негодуют почти и на то, что дышат одним с ними воздухом. Кто нежнее отца? Кто сердобольнее матери? Но для сих отверженных заперто и родительское сердце. И отец своего собственного сына, хотя и оплакивает, но гонит от себя. А мать, рыдая над живым, как над мертвым, хотела бы заключить в объятия свое детище, но боится плоти его, как неприятеля. А в народе поднимаются повсюду ропот и гонение против несчастных. Их гонят из городов, гонят из домов, с площади, с дорог, и – о горькая участь! – их отгоняют и от самой воды. А что всего страннее – тех, коих, как нечистых, отгоняем от себя, заставляем опять возвращаться к нам, потому что не даем им ни жилища, ни пищи, ни врачевства для ран, ни одежды. Потому-то они и скитаются день и ночь обнищавшие, нагие, бесприютные, показывая пораженное недугом тело, слагая жалобные песни, чтобы выпросить кусочек хлеба, или малейшую часть чего-нибудь вареного, или какое-нибудь разодранное рубище для прикрытия себя от стыда, или для облегчения боли от ран. Кто не сокрушится, внимая их стонам, сливающимся в одну жалобную песнь? Кто может переносить эти звуки? Кто может спокойно смотреть на это зрелище? Вот некоторые из них лежат одни подле других, не на радость соединенные недугом в одно сообщество. Их окружает толпа зрителей, даже и соболезнующих, но – на короткое время. Их преследуют и солнечный зной, и пыль, а иногда и жестокие морозы, дожди и бури; их стали бы попирать ногами, если бы одно прикосновение к ним не почиталось гнусным. На священные песнопения внутри храма они отвечают стонами и воплями, и таинственным молитвословиям служат отголоском горькие рыдания» (Творение. Ч. 2).

Один из таких несчастных бросился к ногам Иисуса, пал ниц перед Ним (как повествует Евангелист Лука) или, падая пред Ним на колени (как повествует Евангелист Марк), умолял Его, говоря: Господи! если хочешь, можешь меня очистить (Лк. 5, 12). Больной сознавал, что болезнь его неизлечима, но Он глубоко верил, что для Иисуса нет невозможного, что Он может исцелить его если захочет.

Иисус дотронулся до больного и сказал: хочу, очистись (Мб 8, 3; Мк. 1, 41; Лк. 5, 13). Как только произнес Он эти слова, все струпья, язвы, опухоли, раны, все мгновенно исчезло, и изумленным взорам присутствовавших предстал обновленный, здоровый человек. Чудо несомненное и поразительное! Во всей ветхозаветной истории говорится только о двух случаях исцеления прокаженных: Моисей исцелил сестру свою Мариам и пророк Елисей – Неемана Сирианина; но они исцелили прокаженных силой Бога, Которого для этого в молитвах своих призывали, или, лучше сказать, тех прокаженных исцелил Бог по молитвам Моисея и Елисея. Здесь же Христос исцелил прокаженного собственной силой, Своей волей: хочу, очистись.

Иисус приказал исцеленному молчать здесь о случившемся, но немедленно идти в Иерусалим показаться священнику и принести надлежащие жертвы.

Некоторые толкователи полагают, что если бы исцеленный медлил показаться священнику, то молва о чудесном исцелении его могла бы дойти до Иерусалима раньше его прихода туда, и тогда священники, враждебные Иисусу, стали бы утверждать, что исцеленный вовсе и не был болен проказой.

Евангелист Марк говорит, что, отсылая исцеленного к священнику, Иисус посмотрел на него строго. Эту строгость всегда кроткого Иисуса епископ Михаил объясняет так: прокаженным по закону воспрещался вход в чужой дом, но надежда исцелиться побудила прокаженного нарушить закон и войти в дом, где был Иисус; поэтому Иисус, исцелив прокаженного по вере его, осудил строгостью взгляда нарушение им закона (Толковое Евангелие. 2, 25).

Толкование это едва ли правильно. Нет никаких оснований утверждать, что прокаженный вошел в дом, в котором находился Христос. Слова Евангелиста Марка о том, что прокаженный, выйдя, начал рассказывать об исцелении, указывают лишь на то, что прокаженный вошел туда, где находился Христос, и вышел оттуда исцеленным; а войти он мог не только в дом, но и в толпу, окружавшую Иисуса. А что он действительно вошел не в дом, а в толпу, это видно из повествования Матфея: Когда же сошел Он с горы... подошел прокаженный (Мф. 8, 1–2). Впрочем, куда бы ни вошел прокаженный, в дом или в толпу народа, он одинаково нарушил закон Моисея, изданный в предупреждение распространения проказы. Но так как без такого нарушения закона не могло бы состояться и исцеление, то едва ли Христос мог осудить сильную веру, которая не остановила прокаженного и перед всенародным нарушением строгого закона. В другом подобном случае, когда страдавшая кровотечением пренебрегла запретительным законом Моисея и вошла в толпу народа, Господь не осудил ее, а сказал: дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя (Мф. 9, 22). Так и теперь Господь не осудил прокаженного за его сильную веру, и если посмотрел на него строго, то скорее всего этим строгим взглядом Он хотел усилить Свое запрещение разглашать о совершенном чуде.

Исцеленный, полный восторга от своего исцеления и благоговения к Исцелившему его, не сумел молчать: он всем рассказывал о происшедшем и провозглашал о совершившемся над ним необычайном чуде. Евангелисты умалчивают о том, какое впечатление произвели его рассказы на священников в Иерусалиме.

Совершенное чудо и рассказ о нем самого исцеленного привлекли к Иисусу еще больше (великое множество) народа; но Иисус избегал слишком большого скопления народа вокруг Себя, поэтому Он часто удалялся в пустынные места и молился там.

После этих событий Иисус пришел в Капернаум. Евангелисты Матфей и Лука говорят, что Он вошел в Капернаум, указывая тем самым на то, что Он перед этим был близ этого города, в окрестностях его; это подтверждается и преданием, указывающим на так называемую гору блаженства недалеко от Капернаума, на которой Иисус произнес Свою Нагорную проповедь.

В Капернауме стоял отряд римских войск, начальник которого назывался сотником. Сотник этого отряда был язычник по рождению, но расположенный к иудейской религии, доказательством чему служит построение им синагоги. Он, несомненно, много слышал о чудесах, совершенных Иисусом, и, узнав о прибытии Его в Капернаум, послал к Нему посольство из начальников (старейшин) синагоги просить прийти исцелить слугу его. По свидетельству Евангелиста Матфея, слуга сотника лежал в расслаблении и жестоко страдал (Мф. 8, 6); по свидетельству же Евангелиста Луки, слуга сотника был... при смерти (Лк. 7, 2), умирал. Начальники синагоги явились ко Христу и упрашивали Его исполнить просьбу сотника: он достоин, чтобы Ты сделал для него это, ибо он любит народ наш и построил нам синагогу.

Иисус пошел с ними, но не потому, что этот сотник был по понятиям начальников синагоги, достоин такого посещения, а по человеколюбию Своему, по беспредельной любви к страждущему человечеству. Когда шествие приближалось к дому, где лежал умирающий, сотник, считая себя недостойным принять Иисуса под кров свой, послал к Нему навстречу друзей своих сказать Ему: не трудись, Господи! ибо я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой; потому и себя самого не почел я достойным придти к Тебе; но скажи слово, и выздоровеет слуга мой. Ибо я и подвластный человек, но, имея у себя в подчинении воинов, говорю одному: пойди, и идет; и другому: приди, и приходит; и слуге моему: сделай то, и делает.

Смирение и сила веры язычника настолько тронули Иисуса, что Он, обратившись к сопровождавшему Его народу, воскликнул: и в Израиле не нашел Я такой веры.

Под именем Израиля Иисус подразумевал весь еврейский народ.

Эта искренняя вера смиренного язычника мгновенно перенесла мысли Иисуса Христа в будущее: Он видит толпы язычников, идущие к Нему, – видит, как Его слово, брошенное на языческую почву, взошло и разрослось в громадное дерево, под которым укрылось множество народов, – видит и народ иудейский, одиноко стоящий вдали и злобно взирающий на это роскошное дерево. Под влиянием таких мыслей Он с грустью сказал: многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства (то есть евреи) извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов.

Вечный пир с Авраамом, Исааком и Иаковом был у евреев народным изображением небесного блаженства; и так как на востоке гости, приглашенные на пир, возлежали за столом во время пира, то евреям казалось, что они в Царстве Небесном возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом. Снисходя к понятиям окружавшей Его толпы евреев и уподобляя, для удобопонятности, Царство Небесное пиру их праотцев, Иисус сказал, что они-то, то есть евреи, будут прогнаны с этого пира, подобно тому, как они сами изгоняют из своих домов провинившихся во время пира гостей и заставляют их оставаться вне дома (освещенного), во тьме внешней и на холоде восточной ночи, и вынуждают их плакать от огорчения и скрежетать зубами от холода. Эта тьма вне комнаты пира, а тьма внешняя (по-славянски – кромешная), и скрежет зубами прогнанных с пира представляются образом мучений тех людей, которые не будут допущены в Царство Небесное; буквального же значения этим словам придавать нельзя.

И сказал Иисус сотнику: иди, и, как ты веровал, да будет тебе. И выздоровел слуга его в тот час (Мф. 8, 13), в то самое время, как Иисус произнес эти слова. Таким образом, исцеление это произошло заочно по одному слову Иисуса.

Об исцелении слуги сотника повествуют Евангелисты Матфей и Лука, причем в их повествованиях замечается некоторое разногласие; Евангелист Матфей говорит, что сам сотник подошел к Иисусу и лично просил Его сказать только слово, чтобы выздоровел слуга Его; а Евангелист Лука говорит, что сотник сам не пошел к Иисусу, а послал старейшин иудейских просить Его прийти и исцелить слугу его, а потом выслал навстречу Иисусу друзей своих.

«Некоторые говорят, что это разные лица. Но я (говорит Златоуст) думаю, что это одно и то же лицо. Но отчего же, скажет кто-либо, по свидетельству Матфея, он сказал: я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой; по свидетельству же Луки, послал за Христом, чтобы Он пришел? Весьма вероятно, что когда сотник хотел идти, иудеи воспрепятствовали, льстя ему и говоря: мы сходим и приведем Его. Смотри, и самая просьба их исполнена лести; он любит народ наш и построил нам синагогу, говорят они; и не знают даже, за что нужно похвалить этого мужа. Но как скоро сотник освободился от докучливости иудеев, то посылает сказать: «Не подумай, что я не пришел по лености, но потому, что почел себя недостойным принять Тебя в дом». Вероятно, что и сам он, после того, как послал друзей, пришел и сказал то же» (Свт. Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от Матфея. 26).

Епископ Михаил дополняет объяснение Иоанна Златоуста так: «Евангелист Матфей употребляет в этом случае оборот речи довольно обыкновенный и свойственный многим писателям, по которому сказанное кем-либо через других или при посредстве других представляется сказанным непосредственно от него самого, и ответ, полученный через других, представляется ответом, данным ему самому; Евангелист же Лука повествует точнее, как было дело. Потому у Евангелиста Матфея представляется разговор Иисуса Христа как бы с самим сотником, тогда как разговор этот происходил через посредство других, сначала иудейских старейшин, потом друзей. Может быть, впрочем, что и сам сотник после друзей вышел из дома ко Господу» (Толковое Евангелие. 2).

Сотник признавал себя недостойным принять Иисуса в своем доме, поэтому невозможно допустить, чтобы он оставался спокойным, видя Иисуса приближающимся к этому дому; он должен был выйти и остановить Иисуса, и он несомненно так и поступил³². Таким образом оказывается, что оба Евангелиста совершенно правдиво передали это событие, но каждый из них передал не все подробности, вследствие чего повествование одного надо дополнить повествованием другого. Если мы поступим так, то должны будем признать, что сначала пришли к Иисусу иудейские старейшины, потом друзья сотника и, наконец, у самого дома вышел к Иисусу и сам сотник; Лука передает нам разговор Иисуса со старейшинами иудейскими и друзьями сотника, а Матфей обратил внимание лишь на самого сотника и его слова, исполненные веры, так как эти именно слова и составляли существеннейшую часть всего рассказа. При объяснении кажущихся разногласий между Евангелистами следует всегда помнить, что ни один из Евангелистов не претендовал на передачу со всеми подробностями всех событий последних лет земной жизни Иисуса Христа.

В одном из городов Галилеи, быть может, Магдале, один из фарисеев, по имени Симон, пригласил к себе Иисуса на обед. С какой целью последовало это приглашение – Евангелист не объясняет, но очевидно, что Симон был не из числа расположенных к Иисусу, так как не оказал Ему в своем доме самой обычной в то время вежливости: не облобызал Его и не велел омыть Ему ноги и помазать голову.

Христос принял приглашение, и когда, по восточному обычаю, возлег перед обеденным столом, в дом Симона вошла известная в том городе грешница. Предание гласит, что то была Мария Магдалина. О Марии Магдалине в Евангелии говорится как о женщине, из которой Иисус изгнал семь бесов (Мк. 16, 9; Лк. 8, 2), а так как в Священном Писании число семь часто применяется вместо много, множеством же бесов обозначается иногда множество грехов, то можно полагать, что Мария Магдалина была большая грешница. В дальнейших повествованиях говорится, что она всюду следовала за Иисусом, стояла у креста Его, присутствовала при Его погребении и первая удостоилась видеть Его воскресшим. Вообще, это – выдающаяся личность в евангельской истории. Поэтому некоторые думают, что если бы в дом Симона-фарисея вошла Мария Магдалина, то Евангелист Лука, тщательно исследовавший все евангельские события, назвал бы ее по имени, а так как он умалчивает об имени той женщины, то, вероятно, это была не Мария Магдалина, а другая женщина, известная всему городу блудница. Но если принять во внимание, что тот же Евангелист, вслед за рассказом о случившемся в доме Симона-фарисея, говорит, что за Иисусом, ходившим после того по городам и селениям, следовали двенадцать Апостолов и некоторые женщины, в числе которых на первом месте ставит Марию Магдалину (Лк. 8, 1–3), и если допустить предположение, что Лука нарочно не назвал по имени явившуюся в дом Симона грешницу, потому что не хотел связывать прошлого этой грешницы с именем Марии Магдалины, ставшей после того праведницей, – то следует верить преданию.

Вошедшая в дом Симона женщина принесла с собой алавастровый сосуд с миром. Алавастром назывался особый вид мрамора, отличавшийся легкостью и прочностью; из него выделывались, между прочим, сосуды для хранения благовонных жидкостей; сосуды эти имели форму высокого кувшина с узким горлышком. Нард, это – дерево, росшее преимущественно в Индии; из корней его добывался душистый сок, ценившийся очень дорого. Из этого сока, оливкового масла и душистых цветов варили благовонную жидкость, называвшуюся нардовым миром. В те времена богатые люди мазали себе миром волосы на голове, бороду и даже все лицо; на пиршествах у богачей принято было мазать миром головы и гостей, а для оказания кому-либо особого почета мазали и ноги. Мазали миром при погребении и тела умерших богатых людей.

Когда Христос, в сопровождении учеников Своих, многих женщин и толпы народа, вошел в тот галилейский город, в котором жил Симон-фарисей, то несомненно, что проживавшая там же богатая блудница, увлекавшая в свои сети толпы мужчин, полюбопытствовала посмотреть на нового Пророка. Несомненно также, что учение Иисуса, услышанное ею, открыло ей новый мир и произвело на нее такое сильное, потрясающее впечатление, что она решилась оставить свой порочный образ жизни; и вот, когда Христос вошел в дом Симона, она идет туда, останавливается у ног возлежавшего Иисуса, припадает к ним, рыдает и так обильно проливает слезы покаяния, что обливает ими неомытые ноги Иисуса, вытирает их своими волосами, целует их и мажет принесенным ею миром.

Этот нравственный переворот, видимо совершившийся в душе блудницы, эти слезы покаяния, это открытое исповедание грехов не тронули заскорузлое сердце фарисея, а только дали ему повод считать Иисуса простым человеком, даже не пророком. По его понятиям, прикосновение грешницы оскверняло человека, и потому благочестивый еврей, не желавший оскверниться, не позволил бы грешнице даже дотронуться до своих ног. «Если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему (рассуждал Симон), и не допустил бы Себя до осквернения, а так как, очевидно, Он не знает, что к нему прикасается грешница, то Он – не пророк» (Лк. 7, 39).

Всеведущий Иисус знал, о чем думал фарисей, и для обличения его сказал ему притчу: у одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят, но как они не имели чем заплатить, он простил обоим. Скажи же, который из них более возлюбит его? (Лк. 7, 41–42).

Ответить на этот вопрос было нетрудно. Думаю, тот, которому более простил, – сказал Симон.

«Видишь ли ты эту женщину? (сказал Господь Симону). Ты считаешь ее грешницей, и думаешь, что она оскверняет всякого человека одним прикосновением своим. Ты удивляешься, как это Я не обращаю на нее внимания, как это Я не прогоню ее от Себя; ты даже думаешь, что Я не знаю, кто – у ног Моих. Ты не жалел ее, когда она отдалась во власть греха, во власть тьмы; ты и не подумал тогда об ее исправлении, а теперь ты не только не радуешься ее раскаянию, но даже смотришь на нее с презрением и гадливостью. А почему? Потому что ты никого не любишь, кроме самого себя; ты считаешь себя праведником, и боишься, что общение с грешниками может лишить тебя этой мнимой праведности. Ты и Меня считаешь грешником; и если решился пригласить Меня на обед, то все-таки отнесся ко Мне не как к другу или даже гостю, а как к человеку, которого ты принимаешь лишь из снисхождения, из милости. Ты даже не велел своим слугам омыть Мне запыленные ноги, что принято по отношению к каждому, входящему в дом; а она слезами облила Мне ноги, и волосами головы своей отерла (Лк. 7, 44). Ты не встретил Меня обычным приветствием, которым обыкновенно встречают всякого гостя: ты не облобызал Меня, а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги (Лк. 7, 45). Ты побоялся бы даже прикоснуться к не омытым ногам Моим, чтобы не оскверниться, а она целует эти ноги и обливает их слезами своими. Ты не велел слугам своим помазать Мне голову маслом, а она драгоценным миром помазала Мне ноги (Лк. 7, 46) и не перестает целовать их, не обращая никакого внимания на твои и твоих гостей презрительные взгляды на нее. А отчего это? Что сталось с этой грешницей? Что привело ее сюда, за Мной, в чужой дом, без приглашения домохозяина? Что побудило ее оставить всю роскошь своего дома и прийти сюда, стать в положение последней рабыни и обильно проливать слезы покаяния? Как ты думаешь об этом, Симон? Ты молчишь; но Я объясню тебе, Я Сам отвечу на эти вопросы. Слово мое о любви к Богу и к ближним и о блаженстве в Царстве Небесном, случайно услышанное этой женщиной, так глубоко запало в ее душу и произвело такой нравственный переворот в ней, что она уверовала в Бога, полюбила Его и всех людей, порвала все, что связывало ее с ее прошлым, и пошла за Мной, зажегшим в сердце ее эту искру любви; и пришла она сюда, и не постыдилась при всех вас проливать слезы покаяния, не постыдилась этим осудить свою прежнюю греховную жизнь, чтобы начать новую. Пойми же, насколько она выше тебя! Пойми, что для самоисправления, для возрождения к новой жизни, для вступления в Царство Божие, надо отрешиться от себялюбия и возлюбить Бога и ближних; и чем сильнее эта любовь, чем самоотверженнее она, тем надежнее человек для Царства Божия, тем ближе он к Царству Небесному. И потому прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много (Лк. 7, 47). А ты? Ты никого, кроме себя самого, не любишь; ты и грешником себя не считаешь; но ты, как и другие люди, тоже не без греха; и если тебе простятся твои грехи, то ты, считая себя праведником, и не отблагодаришь, не полюбишь Того, Кто властен простить твои грехи, ибо, по-твоему, и прощать-то тебе нечего; поэтому ты и не можешь полюбить той сильной и самоотверженной любовью, какая загорелась в этой женщине. И за это Я говорю ей: прощаются тебе грехи (Лк. 7, 48)».

Симон и все гости его должны были понять, что под заимодавцем притчи Христос разумел Самого Себя, Которому все люди должны, перед Которым все грешны, одни более, а другие менее; и никто из этих должников не может освободиться от последствий своих грехов, несмотря на слезы покаяния, если не будет прощен Заимодавцем. И если судить по-человечески, то освободившийся от множества грехов должен более и возлюбить Того, Кто простил их, а менее согрешивший и возлюбит менее, то есть будет менее благодарен Своему Освободителю; в действительности же не сила любви соразмеряется с количеством прощенных грехов, а прощение дается по силе этой любви, возрождающей грешника.

Мария Магдалина так решительно порвала со своим прошлым и проявила такую силу любви к Богу, возродившему ее к новой жизни, что не обращала никакого внимания на презрительные взгляды фарисеев и думала только о том, как ей на деле доказать силу этой любви. Господь знал, что такая самоотверженная любовь к Богу приведет эту женщину к точному исполнению Его воли и воспламенит в ней такую же самоотверженную любовь к ближним, ко всем людям вообще. Господь знал, что сила такой всеобъемлющей любви, в соединении с сердечной, искренней верой, так преобразит внутренний мир этой женщины, что все ее будущее загладит, искупит грехи прошлого. Поэтому Он и сказал Симону: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много, а кто мало любит, кто не обладает такой силой любви, тому и прощено будет мало, тому простится по мере любви его.

Да, искренняя, чистая, бескорыстная любовь производит чудеса в человеке: она возрождает его и делает достойным сыном Отца Небесного. Она (по выражению Апостола Павла) долготерпит, милосердствует... не завидует... не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит (1Кор. 13, 4–7). Объясняя Коринфянам, как любовь преобразует человека, Апостол Павел писал им, что любовь больше веры, больше надежды, и что человек без любви – ничто (1Кор. 13, 2, 13).

Видя пробуждение такой силы любви в покаявшейся женщине, зная, к чему приведет ее эта сила, Господь сказал ей: прощаются тебе грехи.

Фарисеи не поняли сказанного Господом. Послышался ропот; все стали говорить: кто это, что и грехи прощает?

«Предупреждая более открытое выражение этого ропота, который мог обрушиться и на эту женщину, Господь кротко дает ей намек уйти от этих холодных и жестоких мнимо-добродетельных и строгих судей: «Иди с миром! Вера твоя спасла тебя!» (Епископ Михаил. Толковое Евангелие. Т. 2).

Евангелист же Лука, писавший свое Евангелие после Матфея и, несомненно, имевший под руками Евангелие Матфея, захотел дополнить его некоторыми подробностями, на которые не обратил внимание первый Евангелист. Что Лука хотел только дополнить рассказ Матфея, видно уже из того, что он передал очень кратко слова Господа; передал кратко, чтобы не повторять сказанное Матфеем.

Таким образом, судя по тому, какую цель имел в виду каждый из этих Евангелистов, следует признать, что никакого противоречия в их повествованиях не имеется.