Учение о непрестанном плаче прп. Симеона Нового Богослова и прп. Никиты Стифата

В статье раскрывается учение о непрестанном плаче прп. Симеона Нового Богослова и его ученика прп. Никиты Стифата. Данное учение является одним из ключевых лейтмотивов, истоки которого мы находим у прп. Симеона Благоговейного и, шире, в студийской монашеской традиции. Для прп. Симеона Нового Богослова постоянный плач – высокое состояние подвижника, достигшего через очищение себя правильного созерцания окружающего мира и боговидения. Плач и слёзы – характерная черта не печали, а духовной радости, приобщённости благодатным дарам Святого Духа. Прп. Никита Стифат кратко повторяет основные тезисы прп. Симеона с определённой степенью детализации и в соотнесении с античной традицией, согласно которой плач и слёзы – проявление печали, которая, по новозаветной формулировке, может быть «печалью по Богу» или «печалью мира». Соотнесение учения о плаче и слезах с античной, по-преимуще-ству стоической, традицией характерно для прп. Никиты, учившего также о четырёх главных добродетелях и страстях.

Преподобный Симеон недаром был назван Новым Богословом. Если свт. Григорий Богослов учил о Боге как о первом свете, об ангелах – как о вторых светах и о людях – как о третьих¹, то прп. Симеон провозгласил важность не просто уподобления Богу, а достижения Бога как первого света через боговидение². Согласно его духовному учению, видение или созерцание Бога – важнейшая добродетель, которую можно достичь через очищение себя покаянными слезами или плачем³. Ви́дение приобретается в болезни и печали сердца, которая при этом оказывается величайшей радостью, утешением и удовольствием. В святоотеческой традиции до прп. Симеона подчёркивалась необходимость боговидения, но не так ярко, как у него – в полемике с богословской рациональной схоластикой и, можно сказать, со школьным богословием ради утверждения абсолютного императива идеала святости, которой нужно достичь при жизни⁴. Естественно, что при таком отношении добродетель плача (τὸ πένθος) должна была занять и действительно заняла центральное место в его аскетико-мистическом учении, тогда как восточные⁵ и западные⁶ авторы этого направления предшествующей эпохи или его современники⁷ не рассматривают плач как центральное понятие. О плаче у прп. Симеона Нового Богослова писал, в частности, Н.М. Хунт⁸, особо выделяя пенитенциарный аспект плача. В настоящей статье будет предложен комплексный взгляд с акцентом на плаче как на добродетели.

Духовный наставник и учитель прп. Симеона прп. Симеон Благоговейный учил о важности покаянного плача, который должен продолжаться в течение всей жизни. Согласно его учению, как новорождённый ребёнок начинает плакать, так и человек должен плакать – на духовном уровне – в течение всей жизни вплоть до смерти:

«...сами рождающиеся дети пусть тебя научат. Ведь одновременно с происхождением из живота и попаданием на землю они рыдают, и это оказывается знаком жизни для повивальных бабок и матерей. Ибо если младенец не будет плакать, не говорят о нём, что он жив. А рыдающий показывает отсюда, что природа имеет происходящий от рождения плач вместе со слезами. Подобно тому, как говорил наш святой отец Симеон Студит, что вместе с таковым плачем должен и жить в настоящем житии человек и вместе с ним умирать, если, конечно, он хочет быть спасённым и вступить в блаженную жизнь, поскольку слеза указывает на рождение…»⁹.

Образ младенца важен ещё и тем, что подчёркивает связь между духовным отцом и духовным чадом, которая имеет определённое начало, но не имеет конца. По свидетельству прп. Симеона Нового Богослова, прп. Симеон Благоговейный оставил духовным чадам в качестве посмертного завещания «непрестанный плач»: «…к своему Владыке в неизреченной радости он преставился, оставив нам, несчастным, непрестанный плач»¹⁰. Этот плач может пониматься не только как скорбный надгробный¹¹, но и как постоянная добродетель духовного плача. И сам прп. Симеон учил духовных чад плачу, о чём свидетельствовал его ближайший ученик прп. Никита Стифат: «Посему и таким образом чудесный Симеон повелевал, чтобы дети шли впереди, а он иногда в терпении следовал за ними, плача, а иногда настолько опережал их, что не были слышны его плачи»¹². Учения о духовном плаче, духовном послушании и боговидении взаимосвязаны. Прп. Симеон Новый Богослов, получив духовные уроки от своего старца, который поражал святостью и неотмирностью как реальный пример исполнения трудных христианских добродетелей, и в том числе плача, опирался в то же самое время и на монашескую традицию, установленную прп. Феодором Студитом как безусловным законодателем византийского монашества в целом и возрождённого им Студийского монастыря в частности. Прп. Феодор учил о плаче и призывал к плачу:

«Время делания – трудитесь; время безмолвия – станьте безмолвствовать; время молитвы – чисто помолитесь; возрыдайте, заплачьте, поскольку мы призваны к плачу»¹³.

Он же ввёл в аскетическое богословие такие термины, как «воображение» (φαντασία)¹⁴ и «наслаждение» (ἡδονή)¹⁵, и тем самым оказался в определённой степени предшественником прп. Симеона в частичной реабилитации чувственного начала как участвующего в процессе спасения и обо́жения.

Для указания на добродетель плача, помимо термина πένθος, в творениях прп. Симеона Нового Богослова используется ряд других: как непосредственно указывающих на плач/сильное рыдание (κλαυθμός), [Нами исправлена опечатка, в издании – κλαθμός. Редакция Азбуки веры.] так и шире – на болезненное состояние души, старающейся жить строго по заповедям (λύπη, ὀδύνη, θλῖψις). Помимо именных форм, можно было бы обратить внимание и на глагольные формы πένθέω, ὀδύνομαι [Опечатка, Вероятно, имелось в виду ὀδυνῶμαι либо ὀδύρομαι. Редакция Азбуки веры.], θλίβομαι, и прочие. Однако для нашей статьи достаточно рассмотреть прежде всего термин πένθος; и глагольную форму πενθέω, как передающие в полной мере учение прп. Симеона Нового Богослова о непрестанном плаче.

В пятом гимне даётся следующее определение духоносного человека: это тот, кто должен «постоянно плакать» (πενθεῖν καθ᾽ ἑκάστην)¹⁶. В этом кратчайшем выражении находится ключ ко всему учению прп. Симеона о плаче. Постоянно (καθ᾽ ἑκάστην) – значит в течение всего дня и ночи, в течение всей жизни вплоть до смерти. Цель такого плача – получение утешения и по смерти в виде вечного доброго воздаяния, и при жизни, согласно особому акценту прп. Симеона на необходимости «смерти до смерти» для греха и «воскресения до воскресения» ради подлинной жизни по заповедям Божиим¹⁷. На это указывает ключевой евангельский стих о плачущих: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мф.5:4). Утешение, о котором идёт речь, понималось в христианской традиции по-разному, но особо близко к мысли прп. Симеона его выражает свт. Иоанн Златоуст¹⁸.

Термин πένθος, используется прп. Симеоном около шестидесяти раз – достаточно много в сравнении с корпусом сочинений его ученика прп. Никиты Стифата. В подавляющем большинстве случаев «плач» означает «духовный плач» как высшую христианскую добродетель и изредка используется в ином смысле, в частности, в значении наказания¹⁹.

Само слово πένθος, имеет древнюю античную предысторию, максимально часто в греческой литературе использовалось в IV в. (Таблица 1).

Таблица 1. Употребление слова πένθος в греческой литературе согласно Thesaurus Lingua Graeca on-line. URL: http://stephanus.tlg.uci.edu

В XI в. прп. Симеон Новый Богослов более всех других византийских авторов использовал данный термин.

В XI в. благодаря Иоанну Мавроподу и Михаилу Пселлу происходит возрождение интереса к античности, в частности, к античной аретологии и античным представлениям о страстях. Хотя прп. Симеон – противник философской или богословской схоластики, он невольно продолжает передавать учение о плаче в античных категориях. Так, добродетель плача рассматривается им в связи с печалью – одной из двух или четырёх основополагающих страстей античности. Прп. Симеон просил о даровании умиления и плача, чтобы поработать Богу «в мире сем, пространстве печали»²⁰:

«Господи, дай мне умиление и плач

И удостой во мраке жизни

В мире этом, пространстве печали,

Поработать Тебе и по-доброму послужить

И соблюсти святые Твои заповеди».

Сам плач описывается при помощи ряда эпитетов, а именно: «блаженный»²¹ или «блаженнейший»²², «радостотворный»²³, «прекрасный»²⁴, «непрестанный»²⁵, «вечный»²⁶. В большинстве случаев плач – это положительная добродетель, не просто важная, но царственная. В одном из своих огласительных слов прп. Симеон сравнивал плач с царём, стоящим на поле боя и побеждающим в том случае, если ему помогают другие его подданные – добродетели.

«Немощным и ранимым всеми оказывается царь и уже таковым не видится, но есть как один из прочих людей, подобным же образом и многочисленные войска без царя или военачальника над ними легко рассеиваются и противниками уничтожаются, таковым – помысли – является плач по отношению к прочим добродетелям»²⁷.

Таким образом, помимо вышеприведённых эпитетов, у плача есть ещё один эпитет – «царь»/«царский» (βασιλεύς/βασιλικός), который по-византийски передаёт стоическую идею о главной или о самой главной добродетели. К данным эпитетам следует добавить ещё эпитет «духовный», потому что только духовный плач имеет ключевое значение, в то время как обычный телесный плач находится в ряду других телесных добродетелей²⁸.

«Непрестанный плач» – не только положительная, но и отрицательная характеристика. Подобно скорби, рыданиям, глубокому мраку, он описывает состояние Адама после грехопадения. В этом случае плач передаёт страстное состояние печали, от которого надо освободиться²⁹.

В духовном учении прп. Симеона, основывающемся на экзегезе евангельских заповедей блаженства, добродетель плача особо связана с добродетелью смирения: обе описываются им как дарования Святого Духа³⁰. Вслед за первой заповедью: «Блаженны нищие духом», которая в аскетической святоотеческой традиции указывала прежде всего на добродетель смирения, звучит вторая заповедь: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мф.5:4):

«Возлюбим от души то, что Бог повелевает нам облобызать, духовную нищету, которую слово называет смирением, и вечный плач днём и ночью, из которого источается радость души и постоянное утешение для любящих Бога»³¹.

«И снова: Блаженны плачущие, ибо они утешатся (Мф.5:4). Так вот посмотрим и исследуем себя, имеем ли мы в себе плач и о каком говорится утешении, следующем за плачем. Ибо во-первых, он назвал нищих духом блаженными, поскольку им принадлежит Небесное Царствие. А нищие духом никакой, как сказано, не имеют привязанности к настоящим вещам, и страстно не сочетают с ними помысел…»³².

Духовная экзегеза Мф.5:4 у прп. Симеона помогает понять связь между смирением и плачем. Взаимосвязь смирения и плача является одним из лейтмотивов его духовного наследия. При описании добродетелей как «островов блаженных» (учение, которые древние греки применяли к описанию загробной участи) прп. Симеон учил о первом острове смирения, с которого по особому мосту нужно перейти на следующий остров плача³³. «Плачу по Богу предшествует смирение, а за ним следует радость и неизреченное веселие»³⁴. Надежда сама по себе бессильна без плача и смирения. Необходимы духовные плач и смирение, которые приводят к духовной надежде и радости³⁵. Смирение само по себе бессильно спасти без «радостотворного плача»³⁶. Таким образом, плач как инструмент достижения радости сам оказывается носителем радости. Иными словами, в плаче искомая цель оказывается уже достигнутой, благодаря чему происходит актуализация смирения. Но и плач может оказаться ложным «без духовного смирения»³⁷. Смирение рождает плач, а плач усиливает смирение!³⁸ Замедляющий в плаче и смирении постепенно начинает познавать Божественную волю³⁹.

Плач связан и со следующей заповедью блаженств: «Блаженны кроткие». Поскольку кротость – это преодоление гнева, то плач и является предпосылкой, без которой гнев непреодолим⁴⁰. Подобно телесным слезам, омывающим всякую нечистоту, и плач «угашает гнев сердца»⁴¹. Исходя из трёхчастного состава человеческой души, видно, что в данном случае прп. Симеон соотносит плач с гневной силой души. Плачущий «блаженнейшим плачем» «в чувстве души» получит утешение и сделает свою душу кроткой⁴². Непрестанно плачущий не может гневаться и потому должен иметь добродетель кротости⁴³.

Плач выражает состояние того, кто кается. Следует идти «путём покаяния и плача»⁴⁴. Не следует судить другого прежде осуждения самого себя со слезами и плачем:

«Смотри не принимай, брат, суд над другим, прежде чем сам станешь строгим судьёй себя самого и исследователем собственных ошибок и справедливое решение вынесешь против себя слезами и плачем»⁴⁵.

Прп. Симеон даёт разъясняющий подзаголовок «О покаянии, и что недостаточно нам присущих вещей для чистоты души, если мы не приобретём плача»⁴⁶.

Плач рекомендуется новопостриженному монаху при отречении от мира:

«Только возьми блаженный плач,

Рыдай премного о сделанных тобою злых делах…»⁴⁷.

Отрекающийся от мира считает себя самым худшим в мире. Он плачет от осознания своей ничтожности и пренебрегает всем видимым (ради Бога).

«Это есть свидетельство плача,

Осуществляющегося ради Бога»⁴⁸.

Но плач – добродетель, важная на всех этапах духовного пути. Наряду с терпением и молитвой, плач относится к добродетелям монаха, которые могут привести его в состояние Божественного исступления⁴⁹. «Ливни слёз и плач» – важные добродетели, при помощи которых и наряду с другими (включая непрестанную память о смерти) достижимо Царствие Божие:

«Какие же деяния тебе скажу?

Бдение и пост,

И горячее покаяние,

Ливни cлез и плач,

Непрестанная память о смерти,

И непрекращающаяся молитва,

И терпение различных

Искушений находящих,

Прежде же всего этого молчание…»⁵⁰.

В духовном раю добродетелей находится место для плача и обильных слёз⁵¹. Плач и слёзы – показатель уровня добродетелей. До плача и слёз другие добродетели ничего не значат⁵².

Плач приобретается добродетелями и теряется страстями. Прп. Симеон описывает состояние человека, опустошённого своим собственным унынием, которое приводит к потере плача и огня Святого Духа⁵³. Борьба за плач совершается постепенно – через успехи и поражения. После победы над сном через воздержание происходит потеря плача и поражение трусостью. Но в этом состоянии надо молиться Богу из бездны мрака ради видения света⁵⁴.

Подлинный плач является «двойным» по своим действиям – он подобен омывающей грехи воде и оживляющему благодатью Духа огню!⁵⁵ Смирение и плач позволяют понять действие Божественных энергий и получаемую от них пользу⁵⁶.

«Мы плачем? Непременно, чтобы мы насладились радостью плача». Прп. Симеон пишет о плаче после указания на важность бдения и телесной молитвы⁵⁷. Такой подход используется им часто. После указания на добродетели поста и бдения говорится о плаче на пути к полной духовной победе во Христе⁵⁸.

Описания духовного плача и результатов плача приобретают всё более и более мистический характер. Награда за плач – утешение и пришествие Бога в душу подвижника, которое осуществляется в результате озарения Святым Духом и сопровождается даром смиренномудрия⁵⁹.

«А где нищеты духовной чувство, там и прекрасный плач, там и вечно текущие слёзы, очищающие любящую это душу и совершенно делающие её светлейшей»⁶⁰.

Добродетели плача и непрестанной молитвы – добрые примеры, которые можно увидеть у по-настоящему подвизающейся монашеской братии⁶¹. Не плакать по заповеди Господней – величайший грех, упраздняющий всё домостроительство спасения⁶². Неплачущий недостоин праздника, а плачущий имеет его каждый день⁶³. На каждом богослужении, в том числе на утрени, нужно духовно плакать. Прп. Симеон, в соответствии со студийским обыкновением келейного совершения часов⁶⁴, призывал к общественной молитве и глубокому плачу:

«Так вот, осуществив часы до литургии, брат, вступи снова в собрание тщательно и с большой готовностью. Хорошо стой на своём утреннем славословии, как мы предписали тебе, никоим образом не забывая о плаче…»⁶⁵.

Самый главный смысл духовного плача в том, чтобы очистить душу для боговидения. Исполнивший заповеди, кающийся и плачущий «видит ясно благодать Святого Духа»:

«…Заповеди как лекарства, а искушения как прижигающие средства на них возложив, и смиряясь, и плача, и тепло испрашивая помощь Божию, видит ясно благодать Святого Духа происходящую и одно за другим из этого извлекает и уничтожает, пока совершенно от всего этого не сделает свободной его душу»⁶⁶.

Прп. Симеон Новый Богослов постоянно пишет о слезах. Рассмотрим его учение на материале «Богословских глав». Плач и слёзы перечисляются как oratio bimembris – именно в них главная предпосылка покаяния⁶⁷. Слёзы – это синоним исповеди и покаяния⁶⁸. Благодаря слезам происходит очищение так же, как благодаря свету – озарение: «И насколько мы светом озаряемся, настолько слезами очищаемся, одно из себя производя, а другое получая в дар свыше»⁶⁹. Слёзы и сетование – важные инструменты духовной брани⁷⁰.

Функция слёз не заканчивается только на процессе очищения. Слёзы подобает изливать вечно⁷¹ – по аналогии с непрестанным плачем. Слёзы оживляют и готовят подвижника, выходящего за пределы самого себя в священном исступлении, к сиянию в непрестанном свете: «(Подвижник) отсюда слёзы изливает в большей мере и, их излиянием омываемый, ещё ярче сияет; а когда всецело распалится, становится как свет…»⁷².

«Где глубокое смирение – там обильная слеза»⁷³. Без слёз невозможно приобрести «духовное смирение»⁷⁴. «Душа, “полная слёз”»⁷⁵, – данное описание приводится для того, чтобы подчеркнуть не скорбь, а радость души (ср. выражение прп. Симеона «радостотворные слёзы» –τὰ χαροποιὰ δάκρυα⁷⁶), близкой Богу.

Сами слёзы – прежде всего тонкая духовная категория, соответствующая уровню души. В то же время они соотносятся и с чувственным уровнем⁷⁷, который ниже умопостигаемого, но в богословии прп. Симеона занимает такое же особое место, как и в макариевском корпусе. Первому типу плача соответствуют слёзы как вода, омывающая и тело от осквернения, и душу от его последствий; второй же тип плача – это огонь Святого Духа⁷⁸. В соотнесении слёз с водой они оказываются истиной, на которую указывает вода первого крещения, в то время как второе крещение есть сама истина⁷⁹. Слёзы оказываются в духовном смысле водой второго крещения, позволяющего стать сотаинником непостижимых тайн Божества⁸⁰. «Рыдание, смешанное со слезами», – это бесценное достижение того, кто сподобился созерцать невидимого и непостижимого Бога⁸¹.

Учение о слезах дополняет учение о плаче. Автор передаёт одну и ту же реалию духовного плача при помощи разных терминов и образов. Самый совершенный плач и самые совершенные слёзы длятся вечно в душе подвижника, не только очищая её для вечности, но позволяя предварить вечность в мистическом прижизненном опыте.

Ученик прп. Симеона Нового Богослова прп. Никита Стифат, в отличие от духовного отца, не ставил плач во главу аскетической системы. Но в то же самое время он больше связывал плач и слёзы с печалью по Богу (2Кор.7:10) как с положительной стороной греховной печали. В данном вопросе прп. Никита Стифат находится под более сильным влиянием античных представлений, хотя и косвенно, через посредство христианской традиции.

В «Сотницах» печаль традиционно описывается как страсть – одна из восьми, перечисляемых Евагрием⁸². Данная печаль именуется печалью мира сего и противопоставляется печали по Богу (ср. 2Кор.7:10):

«Печаль есть страсть тлетворная для души и тела, и самих мозгов касающаяся. Но такова печаль мира сего из-за временного налетающая на людей, и она даже нередко становится для них причиной смерти. Печаль же по Богу, будучи и спасительной, и весьма полезной (ср. 2Кор.7:10), производит терпение в трудах и искушениях, изводя источник умиления для подвизающегося и жаждущего правды Божией (Мф.5:6) и слезами питая сердце его, так что на нём исполняется Давидово слово: “Напитаеши нас, – говорит, – хлебом слезным и напоиши нас слезами в меру (Пс.79:6) – вином умиления”»⁸³.

Прп. Никита усматривает в «печали по Богу» источник для слёз и умиления. Уже в античной традиции печаль и слёзы перечислялись как взаимозаменяющие или взаимодополняющие понятия⁸⁴. При этом печаль – это одна из четырёх страстей, согласно описаниям стоиков, а слёзы – знак или подтверждение печали. Прп. Никита, в отличие от ряда древних авторов, видит в печали именно причину, а в слезах – следствие. Слёзы сравниваются им с ливнем, в результате которого очищается погода.

«Печаль по Богу успешно воссоздаёт части души, ниспавшие из-за делания зла, и призывает их вернуться в природное состояние. Ибо она так слезами умаляет зиму страстей и облака греха и изгоняет их из умопостигаемого воздуха души, что в помыслах нашего ума тотчас наступает ясная погода, и в море размышления – тишина, и в сердцах наших – веселие, и в выражении лица нашего – изменение, на котором имеющие очи правильно видеть, как бы упокаивая свои взоры и свои расположения, так взывают согласно с Давидом: “Сия измена (изменение) десницы Вышняго” (Пс.76:11)»⁸⁵.

Вкушение хлеба печали (Пс.126:2)⁸⁶, как и вкушение хлеба слезного (Пс.79:6), – малый устойчивый мотив «Сотниц», подчёркивающий важность состояния печали по Богу как постоянного, а не преходящего – в соответствии с учением о постоянном плаче прп. Симеона Нового Богослова.

Очищение слезами происходит в противовес осквернению плоти⁸⁷. Слёзы оказываются инструментом скорби, противостоящей удовольствию, которое заключается в осквернении плоти в результате блуда. Об этом особо говорится в главах 65 по 68 1-й Сотницы⁸⁸.

Противопоставление слёз, как добродетельного истечения, осквернению, как греховному истечению, основывается на античной антитезе «удовольствие – печаль» или, наоборот, «печаль – удовольствие». В данном случае прп. Никита придерживается стоической патологии в гораздо большей степени, нежели прп. Симеон Новый Богослов.

В предшествующей традиции антитеза «осквернение – слёзы» использовалась прп. Варсонуфием и Иоанном: «Если ты хочешь омыть осквернения, слезами омой, потому что они омывают каждую скверну чисто»⁸⁹. Та же мысль содержалась в древних гимнографических текстах:

«Омой, душа, твоё лицо

Тёплых слёз горящими водами,

От греха осквернение омывающая

И безобразный стыд очищающая,

Чтобы показаться твоему

Жениху Прекрасной и радостной»⁹⁰.

Однако самое яркое учение об очищении скверны слезами содержится у прп. Симеона, которое, очевидно, более всего повлияло на прп. Никиту. Согласно прп. Симеону, слёзы очищают не тело, а именно душу от скверны греха⁹¹. Слёзы – главное очистительное средство при исходе души из тела: если не омыть скверну грехов слезами, невозможно избежать наказания вечного огня⁹². Данные мысли были сильнее детализированы прп. Никитой, который так же, как и прп. Симеон, пишет о слезах именно как об инструменте очищения души.

Призыв к плачу осуществляется наряду с призывом внимать самому себе, не рассеиваясь на внешнее. Данный призыв о внимании соответствует всей философской традиции, идущей от сократовского «познай себя». В ряде мер находится место для плача, скорее всего, под влиянием прп. Симеона Нового Богослова:

«Направь внутреннее твоё к деланию лучшего. Стань глухим для человеческих дел. Истощи все свои силы на делание заповедей. Плачь, спи на земле, постись, злострадай, молчи, познай, наконец, не то, что окружает тебя, но себя самого»⁹³.

После первого плача, соответствующего начальному деятельному этапу, происходит второй, более совершенный плач, наступающий на этапе достижения созерцания:

«И когда непреклонность ума ныне склонится к смирению, и душа смежит очи свои от обмана видимых вещей, и прострет их к одному только созерцанию невещественного и первого света, отряхнув всякое мирское чувство, и улучит утешение Духа, тогда слёзы, как воды источника, источаются из неё, и услаждают её чувства, исполняя её разумение всяким веселием и божественным светом. И не только это делают, но и сокрушают сердце, и ум в видении лучшего соделывают смиренномудренным. Этого не может быть у тех, кто плачет и рыдает по иным причинам»⁹⁴.

Совершенный плач сопровождается видением Божественного Света, а происходит после ключевого момента смежения чувств и перехода с внешних чувств на внутренние чувства.

Также прп. Никита описывает два вида слёз: слёзы новоначального подвижничества и слёзы умиления, соответствующие также двум видам страха⁹⁵:

«Страх, соединившись прежде с душой, делает так, что она через покаяние начинает носить в себе плод – помышление о суде. Тогда окружают её болезни мучений адовых (Пс.17:6), стенания и скорбные томления со сжатием сердца терзают её, размышляющую о будущем воздаянии за злое. Затем, многими слезами и трудами возрастив порыв ко спасению, зачатый во чреве разумения, она рождает его на земле своего сердца, и когда она освободится от болезней адовых и избавится от стенаний судных, вожделение и радость будущих благ охватывает её, и встречает её любимая ею чистота с целомудрием, и любовью сочетает её с Богом. Сочетавшись же с Ним, она ощущает неизреченное удовольствие, когда с удовольствием и сладостью проливает слёзы умиления, и становится вне всемирного чувства, и, как бы находясь в исступлении, бросается вслед Жениха и так кричит несказанными гласами: “Вслед Тебе в воню мира Твоего теку. Возвести ми, егоже возлюби душа моя, где пасеши? Где почивае-ши в полудне чистого созерцания? Да не когда буду яко облагающаяся над стады праведников (Песн.13:6). От Тебя происходят осияния великих таин”. И Жених, введя её в сокровищницу сокровенных Своих таин, делает её созерцательницей логосов творения с мудростью»⁹⁶.

Слёзы, синоним плача, происходят от смиренномудрия, в чём можно усмотреть отзвуки заповедей блаженств: «Блаженны нищие сердцем, ибо ваше есть Царствие Божие… Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Ср.: Мф.5:3–11).

«Невозможно кому-либо иным образом извести источник слёз без глубочайшего смиренномудрия, ни опять – смиренномудренным быть без умиления, происходящего по наитию Духа. Ибо умиление – от смиренномудрия, и смиренномудрие – от умиления Святым порождаются Духом, ведь они, образуя друг с другом как бы некую цепь и связываясь единой благодатью, обладают нерасторжимым единством Духа»⁹⁷.

Во взаимосвязи смиренномудрия и плача можно усмотреть очевидное влияние прп. Симеона Нового Богослова⁹⁸, излагавшего сходное учение на основании аскетической экзегезы заповедей блаженств.

Слёзы – знак духовного очищения на пути к обожению.

«Ничто другое так, как чистая и невещественная молитва, не делает человека собеседником Богу и не может не соединить с Богом того, кто словом нерассеянно молится в духе, когда при этом его собственная душа омывается слезами, и услаждается сладостью умиления, и просвещается светочем Духа»⁹⁹.

Таким образом, слёзы оказываются тёплыми, радостными истечениями, благодаря которым очищается душа и готовится стать отражением озарения. Последние слёзы совершеннее первых, но, конечно, одни приходят после других в своё время.

Прп. Симеон Новый Богослов один раз¹⁰⁰ и прп. Никита Стифат неоднократно пользовались выражением «печаль по Богу» с очевидной аллюзией на 2Кор.7:10:

«Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть» (2Кор.7:10).

(ἡ γὰρ κατὰ θεὸν λύπη μετάνοιαν εἰς σωτηρίαν ἀμεταμέλητον ἐργάζεται· ἡ δὲ τοῦ κόσμου λύπη θάνατον κατεργάζεται).

2Кор.7:10 – основополагающий стих, при эгзегезе которого и возникло христианское осмысление и реинтерпретация античной страсти печали. Начиная с самых древних патристических текстов подчёркивалось сотериологическое значение этой добродетельной печали.

«Печаль по Богу рождает разум жизни»¹⁰¹. «Конец печали по Богу – спасение»¹⁰². «Печаль по Богу – для духовного восхождения»¹⁰³.

В «Апофтегмах» указываются разные виды печали по Богу, противоположные мирской печали, тождественной унынию¹⁰⁴. Cвт. Иоанн Златоуст соотнёс «печаль по Богу» с подлинным удовольствием:

«И как корни деревьев являются горькими, но приносят нам сладкие плоды, так, ясно, и печаль по Богу принесёт нам большое удовольствие»¹⁰⁵.

Он же противопоставил «печали по Богу» «печаль по миру»¹⁰⁶.

Достаточно рано печаль по Богу стала рассматриваться как причина или просто как тождественное понятие для духовного плача. Согласно свт. Василию Великому, псалом создаёт «печаль по Богу» и «слезу»¹⁰⁷. Этот же каппадокийский святитель связывает «печаль по Богу» с плачем о грехах¹⁰⁸. Также и в «Вопросоответах» прп. Варсонуфия и Иоанна указывается, что печаль по Богу – это плач: «Плач – это печаль по Богу, которую рождает покаяние»¹⁰⁹.

В более поздней патристической традиции печаль по Богу стала описываться в такой же ключевой роли в процессе внутреннего совершенства, как и плач. Так, прп. Максим Исповедник писал о печали по Богу как о смежении и преображении всех членов человека, то есть всех чувств¹¹⁰.

Подобно тому как добродетельный плач должен завершиться утешением, так и печаль – духовной радостью. Прп. Феодор Студит призывал монахов «радостно носить печальное по Богу»¹¹¹. «Печаль по Богу» приводит к радости:

«Печаль по Богу приводит к радости и по любви является исправляющим средством для надлежащих деяний»¹¹².

Таким образом, в патристической литературе «печаль по Богу» понималась и как сам плач, и как причина плача. Прп. Симеон Новый Богослов понимал её как плач в более мистическом и менее философском смысле, а прп. Никита Стифат – как причину плача, исходя из патологии стоиков и особой роли печали в античной аретологии.

Добродетель непрестанного плача занимает важное место в учении прп. Симеона Нового Богослова и его ученика прп. Никиты Стифата. Подобно античной печали, плач – многогранное понятие. Но если печаль – это больше страсть, чем добродетель, если судить по числу упоминаний с отрицательным смыслом, то плач – это больше добродетель, чем греховное состояние, близкое к унынию.

Ученик прп. Симеона прп. Никита Стифат несколько раз упоминал о плаче в житии своего духовного отца. Описывая, как каждый монах должен вести себя в братстве, он подчеркнул, что замедлившие в подвиге должны иметь плач подобно тому, как иереи, то есть иеромонахи, – «вечную молитву и умиление»¹¹³. Очень показательно, что сам прп. Никита достаточно редко пользовался термином «плач», но это не означает, что ему была чужда тема духовного умиления – делом и словом.

Сам прп. Никита учил о необходимости плакать, выделяя два типа плача, соответствующие этапам очищения и озарения. Однако в отличие от прп. Симеона, прп. Никита не учил о плаче как о царственной наиглавнейшей добродетели, но и не выступал никогда против аналогичного учения. Также, в отличие от прп. Симеона, прп. Никита поставил плач и слёзы в прямую зависимость от добродетельной печали по Богу (2Кор.7:10) (по аналогии с плачем и рыданием, происходящим от греховной печали).

Так или иначе акцент на необходимости духовного плача помогает современным христианам сосредоточиться на своей душе и хотя бы в малой мере повторить подвиги древних святых.