Обозрение абхазских и самурзаканских приходов

Источник

Имея поручение от Общества восстановления христианства на Кавказе обозреть абхазские и самурзаканские приходы и опасаясь наступления сильнейших летних жаров, я поспешил выехать из Кутаиса 10 мая, вечером, по направлению к местечку Орпири.

11 числа утром, в Орпири, мы сели на речной пароход «Сестрица» и поплыли вдоль по течению р. Риона к г. Поти куда прибыли в 3 часа пополудни.

12 мая, в воскресенье, выслушали литургию в Потинской деревянной церкви; после обедни лазили на высокий маяк, выстроенный весь из толстых чугунных плит на берегу моря и долго любовались с вершины его на море и город.

В 7 часов вечера сели на пароход «Голубчик». Хотя я родился и провел первое детство близ Черного моря, но доселе ни разу его не видал; ездить долго по морю также не случалось; а потому я и особенно мои спутники, наслышавшись о качке и о морской болезни, заранее их боялись. Впрочем пока стемнело и пока пароход шел медленно близ морских берегов, я не испытывал ничего неприятного, но когда пароход отдалился от берегов и его стало качать сильнее, то у меня появилась тошнота и головокружение. Я поспешил в маленькую, капитанскую каюту, бросился на койку и погрузился в какое-то тягостное полузабытье. Вокруг меня беспрестанно раздавались шум колес парохода, беганье по лестницам, крик с разных сторон: воды, воды! В тесной каюте была страшная духота; несколько раз пытался встать с койки, чтобы выйти на свежий воздух, но головокружение и тошнота снова понуждали меня ложиться.

Не помню, долго ли продолжалось это состояние и уснул ли я в продолжение ночи; только к раннему рассвету вдруг почувствовал, что пароход стал идти тише, а потом и совсем остановился. Вошли в Сухумский рейд. В последствии оказалось, что мои спутники пострадали от качки еще больше, чем я.

13 мая. Управляющий сухумкальским военным отделом, генерал Гейман был столь обязателен, что рано утром на баркасе прибыл на пароход и свез нас на берег, предложив мне поместиться у него в доме; свита моя остановилась в другом доме. В Сухуме ожидал нас и самурзаканский благочинный, протоиерей Давид Мачавариани, который и сопровождал нас всюду во время путешествия, чтобы ознакомиться с будущим поприщем своей деятельности.

Генералу Гейману в тот же день я сообщил новость о получении в Кутаисе телеграммы о рождении у Наследника престола сына, Николая Александровича, и что в Кутаисе и в Тифлисе уже отслужили торжественный молебен по сему случаю. Мы условились с ним на другой день отслужить молебен и в сухумской церкви, и он тотчас же распорядился оповестить об этом всех служащих и назначил военный парад.

14 мая, в 10 часов утра, в единственной сухумской, военной церкви, которая довольно поместительна, но неизвестно, по какой причине обращена алтарем на юг, вместе с преосвященным Александром, отслужили благодарственный молебен. Пред началом молебна я обратился к довольно многочисленному собранию предстоящих, большею частию лиц служащих военного звания, с краткою речью, в коей, объявивши о радостном для Царского Дома и для всей России событии, просил их оказать сочувствие и посильное содействие делу распространения и утверждения между горцами Православия, которое должно довершить покорение Кавказа и окончательно закрепить за нами горцев, без чего Кавказ нельзя еще считать совершенно завоеванным и усвоенным.

15 числа, по заранее составленному маршруту путешествия по Абхазии и Самурзакани, утром, на военной шхуне «Пицунда», вместе с г. Гейманом мы поехали прямо в Пицунды, дабы начать обозрение церквей с этого крайнего, северного, пункта. Пополудни приблизились к мысу, в конце которого издали завидели купол пицундской церкви. Высадившись на баркасе на берег, мы были встречены с хлебом и солью толпою жителей из окрестных деревень, состоявшею частью из новокрещенных христиан, частью из магометан. Поблагодаривши их за хлеб-соль, мы пригласили их всех под тень большого соснового дерева. Когда они расположились в тени, с одной стороны христиане, а с другой магометане, я обратился сначала к первым и кратко объяснил им сущность христианской веры и нравственности, убеждая их быть верными добровольно принятой им вере и оставить противные христианству обычаи. После того я обратился к некрещенным и указывая на видневшийся вдали, сквозь рощу, величественный собор, сказал им, что здесь было искони христианство, что этот собор построен их предками, что отсюда свет веры распространялся на соседние страны Мингрелию, Имеретию, Грузию, и убеждал их возвратиться на путь предков, тем более, что многие их односельцы, родные и знакомые уже приняли веру и крестились. Слова мои с русского на абхазский язык переводил светский переводчик, абхазец, служащий в Сухуме, но, как я после узнал, не особенно хорошо. О впечатлении моей беседы на некрещеных я не мог узнать ничего. По окончании моей беседы, несколько времени говорил с народом генерал Гейман, а потом мы направились сквозь сосновую рощу к собору.

Собор пицундский недавно возобновлен неутомимыми трудами престарелого майора Воронова, который сорок лет уже живет в Пицунде в качестве воинского начальника и употребляет все свое время на это богоугодное дело. Нельзя не отдать полной и заслуженной чести этому доброму и скромному труженику святого дела. Он оставит по себе вечный памятник.

При входе в пицундский храм овладевает душою какое-то торжественное настроение, – так величественно и широко раскинулись его своды и арки. Во всем Закавказском крае только два древних храма могут спорить с ним по своим размерам, именно мцхетский в г. Мцхете и алавердский в Кахетии; но оба последние должны уступить ему в красоте и соразмерности частей. Впрочем купол церкви пицундской, если не ошибаюсь, кажется несколько низким в сравнении с высотою всей церкви. По своей древности пицундский собор также превосходит два упомянутые знаменитейшие храма; ибо хотя они основаны гораздо раньше пицундского, построенного в конце VII века, но зато не раз подвергались совершенному разорению и в настоящем виде были возобновлены впоследствии; тогда как пицундский храм всегда оставался в первоначальном виде, хотя часто бывал в запустении.

По осмотре храма мы осмотрели два дома, вновь отстроенные в ограде церкви, один для предполагаемого училища, а другой для помещения абхазского епископа. Оба дома построены, как кажется, прочно и поместительны. После того мы посетили почтенного старца Воронова в его квартире. У него был для нас приготовлен обед; но мы спешили в дальнейший путь и уже удовлетворили свой голод, притом было томительно жарко, и потому мы, к великому его сожалению и к еще большему огорчению его хозяйки, принуждены были отказаться от угощения и распростившись с ними, возвратились на шхуну.

Через час с небольшим г. Гейман высадил нас опять на берег у местечка Гудиуд, и поручив нас охране и покровительству местного начальника Будьми-дер-Кацмана, сам простился с нами на время и возвратился на шкуну, а мы, на казацких лошадях поехали на северо-восток, к селению Лихны.

Село Лихны, или Соуксу, куда мы прибыли к вечеру того же дня, было летним местопребыванием последних владетелей абхазских, исповедовавших православную веру, поэтому в нем, за малым исключением, почти все жители христиане.

На большой зеленой поляне у ограды древней церкви встретила нас большая толпа жителей, исключительно мужчин, с хлебом-солью. Собравши их вокруг поближе, я долго учил их. В кратких словах я изложил им судьбу христианской веры в этой стране, торжество и славу её в древние времена, когда отсюда свет её распространялся на другие страны, потом упадок её от врагов – магометан, следствием чего было падение и народного благосостояния и нескончаемые смуты и раздоры; но теперь Бог снова призрел на эту страну – настало время пробудиться жителям к новой лучшей, тихой и просвещенной жизни при помощи и под влиянием православной веры и под покровительством справедливых гражданских законов. Гейман говорил мне еще в Сухуме, что жители сего села не принимали участия в последнем возмущении, которого главная драма разыгралась на той самой поляне, на коей мы теперь стояли, и просил похвалить и поблагодарить их, что я и исполнил в заключении своей речи. Слова мои с грузинского языка переводил по-абхазски священник сего прихода, Гегия, сам абхазец и уроженец сего самого села. Он же сопровождал нас после и во всех приходах, в коих говорят по-абхазски и, по сознанию многих абхазцев, переводил очень понятно, так что сами абхазцы не ожидали, чтобы на их язык так хорошо можно было передавать мысли православной веры. Впрочем я избегал, по возможности, отвлеченных мыслей, а учил одним простым, практическим истинам веры и нравственности, кои можно переводить и на беднейшие наречия.

Наступила уже темнота и я отложил осмотр древней лыхнинской церкви, тем более, что намеревался служить в ней на другой день.

16 мая. Мы ночевали в доме, занимаемом помощником начальника и его управлением. Утром в 8 часов отслужили литургию в древней церкви сего села. За обеднею было меньше народа, чем вчера, но зато было много женщин с детьми. Литургию мы служили по-русски, ибо здесь грузинского языка никто не понимает, а по-русски кроме нас понимали, по крайней мере, четыре или пять человек из бывших в церкви.

По окончании литургии я вышел в мантии из церкви, а начальник пригласил народ стать на просторе у дверей церковной ограды. С одной стороны расположились мужчины, с другой женщины и дети, а позади под деревом несколько некрещенных жителей. Я объяснил им чтение из дневного Евангелия, сказав наперед несколько слов о том, что за книга Евангелие, и о Священном Писании вообще. Весьма кстати случилось так, что дневные евангелия, как в этот день, так и во все последующие дни, когда я служил в разных приходах Абхазии и Самурзакани, были из первых глав евангелия от Матфея, так называемая нагорная проповедь, в коей излагаются столь возвышенные истины нравственности. Из присутствующих – женщины, как в церкви стояли лучше, так и проповедь слушали внимательнее и вообще оказались набожнее. Это, как мне объяснили после, произошло от того, что последняя супруга владетеля Михаила, княгиня Александра, была женщина набожная и своим влиянием и примером возбудила в них религиозное чувство. По окончании поучения, я раздал детям, бывшим на лицо, небольшие крестики с ленточками, что очень понравилось и детям и их родителями. Наконец я отслужил литию на могиле полковника Каньяри и прочих воинов, погибших в последнее возмущение, и погребенных тут же, недалеко от церкви, па поляне.

Здесь же один престарелый абхазец, из дворян, изъявил желание принять православие. Благословив его, преподав наставление и нарекши новое христианское имя с возложением рук на голову, по обычаю первенствующей церкви, я поручил местному священнику окрестить его после достаточного обучения истинам веры.

Пополудни, когда жар несколько умерился, мы отправились по направлению к северу и прибыли, через два часа езды, в село Хопп. Пред домом местного помещика, дворянина и христианина, Тита Маргания, которого отец был чрезвычайно богатый и влиятельный генерал русской службы и магометанин, было собрано значительное число окрестных жителей, христиан и магометан.

Необходимо здесь сказать, что во всей этой местности, называемой Бзыбским округом, начиная с Сухума к северу, только в селе Лыхны, из которого только что мы выехали, и еще, в небольшом числе, в Ацы, находятся давнишние христиане; во всех же прочих деревнях, точно также и в той, в которую мы теперь прибыли, живут большею частию новокрещенные в прошедшем году христиане, обращенные при содействии бывшего здешнего начальника, князя Чавчавадзе, в числе 2867 душ, о коих упоминается и в отчете Общества восстановления православия за 1867 г. В то время большею частию были крещены только главы семейств; в последствии имелось в виду крестить и остальных членов семейства, жен и детей. Но тут последовала перемена в начальниках по всей Абхазии, возникли сомнения, соревнования, недоумения и дело крещения остановилось самым неловким образом ко вреду для жителей, ибо в каждом семействе одни из членов крещены, другие же остались в магометанстве. Сколько мог я разузнать из распросов разных лиц, при крещении упомянутого числа магометан в прошлом году положительно не было никакого понуждения, или насилия; но, кажется, была некоторая поспешность, происходившая от желания отличиться, от боязни, что увлечение жителей можетъ остыть по причине нетвердого характера абхазцев и привычки их верить разным злонамеренным внушениям худых людей; наконец, кажется, новокрещенные недостаточно были приготовлены и утверждены в вере. Впрочем об обращении абхазцев, о их характере и средствах утверждения их в вере, скажу подробнее в конце сего отчета, а теперь возвратимся к прерванному рассказу.

Собранные жители, исключительно одни мужчины, расположились на поляне с одной стороны новокрещенные, с другой – магометане. Описанные обстоятельства заранее определяли направление моего к ним поучения. Стараясь изъяснить им превосходство христианской веры и неудобство для семейной жизни, когда не все члены семейства содержат одну веру, я убеждал крещеных, чтоб они, мало-помалу. старались знакомиться с правилами свободно – и без принуждены принятой им веры, а тех, кои не крещены, последовать примеру своих братьев и родственников, дабы в таком важном деле, как вера, у них не было гибельного разделения, а было единство и согласие. Между прочим, как одно из сильных побуждений к принятию православия, как здесь, так равно и в других селах, я выставлял слушателям то обстоятельство, что, по справедливости говоря, здешние жители, хотя считаются магометанами, но совершенно не понимают магометанской веры и вполне к ней равнодушны, так что скорее можно сказать, что они язычники, нежели магометане. Этот довод, если не ошибаюсь, сильнее на них действовал, чем прочее. О впечатлении, произведенном в сем месте на народ моими словами, чрез несколько дней узнал от местного начальника г. Будьми-дер-Кацмана следующее: по уходе моем в дом Маргания на ночлег, в народе начались оживленные прения, – одни, казалось, стояли за, другие против христианства и моих убеждений. Это показалось мне лучше, чем равнодушие и безучастие.

По моему мнению, немалая ошибка была, в прошлом году, здесь допущена и в том, что новокрещенные христиане в значительном числе во всей этой местности, называемой Хопа, были доселе оставлены без священника и церкви. Чтобы прекратить это опасное для них положение, я решился на следующую меру: в свите преосвященного абхазскаго давно уже находится иеродиакон Антоний из дворян мингрельских, по фамилии Дгебуадсе. По сведениям, об нем собранным, я узнал, что он поведения честного, характера кроткого, знает порядочно по-абхазски и несколько по-русски. Я предложил ему принять рукоположение во иеромонаха и остаться в качестве миссионера в сей местности. По достаточном испытании его способностей, я рукоположил его и оставил в доме Маргания, которого супруга, мингрельская уроженка, по счастливой случайности, оказалась его родственницею. Марганий и супруга его были этому рады, обещали дать ему приют и оказать возможное содействие к укреплению новокрещенных и к обращению их семейств, обещали даже содействовать к постройке, на первый случай, деревянной церкви, чтобы в ней открыть богослужение. Считаю нужным ходатайствовать, чтобы сему иеромонаху было оставлено его настоящее содержание, 350 руб., из того же источника, из которого он получает теперь это жалованье.

17 мая. На другое утро, прощаясь с хозяйкою, просил ее словом, делом и всеми средствами подавать пример веры и христианской жизни новокрещенным и особенно между женщинами влиянием своим содействовать распространению православия. Из Хопи, чрез полтора часа езды, приехали в село, или общество Дюрубш, населенное также большею частию новокрещенными. Здесь нет также церкви, но есть по крайней мере, священник. Пред домом, занимаемым священником, встретила нас небольшая толпа, состоявшая исключительно из взрослых мужчин, христиан и магометан. Говорил наставление христианам о том, какие они дали обеты Богу в крещении и как они должны исполнять их, иначе крещение вместо спасения послужит им к большему осуждению. Магометан убеждал присоединиться к христианской вере. Когда кончил поучение, один из слушателей, который был лучше прочих одет, и как оказалось, был выборный народный судья, благодарил меня за наставление от лица не только христиан, но и некрещенных, которые, прибавил он, к немалому моему удовольствию, хотя теперь не наши, но без сомнения, скоро будут наши – по вере.

Закусив немного в доме священника, мы отправились далее и пополудни прибыли в село Ацы. Здесь, на обширной поляне, пред небольшою деревянною церковью, было собрано очень много народа, как христиан, так и магометан. По совершении молитвословия в церкви, я вышел на церковную галерею; народ стоявший полукружием, на поляне, подошел поближе и я с балкона долго беседовал сначала с христианами, а потом с магометанами. Кроме общих наставлений, необходимых для всех новокрещенных и еще неутвержденных христиан, я, как здесь, так и во всех других местах, касался тех языческих верований и обычаев, которые укоренены между ними, например суеверный страх и поклонение грому и молнии, которых считают за каких-то богов, молятся им и приносят жертвы; человека, или скота, убитого громом, не хоронят, а поднимают в корзине на дерево; празднуют тот день, когда это случилось и проч.; я выставил им все ребячество таких обычаев, объяснил им, что гром такое же простое, природное явление, как ветер, дождь, снег и проч., созданное Богом; я сказал им также, что наприм., выстрел из пушки не менее страшен и удивителен, чем гром, однако же они почли бы безумным того человека, который стал бы молиться пушке.

18 мая. Переночевав в доме А. Шарвашидзе, близ церкви, на другой день, в субботу, отслужили обедню рано утром, ибо к вечеру нужно было поспеть в Сухум. В церкви были и женщины с детьми. После литургии объяснил дневное евангелие народу вне церкви, ибо внутри по тесноте не все помещались; раздал детям крестики, преподав им благословение.

В сем селении местный начальник рекомендовал мне одного дворянина, имеющего офицерский чин, как примерного христианина, Пшемафа-Магия, который своею доброю жизнью и другим дает полезный пример. Я благодарил его, благословил и просил навсегда остаться таким же добрым христианином. Отрадно мне также вспомнить и другой, еще более замечательный пример твердости и постоянства в вере среди абхазцев, к сожалению, не очень твердых по своему характеру. Предыдущего 16 числа, когда в селе Хопи я, окончив поучение, благословлял подходивший поодиночке народ, о. протоиерей Мачавариани подвел ко мне одного местного жителя, Платона Икалиева и рассказал, что он твердостью своей веры удивил самого Омер-пашу. Когда Омер-паша вошел в Абхазию во время последней войны и многие христиане из абхазцев или отрекались от веры, или скрывали ее, этот человек не подражал их примеру, а неустрашимо держался православия. Когда однажды турецкие солдаты начали истреблять его свиней, то он с насмешкою сказали им: «кажется, султан послал вас сражаться с войсками, а не с свиньями». Этот ответ, говорят, дошел до Омер-паши и вынудил его похвалить этого твердого христианина. Я тотчас приказал переводчику тут же передать громко народу по-абхазски этот случай, потом, в виду всех, обнял и поцеловал этого твердого христианина, и сказал, обращаясь ко всем: вот каким следует быть христианину!

К сожалению, я должен упомянуть здесь же, что во всех доселе виденных приходах, не исключая Лыхны, большая часть христиан не умели правильно и внимательно полагать на себе крестное знамение, за что священники получали строгое от меня замечание.

В 10 часов мы выехали из села Ацы. Сначала дорога шла тенистыми рощами; но часа чрез два она пошла по морскому берегу. Раскаленные полуденными лучами солнца береговые камни и песок испускали от себя такой невыносимый жар, что, казалось, мы парились в русской бане.

К счастию, недолго пришлось ехать в этой удушливой атмосфере. Скоро подъехали мы к развалинам древней греческой крепости Анакония. Слезши с лошадей, мы отправились пешком осмотреть вблизи лежащие развалины храма Симона Кананита, одного из 12 апостолов, который по общему преданию греческой и грузинской церкви, как письменному, так и устному, а также местных жителей, похоронен здесь же. Храм сильно уже разрушен. Толстые корни растений проникли сквозь стены и раскололи их всюду. Внутренность завалена мусором и не известно, в каком месте почивает апостол Кананит. Помолившись внутренно блаженному апостолу, чтобы он содействовал своими молитвами тому делу, ради которого он здесь подвизался и пожертвовал своею жизнью, мы направились пешком же к шалашу или навесу, построенному из деревянных ветвей на другой стороне Анаконии, противу каменного дома на берегу моря, принадлежавшего знаменитому в здешней местности Хасану Маргании, в котором ныне расположен казацкий пост.

Вокруг шалаша были собраны жители близ лежащего села Псырта, или Псыртха, новокрещенные христиане и магометане. Сейчас только что осмотренные развалины храма Симона Кананита давали мне лучшую тему, по крайней мере для начала беседы с ними. Все без исключения здешние жители питают благоговение к этим развалинам и знают, кто там похоронен. Я напомнил слушателям об этом, как о доказательстве того, что их предки были христиане, что христианство имеет великую силу, что только посредством христианской веры люди становятся просвещенными и счастливыми. Кроме того один эпизод, или случай из истории упомянутых развалин храма, которому все мои слушатели были очевидными свидетелями, случай весьма назидательный и не для одних простых поселян, но и для всякого внимательного к судьбам Божиим христианина, послужил мне весьма убедительным для моих слушателей доказательством силы Божией, проявляющейся в древних христианских памятниках.

Упомянутый Хасан Маргания, закорененный магометанин-фанатик, захотевши построить тот каменный дом, о котором также упомянуто выше, не побоялся, вопреки всеобщему благоговению к развалинам храма Симона Кананита, и несмотря на то, что все уговаривали его не касаться их, брать оттуда тесанные камни и употреблять, как материал при постройке своего дома. Рассказывают, что сам бывший владетель Абхазии Михаил предсказал ему, что он не будет жить в этом доме. Что же случилось? Как только Маргания поселился в оконченном доме, начались его семейные невзгоды кончиною старшего, любимого им сына, а потом и других детей; наконец и он сам, по обстоятельствам, принужден, был переселиться с семейством в Турцию. Один из оставшихся его детей, бывший в Турции в хоре султанских музыкантов солистом, недавно возвратился в Абхазию, принял христианство, но не осмелился поселиться в этом доме, а пожертвовал его на церковь; а теперь по совету с г. Гейманом этот дом мы решили переделать в церковь и освятить ее во имя апостола Симона Кананита. Эту самую историю, известную в Абхазии последнему жителю, я между прочим напомнил слушателям с приличными нравоучениями; между слушателями был и сам новокрещенный Маргания. По окончании беседы с народом, благословив их, мы подкрепились и отдохнули под навесом.

В этой местности есть до 200 новокрещенных абхазцев, но к сожалению, нет еще ни церкви, ни священника. Посоветовавшись еще в Сухуме с г. Гейманом, мы решили этот дом переделать в церковь. К счастию, как нарочно длиннейший его размер расположен от запада к востоку, а на западной его стороне, в средине стены, есть четырехугольная пристройка, которая и теперь похожа на колокольню, дом – двухэтажный, так что снявши полы и балки среднего этажа и образовавши под крышею деревянный свод, можно устроить очень высокую и просторную церковь. Притом для этого найдена уже необходимая сумма. В числе прочих денег приняты от преосвященного епископа Александра до 900 руб. пожертвованные на бедные церкви одним дворянином Званбай, за несколько лет пред сим. Их достаточно на это дело.

Г. Гейман был так добр, что прислал нам к этой местности баркас, так что мы возвратились в Сухум к вечеру покойно, без утомления и в прохладе.

19 мая в праздник Сошествия Св. Духа отслужил литургию в сухумской церкви. Народу было в церкви много; особенно мне было приятно видеть в церкви многих абхазцев из дворян и крестьян, мужчин и женщин, частью приехавших на этот день из деревень, частью живущих в Сухуме, ибо они могли видеть архиерейское служение, более или менее прилично обставленное. По окончании службы, я говорил поучение на текст из дневного Евангелия: Аще кто жаждет, да приидет ко Мне и да пиет.

20 мая. Выслушав в понедельник раннюю обедню, закусивши в доме гостеприимного хозяина и простившись с ним, мы отправились на баркасе к югу, вдоль берега морского. Предполагали высадиться чрез часа два или три плавания, прямо противу древнего монастыря Дранды, но к несчастию, была небольшая зыбь, лодку качало порядочно, у меня появились головокружение и тошнота: я упросил высадить нас раньше, чем предполагали, после чего мы продолжали путь верхом на казацких лошадях, которые были отправлены заранее и дожидались на указанном месте. Здесь встретил нас князь Григорий Шарвашидзе с несколькими дворянами и сопровождал нас до самой Самурзакани. Чрез час, или полтора езды по великолепной ореховой роще, мы приблизились к селению Дранда. Издали еще мне указали сквозь деревья небольшой холм и на нем группу деревьев, сквозь которую кое-где как будто виднелись стены здания. Оказалось, что эта группа деревьев, или лучше целая небольшая роща, вся выросла на куполе, на сводах и стенах древней церкви, называемой Дранда.

При ближайшем осмотре Драндской церкви она показалась мне одною из оригинальнейших из всех виденных мною во всем Закавказском крае. Во-1-х, она вся построена из кирпича, чего я не видел нигде, но за то кирпичи так толсты, широки и прочны, что не уступают тесанным камням. Во-2-х, архитектура её тоже такова, что подобной не встречал еще. Главная её часть – четырехугольник равносторонний; над невысокими стенами возвышается невысокий, но громадный по ширине купол, имеющий ту особенность, что неболышие, но частые кругом его окна расположены у самого основания купола. На всех четырех углах своих церковь имеет отдельные довольно обширные, четырехугольные приделы. Стены и своды совершенно целы, нигде не имеют трещин, так что при возобновлении церкви придется только ощекатурить ее снаружи и внутри, покрыть своды крышею, вставить рамы и окна, и настлать пол. Внутри церкви страшная нечистота, ибо на ночь жители загоняют туда свой скот. Я убедительно просил местного начальника положить этому конец, приказав старшине очистить внутренность церкви и не пускать туда более скота. Вокруг церкви видны остатки разных зданий, что дает основание полагать, что это быль монастырь, а не простая церковь.

В селе Дранды довольно много жителей; до последней войны половина их исповедовала православие, но теперь, к сожалению, христиан между ними осталось не более 5 или б семейств. Эти самые остатки из многих, бывших здесь еще недавно христиан, встретили нас с хлебом и солью, когда, по осмотре церкви, мы вошли на двор дома здешней помещицы, вдовы дворянина Званбая, которая и сама прежде была христианка, но сделалась магометанкою, когда вышла замуж за магометанина. Кроме христиан, встретили нас несколько десятков магометан. Благословивши первых и поблагодаривши их за сохранение веры, я преподал им короткое наставление; после того обратился к магометанам и убеждал их возвратиться к православию, доказывая им, что не только отдаленные их предки, но многие из них самих, или отцы их были христиане; доказывал им также превосходство веры христианской; говорил им, что они собственно магометанства не знают и не очень любят, ибо они абхазцы, а не турки; а абхазцы в древности никогда не были магометанами.

После моей беседы они по обыкновению сели группами в тени под деревьями и рассуждая между собою, как я слышал после, многие приняли мою сторону и говорили, что еще не так давно они были христиане, чему признаком служило по их словам, то, что они имели в селе много свиней.

В доме упомянутой вдовы мы закусили и отдохнули. Пред отъездом прощаясь с хозяйкою и благодаря ее за угощение, я уговаривал ее возвратиться к вере, которой она изменила, но она не согласилась. Имея детские, чувственные понятия о загробной жизни, здешние женщины думают, что на том свете будут жить с мужьями – так же, как на земле, след., если здесь женщина имела мужа магометанина, а сама сделается христианкою, то не увидит на том свете своего мужа. Эта ребяческая мысль так вкоренена в них, что вдова магометанина ни за что не согласится принять крещение.

Отсюда мы поехали на северо-восток и ехали вверх по течению реки Кодора. Чрез час приехали в небольшую деревню Садепо. Так называют ее мингрельцы, но она по-абхазски называется Дапокит; в ней живет до 30 семейств христиан.

21 мая. На той стороне реки Кодор, на которой мы теперь находились, выше и ниже Дранд, в разных деревнях, как то: Садепуа, Бабушери, Хецеруши, особенно Верча, перемешанные с некрещенными живут до 100 домов крещенных в разное время христиан. Они не имеют ни церкви, ни особого священника, а приписаны приходом к церкви села Аджубза, или Цкалива, находящейся на противоположной стороне реки Кодор. Эта река после Ингура одна из значительнейших, чрез которую по нескольку месяцев в году переправа бывает возможна только на лодках и то с опасностью, так что можно сказать, эти сто семейств христиан брошены на произвол судьбы. Они редко видят священника и многие из них никогда не бывали в церкви, и не исповедовались, ни пробщались. Вот между прочим одна из причин частого уклонения в магометанство жителей этой местности.

Возобновление Драндской церкви и открытие при ней прихода и школы существенно необходимо для этой местности, ибо вокруг неё кроме сих 100 д. христиан, живут втрое более магометан, а возобновление её, как замечено, не будет стоить дорого. Но это желание будущее, а теперь я обрадовался узнавши, что не далеко от Дранды одна вдова зажиточного мингрельца, сухумского торговца, абхазка, на могиле своего мужа выстроила в деревне Садепуа, куда мы теперь прибыли, небольшую деревянную церковь и просит освятить ее и дозволить иногда в ней служение. Я немедленно решился исполнить её желание и стал думать, какими бы способами устранить безпомощное в духовном отношении положение христиан этой местности.

21 мая. Ночь на 21 мая я провел в доме этой самой вдовы. Дом этот есть тип абхазских жилищ простого народа и стоит описания. Впрочем, нельзя назвать его домом: это просто хижина из тонких, прутьев орешника. Она иногда бывает обмазана внутри, или снаружи глиною, иногда обложена папоротником. Пол земляной, потолка нет; ветер всюду свободно входит; вероятно, и дождь в нее проникает с плохой кровли, а от холода она защитить не может; вдоль по стене расположены скамьи для сидения и лежания. Приготовившись с вечера к служению литургии, я лег на свою походную кровать, но от сильного утомления долго заснуть не мог. Когда же заснул, то не прошло, кажется, и двух часов, как на ранней заре вокруг моей хижины бесчисленное множество воздушных певчих подняли такой оглушительный концерт, что, к немалой моей досаде, совсем меня разбудили, К ним вскоре присоединились голоса домашних животных, собак, коров, овец; нечего было думать о том, чтобы заснуть снова, и я нехотя встал.

Церковь мы освятили в этот день и литургию отслужили пораньше, по причине жаров. При церемонии присутствовали нисколько десятков христиан, мужчин и женщин, из окрестных деревень. Так как сама строительница церкви несколько понимала по-грузински, а также князь Григорий Шарвашидзе с семейством и несколько других лиц здесь присутствовавших, хорошо знали по-грузински, то службу мы совершили на этом же языке.

По окончании литургии, с церковного крыльца народу я объяснил значение церкви, обязанность христиан посещать ее и пользу, от того происходящую. Когда кончил речь, один старик, впереди стоявший, сказал: у нас не было доселе церкви, а теперь хотя и есть церковь, но нет священника, как же нам ходить в церковь? дайте нам священника. На это я решился ему вслух всех откровенно сказать, что во всех других христианских странах, напр., в Мингрелии, Имеретии, Грузии народ сам содержит на свой счет священников и церкви, а здесь их содержат правительство на жалованьи, и потому оно не может в каждом маленьком селе строить церкви и давать жалованье причту, потому что на это потребуется много денег. Тогда старик и другие отвечали: дайте нам священника, и мы будем понемногу помогать ему в содержании, дадим и землю для пахания. Подумав немного, я спросил их: обещаются ли они во всем слушать своего священника, если он им будет дан, будут ли ходить усердно в церковь и исполнять все христианские обязанности? На это они дали согласие и обещание, и я отвечал им: подумаю, как удовлетворит вашему желанию.

Драндскую церковь, как сказано выше, возобновить и при ней приход открыть необходимо, если только решено принять меры к поддержанию и распространению православия в Абхазии; но до того времени, чтобы сколько-нибудь поддержать здесь православие, посоветовавшись с протоиереем Давидом Мачавариани, мы решились выбрать одного из надежных причетников, долго жившего в Абхазии, знающего хорошо абхазский язык и нравы туземцев, посвятить его во священника в качестве помощника приходскому священнику на причетнической вакансии и на том же жалованье, поручив ему всех христиан по сю сторону реки Кодор. Этим условиям удовлетворял вполне причетник адзюбшский, из мингрельцев, по фамилии Топурия, и я в следующие служения рукоположил его во диакона, а потом во священника; он же с своей стороны обязался довольствоваться причетническим своим жалованьем. Подобную же меру я принял в последствии еще в других двух местностях, посвятив еще двух священников из причетников для таких селений, в коих христиане нуждались и просили дать им священника. При этом я ничуть не забывал тех рассуждений и предположений, какие были высказаны и приняты в руководство, в апреле месяце, в заседании совета Общества восстановления христианства, в Тифлисе, на котором и я имел честь присутствовать, именно, чтобы в Абхазии иметь образованных священников из кончивших курс семинарии, назначать им хорошее жалованье, дабы они могли открывать школы, учить детей и проч. Я вполне одобряю эти предположения: дай Бог нам найти побольше образованных священников; когда они найдутся, то для них все-таки будет много места и занятий в Абхазии. Но я решительно не вижу, откуда их взять, кто согласится ехать в такую страну, как Абхазия с её убийственным климатом, и если такие найдутся, то что они могут сделать здесь, не зная языка туземцев и их обычаев? Но если же, говорю, паче чаяния, в последствии найдутся кончившие курс семинарии, хорошо подготовленные священники, то и для них, с Божиею помощью, будут места и занятия, а до того времени неблагоразумно оставлять целые населения вовсе без пастырей. Эти соображения и забота о печальном положении множества христиан, еще не окрепших в вере, не видящих священника, не получающих никаких, хотя бы самых простых наставлений, побудила нас, как сказано, решиться на выше означенную меру.

Пополудни мы выехали из деревни Садепуа, и отправились снова к морскому берегу, чтобы у устья реки Кодор на баркасе переправиться на другую её сторону.

При устье реки Кодор, где она впадает в море, нас встретило много князей и дворян из Самурзакани и окрестных месть. Познакомившись с ними, поблагодарив за честь, нам оказанную, и распростившись с г. Будьман-Кацманом, мы в сопровождении начальника очемчирского округа, г. Щелкачева, отправились далее и чрез час езды подъехали к церкви села Аджибза, о которой говорилось выше. В ограде церкви нас ожидало очень много народа – мужчин и женщин и детей, исключительно христиан. Совершив молитвословие в церкви, я вышел и стал под навесом деревянной колокольни; народ приблизился и окружил нас, с одной стороны мужчины, а с другой женщины с детьми. Я учил их довольно долго, так как заметил с удовольствием, что они слушали не только внимательно, но с умилением. Переводчиком здесь был князь Григорий Шарвашидзе, так как священник Гегия где то замедлил. Как здесь, так и везде в других местах, когда народу собиралось много, я, прежде начала своей проповеди, благодарил народ за то, что он собрался слушать Слово Божие; преподавал им благословение, моля Бога, чтобы Он дал им уразуметь и полюбить св. веру и, уже после такого возбуждения в них внимания, приступал к наставлению. Догматической части учения я касался вкратце и в общих чертах, главное же внимание обращал на нравственное учение, применительно к их нуждам. Между прочим, как здесь, так и в других местах, я уговаривал их не иначе отдавать своих дочерей замуж за некрещенных, как с условием, что они сначала примут православие, а также не жениться на неокрещенных, не жить долго с женами без венчания, своевременно крестить детей, давать детям христианские имена, а не магометанские. Невежественные муллы, между прочими баснями, внушают им, что если ребенку дадут христианское имя, то он не долго будет жить, а если дадут магометанское, то его жизнь будет долголетняя, вследствие чего многие не хотят звать детей именем, данным им при крещении, а зовут странными турецкими именами. Против этой и других басней мулл я представлял им наглядные, доступные их уму доказательства. В заключение своей речи я снова обращался с молитвою к Богу, прося Его ниспослать Свое благословение на слущающих, чтоб они были добрыми, хорошими христианами, чтобы мне об них всегда слышать одни радостные вести и проч. То обстоятельство, что на этой стороне сего прихода отступников мало, кажется, подтверждает сказанное выше о том, что причиною уклонения христиан в магометантство по ту сторону реки Кодора было неимение у них церкви и священника.

Отдохнув здесь в доме одного помещика, к вечеру мы поехали и, прибыв в село Отара, остановились в доме князя Григория Шарвашидзе, расположенном на крутом берегу реки Кодор.

22      мая. Приготовившись с вечера, мы на другой день 22 числа отслужили литургию в приходской церкви сего села. Народу в церкви собралось довольно. По окончании обедни, с церковной паперти говорил поучение народу; между ними были некоторые из отступивших во время последней войны. После обычного вступления, объяснил дневное чтение Евангелия, потом говорил, какой постыдный трех христианину отступать от веры и принимать такую веру, которой сам не понимает, которой наставники или безграмотны, или сами не понимают, что читают на арабском языке; ибо таковы здешние муллы!

Пообедав в доме князя Григория, поехали в село, или деревню Киндг. Здесь жителей 90 дымов; они все почти христиане, за исключением трех или четырех дымов; но нет у них ни церкви, ни священника. Приходом они приписаны к селу Тамуш. Народ был здесь собран на поляне, пред домом одного из жителей; были мужчины и женщины и дети, исключительно христиане. Я довольно долго учил их вере и нравственности христианской, убеждая их жить так свято и чисто, чтобы те, кои ещё не крещены, из самого их поведения и образа жизни могли увериться в том, что православная вера есть единая истинная, просвещающая людей. По окончании поучения, старшина сей деревни чрез переводчика передал мне, что все здешние жители хотят обратиться ко мне с одною просьбою, и спрашивают: позволю ли я им это. Когда я позволил, то он сказал от лица всех, что они живут далеко от церкви и очень рассеяно, что у них нет священника и многие умирают без приобщения и крещения, и просят меня дать им особого священника; я отвечал им так же, как жителям деревни Садепуа, у которых вчера освятил церковь, что правительство не может на свой счет строить церкви во всех малых деревнях и содержать священника; на это мне отвечали, что они готовы на свой счет выстроить деревянную церковь и давать небольшое содержание священнику. Я было подумал, что говоривший от лица народа из излишнего усердия прибавляет много от себя к тому, на что его уполномочили другие, и обратился ко всем, тут стоявшим и велел спросить их, точно ли они готовы на свой счет выстроить церковь и помогать в содержании священнику; тогда все, даже женщины, единодушно закричали, что дадут на это подписку. Признаюсь, что мне было приятно слышать это, ибо обещание строить церковь и давать содержание священнику ясно показывало, что они уже чувствуют потребность иметь церковь и богослужение, след. более или менее любят веру и утверждены в ней. Взяв с них слово, что они во всем будут слушаться будущего своего духовного отца, я обещал подумать об исполнении их просьбы, объявив в заключении, что если они не исполнят своего слова о постройке церкви и об уважении и содержании священника, то последнего скоро возьму от них и переведу на другое место.

Исполняя свое обещание, я выбрал для них причетника их же прихода, из мингрельских уроженцев и отлично знающего по-абхазски, которого все они любят за кроткий характер и заботливость об них, и посвятил его в качестве помощника приходскому священнику, как это сделал я и прежде для деревни Садепуа и прочих деревень. Я хочу ходатайствовать, чтобы ему было оставлено его настоящее жалованье.

Отсюда, отдохнув немного, отправились далее и чрез час прибыли к церкви села Тамуш. Хотели было остановиться на ночь в довольно тесном помещении местного священника, но приехала вскоре княгиня Кесария Шарвашидзе, мать князя Григория Шарвашидзе, и упросила нас остановиться в её более удобном доме, который был в верстах двух оттуда, на что я охотно изъявил согласие, оставив часть свиты у священника.

23      мая. В церкви Тамушской 23 числа отслужил обедню. Народу обоего пола и всех возрастов было много. После обедни с крыльца церковного говорил народу поучение. После обычного вступления, сначала объяснил дневное евангелие из нагорной проповеди – о чистоте душевной, о клятве, о прощении обид. Кроме того, пред началом литургии здешний престарелый священник Ахвледияни, человек всеми любимый и много потрудившийся в своем приходе, подал мне маленькую, письменную заметку о тех суевериях, дурных обычаях и пороках, какие существуют в его приходе между христианами, о которых нужнее всего учить их, и я, руководствуясь ею, убеждал их мало-помалу оставить дурные обычаи. Слушатели были исключительно христиане. Княгиня Кесария, которая отлично знает по-абхазски, иногда поправляла и дополняла перевод священника Гегия; впрочем она, в последствии, хвалила его перевод. По окончании поучения, я раздал маленьким детям крестики, заставляя более возрастных изображать на себе крестное знамение, чтобы узнать, умеют ли они это делать.

Из церкви возвратились и обедали в доме княгини Кесарии. С нею я давно желал подробнее поговорить о положении православия в Абхазии. Эта женщина замечательна в своем роде; она принесла много пользы христианству в Абхазии: её стараниями обращены сотни абхазцев, особенно из дворян. Ещё очень молодою она вышла замуж из Мингрелии за одного из князей Шарвашидзе, пользовавшегося влиянием и значением в Абхазии, который, желая её руки, принял крещение. С тех пор её муж, а по смерти его, она были покровителями и ревностными распространителями христианства. По смерти его, она продолжает трудиться в пользу христианства еще ревностнее. Я, вместе с протоиереем Мачавариани, долго беседовал с ней, распрашивал – какими способами действовать на некрещенных, в каких местностях скорее можно ожидать успеха проповеди, нет ли кого из более влиятельных лиц склонных к христианству и проч. Наконец я упросил ее, как превосходно знающую абхазский язык и способную, вместе со священником Гегием и при участии протоиерея Мачавариани, составить комитет и попытаться перевести по-абхазски первоначальные молитвы, Верую, десять заповедей и, что возможно, из литургии и воскресных евангелий. Добрая княгиня, несмотря на свои немолодые лета, будучи еще очень энергическою, видимо была рада поручению и обещалась исполнить его. Между прочим она указала нескольких влиятельных из дворян и князей, более склонных к Православию, и сказала, что тотчас примется склонять их к вере и надеется скоро привести их, – что она, как увидим далее, скоро исполнила.

24      мая. Ночь с 23 на 24 мы провели в доме княгини Кесарии, потому что церковь прихода Квитаули, в которой я намеревался служить на следующий день, была не далеко. Приготовившись с вечера, мы отслужили на другой день литургию в Квитаульской церкви. Народу было здесь так же много, как и в предыдущие дни. После литургии объяснял народу с церковного крыльца дневное евангелие о любви к ближним, о чистоте нравов и другие великие истины из нагорной проповеди. Показав, какой любви, мира и согласия требует от нас Евангелие, я старался вразумить их, как оно улучшает и возвышает человека, и как оно хорошо располагает и улучшает взаимные отношения членов семьи, общества и народа; при этом напомнил им недавно прошедшую их жизнь, исполненную смут, взаимной ненависти, разбоев, убийства, пленопродавства, прибавив, что чем более они будут любить веру православную и исполнять её учения, тем и внешняя их жизнь будет счастливее, не говоря о внутренней. По окончании поучения, я раздал детям крестики.

В Квитаулах обедать просил нас к себе князь Гвидо Шарвашидзе брат Григория и второй сын княгини Кесарии. Княгиня Кесария не хотела ехать туда, потому что она имела сильное неудовольствие на сына, который, как я слышал, нанес ей большую обиду; но я упросил её поехать в церковь на литургию, а оттуда кое-как заставил зайти в дом сына. Здесь, по тайной, горячей просьбе её невестки, жены князя Гвидо Шарвашидзе, я пристал к ней и умолял ее простить сына и примириться с ним. Она видимо была смущена, не знала, что делать и что сказать, наконец с глубоким чувством отвечала: «мой сын нанес мне жестокую обиду; клянусь, если бы сам русский царь просил меня простить ему, я не послушалась бы его; но вы говорите мне именем Христовым, и я не смею вас не слушаться». Она села после того за обеденный стол и допустила сына поцеловать ей руку в знак примирения. Бедная её невестка не знала, куда деваться от радости.

Отсюда мы поехали к востоку; ехали более двух часов по дремучим лесам, большая и лучшая часть которых вырублена иностранцами, за бесценок. Богатствами здешней страны, по лености и беспечности абхазцев, даром пользуются мингрельцы, турки и другие иностранцы к вечеру приехали в село Мокви и остановились близ знаменитого древнего, недавно возобновленного храма Мокви.

По совершении поклонения храму и алтарю и после поверхностного осмотра храма, я поспешил выйти к народу, который дожидался меня за оградою в тени огромных липовых деревьев. Это были не жители самого села Мокви, а более отдаленного большого села Челов, в котором живут одни магометане. Я просил пригласить на этот вечер всех глав семейства из этого села, по следующему случаю. От пицундского окружного начальника, который прежде того был начальником в здешнем округе, я слышал, что жители Челова народ энергический и решительный, что их, по некоторым причинам, хотели было переселить, но они упросили оставить их и тогда же изъявили будто желание принять православие. Основываясь на этих данных, я хотел испытать, нельзя ли их склонить к вере христианской. Итак в начале своей речи я им сказал, что слышал об них, как о людях разумных, и хочу изложить пред ними основание учения христианского. Я говорил с ними довольно долго и с особенною твердостью, стараясь подействовать на них доводами, более для них вразумительными. в заключение я им сказал: если в моих речах есть что-либо противное разуму и истине, объясните; если не можете объяснить вы, пусть ваши наставники, муллы, теперь же пред вами опровергнут мои слова и докажут превосходство магометанского учения. Наконец я решился напомнить им об обещании, ими данном принять православие. По лицу слушателей было заметно, что мои слова произвели впечатление, но какого рода, я этого угадать не мог. Прося их подумать о моих словах, я простился с ними и зашел во временное свое помещение.

Я ждал протоиерея Мачавариани и г. начальника округа, бывших с нами во время беседы с человцами, и удивлялся, что они так долго не являются; оказалось, что они имели долгое и горячее объяснение с человцами. Человцы не так поняли мою речь и впечатление её было совсем не такое, на которое я рассчитывал. Не знаю, твердость ли моей речи, строгость ли тона, с которым я говорил, или то неловкое напоминание о данном ими обещании принять православие, за которое я раскаялся после, хотя было поздно, только человцы подумали, что начальство на них гневается и грозит им, и спрашивали, чем они провинились пред правительством, за что на них сердится начальство? Г. Щелькачев и протоиерей Мачавариани долго и с жаром внушали им, что они не поняли меня, что никто им грозить не думает, что мое дело учить, показывать истину словом и убеждениями, а не насилием. Где у него оружие, спрашивали они? Чем же и когда он вам грозил? Он послан проповедовать вам Слово Божие, он показывает вам два пути истинный и ложный: ваша воля идти по одному из них. Если вам не нравятся его слова, возвращайтесь сейчас с миром по домам; но если вы вернее хотите убедиться, что он желает вам добра, то останьтесь до завтрашнего дня; посмотрите на служение в церкви и послушайте ещё, как он будет учить завтра, в церкви, христиан. Таким образом они успокоили их и уговорили остаться до следующего дня.

Я должен признаться, что такой исход проповеди моей нынешнего дня навел на меня уныние, как всегда случается, когда человек сильно надеется на успех задуманного им плана, то при удаче предается преувеличенным ожиданиям, а при неудаче недоволен всем, обвиняет себя и предается унынию: так было и со мною. В моем малодушии я стал упрекать себя; я стал думать, что напрасно я теряю время и силы, что мое путешествие по этой стране, кроме потери времени, не принесет никакой пользы. Но Богу угодно было, как сейчас увидим, тут же пристыдить мое маловерие и подкрепить меня некоторым успехом, чтобы я не унывал, а трудился бы еще ревностнее.

О. протоиерей доложил мне, что приехала княгиня Кесария и привела с собой двух прозелитов, людей влиятельных в своих обществах, которые склонились на убеждения её принять Православие, одного из князей по фамилии Маршания, другого из дворян Маргания. Первый совершенно уже изъявил согласие; второй колеблется, потому что жена его, бывшая христианка, но уклонившаяся в магометанство при первом муже, магометанине, теперь упорствует сама и удерживает мужа. Протоиерей Мачавариани пошел убеждать ее и успел рассеять её ребяческие предрассудки касательно вдов мусульманок.

25      мая. Сего числа, в субботу, я служил в древней обширной мокской церкви. Хотя жители самого села Мокви и не близко живут от церкви и их немного, особенно христиан; но в церкви набралось много молящихся, приезжих с разных сторон. По окончании обедни, проповедь говорил я в самой церкви, так как она обширна и может вмещать в себе до тысячи народа. Пред началом проповеди г. начальник пригласил зайти в церковь всех тех из магометан, которые во время обедни стояли вне церкви. в продолжение проповеди, наблюдая за некрещенными, я замечал, что некоторые из них, получше одетые, стоя впереди, слушали внимательно, другие, позади стоявшие, рассеянно, как бы нехотя и то ходили по церкви, то выходили и опять входили в церковь. Как бы то ни было, я имел в виду, что меня слушают и магометане, и не обращаясь исключительно к ним, располагал свое поучение так, чтобы и для них было в нем потребное. В дневном евангелии из нагорной проповеди говорилось о любви ко врагам, о прощении обид, о воздаянии добром за зло. Объясняя эти высоты истины, я старался показать, как они разительно отличны от учения всех других вер и что из них и из всего евангельского учения видно, что вера христианская – от Бога. К счастию, она не есть что-либо новое и неизвестное в сей стране; она существовала здесь с самого начала, и хотя иногда ослабевала, но все-таки никакая другая вера не так обычна и укоренена здесь доселе; ей принадлежат все великие воспоминания славы и благоденствия сей страны в древности. Этот великий храм, в котором мы стоим, построен руками предков тех, которые теперь меня слушают; не грешно ли, что потомки строителей сего храма чуждаются веры своих предков и не хотят молиться на том месте, где похоронены их отцы? и проч. Один эпизод из проповеди нынешнего дня сильнее и осязательнее всего мог подействовать на ту часть слушателей, которая стояла позади, т.е. на некрещеных. Между прочими слушателями в церкви стояла одна столетняя женщина, княгиня из фамилии Анчабадзе, известная по всей Абхазии, как настоящая богатырша по росту и мужественному характеру. Случай, по которому она приняла христианство, заключает в себе нечто чудесное и известен всем абхазцам. У ней была на воспитании дочь владетеля. По существующему в этой стране обычаю, детей не воспитывают в доме, а отдают на воспитание знакомым; о воспитаннике в доме заботятся более, чем о родном сыне. У той женщины, о которой мы говорим теперь, воспитанник опасно занемог и был в отчаянном положении. Тогда она, истощивши все средства, дала в душе обет Богу: если выздоровеет её питомец, то она примет крещение, – и питомец её выздоровел. Другой из предстоявших, молодой человек, по фамилии Маргания, сам был отчаянно болен и принял по выздоровлении крещение вследствие сновидения, показывавшего, что он выздоровеет только под этим условием. Сказав, что Бог не оставляет разными внушениями и знамениями указывает людям, какая вера есть истинная, я рассказал эти два случая моим слушателям; я не называл по имени лиц, о коих шла речь, но слушателям было известно и без того, о ком говорилось.

По выходе из церкви, в этот же день, до обеда, было совершено крещение вышеупомянутых лиц, двух взрослых и одного мальчика 10 лет, сына Маргания, и наконец воссоединение к православию жены последнего. Причины некоторой поспешности их крещения были следующие: мне хотелось, чтобы пример их подействовал на впечатлительный характер абхазцев, здесь бывших; по собранным сведениям, оба изъявившие желание креститься были люди благонадежные по своему характеру и образу жизни; изучение же первоначальных молитв, которое требуется от приготовляющихся ко крещению иноверцев, для них было невозможно, ибо на абхазский язык они ещё, к сожалению, не переведены, а необходимые объяснения главнейших пунктов веры, по возможности, им были преподаны. Один из них, именно Маргания, просил меня быть его крестным отцем, от чего, как само собою понятно, я отказаться не мог. Согласившись на просьбу сего последнего, я потребовал от него, как необходимое условие, чтобы он вел себя после крещения примерно и лучше других; ибо, сказал я, для меня, как главы христианских учителей, будет постыдно и бесчестно, если мой крестник окажется недостойным христианином. «Надеюсь, прибавил я, что вы не посрамите моей, уже поседевшей бороды». Он с жаром отвечал мне, что и доселе за ним, как все знают, не было замечено ничего худого, а после этого тем более он постарается оправдать мою доверенность.

Крещение совершали на живописном берегу реки, среди зелёных деревьев, между которыми расположились красивыми группами мужчины, женщины и дети, смотревшие издали на церемонию, которую совершил протоиерей Мачавариани. Между смотревшими были и магометане. Когда, по окончании обряда, возвратились в дом, то некоторые из человцев прислали одного из своих и просили, чтобы протоиерей Мачавариани, после обеда, пришел к ним для переговоров. Пообедавши, о. протоиерей отправился к ним и очень долго с ними беседовал. Результатом его беседы было то, что два более значительные из человских жителей, из князей Анчабадзе, однофамильцы и отчасти родственники той столетней женщины, о которой я говорил выше, также супруги сванетского князя Тенгиза-Дадешкелиани, которая была в этот день тут же и которая сама принадлежит к той же фамилии и есть дочь упомянутой старой богатырши, решительно склонились к принятию христианства; но просили дать им время приготовиться к тому, говоря, что они опасаются одни из всего села принять христианство, а постараются и надеются мало-помалу склонить к тому же своих соседей и родных. Эта оговорка показалась мне подозрительною, но один из них вскоре доказал искренность своих слов. Когда мы, чрез три дня, приехали в Очамчири, то он прислал к нам своего сына, мальчика лет 9-ти, и просил окрестить в залог того, что он надеется исполнить свое обещание. Я воспринял мальчика из купели, назвал его своим именем, и просил родителей прислать его ко мне после лета. С помощью Божиею, я желаю его воспитать на свой счет в Кутаисе.

Мне кажется, что я не должен пройти молчанием еще один случай. в Сухуме я виделся с Алмасхитом Маршания, цебелдинцем, крестником Его Высочества, Великого Князя, Наместника. Так как до меня дошли неблагоприятные слухи об его поведении, то я там же в общих чертах дал ему наставление, напомнив ему, чей он крестник. Впоследствии худые слухи об нем еще более подтвердились; говорили, что он держит в доме муллу, не ходит в церковь, не приобщался ни разу, не повенчался с женой и проч.; я пригласил его в Мокви; здесь, после обедни, в присутствии о. протоиерея, чрез князя Григория откровенно передал ему все, что слышал об нем и спросил его: неужели он не подумал о том, что такие слухи огорчат Великого Князя, его благодетеля и крестного отца. Долго и с жаром говорил он в ответ на мои слова, по-абхазски, князю Григорию. Сущность его ответа, переданного мне князем Григорием, состояла в следующем. В жизни своей, по глупости и молодости, много сделал он худого и был достоин того, чтобы сослали его в Сибирь; но он решился исправиться, принять крещение и был осчастливлен высоким покровительством Великого Князя. Неужели он столько глуп и низок, что позабудет его благодеяния и сделается неблагодарным? Мулла остался у него из его крестьян и кормится в его доме, но он не слушает его; в церковь он не ходит потому, что в его селе нет церкви и проч. Вообще абхазцы мастера говорить с чувством и красноречиво; я уверен, что Алмасхит говорил искренно; но к несчастию, абхазцы не тверды по характеру и скоро склоняются, как к доброму, так и к злому.

В заключение описания происшествий нынешнего дня, ознаменовавшегося, сверх ожидания, многими счастливыми событиями, должен упомянуть и о не совсем приятном случае. Здешний приходской священник Чхиквадзе, из грузинских уроженцев, по слабости своего характера, частому отсутствию из прихода и проч., привел в упадок этот приход. Многие уклонились здесь, по его вине, от православия, а потому я там же уволил его из Абхазии. На его место, посоветовавшись с о. протоиереем, лучше меня знающим здешнее духовенство, решился перевести священника способного и деятельного, знающего абхазский язык, по фамилии Топурия, из квитаульского прихода. Но чтобы не совсем обидеть и священника Чхкивадзе, я хочу исходатайствовать ему полугодовой оклад жалованья не в зачет, и чтобы в Гурии ему был дан первый, открывшийся приход.

Я забыл еще упомянуть, что на литургиях главнейшие возглашения, например благодать Господа нашего... и да будут милости великаго Бога... мир всем и проч. я заставлял, после произнесения по-русски или по-грузински, переводить по-абхазски, как это делал в Сванетии.

Наконец нельзя расстаться с Мокви, не сказавши несколько слов о храме. Архитектура его оригинальна; храм отличается по внутреннему расположению от большинства древних церквей Закавказского края тем, что он не крестообразен, как большая часть старинных церквей, а продолговатый, четырехугольник, кругом стен каменная галерея, сверху хоры. Последний владетель Абхазии отдал одному греку на подряд за 25.000 возобновить сей храм снаружи и внутри и покрыть черепицею. Хотя работы кончены по-видимому, но леса еще не сняты; покрыта церковь черепицею неисправно, ибо во многих местах протекает. Окна остаются еще без рам и стекол. В контракте, заключенном с греком, об окнах не говорится ни слова; а потому он, говорят, требует еще 3.000 р. за вставку рам и стекол в окнах, ибо их более 45 в корпусе и куполе, и все огромных размеров. В том, что крыша пропускает течь, грек, говорит, также оправдывается, хотя и не законно, тем, что черепица ему доставлена нехорошего качества. В церкви лежит большой колокол, еще не повешенный на колокольню, и большой медный крест для купола. Иконостаса церковь еще не имеет, а утварь и ризы в ней недостаточны.

Из Мокви выехали пополудни, не рано. Чрез два часа езды достигли прихода Ешкети. Поскольку приходская церковь была в стороне от дороги и довольно далеко, а мы решились в воскресенье служить не в этом приходе, а в следующем, то прихожане сего села и нескольких окрестных деревень были собраны на поляне, у дороги. С ними было несколько и магометан. Ставши по средине круга, образованного народом, я довольно долго учил их, убеждая христиан вести жизнь сообразную с учением веры. Распростившись с ними и благословивши народ, сели на коней и к сумеркам приехали в село Поквеш и остановились в доме здешнего помещика, князя Анчабадзе, христианина.

26 мая служили в селе Поквеши. Народу, по случаю воскресного дня, собралось в церкви много, исключительно христиан. Послы обедни с церковного крыльца говорил народу поучения. Кроме объяснения Евангелия, говорил о тех предосудительных понятиях и вредных обычаях, кои у них остались от магометанства и от времен языческих. Между прочим христиане доселе придерживаются обычая хоронить мертвых по лесам, или близ дорог, или близ домов, а не в ограде церковной. Я говорил им, почему этот обычай вреден; также доказывал им, что обычай отдавать детей в чужие руки на воспитание вредно действует на семейную жизнь и на отношение детей к родителям. Обедали у князя Анчабадзе; во время обеда в первый раз слышал абхазское хоровое пение. Оно несколько похоже на имеретинское. Когда послы обеда прощался с семейством хозяина, то просил его супругу и вообще женино отделение семейства подавать добрый пример христианской жизни и помогать приходскому священнику в распространении в приходе христианских обычаев.

Отсюда мы направились опять к юго-западу, к берегу моря. Чрез два часа езды переехали порядочную реку Галисга и на берегу её увидели небольшую каменную церковь. Во всей Абхазии и Самурзакани, кроме пяти или шести древних церквей, все прочие деревянные, а потому эта каменная церковь была приятным контрастом между ними. Около церкви нас встретило до сотни мужчин, женщин и детей. По осмотре церкви, которая оказалась очень высока, но очень тесна, я стал учить жителей сего села, называемого Беслагуба.

По окончании поучения, прихожане сказали мне, что эту церковь возобновил и снабдил утварью последней владетель, Михаил, что он, Михаил, обещал выхлопотать им особого священника, и уже один причетник был посвящен по просьбе его во диакона и поселен между ними; но, к несчастию их, Михаил умер, а диакон остался непосвященным во священника; поэтому просят меня посвятить им сего диакона и дать им для богослужения и отправления треб, ибо поквешская церковь от них далеко и за рекою, а другого прихода ближе нигде нет; от чего они остаются без службы и часто без исполнения треб. Я отвечал им, как сказано выше, когда в селе Садепуа и Киндг просили особого священника: они на это сказали, что будут помогать священнику в содержании, что дьякон, о котором они просят, имеет дом и двор, а также может запахивать для себя земли сколько угодно; сам дьякон, тут же находившийся, соглашался служить без жалованья, или с причетническим содержанием.

Находя, что поквешский священник, живя за рекою на два часа пути, действительно не может удовлетворять всем духовным нуждам жителей этой деревни, я уже хотел было согласиться на их просьбу; но тут возникло во мне сомнение. Быть может, этих людей уговорил просить для себя особого священника этот самый дьякон, а они, по соседству с ним, или даже, быть может, закупленные им, только прикрываются усердием к вере и богослужению, а в сущности не имеют такового. Я спросил, сколько здесь христиан и есть ли между ними магометане. Христиан оказалось до 40 дымов, а магометан только несколько дымов. Тогда я им предложил такое условие. Вас христиан здесь слишком мало, чтобы можно было дать вам особого священника; но если вы уговорите своих соседей магометан принять православое, тогда я исполню вашу просьбу.

Дьякону я сказал также, чтобы он заслужил сан священника тем, чтобы убедил здешних магометан принять крещение, что для него, как живущего между ними и знающего по-абхазски, не будет очень трудно. После этого я распростился с народом, и мы поехали в Очамчири, куда прибыли к вечеру.

Чрез неделю, когда почти оканчивал обозрение Самурзакани, я не мало был удивлен, увидев поквешского священника и дьякона, о посвящении коего просили беслагубские жители, и получив от них список 65 душ мужчин, женщин и детей, окрещенных в вышеупомянутом селе, и о том же получив письмо от окружного начальника. Видно, беслагубцы сильно желали поскорее получить священника, а дьякон сей горел нетерпением принять поскорее сан священника! Хотя естественно думать, что значительное большинство жителей легко могло уговорить и увлечь незначительное меньшинство, но все-таки такое скорое согласие 65 душ магометан принять православие меня не могло не удивить. Не доказывает ли этот случай, что здешние магометане совершенно равнодушны к своей вере, что для нашей цели, пожалуй, хорошо, но с другой стороны, и то очевидно, как это говорил я выше, что они довольно легкомысленны, что уже совсем не хорошо. Алмасхит Маргшания, как сказывали мне поквешский священник и дьякон, принимал большое участие в склонении беслагубцев к принятию православия.

В Очамчирах, местечке на берегу моря, в котором находится окружное управление и стоит прежний деревянный дворец бывшего владетеля, я остановился в квартире окружного начальника. Вечером в небольшой деревянной церкви сего местечка протоиерей Мачаварияни обвенчал по христианскому обряду новокрещенного в Мокви Игнатия Маргания с воссоединенною его женою, и еще Алмасхита Маршания, который доселе не был повенчан по-христиански с своею женою, от рождения христианкою, скорбевшею об этом, потому что она не могла приобщаться Св. Таин. Маленький сын их также доселе не окрещен. В оправдание свое Алмасхит ссылался на то, что князь Д. Свят.-Мирский ему дал слово быть посаженым отцом и восприемником его сына, а потому он, дожидаясь его приезда, не венчался и не крестил сына. Я объяснил ему, что князь Мирский не может ехать в Абхазию, а ему, Алмасхиту Маршания, ехать в Тифлис для этой цели будет слишком убыточно, а потому убедил, вместо князя, при венчании и крещении, принять представителем здешних окружного начальника и его помощника, на что он изъявил согласие. По просьбе князя Алмасхита Маршания, об этом событии намерен я известить письмом его сиятельство князя Димитрия Ив. Мирского.

27 мая. Приготовившись к служению с вечера, на другой день рано утром мы из Очамчири в сопровождении новокрещенных и новобрачных, а также князя Григория и некоторых других, отправились в Илори, который от Очамчири отстоит на час пути. Илорская церковь известнее во всей западной Грузии едва ли не больше всех прочих церквей. Я воображал, что увижу одну из знаменитейших древних церквей, но увидел небольшую, каменную, довольно темную внутри, церковь. Впрочем, если самое здание церкви вовсе не замечательно, то в ней, как сейчас увидим, хранится много вещей очень замечательных, который отчасти оправдывают славу этой церкви.

Около церковной ограды нас встретило очень много народу. в церкви не могла поместится и половина его. Вышедши после обедни на церковную паперть, я пригласил народ подойти ближе и стал его учить. Начиная с этого села по всей Самурзакани господствует уже мингрельский язык, а потому с этих пор службу в церквах совершали по-грузински, а поучения переводил на мингрельский язык то дьякон Жордания, то окумский священник Кокелов, то другие, хорошо знающие по-грузински и по-мингрельски. Предметом речи я выбрал здесь слова дневного евангелия: Ищите прежде царствия Божия и правды его и проч., и развил ту мысль, что самое земное счастие, как отдельных лиц, так и особенно целых обществ, во многом зависит от силы и крепости христианского духа. На эту же мысль, что искание и усвоение царствия Божия и его правды способствует и земному благополучию человеческих обществ, я обращал внимание и во многих других своих проповедях пред абхазцами, доказывая ее наглядно из примеров собственной их жизни, из гражданского устройства и благосостояния христианских государств и неустройства и упадка Турции. В конце проповеди я обратил внимание здешних жителей на один важный беспорядок, существующей в их приходе, и требовал, чтобы они исправили его немедленно. Знал я и прежде о больших пожертвованиях – животными, серебряными вещами и деньгами, присылаемых из Мингрелии и всей Абхазии в эту церковь. Многие говорили, что если их правильно записывать и ими не злоупотреблять, то доходы этой церкви ежегодно могут дойти до 2.000 руб. сер. Между тем их присваивают себе, без всякого на то права, несколько фамилий из прихожан. Я говорил слушателям, какой тяжкий грех – святотатство, и объявил им, чтобы сейчас выбрали двух надежных старост, которые должны совместно со священником принимать и записывать пожертвования в книгу. К удовольствию моему, народ с радостью согласился на мое предложение, я тотчас избрал двух старост, которым я дал наставление об их обязанностях. Если Бог даст и оправдаются слухи о столь значительных доходах этой церкви, тогда из них можно будет удовлетворять здешний и соседние причты жалованьем, чтобы тем облегчить расходы Общества восстановления.

После этого я осматривал старинные иконы, на коих имеется много исторических надписей на грузинском языке. В маленькой, тесной и сырой пристройке, с северной стороны, в большом окованном железом сундуке, хранится множество серебряных и золотых вещей и камней самых разнообразных видов и происхождения. Тут есть и древние церковные сосуды самых редких форм с надписями, есть цепочки, кольца, серебряные фигуры людей, птиц; некоторые вещи так оригинальны, что стоило их срисовать и описать для археологов. О. протоиерею поручил я составить на досуге им список и вообще списать все надписи с икон и вещей.

На дворе церкви во всех углах валяется множество железных вил, или стрел о двух зубцах, присылаемых в дар св. Георию с разных сторон. Я велел им собрать, взвесить и продать в пользу церкви.

Хотя местность, где стоит село Илори, с первого разу не кажется низменною и болотистою, но нигде, говорят, климат в Абхазии так не лихорадочен, как здесь. Говорят, что в Илори редко встречаются старики за 50 лет, а большею частию жители здесь не переживают 30 лет. Это, впрочем, заметно и на лицах жителей.

Распростившись с князьями Григорием, Алмасхитом и их семействами, мы пополудни выехали из Илори; ехали часа два по густому лесу, принадлежащему илорской церкви и приехали в первый самурзаканский приход Гудава. Тотчас при входе в церковь было заметно, что этот приход находился под надзором более благоразумного и деятельного лица, нежели все доселе виденные. Церковь хотя деревянная, но гораздо обширнее, чище и красивее, нежели в абхазских приходах. Иконостас новый и чисто сохраняющийся, чего нет также в Абхазии. При входе в церковь несколько детских голосов запели по-русски: достойно есть... Это были ученики здешней сельской школы. По совершении молитвословия, я вышел на балкон церкви, на северной её стороне, где народ стоял в тени полукругом. Пригласив их поближе, я начал свое поучение тем, что поблагодарил за постройку на свой счет церкви, прибавив, что они довольно уже укоренены в христианской вере, и потом стал учить их о том, как благоразумный христианин должен пользоваться церковью к своему душевному усовершенствованию и укреплению в вере и добрых делах. Когда по окончании беседы народ подходил к благословению, то было заметно, что он и по наружной чистоте и по религиозному чувству превосходит жителей многих абхазских приходов. Между прочим о. благочинный Мачавариани подвел одну престарелую, одетую в черное платье, женщину и просил преподать ей особенное благословение, говоря: «Она моя благодетельница, и мать и друг; ибо она много помогла мне укрепить христианство в сем приходе.» Разумеется, я ее благословил и благодарил. Она была вдова местного помещика. Благословив народ, я посетил сельскую школу, в коей сидели 12 мальчиков; я спросил из них только двух, или трех, объявив им, что скоро у них будет особый ревизор.

Ночевали мы у местного помещика, Маргания. По причине сильных жаров и утомления, на другой день обедни мы не служили.

28 мая. Утром около той же церкви были собраны жители более отдаленных приходов, к ней приписанных, которые не были вчера. Я объяснил им учение о девяти блаженствах применительно к их духовным потребностям. После того мы отправились далее на северо-восток, к селу Бедия, которое есть одно из больших сел в Самурзакани, имея более 500 дымов жителей; ехали более двух часов, по невыносимой жаре. Около приходской церкви было собрано очень много народа. Я объяснил ему молитву Господню, применяясь к его духовным нуждам и недостаткам. Осмотрел сельскую школу и спросил кое-что несколько мальчиков.

Отдохнув и пообедав в доме одного из здешних помещиков, князя Шарвашидзе, мы, когда зной несколько ослабел, поехали осматривать древнюю бедийскую церковь, находящуюся теперь в запустении. Она стоит в 200 верстах от нынешней приходской церкви на высоком холме. Вид кругом неё и самая местность, где она расположена, весьма привлекательны, так что в этом отношении бедийская церковь далеко превосходит все три знаменитые древние храма, доселе нами виденные в Абхазии, хотя в других отношениях и уступает им. Стены церкви целы и прочны. Своды также целы, кроме части свода на западной стороне, которая обрушилась; сквозь своды купола проходит кое-где свет и виднеются деревья, выросшие на них. Внутренность церкви осквернена домашними животными, которых на ночь загоняют окрестные жители. Небольшая площадь, на которой построена эта церковь, со всех сторон оканчивается обрывами. На западной стороне остались развалины колокольни и каменных келий под нею. Заметно, что здесь был монастырь.

Возобновление этой церкви будет весьма полезно для дела христианства и оно будет стоить недорого. Вокруг неё, кажется, предполагается сгруппировать народонаселение, а в таком случае самая необходимость заставит заботиться о возобновлении этого замечательного древнего памятника, подобного которому нет другого во всей Самурзакани.

Отсюда мы отправились в следующий приход, Ухарталы, куда прибыли чрез два часа. Около церкви, по обыкновению, ждал нас народ и я, вышедши к нему, учил об общих истинах веры и в частности о тех нравственных недостатках, какие существуют между ними.

Ночевать остановились в доме князя Емухвари, местного помещика и решились служить на другой день.

29 мая. Служили божественную литургию рано, по причине жаров; но народу было довольно. По окончании литургии отслужил молебен о ниспослании дождя; ибо целый месяц здесь продолжается засуха, так что остановились все полевые работы. Прежде чем начать молебен, я объяснил народу значение молитвы и пригласил его усердно помолиться Богу. По выходе из церкви говорил народу поучение с церковного крыльца на текст дневного евангелия: не всяк глаголяй мы: Господи, Господи, и проч., о том, что истинный христианин должен соединять с верою и молитвою добрые дела.

Пообедали в дому Емухвария. После обеда, в комнате, в которой я оставался отдохнуть, было жарко, а потому я предпочел выйти на двор и сел в тени большого липового дерева, на зеленой траве, где было прохладнее. Мало-помалу ко мне стали подходить многие из дворян и простого народа, сидевшие на том же дворе под другими деревьями и составили около меня круг. Не раз я замечал и в Имеретии, что сельские жители всех сословий, особенно дворянского, очень любят вести разговор политического свойства о европейских государствах, а также о всех изобретениях новейшей цивилизации, о железных дорогах, телеграфах, пароходах и проч. Имея преувеличенные понятия о моей образованности и учености, и думая, что мне досконально известны малейшие подробности быта всех государств, также сущность всех на свете наук, старались, где могли, вызвать меня на разговор об этих предметах и с любопытством слушали мои рассказы. Таким любопытством жителей я старался всегда пользоваться для достижения своих целей; своими рассказами о европейской цивилизации я всегда старался возбудить в слушателях убеждение, что счастие и преуспеяние народов происходит и основывается на образованности, труде, порядке и гражданственности.

В Абхазии и Самурзакани жители гораздо любопытнее и жаднее ко всем рассказам о странах и предметах, известных им только по темным слухам, а о моей учености здесь составили совсем уже баснословные понятия. Когда и где представлялся случай, я не упускал и здесь рассказывать жителям об европейской цивилизации, изображая пользу учения, труда, порядка и проч.; я старался внушить им и объяснял исторически, что такая цивилизация существует и может процветать только в христианских государствах, но нехристианские государства погружены в страшное невежество. Такое направление беседы казалось необходимым дополнением церковной проповеди. При этом же случае, о котором я начал говорить, речь зашла как-то о Турции, и я был этому рад. Турецкие муллы, как здесь, так и всюду, куда успеют проникнуть, любят с намерением распространять среди темного народонаселения самые преувеличенные понятия о величии и могуществе Турции. Турецкий падишах в глазах здешнего народонаселения и теперь представляется каким-то сказочным, могучим владыкою, пред которым трепещут все прочие цари. Я, разумеется, описал им, в каком жалком положении, на самом деле, находится Турция с её падишахом. Направляя свою речь к известной цели, я объяснил слушателям, что в Турции племя, исповедующее магометанскую веру, несмотря на то, что оно господствует и мучит христиан, постоянно вырождается; а угнетенное, порабощенное христианское племя размножается, усиливается и страшит магометан. Такова сила веры христианской и таково пагубное свойство лживой мусульманской веры! Чтобы не возвращаться опять к подобному же случаю, скажу здесь же, что в другом приходе, на подобной домашней беседе, речь шла о личности Магомета и о вере, им придуманной. Зная, что и о личности Магомета муллы стараются распространять басни, я описал вкратце его личность и его обманы. Я рассказал, что Магомет истребил огнём и мечём тысячи людей, был невоздержен в плотской страсти, так что женившись на одной вдове, женился потом и на её дочери, и тоже самое позволил своим последователям и проч. Мне казалось, что подобные домашние беседы производили заметное впечатление на слушателей и не пропадут для них бесследно.

Вечером 28 мы приехали в село Окум, местопребывание благочинного и местного начальника. Тогда же посетил я двухклассное окумское училище, но спрашивал немногих учеников, так как у них скоро будет ревизор. Около церкви были поставлены нижние чины роты, расположенной в Окуме. Благословляя их, я сказал им, чтобы, живя среди новообращенных и еще не укрепившихся в православии жителей, они старались вести себя, как следует христианину, и тем поддерживали честь православной веры и русского имени. На ночь остановились в церковном доме у о. благочинного.

30 мая. Я служил в окумской церкви. Она довольно обширна и чиста. Народу набралось чрезвычайно много; внутри церкви поместились немногие из них. Служба здесь происходила по-русски и пели по-русски же ученики двухклассной школы, довольно удовлетворительно. Проповедь говорил с церковного крыльца. Переводил по мингрельски местный священник, хорошо владеющий этим языком. Он же служил мне переводчиком и в последствии по всей Самурзакани. Между прочими суевериями, против которых приходилось бороться, как здесь, так и во многих других приходах, есть одно, чрезвычайно странное и нелепое. Во всей почти Самурзакани и Абхазии распространено не только почитание, но даже поклонение наковальне. Во многих местах наковальне приносят жертвы, как-то козлов, куриц, даже восковые свечи, коими пользуется какой-нибудь плут кузнец. Почитание и страх наковальни так велики у некоторых, что присяга, произнесенная на наковальне или заклятие наковальнею считаются самыми сильными и ненарушимыми. Странно, что нечто подобное существует и в Мингрелии; а суеверный страх к кузнецам и мнение, что кузнецы имеют сношение с нечистою силою, говорят, существует и во многих местностях России. Проповедуя против этого суеверия, я в особенности старался внушить им, что кузнецы просто пользуются их ребяческим суеверием и страхом, чтобы обирать их.

Кроме того у здешних жителей доселе существуют какие-то полуязыческие, домашние молитвы к грому, к наковальне и проч., о коих тоже упоминал я в своих проповедях, увещевая слушателей оставить их и изучать молитвы христианские.

Из Окума выехали после обеда, и чрез полтора или два часа нечаянно подъехали к одной сельской церкви, около которой ждали в довольном количестве прихожане. Я сказал: нечаянно, потому что, не слышав колокольного звона, не ждал так скоро церкви. Оказалось, что это церковь галского прихода и, к сожалению, не имеет колокола. Народу, здесь собранному, я сказал проповедь, по содержанию подобную той, какую утром говорил в Окуме.

На ночь остановились в доме одного местного помещика.

31 мая я литургию не служил. В 9 часов выехав с места ночлега, поехали в село Речхи. Приходская церковь была слишком далеко, в стороне от дороги, а потому я, по причине жаркого дня, просил собрать народ поближе к дороге, в доме одного помещика, по фамилии Лакербая, у которого мы собрались обедать. Когда на дворе его дома собралось довольно народу, мужчин и женщин, то под тенью деревьев я начал беседовать с ними о главнейших истинах веры и нравственности христианской. Между прочим просил их, чтобы они оставили странные обряды при погребении покойников. В доме, где бывает покойник, собираются толпы мужчин и женщин, садятся вокруг гроба, проводят целую ночь в пении каких-то странных песней, в коих, говорят, иногда даже ругают покойника, и когда одни из них плачут, другие смеются и шутят. Один причетник рассказывал, как очевидец, следующий случай. Читал он ночью около покойника псалтирь. Дом по обыкновению был наполнен мужчинами и женщинами, певшими свои песни. Вдруг у него кто-то загасил свечу, огонь же на очаге, посредине комнаты, кем-то мгновенно был залит водою. Воцарилась темнота. Заметно было, что мужчины и женщины кидались друг к другу и перемешались между собою; послышались смех, писк, визг; гроб покойника опрокинулся в темноте. С какою целью произошла эта свалка, достоверно не известно; но есть повод опасаться, что в подобных случаях предаются гнусному разврату и что этот мерзостный обычай есть остаток какого-либо языческого обычая. Нечего и упоминать о том, что я, сколько мог, сильно говорил против такого обычая и старался возбудить в них омерзение к нему.

В 4 часа пополудни выехали из сего села и чрез часа два приехали в село Саберио, очень большое по числу жителей. В ограде каменной церкви ждало нас много народа. Посетив церковь, я по обыкновению стал учить народ. Переводчиком здесь был местный житель, князь Чхотуа, хорошо знающий оба языка. в поучении народу между прочим, как здесь, так и в других местах, я много говорил о трудолюбии. Самурзаканцы, а особенно абхазцы, не отличаются любовью к труду, а потому я считал необходимым везде убеждать народ быть трудолюбивым, доказывая, что от любви к труду зависит не только земное наше благополучие, но, отчасти, и душевное спасение, ибо праздность ведет человека ко всем порокам. Часто в своих поучениях касался также и тех превратных и даже постыдных понятий, какие еще недавно имели здешние жители, а отчасти имеют и теперь, о воровстве и разбое. Они считались в недавнее время, отчасти и теперь считаются, молодчеством и удальством. Говорят, что девушки иногда выражали свое презрение к какому-нибудь молодому человеку такими словами: «Он, кажется, ни одной лошади не сумел украсть, ни одного пленника не продал.» Одна мать, благословляя своего сына и передавая ему меч, сказала: «помоги тебе Бог этим мечём приобрести много добычи и днём и ночью.» Против таких странных понятий я выставлял им, по их степени разумения, самые простые и ясные доказательства, что в этом мире без труда ничего не приобретается, что где существует воровство и торговля пленными, там и бедность и невежество, а где труд и учение, там богатство и благоденствие.

Посетив не надолго и сельскую школу, здесь существующую, мы отъехали отсюда ещё версты три, и с вершины небольшого холма, увидели р. Ингур, знакомую еще в Сванетии. Она здесь не менее быстра и грязна и гораздо больше и шире, чем в Сванетии. На ночь остановились в доме упомянутого Чхотуа.

1 июня мы служили в другой саберийской, деревянной церкви. Народу и здесь собралось много из окрестных деревень и приходов. После обедни кроме объяснения дневного евангелия, я коснулся, как и во многих прежних своих проповедях, одного суеверия, которое служит подкреплением и почти источником всех прочих суеверий и предрассудков, именно ворожбы или так называемого колдовства и кудесничества. Ворожеек или колдунов существует множество повсюду в Абхазии и Самурзакани; к ним народ обращается во всех своих затруднительных случаях, особенно в болезнях. Они то поддерживают почитание наковальни, грома, и другие суеверия, а потому я часто должен был касаться их проделок и доказывал народу, что они только обманывают и объедают его.

Отсюда выехали вечером и направили путь опять к юго-западу вдоль по течению р. Ингура. Чрез час приехали в селение Дихацури и остановились в церковном доме, в коем помещается школа и приходской иеромонах Афанасий. В школе спросил из некоторых предметов 5 мальчиков и дал им крестики за успех.

2 июня, в воскресенье, служил в приходской дихацурской церкви, в которую, по случаю воскресного дня, набралось много народу. После обедни объяснил народу дневное евангелие.

Вскоре после обедни поехали в следующий приход Чибурхенция. Здесь строится новая деревянная церковь, но она еще не окончена. Около церкви было собрано довольно народу из прихожан. По осмотре церкви, учил их христианским обязанностям, касающимся более сельских жителей. Обедали мы в церковном доме, еще тоже не доконченном. Отсюда поехали и чрез полтора часа езды прибыли к приходской церкви села Тагалони. Около церкви ожидал нас народ, в значительном числе. Поучение говорил я о вере, надежде и любви, трех основных добродетелях, необходимых христианину, и в чем они должны проявляться у простых сельских жителей.

Отсюда мы чрез час прибыли в село Набакевы, к вечеру, и остановились в доме вдовы покойного князя Левана Шарвашидзе, который несколько лет был самурзаканским приставом.

3 июня служил литургию в церкви села Набакевы. Был сильный дождь с утра, а потому народу собралось не много. После обедни объяснил собравшимся дневное евангелие. Обедать возвратились в тот же дом, где ночевали.

В этом приходе существует злоупотребление церковными доходами, подобно илорскому. Икона св. Георгия, находящаяся в здешней церкви и почитаемая окрестными и дальними жителями, говорят, каждый год получает пожертвований на сумму 500 руб., но две, или три фамилии, считая сию икону своею принадлежностию, присваивают себе сии пожертвования. Я призвал их и требовал от них, чтобы оставили такое святотатство, в противном случае грозил предать их законному суду.

К вечеру поехали в последний самурзаканский приход, Атабая. Около церкви ждало много народу и я учил их главнейшим обязанностям христианина, изображенным в 10-ти заповедях.

Ночевать расположились в церковном доме близ церкви, в коем живёт священник. Церкви и дому здесь угрожает разлитие р. Ингур. От церкви находится она в каких-нибудь 15 саж., а от дома ещё ближе и всею своею массою налегла на этот берег. Хитрые мингрельцы, против села Саберио, с своего берега устроили нечто вроде плотины и направили всю воду Ингура на самурзаканский берег, от чего жители этого берега терпят большой убыток и жалуются начальству. Кроме атабайской церкви Ингур вскоре будет угрожать и трём соседним, по берегу расположенным церквам.

Ночью вода Ингура подступила под дом, где мы ночевали, и утром следующего дня мы не без страха увидели, какой подвергались опасности.

4 июня. Литургию отслужили рано, опасаясь дальнейшего разлития Ингура. Народу, несмотря на раннее время, набралась полна церковь. Поучение говорил в церкви, потому что на дворе продолжалось ненастье. Прощаясь в лице предстоящих как бы со всеми, виденными мною и оглашенными Словом Божиим абхазцами и самурзаканцами, я умолял всех их оставаться верными обетам, данным ими при крещении Богу, Который видимо не оставляет эту страну Своими милостями; ибо немного лет пред сим вся она была предана грабежу, насилию, воровству, словом в ней свирепствовал ад... Теперь же в ней, благодаря русскому правительству, водворяется порядок, мир, правосудие; об образовании здешних жителей, о построении церквей и украшении их заботится особое Общество; словом вместе с принятием православия, в стране этой водворяется благоденствие и счастие. Поэтому жители здешней страны в православии должны видеть и будущее свое спасение и благополучие.

Приказав благочинному, в случае, если вода подступит еще ближе к церкви и дому, своевременно озаботиться о переносе их, мы поспешили выехать и по дороге отобедали в доме одного помещика. После обеда, чрез 3 часа езды, сквозь дремучий лес и по грязной дороге, достигли до Анаклии. В.А. Гейман, ещё в Сухуме, дал слово прибыть к этому числу в Анаклию на шхуне «Пицунда» и отвезти нас в Поти. К несчастию, в этот день море было не спокойно; у берега с шумом, подобным залпу целой батареи, разбивались волны морские В назначенный час вдали показалась шхуна, но подойти близко не могла; мы едва отыскали в Анаклии смельчака, татарина, который за большое вознаграждение решился отвезти на лодке мою записку к генералу Гейману; я писал о невозможности пристать к шхуне. В ответ получил уведомление, что за волнением на море нельзя ехать в Поти и совет отправиться туда на другой день сухим путем по берегу моря, чрез Редут Кале. Невесело было, утомленным долгим путешествием, еще верст 30 по жару тащиться верхами; но еще неприятнее было то, что не успел я повидаться с г. Гейманом, чтобы лично поблагодарить его за самый радушный приём и обязательное содействие во всё время путешествия по вверенному его управлению краю, – нечего было делать! Переночевав на берегу моря, в доме построенном для казацкого поста, на другой день отправились верхами в Поти, куда прибыли к вечеру. Из Поти в Кутаис прибыли в ночь с 6 на 7 июня.

Заключая наш дневник, нелишним считаем сделать несколько общих замечаний касательно положения православия и средств к его укреплению и распространению в Абхазии. Судьбы христианства в Абхазии, более чем во всякой другой стране, всегда находились в зависимости от политического положения этой страны.

По своему географическому положению, как страна приморская, по всему своему протяжению легко доступная для морских судов, Абхазия всегда обращала на себя внимание и подвергалась неизбежному влиянию всех, более или менее могущественных государств, примыкавших к берегам Чёрного моря. Так в самые древнейшие времена, греки основали на абхазских берегах много колоний и имели укрепленные пункты. Греческие имена Анакопия, Анаклия, Келасури и проч., и ныне употребляемые в Абхазии, обозначают места, занятые древними греками.

Нет сомнения, что первое благовестие о спасении принесено в эти греческие колонии и что вера христианская к туземцам переходила из них же вместе с начатками гражданственности.

Всеобщее предание церкви греческой и грузинской, отчасти существующее и между некоторыми кавказскими племенами, напр., в Сванетии, указывает на апостола Андрея Первозванного, как на первого проповедника христианской веры между абхазцами. О могиле и развалинах храма над нею апостола из 12-ти Симона Кананита мы говорили выше.

Что христианская вера постепенно укреплялась и распространялась в Абхазии и смежных странах в последующие века, на это указывают ясно и те замечательные остатки храмов, о которых мы упоминали.

Но и из истории грузинской церкви известно, что христианская вера не только распространялась и укреплялась в Абхазии, но что абхазская церковь была одною из замечательнейших во всем Закавказском крае.

В Пицунде была кафедра древнейших католикосов, которой подчинялись все епархии западной и восточной Грузии. Как имена, так и деяния многих из них известны и записаны в истории церкви.

Впрочем, судьба абхазской церкви не всегда была одинаково счастливою. Не все соседние племена были обращены в христианство. Множество диких кавказских племен, не принимавших христианства, со всех сторон окружавших абхазскую церковь, часто стесняли, а иногда прекращали существование знаменитой пицундской кафедры. Но окончательному унижению подверглась она тогда, когда турки взяли Константинополь и начали мало-помалу распространять своё влияние на все берега Чёрного моря.

С того времени кафедра католикосов была перенесена в Кутаис, и христианство среди абхазцев мало-помалу стало ослабевать, но к счастию не вовсе исчезло.

Турки здесь, как и везде, употребляли все средства к тому, чтобы обратить в магометанство всех туземцев, очень хорошо понимая, что всякий иноземец, или инородец, приняв магометанство, делается и телом и душою турком, т.е. теряет сознание своей прежней национальности, или своего племенного происхождения.

Жители ахалцыхского уезда, коренные грузины по происхождению и языку, приняв магометанство, стали называть себя и считать турками. Когда кто-нибудь в Ахалцыхе переменит веру, то не говорят: Он принял христианскую, или магометанскую веру, а говорят: Он сделался турком; так тесно слиты в уме простого народа понятия о вере и национальности.

К счастию для Абхазии, она не так доступна и близка к Турции, как ахалцыхский край; а потому турки на абхазцев не имели такого гибельнаго влияния, как на жителей ахалцыхских. Здесь, правда, турки прибегли к особой политике. Они роднилось с более значительными фамилиями из туземцев, выдавая за них дочерей своих и женясь на их дочерях, а те успевали совращать в магометанство многие роды и семейства, но масса народа всегда была равнодушна к магометанской вере.

В начале нынешнего столетия владетель Абхазии, Сафар Бей, опираясь на могущество России, объявил себя православным. Быть может, это было с его стороны только политическим расчетом; но для христианства всё-таки могло принести свою пользу. Его преемники, особенно последний из них, Михаил, не были искренними христианами: они лавировали между Турциею и Россиею, стараясь, чтобы ни одна из них не взяла перевеса в их владениях, а потому, не позволяя усиливаться магометанской вере, не очень поддерживали и православие; но все-таки это было лучше, чем если бы они открыто пристали к Турции и магометанству, тем более, что они, а по их примеру и прочие знатные князья и дворяне, всегда роднились посредством супружеских связей с князьями из Мингрелии, а это послужило к укреплению христианства в Абхазии.

Вообще же в этой стране магометанство не укоренено. Между абхазцами едва ли теперь можно найти много искренних магометан, а тем более фанатиков, исключая несколько мулл.

Кроме того, по отдаленности своей от Абхазии, Турция не могла высылать в нее своих фанатиков хаджей и ученых мулл, которые время от времени, появляясь в других мусульманских провинциях Закавказья, подогревают фанатизм жителей и ведут между ними политическую пропаганду. Во всей Абхазии есть одна только мечеть в Очамчирах, и то для природных турок-торговцев.

Муллы, какие теперь существуют в ней, большею частию, безграмотны и невежественны. Они умеют только рассказывать народу сказки и обманывать его баснями. Кажется, и народ ими очень пренебрегает.

Скорее можно опасаться того, что абхазцы слишком легкомысленно будут соглашаться на принятие крещения, чем ожидать от них упорного сопротивления и защиты своих слабых, едва ли даже существующих, магометанских, убеждений. Трудность будет состоять не в обращении их к вере, а в укреплении и утверждении в их сердцах и в их жизни веры, и особенно чистой нравственности. Много трудов и жертв потребуется от Общества восстановления Православия для утверждения абхазцев в Христовой вере; но если признано, что Абхазия есть важный во всех отношениях пункт, то оно не должно для сей цели щадить никаких усилий.

Но все усилия и жертвы Общества, равно как и всевозможная ревность и высокое самоотвержение миссионеров не принесут желаемой пользы в деле распространения и утверждения веры Христовой между горцами, особенно между абхазцами, если только они не будут сопровождаться содействием местной гражданской власти, – если оба ведомства духовное и гражданское не будут в этом деле идти рука об руку, разумно помогая друг другу.

Касательно участия гражданской власти в деле распространения и укрепления Православия существуют самые смутные понятия, а самое это участие иногда проявляется в действиях и распоряжениях, друг другу противоречащих и более вредных, чем полезных для Православия.

Само собою разумеется, что когда мы говорим о содействии гражданской власти делу Православия, то разумеем содействие нравственное, какое всякий христианин, любящий свою веру и пользующийся влиянием на окружающих его иноверцев, должен оказывать делу Православия.

В чем же именно, т. е. в каких действиях и распоряжениях должно проявляться здесь, на Кавказе, участие гражданских властей в деле восстановления христианства? Об этом, на основании некоторой опытности, приобретенной нами, мы можем высказать несколько мыслей и указать несколько примеров. Главнейшее и самое полезнейшее участие всех имеющих власть и влияние на некрещенных инородцев на Кавказе в деле восстановления христианства должно состоять в следующем: такие лица и словом и делом при всяком случае должны показывать и доказывать некрещенным, что обращение их в христианство есть дело угодное и приятное правительству, или лучше Царю (простой народ всюду все, даже самые малозначительные распоряжения второстепенных начальников приписывает прямо Царю). Где только гражданский начальник понял эту простую мысль и умел благоразумно применить к делу, там проповедь миссионера будет иметь больший успех; напротив того, где местный начальник, или по причине смутных убеждений, или по злоумышленным расчетам, показывает народу и словом и делом, что правительство равнодушно к делу религии, что распространение Православия есть затея одного духовенства, там никакой на свете миссионер не будет иметь успеха.

Когда я, в 1864 г., первый раз собирался посетить ахалцыхский уезд, то надеялся, что тамошние магометане, родом грузины и говорящие на грузинском языке, не будут чуждаться меня и беседы со мною; и точно в первом же приходе, который я посетил, местный священник на вопрос мой, можно ли побеседовать мне с здешними магометанами, объявил, что на утро приведет ко мне всех их. Но на другой день не пришел ко мне ни один магометанин. Оказалось, что местный мулла обошёл ночью все магометанские семейства и с угрозами приказал всем им не являться ко мне для беседы. Тоже повторилось и в других приходах. Содействие местного уездного начальника весьма легко могло уничтожить это препятствие; но к несчастию, он был поляк, католик, который употреблял всё своё влияние в пользу мулл, а не в пользу Православия.

Во второе и третье путешествие по ахалцыхскому уезду, бывали случаи, когда при малейшем благосклонном содействии уездного начальника, даже и без всякого содействия его, а только при уверенности магометан, что ему, т.е. начальнику, будет приятно обращение их в Православие, десятки семейств, даже одно целое село приняло бы Православие. Расскажу один из таких случаев, весьма замечательный.

В одном магометанском селении в ахалцыхском уезде, близ Ацхури, была старинная, маленькая церковь которая пользовалась величайшим уважением у самых жителей магометан. Они сами рассказывали, что иногда видели в ней по ночам свет. Мулла этого села лично при мне и благочинном протоиерее Гамрекелове сознался, что Он однажды больного сына своего положил в эту церковь, и он выздоровел. Эту самую церковь, при пособии от Общества восстановления Православия, в прошедшем году благочинный возобновил и приготовил к освящению. Сами магометане помогали при её возобновлении. Когда в июле месяце прошедшего года я прибыл в это село для освящения церкви, то нашел случай, к неудовольствию местного муллы, долго беседовать с народом о вере. Вечером накануне освящения церкви несколько стариков из сего села тайно пришли ко мне и рассказали, что у них в селе более половины жителей давно желают принять Православие; но местный мулла, проведав об этом, составил партию из нескольких своих родственников и приятелей и грозит им конечным раззорением при помощи ефендия ацхурского. Сколько я ни старался их уверить, что они живут не в Турции, где христиан гонят за веру, а в православной державе, в которой никто не подвергается опасности за принятие христианской веры, они сомнительно качали головами и наконец сказали: а нам ефендий что захочет, то и сделает; начальник его слушается; мы будем разорены, если примем христианство. К прискорбию своему, я должен был в душе согласиться с их опасениями, хотя на словах и уверял их в противном. Не странно ли это, что в православной державе магометанин, при всем своем желании принять Православие, не решается на это, боясь подвергнуться разорению? Не удивительно ли также, в высшей степени, то несомненное явление, что в ахалцыхском уезде магометанство усилилось со времени присоединения сего уезда к России? Вообще ахалцыхский уезд был всегда несчастлив в этом отношении. Почти не бывало в нем такого начальника, который не относился бы к Православию или с явною враждою, или равнодушно.

Укажем теперь другой, противоположный случай, т.е. пример содействия гражданской власти делу Православия, также поучительный.

Когда протоиерей Давид Мачавариани был определен в Самурзакань благочинным, лет 18-ть тому назад, значительная часть жителей была магометанскою, остальные хотя считались христианами, но только по имени; церквей у них почти не было; священники приезжали к ним раз в год, на краткое время. Теперь самурзаканцы все уже христиане; а что они уже более или менее утверждены в Православии, это ясно видно из того, что они на свой счет строят церкви и готовы содержать священников в таких деревнях, которые отдалены от приходской церкви и еще не имеют ни церкви, ни священника. Чем же протоиерей Мачавариани достиг таких благоприятных результатов сравнительно в короткий срок? Чудес он не творил, как сам однажды выразился. Кроме своего благоразумного и осмысленного образа действий среди полудикого народа, всеми успехами своих трудов, как сам он тоже неоднократно признавался, он обязан содействию некоторых, бывших в Самурзакани, местных благоразумных начальников, в особенности же одного из них – Иванова, которого имя протоиерей Мачавариани и теперь произносит с благословением. В чем же заключалось это содействие? В том, что все самурзаканцы видели, что он, Иванов, сам хороший христианин и радуется, когда кто-либо из них принимает крещение. Он при всяком случае показывал некрещенным превосходство христианской веры, а новокрещенных приучал примером своим ходить в церковь, исповедоваться, держать праздники и посты. Само собою разумеется, что такой пример представителя Правительства не мог не оказать благодетельного влияния на народ.

К счастью, Абхазия и в настоящее время находится под управлением энергического и разумного патриота, от которого можно ожидать самого благожелательного и полезного содействия делу распространения и утверждения Православной Веры. Тогда как в Ахалцыхе, кроме тайных препятствий и интриг, ничего другого я не видел от местных властей, – в Абхазии генерал Гейман окружил всевозможным уважением мою проповедь Слова Божья и тем уже привлек к ней внимание жителей. Некрещенных не только никто не смел удерживать от слушания проповеди, но напротив их извещали заранее и собирали слушать благовестие. Без такого необходимого содействия со стороны местных властей, в Абхазии еще менее удалось бы мне говорить с некрещенными, чем в Ахалцыхе; ибо в этой последней стране жители живут, по крайней мере, вместе, – правильными селениями, и они сами легко могли собираться на беседу со мною, если бы им никто не мешал; но в Абхазии жители расселены отдельными семьями, чрезвычайно рассеяны, и без содействия местных начальников не было бы возможности их видеть.

Гавриил епископ Имеретии


Источник: Обозрение абхазских и самурзаканских приходов / [Гавриил еп. Имеретии]. - Москва : Унив. тип. (Катков и К°), 1869. - 51 с. (Авт. указан в конце текста. Из журн. "Православное обозрение" 1868 г.)

Комментарии для сайта Cackle