Святой Ипполит: его замечательная судьба, различные сказания о нем в истории и мнения у новых ученых

«Ереси и расколы первых веков христианства»

(...) Уяснивши вопрос о римском епископстве святого Ипполита, перейдем теперь к разъяснению того вопроса, какое же значение имеют все другие сказания об Ипполите, как об антиохийском пресвитере, Ипполите епископе Порта Италийского, занимающем видное положение в описании страданий Остийских мучеников, Ипполите епископе Аравийском, обратившем к христианству три тысячи аравитян, и какое отношение имеет Ипполит церковный писатель к Ипполиту-мученику воину, гробница которого, как и гробница Ипполита-писателя, по римским сказаниям, должна находиться иn ииа Tiburtипа? Дёллингер, как мы уже сказали, увлекшись своим открытием о римском епископстве святого Ипполита, основанным на показаниях философуменов, решительно отверг историческое значение всяких других сказаний об Ипполите, как антиохийском пресвитере, арабском епископе, портуэнском мученике и т. д. Из всех данных для биографии Ипполита, кроме находящихся в философуменах, он придает значение только одному [свидетельству] – находящемуся в каталоге римских пап 354 г., в котором Ипполит в качестве пресвитера (каким тогда признавала его официальная римская церковь) представляется сосланным в 235 году вместе с папою Понтианом на остров Сардинию. Этою ссылкой, по соображению Дёллингера, должна была закончиться борьба Ипполитовой партии в Риме с папскою партией и вся история Ипполита. Дёллингер представляет довольно остроумное объяснение относительно того, что, по всей вероятности, ссылка Ипполита вместе с Понтианом последовала не за исповедание христианской веры, а именно за смуты, производимые в Риме этими представителями двух взаимно враждующих христианских партий, так как эта ссылка и произошла в последний год царствования императора Александра Севера, как известно, не преследовавшего христиан за веру, но начинавшего уже принимать некоторое участие во внутренних делах христианской церкви¹. Сосланные в Сардинию, заключает Дёллингер, Понтиан и Ипполит, по всей вероятности, должны были умереть там: так как из Сардинии ссыльные редко возвращались живыми. И затем мощи Понтиана и Ипполита их почитателями вместе были перенесены в Рим, вследствие чего и стали в Риме праздновать память их в один день – 13 августа². Все другие сказания об Ипполите воине, Ипполите римском пустыннике, Ипполите антиохийском пресвитере, Ипполите епископе Порта Италийского, Ипполите митрополите Аравийском, по мнению Дёллингера, представляют чистый вымысел или такую массу фантастических несообразностей, в которой до крупиц исторической истины нет возможности добраться³. Но зачем же, с одной стороны, на одних вероятностях строить такие решительные приговоры, а, с другой – так поспешно отказываться от более внимательного рассмотрения такого материала, в котором, несомненно, много работала фантазия и особенная намеренная тенденция, но, может быть, что-нибудь найдется и для истории. Нужно принять во внимание, что хотя все помянутые сказания в тех редакциях, в каких они дошли до нас, довольно позднего происхождения, но основы их несомненно существовали в предании более древнем, известном, по крайней мере, в IV веке, как это видно из гимна Пруденция⁴. Нам кажется, нет никакой необходимости обрывать историю жизни Ипполитовой на 235 году. Если и принять вместе с Дёллингером, что сосланный в этом году в Сардинию пресвитер Ипполит был именно церковный писатель Ипполит, почему нужно думать, что в этой ссылке он должен был кончить свою жизнь? Вся сила оснований для этого предположения у Дёллингера заключается в том, что ссылка в Сардинию, по климатическим условиям этого острова, в то время могла равняться осуждению на смерть, что оттуда ссыльные редко воз- вращались живые⁵. Но разве такое доказательство может иметь какую-нибудь твердость в данном частном случае? Разве пример очень близкого к этой истории лица – Каллиста, бывшего еще в молодости в такой же ссылке, не показывает, что можно было оттуда возвращаться живым⁶ и жить после этого долго, и отправлять очень важную общественную деятельность? Если предположить, что Ипполит не умер в Сардинии, но скоро освободился оттуда, как этого нередко достигали ссыльные христиане по ходатайству их друзей и приверженцев, как этого удалось достигнуть, между прочим, и Каллисту, где после этого могла протекать, и как могла обнаруживаться деятельность святого Ипполита? Конечно, решительного ответа на этот вопрос, при неимении ясных исторических показаний, дать нельзя. Но, принимая во внимание различные предания об Ипполите, можно приходить к предположениям весьма вероятным. Всего труднее было бы, кажется, предположить, чтобы Ипполит из ссылки мог возвратиться к своему прежнему положению в Риме (особенно, если он из-за него и был сослан), тем более, что протест его, начавшийся ранее двадцатых годов III столетия, при изменившихся условиях в Римской церкви, к концу тридцатых годов естественно должен. был лишиться своего прежнего значения, и его партия к этому времени, по всей вероятности, ослабела или с его ссылкою и совсем рассеялась.⁷ С другой стороны, трудно было бы предположить, чтобы такая живая и сильная натура, какая была у Ипполита, могла оставаться без всякой деятельности, и чтобы самая извёстность, приобретенная йм в церкви в качестве славного учителя христианского, могла дать возможность оставаться его богатым силам без всякого употребления на пользу церкви. Пример Оригена, младшего современника Ипполитова, показывает нам, что в те времена замечательные деятели церковные, почему-либо стесненные, так сказать, в официальном развитии своей деятельности в своей отечественной церкви, могли находить для себя широкое поприще деятельности в других церквах или и в той же своей отечественной церкви приносить большую пользу христианству в качестве частных деятелей учены- ми трудами, обращениём язычников к христианству, предстательством за христиан перед языческими властями, поддержанием твердости духа в христианском обществе и попечением о страдающих христианах во времена гонений, перепиской с учителями других церквей по поводу возникавших в христианстве недоумений, вопросов и т. д. Нельзя ли предположить чего-нибудь подобного об Ипполите? Нам кажется, можно; и первые нити для развития этих предположений, кажется, даются в самой церковной истории Евсевия, который, правда, говорит об Ипполите очень коротко неопределенными намеками, но которого и кратким показаниям мы должны придавать тем большее значение, чем осторожнее они высказываются.

Во-первых, нельзя не обратить внимания на то обстоятельство, уже указанное выше, что у Евсевия упоминание об Ипполите стоит рядом с упоминанием о Берилле, епископе Бостры Аравийской⁸. Хотя из этого обстоятельства нельзя выводить такого заключения, что и Ипполит был епископом в Аравии, но нельзя ли отсюда догадываться, что Ипполит имел какое-то отношение к Бериллу⁹. О самом Берилле у Евсевия упоминается также мимоходом при описании деятельности Оригена. Берилл был современник Оригена, образованный епископ, написавший много полезных для церкви сочинений, но временно увлекшийся монархианскими заблуждениями, для исправления которых вызван был, между прочим, на собеседование с Бериллом знаменитый Ориген. Но кроме Оригена, по замечанию Евсевия, вступали в состязание с Бериллом и другие епископы¹⁰. Почему не предположить между этими епископами и того, который был в то время главным обличителем монархианства во всех его видах – святого Ипполита? Нужно при этом принять во внимание, что кроме церковной истории Евсевия, в которой деятельность Ипполита поставляется в какую-то связь с историей Берилла и Оригена, об отношениях Ипполита к Оригену есть еще более ясные свидетельства и у других писателей. Иероним передает нам, что в одной из бесед Ипполита, которую, вероятно, Иероним имел перед глазами, есть прямое указание на то, что она была говорена в присутствии Оригена¹¹. Тот же Иероним свидетельствует, что Ипполит своими толковательными беседами на Священное Писание имел сильное влияние на Оритена и его возбудил заняться этим делом, и что по внушению того же Ипполита известный богатый друг Оригена, обращенный им к церкви валентианин Амвросий, предложил Оригену щедрые материальные пособия для занятия этим делом – писцов и переписчиков¹². Наконец, в самом внутреннем строе богословских воззрений Оригена и Ипполита, в особенности в их представлениях о Святой Троице находят замечательное сходство¹³. Вообще видно, что эти два – не обинуясь можно сказать – самые знаменитые учители церкви того времени, сродные между собою и по внешней судьбе – по неудовольствию и преследованиям на них со стороны высшей официальной иерархии, были близки между собою, имели большое влияние друг на друга... Где же они могли сблизиться? Предполагают – в Риме, куда приходил Ориген при папе Зефирине. Но это предположение не имеет твердых оснований; Ориген был в Риме недолгое время и мог положить там лишь начало своему сближению с Ипполитом, но едва ли мог сблизиться с ним в это время тесно¹⁴. Не вероятнее ли будет предположить, что сближение Оригена с Ипполитом совершилось, главным образом, в Аравии? Нужно принять во внимание, что христианская церковь в Аравии находилась тогда в особенных обстоятельствах. Там было уже христианское правительство, интересовавшееся разъяснением внутренних вопросов христианского учения, и в то же время там оставалось еще широкое поприще для христианского миссионерства¹⁵. Там возникали важные богословские и философские рассуждения¹⁶. Там собирались соборы епископов; туда вызывали известнейших учителей церкви из отдаленных христианских стран¹⁷. Туда приходил Ориген из Александрии три раза; почему не предположить, что туда приходил и Ипполит из Рима, и также – может быть, не один раз¹⁸? Не этим ли объясняется то, что Ипполит и впоследствии имел большую известность у арабов (под именем Абулида) и что сочинения его были переводимы на арабский язык? Не этим ли объясняется, что Ипполиту, одному из древних ересеологов, известны были некоторые еретические заблуждения, распространявшиеся в Аравии, и известны были не как-нибудь, а по непосредственному источнику – по писаниям самих ереееучителей¹⁹. Не этим ли объясняется и то, почему у Евсевия рассказ о том, как Ориген начал заниматься изъяснением Священного Писания и как Амвросий дал ему на то пособия, непосредственно связывается с описанием первого путешествия в Аравию и с перечислением сочинений Ипполитовых²⁰? Если все это так, нам уясняется весьма важный эпизод в жизни и деятельности Ипполита и выделяется доля исторической ис- тины в запутанных западных сказаниях о пребывании Ипполита в Аравии и об обращении им там язычников к христианству. Ипполит мог не быть епископом в Аравии (Евсевий и не называет его так), но, тем не менее, мог оставить здесь замечательные следы своего пребывания и славную известность по себе. . Евсевий же дает нам указание (правда, также самое краткое и неопределенное) и к уяснению другого замечательного эпизода из жизни Ипполита. Рассказывая в последних главах VI книги своей истории (43–46 главы) о волнении новацианском, Евсевий довольно подробно описывает переписку, возникшую по поводу этого волнения между предстоятелями старейших христианских церквей – Римской, Александрийской и Антиохийской. Папа Корнилий, ввиду движения новацианского, желая привлечь на свою сторону расположение знаменитейших церквей Востока, написал послание к Фабию, епископу Антиохийскому, в котором старался представить личность Новациана (у Евсевия он называется Новатом) и дело его в самых темных чертах (гл. 43). Но убеждения Корнилия мало подействовали на Фабия; вероятно, в то же самое время или еще ранее этого ему сделаны были более сильные убеждения от противной стороны – новацианской, так что Фабий на некоторое время склонился было к новацианству (начало 44 главы). Таким образом, мог возникнуть разрыв между двумя знаменитейшими церквами – Римскою и Антцохийскою, но восстановителем мира явился влиятельнейший из пастырей того времени – святой Дионисий Александрийский. Он написал несколько убедительных посланий и в Антиохию, и в Рим к папе Корнилию и римскому клиру, и даже к самому Новациану, склоняя всех к восстановлению мира (гл. 44–46). Вот об одном из этих посланий, написанных Дионисием к римским братьям, Евсевий замечает, что оно было отправлено в Рим через Ипполита. Чрез какого Ипполита? Так как Евсевий не обозначил ни звания, ни особенного места служения посланного, а между тем самым наименованием его, конечно, желал дать заметить, что это было лицо значительное и известное, то всего естественнее предположить, что Евсевий разумел здесь того самого Ипполита, о котором говорил несколько ранее – в 20 и 22 главах той же VI книги своей истории – то есть Ипполита, известного церковного писателя. Первый высказал такое предположение Гизеяер в своей статье об Ипполите, напечатанной в 1853 году; и это предположение так естественно, что Дёллингер напрасно пытается подорвать его разными софизмами²¹. Но каким образом Ипполит мог появиться в Александрии? Гизелер относительно этого высказал такое предположение, что Ипполит, по вcей вероятности, с самого начала сношений Западной церкви с Восточными по делу новацианскому принимал участие в этих сношениях. Первоначальное участие его в этих сношениях, вероятно, было в интересах новацианской партии, римские новациане поручили Ипполиту склонять Восточные церкви на их сторону; может быть, его-то влиянием первоначально и была склонена в пользу новацианства церковь Антиохийская. Но когда затем, вследствие сношений, возникших по этому делу между Антиохийскою и Александрийскою церквами, Ипполит прибыл в Александрию, святой Дионисий его же избрал посредником и для сношений с Римскою церковью. Все эти предположения – весьма вероятные. С одной стороны, новацианам трудно было бы для своего дела избрать лучщего представителя пред церквами Восточными, как Ипполита – известного богослова и церковного писателя, человека, отлично владевшего греческим языком и греческим образованием, по всей вероятности, бывшего на Востоке, и, может быть, несколько лет постоянно проживавшего там²², старого церковного деятеля, тенденции и воззрения которого могли представляться новацианам совершенно сходными с их собственными воззрениями и тенденциями. Ипполит, со своей стороны, мог естественно принять на себя поручение новациан. В движении новацианском Ипполит мог видеть возобновление своего старого протеста против послабления церковной дисциплины в Риме. Сам он, вероятно, уже несколько лет перед этим не видал Рима, его прежняя римская партия, вероятно, в это время уже рассеялась; тем не менее, ему, некогда горячему борцу за поддержание нравственных идеалов, не могло не быть приятно на старости лет увидеть возобновление прежней борьбы в новом поколении римского христианства. Если Ипполит лично не присутствовал при возникновении новацианского движения в Риме, а получил о нем сведения заочно, живя на Востоке, он тем менее мог знать, что это движение исходит не совсем из таких мотивов, из каких выходил его протест, – что в этом новом движении к борьбе за нравственный идеал примешиваются смутные и нечистые элементы – интриги и страсти; тем более, поэтому он мог заочно увлечься новацианским движением и счесть его за возобновление своего давнего искреннего и чистого протеста против безнравственности, распространяющейся в римском обществе – под покровом самих пап. Конечно, все это предположения, которые не могут быть подтверждены твердыми историческими данными; но предположения очень естественные, против правдоподобия которых и возразить что-нибудь трудно. Сильнейшее возражение, представленное Дёллингером против положений Гизелера об участии Ипполита в новацианском движении, состоит в том, что Ипполит был бы слишком стар для всего этого, Что он не мог дожить до пятидесятых годов III столетия и совершать в такое время путешествия между Антиохиею, Александрией и Римом²³. Но это возражение может иметь значение только с точки зрения Дёллингера, которому ни в каком случае не хочется допустить, чтобы Ипполит пережил Сардинскую ссылку. Но такая точка зрения, как мы выше объяснили, ни для кого не может быть обязательна. История церкви древних времен представляет нам немало замечательных деятелей, доживавших до глубокой старости и до самой смерти продолжавших с неослабною энергией действовать на пользу церкви, между прочим, и предпринимать путешествия трудные не менее того, какое мы здесь предполагаем для Ипполита. Припомним святого Поликарпа, чуть не столетнего старца, незадолго перед смертию путешествовавшего в Рим по делу церковному.²⁴ И Иустин Философ, Потин, Пантен, Климент, великий скиталец Ориген, не говоря уже о еще более великих предшественниках их апостолах, разве толь- ко в молодости трудились и ходили из конца в конец известного тогда мира ради дела Христова? (…)

Прот. А. Иванцов – Платонов.