Шарль Диль (французский историк)

Источник

Книга вторая. Дело Юстиниана

УПРАВЛЕНИЕ И АДМИНИСТРАЦИЯ ИМПЕРИИ

Христос, Св. Дева и Святые. Миниатюра рукописи Космы.

                  

44. Мозаика арки над хорами в церкви свв. Космы и Дамиана в Риме (VI-го века).

Глава I. Внешняя политика Юстиниана

Во главе указов Юстиниана в числе титулов, которыми византийский церемониал, украшает имя императора, встречается двойной ряд эпитетов. С одной стороны качественные громкие и несколько неопределенные – «благочестивейшего, счастливейшего, славнейшего, победоносного и торжествующего», и рядом другие – более определенные наименования, которые напоминают о лучших временах римской империи. Как в старину цезари, Юстиниан титулуется Африканским, Вандальским, Аллеманским, Германским, Готским, Франкским 558 ; и эти титулы отнюдь не пустые прилагательные; эти названия, вызывающие воспоминания о стольких же победах, напоминают и о том, что это царствование действительно было особенно богато военной славой. Африка, отнятая обратно у вандалов; Италия снова завоеванная у остготов; юго-западная Испания – у вестготов; Запад, почти целиком снова приведенный к римскому единству, и Средиземное море, ставшее почти что византийским озером, ярко свидетельствуют, что честолюбивые стремления Юстиниана были не бесплодны, и бросают на его правление лучи несравненного блеска. Конечно, у медали есть и своя обратная сторона: нельзя забывать какой ценой были куплены эти победы, нужно помнить и Восток, материально истощенный, открытый вторжениям персов, славян и гуннов, и империю, доведенную до состояния разорения. Поэтому следует задаться вопросом – была ли эта честолюбивая политика наиболее своевременной и мудрой, и соответствовали ли достигнутые ею результаты, в отношении их долговечности, тем жертвам, которые они потребовали? Несомненно, дело было велико: невозможно отрицать ни высоты мысли, которая его внушила, ни упорства воли, которая его осуществила, и оно заслуживает труда рассмотреть при каких обстоятельствах, по каким побуждениям, какими средствами и какими людьми были сметены те варварские королевства, которые в V веке почти без боя водворились на развалинах римской империи. 559

Необходимо – хотя бы только для того, чтобы наметить отправную точку и лучше понять величие совершенного им дела – изложить в немногих словах чем была в

45. Золотой солид Юстиниана.

момент, когда Юстиниан взошел на престол, восточная римская империя. С тех пор, как в 395 году, со смертью Феодосия, римский мим был разделен между Аркадием и Гонорием, никогда более между двумя частями монархии не восстановлялось древнего единства. В течение почти полувека, обе империи, восточная и западная, жили то в добром согласии, то во вражде между собой, но все более и более обособляясь друг от друга. Потом Западная Империя мало-помалу распалась; ее провинции одна за другой перешли в руки варваров; франки и бургунды

46. Диптих Магнуса, консула в 518 г. (Кабинет Медалей в Париже).

водворились в Галлии, вестготы в Испании, вандалы в Африке; наконец в 476 году империя перестала существовать, а Италия, после кратковременного правления герула Одоакра, превратилась в королевство великого властителя остготов Теодориха. И так, в момент, когда Юстиниан принял власть, оставалась лишь одна империя и эта империя была преимущественно восточной. Благодаря двум документам той эпохи, Синекдемосу географа Гиерокла и таблице, приложенной к большому апрельскому указу 535 года, размеры империи известны довольно хорошо. В том виде, как она нам представляется по этими двум источникам, она обнимала в Европе Балканский полуостров почти целиком, от Дуная до моря, за исключением северо-западной части (Далмации), принадлежавшей остготам; в Азии – Малую Азию до гор Армении, Сирию за Евфрат; в Африке – Египет и Киренаику. Ее 64 епархии разделялись между двумя префектурами претория: важной восточной префектурой, с ее 51 провинцией, распределенных между пятью диоцезами, – Фракии (столица Константинополь), Азии (стол. Лаодикея), Понта (столица Анкира), Востока (стол. Антиохия), Египта (стол. Александрия) 560 , – и префектурой Иллирика (ст. Фессалоники, а в последствии Юстиниания прима), несравненно менее значительной, в которой насчитывалось лишь 13 провинций. 561 Таким образом, крайне ограниченная в территориальном отношении, благодаря утрате Запада, империя эта, кроме того, в это время подвергалась чрезвычайно большой опасности и на самом востоке. С начала VI века персы возобновили свои нападения на римскую границу 562 , а в 527 году была начата война с ними. Будучи встревожен беспрерывными успехами византийской политики, которая на всем протяжении азиатских границ искусно запасалась на всякий случай союзниками против постоянного врага империи, в особенности же беспокоясь новейшими успехами, которые, в царствование Юстина, приобрело римское влияние в областях Кавказа, у лазов 563 , иверов 564  и даже у гуннов 565 , – персидский царь взялся за оружие: уже на границах Сирии и Армении, вассалы обоих государств сражались между собой 566 , а в Месопотамии готовилась разразиться открытая война. Но не смотря на такую крайнюю опасность, которая угрожала восточной римской империи, не смотря на понесенные ею территориальные потери, во всем тогдашнем мире она продолжала пользоваться огромным престижем; в умах людей того времени оставались глубоко запечатленными известные господствующие идеи, которые составляли для византийского государства запас неоценимой нравственной силы; они в течение почти полувека руководили ее политикой и внушали ей несоответствующие ее силе честолюбивые стремления.

II.

Естественно, что Юстиниан, каким он известен в качестве римского и христианского императора, должен был считать нестерпимым такое положение вещей, при котором некоторые из лучших провинции монархии были вне римского единства, a православное население предано тирании арианских властителей. 567 Поэтому он относился безучастно к делам Востока, гораздо менее озабочиваясь неминуемой персидской войной, чем вопросом об обратном завоевании и освобождении Запада. Не видя, а может быть и не желая видеть, всей величины опасности, угрожавшей из Азии, он считал, что можно без труда окончить войну, при том же чисто оборонительную, предметом которой не было возвращение какой-либо территории,

47. Вход Иисуса Христа в Иерусалим. (Миниатюра в Codex Rossanensis).

и, желая ускорить конец столкновениям и развязать себе руки, он склонялся к самым широкими уступкам. На Западe же, напротив, страдала его гордость и возмущалась вера тем состоянием, в которое были приведены исконные подданные империи, и вполне естественно, что он был охвачен теми двумя идеями, который стали руководящими всей его политикой в отношении варваров, – идеей римской, которую он воспринял, как наследие цезарей, и идеей христианской, которую он черпал в горячности своей веры.

Постоянным принципом Византии было – никогда не признавать понесенных монархией территориальных потерь. Константинопольские базилевсы, неизменно считая себя законными наследниками цезарей, мало смущались тем, что на самом деле некоторые провинции превратились в независимые королевства. Они никогда не считали этих отчуждений окончательными и законными, и безусловно держались за исторические права империи на эти утраченные области. В их глазах варварские короли, водворившиеся в Африке, Италии и Галлии, оставались связанными с византийским двором тесными узами вассальной зависимости: они были представителями базилевса, его уполномоченными, слугами, и, чтобы отметить эту зависимость, императорская канцелярия жаловала этим государям титулы и достоинства придворной иерархии. Таким образом Анастасии даровал Хлодвигу консульские знаки отличия и достоинство патриция и, по мнению византийских политиков, франкский государь управлял народами Галлии в качестве как бы вице-императора. 568 На таком же основание и остгот Теодорих занял Италию и управлял ею, и в этом отношении особенно знаменателен принятый в Византии способ изложения истории этой оккупации «Император Зенон, говорит Иордан, узнав, что Теодорих избран своими соплеменниками королем, одобрил этот выбор и повелел новому главе предстать перед ним. Он оказал ему самый почетный прием и дал ему место в ряду придворных сановников. Потом он его назначил magister militum ; он сделал его даже консулом, что считается высшим благом и первой почестью миpa сего. Король Теодорих связал себя с императором личным обязательством; он стал его сыном по оружию и его клиентом. Однажды он сказал: «я ни в чем не имею недостатка с тех пор, как стал вашим служителем; однако я прошу Вашу Милость выслушать благосклонно голос моего сердца». После того, как ему было дано разрешение свободно высказаться, он добавил: «Италия и город Рим, эта столица и госпожа миpa, находятся во власти варварского короля, который угнетает ваш сенат и эту часть империи; пошлите меня с моими готами; лучше, чтобы я, раб ваш, обладал этим королевством по дару от вас». Зенон на это согласился и послал Теодориха в Италию, подчинив ему сенат и римский народ. Победитель Одоакра и повелитель Италии, Теодорих получил от императора разрешение снять с себя одежду своего народа и облачиться в одеяние римских сановников, что обозначало, что он царствовал одинаково, как над римлянами, так и над готами. Много времени спустя, когда он был близок к смерти, он призвал своих комитов и советовал им любить сенат и римский народ и оказывать всегда благоговейное почтение государю, который царствует в Константинополе». 569

48. Дворец Теодориха в Равенне.

Совершеннотакже думал Юстиниан и его современники . 570 В их глазах великий король остготов был не что иное, как уполномоченный базилевса и орудие императорской политики. Это совершенно ясно выразил остготам Велизарий, когда они защищали законность своего владения Италией: «Когда император Зенон, отвечал он, послал Теодориха воевать в Италию, он никогда не думал отдавать ему страну в полное владение. Да и к чему было бы, в самом деле, замещать одного узурпатора другим? Он просто возложил на него поручение возвратить этой провинции свободу и снова подчинить ее императорской власти. Правда, Теодорих, выполнив первоначально в точности поручение базилевса, проявил затем неблагодарность и отказался

49. Благословляющий Христос. (Мозаика церкви св. Апполинария Nuovo в Равенне).

возвратить Италию ее законному государю», но императорское право от этого ни мало не утратило своей силы, и в день, когда монарх признает нужным его восстановить, начнется не завоевательная война, которую он предпримет, а лишь, простое требование возвращения своего права». 571 В этом же смысле византийский посол объявил Теодату, что его повелитель признал за благо снова вступить во владение страной, которая во все времена принадлежала империи 572 , и сам Юстиниан однажды очень определенно выразился, что он решил перенести войну на полуостров, «потому, что готы отказываются возвратить ему его Италию, "Iταλίαν τᾐν ἢμετεραν». 573

Таким образом император остается естественным, необходимым сюзереном всех государей, основавшихся на римской территории; но он идет еще дальше. Если базилевс, как наследник цезарей, имеет права в отношении варваров, то христианский император, единственный блюститель истины, имеет обязанности в отношении неправославных. Его миссия – распространять повсюду знание истинной веры, а так как пророчествами вся вселенная обетована царствию Божьему, то и вся земля, по божественному праву, принадлежит императору. В силу этого принципа базилевс имеет право не только требовать обратно все известные страны, на короткое время подпавшие владычеству незаконных властителей, которые, однако рано или поздно Бог возвратит в лоно империи, но также право владеть неизвестными областями и открывать их. 574 Политики-теоретики ясно формулировали эту идею всемирной империи, основанной на религии. «В прежнее время, пишет уже Евсевий, вселенная, смотря по народностям и местностям, была разделена между большим числом господств, тираний, принципатов. Отсюда постоянные войны, с их последствием – разорением и грабежом. Это разделение происходило от различия богов, которым каждый поклонялся. Но ныне, когда крест, орудие спасения и залог победы, был явлен земле и воздвигся против демонов, тотчас же дело демонов, то есть ложные боги, рассеялось, как дуновение; господства, княжества, тирании, республики отжили свое время. Один Бог возвещен всем, одна империя наготове их принять и вместить в себе , а именно – римская империя.И так, одновременно по воле неба два зародыша возросли, поднялись от земли и осенили собой вселенную – римская империя и христианская вера, предназначенные к тому, чтобы соединить узами вечного мира человеческий род во всей целости. Уже греки, варвары и народы, обитающее на крайних пределах неведомых стран, услышали голос истины; но ее завоевания не остановятся там: – она распространить свое владычество до границ, где кончается земля, и работу эту она совершит быстро и легко. Мир станет лишь одним народом, люди составят только одну семью под скипетром одного общего отца». 575 Мысль об объединении целого мира в великом имперском и христианском единстве, – такова безграничная перспектива, которую религиозная вера открывает императорскому честолюбие, и все, как императоры, так подданные, сходились в признании этой священной миссии. Эти идеи были очень распространены в VI веке.

Какой же естественный вывод мог быть сделан из этих двух идей, в том виде, как они формулировались в такой горделивой и набожной душе, как душа Юстиниана? Коль скоро базилевс имеет все права сюзерена над варварами, водворившимися в империи, он волен лишить их территорий, которые он, посредством полномочия, всегда могущего быть отмененным, предоставил на короткое время их власти. Этот мир, некогда завоеванный древними римлянами «и простиравшийся, как это говорит Юстиниан, до пределов обоих океанов», этот мир, утраченный затем по нерадению его властителей, император имеет право и даже обязан снова ввести в единство империи. 576 И подобное притязание кажется столь законным, что самые суровые хулители Юстиниана не думают вовсе порицать таковое. «Естественная роль императора с возвышенной душой, – пишет Прокопий, – желание расширить империю и сделать ее более славной». 577

Но если цезарь обязан посвятить себя восстановлению государства, то, с другой стороны, долг христианского государя, – защищать православное народонаселение и освобождать его, когда оно стонет под игом еретических властителей. Между тем к началу VI столетия половина Запада была арианской. Большая часть варваров, которые удерживали в своих руках древние провинции империи, вестготы, вандалы, остготы, исповедовали ненавистную ересь, и Юстиниан с трудом сносил жестокости гонений, которые, с большей или меньшей силой, свирепствовали против православных в Испании, в Италии и в особенности в Африке. Поэтому он был совершенно готов поднять меч для избавления Запада от тяготевшего над ним долгого плена, чтобы со всей своей энергией начать войну с государями, «гонителями душ и телес». 578 Считая себя избранником Божьим, он смотрел на себя, как на естественного и необходимого поборника за Христа, и его политическое честолюбие воспламенялось рвением крестоносца.

Его мечты шли еще далее; они простирались на весь мир, который, в силу божественного права, должен был составлять достояние христианского императора. Для него не достаточно возможности на законном основании лишить владений еретиков-варваров, которые захватили его наследие, но он должен, путем непрестанной деятельности своей дипломатии, простирать свое верховное влияние даже за пределы империи; в особенности же он должен перед лицом миpa, еще наполненного язычниками и еретиками, распространять повсеместно, посредством деятельной религиозной пропаганды, познание истинной веры и связать двойными узами, политическими и религиозными, все страны с империей. Таким образом, император доходит до действительного отождествления своего дела с делом христианства; в его глазах, как справедливо было замечено, «сколько душ приобретено для Христа, столько обезоружено врагов и столько получено верных защитников империй». 579 И совершенно последовательно Юстиниан стремился покорить и вместе обратить на истинный путь весь мир, подчинив своей непосредственной власти, или своему влиянию, все царства земные. Можно ли удивляться при этом тому властному влечению и постоянному искушению, которые, при таком душевном настроении базилевса , влекли его мысли и честолюбие к Западу?

III.

Что Юстиниан питал эти идеи и эти мечты, – это вполне естественно; но что более замечательно и что придавало особую силу императорским требованиям, – это то, что эти идеи казались также естественными и почти законными именно тем, кому предстояло быть их объектами и жертвами.

В странах Африки и Италии, в которых резко запечатлелось римское влияние, население хранило живое воспоминание об империй и нетерпеливо обращало взоры к Константинополю в ожидании избавителя. Как выразился Фюстель-де-Куланж, «оно продолжало твердо верить в существование империи и считать римского императора своим верховным главой. Эта отдаленная власть представлялась им, как власть достойная почитания, священная, чем-то вроде далекого Провидения, к которому взывали и которое было последним утешением и надеждой несчастных». 580 Нерасположенное к своим варварским властителям, иго которых, каким бы легким его не старались сделать, удерживало их вне римского единства, население еще глубже чувствовало тягость подчинения еретическим государям.

50. Печать Траземунда, короля вандалов.

В Африке, как интересы православного населения, так и его религия, жестоко потерпели от самого факта завоевания и естественное отвращение, которое внушал ему победитель-арианин, еще более возросло от жестоких грабежей и гонений. Юстиниан, не без тайного удовольствия, перечислил однажды притеснения, казни, замученных епископов, поруганные церкви, обиженных, подвергнутых пыткам и изгнанию людей, оставшихся верными православию, и все бедствия «ужасного векового плена», которые оправдывали вмешательство Византии и заранее обеспечивали ему поддержку этих народов. 581 И действительно, все ожидали и добивались прибытия императорских войск. Правоверная римская аристократия, не пользовавшаяся доверием своих государей-варваров, всячески взывала о присылке солдат базилевса и подготовляла всеобщее восстание. Изгнанные епископы, окруженные ореолом мученичества и чудесами, которые будто бы совершались над ними, стекались во дворец и докучали императору своими горячими, неотступными просьбами. 582 Наконец во всей Африке царило глухое возбуждение: среди населения распространялись рассказы о пророчествах и таинственных видениях, возвещавших приближение времени, когда великие святые африканской церкви явятся сами, чтобы наказать за оскорбления, нанесенные их алтарям, «и все, говорит Прокопий, с нетерпением ожидали исполнения обещанного мщения». 583

То же самое происходило и в Италии. Там тоже, не взирая на все усилия со стороны Теодориха продолжать римские традиции, не смотря на его постоянную религиозную терпимость и на попытки Амалазунты обезоружить скрытую оппозицию, население было явно враждебно своим готским и арианским государям; оно тоже ждало лишь случая, чтобы переменить своих властителей. Главы сенаториальной аристократии не спускали глаз с Византии и поддерживали в столице сношения, которые вполне основательно могли казаться подозрительными; народ инстинктивно ненавидел варваров 584 , а православная церковь, забывая долговременную благоразумную и великодушную политику Теодориха, помнила лишь недавние суровые преследования верных, папу, подвергшегося насилию, заключению и умирающего в темнице. Невольно являлось сравнение между еретическим государем и благочестивейшими базилевсами Юстином и Юстинианом, которые так деятельно способствовали восстановлению единства веры и при всех обстоятельствах обнаруживали столько устойчивости, столько почтительности в отношении преемников св. Петра, и которых православные добродетели и ревность о церковном мире так высоко восхвалялась папой Гормиздасом. 585 Строгости Теодориха в отношении несчастного Иоанна I противопоставляли торжественный, триумфальный прием папы в Константинополе, где народ и император вышли ему на встречу за двенадцать миль от столицы, при чем государь смиренно повергся к ногам папы, который был осыпан царскими почестями, и просил, чтобы папа снова короновал его своими священными руками, а по пути его совершались многие чудеса. 586 Таким образом на ряду с пробуждением правоверия население Италии опьянялось надеждами и, с своей стороны, призывало освободителя.

Таковы были чувства народов. Но удивительнее всего было то, что сами варварские короли беспрекословно признавали справедливость честолюбивых имперских теорий. Эти германские вожди, основатели королевств, тоже питали глубокое благоговение к той империи, обрывки которой они делили между собой, и готовы были повторить слова известного вестготского государя: «Да, император, это – земной бог, и всякий, кто подымает на него руку, должен заплатить за это преступление своей кровью». 587 Надо вспомнить как настойчиво, унижая свое королевское достоинство, они домогались от базилевса титулов и санов римских должностей, гордясь званием консулов и патрициев, с тем, чтобы управлять своими народами в качестве слуг и делегатов императора. 588

51. Серебряная монета Аталариха с головой Юстиниана.

Надо вспомнить в каком униженном тоне  пишут они базилевсу , как расточают они ему имя «повелитель», – обязательное выражение для подданного того времени в разговоре с своим государем. Они действительно смотрели на себя, как на вассалов императора, и чеканили его изображения на своих золотых монетах, «ибо, говорит Прокопий, монеты с изображением варварских королей не принимались бы в торговле самими варварами». 589 Они обращали свои взоры к Константинополю, как к столице миpa; почтительно принимали они распоряжения императора, послушно подчинялись его решениям и склоняли свою голову перед его замечаниями. Когда у них возникали какие-нибудь внутренние затруднения, они обращались к императору, как к посреднику, судье и верховному покровителю; когда же базилевс заявлял свои неотъемлемые права на провинции, которые они занимали, для них были понятны подобные заявления и они почти были готовы признать их законность. В Африке, потомок страшного Гензериха, слабый Гильдерик, совершенно ослепленный блеском императорского имени, гордится быть личным другом Юстиниана; ему доставляет особое удовольствие обмениваться с ним подарками и посольствами; на своих монетах он приказывает заменить свое собственное изображение изображением византийского государя; незаметно он становится вассалом империи. 590 В Италии, слабые преемники великого Теодориха поддаются, без дальнейшего сопротивления, престижу римской традиции. Умственные интересы Амалазунты всецело направлены к классической культуре, и она хочет, чтобы сын ее был воспитан, как наследник цезарей. 591 Теодат хвастается ученостью и платоновской философией и готов считать особым достоинством ненависть к войскам и к войне. Все эти выродившиеся наследники великих варварских завоевателей видят, среди угрожающих им опасностей, только одну опору, одно прибежище – императора.

52. Теодат по изображению на медной монете.

Сверженный Гильдерик задумывает бежать в Византию и умоляет Юстиниана вступиться за своего преданного вассала, который рассчитывает на его дружбу. 592 Аталарик, на другой же день своего восшествия на престол, ищет императорской благосклонности и, напоминая, что отец его был усыновлен Юстином, ссылается, не без гордости, на эту родственную связь, соединяющую его с особой базилевса Амалазунта взывает к благоволению императора к молодости своего сына, причем сама, испуганная заговорами своих подданных – варваров, просит себе убежища у Юстиниана, предлагая возвратить ему Италию. 593 Наконец Теодат, как только стал опасаться за свою жизнь, обращает взоры к Византии и за известное содержание и титул сенатора готов предать Тоскану императорским войскам. 594 Он так решительно убежден, что Италия принадлежит империи, что никакая уступка ему не кажется чрезмерной; и Прокопий в одном крайне любопытном месте рассказывает до какой степени унизительной покорности доходил варварский государь перед послом Юстиниана, чтобы только добиться мира. 595 Он предлагал уступить Сицилию в полную собственность империи, поставлять по всякому требованию контингент в 3.000 ч. готских солдат, посылать ежегодно в Константинополь, в знак вассальной зависимости, по золотой короне весом в 300 фунтов. Сверх того он обязывался не предавать смерти ни священника, ни сенатора без соизволения императора, даже не конфисковывать их имущества без его согласия; он принимал обязательство не назначать без его разрешения ни одного сенатора или патриция; наконец, на празднествах, имя императора должно было возглашаться прежде имени короля варваров и всякий раз, что Теодату посвящалась бы статуя, было условлено возводить другую в честь Юстиниана.

53. Серебряная монета Витигеса с головой Юстиниана.

Вслед затем, опасаясь, что и стольких уступок окажется недостаточным для обезоружения императора, Теодат намеревался уступить Италию всецело, лишь бы ему обеспечили ежегодный доход в 1.200 фунтов золота и титулы римского сановника. 596 И нельзя возразить, что все это только результат слабости и трусливости Теодата. Первой заботой Витигеса было предложение мира Юстиниану чрезвычайно почтительным письмом и помещение на своих монетах, согласно с традицией, изображения монарха, с которым он однако находился в открытой войне. 597 Даже гордый Тотила охотно соглашался быть вассалом императора и обещал, при условии, что ему будет, предоставлено царствовать над разоренной Италией, платить Византии ежегодно дань и вести себя, по всякому требованию своего сюзерена, как его союзник и верноподданный. 598

Франкские государи, не смотря на большую удаленность от Константинополя, со своей стороны признавали до некоторой степени верховную власть Византии. Когда король Теодеберт писал базилевсу, он адресовал письма так: «Знаменитому и достославному повелителю, победоносному и неизменно августейшему императору Юстиниану», а иногда даже добавлял к этим титулам почтительный эпитет «отец». 599 Он принимает «с полным благоговением» императорские предписания и извиняется, что запоздал исполнением повелений государя; и такова сила римской традиции, что даже этот неистовый и раздражительный варвар после того, как он добился от остготов уступки ему Прованса, счел себя его законным обладателем лишь тогда, когда это владение было утверждено за ним подлинной грамотой императора. 600

Понятно, что при таких обстоятельствах Юстиниан почувствовал еще большее желание воспользоваться своим правом и, в качестве властелина, вмешаться в дела этих государств, которые сами признавали себя его вассалами. В Африке, после низвержения Гильдерика, он сначала потребовал восстановления, а затем освобождения свергнутого короля, и надо прочесть каким тоном он требовал, чтобы вандальский государь и его приверженцы были преданы в его руки. 601 Равным образом в Италии он предложил свое покровительство Амалазунте, заключенной в тюрьму Теодатом, а после убиения этой государыни, императорский посол сделал остготскому королю и его советникам чрезвычайно энергичный выговор. 602 Юстиниан является настоящим сюзереном, когда объявляет, что намерен снова взять себе «свою Италию»; в качестве такого же сюзерена, он объявляет готам, «что считает своевременным возвратить их в лоно монархии и полагает, что они будут довольны этим». 603 И варвары послушно принимают его выговоры; они объясняются, извиняются, проявляя большей частью крайнюю сговорчивость и покорность перед этим императором, который в силу своего права посредничает в их распрях, разрешает споры, и искусная дипломатия которого ему дает постоянные поводы к интригам и предъявлению различных требований к ним.

IV.

Но если желание восстановить в целости древнюю римскую империю по своему замыслу было высоко и благородно, то выполнение его могло казаться крайне смелым и трудным. Затрагивать грозное государство вандалов, которое в течении стольких лет было предметом страха для римлян, перевозить за море, далеко от всякой серьезной операционной базы, армию, достаточно многочисленную для

54. Гробница Теодориха в Равенне (По рисунку G. Clousse в его соч. Basiliques et Mosaiques chrètiennes).

нападения на силы больших варварских королевств Запада, вести войну в неизвестной стране, где малейшая неудача могла оказаться гибельной, наконец из за гадательных выгод подвергать Восток, лишенный войск, постоянно угрожающей опасности вторжения персов, – все это было предприятием конечно чрезвычайно рискованным и самые верные советники императора боялись такого безрассудства. Надо прочесть поразительный рассказ Прокопия 604 о совещании, в котором в первый раз обсуждался вопрос об экспедиции в Африку; в этом случае самые мужественные обнаруживали панический страх. Воспоминание о страшном бедствии 468 года было еще свежо у всех и когда вспоминали, сколько денег и людей стоила эта несчастная экспедиция, министры имперских финансов тревожно вычисляли издержки, которых потребовала бы новая кампания. Генералы страшились этой дальней войны, где нужно было бояться всего, морских опасностей, незнания страны, могущества неприятеля, которого считали особенно страшным, и, резюмируя с энергичной откровенностью испытываемые всеми душевные беспокойства, Иоанн Каппадокийский перечислял, преувеличивал все опасности экспедиции, представляя победу гадательной, а поражение наверно гибельным; выгоду – в случае успеха – ничтожной, так как и удержать за собой покоренную Африку не было бы возможности, тогда как, в противном случае, возникали ужасающие опасности, так как разрыв с вандалами навлек бы на империю страшные опустошения африканских корсаров. Сам Юстиниан, в виду такой единодушной оппозиции, бедственного положения казны и открытого неудовольствия солдат, начинал сомневаться в успехе предприятия. Однако руководившие им мотивы были слишком сильны, его желание завоеваний чересчур пламенно, а вера в свою правоту и божественное покровительство слишком безусловна, чтобы колебание было продолжительным, и именно теперь, когда он принял окончательное решение вопреки осторожных советов министров; когда он один взял на себя инициативу того, что всем казалось скачком в неизвестность, император был прав и неожиданное стечение обстоятельств явилось ему на помощь для осуществления его мечты. 605

Прежде всего смерть персидского царя, освободив империю от непримиримого противника, дала возможность Юстиниану восстановить мир на Востоке, столь необходимый для его западных предприятий. Преемник Кабада, гордый Хозрой Ануширван, встретил некоторые затруднения к получению отцовского наследства; он чувствовал вокруг себя глухой ропот недовольных, завязывающаяся темные интриги и его недостаточно упроченная власть подвергалась опасности вследствие разного рода заговоров. Для него тоже была некоторая выгода в прекращении борьбы, которая уже в течение пяти лет свирепствовала на Востоке. Следуя советам своей матери, тайной христианки, он проявил бόльшую, чем его отец, сговорчивость и податливость на предложения императора; из этого обоюдного желания возник «вечный мир», заключенный в 532 году между обоими государствами. 606 Для римлян он совсем не был славным, но Юстиниан не считал, что покупает его слишком дорого, хотя бы даже ценой довольно унизительных уступок, потому что он давал полную волю его честолюбивым замыслам, уносившим его на Запад.

С другой стороны несомненно, что эти, считавшиеся столь грозными, варварские королевства пришли в значительный упадок после своего былого величия. От соприкосновения с римской цивилизацией, в расслабляющем южном климате, вандальские и остготские воины быстро утратили свою первоначальную энергию. В Африке эта, некогда непобедимая, армия и наводивший страх на Средиземном море флот не оправдывали более опасений, которые они еще внушали византийцам. Вандальские солдаты не были даже способны подавить надлежащим образом восстания берберийских племен; и, к довершению несчастья, в этом уже умалившемся и обессилевшем народе, ненавидимом своими римскими подданными, тревожимом туземными вассалами, междоусобные распри породили глубокие разделения на партии; даже среди самих вандалов находились люди, которые вели интриги в Константинополе и всячески желали вызвать вмешательство императора. 607

Положение Италии было не менее благоприятно для планов Юстиниана. Там тоже раздоры среди остготов работали в пользу императора. Образовалась ариано-готская реакция против государей, подозреваемых в чрезмерной склонности к римским традициям, и Амалазунта, дочь великого Теодориха, подверглась грубым оскорблениям и угрозам со стороны своих подданных – варваров. 608 Подобно Гелимеру в Африке, Теодат воспользовался этим неудовольствием в своих властолюбивых целях и вскоре местная революция усугубила междоусобия на полуострове. 609 В виду населения, нерасположенного к остготам, и открытой враждебности к ним православной церкви, последнее своими внутренними распрями лишали себя единственного, еще остававшегося у пихт, шанса на cпасениe, и не смотря на их храбрость и энергию, которую они лучше сохранили, чем вандалы, они также, подобно последним, были заранеe осуждены на поражение.

55. Обломки так называемой золотой брони Теодориха. (Равенский музей).

Юстиниан все это знал. С самого восшествия своего на престол он внимательно следил за делами Африки и Италии и его искусная дипломатия без устали старалась еще более разжигать эти междоусобия. 610 Он знал, что варвары не станут действовать за одно против общего врага, что остготы, рассорившиеся с вандалами, допустят, без вмешательства с своей стороны, сокрушить своих соседей и даже будут способствовать этому сокрушенно; что православные франки, издавна враждебные остготам, ничего не сделают для их спасения и будут даже, если им хорошо за это заплатить, союзниками империи; что вестготы слишком удалены и не станут серьезно вмешиваться в борьбу, и уверенный, таким образом, что разобьет, порознь своих противников, исполненный веры в правоту своего дела и Божье покровительство, император бодро начал свое, по его мнению, благочестивое предприятие. К тому же, к стольким козырям, соединенным в его руке, у него была еще одна и самая крупная карта: страшная военная сила в виде византийской армии и ее начальников.

Глава II. Военное дело

Византийская армия

При изучении военного дела во времена Юстиниана, прежде всего поражает один факт: численная слабость войск, завоевавших Африку и Италию. Для уничтожения государства вандалов было достаточно 15.000 человек 611 ; при нападении на государство остготов Велизарий имел еще менее войска: он повел с собой только 7.500 солдат и свою личную гвардию, что в совокупности давало всего от 10 до 11.000 человек 612 , и с такой горстью людей он покорил Сицилию, занял южную Италию, взял Неаполь и Рим. Несомненно, что во время осады Рима к нему пришли подкрепления, сначала 1.600 человек, потом – 4.800; несомненно также, что, сделав чрезвычайное усилие, Юстиниан послал в Италию Нарзеса со второй армией, состоявшей из 7.000 человек 613 ; таким образом все эти подкрепления составляют 15.000 солдат и, следовательно, в конце концов от 25 до 30.000 войска было достаточно, чтобы одолеть сопротивление остготов и уничтожить государство Теодорика. 614 Поэтому, прежде чем изложить историю войн Юстиниана, полезно познакомиться с тем, что представляла из себя эта византийская армия, которая, будучи столь немногочисленной, была способна на такие дела, и какова была та удивительная военная организация, которая дала такие великие результаты.

Состав армии был довольно своеобразен. Вели отделить так называемых limitanei , набиравшихся из среды пограничного населения, то в неё нельзя уже найти войск, составленных из обитателей самой империи. Конечно, существовали еще легионы, старые римские полки, пополнявшиеся из диких крестьян Иллирии и Фракии или из горных племен Исаврии, Пизидии и Ликаонии, но такиe случайные полки имели очень ничтожное значение, так как в них входили несчастные люди, оторванные от своего плуга и едва умевшие сражаться. 615 Поэтому для надлежащей силы армии к ее кадру постоянных войск необходимо было прибавлять другие, более крепкиe и выносливые элементы. Их находили среди той массы варваров, которые бродили по всем границам империи и всегда были готовы продать свои услуги тем, кто желал их купить. Под названием федератов 616 Византия вербовала этих наемников и формировала из них полки, а так как она набирала их отовсюду, то под знаменами базилевса образовывалась настоящая мозаика народов. Гуны, гепиды, герулы, вандалы, готы и лангобарды, анты и славяне, персы, армяне, кавказские народцы, сирийские арабы, африканские мавры, очень часто находившиеся под предводительством начальников из своей расы, встречались в армии Юстиниана и являлись в ней представителями всех варварских народов. 617 Наконец был еще один элемент, входивший в византийские силы. В VI веке было постоянным обычаем, чтобы каждый генерал, имел у себя на службе известное число вооруженных людей, связанных с ним клятвой верности, сражавшихся όбок с ним и которых он содержал и платил им жалованье. 618 Число таких ὺπασπισταί как их называли, колебалось в зависимости от значения данного лица, но было не редкостью, что оно достигало нескольких тысяч. У Велизария их было 2.000 в Африке и 7.000 в Италии 619 ; соответственное число имели другие начальники. Вот эти именно люди, обладавшее хорошими качествами и беззаветно преданные своему начальнику, который платил им, и составляли положительно лучшую часть императорской армии.

Понятно, что такиe отряды, испытанные в сотнях боев, представляли превосходных, солдат, а их вооружение придавало им чрезвычайную крепость. 620 Византийский

56. Пиксида (VI-го века) из слоновой кости. (Собрание в Сансе).

пехотинец носит броню и металлические набедренники, под которыми была, надета кольчуга толщиной почти в два сантиметра; на голове у него была металлическая каска с длинным наконечником на верху, а для прикрытия у него был огромный щит, величиной в 1 метр 62 сантиметра  в диаметре. Opужиe его состояло из меча, шлема и колчана; кроме того половина пехоты имела еще пики, а некоторое число солдата, было снабжено крепкими обоюдоострыми топорами. 621 Кавалерия была одета не менее тяжело: и человек и лошадь были закованы в железо. На голову лошади надевался металлический налобник, а перед тщательно прикрывался кирасой. Кавалерист одевался в стальную броню, имел щит, а на голове высокую каску, украшенную султаном; оружие его было: меч, копье, лук и колчан. 622 Наконец, наряду с линейными войсками и тяжелыми полками катафракторов , в византийской армии имелись еще пехота и легкая кавалерия, не так тяжело вооруженные и сохранявшие, особенно если они были составлены из иностранных наемников с их первобытным и легким вооружением, живописный костюм того варварского народа, из которого они брались. 623 Однако, эти полки по-видимому несли главным образом разведочную службу, а в сражениях играли довольно второстепенную роль. 624

В общем, византийское оружие войны не было достаточно подвижно. Пехота двигалась несколько медленно, но за то она представляла испытанную крепость. 625 Ее карэ держались, как скала, при атаках легкой персидской кавалерии и никогда не прорывались. Византийская кавалерия, более многочисленная, чем пехота, была прекрасного качества и ее натиск при атаке был неудержим. 626 Наконец, самая тактика, применявшаяся в VI веке, придавала этим войскам особую силу. Пехотинцы и кавалеристы все одинаково были вооружены луками, и стрелок делался действительным господином битвы. 627 Конечно, некоторые из тогдашних писателей порицали этот новый способ вооружения и находили, что он портит старинные военные качества римского солдата но тем не менее трактаты того времени о тактике показывают, что обучение людей было решительно направлено в эту сторону. Их учили стрелять пешими и на лошади, стрелять метко, сильно и быстро, и действительно достигали того, что стрелы византийских стрелков приобретали поразительную силу удара. 628 Превосходя персидских стрелков, они, по признанно Велизария, обеспечили ему также успех и в войне с готами. Несомненно, что эти усовершенствования имели свои недостатки; привыкнув сражаться главным образом на некотором расстоянии, пехотные войска несколько опасались непосредственной встречи с противником, так что приходилось прикрывать рогатками фронт полков, укреплять углы каре машинами и возможно тщательно укрывать пехотинцев за укреплениями, где они могли с большим хладнокровием действовать своим оружием. 629 Но кавалерия, благодаря своему вооружению, была несравненна, будучи способна одновременно и расстраивать неприятеля, издали действуя своими стрелами, и врубаться в него силой своих атак; поэтому ее одной было достаточно для выигрыша сражений. 630

II.

Таким образом, по своему составу, вооружению и тактике, армия была превосходна; посмотрим теперь каков был ее дух, и в этом отношении ее качества и недостатки могут быть определены одним словом: они соответствовали армии наемников. 631

Храбрость этих людей была неоспорима, часто даже выше всякой похвалы; варвары наслаждались войной и их подвиги – чудесны 632 ; но эти, не имевшие отечества, искатели приключений думали, что война должна питать войну; поэтому их появление было бичом для той страны, которой они проходили, безразлично – как друзья, или как враги. 633 Постоянно, даже накануне битвы, они отправлялись на мародерство или грабеж и начальникам приходилось делать все возможное, чтобы добиться хотя бы очень относительной умеренности. Приведем одну картину из тысячи других, заимствованную нами у одного из историков того времени: «Забывая опасность битвы, солдаты думали только о добыче. Без начальников, без всякого порядка, не соблюдая никаких рангов, они шли вперед, не получив лозунга, который обыкновенно давался при подобных обстоятельствах и без соблюдения правильного строя. Носильщики шли смешавшись с солдатами, увлекаемые приманкой богатств, которые должны были удовлетворить их алчность». 634

 Но это еще не все. От этих грубых воинов, жаждущих золота, вина и женщин, можно было всегда опасаться какой-нибудь неожиданной выходки. Подобно тому, как забота о добыче была для них главным, делом, – желание наживы и склонность к пьянству заставляли их забывать дисциплину.

57. Пиксида (VI-го века) из слоновой кости. (Собрание в Сансе).

Основным недостатком византийских армий было чудовищное отсутствие дисциплины, почти вошедшее в поговорку. «Своей храбростью и телесной силой, говорил Велизарий своим солдатам, вы много выше ваших противников, но вы уступаете им только в одном, – в том что вы не умеете повиноваться вашим начальникам». 635 Федераты в особенности предъявляли неслыханные требования. Под предлогом, что они союзники, а не подданные императора, а также в силу данных им особых привилегий, они требовали, чтобы с ними обращались согласно обычаям их варварского народа и освобождали от правил общей дисциплины. 636 По их примеру и вся армия требовала свободы и безнаказанности. Приказы начальников оспаривались и открыто не признавались. Однажды Велизарий вынужден был открыть им свой план кампании, чтобы только солдаты согласились идти на битву. 637 В другой раз, накануне сражения, солдаты разошлись, не желая ничего слушать. Иногда они сами начинали битву, не ожидая сигнала, а иногда без зазрения совести оставляли своих начальников в момент опасности. У них не было никакого уважения к власти; по ничтожному поводу офицеры и даже генералы подвергались оскорблениям, угрозам смерти или обвинениям в трусости. 638 Например, Велизаpий преследует персов; армия утомлена дорогою, истощена постом; битва бесполезна, потому что неприятель отступает, но войска настойчиво желают сражаться и Велизарий вынужден уступить и вступить в сражение. 639 Наконец, в этих полках наемников нет ни чувства патриотизма, ни привязанности к своему знамени. Ища только случая обогатиться, идя из жажды к добыче, они не были недоступны измене. Два раза предатели открывали ворота Рима Тотиле 640 , и большая часть этих людей ежеминутно была готова или продаться тому, кто больше дает, или дезертировать, если запаздывала раздача жалованья 641 , и, вместо строгого наказания бунтовщиков, нужно было вести с ними переговоры и идти на сделки.

Примером этому может служить то, что произошло при Трикамаруме. 642 Во время битвы союзные Гуны держались в стороне в ожидании куда повернется счастье, чтобы стать на сторону победителя. 643 После сражения вся армия разбрелась на грабеж и в течение всей ночи происходил неописуемый беспорядок, при котором никто не слушался голоса начальников, не признавал дисциплины, и солдаты, опьяненные добычей, заботились только о своих делах. Даже избранные войска заразились этим примером, так что почти во мгновение ока вся победоносная армия как бы испарилась и Велизарий в течение всей ночи оставался почти один, тщетно стараясь собрать свои полки. 644

Таков был византийский воин на поле сражения; после битвы – он был еще хуже. Совершив первый поход, солдат желал спокойно пользоваться приобретенными богатствами и намеревался удобно расположиться в завоеванной стране. Если же возникал вопрос об организации новой экспедиции, то люди эти жаловались на перенесенные труды, на недостаточность жизненных припасов, на суровость климата. По самому ничтожному поводу они заподазривали своих генералов в желании отнять их долю добычи и при первом же сражении они мстили за предполагаемое зло тем, что дурно сражались. Всякая сколько-нибудь тяжелая служба, всякое усилие, требовавшее настойчивости, им надоедали и, понятно, что такая испорченная армия легко переходили в открытое возмущение. 645

Велизарий покорил Африку; его преемнику Соломону нужно было закончить умиротворение. Очень строгий в отношении службы и требовательный к войскам, он вызвал общее неудовольствие в армии. Утомление от предшествующих кампаний, перспектива нового и трудного похода не нравилась солдатам. Происшедшее запоздание в уплате жалованья еще больше усилило их недовольство; они стали жаловаться, что были обмануты при разделе добычи. Наконец, даже старания Соломона преобразовать провинцию и ввести в ней имперские законы обратились против него. Солдаты, заключив браки с женами побежденных, потребовали часть земель вандалов. С другой стороны, применение законов против диссидентов возбуждало раздражение другого рода: множество apиан, служивших в армии, прислушивались к жалобам своих гонимых единоверцев. Все это вызывало сильное волнение в лагерях, и тем свободнее, что между главными начальниками открыто существовало глубокое несогласие и солдаты могли надеяться найти даже в главном штабе опору против главнокомандующего. 646

Дело происходило в 536 г. Возник громадный заговор: предполагалось воспользоваться праздниками Пасхи для убийства патриция в одной из карфагенских церквей. Успех казался тем более обеспечен, что в заговоре участвовали ближайшие к Соломону люди. Удивительно то, что тайна была тщательно сохранена. Однако в последний момент заговорщики поколебались: они откладывали исполнение его в течение двух дней, а затем, боясь быть преданными, покинули Карфаген. Но вскоре по их примеру восстали другие полки. Тщетно Соломон посылал их увещевать: они даже провозгласили своим начальником офицера, которому было поручено их успокоить. Затем они двинулись на дворец, разломали ворота и вскоре беспорядки и убийства распространились на весь город. Грабеж прекратился только тогда, когда усталость и опьянение пересилили злобу войск. Соломон избежал смерти только тем, что спрятался в дворцовой церкви и бежал ночью в сопровождении всего шести человек. Восстание восторжествовало; и как раз в то время, когда африканские туземцы поднялись против императорской власти, армия начала в этой провинции нескончаемое междоусобие. 647

Чтобы держать в порядке таких людей, нужны были энергические, справедливые и усердные офицеры 648 , но большая часть их была такие же варвары, как и их солдаты, и стоили столько же, как и эти последние. Одинаково жаждущие обогатиться, они так же участвовали в грабежах и первые давали им пример, истощая население поборами и вызывая в нем ненависть к византийской власти. Именно этим путем они в Азии довели лазов, до тех пор остававшихся верными, до того, что они отдались персам 649 , а в Италии их грабеж вызывал сожаление о владычестве готов. 650 В течение войны их поведение было еще хуже. Некоторые из них открыто не повиновались и, не заботясь о главной армии, завязывали стычки с авангардами неприятеля. 651 Одни напивались пьяными, когда нужно было выступать, или вступали в споры, когда нужно было сражаться 652 ; другие задумывали измену и под рукой вели переговоры с неприятелем. 653 В особенности все завидовали друг другу: иные пользовались неудовольствием солдат, чтобы удовлетворить свое честолюбие, а другие нарочно предоставляли усиливаться нарушениям дисциплины, так как это парализовало и портило положение главнокомандующего. Даже ближайшие к последнему лица интриговали против него или посылали в Константинополь доносы, которые всегда находили там хороший прием. 654 Иногда раздоры доходили до такой степени, что офицеры ни перед чем не останавливались: не довольствуясь взаимной бранью и тем, что громко обзывали друг друга трусами и негодяями, они вступали в открытую борьбу. 655 Одни, чтобы сделать неприятность главнокомандующему, отказывались сражаться и безучастно смотрели на разорение страны 656 , другие не делали ни одного шагу для того, чтобы их соперник, которого они ненавидели, потерпел неудачу и был уничтожен. 657 Пример этому подавали наиболее важные начальники. В 538 г. в помощь Велизарию был послан в Италию Нарзес. Очень скоро между генералами возникло несогласиe относительно ведения военных операций и вся армия приняла участие в нем, разделившись между двумя военачальниками. Друзья Нарзеса говорили ему, что  – стыд для него, человека близкого императору и его доверенного, занимать второе место, и открыто звали его покинуть Велизария, обещая, что лучшая часть армия пойдет за ним, когда он отделится. Нарзес, уже завидовавший своему сопернику, поддался этим советам, предъявил бумагу Юстиниана, в которой последний предоставлял ему действовать к наибольшему благу империи, и сослался на нее, как на предлог, чтобы отделиться от главной армии. Напрасно Велизарий упрашивал его исполнить свой долг, помешать возмущению и удалению массы войска, – Нарзес не захотел ничего слушать. Потребовалось вмешательство самого Юстиниана; чтобы кончить это дело, он отозвал Нарзеса в Константинополь, а между тем в течение всего этого времени завоевание Италии не подвинулось ни на один шаг. 658 Таким образом, даже перед лицом грозного неприятеля, византийский лагерь был полон интриг и заговоров, и понятно, что в такой недисциплинированной и алчной армии открывалось широкое поле для всякого рода смут и бунтов.

Приведем еще один пример из тысячи. Это было в 543 г. Императорские войска овладели персидской Арменией и предполагали напасть на крепость Англон, находившуюся на некотором расстоянии от Дубиоса (Довина). Как и всегда, генералы не были согласны между собой и беспрерывно ссорились, а плохо сдерживаемые солдаты разделились на мелкие отряды и грабили страну. 659 Все вело к гибели. И действительно, уже в начале битвы, начатой совершенно неожиданно, римские солдаты, по большей части новобранцы, представляли довольно жалкий вид. Тщетно Нарзес, один из византийских военачальников, во главе своих герулов стремительно напал на персов. В узких улицах деревни Англон его воины потерпели страшное поражение, а сам он – убит. 660 Это было сигналом к отступлению. «Римляне, говорит Прокопий, будучи не в состоянии сопротивляться неприятелю, обратились в бегство, забыв мужество, стыд и всякое доброе чувство. Все, и в особенности генералы, думая, что враг их преследует, бежали кто как мог, без оглядки, понукая лошадей голосом и бичами, бросая второпях на землю свои кирасы и оружие. У них не было и мысли оказать сопротивление персам и вся их надежда на спасение была в их ногах и лошадях. Одним словом, это бегство было таково, что, можно сказать, ни один конь не пережил его: измученные скачкой верховые лошади, как только останавливались, падали и издыхали. Никогда до тех пор римляне не испытывали такой полной гибели». 661

При таких условиях и с такими войсками в конце концов все зависело от личности главнокомандующего. Если он не нравился, казался очень требовательным или строгим, армия отказывалась повиноваться ему или покидала его на поле битвы. В лагерях интриговали против него или возбуждали бунты и восстания. Войскам не было никакого дела до того, что предстояла война или нужно было защищать страну, – они тратили силу на бесплодную борьбу и истощались в междоусобных войнах. Наоборот, если генерал был популярен, если он был любим солдатами, он держал их в руках и вел их туда, куда хотел. К счастью для Юстиниана, в его царствование находились такие генералы, способные проявлять непреклонную энергию или твердость с любезностью; но прежде чем попытаться набросать их портреты, нужно рассмотреть еще один источник слабости византийских войск –  администрацию армии.

Администрация армии страдала теми же недостатками, которые мы увидим в общей администрации империи. Несомненно, Юстиниан был полон благих намерений: он строго наказывал своим офицерам вести себя хорошо, никогда не пытаться наживаться за счет жалованья и корма своих людей, довольствоваться получаемым жалованьем, тщательно держать полный состав действующих войск и заботиться о содержании их. 662

58. Пиксида (VI-гo века) из слоновой кости, хранящаяся в национальном музее во Флоренции (Из соч. Graeben'a Frühchristliche und mittelalterliche Eljenbeinwerke aus Italien).

На деле все, сверху до низу, воровали, как только могли. Служба продовольствия была очень плоха и сам префект претория старался выгадать в свою пользу на поставках. Служба доставки обозов и съестных припасов 663 , худо организованная, худо охраняемая, вела к неудаче всякую серьезную экспедицию. Постоянное запаздывание в выдаче жалованья являлось вечным источником жалоб, возмущений и измен. 664 Агенты казначейства своими вымогательствами доводили солдата до нищеты, и вот что можно прочесть у Агафия: «Офицеры, на которых лежала обязанность платить жалованье, считали своим долгом под всевозможными предлогами притеснять солдат и воровать у них пишу. Подобно морской волне, которая приливает и затем отливает, серебро, присылаемое в армию, уходит из нее и возвращается неизвестно каким путем к месту своего отправления». 665 Сам император кончил тем, что допустил себя увлечь общей заразой; он старался извлечь деньги из военного управления, и тогда последствия такого образа действий стали еще более тяжелыми. 666

Юстиниан начал с увеличения армии 667 , но непрерывные войны, содержание войск и постройка крепостей стоили дорого, а потому старались сократить расходы и тогда действительный состав армии был уменьшен; стали отказывать в увеличении жалованья и много солдат было вычеркнуто из списков. 668 И результатом этого было то, что в 541 г. армия, посланная в Персию, была составлена, говорит Прокопий, из солдат дурно одетых, по большей части не имевших оружия и дрожавших при одном имени персов. 669 Итальянская война тянулась в течение десяти лет и неудачи в ней всегда следовали за победами. Но этого мало: на границах империи так называемые limitanei, составлявшие особый корпус, были дезорганизованы и оставлены без денег. 670 Вообще, к концу царствования Юстиниана армия находилась в полном упадке. Вместо 645.000 человек, которые должны были в ней состоять, едва насчитывалось 150.000, рассеянных по всем границам. 671 Укрепления оставались без гарнизонов, а солдаты, вынужденные для своего существования нищенствовать, наперерыв дезертировали. 672 "В виду отсутствия всего необходимого, говорится в одном официальном документе, армия до такой степени расстроена, что государство было предоставлено беспрерывным нападениям и обидам со стороны варваров». 673

Чтобы знать, что сделалось при таких военных обычаях и подобных административных порядках с такой прекрасной армией, какой обладал Юстиниан в начале своего царствования, нужно прочесть письмо Велизария, посланное им императору в 544 г.; оно достаточно характерно. «Я прибыл в Италию, пишет генерал, без солдат, без лошадей, без оружия и без денег; поэтому я полагаю, что без таких ресурсов трудно вести войну. Проходя через Фракию и Иллирию, я едва мог собрать немного войска; но это – бедняги, не умеющие держать в руках оружие и не имеющие никакого боевого опыта. Что же касается войск, которые я нашел здесь, то они недовольны, обескуражены, подавлены тяжестью испытанных неудач и готовы бежать перед неприятелем, бросив оружие и багаж. Денег нельзя добыть в Италии, так как вся она попала в руки готов; и поэтому я не могу платить солдатам их жалованья и таким образом теряю в их глазах всякий авторитет, потому что чувство должника мешает мне говорить с ними с надлежащей твердостью. Сверх того, – заметьте себе это, государь, – большая часть ваших солдат перешла под знамена неприятеля. Если, вы думали, что для того, чтобы поправить дело, достаточно послать в Италию Велизария, это – хорошо; но если вы хотите быть победителем, нужно нечто другое: генерал без денег ничего не может сделать. Поэтому прежде всего нужно прислать солдат моей гвардии; во-вторых, нужно послать сюда достаточное число гунов и других варваров и, наконец, денег, чтобы платить им». 674 При таких условиях взять на себя командование войсками в VI веке составляло уже заслугу, а тем больше – уметь извлечь из него пользу. И потому генералы Юстиниана стоют того, чтобы заняться ими с особым вниманием, так как без них, без их высоких качеств, император с его византийскими армиями, вероятно, ничего бы не достиг.

IV.

Для управления такими армиями, отсутствие дисциплины в которых так легко могло делаться опасным, и для выполнения крупных задач, могущих явиться источником искушений для тех, которым они был поручены, Юстиниан, как известно, часто обращался к принцам императорского дома, так как они менее других могли быть заподозрены. Таковы были Германос и его сыновья 675 , Ситтас 676  и некоторые другие 677 ; но все же они не были ни самыми выдающимися генералами той эпохи, ни самыми сланными. Два имени царят в военной истории VI векa, два человека составили славу правления Юстиниана: – Велизарий и Нарзес.

59. Накладка из слоновой кости на кафедре церкви св. Марка в Градо (Археологический музей  в Милане. Из соч. Graeven’а Elfenbeinwerke aus Italien.)

Велизарий был героем царствования: он был победителем персов, вандалов, остготов, завоевателем Африки и Италии. Два раза он был спасителем монархии; двух пленных королей поверг он к стопам Юстиниана . Он захватил сокровища Гензериха и Теодориха и в несколько лет удвоил размеры империи. Наконец, он был надеждой для Рима, важнейшей опорой во всех опасностях. Но это был герой эпохи упадка; это не был, как древниe римляне, человек цельный, характер твердого закала. Подобные люди во все времена встречаются редко, а тем более в такое сложное и скользкое время, как то, в котором жил Велизарий. Поэтому рядом с высокими качествами у него были недостойные слабости, сделки со своей совестью и пороки. В общем, это – несомненно прекрасная фигура, но в металле, из которого она была вылита, была несоответственная примесь. 678

Благодаря Прокопию, который был его секретарем и сопровождал его в большей части его военных походов, мы имеем очень много сведений о Велизарие. Быть может, даже самое изобилие подробностей, касающихся его, приводит к некоторому преувеличению той роли, которую он играл при Юстиниане. Во всяком случае, его услуги были велики, но это были услуги чисто-военные. По-видимому, у этого генерала, помимо его специальности, было мало собственных идей и личной инициативы; он прежде всего был исполнитель, покорное орудие императорской политики. Это – шпага, выигрывающая битвы, но никогда не голова, соображающая и направляющая; да ей он никогда и не желал быть. Несравненный военачальник, он не был ни администратором, ни организатором; превосходный солдат, он хотел оставаться только солдатом; хороший слуга, он ограничивал свою роль и свое честолюбие тем, чтобы хорошо служить.

Сказав это, перейдем к ближайшему ознакомлению с этим человеком. Солдат он был превосходный, удивительно, даже безрассудно храбрый, готовый во главе своих эскадронов участвовать в атаке, как простой кавалерист. 679 Уже в силу одной этой отваги, он был идолом своих солдат; но к этому присоединялась еще его всегдашняя щедрость. После битвы его кошелек был открыт; отличившимся он выдавал богатые награды, раненым расточал заботы и оказывал помощь; тем, кто потерял лошадь или оружие, он выдавал все необходимое вооружение. 680 Понятно, что он был обожаем войсками; его гвардия гибла, чтобы только дать ему выход, будучи счастлива умереть за своего генерала. Солдаты были ему преданы больше, чем всякому другому начальнику. Конечно, ему было знакомо обычное отсутствие дисциплины византийских армий, и его можно упрекнуть за то, что он не всегда подавлял ее с надлежащей энергией. 681 Не раз он вступал в переговоры вместо того, чтобы наказывать; уступал вместо того, чтобы заставить повиноваться себе; лукавил, чтобы избежать столкновения с недовольными войсками и, что еще хуже, предоставлял своим офицерам не только интриговать против себя, но открыто доводить до неудачи. В этих случаях, как и во многих других, он не проявлял необходимой энергии для противодействия, но, может быть, было трудно и действовать иначе. Тем не менее, благодаря такой уступчивости, он умел лучше, чем всякий другой генерал, извлекать возможную пользу от своих солдат и достигать с ними великих результатов. Несмотря на затруднения, которые он иногда испытывал при исполнении своих обязанностей главнокомандующего, он внушал доверие своим войскам; его присутствие казалось им залогом успеха, а имя сулило победы. «Римляне, замечает в одном месте Прокопий, держались за своими окопами; Хозрой с сильною армией расположился на византийской земле. Вдруг из Византии появляется Велизарий с отрядом войска, смело становится перед армией великого царя, и тотчас этот последний останавливается и затем начинает отступление». 682 Так велика была слава патриция. Провинциалы обожали его за умеренность, которой он требовал от своих подчиненных, за заботливость, с которой он охранял жатвы и плоды, и за внимание, с каким он оплачивал реквизиции. 683 Более того – и, быть может, это лучшая честь, оказанная ему – он внушал врагам такое восхищение, что готы предложили ему быть их королем; таково впечатление, производившееся его храбростью и высокими качествами на варваров, хороших знатоков военного дела. 684 И по их примеру все, бывшие накануне его противниками, старались сделаться, если не его подданными, то самыми верными слугами: в его гвардии были представители всех наций, которые он победил, – вандалы и мавры, персы, и остготы. 685

В качестве главнокомандующего, Beлизарий обладал некоторыми свойствами великого генерала, хладнокровием, предусмотрительностью, удивительной плодовитостью в изыскании ресурсов, придумыванием искусных комбинации, удивительным упорством, большой опытностью и достаточным знанием военного дела. 686 Превосходный тактик, не столько стратег, сколько искусно умевший маневрировать, – он старался ничего не предоставлять случаю. Он любил зрело обдуманные планы, постепенно приводимые в исполнение рядом методически выполненных операций, и питал отвращение к смелым ударам, к рискованным нападениям, неожиданно поражающим неприятеля в его слабом месте. Выть может, он не обладал ясным и быстрым взглядом великого полководца, который видит и схватывает решительный момент, не обладал той смелой и плодотворной инициативой, которой был одарен в высокой степени его соперник Нарзес. И действительно, он совершил не мало серьезных промахов в течение своей карьеры. В Африке у него была так плоха разведочная служба, что в двух решительных битвах он был захвачен неприятелем врасплох. Он настолько дурно рассчитывал движения, что его пехота всегда являлась слишком поздно, и проявлял в некоторых венцах странное для главнокомандующего невежество. 687 Особенно, при каком-нибудь неожиданном событии он легко терялся и падал духом; во время бунта Ника был момент, когда он считал дело проигранным, и только Юстиниан придал ему бодрость. 688 Во вторую итальянскую войну он решительно оказался ниже своей задачи: вместо того, чтобы броситься к Риму, он расположился лагерем в Равенне; когда же захотел уничтожить блокаду Рима, то потерял все вследствие недостатка хладнокровия. Прокопий, который не принадлежит к его хулителям, признается, что иногда он имел неожиданные удачи и что своими успехами он обязан не столько мудрости своих планов, сколько неумелости противников. 689 В Африке и Италии он совершил много ошибок, оставшихся незамеченными, потому что дело кончилось хорошо, а позже, наоборот, он оказался неспособным выполнить свои наилучше обдуманные планы. «Благоразумие, говорит не без некоторой иронии Прокопий, покидает человека в несчастии; страдание отнимает у него ум и правильность оценки вещей». 690 Таким образом, не смотря на бесспорные военные таланты, Велизарий все-таки был скорее счастливым, чем великим полководцем. Я вовсе не порицаю его за то, что ему случалось проигрывать сражения; скорее он достоин порицания за то, что часто подвергался риску быть разбитым. Но со всем этим он оставался все же лучшим почти из всех генералов своего времени и всегда являлся необходимым человеком. 691

Таков был воин; теперь посмотрим, каков это был просто человек. Здесь снова нужно прежде всего отметить его положительные качества. Этот рослый и величественный человек был бесконечно любезен, приветлив, вежлив и доброжелателен; он был мягкого характера, воздержан и строгих нравов. Никогда его не видели пьяным и никогда – что еще замечательнее – он не обманывал Антонину. 692 Всем этим он нравился населению Византии, как нравился и солдатам; его приветствовали на улицах, толпились, чтобы видеть, когда он проходил, и провозглашали первым полководцем всех времен. У Прокопия можно видеть, до какой степени доходил народный энтузиазм, когда Велизарий возвратился в Константинополь после первой итальянской кампании. «Я не думаю, говорит историк, чтобы кто-нибудь осмелился воспротивиться приказанию, которое он бы сделал; все наперерыв хотели ему повиноваться столько же из уважения к его доблестям, сколько и из страха перед его могуществом». 693 При таких условиях, с его стороны было большой заслугой, что он всю свою жизнь оставался верным и лояльным слугой Юстиниана. Будучи несомненно соотечественником императора, родившись, как и он, во Фракии, привязанный издавна и за долго до

60. Византийские капители в ц. Аполлинария Nuovo в Равенне.

восшествия его на престол, Велизарий всегда смотрел на Юстиниана, как на своего господина, с которым он лично связан 694 , и когда однажды император потребовал, чтобы он присягнул, что никогда в течение своей жизни он не подумает о троне, Велизарий охотно дал эту клятву и сдержал ее. 695 Да и самый характер его, без сомнения, не возбуждал в нем честолюбивых мечтаний. Чувствительный больше всего к почестям и внешней славе, он не обладал душой политика и не претендовал на обладание сущностью власти. К тому же, будучи очень податлив влиянию окружающих, подчиняясь сильным, стоящим выше его, – Юстиниану или Антонине, – он стеснялся быть на первом плане, где нужно было проявить свою личность и инициативу. Рожденный быть исполнителем, служить, он не жаждал повелевать. И нужно признать за ним заслугу, что он оставался таким, каким был. Подозрительный Юстиниан не скупился ни на унижения его, ни на опалу 696 , но Велизарий никогда не подумал восстать против него. Событие 542 года, так потрясшее Феодору, вовсе не было направлено против базилевса . Юстиниан был при смерти и генералы просто объявили, что они желают соблюдения закона о престолонаследии. 697 До конца своей жизни Велизарий упорно сохранял свою верность; состарившись, он снова взялся за оружие, чтобы в последний раз быть спасителем монархии; за это ему заплатили новыми клеветами и непродолжительной опалой. 698 Быть может, один только раз он испытал серьезное искушение. Это было в Италии, в 540 г., когда генерал решительно отказался повиноваться приказаниям государя и, казалось, готовил военное восстание. Одно время можно было думать, – и этому верили на Востоке 699 , – что он примет предложения, которые ему делали готы, и сам он, по-видимому, колебался, но однако он овладел собой и в конце концов остался верен своему долгу.

Я не намерен порицать эту верность; она делает большую честь Велизарию; но точно также нельзя, как это делает легенда, очень строго осуждать неблагодарность Юстиниана. Несомненно, что Велизарий против своей воли мог внушать беспокойство. Он был очень могуществен, очень богат, очень победоносен, очень любим. Невольно им занимались все: Феодора и Иоанн Каппадокийский, видевшие в нем влиятельного соперника. 700 Юстиниан, опасавшийся в нем своего преемника. До конца дней его могли подозревать в чрезмерном искательстве популярности, в честолюбивых мечтаниях и постоянно ждали от него какой-нибудь выходки. В 541 г. все говорили, что неблагодарность Юстиниана оправдает восстание со стороны Велизария 701 ; в 544 г. в Византии были убеждены, что как только патриций оставит столицу, он отомстит свою опалу восстанием. 702 Понятно потому, что Юстиниан, который никогда не не появлялся в армиях, которого вовсе не любили, который старался унизить своего победоносного генерала, – иногда боялся его. Тем не менее не следует забывать, что несмотря на преходящие опалы, он всегда оказывал доверие Велизарию, щедро награждал и сделал его самым важным из всех своих подданных. 703

С другой стороны, несомненно, что такое щекотливое положение много раз ставило в затруднение самого Велизария и его бесспорная верность слишком часто получала угодливый и рабский характер. За ним было много, требовавшего прощения; он покупал его своей слабостью и в таких низких делах, как увоз папы Сильверия, становился послушным орудием Феодоры. 704 Он знал, что императрица его не любила, и униженно старался понравиться ей. Словом, характер его был посредственный; он слишком унижался. 705 Его добродетель была добродетелью на греческий манер, которая не представляла что-либо цельное и легко поддавалась разным влияниям.

Не придавая веры всему, что рассказывается в Секретной истории о Велизарие, все же должно признать, что у него были пороки. Он очень любил деньги и был совершенно законно заподозрен в присвоении большой, даже очень большой, доли добычи в Африке и Италии. 706 Рассказывают, что в деле Сильверия Вигилий для убеждения патриция употребил аргументы, которым византийская добродетель не имела обычая противиться. Во всяком случае он был баснословно богат и источник его богатства был иногда сомнителен: он не постеснялся получить дворец Иоанна Каппадокийского в награду за участие, которое принимала Антонина в низвержении фаворита. 707

Утверждают, что он был великим дипломатом, чрезвычайно искусным и хитрым. Нужно признаться, что его дипломатия часто граничила с настоящим вероломством. Стоит только вспомнить его лукавство с готами, в Равенне; в этом случае Велизарий отнюдь не может похвастаться лояльностью. Самые торжественные клятвы для него ничего не стоили, когда в его интересах было их забыть или он опасался сдержать их 708 , и его близкие, самые преданные друзья и даже родственники не раз страдали от недостатка нравственной твердости и от условности чести Велизария. 709

Наконец, он проявлял большую слабость в отношении своей жены Антонины. Что бы ни думать о сплетнях Секретной истории , Антонина оказывала на него всемогущее влияние. 710 Он брал ее с собой во все свои походы и предоставлял ей часто вмешиваться в советы. Из-за страстной любви к ней, он забывал иногда высшие интересы государства. 711 Часто он предоставлял ей управление, и так как для удовлетворения ее капризов, ненависти и злобы он был готов на все, даже на убийство 712 , то не раз он был ее компрометирован. 713 Так как она была фавориткой Феодоры, то можно думать, что из-за страха поссориться с императрицей он был податлив и снисходителен к Антонине; во всяком случае, он пользовался ею, чтобы обеспечить себе положение во дворце. 714 Значит ли это, что он закрывал глаза на те якобы скандалы, которые она творила в его доме, и что, проявив на короткое время энергию, он вновь принял ее к себе, чтобы только войти в милость и заслужить благоволение императрицы? – Это россказни, которых нельзя проверить. 715 Кажется, однако, что он шокировал даже своих друзей избытком своей супружеской слабости 716 , и именно эта черта еще раз показывает, что у такого, как он, заслуженного генерала был характер слабый и непостоянный.

Как и его государь Юстиниан, Велизарий представляет натуру сложную, и совершенно нелепо говорить, как это сделал Годжкин, что некоторыми своими чертами «он дает предчувствовать идеал бродячего рыцаря и христианского солдата, что он предвозвещает сира Галагада и Баяра времен рыцарства». Несмотря на свои действительные достоинства, Велизарий в сущности возвеличен не в меру. Человек в нем был посредственный, а генерал – скорее счастливый, чем талантливый. Однако нельзя забывать его превосходную защиту Рима, в которой он восхищает своей смелостью и твердостью и тем гордым заявлением, что, пока он жив, вечный город никогда не попадет под власть остготов. 717

Как бы то ни было, но личность Велизария осталась более популярной из числа всех, действовавших в царствование Юстиниана. Воспоминание об его подвигах и несчастиях сильно поразило потомство; вокруг его имени сложился целый цикл легенд и незаметно преобразил его в национального героя. 718 Уж с X века в византийском обществе рассказывались об нем трогательные истории, повествовавшие о его несчастиях и о том, как великий полководец, жестоко ослепленный императором, принужден был протягивать руку, как нищий. Эти рассказы имели поразительный успех особенно в эпоху Палеологов, а затем, развитые и украшенные в Романе Велизария , распространились в этой литературной форме и на Западе. И с тех пор, из века в век, передавалась эта поэтическая легенда; XVIII век плакал с Мармонтелем над несчастьями Велизария и возмущался неблагодарностью его государя; даже теперь многиe знают имя великого полководца времени Юстиниана по этим трогательным рассказам.

На ряду с Велизарием следует дать место его сопернику, Нарзесу.

61. Драгоценные украшения византийцев и варваров. (Равенский музей).

Это был человек иного закала и, на мой взгляд, много выше победителя Гелимера и Витигеса Армянин по рождению и евнух, он начал спою карьеру при дворце в качестве императорского кубикулapa и снатара  и быстро дошел до звания старшего камергера. 719

На этом месте, этот маленький человек, худой и по виду слабый, с мягкими и элегантными манерами, очень скоро проявил высокие и серьезные качества. 720 Во время бунта Ника, пока Beлизарий сражался, ему удалось ловкими интригами и  своевременной раздачей денег отделить синих от восставших и тем приобрести серьезные права на благодарность базилевса. 721 Потом ему часто давались требующие доверия поручения, например, в 537 г., когда он был послан в Александрию для восстановления мира, нарушенного религиозной борьбой; причем во всех этих обстоятельствах он обнаруживал твердость, энергию, проницательность, ясный ум, гибкость и большую ловкость. Таким образом, при расположении со стороны двора, близости к Юстиниану и большой благосклонности Феодоры, его положение росло со дня на день 722 , и все указывало на предстоящую ему великую роль в будущем.

В 538 г. ему было поручено вести в Италию подкрепления. Несомненно, что его миссией было не столько начальствование над войсками, сколько наблюдение за Велизарием. Мы уже знаем, как он выполнил эту часть своей задачи. В патенте о его назначении, который передал ему император, было сказано, что «ему обязаны подчиняться во всем, что полезно для интересов государства». 723 Он воспользовался этим, чтобы главнокомандующий потерпел неудачу, и довел дело до того, что пришлось отозвать его самого. Но во время своего короткого пребывания в армии этот придворный обнаружил неожиданные военные таланты, редкое понимание военного дела, быстрый и верный взгляд. Он сумел понравиться солдатам той легкостью, с которой он приспособлялся к обстоятельствам, ясной и понятной речью, в особенности же – своей щедростью. В этом хилом и хрупком теле проявилась несокрушимая энергия и удивительная деятельность. В Нарзесе почувствовался начальник, и Юстиниан не мог забыть его.

Не смотря на кажущуюся опалу, вследствие которой он должен был возвратиться в Константинополь, евнух вновь вошел при дворе в прежнюю милость. Именно ему император поручил в 541 г. арестовать Иоанна Каппадокийского, и затем во все последующее года он находился в постоянной близости к обеим царствующим особам. 724 Поэтому только люди поверхностного ума могли удивляться, когда в 550 г. базилевс, вспомнив его высокие военные способности, назначил своего доверенного главнокомандующим в Италии. 725 Но именно в этот момент Нарзес показал истинную меру своего характера; с энергией, которую Велизарий никогда не знал, он решительно заявил Юстиниану, что он примет это назначение только в том случае, если император даст ему средства действовать как нужно, и более счастливый, чем Велизарий, он сумел этой твердостью получить от Юстиниана деньги, оружие и людей, которых так мало получал его предшественник. 726 Очень умный, очень ловкий, умевший приспособляться ко всем событиям и случайностям, новый полководец достиг поразительных успехов. Будучи очень щедр, он скоро приобрел популярность, особенно среди солдат из варваров, из которых многие питали к нему совершенно особою преданность. 727 Так как он привез деньги и к тому же все знали его значение у императора, то он сумел заставить солдат и офицеров повиноваться себе. Наконец, отличаясь крайним благочестием, хвалясь особым покровительством св. Девы, он внушил своим войскам какое-то, почти суеверное, довериe. 728 Наемники наперерыв спешили стать под его знамена, как в благодарность за прошлые благодеяния, так и в надежде на будущие щедроты. Нарзес превосходно воспользовался таким хорошим настроением. Деятельный, энергичный, он быстро привел в порядок расстроенную армию и заставил ее превосходно сражаться. Будучи, быть может, менее ученым тактиком, менее, знающим, чем Велизарий, он, силой своего ясного и проницательного ума, верным взглядом, смелой подвижностью, умел находить слабое место своего противника, уничтожить все усилия готов, вновь завоевать Италию и выгнать из нее аламаннские шайки. 729 Хотя раньше сам он позволил себе довести Велизария до неудачи, но в отношении к себе он не допускал оспаривать его желания и приказания, беспощадно требовал соблюдения дисциплины и заставлял дрожать своих офицеров одним движением бровей. 730 Если по всему этому он был замечательным главнокомандующим, безусловно отдавшимся своему делу, занимаясь только солдатами, то нужно прибавить еще, что он был очень счастлив, так как, будучи физически поставлен в невозможность питать отдаленные честолюбивые замыслы, он никогда не возбуждал беспокойства в подозрительном уме Юстиниана и его благополучие не знало ни помрачений, ни немилостей.

При таких выдающихся качествах ума Нарзес обладал честолюбивым и черствым характером. Жадный интриган, он был тяжелой ношей для Италии, которую ему было поручено реорганизовать, и если его искусство восторжествовало над трудностями его задачи и ему удалось восстановить порядок в этой провинции, то его корыстолюбие оставило на полуострове продолжительное и тяжкое воспоминание. 731 Вокруг его имени, как и вокруг Велизария, уже очень рано сложилась легенда, но она не приняла того сентиментального и симпатичного характера, который нами отмечен относительно Велизария. В памяти византийской Италии Нарзес жил, как барышник, нагромождавший в особых тайниках богатства, собранные им грабежами 732 , или как изменник, побуждавший лангобардов, для удовлетворения своей злобы, разрушить дело, созданное им самим. 733 Нужно заметить, что в отношении Нарзеса, как и  отношении Велизария, роман занимает большее место, чем история. Можно считать почти установленным, что Нарзес умер спокойно в Риме, оставаясь в нем полновластным вице-королем 734 и вовсе не подвергался немилости тотчас по смерти Юстиниана, и если даже можно признать, что он действительно был строгий, жестокий и корыстолюбивый администратор, то не подлежит сомнению, что ничто и никогда не поколебало доверия Юстиниана к нему. Наконец, если можно сделать оговорку относительно нравственных качеств этой личности, весьма сведущей в придворных интригах, в которые он был очень замешан, то во всяком случае нельзя отрицать в Нарзесе выдающихся качеств дипломата и высоких военных талантов полководца, которыми он бесспорно обладал.

Глава III. Военное дело

Войны

I. Завоевательные войны

Юстиниан только ждал предлога, чтобы осуществить на деле свои честолюбивые мечты, и почти тождественные обстоятельства очень кстати дали ему желанный повод для этого в 531 г. в Африке, а в 535 г. в Италии.

h11 А. – Завоевание Африки 735

Известно, как неумелость слабого Гильдерика вызвала в государстве вандалов внутреннюю революцию. Возмущенные слабостью короля, ненавидевшего битвы и войска которого были постыдным образом уничтожены туземцами

62. Гильдерик, по изображ. На серебр. монете.

Бизацены, недовольные либеральною терпимостью к африканским православным, беспокоясь более всего политикой государя, который, внезапно разорвав союз с остготами, слепо отдался императору, и к тому же возбуждаемые гнусными подстрекательствами честолюбивого соперника, вандальские воины низвергли своего законного короля и вместо него провозгласили королем Гелимера, также потомка Гензериха. 736 Византийская дипломами немедленно вмешалась в это дело, требуя с смелым высокомерием, чтобы император разобрал происшедшее столкновение. В виду такого притязания Гелимер, – быть может единственный из всех варварских королей понимавши, что как бы не были широки уступки, они только замедлят столкновение, но не устранят его, – решительно отказался дать требуемое удовлетворение и отвечал на притязания Византии усилением строгости к своим побежденным противникам. 737 Началась война и Юстиниан решился перенести ее в Африку. При одном известии о вмешательстве императора вспыхнули восстания в Триполи и Сардинии, а 22 июня 533 г. лучший полководец империи, Велизарий, сел на суда, чтобы отправиться на запад. Пятьсот транспортов, движимые 20.000 матросов, везли 10.000 человек пехоты и от 5 до 6.000 – кавалерии. Эскадра из 92 военных кораблей с 2.000 гребцов сопровождала экспедицию. 738

К счастью для Юстиниана, Гелимер меньше чем кто-нибудь был способен спасти свой народ от опасности, которая ему угрожала. Натура нерешительная и слабая, нервная и сентиментальная, он с непонятной беззаботностью предоставил события своему течению;

63. Гелимер, по изображ. На серебр. монете.

когда же высадка Велизария внезапно разбудила его от его оцепенения, он так же не умел поправить бедствие, как не умел предупредить его. Обладая многочисленной легкой кавалерией, он мог бы организовать чрезвычайно опасную для византийцев партизанскую войну, утомлять их постоянными мелкими стычками, прервать их сообщения и преградить доставку провианта; вместо этого он предпочел рискнуть на два генеральных сражения и таким образом поставил на карту будущность государства вандалов. Гелимер, на которого его народ смотрел, как на лучшего воина своего времени 739 , отдался без сопротивления под удары судьбы. В Децимуме он потерял время, оплакивая тело своего умершего брата, и упустил решительный момент; при Трикамаруме, сочтя свое дело окончательно проигранным, он бежал, не сделав никаких распоряжений, и даже не попытался вновь собрать свои эскадроны, чтобы сделать атаку, которая может быть дала бы ему победу. Таким он оставался до конца, впечатлительным, изменчивым, без всякой настойчивости и не обнаруживая твердой воли. Когда, после поражения при Трикамаруме, горячее преследование византийцев заставило его искать убежища среди мавров на горе Паппуа, он, вместо того, чтобы с мечем в руке пробиться через осаждавшие его отряды, оставался в бездействии, страдая от холода, голода и лишений, занимаясь собой и удовлетворяясь сочинением стихов описывающих его несчастья. Затем, мужественно перенося лишения и отвергнув не без высокомерия сделанные ему предложения, вдруг, вследствие одного случая, затронувшего его чувствительное сердце, нервы Гелимера расстроились, сопротивление ослабело и он отдался в руки Велизария. Последующее поведение его перед византийским генералом, а потом перед императором, было странно; он держал себя с иронией разочаровавшегося во всем философа, который знает тщету людских дел и находит удовольствие видеть в себе достойный удивления и внимания пример. 740

С таким противником Велизарию было справиться легко. Несмотря на блестящие качества кавалерии вандалов и несмотря на сделанные им самим ошибки, византийский генерал, приветствуемый населением Африки, как освободитель, одерживал успехи, один за другим. В первых числах сентября 533 г. он беспрепятственно высадился на пустынном мысе Капут Вада 741 ; 13-го сентября битва при Децимуме одним ударом уничтожила все надежды Гелимера и отдала в руки победителя Карфаген, главный город и единственное укрепленное место в Африке. 742 Тщетно король вандалов, собрав все свои силы, пытался взять обратно свою потерянную столицу. При Трикамаруме (в середине декабря 533 г.) византийская кавалерия снова одержала верх над стремительным пылом варваров. 743 Это был полный разгром. Последовательно все крепости Гелимера, его богатства и семья попали в руки победителя и сам он, будучи окружен на горе Паппуа, должен был сдаться в марте 534 г., получив обещание, что жизнь его будет сохранена и он будет пользоваться достойным его сану обращением. События удивительно служили честолюбию Юстиниана: против

64. Византийские капители VI-го века, вероятно карфагенские, находящиеся теперь в мечети Сиди-Окба в Кейруане (Рис. Н. Saladin, La Mosquée de Sidi-Okba).

всякого ожидания, в несколько месяцев небольшое число кавалерийских полков уничтожили государство Гензериха. 744

Африка, казалось, была завоевана. В торжественных выражениях император заявлял, что «Бог, по своему милосердию, отдал в его руки Африку и все ее провинции» 745 и, пораженный изумительной быстротой завоевания ее, он сыпал делами милосердия и благодарил Провидениe, избравшее его мстителем за церковь и освободителем народов. 746 В своем самонадеянном оптимизме, он был убежден, что «бдительность и труды его самоотверженных солдат» скоро победят последнее сопротивление и что немногих недель будет достаточно для восстановления во всей ее целости провинции Африки, в том виде, в каком ее знала и владела римская империя. 747 Гордясь возможностью возвратить ей те римские учреждения, которые некогда действовали в ней, Юстиниан принял меры, чтобы ввести в ней «тот совершенный порядок», который он считал необходимым для всякого цивилизованного государства. 748 Считая войну оконченной, он отозвал Велизария, уменьшил состав оккупационного войска и с торжеством присвоил себе титулы Вандальского и Африканского, но как раз в этот момент ход событий получил направление, которое показывало всю призрачность иллюзий императора. В то время, как Велизарию устраивали триумф в Константинополе и победитель ослеплял население столицы золотыми креслами, драгоценными камнями, дорогой посудой, великолепными одеждами и пышными колесницами, словом всеми богатствами, которые были скоплены в Карфагене за сто лет грабежа 749 ; в то время, когда, благочестие и гордость Юстиниана удовлетворялись зрелищем возвращенных святынь храма Соломона и регалий империи 750 ; в то время, как в Византии воздвигались золотые статуи в честь Велизария 751 , а на выбитых в воспоминание медалях прославлялась «Слава римлян» (ή δόξα τῶν "Ρωμίάων) и к изображению государя присоединяли изображение его победоносного генерала 752 ; в то время, наконец, когда в императорском дворце, на стенах входа в Халку были изображаемы в блестящих мозаических картинах эпизоды завоевания Африки, а завоеванные города и Гелимер униженно чествовали Юстиниана и Феодору 753 , – в это самое время преемник Велизария со своей на половину дезорганизованной армией в еще не вполне покоренной и еще хуже охраняемой стране боролся с очень грозным восстанием.

Едва Велизарий покинул Карфаген, как племена берберов, остававшиеся покойными при разрушении государства вандалов, поднялись в свою очередь. Тщетно преемник патриция, энергический евнух Соломон, победоносно подавил восстание в Бизацене; тщетно пытался он в Нумидии овладеть грозным массивом Авреса 754 , – едва, казалось, удалось ему восстановить порядок, как вспыхнувший в лагерях страшный военный мятеж снова совершенно расстроил все дело. 755 Для подавления его пришлось отправить в Африку лучших генералов империи – Велизapия, прибывшего как раз вовремя, чтобы спасти Карфаген, и Германоса, которому чудесами мужества, ловкости и энергии наконец удалось уничтожить восстание. 756

65. Печать или булла стратилата Иоанна

(музей Бардо). (Фотогр. сообщен. г. П. Гоклером).

Четыре года (534–538) было потеряно в этой бесплодной и истощающей борьбе. Только в 539 г. патриций Соломон, возведенный в званиe правителя всей Африки, мог закончить умиротворение провинции. Смелым движением он проник в самое сердце Авреса и заставил бежать Иабдаса, самого могущественного из туземных князей; затем он победоносно прошел через Цаб, Годна и Ситифиенскую Мавританию, заставив главных берберских начальников признать главенство императора. 757 Под его благоразумным управлением Африка обрела, наконец, мир и безопасность. По словам поэта Кориппа, «она воскресла при шуме этих триумфов и после продолжительного траура насладилась несколькими годами радостей». 758

Однако это не было последним испытанием для нее. После пяти лет спокойствия, смерть патриция Соломона (544 г.) вызвала еще раз жестокий кризис в этой провинции. В течение четырех лет несчастная страна испытывала всякого рода несчастья и беды, набеги берберов и восстания солдат, потери битв и бунты в казармах, грабеж и сожжение деревень, избиения и бегство жителей. 759 В эти печальные годы, говорит Прокопий, все результаты побед Велизария «были совершенно уничтожены, как будто их никогда и не было». 760 Но и на этот раз, когда Африка казалась почти совершенно потеряна империей, энергия и уменье генерала Иоанна Троглита, походы которого воспеты Кориппом, устранили опасность. После двухлетней энергической борьбы (546–548) императорская власть была восстановлена, и на этот раз уже окончательно. 761

Несомненно, что вновь завоеванная Африка была не та, о которой мечтал Юстиниан. 762 Она включала в себе Триполи, Бизацену, Проконсуларис, Нумидпо, Ситифиенскую Мавританию. Сверх того имперцы владели Сардинией, Корсикой и Балеарскими о-вами, но за исключением некоторых прибрежных местностей, из которых самым важным была грозная цитадель Септем, у Геркулесовых столбов, вся западная Африка не была во власти Юстиниана. Цезарея и Тингитан оставались или совершенно независимыми от империи или были связаны с ней очень слабыми вассальными узами. С другой стороны, после стольких лет борьбы и бедствий, страна была совершенно разорена и жестоко искупала желанное объединение с империей. В одном довольно известном месте своей Секретной истории 763 Прокопий перечисляет все последствия для Африки завоевательного честолюбия Юстиниана: обезлюженная провинция; страна, оставленная без защиты, дурно управляемая, разоренная финансовыми вымогательствами; религиозная нетерпимость, военные восстания, – вот все, что принесло Африке «преславное царствование» императора. В этом чрезмерно жестоком приговоре есть некоторая несправедливость. Несомненно, что господство византийцев повлекло за собой многие бедствия для страны и было для нее иногда чрезвычайно тяжело, но нельзя отрицать действительной заботливости, которую обнаруживал базилевс ко вновь завоеванной области, и его больших усилий обеспечить ей порядок и процветание. 764 Даже и теперь развалины византийских крепостей, рассеянные по Африке, красноречиво говорят о поразительной деятельности императора с целью защитить страну. Эта сеть цитаделей, постройка которых делает честь как стратегическим талантам, так и усилиям генералов Юстиниана, вызывает

66. Византийская капитель VI-го века, вероятно из Карфагена, находящаяся теперь в мечети Сиди-Окба в Кейруане (рис. Н. Saladin , La Mosquée de Sidi-Okba).

невольное удивление. 765 Под охраной этой восстановленной военной границы, страна залечила свои раны; но заботливость императора проявилась и в других делах, достойных уважения. Африканская провинция, организованная, как префектура претории, с ее прежними округами, увидела не одно только восстановление механизма и традиций древней римской администрации 766 , но многие общеполезные работы в городах, меры, принятые для поднятия деревень и заселения страны, открытые порты, предпринятые вновь или возобновленные гидравлические сооружения, являлись очевидным знаком того интереса, который обнаруживал государь к своим новым провинциям, и довольно быстро послужили для действительного процветания их, и при том гораздо большего, чем это принято думать. 767 Несмотря на бесспорные недостатки управления, завоевание Африки греками не было одним только удовлетворением тщеславия Юстиниана, – здесь, как и везде, царствование его оставило глубокий и продолжительный след в странах, вошедших в состав империи. В своем сознании базилевс мог быть доволен своим делом: в Африке его господство не было ни бесполезным, ни бесплодным.

h11 В. Завоевание Италии 768

Завоевание Африки дало Юстиниану превосходную базу для действий, направленных против Италии. Вскоре ход событий дал ему, как и в Африке, отличный предлог для вмешательства в дела полуострова.

I.

Известно, каким образом смерть Аталариха, внука и наследника Теодориха Великого (в октябре 534) заставила регентшу Амалазунту разделить трон со своим двоюродным братом Теодатом, последним мужским представителем рода Амалов; известно также и то, что уже несколько месяцев спустя, дочь Теодориха, по приказанию своего царственного мужа, была заключена на остров Больсенского озера и вскоре за тем умерщвлена (в апреле 535 г.). 769 Юстиниан, с некоторого времени очень внимательно следивший за всем, что происходило в Италии, и искавший повода для вмешательства в дела последней 770 , не колеблясь признал за casus belli убийство принцессы, которой он формально предложил, – и это предложение было принято, – свое императорское покровительство. 771 По его приказанию, его посол Петр заявил Теодату, что после такого преступления какие бы то ни было переговоры с ним становятся невозможными и что столь великое преступление может быть отомщено только беспощадной войной. 772 Затем, решительно перейдя от угроз к действиям, император немедленно двинул две армии, из которых одна должна была занять Далмацию, а другая, более сильная, в составе 7.500 человек, не считая личной гвардии полководца, была поручена Велизарию с тем, чтобы он отправился морским путем и попытался неожиданно высадиться в Сицилии. 773

67. Теодат, по изображению на медной монетe.

В тоже время императорские дипломаты, подобно тому, как прежде, во время войны с вандалами, позаботились о союзе с остготами, теперь старались заключить против последних новый союз с другими варварами и хлопотали посредством золота о поддержке со стороны меровинга Теодеберта. 774

Благодаря исключительному счастью Юстиниана, и в этом случае король готов, Теодат, как прежде Гелимер в Африке, был человеком менее всего способным оказать сопротивление нападению имперцев. Подобно королю вандалов, Теодат представляет характерный пример того, что делало из варваров соприкосновение с римской цивилизацией. У него не было ни малейшей энергии, свойственной его расе; он ничего не смыслил в военном деле и питал презрение и отвращение к оружию. Воспитанный как римлянин, с юности полюбивший литературу 775 , гордый своим латинским просвещением и платоновской философией 776 , он любил принимать вид равнодушного и пресыщенного человека, заявляя, что самая власть утомляет и скоро надоедает ему и что королевская власть не стоит того, чтобы для защиты ее пачкать свои руки в крови невинных. В сущности, его слабая и трусливая природа страшилась тревоги битв; он охотнее занимался дипломатическими переговорами, где открывался широкий простор его вероломству, и из корыстолюбия торговал своим достоинством, только бы сохранить и увеличить свое богатство.

68. Серебр. Монета Теодата с изобр. Юстиниана.

Обладая очень подвижным умом и впечатлительным и изменчивым характером 777 , он одинаково легко падал духом и приобретал уверенность, был неспособен к твердым решениям и определенным стремлениям, едва прикрывая все это претенциозным философским лоском, который однако не мог обмануть внимательного наблюдателя относительно недостатка у него энергии, храбрости и характера.

Велизарию не трудно было справиться с таким противником. Он без сопротивления занял Сицилию; Палермо, который только один пытался дать отпор, сдался после после короткого сопротивления и к концу 535 г. этот большой остров, которого Иорданес называл «кормилицей готов» 778 снова стал византийской провинцией. Теодат даже не пытался защищаться против этого внезапного нападения. Вместо того, чтобы действовать, он, под влиянием страха и, «чувствуя, что на его голову уже пала участь Гелимера» 779 , вел унизительные переговоры и для умилостивления Юстиниана соглашался на самые широкие уступки. Он до такой степени беспокоился и так боялся, чтобы его предложения не были отвергнуты императором, что, вслед за уезжавшим византийским послом, отправил в Константинополь с возможной поспешностью в качестве посредника самого папу Агапита. 780 Потом вдруг, с обычной своей непоследовательностью, при одном только слухе об успехе, одержанном готами в Далмации, быть может зная также, что Велизарий очень нужен в Африке, куда его могут внезапно отозвать, Теодат набрался смелости, стал несговорчив, высокомерен и, считая, что теперь он может себе позволить все, приказал заключить в тюрьму посланников базилевса . 781 Тогда началась решительная война.

Очевидно, что для того, чтобы задержать наступление византийцев, требовалось нечто другое, нежели медлительная и мимолетная энергия Теодата. И это сказалось очень скоро. В то время, когда один из императорских генералов снова завладел Далмацией, Велизарий в мае 536 г. вступил в Италию через Региум и итальянское население, ненавидевшее остготов, приветствовало его, как своего освободителя. 782 Затем он осадил и взял Неаполь, который был при этом жестоко разграблен византийцами 783 , тогда как Теодат, вместо того, чтобы идти спасать его, ограничивался обращением к оракулам. Сделавшись после взятия этого важного города обладателем всей южной Италии, патриции в конце 536 г. сделал дальнейший шаг. По зову римского населения и особенно ободренный присланными к нему папой Сильверием 784 уполномоченными, Велизарий пошел на Рим и 10 декабря занял его, при чем находившийся в нем остготский гарнизон не сделал даже попытки сопротивления, и установил в вечном городе власть Юстиниана.

Столь быстрые и блестящие успехи, казалось, обеспечивали скорое завоевание всей Италии и в Константинополе были так уверены в этом, что император считал уже возможным ввести в Сицилии управление, как особой провинции 785 ; но у остготов было больше энергии, чем у вандалов. Еще до взятия Рима Велизарием произошла военная революция, неспособный Теодат был низвергнут и армия варваров, возвращаясь к старым германским обычаям, провозгласила королем одного из своих вождей – Витигеса. 786 Это был солдат темного происхождения, но испытанной храбрости; он прославился в ста сражениях 787 и «свободный выбор народа», как говорит Кассиодор, естественно, пал на этого человека, столь не похожего на Теодата, – на воина, который «знал, как товарищей, самых храбрых из своих солдат и в битве сражался с ними плечом к плечу». 788 К несчастью, этот энергический солдат, превосходно действовавший на второстепенных ролях, обладал очень посредственными способностями как главнокомандующий и политик. Он не понял, что главной задачей его было остановить во что бы то ни стало дальнейший поход Велизария; вместо этого, сосредоточив свое внимание на нашествие франков, он считал более важным избавиться сначала от врага, наступавшего с севера, чтобы потом иметь возможность броситься со всеми своими силами на византийцев.

69. Витигес, по изображению на медной монете.

С другой стороны, получив так недавно королевский сан, он считал его недостаточно обеспеченным и желал  узаконить свою кажущуюся узурпацию законным браком с принцессой из рода Теодориха. Среди всех этих забот, он потерял драгоценное время; вместо того, чтобы идти на юг, он отступил к Равенне и, как лояльный и наивный варвар, считал достаточным потребовать от римлян торжественной присяги в верности. 789 При известии об его отступлении Велизарий двинулся вперед, между тем Витигес терял драгоценное время на празднование в Равенне своего брака 790 , на переговоры с франками, движение которых он остановил уступкой им Прованса 791 и даже на посылку послов к Юстиниану. Падение Рима и быстрые успехи императорской армии, занимавшей уже Нарни, Сполето и Перузу сразу пробудили его от его неблагоразумного бездействия и тогда энергически, «как разъяренный лев», говорит хроникер Иорданес 792 , он вступил в борьбу с грозившей опасностью; но ему было не под силу бороться с Велизарием. Его упрямая и неразумная отвага была не менее гибельна для остготов, как и трусость Теодата. 793

Тщетно Витигес с 150.000 армией начал осаду Рима (в марте 537 г.) 794 ; тщетно он простоял более года под стенами вечного города, –  все его усилия разбились перед удивительной энергией Велизария. У последнего было едва

70. Porta Asinaria в Риме.

5.000 солдат; но для него их оказалось достаточно на все. Ни разрушение водопроводов, совершенное готами с целью отнять воду у осажденных, ни отчаянные приступы, ни продолжительная блокада, ни изнурительные болезни солдат, – ничто не могло сломить сопротивления Велизария. Пока он будет жив, так писал он в прекрасном письме к Юстиниану 795 , Рим никогда не попадет под власть варваров. Такая блестящая защита тронула, наконец, императора и Велизарию были посланы одно за другим подкрепления 796 , которым удалось прорвать блокаду и доставить припасы осажденному городу. В то же время, в начале 538 г., другая императорская армия, под начальством Иоанна, племянника Виталиана, высадилась на берегах Адриатического моря, завладела Пиценумом и захватила Римини, все истребляя на своем пути огнем и мечем. По призыву миланского архиепископа, византийские войска сделали высадку в Лигурии и заняли важнейший город северной Италии. Владея флотом и не имея противников на море, имперцы могли повсюду наносить решительные удары. Испуганный этими успехами и сознавая невозможность продолжать дольше осаду Рима с своим поредевшим войском, Витигес решился начать отступление (в марте 538 г.), а Юстиниан стал относиться к Италии, как уже покоренной стране 797 : для управления ею он назначал префекта претория 798 и для окончания завоевания, а быть может также для наблюдения за Велизарием, он послал в середине 538 г. новую армию в 7.000 человек под начальством Нарзеса. 799

Известно, каким образом разлад двух генералов замедлил почти на два года ожидавшийся успех. Им удалось однако спасти Римини от нападения Витигеса, но несогласия эти парализовали все операции и повели к неудаче искусный план Велизария относительно северной Италии. Милан был взят обратно готами и залит кровью, а затем франки Теодеберта, считая данный момент очень выгодным для их целей, перешли Альпы и жестоко разграбили долину р. По, одинаково возмущая своим варварством и готов и имперцев. Наконец в 539 г. Юстиниан решился отозвать Нарзеса и предоставить одному Велизарию руководительство военными операциями. 800 Немедленно ход дел быстро изменился и одни за другим пали Фезулы в Тоскане, Ауксимум в Пицене (последний после семимесячной осады). Под влиянием угроз Велизария и быть может еще более вследствие болезней и голода франки начали отступление. 801 Истощив все средства и быть может потеряв бодрость, Витигес, – этот храбрый, но подавленный неудачами варвар 802 , – бросился к Равенне, не теряя еще надежды, что диверсия Хозроя, с которым он вступил в переговоры 803 , заставит Юстиниана отозвать своих солдат из Италии, чтобы двинуть их на восток. Однако, энергия и решительность Велизария уничтожили этот последний шанс успеxa; в конце 539 г. он осадил Равенну всеми своими силами. Началась последняя борьба.

После нескольких месяцев осады (в мае 540 г.) остатки армии и народа остготов, упавшие духом от своих неудач и побуждаемые голодом, стали склоняться к тому, чтобы сложить oружиe. Напрасно теперь короли франков

71. Равеннский дворец (мозаика ц. св. Аполлинария Nuovo).

предлагали им свой союз, при чем их послы не без некоторого хвастовства говорили о 500.000 воинах, готовых перейти Альпы и своими страшными копьями разбить, как стекло, императорскую армию 804 , – готы отвергли эти обманчивые предложения и поддержку, опасность которой они хорошо понимали, и только искали способа для почетного соглашения с Юстинианом. С своей стороны и император склонялся к переговорам. Общее положениe дел в его государстве было очень серьезно: на Дунае грозило опасное нашествие славян; в Азии, – волновалась Персия. Поэтому базилевс был сговорчив; он удовольствовался требованием части Италии, лежащей к югу от р. По, предоставляя земли к северу от нее варварам, которые были очень счастливы окончить этой ценой войну, могущую затянуться на очень долгое время. 805 После этого произошел один эпизод, бросающий интересный свет на византийские нравы VI века. Несмотря на ясно выраженную волю императора, Велизарий, первый раз в своей жизни, отказался повиноваться ей; он хотел полной победы, желал взять в плен короля готов, как раньше взял короля вандалов, и решительно объявил, что не подпишет договора. Тогда у готов, у которых бедствия голода становились все сильнее, явилась необыкновенная мысль. Они много раз имели случаи оценить храбрость и высокие военные качества византийского генерала, а потому решились предложить ему сделаться их королем и вновь

72. Порт Классис, (мозаика в ц. св. Аполлинария Nuovo).

создать для себя Западную Империю, а для того, чтобы облегчить соглашение, сам Витигес изъявил готовность сложить с себя корону. 806 В виду этих предложений Велизарий поколебался, но в конце концов он решился остаться верным своему императору; но случай был слишком хорош и неожидан, чтобы он не постарался извлечь из него выгоды. Поэтому он притворился, что принимает сделанные ему предложения, потребовав, однако, чтобы ему открыли ворота в Равенну, и дал все обещания, которые от него желали получить, но только отложил, на несколько дней присягу, которую должен был принести в качестве короля. Таким способом он овладел Равенной. Но его приказанию византийский флот с пшеницей и пищевыми запасами для города проник в порт Классис и сам он во главе своей гвардии совершил торжественный въезд в Равенну, окруженный готами, приветствовавшими своего нового главу. Только жены варваров, видя ничтожное число и тщедушный вид византийских солдат, бранили своих мужей, что они уступили таким противникам и упрекали их в трусости. 807 И они были правы: Велизарий вскоре сбросил маску. Вероломный генерал объявил, что он ничего не искал для себя, удивив готов таким необычайным самоотречением. Во всем остальном он, однако, сдержал свои обещания: город не был разграблен и частное имущество осталось неприкосновенно; но в видах предосторожности много варваров было удалено из города с целью дать в Равенне преобладание римскому элементу.

II.

После пятилетней войны, Италия казалась окончательно завоеванной. Витигес, отправленный в Константинополь со всей своей семьей и цветом готской аристократии, окончил свои дни в столице, как византийский патриций; сокровища Теодориха были присоединены в Священных Палатах к богатствам, захваченным в Карфагене. 808 К своим титулам Африканского и Вандальского Юстиниан хвастливо прибавил еще Готский и совершенно уверенный, что борьба кончена, – так как продолжали сопротивление только Верона и Павия, – он отозвал Велизария и приступил к административной организации своей новой провинции. С той же лихорадочною поспешностью, которую он проявил в Африке, Юстиниан образовал из наполовину завоеванной Италии префектуру претория 809 и назначил чиновника на высокую должность префекта. 810 Ему казалось, что наступило время для введения в действие нового гражданского устройства в стране. Высшая власть была вручена им префекту претория Aфанасию, который прибыл в место своего пребывания – Равенну в 540 г. 811 Армия, уменьшенная до размеров обыкновенного оккупационного корпуса, не имела более своего особого главнокомандующего; наконец, как было и в Африке, финансовая реорганизация совершалась тем же путем, как и реорганизация управления новой территорией 812 , и так же, как в Африке, дальнейший ход событий очень быстро опроверг все иллюзии императорского оптимизма.

Готы, сначала подавленные падением Равенны и изъявившие готовность подчиниться Велизарию 813 , быстро оправились при известии об отъезде патриция. В области к северу от р. По они были еще сильны. Они решились продолжать борьбу, найдя себе вождя в лице Ильдибальда, племянника короля вестготов Тейдиса, «желавшего сохранить готскому народу обладание Италией». 814 Чтобы справиться с начавшейся опасной агитацией, было бы достаточно энергического и искусного нападения, но оно было невозможно вследствие обычных пороков византийской армии. Генералы, теперь равные между собой по значению, пререкались вместо того, чтобы действовать; солдаты, утомленные борьбой, недовольные неполучением жалованья и замедлением в исполнении данных им обещаний, не повиновались, отказываясь идти в поход, и своим добровольными, 6ездействием, очень помогли своему врагу. 815 Следовало, по крайней мере, постараться привлечь к себе в только что завоеванной стране симпатии населения, но плохая финансовая политика разочаровала итальянцев в новом режиме. 816 Нуждаясь в деньгах, императорские логофеты взыскивали в этих страшно разоренных войной 817 странах с крайней суровостью старые недоимки налогов, еще за время готских королей. При таких обстоятельствах авторитет византийцев был сильно поколеблен и только нужно было появиться смелому противнику, способному пробить брешь в созданном ими здании, чтобы все оно рухнуло.

Такой человек явился в конце 541 г. в лице Тотилы, наиболее славного после великого Теодориха из остготских королей. Несмотря на то, что он достиг престола при несколько смутных обстоятельствах (он готов был подчиниться императору и вел об этом переговоры 818 как раз в то время, когда смерть короля Ильдибальда и выбор готов открыли для его честолюбия самые широкие перспективы), – этот последний защитник готской национальности является личностью необыкновенно пленительной и симпатичной. Очень умный, чрезвычайно смелый и гораздо более искусный, чем его предшественники, он своей доблестью и предприимчивостью удивлял своих соотечественников 819 , а рыцарскими качествами вызывал уважение своих противников. Прокопий хвалит его гуманность, которой не ожидали, говорит он, от врага и варвара. 820 И действительно этот варвар, не смотря на то, что должен был вести беспощадную борьбу, умел быть милостивым к побежденным и милосердным к своим врагам. В Неаполе он без выкупа отпустил взятый в плен византийский гарнизон и принял трогательные меры

73. Тотила по изображению на медной монете.

для раздачи съестных припасов оголодавшему населенно, которое в них нуждалось. 821 В Риме, взятом штурмом, он запретил избиения, защищал женщин против насилия со стороны его солдат и внял мольбам диакона Пелагия. 822 Он вел войну, никогда не разоряя тех стран, по которым шел 823 , желая этим, как он говорил, заслужить для остготов в возмездие божеское благоволение 824 , потерянное преступлениями Теодата. Конечно, он проявлял строгость, особенно на словах, к начальникам, к тем римским патрициям, которых он обвинял в низком предательстве, и несомненно, что в припадке грандиозного варварства, он задумал стереть Рим с лица земли 825 , но в первом случае он скоро смягчился и простил, а во втором – склонился на предстательство Велизария и понял какое преступление он готов был совершить против цивилизации. 826 Все эти качества, для того времени неожиданные и поразительные, очень скоро привлекли на его сторону низкие классы Италии и притесняемых крупными собственниками сельских жителей, положение которых он старался улучшить искусными мерами. 827 Этим именно и объясняется почему Тотила мог в течение одиннадцати лет справляться с направленными против него всеми силами империи, вновь завоевать всю Италию и погубить военную славу Велизария.

Он переходил от одного успеха к другому. В 542 г. всего с 5.000 человек он перешел р. По, не встретив сопротивления, и вскоре победы при Фаенца и Мужилло отдали ему центральную Италию. Затем с большим стратегическим искусством он бросился на юг полуострова и последовательно захватил Брутцум, Калабpию, Aпулию и Луканию, – области, наименее пострадавшие от войны, в которых он легко мог собрать государственную подать и в которых имелись обширные частные земельные имущества. В средствах владельцев таких латифундий , принадлежавших к императорской партии, он мог найти необходимые для него ресурсы. 828 В 543 г. он овладел даже Неаполем,

74. Серебрян. Монета Тотилы с изображ. Анастасия.

а у Адриатического моря осадил Отранте, – порт, через посредство которого имперцы получали все свои припасы. В то же время он интриговал в Риме, распространяя в нем манифесты, в которых напоминал о мягкости остготского управления и о жестокости греков. 829 А в это время запертые в укрепленных крепостях и изолированные друг от друга византийские генералы предоставляли полную свободу действий своему врагу и обращались лишь с безнадежными мольбами о помощи к императору. 830

Наконец Юстиниан решился снова отправить Велизария в Италию (в 544 г.); но он послал его без армии, без денег, без всяких средств 831 , и на этот раз Велизарий, победитель Гелимера и Витигеса, парализуемый нерасположением к нему военных начальников, которые должны были служить под его начальством, оказался ниже своей славы. Прежде всего он потерял дорогое время в Далмации; потом, довольный тем, что ему удалось снабдить припасами Отранте, он расположился лагерем в Равенне и далее не трогался (545 г.). В это время Тотила продолжал делать успехи: один за другим, он занял города: Ауксимум, Фирмум, Аскулум, Сполету, Ассизи и Клузиум. Овладев проходами через Апеннины, он прервал все сношения между Равенной и Римом и, обеспечив таким образом свой тыл, обложил Рим (546 г.). Тщетно Велизарий, слишком поздно понявший последствия своего гибельного бездействия 832 , силился с помощью подкреплений, прибывших наконец к нему с востока, прорвать блокаду вечного города, действуя с моря. Счастье перестало ему улыбаться и при таких тяжелых обстоятельствах он казалось потерял свои обычные качества решительности и хладнокровия, которые прежде обеспечивали ему успех. Особенно это сказалось во время плачевной битвы при Порто, когда в тот момент, когда Велизарий уже был близок к тому, чтобы помочь и спасти Рим, он ребячески растерялся и вследствие ложного слуха, которого он даже не попытался проверить, отступил, бросив все на произвол. Подавленный этой неудачей, больной лихорадкой, патриций должен был оставаться бессильным зрителем падения города (17 декабря 546 г.) и всех последовавших за ним событий. Когда Тотила, раздраженный высокомерным отказом Юстиниана на все его предложения о мире 833 , пригрозил сжечь Рим и превратить занимаемое им место в обширное пастбище, Велизарий должен был ограничиться просьбами, обращенными к королю готов, о милосердии вечному городу 834 ; когда же Тотила, обеспокоенный успехами, одержанными имперцами на юге Италии, решился очистить Рим, увозя с собою пленный сенат и изгнав все население из родного города, патриций не предпринял ничего, что могло бы помешать намерение короля или затруднить его поход. Таким образом свершилось событие, неслыханное в истории и никогда более не повторившееся: Рим в течение сорока дней оставался совершенно без жителей, превращаясь в пустыню. 835

Наконец Велизарий воспрянул. Смелым ударом, казавшимся сначала окружавшим его настоящим безумием 836 , он бросился в оставленный Рим и победоносно отразил наступательные попытки Тотилы (547 г.). Хотя этот неожиданный успех и поколебал до некоторой степени престиж короля готов, однако военное счастье не покинуло последнего. Императорская армия, разбросанная на пространстве между Равенной и Тарентом, повсюду была бессильна. Велизарий упорно держался в Риме, а Иоанн ограничивался несколькими удачными действиями на юге Италии, но военным действиям византийской армии не доставало общего руководительства и в неурядице, еще усиливавшейся от недостатка денег и раздора между генералами, нельзя найти следов какого-нибудь плана или стратегических соображений. Потребовалось вмешательство самого Юстиниана, давшего Велизарию формальный приказ принять начальство над всей apмией, сосредоточенной в южной Италии, и распорядившегося посылкой подкреплений. Но и на этот раз несогласия генералов сделали невозможным сколько-нибудь серьезные военные действия. В течение многих месяцев Велизарий переходил из одного города в другой, из Рима в Мессину, из Мессины в Отранте, а в это время Тотила напал и взял на севере Перуджию, а на юге Росцианум (548 г.). Приведенный в отчаяние этими неудачами и бездействием, Велизарий отправил в Константинополь свою жену Антонину в надежде, что она своей ловкостью и влиянием на императрицу Феодору вырвет наконец от вялого императора подкрепления, становившиеся со дня на день все более необходимыми 837 ; но императрица только что умерла и все, чего могла достигнуть Антонина, это отозвания несчастного полководца из Италии.

Современники очень строго осуждали последнюю итальянскую кампанию Велизария. «Таким образом, говорит Прокопий, Велизарий бесславно возвратился в Византию. В течение пяти лет он не мог достаточно укрепиться в Италии; ему нигде не удалось подвинуться вперед; во все это время он должен был беспрестанно прятаться или бежать, плавая вдоль берегов от одной крепости к другой». 838 Но было бы несправедливо сделать Велизария ответственным за его печальную бездеятельность, в которой он похоронил свою военную славу. 839 Что мог он сделать с своей слабой и дезорганизованной армией, с непослушными и враждебными ему генералами, радующимся возможности поставить его в затруднительное положение или довести до неудачи его стратегические планы? Что мог он предпринять с навязанным ему товарищем в лице Иоанна, племянника Виталиана, с которым он был с 538 г. в серьезной ссоре, который, принадлежа теперь к партии Германоса, ненавидел Велизария и Антонину, как фаворитов и орудия Феодоры 840  и о ненависти и нерасположении которого к своему главному начальнику знала вся Италия? 841 И что, наконец,  мог он пытаться сделать при полном отсутствии денег, в которое он был поставлен, вследствие чего для получения необходимых средств он был вынужден беспощадно выжимать их из населения полуострова 842  и этими вымогательствами толкал своих естественных союзников в руки Тотилы? Понятно, что при таких условиях он не раз был вынужден на самые ложные шаги, за которые его сурово осуждает Прокопий, а в то же время его самые лучшие планы приводили к результатам, совершенно противоположным тем, которые он ожидал. 843 Вот почему некоторые его современники пришли к заключению, что сам Бог помогал Тотиле и готам. 844

Отъезд Велизария еще более ухудшил и без того плачевное положение дел. Тотила снова занял Рим (549 г.), в котором на этот раз он занял положение настоящего государя с твердым намерением сделать этот город столицей остготского королевства в Италии. 845 Он подверг тесной блокаде Центумцелле, грозил Анконе и заставил капитулировать Римини и Тарент (549 г.). Но он не ограничился этим. С помощью многочисленного флота, который был выстроен, благодаря его энергии 846 , ему удалось сделаться распорядителем морских путей. Его эскадры грабили Далмацию (549 г.), завоевали Сицилию (550 г.), Корсику, Сардинию (551 г.), опустошили Корциру и побережье Эпира (551 г.). Не прошло года после отъезда Велизария, как в руках византийцев осталось только четыре приморских города: Равенна, Анкона, Отранте и Кротона: «весь запад, говорит Прокопий, был в руках варваров». 847 Не смотря на просьбы итальянских эмигрантов, нахлынувших в Византию, разных Либериев, Цетегов,

75. Фасад церкви св. Аполлинария Nuovo в Равенне (Clausse, Basiliques et Mosaiques chrétiennes).

Кассиодоров, не смотря на мольбы папы Вигилия, стареющий Юстиниан, к тому же занятый прениями о Трех Главах, забывал в праздных теологических спорах уже почти потерянную для империи Италию. 848

Однако, после многих колебаний, император решился наконец сделать последнее усилие и в 550 г. Поручил своему племяннику Германосу задачу нового завоевания Италии. Выбор был удачный. Четырнадцать лет тому назад и при подобных же обстоятельствах Германос замечательно успешно выполнил трудное дело подчинения и умиротворения восставшей Африки, и хотя, вследствиe нерасположения к нему Феодоры, он находился последние года вдали от дел, но его слава была так велика, что при одном слухе о назначении его главнокомандующим «готы, по выражению Прокопия, пришли в большое беспокойство, а римлянам возвратилась надежда». 849 Уже по призыву нового вождя, щедрость которого была известна, под его знамена стали отовсюду стекаться волонтеры 850 , как вдруг, к несчастью для империи, Германос внезапно скончался в Салониках (в конце 550 г.). Приходилось все начинать сызнова.

Теперь для нанесения решительного удара Юстиниан обратился к Нарзесу, выбор которого вызвал сначала удивление. 851 Этот, уже престарелый, генерал и евнух, которого карьера была сделана более при дворе, чем в лагерях, обнаружил при дальнейшем ведении дел энергию и необычную решимость. Он смело поставил императору свои условия, заявив, что примет командование только в том случае, если ему будут даны необходимые средства, и этим путем ему удалось победить инерцию Юстиниана и добиться от него всего, что он давал в таком чрезмерно умеренном количестве его предшественникам, т.е. денег, оружия и солдат. 852 В течение зимы 551–552 г. Нарзес внимательно и не торопясь организовал в Далмации свою армию, и так как его имя было очень популярно, а щедрость была известна среди людей военного ремесла 853 , причем некоторые отряды варваров были даже особенно преданы ему 854 , то для него не составило особого труда присоединить к регулярным войскам, которые он вел с собой из Византии, и к силам, уже собранным Германосом, еще толпы наемных варваров, гунов, лангобардов и герулов. 855 В то время, как он заканчивал сосредоточение этой армии, быть может, самой сильной из всех, которые когда-либо вверялись Юстинианом его генералам 856 и подготовлял все необходимое для вторжения весной 552 г. в северную Италию, на юге полуострова продолжали действовать другие императорские генералы. В 551 г. Артабан снова овладел Сицилией, которую Тотила должен был очистить, чтобы направить свои силы против опасности, грозившей ему с севера, а на Адриатическом море Хоанн одержал над остготским флотом серьезную победу. 857 Анкона была освобождена от блокады, а Кротоне оказана помощь. Встревоженный Тотила, желая прийти к соглашению с императором, снова сделал Юстиниану предложение о мире. Он соглашался отдать Далмацию и Сицилию, требуя только, чтобы ему, как вассалу, была предоставлена разоренная Италия 858 , но базилевс не хотел ничего слышать, и Тотиле оставалось начать решительную и безнадежную борьбу.

76. Серебрян. Монета Тотилы, с изображ. Юстиниана.

Покуда Тотила сосредоточивал свои силы близ Рима, Нарзес смелым и искусным движением прошел к Равенне и, вызвав к себе все остававшиеся еще в Италии императорские войска 859 , двинулся к югу, чтобы одним ударом и решительным сражением покончить войну. Он направился (в мае или июне 552 г.) в Тагинэ, в Апеннинах. Остготская армия, Юстиниана, отброшенная при первом же столкновении, бежала, охваченная паникой, в крайнем беспорядке. Сам Тотила погиб во время отступления; это было гибелью государства остготов. Имперцы, в начале сражения видевшие с удивлением, смешанным со страхом, этого короля варваров, одетого в золото и пурпур, верхом на прекрасном коне, появлявшегося как страшное и величественное видение между стоявшими друг перед другом двумя армиями 860 , сначала не верили гибели их великого противника. Чтобы удостовериться в своем счастье, они выкопали из земли его труп, «долго созерцали его» 861 , говорит Прокопий, и поняли, что теперь Италия окончательно покорена. 862 Тщетно остатки готского народа собрались вокруг нового короля Тейяса, чтобы продолжать безнадежную борьбу; последовательно все города центральной Италии, Нарни, Перуджиа, Сполето и наконец Рим, сдавались имперцам. Тщетно готы, чувствуя, что Италия потеряна для них и что они бьются только ради чести и мести, избивали в своей слепой ярости всех римлян, сенаторов и патрициев, которые попадали им в руки или которых они держали в виде заложников 863 , – Нарзес твердо шел к своей цели, осадил Кумы и в битве при Монте-Леттере (Mons Lactarius), у подножия Везувия, в Кампанье, разбил последнее войско варваров (в начале 553 г.).

77. Монета Тейяса с изображ. Анастасия.

Битва длилась два дня; это была борьба остервенелая, отчаянная, эпическая, «борьба героев», по собственному выражению Прокопия. 864 В твердом решении победить или умереть, готы выпустили на свободу своих лошадей и упорно бились вокруг своего короля, не отступая ни на шаг. Даже смерть Тейяса не сломила их упорства, и когда, наконец, вечером, на второй день, измученные усталостью и жаждой, они решились отказаться от дальнейшей борьбы, Нарзес не отказался войти в почетное соглашение с этими людьми, решившимися умереть 865 , и остатки готского народа с их оружием и имуществом могли, никем не тревожимые, идти искать себе земли среди других варваров, где они не могли сделаться подданными Юстиниана. 866

Но для Италии, залитой кровью, опустошенной, разоренной семнадцатилетней войной, конец испытаниям еще не настал; франки воспользовались событиями, чтобы вовремя обеспечить себе господство на севере полуострова. Они заняли часть Лигурии и провинции Коттийских Альп, почти всю Венецию 867 и, заботясь только о собственных интересах, отнеслись с одинаковым презрением, как к обращениям к ним Тотилы, так и к угрозам Юстиниана. 868 Однако, они попытались помешать походу Нарзеса 869 и не допустили имперцев после битвы при Тагинах занять Верону 870 ; теперь, когда Нарзес был занят завоеванием Тосканы, они сочли, что для них настал момент воспользоваться наследством готов. В середине 553 г., два аламанских вождя, Левтарис и Бутилин, двинулись с 75.000 варваров на Италию, разбили близ Пармы византийскую армию и весь край, от севера до юга, предали огню и мечу. К счастью для Нарзеса, последний вождь готов, Алигерн, державшийся еще в Кумах, предпочел, как прежде Витигес в Равенне, подчиниться скорее империи, чем франкам, столько раз нарушавшим свои обещания. 871 Благодаря такому неожиданному содействию, византийскому генералу удалось разбить близ Капуи (осенью 554 г.) наиболее сильную орду аламанов и освободить от них Италию. Капитуляция Компсе, где остготы Южной Италии еще продолжали сопротивление, закончила умиротворение полуострова.

Наконец, после двадцатилетней борьбы, Италия подпала под власть императора. Полагая, что война окончилась, народ и солдаты старались забыться в празднествах и забросили оружие, которое считали теперь уже не нужным 872 , и Нарзес имел право поздравить себя в триумфальных надписях в том, что своей энергией и искусством успел «согнуть суровые души готов». 873 Этот огромный и бесспорный успех был, однако, куплен очень дорогой ценой. Часть древней итальянской префектуры, Паннония, Реция и Норика, оставалась во власти варваров 874 , и даже на севере самого полуострова такие сильные крепости, как Бресчия и Верона, продолжали быть занятыми племенами готов, подчинившихся гораздо позже (563 г.). Но самое важное было то, что из этой долгой и ужасной войны Италия вышла совершенно разоренной. Она не только подвергалась всем неизбежным последствиям борьбы, – постоянному опустошению деревень, продолжительным, осадам, голоду, болезням, избиениям, – при чем одинаково страдала при походах как готов, так и имперцев; не только жестоко пострадали при этом самые большее ее города – Рим и Неаполь, но солдаты Юстиниана своими вымогательствами, грабежом и наглостью очень скоро заставили население пожалеть о тех варварах, освободителями от которых они себя обьявляли. 875 "Вожди императорской армии, говорить Прокопий, вместе с солдатами грабили имущество подданных и соперничали с своими подчиненными

78. Саркофаг в Равенне.

в наглости и распутстве. Офицеры в занятых ими крепостях держали женщин и предавались кутежам; солдаты не слушались никаких приказаний и совершали всякие бесчинства. Вся Италия страдала от самого жестокого обращения и ее обитателям оставалось только переносить насилия и умирать, так как они были лишены всего самого необходимого». 876 Но и это было не все. Чтобы добыть финансовые средства, необходимые для ведения войны, приходилось предавать еще не вполне завоеванный край безжалостным требованиям агентов фиска, и генералы и лагофеты соперничали в усердном истощении страны. 877 "Таким образом, говорить Прокопий, вся эта обширная земля была почти лишена жителей; одни из них погибли во время войны, другие – от чумы и болезней, явившихся как последствие войны». 878 И Тотила был совершенно прав, когда, напоминая молчавшим сенаторам благодеяния Теодориха и Амалазунты, спрашивал их с горькой иронией, какое добро сделал им Юстиниан, и указывал им на отнятый почет, на жестокость лагофетов, на налоги, требуемые с одинаковой строгостью как во времена мира, так и во время войны, на все те блестящие доказательства того, что он называл в насмешку «добрым расположением греков к их подданным, великодушием и величием души солдат императора в отношении их друзей и хозяев». 879 Наконец, набег аламанов, более жестоких и неумолимых, чем все остальные варвары 880 , закончил разорение. И вся Италия, опустошенная и обезлюженная, умоляла Юстиниана помочь ей, если он не желает, «чтобы она погибла от невозможности уплачивать подати». 881

Прагматическая санкция 554 года предназначалась для исцеления этого ужасного экономического и финансового кризиса. Тотила нанес жестокие удары как отдельным личностям, так, особенно, имуществам крупных земельных собственников, подозреваемых в особой преданности Византии; теперь Юстиниан одним почерком пера уничтожал все законы, изданные «тираном», и возвратил их законным владельцам земли, стада, колонов и рабов, которые были отняты у них конфискацией, или которые они вынуждены были уступить из страха или вследствие насилия. 882 В действительности это были меры, главным образом, политического характера, но Юстиниан принял и другие меры для устранения кризиса, происходившего от огромного количества долгов 883 , а также для облегчения подавляющей тяжести налогов. 884 Посредством усиления общественных работ 885 , он повсюду старался поправить бедствия, причиненные войной, но, не смотря на его добрые намерения, потребность в деньгах ложилась слишком тяжело на разоренный и потерявший население край, чтобы возможно было в нем серьезное возрождение. Крупная аристократия, восстановленная в своих правах и владениях, охраняемая и обогащаемая Церковь могли поздравить себя с благоволением Юстиниана, но промышленность и торговля, за исключением, быть может, Равенны и Неаполя, исчезли из городов; недостаток рук препятствовал развитию сельского хозяйства и оставлял громадные пространства земли необработанными и пустынными. 886

Тем не менее Юстиниан мог гордиться тем, что он достиг исполнения самой дорогой для него честолюбивой мечты «возвратить Риму все привилегии Рима», как говорит один современник 887 , распространить на завоеванную страну все благодеяния нового, изданного им законодательства 888 , и учреждением префектуры претория со всеми ее полномочиями восстановить для населения полуострова точный образ римской империи в том виде, в каком оно знало его в былое время. 889 Конечно, новая итальянская префектура была ограничена в своих размерах: в нее не входили ни Африка, ни Сицилия, ни Корсика, ни Сардиния; и несомненно также, что новое управление, обязанное снабжать средствами всегда нуждавшееся в деньгах правительство, должно было оказываться для страны очень тяжелым. Не менее чем тем, что он вырвал Италию из «тирании» 890 , Юстиниан гордился еще тем, что он установил в ней «совершенный мир». 891 Он льстил себя уверенностью, что сделал все, чтобы избавить ее от «разорения» 892 и охранить своих новых подданных от жадности своих чиновников. 893

79. Церковь св. Апполинария Nuovo в Равенне.

                             

С. – Завоевание Испании

К завоеванным уже Африке и Италии Юстиниан в течение некоторого времени мог с гордостью утешать себя прибавлением еще и Испании. Уже несколько раз обстоятельства приводили его в соприкосновение с варварским королевством, которое заменило на иберийском полуострове императорское правительство. В 534 г. солдаты Велизария выгнали вестготов из сильной крепости Септем, которую последние занимали в Тингитане 894 ; позднее король Тейдис, по происхождение остгот, бывший в родстве с одним из итальянских остготских королей 895 , пытался оказать помощь своим соотечественникам, теснимым императорскими войсками, и сделал смелую, хотя и неудавшуюся, диверсию нападением на византийскую провинцию Африки 896 (544). Этого было более чем достаточно для Юстиниана, чтобы сделать попытку, под этим предлогом, вмешаться в дела Испании. К тому же и здесь обстоятельства, как и в других варварских королевствах, слагались благоприятно для честолюбия императора.

Вестготская Испания около 550 г. находилась в глубоком упадке. Один за другим короли Тейдис (531–548) и его преемник Тейдигискл (548–549) были убиты 897 , и к такому очень смутному состоянию политических дел неблагоразумие короля Агилы (549–554), начавшего преследования православных, прибавило одновременно еще всю остроту религиозных распрей. 898 Византия превосходно сумела воспользоваться этими раздорами. Один узурпатор, по имени Атанагильд, восстал при содействии православных против Агилы и естественно обратился за помощью великого ортодоксального императора, который только что раздавил в Африке и Италии ариан, и также естественно император поспешил поддержать его. 899 Патриций Либерий, римский сенатор, вынужденный событиями поселиться в Константинополе и которому незадолго до этого поручено было императором овладеть Сицилией 900 , был послан в Испанию с флотом и войсками. 901 Хотя он уже был стар и едва ли годился для командования армиями 902 , но все же ему удалось в течение нескольких недель разбить силы короля Агилы и занять именем императора многие укрепленные города на юго-востоке полуострова, например, Картагену (Carthago Spartaria), Малагу, Кордову, Ассидону. 903 Более сообразительные, чем варвары Африки и Италии, вестготы скоро поняли опасность, грозившую их независимости от вмешательства императора 904 в их дела; поэтому они прекратили внутренние раздоры и соединились для борьбы с нашествием. Даже сторонники короля Агилы не поколебались ради общего дела пожертвовать своим главой, предоставив трон Атанагильду (554). Новый король, ставши таким образом законным государем, немедленно обратился против своих бывших союзников и хотя ему не удалось отнять от греков все их завоевания 905 , но он все же помешал дальнейшим успехам их в Испании.

Это было последнее завоевательное предприятие Юстиниана на Западе. Ему не удалось осуществить вполне колоссальную мечту его честолюбия и вновь созданной им империи недоставало многих прежних римских провинций. Хотя государство вандалов исчезло, но весь запад Африки ускользнул от власти Византии; хотя королевство остготов рухнуло, но все же значительная часть древних провинций, зависевших от Италии, Реция и Норика, остались во власти варваров. В Испании королевство вестготов сохранило свою независимость, выдержав нападение имперцев; что касается Галлии, то несмотря на двусмысленное поведение франкских королей, Юстиниан относился к ним не столько как к противникам, сколько как к союзникам, которых полезно сохранять, и император даже согласился предоставить им Прованс. Из этого видно какие жертвы должна была понести гордость базилевса  и как далеки были мечты его политики от действительности. Однако, если, с другой стороны, сравнить размеры территории его монархии в том виде, в каком он оставил их, с теми, которые она имела при его вступлении на престол, то нельзя не удивляться поразительным результатам, достигнутым его упорным честолюбием. Благодаря усилиям Юстиниана, Далмация, Италия, восточная Африка, юго-восток Испании и острова западного бассейна Средиземного моря, Сицилия, Корсика, Сардиния и Балеарские, вошли в состав его империи, и пространство его государства, вследствие этих завоеваний, почти удвоилось. Занятием Септема власть императора распространилась до Геркулесовых Столбов, и если исключить часть побережья, которую удержали за собой вестготы в Испании и Септимании, а франки в Провансе, то Средиземное море снова сделалось римским озером, под главенством Византии. Но при этом не следует забывать сколько было эфемерного в этих завоеваниях, а еще более – какими усилиями, страданиями и разорением было куплено это торжество. И можно задаться вопросом – не принесли ли все эти гигантские предприятия, требовавшие крайнего напряжения всех средств империи и, особенно, уклонявшие ее от естественного направления, которое должна была иметь ее политика, – в конце концов более вреда, чем пользы? Тем не менее не подлежит спору, что всем этим Юстиниан придал своей империи особый престиж и блеск, и что если отдаленные результаты его дела сомнительны, хотя и не настолько ничтожны, как это иногда думают, то величие самой задачи было действительно и бесспорно, и в свое время она дала не ребяческое удовлетворение его тщеславию, но обеспечила монархии ту моральную силу, которой нельзя пренебрегать в жизни каждого государства.

10 II. Оборонительные войны

В то время, когда Юстиниан, для осуществления своих честолюбивых замыслов, направлял все усилия своего оружия на Запад, восточным границам империи, почти лишенным всякой защиты, грозила серьезная опасность. Недостаточность военных сил, которыми можно было располагать в этой части государства, наносила тяжелый вред наиболее существенным интересам империи. Это было оборотной стороной медали и как бы платежом за блестящее успехи у вандалов и остготов. «От Египта до границ Персии, говорит Прокопий, во все продолжение этого царствования, сарацины постоянно делали нападения на восточных римлян и наносили им такой вред, что на всем этом пространстве край окончательно обезлюдил, и, как я думаю, никогда не удастся определить число погибших в этой борьбе. Персы и Хозрой троекратно вторгались в римскую империю и разрушали города, а жителей, которых они находили как в них, так и в деревнях, одних убивали, других уводили в неволю, и везде, где они проходили, людей больше не оставалось». 906 На Балканском полуострове гуны и славяне действовали со своей стороны, и хотя эта борьба часто обходилась очень дорого для нападавших, тем не менее империя чрезвычайно страдала от них.

h11 А. – Персидские войны 907

Персидское государство было в течение многих веков постоянным врагом римлян в Азии. Границы обоих государств не только соприкасались во многих местах, особенно в Месопотамии, но даже там, где не было непосредственного соприкосновения их, народцы, жившие между ними, постоянно колеблясь между этими государствами, служили постоянным искушением и давали вечные поводы для столкновений. Между римской Сирией и долиной Ефрата блуждали племена арабов, из которых одни считались вассалами Византии, а другие – Персии, при чем их споры и бесчинства часто являлись источником затруднений. Армения, разделившаяся с IV века на два государства, зависевших одно от Персии, а другое от империи, с

80. Серебряная сассанидаская чаша с изображением Хозроя II (590–627 гг.). (Кабинет медалей).

своей стороны служила источником войн. Наконец, у подножия Кавказа население страны Лазов и Иберии то находилось в подданстве базилевсов , то под покровительством сассанидов. Но все эти маленькие государства, – из которых многие, особенно же Лазика, представляли важные стратегические и коммерческие позиции, – и персы и римляне поочередно пытались либо распространить, либо поддерживать, свой протекторат, вследствие чего происходили тяжелые войны, которые должны были одинаково ослабить как государство сассанидов, так и Восточную греческую империю. 908

В середине V века персидская империя утратила свое значение. Она была глубоко потрясена внутренними смутами: борьба между претендентами, оспаривавшими престол, столкновениe царской власти с высшей духовной и военной аристократией, и религиозная и социальная агитация маздакитов 909 , – все это обусловило ее глубокое расстройство. В то же время извне ей грозила чрезвычайная опасность: на северо-восточной границе, со стороны Бактрианы 910 , гефталиты или белые гуны, воспользовавшись внутренними смутами государства, страшно опустошили страну. Когда один из персидских государей, Пероц, был убит врагами (484 г.), другой, Кабад, чтобы овладеть престолом, призвал гунов. 911 Тем не менее персидская империя оставалась еще способной вести борьбу, что и испытала Византия, когда в 502 г. был нарушен мир, заключенный в 422 г. на на сто лет. Однако, не смотря на неудачи в последовавшей трехлетней войне (502–505 гг.), Анастасий мог без особенных затруднений превратить в 507 г. город Дара, на границе Месопотамии, в сильную крепость, уничтожавшую значение персидской крепости Низибы. 912 Потом Юстин, в свою очередь, счел возможным прекратить выдачу вознаграждения, которое римляне платили Персии за поддержание укреплений, защищавших проходы на Кавказ, и сверх того он принял под свое покровительство Лазов и Иберов. 913 Кабад был стар – ему в то время было уже 75 лет – и озабочен обеспечением наследования трона своему сыну и потому был склонен на разные уступки. К этому прибавлялась еще маздакитская ересь, которая, все более волнуя страну, требовала особого внимания с его стороны. Поэтому он долго ничего не предпринимал и когда наконец, после многих вызовов, особенно же после нападения имперцев на Низибу, начал в 527 г. войну, то последняя, по крайней мере на этот раз, для византийской империи не была ни очень продолжительной, ни очень разорительной. 914

За исключением большого грабительского набега арабского эмира из Гиры Аламундара 915 , который дошел в 529 г. до стен Антиохии, и ужасного вторжения гуннов в Сирию в конце 531 г. 916 , – все военные операции происходили большей частью в областях, соседних с границей. Императорская армия, которую тогда еще не отвлекали войны на Западе, была достаточно сильна и могла оказывать серьезные услуги; когда же в 529 г. во главе ее был поставлен Велизарий, то, конечно, она достигла бы важных успехов, если бы соперничество генералов и отсутствие дисциплины в войсках не парализовали много раз действия главнокомандующего. Не должно забывать, что оба противника не были всецело поглощены этой войной: Кабад был занят преимущественно внутренними смутами, а Юстиниан желал как можно скорее разделаться с ней, чтобы иметь возможность действовать с полной свободой на Западе. При таких условиях, когда Велизарию удалось одержать в 530 г. серьезную победу при Даре, «первую победу над персами после многих лет неудач», в которой он в первый раз обнаружил силу своих военных талантов 917 , и когда другой генерал в то же время достиг больших успехов в персидской Армении 918 – Юстиниан не счел нужным серьезно воспользоваться всем этим. С другой стороны, когда в следующем году повое нашествие персов на Сирию принудило Велизария к битве при Каллиникуме 919 , в которой его армия потерпела жестокое поражение, персы точно так же не подумали воспользоваться своими успехами, как Юстиниан не думал об отмщении за свою неудачу. 920 Вот почему во время этой войны переговоры занимали такое же место, как и военные операции; когда же по смерти Кабада, в сентябре 531 г. на престол вступил его сын Хозрой Ануширван, то встреченные им при этом затруднения заставили нового сассанидского государя быть еще более сговорчивым. 921 Благодаря влиянию матери Хозроя, которая, как уверяют, была тайно обращена в христианство 922 , переговоры, начатые при вступлении его на престол, закончились в сентябре 532 г. заключением «вечного мира». 923   Юстиниан был очень доволен окончанием войны и обязался ежегодно уплачивать за поддержание крепостей на Кавказе 110.000 фунтов золотом и обещал перенести из Дары в Константину резиденцию герцога Месопотамского. Иберия отдавалась под покровительство сассанидов, а персы, с своей стороны обязались очистить крепости в земле лазов.

Таково было первое столкновение Юстиниана с Персией; но Хозрой был не такой человек, чтобы удовольствоваться своими первыми успехами. Греческие писатели, особенно же Прокопий, описывают этого государя самыми черными красками, изображая его вероломным, лицемерным, лживым, не соблюдающим данного обещания, часто безгранично жадным и жестоким. 924 Сверх того он был честолюбив, любил войну и вел ее без пощады и без милосердия. Тем не менее это был великий государь и, конечно, не без некоторого основания он был прозван «Справедливым». Во всяком случае Хозрой удивительно умел управлять своим государством, реорганизовал армию, реформировал порядок собирания налогов, сделав их менее тягостными для подданных и более выгодными для своего казначейства, и увеличил количество сооружений общественной пользы. Кроме того, своей энергией он сумел объединить свое государство, привязать к себе духовенство, не допустив его управлять собой, и мог опираться на высшую знать, сделав ее послушной своим желаниям. 925 Он даже был склонен к милостивому отношению к своим христианским подданным и в одном памятном обстоятельстве сумел дать Юстиниану хорошей пример терпимости. 926 Конечно, он не был философом, хотя и любил выставлять себя знающим по-гречески и читавшим Платона 927 , но афинские профессора жестоко ошиблись, считая его способным серьезно оценить их споры и исследования. Однако, он имел склонность к наукам, особенно к медицине, охотно окружал себя греческими законоведами 928 и основал в Гунде-Сапор, в Сузиане, медицинскую академию, приобретшую большую славу 929 ; он любил историю и для сохранения воспоминания о древних преданиях персов приказал составить так называемую Книгу государейХодаи-намех; наконец, он покровительствовал литературе и повелел доставить ему из Индии и перевести сборник басен Бидпаи. Сверх всего, это был энергический, честолюбивый, деятельный и стремившийся к завоеваниям государь. «Относительно всего, касавшегося подготовления военных походов, командования армиями, одним словом всех трудностей войны, следует сказать в похвалу Хозрою, говорит грек Агафий, что никогда ему не могли помешать ни утомление, ни бремя годов». 930 В течение своего долгого 48-летнего царствования (531–579) он значительно увеличил государство сассанидов, распространил границу своей империи до Оксуса, расширил ее к востоку и дал почувствовать свое верховное главенство до Иемена, а для греков это был самый искусный и наиболее опасный изо всех их врагов.

Это вполне сказалось в 540 г. Хозрой с беспокойством следил за развитием честолюбивых планов императора и за его успехами 931 ; он хорошо сознавал, что стремление к всемирному господству рано или поздно станет грозить и самой монархии сассанидов. К тому же и обстоятельства побуждали его к действиям: в отдаленной Италии, доведенные до изнеможения готы умоляли его сделать в их пользу решительную диверсию; в соседней Армении восставшее вследствие притеснений византийских губернаторов население призывало его на помощь 932 ; в стране Лазов, которую Юстиниан предусмотрительно занял военными

81. Византийские стены в Антиохии (по рис. Cassas).

силами, враждебно относились к императорскому господству и даже царь их просил о вмешательстве Хозроя 933 ; на границах Сирии арабские племена враждовали между собой и персидский государь – справедливо или нет – подозревал греков в стремлении принять Аламундара под свое покровительство 934 ; наконец, в то время, как римская граница была почти совершенно лишена войск, Хозрой воспользовался восемью годами, протекшими со времени договора 532 г., и развил свои военные силы. Теперь, под предлогом, что Юстиниан втайне вооружал против него гунов 935 , он произвольно нарушил мир, подвергнув азиатские провинции империи в течение пяти лет (540–545 г.) всем ужасам беспощадной войны. Сражались повсюду: в Сирии, в Месопотамии, в Армении и у Лазов. Тщетно возлагались на лучших генералов империи, сперва на Германоса, а потом на Велизария (начало 541 г.), только что отозванного из Италии, поручения остановить Хозроя; и если им иногда удавалось, благодаря блеску, которым были окружены их имена, разбивать сассанида, или даже заставлять его отступать 936 , то в конце концов, при малочисленности византийских войск, они были бессильны действительным образом защищать римское население. В 540 г. Хозрой бросился на Сирию, предал ее огню и залил кровью, беря выкупы с городов, по большей части неспособных оказывать сопротивление, овладевая силой крепостями, решавшимися защищаться, избивая жителей или уводя их в рабство. Таким образом, грабя и все разрушая по дороге, он дошел до Антиохии, «самого прекрасного и самого богатого из всех городов римского Востока» 937 , и эта столица Сирии, попавшая после непродолжительного сопротивления в руки победителя, испытала на себе все бедствия и весь ужас войны: церкви были разграблены, здания сожжены, а та часть населения, которая избегла избиения, была отправлена в качестве пленных за Ефрат. 938 И в то время, когда Хозрой, приближаясь к Средиземному морю, символически принял его во владение 939 , имперские генералы оставались бессильными зрителями этих бедствий и не сделали ни одной попытки остановить царя. В 541 г. Хозрой напал на страну Лазов, расчитывая завоеванием ее открыть себе выход к морю 940 и закончить завоевание Иберии, еще недостаточно подчиненной, отрезав ее от Византии. 941 Действительно, благодаря поддержке населения этой области, он овладел крепкой цитаделью Петра, недавно выстроенной по приказанию Юстиниана к югу от Фазиса. В 542 г. настала очередь Комагены (Евратизии); в 543 г. была произведена демонстрация со стороны Армении; в 544 г. Хозрой снова появился в Месопотамии и, не смотря на героическую защиту Эдессы 942 , жестоко опустошил всю страну. Единственная серьезная военная попытка, сделанная за все это время императорскими войсками, а именно вторжение в персидскую Армению в 543 г. армии из 30.000 человек, окончилась совершенной неудачей. 943 Поэтому Юстиниан, которого в то время очень озабочивали события в Италии, где Тотила вновь овладел всем полуостровом, был очень счастлив, когда в 545 г. явилась возможность купить за 2.000 фунтов золота перемириe на пять лет. 944 Благодаря этому договору, возобновлявшемуся потом еще два раза, в 551 и в 555 гг. 945 , император обеспечил относительный покой своим азиатским провинциям, хотя борьба продолжалась еще на границе Сирии между арабскими вассалами обоих государств и, в особенности, тянулась еще многиe годы в Лазистане.

Обе враждебные стороны без труда находили себе союзников среди населявших Кавказ воинственных племен, верность которых была очень непостоянна и изменчива. Тогда как лазы, будучи недовольны персидской тиранией 946 , отдались в 549 г. в руки Юстиниана 947 , абхазцы, прежде находившиеся под влиянием Византии, предались в 550 г. Хозрою 948 ; за ними последовали другие племена, а именно: в 552 г. народцы Сванетии 949 , а в 554 г. – Мизимиани. 950 В этой горной и лесистой стране, перерезанной ущельями, в которых нескольких решительных людей было достаточно, чтобы остановить целую армию, война сделалась нескончаемой. В течение многих лет сражались за обладание Петрой, взятой в 541 г. персами, безуспешно осаждаемой византийцами в 549 г. и наконец отнятой в 551 г. энергическим нападением Бессаса. 951 С таким же упорством велась война за другие укрепленные места в этой стране: Археополис (551 г.), Оногурис (552 г.) и Фазис (553 г.). Юстиниан, по-видимому придававший большое значение обладанию этой страной 952 , направлял в нее значительные силы: 12.000 человек в 551 г. 953 , и 50.000 в 552 г. 954 Тем не менее, благодаря ничтожеству византийских генералов, гораздо более заботившихся о собственном обогащении, чем о войне 955 , и столкновениям с туземными начальниками 956 , которые могли, вследствие убийства короля лазов, повести к полному отделению всей страны от империи, – император не мог извлечь из всего этого предприятия желанную пользу. В конце концов, Хозрой, сознав всю бесполезность этой нескончаемой борьбы, предложил в 555 г. перемирие на условиях uti possidetis 957 , а шесть лет спустя это перемириe превратилось в окончательный мирный договор 958 , который был заключен на 50 лет, при чем персы согласились очистить Лазику. Но император дорого заплатил за эту уступку. Он обещал выплачивать Персии ежегодную дань в 30.000 aurei  и сразу заплатил эту дань вперед за семь лет. По дополнительному договору Юстиниан добился полной религиозной терпимости для христиан, живших в Персии 959 , но при непременном условии не вести в этой стране религиозной пропаганды. Со стороны императора и христианина это являлось тяжелой уступкой, серьезно задевавшей гордость Юстиниана, но зато Лазика оставалась за ним и таким образом персидское государство было отрезано от моря. Это являлось очень важным результатом и в конце концов, даже по мнению Прокопия 960 , все эти войны были в общем удачны и хотя они часто сопровождались бедствиями для страны, все же они прибавили несколько славных страниц к военной истории царствования Юстиниана.

h11 В. – Набеги гуннов и славян   

В течение нескончаемой борьбы, нарушавшей спокойствиe азиатских провинций, европейские провинции еще сильнее почувствовали последствия завоевательных войн, которые совершенно лишили защиты границы империи. Варварские народы, жившие к северу от Дуная, – Болгары и Славяне, Анты и Гунны, – уже издавна привыкли переходить через великую реку 961 и хорошо знали, какую богатую добычу доставляла римская страна, чтобы не воспользоваться представлявшимися им очень удобными случаями. Поэтому почти каждый год царствования Юстиниана отмечен их набегами. Вскоре после его восшествия на престол гунны вторглись во Фракию, а анты – в Иллирию, но были энергически отброшены и так жестоко разбиты, «что великий ужас, говорит современник, охватил варварские народы» 962 ; но по мере того, как экспедиции на Запад стали поглощать все государственные силы, смелость нападающих увеличивалась и увенчивалась бόльшим успехом. В 534 г. Хильбуд, magister militum Фракии, был убит в сражении 963 , и славяне и болгары проникли в империю. В 538 г. гунны проникли в Скифию и Мизию 964 ; в 540 г. они предали огню и мечу Фракию, Иллирию и Грецию до Коринфского перешейка. Гунны прошли, не встретив сопротивления, от Адриатического моря до предместий столицы 965 , а некоторые отряды их даже переправились через Геллеспонт. По сообщению очевидца, Иоанна Эфесского, Константинополь был охвачен страшной паникой. Варвары дерзко послали сказать императору: «мы возьмем ваши дворцы и придем разграбить их», и приведенное в ужас население пряталось в своих домах, а сам Юстиниан со своими приближенными забаррикадировался в Священных Палатах, «как будто он решился предоставить весь город неприятелю». 966 В 546 г. последовало новое нашествиe гуннов, а в 547 славяне, вступив в Иллирио, дошли до Диррахиумa . Внушаемый ими ужас был так велик, что жители оставляли укрепленные города, ища убежища в горах и лесах , а имперские генералы, не смотря на то, что располагали

82. Византийская капитель в ц. св. Аполлинария Nuovo в Равенне.

15.000 армией, шли на некотором расстоянии от отрядов варваров, не решаясь атаковать их. 967 В 551 г. шайка славян в числе 3.000 человек бросилась на импеpию: одна часть их грабила Фракию, а другая пошла на Иллирию и достигла Эгейского моря, повсюду производя страшные опустошения. 968 В 552 г. славяне и анты  угрожали Фессалонике 969  и расположились на византийской территории, «зимуя здесь,  как в своей собственной стране». 970 В 558 г. гунны-кутургуры напали на Фракию; одна банда  их дошла до Фермопил, другая проникла до Херсонеса Фракийского и, наконец, третья появилась перед стенами самого Константинополя, который едва спасся, и то благодаря мужеству престарелого Велизария. 971 В 562 г. гунны появились снова. Однако, ни одно из этих нашествий не закончилось, как то было в следующем веке, оседанием варваров в империи на продолжительное время: всякий раз императорским генералам удавалось в конце концов отбросить за Дунай орды нападающих; ко легко понять, какие бедствия приносил с собой этот бич, ставший почти постоянным явлением, и какие варварства совершали эти дикие и жестокие толпы повсюду, где они проходили.

Приводим рассказ Прокопия о нашествии 551 г. «С того момента, как славяне бросились на римскую страну, они избивали, не взирая на возраст, всех, кто попадал им в руки, так что вся страна, образующая Иллирию и Фракию, была завалена трупами, оставленными по большей части без погребения. При этом они не убивали тех, кто попадался им на встречу, мечем, топором или каким-нибудь другим обычным способом, но они крепко врывали в землю камни, концы которых они предварительно обтачивали, делая их острыми, и зверски сажали на них свои несчастные жертвы, погружая в их тела острия камней, так что последние проникали через все внутренности, и таким образом умерщвляли. Иногда эти варвары вколачивали в землю четыре крепких бревна, к которым привязывали своих пленников за руки и за ноги, затем начинали безостановочно наносить по голове сильные удары бичом и таким образом убивали их, как собак, змей или других вредных животных. Других они запирали в их домах вместе с быками и баранами, которых не могли увести с собой, и немилосердно сжигали их. И таким образом славяне погубили всех, кого только нашли на своем пути». 972 Относительно нашествия 558 г. Агафий приводит не менее ужасные подробности. «Не встречая ни препятствия, ни сопротивления, гунны безнаказанно бродили по стране и разоряли ее, собирая громадную добычу и уводя с собой множество пленников. Среди последних было много женщин высокого происхождения и добродетельных; их бесчеловечно уводили и они находились в самом ужасном положении, будучи вынуждены подчиняться беспутству и капризам варваров. Многие из них уже с детства отказались от брака, от миpa, от забот и всех радостей жизни, чтобы скрыться в убежищах, посвященных молитве, и вести вдали от соприкосновения с людьми непорочное и свободное существование в уединении, которое они любили. Завоеватели вырывали даже этих из их святого убежища и подвергали обидам и позорно насиловали их. Многие другие, находившаяся в супружестве и будучи беременными, уводились в рабство, а потом, когда наступало время родов, они должны были рожать при всех, среди дороги, давая зрелище своих страданий, не

83. Равеннский саркофаг (Clausse, Basiliques et Mosaїques chretiennes).

 

имея возможности даже спеленать, как принято, новорожденного и унести его. Матерей уводили дальше, не позволяя им – дело неслыханное – даже жаловаться на свою судьбу, а несчастные дети бросались на произвол собак и хищных птиц, как будто только для этого они родились на свет и жизнь их бесполезна. Вот до чего дошли дела римлян, когда горсть варваров даже в пригороде столицы могла совершать подобные жестокости». 973 Прокопий заканчивает свою Секретную Историю следующими словами: «Иллирия, вся Фракия, вся страна, простирающаяся от Ионического моря до предместий Константинополя, Греция, Херсонес, были почти ежегодно опустошаемы гуннами, славянами и антами, начиная с того времени, как Юстиниан стал править римской империей; жители ее подвергались самым жестоким истязаниям. Я полагаю, что число римлян, которые в каждое из этих нашествий были либо умерщвлены, либо уведены в рабство, можно определить в 200.000, так что названные провинции походили на пустыни Скифии». 974

Все это являлось печальной расплатой за великие успехи, одержанные на Западе. Однако, справедливость требует отметить, что эти несчастные события относятся ко второй половине царствования Юстиниана, когда состарившийся император предоставил дела их собственному течению; но такое равнодушие он обнаруживал не всегда. С целью охранения старых провинций империи, а также для защиты новых завоеваний, он принимал, по крайней мере в первые годы своего царствования, энергические и мудрые меры, которые, несмотря на все вышесказанное, все же оказывались иногда действительными.

Глава IV. Военное дело

Защита империи

Одним из постоянных предметов попечения Юстиниана должна была быть забота об охранении границ империи и обеспечении безопасности подданных государства против нашествий варваров. «От начала своего царствования и до настоящего времени, пишет один современник, он не переставал заниматься сооружениями, и для защиты своего государства он умножил основание городов и повсюду возобновил укрепления поселений». 975 Как только была завоевана Африка, первой его заботой было охранить новые провинции «от какого бы то ни было неприятельского вторжения» и, как он говорил, доставить им «мир и спокойствие», лишив берберов всякой возможности «напасть и разорить страну, занятую подданными базилевса». 976 С таким же вниманием он принимал серьезные меры и для защиты Фракии. «Для того, чтобы остановить нашествия варваров, говорил он, нужно сопротивление, и при том серьезное». 977 Везде он вносил ту же заботливость, определяя сам систему оккупации военных границ, набрасывая планы цитаделей, устанавливая размещение гарнизонов и качество составляющих их войск и вообще не оставляя в стороне ни одного из вопросов, касавшихся защиты; в то же время он наблюдал, иногда даже чрезмерно, за исполнением во всех подробностях предписанных им мер. Для надлежащего выполнения великого реорганизационного дела он считал наиболее действительными следующие три меры: учреждение крупных военных управлений, создание на границе военных поселений и, наконец, постройку бесчисленного количества цитаделей, расположенных по новой системе, могущей надлежащим образом обеспечить безопасность страны.

I.

Начиная с V века, империя разделялась в военном отношении на известное число больших округов, состоявших под начальством так называемых magistri militum. Таковы были в Европе: magister militum Иллирии и mag. militum Фракии, к которым нужно прибавить еще magistri militum praesentales , имевших пребываше въ Константинополе и командовавших войсками в значительной области, окружавшей столицу; в особенности на их обязанности лежала защита Длинной Стены, воздвигнутой Анастасием близ Константинополя, между Черным и Мраморным морями. 978 Юстиниан сохранил эти территоpиaльные разграничения 979 , но, по-видимому, прибавил к ним еще один новый округ, заключавший в себе Мизию и Скифию; по крайней мере, в его приказах много раз упоминается magister militum Мизии 980 , и известно также, что эта область была предметом важных административных переделок. 981 В Азии огромная тeppитopия, в которую входили все провинции от Черного моря до Египта, была поставлена под власть одного magister militum Востока. Юстиниан разделил этот чересчур большой округ, при чем Армения и Понт составили новый округ, доверенный magister militum Армении. 982 Кажется, что несколько времени спустя управление magister militum Востока было снова сокращено 983 , при чем Озрена и Месопотaмия получили отдельное управление и только Cиpия и Египет остались под властью magister militum Востока. 984 Наконец, вновь завоеванные провинции получили подобную же организацию: во главе управления Африкой был поставлен magister militum Африки 985 ; точно также защита Италии и Испании были, вероятно, вверены тоже magistri militum. 986 Таким образом девять или десять генералов разделяли между собой высшее управление византийскими военными силами, и каждый из них должен был, в пределах территории своего округа, принимать меры, необходимые для защиты государства. 987

II.

Но для непосредственной охраны границ недостаточно было иметь только таких главнокомандующих; поэтому, для более действительного обеспечения территории Юстиниан реорганизовал, пополнив его, военное управление древней империи: по всему протяжению границ он устроил настоящие военные поселения под управлением герцогов (дуков), имевших титул spectabiles . 988 Они защищались особыми войсками, причисленными к каждой из этих территорий, и носили название limitanei , т.е. пограничные солдаты.

Начиная с середины III века охранение границ, которое до этого времени лежало на войсках всей вообще империи, было вверено солдатам особого рода, одновременно и солдатам и колонам, которым были розданы земли по соседству с границей с обязанностью обрабатывать и защищать их. Надеялись, говорит историк, «что они станут усерднее служить империи, если будут защищать в то же самое время и тем самым свою собственность». 989 Юстиниан постарался реорганизовать этот вид территориальной армии и для Африки сам начертал план, по которому должны были быть устроены и распределены ее части между наиболее важными пограничными крепостями. 990

Из очень интересного рескрипта, данного по этому случаю императором Велизарию, очень ясно видны положение и роль этих солдат. Набираемые из среды провинциального населения, главным образом пограничного 991 , эти люди получали от государства земли, которые при этом по всей вероятности освобождались от налогов; сверх того им назначалось жалованье. 992 В вознаграждение за это они должны были в мирное время обрабатывать занятые ими земли и тщательно наблюдать за всеми дорогами, пересекающими границы, чтобы препятствовать всякого рода неразрешенным коммерческим сношениям между варварами и римскими областями. 993 Если же на границе обнаруживалось какое-либо движение, они должны были немедленно вооружаться как для того, чтобы защищать те посты, которые им были поручены, так и для содействия другим войскам такого же рода с целью отбросить нападающих. Ни в каком случае они не должны были оставлять те limes , на которых они были поселены, так как непрерывность их военной службы была основным ycлoвиeм их права на собственность. Им была представлено право жениться и их жены и дети жили с ними в тех сastella , в которых они сами были размещены. 994 Подчиненные власти герцога, распределенные в полки под начальством трибунов, эти солдаты-земледельцы были расположены в виде более или менее многочисленных гарнизонов по укрепленным городам или по пограничным замкам, а для того, чтобы они могли оказывать надлежащую пользу, начальники должны были возможно часто упражнять их в частых военных экзерсициях. 995

Этими мерами Юстиниан надеялся обеспечить защиту границы без coдeйcтвия регулярной армии. Он дополнил их восстановлением римского военного учреждения, которое под именем foederati или gentiles включало в императорскую армию варварские народцы, жившие в непосредственном соседстве с империей. Посредством ежегодной субсидии (annonа) , выплачиваемой их начальникам 996 , а также посредствам уступок земель, отводимых на римской территории 997 , эти племена обязывались договором на вечные времена 998 служить Византии и предоставлять своих воинов в распоряжение императорских властей. По первому требованию базилевса они должны были являться пом командой своих национальных начальников 999  и становиться под начальство герцогов соседних с их поселениями limes и содействовать пограничникам ( limitanei ) в защите римской территории. Будучи очень

 

84. Византийская цитадель в Лемзе (Тунис). Вид с юго-запада.

ценными своей храбростью, знанием местности, привычкой к войне, превосходно приспособленной к условиям страны и противника, эти иррегулярные войска оказывались иногда опасными слугами своей недисциплинированностью, неверностью и жадностью. В Византии хорошо знали, что самые священные клятвы ничего не стоили для этих изменчивых и вероломных союзников и что с их стороны всегда должно было опасаться какого-нибудь бунта или измены 1000 , а потому пограничным герцогам вменялось в обязанность очень строго наблюдать за ними; для того же, чтобы обеспечить себе их верность, византийское правительство чрезвычайно искусно соединяло в отношениях к ним строгость и снисходительность, щедро раздавая их начальникам разные должности, награды и почетные отличия, новместе с тем очень деятельно вмешиваясь во все внутренние дела этих племен; в особенности же оно принимало, в случае смерти какого-нибудь вассального государя, все меры, чтобы из его наследников был выбран наиболее приятный для Византии преемник. 1001 Таким образом

85. Византийская цитадель в Лемзе. Внутренний вид.

разом Юстиниан по всем границам обеспечил себя покровительствуемыми им вассалами: но линии Дуная – герулами 1002 , гепидами 1003 , лангобардами 1004 , гуннами 1005  и антами 1006 ; по границе с Арменией – лазами и тцанами 1007 ; по сирийской границе – множеством арабских племен и, наконец, в Африке – берберским населением Бизацены, Нумидии и Мавритании.

Военный территории, в том виде, в каком они существовали после реорганизации их во времена Юстиниана, известны довольно точно. Ниже мы покажем, каким образом в некоторых внутренних провинциях империи базилевс был вынужден слить гражданскую и военную власть и вследствие этого упразднить герцогов, начальствовавших до того в Пизидии, Ликаонии и Исаврии. 1008 Однако эти меры, вызванные, главным образом, потребностями внутреннего управления, по-видимому, не могли быть применены в пограничных провинциях, и герцог, на котором лежала специальная обязанность охранения территории, оставался в них резко разграниченным от гражданского губернатора. В этом отношении рескрипт, касающийся Африки, с большой точностью определяет, как была устроена ее защита. Были учреждены четыре военные территории ( limites ): Мавритания, Нумидия, Бизацена и Триполи 1009 ; затем, несколько позже, Бизацена была еще подразделена на два округа. 1010 Для защиты Египта Юстиниан учредил limes Либийскую и limes Феваидскую 1011 – два округа, заключавшие в себе каждый по несколько провинций, и, вероятно, он дополнил это устройство учреждением Египетской limes , соединившей в себе две гражданские провинции Августамники. По сирийской границе издавна существовали герцогские управления Аравии, Палестины и Ливанской Финикии. Юстиниан их сохранил 1012 , но для усиления защиты последней провинции он разделил начальствование: рядом с герцогом Дамасским 1013 имелся герцог Эмезский, местопребывание которого было потом приближено к границе и перенесено в Пальмиру. 1014 Ефрат охраняли герцоги Ефратезский (в Каллиникуме), Озроенский (в Эдессе) и Месопотамский 1015 , причем последний пребывал в важной крепости Дара. В Армении герцоги находились в Мартирополисе и в Катаризоне 1016 ; в IV-й Армении magister militum Armeniae начальствовал в Феодосиополисе 1017 , а другой генерал находился у Тцанов в Армении I-й 1018 , тогда как позади, в Армении III-й, в очень укрепленной цитадели в Мелитене, жил граф Армении, у которого была сосредоточена защита всей этой области. 1019 Менее точно известна организация Дунайской границы; однако упоминаются limites 1020 , учрежденные по ту сторону великой реки для защиты империи, и можно думать, что существовали, как в V веке, герцоги в Скифии, в обеих Мезиях и нижней Дакии. 1021 Вероятно также, что Юстиниан,

    

86. Ворота византийской цитадели в Мдаурухе.

                                             

подобно Африке, занимался реорганизацией limites в Италии и Испании. В Италии, где вследствие оставления в руках лангобардов Паннонии и Норики 1022  и невозможности вновь овладеть Рецией, граница была перенесена на линию Альп и, по-видимому, были учреждены четыре limites : две в Истрии-Венеции (Фриуль и Трентин), аванпосты которых доходили до Дравы и охраняли дорогу через Бреннер; третья – на озерах, в северной части провинции Лигурии, запиравшая дорогу через Сен-Готард, и, наконец, четвертая – в западных Альпах, в провинции Коттийских Альп. 1023 Наконец, были еще герцоги в Сирдинии 1024  и в Сицилии. 1025

III.

По всей этой широкой полосе военных территорий, расположенных, как ободок, по всей окружности империи, существенной обязанностью для пограничников было занимать и защищать укрепленные места, находившиеся вдоль limes. 1026 Для охранения своего государства Юстиниан позаботился построить по всем границам непрерывную цепь крепостей. От одного конца империи до другого, в степях Годны и Туниса, как у подножья массивов Авреса, от берегов Ефрата до гор Армении и до берегов Дуная в течение нескольких лет им было совершено почти сказочное дело: он воссоздал, укрепив ее, замечательную оборонительную линию, некогда устроенную Римом, и покрыл все провинции частой сетью замков ( castella ), искусное расположение которых и быстрая постройка одинаково делают честь как энергической воле императора, так и стратегическим талантам его помощников. Даже теперь, взирая на развалины этих бесчисленных и крепких цитаделей, разбросанных по всему пространству древней византийской империи, невольно приходишь в изумление, и в виду этого колоссального дела, которым, по выражению Прокопия, Юстиниан действительно «спас государство» 1027 , легко понять и разделить те чувства восхищения и удивления, которые выразил историк VI века. «Если бы мы показали, говорит он, список крепостей, воздвигнутых Юстинианом, людям, живущим в какой-нибудь отдаленной стране и потому не могущих собственными глазами убедиться в верности нашего сообщения, то, конечно, такое число этих сооружений показалось бы им сказочным и невероятным» 1028 , и Прокопий задает себе вопрос, может ли потомство, знакомясь с числом и величиной всех этих, построек допустить, «что все они были делом одного человека». 1029

Юстиниан не довольствовался, однако, одним только восстановлением и пополнением старой римской оборонительной системы. Римляне для защиты территорий империи ограничивались прямой военной защитой границ и только в тылу устраивали несколько укреплений, которые должны были служить поддержкой и сборным пунктом для разбросанных по первой линии постов. 1030 Такая система уже не годилась для византийского времени. С одной стороны, греческие армии, будучи не так многочисленны и, что важнее, не так стойки, были менее способны вести успешно продолжительную войну и притом они лучше дрались за укреплениями. С другой стороны, постепенное ослабление римской оборонительной системы, – внушая больше смелости врагам империи, вследствие чего их нашествия и грабительскиe набеги становились все чаще, – вынуждало увеличить число укреплений, могущих служить, в случаях тревоги, надежным убежищем для обывателей незащищенных мест страны. 1031 Отсюда вытекала новая система укреплений, гораздо более сложная, чем прежде, а потому требующая краткого описания ее общего устройства. 1032

Прежде всего, вдоль всей границы имелся ряд укрепленных городов, связанных между собой непрерывной линией постов (castella, φρούπια) 1033 , расположенных довольно близко один от другого, прочно построенных, хорошо снабженных водой и съестными припасами и занятых обыкновенно небольшими гарнизонами. 1034 Назначение их было двоякое: они должны были заграждать границу и наблюдать за приближением неприятеля и, во-вторых, служить операционной базой для отрядов войск, посылаемых на разорение враждебной территории. 1035 Но по указанным выше соображениям, эта первая линия, хотя и более плотная, чем прежде, и более способная помешать переходу через нее, не была уже достаточной, чтобы служить надлежащей преградой

87. Гаидра. План византийской цитадели.

Поэтому на некотором расстоянии от нее устраивалась вторая линия более важных и просторных цитаделей 1036 ; по большей части это были довольно большие города, защищенные более сильными гарнизонами 1037  и представлявшие одновременно и поддержку пограничным укреплениям, и новое препятствие для нашествия, и убежище для населения

88. План византийского укрепления в Тимгаде.

незащищенных местностей. Действительно, постоянной заботой византийских тактиков и генералов было обеспечение безопасности жителям провинций и достижение того, чтобы страна возможно меньше страдала от неприятельского нашествия. 1038 Это очень хорошо выражено Прокопием: «Желая, говорит он, прикрыть дунайскую границу, Юстиниан усеял берега реки множеством крепостей и учредил вдоль всего берега посты с целью помешать попыткам варваров перейти реку; но, зная всю тщету человеческих надежд, он, закончив постройки, нашел, что в случае, если неприятель преодолеет все эти препятствия, то он найдет все население совершенно беззащитным и ему будет легко людей увести в неволю, а имущество их разграбить. Поэтому он не удовольствовался тем, что обеспечил населенно, посредством цитаделей по реке, безопасность вообще, но умножил по всей незащищенной стране укрепления, так что всякая земельная собственность оказалась либо превращенной в крепкий замок, либо находилась вблизи укрепленного поста». 1039

Легко понять последствия такой системы. Весь край покрывается цитаделями; в каждом стратегическом пункте возвышается крепость; каждое поселение замыкается стенами; всякая дорога усеяна башнями. Здесь большой город, весь окруженный валами 1040 , сверх того иногда еще защищенный отдельными фортами, прикрывающими часть его стен ( civitates ) 1041 ; там – такой же город вовсе не укреплен, но его безопасность обеспечивается цитаделью, построенной на господствующей над ним местностью ( castella ). 1042 Здесь, на границе, более или менее значительные отдельные крепости ( castella или burgi ), наблюдающее за неприятельской территорией; там – обширные укрепленные поселения, предназначенные для сбора в них населения соседних деревень 1043 , или шанцы, устроенные на высотах, как убежища для жителей долин. 1044 Имеющие значение проходы и ущелья охраняются редутами и превращаются, по византийскому выражению, в настоящие clisures . 1045 В особенно опасных пунктах возвышаются отдельные башни 1046 , а для ограждения дороги, имеющей особую важность, строятся длинные стены на обширном пространстве страны. 1047 Таким образом, ничего не предоставляется случайности: в центре равнин огромные цитадели охраняют всю соседнюю страну 1048 ; при входе из долины или выходе из ущелий стоят редуты, заграждающие проход; на холмах, сторожевые башни наблюдают приближение неприятеля, чтобы своевременно сообщить известие о

89. Византийская цитадель в Гаидре. Восточныный фронт.

нашествии, и повсюду шанцы дают убежище населению деревень. Наконец, стратегические дороги, проведенные по всей стране, содействуют сообщению между городами и облегчают защиту. 1049

Конечно, все эти укрепления имели неодинаковое значение и не одинаковую важность. Тогда как большие цитадели, особенно те, которые стояли на азиатской границе, были укреплены тройной защитой – опоясывающей двухэтажной стеной с сильными зубчатыми башнями для прикрытия боков, передовой стеной с бойницами, прикрывающей аппроши крепостной ограды, и широким и глубоким рвом, окаймленным земляной насыпью 1050 ; – менее значительные крепости и пограничные редуты строились гораздо проще и имели иногда две, а иногда только одну линию окопов. Но за исключением этой разницы в деталях, обусловленной естественным расположением местности или необходимостью быстро закончить работы по защите, вообще соблюдались определенные правила относительно постройки всех византийских крепостей. Требовалось, чтобы стены были очень высоки и толсты, т.е. настолько высоки, чтобы противостоять штурму и не дать возможности неприятелю расположиться выше защитников 1051 , и настолько толсты, чтобы выдержать удары машин и не дать при этом бреши. И действительно, стены Мартирополиса были толщиной в 3,70 метра (т.е. около 5½ аршин) и высотой в 12,20 метра (около 18 аршин) 1052 ; стены Дары достигали в высоту 18,50 метров (около 27 аршин) 1053 ; в других крепостях средняя высота куртин колебалась от 8 до 10 метров (от 12 до 15 аршин). Требовалось также, чтобы многочисленные башни, достаточно выступая и располагаясь в близком расстоянии одна от другой, надлежащим образом прикрывали промежуточные пространства 1054 и чтобы некоторые из них, будучи выделены из остальной защитной системы, представляли из себя настоящее редуты, которые являлись бы пунктами наибольшего сопротивления. 1055 Требовалось, чтобы ров был очень глубок и защищал насыпи против нападений неприятельских минёров. В особенности же требовалось, чтобы цитадель была хорошо снабжена водой и съестными припасами, вследствие чего внутри укреплений было очень много цистерн 1056 и водопроводов и устраивались продовольственные магазины в таких размерах, чтобы снабжать даже все маленькие посты своей области. 1057 Сверх того, в каждом городе был свой общественный арсенал и учреждены были специальные отряды для содержания и управления военными машинами. 1058 Вели ко всему этому прибавить, что выбор места, где должна была быть построена крепость, делался чрезвычайно тщательно и вообще очень удачно, то сделается очевидным, какое громадное дело на всех границах империи было выполнено волей Юстиниана, и можно удивляться, сколько нужно было потратить труда и денег и какая требовалась быстрая и энергическая деятельность, чтобы докончить в несколько лет это колоссальное предприятие. 1059

Такова была в общих чертах, система византийских укреплений в VI веке в том виде, в каком она обнаруживается не только в Африке, но и в некоторых важных цитаделях греческого Востока. Между ними ограда Антиохии, – с ее высокими зубчатыми стенами, подымающимися по склонам гор, с ее могучими четырехугольными трехэтажными башнями, с ее дозорной дорогой, устроенной на арках, с ее громадным пятиугольным редутом и укрепленным редюитом, с массивными боковыми башенками, господствовавшими над всем городом и стоявшими на почти неприступной скале, – существовала еще очень недавно и представлялась одним из самых замечательныхъ сооружений. 1060 Дара 1061 , Никея 1062 , Аказарба 1063 представляют не менее любопытные образцы военного искусства византийцев VI века. С помощью таких памятников легко воссоздать в их истинном виде некоторые из цитаделей, так хорошо описанных Прокопием 1064 , и такое исследование имеет тем большую важность, что, по весьма верному замечанию, «многие расположения частей, применявшиеся византийцами в их фортификационных работах, представляют собой переход от древних приемов к приемам средних веков». 1065

Нам нет надобности перечислять здесь, следуя Прокопию, все бесчисленное множество укреплений, которые были исправлены или вновь выстроены по приказу императора; мы ограничимся лишь тем, что отметим главные черты всего дела. 1066 На северной границе, начиная от впадения Савы и до устьев Дуная, было построено или восстановлено более 80

90. Византийская cтенa в Тебессе. Внутренняя сторона.

замков или цитаделей, из числа которых нужно назвать Сингидинум (Белград), Октавум, Виминациум, восстановление которого Юстиниан особенно восхвалял 1067 , Новэ и еще восточнее – Paциария, Августа, Секуриска, Дуросторум, Трезмис и на левом берегу сильный tête de pont Ледераты. 1068 По большой части это были староримские цитадели, которые были только приведены императором в положение, годное для защиты; но личное его дело гораздо лучше выступает в мерах, принятых им для обеспечения защиты византийской территории 1069 , позади этой первой линии. В Дакии, Дардании, в Мезии и, более к югу, в Эпире, Македонии и во Фракии были построены сотни castella , образуя вторую и третью оборонительные линии. 1070 В одной Дардании, родине самого Юстиниана, Прокопий насчитывает, кроме больших укрепленных городов Юстиниана прима, Сардики и Наиссуса 1071 , еще более 150 кастелл. Были построены укрепления даже на берегах Мраморного моря и Архипелага. Гераклея была защищена, а Рёдестос перестроен заново; длинные стены прикрыли Херсонес Фракийский. 1072 Наконец, были построены крепости еще более к югу, в Фессалии и в северной Греции; длинные стены загораживали Фермопилы 1073 ; вал с боковыми башнями затруднял доступ через Коринфский перешеек. 1074 Таким образом, весь Балканский полуостров представлял как-бы обширный укрепленный лагерь. 1075

На берегах Понта Эвксинского длинные стены охраняли колонию Херсон, а сильная цитадель Петра защищала страну лазов. Затем от Трапезунда до Ефрата в несколько линий были расположены цитадели. 1076 Таковы были, кроме замков в стране Тцанов, Феодосиополис (Эрзерум), Кифарицон, Мартирополис; в Месопотамии – Амида, Константина, «оплот римской империи» – Дара 1077 , другой Феодосиополис, Цирцезиум на Ефрате, далее – Зеновия и Пальмира на границах пустыни, не считая промежуточных castella , соединявших указанные большие города и которых на пространстве между Дарой и Амидой насчитывалось не менее пятнадцати. 1078 Несколько позади, во второй линии, находились Сатала, Колонея, Никополис, Себастея, «оплот Армении» Мелитена 1079 , Эдесса, Карра, Каллиникум в Озроене, Сура, Гиераполис, Ценгма в Ефратезе и, наконец, Антиохия, которая после катастрофы 540 г. Была обращена в сильную крепость. Конечно, не все эти сооружения начаты были в царствование Юстиниана; многие из них, например Дара, Мартирополис, Феодосиополис , начаты были императором Aнастасием 1080 , но заслуга Юстиниана в том, что он пополнил эти работы и привел их в строгообдуманную систему. 1081

91. Реституция византийской цитадели в Гаиндре. (Рисунок г. H. Saladin).

В Африке совершенное Юстинианом дело было еще больше. Вандалы предусмотрительно снесли укрепления почти всех городов 1082;поэтому здесь приходилось делать все сызнова, и помощники императора сумели выполнить возложенную на них задачу. Эвагрий говорить о 150 городах, перестроенных по приказанию Юстиниана 1083 , и к этим работам по возобновлению прежних , нужно прибавить еще большое число новых крепостей. В Триполи были восстановлены в Лептис-Магна и в Сабрате их прежние наружные укрепления. 1084 В Бизацене все морское побережье покрылось цитаделями. 1085 Внутри страны , Капса и Фелепта превратились в сильные крепости для наблюдения за границей 1086 ; несколько дальше, замок Аммедера заграждал большую и важную дорогу, ведущую из Тевеста в Карфаген. 1087 Позади этой первой линии, крепости Суфес и Хузира защищали подходы к горному массиву, находящемуся в центре Тунизии 1088 , а укрепление Ларибус закрывало южным номадам доступ в равнины Меджерды. 1089 Другие города – Мамма, Кулулис – также содействовали защите границ Бизацены. 1090 В Проконсуларии, восстановлены прежние стены в Карфагене 1091 ; в долине Баградас, Вага была окружена валами 1092 ; в Борджи-Халлал, сильная крепость запирала с западной стороны доступ в богатые равнины Булла Регия 1093 , а Сикка Венерия прикрывала место, где сходятся дороги из Тевесты и Цирты. 1094 Нумидия также была покрыта цитаделями: у подножия возвышенности Неменхас, вдоль северных склонов массива Авреса, разграбленные маврами города, которые византийцы нашли совершенно покинутыми, были превращены в укрепленные места 1095 , причем Тевеста 1096 , Багаи, Тамугади 1097 и Ламфуа 1098 закрывали для номадов доступ к высоким плато, а два форта, поставленные на ближайших вершинах гор, могли наблюдать за краем на далекое расстояние. 1099 Позади этой первой линии, в северной части провинции, Тагура 1100 , Мадавра 1101 , Гадиофала 1102 , Тигизис 1103 , Калама 1104 , Константина 1105 Милев 1106 , образовывали вторую преграду, защищавшую область Телль. В Ходна, – восстановленная из развалин Цаби-Юстиниана сделалась сильным укрепленным городом 1107 ; в Ситифиенне Ситифис прикрывал византийскую границу с запада. 1108 И даже за пределами совершенно покоренных провинций, вдоль всех берегов Африки до Геркулесовых столбов, везде высились цитадели. Таковы были Цезарея в Цезарейской Мавритании 1109 и, в виду Испании, на самых границах императорских владений, построен грозный замок Септем, который, по словам Прокопия, Юстиниан «сделал неприступным для всего миpa». 1110

IV.

Обозревая всю совокупность этого оборонительного дела, можно прийти в изумление, каким образом все эти так зрело обдуманные меры оказывались так часто недействительными; каким образом эта столь частая сеть укрепленных мест, так разумно расположенных, в конце концов оказалась бессильной остановить нашествия персов и арабов в Азии, славян и гуннов в Европе и берберов в Африке. Это обстоятельство необходимо выяснить.

Прежде всего эти укрепления, покрывавшие густой сетью всю страну, были, вероятно, чересчур многочисленны для того, чтобы можно было обеспечить действительную защиту их. Чтобы воздвигнуть в несколько лет такое множество цитаделей, не один раз приходилось жертвовать прочностью сооружения только бы поскорее закончить его. 1111 Поэтому многие из крепостей имели недостаточно хорошо сделанные валы 1112 , а в некоторых они даже остались недоконченными. С другой стороны, армия, долженствовавшая занять их, была недостаточно велика для серьезного охранения их; многиe укрепленные города во второй линии, по-видимому, оставались вовсе без гарнизонов и были предоставлены охранению своих обывателей 1113 , и даже там, где были размещены императорские войска, часто имелись только очень слабые отряды их, быть может достаточные для защиты стен города, но совершенно неспособные надлежащим образом наблюдать за окружающей страной и охранять ее. 1114 Конечно, эти крепости оказывали серьезные услуги, давая сельскому населению в общем неприступное убежище 1115 ; конечно также, их крепкие стены могли противостоять нападениям противника, несведущего в осадном искусстве 1116 , но если таким путем они и обеспечивали городам относительную безопасность, остальной незащищенный край был открыт для нападений варваров. Легкая кавалерия сарацинов, гуннов, славян и берберов проходила, не останавливаясь, мимо этих бессильных цитаделей, защитники которых

92. План византийской цитадели в Аин-Тунга (Рисунок Н. Saladin).

должны были оставаться бездеятельными зрителями совершающихся грабежей и пожаров. Таким образом, эта оккупационная система, по-видимому так зрело обдуманная, на деле оказывалась довольно недействительной. Не смотря на столь остроумное и сложное расположение укреплений, граница подвергалась нападениям; через нее варвары проходили, грабили страну, а жителей захватывали и уводили в неволю.

С другой стороны, нужно заметить, что многие из этих укреплений, перечисление которых занимает столько места в книге О сооружениях , очевидно, были очень неважны, представляя скорее места убежищ, чем цитадели; кроме того, многие из них были воздвигнуты немедленно после известных нам нашествий в видах предотвращения их в будущем. Во время второй персидской войны, большая часть крепостей в Месопотамии имела очень посредственное значение 1117 , и только после бедствий, сопровождавших нашествие Хозроя, император принял необходимые меры для защиты страны. 1118 То же самое, вероятно, произошло на Дунае после набега славян в 540 г., и, без сомнения, именно с этого времени были предприняты важные работы для защиты внутренних провинций Балканского полуострова.

Но в этом деле, как и во всем остальном, за деятельностью первых годов очень быстро наступило ослабление и упадок. Прокопий рассказывает в одном месте, что в начале царствования Юстиниан совершенно пренебрегал защитой границы: «Прежде римские императоры, говорит он, ставили на границах империи много отрядов, которые должны были защищать их и, особенно на Востоке, силой отражать набеги персов и сарацин. Эти отряды назывались limitanei . В начале своего царствования Юстиниан относился к этим солдатам равнодушно и презрительно, до такой степени, что заставлял их ждать получения своего жалованья в течение четырех и пяти лет. Когда же между персами и римлянами был заключен мир, эти несчастные вместо того, чтобы пользоваться, наравне с другими, благами мира, должны были отдать государству часть причитающихся им денег. Позже, без всякого повода, от них даже были отняты их места в армии, так что границы империи оставались без защиты, а солдаты были вынуждены жить на счет благотворительности благочестивых людей». 1119 Это – неверно, если сообщение Прокопия отнести к тому времени, на которое он указывает, так как эти факты имели место несколько позже. Вся обширная оборонительная система стоила дорого, поэтому экономничали больше, чем следовало. Армия, уменьшенная в своем действующем составе, не могла уже охранять территорию империи 1120 ; плохо поддерживаемые укрепления были предоставлены самим себе, не поправлялись и оставались без гарнизонов 1121 ; вместо энергической оборонительной политики, император возложил все свои упования на сомнительную дипломатию, покупавшую ценой золота отступление варваров, или нейтрализовавшую их, восстанавливая одних против других. Все это верно и вполне объясняет бедствия, которыми отмечен конец царствования; но всего этого недостаточно, чтобы забыть величие военного дела Юстиниана. В конце концов в его царствование счастливые войны удвоили пространство империи и, не смотря на очень частые нашествия, серьезная организация обороны обеспечивала стране относительную безопасность. Даже в настоящее время развалины цитаделей VI века свидетельствуют об удивительной деятельности, проявленной великим императором, и следует признать, что, несмотря на бесспорные недостатки, – особенно же, если принять во внимание то орудие войны, которым он располагал, – Юстиниан в этой части своей задачи не оказался недостойным той великой римской администрации продолжателем и наследником которой он себя считал.

Глава V. Законодательство

                  

Если бы Юстиниан был только завоевателем, его царствование имело бы некоторое значение в истории, но имя его, конечно, было бы известно не более, чем имена других византийских государей-воителей, вроде Никифора Фоки, Иоанна Цимисхия или Василия II. Если же его имя оставалось чрезвычайно популярным; если все средневековье хранило память о великом императоре; если и в настоящее время его имя известно мало-мальски просвещенному человеку, то всем этим он обязан своему законодательному делу. Его повелением, его влиянием и при его содействии был составлен тот громадный сборник, обнимающий как право классических юристов, так и законодательство императоров, который впоследствии получил название Corpus juris civilis и четыре части которого –  Институции (Institutiones), Дигесты (Digesta sen Pandektae), Кодекс (Codex Justiniani) и  Новеллы (Novellae) – составляли в течение всего средневековья и остаются даже в настоящее время истинной основой изучения римского права. В настоящем очерке может быть изложена лишь внешняя иcтopия этой громадной реформы, при чем мы будем касаться чисто юридических сторон ее только в очень общих чертах. Но если для изучения внутреннего развития его нужна компетенция юриста, то все же историк не может обойти молчанием эту важную сторону деятельности Юстиниана, тем более, что самое дело имеет глубокий исторический интерес. «Corpus juris civilis, говорит один писатель, есть последний продукт римской юридической науки, высшее усилие концентрации права в борьбе против медленного распадения его, чувствовавшегося уже с III века». 1122 Но в нем есть и нечто другое – и, быть может, еще более важное. В Corpus juris civilis вложены существенные принципы права, действующего в современном обществе, и его изучение, скрытно продолжавшееся в первые века отдаленного средневековья и с XI века получившее чрезвычайное развитие, внушило варварским народам Запада идею государства, основанного на праве. Именно этим отражением, проходящим через всю истоpию Запада, – чего, несмотря на необходимое критическое отношение, никогда не следует забывать, – воля Юстиниана совершила дело, наиболее плодотворное для прогресса человечества.

I.

Известно какое почти суеверное уважение питал Юстиниан к традициям римской древности, к той «непогрешимой древности» 1123 ( inculpabilis antiquitas ), представителем и законным наследником которой он себя почитал. Если Рим был велик, то по двум причинам: блеском военной славы и наукой права; в глазах Юстиниана римский император представлял собой лицо, имеющее двойное назначение: он был «не только победителем в войнах с чужеземцами, но и умеющим преследовать законными путями несправедливость и клевету; он одновременно тpиумфaтop над врагами и внимательный защитник права». 1124 Таким образом, Юстиниан, по примеру своих великих предшественников, должен был быть государем-воином и государем-законодателем. Совершение юридического дела являлось новым способом выражения наследования древнего Рима, и Юстиниан тем менее мог колебаться в этом, что смотрел на себя, как на облеченного самим Богом правом создания законов, и императорское величество казалось ему, по своему всеведению, способным с помощью всемогущего Провидения разрешить все темные стороны юридической науки. 1125

Другие соображения, менее отвлеченного и теоретического характера, способствовали окончательному pешению базилевса : именно, страшный

93 . Башни  византийской стены в Бежа.

беспорядок, в который пришло римское право. Оно почерпало свои правила из двух источников: с одной стороны, из императорских указов ( leges ), и с другой – из толкований юрисконсультов (jus); но эти материалы были очень разбросаны, пользоваться ими было очень трудно и, сверх того, они были полны противоречий. 1126 Юстиниан очень часто и горько жалуется на «бесполезное многословиe» 1127 , ( supervacua prolixitas ) этих бесчисленных текстов и еще более на неудобства, проистекающие для надлежащего юридического применения от их темноты и вечных разноречий, вследствие чего дела становятся нескончаемыми и приговоры основываются не столько на законах, сколько на усмотрении и прихоти судей. 1128 Таким образом, было существенно важно собрать и согласовать все эти тексты в определенной, однообразной и облегчающей пользование системе, положить во всем предел произволу чиновников и создать, как выражался Юстиниан, «точные и неоспоримые законы». 1129 Как мы увидим ниже, император очень заботился о порядке и правосудии; он очень живо чувствовал все недостатки судебного дела и тяжелые последствия от этого для подданных. Это являлось еще одним поводом к тому, что в горячке начала царствования, столь богатого обещаниями и великими предначертаниями, он смело взялся на великую законодательную реформу.

Но если следует отдавать Юстиниану честь за замысел этого колоссального предприятия, то нужно сказать, что он имел также счастье найти возле себя человека, способного выполнить его. Трибониан был настоящей душой великого намерения и император это хорошо сознавал, так как он не скупился на похвалы юридическим познаниям своего министра, его практической опытности, преданности государю и усердию, с которым он старался выполнить все желания своего государя. 1130 действительно, все дело вел Трибониан. 13 февраля 528 г. была учреждена для реформы кодекса комиссия из десяти членов, которые все были «люди науки, опыта, неутомимого и и похвального усердия к общественному делу». 1131 Здесь были собраны, вместе с Трибонианом, высокие чиновники администрации, два заслуженные адвоката и профессор права константинопольской школы Феофил. Император предложил им собрать и классифицировать все императорские установления, начиная со времен Адриана, заимствуя все, что следовало сохранить из трех кодексов – Григорианского, Гермогениановского и Феодосиевского, и собрать все рескрипты, изданные впоследствии императорами. Дело велось с большой быстротой и было кончено через год с небольшим. 7 апреля 529 г. составленное таким образом собрание законов было готово к обнародованию; это был Кодекс  Юстиниана , который, в подражание закону Двенадцати Таблиц, был разделен на двенадцать книг и отныне должен был на всем пространстве империи иметь силу закона и заменить все другие сборники подобного же рода.

Как ни важно в этом отношении дело Юстиниана, но оно, однако, не было совершенно оригинальным. Раньше его Диоклетиан и, вероятно, Феодосий II составили кодексы в этом же роде. Но делом, лично принадлежавшим Юстиниану, были Дигесты. В них Юстиниан пожелал собрать во едино учения самых знаменитых юрисконсультов древнего Рима. При этом преследовалась не одна только практическая цель – дать юристам в удобной и сподручной форме необходимые для юриспруденции тексты; у императора было более высокое и научное намерение: он желал сохранить для потомства драгоценные материалы, накопленные в течение веков мудростью римлян, и льстил себя надеждой дать этим новый толчок юридической науке. Задача, которую предстояло выполнить, была громадна; требовалось разобрать ни более ни менее, как 2.000 книг, в которых было около трех миллионов строк. 1132 Сам Юстиниан, казалось, сначала испугался. «Никто, говорит он, не смел надеяться и мечтать о таком деле; оно было самое трудное, вернее – даже невозможное, но, воздев руки к небесам и призвав помощь Божью, мы взялись за него, надеясь на Предвечного, который, по своему всемогуществу, может вывести из самого безнадежного положения». 1133 Это «безнадежное дело», как называл его император 1134 , Трибониан довел до конца, и нужно видеть, как высокопарно говорит Юстиниан об успехе предприятия, «о котором никто до нашего царствования не мечтал, которое казалось невозможным для человеческого рода» 1135 и в котором, «как в глубоком море», должны были потонуть самые ученые и искусные люди.

15 декабря 530 г. была назначена комиссия из шестнадцати членов. Она состояла из одиннадцати адвокатов, четырех профессоров права, двух из Константинополя и двух из Бейрута, и председателя –  Трибониана. 1136 Масса текстов, которые предстояло разобрать, была громадна; сверх того, многие из древних юрисконсультов были либо мало знакомы, либо почти позабыты. Но во всем этом эрудиция и изобретательность Трибониана сделала чудеса. Под его высшим руководительством комиссия разделилась на три секции. Одна разбирала сочинения, относящаяся к jus civile , и, в особенности, разработанные комментарии, которыми Помпоний, Ульпиан и Павел обогатили трактат гражданского права Сабина, так называемый libri ad Sabinum ; другая разрабатывала все, относящееся к jus honorarium , главным образом, работы Ульпиана, Павла и Кая, относящаяся к преторскому эдикту Адриана и которые называются libri ad edictum; наконец, третья разрабатывала тексты, которые не могли быть отнесены ни к одной из предыдущих категорий, особенно Вопросы и Ответы Папиниана, Павла и Сцеволы. Таким образом, получились три группы извлечении: сабинианская, эдиктная

 

94. Porta Maggiore в Риме (древние Пренестинские и Лабиканские ворота).  и папиниановская. 1137 Собранные материалы были затем рассмотрены комиссией, классифицированы, приведены в соответствие одни с другими и, наконец, распределены в семи частях и в пятидесяти книгах. Сорок юрисконсультов доставили необходимые извлечения, начиная с К. Муция Сцеволы, как самого древнего, до Гермогена и Аркадия Харизиуса, живших в IV веке; но главным образом заимствования были сделаны из Ульпиана, давшие целую треть Дигест, и из Павла, давшие около одной шестой части их. 1138 Таким образом, в 150.000 строках была резюмирована сущность античной науки, «был выстроен, по выражению Юстиниана, священный храм римской юстиции» 1139 , и в пятидесяти книгах Пандектов – полное собрание – «было заключено, как в цитадели, все античное право ( vetus jus ), остававшееся неразработанным в течение 1.400 лет и, наконец, приведенное в порядок Юстинианом». 1140

Полагали, что потребуется, по крайней мере, не меньше десяти лет для окончания всего дела, но оно было закончено в три года 1141 , и 16 декабря 533 г. Дигесты были обнародованы. Юстиниан очень любил, чтобы его желания быстро осуществлялись, и много раз сам вмешивался для ускорения работ членов комиссии, требуя от них отчетов о ходе дела, устраняя сомнения и разрешая затруднения в силу той универсальной компетенции, которая была дарована ему небом 1142 и пользоваться которой Трибониан охотно побуждал его. 1143 Но легко понять, что дело, так быстро исполненное, не могло быть совершенным и дает основание для многих оговорок относительно результатов такой чрезмерно торопливой работы.

Относительно редакции Кодекса, как и редакции Дигест, Юстиниан предоставил членам комиссии полную свободу выбора извлечений, которые они делали, но только настойчиво советовал наблюдать, чтобы в них не было повторений и противоречий. 1144 Он сознавал однако, как трудно вполне соблюсти это желание и заранее извинялся за повторения, которые могут встретиться, приписывая их естественной человеческой слабости. «Ибо, говорит он, помнить все и ни в чем не ошибаться – это привилегия божества, а не человечества». 1145 И действительно, в Дигестах много повторений, причем либо одно и то же извлечение воспроизводится несколько раз, либо по одному и тому же поводу приводятся отрывки из разных юрисконсультов, устанавливающих однородные правила. 1146 Юстиниан извинялся также и за возможные пропуски 1147 , но решительно заявил, что за то во всем труде нельзя найти ни одного противоречия. 1148 Однако, как он ни льстил себя этим, но в Дигестах есть противоречия, и даже их много. 1149 Вообще, самый серьезный упрек, который может быть обращен к редакторам этого обширного сборника, это – полное отсутствие единства в их работе. Торопясь как можно скорее кончить его, они сделали мозаику из драгоценных обрывков, помещенных одни за другими по мере того, как каждая секция комиссии доставляла их, часто очень поверхностно распределенных и не раз весьма неудачно слитых законоведами эпохи упадка. По недосмотру, были сохранены многие постановления, уже потерявшие силу закона; в особенности же составители считали очень трудным и требующим много времени выработку методического плана труда и удовольствовались совершенно внешней классификацией. 1150 Юстиниан, конечно, указал только в общих чертах порядок, которому надлежало следовать 1151 , именно: предметы должны были распределяться в порядке, принятом в Преторском эдикте, или, вернее, в комментариях Ульпиана к этому эдикту. Но содержимое каждой главы распределено совершенно поверхностно; вместо того, чтобы «принять в основание каждого вопроса изложение его каким-либо юрисконсультом и пополнять его извлечениями из сочинений других юристов» 1152 , были приставлены один к одному обрывки всех трех групп, причем во главе их ставили тот, из которого сделано наибольшее извлечение. Сверх того, многиe тексты внесены по ошибке под такие рубрики, к которым они не имеют никакого отношения. В надписях, помещенных в начале каждого отрывка и указывающих авторов, нет недостатка в ошибках и неточных ссылках, что является очень большим недостатком. 1153

Есть и другой, еще более важный недостаток. Юстиниан предложил членам комиссии устранять все, что они признают бесполезным, и для составления точной и ясной редакции уполномочил их исправлять то, что покажется им в текстах темным или дурно изложенным; наконец, он позволил им делать прибавки и урезки и даже сливать во едино по несколько отрывков различного происхождения. 1154 Члены комиссии широко воспользовались предоставленной им свободой – и притом нередко недостаточно разумно. Они не только уничтожали, вычеркивая все, относящееся к установлениям, уже отмененным или устарелым, не только уничтожали, для краткости, глубокие замечания авторов и противоречия, на которые указывали последние 1155 , но они по произволу портили, изменяли, обрезывали и переделывали их, заменяя своими словами выражения древних юристов, выкраивая учреждения и трактаты права, подобно какой-нибудь одежде, сшитой из лоскутков. «Трибониан, пишет один юрист, наложил варварскую руку на удивительные остатки римской юриспруденции; он испортил, изувечил самое лучшее творение Рима – его гражданское право; он уничтожил Ульпиана, Павла, Папиана, Кая, чтобы только приспособить эти обломки к нуждам греческой империи и построить из них здание, состоящее из лохмотьев». 1156 В этом жестоком отзыве есть много правды. Но можно ли идти далее и сказать, «что ему, быть может, мы обязаны потерей этих драгоценных книг, подвергшихся после компиляции Юстиниана забвению и презрению»? Такое предположение очень спорно. 1157 Были бы составлены Дигесты, или нет, сочинения классических юрисконсультов, из которых многие были очень мало распространены, все равно, по всей вероятности, погибли бы. С другой стороны, рано или поздно, но практические потребности заставили бы составить сборник, подобный Дигестам, и этот сборник, составленный другими, мог быть сделан еще хуже. Благодаря Юстиниану и его сотрудникам, для нас сохранились источники римского права, конечно, далеко неполные, но во всяком случае в таком объеме, какого не встречается ни в одной из ветвей античной науки. Конечно, можно осуждать метод, которому следовали при составлении Дигест, и недостаточно практический характер дела, которое воскресило, сохранив их, много правил и учреждений, уже давно забытых, но остается бесспорным, что по научному достоинству, которое Юстиниан хотел придать своему сборнику, он сделал ценное и оригинальное дело, а богатством материалов, которые он желал передать по-томству, он оказал громадную услугу как юридической науке, так и истории.

Именно, на эту точку зрения и следует становиться для оценки предприятия Юстиниана; но оно представляет для

                                        

95. Диптих консула Анастасия (517 г.). (Кабинет медалей.).

 историка и интерес другого рода. В нем можно найти драгоценные указания как на дух императора, так и на дух его времени.

Прежде всего поражает, следующее. В этой империи, в большей своей части чисто восточной, латинский язык остается по преимуществу языком юридическим. 1158 Черта эта характеристична: для Юстиниана, наследника римских императоров, латинский язык всегда оставался не только официальным языком, но и национальным языком империи. 1159 В действительности, греческий язык мог быть гораздо более распространенным и понятным, но наследник цезарей соглашался употреблять его только из снисхождения; в ежедневной же практике управления упорно придерживались латинского языка. Даже в такой провинции, как Сирия, где большинство населения говорило по-сирийски и только высшие классы объяснялись по-гречески, в VI веке все тексты актов составлялись по-латыни. 1160

Другое важное замечание, вызываемое этим законодательством, состоит в проведении в последнем идеи государства, основанного на обдуманной иерархии чиновников, повинующихся одному неограниченному начальнику, управляющему бесконтрольно и власть которого является божественным правом. Никогда, быть может, теория императорского деспотизма не была выражена более точно и полно, чем в законодательстве Юстиниана, и в этом отношении Юстиниан был истинным наследником цезарей.

Но наряду с преданиями прошлого, благоговейно сохраненными людьми VI века, появились новые идеи. 1161 При всех недостатках внешней формы, несмотря на многословиe и напыщенность слога, несмотря даже на частое отсутствиe логики и определенности 1162 , сущность все таки указывает на довольно значительную широту взгляда; в ней чувствуется новое веяние и проводятся реформы, имевшие действительную важность. Не смотря на свое глубокое уважение к древности, Юстиниан сильно чувствовал бесполезную сложность и устарелость во многих отношениях древнего римского права, а потому в своих решениях, затрагивавших права личности, он охотно руководился тем, что он любил называть humanitas , а в решениях, касавшихся прав другого рода, – общественною пользой и  naturalis ratio. 1163 Таким образом, более широкие и справедливые принципы нового jus gentium окончательно уничтожали узкие, подвергшиеся на практике частичной отмене, постановления права Двенадцати Таблиц; но этим дело не ограничилось. В расширенные римские взгляды проник христианский дух, и через законодательство Юстиниана, от начала до конца, проходит постоянная забота об общественной справедливости и живое попечение об общественной нравственности. 1164

В личном праве старое воззрение на семью исчезает окончательно. 1165 Женщина становится равной мужчине и получает даже несколько привилегированное положение. Закон определяет и укрепляет ее права на приданое, уменьшая власть распоряжения им со стороны мужа в течение брака и упрощая способы возврата его при расторжении последнего. Чтобы еще более увеличить независимость жены, закон обязывает будущего супруга, в обмен и как бы в соответствие обещанному приданому (ὰντίφερνα) обеспечить жене посредством donatio propter nuptias известные средства, которые делаются ее собственностью при расторжении брака. 1166 Точно также изменяются отношения между отцом и детьми. Patria potestas уже не допускает более отказа отца на coгласиe на брак его сына или дочери, или, по крайней мере, он должен представить суду основания такого отказа. Сын, который имел право на получение родового имения, делался безусловным собственником имуществ, приобретенных им каким бы то ни было способом (благоприобретенное имущество, bona adventitia) 1167 , при чем отец не мог предъявлять на это имущество никаких претензий, за исключением peculium profectitium . Некоторое освобождение из-под родительской власти уничтожило прежний характер отношений, при которых ребенок низводился на уровень раба, и, вообще, во все отношения между членами семьи вносился большой дух мягкости с ярким

96. Атриум базалики в Паренцо.

признанием личного достоинства их. В том же духе определялось положение тех, которые в прежнем обществе находились в состоянии лишенных прав. Следуя Ульпиану 1168 закон объявлял, что по естественному праву все люди равны, что всякий человек рождается свободным и  что рабство есть состояние, противное природе, вследствие чего рабство было смягчено, освобождение поощрялось и было облегчено. Не менее либерален закон и относительно отпущенных, а также  и женщин, которых профессия как бы выделяет из общества, таковы – куртизанки и актрисы. Закон разрешает последним брак со свободными людьми и даже с лицами, носящими сан сенатора. 1169 В последних мерах cмелo можно распознать влияние Феодоры.

Тот же дух проявлялся и в законодательстве относительно имуществ. 1170 Изменения, введенные Юстинианом в право наследования, особенно в наследиях без завещания, были, по словам одного автора, «совершенно революционными». 1171 Прежде, при вызове наследников, право агнатов представлялось безусловным; теперь родство по крови, как по мужской, так и по женской линиям, являлось единственным указанием для передачи имущества. Было признано бесспорным принципом естественного права, что каждое дитя должно наследовать часть отцовского наследства. Сын, за некоторыми весьма редкими исключениями, не мог быть лишен наследства, и законная часть, на которую он имел право, была увеличена. Право матери на наследство сделано было независящим от jus liberorum ; дочери или сестры были признаны имеющими право на наследство с исключением прав агнатов. Все это, несомненно, не было полным нововведением; во многих отношениях законодательство Юстиниана только узаконивало то, что давно уже совершалось в действительности 1172 , но оно тем не менее очищало юридическую почву от устаревших следов древнего права, упрощало положение и порядок вещей, как, например, в отношении форм передачи имуществ и формальностей при обязательствах. 1173 И всем этим, – тем духом справедливости, мягкости, упрощения, который, по мнению авторитетного судьи, делал из закона о наследованиях «верх совершенства всего дела Юстиниана» 1174 , – он «приготовил пути, по которым должно было последовать дальнейшее законодательство». 1175

Тем не менее, Кодекса и Дигест самих по себе было недостаточно. Не все могли, как выразился Юстиниан, «снести тяжесть такой мудрости» 1176 , и потому необходимо было подумать о более молодых умах, нуждающихся в более простой пище, «о тех еще недостаточно опытных людях, которые стоят в преддверии закона, жаждая проникнуть в его святилище». 1177 "Для этой юности, желающей изучить право» 1178 , необходимо было хорошее практическое руководство. О нем подумал Юстиниан еще в 530 г. 1179 , и в 533 г. поручил составить его Трибониану и двум профессорам права, Феофилу и Дорофею. Эта задача была выполнена с такой быстротой, что книга могла появиться 21 ноября 533 г., даже раньше окончания Дигест. Это были четыре книги Институций , составленных по плану Институций Кая, которые и легли в основу нового произведения, но так, по словам Юстиниана, чтобы «собрать мутные воды древних источников в прозрачное озеро» 1180 , т.е. изложение их должно быть не таким метафорическим, и из него должно было быть исключено все устаревшее и введено в эту новую элементарную книгу все, что необходимо было знать о современном состоянии права и особенно о реформах Юстиниана. 1181 Наконец, в 534 г. явилось второе издание Кодекса, пересмотренное и увеличенное большим числом новых указов, изданных императором после 529 г., и сборником Пятидесяти определении ( quinquaginta decisiones ), содержащих в себе императорские решения с 529 по 532 гг. Новый Кодекс был обнародован 17 ноября 534 г. под заглавием Codex repetitae praelectionis . 1182 Им отменялось издание 529 г., и именно это издание, заключающее в себе от 4.600 до 4.700 постановлений, идущих от времени Адриана до 534 г., составляет то, что мы имеем теперь под названием Кодекса Юстиниана . Все законоположения расположены в отделах в хронологическом порядке; во главе каждого из них стоит имя императора, от которого исходил закон, а место и время издания указаны в конце. 1183

II.

Когда Юстиниан довел начатое им дело до конца, он окинул всю совокупность его своим взором и «нашел, что оно хорошо». Самодовольно вспоминая в одном из указов 533 г. «небесные дары», которыми Провидение наградило его в этот год его царствования, – мир заключенный с Персей, завоевание его оружием Африки, – он поставил на одном ряду с ними окончание великой законодательной реформы. 1184 Он радовался, что внес новый свет в темную ночь древнего права, что своими Институциями и Дигестами проложил яркий и легкий путь, а Кодексом зажег для всех глаз блестящую звезду 1185 ; он кичился совершением невозможного дела, тем, что дал для настоящего

97. Византийская капитель в ц. св. Виталия в Равенне.  и будущего наилучшие законы 1186 , и, приглашая подданных возблагодарить небеса, сохранившие для того векa, в котором они живут, столь великолепное дело, – он увещевал их благоговейно чтить эти законы, которые древние не достаточно чтили. 1187 Затем он велеречиво перечисляет их достоинства: с точки зрения юридической определенные статьи заменили произвол судей; с точки зрения научной, – вся сумма античного знания собрана в Corpus juris и, таким образом, предохранена от забвения. 1188 Юстиниан не упустил также из виду литературные и даже экономические достоинства всего дела, этих точных, кратких и доступных для всех законов, которые, к тому же, каждый легко может иметь: «за несколько солидов, говорит он, богатые и бедные могут купить их и приобрести с ничтожными издержками квинтэссенцию мудрости». 1189 Воздав благодарение Богу, покровительство которого позволило ему осуществить его намерение, он повелевал, чтобы новое законодательство получило силу закона на всем пространстве империи 1190 , в отмену всех прежних постановлений; чтобы оно почиталось, как неизменное и святое, и чтобы все в нем написанное, даже ошибки, не подвергалось ни малейшему сомнению. И Юстиниан приказывал, чтобы в суде, при разногласии между древним и подлинным текстом закона и измененным текстом, помещенным в Дигестах или в Кодексе, принимался во внимание только последний. 1191

В видах сохранения своего удивительного законодательства в его первоначальной чистоте, Юстиниан упорядочил еще юридическое преподавание, основой которого должно было служить это законодательство, и юридическую науку, бывшую его отправной точкой.

Школ права в империи было довольно много. Они были в Константинополе, Риме, Берите (Бейруте), Цезарее, Александрии и в других местах. Юстиниан сохранил из них только первые три. 1192 Самое преподавание было также изменено с целью согласования его с новыми законодательными сборниками. До этих пор, изучениe права продолжалось четыре года; но при этом во время лекций изучались очень немногие произведения, всего 87 из 2.000, которые оставались от старых авторов, и прочитывалось не более 60.000 строчек из громадной массы законов. 1193 Дело ограничивалось изложением Институций Кая, некоторых отрывков из книг Ульпиана ad Sabinum , больших отрывков его кoммeнтapия на Эдикт, восьмью книгами Responsa Папиниана и двадцатью тремя книгами из Responsa Павла. 1194 Многое оставлялось без внимания, как устарелое и бесполезное, и сами учителя, не зная большей части древних произведений, весьма мало помогали дальнейшему развитию науки. Наоборот, терялось много времени на изучение того, что не имело никакого практического значения. Уголовное право и уголовное судопроизводство совершенно оставлялись в стороне, и вместе с тем школы не могли определить, когда в них можно приступить к изложению нового гражданского судопроизводства, к изучению сборников императорских установлений и внесенных в них нововведений. Последствием всего этого, по словам Юстиниана, было то, что студенты оставляли школы «только испорченными наукой».

Реформа школы являлась необходимостью. Была начертана новая программа занятий. Продолжительность обучения была увеличена до 5 лет. 1195 Студенты первого года, которых прежде в насмешку называли Dupondii  и которых император пожелал украсить именем Justiniani novi , должны были изучать Институции и четыре первые книги Дигест. Второй, третий и четвертый года посвящались изучению Дигест, при чем книги 37–50 оставались вне программы и изучение их предоставлялось на волю каждого студента; наконец, пятый год предназначался для Кодекса. Благодаря такому распределению занятий, «студенты, говорил император, проникнув в тайны права, не будут иметь ничего скрытого, но, прочитав все, что собрано Трибонианом и его сотрудниками, станут превосходными адвокатами, охранителями правосудия, могучими борцами и всегда умелыми судьями в ходе процессов». 1196 И затем в стиле, напоминающем тот, который обыкновенно употребляется при раздаче наград, Юстиниан старается возбудить усердие студентов и их наставников: «примите же, говорит он ученикам, со вниманием и уважением издаваемые нами законы, покажите себя настолько любознательными, чтобы считаться могущими удовлетворить самую лучшую из возлагаемых на вас надежд, покажите,что вы, пройдя всю науку права, будете уметь управлять в государстве на тех постах, которые будут вам вверены». 1197 Обращаясь к профессорам, он говорит: «И так, начните с помощью Божьей преподавание науки права, откройте путь, который мы указали вам, дабы ваши ученики сделались превосходными слугами правосудия и государства, а вы сами заслужили бы себе вечную славу». 1198 В заключение базилевс со свойственной ему эрудицией прибавляет: «В ваше время право действительно подверглось преобразованию, подобное тому, о котором говорит отец всех добродетелей Гомер, когда он изображает Главка и Диомеда выменивающими вещи, совершенно несходные – золото за медь, стоимость девяти быков за одну гекатомбу». 1199 И с своей обычной заботой о всех мелочах Юстиниан предписывает соблюдение в новых университетах празднеств, сопровождающих переход на третий курс, и строго запрещает «те постыдные, отвратительные и достойные только рабской душе» испытания, которые студенты налагали на своих вновь поступивших товарищей и нередко распространялись даже на профессоров. 1200

Такова была новая программа преподавания, основанная главным образом на строгом изучении Corpus juris civilis . Тот же дух определил и предписания, касающаяся научных изысканий. Юстиниан решительно не желал, чтобы его дело подверглось каким-либо изменениям вследствиe каких-либо возражений; поэтому он запретил всякое критическое исследование относительно законодательных текстов, всякого рода комментарии или простое измениниe в изложении законов. Он разрешил только переводы, при условии, чтобы они были буквальны, краткое изложение, указатели ( indices ) и, наконец, работы, состоящие в сближении статьи Дигест с постановлениями по тому же предмету, заимствованными из законодательных актов (παράτιτλα); все остальное в его глазах было бы не толкованием, а извращением, и, являясь бесполезной болтовнёй, служило бы только к ослаблению значения императорского дела. 1201 Конечно, наука была поставлена этим в чрезвычайно узкие границы, особенно если вспомнить, что законы Юстиниана должны были с этого времени сделаться основой всякого научного исследования, и тем более узкие, что соблюдение императорских повелений в действительности было невозможно. Несмотря на наказания, налагавшаяся на их нарушителей, эти меры остались мертвой буквой. Их уважали только по внешности и под именем indices давались свободные изложения текста; в них делались толкования его, сопровождающиеся объяснительными и научными комментариями (παραγραφαί). 1202 Пример этому дали сами члены комиссии, учрежденной Юстинианом; так Феофил и Дорофей составили на греческом языке Jndices к Дигестам, а в конце царствования другой профессор права, Стефан, издал, тоже по-гречески, очень пространный комментарий к Пандектам. На греческом же языке появилось изложение

98. Миниатюра из ватиканского списка Козьмы Индикоплевста.

                           

Институций, приписываемое, быть может ошибочно, Феофилу; наконец для Кодекса были изданы по-гречески комментарии юрисконсультами Фалалеем, Исидором и Анатолием. Все эти работы свидетельствуют о большой деятельности в школах права VI века; они показывают также крайнюю необходимость перевода на греческий язык официальных латинских текстов нового законодательства для того, чтобы оно сделалось доступным массе населения. Тем не менее, можно было опасаться, что при такой крайне ограниченной области, предоставленной для работ, юридическая наука должна была довольно скоро прийти в некоторый упадок.

Узко ограничивая самостоятельность других, Юстиниан не намерен был ограничивать свою. Сверх того, что он сохранил за собой право во всех случаях, не предусмотренных законом, устранять возникшее недоразумение в силу своей императорской власти, он формально обещал, что если в будущем ему покажется необходимым изменить какое-либо постановление или если он придумает лучшее решение, – издавать соответствующее законоположение. 1203 И он очень широко воспользовался данным им самому себе разрешением. С 534 г. по 565 он издал под именем новелл ряд повелений, всего 154, которые в некоторых очень важных статьях, например, в вопросе о наследования при отсутствии завещания внесли серьезные изменения в законы Дигест и Кодекса; но большая часть их относится к делам административного и церковного порядка и, в силу этого, представляют высокий интерес для истории административного управления в его царствование. 1204 В отношении этих указов необходимо сделать два замечания. Первое, это – то, что, несмотря на первоначальное намерение Юстиниана, эти указы никогда не были собраны в одно целое официальное издание; в первый раз их собрал воедино после 555 г. один константинопольский адвокат, Юлиан; другие, более полные сборники, были составлены несколько позже. Другое замечание касается факта, достойного особого внимания, а именно, что большая часть новелл была издана на греческом языке: «Мы не написали этот закон, говорит Юстиниан в одном указе 535 г., не на национальном языке, но на общеупотребительном греческом, дабы он стал известен всем, так как при этом все легко поймут его». 1205 Для государя, желавшего оставаться римским императором, это являлось большой уступкой, чреватой последствиями, и ничто не указывает так хорошо на глубокую эволюцию, совершившуюся в государстве, и на тщету усилий Юстиниана остановить ее.

99. Bизантийские капители базилики в Паренцо.

Глава VI. Административное дело

В то время, когда Юстиниан взял в свои руки управление Восточной империей, внутреннее состояние государства было чрезвычайно затруднительно и опасно. 1206 Повсюду были источники беспорядка и смут. В Константинополе партии ипподрома терзали столицу своим соперничеством и поддерживали оппозиции новому порядку со стороны низверженных наследников императора Анастасия; в провинциях гибельные приемы общественного управления вызывали чувство неуверенности в своей безопасности и глубокое обнищание. Возрастающая бедность лишала империю источников государственных средств, налоги поступали плохо, казна была пуста и резервный фонд, предусмотрительно основанный Анастасием, был почти исчерпан. Сверх этого, религиозные споры увеличивали внутреннее разделениe страны и еще болеe обостряли опасный кризис, переживаемый государством. Чтобы найти средства против такого зла, ввести порядок в государстве, извлекать больше из воссозданных источников доходов империи и, особенно, чтобы ввести в управление более строгие требования честности и нравственности, – требовались весьма серьезные реформы. Юстиниан смело взялся за это трудное дело и с похвальной настойчивостью преследовал его в течение большей части своего царствования; если же в этих усилиях он не вполне достиг того, что желал, если ему не удалось уничтожить закоренелые пороки византийской администрации, то во всяком случае он внес в нее некоторые новые принципы и ввел в общественную организацию существенные правила, важные по своим последствиям. В этом отношении его царствование представляет важный момент в истории управления Восточной греческой империей.

I.

Чтобы убедиться, как были сильны основания и как их было много для того, чтобы натолкнуть внимание Юстиниана на необходимость административной реформы, достаточно пробежать длинный ряд Новелл , посредством которых он пытался осуществить свои намерения. Эти официальные документы, которых нельзя заподозрить в желании как можно чернее нарисовать картину, дают ужасающее представление о нищете, в которой находилась империя, и о тех глубоких бедствиях, против которых требовалось принять безотлагательные меры.

В Византии исстари существовал обычай, с которым постоянно боролись, но никогда не могли уничтожить, – торговля общественными должностями. Самые высшие лица в государстве, даже императоры, не краснея, дорого продавали искателям должностей свою благосклонность и покровительство. 1207 Чтобы склонить на свою сторону этих необходимых патронов, кандидаты на места разорялись, делая займы за огромные проценты, лишь бы добыть необходимые деньги, но они шли дальше и с бесстыдной откро- венностью, показывающей, как глубоко проникло зло, они выдавали своим заимодавцам обязательства на получение доходов из провинции, об управлении которыми ходатайствовали. 1208 По получения места нужно было покрыть свои издержки, уплачивать капитал и проценты своим кредиторам, которые нередко для большей верности сопровождали чиновника на место его управления. 1209 Наконец, благоразумие требовало подумать о будущем и сберечь известные средства на то время, когда придется покинуть свою должность. 1210 Естественно, что все расходы должна была покрывать провинция; отсюда – непрерывные вымогательства, притеснительное и требовательное финансовое управление, продажная и позорная юстиция, полная «краж и несправедливости». 1211 Естественно также, что по примеру губернатора поступали и все окружающее его; чиновники officium'a грабили и брали взятки сколько им было угодно 1212 ; финансовые агенты набивали себе карманы, требуя от плательщика больше, чем следовало, и придумывали сотни предлогов, чтобы требовать дополнительных податей 1213 ; служащие по полиции, солдаты, обязанные защищать подданных 1214 , обременяли последних еще тяжелее; они были, как выражался Юстиниан, «большими грабителями, чем разбойники», и жили на счет края, опустошая дома, отымая земли, и открыто заявляли, что «закон существует не для них». 1215 Если ко всему этому прибавить посылаемых в провинцию с особыми поручениями представителей центрального правительства, которые, со своей стороны, преимущественно думали о том, как бы набрать побольше денег 1216 ; затем, изумительную снисходительность, которую оказывали губернаторы всем, кто был достаточно богат или силен, чтобы купить их расположение, то можно представить себе те гибельные последствия, которые влек за собой такой порядок вещей. Жадность финансового управления вызывала восстания и смуты 1217 ; пристрастие правосудия порождало общую необеспеченность 1218 ; убийства, разбой, презрение законов казались вполне естественными для всякого, кто был довольно силен или богат, чтобы быть уверенным в своей безнаказанности. 1219 Крупные собственники, настоящие феодальные тираны, содержали у себя на жаловании толпы вооруженных людей, грабили страну, притесняли, произвольно

100. Мозаика абсида собора в паренцо (VI-го века).

овладевали чужими землями, не щадя даже земель, принадлежащих Церкви и самому императору. 1220 Под тяжестью всех этих бедствий, делавших «провинции совершенно необитаемыми», край становился безлюдным. Города, которых их защитники были бессильны защищать 1221 , были разорены; деревни превратились в пустыни; земледелие заброшено и в Константинополь отовсюду приходили жалобы, указывающая на «ужасные злоупотребления чиновников». 1222 Просители всех возрастов, чинов и положений массами отправлялись в Византию, принося с собой в столицу опасные элементы неудовольствия и смуты, и все эти разоренные люди требовали от императора правосудия, говоря, – почти так же, как говорят русскиe крестьяне: до Бога высоко, а до царя далеко, – что они все потеряли, «потому что никого не было близ них, чтобы помешать всем этим злым делам». 1223 Наконец, последнее и самое тяжелое зло из всех давало себя чувствовать тем, что нищета подданных влекла за собой истощение источников общественных средств, так как из разоренных провинций налоги поступали очень, дурно. 1224 На все это губернаторы возражали, что «они купили свои должности» и потому их стремление покрыть произведенные ими издержки вполне законно. 1225

Стоит прочесть затем ряд указов, касающихся не всей реформы во всей ее совокупности, но переустройства каждой отдельной провинции, чтобы еще сильнее почувствовать, каково было в начале царствования Юстиниана положение империи, особенно в ее азиатских провинциях, и как повелительно ощущалась необходимость реформы. В Памфилии подданные жалуются, что они остаются совершенно беззащитными против притеснений императорских чиновников, подвергаются личным оскорблениям, а земли их отнимаются солдатами и чинами полиции, на обязанности которых лежит обеспечение общественной безопасности. 1226 В Пизидии гражданские и военные власти действуют согласно только в тех случаях, когда дело идет о рзорении плательщиков, а так как их непрерывные вымогательства вызывают в беспокойном населении ее постоянные бунты, то в стране царят разбои, налоги перестали поступать, а общая необеспеченность еще усиливается вследствие грабежей и преступлений крупных собственников. 1227 Таково же было положение Ликаонии и Исаврии; здесь восстания чередуются с вымогательствами и население этих провинций, чрезвычайно беспокойное и всегда готовое на восстание, очень озабочивало своим возбуждением императорское правительство. 1228 В Понте и в Пафлагонии царят убийства, нападения вооруженной рукой, похищение женщин и домашнего скота, вымогательства солдат и бесчинства полиции, захваты со стороны крупных собственников и воровство губернаторов. 1229 В Каппадокии дела обстояли еще хуже; положение в ней было на столько плохо, что сам император потерял надежду найти какое-нибудь средство против испытываемых ею бедствий и выражал удивление, что есть еще жители, которые остаются в этой несчастной провинции. Подавленное тяжестью налогов, барщины, беззаконными поборами, грабимое солдатами, крупными собственниками и агентами казначейства, население либо восстает, либо разбегается; деревни приходят в разрушение, недовольные города волнуются, а губернатор ничего не предпринимает против этого, заботясь больше о том, как бы подороже продать свою благосклонность или молчание, чем о защите людей, вверенных его управлению. 1230 Еще мало цивилизовавшаяся Армения, полная кровавых или варварских обычаев, испытывает тот же административный беспорядок, ту же необеспеченность 1231 , и таким же образом вся Малая Азия 1232 остается так мало населенной, или истощенной бесплодными волнениями, что «вследствие злоупотреблении чиновников» становится решительно необитаемой. Не лучше положение и в Сирии: обе Палестины полны смут, которые еще усиливаются религиозными несогласиями, и эта богатая, населенная страна, один из лучших источников дохода казначейства, платить очень неисправно налоги. 1233 В Финикии подданные разорены злоупотреблениями администрации и захватами крупных владельцев. 1234 В Аравии царят воровство и несправедливость губернаторов, грабежи крупных собственников и глав племен, жалобы, восстания и смятение, и эта плодородная провинция становится неспособной уплачивать, как следует, налоги. 1235 Такой же беспорядок в Египте, и при том такой глубокий, так искусно охраняемый местными администраторами, «что в Константинополе не знают, что там происходит». 1236 Наконец в европейских провинциях, во Фракии, Скифии и Мезии, нерадение или испорченность администрации были неменьшие и положение в них еще отягощалось постоянной опасностью набегов варваров. 1237

II.

Такое крайне тяжелое положение вещей могло озабочивать каждого главу государства и Юстиниан более всякого другого должен был обратить на него особое внимание. Между многими его хорошими качествами , император обладал в высокой степени

101. Благовещение. (Мозаика в соборе в Паренцо, VI в.).

административными способностями. 1238 Он любил порядок, и в этом отношении нередко даже проявлял мелочность 1239 ; он отлично сознавал тяжелые последствия, проистекавшие от такого смутного положения в отношении общественной безопасности, финансового положения городов и и процветания земледелия. 1240 С другой стороны, у него были и искреннее желание делать добро и серьезная забота о своих подданных 1241 ; он считал, что быть реформатором это – долг его императорских обязанностей, выражение благодарности Богу, осыпавшего его своими милостями. 1242 Он горячо желал делать полезное дело, иногда он говорит о своих работах и ночных бдениях,

102. Посещение Богородицей св. Елисаветы (Мозаика VI-го века в соборе Паренцо).

посвященных благу своего народа, это не было метафорой. 1243 Наконец, его властный и абсолютистский характер естественно направлял его к административной централизации ; для отправления же гражданской власти, которую он желал иметь сильной и бесспорной, ему нужны были дисциплинированные и послушные администраторы , тщательно подбираемые и хорошо обставленные . 1244 Был еще один мотив, и быть может самый сильный, делавший реформу для него обязательной. При чтении императорских указов сильно чувствуется постоянный недостаток средств, настоятельность удовлетворения финансовых нужд 1245 , а между тем беспорядки администрации, смуты и возрастающая бедность страны истощали источники общественных богатств; со дня на день налоги поступали все труднее, а крупные предприятия Юстиниана стоили дорого. «Вы знаете, говорил император своим подданным, что военные операции и завоевания не делаются без денег; поэтому надлежит, чтобы вы уплачивали общественные налоги в полности и исправно». 1246 В силу именно этого мотива император принимал очень к сердцу благополучие и спокойствие своих подданных; он понимал, что от разоренных провинций он ничего более не может извлечь для самого себя и очень ясно выразил тайные основания и границы своего доброжелательства, когда заявлял, что его подданные должны быть освобождены «от всякого бремени и заботы, за исключением поземельных платежей государству и справедливого и законного налога». 1247 Охранить плательщиков от вымогательств чиновников и сохранить в неприкосновенности неотъемлемые права фиска, таковы были два неразрывно связанные положения его реформаторской политики.

III.

Только в 535 г., т.е. после восьмилетнего царствования, Юстиниан взялся за это дело. В двух больших указах, от 15 и от 16 апреля этого года 1248 он установил основы административной реформы и в определенных выражениях начертал новые обязанности, которые он налагал на своих чиновников. Отныне губернаторы должны были «отечески относиться к населенно, охранять их от всякой несправедливости, отнюдь не брать от него денег, являться правосудными, как в своих судебных решениях, так и в административных действиях, преследовать преступления, наказывать виновных по закону и вообще держать себя по отношению к подвластным так, как отец относится к детям». 1249 Продажа должностей отменялась; впредь, вместо тяжелого suffragium , новые должностные лица должны оплачивать только самые незначительные взносы за грамоты, выдаваемые при их назначении 1250 , а для того, чтобы отнять у администраторов всякий предлог для эксплуатации плательщиков, император значительно увеличивал жалованье лиц, занимающих общественные должности. 1251 В видах устранения поводов для уступок требованиям могущественных частных лиц, Юстиниан старался повысить внешнее значение своих чиновников, поднять их достоинство и дать им средства заставить уважать себя и повиноваться себе. 1252 Особенно он желал, чтобы они были честны и чтобы у них, по его выражению, постоянно выходящему из-под его пера, «были чисты руки». Добиваясь такого результата, император издавал множество самых мелочных инструкций и указаний. Губернаторы, – и чтобы всякий знал это, каждому новому должностному лицу, при назначении, будет сообщаться императорское повеление 1253 , – ни в каком случае не должны насиловать управляемых; а напротив творить правосудие, одинаково охранять их как от насилий солдат, так и от притеснений агентов центральной администрации; посредством частых разъездов по своим округам они должны заставлять уважать порядок и сохранять мир; их дело – прекращать разбойничество, наблюдать за надлежащим состоянием общественных работ; тщательно надзирать за действиями своих officiales и финансовых агентов и за поведением чинов полиции, препятствовать захватам сильных, удерживать земледельцев на их землях; упорядочивать религиозные дела, относясь с равным уважением к правам Церкви и государства; оберегать автономию городов; жить в согласия с епископами своей провинции и с нотаблями поселений и во всех случаях заслужить хорошую репутацию. 1254 Но больше всего они должны стараться «увеличить доходы казначейства и всячески заботиться о защите его интересов». 1255 Правильное поступление налогов составляло первую их обязанность и для большей обеспеченности его император сделал их ответственными за безнедоимочный взнос платежей провинцией, вверенную их попечению. 1256 В то же время и с неменьшей точностью Юстиниан указывал своим подданным их обязанность; она была проста: уплачивать безнедоимочно, правильно, «со всей преданностью», государственные налоги и тем показывать свою признательность императору. 1257 Таким образом, если подданные будут платить хорошо, а чиновники честно управлять, «произойдет повсюду прекрасное и гармоническое coгласиe между управляющими и управляемыми». 1258

Чтобы еще действительнее обеспечить исполнение своей воли, Юстиниан вменил в обязанность каждого нового чиновника при вступлении в должность приносить торжественную присягу в присутствии высших государственных чинов на святых евангелиях. 1259 При этом чиновник обещал управлять «без обмана и подлога», неподкупно и честно, «сохранять на сколько он будет в состоянии подданных благочестивейшего императора от всякого насилия», призывая на свою голову, в случае нарушения своего обещания, «всю строгость страшного суда Божьего, участь Иуды, проказу Гиезии, трепет Каина». 1260 Сверх того, подданные имели право приносить в Константинополе самому государю жалобы и император настойчиво поощрял их искать в его правосудии всегда надежное прибежище. 1261 Епископы также приглашались наблюдать за поведением губернаторов, требовать строгого применения законов, которые всегда сообщались им и текст которых они должны были приказывать выставлять в церквах на паперти. 1262 Наконец, строгие наказания налагались на нарушивших свои обязанности чиновников 1263 , а обещания повышений поощряли верных и исполнительных слуг. 1264

Таковы были принципы административной реформы, и в своих указах Юстиниан беспрерывно ссылается на эти непреложные основы нового порядка управления, который он хотел установить. 1265 Но в провинциях, которыми было трудно управлять, особенно же в тех, которые сам Юстиниан называет « asperiores provinciae » 1266 , требовалось сделать нечто большее. Чтобы восстановить порядок в возмущенном крае или обитаемом неспокойным населением, для установления более сильное местного управления и более послушной центральной власти нужны были более специальные и решительные реформы. Юстиниан не уклонился от этой задачи. В IV веке административным правилом империи было крайнее увеличение числа провинций, бесконечное осложнение чиновничьей иepapxии и тщательное разделение гражданской и военной власти. Юстиниан решительно порвал с этими устарелыми принципами; он хотел располагать более простой административной организацией, иметь меньшее количество провинций, но за то лучше устроенных, меньше чиновников, но лучше оплачиваемых, обладающих большей властью, но и более непосредственно зависящих от центральной власти. 535 и 536 года целиком были посвящены этим реформам, которые должны были иметь важные последствия для административной истории византийской империи.

Вместо прежних провинций был учрежден ряд крупных управлений. 1267 Еленопонт был присоединен к Понту Полемонскому (Pontus Polemoniacus) 1268 , Пафлагония к Гонориаде 1269 , Македония II-ая к Дардании. 1270 Армения, значительно увеличившаяся вследствие недавних приобретений и которую Юстиниан стремился романизировать, посредством более искусного распределения территорий, была разделена на четыре провинции. 1271 Египет также был реорганизован по более простому плану, по которому были соединены в одно управление две прежние провинции Ливии и подготовлялись последующие слияния путем учреждения над провинциальными администраторами высшего чиновника для двух Египтов, двух Фиваид, двух Августамниян. 1272 Подобный же порядок соединял в объединенные административные округа под высшим контролем старшего чиновника в судебном и военном отношении 1273 Карию, Кипр, Циклады, Скифию и Мезию; а обе Палестины и обе Каппадокии – в судебном отношении. 1274

Наряду с уменьшением числа провинций, а следовательно и губернаторов, уничтожались викарии диоцезов, прежде служившие посредниками между управляющими провинциями

103. Византийские капители в соборе в Паренцо.  и префектом претория. Вместо возлагавшегося на них контроля над всею диоцезой, они были превращены в администраторов тех провинций, в которых издавна было их местопребывание, в Пакатиенской Фригии, в Галатии, в Сиpии и Египте, и таким образом они заняли местa прежних губернаторов – consulares или рraesides. 1275

Наконец, желая упростить механизм административной машины и усилить для блага своих подданных государственную власть, Юстиниан решился, особенно в провинциях, управление которых представляло большие затруднения, соединить в руках одного должностного лица как гражданскую, так и военную власть; этим путем он надеялся положить конец соперничеству, от которого страдала, теряя значение, общественная власть. 1276 Без сомнения, даже на Востоке, император не думал доводить до конца свои намерения: в некоторых провинциях, особенно в соседних с границей, каковы Ливия, Фиваида, Египет, он удовольствовался тем, что назначал в них герцога, как высшее иерархическое лицо для гражданского управления 1277 ; в других – он еще строже сохранил разделение властей 1278 , ограничившись повышением значения гражданских губернаторов посредством расширения предметов их ведомства и украсив их громкими титулами; так в Аравии и в Финикии praeses был повышен в звание mоderator'a 1279 , а в Палестине и в Армении 1-й – в звание proconsul'а . 1280 Но в других областях Юстиниан действовал гораздо радикальнее. В Пизидии, Ликаонии, Пафлагонии и Фракии были учреждены преторы 1281 ; в Исаврии, Фригии Покатиенской, в Галатии, Сирии и Армении 3-й – комиты 1282 ; Геленопонтом управлял модератор 1283 , а Каппадокией – проконсул . 1284 Все эти чиновники, возведенные в ранг spectabiles и украшенные еще, чтобы всякий знал, откуда они ведут свое начало, звонким эпитетом Justiniani 1285 , соединяли в своих руках все атрибуты власти и жалованье презусов и герцога, места которых они заняли. С гражданской властью они соединяли широкие полномочия относительно солдат, расположенных в их округах; в их руках сосредоточивалось финансовое ведомство и очень широкие судебные права. Как апелляционной инстанции, им были подсудны все гражданские дела до 500 золотых солидов и этим путем административная реформа непосредственно сближалась с судебной. 1286

Действительно, Юстиниан, со своей любовью к порядку и упрощению администрации, был очень поражен несовершенством судебного управления. Медленность суда, произвол, продажность и пристрастность судей влекли за собой очень вредные последствия как для подданных, так и для общественного порядка. 1287 Будучи бессильны получить желаемое удовлетворение на месте, люди, нуждавшиеся в суде, старались уклониться от местного суда и отправлялись искать в столичных трибуналах более справедливых решений; они апеллировали в Константинополь на приговоры первых судей или даже обращались прямо к подножью трона с своими жалобами и обидами. Отсюда – для подданных длинные и дорого стоящие переезды, причем часто судебные издержки превосходили стоимость самого процесса, а для столичных судов – накопление маловажных дел, которые поневоле сильно залеживались и очень вредно отзывались на правильном отправлении судопроизводства. И в то время, когда Византия вследствие этого переполнялась массой праздных и недовольных людей, очень скоро превращавшихся в нищих, воров и агитаторов, обезлюженные провинции непоправимо разорялись. 1288 Как средство против этого зла, Юстиниан обязал губернаторов оказывать на месте справедливое и скорое правосудие 1289 и магистрату, отказавшему в восстановлении прав просителей или судившему не согласно с установленными законами, грозили строгие наказания. 1290 С другой стороны, чтобы сделать более доступной и менее обременительной для тяжущихся апелляцию, Юстиниан учредил в провинциях ряд апелляционных инстанций, промежуточных между трибуналом губернатора и трибуналами префекта претория и квестора. 1291 Все вновь созданные Юстинианом администраторы для диоцезов Понта и Азии, – комиты, преторы, проконсулы, модераторы, в Египте – префект Августалы и на Востоке – комит Востока, – были уполномочены решать дела, в качестве апелляционной инстанции и без последующего взыскания убытков, все иски стоимостью ниже 500 золотых солидов. 1292 На решения магистратов, имеющих титул s pectabiles , объявленный в качестве первой инстанции, по прежнему апелляции должны были подаваться в Константинополь и рассматриваться в трибуналах префекта претория и квестора; но и в этом отношении была проведена реформа посредством учреждения многих промежуточных апелляционных палат. Только один префект претория

    

104. Так называемый Юстиниановский водопровод близ Константинополя (Из соч. Стржиговского Die byzantinischen vasserbehälter von Constantinopel).

мог жаловаться па последствия реформы, так как она, подымая значение и власть губернаторов и увеличивая их полномочия, как апелляционных судей, тем самым уменьшала его личное значение. 1293 Однако, император мог только поздравить себя с таким ограничением всемогущества министра, образ действий которого нередко был крайне произвольный и тиранический 1294 , а поданные могли только благодарить государя за его заботу о них и за те усилия, который он делал, чтобы обеспечить им спокойствие.

По непоследовательности, которая на первый взгляд может показаться довольно странной, Юстиниан не считал нужным вводить на Западе те реформы, посредством которых он преобразовал Восток. Озабочиваясь дать населению этих стран точный образ римской администрации в том виде, в котором оно знало ее прежде, он сохранил в учрежденной им в Африке префектуре претория, а также и во вновь присоединенной Италии, с ее прежними административными округами, древнее разделение гражданской и военной властей. В Африке под начальством префекта претория, главы гражданского управления, вводилось семь губернаторов, consulares или praesides, управлявшие провинциями; военная же власть, тщательно отделенная от гражданской, была поручена четырем герцогам (дукам). 1295 В Италии, под высшей властью префекта, состояли два викария – для Рима и для Италии; провинции же, как и в старину, были вверены гражданским чиновникам. Прагматическая санкция 554 г. определенно удерживает древнее разделение гражданской и военной властей. 1296 И если справедливо, что на практике политическая необходимость не один раз требовала, в отношении высшего управления провинцией, временного сосредоточения всех властей в одних руках; если справедливо, что такие отступления от установленных принципов на деле влекли за собой упрощение административного управления, напоминающее реформы, введенные на Востоке 1297 , – тем не менее остается бесспорным, что Юстиниан никогда не намеревался применить реформу во всей ее смелости и объеме на Западе.

Громадный толчок, данный общественным работам, очень хорошо дополнял дело императора. Во всех своих указах он предписывает губернаторам внимательно заботиться о поддержании дорог, мостов, стен, водопроводов 1298 и обещает, в случае, если встретится необходимость в работах подобного рода, прибавить к средствам муниципальных бюджетов 1299 пособиe от государства. Книга » О сооружениях » вполне доказывает, что это не были только пустые слова. Как в древних странах государства, так и в недавно завоеванных провинциях, одной из постоянных забот императора было оказание помощи всем городам при производстве в них работ, имевших в виду общественную пользу:

105. План и разрез цистерны Бин-бир-Дирек в Константинополе (Strzygowski, Die byz. Wasserbehälter von Constantinopel).

терм, водопроводов , фонтанов, необходимых для снабжения питьевой водой и вообще для благосостояния жителей. Раньше я говорил о мерах, принимавшихся для защиты империи и о больших фортификационных работах в видах обеспечения территориальной безопасности, а дальше мы покажем какой массой церквей, монастырей и странноприимных учреждений покрылась вся империя заботами Юстиниана. Но этим еще не ограничилась неутомимая деятельность императора. С целью облегчить сообщения устраивались везде дороги 1300 , как на недоступных горах страны тцанов 1301 , так и в суровых ущельях, соединяющих Сирию с Киликией. 1302 Попечениями Феодоры, всегда и во всем помогавшей Юстиниану, была вымощена на топких равнинах Вифинии большая дорога, ведущая из Никомедии в глубь Малой Азии. 1303 В безводных пустынях Сирии и Палестины было увеличено число колодцев и цистерн для продовольствия караванов 1304 ; были также построены мосты на разных реках, на Драконе и Сангариосе (Caкapиa) в Вифинии 1305 , на Пираме в Мопсуестии 1306 , на Саросе в Адане 1307 , на Оронте в Антиохии. 1308 Повсюду течение рек было урегулировано или ограждено плотниками с целью защитить города от бедствий, причиняемых наводнениями 1309 ; но особенно император любил увеличивать в городах все сооружения, касающиеся водоснабжения: в Месопотамии – Дара и Константина 1310 , в Ефратезе – Сергиополис и Гиераполис 1311 , в Сирии – Антиохия 1312 ; в Дардании – Юстиниана прима 1313 , в Гераклее – Херсонес 1314 , в Вифинии – Еленопополис, Никея и Никомедия 1315 , в Каппадокии – Моцезос, в Киренаике – Птолемаис 1316 и многиe другие города получили вспомоществование для устройства водопроводов и цистерн, и даже в настоящее время великолепные резервуары Жере-батан-Серай и Бин-бир-Дирек в Константинополе показывают сколько заботы было приложено для самого широкого обеспечения питьевой водой жителей столицы. 1317 Везде устраивались общественные бани, напр. в Цирцезиуме 1318 , в Антиохии, в Юстиниане, в Никее и в Никомедии, и сверх того в Лептис магна 1319 было устроено и обставлено с особым великолепием морское купанье по образцу Пифии в Вифинии. 1320 Когда дело шло об этих великих общественных сооружениях, прославлявших его имя, Юстиниан никогда не отказывал в деньгах. 1321 Во всех бесчисленных городах, которые он возобновил, во всей массе поселений, которые он вновь создал силой своей воли, его гордость не довольствовалась прибавкой «Юстиниана» (Justiniana Capsa, Carthago Justiniana, Justiniana Zabi, Justiniana prima 1322 , и т.д.), но желал оставить в них видимые знаки своего царствования и вeличия. После разорения, случившегося в 540 г., Aнтиохия была вновь перестроена с неслыханной роскошью, снабжена водопроводами, стоками, банями, общественными площадями, театрами, «всем тем, что свидетельствует о процветании города» 1323 и она восстала из развалин более прекрасной, чем была раньше. 1324 Скромная деревня Таврезиум, возле Бедерианы, в которой родился император, превратилась в большой город Юстиниана-прима, административную и религиозную столицу Иллирии. Чтобы украсить ее, Юстиниан построил в ней водопровод, бани, портики, фонтаны, площади, рынки, церкви и таким образом создал город «большой, населенный и цветущий, действительно достойный базилевса». 1325 Когда при бунте «Ника» была разрушена часть Константинополя, император возобновил ее с несравненным великолепием; Св. София, Священные Палаты, большая площадь Августеон и окружающие их постройки, длинные портики, которые, начинаясь от императорской резиденции, шли до форума Константина 1326 , – все это свидетельствует о любви к пышности и о высокомерной гордости императора. Когда от бывших в 551 и 554 гг. землетрясений пострадали Тир, Сидон, Бейрут, Библос, Антиохия и даже в самом Константинополе были разрушены многие здания, император не щадил ничего, чтобы только восстановить с новым великолепием города пострадавшие от этого великого бедствия. 1327 Наконец, когда победы его генералов подчинили его власти Африку и Италию, император дал в них полный простор своей любви к постройкам и тратам. «Юстиниан, говорит Евагрий, возобновил в Африке сто пятьдесят городов; некоторые он перестроил заново, другие, бывшие в большей своей части разрушенными, он возобновил с большим великолепием. Во всех он тратил большие средства на их украшение, на общественные и частные постройки, опоясывал их стенами и сооружал великолепные здания, столько же служившие для блеска поселений, сколько и угодные Богу». 1328 По берегам моря создавались порты 1329 ; родились новые города в пустынях нумийдской возвышенности. Карфаген с его дворцами, церквами, великолепными термами, которым супружеская любовь императора присвоила имя «Феодорские» 1330 , с его площадями, окруженными портиками, превратился по воле Юстиниана в совершенно новый город. 1331 В Италии тоже проводились новые дороги и строились великолепные здания; и теперь еще в Равенне церкви Св. Виталия и Св. Аполлинария свидетельствуют о попечении, оказывавшемся базилевсом полуострову и о необыкновенном развитии сооружений, придающих славу его царствованию. Даже в настоящее время, от одного конца империи до другого, от константинопольской св. Софии до отдаленного монастыря на Синае, от фессалоникских церквей до вифлеемских, от базилик в Равенне и Паренцо до погибших городов центральной Сирии, от африканских крепостей до константинопольских колоссальных цистерн или до сохранившихся в целости арок моста на Сангариосе, – все бесчисленные здания и все им созданное свидетельствуют во славу Юстиниана, о его благородных заботах, о его деятельности и о великолепии его построек.

106. План и разрез цистерны Жере-батан-Серай в Константинополе ( Strzygowski Die byz. Wasserbeh. von Ср.).

С тем же несколько чрезмерным жаром, который Юстиниан вносил во все части своего дела, он отдался всецело в течение 535 и 536 гг. своему великому предприятию – административной реформе и надеялся в двенадцать-пятнадцать месяцев посредством ряда указов осуществить все свои благие намерения. С тем обычным самообманом, которым он отличался всегда, когда дело шло о его предначертаниях, он думал, что его торопливое законодательство все исправило, и хвалился, «что своими великими предначертаниями он поднес государству новый цветок». 1332 На деле же он жестоко ошибался. Изменять людей не так легко, как статьи закона, и Юстиниан мог в этом убедиться тяжелым опытом остального периода своего царствования. В течение двадцати девяти лет, которые ему оставалось еще прожить, он беспрерывно должен был укреплять и чинить то здание, которое он думал создать, и большая часть его благих намерении оставались плачевно-бесплодными. Законодательные и историческиe документы согласно свидетельствуют об этой неудаче, к исследованию причин которой мы теперь перейдем.

IV.

Если задаться вопросом – каковы были результаты великой реформы 536 г., то прежде всего поражает тот

107. Преображение. Мозаика VI-го века в монастыре на Синае. (По фотогр. г. Кондакова.).

факт, что до конца своего царствования Юстиниан постоянно должен был возобновлять свои указы и повторять разные запрещения и предписания, из чего можно заключить, что реформа плохо прививалась. Император надеялся, что, благодаря принятым им мерам, он восстановил порядок, а между тем общественное спокойствие продолжало нарушаться; в официальных документах беспрерывно толкуется о разбоях и убийствах, губящих население деревень, о вооруженных стычках и восстаниях, волнующих страну. Чтобы положить этому конец, в 539 г. задумали воспретить ношение оружия всем не зачисленным в армию 1333 ; несколько позже в некоторых провинциях пришлось установить настоящее осадное положение и, что особенно замечательно, это было сделано как раз в тех областях, в которых была введена реформа 536 года. В Понтийской диоцезе отмененная должность викария была снова восстановлена в 548 г. с правами чрезвычайного комиссара, соединявшего в своих руках гражданскую и военную власть и облеченного самыми широкими полномочиями. 1334 К 553 г. Пизидия, Ликаония, обе Фригии и Лидия были соединены под властью одного дука, которому поручалось энергически восстановить в них спокойствие и который выполнил свою задачу с чрезвычайной суровостью. 1335 Равным образом административный округ комита Востока был также расширен. 1336

Все это, казалось бы, было ничем иным, как более широким применением тех самых принципов, которые были положены в основу административной реформы; но под этим скрывалось нечто, неизмеримо худшее. Юстиниан надеялся своими указами изменить премии общественного управления, а между тем лихоимство чиновников продолжалось по-прежнему. Императорские законы, обнародовавшиеся с удивительной медленностью 1337 , соблюдались еще хуже. Все пороки, так сурово осужденные в указах 535 года, сохранились и процветали. И для доказательства этого нет надобности во множестве свидетельств историков, – так как Прокопия и Лидуса можно заподозрить в предвзятом осуждении и в ненависти, который в известной степени понижают ценность их сообщений 1338 – но сами официальные акты с поразительной точностью подтверждают рассказы хроникеров, и показывают на сколько бесплодными оставались добрые намерения Юстиниана.

Каждая страница Новелл констатирует продолжающееся пороки византийской администрации. В 539 г. император

108. Мост на Caнгариосе.

выражает сожаление по поводу медленности, с которой вновь назначенные чиновники вступают в управление делами, оставляя вверенный им край в течение многих месяцев в забвении. 1339 Затем в 545, 553 и 556 гг. он указывает, на администраторов, бесстыдно обворовывающих общественное имущество, обращающих в свою пользу большую часть взимаемых ими денег, притесняющих сотней способов подвластных им людей и «в позорной страсти к наживе» заставляющих платить им за разрешение регистрации завещаний, совершение браков и даже за погребение. 1340 В 535 г. с целью сделать действительной ответственность администраторов, Юстиниан решил, что после оставления ими должности они должны оставаться в течение пятидесяти дней в месте пребывания своего управления; но это было совершенно неудачная мера, над которой чиновники открыто смеялись. В 539 г. пришлось прибегнуть к очень сильным выражениям, говорить об оскорблении Величества, чтобы заставить их повиноваться 1341 и, не смотря на это, они так плохо повиновались, что в 545 г. нужно было снова возобновить повеление. 1342 Низшие агенты администрации подражали примеру своих начальников: служащее в канцеляриях охотно шли на подкуп и требовали себе подарков 1343 ; делегаты центральных управлений, чины полиции, которую Юстиниан повелел упразднить, делали то же самое 1344 , и император вынужден был уполномочить своих подданных отказывать в подобных требованиях, хотя бы даже силой. Солдаты являлись для провинций настоящим бичом, а прохождение войск – источником нескончаемых прижимок. 1345 Финансовое управление притесняло выше всякой меры 1346 , а юстиция оставалась такой же, какой было до реформы, т.е. медленной, продажной и испорченной. 1347

Тщетно в 539, 541, 543, 544, 545 и 556 годах 1348 Юстиниан увеличивал количество своих указов; тщетно он возобновлял их, повторяя в 545 и 556 г. то, что он предписал в 535 г. 1349 ; тщетно придумывал он новые мероприятия. В 539 г., с целью ускорить отправление правосудия и освободить столицу от наплыва массы просителей и нищих, которые переполняли ее, он учредил в Константинополе новую должность чрезвычайного магистрата, так называемого quaesitor'a , одновременно верховного судью и префекта полиции. 1350 Беспрерывно увеличивал он контроль епископов над чиновниками 1351 ; беспрерывно распекал губернаторов, требуя, чтобы они судили по законам, быстро и неподкупно 1352 , но в 544 и в 545 гг. злоупотребления не уменьшались 1353 и в своем большом указе от 556 г. Юстиниан был вынужден повторить все то, что им было сказано двадцать лет раньше. 1354 Как и в 535 г., он предписывал губернаторам «вести себя честно и хорошо управлять»; как и в 535 г., он приказывал внимательно наблюдать «за сбором податей и за безопасностью края»; как в 535 г., он указывал на медленность, продажность, испорченность юстиции, на то, что чиновники щадят богатых преступников и обогащаются на счет обвиняемых, на корыстолюбие и страсть к наживе, как на единственное, чем руководятся чиновники. 1355

Можно удивляться, что такой государь, как Юстиниан, столь ревниво охранявший свою власть, оказался таким бессильным заставить повиноваться себе и что все его добрые и, по-видимому, искренние намерения оставались до такой степени не производящими никакого действия. А это происходило от того, что, как сказал один из преемников императора, «недостаточно издавать указы, но нужно уметь настоять на их точном выполнения» 1356 ; но для этого Юстиниан оказался неспособным: нужды управления заставляли его самого давать пример нарушения законов, им самим обнародованных.

Всю свою жизнь Юстиниан страдал самым худшим видом бедности – нуждой в деньгах. Для своих завоевательных войн, для построек, для поддержания императорской пышности, на издержки, требовавшиеся его политикой в отношении варваров, – требовались огромные суммы и, чтобы найти их, император ни перед чем не останавливался. Он самым торжественным образом запретил продажу должностей, но не прошло года после этого, как он сам открыто стал продавать с аукциона общественные должности, сделав этим примером совершенно призрачной ту торжественную присягу, которую он требовал от своих губернаторов, – не давать и не получать денег. 1357 Он предписал более честное отправление правосудия, а между тем в самом дворце законы и решения продавались. «Весы правосудия, по образному выражению Прокопия, колебались по произволу и склонялись в ту сторону, куда влекла их большая тяжесть золота». 1358 Докладчики и солдаты стражи торговали своим влиянием, не рискуя, что император, легко позволявши обманывать себя, усмотрит их вымогательства, от которых ему случалось получать свою часть. 1359 Он приказал, наконец, охранять подданных империи, объявил, что удовольствуется существующими налогами, не прибегая ко вреду народов к чрезвычайным мерам 1360 , на деле же, для пополнения казны, он должен был установить новые налоги; особенно же для удовлетворения нужд государственного казначейства, «этого брюха, как выражается Корипп, которым питаются все остальные члены общественного тела» 1361 , ему пришлось применять неумолимую строгость во всех частях финансового управления.

У Иоанна Лидоса 1362 можно найти бесконечный список налогов, которыми министры Юстиниана обременяли подданных империи. 1363 К уже и без того тяжелому поземельному налогу, предусмотрительная система распределения которого давала возможность при всякой нужде в деньгах делать его более угнетающим 1364 , прибавилась подавляющая тяжесть так называемого ἐπιϐολή. 1365 Множество разнообразных бедствий того времени, чума, войны, голода, вымогательства губернаторов, необеспеченность обыденной жизни, – несли за собой тяжелые последствия: деревни пустели и с покинутых земель в казну перестал поступать доход. Чтобы прекратить во что бы то ни стало это грозное обезлюдение, лишавшее государственное казначейство самого предмета обложения, и чтобы прикрепить к земле деревенских собственников, составлявших финансовую силу империи, законодатель нашел нужным присоединить к обрабатываемым и плодородным землям бесплодные и покинутые и посредством круговой поруки кадастровых (ὀμόδουλα) и фисковых (ὀμόκηντα) 1366 групп обеспечить безнедоимочное внесение налога. Это и было то ἐπιϐολή или adjectio , которое конечно, не было придумано Юстинианом, но

109.Византийская капитель в Салоне.

окончательная организация которого была, по-видимому, закончена и установлена в его царствование 1367 , причем чиновники во всех случаях применяли ее с неслыханной жестокостью. «Επιϐολή, говорит Прокопий , это – чумa, внезапно нападающая на деревенских собственников и окончательно разрушающая век надежды на прокормление»; затем, определив сущность этого притеснения , историк прибавляет: «кажется, что ἐπιϐολή стало применяться только в наше время». 1368 Другой налог ἀεπικὸν, создание которого Прокопий, с обычным ему преувеличением, приписывает также Юстиниану, и который он называет налогом, «упавшим с облаков и не оправдываемым ни законом, ни обычаем» 1369 , по-видимому, ложился на собственность, заключающуюся в постройках. 1370 Наконец, на всех, не обладавших имуществом, падал личный налог, capitatio humana или καπνικὸν. Все эти подати платились деньгами, но наряду с ними были не менее тяжелы те натуральные повинности (annonae, σονωναί, coemptiones), которыми жадность Юстиниана опутала фискальной сетью подданных государства. 1371 На содержание войска и на продовольствиe столицы провинции должны были доставлять необходимые припасы, особенно зерновой хлеб, и это обстоятельство составляло для плательщиков источник нескончаемых притеснения. Этот налог не только взимался совершенно произвольно агентами, нередко военного ведомства, на которых лежала обязанность установить и взыскивать повинность 1372 ; не только она налагала на подданных тяжелую обязанность самим перевозить из глубины провинции зерновой хлеб в города, где были расположены войска, и в порты, где он нагружался для отправки в Византию 1373 , причем, как говорит Лидос, «все дороги были устланы трупами женщин и детей, умерших от лишений» при выполнении этой повинности 1374 , но сверх всего этого уплата анноны представляла для начальников общественного управления постоянные случаи для возмутительных спекуляций. Вели количество доставленного зерна превышало потребности столицы, префект заставлял провинциалов покупать обратно зерно, накопившееся в императорских житницах 1375 , при том часто уже испорченное; если жатва была обильна, казна требовала, чтобы налог вносился не натурой, а деньгами, и деревенские жители, жившие далеко о моря, не имея возможности продать зерно, видели, как гнила их жатва на месте. 1376 В других случаях, если снабжение Византии съестными припасами было недостаточно и ей угрожал голод, то чиновники из страха возможного бунта выжимали из провинции все, что могли, рискуя совершенно истощить их. 1377 Затем были еще и другие, так называемые чрезвычайные налоги, барщины или angariae, metatum, veredi, prestatio tironum и т.п., а также носившие неприятные названия – instructio viarum pontiumque, carbonis praebitio, panis excoctio, и т.д., все – наследие римского управления, которых уничтожить Юстиниан не пожелал. Наконец, были еще косвенные налоги, таможенные сборы, установленные при входе в Геллеспонт и в Босфор 1378 , патентные 1379 , тяжелые налоги на морскую торговлю 1380 и на торговлю шелком 1381 ; потом монопольная организация разного рода промыслов 1382 , представлявших безусловную необходимость в общественной жизни, таких, например, как производство хлеба, – также была источником всяческих притеснений, но за то приносила казне баснословные выгоды к большому ущербу подданных. 1383 Секретная история полна перечислением фискальных мер, посредством которых Юстиниан старался удовлетворить постоянную нужду в деньгах, и их гибельные последствия. Действительно, возможно, что экономическая политика императора отзывалась крайне вредно на процветании византийской промышленности и торговли. 1384 Тем не менее было бы несколько неблагоразумно принимать буквально все обвинения, которыми Прокопий осыпает императора. Многие из налогов, изобретение которых он приписывает ему, существовали и до его царствования; с другой стороны, известно, что Юстиниан не раз пытался путем серьезной экономии установить некоторое равновесие в тяжелом бюджете империи. Возможно, что некоторые из этих экономических мер были плохо задуманы, что предписанные императором сокращения расходов, отмена отставки для гражданских и военных чиновников 1385 , отмена общественной почтовой службы 1386 , уменьшение военного бюджета и кредитов, предназначаемых на интендантство 1387 , – были в известной степени или несправедливы, или неблагоразумны. Не менее справедливо, что другие меры, строго осуждаемые Прокопием и Иоанном Лидосом, внушались похвальным желанием экономии, которое было у Юстиниана. 1388 Когда он отменил бесполезный консулат 1389 , когда сократил даровые раздачи праздному населению больших городов 1390 , когда уменьшил действующий состав парадных войск, состоявших из цеховых 1391 , или положил конец ненужной расточительности на цирковые игры 1392 , – он сделал хорошее и достойное императора дело. И, что замечательно, этот государь, так нуждавшийся в деньгах, сумел, если верить Малале 1393 , отменить один стеснительный и тяжелый налог. 1394

Но верно то, что Юстиниан с неумолимой строгостью требовал уплаты налогов. Большой указ 545 г., регламентирующий сбор податей, свидетельствует о подавляющей тягости финансового управления. 1395 В законе делались ограничения относительно некоторых категорий имуществ; так церковные имущества и благотворительные учреждения, привлекавшиеся к платежу поземельного налога, освобождались от чрезвычайных и неправильных обложений и вовсе не подлежали так называемому ἐπιϐολή; военные фонды, пользовавшиеся еще большей льготой, не платили ничего. 1396 Юстиниан старался уменьшать число привилегированных и ни в каком случае не допускал увеличения их. Хотя он относился с чрезвычайным уважением к Церкви, но не захотел, чтобы право убежища являлось препятствием ко взысканию налогов 1397 и не позволял, чтобы отсутствие крупного земельного собственника могло служить предлогом отказа от платежей. 1398 Он постоянно советовал подданным исправно платить подати, а чиновникам – требовать поступления их с неумолимой строгостью. 1399 "Государство, говорит он в одной новелле, так сильно увеличившееся милостью Божьей и вследствие именно этого увеличения вовлеченное в войну с соседними варварами, более чем когда-либо нуждается в деньгах». 1400 Ему мало дела до того, что в это самое время чума опустошила империю, а война разорила провинции, – «он не допускал, говорит Прокопий, никакого послабления в отношении земельных собственников». 1401 Он ничего не жалел для сбора необходимых

110. Церковь св. Виталия в Равенне.

денег, и вследствие этого, не смотря на добрые намерения, проявленные им в начале царствования, провинции редко когда испытывали такое, как при нем, ужасное притеснение.

В одном, пользующемся громкой известностью, месте своего сочинения 1402 Прокопий говорит о всех бедствиях, которые принесло за собой для Африки и Италии восстановление императорской власти, и хотя в этом отрывке можно заметить явные признаки преувеличения 1403 , несомненно однако, что в Африке и еще более в Италии новый режим прибавил к разорению, вызванному войной, еще самую ужасную финансовую тиранию. 1404 Если в только что завоеванных и часто даже еще не вполне подчиненных странах считалось возможным подобное отношение к жителям, то тем меньше церемонились с старыми областями государства. Непрерывные войны, защита границы и уплата жалования армиям требовали от империи тяжелых денежных жертв 1405 и казалось законным возложить на провинции содержание войск, которые должны были их защищать, и чиновников, обязанных управлять ими. 1406 Потребности центрального управления, роскошь двора, великолепие построек вызывали с своей стороны другие требования и казалось вполне естественным, чтобы подданные участвовали в расходах, подымавших престиж и величие государства. 1407 И так как в течение всего царствования противоречие между гигантскими претензиями императорского честолюбия и действительным положением финансовых средств империи шло постоянно увеличиваясь, то трудность покрытия дефицита вела к все возрастающей строгости. В европейских провинциях, постоянно опустошаемых и обезлюженных гунами и славянами, походивших, по словам Прокопия, на пустыни Скифии 1408 , в тех сирийских провинциях, которые были разграблены Хозроем, взявшим с них, сверх того, огромный выкуп 1409 , – агенты казначейства делали напрасные попытки собрать подати и, как выражается историк, «быстро на-ступает время, когда сборщики не найдут более денег для доставления императору, потому что не будет людей, чтобы платить налоги». 1410 При таком положении вещей, при невозможности для плательщиков внести платежи, бедствия страны все увеличивались 1411 и Юстиниану приходилось, иногда несмотря на отвращение его к отсрочке какого бы то ни было платежа 1412 , «ради доставления некоторого успокоения подданным» 1413 , слагать неуплаченный казначейскому управлению долг. 1414 Но гораздо чаще, вместо таких милостивых уступок, неисправных должников постигали процессы, конфискации и разорение. 1415 В этом случае многие из них предпочитали бегство и покидали свои земли 1416 ; и для всех, говорит Прокопий, «император был страшнее варваров» 1417 , даже неприятельское нашествие, по выражению Иоанна Лидоса, «было менее ужасно, чем прибытие агентов казначейства». 1418

Но дело этим не ограничивалось. При такой финансовой неурядице и вечной нужде в деньгах, жадности чиновников открывался самый широкий простор. Будучи уверены, что император будет доволен ими, если они добьются поступления денег в казну, и вследствие этого будет их считать верными исполнителями его воли 1419 , все губернаторы, vindices, на обязанности которых было собирание налогов 1420 , tractatores и scriniarii 1421 , exceptores и susceptores 1422 , palatini и cohortales 1423 , и все остальные всячески притесняли подданных. Забывая присягу, по которой они клялись воздерживаться от какого бы то ни было хищения 1424 , они знали только одно: как бы обогатиться на счет плательщиков 1425 , а так как для дворца нужны были деньги во что бы то не стало, то все их прижимки ставились в заслугу чиновника, лишь бы казначейство получило от него свою часть 1426 , и базилевс принужден был закрывать глаза на бeдcтвия своих подданных, о которых он, быть может, часто и не знал. 1427 "Император Юстиниан, говорит Прокопий, имел обычай много прощать своим виновным чиновникам, вследствие чего они много грешили и против нравственности, и против интересов государства». 1428

У историков описываемого времени можно найти бесчисленное множество примеров, показывающих, что вся административная лестница, сверху до низу, начиная от ближайших лиц к императору и до низших чинов отдаленнейших провинций, – все чиновники соперничали в испорченности и вымогательствах. Известно, как в центре финансового управления, в префектуре претория, Иоанн Каппадокийский, этот «худший из людей» 1429 , направлял все искусство своего гения для получения денег в казну 1430 , как он, чтобы собрать золото, частью для казначейства, частью для самого себя, безжалостно и бесстыдно жертвовал человеческими жизнями и разорял целые города. 1431 Столько же жестокий, как и алчный 1432 , он для того, чтобы вырвать деньги у тех, кого он считал богатыми, устроил в тюрьмах претория целый арсенал для пыток, откуда его жертвы выходили или «обобранными или мертвыми»; «всегда готовый украсть» 1433 , чтобы увеличить свое колоссальное богатство, он скандальным образом спекулировал на всем, напр. на хлебе, на поставках войскам 1434 , очень мало беспокоясь о последствиях, лишь бы самому поживиться. Однако, несмотря на то, что его презирали решительно все 1435 , он пользовался беспредельным доверием императора 1436 и своей изобретательностью в изыскании средств на покрытие всякого рода расходов, «своей постоянной заботой, как говорил Юстиниан, об увеличении государственных доходов», он сумел сделаться необходимым, и ему все прощалось. 1437 После него так же поступал Петр Барзимес и пользовался таким же расположением. Он открыто продавал должности, предоставляя полную свободу тем которые их купили, вознаградить себя в провинциях 1438 , и до такой степени возмутительно спекулировал на хлеб, что даже вызвал бунт в столице. 1439 С целью достигнуть некоторой экономии, он урезывал жалованье войскам, сокращал даровые раздачи народу 1440  и выпускал фальшивую монету 1441 , но более всего не забывал чудовищно обогащаться,

111. Наружный вид церкви св. Виталия Равенне.

до такой степени, что смутила, самого Юстиниана. 1442 Но при всем том было бы ребячеством соглашаться целиком со всеми обвинениями, которыми осыпают этих крупных администраторов, Прокопий и Лидос, так как во многих мерах, за которые они их упрекают, я не могу не усмотреть похвальных попыток к экономии, и в их оправдание следует еще прибавить, что достигнуть в царствование Юстиниана равновесия в государственном бюджете – было очень трудной задачей. Тем не менее, не может подлежать спору, что для подданных такие министры должны были казаться тираническими и жестокими, и что сами они мало заботились о своем личном достоинстве. Большая часть придворных поступали так же, как и они. В министерстве юстиции Трибониан продавал за деньги приговоры и закон 1443 , а его преемник квестор Константин, «самый вороватый из людей», как говорит о нем Прокопий, так умело воспользовался своей должностью, что в течение нескольких лет составил себе громадное состояние. Он также был большим любимцем государя, потому что нашел средство обогатить казначейство. 1444 Даже приближенные императора, его секретари, торговали, если верить Секретной истории , правосудием и пользовались своими обязанностями как для постыдного обогащения императора, так и самих себя. 1445 В провинциях, особенно в тех, куда не доходил взор императора, вымогательства были безмерны. Так как во что бы то не стало нужно было посылать деньги в Константинополь и в то же время возвратить себе те авансы, которые были выданы за покупку должности, то губернаторы и агенты казначейства употребляли все свое искусство, «чтобы заставить выйти из земли тот обол, который в ней скрывался». 1446 Акакий обирал Армению и обложил страну, до тех пор свободную от повинностей, чрезмерными налогами. 1447 Сергий своей жадностью, наглостью и развратом возбуждал негодование и беспокойство в Африке. 1448 Иоанн Цибос, обязанный своему состоянию «тому, что он был, говорит Прокопий, самый злой из всех людей и самый искусный в придумывании незаконных налогов» 1449 разорял страну Лазов, присвоив себе монополию торговли и, сделавшись купцом и маклером, обязал жителей продавать ему по дешевой цене все их припасы и дорого покупать у него все необходимые для них предметы. 1450 Вессас во время ужасов осады Рима в 546 г. скупил весь зерновой хлеб и затем продавал его по страшным ценам оголодавшему населению, заботясь только о том, чтобы получить таким образом как можно больше денег. 1451 Но нижеследующие три примера особенно хорошо покажут, каков был образ действий, от одного конца империи до другого, византийских должностных лиц. 1452

Из азиатских провинций, Лидия была одной из наиболее богатых; это – страна Крёза и Пактола, и память о них создала для нее репутацию огромного богатства. Один из агентов претории налег на эту область и в течение целого года разорял ее. Это был некий Иоанн, одной внешности которого было достаточно, говорит историк, чтобы понять его душу: толстый, почти потерявший от жира всякий облик, с лоснящим, раздутым лицом, отвислыми щеками и огромными, как у плотоядного животного, челюстями. Народ прозвал его Максиллоплюмакиос, т.е. человек с тяжелыми челюстями. Это хищное животное напало на город Филадельфию и так расправилось с ним, что в короткое время в нем не осталось ни денег, ни жителей. Он никого не щадил: ни женщин, ни детей, и ни чем не брезговал, ни движимостью, ни землями, удовлетворяя только свою жестокость, корыстолюбие, любовь к роскоши и разврату. Один уважаемый и образованный житель, по имени Петроний, обладал замечательными по обработке и красоте драгоценными камнями; Иоанн приказал его арестовать, заковать в цепи и сечь розгами. Приведенный в ужас народ не посмел вступиться за несчастного; наконец, на это решился епископ. Во главе своего духовенства и держа в руке св. Писание, он явился к губернатору, но последний, окинув его с головы до ног наглым взором, ответил ему грубою бранью, которую можно услышать только в самых скверных местах. При таком поругании Бога епископ облился слезами и ничего не мог сделать; Петроний должен был уступить силе и расстаться с своим богатством. От другого гражданина, старого отставного солдата, потребовали двадцать золотых солидов и, чтобы принудить его заплатить их, подвергли его всякого рода пыткам. Наконец, измучившись и решившись умереть, он обещал выдать деньги и просил отправить его домой, где они будто бы были спрятаны; здесь, попросив палачей подождать пока он их разыщет, этот человек повысился. Взбешенная стража разграбила жилище и стащила труп несчастного на живодерню, а в терроризованном городе никто не посмел пожертвовать для него даже саван. 1453

Другой эпизод. Некий Иоанн, родом из Африки, человек темного происхождения и низкого звания, но ловкий и злой, к тому же, говорит Агафий, «способный на всякую несправедливость и беззаконие для приобретения денег», вошел в милость одного из принцев императорского семейства, молодого сына Германоса, Юстина, командовавшего в то время apмией в Колхиде. 1454 Однажды он попросил у своего покровителя одолжить ему некоторую сумму денег, обещая не только возвратить ее с прибавкой хороших процентов, но и уплачивать, пока будет состоять в долгу, за все, что будет нужно принцу и его семейству. Как ни загадочно было предложение, но оно понравилось Юстину и хотя он не мог сомневаться, «что для того, чтобы сдержать подобное обещание, нужно было умножить несправедливости и насилия и разорить незаконными сделками всех, кому придется иметь с ним дело» 1455 , Юстин дал Иоанну денег, предоставив последнему свободу «делать все, что пожелает». Ничего другого ему не было нужно. Под предлогом реквизиций для армии, он стал притеснять жителей, требуя от них невозможного и вынуждая их откупаться ценой золота за их воображаемое нежелание исполнять требуемое. Этим путем он очень быстро удвоил свой капитал. Затем он занялся коммерческими предприятиями, обязывая лазов, иногда даже насильно, продавать ему по самой низкой цене все продукты их почвы. Таким образом он скупал весь зерновой хлеб и искусственно вызывал голод, которым пользовался, чтобы перепродавать жителям по дорогой цене то, что раньше у них же купил. Юстин не вмешивался в это. Напрасно подданные с мольбой бросались к его ногам и со слезами просили положить конец их страданиям, принц оставался безучастным, «пользуясь без стеснения, говорит Агафий, этими несправедливостями и радуясь, что может даром жить хорошо и сверх того набивать свой кошелек». 1456 Благочестивый историк прибавляет, что божеская справедливость жестоко заставила потом Юстина искупить преступления, которые он допускал своим покровительством, но тем не менеe нельзя не видеть, какое

112. Византийская капитель в ц. св. Виталия в Равенне.

     зло приносил государству такой порядок, когда даже принцы императорского семейства могли позорить себя такими скандальными делами и закрывали глаза на подобный образ действий администрации.

По всей империи дело шло таким же образом. В только что завоеванной Италии свирепствовал логофет Александр, прозванный « Ножницы » за искусство, с которым он одним взмахом обрезывал окружность золотой монеты и притом так, что нельзя было заметить обмана. 1457 Будучи очень ловок и совершенно беззастенчив, он составил себе хорошее состояние, а за искусство, обнаруженное им в изыскании источников государственному казначейству, он пользовался большим расположением Юстиниана. 1458 Посланный в Равенну в качестве начальника финансового управления, он начал с того, что потребовал уплаты всех недоимок за время владычества готов, причем для увеличения количества взносов даже составлял подложные списки, прибавляя, как бы в насмешку, что так как плательщики обогатились, обманывая Теодориха, то вполне законно отнять от них неправильно приобретенное. В Риме он совершенно отменил в целях экономии даровые раздачи хлеба, производившиеся перед храмом ап. Петра. Он отменил также награды, пожалованные готскими королями многочисленной дворцовой прислуге 1459 , и во всей стране, истощенной войной, он повысил налог до размеров мирного времени. Юстиниан очень одобрял его усердиe 1460 , но это и погубило Александра. Он стал относиться к армии также, как он относился к провинциалам: сурово обращался с солдатами и уменьшил их жалованье 1461 ; все это породило общее неудовольствие и наконец вызвало повсеместное восстание.

Конечно, из приведенных примеров не следует делать заключение, что вся византийская администрация во времена Юстиниана была устроена по этим образцам. Сам Прокопий должен былъ признать, что даже при дворе и на высших постах можно было найти таких честных людей, как министр казначейства Иоанн Палестинский 1462 и префекты претории Фока и Басс 1463 , и, что бы ни рассказывала Секретная История , я не могу поверить, будто единственного факта – быть честным, было для Юстиниана и Феодоры достаточно, чтобы попасть к ним в немилость. 1464 Среди окружавших их людей мы встречаем людей неподкупной честности и тем не менее имевших значение; но бесспорно то, что при постоянных денежных затруднениях, с которыми приходилось считаться императору, ему казались наиболее полезными слугами те, которые доставляли средства казначейству 1465 , и что многиe из чиновников, чтобы сделать карьеру и пользоваться императорским расположением, должны были скрывать свои достоинства и являться в худшем виде, чем они были в действительности. 1466

Легко представить себе последствия столь постоянных и безжалостных вымогательств. Везде царила чрезвычайная бедность; чтобы избежать суровости фиска и жестокости солдат, проходящих через страну 1467 , сельское население бросало свои деревни и земли, провинции становились безлюдными, а почва бесплодной. 1468 Кроме того, неудовольствие влекло за собой и еще более тяжелые последствия: ограбленное население возмущалось против императорской власти и завоевания генералов терялись вследствие вымогательств губернаторов. 1469 В особенность же со дня на день уменьшались денежные средства империи. Вступив на престол, Юстиниан нашел в государственном казначействе огромную запасную сумму в 320.000 фунтов золота, т.е. около 120 миллионов рублей на наши деньги, сохраненную благоразумной экономией императора Анастасия. В несколько лет, благодаря колоссальным издержкам нового царствования, этот резервный фонд был исчерпан 1470 и тогда пришлось прибегать к разным уловкам, умножать незаконные поборы, притеснительные налоги, словом – находить деньги во что бы то не стало и потопить благосостояние подданных в бездонной пропасти государственного казначейства. 1471 Чтобы пополнить подавляющий дефицит, нужно было сократить расходы на роскошь; вместo этого прибегали к другим видам экономии, но гораздо болee опасным. Чтобы найти средства, не выдавали жалованье армии 1472 , а это было очень рисковало в виду того, что войска формировались главным образом из наемников, которые мстили за это плохой службой и восстаниями. Крепости оставлялись без внимания и вскоре дурно защищаемая граница повсюду стала подвергаться набегам

113. Пиксида VI-го века.

варваров. Последствием этого было то, что подданные не только жестоко чувствовали тяжесть от этих нашествий, так как нападавшие безнаказанно опустошали, грабили и истребляли население и совершенно разоряли провинции 1473 , но в виду неспособности империи отбить эти нападения силой оружия, ей приходилось ценой золота покупать отступление варваров, а такая разорительная щедрость только поощряла их на новые набеги. 1474 Таким образом получался только ложный круг, который очень хорошо замечен уже Прокопием. 1475 За недостатком денег, предоставили разрушаться необходимым орудиям войны, за недостатком солдат, приходилось потом искать еще болee денег, чтобы платить постоянно вновь нарождавшимся врагам. Если прибавить к этому другие бедствия, за которые Юстиниан не может считаться ответственным, но от которых не менee жестоко страдало государство 1476 , каковы: повторяющийся голод 1477 , чума, землетрясения 1478 , которые, разоряя жителем, в то же время истощали казну, вынужденную исправлять эти беды 1479 , – то легко понять, что современники, в виду такой всеобщей нищеты, с ужасом спрашивали себя, «куда девались богатства римлян» 1480 и считали, что слова бессильны передать бедствия их времени. 1481 А между тем, по мере продолжения царствования нужда в деньгах все более давала себя чувствовать: официальные документы показывают, что в 553 и в 556 гг. казна находилась в отчаянном положении и император принужден был сделать губернаторов ответственными собственным имуществом за уплату налогов. 1482 И если пожелать узнать, в каком плачевном состоянии было в конце царствования финансовое положение империи, – а моральное было еще хуже, – то потрясающий ответ на это нужно искать опять таки в законодательных актах, которых нельзя заподозрить в сгущении красок. 1483

В Новелле Юстина II от 566 г. читаем следующее: «Мы нашли казну, разоренную долгами и доведенную до крайней нищеты, и армию до такой степени расстроенную, что государство предоставлено было непрерывным нашествиям и нападениям варваров». 1484 Под тяжестью обрушившихся на них несчастий, подданные уже были не способны уплачивать налоги; число недоимщиков было громадно 1485 , а нужда такова, что вскоре размеры сборов пришлось уменьшить на одну четверть. 1486 С другой стороны, нравы чиновников, которые Юстиниан хотел реформировать, были хуже, чем когда-либо. Агенты казначейства воровали собираемые ими деньги, военные казначеи воровали жалованье, предназначавшееся для солдат 1487 , губернаторы пользовались каждым случаем для получения «постыдных барышей» 1488 , и так как они по-прежнему покупали должности, то по-прежнему вознаграждали свои расходы, эксплуатируя жителей. 1489 И теперь Юстин II также, как некогда Юстиниан при своем восшествии на престол, постоянно повторял своим чиновникам приказания

         

Сошествие Св. Духа. Миниатюра Сирийской рукописи 586 года, хранящейся во Флоренции.  и угрозы; требовал, чтобы они добросовестно управляли и творили праведный и скорый суд, и снова, подобно Юстиниану, он льстил себя надеждой, что таким образом «государственные налоги станут поступать правильно», «ибо без денег, говорил он, республика не может быть спасена». 1490

Таковы, в конце концов, были результаты Юстиниановой реформы управления, и это было весьма печальным обстоятельством. Для завоевания Запада Юстиниан несомненно почти совершенно разорил Восток и очень существенно пошатнул будущее империи, уничтожив живые силы ее. Конечно, намерения его были хороши и сам он дал доказательства своей заботливости о выполнении своего реформаторского дела, но по слабости, а также и по необходимости, он должен был закрывать глаза на многие злоупотребления; возрастающее же финансовое оскудение понуждало его, особенно в последние годы его жизни, терпеть зло, которое вначале он хотел искоренить. Однако, был момент – в первые годы царствования – когда император имел твердое намерение и надежду на успех и затем до конца, уже без прежних иллюзий, но неустанно он боролся за улучшение административных нравов, что, при оценке дела Юстиниана, несмотря на совершенную неудачу реформы, все же следует зачесть в его пользу.

Глава VII. Вопросы религии

Подобно всем византийским императорам, Юстиниан очень занимался Церковью. Религиозный по природе, даже набожный, он неминуемо должен был обратить свое внимание на предметы религиозные, а его законное желание «устранить, как он выражался, из святейшей Церкви всякий соблазн» должно было внушать ему заботу о поддержании церковного благочиния. 1491 С другой стороны, крепко привязанный к православию, которого в царствование Юстина он был защитником и восстановителем 1492 , Юстиниан всеми силами души ненавидел еретиков, тех самых еретиков, о которых он выразился в одном документе 1493 , «что одно их прикосновение есть скверна и что след их и самое имя должны бы исчезнуть с лица земли». Горя желанием нещадно поражать «этих проклятых», считая, как он написал на первой странице своего эдикта 551 г., «что Богу ничто не может быт угоднее, как соединение всех христиан в единой чистой вере и уничтожение всяких раздоров в лоне святой церкви» 1494 , Юстиниан почитал за честь для себя восстановить единство веры и догмата и охранять святейшее православие от всякого посягательства на него. К тому же весьма сведущий в вопросах, касающихся религии, обладая склонностью к словопрениям и необузданной любовью к богословской полемике, он любил рассуждать и писать о предметах веры, а особая компетенция, которую он приписывал себе в этих важных вопросах, еще более усиливала его желание вмешиваться в их разрешение.

На ряду с побуждениями, руководившими им, как человеком, он как государь, находил в своем сане еще более серьезные мотивы к тому, чтобы не оставаться безучастным к делам церкви. С того дня как Константин пришел, по выражению Евсевия 1495 "воссесть среди архиереев, как будто он был одним из них», с тех пор как он объявил 1496 , что рядом с епископами, обязанными блюсти внутренние дела церкви, он поставлен Богом быть «внешним епископом», все византийские императоры присваивали себе такие же прерогативы и провозглашали себя бдительными хранителями церковного вероучения и дисциплины и призванными защитниками православия. Юстиниан не был человеком, способным отказаться от чего-либо из императорского наследства. «Благочестивые и православные императоры, отцы наши, писал он 1497 , желали всегда искоренять ереси и через искреннее провозглашение православной веры поддерживать в мире святую Божью церковь»; по примеру Константина и Феодосия, император считал первым долгом государя «хранить неприкосновенной чистую христианскую веру и охранять от всякого волнения состояние святейшей кафолической и апостольской церкви». 1498

Равным образом, его властный ум не допускал, чтобы в империи, объединенной его стараниями, существовало какое-либо различие в верованиях. «Единое государство, единый закон, единая церковь», – такова была краткая формула, в которой резюмировались его правительственный идеи, а потому в преследовании тех, кто нарушал совершенную гармонию, о которой он мечтал, он видел исполнение своего долга. Точно также его абсолютизм не допускал, чтобы в благоустроенной монархии могло что-либо быть изъятым из под наблюдения государя, и, чувствуя каким превосходным правительственным орудием была Церковь, он хотел, чтобы это орудие находилось в его руках. Так же, как он приобщал епископов к управлению государством, он думал приобщить и империю к управлению церковью и решительно требовал признания своей власти б ней не только над лицами, не исключая самых высших, но еще и в области дисциплины и вероучения. Да и как могло быть иначе? Избранник Божий, непрестанно получающий Его непосредственные внушения, представитель, наместник, образ Божий на земле, – разве император не обладал истинным знанием всех вещей? Как говорил один византийский богослов, «император для церквей есть верховный учитель веры».

114. Церковь св. Ирины в Константинополе.

Пользуясь своей властью как священством, он отдавал приказания подобно тому, как древняя сивилла – прорицания, и религиозный характер этой власти так очевиден, что «нет никого стыда для церкви находиться в подчинении у государства, ибо император, предпринимая ее преобразование, простирает над ней не чуждую ей руку мирянина, но при этом она сама себя преобразует, посредством одного из своих членов». 1499

Наконец, самая политика обязывала Юстиниана вмешиваться в религиозные вопросы. Конечно, этот государь, тративший свое время на сочинение догматических трактатов и гимнов, любит, богословские тонкости самих по себе; конечно, eго пылкая веpa предрасполагала к тому, чтобы принести императорскую власть на службу религии; конечно, гордость его абсолютизма подстрекала его к разрешению догматических вопросов и составлению изложений веры; – тем не менее, прилагая столько рвения к восстановлению единства в Церкви, он руководился на столько же государственными соображениями, на сколько и православной ревностью. Как глава империи, он понимал какие важные последствия для безопасности государства могли иметь религиозные раздоры; и в этом случае, опять таки следуя традиции своих царственных предшественников, он устанавливал догматы отнюдь не ради одной лишь пустой склонности к нововведениям, но главным образом ради того, чтобы найти между враждующими партиями почву для соглашения и примирения, и устранить, хотя бы силой, раздражающие вопросы, которые угрожали единству империи.

Как бы не были разнообразны мотивы, которые руководили религиозной политикой Юстиниана, политика эта сама по себе очень ясна. В течении всего своего царствования император считал себя, в силу своего звания, защитником Церкви; он захотел охранять ее от себя самой, точно также как и от нападок ее противников; он хотел сохранить в ней порядок и доставить ей мир. Но от этой же самой Церкви, объединенной его стараниями, он услышал, что он ее учитель и верховный глава, а потому желал, когда представлялся случай, предписывать ей правила, вероучение и подчинить ее своей всемогущей воле. Быть организатором, защитником и наставником Церкви, – таков был, даже при всех колебаниях его политики и верований, постоянный предмет честолюбия Юстиниана. 1500

I.

На первой же странице Кодекса Юстиниана в ярких чертах проявляются признаки религиозных забот, наполнявших душу императора. Во главе этого юридического памятника, в том месте, где современные нам кодексы поместили бы изложение принципов, находим главу «О пресвятой Троице и кафолической вере». Никейский символ повторяется в нем два или три раза, сопровождаясь анафемами, провозглашенными против еретиков четырьмя вселенскими соборами 1501  и выражениями уважения к Риму, «главе всех святых церквей». 1502 Чтобы еще яснее засвидетельствовать, можно бы сказать почти что гарантировать, православие императорской веры Рим присоединяет к этим заявлениям свою рекомендательную приписку, для чего рядом с императорскими рескриптами помещены письма папы, в которых восхваляются чувства basileus'a , его преданность православ1ю, его ревность о «мире Церкви и единстве веры» и объявляется, что «нет ничего прекраснее истиной веры у государя». 1503 Вслед за таким, столь характеристическим, началом последующая главы кодекса без перерыва посвящены религиозному законодательству, как бы естественному вступлению и необходимой опоре закона гражданского. Да и в самом деле таков был взгляд Юстиниана. «Упование на Бога, говорит он в одной новелле, составляет наше единственное прибежище для существования монархии; в нем спасение нашей души и империи; поэтому подобает, чтобы все наше законодательство вытекало из этого принципа, чтобы он был для него началом, серединой и концом». 1504

Согласно поставленному таким образом правилу, Юстиниан хотел определить до мелочей все, что касается строя церкви. «Церковное благоустройство, говорил он, есть опора империи» 1505 , и вследствие этого он приложил все свое старание, всю свою удивительную любовь к деталям к тому, чтобы установить с мелочной точностью все, что могло обеспечивать этот безусловный порядок. Кодекс  и в особенности Новеллы свидетельствуют об этой работе: все, что касается организации духовенства, надзора за его действиями, правил его нравственной жизни; все, что относится к устройству и управлению церквей, обсуждено до мельчайших подробностей в бесчисленных указах, которые до самого конца царствования свидетельствуют о неизменности намерений Юстиниана. «Надлежит, говорит император, избирать, согласно учению апостолов, священников безупречных, ибо – присовокупляет он с тем политическим смыслом, который его никогда не покидает, – они своими молитвами привлекают благоволение Божьe на общественные дела». 1506 И закон до тонкости определяет, каким

115. Церковь Св. Сергия и Вакха в Константинополе.

образом должен быть избираем новый епископ, его нравственные качества и те гарантии, которыми должна быть обставлена правильность его наречения. 1507 С такой же точностью закон определяет порядок посвящения клириков, условия, которым должны удовлетворять кандидаты на священство, возраст, когда они могут получать духовный caн. 1508 Такая же строгость устанавливается относительно выбора настоятелей монастырей, монахов, составляющих братство, и управителей для беcчисленных благотворительных учреждений столицы и империи. 1509 Тут бесконечные наставления о поведении клириков, о благовременности исправления их нравов 1510 , о жизни, которую должны вести монахи чтобы быть «достойными подвижниками монашеского любомудрия» 1511 ; затем – указания относительно имущественных распорядков, которые наидествительнейшим образом обеспечивали бы в монастырях чистоту нравственной жизни 1512 ; тут и советы патриарху наблюдать за епископами 1513 , а епископам за клириками и монахами, «дабы церковный строй и священные правила были тщательно соблюдаемы». 1514

Но заботливость императора проявляется еще яснее в том, что касается доходов церкви. Сохранение и приумножение богатства церковных учреждений составляло одну из главных забот Юстиниана. Беспрестанно новые указы устанавливают правила для хорошего управления имуществом духовенства. Для епископа, игумена, начальника странноприимного дома, оно составляет почти столь же существенную обязанность, как охранение своей паствы или уход за больными, и закон строго возбраняет всякое отчуждение церковных земель, подробно определяет условия для поднятия ценности церковных имений и предоставляет духовным лицам действительные средства для защиты божьего достояния; в то же время он отчетливо устанавливает ответственность администраторов. 1515 Император печется о том, чтобы лица, принимающее монашество, располагали своим имуществом на пользу церкви 1516 ; он озабочен тем, чтобы освободить от всех законных формальностей имения,  приносимые в дар церкви 1517 ; он всячески поощряет благочестивые учреждения и крайне внимательно определяет условия для их основания. 1518

Его благоволение идет еще дальше. Для всех церковников устанавливается и особая юрисдикция 1519 ; один епископ – их судья; светский суд не может выдать касающиеся их дела, иерархам же церкви, напротив, предоставляется контроль над гражданской администрацией. Закон обеспечивает епископам 1520 значительные привилегии, которые делают из главы епархии особого покровителя бедных, узников, рабов, пострадавших и вообще естественного защитника обиженных и угнетенных.

Намерения императора сказываются не в одном только законодательстве: дела свидетельствуют еще ярче о благоволении, которое он хотел излить на церковь, преобразованную его попечениями. На всем пространстве империи, благодаря щедротам императора, воздвигались во множестве церкви, монастыри, благотворительные учреждения. Не было ни одного большого города, – об этом свидетельствует Прокопий в книге «О постройках», – где бы Юстиниан не воздвиг или не возобновил какого-нибудь религиозного учреждения. На это же указывают роскошные подарки, сделанные наиболее знаменитым из храмов, тем более, что они давали возможность императору блеснуть великолепием; в особенности же видна постоянная забота об удовлетворении желаний церкви, заглаживании следов преследований там, где она являлась жертвой своих противников, всяческое способствовать возрождению «цвета ее прежнего благоденствия» 1521 и наконец повсеместная защита ее от врагов, удовлетворение давнишнего чувства обиды и глубокой ненависти, которые она питала к еретикам.

II.

Религиозное состояние Восточной Империи в первой половине VI века было чрезвычайно усложнено, благодаря разнообразию боровшихся в ней между собой верований. Не смотря на преследования императоров IV и V веков, язычество еще не умерло и сохраняло за собой приверженцев даже в среде, непосредственно окружавшей императора. Евреи были многочисленны в империи, а самаритяне составляли в Палестине компактную группу диссидентов. На западе арианство слишком долгое время было государственной религией, оно слишком полно использовало благоволение вандальских и остготских королей, и потому имело многочисленных сторонников и богатые и могущественные общины. К этому же источнику разделения церкви присоединялась в Африке ересь донатистов, пустившая с IV века глубокие корни в стране, где она возникла. На Востоке существовало еще большее разнообразие верований; наряду с сохранившимися остатками всех старых ересей, – монтанистов во Фригии, несториан в Армении, манихеев в Малой Азии, – монофизиты, не взирая на торжественные анафемы, произнесенные против них в Халкидоне, были очень многочисленны и влиятельны. Благодаря религиозной политике Зенона и Анастасия, они сохраняли в церкви и в империи важное положение. Конечно, они ослабляли свои силы множеством враждующих между собой сект, причем одни присоединялись к политике примирения, возвещенной Генотиконом Зенона, другие оставались непримиримыми противниками Халкидонского собора и назывались акефалами, «потому что их непримиримость не позволяла принять их во двор овчий, куда Генотикон был дверью». 1522 Споры метафизического характера поддерживали между ними другие подразделения и сами акефалы дробились на бесчисленное множество сект – корруптиколов и инкорруптиколов 1523 , агноэтов, и еще много других, длинный перечень которых имеется у богословов того времени 1524 ; но все они , однако, объединялись общей ненавистью к Халкидонскому собору. Несомненно также, что политика Юстина, гордившегося восстановлением единения с Римом, подвергла партию монофизитов жестокому испытанию. Ее знаменитейшие вожди были жертвой примирения с Святейшим Престолом. Север, патриарх Антиохийский, самый замечательный человек их партии, был подвергнут анафеме собором 518 года, низложен с кафедры и изгнан; более пятидесяти других епископов, в том числе Петра Анамейского, Юлиана Галикарнасского, Иоанна Телльского и Фому Дарского, постигла та же участь; монофизитские общины в Сирии были грубо разогнаны, монастыри закрыты, монахи вынуждены бежать, подвергнуты насилиям, заключению или избиению. 1525 Не смотря на эти жестокости, ересь держалась в Египте, где

116. План церкви Св. Сергия и Вакха. (Pulgher, Anciennes églises de Constantinople).

монахи составляли для нее преданную и фанатичную армию, и где сам патриарх принимал православие лишь с оговорками Генотикона. 1526 В Палестине, в Сирии, в Месопотамии, в Озроене, в Армении, особенно в Сирийской пустыне, где изгнанники возродили свои общины, превратив их в настоящее «государство» 1527 , и так как эти общины славились аскетическими добродетелями, то и сохранили за собой значительное положение. В то же время Север, «скала Христова, непоколебимый страж истинной веры», хотя и бежавший в Александрию, поддерживал путем ревностной пропаганды непрестанную агитацию, а влияние его слова в скором времени дало ему прозелитов и покровителей в самой столице и непосредственно у трона. 1528 (стр. ориг.332, пропущена сноска №3, примерно в этом абзаце…!?) «Zach. Rh., 224».

Восстановление православия, совершенное Юстином, и желание Юстиниана, – столько же из религиозной ревности, сколько и ради достижения своих притязаний на Западе, – сохранить ненарушимым соглашение, заключенное с Римом, подсказывали императору его долг в отношении к ереси. «Найдя, говорит Прокопий 1529 , верования оставленными на произвол судьбы и Церковь во всех смыслах расшатанной, он закрыл все пути, которые ведут к заблуждению и поставил религию на прочные основы единой веры». Считая на самом деле, как он это торжественно объявлял, что первое и величайшее благо для людей заключается в обладании истинной и чистой христианской верой 1530 , Юстиниан, с другой стороны, полагал, что первый долг государя, желающего быть полезным своим подданным, это – пещись «о существенном предмете, необходимейшем из всех, т.е. о спасении их душ». 1531 Он преследовал еретиков для того, чтобы все хорошо поняли, «насколько одинаково он заботится как об истинной вере Господа нашего Иисуса Христа, так и о спасении своих подданных». 1532 С этих пор нетерпимость становилась государственной добродетелью и долгом совести, и Юстиниан беспощадно прилагал ее на деле.

Многие указы, относящиеся к 527 или 528 году, очерчивают очень ясно принципы его политики. «Справедливо, говорит император, лишать земных благ тех, кто не поклоняется истинному Богу». 1533 Поэтому его законы устраняют еретиков от всех общественных должностей, гражданских, военных и даже муниципальных; никто не может быть принят на государственную службу, если его православие не будет удостоверено тремя свидетелями, под присягой на Евангелиях 1534 , и всякий еретик, состоящий в должности в момент обнародования эдикта, должен быть беспощадно уволен со службы. 1535 За еретиками сохраняются только такие тягостные должности, как куриалы и когорталы , но при этом они могут нести лишь должностные обязанности, не имея права требовать себе соответствующих преимуществ. 1536 Наконец, закон устраняете еретиков от всяких свободных профессий; он возбраняет заниматься адвокатурой и запрещает быть профессорами «из опасения, чтобы они своим преподаванием не вовлекли простые души в свои заблуждения». 1537 Закон не допускает никаких внешних выражений еретического культа и запрещает еретикам собираться вместе, иметь свою иерархию, совершать крещение и рукоположение во священство. 1538 Он предписывает закрывать apианскиe храмы, еврейские и самарянские синагоги; требует их разрушения или преобразования в православные церкви и преследует тайные еретические собрания, «потому что, говорится в одной новелле, нелепо было бы дозволять нечистивым совершение священных обрядов». 1539 Закон преследует еретика своими запрещениями даже в его частной жизни. Юстиниан утверждает, что справедливо, чтобы православные пользовались в обществе большими преимуществами, чем еретики. 1540 Закон также лишает еретиков права давать на суде свидетельские показания против православных 1541 ; он им отказывает в праве наследства и ограничивает право завещания. Если в числе детей еретика-отца одни тоже еретики, а другие православные, то последние признаются имеющими предпочтительное право перед первыми на наследование после отца. 1542 Если сыновья заподозрены в ереси, то наследство переходит к более отдаленным родственникам, лишь бы они были православными; если же православных родственников не оказывается, то наследство переходит государству. 1543 Если между родителями происходит разногласие относительно воспитания детей, то закон отдает преимущество тому из них, кто склоняется на сторону православия. 1544 Таким образом, еретик является парием в обществе: всякое легальное действие ему возбранено; закон даже воспрещает ему иметь рабов–христиан 1545 ; и если ради избежания подобного изгнания из общества, он решается обратиться в православие, то закон на каждом шагу его жизни наблюдает за его искренностью, и если он снова впадает в свое прежнее заблуждение 1546 , то в наказание за притворство он приговаривается к смерти.

Таковы основные принципы религиозной политики Юстиниана. 1547 Однако, его систематическая ненависть к ереси имеет много степеней и смягчений. Конечно, открыто он заявляет, что «ненавидит еретиков» 1548 ; он не может о них говорить без того, чтобы не осыпать их самыми сильными эпитетами, указывает на их безумие 1549 , нетерпимую дерзость 1550 , на дьявольское дело, которое они исполняют 1551 , на нечестивый и вместе с тем смехотворный характер их обрядов 1552 , и несомненно также, что под определение «еретик» он подводит всякого, кто не почитает кафолической и апостольской церкви и святой православной веры. 1553 Но в этой массе он умеет делать различия; религия и совместно с ней политика предписывают ему относиться не одинаковым образом к разным сектам и, при всей строгости общих принципов, в подробностях он допускает множество различий и и даже очень существенных.

Наибольшую ненависть питает император к манихеям. Для этих «проклятых» одна лишь смерть может искупить их преступление: их надо гнать отовсюду, стирать их имя с лица земли, наказывать позорнейшей казнью повсюду, где они будут найдены. 1554 Принимать этих отверженцев, не выдать немедленно судье – неизгладимое преступление; даже их книги осуждены на сожжение, и всякий, кто хранит или скрывает эти пагубные писания, наказывается без пощады. 1555

Та же суровость проявляется и в отношении язычников, которых Юстиниан решительно отождествляет с манихеями. 1556 Преследовать этих людей, «которые возбуждают, говорит император, праведный гнев Божий» 1557 , составляет долг каждого, и Юстиниан выполнял это, как долг своей совести. Ниже мы подробнее изложим те меры, которые он принимал против них; здесь же достаточно отметить, что манихеи тоже были исключены из общественных должностей, отстранены от публичного преподавания и даже лишены права владения, «дабы обнаженные ото всего, они погибли в нищете». 1558 Путем этих строгостей надеялись содействовать обращениям; а для лучшего достижения этой цели, совершение языческого культа было запрещено под страхом смерти и высшая степень казни постигала обращенных, которые снова впадали в свое заблуждение. 1559

Евреи первоначально пользовались сравнительной терпимостью на Востоке, по крайней мере в том смысле, что против них не было принимаемо каких-либо специальных строгостей. 1560 Но вскоре восстание самаритян ухудшило их положение. Доведенный до крайности нетерпимыми законами и алчностью Юстиниана, а также оскорбительными притеснениями со стороны христиан, народ этот, неоднократно тревоживший своими волнениями Палестину 1561 , в 529 году восстал. Христиане были избиты, церкви сожжены, страна опустошена и разграблена; но важнее всего было то, что мятежники провозгласили своего императора. Против этого движения, к которому вскоре присоединилось все языческое и манихейское население страны, Юстиниан воздействовал с крайней жестокостью: императорские войска, к которым примкнули шайки пограничных арабов, залили восстание кровью. Двадцать тысяч самаритян погибло в борьбе, такое же число их было отдано арабским шейхам и продано в рабство на персидских рынках; узурпатор, взятый в плен, был обезглавлен и его голова, украшенная диадемой, была поднесена императору в качестве трофея. 1562 С этого времени против всего, что оставалось от этой народности, велась беспощадная война, особенно, когда в 530 году Юстиниан удостоверился, что мятежники призывают себе на помощь враждебных империи персов. 1563 Их окружили в горах, всех сдавшихся начальников их казнили смертью, а остальных огнем и мечем старались обратить в православие. Синагоги были разрушены и возобновление их запрещено 1564 ; против побежденных было издано специальное законоположение; они не только были устранены от всяких общественных должностей, за исключением тягостных, но они не могли ни завещать, ни наследовать, ни получать по завещанию, ни передавать своих имений. 1565 Без сомнения – и Юстиниан в этом признается – практика была менее сурова, чем буква закона 1566 ; с другой стороны, самаритяне стали обращаться, по крайней мере наружно 1567 , в православие, так что в 551 году, по просьбе епископа Кесарийского Cepгия, Юстиниан считал возможным ослабить кой-какие из своих строгих мер. 1568 Но спокойствие было лишь наружное; в 556 году евреи и самаритяне, соединенные общей ненавистью, возмутились в Кесарии и убили проконсула Палестины; 1569 с другой стороны дело обращения подвигалось плохо и самаритяне возвращались массами к своему заблуждение. 1570 Вследствие чего Юстин II должен был в 572 году восстановить во всей силе старый закон 549 года против этих людей, которые «своим безумием сделав себя недостойными человеколюбия закона, могут винить только самих себя в том, что лишились милосердия Божьего и императорского снисхождения». 1571

Восстание самаритян повлекло за собой другие последствия: в отношении всех тех, кто на них походил, закон стал строже. С евреями начали обходиться с большей суровостью 1572 ; императорская власть дошла до вмешательства во внутренние дела синагог, заменяя древний еврейский текст Ветхого Завета греческим переводом

117. Внутренний разрез церкви свв. Сергия и Вакха.

семидесяти толковников 1573 ; в то же время довольно ловкая пропаганда силилась путем убеждения обратить евреев в христианство. 1574 Но особенно беспощадно преследовались монтанисты и другие, подобные им, секты; места их культа были закрыты 1575 духовенство изгнано из столицы 1576 , их обряды и собрания уничтожены, сношение с ними правоверным христианам воспрещено. Подобно самаритянам, им возбранялось всякое легальное действие 1577 ; им запрещалось даже давать свидетельская показания в делах, касающихся исключительно еретиков. На эти стро- гости они тоже отвечали мятежами. Фригийские монтанисты, затворившись в своих церквах, предпочитали сжигать их и сами гибли в пламени, чем покориться. 1578

На Западе обратное завоевание Африки у вандалов было непосредственным сигналом к гонениям. Империя представлялась православному населению восстановительницей его веры; поэтому со всеми диссидентами, евреями, язычниками, арианами и донатистами было поступлено с крайней суровостью. Их силой заставили возвратить вселенской церкви земли, богослужебные здания, священные сосуды и облачения, – все, что они незаконно отняли от нее. Культ их был запрещен, их храмы разрушены или получили другое назначение, священники изгнаны, пропаганда запрещена, а равно и тайные собрания. Закон устранял их от общественных должностей и даже обращение в православие не открывало им доступа в магистратуры 1579 , «потому что, говорит Юстиниан, для них довольно и того, что они живы». Однако, не смотря на решительность всех этих мер, можно думать, что император удовольствовался бы меньшим. Не смотря на все свое благочестие, он понимал, что ему следовало соблюсти некоторую осторожность в отношении такого могущественного и чрезвычайно влиятельного духовенства, как apианское. Он хотел сохранить звания за теми духовными лицами, которые вернулись бы в православие. Но такая благоразумная снисходительность представлялась в глазах африканской кафолической церкви недопустимой и ради удовлетворения той злобы, которую поддерживал сам папа, Юстиниан должен был уступить. 1580 Точно также в Италии победа имела своим результатом ограбление ариан в пользу православных 1581 ; однако на Востоке apианство было преследуемо с меньшей строгостью. Несомненно, что богатство арианских церквей, обширные имения, которыми они владели, в конце концов возбудили жадность императора и вызвали общие конфискации 1582 ; тем не менее ариане были причислены к еретикам только на основании закона 545 г. 1583

В отношении несториан 1584 и в особенности монофизитов 1585 политика Юстиниана была еще более полна смягчений, колебаний и перемен. Конечно, с самого начала своего царствования император в своих вероизложениях решительно предавал анафеме Нестория и Евтихия 1586 , но он был гораздо менее строг по отношению к приверженцам обоих великих иересиархов. В течение долгого времени закон снисходительно называл их «колеблющимися» (διακρινομένοι) 1587 , и лишь в 541 году в список еретиков были определенно внесены «те, которые следуют безумно Нестория, евтихиан и акефалов, которые принимают ересь Диоскора и Севера». 1588 Действительно, с этого момента все общие законы, направленные против еретиков, распространяются и на монофизитов. 1589 Их культ воспрещается 1590 , торжественный эдикт 544 года запрещает им отправление богослужений, совершение крещения, сооружение, как говорит император, «вертепов их нечестия». 1591 Гражданский закон относится к ним с неменьшей суровостью; они не могут владеть землей, ни даже арендовать ее 1592 ; их жены лишены права на приданое 1593 ; все это, разумеется, не исключает применения и общих законов против еретиков. Но из этих самых указаний видно, как долго монофизиты пользовались благосклонным отношением к себе, а потому интересно выяснить причины такой, столь неожиданной терпимости.

Из религиозных вопросов, привлекавших внимание Юстиниана, вопрос о том, какой политики следовать в отношении монофизитов, был одним из наиболее затруднительных. Религиозные чувства императора, реставрация православия, совершенная Юстином, восстановленное единение с Римом и важность поддержания такового для упрочения в Африке и Италии византийского владычества 1594 , все склоняло Юстиниана к преследованию диссидентов. Но, с другой стороны, монофизиты составляли на Востоке многочисленную и сильную партию; изгнать их – значило возбудить против империи важные провинции, и политический разум императора ясно понимал опасности, которые возникли бы при этом для монархии. Таким образом он находился перед дилеммой: либо восстановить единство на Востоке,, жертвуя единением с Римом, – то, что сделали Зенон и Анастасий, – либо поддерживать coгласиe с Западом, возбудив оппозицию

118. Византийская капитель в церкви свв. Сергия и Вакха.

  

монофизитского Востока, – то, что сделал Юстин. Понятно, что Юстиниан колебался между этими двумя решениями, которые оба имели за себя серьезные политические мотивы. Его колебания еще более увеличивались, благодаря той поддержке, которую оказывала монофизитам императрица Феодора, склонявшаяся на их сторону. 1595 Большая поклонница патриapxa Севера, которому она открыто покровительствовала, Феодора, еще до достижения престола, употребляла в пользу монофизитов и для смягчения строгости преследования их то всемогущее влияниe, которое она имела на Юстиниана. 1596 Став императрицей, она еще открытее пустила в ход свою силу к их услугам, оказывая им хороший прием во дворце, благосклонно выслушивая их советы, жалобы, даже выговоры 1597 , и так как, при тонкости своего политического смысла, она еще лучше, чем император, сознавала опасность увековечивать на Востоке распри, гибельные для могущества монархии, – то она открыто и действовала в пользу ереси. 1598 Стоя между папой и Феодорой, Юстиниан находился в довольно большом затруднении. Всю свою жизнь он старался примирить крайности предстоявшей ему задачи и найти почву для соглашения, на которой, не жертвуя православием, он мог бы отказаться от Халкидонского собора и истолковать его постановления таким образом, чтобы удовлетворить монофизитов и уничтожить оппозицию, которая его тревожила, одинаково и как государя и как богослова. В силу этого особенного положения, из желания изобрести компромисс, который всех бы удовлетворил, должна была вытекать политика сложная, нерешительная, иногда и противоречивая, смотря по тому, одерживало ли верх влияние Рима или энергичная воля Феодоры, были ли сильнее мотивы политические или религиозные, но во всяком случае политика чрезвычайно интересная для изучения и, в общем выводе, довольно достойная императора.

С самого начала своего царствования Юстиниан озабочивался изысканием почвы для единения с монофизитами, стараясь рассеять сомнения, которые питали в отношении Халкидонского собора диссиденты, и хотел доказать им полную гармонию, которая существовала между канонами 450 год и антинесторианской доктриной, принятой диссидентами и формулированной таким отцом Церкви, как Кирилл Александрийский. С 529 или 530 года, в доказательство своих благих намерений, он по совету Феодоры прекратил гонения, возвратив из ссылки епископов и монахов, изгнанных и бежавших. 1599 Вскоре он сделал еще шаг вперед. 1600 Зная влияние, которым пользовался в секте, благодаря религиозности, учености и непоколебимой твердости во времена гонений, бывший антиохийский патриарх Север 1601 ;  признавая, что он исповедует учение, которое отнюдь не казалось несогласимым с православием 1602 , он попытался сойтись с этой личностью, справедливо рассчитывая, что такая победа повлекла бы бесчисленные присоединения. Однако, не взирая на посланные ему Юстинианом и Феодорой лестные приглашения 1603 , Север скрывался и, не ожидая ничего от императорской попытки, сославшись на свой преклонный возраст и на свою слабость, он отказался прибыть в Константинополь. 1604 Тем не менее император не потерял надежды. За отсутствием Севера, он пригласил его учеников собраться «для восстановления единства» 1605 на собеседование с православными, и действительно беседа состоялась в Константинополе в 533 году. 1606 Весьма характерно, что при этом был дан лозунг оказывать в отношении монофизитов совершенную кротость и невозмутимое терпение. «Они раздражены, говорил император православным; постарайтесь же, как подобает святым и правоверующим людям, дать им удовлетворение со всей кротостью и спокойствием». 1607 Императорский министр, которому было поручено председательствовать на собрании, держал подобную же речь: «Не в силу своей верховной власти, говорил он, но с нежностью священника и отца, император собрал вас, дабы все ваши сомнения присутствующее здесь епископы могли рассеять и успокоить». 1608 В заключительном заседании, в котором председательствовал сам Юстиниан, то же желание примирения было выражено в императорской речи, в которой он, как свидетельствует один очевидец, «говоря с полным благодушием и спокойствием, сумел соединить кротость Давида, терпение Моисея и благость апостолов». 1609 Однако, не смотря на эти благие намерения, и к великому сожалению Феодоры, которая устроила это собеседование 1610 , оно кончилось ничем. Но интересно то, что и эта неудача не обескуражила императора; «он продолжал надеяться, говорит один современник, на милость Божью для возвращения к добру отщепенцев». 1611

Чувствуя однако в этой неудавшейся попытке нечто для себя

    

119. Византийская капитель в церкви свв. Сергия и Вакха.

компрометирующее и как бы в вознаграждение за этот опыт примирения, Юстиниан счел нужным во всеуслышанье заявить о своем православии. Целая серия указов была, адресована в 533 г. на имя патриapxa константинопольского и населения всех больших городов империи 1612 с целью установить, в виду Hecтopиева и Евтихиева «безумия», правила истиной христианской веры. Одновременно с этим Юстиниан расточал перед римским папой уверения в своем православии и уважении 1613 : необходимая предосторожность для такого времени, когда императорское честолюбие обратилось на Запад, подготовлялось покорение Африки и уже возникали мечты о завоевании Италии.

Однако ж, не смотря на эти торжественные заявления, Юстиниан проявлял в отношении монофизитов полную благожелательность. Он хотел удовлетворить их на богословской почве, стараясь разрешить некоторые из формулированных ими на беседе 533 года возражений, в особенности же предлагая православному духовенству теопасхитскую формулу, которую справедливо прозвали «новым Генотиконом». 1614 К отдельным лицам он выказывал еще более терпимости; когда, например, в 535 г. умер константинопольский патриарх Епифаний, монофизитам, при поддержке Феодоры, удалось возвести на его место apxиepeя, тайно преданного их делу, –  епископа трапезундского Анфима. 1615 С этого времени они считали дело выигранным. Север, возвращенный из ссылки милостью императрицы 1616 , решился, по настоянию своих единоверцев, отправиться в Константинополь. Принятый и помещенный во дворце 1617 , он вскоре возымел на нового патриapxa всемогущее влияние. 1618 Преисполненный восхищения перед человеком, в котором видел истинного «учителя Церкви» 1619 , Анфим в письме к антиохийскому экс-патриapxy открыто принимал Генотикон Зенона, «изданный в опровержение Халкидонского собора и нечестивого послания Льва» 1620 , причем исповедание веры, которое он присоединил к этому заявлению, было, хотя и в смягченной форме, чисто монофизитским. 1621 Затем, при посредстве Севера, Анфим вошел в сношения с новым монофизитским патриархом Александрит, Феодосием. 1622 Он добился признания и как его избрания так и учения со стороны патриapxa иерусалимского, и теперь три патриapxa открыто стремились, «в интересах мира» 1623 , как говорил Север, под покровительством Феодоры и при соучастии императора, выступить на путь возвращения к политике Генотикона. 1624 принимаю, писал Анфим Феодосию, Генотикон Зенона, изданный в опровержение Халкидонского Собора и послания Льва» 1625 ; и, не взирая на протест столичных монахов, патриарх отказывался анафематствовать еретиков, осужденных соборными постановлениями 450 года. 1626

Имея такую поддержку, монофизиты ободрились. 1627 В течение уже нескольких лет , с тех пор как благоволение Юстиниана снова допустило их в пределы империи, их проповедники, в особенности неутомимый Иоанн Телльский, вели в Азии деятельную пропаганду 1628 , а некоторые из наиболее горячих апостолов монофизитства, уверенные в хорошем приеме и покровительстве Феодоры, не побоялись явиться даже в Константинополь, чтобы высказать перед самим троном свои жалобы и упреки. 1629 Теперь со всего востока стали стекаться в столицу их знаменитейшие учителя, Петр Апамейский, монах Зоора и еще многиe другие, епископы, клирики, архимандриты, и все они наперерыв спешили поддержать пропаганду Севера. 1630 Вскоре, благодаря связям, которые они имели во дворце 1631 , и нескрываемому покровительству «некоторых высокопоставленных лиц при дворе» 1632 , они стали, вопреки формальным запрещениям закона, устраивать религиозные собрания, проповедовать по домам, обращать женщин, крестить детей, посвящать епископов, пользуясь в особенности успехами в высших классах общества 1633 и в семьях должностных лиц Священных Палат, что ясно указывает на какую сторону склонялось расположение императора; простые же умы, говорится в писаниях православных, были ими обмануты «и они развращали души не только духовно, но и телесно, потопляя их в пучине нечестия и сластолюбия». 1634

Энергия папы Агапита разрушила все эти надежды. В феврале 536 года он прибыл в Константинополь в качестве посла короля готов Теодата. Оповещенный патрирхом антиохийским Ефремом о возбуждающем тревогу поведении Анфима 1635  и получив формальный донос от столичных монахов, он, не смотря на просьбы Юстиниана и Феодоры, отказался войти в общение с патриархом и смело, при всеобщем одобрении православных, низложил его (в марте 536 г.), воспретив ему выполнение его священных обязанностей, пока он не очистится от обвинения в ереси. Юстиниан, после непродолжительного сопротивления, преклонился перед авторитетным представителем православия 1636 и поспешил дать папе доказательство своего уважения к Риму и чистоты своей веры 1637 , вручив ему свое исповедание веры, и предоставил Агапиту посвятить в преемники Анфиму священника Мену (в марте 536 г.). 1638

Агапит не надолго пережил свое торжество; его скоропостижная смерть (в апреле 536 г.), – на которую православные смотрели как на результат волхований своих противников 1639 , а монофизиты, наоборот, усматривали в ней справедливое наказание Божье 1640 , – оживила на время надежды диссидентов. Действительно, не смотря на падение Анфима, еретики не упали духом; они продолжали свою пропаганду 1641 в уверенности, что найдут поддержку при самом дворе. Толпа епископов, клириков и архимандритов упорно стояла на стороне Анфима 1642 , причем наиболее экзальтированные из них, в особенности же пылкий Зоора, выражали с оскорбительной наглостью свои чувства к императору, которого они открыто обвиняли в измене. 1643 Однако преемник Анфима, при содействии православных монахов, приложил все свое усердие к тому, чтобы осуществить до конца приговор Агапита. Константипопольский собор (в мае 536 г.) формально предал анафеме Анфима, Севера, Петра Апамейского, Зоору и их сторонников, осудил их сочинения, объявил их лишенными всех церковных должностей и исключил имена их из числа православных. Три месяца спустя (6 августа 536 г.), следуя своему обычаю придавать всему законный характер, Юстиниан издал эдикт, которым подтвердил приговор Церкви. Анфиму, Северу и их сторонникам было воспрещено пре- бывание в Константинополе и во всех других больших городах империи 1644 ; под страхом конфискации имущества всем запрещалось принимать их и давать приют. 1645 Таким образом, говорил Юстиниан, «мир в Церкви был восстановлен и через то обеспечено благоденствие государства, согласно обетованию, которое Бог и Спаситель наш Иисус Христос даровали тем, кто Им поклоняется в истине и чистосердечии». 1646

Римское православие торжествовало. Анфим, вынужденный скрываться, был обязан своим спасением лишь неизменному благоволению Феодоры. 1647 Север, принужденный бежать, покинул столицу и отправился искать убежища в пустынях Египта, где немного времени спустя (в феврале 538 г.) окончил свой долгий и многотрудный жизненный путь. 1648 Монах Зоора был сослан во Фракию, в castellum Деркос 1649 , и все остальные, – клирики, монахи и миряне, толпы которых привлекла в Константинополь надежда на победу, – в виду угрожающего преследования, рассеялись в унынии и справедливо тревожась за будущее. 1650 И действительно, с конца 537 года, по энергическому внушению патриapxa антиохийского Ефрема и его епископов и при усердном содействии светской власти, возобновилось преследование монофизитов на Востоке. 1651 Снова в Сирии, Месопотамии и Армении монахи, как во времена Юстина, были изгоняемы из монастырей, подвергались преследованию, облаве, вынуждаемые среди зимы спасаться бегством в пустыню, причем, под угрозой смерти, было запрещено принимать беглецов. 1652 Снова остававшиеся верными подвергались арестам, сечению розгами и пыткам; на публичных площадях, – «дело, говорит один современник, которое сами язычники гнушались бы делать», – запылали костры, «откуда запах сожженных тел мучеников, подымаясь в воздухе, печально достигал обоняния верных». 1653 Разрушали столбы столпников; закрывали монастыри. С целью сломить сопротивление и расстроить еретические общины особенно немилосердно относились к тем неутомимым проповедникам, которые с 530 года, не взирая на доносы и угрозы, действительно восстановили монофизитскую церковь на Востоке. 1654 Самым знаменитым из них был Иоанн Телльский, апостольская деятельность которого привлекла более 170.000 человек к Северовой вере 1655 , вследствие чего его особенно ненавидели православные. Он долго и тайно продолжал свое дело пропаганды; однако, в конце концов, он попал в руки Ефрема антиохийского и «истязатель верных» 1656 , как называли современники этого архиерея, погубил в пытках, доставивших Иоанну среди своих славу мученика, страшного противника, который в течение стольких лет наводил на него ужас (в 538 г.). «И православный народ, говорит летописец Иоанн Азийский, не имея более никого, кто бы ему приносил животворящие тайны, находился в великой печали и тяжелом бедствии». 1657

При дворе римское влияние также торжествовало. В течение нескольких лет апостольский нунций Пелагий был в религиозных делах доверенным советником императора. Это был человек «энергичный, предприимчивый, непреклонный в обычные времена, однако не склонный бороться во что бы то ни стало против необходимости». 1658 Назначенный в 536 году нунцием в Константинополь, он постарался снискать благоволение Юстиниана и Феодоры и очень скоро достиг того, что создал себе, даже при императрице 1659 , очень видное положение; тем сильнее было его влияние на императора, только что вернувшегося к строгому православию. Юстиниан совещался с ним во всех делах, касавшихся религии, и несомненно ему следует приписать неожиданную ревность, которую проявило правительство в борьбе с ересью, и ряд суровых мер, которые были приняты, чтобы наложить руку на самую важную твердыню монофизитов, Египет, и на александрийский патриарший престол. До тех пор, благодаря всемогущему влиянию Феодоры, тщательно избегали преследовать ересь в этой области 1660 ; теперь же, под влиянием Пелагия, признавалось, что наступило время вернуть и ее к православию.

Тимофей IV, патриарх александрийский, в 536 году умер и вопрос о его замещении вызвал в городе смуты. 1661 В то время как непримиримые монофизиты

 

120. Архитрав в церкви свв. Сергия и Вакха.

опираясь на свою фанатичную армию монахов, провозглашали избранного ими Гаианоса, друзья Севера проводили некоего Феодосия. Это событие совпало с моментом, когда Феодора только что водворила на константинопольском престоле Анфима и когда под покровом обновленного Генотикона пытались примириться с моновизитами; из двух кандидатов официальная поддержка вполне естественно была оказана Феодосию, более умеренные воззрения которого гарантировали возможность сговориться. 1662 Его водворили на кафедру не без некоторых затруднений. Пришлось пустить в ход обычные в этих случаях средства: послать императорские войска и отправить в Египет чрезвычайного комиссара, камергера Нарзеса, всецело преданного энергичной Феодоре. Этим путем было обеспечено торжество Феодосия и явилась надежда снова привязать Египет к имперской политике. Но за пределами официального миpa, весь город, вся страна были враждебны патриарху, заподозренному в терпимости и скомпрометированному покровительством царственных особ. 1663 Совершившаяся в Юстиниане перемена в 536 году еще более ухудшила положение: ветер поворачивал в сторону абсолютного православия; Феодосий был в 538 году вызван в Константинополь и ему было предложено открыто признать Халкидонский собор. 1664 Так как он отказался от этого, то его, не смотря на покровительство Феодоры 1665 , сослали вместе с его клиром в Деркос, во Фракии 1666 , и стали приискивать ему преемника, способного доставить в Египте торжество новым видам императорской политики и осуществить там реставрацию халкидонского исповедания. И в этом случае снова римский нунций Пелагий взялся подыскать человека для такого трудного дела. Выбор его остановился на «Павле, монахе из Табенны, родом египтянине, из числа людей, тем равнодушнее относящихся к палочным ударам, сыплющимся на спины других, чем более они сами испытывают на себе действие этого рода аргументов». 1667 В присутствии Пелагия и представителей антиохийского и иерусалимского патриархов новый епископ Александрия был посвящен Меной в Константинополе; затем он отбыл в Египет (540 г.). Ему было дано полномочие восстановить православиe; все должностные лица обязаны были ему оказывать слепое повиновение; весь египетский епископат целиком подлежал отрешению от должностей и замещению сторонниками Халкидонского собора. Под влиянием террористического режима, который ввел новый патриарх, все покорились; даже монахи признали проклинаемый собор; наступил момент, когда Юстиниан и Пелагий могли утешаться, что заставили Египет обратиться в православие. Правда, два года спустя одно довольно важное обстоятельство заставило Юстиниана освободиться от архиерея, оказавшего ему такие услуги 1668 , – но, что очень характерно и ясно показывает устойчивость римского влияния, – и на этот раз император снова поручил Пелагию председательствовать в следственной комиссии и руководить собором, низложившим в Газе патриapxa, а также избрать ему преемника (542 г.). Дать еще большее доказательство влияния Рима на Востоке, – было бы очень трудно.

Не смотря на эти кратковременные строгости и на это преходящее торжество православия, монофизиты не падали духом и ждали случая получить удовлетворение. Перед непреклонностью папы Агапита, Феодора, их обычная союзница, была бессильна: ни ее обещания, ни угрозы не могли поколебать римского папу. Но императрица не была женщиной, способной перенести такую неудачу. Преследуемому Северу она доставила возможность бежать из Константинополя; низложенному Анфиму она продолжала оказывать открытое покровительство и вопреки императорскому повелению дала ему убежище во дворце. 1669 Наконец, в то время когда собор в 536 году громил бесплодными анафемами обвиняемых, которые к тому же и не явились на него, – Феодора воспользовалась смертью Агапита и постаралась нанести чрезвычайно смелый удар, посадив по своему выбору на папский престол папу, готового помириться с монофизитами и осуществить желанное соединение римского православия с восточной ересью.

Для этой роли она нашла подходящего человека; это был римский диакон Вигилий, состоявший уже в течение нескольких лет апостольским нунцием в Константинополе. Честолюбивый, беззастенчивый, способный на многие послабления и компромиссы, Вигилий весьма ловко втерся в милость к Феодоре и она рассчитывала, что на папском престоле он будет покорным орудием ее воли. Рассказывают, что за императорское покровительство Вигилий обязался восстановить Анфима, войти в сношения с Феодосием и Севером и отказаться от Халкидонского собора 1670 ; рассказывают также, что в награду за услуги, которые от него ожидались, ему была обещана большая сумма денег. Можно ли принимать на веру все эти рассказы? «Для того, кто изучал характер Вигилия, нельзя сделать ни одной оговорки относительно характера предварительных переговоров. Вигилий был способен все обещать или по крайней мере дать надежду на все». 1671 Несомненно, что он отправился в Рим с письмами к Велизарию и к его жене, Антонине, и что письма эти были таковы, что не допускали никаких возражений. Совершенно очевидно, что Юстиниан предоставил в этом деле полную свободу действий императрице, быть может втайне надеясь достигнуть этим путем решение задачи восстановления желаемого им единства церкви, которое могло бы привести римского первосвященника к соглашению с Востоком.

Однако водворить Вигилия на папском престоле удалось не без труда. На другой же день по смерти Агапита в Риме немедленно был выбран ему преемник, а потому, чтобы посадить Вигилия на кафедру святого Петра, требовалось предварительно низвести с нее Сильверия. Исполняя формальное приказание императорского правительства, Велизарий взялся за это отвратительное дело. По-видимому, несколько колеблясь впутываться в эту темную интригу, он пробовал внушить Сильверию способ выйти из затруднительного положения в том смысле, чтобы он сам предложил императрице сделать уступки, которых она ожидала от Вигилия. 1672 Сильверий решительно отказался идти на подобную сделку; следовательно приходилось, под мнимым предлогом измены, грубо арестовать его, низложить и отправить в ссылку. 29 Марта 537 года, Вигилий занял место Сильверия, и Феодора, казалось, добилась своего.

«Честолюбцы не всегда бездарности. Они становятся даже честными, если для них является более выгодным быть таковыми. Тот, кто очень низко пресмыкался, чтобы возвыситься, снова выпрямляется, коль скоро достигает своей цели, и с гордостью говорит о своей совести, давая чувствовать своим удивленным патронам, что они должны с ним считаться». 1673 Так случилось с Вигилием. Раз утвердившись, он, не смотря на требования Велизария, медлил выполнением своих обещаний. 1674 Правда, говорят, будто он кончил тем, что уступил и послал главным вождям монофизитов, Анфиму, Северу и Феодосию, письмо в котором, всецело соглашался с их учением; но подлинность этого документа 1675 весьма сомнительна, а официальные исповедания веры, которые он отправил императору и патриарapxу Mене, исполнены строгого православия. 1676 Поддержка Пелагия, который давно

121. Церковь св. Димитрия в Салониках.

   уже соединил с ним свою судьбу, влияние нунция на императора, надежда, которую казалось сама Феодора в начале имела на то, что он впоследствии выполнит свои обещания 1677 , – все это давало возможность Bигилию лавировать и выжидать. В конце концов, вопреки проискам императрицы и мокофизитской партии, попытка наложить руку на апостольский престол потерпела полную неудачу.

Однако на востоке, благодаря тайному покровительству императрицы, монофизиты сохраняли большое значение. Несомненно, что под влиянием строгостей православных архиереев, большинство их вождей принуждено было уступить или бежать; их самые знаменитые епископы, Иоанн Телльский и Фома Дарский, уже умерли; другие находились в заточении или в ссылке, так что в 543 году во всей империи насчитывалось лишь три епископских престола, занятых еретиками. 1678 Но население, не смотря на преслeдования, оставалось упорно преданным своей вере; оно неизменно продолжало признавать законным патриархом антиохийским изгнанного и скрывавшегося в Египте Севера, а после его смерти назначенного ему тайно в преемники – Сергея Телльского. 1679 С другой стороны главные вожди секты с удивительной ловкостью старались действовать в Константинополе, дабы «смягчить императора и воспламенить ревность императрицы в отношении верных». 1680 Не смотря на изданные эдикты, монофизитская община существовала у самых ворот столицы в сирийском монастыре, основанном с помощью Феодоры в предместье Сикее 1681 , а ее начальник, Иоанн, бывший некогда монахом монастыря св. Иоанна Амидского, своим усердием в изобличении язычников и в борьбе с ними сумел завоевать себе даже благоволение Юстиниана. 1682 Дом низложенного патриapxa Александрийского, Фeoдocия, возвращенного, благодаря Феодоре 1683 , из Фракии в Константинополь, был другим центром монофизитских интриг и пропаганды 1684 , там встречались такие деятельные и энергичные люди, как Юлиан, будущий проповедник eвaнгeлия в Нубии, Сергий, будущий патриарх антиохийский 1685 , Феодосий, который сделался епископом Востры, Иаков Барадей, занимавший епископскую кафедру в Едессе и восстановивший монофизитскую церковь. 1686 Императрица Феодора открыто покровительствовала всем этим диссидентам. Не довольствуясь оказанием широкой помощи монахам, изгнанным из Сирии православными, и помещением их во дворце Гормиздас, превращенном по их желанию в монастырь 1687 , она принимала в Священных Палатах главных монофизитских вождей, патриapxa Феодосия, епископа лаодикийского Константина, Иоанна Египтянина, Иакова Барадея и многих других. 1688 Она беспрестанно рекомендовала их и просто навязывала императору. Среди лиц, окружающих Феодосия, она остановилась на священнике Юлиане и поручила ему в 540 году нубийскую миссию; точно так же, когда Гарит Гассанид явился, в 543 году, в Константинополь с просьбой дать ему епископа, она выбрала из той же среды пресвитера Феодосия, которого приказала назначить на епископскую кафедру в Бостру 1689 , наконец оттуда же она намеревалась избрать людей, которые должны были открыто восстановить монофизитскую церковь. Тщетно Юстиниан, покровительствуя православным, старался нейтрализовать эти попытки 1690 , – императрица была сильнее его и вся администрация признавала это. 1691 При таких условиях достаточно было малейшей оплошности со стороны православных, чтобы доставить монофизитам случай одержать верх. Легат Пелагий оказался в 543 году сам виновником такой непоправимой ошибки.

Во время известной поездки в Газу, предпринятой в целях низложения патриapxa Павла, Пелагий был ознакомлен палестинскими монахами с обстоятельствами старого спора, возникшего в этой стране столетие тому назад по поводу учения Оригена. Из православной ревности, – Римская Церковь некогда запретила чтение Оригена, – но также и по причинам более человеческим, в особенности, чтобы досадить епископу цезарейскому, Феодору Аскиде, apxиepeю, пользовавшемуся большим расположением двора и являвшимся для нунция влиятельным соперником 1692 , Пелагий, тотчас же по возвращении в Константинополь, довел об этом деле до сведения патриapxa и императора. Юстиниан, который был всегда рад случаю догматизировать, с рвением накинулся на трактаты, на который ему указывали как на еретические,

122. Церковь св. Димитрия в Салониках.  и в пространном эдикте, адресованном к патриapxy Meне, занялся обсуждением этого предмета и в заключение предал анафеме главные пункты учения Оригена. Затем был созван собор, который осудил знаменитого александрийца (в январе 543 г.) и Юстиниан   вместе с Пелагием величались этой новой услугой, оказанной ими православию. 1693

Но этим был создан опасный прецедент; он показал, по словам одного автора, «что можно откапывать заблуждения, содержащиеся в старых книгах, отдавать на суд богословских властей утверждения, авторы которых не имеют более возможности ни отречься от них, ни изъяснить таковые, и из за ничтожных теологических погрешностей поражать анафемой память людей, окруженных благоговейным почитанием». 1694 Феодор Аскида воспользовался этим; желая отмстить за Оригена, а еще более в отместку Пелагию 1695 , зная вместе с тем манию богословствования императора и его постоянное желание умиротворить монофизитскую распрю, наконец будучи уверен угодить этим путем Феодоре 1696 , – он отыскал в числе сочинений, одобренных Халкидонским собором, произведения трех лиц, ненавистных для монофизитов, Феодора Мопсуетского, Феодорита Кирского и Ивы Едесского, явно зараженных несторианской ересью. Уже во время диспута в 533 году диссидентские епископы заявляли, что одним из существенных возражений их против признания Халкидонского собора является терпимость, выказанная собором в отношении Ивы и Феодорита. Таким образом, посредством энергичного осуждения этих сочинений, этих « трех глав" Аскида давал Юстиниану средство, и легкое и православное, рассеять недоверие монофизитов к Халкидонскому собору: «обновленный и очищенный этим путем – говорил он – собор будет признан всеми и во всем; и стараниями вашего благочестия еретики возвратятся в лоно кафолической церкви, вселенская церковь возрадуется, а ваше милосердие приобретет себе этим вечную славу». 1697

Это был как раз тот момент, когда монофизитская церковь, при содействии Феодоры, заканчивала свое восстановление. Епископы секты, укрывавшиеся в Константинополе, тайно посвятили в епископа Едесского, с властью, простирающейся на всю Сирию и Азию, любимца императрицы монаха Иакова Барадея (543 г.). 1698 Этот человек, мужественный, энергичный, строгий, «быстрый, говорит один историк, как второй Азаил» 1699 , готовился в течение: нескольких лет вернуть монофизитам все могущество их на Востоке. Берясь за дело, которое вели в азиатских провинциях сначала Иоанн Телльский, а в последнее время Иоанн Египтяннин 1700 , он обошел, «часто скрываясь под одеянием нищего» 1701 , Сирию, Армению, Каппадокию, Киликию, Исаврию, Памфилию, Азию и острова Родос, Кипр, Хиос и Митилену 1702 , проповедуя и наставляя, поставляя священников для новых общин, организуя церковные округа и поставляя в них епископов. 1703 Тщетно православные apxиереи, перепуганные волнением, которое вызывало это апостольство, старались добиться ареста Иакова; тщетно сам Юстиниан назначил цену за его голову 1704 : святой разрушал все козни своих преследователей и продолжал идти «правым путем». 1705 Он появлялся то в Константинополе, то в Азии, то в Александрии, странствуя всегда пешком, ведя постоянно жизнь аскета, но всегда неутомимый и неуловимый. С дозволения патриapxa Феодосия он заставил египетских епископов посвятить двоих из своих сотоварищей в епископы, одного в Тарс, а другого в Селевкию Исаврийскую 1706 , а затем при их содействии поставил других епископов для Лаодикеи, Коннесрина, Селевкии Сирийской, Гаррха, Дары и Амиды; двенадцать епископов были назначены в Египте и в Фиваиде; другим были поручены диоцезы в Смирне, Пергаме, Тралле, Xиocce, Aфpoдизиacce, Алабанде и в Ефессе. В этом последнем епископская кафедра была предоставлена знаменитому Иоанну Aзийcкoмy, пользовавшемуся, не смотря на свои еретические воззрения, большим уважением самого императора. 1707 Наконец в 550 году Иаков Барадей поставил антиохийского патриapxa Павла. 1708 Таким образом была основана новая монофизитская церковь, которая по имени своего великого учредителя сохранила с тех пор название яковитской. Двадцать семь посвященных епископов, более 100.000 рукоположенных священников и диаконов 1709 красноречиво свидетельствовали о деятельности Иакова Барадея и, не смотря на преследования, его делу предстояло непрерывно расти и перейти даже за пределы империи. 1710 Феодора, которая еще до своей смерти (548 г.) видела его почти завершенным, могла порадоваться успеху своей религиозной политики и не трудно понять, что неожиданное возрождение секты с 543 года не осталось без влияния на волю Юстиниана.

При таких условиях император легко поддался убедительным внушениям Феодора Аскиды; его давнишняя мечта о единении, теперь более чем когда-либо необходимом для блага Церкви и безопасности государства, казалась ему накануне своего осуществления. Пелагия, возвратившегося в Рим, уже более не было для поддержания его в православной традиции, тогда как непосредственное влияние Феодоры, всецело преданной проекту соглашения, который был благоприятен для ее друзей, происки монофизитов, которые все, даже непримиримые, были рады видеть скомпрометированным авторитет Халкидонского собора 1711 , – все толкало его к формуле единения. Удовольствиe порассуждать о богословских предметах являлось сверх того лишней приманкой для государя: таким образом не представлялось никакого труда подвинуть его на то, чтобы лично ввязаться в это дело. 1712 По всем этим мотивам появился в 543 году, первый эдикт, объявлявший анафему против «Трех Глав»: им началась та долгая и скандальная борьба, в которой должен был обнаружиться, более чем в каких-либо иных обстоятельствах, абсолютизм Юстиниана и его притязание управлять Церковью по своему произволу.

III.

Как известно, в течение всего своего царствования, Юстиниан присваивал себе право самодержавно распоряжаться делами Церкви, «интересы коей, – говорил он, – ему были не менее дороги, чем собственная жизнь». 1713 С самого начала царствования он беспрестанно регламентировал, путем мелочного законодательства, мельчайшие детали церковной дисциплины, посредством указов он переделывал и изменял по произволу границы епархии и иepapхию церковных сановников 1714 , учреждал по своему усмотрению новые епархии, раздавал омофоры епископам и предоставлял к услугам ненависти православных и канонических осуждений всю силу светской власти. Но еще ближе, чем церковную дисциплину, он принимал к сердцу самое вероучение и ради установления последнего его несокрушимая вера и абсолютизм уже ничем не стеснялись, не останавливаясь ни перед какими соображениями. Хотя Юстиниан, в 535 году, чрезвычайно ясно разграничил «священство от государства, одно, – имеющее своим попечением предметы божественные, другое – заботящееся о вещах человеческих» 1715 , тем не менее, по старой императорской традиции, он имел притязание созывать соборы, определять им их задачи, намечать пределы, которыми должны ограничиваться их прения, наблюдать лично или через своих уполномоченных за ходом рассуждений, санкционировать эдиктами решения отцов церкви, при чем эти решения лишь в том случае становились обязательными, если императорская воля превращала их в государственный закон 1716 ; наконец, он присваивал себе право изменять или отменять каноны в силу того, что один акт императорской власти может уничтожить то, что установлено другим таковым же актом. 1717 И прямо, в глаза папе, патриархам, епископам, Юстиниан называл себя учителем церкви, непогрешимым толковником священного писания, и составлял изложения веры, меча анафемы то против Оригена, то против «Трех Глав», а церковь, в особенности восточная, не протестуя, признавала эти притязания и эти узурпации. 1718 Патриарх Мена формально объявлял епископам собора 536 года, что «ничего не должно делаться в Святейшей Церкви вопреки мнению и приказаниям императора» 1719 , и что всякое новое предложение, вносимое на обсуждение собора, подлежит предварительному рассмотрению государя. Гражданские чиновники беспрестанно вмешивались в религиозные рассуждения: один императорский министр председательствовал на совещании 533 года; в собраниях 536 и 553 годов придворные сановники на каждом заседаний выступали с своими заявлениями, играя роль посредников. Первое заседание собора 553 г. открылось чтением длинного императорского послания, определявшего предмет прений, внушавшего порядок, которому надлежало следовать Отцам и указывавшего им поведение, которого они должны держаться, а также их обязанности, причем рекомендовалось действовать «как приличествует священникам, которые носят в сердце страх Божий и память страшного суда, и которые должны жертвовать всем для благочестия, истинной веры и правды, в честь и славу Божью». 1720 Между дворцом и собором происходили постоянные сношения, непрестанные снования туда и сюда посланных и сановников, а иногда даже и сам император благоволил появляться лично. Так Юстиниан председательствовал на последнем заседании совещания 533 года и назидал всех присутствовавших своим красноречием и апостольской благодатью своего слова. 1721

Легко понять вред таких чересчур интимных отношений и как было опасно для Церкви заявлять, как это делали византийские богословы, «что волей Божьей император предназначен управлять миром, как глаз дан телу, чтобы направлять его, и что император имеет надобность только в Боге, и между Богом и им не существует посредника». 1722 Несомненно Церковь находила выгоду в этом могущественном и непрестанном покровительстве; но когда она по собственному побуждению требовала вмешательства светской власти, когда она громко взывала к этой власти о наказании еретиков, отрешении, либо заточении схизматических епископов, она слишком забывала, что неограниченный государь может в один прекрасный день обратить против нее самой эти опасные советы, что, признавая за ним бесспорную власть над духовными лицами, сама Церковь подвергалась императорскому произволу и что может наступить день, когда станет ясным, сколько податливости и послушания от Церкви потребует император, взамен милостей, которые он ей оказывал.

Юстиниан хорошо дал почувствовать это. Сильный императорским правом, которое он себе присваивал и которое сама Церковь за ним признавала, он беспощадно обходился со всяким, кто имел дерзость противиться его воле. В отношении православных, которые отказывались подчиняться его богословским фантазиям или даже приспособиться к целям его религиозной политики, он выказывал ту же властную суровость, ту же жестокость, которые применял к еретикам. Незаконное низложение епископов, насильственное и против желания верных водворение архиереев, аресты, заключения и ссылки в отдаленные места священников, подавление сопротивления посредством угроз или подкупов, и даже пролитие самой крови для доставления торжества доктрине, одобренной базилевсом, – таковы были средства императорского абсолютизма и таков способ пользования Юстинианом своими прерогативами в области религии. Самые непреклонные головы должны были либо склониться, либо подвергнуться преследованию; даже папы испытали на себе всю жестокость произвола монарха. «Держись моего мнения, говорил государь Агапиту, или я тебя сошлю». 1723 То, что было лишь мимолетной угрозой, стало действительностью для преемников Агапита: Сильверий, предательски схваченный, беззаконно низложенный, таскаемый из одного места ссылки в другое, осыпаемый оскорблениями и неприятностями, умер в нищете на острове Тирренского моря, принужденный есть «хлеб скорби» и пить «воду томления». 1724 Вигилий, в свою очередь, а с ним и вся западная Церковь, должны были увидеть в деле о «Трех Главах», как понимал Юстиниан управление церковными делами.

Нет надобности рассказывать здесь все эпизоды этого продолжительного спора, который в течение десяти лет, с 544 по 554 год, глубоко волновал империю и Церковь и оставил по себе долгие и печальные последствия. Для нас достаточно будет отметить наиболее характерные черты этой прискорбной истории, – черты, в которых яснее всего выступают руководящие идеи религиозной политики Юстиниана. 1725

Тотчас по обнародовании императорского эдикта о «Трех Главах» стали озабочиваться получением согласия на него иерархов Церкви. Несмотря на некоторые колебания и кой-какие противоречия, восточные патриархи уступили приказаниям и угрозам императора, который грозил низложением в случае сопротивления 1726 ; оставалось только заполучить подпись римского папы. Вилигий совсем не казался человеком, способным восстать против воли дворца; но была известна глубокая преданность всего Запада делу Халкидонского собора и предвидели, что в римской среде, находясь под влиянием Пелагия и окруженный духовенством, весьма недоверчиво относящимся к греческим богословам, папа должен обнаружить менее податливости и покорности. Поэтому, чтобы иметь его у себя под рукой, Юстиниан велел пригласить Вигилия прибыть в Константинополь. Императорский секретарь, на которого было возложено это поручение, грубо, с отрядом солдат, захватил папу в церкви Св. Цецилии в Транстевере и немедленно отправил его под конвоем 1727 (в ноябре 545 года).

Но, покинув Рим, Вигилий, – без сомнения не желавший ввязываться в «богословское осиное гнездо» 1728 Трех Глав, опасаясь быть может также злобы императрицы, надежды которой он так плохо оправдал, – пробыл в течение многих месяцев в Сиракузах и только в начале 547 года появился в Византии при том совсем не в том настроении, которое ожидал от него Юстиниан. Многочисленные демонстрации, которыми епископаты Италии, Сардинии, Африки и Иллирика свидетельствовали свое сочувствие «Трем Главам» 1729 , просьбы церквей, умолявших его стать на защиту православия, оппозиция, которая обнаруживалась в самом Константинополе против сторонников императорского эдикта, – все это вместе придало ему бодрость: не взирая на просьбы императора, он отказался войти в общение с патриархом Меной и торжественно отлучил его и его сторонников от Церкви. Однако, вскоре Вигилий стал мягче. Уступая настойчивости императора,

123. Византийская капитель в ц. св. Димитрия в Солониках.

энергичной воле Феодоры и  предупредительности придворных богословов, он признал возможным предать анафемe «Три Главы» . В угоду императрице он с июля месяца примирился с патриархом 1730 и затем сделал еще шаг дальше. Несомненно , что, не взирая на угрозы, он с непреклонным упорством отказывался подписать императорский эдикт, считая, что преемник Св. Петра не может ограничивать свою роль простым утверждением сентенций, который монарх высказывает по предметам веры, – но он формально обязался в присутствии Юстиниана, его министров и нескольких епископов осудить «Три Главы» 1731 ; и в качестве залога своего обещания он вручил императору и императрице две объяснительные записки за собственноручной подписью. Как он заявлял впоследствии, он действовал так «дабы избежать всякого скандала, успокоить умы и найти выход из очень серьезного положения» 1732 ; он льстил себя также надеждой, что сможет найти такую удачную комбинацию,

124. Византийская капитель в ц. св. Димитрия в Солониках.

которая, не подрывая авторитета Халкидонского собора, даст удовлетворениe Юстиниану. Наконец его увлекала мысль подчинить суду апостольского престола дело, обсужденное уже восточными патриархами и самим императором, и, раз решившись  он твердо, даже грубо , заградил уста дли всяких возражений со стороны своих окружающих. Накануне Пасхи 548 года он обнародовал свой Judicatum , который, сохраняя вполне с формальной стороны авторитет, канόнов 450 года, осуждал с неменьшей определенностью личности и сочинения Феодора, Ивы и Феодорита. 1733 Это было последним торжеством Феодоры; накануне своей смерти, видя унижение папы и возрастающие успехи монофизитской церкви, она могла верить, что мечта ее религиозной политики осуществилась.

По всеобщему негодованию, с которым на всем западе был принят папский приговор, по брани, которой был покрыт «злополучный Judicatum» 1734  и его автор, несчастный папа скоро понял, что ошибся в расчетах. 1735 Африканскме епископы, собравшись в 550 году на генеральный собор, отлучили его от вселенской церкви; подобно Африке протестовали Далмация и Иллирия. Посыпались оскорбляющие папу памфлеты, высмеивающее пошлость и продажность восточного духовенства, забрасывающее грязью даже самого императора. Тщетно Вигилий отвечал на анафему своих противников анафемой; тщетно, для успокоения этого волнения и чтобы снять с себя также ответственность, он умолял императора положить конец спору путем вселенского собора: папа был теперь не более, как пленником и игрушкой Юстиниана. Правда, ему позволили взять назад Judicatum (в апреле 550 г.); но эта кажущаяся уступка была получена ценой нового унижения: Вигилий должен был поклясться на гвоздях, которыми был распят Спаситель, и на четырех евангелиях, что он будет стараться за одно с императором и изо всех сил способствовать провозглашению анафемы против «Трех Глав» 1736 , но клятва эта, в видах безопасности папы и впредь до особого приказания, должна была храниться в тайне. Ему обещали сверх того созвать собор, но вскоре, под влиянием Аскиды, Юстиниан нашел такой способ действия слишком длинным, бесполезным и опасным. К тому же, видя, что монофизиты весьма медлят воссоединяться с православными, он собственной властью новым эдиктом от 551 года взял на себя вторично осудить «Три Главы». В то же время одна за другой следовали суровые меры. Высшие власти африканского епископата, будучи вытребованы в Константинополь, были обрабатываемы: посредством искусного соединения ласок и угроз, путем осуждения, ссылок а также подкупов, надеялись сломить их сопротивление. 1737 В самом Карфагене, не обращая внимания на духовенство и народ, силой поставили нового епископа, которому было поручено быть в Африке исполнителем императорской воли; гражданская власть, чтобы навязать архиерея по своему выбору, не побоялась проливать кровь даже в церкви и действовала не менее энергично в целях приискания среди латинского епископата людей, либо покорных, либо угодливых велениям императора. 1738 Затем, в виду того, что крайне возмущенный Вигилий протестовал против эдикта и, опираясь на поддержку возвратившегося к нему Пелагия, прервал всякие сношения с патриархом Меной, исключил из своего общения Феодора Аскиду и упорно продолжал требовать созвания собора, – Юстиниан решился с ним покончить.

В Августе 551 года папа, не чувствуя себя более в безопасности в Плацидианском дворце, отправился искать убежища в церкви Св. Петра в Гормизде; император дал приказ его там арестовать. Претор с отрядом солдат вторгается в базилику, при чем окружающих папу клириков стали грубо выталкивать из священного убежища; когда же Вигилий ухватился за колонны престола, то на него набросились, схватили за ноги и за бороду, и борьба длилась до тех пор, пока не обрушился престол и едва не задавил папу. Сбежавшаяся толпа, при виде этой возмутительной сцены, стала в ужасе кричать; сами солдаты не решились довершить свое дело и претор был вынужден отретироваться 1739 , таким образом удар не удался. Но вскоре, не смотря на торжественные клятвы, которыми Юстиниан, чтобы извлечь папу из его убежища, гарантировал его безопасность, насилия возобновились и Плацидианский дворец превратился затем в настоящую тюрьму. 1740 Окруженный шпионами, опасаясь за свою свободу и жизнь, вспомнив в этот торжественный час, как Юстиниан обошелся с Сильверием, Вигилий решился бежать. 23 Декабря 551 года, тёмной ночью, он ускользнул с несколькими приближенными из Плацидианского дворца и отправился искать убежища в церкви Св. Евфимии, в Халкидоне, в том самом месте, где заседал собор, за который Вигилий терпел теперь мученичество. 1741

Смущение в Константинополе было очень велико, когда стало известно отчаянное положение, в которое поставила папу императорская тирания; но оно еще более усилилось, когда в Византии известие об этом разнеслось на Западе 1742 , и когда Вигилий, громоносной энцикликой от 9 февраля 552 года, поведал христианскому миру о насилиях и преследованиях, жертвой которых он был. 1743 Юстиниан понял, что борьба, доведенная до крайности, становилась опасной, поэтому он начал переговоры. Самые высокие придворные сановники, с Велизарием во главе, в качестве посольства отправились в церковь Св. Евфимии с предложением всяких гарантии, давая всевозможные клятвы лишь бы папа согласился вернуться в столицу. Вигилий слишком хорошо знал цену этих обещаний. Тогда император снова пришел в раздражение, последствием чего была новая попытка нанести решительный удар папе в убежище Св. Евфимии 1744 ; но, так как ничто не могло поколебать твердости Вигилия, ни насилия, ни нищета, ни болезнь, ни смерть некоторых из его приближенных 1745 , и в эту минуту крайней опасности он явил непоколебимое мужество, то император возобновил переговоры. Он приказал своим епископам извиниться перед папой и, вернув его в Константинополь посредством этого внешнего удовлетворения, он снова выдвинул идею собора; однако, дабы иметь его в своих руках, он требовал, чтобы это собрание происходило в Византии. Он хотел, чтобы западный епископат на нем был не многочислен, опасаясь, что присутствие латинских епископов сделает Вигилия менее податливым на осуждение «Трех Глав». Понятно, что на таких основаниях нельзя было придти к какому-либо соглашению, а потому когда, после многих препятствий, собор наконец открылся 5 мая 553 года в Св. Софии, только несколько африканских прелатов, тщательно подобранных из числа невежественных или подобострастных людей, оказались единственными представителями, среди греческих архиереев, западного епископата; папа же со своею свитой на отрез отказался принять участие в прениях. Тщетно отправляли к папе посольство за посольством, чтобы склонить его прибыть для участия в заседании вместе с Отцами и сообщить их решению санкцию своей апостольской власти. Вигилий отказался от всех предложений и в то время, как собор выполнял задачу, предписанную ему императором, он, со своей стороны, 14 мая 553 года, издал свой приговор по спорному вопросу.

Вознесение. Миниатюра Сирийской рукописи 586 года, хранящейся во Флоренции.

В этом Constitutum'е он отрекался от учения Феодора Монсуестского, по существу осужденного на Халкидонском соборе, отказываясь однако предать анафеме его личность, так как и сами соборы всегда избегали осуждения умерших. Что же касается Ивы и Феодорита, то папа утверждал, что Халкидонский собор вовсе не высказался против них, а потому неуместно что либо изменять в его решениях 1746 и все православные должны находить достаточными то, чем удовольствовался собор. 1747

125. Мозаика V века в церкви Панагия Αγγελόκτιστος близ Кити (на Кипре).

Это было совсем не то, чего ожидал император; поэтому он отказался признать pешениe папы. «Если в своем решении, говорил он, ты осуждаешь «Три Главы», то я не нуждаюсь в этом новом писании, так как я имею от тебя много других, содержащих подобные же осуждения. Если же, наоборот, ты изменил в этом писании свои прежние заявления, то ты сам себя осудил». 1748 По приказанию Юстиниана собор не принимал болee в соображение Constitutum'a Вигилия и останавливался лишь на документах, любезно сообщенных ему императором, в которых папа некогда отказывался от «Трех Глав». Чтобы угодить монарху, собор исключил Вигилия из  церковных диптихов и, наконец, 2-го июня, осудив в пространном декрете «Три Главы», разошелся. 1749

Теперь оставалось только сломить упорство отдельных лиц; Юстиниан знал способ как этого достигнуть. «Из диссидентов, рассказывает Либерат, одни были смущены и отправлены в ссылку; другие, вынужденные скрываться, умерли в нищете». 1750 Император относился с особой суровостью ко всем тем, кто способствовал под- держанию энергии Вигилия: епископ гадруметский Примазий был заточен в Студийский монастырь; диакон Либерат отправился в ссылку в Евхаит; другие были сосланы в Фиваиду; римские диаконы, и из них первым Пелагий, были брошены в темницу; то же грозило самому Вигилию и тогда, изолированный, утомленный безысходной борьбой, опасаясь как бы во вновь завоеванном Риме ему не назначили преемника, он наконец уступил и подал второй Сonstitutum (в феврале 554 года), в котором согласился на осуждение «Трех Глав» и утвердил решения Константинопольского собора. 1751

Сломив сопротивление в Византии, Юстиниан занялся провинциями. В Африке волнение было чрезвычайно велико; здесь отказывались повиноваться собору и торжественно отлучали «изменника» Вигилия. 1752 Чтобы покончить с этой оппозицией, император отдал энергические приказания; пытки, тюрьма, ссылка – стали в руках императорских агентов действительными средствами убеждения. 1753 По обыкновению, к этим насилиям присоединили умелую раздачу милостей и ловкие переговоры; и мало-помалу, за исключением бесплодного и единичного сопротивления некоторых непримиримых, спокойствие в провинции водворилось. Отрешение епископа салонского, митрополита Далмации, точно также положило конец оппозиции в Иллирии. С Италией дело было более сложно. Вигилий, на которого император рассчитывал для привлечения диссидентов, в 555 году умер, прежде чем ему удалось добраться до своего епископского города. На его место, на римскую кафедру Юстиниан возвел Пелагия; но чтобы стать папой, прежний советник Вигилия, энергичный защитник «Трех Глав», должен был решиться осудить то, что он так доблестно поддерживал. Эта неожиданная измена имела очень плачевные последствия; вся верхняя Италия, руководимая митрополитами миланским и аквилейским, решительно отказалась иметь общение с человеком, который отказался от «Трех Глав» и, несмотря на попытки Пелагия направить на упорствующих светскую власть, не смотря на усилия его преемников, раскол затянулся на многие годы и окончательно прекратился лишь в конце VII века.

Что же в итоге получилось от этой долгой распри из-за «Трех Глав»? Римская церковь была глубоко оскорблена и унижена; ее представители, подвергаясь насилиям и обидам, были принуждены противоречить самим себе и отменять свои решения; в западной церкви были посеяны семена пагубных раздоров и нескончаемых расколов, и для приведения к покорности знаменитых церквей оказалось нужным пустить в ход преследования. Достигли ли, по крайней мере, этой ценой тех результатов, к которым стремилась религиозная политика императора? Жестоко оскорбляя православных, склонили ли, по крайней мере, монофизитов на свою сторону и умиротворили ли Восток? Хотя смерть Феодоры была для дела монофизитов весьма чувствительным ударом и их противники пробовали воспользоваться этим событием, чтобы возбудить против упрямых еретиков властную душу и религиозную ненависть Юстиниана 1754 , – диссиденты отказывались от всякого примирения. Напрасно император, «желавший, говорит Иоанн Ефесский, по всем пунктам быть послушным воле своей умершей жены» 1755 , чтобы склонить их к примирению, то и дело устраивал беседы и совещания с ними: все его попытки остались бесполезными. 1756 "Юстиниан, говорит Леонтий Византийский, видя что из за Ивы и Феодорита диссиденты отвергают Халкидонский собор, думал, что, предав анафеме этих двух учителей, он побудит еретиков признать собор; ради этого он приказал произнести против них анафему, дабы осуществить соединение всех христиан. Но даже и этой ценой диссиденты не согласились признать собора». 1757 Все это огромное богословское усилие, вся масса той жестокости и произвола, которыми Юстиниан унизил Церковь и привел ее в подчинение своей воле, – все это не привело ни к чему и императорский абсолютизм довел раздражение противников до того, что у них стали срываться резкие осуждения. Факунд определенно говорит, что «один Христос есть царь и священник» 1758 и что император должен «исполнять каноны церкви, но отнюдь не устанавливать их, либо преступать». 1759

IV.

Однако, таково именно было притязание императора до конца жизни и притом не включительно только по политическим соображениям; он любил теологию, самое по себе. С первых лет своего царствования он боролся в Риме с монахами-ацеметами, заподозренными в несторианстве и добился от папы Иоанна II их осуждения. 1760 В своем постоянном желании примирить монофизитов, он пристрастился к теопасхитской формуле и до тех пор не имел покоя, пока не достиг ее одобрения со стороны папского престола. 1761 Позднее он опровергал «нечестивого» Оригена и «Три Главы» не только путем правительственных эдиктов, напичканных богословствованием, но и посредством настоящих полемических сочинений. 1762

126. Обломок мозаики VI века в цер. Панагия Κανακαρια на Кипре (по фотографии г. Смирнорва).

Как все истинные теологи, он обожал словопрения и имел страсть убеждать. Он любил писать и оставил после себя бесконечные письма, имеющие своим назначением ответ сторонникам «Трех Глав», обличение заблуждения египетских монофизитских монахов, спор с патриархом александрийским Зоилом. 1763 По-видимому он весьма гордился своими сочинениями. 1764 Еще более любил он устные прения; умея говорить красно, он доставлял себе удовольствие блеснуть логикой своих доказательств, силой эрудиции, красноречием 1765 и полагал не без некоторой наивности, что не имел равного себе в ученом искусстве состязания. 1766 Он также не упускал ни одного случая развернуть свой излюбленный талант, вступая в прения со всяким встречным, с константинопольскими манихеями, обратить которых он затеял, держа, впрочем, в запасе, в качестве высшего аргумента, костер 1767 ; с александрийскими судохозяевами, которые привозили в столицу хлеб из Египта и оказывались в большом затруднении на богословских собеседованиях, куда он их созывал. 1768 По мере того, как он старился, эта склонность у него превращалась в настоящую манию; он проводил долгие часы, целые ночи, в рассуждениях с епископами 1769 ; все чаще стал устраивать прения и беседы с целью убедить и примирить монофизитов 1770 и даже накануне своей смерти вызвал в Константинополь шесть африканских архиереев, упорствовавших в защите «Трех Глав» и старался их переубедить. 1771

В этом образе действий заключалась действительная опасность, если принять во внимание, что в подобных диспутах император имел всегда в виде высших аргументов тюрьму, ссылку или костер, и если, с другой стороны, припомнить, что это пристрастие к богословию, в соединении с постоянной охотой вводить новшества в области религии, побуждало его относиться с особым самодовольством к своим нововведениям. Это в особенности сказалось, когда, в конце своего царствования, он открыто вдался в ересь. Мучимый постоянно своим неизменным желанием обратить монофизитов, он высказался в одном эдикте за доктрину Incorrupticoles , исконных противников Севера и самых непримиримых из всех диссидентов 1772 и, не озабочиваясь глубоким противоречием между этим новым положением и прежними многочисленными изложениями своей веры, он думал навязать принятый им догмат православному духовенству Востока. Напрасно константинопольский патриарх Евтихий, заступивший в 552 году место Мены и давший императору многочисленные доказательства своей покорности 1773 , пытался протестовать 1774 ; напрасно антиохийский патриарх Анастасий открыто опровергал императорскую ересь 1775 , – ничто не остановило Юстиниана. Снова, чтобы сломить сопротивление епископов, употребил он силу. Евтихий был арестован в алтаре у престола в занятом силой патриархате, подобно тому, как некогда Вигилий в церкви св. Петра 1776 ; его клирики были подвергнуты заключенно и был момент, когда он сам считал свою жизнь в опасности. Заключенный в монастырь, он, не взирая на все свои протесты, был низложен собором, отправлен под крепкой стражей на остров Принкипо и наконец сослан в Амазию. Такая же участь должна была постигнуть епископа антиохийского; его тоже Юстиниан уже приговорил к ссылке и на Востоке снова возобновились гонения 1777 , как на счастье для спокойствия Церкви, которое должно было нарушиться преследованиями, Юстиниан в ноябре 565 года умер. До последнего дня верный себе, он имел притязание предписывать Церкви свою волю и насильственно сокрушать всякую попытку сопротивления; до последнего дня он необыкновенно настойчиво преследовал также различными и часто даже противоречивыми способами осуществление идеи единства, которая была вдохновительницей и господствующим началом всей его религиозной политики.

Если попробовать сделать общую оценку религиозного дела Юстиниана, то следует признать, что, не смотря на похвальные цели его политики соединения, его власть в области религии проявлялась с чрезвычайной нетерпимостью, суровостью, притеснениями, и что, не смотря на упорство его попыток, достигнутые результаты были ничтожны и плачевны. К счастью для памяти императора, в его религиозном деле было еще нечто другое. Эту любовь к единству, которую он положил в основу своих правительственных идей, он не ограничивал одними пределами империи; подобно своему предшественнику Константину Великому, он считал себя ответственным и за верования всего миpa. Подобно Константину, он присваивал себе священную миссию распространения, путем широкой апостольской деятельности, христианства по всей вселенной. 1778 Отсюда возникли бесчисленные миссии, – «новый элемент, который сообщает византийской политике ее отличительный характер» 1779 , – и которые были одним из наиболее полезных и действительных орудий императорской дипломатии времен Юстиниана. В этом отношении их гораздо правильнее относить к истории дипломатического дела императора; но и при обсуждении религиозной стороны его деятельности, их также нельзя обойти; они составляют одну из самых блестящих ее сторон и незапятнанную славу Юстиниана.

Глава VIII. Дипломатия

Вокруг Византийской империи, по всем ее границам, теснилась беспорядочная и нестройная масса народов, находившихся в непрерывном движении, в непрестанной работе политической формировки, и резкие перемещения и внезапные движения которых представляли для империи постоянную опасность.

127. Обломок мозаики VI в. в церкви Панагия Κανακαρια на о. Кипре (по фотографии г. Смирнорва).

Византийцы, как прежде римляне, обыкновенно обозначали эти народы общим именем варваров . Правда, в числе этих народов находились в VI веке такие, которые издревле организовались в государства, например, Персия; другие, в позднейшую эпоху, под защитой римских учреждений, сложились в правильные и постоянные организмы, таковы Вандалы, Вестготы, Остготы и Франки. Это не мешало Византийской империи продолжать считать себя единственным центром политической жизни, единственным благоустроенным  государством, которое одно лишь обладало прочными и сильными административными учреждениями. И в известном смысле она не ошибалась. Среди тех мало однородных, элементов, которые беспрестанно то смешивались, то рассыпались, Византийская империя действительно представляется единственным определенным и устойчивым государством; а ее реальная сила увеличивалась еще престижем римской традиции, наследие коей она бережно сохранила. В виду этого внимание историка останавливается на нескольких вопросах: как относилась Византия в VI веке к этому сложному и смешанному варварскому миру? Какое действие оказывала она на него, какие опасности грозили ей от этого миpa и какими способами она старалась устранить эти опасности? Словом, наконец, какова была в отношении варваров политика Юстиниана?

I.

В своем притязании быть наследником Рима, в стремлениях ко всемирному владычеству, император, как мы говорили, смотрел на себя, как на законного сюзерена и естественного государя всех варварских королевств. Равным образом и варварскиe короли, по крайней мере те из них, которые водворились на территории империи, как мы видели, считали себя не менее естественными представителями и вассалами императора. Но было еще нечто большее. Даже вне границ древней римской империи, народы без пpoтивoдeйcтвия подчинялись властолюбивым видам Византии: для внешних варваров, так же как и для внутренних, империя имела огромное обаяние и не обыкновенное притяжение. Далече от того, чтобы питать к ней малейшую нeпpиязнь, все они имели одно желание: быть принятыми в этом обществе, богатом, цветущем, цивилизованном, где царили глубокий мир и совершенная безопасность; где города полны великолепия, а поля плодоносны. В особенности Константинополь пользовался у этих наивных душ неслыханным престижем: те, которые в нем побывали, твердили своим братьям о его чудесах и сохраняли о нем нечто вроде тоски по родине; у тех, которые наслушались рассказов о нем, ум был заполонен славой о богатстве и его великолепии, а любовь к приключениям, либо надежда на обогащение, отовсюду влекли их в столицу монархии. Конечно, не следует скрывать от себя, что в этих чувствах было много сильного желания принять участие в весьма положительных выгодах; что в них входила большая доля зависти и алчности, и несомненно также следует признать, что варвары неоднократно пытались осуществить свои желания насилием, но замечательно, что гораздо чаще они старались проникнуть в империю мирными путями. Все они наперерыв спешили предложить императору свои услуги и свои силы, лишь бы им дали место в армии, позволили бы водвориться в качестве поселенцев на византийской территории. Бόльшего они не просили в уверенности, что на этой привилегированной земле, какой им представлялась империя, они не могут не быть счастливыми.

128. Ангел из слоновой кости; часть диптиха (Британский музей).

Они являлись не в качестве врагов, но смиренно прибегали к благоволению монарха, они умоляли принять их услуги; с почтительной алчностью протягивали они руки к византийским богатствам и почестям; с наивным усердием соперничали они в стараниях заслужить милости императора. Из множества примеров, можно указать на обращение к Юстиниану обессиливших преемников Аттилы, на речь послов некогда столь страшных гуннов, а теперь, по смерти их великого вождя, совершенно дезорганизованных. «Пастухи имеют обычай брать от сосцов щенят, вскармливать их и выращивать у себя. Взрослая собака помнит благодеяния своих кормильцев и любит только их, так что, когда волки нападают на стадо, собаки вместе с пастухом защищают и охраняют овчарню. Они не строят козней стадам; они никогда не вступают против них в союз с волками. Между тем, как в твоем царстве, преисполненном стольких богатств, что ум едва их может постичь, дело, как кажется, происходить совсем иначе... В то время, как мы с трудом проживаем в своих бесплодных пустынях, ты отпускаешь Кутургурам хлеб в изобилии; они свободно пользуются вином из подвалов; их принимают в общественныя бани; эти бродяги покрыты золотом, одеты в легкие материи, вышитые и затканные золотом. А между тем они увели в свое отечество тысячи римлян, они требовали от них унизительных обязанностей рабов. При малейшем проступке, даже без причины, они их подвергали бичеванию, иногда смерти и всяческим истязаниям, какие только жестокость может внушить уму злых господ. Мы же, напротив, своими трудами и с опасностью для себя освободили этих несчастных, мы их вернули ближним. Вот наши услуги и услуги их, но, как различно оплатили вы их». 1780 Не трудно понять смысл апологии: завидуя друг другу, всегда готовые доносить одни на других или воевать между собой, эти варвары имели одно единственное желание – своими услугами, верностью и подобострастием добиться милостей, которые щедро расточал император. 1781

Из совпадения императорского честолюбия и варварской алчности необходимо должны были возникнуть постоянные отношения. Особенно в VI веке, когда соприкосновение империи с варварством стало чаще и непосредственнее, когда напор варварского миpa стал сильнее, а вследствие этого потребность в защите для все более угрожаемой и ослабевшей империи – настоятельнее, внешняя политика естественно выступила на первый план в ряду забот императора. Другого рода причины, коммерческие или религиозные, еще более увеличивали важность и интерес этой дипломатической деятельности. В силу всего этого в Византии сложилась настоящая «наука управления варварами» 1782 , практические приемы которой нужно искать большей частью в древне-римских традициях, а потому прежде всего нужно познакомиться с их основными принципами.

II.

Против беспрестанной опасности варварских вторжении одного оружия было уже не достаточно для защиты империи: его дополнили чудесами ловкости и дипломатического искусства. Изучение миpa варваров сделалось одной из наиболее постоянных забот политиков и импера-торского двора. О каждом из племен этого миpa, о его нравах, силах, о разделяющих его междоусобных раздорах, о торговых сношениях, которые с ним можно поддерживать, о способах воздействия на него, пользования им или нейтрализации, тщательно собирались записи и сведения. Знали как следовало поступать, чтобы противопоставлять эти народы один другому и держать их таким образом, чтобы они подготовляли неудачи одни для других; знали какие в каждом из них были наиболее влиятельные фамилии; какие подарки более всего нравились; на каких чувствах, на каких интересах в особенности надлежало играть. И действительно, если вглядеться с некоторым вниманием в приемы этой политики, нельзя достаточно надивиться деятельности, гибкости и изобретательности, которые проявила византийская дипломатия в век Юстиниана. 1783

Прежде всего всем этим варварам платят ежегодную субсидию – annonа , за которую они обязуются защищать соседнюю с местом их поселения границу империи и поставлять по всякому требованию военных властей определенное число солдат. 1784 Затем, дабы их еще крепче привязать к Византии, вождям племен предоставляют почести и титулы придворной иерархии. Обыкновенно, в момент, когда они признают себя вассалами базилевса , в знак императорского сюзеренитета, им дается нечто вроде инвеституры их начальствования. В одном месте сочинений Прокопия имеется весьма любопытный список отличий, врученных от имени Юстиниана главным вождям варваров. Это были: серебряный жезл, инкрустированный золотом, серебряная диадема, белая мантия, застегивающаяся на плече золотым аграфом, белая туника, украшенная вышивками, обувь, отделанная золотыми украшениями. 1785 Казавшиеся наиболее важными людьми получали золотую диадему, украшенную драгоценными камнями, белую шелковую хламиду, украшенную золотым передником, на котором выделялся вышитый портрет императора , белую парагоду, расшитую золотыми медальонами, тоже окружающими императорское изображение, золотой аграф, отделанный драгоценными камнями, и иногда кожаные полусапожки, выкрашенные в пурпуровый цвет. 1786 Для каждого из этих князей весьма древний церемониал определял, смотря по их важности, способ инвеституры. Но не трудно догадаться, что для всех их великолепие костюма и церемониала, который сопровождал его возложение, льстя их тщеславию, были в действительности самым надежным залогом верности. Сверх этого варварским вождям предоставлялись места в иерархии дворцовых сановников: король лазов имел титул силенциария  и в качестве такового пользовался содержанием 1787 ; другие назначались начальниками милиции или патрициями 1788 ; те, которых император удостаивал быть их восприемником, получали завидное звание сыновей базилевса 1789 ; и гордящееся этими почестями, очень польщенные командованием, иной раз каким-нибудь отрядом регулярных войск, все эти иноземцы, считая себя полуримлянами, «цивилизованных нравов, с важностью совершенно латинской» 1790 , объявляли себя в напыщенном усердии «рабами императорского величества». 1791 Иногда, наконец, чтобы окончательно закупить их, им жаловали земли. Так ломбардам Юстиниан разрешил водвориться в Норике и в Паннонии 1792 ; герулов он поселил в Дакии, гуннов- кутургуров – во Фракии, при чем со всеми ими был заключен формальный договор, делавший из них федератов . Его обхождение с аварами, быть может, еще любопытнее. Через посредство аланов им удалось войти в сношения с империей: их послы, будучи представлены Юстиниану, заявили со свойственным варварам хвастовством, «что они самый великий и храбрый народ на земле, племя непобедимое, способное отразить и истребить всех врагов императора. В интересе государя, говорили, они, заключить с ними союз и приобрести себе таким образом ценных помощников. Со своей стороны, они вполне готовы служить Византии, с условием чтобы им дали xopoшиe подарки, ежегодное содержание и плодородные земли для поселения». Юстиниан охотно принял эти гром-кие предложения: он обещал аварам области на реке Саве, во второй Панонии. 1793

Чтобы упрочить среди этих вассалов империи непрерывность византийского влияния, их женили на римлянках, обыкновенно из сенаториальной аристократии 1794 , а сыновей воспитывали в Константинополе среди жившей в роскоши дворцовой челяди; побежденными в междоусобных войнах, недовольным претендентам, низложенным соперникам, – давали приют в Византии; таким образом

  

129. Решетка в церкви св. Аполлинария в Равенне.

содержался настоящий штаб кандидатов на трон, существование которого держало в повиновении вассальных князей; в противном же случае позволяло наказывать их поползновения к восстанию. В случаях, когда какой-нибудь престол оставался незанятым, император без труда находил среди этих креатур заместителя для такого трона по своему выбору и часто сами варвары умоляли его назначить им правителей. 1795 Но чтобы еще крепче держать в руках своих вассалов, император старался пускать им пыль в глаза. Когда они являлись в Константинополь, то им для внушения надлежащего представления о силе и престиже империи, устраивались пышные приемы. Их поощряли повторять такие посещения. В течение всего царствования Юстиниана являлся непрерывный ряд иноземных государей, герульских, гуннских, гепидских, аварских, саррацинских, аксумитских, лазских, иверских, людей всех племен и стран, которые с своими женами, детьми и свитами в причудливых и живописных костюмах наполняли столицу говором на языках всего света. Их осыпали знаками внимания, ласками, подарками, украшениями; провожали с большой пышностью, в сопровождении конвоя блестящих всадников, среди трубных звуков и развевающихся знамен. 1796 И хотя подчас современники находили некоторое излишество и несоответствие в почестях, оказываемых этим князькам, несомненно однако, что последние, когда возвращались в свои родные степи, будучи ослеплены императорскими величием и пышностью, считали за особое счастье верой и правдой служить императору, который принимал их так хорошо и так щедро награждал тех, кто оставался ему верен. 1797

Таков был один из обычных практических приeмов византийской дипломатии. Другой способ действия состоял в том, чтобы нейтрализовать варварские народы одних посредством других, противопоставляя их друг другу, поддерживая среди них взаимные соперничества, вражду, раздражение и открытую войну. Достичь этого среди всех этих племен, взаимно ненавидевших друг друга, было весьма легко. Всякий раз, когда это требовалось ее политикой, Византия без труда находила одну группу варваров, чтобы натравить ее на другую; так она бросила ломбардов на гепидов, гуннов-утургуров на кутургуров, аваров на гуннов. 1798 Прием для возникновения таких войн был до крайности прост. «Я послал мои подарки самому могущественному из ваших вождей, писал Юстиниан одному гуннскому князю; предназначал я их тебе, почитая тебя самым могущественным; но другой насильно перехватил мои подарки, заявляя будто он первый между вами. Покажи ему, что ты выше всех, отними у него то, что он взял у тебя, отомсти ему. В противном случае будет ясно, что именно он – верховный вождь и мы скажем ему наше благоволение, а ты потеряешь преимущества, которыми мы тебя пожаловали». 1799 Ничего больше не требовалось, чтобы воспламенить в этих наивных уязвленных самолюбиях страшную ярость и таким путем, не прибегая к оружию, византийская дипломатия устраняла опасности, которые угрожали империи. Гибкий и выдержанный гений Юстиниана находил совсем особое удовольствие в комбинациях этого рода; и через это он из глубины своего дворца, – подобно тому,

130. Решетка в церкви св. Аполлинария в Равенне.

как его генералы на полях битвы, – одерживал победы и способствовал с своей стороны славе римского имени.

Нанимать варваров за жалование на службу империи или приводить к гибели, разделяя их, если хорошенько разобрать, в сущности – образ действия > который Византия унаследовала от древнего Рима; но был и новый прием, всецело свойственный греческой дипломатии. В Византии, как известно, политика и религия были тесно связаны 1800 ; дело обращения в христианство, христианская пропаганда, шло на ряду с завоеваниями; миссионер был сотрудником солдата, он трудился не менее действительно, чем дипломат, над упрочением императорского главенства. 1801 Образованный, ловкий, терпеливый, по всем этим качествам он обыкновенно становился первоклассным агентом; на ряду с купцом, negotiator'oм который своими смелыми путешествиями освещал поле действия дипломатии и доставлял ей необходимые сведения, монах, с еще большей пользой, подготовлял путь политикам и открывал новые области для цивилизации. Средства его успеха просты и действительны. В варварской стране, которую он желал покорить Христу, он обращается к влиятельным лицам, подлаживаются к государю, но в особенности стараясь заручиться женщинами, как более чувствительными к мистической притягательности новой веры. Если государь поддается, народ следует его примеру и всей массой устремляется к крещению. Если государь колеблется, ему искусно внушается путешествие в Константинополь, где среди пышности приемов и великолепия религиозных церемоний весьма быстро побеждаются его последние сопротивления. 1802 С этого времени в обращенной стране византийское влияние царит всецело. Священники становятся доверенными, советчиками, министрами государя; водворяются епископы, которые зависят от Константинополя. Христианство не только приносит с собой новый культ, неведомую пленительную литургию, но оно вносит целый мир идей, чувств, внешних привычек, и новая цивилизация, всецело византийская, пропитывает и преобразует варваров. 1803

Один историк VI века оставил крайне любопытную картину этих христианских миссий в царствование Юстина I, их способов действия и достигнутых результатов. Один албанский епископ, по имени Феоклет, имел однажды видение: ему явился ангел Господень и повелел ему отправиться с шестью сотоварищами в страну сабирских гуннов, на север от Каспийских ворот, чтобы там крестить язычников, приобщить их св. тайн и утешить их, обещая ему, что Бог пребудет с ним и уготовит хороший прием. Епископ повиновался и чудесно руководимый и поддерживаемый божественной помощью, проповедовал, обращал, крестил и даже перевел на гунский язык Священное писание. Когда император узнал об этом, он был весьма обрадован и отправил миссионерам тридцать мулов, нагруженных мукой, вином, елеем, полотном и церковными облачениями. Поддержанные таким образом священники продолжали свое апостольство. Когда, спустя четырнадцать лет, Феоклет покинул страну, в ней уже существовала маленькая христианская община и для руководительства ее явился другой епископ, армянин. Эта часть рассказа чрезвычайно интересна: «он построил, говорит летописец, церковь из кирпичей, сделал посадки и посеял разнородные семена; он совершил чудеса и крестил множество людей. Когда языческие князья увидали эти новости, они изумились и возрадовались, видя такого мужа, и весьма его почтили; и каждый звал его в свою страну и к своему народу и просил его стать его наставником и владыкой». 1804

В этой знаменательной картине нет ни в чем недостатка: ни в божественном характере миссии, ни в земной поддержке, которую оказывает императорская политика; к делу пропаганды тесно приплетается дело цивилизации, и успех миссионера столько же зависит от ревности его проповеди, как и от его уменья сделаться полезным и необходимым для новообращенных. Можно судить о тех результатах, которые византийская дипломатия должна была извлечь из подобного образа действий. «И так миссии, – как это справедливо замечает один автор, – вот тот новый элемент, который в VI веке сообщает византийской политике ее отличительный характер». 1805

III.

Эту политику, полную изобретательности и разнообразия в отношении применения способов действия, не многие императоры практиковали с большей гибкостью и искусством, чем Юстиниан. «Выражаясь современным языком, никто лучше не знал политической шахматной игры своего времени; из глубины своего дворца и из своей столицы, которую он никогда не покидал, никто не умел маневрировать фигурами с большей верностью и искусством». 1806 Его послы и миссионеры проникали в страны самые отдаленные, самые неведомые, от равнин южной России и гор Кавказа до горной возвышенности Абиссинии и оазисов Сахары. На востоке, чтобы связать руки монархии сассанидов, император повсюду подыскивал ей врагов, например, среди сабирских гуннов, которые с севера могли ринуться на персидское царство; среди саррацин сирийской пустыни, которые с южной стороны делали диверсии, полезные Византии; среди арабов Иемена и даже эфиопского царства Аксума. На западе, не довольствуясь тем, чтобы сокрушить силой оружия вандалов и остготов, он давал почувствовать свое влияние вестготам и франкам. Среди народов, которые толпились по дунайской границе, он искусно сеял раздоры и удерживал одних другими: болгар – гуннами, гепидов – ломбардами, гуннов – аварами; благодаря своей непрестанной деятельности он успевал во всех задачах, устранял опасности, все далее распространял влияние Византии и, быть может, никогда, даже в самые цветущие времена Рима, римское имя не разносилось так далеко и с большей славой. 1807

На южном берегу Понта-Эвксинского империя занимала два аванпоста – Херсон и Боспор в Крыму. 1808 Отсюда она действовала на массу бродячих народов, которые перемещались, беспрестанно влекомые к западу, в обширных равнинах южной России. Это были, на восточном берегу Крыма, племена гуннского происхождения и далее по Азовскому морю, на полуострове Тамань, остаток готского переселения, готы тетракситские. 1809 Севернее, к востоку от Танаиса, гунны-утургуры бродили по необъятным степям южной России; к западу от Танаиса, другая отрасль этого племени, кутургуры, простирала свои кочевья и свои набеги до Дуная. 1810 Со всеми этими народами Византия поддерживала постоянные сношения. Херсон и Боспор были большими рынками, куда греческие купцы являлись обменивать на произведения севера изделия, излюбленные варварами, пряности, драгоценности и роскошные: ткани Ливана. Естественно, что в этих торговых сношениях императорская дипломатия получала возможность собирать ценные сведения и пускать в ход действительные средства для влияния. Торговля доставила Византии ряд вассальных государств. Готы тетракситские давно уже были обращены в христианство; страх, внушаемый им гуннами, окончательно превратил их в естественных союзников империи. Поэтому они охотно предоставляли людей в распоряжение императора, принимали для защиты византийские гарнизоны и служили во всем этом районе разведчиками и советниками греческой политики. 1811 Боспорские гунны только что приняли христианство и в начале царствования Юстиниана их король Грод прибыл в Константинополь для принятия крещения и засвидетельствования почтения императору. Правда, его подданных пришлось склонять последовать его примеру, а грубое разрушение их старых языческих идолов вызвало среди них открытое восстание. Грод погиб, Баспор достался в руки мятежников и для восстановления императорской власти в Крыму пришлось прибегнуть к силе. 1812 Но после этой экзекуции византийское владычество признавалось и мир не нарушался. Наконец, широко пользуясь для всех надобностей своей политики неисчерпаемым запасом людей, который ей предоставляли гунны Танаиса, Византия охотно помогала дальним утургурам, которых ей нечего было опасаться, и была готова принять и даже поселить на территории государства остатки побежденных кутургуров, но при этом она не упускала случая поддерживать между обеими фракциями великого народа выгодные для нее вражду и соперничество. 1813 Все эти хитроумные интриги завязывались лучше всего из Крыма и с этой целью, а также чтобы удержать в своей власти эти ценные наблюдательные посты, Юстиниан с самого начала своего царствования усилил местные гарнизоны, солидно укрепил Боспор и Херсон, а для защиты вассалов империи и упрочения ее влияния занял наиболее важные стратегические пункты заново построив на крымском берегу и на полуострове Тамань укрепленные замки. 1814

В глубине Черного моря, у подножья Кавказа, находилась древняя Колхида, теперешняя Мингрелия; в VI веке ее называли страной Лазов. В торговом отношении эта местность находилась в тесной зависимости от империи; византийские купцы снабжали ее солью, вином и хлебом, а в обмен забирали там кожи, корма и рабов. 1815 Не меньшее значение для греков этот край имел и в военном отношении. Эта горная и лесистая страна, перерезанная узкими проходами, clisures , которых легко могла защищать даже слабая армия, противопоставляла, с северной стороны, непроходимую преграду гуннским и аварским племенам; а с южной стороны, что было особенно важно, она преграждала персам доступ к Черному морю и лишала их превосходной операционной базы против империи. 1816 Византийская дипломатия ничего не упустила, чтобы упрочить за собою обладание Лазикой. Во времена Юстина греческие миссионеры принесли туда христианство, а через него влияние Византии; царь Тзатиос прибыл в Константинополь для принятия крещения и торжественной инвеституры на свое царство, женился на гречанке и даже передал императорским гарнизонам несколько своих укрепленных замков. 1817 При Юстиниане эта вассальная связь стала еще теснее. 1818 Чтобы дать отпор постоянным нападениям персов, нужно было закрепить за собой эту местность, а потому для ее защиты император приказал построить на юг от Фаза сильную цитадель – Петра Юстиниана. Кроме того были воздвигнуты вновь, или отняты у персов, другие крепости, а постоянное присутствие императорских полководцев естественно несколько уменьшало независимость страны. 1819 Под влиянием притеснения и насилий со стороны греческих военачальников, лазы, в конце концов, поняли, «что, будучи в теории союзниками и друзьями римлян, на деле они стали их нижайшими рабами» 1820 , и таким образом недальновидность генералов неоднократно вредила делу политиков. К счастью, христианское вероисповедание лазов, к которому они были очень привержены, плохо мирилось с каким-либо прочным соглашением с персами, которых они боялись, как гонителей их веры. 1821 К счастью также, цари лазов, нередко получавшие воспитание в Константинополе, либо женившиеся на римлянках, находились под очень сильным византийским влиянием и потому не поддавались обещаниям Хозроя, а сверх того и они сами и их знать находили вообще более выгод в сохранении непоколебимой верности императору, который их осыпал деньгами и почестями. 1822 Несмотря на нападения персов, на поражения, а иногда и на почти полную утрату страны, Юстиниан сохранял свой авторитет у лазов. 1823 Хотя Агафий и говорит, будто торжественные приемы, оказываемые кавказским государям, были более пышны, чем это приличествовало столь маленьким князькам, но в этом случае он ошибается, и византийская дипломатия знала, что делала. Когда Юстиниан приказывал своим генералам и солдатам облечься в парадную форму для встречи нового царя лазов, дать ему пышный конвой всадников, принять с развернутыми знаменами и трубными звуками, – он поступал, как искусный политик 1824 : этой ценой Лазика, как он однажды выразился, стала действительно «его» страной (ῆ τε ἡμετἐρα Λαξική). 1825

Между страной лазов и имперской территорией простиралась по южному побережью Черного моря независимая от Византии область, но обитатели ее, обращенные в христианство, были союзниками монархии. 1826 По другим границам Лазистана, на востоке и на севере, жили другие племена, по большей части вассалы царя лазов, и через посредство последнего на них также распространялось по всему Кавказу византийское влияние. 1827 Прежде всего это были: с восточной стороны – места оседлости скимнов и сванетов 1828 ; на севере, по берегу, находились в последовательном порядке племена апсилиан, мизимиан, абхазов, зеков и сагидов 1829 ; несколько позади, у подножья Кавказа, селились аланы. 1830 Все эти народы были обращены в христианство, либо вследствие прикосновения с лазами, либо, как абхазы, непосредственно проповедью греческих миссионеров, посланных Юстинианом, и с того времени все они входили в область византийской политики. 1831 Для поддержания их верности император ежегодно отпускал им довольно значительные пособия 1832 , за что они ему поставляли солдат и получали себе вождей прямо от него или от его вассала, царя лазов. Для большей предосторожности греческие войска занимали на их территории некоторые важные стратегические пункты, например Севастополис и Пипонт, и хотя в течение персидских войн императорские войска бывали иногда вынуждены очищать некоторые из этих позиций, а беспокойные и ненадежные кавказские народцы неоднократно причиняли им серьезные затруднения своими отпадениями и изменами, тем не менее в общем византийцы брали всегда верх и удерживали за собой на Кавказе покровительствуемых ими подданных и союзников. 1833

Через посредство Лазики Византия прикоснулась к двум другим варварским народам – гуннам-сабирам на севере, а на юго-востоке – к племенам Иверии, нынешней Грузии. Первые жили у подножья Кавказа, на границах империи и персидского царства, и занимали два знаменитых прохода, известных под именем Каспийских ворот. 1834 В этом и заключалось их значение. Будучи властны открывать или преграждать, по своему произволу, северным номадам большую дорогу для нашествий на полуденные страны, они были как для императора, так и для царя сассанидов союзниками, которых нужно было беречь, вследствие чего оба государя одновременно выдавали им субсидии. 1835 Но гунны были очень ненадежными союзниками: разбитые на множество колен, они не представляли из себя ничего связного и их вожди беспрестанно, смотря по обстоятельствам, переходили от одного господина к другому. Tем не менее византийская дипломатия умела извлекать из них достаточно хорошую выгоду. В начале царствования Юстиниана, царица Боа, правившая одним из наиболее значительных гуннских кланов, стала получать пособия от империй и энергично поддерживала против других вождей, преданных Персии, верховенство греков в своей области 1836 ; позднее Юстиниан не переставать щедро субсидировать эти народы и набирать

131. Миниатюра из Эчмиадзинского евангелия VI-го века (Strzygowski, Das Etschmiadzin Evangeliar).

ceбе из них солдат. 1837 Равным образом xpистианство, по-видимому, проникло в начале VI века к гуннам-сабирам и склонило к союзу с Византией часть их племен. 1838 Приблизительно так же дело шло и с Иверами: обращенные в христианство и весьма пылкие в своей вере 1839 они видели в православном императоре своего естественного защитника. Поэтому, хотя в политическом отношении они были подчинены Персии, но сильно домогались римского покровительства. В царствование Юстина, их царь Гурджен, спасаясь от преследований Кабада, бежал на византийскую территорию; и даже после мира 532 года многие иверы остались на службе императора. 1840 Этим путем Юстиниан поддерживал сношения с этой страной, всегда сильно-страдавшей под властью сассанидов. 1841 В 534 году, иверский царь Заманарзос в сопровождении своей жены и главных сановников явился к императору и просил его союза; Юстиниан и Феодора сделали все возможное, чтобы поразить и пленить кавказских горцев. 1842 Конечно, византийской дипломатии никогда не удавалось вполне подчинить Иверию византийскому сюзеренитету; но она оказывала на нее тайное влияние, возбуждавшее беспокойство Хозроя. 1843

132. Миниатюра из Эчмиадзинского евангелия VI-го века (Strzygowski, Das Etschmiadzin Evangeliar).

Подобно Кавказу, собственно Армения, расположенная между Пepcией и империей, представляла другую арену для применения искусства византийской политики. Это была страна хорошо населенная, обработанная, плодородная; ее богатые золотые россыпи , расположенные на самой границе обоих государств, делали обладание ею весьма желательным. 1844 Большие ярмарки в Дубиосе, куда стекались купцы из Персии, империи, Иверии и даже из Индии, поддерживали там живое торговое и меновое движение. 1845 Поэтому персы и византийцы горячо оспаривали друг у друга эту страну. С V века восточная часть ее под именем Персармении принадлежала сассанидам; западная же часть была связана с империей довольно неопределенными вассальными узами. Задачей Юстиниана было превратить в действительную власть этот довольно слабый сюзеренитет. К северу от Евфрата, в гористой, мало доступной, лесной местности, господствующей над черноморским побережьем, жили свирепые языческие племена Цанов, привыкшие существовать кражами и грабежами. Император привел этих опасных соседей в подчинение и принудил их платить дань; в их неприступных горах он устроил торговые и стратегически пункты, а посредством крепостей и гарнизонов он прочно овладел страной. 1846 В особенности же он старался посредством обращения их в христианство смягчить жестокость их нравов; для этого он построил им церкви и обязал их посещать божественные службы 1847 ;

133. Византийское изделие VI-го века из слоновой кости (Миланский археологич. музей).

выстроил города, которые заселил колонами, призванными из других мест; приучал их к торговле и земледелию. Это цивилизаторское дело, которым Юстиниан по-видимому справедливо гордился. Хотя окончательное подчинение было достигнуто не сразу, но несомненно, что император очень скоро нашел в своих новых подданных прекрасных солдат для своей армии 1848 и что под покровом религии византийское влияние сделало у них быстрые успехи. Так же дело шло и среди армянских племен верхнего Евфрата. До Юстиниана Софанена, Анзитена, Софена, Асфиатена и Балабитена управлялись туземными сатрапами, которые получали инвеституру от императора. 1849 Юстиниан их упразднил и присоединил их территории к своему государству. Равным образом племена Великой Армении были принуждены признать, в замен своих местных начальников, власть, часто стеснительную и суровую, императорских чиновников. 1850 Посредством этих мер, дополненных методическим занятием территории, Юстиниан думал очень крепко защитить границы империи и закрыть персам весьма удобные для них пути вторжения. В то же время в этой стране, уже давно христианской, он увеличил число церквей и монастырей и не упустил ничего, что могло содействовать распространению среди этих, обыкновенно жестоких и варварских племен более мягких нравов и более цивилизованной жизни. В этих диких кланах Армении женщина находилась в глубоком пренебрежении, «как будто она не была созданием Божьим, а существом низким, презренным, недостойным никакого уважения». 1851 Муж покупал ее, как вьючное животное; она совсем не получала приданого, которое составляло бы ее неотъемлемую собственность; она была безусловно устранена от наследования. Юстиниан преобразовал эти варварские обычаи. «С того времени, как армяне, пишет он, составляют часть нашей империи и пользуются всеми преимуществами наших подданных, нельзя допустить, чтобы одни женщины были исключены из равноправности, которая царит у нас». 1852 Повсюду, куда проникло византийское владычество, должна была проникнуть также и цивилизация: с греческим управлением Армения получила благодеяния римского законодательства и волей-неволей должна была приноравливаться к более утонченным нравам своих обладателей. 1853

Южнее, в обширных пустынях, которые на востоке римской Сирии отделяли империю от государства сассанидов, бродили многочисленные арабские племена. С III-го века Рим вошел с ними в сношения и старался воспользоваться этими кочевниками для защиты своих границ. 1854 Юстиниан продолжал эту политику. Арабские племена получали ежегодные субсидии и за это, получив военную организацию, должны были содействовать защите византийских владений 1855 ; их национальные шейхи, которых имперская администрация называла филарками , получали инвеституру от императора и часто даже назначались последним 1856 ; несколько племен их получили также разрешение водвориться в черте римских постов 1857  и таким образом, под начальством местных дуков, от которых зависели арабские вожди, была образована целая система обороны. Юстиниан сделал даже нечто большее. Дабы создать противовес арабскому государству – Хира, находившемуся в вассальной зависимости от Персии, он организовал в 531 году государство арабо-романское. Он поставил все племена Сирии под высшее начальство одного общего филарка Арефа (Харит-ибн-Габала), главы могущественного рода Хассанидов. Его сделали патрицием, платили ему ежегодное крупное пособиe, и власть этого вассального князя простиралась на всю пустыню. 1858 К тому же Арефа был христианин, так как уже с конца IV века христианство проникло в пределы этих стран. 1859 Так как Арефа и его подданные исповедовали монофизитскую веру, то он был очень хорошо принят при дворе, по крайней мере у Феодоры, и даже получил императорское соизволение, – в то время, когда в 543 году монофизитская церковь восстановлялась под царским покровительством, – на учреждение епископской кафедры в Бостре, с распространением ее юрисдикции на Аравию и Палестину. 1860 Он часто появлялся в Визании 1861 , и в течение своего долгого царствования (530–570) он в общем оказал империи большие услуги.

На ряду с арабами, союзниками Рима, другое арабское государство, центром коего была Гира на Евфрате, зависало от Персии. 1862 Во главе его находился с 505 года эмир Мундхир III (505–554), которого византийские хронографы именуют Аламундаром и который был одним из самых страшных врагов Юстиниана. «Своей верностью персам, говорит Прокопий, и своей необычайной деятельностью он в течение пятидесяти лет повергал долу счастье Римлян. Из всех врагов Рима этот человек был самым ужасным». 1863 Его хищнические набеги, во время которых он на своем пути предавал все огню и мечу, наводили ужас на Сирию, Финикию, Месопотамию; свирепый язычник, ревностный поклонник древних семитических божеств, он находил удовольствие в том, чтобы приносить им в жертву христиан; однажды он, таким образом, предал закланию четыреста христианских дев, другой раз – сына своего вечного противника Харита Хассанида. Тщетно византийцы пытались остановить его набеги; неуловимый, он появлялся внезапно, разорял все и, когда императорская армия успевала собраться, он уже исчезал. Византийская дипломатия много раз прилагала усилия привлечь на свою сторону этого неукротимого врага. В царствование Анастасия, патриарх антиохийский Север отправил в Гиру двух монофизитских епископов, которые изложили Мундхиру свое учение и то, каким образом божественная природа, тесно соединенная в Христе с человечеством, пострадала плотью на кресте. Араб придумал довольно курьезное опровержение. В присутствии епископов один из его людей явился и что-то сообщил ему на ухо, после чего эмир принял весьма опечаленный вид; когда же епископы спросили его, почему он опечалился, Мундхир ответил: «Потому что мне сейчас сообщили, что архангел Михаил умер». Епископы закричали, что это совершенно невозможно. Тогда эмир сказал: «Итак, если ангел не может умереть, как же вы мне рассказываете, будто божество страдало и умерло, вследствие своего соединения  с плотью и слияния двух природ в одну?» И после этого он больше не пожелал их слушать. 1864 Для привлечения арабского государя Юстиниан испробовал другие средства. Он велел предложить ему значительным суммы денег, послал роскошные подарки и тогда без труда добился от него обещания, что в случае войны с Персией, Мундхир будет соблюдать нейтралитет. 1865 Это послужило даже, при преемнике Мундхира, его сыне Амре (554–568), причиной довольно серьезных затруднений, когда арабский князь потребовал себе, как должного, ежегодной пенсии в сто фунтов золота, а представители императора отвечали, что подарок этот, отнюдь не обязательный, должен покупаться формальным признанием своей покорности базилевсу . Однако Юстиниан в конце концов согласился продолжать Амру выдачу субсидий, уплачивавшуюся его отцу. 1866 Таким образом византийское влияние давало себя чувствовать даже у арабов, вассалов Персии. Нужно прибавить, что в гирском государстве христиане были довольно многочисленны 1867 и даже жена Мундхира исповедовала христианство. Она основала в Гире монастырь и из сохранившейся посвятительной надписи можно заключить, что сын ее, Амр, был тоже христианин. 1868 Поэтому ничуть не удивительно, что на службе империи встречались арабы из Гиры. 1869

На юге сирийской пустыни, со стороны Красного моря и Аравии, Византия, во время Юстиниана, оказывала не менее значительное влияние, и донесения византийских дипломатов, которыми пользовался Прокопий, показывают, какова была в этих удаленных местах их деятельность и как далеко простирались их честолюбивые виды. Мотивы этого дипломатического дела в высшей степени интересны. В то время залив Акаба, которым заканчивается на северо-востоке Красное море, не был таким пустынным, как теперь. При его южном входе находился остров Иотабея, важный центр транзитной торговли; на нем обитало еврейское население, но в VI веке туда проникло христианство и его обитатели в царствование Юстиниана стали подданными империи. 1870 На северной оконечности залива имелся порт Айла, большой торговый город, конечный пункт всей торговли Красного моря. 1871 Отсюда уже с IV века империя поддерживала религиозные или торговые сношения с прибрежными народами этого моря. 1872 На восточный берег византийские купцы отправлялись за ценными произведениями счастливой Аравии, ладаном, алое, миррой, или направляясь к порту Оцелис, или следуя сухим путем «через горы Гимхаритов». 1873 На западном берегу они поддерживали еще более выгодные сношения с эфиопским царством Аксум. В noprfe Адулисе они могли закупать все произведения внутренней Африки,

134. Внутренний вид месети Эль-Акса, в Иерусалиме, бывшей при Юстиниане церковью.

корицу, ладан, варварийские (берег Сомалис) пряности, слоновую кость, рабов и в особенности золото, получавшееся из богатых россыпей страны Сазу 1874 ; но главным образом при посредстве иеменских арабов и эфиопов вступали они в сношения c Индией. Подобно римлянам, византийцы VI века получали с дальнего востока множество ценных предметов, из Китая – шелк, из Индии – пряности, духи, драгоценные камни; но сами они не отправлялись за ними в страны, производившие эти предметы; товары получались либо сухим путем, посредством караванов, которые через центральную Азию достигали долины Евфрата, либо морем, благодаря кораблям Оцелиса и особенно Адулиса, которые ходили на Цейлон – главное складочное место товаров всей Индии. 1875 Таким образом Персия была на материке необходимым посредником в этой торговле и она тщательно сохраняла за собой монополию в этом отношении. Но так как с Персией империя находилась в постоянной войне, то торговля прерывалась; да и в мирное время византийская политика с неудовольствием смотрела на столь обильный приток денег к врагам государства. Это именно и побудило Юстиниана обратить все свое внимание на морские пути; в целях охранения и развития в этих странах византийской торговли, в особенности же, чтобы отвлечь сюда торговлю шелком, он завязал весьма деятельные и крайне любопытные сношения. 1876

Между византийской Палестиной и счастливой Аравией жили арабы области Пальм (ὁ φοινικών) и еще южнее, на центральном плато Неджеда, племена Кинда и Маад. На первую из этих стран Юстиниану удалось распространить свою власть; шейх Абу-Хараб уступил ему оазисы, в замен чего получил пост филарка Палестины. 1877 С киндитами отношения были не менее хороши. Во времена Анастасия, в 503 году, один византийский дипломат, Евфразиос, заключил союзный договор с эмиром Харитом (Арефой) 1878 , по смерти которого, – он был захвачен и обезглавлен Мундхиром гирским (529 г.), – внук его Каис, которого отожествляют с Имрулькаисом, «странствующим царем» арабских летописцев, поддерживал с Юстинианом еще более дружественные отношения. В 530 году император, помогали ему восстановить свою власть в Неджеде, отправил к нему в качестве посла сына Евфразиоса, Абрама, который получил от филарка в залог его сына, отосланного им в Константинополь. Несколько позже, сын Абрама, Ноннозос (как кажется, эта семья дипломатов имела своей специальностью арабские и эфиопские дела) быль в свою очередь командировать к Каису с поручением привезти его самого в Византию. Это ему не удалось; но его отец, Абрам, при вторичной миссии в Неджед, был более счастлив. Он уговорил Каиса разделить свои владения между своими

135. Церковь Рождества Христова в Вифлееме, построенного во времена Юстиниана. Внутренний вид.

сыновьями и отправиться в Константинополь, где император ему пожалует важный пост филарка всей Палестины. Прибавим, что этот Каис был хриспанин и его история показывает, какое влияние Юстиниан сумел прибрести в центральной Аравии. 1879

Таким образом, по мере того как империя открывала ceбe пути на юг, она отнимала у сассанидов всякую надежду на расширение своих пределов в ту же сторону и создавала им страшных врагов. Подобные же политические соображения руководили византийской политикой в Иемене и Эфиопии. 1880 В южном углу аравийского полуострова находилось савское царство Гимиар или Гомеритское, – страна довольно ранней цивилизация и с широко процветающей торговлей. 1881 Христианство туда проникло в конце V века и в Неджиране образовалась христианская община монофизитского толка 1882 ; но большинство населения, остававшееся приверженным к древнему савскому политеизму или обращенное в иудаизм, было весьма враждебно к христианам. Политика гимиарских царей тяготела к Персии и вполне естественно они относились враждебно к новообращенным, видя в них агентов византийского влияния. 1883 Поэтому, с туземными христианами и даже с греческими купцами обращались в этой стране очень дурно. Со времени Юстина византийские политика задалась целью улучшить такое положение вещей и для этого она весьма удачно воспользовалась честолюбием аксумских эфиопских царей. Великое абиссинское государство было в то время весьма обширно: на север оно простиралось до окрестностей Суакима, на юг – до берега сомалисов; к западу оно достигало, по ту сторону Таказзе и Атбары, до самой долины Нила, а войска царя Тацены недавно поднялись вверх по течению этой реки до царства Алоа, откуда спустились вниз до страны красных нубийцев. 1884 Издавна местность эта находилась в торговых сношениях с Византией и греческий язык был даже официальным в эфиопском царстве. Эти добрые отношения еще более укрепились с обращением абиссинских царей в христианство. 1885 Действительно, к концу V века, под влиянием Александрии, монофизитская церковь основалась в стране и, по свидетельству Косьмы Индикоплевста, аксумское царство в начале VI века было великим христианским государством и признанным покровителем христиан на всем юге. 1886 Все это знали в Византии, а также и то, что «цари царей» (титул, принятый аксумскими государями) питали на гимиарское царство давнишние притязания; поэтому не стоило никого труда бросить их на иеменских арабов. Царь Калеб или Ела-Атсбеха, сын Тацены 1887 , которого византийские летописцы именуют Елесбаасом, пошел на Аравию между 520 и 523 годами, сверг местную династию и поставил там абиссинского вице-короля; одновременно с этим он основывал церкви и призвал к гомеритам миссионеров. 1888 Это являлось большим успехом для имперской политики. К несчастью, народное восстание едва не погубило дело: христиане были с изощренной жестокостью избиты в Сафаре и в особенности в Неджране. Тогда, по просьбе императора 1889 , Елесбаас снова выступил против Гимиара. Усмирение было суровое: предводитель мятежников, Дху-Новас, со своими главными сторонниками был убит в борьбе; для управления страной был поставлен вице-король под верховной властью Абиссинии; для облегчения торговли были открыты дороги и по просьбе Елесбааса, «весьма ревностного христианина», говорит Прокопий, для проповедования в стране явилась монофизитская миссия (525 г.). 1890

Этими победами византийское влияние было обеспечено на юге. Юстиниан стремился закрепить и приумножить

136. Сцены из жизни Иосифа (барельеф на кафедре Максимиана в Равенне).

добытые результаты. Одновременно с его старанием отвлечь к Красному морю, с помощью адулисских и гимиарских купцов, торговлю шелком, он пытался вовлечь абиссинцев в крупное предприятие против Персии. Гимиарский абиссинский вице-король Езимфеос должен был сначала восстановить в Кинде изгнанного филарка

137. Сцены из жизни Иосифа (барельеф на кафедре Максимиана в Равенне).

Каиса и поддержать его в наступательных действиях против сассанидов; вместе с тем сделаны были попытки заинтересовать в предприятии самого Елесбааса. 1891 Все это происходило между 529 и 531 годами. Императорский посол, Юлиан, был отправлен в Сафар и в Аксум, при чем сохранился весьма любопытный доклад Малалы, сделанный им об абиссинском дворе. «Царь», рассказывает он, «был голый, имея вокруг пояса золототканую материю, а на плечах и на животе – сетку из драгоценных камней. На руках он носил золотые браслеты, а на голове кусок затканной золотом материи, закрученной в виде повязки, с каждой стороны которой висели четыре цепочки; вокруг шеи у него было золотое ожерелье. Он стоял на четырехколесной колеснице, влекомой четырьмя слонами; верх колесницы был обложен листовым золотом; царь же стоял на ней, имея в руке небольшой золотой щит и два дротика, тоже золотые. Его знать, во всеоружии, окружала его, а хоры пели под звуки флейт». Негус принял с большиим уважением императорское письмо, поцеловал печать и принял с большой радостью подарки, присланные ему Юстинианом. Затем он обещал исполнить все, о чем его просили, приказал даже мобилизовать свою армию и, обняв посла, отпустил его с большим почетом, с письмами и подарками для его государя. 1892 Кажется, однако, что все ограничилось обещаниями. Только Каис был восстановлен в Неджеде и гимиарский вице-король отправил в свою очередь посла в Константинополь. 1893 В течение последующих лет переговоры продолжались: неоднократно дипломаты, поверенные в арабо- эфиопских делах, Абрам и Ноннозос, сновали из Кинды в Сафар и из Сафара в Аксум. 1894 Между тем, восстание, поднятое неким Абрага, вырвало Гимиар из под абиссинской власти и несмотря на две экспедиции, предпринятые Елесбаасом, Иемен остался независим от Аксума. 1895 Через это савское государство было поставлено в необходимость еще более ладить с империей и действительно между обоими правительствами существовали настолько деятельные сношения, что Гимиар считался присоединенным к монархии. 1896 По просьбе императора, Абрага попробовал даже, около 542 года, отправить экспедицию на север, причем пытался захватить Мекку 1897 , и при поддержке Византии его династия сохранила власть вплоть до 570 года. С другой стороны, в Аксум был отправлен Ноннозос для поддержания союза, заключенного Юлианом. 1898 Однако, все эти дипломатические ходы не удались, потому что шелк продолжал идти через Персию; зато христианская ревность Елесбааса аксумского и Абрага гимиарского обеспечила в этих странах на все время царствования Юстиниана византийское влияние. 1899

В Египте, с тех пор как Диоклетиан вывел посты из нижней Нубии, южная граница империи отодвинулась до первого порога. По ту сторону обитали грозные соседи, Блеммии, а южнее – Нобады. Это были хищные народы, постоянные набеги которых были крайне тягостны для Египта; Византия кончила тем, что решилась платить им ежегодное пособиe. 1900 Кроме того, они были язычники и из-за них христианская империя должна была терпеть в Филе существование древнего храма Изиды. Действительно, договоры признавали за варварами право являться туда для жертвоприношения и кроме того дозволяли им уносить к себе в известные времена золоченые киоты ( aediсolum ) с изображениями богини. 1901 Сам Юстиниан должен был с этим примириться, но можно судить как много должны были стоить подобные уступки его нетерпимому и набожному уму. 1902

Между тем, около 540 года, нобадское царство, центром которого была Донгола, сделалось довольно могущественным. Царь Силько, воюя против блеммиев и народов верхней Эфиопии, образовал по Нилу довольно обширное государство. Он торжественно провозгласил себя «царем нобадов и всех эфиопов» и в образных выражениях объявлял, «что он не только не следует позади других царей, но еще идет впереди их»; что он не позволяет своим врагам «отдыхать в тени, но принуждает их оставаться на солнечном припёке и при том так, что никто не принесет им воды в их жилища. Ибо, – добавлял он, – я лев для нижних стран (низовья) и медведь для верхних стран (верховья)». 1903 В этом африканском деспоте, очевидно, надлежало искать

138. Византийская ткань, хранящаяся в Сансе (сцены из жизни Иосифа).

союзника и византийская дипломатия не преминула это сделать.

В течение довольно долгого времени, в Нубии, равно как в Абиссинии, греческий язык был общеупотребительным, являясь средством для проникновения в эти страны и влияния на них. Так, около 540 года один монофизитский священник, по имени Юлиан, проживавший при низложенном александрийском патриapxe Феодосие, задумал просветить евангелием нобадов. Феодора очень поощряла его в этом намерении, и так как Юстиниан, узнав об этом, задумал послать в Hубию православных миссионеров 1904 , то императрица со свойственным ей умением и настойчивостью постаралась обеспечить своим агентам успех в этом деле. Юлиану, на которого было возложено подношение великолепных подарков, удалось достичь хорошего приемa у Силько. Царь принял крещение и его примеру последовал весь народ; затем он заключил союз с Византией и предоставил свои войска к услугам империи. 1905 Последствием этих событий явился поход против языческих блеммиев. В то время как Силько «с Божьей помощью» напал на них с юга и завладел их страной, поместив в их главном храме, в Тальмисе, надпись, прославляющую его победы, уполномоченный императора, Нарзес, закрыл окончательно храм в Филе (в 541 или 542 году), арестовал жрецов и отправил в Константинополь священные изображения, а в святилище, превращенном в церковь, поставил епископа Феодора. 1906 Отсюда христианство начало распространяться среди побежденных Блеммиев.

После двухлетней проповеди среди нубийцев, Юлиан возвратился в Константинополь, быть может по смерти царя Силько, предоставив заботу о продолжении своего дела филейскому епископу Феодору. 1907 Этот архиерей по-видимому имел большое влияние на преемника Силько, Ергамена, и сделал его всецело преданным видам императорской политики. Благодаря этим добрым отношениям, власть византийцев утвердилась среди блеммиев и греческий резидент, экзарх Тальмиса, был назначен для управления ими; благодаря, главным образом, его содействию, страна обратилась в христианство. Усилиями епископа Феодора и экзарха Иосифа, «ревнителя дел Божьих», языческие храмы были превращены в церкви; воздвиглись новые алтари; организовалась община. 1908 Мало-помалу вытесненные блеммии удалились во внутренние страны между Нилом и Красным морем, и вся местность от Филе до Мерое, обращенная в христианство, признала над собой верховную власть Юстиниана. Отсюда христианство должно было вскоре проникнуть еще более на юг, благодаря преемнику Феодора по нубийской миссии Логину, который просветил евангелием алодов и макуритов. 1909

В северной Африке точно так же политика и религия тесно переплетались. На юге от Триполи христианство проникло, с помощью императорского влияния, в ближайшиe оазисы Сахары. В авгильском оазисе, где до того времени существовал культ Аммона с его гиеродулами, прорицательницами и жертвоприношениями, все народонаселение целиком обратилось в христианство и была построена церковь во имя Богородицы 1910 ; к югу от Лептис-магна племя Гадабитани приняло православную веру 1911 и верховная власть Византии стала признаваться до самого Хадамеса, а вместе с тем и распространилось христианство. 1912 Тем легче было для императорской дипломатии оказывать глубокое влияние на берберийские племена, проживавшие между Сиртами и Габесом, в непосредственном соседстве с византийскими провинциями. Летописцы того времени оставили любопытные изображения великих туземных вождей, разных Анталасов, Кутсин, Иабдасов, столь сходных с современными кабилами. Всегда готовые подчиниться, т.е. продаться Юстиниану, они, когда им щедро платят и осыпают вниманием и почетными титулами, считают за особое счастье быть «рабами императорского величества». Относясь с большим почтением к римскому имени, они смотрят на себя как на действительных государей лишь после получения от греческих генералов торжественной инвеституры, и все наперерыв спешат предложить свои услуги, добиться союза с Византией, объявить себя вассалами базилевса . 1913 Они гордятся быть друзьями полководцев и патрициев, сражаться вместе с ними и величаются их победами; но вместе с тем они, несомненно, мало надежные союзники, изменяющие без зазрения совести, но при этом, по своей подвижности и впечатлительности и всегда руководимые своими интересами или личными счетами, очень скоро опять подчиняются, оставаясь послушными орудиями в руках византийской дипломатии.

139. Даниил среди львов (Миниатюра ватиканского Козьмы).

По одному примеру можно судить обо всех. Кутсина, один из вождей верхнего нумидийского плато, полу-бербер, сын туземного князя и римлянки 1914 , восстал однажды против византийского владычества 1915 , но, после полученного им при этом жестокого урока, поставил себе главной заботой как можно скорее примириться с империей. Хотя его и изгнали из его владений в Бизацене и принудили искать себе в Нумидии новых территорий, тем не менее он весьма быстро стал верным другом того самого Соломона, который его победил. 1916 Дело в том, что, с одной стороны, Кутсина ненавидел Анталаса на столько же, на сколько Анталас не выносил Кутсину, и восстание одного необходимо влекло за собой преданность другого. С другой стороны, престиж империи оказывал могущественное влияние на этого великого вождя. Он гордится быть полуримлянином «цивилизованных нравов и важности совсем латинской». 1917 Он охотно вспоминает свое происхождение, которое его делает «почти римлянином по крови и совершенно – по сердцу». 1918 Он гораздо более гордится титулом magister militum , который ему пожаловал император, чем 30.000 всадниками, которых он ведет в сражение 1919 ; он испытывает детскую радость, командуя отрядом регулярных войск 1920 , и вся его блестящая храбрость тратится на то, чтобы довершить разгром своих одноплеменников. При самых серьезных обстоятельствах, среди неурядицы после поражения или смут при мятеже, он хвастается тем, что остается в качестве просвещенного человека, каким он себя считает, верным своему слову и своим союзникам. 1921 Конечно, иногда бербер берет в нем верх; является хороший случай пограбить, соблазн набрать добычу превозмогает и он, ни мало не колеблясь, ринется в восстание; подчас, находясь между двумя враждебными сторонами, он проделывает ряд внезапных и огорошивающих перемен фронта под двойным воздействием своих интересов и личных счетов, но в сущности он всегда готов вернуться к империи, хотя бы для этого потребовалось на самом поле сражения изменить своим союзникам – берберам. 1922 Он мало заботится о национальной независимости; подобно другим, он без труда приноравливается к положению императорского вассала и до самой своей смерти остается одной из самых лучших поддержек византийской власти в Африке.

Греческой дипломатии не стоило никакого труда склонять на свою сторону подобных людей и, обуздывая их одного другим, а также поддерживая их взаимные распри и счеты, одинаково порабощать их. С помощью вовремя розданных денег, заманчивых обещаний, которые она предоставляла себе право не сдерживать, она расстраивала всякие коалиции, подавляла все восстания, находила всегда союзников и создала для империи ту обширную клиентелу вассальных племен, которых называли Mauri pacifici или Πάκατοι (pacati). 1923 Менее чем через десять лет после появления византийцев в Африке все бoльшие берберские государства признавали власть Юстиниана. В 540 году главные племена Триполитании, Леваты, Ифурацы, Мекалы признали верховенство империи 1924 ; в Бизацене Анталас ручался за верность берберийского населения 1925 ; в Нумидии Кутсина был преданным союзником 1926 , а Иабдас, если еще не был подчинен, то во всяком случае сделался бессильным. Сами мавританские князья искали византийской инвеституры; Ортайас и Массонас находились в дружественных отношениях с Соломоном 1927 и, как говорит Корипп, «предводители мавров, трепеща перед opyжиeм и успехами Рима, спешили добровольно подчиниться игу и законам императора». 1928

Перейдем теперь, следуя далее по границам империи, к западным окраинам. До самых франков, которые занимали Галлию, проникало влияниe византийской дипломатии. 1929 В своих письмах к Юстиниану, Теодеберт называет его господином , как вассал, обращающейся к своему государю; в другом месте он зовет его отцом , и весьма вероятно, что для укрепления уз, которые его привязывали к Византии, Юстиниан, по распространенному обычаю того времени, действительно усыновил франкского короля. 1930 Таким образом Теодеберт стал союзником греков, получал императорские субсидии и  вместе с греками сражался против остготов. Правда, это был союзник капризный, часто предательский, и несомненно также, что ему под конец надоели притязания императорского господства. Этот высокомерный, неугомонный и дерзкий германец раздражался тем, что Юстиниан в своих рескриптах присоединял к титулам готского и африканского также титулы франкского и аламанского, как будто он победил франков. Теодеберт

140. Византийская церковь в Гаидра. Реституция Н. Saladin'a.

считал себя достаточно сильным, чтобы работать для самого себя, и он это хорошо доказал. 1931 Для Византии было большой неприятностью, когда Теодеберт на своих золотых монетах заменил изображение Юстиниана своим собственным, и быть может в Византии даже испугались, когда узнали, что франкский король, возбуждая гепидов и лом- бардов, мечтал о том, чтобы направить варваров на империю и завоевать Константинополь. 1932 Однако, не смотря на эти выходки, римский престиж сохранял свою силу в Галлии. Когда франки заняли Прованс, уступленный им остготами, они стали считать себя законными владельцами его лишь после того, как Юстиниан формальной грамотой утвердил их в правах. Другой факт еще знаменательнее. В одном письме Юстиниан просит Теодеберта известить его в точности на какие народы распространяется его власть в Германии. 1933 Этот запрос, могущий вызвать недоумение, объясняется очень просто. В своем желании распространять христианство среди языческих народов и даже «в странах, самого названия коих никто до него не знал» 1934 , Юстиниан простирал эти заботы и на подданных своих союзников, намереваясь вызвать их сотрудничество в своем великом деле религиозной пропаганды. Такое притязание не содержит в себе ничего удивительного; но замечательно то, что Теодеберт почтительно принимает порученную ему миссию и в глазах христианских франков Константинополь на столько является действительной столицей миpa, что один тревский епископ писал императору: «Ты блистаешь в целом миpe подобно солнцу; и мы все, милостью Божьей, предстоятели церквей, радуемся твоей мудрости». 1935 Таким образом, как выразился Гаскэ, «империя постоянно обнимает все страны, которые покорило христианство» 1936 , и в дальних церквах запада священники, по предложению папы, «возносят Богу непрестанные молитвы, дабы Он покрыл Своим заступлением наших благочестивейших государей Юстиниана и Феодору». 1937

Включительно до диких народов, толпившихся к северу от Дуная, империя давала чувствовать свое влияние. С давних пор уже ломбарды, обращенные в православие 1938 , находились в хороших отношениях с империей; они получали от нее субсидии и поставляли ей солдат. 1939 Юстиниан пошел дальше. Около 547 г. он разрешил ломбардам поселиться в Норике и в Паннонии, причем выдал им значительный суммы денег. 1940 Этим путем он рассчитывал обеспечить себе их содействие против их соседей гепидов, и вследствие заключенного союза византийские войска неоднократно поддерживали ломбардов короля Одуина против его врагов и доставляли ему победу. 1941 Помимо того, что он нейтрализовал таким образом грозных врагов, Юстиниан находил в союзе с ломбардами еще другую выгоду: он вербовал среди них превосходных солдат для своей армии. 1942 Это не мешало, однако, Юстиниану, для обеспечения верности их королей, принимать в Константинополе вытесненных ими соперников и осыпать их почестями. 1943 Этим способом он держал в подчинении вождей варваров и поощряя их к исполнению долга, подобно тому как, возбуждая соперничество между народами, он подстрекал их оспаривать друг у друга знаки императорского благоволения.

На запад от ломбардов, в Мизии I, были поселены со времени Анастасия герулы. 1944 Будучи в начале VI века еще язычниками крайне варварских нравов, они были обращены в христианство заботами Юстиниана. 1945 Их король, Грепес, явился в Константинополь для крещения вместе с двенадцатью своими родственниками и главными представителями своей знати: император самолично был его восприемником. 1946 Тесный союз был последствием этого обращения. Император предоставил герулам новые земли в Дакии и в окрестностях Сингидунума; он увеличил уплачиваемую им субсидию и за это вербовал среди них большое число солдат. 1947 Приняв христианство, союзные герулы начали цивилизоваться. Тем не менее внутренние революции влекли за собой в известной мере отдаление их от Византии, так что, не смотря на старания Юстиниана дать им короля 1948 , часть их колен покинула империю и соединилась с гепидами.

Эти последние проживали от Дуная до Карпат; они только что овладели Сирмиумом и частью Дакии. 1949 Гепиды тоже были союзниками империи и пользовались от нее субсидиями 1950 ; но эти неугомонные и хищные варвары, к тому же еще apиaнe, были очень нелюбимы Юстинианом. 1951 Поэтому он прекратил им выдачу особых пособий и постоянно поддерживал против них ломбардов. Тщетно гепиды являли совершенную покорность, напоминая об оказанных ими военных услугах и скромно испрашивая себе небольших уступок земель 1952 ; тщетно, желая быть союзниками империи, они учащали посольства в Константинополь 1953 , – Юстиниан не прощал им их дерзостей и их вторжений; он не забывал ни того, что они приняли беглых герулов, ни того, что они призвали себе на помощь гуннов-кутургуров и, презрев договоры, помогли славянам перейти Дунай. 1954 Лишь после неоднократных неудач, их король Торизинд добился заключения с империей и ломбардами вечного мира, который отдал его во власть императора. 1955

Восточнее, славяне и болгары угрожали низовьям Дуная. 1956 Одна из их групп, словены, занимала Паннонию; другая, более грозная, анты, бродила между Дунаем, Днестром и Днепром; наконец на север от Палюс-Меотидэ (Азовское море), в западном направлении: от него, жило могущественное племя аваров. Всех их византийская дипломатия щедро снабжала деньгами и землями, требуя взамен, чтобы они поставляли для Византии солдат и защищали ее границы от нападений других варварских племен. 1957 Так она возбуждала антов против гуннов, аваров против утургуров, сабиров и антов, задаривая их послов, чтобы заручиться их союзом, шелковыми одеждами, золотыми цепями, платя их предводителям крупные субсидии и обещая плодоносные земли для поселения. Юстиниан мог похвалиться, что этой ценой он «с Божьей помощью увеличил республику и снова подчинил своей власти оба берега Дуная». 1958 На деле же он создавал себе там весьма опасных союзников, всегда готовых опустошать римскую территорию и уводить из нее бесчисленное множество пленников и добычу. Как говорит Прокопий, «варвары делили между собой империю» 1959 и по мере того, как уменьшались силы государства и слабела энергия монарха, – политика эта, с виду грандиозная и искусная, должна была породить, особенно в столь угрожаемом районе Дуная, крайне гибельные последствия.

Однако, даже здесь дипломатическое дело не было вполне бесплодным: христианская пропаганда, как и всегда, сопровождала политическое действие и распространяла вместе с цивилизацией византийское влияние. Мы видели, как на всех границах миссионеры служили Византии первоклассными агентами и, между прочим, замечательно, что великое дело евангельской пропаганды было главным образом выполнено теми самыми монофизитскими священниками, которых Юстиниан подчас столь жестоко преследовал внутри империи. 1960 Именно им обязаны обращением гуннов-сабиров и сирийских арабов; их миссии завоевали Гимиар и Аксум, нобадов и блеммиев. По-видимому, Юстиниан не очень противился их проповеди 1961 , тогда как Феодора всячески поощряла их. Эта утилизация православным правительством неутомимой энергии диссидентов представляет собой весьма любопытный факт религиозной истории того времени. Все эти новообращенные христиане просили у императора себе епископов; Константинополь посылал архиереев готам-тетракситам, абасхам, арабам, гомеритам и эфиопам 1962 и таким путем византийское влияние распространялось далеко за пределы империи. В Персии имелись многочисленные христианские общины, прочно организованные под властью католикоса, к которым Хозрой относился с широкой терпимостью 1963 ; существовали христиане и на Цейлоне, встречались даже в Китае. 1964 И из недр крайнего востока, равно как из снежных пустынь севера притекали к Юстиниану, как когда-то к Августу 1965 , посольства, нагруженные драгоценными и редкими подарками. Когда взглянешь на это колоссальное распространение христианской пропаганды, становится понятным, что современники имели безграничную веру в успех империи. Что могли значить угрозы и преходятся вторжения варваров? – Христианская империя должна была быть непобедимой, «ибо, как говорит Козьма, она имеет своей миссией отнюдь не допускать, чтобы христианский мир уменьшался в объеме, но наоборот беспредельно расширять его». 1966

IV.

Несомненно, и это надо оговорить, политика эта имела свои опасности. В силу того, что варварам раскрывали богатства империи, что им снисходительно давали субсидии и земли, какие они просили, кончили тем, что сделали их чрезвычайно опасными для Византии. 1967 Ослепленные блеском и славой монархии, они сначала являлись смиренно, в качестве просителей; по мере того, как они осваивались с ней; по мере того, как они ближе знакомились с богатством и слабостью империи, к ним возвращалась их первоначальная наглость и они усиливали свои требования. «Раз они отведали богатств Византии, говорит Прокопий, стало невозможным отвлечь их от таковых и заставить позабыть к ним дорогу». 1968 Теперь, как только им отказывали в удовлетворении их требований, они мстили за отказы зверскими вторжениями, грабя римскую территорию, уводя в рабство население, немедленно позабыв прежние субсидии и договоры. Юстиниан неоднократно испытал это на собственном горьком опыте. Он считал целесообразным входить в соглашения с варварами, противопоставлять их друг другу; он надеялся привязать их к себе, разделить и нейтрализовать; но союзники постоянно выражали новые желания и новые просители появлялись из неисчерпаемого источника людей, каковым был варварский мир. «Нет другого средства, – высказывается решительно Прокопий, – к тому, чтобы заставить варваров быть верными в отношении Рима, кроме страха перед императорским оружием». 1969 Благодаря тому, что Юстиниан забыл этот принцип, он увидал Балканский полуостров страшно опустошенным, славян – в Адрианополе 1970 , гуннов – под самыми стенами Константинополя. А так как все силы империи были отвлечены на Запад, то этим завоевателям предлагали золото, а не железо, и, дорого покупая их отступление, тем самым поощряли их к скорейшему возвращению.

В этом заключалась действительная невыгода этой политики; но она приносила также и моральный ущерб. Помимо того, что щедроты, оказываемые варварам, стоили казне крайне дорого, они сопровождались еще некоторым унижением. Для престижа империи было не вполне достойно покупать ценой золота мир у Хозроя и уплатой ежегодных субсидий 1971 придавать себе вид данника арабов или гуннов. Понятно поэтому, что историки VI века иногда жестоко упрекали Юстиниана за ошибки его политики. «Он расточал, – говорил Прокопий, – огромные богатства, не забывая ни одной, всем варварским нациям, восточным и западным, южным и северным, до народов далекой Британии включительно. Он осыпал своими милостями народы, коих имени до него никто не знал и которых видели впервые, не зная даже откуда они. Поэтому варвары, осведомленные насчет образа его действий, стекались со всех концов земного шара в Византию. Однако, он их сейчас же принимал и радостью,, написанной на его лице, свидетельствовал об удовольствии, которое доставляло ему видеть их, и о выгодах, которые он от этого ожидал. Таким образом он истощил богатства империи, расточая их варварам, которых отпускал всегда нагруженными подарками. И таким образом варвары сделались обладателями достояния Рима, то путем пенсий, которые им выдавал император; то путем добычи и пленных, которых они уводили; то путем мира, который они продавали». 1972 Последствием этой неразумной расточительности было следующее: «В былое время, до Юстиниана, римляне жили в мире со своими соседями. Но этот человек в своем лютом неистовстве не имел покоя, пока не натравит варваров друг на друга. Без всякого основания вызывал он к себе вождей гуннов, осыпал их с безумной расточительностью огромными богатствами, чтобы приобрести, – говорил он, – их дружбу. Возвратившись к себе, нагруженные золотом, эти последние приглашали

141. Миниатюра из Ватиканского Козьмы.

других вождей своего племени опустошить своими ордами земли императора, дабы вынудить его купить у них мир, который им всегда готовы были хорошо оплатить. За этими являлись другие, извлекая двойную выгоду из грабежей, которым предавались, и денег, которые получали от щедрот монарха. И таким образом добыча получалась без перерыва и война, вызванная неразумной расточительностью императора, тянулась без конца и круг никогда не замыкался». 1973

Нельзя не признать, что для таких жалоб имелось некоторое основание. Другие писатели той эпохи, Иоанн Антиохийский, Агафий, Менандр, высказывают их почти в тех же выражениях 1974 и народ кончил тем, что стал весьма сильно упрекать Юстиниана за его щедроты, «точно, –  говорили тогда, – римлянам надлежит искупать какие-то вины в отношении варваров». 1975 Дело в том, что в последние годы своего царствования император действительно довел эту систему до чрезмерности. Допустив, по нерадению, расстройство армии и разрушение крепостей, он лишил свою дипломатию необходимой силы и, не импонируя более в достаточной мере варварам, он очутился в большой зависимости от них. Но по этим крупным недостаткам еще нельзя заключить о всем деле в его целом. Политический принцип, которого держался Юстиниан, в сущности был верен и люди с менее предвзятыми мыслями, чем Прокопий, например Агафий и Менандр, сходятся в похвалах благоразумию (προμὴθεια), правильности взглядов (εὺϐουλία), искусству (τὸ άγχὶνουν) императора в ведении его дипломатии. 1976 В тот самый момент, когда критиковали его планы, «мысль базилевса, – говорит Агафий, – видела дальше и события весьма скоро принуждали его хулителей восхищаться его предусмотрительностью и искусством. Разделяя варваров, он сам, не обнажая меча, одерживал посредством своего ума победу и осуществлял свои надежды. «Базилевс понимал, – говорит Менандр, – что во всяком случае, окажись авары победителями или побежденными, Рим от этого всегда будет в выгоде», и таково уважение историка к Юстиниану, что он добавляет: «без войны, благодаря одной своей εὺϐουλία, он уничтожил бы варваров, если бы дольше прожил». Факты подтверждают это свидетельство. Своей необыкновенной способностью к ассимиляции, своею деятельною религиозной пропагандой Византия подчиняла эти разнородные варварские элементы одной общей форме цивилизации. Мы уже видели, как в ее войсках встречались между собой самые разнородные расы, служа одной цели, и среди генералов и министров Юстиниана было много варваров по происхождению. Начальник служб Гермоген был гунн 1977 ; начальник милиции Мундус – гепид 1978 ; Свартас и Филемут – герулы 1979 ; Аскум – гун 1980 ; Соломон, Иоанн Троглита, Артабан – армяне; Пераний – ивер 1981 ; Нарзес – пленник, захваченный в персидской Армении; Велизарий – быть может, славянин. Тем не менее все они носят в равной мере романский отпечаток; все одинаково слились в великом единстве римской и христианской империи. Такой результат – немаловажен. Наконец можно привести еще одно соображение: политика Юстиниана – именно та, которую, быть может с несколько большим искусством, византийская империя практиковала в течение всех средних веков. Только благодаря удивительному искусству своих дипломатов, неутомимой деятельности своих миссионеров, Византия просуществовала столько веков и устояла против стольких завоевателей; благодаря тому же, она распространила свою цивилизацию по всему Востоку и оставила в истории неизгладимый след.

Глава IX. Конец царствования Юстиниана

Последние годы царствования Юстиниана, как это часто бывает в конце очень долгого правления, были отмечены глубоким расстройством всех отраслей государственного управления. Со старившийся, утомленный и ослабевший император – в 550 г. ему было 67 лет, а умер он на 82 году – утратил ту энергическую предприимчивость, которая прежде толкала его на завоевание Африки и Италии. Вместо прежнего императорского честолюбия, из которого исходили прежде решения, вместо любви к славе, которая влекла его и поддерживала в наиболее трудных предприятиях, государь стал относиться к делам совершенно безразлично, обнаруживая все сильнее полное равнодушие. 1982 С тех пор как в 548 г. смерть Феодоры отняла у него опору в твердой и упорной воле последней, недостатки Юстиниана стали гораздо заметнее, а его мании стали проявляться все сильнее. Он доказал это в последние годы итальянской войны своей постоянной нерешительностью 1983 и плачевной беспечностью. 1984 Вскоре он окончательно потерял интерес к военным делам, находя скучными и бесполезными те заботы о войнах, которые прежде он так любил 1985 , и вместо престижа силы, он считал теперь более удобным и искусным прибегать для обеспечения безопасности империи к дипломатической ловкости и хитростям, часто очень мелочным. Законодательная деятельность, составившая славу начала его царствования, замерла и почти прекратились; за время с 555 по 565 года едва набралось десять Новелл , тогда как прежде, от 536 до 541 г., ежегодно появлялось пятнадцать, двадцать и даже двадцать пять указов. Конечно административные меры не прекратились вовсе; император иногда обращал внимание на поведение своих чиновников и желал изменить его 1986 ; в особенности в новых провинциях государства он старался восстановить прежнее процветание 1987 , но и тут его главная забота обращалась не на эту сторону и во всяком случае его более интересовало правильное поступление налогов, чем спокойствие его подданных. 1988 Главным же образом им почти исключительно овладела мания богословствования. Уже давно забота о религиозных делах была так дорога его сердцу, что ради них он забывал самые существенные интересы государства 1989 ; теперь же эта забота охватила его целиком. Замечательно, что последний указ, изданный Юстинианом 26 марта 565 г., относится к церковным делам и переполнение его цитатами из св. Писания и отцов церкви отлично характеризует настроение государя. Как говорит Корипп, которого вообще нельзя заподозрить в строгом отношении к царствующим особам, «старик более ни о чем не заботился; уже холодея, он жил только ожиданием вечной жизни; ум его витал в небесах». 1990

Естественно, что зараза такого печального примера охватила все ступени управления 1991 и при отсутствии: всякого строгого направления, дело, о котором мечтал Юстиниан 1992 , рушились во всех своих частях. Армия была в полном расстройстве. Так как, начиная с 555 г., война прекратилась на всех границах, то, в видах экономии, действующий состав ее был несообразно уменьшен: вместо 645.000 человек, из которых она должна была состоять, осталось едва 150.000, разбросанных в Италии, Африке, Испании, в стране лазов и в Египте. Сверх того воспользовались первыми признаками мира, чтобы распустить войска, считая их на будущее время бесполезными. 1993 Граница Персии оставалась открытой, но, что всего удивительнее, даже в столице империи весь ее гарнизон состоял только из полков дворцовой гвардии, служивших только для парадов, но не имевших никакой военной ценности. 1994

 

 

 

          

      

142. Миниатюра из евангелия ап. Матфея, недавно приобретенного Национальной Библиотекой в Париже.

В довершение, даже этот уменьшенный действительный состав армии содержался крайне плохо: снаряжение его и снабжение провиантом производилось крайне неправильно; на всех ступенях военной иерархии совершалось организованное воровство и солдаты, лишенные всего необходимого и принужденные иногда питаться милостыней, взапуски бежали от своих знамен. 1995 Прежде – и еще около 550 г. – густая сеть имперских крепостей по крайней мере достаточно сильно защищала границу 1996 , но в 558 г. укрепления на Дунае и цитадели в Мизии, Скифии и во Фракии были покинуты 1997 ; в стране лазов византийские генералы собственными руками разрушили стены укрепленных городов, чтобы они не служили опорой для неприятеля 1998 ; даже у ворот Константинополя Длинная Стена Анастасия 1999 , плохо поддерживаемая, разрушилась и представляла валы с образовавшимися в них тысячами брешей; никакого гарнизона для ее защиты уже не было и на ней не находилось ни одной машины, которая бы охраняла ее; «здесь не слышалось, как выражается Агафий, даже лая сторожевой собаки, который раздается на выгонах для скота». 2000 Конечно, такая картина представлялась не везде; сохранялись гарнизоны, занимавшие и успешно защищавшие стены Херсонеса и Фермопил, а после нашествия в 558 году сделано кое-что для исправления Длинной Стены 2001 ; в общем же и на всех границах войска, будучи очень слабы, были не в состоянии обеспечить охрану их, так что, по словам официального документа, «в виду отсутствия всего самого необходимого, армия была настолько расстроена, что государство было предоставлено непрерывным нашествиям и нападениям варваров». 2002

Против врагов империи Юстиниан считал необходимым применять новую политику. Высшим искусством считалось теперь противопоставить варварам варваров, сеять ценой золота несогласия между их главами, нейтрализовать и уничтожать одних посредством других. Особенное искусство видел он в том, чтобы, опять таки ценой золота, укрощать их склонность к нашествиям и поддерживать спокойствие в их племенах; если же, не смотря на эти предосторожности, случался набег – покупать, все той же ценой золота, и при том очень дорого, их отступление. 2003 Юстиниан полагал, что такой образ действия будет много дешевле содержания на военном положении многочисленной армии; он думал, что ему гораздо легче управлять дипломатическими сношениями, чем военными действиями, и удивительно то, что современники, Агафий и Менандр, восхищаются, вопреки тем, кто порицал его за это, мудростью и тонкостью этой политики и свидетельствуют о ее успехе. 2004 И действительно, можно допустить, что, бросая гунов утургуров на гунов кутургуров, как это сделал Юстиниан в 550 2005 и 559 2006 годах, или натравив аваров на утургуров и антов 2007 , Юстиниан поступил очень ловко, «потому что, как говорит Агафий, варвары взаимно уничтожали друг друга, а император, не обнажая меча, одерживал победу, каков бы не был исход их взаимной борьбы» 2008 ; возможно также, что он играл наверняка, «потому что, замечает Менандр, останутся ли авары победителями или будут побеждены, в том и другом случае римляне будут в выигрыше». 2009 Все это верно, и все это было в сущности лишь продолжением, но с большей небрежностью, старой римской политики; только при этом нужно было по-прежнему иметь еще и хорошую армию, которая могла бы при случае и обуздать искушения, появлявшиеся у варваров вследствие щедрости базилевса, и которая была бы способна потушить желание всех их получить от императора, волей или неволей, свою часть от его щедрот. Между тем такой армии не было и последствием этого были те отношения, которые должен был поддерживать Юстиниан в конце своего царствования с гунами и аварами.

В течение многих лет империя находилась в сношениях с гунами-утургурами, жившими к востоку от Палюс-Меотиде 2010 , и с гунами кутургурами, жившими к западу от него. Несколько раз, особенно около 550 и 551 гг. Юстиниан устраивал нападения первых на вторых 2011 , оказывая денежные пособия и вообще относясь благосклонно к утургурам, что не помешало ему в то же время принять и поселить во Фракии отряды кутургуров. 2012 Он находил очень благоразумным возбуждать в этих племенах соперничество и желание служить империи, но сам убедился потом, как опасна была такая игра. Кутургуры, завидуя преимуществам, предоставленным их противникам, и желая доказать, что они также опасные воины, достойные уважения и денежных выдач, бросились зимой 558 г. на Фракию 2013 и, опустошая все по пути, дошли даже до стен Константинополя. Началась страшная паника среди впечатлительного и подвижного населения Византии; ему уже казалось, что город осажден, грозит голод, валы взяты приступом, а пожар и грабеж опустошают город. Жители толпились на площадях, либо бежали куда глаза глядят, как будто варвары уже проникли в ворота города. Второпях были перенесены на азиатский берег Босфора богатства и украшения церквей, казавшихся в таком виде недостроенными или опустелыми; наиболее выдающееся люди и даже сам император – трепетали. 2014 Известно, как в эти печальные дни старик Велизарий охранил и спас старость Юстиниана; однако, несмотря на поражение варваров, император нашел нужным купить ценой золота их отступление. 2015 Он вознаградил себя тем, что сильно задел гордость утургуров, притворяясь, что сомневается в их достоинствах, и грозя передать их соперникам то денежное пособие, которое он обыкновенно платил им 2016 ; тем не менее империя все таки жестоко пострадала от нашествия, а обнаружившаяся слишком очевидная слабость государства послужила ободряющим толчком для повторения подобных же попыток.

Это вполне обнаружилось в отношении аваров в 562 г. Несколько лет раньше этот народец, убегая от тюрков 2017 , вошел через посредство аланов в сношения с империей. Послы хана прибыли в Константинополь с несколько тщеславным предложением своих услуг Юстиниану, требуя в вознаграждение за это подарков, жалованья и земель для поселения. 2018 На такие заносчивые и горделивые предложения император, по обычаям своей политики, отвечал довольно униженно. Он одарил посланных чудесами византийской роскоши и обещал аварам ежегодное пособиe. 2019 Этой ценой он предотвратил нашествие их на империю и обеспечил себе их помощь против гунов-утургуров, гунов-сабиров и антов. 2020 Однако вскоре затем авары, убедившись в слабости империи 2021 и ободренные первым успехом, подошли к Дунаю, требуя себе земель. Юстиниан предложил им поселиться в Паннонии второй, заместив в ней герулов 2022 , но варвары пожелали лучшего. Вскоре стало очевидно, что под внешним и лживым видом уважения к договорам, они намеревались перейти Дунай и затем начать войну. На этот раз воспоминание 558 года вызвало некоторую деятельность со стороны Юстиниана; северная граница была охраняема строже и, таким образом, нашествие отдалено. Но зато в последующая царствования авары стали смелее и хотя Менандр утверждает 2023 , что если бы Юстиниан прожил дольше, то он уничтожил бы их всех до одного, можно думать однако, что слабость, обнаруженная им при первых их просьбах, содействовала дальнейшей заносчивости их требований.

Хотя и соблюдалось значительная экономия, переходившая даже за пределы благоразумия и необходимости относительно расходов на армию и на военные сооружения, но неблагоразумно раздаваемые пособия варварам истощали еще сильнее государственную казну. С другой стороны, Юстиниан не мог решиться на какое-либо сокращение издержек на роскошь. Император без счета расходовал на поддержание блеска византийского двора и того императорского величия, которое было одним из средств его политики, а также на окончание тех бесчисленных построек, которыми он украсил свою столицу и все государство. «Расточали деньги, нужные для армии, говорит Агафий, на бесчестных женщин, на возничих цирка, на ничего не стоящих людей, способных заниматься только общественными смутами, да борьбой партий». 2024 Еще разорительнее

143. Мозаика в церкви св. Аполлинария in Classe в Равенне.

обходились постройки; особенно захватывало императора сооружение церкви св. Софии. Постройка этого громадного храма, законченная только в 562 г., и торжества, сопровождавшие освящение его (в декабре 562 г.), стоили чудовищных сумм. 2025 Наконец, непредвиденные несчастия, особенно участившиеся в конце царствования, требовали от Юстиниана новых трат. В 551 г. страшное землетрясение опустошило Палестину, Аравию, Месопотамию, Финикию, разрушив Тир, Сидон, Бейрут и Триполи; потребовалась помощь правительства жертвам этой катастрофы и возмещение бедствий, причиненных городам. 2026 В 554 г. такая же катастрофа поразила Константинополь и Никомедию 2027 и столицу охватил при этом такой ужас, что в последующее годы в годовщину этого великого бедствия весь город толпился в церквах, молясь о божественном милосердии. 2028 В декабре 557 г. это бедствие повторилось еще ужаснее: «немногого не доставало, говорит Агафий, чтобы вся Византия была разрушена». 2029 В течение многих дней повторные толчки колебали почву; толпа, теснясь в церквах, считала, что наступил конец мира 2030 , и потребовалось много времени для успокоения обезумевшего населения, постоянно воображавшего, что под его ногами колеблется земля. 2031 В знак траура император в течение тридцати дней не надевал своей диадемы 2032 , но этим нельзя было ограничиться: нужно было восстанавливать разрушенное 2033 и помогать жертвам, а через несколько месяцев, в 558 г., чума в свою очередь опустошила столицу 2034 , и таким образом на протяжении шести месяцев ее постигли два бедствия.

Само собой понятно, что все это стоило очень дорого. 2035 Истощенное излишеством расходов, государственное казначейство еще сильнее обременялось долгами и потребность в финансовых средствах со дня на день чувствовалась все сильнее. «Никогда государство, пишет Юстиниан в 552 г., не испытывало такой нужды в деньгах, как в настоящее время». 2036 Чтобы достать их, увеличивались меры строгости, но несмотря на приказания государя, налоги, тяжесть которых постоянно усиливалась, поступали с величайшим трудом. В 559 г. значительные суммы не могли поступить, так как агенты казначейства не могли добиться их уплаты. 2037 Сверх того, жадность должностных лиц, бессовестно эксплуатировавших провинции, постоянно увеличивала без всякой выгоды для государства нищету населения. Администрации предоставлена была полная свобода; воровали открыто, говорит Агафий 2038 , и бессовестное лихоимство губернаторов задерживало по дороге большую часть доходов казны. Правосудие было возмутительно медленно и продажно 2039 ; притеснение провинций – постоянное и позорное и неурядица в управлении дошла до такой степени, что в 556 г. в самом Константинополе, вследствие непринятия необходимых предупредительных мер, обнаружился голод и пришлось в течение трех месяцев кормить население столицы 2040 , установив выдачи в возможно малых размерах. В 562 г., несмотря на сооруженные Юстинианом громадные цистерны, не хватало воды 2041 , и по таким примерам, имевшим место перед глазами самого государя, можно судить о том, что происходило в отдаленных провинциях. В последние года царствования приходилось постоянно прибегать к разного рода уловкам; выпускалась фальшивая монета 2042 ; затем, чтобы пополнить пустую казну, должны были прибегнуть к насильственным и тяжелым займам 2043 , чем только сильнее запутывались в долгах 2044 , и, в конце концов, по словам официального документа, казна была «приведена до последней степени нищеты». 2045 Таков был результат всего хода дел.

Другим последствием плачевной финансовой политики было постоянное возрастание народного неудовольствия. В Константинополе уже позабыли кровавую репрессию, некогда последовавшую за возмущением «Ника»; теперь не проходило почти не одного года, чтобы какая-нибудь смута не волновала столицу и столкновения Зеленых и Голубых снова наполняли Византию убийствами и пожарами. 2046 Когда в 553 г. сделана была попытка выпускать фальшивую монету, – произошел бунт 2047 ; голод 556 г. вызвал беспорядки, причем сам император подвергся оскорблениям в цирке, так что пришлось приняты жестокие меры. 2048 В 559 г. происходила уличная борьба, во время которой бунтовщики осадили и сожгли дворец префекта претории; морской арсенал и некоторые другие общественные постройки также сделались добычей пламени. 2049 В 560 г., когда прошел слух, что император скончался, были разграблены лавки и казалось началась революция. 2050 В 561, 562 и 564 гг. снова произошли беспорядки в цирке и на улицах 2051 , и в то время, когда в городе то и дело подымались смуты, интриги и заговоры шли вокруг самого состарившегося императора. В 562 г. составился заговор убить Юстиниана. 2052 В виду близкой кончины его и открывавшегося престолонаследия шли интриги и племянники базилевса уже заранее спорили о наследстве. С одной стороны стояли сыновья Германоса и особенно старший из них Юстин, один из самых храбрых и популярных генералов империи 2053 ; с другой – сын Вигиланции, тоже Юстин, женатый на Софии, племяннице Феодоры. По-видимому между обоими соперниками шла горячая борьба, и каждый из них старался заслужить благосклонность императора и добивался должностей, которые могли бы обеспечить ему наследие престола. Но в то время, когда сын Германоса сражался на границах Лазики и Дуная, его соперник оставался при дворе и получил высокую должность куропалата. 2054 Во многих торжественных случаях он являлся представителем старого императора, а его жена София, наследовавшая некоторые черты честолюбивой смелости своей тетки, Феодоры, искусно помогала ему проложить дорогу к трону. Наконец между обоими соперниками был заключен формальный договор; после долгих споров было условлено, что тот, которому достанется престол, сделает другого первым после базилевса лицом в государстве. 2055 Однако Юстиниан из предосторожности избегал окончательного решения. Память Феодоры более склоняла его симпатии на сторону куропалата, но, становясь с годами все более недоверчивым, подозрительным и ревнивым ко всякого рода популярности и честолюбию 2056 , он, казалось, боялся вызвать формальным назначением себе преемника неудовольствие одних и ободрить других высокими надеждами. Подобно тому, как он нейтрализовал варваров, противопоставляя одних против других, так же точно одержал в руках своих предполагаемых наследников, сохраняя в отношении их равновесие. Он умер (в ноябре 565 г), ничего не решив, даже в смертный час не призвав к себе куропалата, но последний, со своей стороны, принял меры предосторожности. Будучи уверен в большинстве сената и еще более в преданности императорской гвардии и ее начальника Тиверия, он сразу овладел престолом и вскоре сумел избавиться от своего прежнего соперника. 2057

Таков был конец царствования Юстиниана, – довольно печальный конец славной истории, и понятно, что в виду всех перечисленных бедствий, унижений и позора, суждение современников о последних годах состарившегося императора было жестоко. 2058 Понятно также, что по их примеру и позднейшие историки, – особенно пораженные печальной картиной той эпохи, когда Юстиниан действительно пережил самого себя, – являются нередко чрезвычайно строгими в отношении оценки управления великого императора. Однако несправедливо судить об императоре по этому периоду упадка, когда, под внешностью величия и славы, так жестоко обнаружились его слабости; это так же несправедливо, как судить о Людовике XIV, которого Юстиниан напоминает многими чертами, только по последним пятнадцати годам его долгого царствования. Конечно, в делах византийского цезаря не все одинаково достойно похвал; великие замыслы его политики не раз помрачались посредственностью исполнения и окончательные результаты его гигантского честолюбия были во многих отношениях плачевны. Дело реформы управления осталась невыполненным, попытка религиозного соглашения не удалась самым жалким образом, а дипломатические уловки оказались бессильными охранить государство. Но, как бы не был печален конец, не следует забывать того, что было бесспорно и действительно великим. Если желать сделать правильную оценку Юстиниана, как человека и как деятеля, необходимо очень тщательно разделить его почти сорокалетнее царствование на периоды и не относить на все сумерки печального конца; требуется очень точная хронологическая отправная точка, которая, однако, не всегда соблюдалась. Только при этом можно различить благородные намерения и высокие мысли этого, так осуждаемого управления, увидеть бесспорное величие этого долгого царствования, бывшего довольно продолжительное время славным, и особенно – понять совершившийся обширный и плодотворный прогресс цивилизации в громадных областях его империи.

* * *

558

De emendatione cod. Just; Const., Omnem, Tanta.

559

Ср. Jörs, Die Reichspolitik Kaiser Justinians. Giessen, 1893.

560

1-я диоцеза, Фракия, 6 провинций Европа, Родопе, Фракия, Гемимонт: Мизия II, Скифия; 2-я        диоцеза, Азия, 11 провинций: Азия, Геллеспонт, Фригия Пакатиана, Лидия, Пизидия, Ликаония, Фригия salutaris, Памфилия, Ликия, Острова, Кария; 3-я       диоцеза, Понт, 11 провинций Вифиния, Гонориада, Пафлагония, Галатия I, Галатия salutaris, Коппадокия I, Каппадоыя II, Еленопонт, Понт polemoniacus, Армения I, Армения II. 4-я       диоцеза, Восток, 15 провинций : Киликия I, Киликия II, Кипр, Исаврия, Сирия I, Сирия II, Евфратеза, Озроена, Месопотамия, Финикия, Финикия ливанская, Палестина I, Палестина II, Палестина III, Аравия; 5-я       диоцеза, Египет, 8 провинций: Египет, Августа I, Августа II, Аркaдия, Фиваида I, Фиваида II, Верхняя Ливия, Нижняя Ливия. Нотиция 535 года, относящаяся лишь до префектуры Востока, почти тождественна со списком Гиeрокла. В ней однако отмечены нижеследующие перемены: исчезновение в диоцезе Востока, Финикии ливанской и Исаврии; в диоцезе Понта, Понта Полемонтийского и Пафлагонии, за присоединением всех четырех провинций к другим административным округам; появление четырех вновь образованных провинций: Феодориаты в диоцезе Востока, Новой Юстиниании в диоцезе Азии, Великой Армении в диоцезе Понта, образованной через присоединение армянских вассальных княжеств; наконец Египта II в диецезе Египта. Не следует придавать какого-либо значения отсутствию четырех египетских провинций Фиваиды I, Фиваиды II, Аркадии и Нижней Ливии. Они были пропущены в списке 535 года, но  существовали в это время.

561

Префектура Иллирика, 13 провинций: Македония I, Македония II Фессалия, Эллада или Ахайя, Крит Древний Эпир, Новый Эпир, Нижняя Дакия, Верхняя Дакия, Дардания, Превалитана, Мизия I и Паннония.

562

О войне с Персами 502–505 гг. см. В. Р., 33–47; Evagr., III, 37; так называемую летопись Иисуca Стилита, изд. Wright, стр. 37 и след., и Zach. Rh., 104–115.

563

Malalas, 412–413; Bell. Pers. ; стр. 55, 58–59.

564

Bell. Per., 56–57.

565

Malalas, 414–415.

566

Id., 434–435; Bell. Pers., стр. 59.

567

C. J., I, 27; I, 1–8.

568

Fustel de Conlanges, Hist. des institutions politiques, т. II, стр. 499 и след.

569

Fustel de Conlanges, ibid., II. 506, по Getica Иордана, 57.

570

Аноним Валуа всегда называет Теодориха patricius (Chron. Min. изд. Моммзена, I, 316, 318).

571

Bell. Goth., стр. 171–172.

572

Bell. Goth., стр. 30–31.

573

Id., стр. 27.

574

Gasquet, L'empire byzantin et lа monarchie franque, стр. 37–39, 42–44.

575

Евсевий, De laudibus Const., с. i6; De vita Const., I, 8 и II, 19, по цитате Гаскэ, loc. cit, стр. 39–40.

576

Nov. 30, 11. Cp. Bell. Pers. стр 157, 164–165.

577

Bell. Pers. стр. 158.

578

С. J., I, 27, I, 1. Bell. Vand., стр. 356.

579

Gasquet loc. cit. стр. 74.

580

Fustel de Coulanges, loc. cit. II, стр. 512.

581

С. J., 27, I, 2–5. Cp. Bell. Vand., стр. 347–348.

582

Bell. Vand., стр 345; С. J., I, 27; I, 4.

583

Bell. Vand., стр. 397–398. Ср. Diehl, l'Afrique byzantine, стр. 7–8, 10–11.

584

Bell. Goth., стр. 34–37.

585

Ср. Hartmann, Gesch. Italiens im Mittelalter., I, стр. 214–217, 225–226.

586

Ann. Maximiani, с. 61; Liber роntif., 275.

587

Jordan., Get., 28.

588

Fustel de Coulanges, loc. cit., стр. 500 и след.

589

Bell. Goth., стр. 417. Ср. Sabatier, Description des monnaies byzantines, I, 196–203, 219.

590

Diehl, L'Afrique byzantine, стр. 4.

591

Bell. Goth.,стр. 12–13. Ср. Hartmann, loc. cit., I, 233 и след.

592

Bell. Vand., стр. 431–352.

593

Cassiod., Var., VIII. 1. Bell. Goth., 15–16, 18, 20–21; Bell. Vand., 433.

594

Bell. Goth., стр.17.

595

Id., стр. 29–30.

596

Id., стр. 31–32.

597

Cassiod., Var., X, 32; Sabatier loc. cit., I, 203 и след.

598

Bell. Goth., стр. 585–586.

599

Epist. merowingici acvi, стр. 131–133.

600

Bell. Goth., стр. 416–417.

601

Bell. Vand., стр. 351–352. 

602

Bell. Goth., стр. 24–25.

603

Id., стр. 36.

604

Bell. Vand., стр. 353–356.

605

Ср. Diehl, L'Afrique bezantine, стр. 7–8.

606

Bell. Pers., стр. 114.

607

Diehl, L'Afrique byzantine, стр. 8–9.

608

Bell. Goth., стр. 13–14. Ср. Hartmann, loc. cit., I, стр. 239–243.

609

Hartmann, loc. cit., стр. 248–250.

610

В 530 году византийская партия в Pиме пыталась провести на папcкий престол против Бонифация II александрийского дьяконя Диоскора. См. Duchesne, La succession du pape Féliх IV (Mél. dc ÍEcolc dc Rome, 1883).

611

Bell. Vand., 358. Ср. Diehl, L» Afrique byzantine, стр. 16–17.

612

Bell. Goth., 26.

613

Bell. Goth., 125, 163–164, 199.

614

He следует забывать того громадного усилия, которое было сделано для окончания завоевания. Точная цифра армии Нарзеса – неизвестна; но она была значительна, и вт армии насчитывалось более 30.000 человек (Bell. Goth., 598, 599, 618). Но в это же время от прежней армии Велизаpия не оставалось ничего, или почти ничего.

615

Bell. Pers., 90, 95–96; Malalas, 445; Nov. 25. Летописи называют эти регулярные войска στρατιώτας ἐκ καταλόγων (В. G., 26, 618).

616

См. Bell. Vand., 358; Bell. Goth., 478.

617

Bell. Pers., 62–63 (герулы, гуны); 39–40, 215–216 (готы); 235 (персы); 77–78 (тцаны) и т.д. О составе персидской армии в 541 г. (Bell. Pers. 244), итальянской в 533 г. (Bell. Goth. 26), в 551 г. (id., 598–599).

618

См. Benjamin, De Justiniani aetate questiones militares.

619

В. V., 360; В. G., 282–283; В. P., 126–127.

620

О византийском оружии см. Nov. 85, 4; каждый numerus имел своих оружейников (Nov. 85, 1).

621

Аноним, О тактике, XVI, XXVII, 4; XXXVI, I; XVIII, 10. См. Strategika, приписываемые императору Маврикию (изд. Шеффера), стр. 303–305.

622

Anon., XVII; Ioh., IV, 489–501; Strategica, стр. 20–23.

623

В. Р., 266.

624

В. Р., 96–97.

625

См. В. G., 132–133, когда Велизарий посадил на лошадей большую часть своей пехоты.

626

В. Р., 11–13, 94–95; В. G., 105–106.

627

В. Р., 11, 12, 13.

628

Об этом существует специальный трактат περὶ τοξειάς (Köchly und Rüstow, Griech.Kriegsschriftsteller, II, 2, стр. 198–209). См. также Strategika, стр. 18–19.

629

В. G., 132–133– Ср. трактат Урбициуса, написанный в VI веке, а также Strategic, стр. 366–368.

630

О вооружении и тактике византийских армий в VI веке;, см. Diehl, l'Afrique byzantine, стр. 53–58.

631

См. Finlay, Hist. of Graece, éd. Tozer, I, 203–212.

632

В. V., 401–402; B. G., 513–515, когда престарелый семидесятилетий Бессас проявил героическую храбрость.

633

Ср. Nov. 130.

634

В. P., 264.

635

Id., 69.

636

B. V., 386.

637

В. Р., 229.

638

См. Diehl, L'Afrique byzantine, стр. 27–30) 336–337, где мной собрано много подобных примеров.

639

В. Р., 93.

640

В. G., 360–362, 433.

641

В. Р., 186; В. G., 320–321.

642

Трикамарум или Трикамерон – город в Африке, в 32 километрах от Карфагена. В 534 г. Велизарий одержал близ этого города решительную победу над Гелимером. королем вандалов. Пepeв.

643

В. V., 416, 420–421.

644

Id., 423–425.

645

В. V., 478, 482. Ср. В. Р., 137–138, где рассказывается о военном восстании, вспыхнувшем в Дара около 534 г.

646

См. мою l'Afrique byzantine, стр. 75–77.

647

См. В. V., 471–474, и мою Afrique byzantine, стр. 77–79.

648

Об офицерах в византийских войсках см. Nov. 130, 1 и 6: 117, 11; 116, 1 и 117, 11 (foederati).

649

В. Р., 218.

650

В. G., 312.

651

В. V., 393–394, 385–386.

652

Id., 426–427, 389.

653

Id., 412, 515–516.

654

Id., 441. См. Afrique byzantine, стр. 28, 46, 75–76, 337.

655

В. Р., 230–231; В. G., 210 и след.

656

В. V., 506, 513.

657

Id., 514.

658

B. G., 217–221, 222, 235.

659

В. Р., 264.

660

B. P., 265–266.

661

B. Р., 266–267; Ср. B. V., 389–390.

662

C. J., 1, 27, 2 9, 9a и 9b.

663

См. об этих службах в B. V., 368 (хлеб для солдат); 369 (вода); 396 (постойные билеты); Malalas, 467 (склады хлебного зерна).

664

См. Nov. 147, 2; 148,2.

665

Agath., 307.

666

Hist. arc., 132–138.

667

De Just. cod. conf., praef.: militaria quidem agmina multiplicibus et omnem providentiam continentibus modis correximus, tam veteribus ad meliorem statum brevi tempore reductis, quam novis non solum exquisitis, sed etiam recta dispositione nostri numinis sine novis expensis publicis constitutis. Ср. C. J., I, 29, 5.

668

Hist. arc., 124, 132–135.

669

B. P., 222. Относительно кампании 540 г., см. Id., 177.

670

Hist. arc., 135.

671

Agath., 305–306.

672

Id., 306–307.

673

Nov. 148, praef.

674

В. G., 325–326.

675

В. G., 455, 591–593 (Юстин); 451, 591–593 (Юстиниан).

676

В. P., 59, 74, 107, 159, 161–162; Malalas, 429–430, 466; C. J., 1, 29, 5.

677

Интересно также познакомиться с личностью Иоаннa Кровавого, племянника Виталианa и зятя Германоса. Он был в Италии постоянным противником Велизария, а при дворе осмеливался бравировать неприязнью Феодоры. Занимая второстепенные места, он играл важную роль в военных делах царствования и представляет любопытный тип византийского офицера, храброго, ловкого, энергического, смелого и недисциплинированного, страшно жестокого и баснословно честолюбивого. Он женился на дочери Германоса (В. G., 326; Hist. arc., 37–38) и этот союз с императорской фaмилиeй внушил ему большую уверенность в блестящей будущности Ср. В. G., 184–185, 218, 231, 270, 386–388; Hist. arc., 37–38.

678

Ср. Hodgkin, Italy and her invaders, IV, 401 и след.; Dahn, Prokopius von Cäsaraea, 319 и след., и в особенности превосходную статью Гартманна «Belisarios» в Real.– Encyclopädie Паули-Виссова.

679

В. G., 87–88, 93.

680

В. G., 281.

681

В. V., 391–392, 394.

682

В. Р., 248.

683

В. G., 281–282.

684

Id., 272.

685

B. G., 281.

686

Id., 282. Анонимный автора «Тактики» в одном интересном месте в подкрепление своих указаний приводит пример Beлизapия (Anon., XXXIII, 8).

687

В. V., 383–388, 390. См. также Afrique byzantine, стр. 29–31.

688

В. Р., 127–128. Ср. В. Р., 90.

689

Hist. arc., 35–36.

690

В. G., 329; Id., 359, где Прокопий грубо говорит: ὲς ἀφασίαν ὲμπέπτωκεν.

691

См. справедливые замечания, делаемые Финлеем относительно военных талантов Велизария, loc. cit., I, 245–246.

692

В. G., 281–282.

693

Id., 282–283.

694

В. V., 361; В. P., 59.

695

В. G., 268, 276.

696

О зависти Юстиниана в отношении Велизария см. В. V., 441–442; В. G., 280; Agath., 323.

697

Hist. arcan., 30.

698

Agath., 311–312, 323; Malalas, 494–495; Théph., 238, 239.

699

В. Р., 166.

700

B. Р., 131.

701

B. Р., 132.

702

Hist. arc., 35.

703

В 541 г., говорит Прокопий, πάντων εὐδοκιμῶν μάλιστα ἕτυχεν.  Он сделан comes sacri stabuli в 544 г. (Hist. arc., 35), комитом экскубиторов в 549 г. (В. G., 569). Он был самым видным человеком в Византии (В. G., 427, 569) и играл важную роль во всех делах (Labbe, V, 431).

704

Hist. arc., 13.

705

Id., 35, 40–41.

706

Id., 34.

707

В. G., 427; Marcell. comes, а. 544.

708

Hist., arc., 15–16, 20, 26–27, 35, 40–41.

709

Id., 15, 20.

710

Hist. arc., 35, καταστὰς ὲκτόπως είς αὺτὴν ἐρωτόληπτος, καὶ ταῦτα ἐξήκοντα ἢδη γεγονυίαν ἕτη. Cp. Id., 38, и В. G., 359.

711

Id., 21–22.

712

Id., 15–16; Ср. B. G., 180–181. Hist.      arc., 38.

713

B. G., 181, и Hist. arc., 15–16.

714

B. G., 401, 405.

715

Есть некоторая грубость в суждении Гиббона, когда он говорит по этому поводу: «Читатель должен с сожалением признаться, что герой (Велизарий) заслуживал бы названия, которое не должно иметь ста под пером благопристойного историка». (Изд. Bury, IV, 335).

716

Hist. arc., 40–41.

717

В. G., 114–116.

718

Krumbacher, Gesch. d. byz. Litter., стр. 825–827.

719

B. P., 79; Malalas, 469, 476; Chronic pasch., 626; Crelli-Henzen, III, 1162.

720

Agath., 47.

721

Malalas, 476.

722

В. G., 199.

723

В. G., 221.

724

В. Р., 134; Malalas, 481.

725

В. G., 570.

726

В. G., 598.

727

Id., 235, 599–600.

728

Evagr. IV, 24. Об уверенности Нарзеса в божественном покровительстве см. Agath., 79.

729

Agath., 47–48.

730

Id., 78–79, 45. Подчиненные, говорит Агафий, «боялись его замечаний больше, чем смерти».

731

Hartmann, I. c., I, 350, 364.

732

Lib. pontif., 110; Agnellus. 90, 95; Grég. Tur., V, 20; Paul. Diac., III, 12.

733

Lib. pontif., 110; Isid., Chron., 402; Hist. Franc, epitomata, III, 65; Paul. Diac., II, 5. Cp. Hartmann, loc. cit., II, 23–24.

734

Lib. pontif., 110; Agnellus, стр. 338.

735

Относительно истории африканских войн, я отсылаю читателя к моему сочинению «Afrique byzantine», в котором я очень подробно изложил весь ход их. В них можно видеть пример того, что представляли из себя в царствование Юстиниана военные экспедиции. Вследствие этого я не считаю нужным излагать подробно в этой книге нескончаемые эпизоды этих войн, при чем характер их, где бы они не происходили, – в Африке, Италии или на Востоке, – мало отличается друг от друга. В предлагаемой теперь книге я ограничиваюсь только существенными чертами военной истории царствования Юстиниана.

736

В. V., Вандальская форма произношения, по-видимому, была Гейламир.

737

В. V., 351–352.

738

Id., 358, 360–361. См. Afrique byzantine, 15–17.

739

Id., 350.

740

Diehl, Afrique byzantine, 31–32.

741

В. V., 372.

742

В. V., 384–391. Afrique byzantine, 18–23.

743

В. V., 420–422.

744

Afrique byzantine, 24–33.

745

С. J., I, 27, I, 7.

746

С. J., 1, 27; 1, 5.

747

С. J., 1, 27; 2, 46.

748

С. J., 1, 27; 1, 10. Ср. Afrique byzantine, 34–50.

749

В. V., 445–447.

750

С. J., 1, 27; 1, 7.

751

Banduri, Imperium orientale, 1, 3, стр. 7, 95.

752

Babelon, Justinien et Bélisaire (Mém. de la Soc. des Antiquaires de France, т. 57).

753

Aed., 20; Just., I, 285–287.

754

См. Afrique byzantine, 51–75.

755

В. V., стр.470–474. Afrique byzantine, 75–80.

756

Ср. Afrique byzantine. стр. 80–86.

757

Id., 87–93.

758

Joh., III, 281–283.

759

Afrique byzantine, 333–362.

760

В. V., 524.

761

Cp. Afrique byzantine, 363–381.

762

Ibid., 107–111.

763

Hist. arc., 106–107.

764

Afrique byzantine, 382–407.

765

Afrique byzantine, 119–299.

766

Afrique byzantine, 97–118.

767

Ibid., 387–407.

768

Очень подробный рассказ обо всех этих событиях можно найти в соч. Hodgkin'a, Italy and her invaders, т. IV и V, и у Hartmann'а в его Gesch Italiens im Mittelalter., I, 247–409.

769

В. G., 23–25. Убийство Амалазунты до такой степени было выгодно императорской политике, что молва в Византии приписывала ее инициативе Феодоры и ее фаворита, посланника Петра (Hist. acr., 16). Но это очень сомнительно, хотя Феодора в это самое время вела с Теодатом и его женой довольно таинственную переписку (Cass., Var., X, 20, 21, 23, 24), а Петр был ей совершенно предан (Ibid., X, 23).

770

В. G., 18, 24.

771

Id., 25.

772

Id., 25.

773

Id., 26–29.

774

Id., 27.

775

В. G., 31.

776

Id., 16–17.

777

Id., 34.

778

Jordanes, Getica, 60.

779

В. G., 29.

780

Id., 29–32.

781

B. G., 36.

782

Id., 38–39. Велизарий представлял себя в своих прокламациях исполняющим эту задачу.Id., (40–41).

783

В. G., 53–55 Lib. pont., Vita Silv., 3; Jordanes, Romana, 370; Marcell. com., a. 536.

784

B. G., 73–74.

785

Nov. 75 (537 г.). О титулах, принятых императором, см. Nov. 17 (апрель 535 г.), 42 (июль 536 г.) и 43 (май 537 г.).

786

Jordanès, Romana, 372.

787

В. G., 58.

788

Cassiod., Var., X, 31, 33. См. похвалу, делаемую ему Кассиодором в официальной речи, произнесенной им перед новым королем, от которой дошло до нас несколько обрывков (Изд. Моммзена, стр. 473–480).

789

В. G., 61.

790

Jord., Rom., 373; В. G., 61; Marcell. com., a. 536: plus vis copulat quam amore.

791

B. G., 73.

792

Jord., Get., 138.

793

B. G., 273.

794

B. G., 82.

795

B. G., 114–116.

796

Id., 116, 125–126, 163–164.

797

Nov. 69, epil. (май 538 г.).

798

B. G., 101 .

799

Id., 199.

800

Id., 235.

801

B. G., 250–251.

802

Id., 273.

803

Id., 237; G. P., 156.

804

Id., 261–263.

805

Β. G., 266.

806

Id., 267–269.

807

B. G., 270–271.

808

Id., 280.

809

Nov. 69. epil. (май 538 г.); 79, 2 (март 539 г.). В это время Юстиниан говорит по поводу Италии обо «всем Западе», как находящемся под его властью.

810

В. G., 238.

811

Id., 270.

812

B. G., 284.

813

Id., 271–272.

814

Id., 284.

815

Id., 283, 285.

816

Id., 284–285.

817

Cp. В. G. , 226–228. Голод быль страшный: в Эмилии и в Пиценуме умерло от голода 50.000; Тоскана обратилась в пустыню и т.д.

818

В. G., 288.

819

В. G., 288.

820

Id., 308.

821

Id., 308–309.

822

Id., 365.

823

Id., 327.

824

В. G., 311–312, 365–367.

825

Id., 371.

826

Id., 371–372.

827

Ср. Hartmann, loc. cit., 305–306.

828

В. G., 301–302, 327.

829

Id., 313–314.

830

Id., 312.

831

Id., 316. 325–326.

832

B. G., 329.

833

Id., 368–369. Ср. стр. 342.

834

B. G., 371–372.

835

Marcell. comes, а. 547. Ваr-Неbraeus (Chron. Syr., 84) сообщает, что когда весть об этом несчастии дошла до Константинополя, Юстиниан и сенат облеклись в траур. 

836

В. G., 377.

837

B. G., 401.

838

Id., 427. Ср. Hist. arc., 36.

839

Гиббон, быть может несколько преувеличивая, говорит: «На взгляд тех, кто умеет различать намерения и события и сопоставлять средства с тем, что нужно было сделать, Велизарий является более великим полководцем, чем в то счастливое время, когда он привел двух пленных королей к престолу Юстиниана». (Изд. Bury, IV, 406–407).

840

Hist. arc., 37–38.

841

В. G., 386.

842

His. arc., 37.

843

В. G., 329.

844

Id., 329.

845

Id., 437. Cp. Hartmann, loc. cit., I, 322–323.

846

B. G., 437.

847

В. G., 416.

848

Id., 428–429.

849

B. G., 440.

850

Id., 447.   

851

Id., 570.

852

Id., 598.

853

Id., 599–600.

854

Id., 235, 600.

855

Id., 598–599.

856

Точная цифра действительного состава армии неизвестна, но есть некоторые указания на значительность ее. Kpoмe римских контингентов (гвардия Нарзеса, войска Baлерианa, Дагистея, Иоанна, племянника Виталиана, и Иоанна Обжоры), состоявших из большого числа кавалерии и 8.000 стрелков из лука, в ней было 5.200 лангобардов, 3.000 герулов, к которым нужно прибавить второй контингент этого же народа, 400 гепидов, большого числа (παμπληθείς) гунов, персов и еще 1.500 регулярной кавалерии (В. G., 598–599, 618). Это составит при указанных 18.100 человек и с теми войсками, точное число которых неизвестно, армию из 30–35.000 человек. 2. 3. 4. В то же время он уплатил им всегда запаздывавшее жалованье.

857

В. G., 578–585.

858

В. G., 585–586.

859

В то же время он уплатил им всегда запаздывавшее жалованье. В. G., 597.

860

В. G., 620.

861

Id., 626.

862

Как победный трофей, были отправлены в Константинополь окровавленные одежды и диадема Тотилы (Théophane, 228).

863

В. G., 632–633.

864

Id., 639.

865

Id., 642.

866

Id., 641–642.

867

B. G., 586.

868

Id., 635, 587–590.

869

Id., 600.

870

Id., 628.

871

Agath., 56.

872

Id., 88, 89.

873

С. I. L., VI, 1199, rigidas Gothorum subdere mentes.

874

B. G., 418.

875

B. G., 312.

876

Id., 312.

877

Hist. arcan., 37, 108.

878

В. G., 108.

879

Id., 368, 313–314.

880

Agath., 51,65.

881

Nov., App. VIII. Agnellus (95) говорит: A. Basilii tempore consulatum agentis (541) usque ad Narsetem patricium provinciales Romani ubique ad nihilum redacti sunt. А папа Пелагий писал: Quia Italiae praedia ita desolata sint ut ad recuperationem eorum nemo sufficiat.

882

Pragm. Sanct. (Nov., App. VI)      2, 4, 5, 8, 15, 16.

883

Nov., App. VIII.

884

Pragm. Sanct., 18, 26.

885

Id., 25; Mar. Avent., a. 568.

886

См. Hartmann, loc. cit., I, 356–367.

887

Lydus, стр. 248.

888

Pragm. Sanct., 11.

889

Diehl, Études sur l'administration byzantine dans l'exarchat de Ravenne, 82–83.

890

Pragm. Sanct., 2.

891

Nov., App. VIII.

892

Id.

893

Pragm. Sanct., 18.

894

Isid., Hist. Goth., стр. 284.

895

В. G., 274.

896

Isid., Hist. Goth., стр. 284.

897

Id., стр. 284–285.

898

Isid., стр. 285.

899

Id., Hist. Goth., 286.

900

В. G., 25, 433, 440, 445, 451–453.

901

Jord., Getica, 58 (стр. 136).     

902

В. G., 445.

903

Georg. Cypr., изд. Гельцера, стр. XXXII-XLIII.   

904

Isid., Hist. Goth., стр. 286. Metuentes ne Spaniam milites auxilii оссаsione invaderent.

905

Id., 286.

906

Hist. arcan., 108–109.

907

Ср. Bury, Hist. of the later Roman empire, I, 372–380, 418–469.   В этом сочинении история персидских войн изложена очень точно.

908

Bury, loc. cit., I. 304–309.

909

О маздакитах см. у Nöldeke, Gesch. der Perser und Araber, стр. 455–467.

910

Гефталиты были отброшены до Согдианы (области Бухары и Самарканда). Ср. Menandre, 295.

911

В. Р., 15–24.

912

В. Р., 35–50. Относительно Дары см. В. Р., 49–50; Zach. Rh., 115–118, 343.

913

В. P., 56–59; Malalas, 412–413.

914

Относительно первой персидской войны следует обращаться, на ряду с Прокопием (В. Р., 59–114), к рассказу Малалы (427, 434–435, 441–442, 449–450, 452–453, 461–473, 477–488) и Захария Митиленского (стр. 168–176), которые ведут свое повествование независимо от Прокопия. Сравнения их рассказов см. у Sotiriadis'a, Johannes von Antiochia, стр. 116 и след.

915

В. Р., 88–89. Ср. Malalas, 434–435, а относительно личности Аламундара (Аль Мондир) – Nöldeke, loc. cit, 170–171.

916

Zach. Rhet., 173–175, 188. Mai 472–473; Chron. Edess., 136.

917

B. P., 62–74.

918

Id., 74–79.

919

Id., 91–97; Malalas, 463–464.

920

Тем не менее победоносный Велизарий подвергся порицанию со стороны императора и был смещен (Malalas, 465–466; Zach. Rh. Об отозвании его см. Haury, II, 30–32). Со своей стороны персы осадили Мартирополис (531) (Malalas, 468–470), а их союзники гуны разграбили Cирию до Антиохии (в дек. 531 г.) (Zach. Rh., 173–175).

921

В. P., 109–110.

922

Zach. Rh., 175–176.

923

В. P., 111–112, 113–114.

924

Id., 114; 192–193; Agath., 271.

925

Cp. Nöldeke, Geschichte der Per. ser und Araber, стр. 160–162, и текст Tabari, 154–164.

926

Agath., 132.

927

Id., 126–127. Ср. Land., Anecd. Syr., IV, 1; в них Павел Перс, представляя свою Логику Хозрою, начинает свое предисловие такими словами: Philosophia, quae est scientia vera omnium rerum, in Vobis est.

928

B. P., 281; B. G., 504; Zach. Rh., 256.

929

Assemani, Bibl. or., IV, 745; Nöldeke, loc. cit., 41–42.

930

Agath., 136.

931

B. P., 164–165.

932

В. Р., 159–161, 163–166.

933

В. Р., 217–221.

934

B. P., 153.

935

Id., 155–156.

936

Id., 242, 247–248.

937

Id., 189.

938

Id., 186–191, 194. Относительно Новой Антиохии, основанной Хозроем в Персии, см. Tabari, 165, 239.

939

В. Р., 199.

940

Id., 221.

941

Id., 282–283. О кампании 541 г. см. Hist, arc., 22–24.

942

В. Р., 277, 278–279.

943

Id., 262.

944

Id., 281.

945

Id., 506, 537; Agath.,      275–276.

946

В. P., 283–284.

947

Id., 287–288.

948

В. G., 498–499.

949

Ménandre, 357, 371.

950

Agath., 176, 231.

951

В. G., 513–515; 522–523.

952

Agath., 104–105.

953

В. G., 525.

954

Agath., 153.

955

В. G., 525; Agath., 140.

956

Agath., 139–140, 142–145.

957

Id., 275–276.

958

Ménandre, 351–353, 359–364.

959

Id., 363–364.

960

Hist. arc., 109.

961

Относительно расселения славян к югу от Дуная, начиная с VI века, см. Aed., 293 (Мизия), 304 (область Филиппополиса), и Jirecek, Gesch. der Bulgaren, 79. О расселении славян, антов и славонцев к северу от реки см. Jirecek, loc. cit., 82, 87. Об их нравах, В. G., 254, 334, 336.

962

Malalas, 451.

963

В. G., 331–332.

964

Malalas, 437–438.

965

В. Р., 167–168.

966

Иоанн Ефесский, Hist. (R. Or. Chr.) loc. cit, 485.

967

B. G., 397–398.

968

Id., 442–444.

969

Id., 449.

970

Id., 455.

971

Agath., 301–321.

972

В. G., 443–444. Ср. Ibid., 592.

973

Agath., 303–305.

974

Hist. arc., 108.

975

Zach. Rh., 168.

976

С. J., 1, 27; 2, 4.

977

Nov. 26, I. Ср. Aed., 146.

978

Nov. 26, praef. Ср. Nov. 22, epil.; Malalas, 465. О Длинной стене см. у Evagr., IV, 38.

979

Относительно Иллирии см. В.P., 127; В. G., 26, 199; Malalas, 438; относительно Фракии – В. G., 331, 459; Malalas, 402.

980

Agath., 54; Mal., 438.

981

Nov. 41, 50; ср. Nov. 148, 1.

982

Cod. J., I, 29, 5; Mal., 429–430; Aed., 246; B. P., 74, 162, 215; Mal., 469.

983

В. P., 176.

984

Mal., 417; Ed. 13, 2; Nov. 103, 3; В. P., 61, 261; Nov. 8, 13.

985

Diehl, Afrique byzantine, 122.

986

С. I. L., II., 3420.

987

Diehl, L’origine des thèmes dans bempire byzantin (Études d'hist. du moyen âge, dédiées à G. Monod, 57 и сл.) и H. Gelzer, Die Genesis der byz. Themenverfassung, стр. 5–6.

988

Nov. 8, 10; 23, 4.

989

Vita Alex. Severi, 58.

990

C. J., 1, 27; 2, 8. Ср. эдикт Анастасия о военной организации в Ливии, изд. Zachariae de Lingenthal, nn. 2, 14; Mommsen, Das römische Militärwesen seit Diocletian, 198–200; Monnier, l‘ὲπιβολή (Nouv. Revue hist. de droit, 1892, стр. 533 и след.).

991

С. J., 1, 27; 2, 8. Ср. Joh., III, 47–50.

992

С. J., 1, 27; 2, 8, 15.

993

Эдикт Анастасия, n° 2.

994

С. J., 1, 27; 2, 8; Joh., III, 326; IV, 72; Anon., IX, 6.

995

С. J., 1, 27; 2, 9. Ср. Afrique byzantine, 133–136.

996

В. P., 198; В. V., 504–507; Mal. 495.

997

Agath., 57.

998

B. V., 443, 467, 517.

999

B. G., 203, 418–419, 555.

1000

B. G., 478, 555.

1001

Ср. Afrique byzantinc, 319–330.

1002

В. G., 203, 419.

1003

Id., 421.

1004

Id., 418.

1005

Id., 555.

1006

Id., 336–337.

1007

В. P., 219; В. G., 525: Aed. 257–258.

1008

Nov. 20, 4.

1009

С. J., I, 27, 2.

1010

Ср. Afrique byzantine, 126–133.

1011

Ed. 13, 18 и 23.

1012

Nov. 102, 2; Mal., 435 – Nov. 103, 2, 3; В. P., 155; Mal., 434 – Ed. 4, 2; B. P., 60, 186, 224, 236.

1013

Mal., 441.

1014

Id., 426.

1015

Mal., 435; B. P., 113, 216, 230: Marc, com., a. 536.

1016

Aed., 248; Mal., 427; Zach. Rh., 172, 175.

1017

Aed., 256.

1018

Aed., 259.

1019

Aed., 255; Nov. 31, 1, 3.

1020

Ed. 13, 2.

1021

Ср. Aed., 261.

1022

В. G., 418. Ср. Nov. 41, 50 и 148, 1.

1023

Ср. Hartmann, Byz. Verwaltung in Italien, 53–54.

1024

С. J., I. 27, 2.

1025

Nov. 75.

1026

С. J., 1, 27, 2, 8, 14–15.

1027

Aed., 209. Ср. Id., 171–172 и 343–344.

1028

Aed., 277.

1029

Aed., 172.

1030

Cognat, L'Armée romaine d'Afrique, 496.

1031

Cp. Anon., VI, 2; XII, 5.

1032

Cp. Afrique byzantine, 139–141.

1033

По границе Месопотамии, сверх больших укреплений Дара и Амида, Прокопий перечисляет ряд φρούπια, связывавших оба укрепленных города (Aed., стр. 222). Ср. стр. 227–228. О тождестве слов φρούπιον и castellum см. Aed., стр. 225.

1034

Anon., IX, 3, 8. В них содержались небольшие гарнизоны с той целью, чтобы не дать нeпpиятeлю повода вести продолжительную осаду такого места.

1035

Anon., IX, 1.

1036

Aed., стр. 228. О второй линии в Армении см. id., стр. 252–253. (Сатала, Колонейя, многие castella. Никополис, Себастея).

1037

Anon., IX, 7. Он выражает желаниe, чтобы большие города были вообще довольно удалены от границы, особенно, если они расположены на равнине.

1038

См. у Anon, V, 1–3, указание на важностъ правил относительно φυλακτικόν τὼν οὶκείων.

1039

Aed., 268.

1040

В Африке: Тебесса, Бежа, Багэ, Тебурсук.

1041

Aed., 230 (Эдесса). В Африке: Суфес, Фелепт.

1042

Aed., 269. В Африке: Гаидра, Тимгад, Мдаурух, Тобна.

1043

Aed., 299–300 (Редестос). В Африке – Борджи – Халлал, Цана. Относительно подробностей всех этих военных сооружений см. мой «Отчет по двум миссиям в Африку» (Nouv. Archives des Missions, Т. IV).

1044

Aed., 222–223.

1045

Id., 250, 261, 271–273, 306; В. P.,. 290. В Африке – Лемза, Геншир Сиди-Амара, Аин-ель-Борджи.

1046

Аеd., 228.

1047

Id., 270–271 (Фермопилы); 273 (Коринфский перешеек).

1048

В Афине – Сетиф, Ларибус, замок Беллецма.

1049

Aed., 258.

1050

Относительно Дары см. Aed., 211–214; относительно Мартирополиса см. id., 255–256.

1051

Aed., 212, 225, 304.

1052

Id., 250.

1053

В. P., 212.

1054

Aed., 224–225.

1055

Id., 225, 256, 304.

1056

Id., 214, 236, 239, 269, 271.

1057

Id., 271, 302; B. G., 489.

1058

Nov., 85, 2.

1059

Об основных требованиях византийских военных построек см. мою Afrique byzantine, 145–167.

1060

Rey, Architecture militaire des сroisés, стр. 185–193 и табл. 81. Ср. Aed., стр. 238–241. Воспроизведение ее см. выше (стр. 221).

1061

Texier, Archit. byz., стр.53–55.

1062

Texier, Archit. byz., стр. 23; Asie Mineure, I, 39–43.

1063

Texier, Archit. byz., стр. 19–20; Schlumberger, Niсéрhorе Phocas, стр. 197–198.

1064

Ср. реституцию Гаидры по предположениям Саладэна, воспроизведенную нами на стр. 248–249.

1065

Rech. des antiquités en Afrique, стр. 159.

1066

Ср. Bury, loc. cit., II, 22–24.

1067

Nov., 11.

1068

Aed., 287–293.

1069

Aed., 268.

1070

Id., 277–285.

1071

Id., 267–268.

1072

Id., 294–304. Ср. В. P., 168.

1073

Id., 273–274.

1074

Id., 271–272.

1075

Id., 305–308.

1076

Относительно восточной границы см. Жизнь Александра Акоиметоса (А. SS., Jan. II, 307) и Acta Sergii et Васchi (Anal. Bolland., XIV, 384–385).

1077

Aed., 213. Cp.B. P., 49; Mal., 399.

1078

Id., 222.

1079

Id., 255.

1080

B. P., 49–50; Mal., 399.

1081

Ср. Aed., 2210–243 (Сирия и Месопотамия), 244–263 (Армения).

1082

B. V., 332; Aed., 338.

1083

Evagr., IV, 18.

1084

Aed., 335, 336, 337.

1085

Joh., VII, 395; Aed., 340–342; Bell. Vand., 510–511.

1086

C. J., I., VIII, 101, 102; Aed., 342; Cod. Just., I, 27, 2, 1a.

1087

Aed., 342.

1088

С. I. L., VIII, 259, 700.

1089

Joh., VII, 143–146; В. V., 508; Proc., Aed. (неизд. часть, имеющаяся в одном ватиканском манускрипте; сообщена Haury).

1090

Aed., 342.

1091

Aed., 339; Bell. V, 521.

1092

Id., 339–340; С. I. L, VIII, 14399.

1093

С. I. L, 1259, 14547.

1094

Aed. (неизд. часть).

1095

Id., 342–343.

1096

С. I. L., VIII, 1863, 1864.

1097

Aed. (неизд. часть).

1098

Ibid.

1099

Aed., 343 и неизд. часть.

1100

С. I. L., VIII, 16851.

1101

Ibid. VIII, 4677.

1102

Ibid., 4799.

1103

Aed. (неизд. часть).

1104

С. I. L., VIII, 5352, 5353; Aed. (неизд. часть).

1105

С. J., 1, 27, 2, 1a.

1106

Aed. (неизд. часть).

1107

С. I. L., VIII. 8805.

1108

Id., VIII, 8483: Aed. (неизд. ч.).

1109

Cod. Just., I, 7, 12, 2.

1110

Aed., 343. Относительно этого громадного оборонительнаго дела, для подробного изучения которого имеется в Африке очень много данных, см. мою Afrique byzantine, стр. 167–299, и мой отчет о двух миссиях в Северную Африку.

1111

Ср. Aed., 210–211, 235, и Afrique byzantine, 172–185.

1112

Joh., I, 406–408; Bell. Vand., 509.

1113

Bell. Vand., 508, 510.

1114

Id., 463, 509–510.

1115

Id., 512.

1116

Id., 508; Aed., 235. О способе нападения, необходимом для овладения византийским укрепленным городом, см. Aed., 211.

1117

В. Р., 180–181, 248, 178.

1118

Aed., 237–238; В. P., 276–277.

1119

Hist. arc., 135.

1120

Agath., 305–306.

1121

Id., 305.

1122

G. May, Élements de droit romain, I, 47.

1123

Nov. 8, jusjurandum. Cp. Nov. 23, 3; относительно же почтения, ст. которым Юстиниан требует к традициям, Nov. 24, praef.; 25, praef., 103, praef., и т.д.

1124

Const., Imperatoriam majestatem (в начале Институции), praef. Ср. De Just. cod. confirmando, praef.

1125

Const., Tanta, 18, 21; Nov. 113, 17.

1126

Dе emend. cod. Just., praef.

1127

Id., 1.

1128

De novo cod. compon., praef. и 3.

1129

De Just. cod. confirmando, 1. Ср. Const., Tanta, praef.

1130

Const., Imperatoriam majestatem, 3; Deo auctore, 3; Tanta, 9.

1131

De Just. cod. conf., 1.

1132

Const., Tanta, 1.

1133

Const., Deo auctore, 2.

1134

Const., Imperatoriam majestatem, 2.

1135

Const., Tanta, praef.

1136

Const., Tanta, 9.

1137

Krueger, Hist. des sources du droit romain, стр. 448–453; Muirhead, Introduction historique au droit privé de Rome, стр. 515.

1138

Krueger, стр.438–439; Muirhead, стр. 516–517.

1139

Const., Deo auct., 5.

1140

Const., Deo auct., 5; Const., Tanta, 1, 17.

1141

Const., Tanta, 12.

1142

Id., praef.

1143

Instit., 1, 5, 3. Nostras deciosiones, per quas, suggerente nobis Triboniano viro excelso quaestore, antiqui juris altercationes placavimus.

1144

De novo cod. соmр., 2; Const.      Deo auct., 7–10; Tanta, 10.

1145

Const., Tanta, 13a.

1146

См. Krueger, loc. cit., 441–442.

1147

Const., Tanta, 16.

1148

Id., 15.

1149

Krueger, loc. cit., 442.

1150

Krueger, 448; Muirhead, 517–519.

1151

Const., Deo auct., 14.

1152

Krueger, loc. cit., 448.

1153

Cp. Krueger, 448–455.

1154

Const., Deo auct., 7–10; Const., Tanta, 10.

1155

Krueger, loc. cit., стр. 442–444.

1156

Giraud, Hist. du droit romain, стр. 411.

1157

Ср. Krueger, loc. cit., стр. 462–464.

1158

Нет ничего удивительного в том, что редакторы Кодекса и Дигест, компилируя сочинения, написанные по-латыни, держались того же языка, но предисловия, сопровождающие эти сборники, и большое число включенных в них указов Юстиниана написаны также по-латыни. То же самое следует сказать и об Институциях, которые могли бы быть изложены с одинаковым удобством и по-гречески.

1159

Nov. 7, 1. Cp. Nov. 15, praef.; 66, 1, 2. Относительно греческого и латинского текстов одной новеллы Юстиниан заявляет, что последний есть κυριωτάτη διὰ τὸ τῆς πολιτείας σχῆμα. Об употреблении латинского языка в законодательстве см. Finlay, Hist. of Greece, I, 215.

1160

Ср. Gelzer, в Byz. Zeitschr., III, 22–24.

1161

В этих замечаниях, касающихся всей совокупности законодательства Юстиниана, я имею в виду также и те, нередко весьма значительные, изменения, которые были введены Новеллами.

1162

Ср. May, loc. cit., 50.

1163

Muirhead, 523.

1164

Ср. Новеллу 77, 1.

1165

Muirhead, loc. cit., 523–529.

1166

Новеллы 61 и 97.

1167

Ср. May, loc. cit., 116–117.

1168

Dig., 50, 17, 32, quod ad jus naturale attinet, omnes homines aequales sunt.

1169

C. J., 1, 4, 33; 5, 4, 29.

1170

Muirhead, 532–537.

1171

Id., 532. См. очень важные в этом отношении новеллы 118(543 г.) и 127 (548 г.).

1172

May, loc. cit., 50–51.

1173

Muirhead, 529–532.

1174

Accarias, Précis de droit romain, I, 1182.

1175

May, loc. cit., 51.

1176

Const., Tanta, 22.

1177

Id., 11.

1178

Cupidae legum juventuti.

1179

Const., Deo auct., 11.

1180

Const., Omnem, 2.

1181

Krueger, loc. cit., 455–457.

1182

De emend, cod. Just.

1183

Krueger, 457–461.

1184

Const.. Tanta, 23.

1185

De emendю соd. Just., 3.

1186

Сonst., Tanta, 12.

1187

Id., 19. Cp. praef.

1188

Const., Tanta, 17.

1189

Id., 13.

1190

Id., Deo auct., 6. De Just. cod. conf., 3.

1191

De Just. cod. conf., 3; Const., Deo auct., 7.

1192

Const., Omnem, 7.

1193

Id., 1.

1194

Ср. Krueger, loc. cit., 467–470.

1195

Const., Omnem, 2–5.

1196

Id., 6.

1197

Const., Imperatoriam majestatem, 7.

1198

Const. Omnem, 11.

1199

Const., Deo auct., 12; Tanta, 21; Omnem, 8.

1200

Id., 11.

1201

Id., 4, 9.

1202

См. Krueger, loc. cit., 483–490.

1203

De emend, cod. Just., 4.

1204

См. Krueger, loc. cit., 472–478 Biener, Gesch. der Novellen Justinians.

1205

Nov. 7, 1.

1206

См. Diehl, Rescrit des emperenrs Justin et Justinien, en date du 1-er juin 527 (В. С. H., XVII, 501–520).

1207

Nov. 8, praef.

1208

Nov. 1 и 7.

1209

Id., 28, 4.

1210

Nov. 8, praef.

1211

Ibid.

1212

Nov. 8, 6; 30, 7.

1213

Nov. 30, 4; Ed. 2, praef.; Nov. 30, 2, 3.

1214

ληστοδιώκται, βιοκωλύται, άφοπλισται. Nov. 8, 12 и 13.

1215

Nov. 33. Cp. Nov. 8, 12. 13; 17, 10; 28, 4; 29, 3; 30, 7.

1216

Nov. 17, 4; 24, З; 25, 4; 26, 4; 30, 6, 7, 8. Особенно в Новелле 25, 4, можно найти любопытную картину их вымогательств.

1217

Nov. 8, praef.

1218

N. 8, praef. и N. 69, praef. и 1.

1219

Ibid.

1220

Nov. 17, 13 и 14; 30, 5; 65, praef.; 32 и 35.

1221

Nov. 15, praef.; Nov. 8, edictum, I.

1222

Nov. 24, 3; 25, 4.

1223

Nov. 8, praef.; 69; I; 80, особенно 80, 9.

1224

Nov. 8, praef.

1225

Ibid.

1226

Указ Юстина и Юстиниана (В. С. Н., XVII, 502).

1227

Nov. 24, особенно 1 и 3.

1228

Nov. 25, особенно 1. Ср. Mal., 445.

1229

Nov. 28, особенно 5; 29, особ. 4.

1230

Nov. 30, особ. 1, 5, 9.

1231

Nov. 21, особенно praef.

1232

Сравн. относительно обеих Фригий и Пизидии Nov. 145, praef.

1233

Nov. 103, особенно praef. и 2.

1234

Ed., 4, 2.

1235

Nov. 102.

1236

Ed. 13, особенно praef.

1237

Nov. 26, praef. и 1; Nov. 50.

1238

Мal., 442, 448. Ср. 470–471.

1239

Nov. 15, epil.; Ed.,  13, praef. и 24.

1240

Nov. 80, l и 2; 128, 16.  

1241

Nov. 8, praef.; 10, 11; 85, praef.

1242

Nov. 28, 4.

1243

Nov. 30, 11.

1244

Ср. Finlay , Hist. of Greece, I, 165–199.

1245

Cм. всю 8-ю новеллу, в особенности же предисловие, а также Nov. 43, praef.

1246

Nov. 8, 10. Ср. Nov. 30, 11.

1247

Nov. 8, praef. Ср. Nov. 17, 1. Sicut etiam privatis injuriam patientibus opem ferimus, ita etiam incolumem manere volumus.

1248

Nov. 8 и 17.

1249

Nov. 8, 8.

1250

Nov. 8, praef. и 1. Относительно размера платежей за эти codicilli см. Nov. 8, notitia. Ср. Nov. 30, 11 и 82, 9.

1251

Nov. 26, 4; 27, epil.; 28, 4; 102, 3.

1252

Nov. 28, 4; 102, praef.; 103, praef.

1253

Nov. 17, praef.

1254

Nov. 8, 8; Nov. 17, особенно пп. 1, 2, 3, 5, 7, 8, 10, 13, 14. Ср. Nov. 28, 4 и 5; 29, 2; 30, 8; Ed. 12. Относительно религиозных дел см.       8, конец; 17, 11. Относительно городов, см. Nov. 15, praef; 2 и 3. О провинциальных чииовниках, см. Nov. 25, 1; 26, 2; 27, 1.

1255

Nov. 28, 5.

1256

Nov. 8, 10 и 14.

1257

Nov. 8, 10.

1258

Nov. 8, 10.

1259

Nov. 8, 7 и 14.

1260

Nov. 8, jusjurandum.

1261

Nov. 8, 8–9.

1262

Nov. 8, edictum, praef.; Ed. 12, 2.

1263

Nov. 8, 7 и 8.

1264

Nov. 28, 7; 30, 10.

1265

Nov. 24, 2 (Пизидия); 25, 2 и 3 (Ликаония); 26, 2 и 3 (Фракия); 28, 4 и 5 (Еленопонт); 29, 2 и 3 (Пафлагония); 30, 7, 8, 9 (Коппадокия); 102, 1 (Аравия).

1266

Nov. 24, 1.

1267

Конечно, были созданы и некоторые новые провинции: Феодориада в Восточной диоцезе (Nov. 8, notitia, 10; Mal., 448; Labbe, V, 582. См. Георгий Кипр., стр. 45), Неа-Юстиниана в Азиатской диоцезе (Nov. 8, notitia, 21), но это были совершенно исключительный меры, тогда как господствовавшей тенденцией было – возможное слияние территорий.

1268

Nov. 28, 1; 20, praef. Ср. Nov, 28, praef. и 31, 1.

1269

Nov. 20, praef.; 29, 1.

1270

Cp. Nov. 11 и 131, 3, а также Duchesne, L'Illyricum ecclésiastique (Byz. Zeitsch., I, 536–537).

1271

О делении Армении до реформы см. С. J. I, 29, 5. О реформе см. Nov. 8, notitia, 23; Nov. 20, 3; особенно же Nov. 31, 1. Ср. Labbe, V, 582.

1272

Ed. 13, 19, 22. Ср. Zacharia de Lingenthal, De dioccesi aegyptica, стp. 51. Ed. 13, passim.

1273

Nov. 41, аргумент, и 50. Ср. Nov. 148, 1.

1274

Nov. 30, 10; 103, 2.

1275

Nov. 8. 2, 3, 5; Nov. 27, praef.; Ed. 2, 1 (Aзия); Nov. 20, 6; 24, 4 (Понт) 20, 5 (Восток); Ed. 13, 19, 23, praef. и 1 (Египет).

1276

Nov. 24, 1; 26, 1; 30, 6: sub unum magistratum rem in ea provincia cogimus, ne dum distrahitur claudicet.

1277

Ed. 13, 18, 20 (Ливия), 23–25 (Фиваида); Zacch. de Lingenthal, De dioec. aeg., стр. 69 (Египет).

1278

Nov. 8, 10; 101, 2; 103, 2 и 3; Ed. 4, 2.

1279

Nov. 102, 1; Ed. 4, 1–3.

1280

Nov. 103; Nov. 31, 1; 20, 3.

1281

Nov. 24, 3; 25, praef.; 20, 4; 29, 1; 26, 5.

1282

Nov. 27, 1; 31, 1–3; 20, 5.

1283

Nov. 28, 3.

1284

Nov. 20, 2; 30, 1.

1285

Nov. 29, 2; 25, 1; 24, 4 и т.д.

1286

Ср. Nov. 24, 1, 3, 4, 5; 25, 1, 5, 6; 27, 2; 26, 1, 3, 5; 28, 3–8; 29, 4–5, 30, 1, 5, 7, 10, особенно 1: triplicem ei potestatem imponimus... idem et civilis erit magistratus et militaris et tamiacis praeerit rebus. Nov. 31, 3; 8, 3; Ed. 13, 1, 8, 13. Относительно власти над солдатами, см. Nov. 31, 3; 17, 4.

1287

Nov. 69, 4.

1288

Nov. 80, 1–4, 9.

1289

Nov. 23, 3; 24, 3; 25, 3, 6; 26, 3; 30, 9.

1290

Nov. 30, 9; 82, 13. Cp. Nov. 113.

1291

Nov. 23, 3.

1292

Ср. Nov. 24, 5; 25, 6; Nov. 50.

1293

Nov. 20, praef. и 5; 23, 4.

1294

Ср. Nov. 128, 17–19; 134, 1.

1295

С. J., I, 27, 1 и 2. См. также Afrique byzantine, 97–137.

1296

Pragm. sanct., 23. Ср. мои Etudes sur l'administration byzantine dans l'exarchat, стр. 4–5, 82–83. Относительно Сицилии, см. Nov., 75.

1297

См. Afrique byzantine, 471–472; Exarchat, 84–85.

1298

Nov. 24, 3; 25, 4; 26, 4.

1299

Nov. 17, 4; Aed., 253, 318.

1300

Aed., 309.

1301

Id., 258.

1302

Id., 318.

1303

Id., 315.

1304

Id., 328.

1305

Id., 312–315. Относительно моста на Сангарюсе см. у Агафия (Аnthol., IX, 641), у Феофана, 234, и у Павла Силенц., Descr. S. Sophiae, 930–933.

1306

Aed. 319.

1307

Id.

1308

Aed., 238.

1309

Id., 215, 229, 238, 240, 316 и 321.

1310

Id., 220–225.

1311

Id., 235–236.

1312

Id., 241.

1313

Id., 266.

1314

Id., 299.

1315

Id., 312–314.

1316

Id., 317, 323.

1317

Id., 206–207. Об этих цистернах см. Strzygowski, Byz. Wasserbehälter, 177 и след., 212–220.

1318

Aed., 227.

1319

Id., 337.

1320

Id., 315–316.

1321

Id., 253, 318.

1322

С. I. L, VIII, 101, 102; Nov. 37; C. I. Ia, VIII, 8805.

1323

Aed., 241.

1324

См. И. Ефесский, Hist. (R. О.). Chr., loc. cit, 477–478.

1325

Aed., 267.

1326

Id., 202–204.

1327

Mal., 485. Тоже самое он сделал для исправления бедствий, постигших Помпеиополис в 539 г. (Иоанн. Ефесск., Hist. в Comm., 225–226), Лаодикеею в 541 г. (id., 227), Кизику в 543 г. (id. 227). Относительно катастрофы 558 г. см. id., 242.

1328

Evagr., IV, 18.

1329

Aed., 341–342.

1330

Id., 339.

1331

Aed., 339.

1332

Nov. 103, praef. Ср. 102, praef.

1333

Nov. 85, особенно гл. 1, 3. Ср. Nov. 17, 17.

1334

Ed. 8, особенно предисловие и 1 и 3.

1335

Nov. 145, praef. и 1. Однако, нужно отметить, что чисто гражданское управление было восстановлено в 548 г. в Галатии 1-й (Ed. 8, 1), в обеих Фригиях и в Пизидии в 553 г. (Nov. 145, 1), и что в 545 г. Юстиниан всегда различает гражданских и военных чинов (Nov. 128, 20, 21). Ср. Nov. 134, 1 (556 г.).

1336

Nov. 157 (Озроена и Месопотамия); Mal., 487 (Палестина).

1337

Nov. 1 и 18; Nov 66, praef., и 1.

1338

См. Dahn, Prokopius, стр. 328, 335–336. О Лидосе см. De magistro стр. 260–261, 262–263. В неточности сообщений Прокопия можно убедиться в Hist. arc., стр. 129–130, 143.

1339

Nov. 95, 1.

1340

Nov. 147, 2. Ср. В. P., 210. B. G., 497; Nov. 128, 22; 134, 1 и особенно 3. adeo impie turpis lucri studio agi.

1341

Nov. 95, praef. и 1.

1342

Nov. 128, 23.

1343

Nov. 80, 6; 86, 5.

1344

Nov. 86, 9; 124, 3; 128, 21; 134, 1 и 2.

1345

Ср. В. G., 312, 353; Nov. 130, 1–4, 6, 9.

1346

Nov. 128, 6, 9, и, 15–18.

1347

Nov. 86, 1, 2, 4, 9.

1348

Nov. 86 и 95 (539 г.); 113 (541 г.); 125 (543 г.); 124 (544 г.); 128, 130 (545 г.) 147 (553 г.); 134 (556 г.).

1349

Nov. 17, 10 (535 г.); Nov. 128; 20; Nov. 134.

1350

Nov. 80.

1351

Nov. 128, 16, 17; 134, 3; 145, 1.

1352

Nov. 113, praef. и 1; 125.

1353

Nov. 124, 1; 128, 21.

1354

Nov. 134, 2.

1355

Id., 3–4.

1356

Id., 161, praef. Non tantum legibus quae par est sancire summum bonum est, sed etiam sancita diligenter servare.

1357

Hist. arc., 120–121. Cp. Evagr 4, 30.

1358

Hist. arc., 89.

1359

Id., 88–89.

1360

Nov. 8, 11.

1361

Just., II, 249–250.

1362

Lydus, 264.

1363

Humbert, Essai sur les finances et la comptabilité publique chez les Romains, I, стр. 359–389, и II, стр. 8–21, и Zachariae de Lingenthal, Zur Kenntniss d. röm. Steuerwesens in der Kaiserzeît (Mém. de l'Acad. des sciences de Saint-Pétersbourg, 1863).

1364

Monnier, ἐπιϐολή (Nouv. Rev. hist du droit, 1892, 154–155).

1365

Id., 125, 330, 497, 637.

1366

Monnier, loc. cit., 336–338.

1367

Id., 352 .

1368

Hist. arc., 131. Cp. Nov. 128, 7–8; 168; 17, 14.

1369

Hist. arc., 119 .

1370

Monnier, loc. cit., 508.

1371

Hist. arc., 130.

1372

Hist. arc., 130. Cp. Ed., 13. 4–9, 11.

1373

Ibid., 125, 130; Lydus, 264.

1374

Lydus, 264.

1375

Hist. arc., 125.

1376

Lydus, 255.

1377

Hist. arc., 125–126.

1378

Hist. arc., 138–139.

1379

Id. 115.

1380

Id. 139–140.

1381

Id. 140–142. Cp. Zacchariae de Lingenthal, Eine Verordnung Justinians über d. Seidenhandel. St. Petersb., 1865.

1382

Hist. arc., 115, 140, 145.

1383

Hist. arc., 145.

1384

Id., 140, 142.

1385

Id., 137–138; Lydus, 261.

1386

Id., 161–162; Lydus, 254–255.

1387

Id., 163.

1388

Dahn, Prokopius, 335–336.

1389

Hist. arc., 144.

1390

Hist. arc., 128, 147, 148–149.

1391

Id., 137.

1392

Id., 143–144.

1393

Malalas, 437.

1394

См. также у Лидоса, стр: 259–263, где упреки, делаемые им Иоанну Каппадокийскому за уменьшение персонала канцелярии префектуры, кажется преувеличены.

1395

Nov. 128.

1396

С. J., 11, 50, 3.

1397

Nov. 17, гл. 6 и 7; Ed. 13, 10, 28.

1398

Ed. 13, 12.

1399

Nov. 8, 10.

1400

Nov. 147, praef.

1401

Hist. arc., 132.

1402

Hist. arc., 106–108.

1403

См. Afrique byzantine, 382–387.

1404

Относительно Африки см. В. V., 444–445, 512, 534; относительно Италии см. В. G., 284–285, 368, 585.

1405

Nov. 8, 10; 30, 17; 147, praef.

1406

С. J., 1, 27, 2, 18; Ed. 13, 19, 21. Hist. arc., 147.

1407

Ed. 13, 10, 11, 20.

1408

Hist. arc., 108.

1409

Id., 108, 109 Cp. Dahn, loc. cit., 292.

1410

Lydus, 249.

1411

Nov. 147, 1; 148, 1.

1412

Hist. arc., 128–129.

1413

Nov. 147, 1.

1414

Nov. 147; Malal., 144. – Vie de saint Sabas, стр. 220 и сл. В Hist. arc. на стр. 128–129 очевидные преувеличения.

1415

Hist. arc., 129.

1416

Ibid., Lydus, 265.

1417

Ibid., 130.

1418

Lydus, 264.

1419

Hist. arc., 86.

1420

Nov. 128, 5; 134, 2. Cp. Monnier, loc. cit., 132, прим. 2.

1421

Nov. 147, 2; Ed. 13, 9, 27.

1422

Nov. 147, 1; 163, 2.

1423

Ed. 13, 20; Nov. 163, 2.

1424

Hist. arc., 120.

1425

Ibid.

1426

Ibid.

1427

Hist. arc., 89, 127; Lydus, 255, 263.

1428

В. G., 525. Ср. Hist. arc., 86, 120.

1429

B. P., 122.

1430

В. V., 367.

1431

В. P., 122.

1432

Id., 130.

1433

Lydus, 250–251.

1434

В. P., 122.

1435

Lydus, 255; В. V., З68–369.

1436

B. P., 130–131 ; Lydus, 263.

1437

Lydus, 263–264; В. V., 369: Zach. Rh., 188.

1438

Hist. arc., 124.

1439

Hist. arc., 125–126.

1440

Id., 124, 128.

1441

Id., 128.

1442

Id., 126.

1443

B. Р., 122; Hist. arc., 118.

1444

Hist. arc., 118.

1445

Id., 90–91, 97.

1446

Lydus., 251, 255.

1447

B. P., 159.

1448

В. V., 506. См. также Afrique byzantine, 340.

1449

B. P., 218.

1450

Ib., 217–218, 220. ср. В. G., 541.

1451

В. G., 347, 356–357, 360.

1452

У Агафия, стр. 285, рассказана  также история вымогательства куратора Анатолия.

1453

Lydus, 251–254.

1454

Agath., 51.

1455

Id., 253.

1456

Agath., 254–255.

1457

B. G., 234.

1458

Hist. arc., 147.

1459

Id., 1. 

1460

Id., 147.

1461

В. G., 285; Hist. arc., 134–135.

1462

Hist. arc., 127.

1463

Id., 119.

1464

Hist. arc., 128.

1465

Zonaras на стр. 112 говорит: «Постоянно нуждаясь в деньгах,  он оказывал свое расположение тем,      которые придумывали способы находить их».

1466

Hist, arc., 86.

1467

В. G., 604.

1468

Nov. 80, praef.; 86, praef. и 3.

1469

В. Р., 159 (Армения); 217–218 (Лазика); В. V., 506 (Африка); В. G. 285 (Итaлiя).

1470

Hist. arc., 113. Lydus, 244. Однако Иоанн Ефесский утверждает, что часть этого фонда еще сохранялась в момент смерти Юстиниана.

1471

Hist. arc., 113.

1472

B. G., 149, 302, 321, 324–325, 402, 433  и т.д.

1473

В. Р., 167; В. G., 443–444, 455–456, 554, 592.

1474

Hist. arc., 72–73.

1475

Id., 72.

1476

Ср. Zach. Rh., 249–250.

1477

Mal., 488.

1478

Mal., 485–489; Agath., 95–100, 281–287; Иоанн Ефесский, Comm., 225–227, 242.

1479

Иоанн Ефесский, ibid.

1480

Hist. arc., 166.

1481

Lydus, 261.

1482

Nov. 147, praef; 134, 2.

1483

См. также уже упомянутую картину, набросанную Кориппом, Just., II, 361 и след.

1484

Nov. 148, praef.

1485

Nov. 148 2; 163. praef. и 2. ч. 2.

1486

Nov. 163, 1.

1487

Nov. 148, 2; 149, 2.

1488

Nov. 149, 1.

1489

Nov. 149, 1; 161, praef.

1490

Nov. 149, 2.

1491

Contr. Orig. (P. G., 86, 989).

1492

Coll. Avellana, 592, 593, 601, 614, 633, 644, 648, 655, 659, 665, 679, 715, 743; ср. Knecht, Die Religions-Politik Kaiser Justinians I, стр. 58–62.

1493

С. J., 1, 5, 12, 2.

1494

P. G. 86, 994.

1495

Eвсевий, Vita Const., I, 37.

1496

Id, 4, 24.

1497

P. G., 86, 1036. Ср. P. L., 69, 30.

1498

P. G., 86, 946–947.

1499

Ramband, Empereurs et impératries de Byzance (Rev. Des Deux-Mondes, 1891, I, 164). Ср. Gasquet, De Pautorité imperial en matiere de religion.

1500

Об этих вопросах см. A. Knechl, Die Religions-Politik Kaiser Justinians I Würtzburg, 1896.

1501

С. J., 1, 1, 5 и 6.

1502

С. J., 1, 1, 8, 11.

1503

Id., 1, 1, 8.

1504

Nov. 109, praef.

1505

C. J., 1, 3, 42; 1, 4, 34.

1506

С. J., 1, 3, 41.

1507

Id., 1, 3, 41, 47; Nov. 123.

1508

Nov. 123.

1509

С. J., 1, 3, 40, 41.

1510

С. J., 1, 4, 34.

1511

Nov. 5, 3; Nov. 133.

1512

С. J., 1, 3, 43; Nov. 123.

1513

Nov. 123.

1514

Id., 123, 10.

1515

C. J., 1. 2.

1516

Id., 1, 3, 41, 47; Nov. 5.

1517

С. J., 1, 2.

1518

Nov. 67, 131.

1519

C. J., 1. 4, 29; Nov. 79, 123.

1520

С. J., 1, 4.

1521

Nov., Арр. II.

1522

Duchesne, Vigilе et Íelage (Rev. des Quest hist., 1884, стр. 385).

1523

Ср. продолжительную полемику, завязавшуюся по этому вопросу между патриархом Севером и Юлианом. Галикарнасским (Zach Rh., 177 и сл.). – Liberatus, Brev. P. L., 68, 1032 и сл.).

1524

P. G., 86, 42–70.

1525

О преследовании 520–521 г. см. очень подробные раэсказы Иоанна Ефесского, Comm., 35 и сл., 46 и сл., 64, 68, 130; Hist. eccl. (в изд Comm., 217–220; в Rev. Or. Chr., 1897, 2 стр. 467–468, и Assemani, Bibl. orient., II, 48–50); Псевдо-Захарий Митиленский, 156–157, 358–359; ср. ibid., 158–159 и 361–362, и Chron. Edess., 124–128.

1526

Zach.       Rh., 158; Иоанн Ефес., Comm. 68.

1527

Zath. Rh., 157, 159–60: Иоанн Eфec., Comm., 130–135.

1528

О его сношениях с Цезарией, вероятно сестрой императора Анастасия (Hermés, VI, 338), см. Иоанн Никиус., 502. Об этой личности см. Иоанн Ефес., Comm.. 174–176. Ниже будет указан фавор, которыми, пользовался Север у Феодоры.

1529

Aed., 171.

1530

Nov. 132.

1531

С. J., 1, 5, 18; Nov. 115, 3, 14.

1532

Nov. 109, epil.

1533

Id., 1, 5, 12, 5.

1534

Id., 1, 4, 20.

1535

Id., 1, 5, 12, 9.

1536

Id., 1, 5, 12, 6.

1537

Id., 1, 5, 18, 4.

1538

C. J., 1, 5, 14: I, 5, 20.

1539

Nov. 37, 8.

1540

Nov. 109, 1.

1541

C. J., 1, 5, 21.

1542

С. J., 1, 5, 18, 8; Nov. 115, 3, 14.

1543

Id., 1, 5, 18, 9; Nov. 15, 3, 14.

1544

Id., 1, 5, 12, 18.

1545

Id., 1, 5, 10.

1546

Id., 1, 5, 16, 4.

1547

Главные законы против диссидентов: С. J., 1, 11 (язычники); 1, 5, 18 и 19; 1, 6, 7 и 9; Nov. 115 (530г.), 58. 77, 109, 129, 131, 132, 45 (542 г.).

1548

Nov. 45, praef.

1549

С. J., 1, 1, 7.

1550

Id., 1, 5, 12.

1551

Nov. 132.

1552

C. J., 1, 5, 18, 3.

1553

Id., 1, 5, 12, 4; 1, 5, 18, 4.

1554

Id., 1, 5, 12, 3. Ср. Иоанн Ефес. Hist. ecl. (R. Or. Chr., 1897, стр. 481).

1555

С. J., 1, 5, 16.

1556

Id., 1, 11, 10, 5.

1557

Id., 1, 11, 10, praef.

1558

C. J., 1, 11, 10, 2.

1559

C. J., 1, 11, 10.

1560

C. J., 1, 5, 18, 3.

1561

Вообще население относилось к ним с большой нетерпимостью Иоанн Ефесский, Comm., 33; Hermes, VI, 376) и  Юстиниан объявил в 527 г., что он намерен усилить против них существующие законы (С. J., 1, 5, 12, 4).

1562

Mal., 445–447; Hermés, VI, 376; Hist. arc. 75.

1563

Mal., 445.

1564

С. J., 1, 5, 17.

1565

Nov. 129, praef. Cp. Nov. 45.

1566

Nov. 129.

1567

Aed., 326; Hist. arc., 150, 153.

1568

Nov. 129.

1569

Mal., 487.

1570

Nov. 144.

1571

Nov. 144, 1.

1572

Nov. 45; 131, 14.

1573

Nov. 146, в особенности 1. Ср. Knecht, loc. cit., стр. 40–49.

1574

Nov., 146, 1. Ср. Knecht,стр.48–49.

1575

С. J., 1, 5, 18, 3.

1576

Id., 1, 5, 20, 3.

1577

Id., 1, 5, 21.

1578

Hist. arc., 74–75, и Иоанн Ефес., Hist. (R. О. Chr., 489).

1579

Nov. 37.

1580

Ср. Diehl, Afrique byzantine, 39–40, 48, 418–419.

1581

Agnellus, 84. Ср. Hartmann, Gesch. Italiens, I, 367, 374–380.

1582

Hist. arc., 74.

1583

Nov. 131, 14.

1584

Ср. Knecht, loc. cit, 92–97.

1585

Ср. ibid., 97, и сл.

1586

С. J., I, 1, 5, 6, 7, 8.

1587

Р G., 86, 51.

1588

Nov. 109, praef.

1589

Nov. 115, 3, 14; 131, 14, 1.

1590

Nov. 132.

1591

Nov. 131, 14.

1592

Nov. 131, 14.

1593

Nov. 109.

1594

Об уважении Юстиниана к папе, первенство которого он признавал, и к Риму, см. Knecht. loc. cit., 63 и сл.

1595

Evagr., 4, 10.

1596

Иоанн Ефес., Comm., 68; ср. id., 70.

1597

Ibid., 74, 10–11; Ср. 138, 139.

1598

Bar-Hebr., Chron. eccl., I, 204, который является лишь отголоском сирийских писателей VI века, говорит: Justinianus ecclesiarum pacem plurimum fovisset nisi peccatores obstitisseut. Et magis adhuc pacem curabat Theodora, imperatrix fidelis, in charitate et fide persecutioni obnoxios suscipiens.

1599

Иоанн Ефес., Comm., 134; Hist. eccl. (изд. Comm., 220 и R. Or. Chr., 1897 г., 2. стр. 469); Zach. Rh., 160.

1600

Иоанн Ефесский (Comm., 10– 11) в объяснение переменчивости Юстиниана сообщает любопытный случай. Один монифизитский монах, знаменитый Зоора, о котором будет сказано далее, прибыл в Констатинополь требовать от императора прекращения преследований. Юстиниан пришел в негодование, пригрозил ему и отказал в какой-либо уступкe. Но на другой день император впал в безумие, от которого исцелился только по молитвам блаженного,поспешно призванного Феодорой. И тогда в благодарность, тронутый благодатью, он ослабил строгость законов, направленных против еретиков. Рассказ интересен не смотря на довольно легендарную окраску.

1601

О возвышенном, умеренном и миролюбивыми характере Севера см. Zach, Rh., 177–178, 180, 187. Относительно его влияния смотр. письма Анфима (Zach., 213), Феодосия (id., 234–235) и в особенности Zach., 227.

1602

Леонтий Виз. (Р. С., 86, 1317).

1603

Evagr., 4, 11.

1604

Иоанн Ефес., (Hist. В Comm., 245), Zach. Rh., 196 и письмо Севера к императору (Zach., 196–204).

1605

Иоанн Ефес., Hist. (в Comm. 245).

1606

Ср. Zach. Rh., 189–196 (письмо епископов к императору, в котором они излагают свою веру). О собеседовании, см. VitaJa cobi Baradaci (в Comm., 203). Что касается времени беседы, относимой то к 533, то к 531 году, то указания сирийских летописцев, по-видимому, относят его к 533 году.

1607

Labbe, IV, 1763.

1608

Id., IV, 1764.

1609

Labbe, IV, 1777.

1610

Иоанн Ефес., Hist. (в Comm., 245).

1611

Labbe, IV, 1779.

1612

С. J., I, 1, 5, 6. 

1613

Id., I, 1, 8.

1614

Harnack, Dogmengesch., 2, 391. О теопасхитском конфликте см. Knecht, loc. cit., 73–85, 88–89, а о достоинстве этой формулы см. Loofs, Leontius von Byzanz, 304.

1615

Иoaн. Ефес., Comm., 198; Hist. (в Comm., 247).

1616

Zach. Rh., 196, 207.

1617

Иoaн. Ефес., Hist. (Comm., 245).

1618

Evagr., 4, 11.

1619

Zach. Rh., 217.

1620

Id., 214.

1621

Id., 222, 223.

1622

См. похвалу Феодосию, которую выражает Север в своем письме к Анфиму (Zach., 221), а также письмо Анфима к Феодосию (id., 218–231) и чрезвычайно интересную переписку между собой трех патриархов, с которой нас знакомит 3axapия (212–236).

1623

Zach., 221–22.

1624

Id., 214, 230, 234; Иoaн. Ефес., Comm., 158; Hist. (Comm., 247).

1625

Zach Rh., 230.

1626

Labbe, V, 18.

1627

См. письмо Севера к Феодосию (Zach. Rh., 223); это настоящий триумфальный клик. Ср. ответ Феодосия (id., 225–226).

1628

Иoaн. Ефес., Comm., 109–110.

1629

Id., 10, 138, 147; о монахе Зоopе, id., 10–11; о Иакове Барадее, id., 160.

1630

Иoaн. Ефес., 114 и Hist. (Comm., 246).

1631

Id., Comm., 76, 150, 179.

1632

Labbe, V, 23. Ср. Zach. Rh., 196.

1633

Ib., V, 23, 26.

1634

Id., V, 123. О большом влиянии монаха Зооры в Константинополе см. Иоанн Ефесс., Comm., 11, 14.

1635

Zach. Rh., 208–209.

1636

Любопытно ознакомиться в каком виде сириец Иоанн Ефесский представляет эти события (Comm. 158, Hist., 247), указывая как сам Бог покровительствовал Зооре против Агапита (Comm., 11–12).

1637

Coll. Avellana, стр. 338.

1638

Ср. ibid., стр. 340, исповедание веры Мены и на стр. 342 поздравительное письмо Агапита к императору.

1639

Иoaн. Ефес., Comm., 13.

1640

Id., 12.

1641

Id., 14.

1642

Labbe, V, 30.

1643

Labbe, V, 22–23.

1644

Nov. 42, 1.

1645

Id., 3.

1646

Id., 3.

1647

Иoaн. Ефес., Comm., 158; Hist. (в Comm., 247–248).

1648

Иoaн. Ефес., 158, 246. Об этой личности см. монографию Eвстратиoca Σευῆρος ὁ μονογυσίτης, Leipzig, 1894 г.

1649

Иоан. Ефес., Comm., 14.

1650

Id., Hist., 246.

1651

Zach. Rh., 237.

1652

Иoaн. Ефес., Comm., 104–105 134–135, 188 и Hist. (в Comm., 221–223 R. Or. Chr., loc. cit., 469).

1653

Иоан. Ефес., Comm., 112.

1654

Иoaн. Ефес., 110–111.

1655

Id., 111.

1656

Id., 111, quaestionarius fidelium.

1657

Id., 112.

1658

Duchesne, Vigile et Pélage, стр. 384.

1659

Liberatus, Brev., 22.

1660

Иоанн Никиусский, 514.

1661

Liberatus, Brev., 20.

1662

Ср. Похвалу ему от Севера (Zach. Rh., 221).

1663

О затруднениях Феодосия см. Zach. Bh., 221, 227–228, 229.

1664

Zach. Rh., 238.

1665

Id., 238; Иoaн. Ефес., Comm., 113–114.

1666

Иoaн. Ефес., Comm., 14, 113–114.

1667

Duchesne, loc. cit., 387.

1668

Liberatus, 23; Hist. arc., 50, 152.

1669

Иoaн. Ефес., Comm., 158, 247–248.

1670

Liberatus, Brev., 22; Lib. pont. 292. 298.

1671

Duchesne, loc. cit., 373.

1672

Liberatus, Brev., 12; Lib. pont., 292.

1673

Duchesne, loc. cit., 371.

1674

Liberatus, Brev., 22.

1675

Id., 22.

1676

Coll. Avellana, 348, 354.

1677

Liberatus, 22; Lib. pont., 296.

1678

Иоанн Ефес., Comm. 110, 160, 162; Bar.-Hebr., Chron. eccl., I, 216.

1679

Bar.-Hebr, Chron. eccl., I, 214; Иоанн Ефес., Coom., 159, 164.

1680

Bar.-Hebr., I, 216.

1681

Иoaн. Ефес., 11, 105, 136, 140.

1682

Иoaн. Ефес., Hist. (R. Or. Chr., loc. cit., 481–482) и Comm., 136, 140. Cp. Bar.-Hebr., Chron. eccl., I, 196: qui post Anthimum fuit Constantinopoli episcopus orthodoxorum.

1683

Иoaн. Ефес., Comm., 114, 268.

1684

Уже в Деркосе он собирал вокруг себя и ободрял диссидентов, которые притекали в столицу (Иoaн. Ефес., Comm., 114).

1685

Иoaн. Ефес., Comm., 159, 164.

1686

Id., Comm., 160; Hist. eccl., IV, 6. Bar.-Hebr., Chron. eccl., I, 220.

1687

Иоан. Ефес., Comm., 154–155. Она основала для других изгнанников xenodochium на Xиocе (id., 165).

1688

Id. (Hist. Comm., 248); Comm., 160; Bar.-Hebr., Chron. eccl., J, 216. Об Иоанне Египтянине, см. Иoaн. Ефес., Comm., 114–115.

1689

Иoaн. Ефес. Comm., 162–163.

1690

Id. Hist. eccl., IV, 6 и Assemani, Bibl. orient., I, 385.

1691

См. об этом периоде, Kleyn,  Jacobus Barandaeus, стр. 43–48.

1692

Evagrius, 4, 38; Liber., Brev., 23.

1693

Ср. Diekamp, Die origenistischen Streitigkeiten im VI Jahrh., Münster, 1899. и Knecht, loc. cit., 118–125.

1694

Duchesne, Vigile et Pélage, стр. 391.

1695

Evagr., 4, 38: Liber., Brev., 24.

1696

Liberatus, Brev., 24.

1697

Liberatus, 24.

1698

Иoaн. Ефес., Comm., 160. Reginae fidelis auctoritate et impulsu.

1699

Bar.-Hebr., loc. cit., I, 218.

1700

Иoaн. Ефес., Comm., 110–113, 115–117. Ср. Kleyn, loc. cit., 50–52.

1701

Bar.-Hebr., Chron. eccl., I, 218.

1702

Иoaн. Ефес., Comm., 163, cp. 190.

1703

Id., 160, 163–164, Cp. Kleyn, 53–57.

1704

Иоанн Ефес., 161.

1705

Id., 161.

1706

Id., 163.

1707

Id., 163, 164. Ср. Kleyn, loc. cit., 57–61.

1708

Иoaн. Ефес., Hist. eccl., IV, 15.

1709

Иoaн. Ефес., Comm., 162–164.

1710

В 559 году он учредил монофизитскую митрополию для Персии (Bar.-Hebr., Chron. eccl., II, 100–102). См. о деле Иакова Kleyn., loc. cit., 62–71. Иоанн Ефесский говорит о нем (Comm., 162): veluti flumina magna sacerdotii in omne regnum romanum effudit, а его анонимный биограф (Vita, в Comm., 203) выражается так: nisi Dens ecclasiae suae misertus (eum) suscitasset, ecclesia persecutione nefanda Dyophysitarum pessumdata fuisset.

1711

Facundus, Defensio, II, 1; IV, 3.

1712

Liber., Brev., 24.

1713

Nov. 57, epil.

1714

Nov. 11; 131.

1715

Nov. 6, praef.

1716

Nov. 131, 1.

1717

Ср. Knecht, loc. cit., 66 и сл.

1718

Gasquet, De l'autorité impériale en matire de religion, 155.

1719

Labbe, V, 61.

1720

Id., V, 424.

1721

Id., IV, 1777.

1722

P. G., 86, 1178 (Can. 45), 1183 (Can. 63).

1723

Lib. pont. 287.

1724

Id., 293.

1725

Обстоятельная история этой борьбы со всей подобающей подробностью и притом мастерски изложена в соч. Duchesne, Vigile et Рélage, (Rev. des Questions hist., 1884, II стр. 369).    

1726

Facundus, Defensio, IV, 4.

1727

Lib. pont., 297.

1728

Duchesne, loc. cit, стр. 382.

1729

Facundus, loc. cit., IV, 3. Ср. мою книгу Afrique byzantine, 434–436.

1730

Феофан, 225.

1731

Labbe, V, 549.

1732

P. L., 69, 60.

1733

Ср. Duchesne, loc. cit., 400–405.

1734

Facundus, Adv. Mocianum (P. L., 67, 868).

1735

Ср. мою Afrique byzantine 437–430.

1736

Mansi, IX, 363.

1737

Ср. мою Afrique byzantine, стр. 440–441.

1738

Ср. Afrique byzantine, 441–444.

1739

P. L., 69, 55 и 117.

1740

Id. 69, 56, 117.

1741

P. L., 56.

1742

Id. 114 и сл.

1743

P. L., 53 и сл.

1744

Mansi, IX, 57.

1745

Р. L., 69, 53, 116.

1746

Coll. Avellana, 312.

1747

Id., 317. Смотри полный текст Constitutum'а, ibid., 230–232.

1748

Mansi, IX, 349.

1749

Ср. мою Afrique byzantine. 444–445.

1750

Liber., Brev., 24.

1751

Ср. Afrique byzantine, 445–446.

1752

Vict. Тоnn., а. 557.

1753

Vict. Тоnn. 552–556. Ср. Afrique byzantine, 446–448.

1754

Иoaн. Ефес., Comm., 157; Hist. (В Comm., 246).

1755

Id., Hist. 248.

1756

Id., Hist., 246–247, 248.

1757

P. G., 86, 1238.

1758

P. G., 67, 841.

1759

Id., 838.

1760

Ср. Knecht, loc. cit., 85–88.

1761

Hefele, loc. cit., 3, 171, и Knecht, loc. cit., 88–89.

1762

P. G., 86, 1042, 1103.

1763

Krumbacher, Gesch. d. byz. Litt., 57–58. 

1764

На это он намекает в Nov.32. Ср. Liber., Brev. (P. L., 68, 693); Facundus, Defensio, II, 3.

1765

Vita Eutychii (P. G., 86, 2314).

1766

Иоанн Ефес., Hist. (Comm., 249): tex et ipse in disputando excrcitatus, qui ratus erat neminem episcoporum neque aliarum arte disputandi sibi parem    esse.

1767

Иоанн Ефес., Hist. (R. Or. Chr., loc. cit., 481).

1768

Иоан Еф., Hist. (Comm., 249).

1769

B. G., 409–410.

1770

Одна такого рода беседа происходила в 549–550 гг. (Иоанн Ефес., Hist. (Comm., 246–247, 248), другая – в 558 (Иоанн Ефесский, Hist. (R. Or. Chr., 491 и Comm., 248). Еще одна в 560 году, на которую он созвал в Константинополь толпу грамматиков, адвокатов и монахов из Александрии. (Иoaн. Ефес., Hist. R. Or. Chr. 491 и Comm., 249).

1771

Vict. Tonn., a. 565.

1772

Об этом довольно спорном пункте см. Knecht, 140–141.

1773

Evagr., 4, 38. Впрочем, он считался благосклонным к умеренным монофизитам школы Севера и Феодосия (Иоанн Никиусский, 519).

1774

Vita Eutychii (P. G., 86, 2318).

1775

Evagr., 4, 39–40.

1776

Vita (P. G., 86, 2318–2319).

1777

Иoaн. Ефес., Comm., 135.

1778

Ср. Gasquet, L'empire, byzantin et la monarchie franque, 75, 40.

1779

Gasquet, ibid., 75.

1780

В. G., 557–558.

1781

Ср. Gasquet, L'empire byzautin et la monarchie franque, стр. 48–60.

1782

Gasquet, loc. cit., стр. 71.

1783

Ср. Gasquet, loc. cit., стр. 60–64.

1784

В. V., 504, 507; Mal., 495; Meнандр, 286–287, 292, 377.

1785

В. V., 406, 407.

1786

Mal., 412–413; Agath., 172; Theoph., 168–169 (Лазы). Ср. относительно знаков отличия армянских князей, Aed., 247.

1787

В. Р., 291.

1788

В. G., 502; Theoph., 240; Joh., VI; 267; VIII, 268–270.

1789

Zon., III, стр. 148.

1790

Joh., IV, 512.    

1791

В. V., 506.

1792

В. G., 418–419, 555.

1793

Менандр, 282, 285.

1794

В. G., 498.

1795

Agath., 170; Theoph., 240.

1796

Agath., 172.

1797

Ср. Gasquet, loc. cit., 81–92.

1798

Agath., 306.

1799

Иоанн Антиохийский fr. 218; Agath., 332. 333.

1800

Об этом сочетании дипломатии и религии см. у Павла Силенц, Descr. S. Sophiae, 983–986.

1801

Ср. Gasquet, loc. cit., 73–81. Юстиниан, говорит Иоанн Ефесский, «имел большое попечение и большое усердие к обращению к вере неверных». (R. О. Chr., 1897, 2, стр. 475).

1802

О глубоком впечатлении, которое производила на варваров церковь св. Софии, см. у Павла Силенциар., loc. cit., 986–990.

1803

Ср. Gasquet, loc. cit., 75–77.

1804

Zach. Rh., 254–255.

1805

Gasquet, loc. cit., стр. 75.

1806

Gasquet, loc. cit., стр. 67.

1807

О Юстиниане, как о просветителе варваров, см. Павел. Сил., loc. cit., 4–5 и 983–986.

1808

В. Р., 57, 164; В. G., 480; Aed., 261, 262.

1809

В. G., 479.

1810

В. G., 478–479.

1811

В. G., 474–475; Aed., 262.

1812

Mal., 431–432; Иoaн. Ефес. (R. Or. Chr., 1897, 2, стр. 475).

1813

В. G., 474, 553–554, 554–555; Men., 345; Agath., 332–333.

1814

Mal., 432; Aed., 262; Латъшев в Виз, Врем., 1894, 657–672; Кулаковский, ibid., 1895, 189–198, и 1896, 1–17; Byz. Zt., VI, 387–391. Ср. заметку Bury в издании Гиббона, IV, 537–539.

1815

В. Р., 283–284; ср. ibid., 217.

1816

В. Р., 221, 283; Agath., 104–105. О географии страны см. В. Р., 288–290; В. G., 468; В. Р., 221, 229.

1817

Mal., 412–413; Theoph., 168–169;  В. Р., 55, 58–59.

1818

В. Р., 216–217.

1819

В. Р., 217–218, 227–228, 293; В. G., 526; Aed., 261; Mal., 427.

1820

B. Р., 219.

1821

В. Р., 283; Agath., 170.

1822

В. G., 498; Agath., 170.

1823

В. Р., 284, 287–288.

1824

Agath., 172.

1825

Nov. 28, praef.

1826

В. G., 465, 466–467.

1827

Ср. Nov. 28, praef.

1828

В. G., 467; Меn.,356–357, 368–369; 370–373.

1829

В. G., 468–469; Agath., I73 > 249–250; В. G., 471–473, 498 и сл., 473.

1830

В. G., 469; В. Р., 288.

1831

Zach. Rh., 253, 382; В. G., 472–473.

1832

Agath., 173.

1833

В. G., 473–474; Aed., 261; Ed. 13, 11; В. G., 498.

1834

В. Р., 47–49; В. G., 469.

1835

В. G., 509–510; ср. id , 469.

1836

Mal., 430–431.

1837

В. Р., 296; ср. id., 288–290.

1838

Ср. Маl. у 414–415; Zach. Rh, 254–255.

1839

В. Р., 56–57,113–114; Zach. Rh., 253.

1840

В. Р., 113–114.

1841

В. Р., 282–283.

1842

Феоф., 216.

1843

Относительно стратегического значения страны, см. В. G., 524.

1844

В. Р., 77, Маl., 455–456.

1845

B. Р., 263.

1846

В. G., 462, 464; Aed., 257–260; Nov. 1, praef.; 28, praef.: Agath., 278 и сл., в особенности 281.

1847

В. Р., 77; Aed., 258.

1848

B. P., 288; Agath., 184–185, 188.

1849

В. Р., 164; Aed., 248; Nov. 31, 1, 3; С. J., 1, 29, 5.

1850

В. P., 159; В. G., 467, 479; Nov. 8; 20, 3.

1851

Nov. 21, praef.

1852

Ibid.

1853

Сиуния (Васпурасан) осталась независимой, но под управлением христианских князей (Zach. Rh., 253).

1854

Ср. Duchesne, Les Missions chrétiennes au sud de 1'empire romain (Mél. de Rome, 1896, стр. 112–121) и A. Müller, Der Islam, I, 10 и сл.

1855

В. P., 198.

1856

В. P., 89; Mal, 434–435. 447, 461–464.

1857

Mal., 446; B. P., 100.

1858

B. P., 89; Theoph., 240; Mal., 461.

1859

Duchesne, loc. cit., 114–116.

1860

Bar.-Hebr., Chron. eccl., I, 220.

1861

Ibid.; Theoph., 240.

1862

Ср. Zach. Rh., 157, 169. О нравах арабов, В. Р., 155, 234.

1863

В. Р., 88; ср. id., 282.

1864

Zonaras, III, 139–140.

1865

B. P., 155, 165; Men., 292, 358–359, 369–370.

1866

Men., 369–370.

1867

Zach. Rh., 147–148; В. P., 240; Иoaн. Еф., Comm., 51.

1868

Duchesne, loc. cit., 120–121.

1869

Zach. Rh., 170, 174.

1870

B. P., 99. Cp. Duchesne, loc. cit. 117.

1871

B. P., 99.

1872

Duchesne, loc. cit., 90–99; Cod. Theod., 12, 12. 2; Св. Aфанасий, Apol. ad Constantium (изд. Bened., I, 313); cp. Dullmann, Z,. Gesch. d. Axumitischen Reiches (Записки Берлинской Акад. 1880, стр. 10–13).

1873

Иoaн. Ефес. (Bibl. orient., 360).

1874

Cosmos, Topogr. christ., 1. XI, стр. 449; 1. II. стр. 87, 97, 98, 99, 107.

1875

Cosmas, loc. cit., 1. II, стр. 96–97, 98, 99; 1. XI, стр. 445–447; 1. III, стр. 169.

1876

В. P., 98, 106–107.

1877

В. Р., 99–100, 164; Nonnosos, стр. 480.

1878

Ср. Duchesne, loc. cit., 118–119; Müller, der Islam, I, 19–21.

1879

В. P., 100, 106; Nonnosos, 478–479.

1880

Ср. Duchesne, loc. cit., 99–112 и не вполне точное примечание Bury в издан. Гиббона, IV, 541–543. Относительно Аксума ср. записки Дильманна (Abhandl. Берлинск. Академ. 1878,177–238, и 1880, 1–51 и Берлинскиe Berichte, 1890 г.); D. Н. Müller'a (Denkschriften Венской Академии, 1894) и Drouin'a Les monnaies éthiopiennes, Paris, 1882 г., и Les listes des rois éthiopiens (Rev. arch., 1882, 2). O Гимиape, см. изд. Глазера Skizze der Gesch. Arabiens, Мюнхен, 1889 г.; D. H. Müller, Die Burgen und Schlösser Süd-Arabeins; Schlumberger, le Trésor de Sana.

1881

B. P., 100–101.

1882

Cp. Duchesne, loc. cit., 99; Halévy, Mélanges d'épigraphie et d'archéol. sémitiques, стр. 23.

1883

Duchesne (Rev. des études juives, 1890 г., стр. 224).

1884

Ср. Dillmann, loc. cit., и его комментариик абиссинским надписям Аксума, напечатанный у Мюллера, loc. cit., 39–41, 44–47. Греческая надпись царя Аейцаны (С. I. G., III, 5127) перепечатана у Мюллера 16–17.

1885

Ср. С. I. G., III, стр. 508 и 515 (пп. 5127 и 5128), и Letronne, Oeuvres, I, 41–48. Относительно обращения см. у Малалы, стр. 433, который ошибочно относит событие ко времени Юстиниана.

1886

Ср. Dillmann, loc. cit., 1880 г., стр. 26–27.  Иoaн. Ефес. (Comm. 56) изображает нам монофизитского аксумского царя вступающимся даже в Персии за своих единоверцев.

1887

Schlumberger, в Rev. numism., 1886 г.; ср. Dillmann в Берлинских Berichte, 1890 г., стр. 8–9 и 9–11.

1888

Mal., 433–434; Иoaн. Ефес. (Bibliot. orient, I, 359–361); Иоан. Никиусский (Journal asiat., 7-e serie, XII, 334); письма Симеона Бет-Арзама  (Bibl. orient., I, 365–366); ср. Cosmas, loc. cit., 1880, стр. 28–33.

1889

Zach. Rh., 152.

1890

В. Р., 104–105; Иoaн. Ефес. (Bibl. orient, I, 363); письма Симеона Бет-Арзама (Bibl. orient., I, 364–379; Zach. Rh., 142 и сл. и примечание на стр. 355, где содержится библиография этого запутаннаго вопроса). Mal.,       457, надп. Гисн-Хораба(Halévy, Journ. asiat., июнь 1873 г.); Иoaн. Ефес. (Bibl. orient., I, 383–384). Ср. Fell, Die Christenverfolgung in Südarabien (Zt. d. morgenl. Gesch., 1881) и Dillmann, loc. cit., l880, стр. 33–44).

1891

В. Р., 106–107; Мal., 457–459.

1892

Mal., 457–459. В. Р., 106. Bury напрасно полагает (loc., cit. IV, 542–543), что это посольство было тождественно с посольством Ноннозоса. Правда, Малала не указывает имени посла, но Феофан, переписавший рассказ Малалы (стр. 244–245), называет посла Юлианом. И в самом деле один из послов, отправленных Юстинианом в Гимиар и в Аксум, действительно носил это имя (В. Р., 106, 155); ср. Dillmann, loc. cit., 1880, стр. 40–43.

1893

Иoaн. Ефес., (Bibl. orient., I, 380).

1894

Nonnosos, 479–481.

1895

В. Р., 105–106.

1896

B. Р., 164.

1897

Марибские надписи (541–543) в Rev. Et. juives, 1889, 313; В. P., 107.

1898

Nonnosos, 479.

1899

Известно, что эфиопы и гомериты просили себе епископов у Юстиниана (Иoaн. Еф., в Bibl. orient., I, 385).

1900

В. Р., 102–103.

1901

Id., 103–104. Ср. Priscus, стр. 21; Letronne, Oeuvres, I, 34–35, 60–61, 68–69.

1902

Ср. об этом эпизоде у Дюшена, loc. cit., 82–90; Letronne, Oeuvres, т. I; Revillout, Mémoire sur les Blemmyes (Acad. Inscr. Savants étr., VIII, 371–445).

1903

С. I. L., III, 5072. Сp. Letronne, Oeuvres, I, 22–23 и статью Лепсиуса (Hermès, 1875 г., стр. 129–144).

1904

Об этой склонности посылать миссии см. Иoaн. Ефес. (Bibl. or., I, 385); из-за нее возникали часто большие зaтpyднeния.

1905

Иoaн. Ефес., Hist. eccl., IV, 6–7. Относительно даты см. Revillout, loc. cit., 436–443.

1906

В. Р., 104. Дата смерти Нарзеса (543 г.), В. Р., 265, определяет время события. Летронн и Дюшен ошибаются в определении этой даты.

1907

Иoaн. Ефес., Hist. eccl., IV, 48. Ср. ibid., IV, 9. О его роли в Филе, С. I. G., III, 8647–8649.

1908

Дендурская надпись (544 г.) у Revillout, loc. cit., стр. 375

1909

Ср. Letronne, I, 35, 52–53.

1910

Aed., 333–334.

1911

Aed., 337.

1912

Id., 335.

1913

Cp. Diehl, Afrique byzantine 299–330.

1914

Job., IV, 511–512, 1095–1096; VIII, 271.

1915

Bell. Vand., 448.

1916

Joh. III, 406–407.

1917

Id., IV, 512.

1918

Joh., IV, 511. «Animo Romanus erat, nес sanguine longe».

1919

Joh. VI, 267; VII, 268; VIII, 270.

1920

Id., VII, 268–271.

1921

Id., VI, 268; VIII, 121–129.

1922

B. V., 517.

1923

Joh., IV, 999; VI, 596; Aed., 335; lord., Rom., стр. 52.

1924

Bell. Vand., 502; Joh., III. 410–412.

1925

Id., 503–504.

1926

Joh., III, 406–407.

1927

Bell. Vand.. 406, 465.

1928

Joh., III, 287–289.

1929

Cp. Gasquet, loc. cit., 163–171.

1930

Epist. Merow. et Karolini aevi, I, 132–133.

1931

Agath., 21.

1932

Ibid., В. G., 417. Ср. Gasquet, loc. cit., 171–178.

1933

Epist. merow aevi, I, 133.

1934

Hist. arc., 114.

1935

Epist. merow. aevi, I, 118.

1936

Gasquet, loc. cit.

1937

Вигилий Авксанию (ibid., I, 62).

1938

B. G., 423.

1939

Id., 236.

1940

В. G., 418.

1941

Id., 426, 551–552, 593–594.

1942

Id., 598.

1943

Id., 429–430, 602.

1944

Id., 203; Marcell. Com., a. 512, ср. B. G., 209, 419.

1945

B. G., 199, 204.

1946

Mal., 427–428; Иoaн. Еф. (R. Or. Chr., 1897, 2, стр. 475).

1947

В. G., 419, 199, 204, 426, 598.

1948

Id., 209.

1949

В. V., 313, B. G., 418, 425.

1950

В. G., 418–419.

1951

Id., 423.

1952

Id., 423–425.

1953

Id., 593.

1954

Id., 552, 593.

1955

Id., 605.

1956

Ср. Jirecek., Gesch. der Bulgaren, 82, 87; об их нравах см. любопытное сообщение в В. G., 254, 334–336.

1957

Относительно антов, В. G., 125, 370, 336, относительно аваров, Меn.. 283, 285, 286; Феоф. 232, который отмечает эффект, произведенный в Византии их странными костюмами. Относительно турок см. примечание Bury в изд. Гиббона, IV, 539–541.

1958

Nov. II.

1959

В. G., 419.

1960

Zach. Rh., 237; Иoaн. Еф., Comm., 160, 206.

1961

Ср. однако оговорки, делаемые Иoaн. Ефес. (Bibl. or., I, 385).

1962

В. G., 466, 475; Иoaн. Еф. (Bibl. or., I, 385); Bar.-Hebr., Chr. eccl., 220.

1963

Zach. Rh., 142, 256,383–384; В. P., 281; B. G., 504; Cosmas, loc. cit., I. II, стр. 74. Относительно нестоpианской церкви в Персии, ср. Chabot, l'Ecole de Nisibe (J. Asiat., 1896, 2, стр. 48–49, 52–54).

1964

Cosmas, I. III, стр. 169. О христианских миссиях в Индии, ср. Assemani, Bibl. Orient., IV, 413–548.

1965

Mal., 477, 484; Феоф., 239. Павел Силент., loc. cit., 229–230.

1966

Cosmas, I. II, стр. 113.

1967

Ср. Dahn, Prokopius, 112–114, 310–312.

1968

Hist. arc., 54.

1969

В. Р., 103.

1970

В. G., 455.

1971

Ср. неудовольствие, которое возбудил мир 551 года (В. G., 535, 538–539).

1972

Hist. arc., 114–115. (стр.420 ориг. Данная сноска №4 не выделена в тексте!?)Предполагаю, что где-то тут…

1973

Hist. arc., 72–73.Ср. ibid., 122–123.

1974

Иoaн. Ант., фр. 217; Агаф., 306. Известно, что отрывок, приписываемый Иоанну Aнтиохийскому, весьма вероятно ему не принадлежит (Моммзен, в Hermes, VI, 323–324).

1975

Агаф., 331.

1976

Id., 331–332, 335; Меn., 283–284.

1977

Mal., 445.

1978

Id., 450–451.

1979

В. G., 593.

1980

Mal., 438.

1981

В. G., 26.

1982

Agath., 306; Men., 283.

1983

В. G., 433, 440, 445.

1984

В. G., 429, 598.

1985

Men., 283; Agath., 306.

1986

Nov. 147 (553 г.) 134 (556 г.).   

1987

Nov. App. 6 и 9 (558 г.) относительно Африки и App. 7 и 8 относительно Италии.

1988

Nov. 134, 2.

1989

B. G., 429.

1990

Just., II, 265–276: Nulla fuit jam cura seni: jam frigidus omnis. Alterius vitae solo fervebat amore. In caelum mens omnis erat.

1991

Agath., 306–307.

1992

Id., 305–306.

1993

Id. 306; Hist. arc. 135.

1994

Agath., 310–311.

1995

Id., 306–307; Hist. arc. 128–138.

1996

B. G., 522.

1997

Agath., 301, 308.

1998

B. G.. 522, 526.

1999

Agath., 305.

2000

Id., 325, 332.

2001

Theoph., 234.

2002

Nov. 148, praef.

2003

Agath., 306.

2004

Id., 331–332; Men., 283–284.

2005

В. G., 552–554.

2006

Agath., 332–334; Men., 345.

2007

Men., 284–285.

2008

Agath., 335.

2009

Men., 284.

2010

B. G., 553. Moeotis Palus –  Азовское море.

2011

B. G., 552–554.

2012

B. G., 555.

2013

Agath., 302 и сл.

2014

Id., 308–309.

2015

Id., 331.

2016

Agath., 332–332.

2017

Относительно тюрков см. примечание Bury во франц. переводе сочинения Гиббона, т, IV; русск. пер. стр. 481 и след.

2018

Men., 282

2019

Id., 283, 286.

2020

Id., 284.

2021

Id., 287.

2022

Men., 285.

2023

Id., 283.

2024

Agath., 307.

2025

Agath., 295, 297; Mai., 490, 495.

2026

Mal., 485; Иоанн Ефес., Hist. (Comm., 241–242). Малала определяет время индиктом 14=550 -- 551; Иоанн Ефес. – 870] г. александрийской эры = 558–559; Agath., 95–100.

2027

Mal., 486–487, указывает на август месяц индикта 2 = 554 г. Иоанн Ефес., Hist. (Comm., 241) относит событие к августу 862 г. = 551.

2028

Иоанн Еф., Hist., 241.

2029

Agath., 281.

2030

Id., 287.

2031

Id., 295. 

2032

Mal., 489, определяет время – идиктом 6.

2033

Agath., 295. Ср. Иоанн Еф.,  Hist. (в Comm., 225–226, 227, 242).

2034

Agath., 297–298; Mal., 489.

2035

Evagr., 4, 30. Нужно заметить, что в это самое время были вновь предприняты некоторые важные общественные сооружения, каковы, напр. мост на Сангариосе, который начал строиться в 560 г. (Teoph., 234) и был окончен в конце 562 г. (Павел Силенц., 930–933).

2036

Nov. 147, praef.

2037

Nov. 148, 1.

2038

Agath., 307.

2039

Nov. 134, 2, 4.

2040

Mal., 488.

2041

Mal., 492.

2042

Id., 486.

2043

Just., II, 261.

2044

Nov. 148, praef.

2045

Nov. 148, praef.

2046

Mal., 483–844.

2047

Id., 486.

2048

Id., 488.

2049

Id., 490–491.

2050

Theoph., 234–235.

2051

Mal., 492; Theoph., 235–236, 239; Hermes., VI, 380–381.

2052

Mal., 493–494.

2053

Evagr., 5, 1.

2054

Mal., 461; Theoph., 239.

2055

Evagr., 5, 1.

2056

Agath., 322.

2057

Eragr., 5, 1, 2.

2058

Id., 5, 1; Corr., Just., II, 260–263.


Источник: Юстиниан и византийская цивилизация в VI веке : Пер. с фр. / Шарль Диль, кор. Ин-та. - Санкт-Петербург : тип. Альтшулера, 1908. - [4], XXXIV, 687 с.

Комментарии для сайта Cackle