Период девятый. Состояние ветхозаветной церкви от Ездры до Рождества Христова

На призыв царского указа об освобождении откликнулись все иудеи, которым была дорога и священна память об Иерусалиме. Но их оказалось немного – всего 42 360 человек с 7 367-ю слугами и служанками. Это большею частью были люди бедные, и все их достояние состояло из 736 лошадей, 245 мулов, 435 верблюдов и 6 720 ослов. Гораздо большая часть пленников, – все те, которые успели обзавестись значительным хозяйством в стране своего пленения, предпочли остаться там, и между ними большинство высших и богатых классов, которые легко теряли свою веру и народность и перерождались в вавилонян. Но и среди высших классов еще оставались истинно патриотичные и благочестивые люди, каковым был князь иудейский Зоровавель, принявший на себя начальство над караваном поселенцев. С ним был первосвященник Иисус, соименник того вождя, который впервые ввел избранный народ в землю обетованную, и того Божественного Искупителя, который должен был в будущем ввести человечество во владение несокрушимого царства «не от мира сего», и еще девять старейшин, принявшие на себя бремя устроения переселенцев на почве родной земли. Получив вспомоществование как от оставшихся в Вавилонии своих соплеменников, так и от самих вавилонян, и неся с собою 5 400 сосудов храма, некогда захваченных Навуходоносором и теперь возвращенных Киром, этот малый остаток некогда могущественного народа двинулся в путь – в землю обетованную. Из переселенцев, конечно, каждый старался скорее увидеть свое старое пепелище, и потому они возвратились в свои различные города. Но в седьмой священный месяц Тисри они все собрались в Иерусалиме и там, возобновив жертвенник на груде развалин, отпраздновали праздник Кущей. Тогда же приступлено было и к заготовке материалов для возобновления храма, и при этом, как и во времена Соломона, им помогли тиряне и сидоняне, которые нанялись доставлять им кедровый лес с гор Ливана²⁷⁷. Во второй месяц следующего года (535), в самое время основания скинии Моисеем, была произведена торжественная закладка нового храма. Все торжество закладки было произведено «по уставу Давида», с песнопением священников и левитов, которые с трубами и кимвалами славили Господа; «и весь народ громогласно восклицал, славя Господа за то, что положено основание дома Господня». Но многие при этом, особенно старики из священников, левитов и старейшин, видевшие прежний храм, не могли удержаться от слез, «и плакали громко», «и не мог народ распознать восклицаний радости от воплей плача народного». Затем приступлено было к самому построению храма. При отсутствии достаточных средств, труд этот был тяжелый и медленный, тем более, что явились противники этого дела в лице самарян, которые, считая Палестину теперь своим владением, враждебно отнеслись к переселенцам и разными наветами пред персидским правительством добились даже указа об остановке работ. Работы возобновились опять при Дарии Гистаспе, который подтвердил указ Кира, и народ, ободряемый пророками Аггеем и Захариею, еще с большим усердием принялся за труд, и здание было закончено в шестом году царствования Дария (515 г.), через 21 год после закладки его основания. Совершено было торжественное освящение нового храма, который строился по образцу первого, хотя и из менее ценных материалов. Кроме 700 жертв всесожжения было принесено двенадцать козлов в жертву за грех, «за всего Израиля по числу колен». Восстановлены были по уставу Давида «чреды» священников и левитов для служения при храме, хотя для того, чтобы составить полное число этих чред, пришлось оказавшиеся налицо четыре чреды разделить каждую на шесть частей. Освящение закончено было торжественным совершением Пасхи. Слух о возобновлении храма и богослужения в нем распространился по всем пределам Персидской монархии, где только оставались иудеи и, ободренные успехом своих собратьев, многие из них решились хоть теперь воспользоваться указом Кира; и вот собралась новая партия переселенцев, которые в числе полторы тысячи семейств направились в святую землю. Предводителем этой партии был Ездра, ученый священник из рода Ааронова, пользовавшийся особенным благорасположением царя Артаксеркса Лонгимана, указ которого от 457 года и служит началом для счисления седьмин Данииловых. Когда переселенцы прибыли в Иерусалим, то Ездра был поражен печальным состоянием народа. Многие из иудеев поженились на язычницах, и дети их воспитывались в полуязычестве. Огорченный всем этим, Ездра разодрал свои одежды и настолько растрогал народ своими увещаниями в незаконности и опасности таких браков, что многие порешили развестись с своими языческими женами. Между тем, несмотря на все усилия Ездры, положение народа оставалось печальным: по своей бедности и несогласию, а также и по противодействию врагов, иудеи еще и не начинали восстановлять Иерусалима, так что стены его находились все еще в развалинах. Весть об этом крайне опечалила благочестивого Неемию, занимавшего высокое положение виночерпия при дворе персидского царя. Он задумал помочь своему народу, и когда, после усердной молитвы Богу, доложил об этом царю, то последний не только милостиво отнесся к его просьбе об увольнении его на время в св. землю, но и снабдил его царскими грамотами к областеначальникам для оказания ему всякого содействия и охранным отрядом всадников для безопасности в пути. Осмотр Иерусалима вполне подтвердил его сведения о состоянии города и народа, и он энергично приступил к работам, несмотря на враждебное отношение начальников соседних областей и племен, которые, опасаясь усиления иудейского народа, всячески препятствовали работам, замышляли убить самого Неемию и наклеветали на него перед царем персидским, будто бы он укреплял Иерусалим с изменническим намерением провозгласить себя царем и отложиться от Персидской монархии. Но все козни их были напрасны. Чтобы обеспечить себя от нечаянного нападения врагов, Неемия вооружил народ и разделил его на две смены, из которых одна работала, а другая стояла под оружием. Дело шло так быстро, что через 52 дня Иерусалим как бы воскрес из своих развалин, и враги иудейского народа с изумлением увидели перед собою сильные твердыни. Это было в 444 году. Закончив главное дело, Неемия приступил к внутреннему преобразованию в жизни народа, и, прежде всего, облегчил участь бедного народа, страдавшего от угнетения и алчности богатых. Затем, в ознаменование вступления народа в новую жизнь, с особым торжеством отпразднован был праздник Труб (в месяце Тисри). К празднику собрались все переселенцы, и этим Неемия вместе с Ездрой воспользовались для того, чтобы возобновить в сознании народа заповеди Божии и закон Моисеев. В торжественном собрании народа Ездра явился в сопровождении книжных левитов и, с величайшим благоговением раскрыв книгу закона, начал читать ее народу, который с умилением слушал священное чтение. Но во время своего пребывания в плену народ уже значительно забыл древний еврейский язык, на котором написаны были книги закона Моисеева, и потому понадобился перевод читаемого на народный язык, каким был арамейский, что и делали книжные левиты, сопровождавшие чтение закона переводом и надлежащими толкованиями. Народ плакал от умиления, благодаря Бога за все Его благодеяния возлюбленному Им народу и каясь во всех грехах и преступлениях, которыми навлечен был Его праведный гнев. Все это торжество было закончено заключением нового завета с Богом, который и скреплен был подписью и печатью князей, священников и левитов. Приняв меры к заселению Иерусалима, Неемия возвратился к персидскому двору на свою прежнюю должность. Но слухи о новых настроениях в Иерусалиме опять заставили его возвратиться в родную землю. Там он нашел, что заведовавший храмом первосвященник Елиашив допустил страшные беспорядки, дозволив даже одному из врагов народа – Товии аммонитянину поселиться на самом дворе храма и вступил в родство с другим врагом его Санаваллатом, – вследствие чего религиозно-нравственная жизнь народа пала, суббота не соблюдалась, десятины левитам не платились, по-прежнему заключались браки с язычниками. Пылая ревностью к святыне, Неемия выгнал Товию из отведенного ему жилища и выбросил все его домашние вещи, сделал выговор старейшинам за допущенные ими беспорядки, запретил торг в субботу, восстановил правильную выдачу десятины левитам и строгими мерами заставил иудеев исполнять закон о несмешении с идолопоклонниками. Свою деятельность Неемия описал в особой книге, носящей его имя («Книга Неемии») и заканчивающейся молитвой: «Помяни меня, Боже мой, во благо мне». Деятельность Ездры описана в «книгах Ездры». Ко времени деятельности этих знаменитых мужей относится и деятельность последних пророков Аггея, Захарии и Малахии. Первые двое выступили с пророческим словом еще при Зоровавеле и ободряли народ не ослабевать в своем усердии о построении храма, предсказывая полный ycпex святому делу, хоть, в то же самое время, предвещая скорое наступление царства Мессии, когда сам народ за свое непослушание Ему будет отвергнут вновь и на его место явится и водворится в святом городе новый род, над которым воссияет слава Божия. Ряд ветхозаветных пророков закончил собою последний пророк Малахия. В лице его ветхозаветное пророчество сказало свое последнее слово. В проповеди его уже слышится предвестие о приближении «исполнения времен», и он призывает народ к покаянию, чтобы достойно встретить этот великий момент. Так как в его проповеди изобличаются те же самые настроения, с которыми боролся Неемия, то и деятельность их нужно считать современною. Во всяком случае пророческая деятельность Малахии падает на конец V-гo столетия, и, возможно, что Ездра, составивший в это время канон книг Ветхого завета, завершил его включением в него и книги «пророка Малахии», которою и заканчивается еврейский канон книг св. Писания. Но воздвигая великих и благочестивых мужей для устроения жизни иудеев, возвратившихся из плена в землю обетованную, Господь не оставлял Своим промышлением и тех, которые остались в пределах Персидского царства. В годину бедствий рука Его и там воздвигала им достойных защитников от злобы врагов. Такова знаменитая царица Есфирь и ее родственник Мардохей, благочестивый иудей, в малолетстве уведенный в плен вместе с царем Иехонией. Будучи бездетным, Мардохей воспитал юную сиротку Гадассу (таково еврейское имя Есфири) как свою родную дочь, и добродетель его была награждена чудесною судьбою, поведшею к необычайному возвышению их обоих. Мардохей, занимая скромную должность привратника при царском дворце, спас жизнь царю, предупредив один придворный заговор, за что имя его занесено было на страницы царской летописи, а его воспитаница Гадасса так понравилась царю Артаксерксу²⁷⁸, когда он делал выбор себе новой жены из красивейших девиц всего государствана место отвергнутой им за гордость царицы Астини, что он «возложил царский венец на голову ее и сделал ее царицею на место Астини», дав ей почетное имя Есфирь – «звезда». Такое возвышение представительницы иудейского народа вызвало крайнюю ненависть и злобу у некоторых придворных и особенно некоего Амана амаликитянина, который, сам будучи поставлен «выше всех князей» царства, пользовался своею властью лишь для высокомерного угнетения всех, кто с рабским подобострастием не падал перед ним ниц. Узнав, что Мардохей не оказывает ему такого раболепства, как это делали вообще придворные сановники, Аман пришел в ярость и решил погубить не только его самого, но и весь его народ. Коварным наветом на иудеев, как самый вредный народ в государстве, Аман добился согласия царя на издание указа об истреблении их. Узнав о грозящей своему народу участи, Мардохей известил об этом Есфирь и требовал от нее, чтобы она заступилась перед царем за свой народ. Мужественная Есфирь, под страхом потерять свое положение и жизнь, вопреки строгому придворному этикету явилась к царю без приглашения и, найдя у него милость, пригласила его вместе с Аманом на пир к себе. Аман, польщенный таким приглашением и думая, что царица решила не ставить ему никаких препятствий в исполнении его мщения иудеям, приказал, вместе с тем, уже воздвигнуть высокую виселицу для Мардохея. Между тем царь, чтобы разогнать скуку бессонной ночи, приказал читать себе царские летописи, и когда ему прочитано было о подвиге Мардохея, остававшемся доселе без должного вознаграждения, то он на следующее же утро спросил своего любимца Амана: «что сделать тому человеку, которого царь хочет отличить почестию?» Аман, вполне убежденный, что царь имеет ввиду не кого другого, как его именно, отвечал, что такого человека нужно почтить царским венцом и царским одеянием, посадить на коня и заставить одного из первых князей царства водить его по городу с провозглашением о царской милости. К крайнему его изумлению и злобе, все это он должен был сделать по отношению к ненавистному для него Мардохею. Разбитый духом, он отправился на пир к Есфири, но там его ждала заслуженная участь. Довольный угощением, Артаксеркс предложил Есфири просить у него все, что только она захочет, «хотя бы до полуцарства». Тогда Есфирь попросила защиты себе и своему народу от лютого врага, и когда царь узнал, в чем дело, то приказал повесить Амана на той самой виселице, которую тот приготовил было для Мардохея, а в отмену указа об истреблении иудеев разослан был новый указ о праве их противиться исполнению первого. В силу этого указа иудеи с оружием в руках восстали на защиту своей жизни и избили более 75 000 своих врагов, а десять сыновей Амана подверглись одной участи со своим отцом. В воспоминание о таком чудесном спасении был установлен праздник Пурим (от слова пур – жребий, потому что Аман бросал жребий на погубление иудеев). Эта чудесная история описана в «книге Есфирь».

После Неемии власть над иудейским народом сосредоточивается в руках первосвященников, которые правили государством во главе старейшин, составивших народное собрание из 120 членов, так называемую «великую синагогу», из которой, впоследствии, образовалось особое верховное судилище – синедрион. Благодаря мягкому отношению персидского правительства, первосвященники-правители имели возможность беспрепятственно заниматься внешним и религиозным благоустроением народа, хотя при отсутствии твердой власти не было недостатка во внутренних смутах. Так, один из первосвященников, Ионафан, опозорил себя даже убийством своего брата Иисуса, которого он, подозревая в посягательстве на первосвященническую должность, убил в самом храме. К этому же времени относится окончательный разрыв между иудеями и самарянами. Последние под предводительством сына первосвященника Елиашива, Манассии, перешедшего на их сторону из нежелания развестись со своею языческою женою, воздвигли на горе Горизим свой особый храм, который поддерживал в них враждебное соперничество с храмом Иерусалимским. Но вот, Согласно пророчеству Даниила, настал конец и Персидской монархии, и она должна была уступить место третьей монархии – Греческой. Основателем последней был знаменитый Александр Македонский, который быстро следовавшими одна за другой победами начал завоевывать мир. Завоевав всю Малую Азию, Александр двинулся на Финикию и Палестину, и там только один гордый Тир задержал его своим упорным сопротивлением на семь месяцев. По разрушении его завоеватель беспрепятственно направился в Иерусалим. Жители его трепетали и молились Богу о защите, а первосвященник Иаддуй в полном своем облачении и в сопровождении священников и левитов вышел навстречу Александру. Завоеватель милостиво принял эту торжественную депутацию и рядом с первосвященником вступил в Иерусалим, вошел в храм и принес по указанию священников жертву, выслушав при этом и прочитанное ему пророчество о нем Даниила. Растроганный всем этим, он предоставил иудеям свободу от податей в субботние годы и позволил им жить по своим собственным законам. Значительную часть иудеев Александр, однако же, переселил в новооснованный им город Александрию, в Египте. Македонское завоевание поставило Иудею, вместе со всем восточным миром, под влияние греческого языка и греческого миросозерцания, подвергнув, таким образом, преданность иудеев своей религии и своим законам новому сильному испытанию. Но основанная Александром всемирная монархия продержалась только до его смерти (323 г. до Р.Х.) и распалась на четыре царства, из которых два – Египет и Сирия получили весьма важное значение в истории иудеев. Во время последовавших войн за наследство, Палестина явилась яблоком раздора между владетелями этих двух стран, но в 320 году египетский царь Птоломей Лаг присоединил ее к Египту, под властию которого она и находилась более столетия. Под мягким правлением египетских царей иудеи вели мирную и счастливую жизнь. Мало-помалу они основались во всех торговых городах по берегам Средиземного моря и за свою промышленную предприимчивость пользовались повсюду большими преимуществами и льготами от правителей, старавшихся привлекать их к себе для оживления промышленности. Вследствие этого иудеи распространялись все более и более, строили себе молитвенные дома или синагоги, в которые допускались и язычники, и чрез это распространяли и между ними познание истинного Бога. Еврейский язык все более позабывался ими и вытеснялся греческим, который и усвоен был всеми жившими вне Палестины, и особенно в Египте, иудеями. Вследствие этого для них стал необходим даже перевод св. Писания на греческий язык, и этот перевод совершен был в царствование египетского царя Птоломея II Филадельфа. Царь вошел с этой целью всношение с первосвященником Елеазаром, который и прислал ему как подлинник св. Писания, так и переводчиков в числе 72 человек (по шести от каждого колена). Перевод был сделан ими успешно и по одобрении его особым собранием ученейших мужей вошел во всеобщее употребление. Он известен под названием перевода семидесяти толковников (или просто перевода 70) и доселе употребляется в греческой церкви. В 203 году до Р.Х. Египет, однако же, потерял свою власть над Иудеей, она отошла под владычество сирийских царей, и с этого времени началось тяжелое время для иудейского народа. Сирийские цари, встречая в иудеях сопротивление для своих замыслов о введении греческой религии и культуры в своем государстве, стали всячески угнетать их. Царь Селевк Филопатор велел ограбить храм в пользу своей государственной казны, а преемник его Антиох IV Епифан (175–164) порешил окончательно уничтожить религию Иеговы и на место ее водворить греческое язычество. В пользу своего безумного замысла он склонил даже брата первосвященника Онии, Иисуса, который добился низложения своего брата и под греческим именем Иасона сам сделался первосвященником. Он стал во главе образовавшейся в Иерусалиме греко-иудейской партии, начал вытеснять старую религию и на место ее вводил языческие обычаи и обряды. Сам Антиох Епифан («Славный», но переименованный впоследствии в Епимана – «Безумного») по возвращении из египетского похода, вступив в Иерусалим, ограбил и осквернил храм и предал беспощадному избиению всех, кто только противился нововведениям раболепствующих перед ним, но в то же время смертельно враждовавших между собою Иасона и Менелая, поочередно осквернявших и позоривших своею личностью высокое достоинство первосвященства. Греческий культ был объявлен государственной религией, и все под страхом смерти должны были признавать ее. Доказательством признания ее служило вкушение свиного мяса; но нашлись такие ревнители отеческого закона и истинной религии, которые предпочитали умереть, чем «преступить отеческие законы». Так, девяностолетний старец Елеазар-книжник потерпел за свою мужественную стойкость мученичество, «оставив в смерти своей не только юношам, но и весьма многим из народа образец доблести и памятник добродетели». Ему последовала одна вдова, мать семи сыновей, которые все также приняли мученичество за свою преданность вере, призывая праведный гнев Божий на лютого царя-мучителя.Это страшное гонение имело, однако же, ту хорошую сторону, что возбудило в народе отвращение к насильственно навязывавшемуся эллинизму²⁷⁹ и укрепило преданность своей вере. Священники дружно выступили на защиту истинной религии. Особую ревность показал престарелый священник Маттафия, который, гонимый за свою преданность истинной религии, удалился с своими пятью сыновьями в город Модин. Когда царский чиновник прибыл и в Модин для приведения царского указа в исполнение, то Маттафия убил первого, кто приблизился к языческому жертвеннику, а затем и самого чиновника и, сделав призыв всем ревнителям Иеговы следовать за собою, бежал со своими сыновьями в горы. Оттуда они начали делать набеги и истреблять языческие жертвенники. Сам Маттафия скоро умер, но завещал своему сыну Иуде продолжение его дела по освобождению страны от ига идолопоклонства. Предсмертное завещание престарелого отца одушевило Иуду геройскою ревностью, и он под именем Маккавея, т.е. «Молота на врагов»²⁸⁰, вместе со своими братьями геройски выступил на защиту религии. Собрав около себя всех ревнителей Иеговы, он нанес несколько жестоких поражений войску Антиоха Епифана и на время достиг заключения мира, которым и воспользовался для восстановления истинной религии со всем ее богослужением. Храм был вновь очищен и освящен, в воспоминание чего установлен был новый праздник «обновления» храма. Хотя Иуда Маккавей в возобновившейся войне погиб славною смертью героя, но его дело продолжалось другими его братьями Маккавеями. Между тем, самого царя-мучителя постиг страшный гнев Божий в виде ужасной болезни, и он, заживо съедаемый червями, умер, проклинаемый всем иудейским народом. После его смерти Маккавеи сделались независимыми правителями страны и были родоначальниками так называемого Асмонейского рода князей (по имени родоначальника Маккавеев – Маттафии Асмонея). Под их властию народ иудейский опять некоторое время наслаждался миром и благоденствием; но скоро начались внутренние смуты как от соперничества различных представителей самого Асмонейского рода, так и от разделения народа на партии и секты, что все повело к ослаблению страны. Эти смуты особенно начались при преемниках Симона Маккавея, который сам, после славного управления народом, был коварно убит своим собственным зятем Птоломеем. Симону наследовал второй его сын Иоанн Гиркан, который, желая объединить под своею властию всю Палестину, разделявшуюся теперь на четыре отдельные области (Иудея – на юге, Самария – в средине, Галилея – на севере и Перея за Иорданом) стал называть себя «князем (всего) Израиля». С его царствованием закончился мир, водворенный доблестью Маккавеев и при его преемниках-сыновьях (Аристовуле и Александре Ианнее и особенно внуке Гиркане II) начались страшные беспорядки и смуты, которые послужили поводом для вмешательства римлян. Римский полководец Помпеи двинулся на Иерусалим (64 г. до Р.Х.), взял его штурмом, избил до десяти тысяч иудеев, осквернил храм внесением в него римских знамен и сам вошел даже во святое святых, хотя и не тронул священных сосудов. С этого времени Иудея, как вообще стала называться Палестина с ее четырьмя областями, сделалась подчиненною Риму и платила ему дань (с 63 г. до Р.Х.). Власть номинально принадлежала некоторое время преемникам Иоанна Гиркана, но скоро она перешла в руки хитрого идумеянина Антипатра, который и постарался при помощи римлян обеспечить ее за своим домом. Его сын Ирод действительно захватил власть над всею страною и подобострастною лестию перед римлянами добился титула «царя иудейского» (с 37 г. до Р.Х.). Ирод, так называемый великий, был основателем новой иудейской монархии, на время как бы обещавшей восстановление древнего могущества и славы. Но в действительности она просуществовала только при жизни самого ее основателя, которой своей безумной расточительностью и кровожадной жестокостью окончательно подорвал нравственные и материальные силы народа. Идумеянин по происхождению и подобострастный ласкатель римлян, Ирод лишь позорил священный престол Давида. Свое восшествие на престол он ознаменовал принесением жертвы Юпитеру капитолийскому, ввел языческие увеселения в самых стенах святого города и окружил себя отрядом наемных телохранителей. Чувствуя непрочность своего положения на престоле, он подверг беспощадному истреблению весь род Маккавеев и даже всех членов синедриона, которых он заподозрил в недостаточной преданности себе. Вся политика этого царя иудейского состояла в том, чтобы тешить свое честолюбие грандиозными постройками и подобострастно заискивать у римлян. Он построил и расширил несколько дворцов, укрепил прилегавшую к храму башню Барис и назвал ее в честь своего римского покровителя Антонией; восстановленный им город Самарию переименовал в честь Августа Севастией и в честь его же назвал великолепный приморский город Кесарию, ставшую впоследствии римской столицей Палестины. Все это, конечно, только сильнее раздражало против него собственный народ. Но чтобы заглушить народный ропот, а вместе с тем и удовлетворить своей страсти к строительству, он в 18-ый год своего царствования приступил к перестройке храма и в полтора года воздвиг новый великолепный храм, к которому, впоследствии, делались обширные пристройки, продолжавшиеся в течение нескольких десятилетий. Но это только на время могло утишить чувство недовольства и раздражения в народе, а вместе с тем не устранило и опасений Ирода за прочность своего престола. Поэтому он продолжал с кровожадною жестокостью истреблять всех, кто только навлекал его подозрение. Настала страшная эпоха убийств, казней и пыток. Опасаясь всех и каждого, Ирод, это безжалостное чудовище, как называет его И. Флавий, с яростью обрушивался на всякого, кто только приходил с ним в соприкосновение, и жертвой его ярости и подозрительности между многими другими пали даже три его собственных сына, любимая его жена Мариамна, тесть с тещей и шурин его, первосвященник Аристовул. Убийства чрез повешение и сожжение, убийства чрез растерзание и утопление, убийства тайные на основании признаний, вымученных невыносимой пыткой, дела бесстыдной скотской похоти – вот чем наполнены летописи этого царствования. Подавленный всеми этими ужасами, народ трепетал, и в нем сильнее чем когда либо возрастало желание и вместе ожидание явления истинного сына Давидова, который бы низверг этого кровожадного похитителя престола. А это еще больше распаляло мрачную подозрительность и ярость Ирода, и в последние годы своего царствования, снедаемый уже своею омерзительною болезнию, скоро сведшею его в могилу, он совершенно охвачен был неукротимым зверством и кровожадным неистовством. Но в это-то именно время как громом поразили его своим известием восточные мудрецы, издалека пришедшие в Иерусалим поклониться не ему, Ироду, а новорожденному Царю иудейскому, истинному Сыну Давидову, звезда которого взошла на востоке.

Плен вавилонский, бывший, по объяснению пророков и по сознанию самого народа, прямым наказанием Божиим за все те беззакония и идолопоклонство, которым бесстыдно предавался избранный народ, посужкил для него весьма важным уроком, заставившим его глубоко призадуматься над своею судьбой. После периода славного могущества народ израильский вдруг оказался опять, как некогда в Египте, жалкой толпой рабов, отведенных в плен, где могла погибнуть и самая память о нем. Это страшное испытание опять невольно пробудило в нем сознание того, что сила его, как избранного народа, заключается именно в избравшем его Боге и в строгом соблюдении завета, который Он заключил с ним. И вот в израильском народе начинается религиозно-нравственное возрождение; в нем крепнет вера, зажигается пламенный патриотизм, заставлявший его плакать при одном воспоминании о Сионе с его величественным, но теперь разрушенным храмом, и разгорается ожидание того Избавителя, который должен, наконец, увенчать все великие обетования, данные отцам. Это ожидание ревностно поддерживали пророки, которые, утешая народ надеждой на избавление от плена, постоянно указывали и на то высшее избавление, которое ожидало их и все человечество в приближавшемся будущем. Во время плена пророк Иезекииль предсказывал о едином Пастыре единого многочисленного стада (34:23, 29; 37:22), а пр. Даниил даже точно вычислил своими седьминами самое время пришествия Его (9:24–27). Затем последние пророки в подробностях описывали признаки имеющего явиться Мессии, а в пророчестве Малахии уже возвещается о пришествии непосредственного предтечи давнообетованного Избавителя, и его пророчество составляет прямой переход от ветхого завета к новому. Сам народ, познав горьким опытом непрочность земного могущества своих царей, все с большею напряженностью стал ожидать такого царя, который будет действовать силою Божиею и водворит на земле правду и мир. Такое ожидание достигло своей высшей степени во время ужасов царствования Ирода, когда именно и пришло «исполнение времен». Такое настроение народа, естественно, должно было повести к пробуждению новой ревности к исполнению закона Моисеева. Так как с разрушением храма и прекращением в нем священнодействий, служивших наглядным осуществлением для народа закона Божия, народ лишился главного руководства для своей религиозно-нравственной жизни, то стало необходимым новое средство для поддержания в нем знания этого закона. Таким средством явилось чтение и изучение закона, и отсюда естественное усиление значения писанного закона. Народ жаждал послушать его и во время плена сходился на особые частные собрания, где люди, изучавшие закон, читали и изъясняли ему различные постановления закона. Так как с течением времени народ позабыл свой первоначальный еврейский язык, на котором написаны были книги св. Писания, то изучение и изъяснение закона, по необходимости, должно было сделаться исключительным достоянием особых, наиболее развитых и просвещенных людей, которые и сделались вождями и руководителями религиозной жизни народа, получив почетное название «книжников». Таким именно книжником был Ездра священник, и он по возвращении из плена ввел правильный порядок чтения и изъяснения св. Писания народу. Так как св. книг в это время было уже много, и среди них обращалось несколько и таких книг, которые, имея религиозно-нравственное значение и удовлетворяя благочестивому чувству народа, однако же не имели боговдохновенного характера, то Ездра, чтобы дать народу возможность правильно судить, какие именно священные книги в собственном смысле этого слова, составил подробный им список, который и получил название канона, т.е. правила (веры и жизни). Книги, вошедшие в этот список, получили название «канонических», а остальные стали называться неканоническими. Из книг последних периодов в канон вошли: книги пророка Иезекииля и Даниила, а также трех последних пророков Аггея, Захарии и Малахии; третья и четвертая книги Царств, содержащие историю обоих еврейских царств; две книги Паралипоменон, или дополнений к этой истории; первая книга Ездры, в которой описывается возвращение иудеев из плена и создание второго храма, и книги Неемии и Есфирь – с историей деятельности этих лиц. Значение писанного закона особенно усилилось с прекращением устного, в лице пророков. Последние имели своей задачей вносить дух в понимание буквы закона и тем возводить религиозно-нравственное сознание на высшую ступень. С прекращением же пророчества буква получила такое значение, что явились особые ревнители ее, которые полагали всю религию в самом тщательном и буквальном исполнении постановлений закона. Таковы были фарисеи, составившие собою особый класс в народе, как класс особенных (нерушим – «отделенных») ревнителей закона. Это были правоверные законники, принимавшие весь закон, проповедовавшие веру в загробную жизнь, поддерживавшие в народе веру и благочестие, а вместе и пламенный патриотизм, что давало им огромное влияние на народ. Но отличительною их особенностью было то, что они не ограничивались одним законом Моисеевым, а считали необходимым соблюдать и все те предания, которые с течением времени образовались вокруг этого закона в качестве дополнений и разъяснений к нему. Так как эти предания почти исключительно относились к внешней обрядовой стороне закона, то она-то, по преимуществу, и сделалась предметом главного внимания фарисеев. Сюда относились постановления о самом строгом, доходившем до мелочности, соблюдении субботнего покоя, о различении чистой и нечистой пищи, об умовениях, одежде, и так далее. Чтобы удобнее исполнять все эти многочисленные предания, фарисеи выделились в особый класс или в общину, чуждавшуюся общения с остальным народом, к которому они относились с высокомерным презрением как к «людям земли» и «неучам» (амгаарец). Лучшею стороною фарисейства была их ревность к распространению религии Иеговы, и в этом отношении они сделали весьма много, подготовляя чрез своих прозелитов почву и для распространения христианства среди языческих народов. Но их обрядовая мелочность, холодное бездушие, ханжество, высокомерие и возмутительная лицемерность, прикрывавшая маскою набожности самые безнравственные деяния, и были теми их недостатками, которые навлекли на них молниеносное обличение Христа: «горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры». Противоположную крайность составляла другая секта – саддукеи, получившие свое название от своего вождя Садока. Признавая за священные книги только пятокнижие Моисея, они не предавали никакого значения обрядности и отличались вообще вольнодумством в области религии, отрицали бессмертие души и существование духов, воскресение тела и загробную жизнь, с ожидающими ее наградою и наказанием. К этой партии или секте принадлежали высшие и богатейшие классы, которые, не пользуясь любовию народа, искали, поэтому, опоры в иноземных правителях и дружили с родом Иродов. Она же захватила в свои руки должность первосвященника и дала из своей среды целый ряд первосвященников, которые лишь позорили своею личностью этот высокий священный сан. В это же время в иудейском народе, лишенном властного руководительства в религиозно-нравственном отношении, появились и другие секты и направления, в которых благочестивые люди искали убежища и успокоения от смут и мрачных настроений обыденной жизни. Такова секта ессеев, которые избегали шумной и суетной жизни городов, составляли общины отшельников и, воздерживаясь от брачной жизни и всяких вообще удовольствий, вели строгую жизнь, всецело посвящая ее молитве и размышлениям о законе. Они отрицали рабство, войну и торговлю, и во всей жизни правилом для них, по свидетельству Филона, служила «любовь к Богу, любовь к добродетели и любовь к человеку». Еще строже и замкнутее была секта ферапевтов, т.е. «целителей» (недугов народов), которые предавались строгому аскетизму и, изнуряя себя непрерывным чтением закона и молитвой, позволяли себе вкушать только немного хлеба вечером. По субботам они собирались для общей молитвы, а в Пятидесятницу имели и общую трапезу. Секта эта была особенно распространена среди иудеев в Египте. Все эти секты и партии были лишь выражением частных взглядов на религию и закон. Большинство же народа продолжало держаться тех религиозных установлений, которые связывались с храмом. Храмовое богослужение, естественно, должно было прекратиться и расстроиться с разрушением храма, так что во время вавилонского плена народ молился в частных собраниях или даже ограничивался уединенной домашней молитвой (как это видно из примера пророка Даниила). Но с построением второго храма вполне возобновилось в нем и богослужение со всеми священнодействиями, тем более, что самый храм построен был по образцу прежнего храма Соломонова, хотя по объему на одну треть больше его и с некоторыми новыми пристройками (двор для женщин и язычников), но, понятно, из гораздо менее ценных материалов²⁸¹. В прежнем составе была восстановлена и вся иерархия, во главе которой стояли первосвященники, имевшие тем более значения, что некоторое время они были и гражданскими правителями народа. К числу священных времен прибавились новые праздники, установленные в воспоминание новых событий в жизни народа. Таковы праздники: Пурим и Обновления. Первый учрежден в воспоминание чудесного избавления народа от истребления в царствование Артаксеркса по коварному навету Амана. Предпразднество его 13 Адара (в феврале) состояло в строгом посте, а 14-го и 15-го народ предавался неудержимому ликованию. В собраниях народа с благоговением читалась книга «Есфирь» и при всяком упоминании имени Амана все присутствующие ударяли руками и топали ногами, громко произнося: «да погибнет память о нем!» Праздник Обновления установлен был в воспоминание обновления храма Иудой Маккавеем после осквернения его Антиохом Епифаном. Он продолжался восемь дней, совершался с необычайною торжественностью и ознаменовывался пышными процессиями и блистательной иллюминацией, вследствие чего назывался также «праздником огней». В храме в течение всех восьми дней праздника пелась великая аллилуия, состоящая из хвалебных псалмов 114–118. Важною особенностью в религиозной жизни народа после плена вавилонского было то, что народ не ограничивал своего богослужения исключительно храмом, а имел местные собрания или синагоги, где рядом с чтением и объяснением закона совершались и молитвы, и куда народ собирался по субботам. В гражданском отношении после плена вавилонского как бы опять возобновилась та форма богоправления, в какой оно существовало во времена судей, когда народ находился под управлением отдельных богоумудренных мужей, выступавших как бы по особенному призванию Божию (таковы Зоровавель, Ездра, Неемия, Маккавеи). Но сообразно с усилившимся духом религиозности и власть гражданская на некоторое время сосредоточивалась в руках высших представителей религии – первосвященников. Впоследствии из нее выработалась власть князей, а затем и царей; но царская власть, наконец, похищена была у дома Давидова коварным идумеянином, который, однако же, скоро должен был уступить ее истинному сыну Давидову. Для заведывания делами внутренней и религиозно-нравственной жизни со времени Ездры учрежден был особый верховный совет, состоявший из 120 членов, под председательством первосвященника. Этот совет получил впоследствии название синедриона и число его членов сообразно с числом членов древнего совета старейшин при Моисее низведено было до 70. Он имел весьма важное значение в последующей истории иудейского народа. На нем лежала обязанность заботиться об охранении чистоты веры, толковании и объяснении закона, благосостоянии храма и благочинии при богослужении, и вместе с тем принадлежало право судить и наказывать богоотступников и еретиков. Многочисленные злоупотребления членов этого верховного совета лишили его, впоследствии, принадлежавшего ему значения, и синедрион запятнал свое имя ужасным преступлением, когда он под видом еретика и богоотступника осудил на смерть Самого Мессию, Сына Божия. Девятый период Библейской истории обнимает собою около пяти с половиною столетий, считая с 536 года, когда издан был указ Кира об освобождении иудеев из плена. В хронологическом отношении он распадается на четыре отдельных периода: а) продолжение персидского владычества до 331 года до Р. X., б) владычество греков в Азии 331–167 гг., в) независимость Иудеи под властию Асмонеев 167–63 гг. и г) римское владычество вместе с частным владычеством дома Иродова 63–1 гг. Летосчисление этого периода облегчается тем, что здесь история иудейского народа приходит в соприкосновение с общеизвестными событиями всемирной истории.

Вавилонский плен, кроме своего значения как наказания иудейскому народу за его неверность завету с Иеговою, имел еще другое, более важное и глубокое значение для всего человечества. До него избранный народ жил более или менее отчужденно от остального мира, и свет истинной религии лишь изредка или в отдельных случаях проникал за пределы собственно земли обетованной. Теперь с приближением «исполнения времен» свет этот должен был ярко засиять для всех, живущих во тьме и тени смертной, т.е. для всех языческих народов, дотоле погрязавших во тьме идолопоклонства. И этому великому делу оказали чудесное содействие те грозные ассиро-вавилонские завоеватели, которые, сами, не сознавая того, послужили могущественным орудием высшего промышления Божия. Переселяя цвет избранного народа в свою страну, бывшую центром языческой религии и языческого просвещения, они, вместе с тем, переселяли к себе миссионеров и проповедников истинной религии, которая должна была рассеять тьму заблуждения. Влияние это сказалось, отчасти, уже на самих царях завоевателях, как это видно из примера Навуходоносора и Кира; но затем оно распространялось все шире и действовало все глубже. С этого времени иудейский народ сделался народом как бы всемирным: из плена вавилонского возвратилась в землю обетованную лишь незначительная часть его, громадное же большинство или осталось в Месопотамии или понемногу рассеивалось по всем направлениям, повсюду разнося с собою свет истинной религии и знание закона Божия. Эти иудеи, жившие вне Палестины, известны под названием иудеев рассеяния, и они оказали глубокое влияние на последующую судьбу языческого мира. Иудеи рассеяния сначала собственно разделялись на три больших отдела – иудеев вавилонских, сирийских и египетских; но затем завоевания Александра великого и римлян значительно расширили область иудейского рассеяния. Последовавшие перевороты в судьбе мира привели народы в необычайное движение, и поток завоеваний или промышленности быстро захватывал разрозненные части иудейского народа и разносил их по самым отдаленным странам. Преемник Александра великого в Азии, Селевк Никатор, основатель нового царства Сирийского, множество из них переселил из Вавилонии в главные города своего царства, надеясь, что их промышленный и предприимчивый дух послужит к процветанию его государства. И чрез несколько времени в Дамаске они считались уже тысячами и имели несколько синагог; и еще более их было в Антиохии, сделавшейся впоследствии центром греческой культуры на востоке. Гонения Антиоха Епифана не уничтожили их, а послужили только причиною проникновения их влияния в самые отдаленные части государства, куда убегали иудеи, укрываясь от преследования. В это время они проникли и далее на восток, в Мидию и, особенно в царство Адиавенское (теперешний Курдистан, к северо-востоку от р. Тигра), где влияние их было так сильно, что даже царица Елена и наследный принц Изат сделались прозелитами иудейства. По сю сторону Евфрата иудейское население было рассеяно во многих местах, особенно в Пальмире и даже городах счастливой Аравии. Затем множество иудеев жило в Армении и по различным странам и городам Малой Азии. Антиох Великий (223–187) переселил несколько тысяч иудейских семейств из Месопотамии во Фригию и Лидию и наделил их особыми льготами. Из малой Азии иудеи уже, по влечению своего собственного промышленного духа, расселились по всем островам Эгейского и Средиземного моря, проникли в главнейшие города Греции и Македонии и мы встречаем их в Филиппах, Фессалонике, Верии, Афинах и Коринфе, где у них были или синагоги, или просто молитвенные дома. Тот же дух торговой предприимчивости двигал их еще дальше на запад, в самый Рим, как столицу новой всемирной монархии, и даже в Испанию, где они могли рассчитывать на обогащение как в стране, славившейся своими рудниками золота и серебра. Много иудеев переселено было в Рим Помпеем в качестве пленных, и по освобождении их они сделались римскими гражданами и жили в особом, отведенном им за Тибром квартале. При императоре Августе их числилось в Риме уже до восьми тысяч человек, а затем они размножились до того, что следующие императоры вынуждены были прибегать к таким крутым мерам, как изгнание их из Рима (известные указы Тиберия и Клавдия, предписывавшие иудеям удалиться из Рима). Затем иудейские поселения были рассеяны и по всему берегу северной Африки, и особенно в большом городе Кирене, откуда иудейские пилигримы часто встречались в Иерусалиме (Симон киринеянин – Матф. 27:32). Наконец, поселения их встречались, по свидетельству Филона, от гор Ливийских до самой Эфиопии, куда они, вероятно, переселялись из Аравии, находившейся в постоянных торговых сношениях с этими странами и особенно с Египтом. Казнохранитель царицы Кандакии был из Эфиопии, и то обстоятельство, что он был прозелит, указывает на сильное влияние там иудеев. Но, несомненно, самым важным пунктом иудейского рассеяния была Александрия в Египте. Основанная великим македонским завоевателем в 332 году до Р. Христова, она в течение нескольких столетий была одним из знаменитейших и славнейших городов мира. В то время как, собственно, в Нильской долине продолжало жить древнее египетское население с его религией и обычаями, города Дельты и особенно Александрия наполнялись греками и иудеями. Помимо своего богатства, своих роскошных улиц и зданий, Александрия славилась необычайным оживлением умственной жизни. Птоломей I основал там знаменитый музей, в котором содержалась александрийская библиотека со множеством драгоценных книг, и при нем же были помещения для ученых, художников и поэтов, которые прибывали из всех стран мира, чтобы побывать в главном храме всемирной литературы и искусства. И рядом с этой умственной жизнью кипела деятельность промышленная, так что торговые сношения Александрии простирались до Аравии и Индии, по всем странам Малой Азии и берегам Средиземного моря. Положение иудеев в этом центре мировой жизни (куда первая партия их была переселена самим основателем Александрии) было в высшей степени благоприятное. Пользуясь покровительством правительства, они беспрепятственно предавались всевозможным родам промышленности, жили самостоятельною общиною и управлялись даже своим собственным главою или алавархом, разделявшим, впоследствии, свою власть с особым советом старейшин. Даже в религиозном отношении они находились в весьма выгодном положении, так как у них в Аеонтополе, в Илиопольском округе, был собственный храм, построенный первосвященником Онией (в 150 г.) по плану скинии Моисеевой, и в нем совершалось богослужение в таком же порядке, как и в храме иерусалимском. – Одним словом, иудеи после плена вавилонского рассеялись по всему известному тогда миру, так что римский географ Страбон не без основания говорит, что «едва ли можно найти такое место на земле, где бы не было этого племени и которым оно не овладело бы». И к этому александрийский иудей – писатель Филон прибавляет: «иудеи, не как другие народы, запертые в границах своей страны: они обитают почти по всему миру и расселились по всем материкам и островам». При этом особенно замечательно было то, что, несмотря на рассеянность по всему миру, все эти иудеи рассеяния отнюдь не затеривались между иноплеменными и чужеземными народами, а как бы составляли один народ, связанный между собою неразрывными узами. Правда, они забыли свой язык, говорили и писали по преимуществу на греческом языке (вследствие чего и назывались эллинистами); но общая вера в живого Бога, который не переставал иметь попечение о своем избранном народе, не только внушала иудеям чувство своего превосходства над окружающими язычниками с их мертвыми и ничтожными богами, но и охраняла их от смешения с ними. Их привязанность к Моисееву закону также содействовала поддержанию в них сознания своей народности, как отличной от всех других окружающих народов. Закон этот определял каждый шаг их жизни, устанавливал своеобразные нравы и обычаи, давая религиозное значение всякому проявлению жизни и деятельности, и этим воздвигал то средостение, которое не позволяло иудеям смешиваться с язычниками. Кроме того, у них было общее св. Писание, на котором воспитывался весь народ, проникаясь духом, который не имел ничего общего с языческим миром. Учение, преподаваемое св. книгами, дополнялось в синагоге. Где только ни жили иудеи, они непременно собирались по субботам в синагогах, бывших для них школами закона Божия, для общей молитвы и взаимного назидания и изъяснения св. Писания, и эти собрания поддерживали в них общинный дух единения и взаимности. Кроме св. Писания, в то время уже законченного, у них существовала особая назидательная литература – неканоническая, которая продолжала развиваться в это время. Среди нее были такие важные сочинения, как книга премудрости Соломоновой, составленная неизвестным автором на основании передававшихся устно изречений мудрейшего царя; сродная с нею книга премудрости Иисуса, сына Сирахова, содержащая в себе мудрые правила на разные случаи жизни; книга Иудифь, содержащая повествование о геройстве этой иудеянки, которой город Ветилуя обязан был спасением от жестокого врага, и книги Маккавейские, содержащие повествование о геройской борьбе Маккавеев за веру. Вся эта литература проникнута глубоким религиозным патриотизмом, который поддерживал в иудеях сознание своего единства по вере и крови. Но одним из самых сильных средств поддержания единства между иудейским миром было его постоянное сношение с Иерусалимом, как общим центром всего иудейства. Каждый год отовсюду через особых уполномоченных различные общины посылали в Иерусалим узаконенную подать в полсикля священного и щедрые приношения; туда же прибывали все, кому нужно было добиться решения каких-либо важных дел от первосвященника или синедриона, а также и все, кто хотел получить высшее образование в школах; наконец, годичные праздники привлекали в Иерусалим тысячи богомольцев, которые стекались положительно со всех концов мира. И, наоборот, из Иерусалима во все страны мира расходились книжники, которые, получив образование в школах «мудрых», искали себе поприща деятельности среди единоплеменников в различных странах. Из Иерусалима же ежегодно рассылались по всем иудейским общинам календари, в которых определялись священные времена, и особые вестники с сообщением о наиболее выдающихся событиях, касающихся иудейского мира. И результатом такого оживленного взаимообщения было то, что разбросанные по всей земле иудеи живо сознавали себя одним народом, и достаточно было донестись до Иерусалима известию, что какая-нибудь иудейская община где-нибудь на Дунае или в Ливийской пустыне терпит голод или нужду, как весь иудейский мир приходил в движение и спешил оказать помощь своим страждущим братьям.Эта национальная исключительность и взаимная сплоченность иудеев рано стала возбуждать подозрение и вражду в языческих народах, и это неприязненное чувство не замедлило еще более усилиться, когда иудеи явились сильными соперниками в торговых делах и захватывали в свои руки всю промышленность той или другой страны. Главным их занятием была торговля. Мелочная торговля и мелкие денежные обороты были почти исключительно в их руках. В некоторых местах они захватывали в свои руки даже оптовую торговлю. В Александрии почти вся хлебная торговля проходила через их руки, и они были почти исключительными посредниками, через которых Рим производил сношения с отдаленным востоком. Да и вообще, где только можно было заработать деньги, там непременно являлся иудей, и мы встречаем их в Риме в качестве ученых, поэтов, актеров и певцов. Многие из них успели скопить громадные богатства, и влияние их чувствовалось в самых дворцах. Все это, естественно, возбуждало против них туземное население, часто попадавшее в денежную кабалу к ним, и ко времени Рождества Христова языческий мир, даже в лучших его писателях, относился к ним уже с крайнею враждебностью и презрением. Касательно их распространялись чудовищные сказания. Предками их считались прокаженные, изгнанные из Египта. В пустыне, при недостатке воды, один осел будто бы указал им источник, и поэтому они поклонялись ослу, как богу. Даже такой серьезный писатель, как историк Тацит, думал, что Моисей дал им законы, противные всяким человеческим нравам. Запрещение свиного мяса было неистощимой темой остроумия римских юмористов. Где только ни появлялся иудей, его непременно преследовали языческие насмешки; на театральной сцене он был постоянным предметом плоских острот, которые, однако же, всегда вызывали смех, а на улице он часто должен был выносить довольно грубые неприятности от толпы, переходившие иногда в опасные побоища, требовавшие вмешательства правительства, как это не раз бывало, особенно в Александрии и Антиохии. Несмотря, однако же, на такое отношение языческого мира к иудеям, влияния их на этот мир не отрицали сами язычники, и оно усиливалось с каждым годом. Этому содействовало самое состояние языческого мира. Он клонился уже к упадку и разложению. Великие монархии востока – Египетская, Ассирийская, Вавилонская и Персидская – все поочередно господствовали и исчезли. Александр Македонский пытался воссоздать их на почве греческой культуры, но созданная им монархия не пережила своего основателя и после его смерти распалась на несколько отдельных частей, которые легко сделались добычею Рима. И вот Рим сделался властелином всего мира. Римские орлы победоносно пронеслись от берегов Евфрата на востоке до столпов Геркулеса на западе, и от берегов северной Африки на юге до Британских островов на севере. Достоянием их сделалась вся площадь земного шара, на которой проходила древняя история и которая включала новые страны с новыми полудикими народами, ожидавшими культурного возрождения. Великолепные военные дороги римлян соединили между собою народы всего цивилизованного мира, и началось изумительное круговращение в области религии, литературы, искусства и промышленности, какого еще не видано было в истории человечества. Рим, как столица мира, стягивал к себе все, что было лучшего в тогдашнем мире, и из него обратно расходилась во все стороны своеобразная римская цивилизация, разносимая легионами, правителями, писателями, купцами и промышленниками всякого рода. Это необычайное взаимообщение народов имело глубокое влияние на религиозно-нравственное состояние языческого мира. В Риме пришли в столкновение между собою всевозможные языческие культы, и их бесконечное разнообразие по необходимости должно было привести к убеждению, что языческие боги составляют лишь произведение самих народов и отнюдь не в состоянии удовлетворять присущей человеку потребности в безусловной истине религии. Сильнее всего это сказалось на самих римлянах, вера которых в своих богов уже раньше была подорвана распространением греческих философских сочинений, прямо издевавшихся над олимпийцами, как над измышлением детского разума. Но так как человек не может быть без религии, то началось томительное искание истинного Бога, и в поисках за ним перебраны были все известные тогда религии и культы, и чем таинственнее был культ, вроде египетского, тем больше имел он приверженцев. В это же время многие стали невольно обращать внимание и на таинственного Иегову, религия которого поражала изверившихся в своих богов язычников тем сильнее, что она отвергала всякие символы для изображения этого Бога. Иудеи пользовались этим и приобретали себе прозелитов и приверженцев, среди которых были и члены знатных римских фамилий и даже члены императорского дома (императрица Поппея Сабина). Прозелиты разделялись на два класса: пришельцев врат и пришельцев правды, отличавшихся между собою степенью принятия иудейства. Для первых достаточно было общей веры в Иегову с принятием «Ноевых законов», а от вторых требовалось полное подчинение всем постановлениям закона Моисеева. Большинство язычников ограничивалось первою ступенью, но было много и таких, которые вполне принимали иудейство. Этому движению еще более способствовало нравственное падение языческого мира, как неизбежное следствие падения религиозного. Вместе с языческими культами востока в Рим вторгался и тот безнравственный тлен, который был неразлучен с ними. Отсюда началось ужасное общественное разложение, приводившее лучших людей к отчаянию (Рим. 1и сл.). Не видя никакой отрады в настоящем и потеряв всякую веру в будущее, люди задыхались от духовной пустоты и искали себе исхода или в безумных оргиях наслаждений, или же в самоубийстве, которое сделалось самым обычным явлением. Даже знаменитый философ Сенека, удрученный печальною действительностью, указывал на самоубийство как лучший способ избавиться от невыносимого положения. Но самый инстинкт самосохранения противодействовал принятию такого ужасного способа, и потому, естественно, большинство искало другого исхода и находило его в присущей человеческому сердцу надежде на лучшее будущее. Лучшие язычники стали надеяться, что откуда-нибудь должно было придти спасение, если не от людей, то свыше. И надежда эта как раз совпала с тем ожиданием Избавителя мира, которое все сильнее разгоралось в иудейском мире и все шире распространялось чрез иудеев среди языческих народов. По свидетельству римских историков Светония и Тацита, в то время между римлянами и другими языческими народами ходила широко распространенная молва, что на востоке скоро появится могущественный царь, который покорит себе мир. Римские поэты воспевали ожидаемое появление чудесного избавителя. Виргилий в своей знаменитой четвертой эклоге воспевал младенца, который должен был восстановить золотой век. Младенец этот снизойдет с неба, и на земле водворится мир; щедро будет он изливать свои дары; стада не будут бояться львов, ярмо снимется с шеи пашущего вола, и земледелец уже не будет работать в поте лица своего. Это славное мечтание римского поэта несомненно было отголоском знаменитого пророчества Исаии, что «родится Младенец, которому нарекут имя: Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира», и тогда «волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком, и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя поведет их» (9:6; 11:6). Все таким образом показывало, что приблизилось «исполнение времен». Собственно, среди иудеев ожидание пришествия Спасителя или Мессии достигло наивысшего напряжения. Древние предсказания пророков сделались предметом самого тщательного изучения и истолкования, и самой любимой книгой была книга пророка Даниила с ее точнейшими определениями касательно времени явления Мессии. Неканонические книги подтверждали и разъясняли эти предсказания, дополняя их своими собственными соображениями и заявляя, что скоро сыны Израиля опять будут собраны в Иерусалим из отдаленных стран для поклонения своему Господу Богу (2 Макк. 2:18) и что потомство Давидово будет владеть престолом во веки (1 Макк. 2:57). Эти предсказания получили еще большее развитие в так называемых «Сивиллинских книгах», представляющих собою собрание пророческих изречений в стихах, наподобие языческих оракулов, и написанных, по всей вероятности, каким-нибудь иудеем из Александрии около 140 г. до Р.Х. В них говорится, что скоро должен явиться царь, который положит конец всяким войнам на земле. Язычники, которые соберутся против Иерусалима, погибнут. Под покровительством посланного с неба царя, Израилю будут дарованы мир и благоденствие, и затем сами языческие народы будут также приведены к поклонению истинному Богу и Его храму. Наконец, Бог учредит на земле вечное царство мира, «в которое будут собраны все народы». Ожидание это было до такой степени живо, что самые правители израильского народа во времена Маккавеев принимали власть лишь условно, «доколе восстанет Пророк верный» (1 Макк. 14:41). В народе все невольно чувствовали, что пришло исполнение времен и спасение Израилево. При появлении всякого выдающегося проповедника или пророка все невольно спрашивали, не он ли Христос (Иоан. 1:19, 20; Матф. 11:3). Даже полуязыческие самаряне ожидали, что скоро придет Мессия, который разрешит все спорные вопросы между ними и иудеями касательно религии (Иоан. 4:25). Многие при этом не ясно представляли себе, в каком виде явится Мессия, и ожидали увидеть в Нем просто всемирного завоевателя, который покорит иудеям весь мир и оснует вечную монархию иудейскую. Но все более просвещенные духовно люди ожидали в Нем истинного Мессию, который искупит человека от рабства греху, водворит мир в возмущенной душе, призовет к себе всех труждающихся и обремененных, откроет вековечную истину спасения и оснует вечное царство Божия на земле. И истинный Мессия пришел, наконец, и в ночь пришествия Его небеса над Вифлеемом иудейским огласились торжественною песнью ангелов, возвещавших наступление новой эры в истории человечества: «Слава по вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение».

/ Публикуется по изданию: А. П. Лопухин. Библейская история Ветхого Завета. Первое заграничное издание. Монреаль, 1986

С историей творения мира связывается вопрос, что собственно нужно разуметь под теми днями, которыми обозначаются отдельные акты творческой деятельности Бога. Есть ли это дни в собственном смысле этою слова, или под ними нужно разуметь неопределенные периоды времени, заключающие в себе гораздо большую продолжительность? Наша богословская наука не дает в этом отношении какого-либо категорического решения, предоставляя его расширяющемуся свету знания, хотя и заметно стремление удержать буквальное понимание слова день. Но новейшие толкователи, пользуясь всеми данными вспомогательных наук, все более склоняются к убеждению, что под днями творения отнюдь нет необходимости разуметь дни в нашем узком смысле этого слова. Творцу не было никакой необходимости непременно назначать двадцать четыре часа на сотворение света, по двадцать четыре часа для создания звезд, растений или животных: Он мог создать все это в один миг, одним словом Своим. Такое ограничение было бы несогласно с самым существом Бога, для которого нет пределов времени, потому что для Него один день как тысяча лет, и тысяча лет как один день. Отсюда можно думать, что и под «днем» разумеется просто неопределенное протяжение времени. Многие основания заставляют предполагать, что такое именно значение, именно значение неопределенного, более или менее продолжительного периода времени и имеет употребленное Моисеем слово йом, т.е. день.1) Всем известно, что по-еврейски слово йом может означать и действительно означает во многих местах св. Писания неопределенный период времени (Быт. 2:4, 17; Лев. 7:35, 36; Втор. 9:24; 31:17, 18; 32:7, Пс. 2:7; Ис. 34:8; 63:4; Иерем. 46:10; Иоиль 2:31; Ам. 3:14; Зах. 14:9; Матф. 10:15; 12:36; Иоан. 8:56; Рим. 2:5; 2Кор. 6:2).2) По-еврейски слово период нельзя выразить иначе, как чрез слово йом, так как в этом языке не существует другого слова для выражения этого понятия. Отсюда бытописатель, и разумея период, по необходимости должен был употреблять слово йом, как имеющее это широкое значение.3) Эти два основания показывают возможность понимания дня в смысле периода. Другие соображения затем доказывают, что Моисей и действительно употребляет слово йом не в смысле суток в 24 часа, а в смысле неопределенного периода. Он именно говорит, что солнце и луна, как светила, назначенные для отделения дня от ночи, для управления днем и ночью, были поставлены Творцом в четвертый день творения. Следовательно, три первые дня отнюдь не могут быть днями в собственном смысле этого слова, так как для них не было главного условия, определяющего их продолжительность, т.е. не было того отношения земли к солнцу, в котором она находится теперь. Если же первые три дня, очевидно, были неопределенные периоды, то таковыми же были и следующие дни, так как ничто не дает нам права делать произвольное различие между йом в приложении к первым трем и йом в приложении к последним четырем периодам творения.4) Сам бытописатель во второй главе своего повествования прямо показывает, что он под словом йом разумеет именно неопределенный период времени. Обобщая историю творения, он именно говорит: «вот происхождение неба и земли, при сотворении их, в то время (йом), когда Господь Бог создал землю и небо, и всякий полевой кустарник, которого еще не было на земле, и всякую полевую траву, которая еще не росла» (Быт. 2и 5). Тут под словом йом уже прямо разумеется вся сумма дней творения, как неопределенный период времени, и во всяком случае уже не день в собственном смысле этого слова, так что и русский синодальный перевод передает здесь слово йом неопределенным время.5) Космогонические предания других народов, – предания, в которых нельзя не видеть, хотя и в искаженном виде, отголоска истинного предания, сообщаемого в Бож. откровении, считают дни творения продолжительными периодами. По индийскому преданию Брама был заключен в космическом яйце в течение 360 дней, по окончании которых яйцо раскололось на две половины и из них он образовал небо и землю; каждый из этих 360 дней состоял из 12 миллионов лет. По преданию персов и этрусков творение произошло в шесть равных периодов, из которых каждый равнялся тысяче лет. То же представление заключается и в халдейском сказании о творении, в котором под днем творения разумеется период в 43 200 лет.а) Против такого понимания могут возразить, что им разрушается внутренний смысл самого повествования, именно как объяснения происхождения недели и установления субботы (Исх. 20:10, 11). Но хотя история сотворения мира объясняет происхождение недели, однако, отсюда еще нельзя заключать, что слово йом нужно понимать именно в буквальном смысле. Напротив, этим скорее объясняется то обстоятельство, почему именно неопределенные периоды творения названы днями. Так как они служили именно прообразами дней недели, то Моисей приспособительно к этому и назвал их йом, причем седьмой период сделался прообразом того дня, который должно посвящать Богу. Таким образом, история творения разделена на шесть отдельных дней-периодов, заканчивающихся днем покоя, чтобы глубже запечатлеть в душе человека долг свято соблюдать субботу. Отсюда же естественным было употребить для бытописателя слова вечер и утро, как общеизвестные грани между днями, причем он вечер ставит раньше утра, согласно древнему счислению времени, как оно и доселе сохраняется в церковных службах.б) Могут возражать против изложенного объяснения дней творения, что оно не имеет ясного подтверждения в предании, в толкованиях отцов и учителей церкви. Но на это нужно сказать, что предание не дает единогласного решения, и хотя у древних толкователей преобладает понимание буквальное, но нет недостатка и в толковании иносказательном, именно в смысле неопределенных периодов. Так вся школа александрийских отцов и учителей церкви понимала выражение день, вечер и утро иносказательно. Затем блаж. Августин прямо говорит, что «нам трудно вообразить, какого рода могли быть эти дни», и для уяснения их прибегал к современным наукам, показывая этим и нам, что мы также должны пользоваться всем тем светом, который наука проливает на таинственные вопросы бытия. А новейшая наука, неизвестная древним, именно наука о земле, геология, дает положительные данные в подтверждение того, что дни творения – это продолжительные периоды, и правильная последовательность их, вполне согласующаяся с показанием бытописателя, писавшего историю творения за тысячи лет до появления самой геологии, служит новым поразительным доказательством богооткровенности книги Бытия.

Хронология есть один из самых спорных пунктов в Библейской истории, так как в самой Библии нет достоточной определенности в летосчислении. Кроме того, что древнейшие тексты Библии в своих цифровых показаниях расходятся на сотни лет, в самых частностях летосчисления есть столько данных для различных выводов, что хронологи построили множество систем летосчисления, не менее до 200. Главная причина такой неопределенности, прежде всего, могла заключаться в ошибках переписчиков св. книг, – ошибках, которые легче всего сделать именно в цифрах, так как при неразборчивости рукописи у переписчика нет возможности догадаться по контексту, как это бывает при переписке неразборчивых слов. Что такие ошибки именно были, доказательством этого служит Быт. 5:25–27 стихи, где в переводе 70 толковников говорится, что Мафусал жил 167 лет до рождения Ламеха, и 782 года после него: «всех же дней Мафусала было 969 лет». Но при таком определении его лет является странная несообразность, именно, что Мафусал жил 14 лет после потопа. Ясно, что здесь вкралась ошибка, и потому в большинстве списков и переводов с греческого цифра 167 обыкновенно исправляется на 187, как это значится и в русском переводе. Отсюда мы можем заключить, что хронология, как не имеющая прямого отношения к основным началам веры и нравственности, есть предмет второстепенный в Библии и точное определение ее не входило в задачу бытописателя, а предоставлено усмотрению разума и изысканиям наук. Тщательное исследование, между тем, показывает, что для составления точной и полной библейской хронологии нет твердых данных не только в отдельных цифрах лет жизни патриархов, но и в самых родословных, которые не проведены с безусловною последовательностью. Так, в еврейском тексте в родословной послепотопных патриархов пропущен Каинан, и говорится, что «Арфаксад родил Салу», между тем как по греческому тексту 70 и по свидетельству св. Луки (3:36) Сала был внук Арфаксада и сын Каинана. Таким образом, здесь нужно допустить или ошибку в еврейском тексте, или, с другой стороны, слово «родил» понимать не в строгом смысле сыновства, а в смысле вообще потомства. Что слово это иногда употребляется в св. Писании в таком именно широком смысле, показывает Матф. 1, 8 стих, где читаем: «Иорам родил Озию»; между тем, из истории известно, что Озия был не сыном Иорама, а его праправнуком (Иорам – Охозия – Иоас – Амасия – Озия). Еще неопределеннее употребление в еврейском языке слова «сын», которое часто прилагается к отдаленным потомкам. Лаван в Быт. 29называется сыном Нахоровым, между тем как в действительности он был внуком его от Вафуила (Быт. 21и 29); Шевуил в 1Пар. 24называется сыном Гирсона, сына Моисеева, хотя жил несколько столетий спустя после него; Христос называется «сыном Давидовым», и т.д. Ввиду этого нет ничего невозможного в том, что бытописатель мог опустить некоторые звенья генеалогии патриархов допотопных и послепотопных, чтобы подвести их под известную симметрию – по десяти родов в каждой, подобно тому, как это сделал св. Матфей, опуская некоторые звенья родословной Христа, чтобы подвести ее под три симметрические группы, составляющие каждая по четырнадцати родов (1:17). Если же так, то библейская хронология не может быть определена с безусловною точностью, и определение ее может иметь значение лишь приблизительное, каковое и совершенно достаточно для главной цели библейского повествования, именно уяснения постепенного хода веры и нравственности ветхозаветного человечества, жаждавшего избавления свыше. Но указанная неопределенность библейской хронологии отнюдь не дает места для произвольного отнесения сотворения человека на десятки и сотни тысяч лет до Р.Х., как это делают некоторые геологи, принимающие во внимание лишь показания слоев земли. Напротив, все более твердые и несомненные дынные показывают, что историческая жизнь человечества восходит не далее 5–6 тысяч лет до Р.Х., как это именно и выходит приблизительно по летосчислению 70 толковников, принятому православной церковью. Ввиду этого, последнее имеет больше значения и вероятия, чем еврейское, принятое западною церковью, и к этому убеждению начинают склоняться даже западные богословы (как напр. Вигуру), припоминающие, что греческое летосчисление было принято и западною церковью, держалось в ней в течение шести веков и оставлено совсем не раньше XVI века. Разницу между этими системами летосчисления можно видеть из следующей сравнительной таблицы (цифры обозначают годы до Р.Х.):

Но эти цифры колеблются в исчислениях различных ученых исследователей, и для окончательного установления требуют соображения их с показаниями последующих периодов Библейской истории. Тогда исход из Египта нужно будет отнести к концу XV века, что склоняет весы вероятности в пользу еврейского летосчисления в этих позднейших периодах истории.

Предание о потопе распространено по всему земному шару и самая распространенность эта служит сильным подтверждением его исторической достоверности. Следы его в той или другой форме мы встречаем у народов всех частей света, хотя и с видоизменениями, объясняющимися влиянием местных условий и своеобразных воззрений различных народов. В Индии Ману спасается от потопа в корабле, который он построил по предсказанию рыбы, и по выходе из корабля совершает образцовую жертву. В Персии Йнма спасается от потопа в огороженном саду на вершине горы, где вместе с ним спаслись и представители всего живущего на земле. Известие об окончании потопа принесено ему птицей каршиптой. В Греции было два предания о потопе: в Беотии спасся от потопа в корабле Огигес, древний царь беотийский, сделавшийся родоначальником послепотопного человечества, а в Фессалии – Девкалион и Пирра, корабль которых остановился на Парнасе. В Египте, где наводнение считалось благодеянием, так как от него зависело благосостояние страны, предание о потопе изменено было в том смысле, что нечестивый род человеческий наказан был язвой, истребившей его весь, за исключением немногих лиц, сделавшихся родоначальниками нового человечества. Жертвоприношение спасшихся людей и обещание богов не губить впредь человеческого рода ясно указывает на то, что под этим преданием разумеется именно видоизмененное сказание о потопе, тем более, что и главный действующий в этом событии бог (Нун, Ну) имеет звуковое сходство с именем Ноя. В Америке, именно в Мексике, предание о потопе весьма близко подходит к библейскому. Мексиканский Ной – Кокс-Кокс спасся с своею женою на корабле; для удостоверения в состоянии земли он выслал коршуна, который не возвратился; но затем посланная колибри принесла ему ветвь с распустившегося дерева, которая и засвидетельствовала об окончании потопа. У жителей островов Фиджи существует предание, что их острова вскоре после заселения их были потоплены и все жители погибли, но боги выслали две барки, на которых и спаслось восемь человек. Но самое сходное с библейским сказанием предание халдейское. Оно давно уже было известно в передаче его вавилонским жрецом Берозом, жившим в III веке до Р.Х.; но так как можно было подозревать, что Бероз, как писавший по-гречески и в столь позднее время, мог привнести в свой рассказ и черты, заимствованные из Библии, то ему и не предавали должного значения до последнего времени, когда открыт был халдейский подлинник этого предания. Именно при разборе найденной в развалинах Ниневии библиотеки известного царя Ассирии Ассурбанипала английский ученый ассириолог Джордж Смит нашел и прочитал большую поэму, в которой 11-я песнь и содержит повествование о потопе. Поэма найдена в трех копиях с обозначением, что они сделаны с древнейшего подлинника (от XVII века до Р.Х.) и, таким образом, свободны от посторонних влияний. Герой поэмы некий Издубар, которому его предок Ксисутр, десятый из первобытных царей (Ной – десятый из патриархов), рассказывает о том, как он спасся от потопа. Когда боги решили погубить развращенный род человеческий, то бог воды Нуа (рыбообразный) повелел Ксисутру построить корабль в 600 локтей в высоту и ширину, взять с собою своих семейных, слуг мужских и женских и все, что было необходимо для семени жизни, и войти в этот корабль. В рассказе подробно описывается, сколько пошло материалов на построение корабля, сколько запасено было провизии. Когда Ксисутр вошел в корабль и затворил за собою дверь, то открылись все источники бездны, полились дожди, продолжавшиеся шесть дней и шесть ночей, и всякая жизнь на земле погибла. Корабль остановился на горе Низир. В седьмой день Ксисутр открыл окно и выпустил голубя, но он возвратился, не найдя сухого места на земле; возвратилась и выпущенная ласточка, но выпущенный затем ворон остался на трупах и тем дал знать о прекращении потопа. Совершенное по выходе из корабля жертвоприношение было угодно богам и они обещали никогда впредь не губить рода человеческого потопом. – Несмотря на отдельные черты различия, мы сразу видим, что здесь рассказывается о том же самом потопе, о котором повествует Библия. Это как бы лишь другая редакция того же самого рассказа, но уже носящая признаки потемнения и извращения и, что важнее всего, всецело проникнутая политеизмом, между тем как в Библии сказание является во всей своей первоначальной чистоте и истинности. В общем, все эти предания, подтверждая истинность библейского повествования о потопе, доказывают вместе с тем, что все теперь населяющие землю народы произошли именно от одного родоначальника или его сыновей и, таким образом, составляют одну нераздельную общечеловеческую семью, имеющую одного Отца небесного.

Местоположение Содомского пятиградия доселе не определено с достаточною точностью; но большинство новейших географов полагают, что города эти находились к северу от Мертвого моря, в той части иорданской долины, которая теперь потоплена водою. Это само собою предполагает, что Мертвое море уже существовало и раньше катастрофы, так как оно служило бассейном, куда сливались воды Иордана, но, несомненно, было меньших размеров и отличалось другими свойствами, быть может, было таким же прозрачным и оживленным, как и озеро Галилейское или Геннисаретское. Гибель этих городов есть одно из самых страшных и замечательных событий в Библии, и на нее чаще всего делаются указания как на доказательство страшного гнева Божия за попрание всяких законов нравственности. О событии этом повествуется в следующих знаменательных словах: «И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба. И ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и (все) произрастания земли». Когда Авраам рано утром на другой день взглянул по направлению погибших городов, то увидел: «вот, дым поднимается с земли как дым из печи». Тут мы видим одно из многих доказательств того, как Господь для наказания людей за беззаконие употребляет естественные разрушительные силы. Города погибли не от внутреннего раздора, не от руки врагов, но от такого бедствия, которого невозможно было ни предвидеть, ни избегнуть и о котором объявлено было лишь тогда, когда нечестие сделало это страшное наказание неизбежным. Неудивительно, что такое страшное событие должно было обращать на себя внимание и писателей последующих времен, и указания на него мы встречаем как у позднейших иудейских и новозаветных писателей, так и у языческих. Иосиф Флавий говорит о нем следующее: «Прилегающая к озеру область Содомитская была некогда благословенною страною по своему плодородию, и украшалась многими городами, но теперь она совершенно выжжена. Рассказывают, что за нечестие ее жителей она была погублена молнией. Даже до настоящего времени можно видеть некоторые остатки небесного огня и следы пяти городов; в самых плодах появляется зола; по внешности и цвету они кажутся настоящими плодами, но стоит только подавить их рукой, как они превращаются в пыль и золу». Св. ап. Иуда в своем соборном послании говорит, что «Содом и Гоморра и окрестные города, подобно им блудодействовавшие и ходившие за иною плотию, подвергшись казни огня вечного, поставлены в пример» всем делателям зла (Иуд. 7). По свидетельству ап. Петра, Бог «города Содомские и Гоморрские осудил на истребление, превратил в пепел, показав пример будущим нечестивцам» (2Петр. 2:6). Но о событии этом свидетельствуют даже языческие писатели. Римский историк Тацит, подробно описывая Мертвое море с его поразительными особенностями, затем говорит: «соседняя с ним равнина, некогда плодородная и заселенная большими городами, была погублена молнией, следы чего можно видеть в попаленной земле, теперь совершенно бесплодной». Древний географ Страбон, говоря о Мертвом море (которое он, впрочем, смешивает с Сирбонским озером на границе Египта), объясняет его необычайные особенности действием подземных вулканических сил, хотя прибавляет свидетельство о сохранявшемся у местных жителей предании, что оно образовалось вследствие катастрофы, погубившей Содом и двенадцать других соподчиненных ему городов, большая часть которых была поглощена водами озера. Все эти свидетельства с достаточностью подтверждают историческую достоверность страшного события, но вместе с тем, отчасти, способствуют уяснению самого способа гибели городов. Местность эта поражает необычайным изобилием серы. «Серные источники, говорит один из новейших исследователей (каноник Тристрам), повсюду бьют здесь по берегам; сера рассыпана или целыми слоями, или кусками и по всей запустелой равнине; вместе с тем смола большими массами всплывает со дна озера, просачивается чрез щели скал, перемешана с песком на самом плесе берега, или даже является с примесью опять серы, как бы вследствие какого-то необычайного потрясения... Воспламенение такой массы горючих веществ – от молнии ли, или от другой какой-либо причины, вместе с землетрясением, выбрасывающим смолу или серу из озера, способны сами по себе производить опустошение на прилегающей равнине». Эта особенность, таким образом, сама по себе делает довольно ясным способ гибели городов. Для этого нет надобности предполагать даже действие подземных вулканических сил. Все указывает именно на воспламенение горючих веществ, находящихся там в таком изобилии, и это воспламенение могло произойти от молнии или другой причины, превратившей всю долину с городами в «дымящуюся печь», как и свидетельствует библейское повествование. Плиний говорит, что в Ликии в его время были так называемые Эфестовы горы, которые состояли из такого горючего вещества, что его можно было зажигать даже головней; от огня песок на берегу рек становился раскаленным и самая вода по своему серному свойству не только не тушила огня, а усиливала его. Ввиду этого обстоятельства становится понятным, почему не осталось и следов от погибших городов, если предполагать, что не вся долина была затоплена озером. Они могли быть построены из того же горючего вещества, от которого и погибли. Катастрофа эта, естественно, произвела глубокую перемену в окружающей местности, которая из роскошного оазиса превратилась в мрачную пустыню. Все это, конечно, были лишь второстепенные причины, служащие только к уяснению самого способа гибели нечестивых городов; но за ними стоит главная и первая причина – воля праведного Судии, который самые естественные причины употребляет как орудия и средства к достижению Своих святых целей.

Урожаи в Египте, как в древности, так и теперь всецело зависят от разливов Нила, орошающих почву, так как дождей почти совершенно не бывает там, за исключением прибрежной полосы Средиземного моря. Но для этого требуется известная степень обилия воды, и в случае недостатка ее неизбежно наступает или плохой урожай, или полный неурожай, а за ним, естественно, и голод. Бедствие усиливается еще оттого, что недостаточный разлив реки сопровождается восточным и южным ветрами, которые совершенно иссушают землю и сжигают растительность. Обе эти причины, видимо, подразумеваются в повествовании о голодных годах, бывших при Иосифе. Ввиду этого само собой понятно, что голод, бывший при Иосифе, не был исключительным явлением. На египетских памятниках нередко встречаются указания на голодные годы, а также и на мероприятия против них. Особенно замечательна одна надпись на гробнице некоего Абаны-Бабы, свидетельствующая о голодных годах, которые иные египтологи отождествляют с голодными годами при Иосифе. Этот «начальник при столе князей», как он сам называет себя, подробно рассказывает о своей счастливой жизни и о том общем уважении, которым он пользовался у всех, и затем свою надгробную надпись заключает словами: «Я собирал жатву, как друг бога жатвы. И вот когда настал голод, продолжавшийся много лет, я выдавал зерновой хлеб городу в каждый голодный год». Ввиду чрезвычайной редкости случаев голода, продолжающегося по нескольку лет в Египте, а также судя по времени жизни самого Бабы, многие исследователи и высказывают предположение, что в этой надгробной надписи разумеются те самые семь голодных годов, которые были при Иосифе. Случаи многолетнего голода известны и из позднейшей истории Египта. Особенно замечателен в этом отношении голод, бывший в царствование халифа Эл-Мустансир-биллаха, тем более, что он как раз продолжался семь лет (1064–1071 гг. по Р.Х.). Голод этот по своей бедственности превосходил все другие, известные в новейшее время. Страшная засуха и язва, по свидетельству современного писателя, продолжались в течение семи лет подряд, так что народ ел трупы животных, погибавших от нужды; скот погиб; собака продавалась за 5 динаров, кошка за 3 динара и ардебб пшеницы (около 6 четвериков) за 100 динаров. Даже у самого халифа погибли все лошади, за исключением трех. Образовались даже целые шайки похитителей детей, которые и пожирались. Свидетельство это с достаточностью показывает, от какого бедствия Иосиф своими мудрыми мероприятиями избавил Египет в свое время.

В книге Числ (33 глава) подробно перечисляются все станы, которые делались израильтянами с самого выхода из Египта до вступления в землю обетованную. Хотя большая часть этих станов еще не определена с точностию, так как и в самом определении направления пути израильтян существует между учеными исследователями большое разногласие, тем не менее последовательный ряд этих станов немало служит к уяснению странствования израильского народа. Вот список этих станов.I. Станы в Египте- Раамсес, укрепленный город, исходный пункт. Сок-хоф, на день пути от Раамсеса. Ефам, близ крепости того же имени. Пигахироф, пред Ваал-Цефоном и Мигдолом, близ Чермного моря.II. Станы по пути к Синаю- Мерра. Елим. Стан у Чермного моря. Б пустыне Син. Лофка у египетских рудников. 10 – Алуш. Рефидим. В пустыне Синайской, на равнине Эр-Раха.III. Станы по пути от Синая к земле обетованной:Киброт-Гаттаава (гробы похотения). Асироф. 15 – Кадес (в пустыне Фаран – Числ. 13:1–27).IV. Станы во время 38-летнего странствования по пустыне:Рифма. Риммон-Фарец. Ливна. Рисса. 20 – Кегелаф. На горе Шафер. Харада. Макелоф. Тахаф. 25 – Тарах. Мифка. Хашмона. Мосероф. Бене-Яакан. 30 – Хор-Агидгад. Иотвафа. Аврон. Ецион-Гавер. В пустыне Син, она же и Кадес.V. Последние станы от Кадеса- У горы Ор, у пределов земли Эдомской. Салмона. Пунона. Овоф. Ийм-Аварим, на пределах Моава. 40 – Дивон-Гад. Алмон-Давлафаим. На горах Аваримских, пред Нево. 43 – На равнинах моавитских, у Иордана, против Иерихона. Среди станов во время 38-летнего странствования обращает на себя внимание Кадес. Это тот пункт, с которого посланы были соглядатаи в землю обетованную, и он составляет самый далекий стан, до которого только доходили израильтяне по прямому пути в Ханаан. Из него они принуждены были возвратиться опять в пустыню, но он, видимо, несколько раз служил местом становища и был как бы центральным пунктом во время всего странствования, чем и объясняется неоднократное упоминание о нем.

Начиная с восьмого стана – в пустыне Син – манна сделалась источником пропитания израильтян и служила таковым до самого вступления в землю обетованную. Источник этот был совершенно необычайный и чудесный; но для уяснения того, что собственно представляла собою эта манна, может служить, отчасти, встречающаяся на Синайском полуострове естественная манна, так называемая тамарисковая, с которою некоторые исследователи, усиливающиеся все чудесное низводить на почву естественную, даже стараются отождествить ее. В некоторых частях Синайского полуострова действительно встречается естественная манна, по своим свойствам, отчасти, похожая на библейскую и даже теперь называемая у местных бедуинов манна эссема, т.е. «небесная манна». Это – беловатое смолистое вещество, имеющее душистый запах и высачивающееся из стволов особого кустарника – тамариска (tamarix mannifera). Тамариск растет в западной половине Синайского полуострова, в каменистой Аравии и в странах заиорданских. Собственно на Синайском полуострове истечение этого смолистого вещества происходит в месяцах мае и июне, вообще после зимних дождей. В другие месяцы его совершенно не бывает. Оно имеет вкус меда и сочится из кустарника совершенно так же, как известная смола, которая высачивается по временам из вишневого ствола, и, в случае особенного изобилия, падает на землю. При падении на землю манна, естественно, принимает в себя и другие элементы, так что для употребления ее требуются известные приспособления. Арабы кипятят ее в горшке, затем пропускают чрез полотно для очищения, и потом сливают в жестянки, в которых она может сохраняться по несколько лет. Местные бедуины и греческие монахи едят ее с хлебом как медовую приправу, но она никогда не употребляется в качестве и взамен самого хлеба. Ясно, что такая манна не может служить источником пропитания, так как она не в состоянии поддерживать жизненных сил. Даже один из исследователей, старающихся отождествить небесную манну, которою питались израильтяне, с тамарисковою, находит себя вынужденным сказать, что «последней было бы совершенно недостаточно для питания, так как она не содержит в себе азотистого начала» (Бартело). Но, кроме этого, между небесною манною, служившею источником пропитания израильтян, и манною тамарисковою есть много других существенных отличий, делающих отождествление их совершенно невозможным. Израильтяне получили ее впервые в пустыне Син, в восьмом стане (Исх. 16:1–14), когда именно на поверхности земли, к изумлению народа, появилось «нечто мелкое, круповидное, мелкое как иней на земле», и они питались ею в течение всего своего сорокалетнего странствования по пустыне. Она перестала падать уже тогда, когда они перешли чрез Иордан (И. Нав. 5:12). В течение всего странствования она выпадала каждое утро как роса и в таком количестве, которого достаточно было для пропитания целого народа, состоявшего не менее как из двух или даже трех миллионов душ. Каждый собирал ее столько, сколько достаточно было для пропитания себя и своего семейства, именно по го-мору на душу (Исх. 16:16). Накануне субботы выпадение манны и сбор ее были в двойном количестве, чтобы не нарушать субботнего покоя (16:22–24), и она не портилась, хотя в остальные дни недели всякий излишек подвергался порче и гниению. В субботние дни манна совершенно не появлялась, хотя некоторые сначала выходили для сбора ее и по этим дням (Исх. 16:27). По дальнейшему описанию – «манна была как кориандровое семя; белая, вкусом же подобна лепешке с медом» (16:31). Кориандр есть небольшое зонтообразное растение, с мелкими круглыми семенами. В Числ. 11манна по виду уподобляется бдолаху («видом как бдолах»); бдолах есть смолистое вещество, вытекающее из бдоллы, особого рода пальмы. Она была настолько твердая, что ее нужно было молоть на жерновах, толочь в ступе, варить в котлах и затем делать из нее лепешки, которые вкусом были подобны лепешкам с елеем или медом (Числ. 11:8; Исх. 16:31). Со временем эта однообразная пища, естественно, приелась и надоела израильтянам, так что они роптали и называли манну «негодною пищей» (Числ. 21:5), или точнее – «слишком легкой»; но в действительности они не голодали и, во всяком случае, не умирали с голоду, как это было бы неизбежно с манной тамарисковой. Из этих подробностей видно, что библейская манна отнюдь не то же, что тамарисковая. Кроме непригодности последней для питания, ее было бы положительно недостаточно для израильтян. Для них, по меньшей мере, требовалось до полумиллиона пудов манны еженедельно, между тем как тамарисковой манны даже в хорошие годы собирается не более 25– 30 пудов в год, и она служит лишь лакомой приправой к хлебу для местных жителей. Притом, тамарисковая манна была хорошо известна в Египте; о ней часто упоминается на памятниках под названием «белая манна», и она, поэтому, не могла бы так поразить израильтян, как поразила их манна чудесная.

Валаам представляет собою одну из замечательнейших личностей в Библейской истории по той раздвоенности духа и смеси в нем истины и заблуждения, которые он обнаруживает в своих действиях. Он происходил из города Пефора, лежавшего на берегу Евфрата, в северной части Месопотамии. Город этот был центром всякого рода волхвов и прорицателей, и пользовался обширною известностью во всех окружающих странах. Самым замечательным из них был Валаам, который обладал знаниями, далеко превосходящими познания обычных языческих прорицателей. В некоторых своих изречениях он прямо обнаруживает знание истинного Бога и даже тех обетований, которые даны были Аврааму и последующим патриархам избранного рода. Это, несомненно, объясняется прежде всего тем, что на р. Евфрате среди населения сохранялись предания о бывших откровениях Аврааму, вышедшему именно из этой местности, но затем и самым характером положения Валаама. Как прорицатель, пользовавшийся обширною известностью у различных соседних народов, он для поддержания своей славы, очевидно, должен был следить за ходом религиозных воззрений этих народов, изучать их, чтобы при случае не обнаружить своего невежества пред прибегавшими к его помощи царями. Отсюда, если сравнить его изречение в Числ. 23:10 с обетованием Божиим Аврааму в Быт. 13:16, и особенно Числ. 23:24; 24с Быт. 49:9; Числ. 24с Быт. 49:10, то сразу будет видно, что Валаам хорошо был знаком с религией Иеговы и историей избранного народа. Это знакомство не могло не иметь на него благотворного влияния, и он в глубине своей души носил искру истинного боговедения и убеждения в превосходстве Иеговы над всеми языческими богами; но внешнее его положение в качестве прорицателя и особенно обычное у волхвов корыстолюбие не давали разгореться этой искре в нем и заглушили ее до того, что он противился прямым внушениям Божиим. Ввиду этого, самые взгляды на него двоятся. Одни, как напр. Тертуллиан и блаж. Иероним, считают его истинным пророком, но только погрешившим чрез свою корысть и честолюбие; другие, как напр. Филон, св. Амвросий и блаж. Августин, видят в нем ложного пророка и язычника, который только сделался орудием благословения для израильтян. Само св. Писание скорее дает основания в пользу последнего взгляда, так как он называется не словом наби, прилагаемым к истинным пророкам, а только косем, т.е. прорицателем, волхвом, что обыкновенно прилагается только к людям, занимающимся волхвованием, запрещенным в законе (Втор. 18и сл.; 1Пар. 15и др.). Вопреки своим глубочайшим убеждениям, он за «мзду неправедную» хотел проклясть Израиля, но в самый торжественный момент, под влиянием Духа Божия, истина в нем восторжествовала над ложью и он превратился в истинного пророка, изрекшего одно из самых возвышенных пророчеств о Мессии: «Вижу Его, но ныне еще нет; зрю Его, но не близко. Восходит звезда от Иакова и восстает жезл от Израиля, и разит князей Моава и сокрушает всех сынов Сифовых» (Числ. 24:17). Эта звезда, восходящая от Иакова, этот жезл, поражающий Моава и всех врагов Израиля, есть именно Мессия, как на это указывает самая торжественность тона, возвышенная иносказательность, отдаленность самого времени и единогласное предание как иудеев, так и христиан. Мнение, что под звездою здесь разумеется Мессия, было столь распространено среди иудеев, что один из лжемессий, именно являвшийся при Адриане, называл себя прямо «сыном звезды» (Бар-Кохба). Отцы и учители церкви единогласно разумеют Мессию.

В битве при Гаваоне совершилось одно из величайших чудес, о которых только повествуется в Библии. Именно, Иисус Навин остановил солнце и луну в их обычном течении и тем продолжил день, давший ему возможность докончить поражение врагов. Об этом чуде в книге Иисуса Навина рассказывается так: «Иисус воззвал к Господу в тот день, в который предал Господь Бог Амморея в руки Израилю, и сказал пред израильтянами: стой, солнце, над Гаваоном, и луна, над долиною Аиалонскою! И остановилось солнце, и луна стояла, доколе народ мстил врагам своим. Не это ли написано в книге Праведного: стояло солнце среди неба, и не спешило к западу почти целый день? И не было такого дня ни прежде, ни после того, в который Господь (так) слышал бы гласа человеческого. Ибо Господь сражался за Израиля» (И. Нав. 10:12–14). Затем, в подтверждение этому, автор книги Иисуса, сына Сирахова, характеризуя И. Навина, говорит, между прочим: «не его ли рукою остановлено было солнце, и один день были как бы два?» (Сир. 46:5). Так как это чудо касается астрономической области, где с особенною определенностью признается действие правильных и неизменных законов, то неудивительно, что оно встречает много возражений. Прежде всего, указывают на неправильность самого выражения: стой, солнце, так как для удлинения дня требовалось бы остановить землю, которая своим движением вокруг своей оси и производит явление дня и ночи. Но на это нужно сказать, что И. Навин не имел ввиду в пылу битвы соблюдать точность астрономических выражений, а высказал свое повеление обычным разговорным термином, который вполне допускает такое выражение. Это солнцестояние имело своим результатом удлинение дня настолько, что день этот был совершенно необычайным, «был как бы два дня». Некоторые толкователи, чтобы избегнуть как указанного, так и других возражений против чуда, стараются объяснить эту продолжительность дня субъективным впечатлением И. Навина и израильтян, именно в том смысле, что поражение, нанесенное ими неприятелям, было такое полное, что для него, по-видимому, недостаточно было бы одного обыкновенного дня, и потому день тот как будто в действительности был вдвое продолжительнее. В подтверждение этого ссылаются на то, что самое повествование о чуде берется из «Книги праведного», т.е. сборника героических песен, в которых воспевались с обычною поэтическою вольностью различные события и подвиги израильских героев. Но на это нужно сказать, что цитата из «Книги праведного» приводится не как источник самого события, а лишь в подтверждение рассказа самого И. Навина, в том смысле, что это великое событие к тому времени, когда писал свою книгу И. Навин (в конце своей жизни), уже сделалось предметом народного поэтического творчества, воспевалось в «Книге праведного», таким образом было событием общеизвестным, не требовавшим особенного удостоверения в его действительности. Что касается самой продолжительности дня, то, ввиду недостаточной определенности выражений в повествовании о чуде, определить ее невозможно. День, видимо, уже клонился к западу, так как виден был на небе и серп луны. Поэтому можно только предполагать, что с момента чудесной остановки солнца ночь не наступала еще так долго, что израильтяне имели полную возможность докончить дело поражения неприятеля и самый день сделался как бы двойным против обыкновенного. Но как могло совершиться такое чудо, не нарушая всего стройного течения мирового порядка? – На этот вопрос, задаваемый астрономами, Библия не отвечает ни одним словом, предоставляя решение его собственным силам разума. В таком случае возможны два предположения: 1) или Бог действительно остановил земной шар в его суточном движении вокруг своей оси, или 2) не останавливая земли, заставил солнце оставаться видимым И. Навину в продолжение всего того времени, которое требовалось для победы. Против первого предположения возражают, что внезапная остановка земли причинила бы страшное потрясение всех предметов на ее поверхности, а также и значительный беспорядок среди небесных тел, так как земля вышла бы из своей орбиты и нарушила бы правильность движения луны. Но возражение это разрешить нетрудно. Тот, Кто мог остановить так землю в ее движении, настолько мудр и всемогущ, чтобы предотвратить и гибельные последствия такой остановки. Притом возражение, предполагающее возможность нарушения порядка в самом соотношении небесных тел, несостоятельно и само по себе, потому что годичное движение земли вокруг солнца и движение луны вокруг земли независимы от вращения земного шара вокруг своей оси; вследствие этого, даже во время остановки его вращения вокруг своей оси, передвижение его в пространстве вокруг солнца и движение луны не могли получить какого-либо сильного потрясения или видоизменения. Что касается второго предположения, именно допускающего кажущуюся остановку солнца без действительной остановки земли, то предпочитающие такое объяснение рассматриваемого чуда должны допустить чудесное уклонение солнечных лучей, направленных к освещению Палестины. А это уклонение могло произойти или по непосредственному действию всемогущества Бога, благоволившего дать лучам солнца то именно направление, какое нужно было для удлинения дня; или же посредством естественных способов отражения или преломления лучей, что также дало бы возможность видеть солнце в такие часы, когда оно при обыкновенном состоянии было бы совершенно закрыто от глаз. Против исторической достоверности чуда делается еще одно возражение, именно, что оно непременно по своей необычайности поразило бы и другие народы; между тем, мы совершенно не находим о нем свидетельств в летописях древних народов, которые могли бы быть свидетелями этого чудесного события. Хотя у китайцев и встречается свидетельство об одном дне, бывшем более продолжительным, чем обыкновенно, но вообще можно полагать, что чудесная продолжительность дня едва ли могла быть заметна еще где-либо, кроме Палестины. Кроме своего чисто физического значения чудо это имело и весьма важное религиозно-нравственное значение. Оно показывало ханаанским народам, боготворившим солнце и луну под видом Ваала и Астарты, что Иегова, Бог израильский, есть единый истинный Бог и в Его всемогущем распоряжении находятся те светила, которые безумно боготворились язычниками. Последние, таким образом, кроме жестокого физического поражения от израильтян, понесли и не менее сильное поражение нравственное, которое должно было окончательно отнять у них всякое мужество в борьбе с пришельцами.

Для более полного уяснения многих событий Библейской истории необходимо некоторое знакомство с библейским времясчислением. Евреи считали день от одного заката солнца до другого, и такой счет принят в Библии, как это видно из определения протяженности субботнего дня: «от вечера до вечера празднуйте субботу вашу» (Лев. 23:32). Такой счет доселе сохраняется в церковном уставе и в богослужебных книгах Православной церкви. Для обозначения суток, т.е. 24 часов времени, не было особого слова, и в этом случае употреблялось выражение вечер и утро, как это видно из самой истории сотворения мира (Быт. 1:5). День, в собственном смысле этого слова, разделялся на три части – вечер, утро и полдень (Пс. 54:18), которые, в свою очередь, делились еще на более мелкие части. Вечеров собственно различалось два, из которых один был при самом начале захождения солнца, а другой при окончании его, и позднейшие иудейские секты немало спорили между собой касательно точного различения этого подразделения вечера. Разделения на часы древние иудеи не знали и самое слово шла – «час» впервые встречается у пророка Даниила, и притом скорее в смысле вообще краткого времени, чем часа в собственном смысле этого слова (см. напр. Дан. 5:5). Только уже после Рождества Христова у иудеев вошло в употребление разделение дня на двенадцать часов, считавшихся от восхода солнца до заката, но и это разделение не имело особенной точности, так как часы или удлинялись, или уменьшались в своем протяжении, смотря по долготе или краткости дней в летние или зимние месяцы года. – До плена вавилонского иудеи делили ночь на три стражи (Пс. 62:7; 89:5); первая стража продолжалась от заката солнца до 10 ч. ночи (Плач. 2:19), средняя от 10 до 2 ч. ночи (Суд. 7:19) и третья или утренняя стража до восхода солнца (Исх. 14:24). После завоевания Палестины римлянами у иудеев вошел в употребление римский обычай разделять ночь на четыре стражи. Семь дней или суток составляли неделю (Быт. 29:27, 28). Седьмой день посвящался Господу – в память покоя Творца по окончании творения мира, откуда и дано ему название суббота, т.е. покой (Быт. 2:2; Исх. 20:11). Отдельные дни не имели особых названий, и обозначались просто числами: первый, второй день и так далее, начиная от субботы (Марк. 16:2; Лук. 24:1; Иоан. 20:1). Иудеи-эллинисты называли пятницу днем приготовления, так как этот день они посвящали приготовлению к празднованию субботы. Суббота имела весьма большое значение в общественной жизни иудеев и строго соблюдалась до позднейшего времени. Как закатом и восходом солнца определялись дни, так движением луны определялись месяцы (Сирах. 43:6–8). Месяцы были совершенно лунные, и так как вращение луны вокруг земли совершается в 29 с половиной дней, то и месяцы у евреев попеременно были в 29 и 30 дней, причем первые назывались «недостаточными» и последние – «полными». Сначала они не имели особых названий и различались лишь по числовому обозначению их – первый, второй месяц и т.д. (Быт. 7:11; 8:4–5), но с течением времени вошли и особые названия, хотя в Пятокнижии такое название носит только один месяц Авив, т.е. месяц новых колосьев, сделавшийся началом священного года и получивший впоследствии название Нисана (Исх. 12:2; 23:15); Второз. 16:1). Во время вавилонского плена иудеи усвоили халдейские названия для месяцев, которые и вошли в окончательное употребление. Вот эти названия в последовательном порядке месяцев священного года, с обозначением соответствующих месяцев по нашему календарю:1) Нисан, древний Авив (Неем. 2:1), в 30 дней, соответствует марту.2) Зиф (3Цар. 6:1), месяц цветов, в 29 дней, соответствует апрелю.3) Сиван (Варух. 1:8), в 30 дней, соответствует маю.4) Таммуз, в 29 дней, соответствует июню.5) Аб, в 30 дней, соответствует июлю.6) Елул (Неем. 6:15), в 29 дней, соответствует августу.7) Тисри или Афаним (3Цар. 8:2), в 30 дней, соответствует сентябрю.8) Бул (3Цар. 6:38), месяц дождей, называемый также Мархесван, в 29 дней, соответствует октябрю.9) Хаслев (Зах. 7:1), в 30 дней, соответствует ноябрю.10) Тебеф (Есф. 2:16), в 29 дней, соответствует декабрю.11) Шеват (Зах. 1:7), в 30 дней, соответствует январю.12) Адар (Есф. 3:7), в 29 дней, соответствует февралю.Число месяцев было обыкновенно двенадцать (3Цар. 4:7; 1Пар. 27:1–15); но чрез каждые три года, чтобы уравнять лунный год с солнечным (против которого он на 11 дней короче), иудеи прибавляли к двенадцати обычным месяцам еще один месяц – тринадцатый, который назывался Веадар, т.е. дополнительный Адар; он полагался между Адаром и Нисаном и состоял из 29 дней. По временам года месяцы распадались на шесть отдельных групп, которыми обозначались периоды различных земледельческих работ, и они шли в следующем порядке:I. Время посева: Тисри – последняя половина, Мархесван и Хаслев первая половина (ранние дожди).II. Время произрастания: Хаслев последняя половина, Те-беф и Шеват первая половина.III. Холодное время: Шеват последняя половина, Адар и Нисан первая половина (поздние дожди).IV. Время жатвы: Нисан последняя половина, Зиф и Сиван первая половина (весеннее равноденствие, созревание ячменя и Пасха; в Сиване созревание пшеницы, Пятидесятница).V. Лето: Сиван последняя половина, Таммуз и Аб первая половина.VI. Знойное время: Аб последняя половина, Елул и Тисри первая половина (в последнем собирание плодов). Таким образом, в общем шесть месяцев, начиная с последней половины Тисри до половины Нисана, проходили в обработке земли, а остальные в жатве и собирании плодов. При этом нужно заметить, что указанное выше соответствие с нашими месяцами имеет лишь приблизительную верность, так как большею частью иудейские месяцы как лунные в точности не совпадали с нашими – солнечными. Поэтому Нисан напр. нужно полагать где-нибудь между мартом и апрелем, и так далее.Что касается года, то у иудеев различалось два Года – священный и гражданский. Священный год начинался с месяца Нисана. Он установлен был с исхода израильтян из Египта и получил особенное значение в смысле такого года, по которому распределялись все великие праздники и священные торжества, имевшие связь с событием освобождения и законодательства. В обыденной же жизни оставался в употреблении обычный год гражданский, начинавшийся с месяца Тисри – сентября, так как по иудейскому преданию мир сотворен был осенью.

1) Весы. Единицей библейского веса считался сикль, шекель – «вес»; сикль подразделялся на две беки или полусикля (Исх. 30:13; Лев. 27:25; Числ. 18:16), а впоследствии и на трети (Неем. 10:32) и на четверти (1Цар. 9:8). В беке считалось десять гер, так что двадцать гер составляли полный, так называемый священный сикль. Кроме этих мелких единиц веса были в употреблении и сложные высшие единица веса. Это так называемая мина, состоявшая из 60 сиклей (Иезек. 14:12); 60 мин, в свою очередь, составляли талант – высшую единицу веса (Исх. 38:24, 26). Талант называется по-еврейски киккар, т.е. круглый, так как самая гиря имела, вероятно, круглую форму. В нем было 3 600 сиклей. Гири сначала были каменные, и чтобы постоянно иметь узаконенную систему веса, Моисей установил при скинии правильные весы, с которыми народ должен был сверять свои весы и гири и прибегать к ним в случае возникновения каких-либо споров. Вес этот назывался священным (сикль священный – Исх. 30:13; Лев. 27:25). Эти весы и гири впоследствии были перенесены в храм и поручены охране священников (1Пар. 23:29). Неизвестно собственно, какую форму имели эти гири. У ассириян и египтян они имели форму различных животных (львов, волов и пр.), как это видно из различных изображений, сохранившихся на памятниках. При обыденных торговых сделках продавец и покупатель обыкновенно пользовались своими собственными весами, которые постоянно носились за поясом или в особой сумке, причем бывали случаи и обмана, посредством фальшивых гирь (против чего и направлено особое постановление закона – Второз. 25:13). Для определения библейского веса у нас имеются данные лишь из времени Маккавеев, именно серебряные сикли; но можно предполагать, что они того же веса, какой установлен был при Моисее. В таком случае библейскую систему веса можно представить в следующей таблице: 1 гера 15,86 долей.

10 1 бека

1 зол. 65,20 д. 20

2 1 сикль

3 зол. 34,40 д. 1 200 120 60 1 мина

2 ф. 9 з. 48 д. 72 000 7 200 3 600 60 1 талант 3 п. 5 ф. 90 з.

Но такой вес был только для серебра, как наиболее ходячего и употребительного металла. Для золота вес этот несколько видоизменялся и был больше, как это можно видеть из следующей таблицы:

1 сикль

4 зол. 6 дол. 100

1 мина

4 ф. 22 зол. 23 дол. 10 000 100 1 талант

10 п. 23 ф. 15 зол. 92 д

При помощи этих таблиц можно сделать вычисление для перевода на наш вес всех встречающихся в Библейской истории весовых единиц. Так, слуга Авраама Елеазар подарил невесте Исаака Ревекке при первой встрече с нею «золотую серьгу весом полсикля и два запястья на руки ей, весом в десять сиклей золота». Это значит: серьга весила 2 зол. 3 доли, запястья – 40 зол. и 60 долей. 2) Деньги. Денег в смысле чеканной монеты у израильтян не было до позднейшего времени, именно периода Маккавеев. Купля-продажа большею частью производилась чрез обмен самых предметов, хотя уже рано некоторые предметы, особенно домашние животные, получили значение своего рода меновой монеты, так что стоимость известной вещи определялась известным количеством телят, овец, козлят и так далее. Но вместе с тем, ценность этих предметов скоро была переведена на драгоценные металлы, которые и стали употребляться в качестве денег, хотя и не имели еще определенной монетной стоимости, которая определялась единственно по весу. Куски серебра или золота, ходившие в виде простых слитков, колец, различных фигур, имели известный вес и по нему не только определялась их стоимость, но и придавалось им самое название. Если кусок весил талант, мину или сикль, то и назывался талантом, миной или сиклем и так далее, так что монетная система первоначально вполне соответствовала системе весовой, как она определена выше. Сикль (или сребреник) в этом смысле упоминается уже в книге Быт. 20:16, причем есть указания и на подразделение его на беки или полусикли и на геры, которых было 20 в сикле (Исх. 30:13). Из крупных денежных единиц в Исх. 37ст. упоминается талант. Но слитки драгоценных металлов не имели точного, установившегося веса, а следовательно и ценности, и потому для определения их ценности приходилось часто прибегать к весам, как это было и в Египте, где на памятниках можно часто видеть изображение взвешивания слитков. В некоторых местах упоминается особая монета, так называемая кесита (Иаков купил часть поля за сто «монет», кесита – Быт. 33и др.) Что, собственно, разумеется под этим названием – неизвестно; но судя по тому, что у 70 греческих толковников и в Вульгате слово это переведено словом «ягненок», можно думать, что это были такого рода слитки, которые имели форму ягненка и ходили по известной определенной цене, имея определенный вес. Библейскую денежную систему можно выразить таким образом в соответствующей весу таблице, из которой вместе видно будет, что в этой системе сделаны некоторые отступления от весовой системы. Но чтобы определить ценность того или другого веса металла и, прежде всего, серебра, мы за норму берем русский серебряный рубль. В нем значится 4 золотника 21 доля чистого серебра. Так как на одну копейку приходится 4,05 долей серебра, то, следовательно, 1 гера серебра будет равняться 3,91 коп. Для круглоты вычисления мы полагаем ценность геры в 4 коп. и тогда вся денежная система выразится в следующей таблице:

1 гера

4 коп. 10 1 бека

40 коп. 20 2

1 сикль

80 коп. 1 200

120 60

1 мина

48 руб. 60 000 6 000 3 000 50 1 талант 2 400 руб.

Чтобы составить подобную же таблицу для золота, нужно принять во внимание сравнительную стоимость этих металлов в библейское время. По наиболее тщательному исследованию оказывается, что в древности в западной Азии золото было в 13 раз дороже серебра (в Афинах в 12, а в настоящее время в 16). Рассчитывая по этой норме, мы получим следующую таблицу золотой монеты:

1 сикль

12 руб.50 коп. 100

1 мина 1 250 руб. 10 000 100

1 талант

125 000 руб.

После плена Вавилонского между иудеями вошли в употребление персидские червонцы, так называемые дарики, с изображением на лицевой стороне царя с копьем в правой и луком в левой руке и на обороте – неправильного четырехугольника. Эти дарики, или по-еврейски даркмоны, стали впоследствии известны под названием драхм (1Ездр. 2и пр.). Ценность их неизвестна, но приблизительно определяется в 6 рублей 25 коп., следовательно, равнялась золотому полусиклю. При Маккавеях впервые появляется чеканная монета. Именно Симон Маккавей получил в 140 г. до Р.Х. от сирийского царя Антиоха VII право чеканить монету (1 Макк. 15:6) и от этого времени до нас дошло много монет, которые можно видеть в музеях. На лицевой стороне маккавейских сиклей значится: «Сикль (или полусикль) Израильский», а на обороте: «Иерусалим святой». При римлянах также чеканились сикли, на которых с лицевой стороны выбивалось изображение того или другого римского императора, а на обороте – женщина под деревом с надписью по сторонам: Judaea capta (Плененная Иудея).

При измерении длины евреи, как и все древние народы, пользовались самыми естественными средствами, именно различными частями человеческого тела. Отсюда самой обыкновенной мерой был локоть (амма), под которым разумеется нижняя часть руки от локтя до кончика среднего пальца. В Библии нет точного и ясного определения локтя, и потому его приходится определять по частным указаниям и соображениям. Приблизительно его определяют в 21 дюйм, что составит 3/4 аршина или 12 вершков. Локоть, в свою очередь, разделялся на две пяди, под которыми разумеется пространство от конца большого пальца до кончика мизинца в их растянутом положении (Исх. 23:16; 1Цар. 17:4). Пядень подразделяется на три ладони (тефак), соответствующих естественной ширине ладони (Исх. 25и др.). Ладонь затем разделяется на четыре перста (Иерем. 52:21). Из более крупных мер длины известна так называемая у пророка Иезекииля трость (капе) – «шесть полных локтей» (Иезек. 41:8). Этим и ограничиваются более или менее определенные меры длины. Их можно представить в следующей таблице:

1 перст

1/2 вершка 4 1 ладонь

2 вершка 12 3 1 пядень

6 вершков 24 6

2 1 локоть

12 вершков 144 36 12

6 1 трость 1 с. 1 арш. 8 в.

Для примера перевода этих мер на русские можно взять сообщение в 1Цар. 17:4, где говорится, что «Голиаф был ростом шести локтей и пяди». На русскую меру это значит, что филистимский исполин был ростом в 4 аршина и 14 вершков, т.е. ровно на 2 аршина выше Петра Великого.

Меры емкости были одинаковы как для сыпучих, так и для жидких тел, с тем лишь различием, что основная единица меры для сыпучих тел называлась ефа, а для жидких бат, при одинаковой емкости (Иезек. 45:14). Десять еф составляли хомер (Числ. 11:32; Иезек. 45:11), который впоследствии назывался также кор (3Цар. 4:22). Затем по нисходящей линии ефа делилась на саты, составлявшие 1/3 ефы (Быт. 18:6); сата на два гина (Исх. 29:40); гин на три каба (4Цар. 6:25); каб на четыре лога (Лев. 14:10). Кроме этих мер ефа делилась также на десять гоморов (Исх. 16:36). При этом нельзя не заметить, что меры распадаются на две группы, из которых одна имеет десятичный характер (1 хомер ­­ 10 ефам, 1 ефа ­­ 10 го-морам), а другая дуодецимальный, т.е. меры идут в прогрессии, определяемой цифрой 12 или ее составными множителями (1 ефа ­­ 3 сатам, 1 сата ­­ 2 гинам и т.д.). Но для нас важнее определить объем этих мер. Для точного определения их у нас не имеется твердых данных, но раввинисты, т.е. еврейские ученые более позднего времени полагали, что содержимое лога равнялось содержимому шести куриных яиц. Опираясь на это свидетельство, ученые вычислили, что шесть куриных яиц могут содержать в себе 14,08 париж. кубических дюймов воды, или 6 588 зерен ячменя. На основании этих данных можно составить приблизительную таблицу библейских мер. Так как у нас не имеется одной общей меры для сыпучих и жидких тел, то мы представим перевод библейских мер на соответствующие русские меры как сыпучих, так и жидких тел. При этом вычислении мы выходим из того более или менее общепринятого положения, что ефа равнялась 20 французским литрам, что составит для сыпучих тел 6 гарнцев и для жидких тел 1 ведро, 6 круж. и 2 чарки. (- В науке доселе не установилось определенного взгляда на действительный объем библейских мер и такая норма предлагается как наиболее вероятная. Она составлена на основании показаний еврейских ученых раввинов. По другому взгляду, основывающемуся на свидетельстве И. Флавия, эту норму нужно увеличить почти вдвое (ефа ­­ 36,39 литров); но эту норму труднее примирить с частными данными, и она явно обнаруживает свою недостоверность.). Соответственно этому составляется следующая таблица:

Сообразно с этой таблицей и можно определять объем тех или других библейских мер; Так, напр. известно из Исх. 16:16, что манны собиралось ежедневно по гомору на человека. Это значит, что на каждого израильтянина полагалось ежедневно порция в 3/5 гарнца манны. Предполагая, что весь народ числил в себе 2 миллиона душ, надо вместе с тем предположить, что манны ежедневно собиралось 18 750 четвертей. Одной этой цифры достаточно для опровержения мнения, что манна, которою питались израильтяне, была ни что иное, как естественная тамарисковая манна, так как последней даже в хорошие годы добывается на Синайском полуострове не более 5–6 четвертей в год.