Религиозный вопрос в американской школе

Система и организация народного образования в Соединенных Штатах существенно отличается от системы, практикуемой в государствах Старого Света. Разница эта состоит не в постановке только дела, а в самом принципе, положенном в его основание, и в тех целях, достижение которых оно имеет в виду. В большинстве европейских государств в основу народного образования положено религиозное обучение в его конфессиональной или догматической окраске. В Соединенных Штатах напротив школа своей главной целью имеет достижение известной степени умственного развития, необходимой для сознательного отправления обязанностей гражданина в сферах его политической, общественной и семейной жизни. Религии, в ее конфессиональном смысле, американская школа не знает. Такая особенность американской школы обусловливается особенностями склада государственной, общественной и религиозной жизни страны и может уясниться из краткого очерка истории происхождения и развития теперешней системы школьного дела.

Происхождение теперешней системы народного образования, в ее общей форме, относится к раннему периоду заселения американского материка европейскими поселенцами. Английские переселенцы, так называемые «отцы пилигримы», поселившись на новом материке и свободно вздохнув от преследований, первым долгом считали заведение школ, где бы их дети могли учиться чтить Бога в такой чистоте и строгости, которая бы вполне соответствовала их пуританскому мировоззрению. Сначала школьное дело имело частный характер, но в 1647 году оно в штате Массачузет, родине всей теперешней системы народного образования, получило официальное определение, которое с того времени сделалось образцом для всех других штатов. 11 ноября названного года законодательным собранием штата Массачузет было принято и одобрено постановление, которое делало народное образование общественным делом, и в подробности определяло его систему. По этому постановлению, каждый город, население которого «Господь умножил до пятидесяти хозяйств», должен был заводить школу и назначить для неё учителя; а город с населением во сто семейств или хозяйств должен был иметь, кроме того «грамматическую школу», в которой бы дети могли приготовляться к поступлению в высшую школу или университет³⁰². Действие этого постановления было обязательным для всех колоний Массачузета под страхом денежного взыскания³⁰³. В нем заключаются в зародыше все черты теперешней системы: местная ответственность пред штатом за школы, даровое обучение и признание трех степеней школы, как они существуют и теперь. Заведенная таким образом школа была в сущности приходской школой, так как то, что в постановлении называется городом (township), совпадало с приходом. Приход, в своем годичном собрании определял количество денег, которые нужно было добыть для содержания школы на следующий год, и они собирались посредством известных налогов и распределялись под надзором избранного комитета.

Внутренний характер основанной таким образом школы находился в полной зависимости от той среды, в которой возникла самая школа. Пуритане или точнее конгрегационалисты были глубокорелигиозным народом. Они не знали другого закона кроме закона их религиозной совести. Когда в 1620 году «отцы пилигримы впервые приблизились к американскому материку, то прежде вступления на берег они согласились между собой управляться законами Божиими, как они начертаны в Библии, пока время не даст им возможности выработать более частные законы применительно к новым обстоятельствам³⁰⁴. Но и само время мало повлияло на изменение их первоначального «общественного договора». Впоследствии конечно были выработаны более подробный и точные правила общежития, но в основе их всегда оставался и до сих пор остается библейский закон. До сих пор общественная жизнь в Новой Англии носит строгорелигиозный характер, который особенно сохранился в деревнях. Последние представляют замечательный образчик религиозных общин, почти с теократическим правлением. Религиозность – главный движущий мотив их общественной жизни³⁰⁵. В такой среде и школа по необходимости должна быть религиозной. Такой она действительно и была. Целью школы было дать религиозное и светское образование в их органическом единстве и притом с подчинением последнего первому, подобно тому, как все в общественной жизни пуритан подчинено было религиозному закону. В школе на первом месте читалась Библия, изучался катехизис, пастор прихода посещал школу когда только находил нужным, и преподавали закон Божий. Он, можно сказать, был главными начальником школы, и его голос, был ли он членом училищного комитета или нет, всегда имел важное значение в управлении школой, в назначении и увольнении учителей³⁰⁶. Такая постановка не только вызывалась внутренними особенностями среды, но и облегчалась простотой общественной и государственной жизни. В Новой Англии жил только один народ, имевший одну религию, которая была общим его достоянием и признавалась на правах государственной религии. Там не было разности в вероисповеданиях, а потому не было и возражений против религиозного обучения в строгоконфессиональной окраске конгрегационализма. Мало-помалу школьная система, принятая в Массачузете, распространилась и на другие штаты, и сначала она легко могла быть приспособляема к частным особенностям их склада и жизни. Но скоро в государстве совершился переворот, который дал новое направление всей его жизни и оказал громадное влияние на школьную систему. Это – объявление независимости и введение новой конституции.

Одним из основных начал федеральной конституции Соединенных Штатов служит отделение церкви и государства. По смыслу этого начала церковь и государство признаются совершенно отдельными областями в человеческой жизни, развивающимися по своим особым внутренним законам и преследующими свои особые цели, в удовлетворении особых потребностей человеческой жизни. До объявления независимости колонии не знали такого принципа. Почти во всех них церковь и государство были соединены, государство признавало или поддерживало одно какое-либо вероисповедание и преследовало другие. В школах также давалось преимущество господствующему вероисповеданию. Таким образом, новая конституция привнесла новый принцип, который им был дотоле чужд. Она провозглашала принцип отделения церкви от государства, и тем самым отказывалась от поддержки какого-либо вероисповедания на счет других. Отделившись от церкви, государство должно было избегать отношений к ней во всех сферах своей деятельности, но в некоторых сферах цели церкви и государства сходятся так близко, что такое отделение оказывается трудно осуществимым. Народное образование государство считает своею обязанностью, так как оно составляет необходимое условие его благоденствия и успешного развития. Но признавая его своим делом оно здесь по необходимости сталкивается с религией, так как религия существенным элементом входит в воспитание и, по воззрению большинства, последнее немыслимо и нежелательно без религии и не может достигать своих целей. Таким образом, уже при первой попытке практического приложения теория отделения церкви от государства встречается с трудно разрешимым противоречием. По принципу государство должно игнорировать религии в школе, а на самом деле оно не может сделать этого, если только не желает отнять у школы существенной части того воспитательного значения, которое в интересе самого государства. Естественным результатом этого было то, что государство Соединенных Штатов сделало уступку из своего принципа и признало религии в качестве элемента в системе школьного образования. Но этим однакоже не было устранено все затруднение. Религия не есть только общая отвлеченная идея. Она есть в тоже время практическая сила, глубоко проникающая во внутреннюю и внешнюю жизнь человека и общества и принимающая различные формы в виде различных вероисповеданий и сект, из которых одни не признают, а часто даже исключают другие. По основному принципу конституции государство не может дать преобладания одному из них насчет других, а по общему принципу воспитания оно не может совершенно и устранить их всех из школы. Таким образом, государству остался один исход – выработать такое общее основание, на котором бы могли сходиться все разнообразные вероисповедания. Соединенные Штаты христианское государство, и под именем религии в нем разумеется христианство. Но кроме христианства в нем существуют и другие религии, которые трудно согласуемы с христианством, напр. еврейская религия, мормонство и другие. Если бы существовала только одна христианская религия, хотя в разнообразных формах, то отыскание общего основания для них было бы делом незатруднительным: все они имеют одни и те же общие верования, на которых зиждется христианство, и ограничение религиозного обучения в школе этими общими верованиям было бы решением задачи. В виду разности не только вероисповеданий, но даже и самых религий, исключающих одна другую, государству представилась новая дилемма, из которой можно выйти только не посредством разрешения ее, а посредством, как сказать, разрубления гордиева узла этой дилеммы. И оно действительно разрубило его, приняв за общее основание религиозного обучения в школе общие основы христианской религии в виде чтения Библии, изучения общехристианских молитв и пения общехристианских священных гимнов.

Выработанная таким образом программа религиозного обучения в школе придала ей характер так называемой «несектарной» (unsectarian school). В ней не дается преобладания какому-нибудь одному вероисповеданию на счет других; все они в сущности исключены из школы, и от них оставлено только то, что является общим их достоянием, что одинаково признается всеми вероисповеданиями и сектами, за исключением разумеется антихристианских религий. Практически религиозный элемент в школе проявляется в том, что ежедневно пред началом открытия уроков читается глава из Библии, поются общехристианские молитвы, как напр. «Отче наш», и затем в часы, назначенные для изучения, пения поются священные гимны, употребляемые при церковном богослужении³⁰⁷. Разные вероисповедания и секты часто не сходятся в толковании св. Писания. Во избежание этого затруднения учителю запрещено делать какие бы то ни было пояснения к прочитанному тексту, чтобы он в своем толковании не впал в какое-либо конфессиональное понимание текста и тем не оскорбил совести детей других вероисповеданий. При выборе священных гимнов для пения также должен соблюдаться строгий такт, и для общего пения должны выбираться только такие гимны, которые не заключают в себе вероисповедных оттенков, а содержать общехристианские истины. Это правило простирается и на книги, так что в училищные библиотеки могут быть принимаемы только такие книги, которые совершенно чужды всяких религиозных симпатий или антипатий³⁰⁸.

Как ни шатка эта система сама по себе, но она представляется единственным исходом из затруднения, в которое поставлено было государство при проведении в школу своей теории – отделения церкви от государства. И она оказалась удовлетворительной в значительной степени. Все протестантские вероисповедания, которые составляют большинство американского населения, сошлись на ее общем принципе, так как все признают более или менее те религиозные элементы, которые введены в школу. Правда, эти элементы они считают далеко недостаточными для полноты религиозного воспитания, но последнее они считают больше обязанностью церквей, чем школ, и оно действительно восполняется при церквах в воскресных школах которые имеют специально-религиозный характер. Поднимаются против такой постановки религиозного обучения в школах и другие возражения, имеющие конфессиональный характер, как например, в виду возможности, что учителя, принадлежащие к тому или другому вероисповеданию, легко могут впасть в односторонность при выборе далее текстов священного Писания для чтения в школе и тем самым могут нарушать несектарный характер школы, содействуя своей секте или вероисповеданию, но эти возражения не имеют достаточной силы и энергии и школе не грозит от них никакой опасности. Протестантские вероисповедания вообще, а мелкие секты в особенности, при отсутствии окрепших традиционных верований и при постоянном брожении и изменчивости, в сущности придают очень немного значения частным вероисповедным разностям, и потому заботятся только о том, чтобы обучение не было совсем безрелигиозным, языческим или римско-католическим. «Пока, говорит протестантский автор, обитатели города или штата были исключительно протестантами, совсем не могло быть или было мало возражений против употребления в школе авторизованного перевода Библии (английского перевода, так называемого перевода короля Иакова – King James’s version), пения гимнов, чтения молитвы Господней или других подобных религиозных упражнений, по выбору учителя. Слабые возражения, иногда поднимавшиеся против такой системы, не принимали формы организованной оппозиции или не переходили в политическую агитацию. В тех общинах и школьных участках, где еще до сих пор преобладает протестантский элемент, только изредка, если только когда-нибудь, делаются возражения против этих простых христианских влияний. Они совершенно свободны от церковных властей, обыкновенно чужды узкого конфессионализма и свободны от прозелитских тенденций. С распространением школьной системы по всей стране, краткие и простые религиозные упражнения, о которых ведется речь, продолжали совершаться. Но когда католическая эмиграция начала мириадами прибывать к нашим берегам и получила вес в политических делах, народная школа подверглась нападению в качестве протестантского агентства, по духу враждебного католической церкви»³⁰⁹.

Таким образом, народной школе, построенной на шатком компромиссе государства с религией и разными вероисповеданиями, пришлось со временем встретиться с таким противником, который, явившись с крепкими традиционными началами, повел сильную агитацию против самого принципа шатко построенной школы. История этой агитации со стороны римского католицизма против американской школы представляет интересную страницу в истории римско-католической церкви в Америке и ее отношений к американской республике.

Оппозиция римского католицизма принятой системе народного образования есть естественное и логическое следствие общей системы римско-католической церкви, преследуемой ею во всех сферах жизни. В ее отношении к разнообразным народам, входящим в ее состав, издавна замечалась тенденция подчинить их своему авторитету не только в области религиозной, но и политической жизни. С этой целью она постоянно стремилась к захвату народного образования в свои руки, чтобы с детства внушать народам святость своего авторитета и воспитывать их и духе своих начал. С особенной ясностью эта тенденция в последнее время обнаружилась в Германии и во Франции, где она получила такое практическое значение, что государство оказалось бессильным пред ней в области принципа и прибегло к грубым насильственным мерам для подавления дальнейшего влияния римско-католического воспитания. Немецкая культурная борьба и французское гонение на иезуитов суть две вариации на одну тему – сознания государством своего бессилия противостоять римско-католическим принципам, вводимым в сознание народа посредством захваченного римско-католической церковью в свои руки народного образования. На почве Нового Света римско-католическая церковь естественно сохраняет ту же тенденцию.

В противоположность протестантизму, который в силу своего основного начала – оправдания только верой – сам естественно и логически приходит к секуляризации школы, отделения церкви от государства, практической жизни от религиозных начал, римский католицизм имеет внутреннюю тенденцию подчинять всю практическую жизнь своим церковным началам. Он не только не допускает секуляризации, а напротив старается ввести свои церковные начала и там, где еще продолжают господствовать внецерковные или светские влияния; его идеалом служит теократический принцип, строго проведенный во всех сферах жизни – политической, общественной и семейной. Поэтому секуляризованная школа, то учреждение, посредством которого римский католицизм считает наиболее удобным проводить в жизнь свои начала, есть невозможная вещь для него, и признание ее было бы равносильно его самоотрицанию. Если вообще по христианскому мировоззрению воспитание необходимо должно иметь своим основанием религию, то римский католицизм проводит эту теорию с неуклонной последовательностью. «Мы ценим, воспитание и образование, говорит католический орган, но мы не признаем образования, отделенного от религии и религиозной культуры. Религия есть верховный закон, и все в жизни личной или общественной, гражданской или политической, должно быть подчинено ему и рассматриваемого только как средство для достижения вечной цели, для которой сотворен и существует человек. Религиозное воспитание важнее всего, и мы желаем, чтобы наши дети, от первого пробуждения разума, привыкали смотреть на все как имеющее прямое отношение к их религиозной жизни или обязанности пред Богом. Мы убеждены, что воспитание как разума, так и сердца, или обоих вместе, в разлучении от веры и религиозной дисциплины, опасно как для личности, так и для общества. Все воспитание должно быть религиозным и иметь своей целью выработку в дитяти сознания вечных целей³¹⁰.

В проведении своей теории римский католицизм идет дальше и не только имеет в виду основать воспитание в его строгом смысле на религиозных началах, но сделать религиозным и самое образование, подчинить разум вере, поставить науку не как самоцель, не как достижение независимых научных истин, а как средство для проведения в сознание тех же религиозных начал. «Говорят, что простое светское образование, как изучение геологии, геометрии, истории, естественной философии, ботаники, астрономии и пр., преподаваемых в наших школах, не представляет случая для нравственного или религиозного назидания. Ничего не может быть лживее, замечает тот же орган. Как следует направленная анатомия ничтожнейшего насекомого, наравне с созерцанием необъятной тверди с ее бесчисленными планетами и звездами, может стать безмолвной и невольной молитвой к Творцу всех вещей. Нет такой силы физической или искусственной, открываемой вниманию юного разума, которая бы не могла заключать в себе какого бы то ни было указания на невидимую Силу, правящую вселенной, и учитель, пренебрегающий случаем извлечь нравоучение из этих символов всемогущества Творца, делает только половину своего дела и притом менее возвышенную часть»³¹¹. «Первоначальные правила чтения и письма, арифметики и элементов чистой математики еще могут быть преподаваемы независимо от религии; но когда обучение достигает высших областей знания, религиозный вопрос выступает опять. Возьмем напр. геологию, ту интереснейшую науку, злоупотребление которой привело к худшему атеизму, чем все измышления (sophistries) Вольтера. В том виде, как она преподается в наших школах, без надлежащего объяснения или направления, она не может не быть разрушительной для веры, а следовательно и для нравственности, любознательных и неокрепших юных умов»³¹².

Римский католицизм, таким образом, недоволен народной школой вследствие секуляризации в ней обучения, вследствие отделения научного знания от религиозного влияния. В этом отношении он несомненно прав, насколько под религиозным влиянием он понимает не крайний ультрамонтанский принцип, исключающий свободу научного исследования, а только высший идеал человеческого назначения, к достижению которого должна служить всякая наука. Лучшие протестантские мыслители также считают ненормальным и даже вредным полное отделение обучения от религиозного влияния³¹³, но они мирятся с тем «общим христианством», которое введено в школу. Католицизм же никак не может мириться с такой постановкой религиозного обучения. Он представляет собой строгую систему, в которой долговременная история выработала сложную организацию, устойчивую во всех своих частях и подробностях, так что каждая часть или деталь имеет органическую связь со всей системой, и отнятие одной какой-либо черты нарушает равновесие во всем организме. Поэтому «общее христианство представляющее собою обезличенную и таки сказать оторванную от жизни доктрину, немыслимо для римского католицизма, составляет его отрицание и никоим образом не может быть принято им без существенного вреда всей системе. «Различие между протестантством и католичеством, говорит католический орган, не есть только различие в деталях или частностях, но различие в принципе. Католичество должно быть преподаваемо все, в его единстве или целостности, или иначе оно не будет преподаваемо совсем. Оно должно быть повсюду все, или оно ничто. Оно не просто теория истины или собрание доктрин; оно есть организм, живое тело, живущее и действующее в силу своей собственной центральной жизни, и потому по необходимости едино и нераздельно, и не может иметь ничего общего с каким-либо другим телом. Исключить из школ все, что есть отличительного или своеобразного в католичестве значит просто исключить само католичество и сделать школы или чисто протестантскими, или чисто светскими и потому враждебными нашей религии, такими, поддерживать который нам запрещает совесть»³¹⁴. Вследствие этого римский католицизм естественно может удовлетвориться только школами, в которых бы без ограничения господствовало религиозно-католическое влияние, именно приходскими школами, под непосредственным надзором духовенства. И действительно с самого начала истории римского католицизма в Соединенных Штатах мы видим постоянные заботы церковного начальства об учреждении приходских школ. Еще до провозглашения независимости католики имели несколько своих школ, и первый американский католический епископ, Джон Карроль, в пастырском послании к своей пастве, посвящает значительный параграф вопросу о специально-католическом воспитании³¹⁵, и затем католические епископы на местных и общих соборах постоянно высказывают заботы об организации приходских школ. Первый поместный собор в Балтиморе, происходившей в 1829 году, выражал желание, чтобы повсюду заводились школы, в которых бы дети могли поучаться в началах веры и нравственности вместе с приобретением человеческих познаний³¹⁶. Прелаты второго полного собора Балтиморского в 1866 году сделали замечательные и этом отношении постановления, которые ясно характеризуют взгляды представителей католической церкви на значение школьного вопроса для ее успеха в Соединенных Штатах. Девятый отдел этих постановлений посвящен вопросу о «воспитании юношества и насаждения благочестия». В них говорится между прочим: «С того времени как стало очевидным, что школы для народного образования в большинстве этих провинций поставлены так, что они служат ересям, и души католических детей в них постоянно и незаметно пропитываются ложными учениями сект, мы увещеваем пастырей всеми силами стараться дать католическим детям христианское и католическое воспитание и тщательно наблюдать, чтобы они не употребляли протестантского перевода Библии или не пели молитв и гимнов этих сект. Они должны наблюдать, чтобы книги или упражнения подобного рода не были вводимы в общественные школы с опасностью для веры и благочестия, Мы убеждаем епископов и, в виду тягчайших зол, которые обыкновенно исходят от юношества, неправильно настроенного и воспитанного, мы просим их чашами божественной милости заботиться, чтобы школы были основаны при каждой церкви в их диоцезах; и, если необходимо и позволяют обстоятельства, нанимать на счета церкви, с которой связана школа, надлежащих учителей для неё. Но в виду того, что вследствие бедности, исключительно католические школы еще не могут быть содержимы во всех приходах и нет места для ежедневного и необходимого назидания кроме общественных школ, необходимо принять большие предосторожности, чтобы католическое юношество терпело от них возможно меньше вреда. Для этой цели пусть будут основаны школы катехизации и христианского назидания. Пусть пастыри собирают мальчиков и девочек в их собственных церквах по воскресным дням и другим праздникам, а иногда даже и чаще, для тщательного и прилежного обучения их элементам христианского знания. Пусть пастырь всеми возможными способами внушает родителям принимать участие в этом деле. Пусть он побуждает их одобрениями, устрашает их угрозами, подвигает просьбами посылать своих детей в церковь в назначенное для катехизации время. А последних пусть он приманивает маленькими подарками и наградами – для более охотного посещения школы и обучения. Ибо если это ежедневно делают учителя ереси, чтобы привлечь католических детей в их собственные школы, напитать их ядом заблуждения и принести их в жертву вечному несчастью; то не должен ли и служитель Бога и Его священнейшей религии с тщанием и прилежанием исполнять то же самое, чтобы спасти тех, которые принадлежат ему, и не потерять хоть одного из тех, кого Отец дал Своему Христу? Пусть пастыри душ тщательно стараются о том, чтобы родители, находящиеся под их духовным ведением, приводили своих детей, по достижении ими надлежащего возраста, приготовленными для принятия таинств святой евхаристии и конфирмации; и для достижения этой цели пусть они чаще в продолжение года, особенно когда приближается пасха, публично в церквах увещевают народ к этой наиважнейшей обязанности, неисполнением которой родители подвергают себя величайшей опасности – лишения спасения, и поэтому должны быть лишаемы таинств, пока они не придут в себя и не дадут удовлетворения за эту обязанность»³¹⁷.

Постановления второго полного Балтиморского собора, юридически обязательные для католиков страны, были в тоже время, по выражению католического историка, «только выражением всеобщего чувства католиков всего мира, что религиозное воспитание есть самая жизнь и сущность церкви, необходимое условие для сохранения истинной веры и ее развития в порядке провидения, для благосостояния общества и спасения душ. Быть может нет страны, в которой бы эти соображения, продолжает историк, имели большее значение, чем в Соединенных Штатах Америки. Общая смешанность католиков в общественной и политической жизни с заблуждающимися всякого рода, брачные связи с сектантами, гигантские усилия, делаемые государством для поддержания школ, в которых религия игнорируется и которые полнотой своей внешней организации представляют приманку для беднейших классов народа, суть серьезные препятствия, с которыми приходится католичеству бороться. Вследствие этого, ничто так не занимало внимание первого епископа Балтимора как основание католического учреждения для религиозного воспитания юношества и его преемники, с их сотрудниками в епископской должности, всегда показывали туже заботливость»³¹⁸. Побуждения к основанию приходских католических школ кроме того выходили от самого главы католического мира – папы, и во время напр. архиепископства Марешаля курия с особенной настойчивостью внушала ему обязанность заводить такие школы, чтобы противодействовать усилиям и влиянию иноверных церквей. Кардинал Сомалья, в своем циркуляре от 5 августа 1820 г., указав на усилия сект увлекать народ в заблуждение, говорит: «Вы видите поэтому, как усердны и деятельны должны быть пастыри церкви, чтобы оберегать свои стада от нападений волков, приходящих к ним в овчей одежде. Если пастухи спят, враг придет, и скоро плевелы вырастут среди пшеницы. Поэтому необходимо всячески стараться удалять детей из этих сектарных школ и внушать родителям их обязанность в этом отношении. Самым действительным средством для этой цели было бы учреждение школ, в которых бы беднейший класс мог получать надлежащее обучение. Разве недостанет необходимых средств для этого? Полезный урок в этом отношении можно заимствовать от самих еретиков; они, как мы знаем, поддерживают свои школы, копеечным сбором со всех членов. Почему католикам не делать того же самого? Мы поэтому увещеваем вас и благоутробием Господа нашего Иисуса Христа просим вас принять наивозможно действительные меры для ограждения своей паствы от нападений тех, которые бы увели ее на ложный путь, и что, памятуя слова апостола: «и будут ложные учители, которые принесут ереси погубления», вы приложите все старания для того, чтобы воспрепятствовать ложному увлечению католического юношества»³¹⁹. «Единственными средством для противодействия злым влияниям, указанным выше, и другим, приводящим к тому же результату, может служить, по замечанию историка, более общее учреждение приходских школ, в которых католическое юношество будет воспитываемо в знании и соблюдении своей религии, и более серьезное внимание к священным наукам в наших высших учебных заведениях, чрез что вера приобретет более крепкий и влиятельный характер»³²⁰.

Таким образом, как общий принцип римского католицизма, так и выражающие его соборные постановления и общественное мнение, с ясностью определяют взгляд римско-католической церкви на школу и воспитание. Она считает их главнейшими орудиями, посредством которых ее члены могут быть удерживаемы в ее лоне и защищаемы от вредных влияний иноверия. Вследствие этого она старается прежде всего уединить свою школу от всякого сношения с протестантством, сделать ее исключительно католической, под непосредственным наблюдением католического духовенства. Но в достижении этой цели она неизбежно встречается с важными препятствиями, поставляемыми конституцией страны и общими государственными постановлениями касательно народного образования. Конституция, делая религию свободной, тем самым устраняется от какой бы то ни было поддержки какому бы то ни было исповеданию, а государственные постановления касательно исключения из школы всяких сектарных разностей тем самым не допускают возможности для католицизма ввести в школу всей его системы, малейшее сокращение или обезличение которой равносильно отрицанию самого католицизма. В виду этого ему остается один исход – совершенно оставить общую народную школу, поддерживаемую государством, и организовать независимую систему католической приходской школы. К этому он и стремится; но в достижении этой цели он встречается с новым затруднением. Народная школа есть в сущности обязательное учреждение для граждан. Сделавшись вполне государственным учреждением, она поддерживается государственными средствами, собираемыми со всего без различия населения посредством взимания известных пошлин и прямых налогов. От них несвободны конечно и католики, и потому они невольно должны пользоваться этой школой. Иначе, чтобы содержать свои собственный школы, они должны нести двойной налог – на школу, которой они не пользуются, и на школу, которую они только и считают полезной. Здесь очевидно католическая церковь приходите в столкновение с государством, и столкновение это вызывается не только нравственными, но и финансовыми мотивами. Государство, взяв на себя дело народного образования, для поддержания его взимает налоги со всего населения; католики также несут этот налог, но нравственные мотивы запрещают им пользоваться государственной школой. Неизбежным следствием такого порядка вещей явилась борьба католицизма с государством в вопросе о народном образовании, и она непрерывно дает о себе знать при всех выдающихся событиях в школьной жизни.

Борьба римского католицизма против принятой системы народного образования началась почти с самого ее основания; но с особенной силой она стала заявлять о себе с того времени, как вполне ясно обозначилась тенденция государства сделать школу государственным учреждением. Главной целью при этом католики всегда поставляли то, чтобы из собираемого общими налогами денежного фонда для народной школы им выделена была пропорциональная часть соответственно количеству учеников в их собственных приходских школах. Особенно настойчиво заявила о себе эта тенденция в 1840 году. В этом году попечители нескольких римско-католических школ города Нью-Йорка, в связи с известными и влиятельными членами католической церкви, подали петицию о том, чтобы им дано было равное участие в распределении общественных денег, собираемых государством для целей образования, с «обществом народных школ»³²¹, которое тогда служило главным органом государства в деле народного образования. Просители выражали недовольство на организацию и управление названного общества, которое «монополизировало народное образование и ведет его совершенно независимо от желаний и взглядов плательщиков налогов и без внимания к требованиям совести и религиозным убеждениям большой части граждан; что хотя общество и не принадлежит специально к какому-нибудь вероисповеданию и не пытается открыто и прямо преподавать отличительный символ веры какой-нибудь особой секты; тем не менее школы его практически сектарны, книги и общий тон обучения настолько сильно отзываются протестантизмом, что почти восемь тысяч детей, которые находятся под ведением просителей и с светскими обучением которых последние желали бы соединять ежедневное обучение в началах их собственной веры, не могут, в силу запрета совести, участвовать в представляемых обществом выгодах, хотя просители, и все их единомышленники, несут тяжелые налоги для его поддержания»³²². Общество с своей стороны отвечало, что оно далеко от монополии народного образования, дает свободное обучение всем приходящим, избегает всякого пристрастия к сектантству, и что напротив, в силу конституции той религиозной общины, к которой принадлежат просители и специальные взгляды которой они представляют, отличительное учение римского католицизма неизбежно войдет в их систему обучения, становясь в противоречие с общей воспитательной системой государства³²³. Завязался ожесточенный спор, перешедший в прессу и на церковную кафедру. Со стороны католиков сильным борцом выступил епископ Юис, впоследствии бывший архиепископом нью-йоркским. Дело перенесено было в Общинный совет, который отклонил притязания просителей и сослался на постановления 1824 и 1832 года, по которым «школьный фонд государства имеет чисто гражданский характер, назначен для гражданских целей, и потому поручение его религиозным или церковным обществам было бы нарушением элементарного принципа»³²⁴.

Католики естественно не удовлетворились таким решением и перенесли свое дело в законодательное собрание, повторяя туже просьбу. Тут сначала, по-видимому, счастье склонилось на их сторону, и государственный секретарь Спенсер в своем годичном отчёте в качестве супер-интендента народных школ между прочим нашел возможным заявить следующее: «При каждой из семи римско-католических церквей есть бесплатные школы, в которых обучается более пяти тысячи детей по шести часов каждый день. Хотя основанные отдельным вероисповеданием, они открыты для всех детей без различия, и на самом деле посещаются детьми разных вероисповеданий. Они содержатся на счет добровольных приношений благочестивых и благотворительных основателей. Они не участвуют в распределении школьного фонда». Между тем «было бы справедливым, чтобы все те, кто прямо или косвенно делают взносы в этот фонд, и особенно те, которые платят свою часть налогов, пользовались им». Соответственно такому положению, он предлагает законопроект, по которому бы местным власти имели права распределять фонд между школами сообразно числу посещающих их учеников³²⁵. В ceccию 1841 года вопрос перенесен был в сенат. Как петиция, так и ответные заявления отданы были для рассмотрения тому же секретарю Спенсеру, который на этот раз представил подробный отчёт о состоянии дела, рассмотрев его с обще-государственной точки зрения. Отчёт этот настолько важен в смысле характеристики отношения государства к школе и религиозному вопросу в ней, что мы считаем необходимым привести здесь существенные его черты, касающиеся главным образом рассматриваемого нами предмета.

Определив общее состояние народного образования, его нужды и значение для государства, автор отчёта говорит: «Некоторые из петиционеров жалуются, что тенденция воспитания в государственных школах неблагоприятна, если не враждебна, тем началам веры, которые они считают дороже самой жизни; и они заявляют, что, в силу своих взглядов на религиозную обязанность по отношению к детям, они не могут посылать своих детей в эти школы. С другой стороны те, которые противятся какой бы то ни было перемене в теперешней системе, высказывают свое опасение, что, с допущением свободного и равного участия в общественных деньгах для всех школ, общественные деньги будут косвенно, если не прямо, употребляемы для привития религиозных учений всякого рода, и некоторые особенно опасаются возможности распространения таких учений, которые они считают ложными и вредными. Таким образом вопрос о сектарных влияниях поднимается с двух противоположных сторон, с его обычными усложнениями. Согласно принципам наших учреждений, никто не имеет власти определять, верны или ложны религиозные учения или чувства какого-либо класса наших граждан. Конституция и общественное мнение стоят за пределами религиозной веры и исповедания всех наших граждан. Единственная цель, которую могут иметь, наши сограждане, есть воспитание всех детей республики в литературе, нравственности и добродетели. Правда, что государство приняло на себя только умственное воспитание детей, а их нравственное и религиозное воспитание предоставило домашнему очагу, местам общественной молитвы и тем учреждениям, которые благочестие частных лиц может основать для этой цели. Но полагают, что в стране, где огромное большинство граждан признают основные истины христианства, общественное чувство возмутилось бы от попытки исключить все религиозное обучение из народных школ, и что всякий план или система обучения, в котором бы не было никакого отношения к нравственным принципам, основанным на этих истинах, были бы всеми оставлен. Затем полагают, что такая попытка была бы совершенно непрактична. Невозможно найти книги, или избрать уроков для чтения, которые бы не содержали, в большей или меньшей степени некоторых принципов религиозной веры, или прямо проповедуемых или косвенно допускаемых. Религия и литература нераздельно переплелись между собой, и очищение от религиозных чувств произведений ораторов, публицистов (essayists) и поэтов сделало бы их крайне бессодержательными. Рассматривая, таким образом, предмет практически, во всех системах воспитания назначаемых для юношества этой страны, можно считать положительной аксиомой, что в нем по необходимости должна быть значительная доля религиозного обучения. Попечители школ «общества народного образования» допускают его в своих школах быть может не более того, что неизбежно. Между тем как они заявляют, и несомненно искренно, о своей готовности опускать все, что может считаться спорным, они в тоже время утверждают и совершенно справедливо, что воспитание не может быть совершенным без внушения нравственных и религиозных начал; и поэтому они допускают чтение св. Писания или части его, и внушают основные начала христианства. Но нельзя понять, как возможно обучать этим началам с пользой, без внушения в тоже время того, что признается одними вероисповеданиями и отрицается другими. Даже чтение текста нашего общепринятого перевода св. Писания отвергается многими, на основании предполагаемой ими его ошибочности и несовершенства; другие между тем считают употребление его детьми без объяснения положительно вредным. Даже умеренная степень религиозного обучения, допускаемая «обществом» неизбежно есть сектарная, т. е. она благоприятствует одному классу мнений и противодействует другому; и так будет всегда, при всяком способе обучения, какой только может подсказать мудрость человека. – Если эти взгляды верны, то возникает такая дилемма: между тем как известная степень религиозного обучения необходима и при всех обстоятельствах неизбежно будет входить в систему образования, оно в тоже время не может быть введено без принятия, до известной степени, сектарного характера и нанесения оскорбления тем, мнения которых будут стоять в противоречии с этим характером. Но к счастью, есть один способ выйти из этого затруднения. Этот способ будет найден в обращении к основным принципам начертанным в нашей конституции, по которым ни один закон не может быть введен «касательно установления религии или запрещения свободного отправления оной, и по которым «свободное отправление и пользование религиозным исповеданием навсегда должно быть дозволено всему человечеству», те, в руках которых доселе находилось наше правительство, нашли, что практическое значение этим принципам могло быть придало только посредством тщательного воздержания от всякого законодательства относительно тех предметов, которые заключаются или имеют какое-нибудь отношение к религиозной вере, исповеданию или религиозному обучению; и в этом образе действий они нашли такую охрану против угнетения, такую гарантию против разногласий и враждебной нетерпимости и изуверства и такой залог мира и согласия, что он постоянно и при всех обстоятельствах находил единогласное одобрение их. На основании этого принципа, который можно назвать абсолютным невмешательством, можно устранить все кажущиеся затруднения, окружающие рассматриваемый предмет»³²⁶

Но в каком смысле понимать это «абсолютное невмешательство»? В смысле ли полного устранения религиозного обучения из школы, как государственного учреждения, или в предоставлении всем сектам и исповеданиям одинакового участия в религиозном обучении? Первая половина альтернативы, по мнению секретаря, не устранила бы затруднения. «Предполагать, что отсутствие всякого религиозного обучения, говорит он, если бы оно даже было осуществимо, может служить средством избегнуть сектарианизма, совершенно ошибочно. Напротив, оно само по себе было бы сектарно, так как соответствовало бы взглядам одного особенного класса и противоречило бы мнениям других классов. Такая система благоприятствовала бы тем, которые отвергают религиозные верования и противятся всем усилиям привить их к юным умам, прежде чем они достигнут зрелости суждения, которая бы дала им способность составлять свои собственные мнения. Но есть люди, которые держатся совершенно противоположных воззрений и настаивают на охранении юношества против влияния их собственных страстей и заражения пороком при посредстве насаждения в их душах и сердцах; тех элементов веры, которые по мнению этого класса служат необходимыми основами нравственных начал. Этот класс народа считает нейтральность и индифферентность наиболее опасной формой враждебности³²⁷. Таким образом ошибочно предполагать, по воззрению государственного секретаря, чтобы можно было избегнуть ceктapиaнизма в школе посредством устранения всякого религиозного обучения. Остается, следовательно, единственным исходом из затруднения вторая половина альтернативы – полное и свободное предоставление всем сектам и исповеданиям права преподавать их вероучения в школах. Осуществить это, по его мнению, возможно посредством предоставления полного самоуправления отдельным, школьным участкам, так чтобы население легко могло группироваться в них по своим вероисповедным отличиям и потому легко могло в своих отдельных школах преподавать свое вероучение³²⁸.

Итак, государственный секретарь, выходя в своем рассуждении из основных начал конституции, пришел в принципе, если не в форме, к тому самому выводу, которого домогались католики, т. е. установления такого порядка школьного дела, при котором бы для всех вероисповеданий была полная возможность преподавать свои вероучения в своих отдельных школах. Для католиков такое решение означало полную уступку их требованиям, и по его смыслу они могли подвести под категорию участковых школ все свои приходские школы и таким образом сделать их по форме общенародными школами, имеющими право на пропорциональную долю из школьного денежного фонда. Но «общество народных школ» заметило невыгодность этого вывода и на основании же конституции сделало такой ответь:

«Усвоивая систему народного образования на общественный счет, государство имело в виду дать юношеству такое образование, которое бы делало его способным к отправлению гражданских обязанностей в этой жизни, предоставляя их естественным и церковным руководителем приготовить их, чрез отеческое и духовное назидание, к отдаче отчёта в другом мире. Необходимо было, и есть, какое-нибудь общее основание, на котором бы все дети, предназначенные действовать в качестве граждан одной и той же республики, могли получать общее образование. На это общее образование имеют право все дети; но определение его частностей и условий принадлежит обществу, а не родителям. Тот факт, что фонд собран был посредством обложения всех, для всеобщего образования, не дает права плательщику-сектанту требовать, чтобы часть из него была выделена на дело распространения его отдельной секты. Налог был положен на него как на гражданина, а не как члена церкви. Назначением его была исключительно гражданская цель, а не проложение пути к определенному месту молитвы. Основание церковной (приходской) школы показывает сектарную цель. Она имеет исключительную систему и особенные правила в управлении, находится под ведением попечителей и учителей особенной веры, и религиозное согласие есть необходимое условие для участия в ее управлении, что не может быть достигнуто посредством гражданской квалификации, приобретаемой гражданином. Она в сущности составляет часть церковного учреждения, и сектант другого исповедания может по справедливости чувствовать, что его привилегии одинаково нарушаются, берется ли с него налог для содержания чуждых ему религиозных учителей на школьной кафедре, или для содержания на церковной кафедре. Это государство еще никогда не притязало на власть взимать налоги с своего народа для церковных целей; и если его верховенство заключает такую власть, то права совести требуют, чтобы религия налогоплательщиков значилась на податном списке и его деньги употреблялись для поддержания его собственной церкви»³²⁹.

Спор наконец решен был законом от 11 апреля 1842 года, в котором параграф касательно собственно религиозного вопроса был формулирован так: «Никакая школа не может иметь права на получение части из школьного фонда, если в ней преподаются, внушаются или исповедуются религиозные доктрины или учения какой-либо отдельной христианской или другой религиозной секты, или употребляются книги, содержащие сочинения благоприятные или враждебные отдельным доктринам или учениям какой-либо христианской или другой религиозной секты. Но ничто, содержащееся в сем постановлении, не должно уполномочивать «департамента образования» на исключение св. Писания, без примечаний или толкований, или выборок из него, из какой-либо из школ, подходящих под это постановление»³³⁰.

Действие этого закона сохраняет свою полную силу до настоящего времени. Но он очевидно не решил спорного вопроса, а только так сказать, обошел его, и естественно не удовлетворили главную спорящую партию – римокатоликов. Спор с тех пор не прекращался до настоящего времени, ослабевая лишь иногда, чтобы снова загореться новой силой. Католики постоянно подыскивали поводы, чтобы начать агитацию против системы школьного образования. Так в 1853 году римско-католический пастор Киглей принес жалобу супер-интенданту школы, в которой говорит, что во многих общественных школах оскорбляется религия и вера католических детей тем, что их заставляют участвовать в молитвах и читать и заучивать наизусть части перевода Библии, которых не признает католическая церковь; что однажды учительница приказала одному из своих учеников, двенадцатилетнему мальчику, читать и изучать «протестантский завет», а когда он уклонился от исполнения такого приказания, на основании своего нежелания нарушить наказы своих родителей и правила своей религии, она жестоко наказала его и с позором выгнала из школы³³¹. Эта жалоба естественно повела к новым прениям и новым обсуждениям вопроса касательно выхода из затруднения, но опять без успеха.

Чтобы показать состояние спорного вопроса в настоящее время достаточно привести несколько выдержек из католических журналов, неустанно агитирующих против ненавистной им школьной системы. «Всякое воспитание, по мнению католиков, должно быть религиозным и назначено воспитывать дитя для вечной цели»³³²; поэтому и «светское образование, чтобы достигнуть своей цели, должно быть нераздельно и, так сказать, перемешиваться с религиозным обучением, так чтобы ученик, по мере развития с годами его умственных способностей, мог быть постепенно, но неуклонно приводим к познанию тех божественных истин, которым церковь научает своих чад, и чтобы его характер, таким образом, внутренне формировался на истинной христианской основе»³³³. Допустив, что «религия есть существенный элемент в воспитании, мы приходим к вопросу, кому принадлежит право преподавать ее? Конечно, не государству, потому что, по нашей теории правительства, государство не знает религии, и ни под каким видом не может иметь претензии на апостольскую власть проповедовать и преподавать евангелие народам. Эта власть гораздо выше всех существующих правительств. Что государство есть или должно быть религиозным в образе и характере своих действий, этого нельзя отрицать; но этот характер оно должно заимствовать из учения церкви ее отдельных членов, и не дает ему права предписывать церкви, чему она должна учить или позволять учиться, потому что власть церкви учить происходит от Бога, а власть государства от человека»³³⁴. «Воспитание мы считаем функцией церкви, а не государства, и поэтому мы не принимаем и не примем государства в качестве воспитателя»³³⁵. Между тем по существующей системе, воспитание взято государством, на себя, как его собственная функция, и кроме того государство вторгается уже совершенно в не принадлежащую ему область, предписывая известную систему религиозного обучения, в виде чтения Библии, священных гимнов и религиозных упражнений. Если самая идея воспитывающего государства противоречит воззрениям католиков, то предписанная им в школе религия есть, по их воззрениям, прямое богохульство и нарушение прав их совести. «В декларации независимости ясно обозначены между неотъемлемыми правами человека – его жизнь, свобода и достижение счастья. Дитя есть для меня высшее счастье и я должен иметь свободу воспитать его так, как требует мое понятие о счастье. Какую же цену имеет для меня свобода, когда я принужден посылать свое дитя в общественную школу, где оно будет слушать чтение Библии, которую я, в лучшем смысле, считаю испорченным и неправильным экземпляром св. Писания, и будет обязано повторять молитвы и гимны, которые – увы часто не что иное как богохульство против имени Того, Кто умер на кресте для искупления человечества»?³³⁶. Но и исключение не признаваемого католиками перевода Библии нисколько не удовлетворило бы их. «Исключение Библии не помогло бы делу. Это сделало бы только школы чисто светскими, что было бы хуже, чем делать их протестантскими, потому что в отношении государства, общества, нравственности, всех интересов этого мира, протестантизм мы считаем лучшим, чем отсутствие всякой религии. Вопрос лежит глубже чем чтение или не чтение Библии в школах, в том или другом переводе. Конечно, наша церковь не одобряет протестантского перевода Библии, как неправильного перевода испорченного текста; но исключение его из общественных школ никоим образом не устранило бы нашего возражения против них»³³⁷. «Хотя по принципу мы решительно восстаем против чтения Библии в наших общественных школах, наше главнейшее возражение направляется против самих школ³³⁸. Подводя итог своим возражениям против существующей системы общественных школ, руководящий римско-католический журнал формулирует их в следующих положениях: «1 все воспитание должно основываться и вестись на истинных религиозных началах; 2) государство не имеет права обучать религии в своих школах; 3) государственные или общественные школы без религии были бы безбожны; 4) как такие, они неспособны к выработке характера наших детей, или обучения их нравственности согласно с христианским принципом: 5) стараясь избежать того, что называется сектарианизмом, они подрывают цели даже просто светского образования»³³⁹.

Итак, ясно, что католики восстают не только против системы или программы народного образования, как оно поставлено теперь, но восстают против самого принципа государственного образования, считая последнее делом церкви, а не государства. Государственное образование они считают не только не достигающими цели образования, но и прямо враждебными этой цели – в отношении разумеется католиков. Естественно возникает теперь вопрос, имеет ли это противодействие католиков государственной школе в ее теперешнем виде реальные основания, или оно есть только проявление обычной политики римского католицизма по которой он всегда и повсюду борется с государством за преобладание и господство в разных сферах общественной и политической жизни? В рассматриваемом нами предмете оба эти мотива не исключают друг друга; а напротив так близко сходятся, что различие их скорее определяется временем, чем сущностью. Они служат один для другого; первый представляет более или менее оправдательный для агитации материала, а последний, пользуясь этим материалом, действует в пользу основного римско-католического принципа – преобладания в государстве.

Принятая теперь государством система народного образования несомненно невыгодна или даже вредна для римского католицизма. Основывая ее, государство имело в виду осуществление в деле народного образования основного принципа федеральной конституции -невмешательства государства в дела религии, отделения государства и религии, и потому, признав школу в качестве общественного или государственного учреждения, предполагало сделать ее орудием просто государственных целей, без всякого отношения к религии. Но такая цель оказалась недостижимой на практике. Прежде всего, по самой сущности воспитания и образования, оказалось невозможным совершенно уединить его от религии, так как последняя, как теоретическая основа всякой нравственности, по необходимости составляет один из важнейших элементов воспитания, имеющего в виду вкоренение и развитие в человеке нравственных начал. Но и признав религию, как необходимый элемент в системе воспитания, государство встретилось с другим затруднением, которое представилось в виде разнообразия церквей, исповеданий и сект. Предпочтение какой-либо одной из них было бы нарушением права других и опять противоречило конституции Поэтому государство решилось найти исход из этого затруднения – в признании и для школы обезличенной, общей религии составившейся из отвлечения от. всех исповеданий и церквей их частных особенностей, с оставлением общей для всех их сущности христианства, в признании так называемого «общего христианства (Common Christianity). Эта религия, в конфессиональном смысле, не составляет какого-либо одного исповедания, она не принадлежит ни одной из наличных церквей и сект; она составляет изобретение самого государства и потому по праву может быть названа государственной религией. Как такая, она естественно рассчитана на одинаковое удовлетворение всех церквей, исповеданий и сект, на которые подразделяется народонаселение. Вводя ее, государство не имело в виду дать этим преимущество какому-нибудь одному вероисповеданию в ущерб другим, напротив этим самим оно старалось поставить все их на один уровень прав и преимуществ, избежать всякой тени привилегии одного вероисповедания над другим, осуществить основной принцип конституции требующей равного и свободного исповедания для всех церквей и сект. Цель однакоже оказалась недостигнутой, государственная религия не могла удовлетворить всех, не представила собой гарантии полной свободы вероисповедания для всех безразлично граждан, и напротив оказалась благоприятной одним и вредной другим. Это зависело от внутреннего склада самого государства. Если бы государство состояло из разнообразия таких церквей, сект и исповеданий, которые отличались бы между собой только в частностях вероисповедных учений, то государственная религия в виде «общего христианства не могла бы вызывать против себя существенных возражений. Но разделение это глубже и в отношении католичества и протестантства оно захватывает самый внутренний принцип их жизни, до взаимного их исключения друг другом. Поэтому они не могли сойтись ни на каком общем основании, как бы оно ни было отвлеченно и свободно от частных различий. Вследствие этого никак невозможно было удовлетворить их оба, принимая одно общее основание для них, и государство по необходимости своей религией, если она не противоречила обоим, должно было оказаться на стороне одного какого-нибудь из них, становясь тем самым в противоречие с правами другого. На какую же сторону стало государство? Оно стало, и не могло не стать, на сторону протестантства. Республиканское государство, как произведение и выражение народной воли, по необходимости отражает на себе, во всех сферах своей жизни и деятельности, господствующей принцип большинства и неизбежно проникается им. Большинством в данном случае – оказывается протестантизм в его разнообразных формах, так как протестантское население по меньшей мере составляет шесть седьмых всего населения страны. И действительно, протестантская окраска дает о себе знать во всей системе народного образования, от ее общего принципа до мелких подробностей.

В общем принципе протестантизм заявляет о себе уже в том, что школа, принятая государством, есть секуляризованная школа, т. е. такая школа, в которой образование изъято из органической связи с религией. Такая постановка народного образования не противоречит протестантизму, а напротив составляет логический вывод из его основной сущности, как религии «веры», отделенной от «дел». Между тем римский католицизм держится как раз противоположного начала, по которому должна существовать органическая связь между религией и жизнью, церковью и школой, верой и делами, и потому секуляризованная школа для католицизма невозможная вещь, стоящая в противоречии с его главным началом. Государство, приняв систему, согласную с началами протестантизма и противоречащую воззрениям католицизма, тем самым стало на сторону первого, в ущерб второго. Школа, таким образом, в принципе оказывается протестантской и следовательно враждебной римскому католицизму, Протестантской она является и в той доле религиозного элемента, которая введена в секуляризованную школу. То «общее христианство», которое государство избрало в качестве государственной религии, несомненно возможно только с протестантской точки зрения и есть в сущности протестантская религия, хотя и отвлеченная от его разнообразных форм. Для римского католицизма такое «общее христианство не мыслимо; он признает только такое христианство, которое воплощено в неизменную, строгую, исторически развившуюся и окрепшую форму, вне которой для него всякая форма есть уклонение от одной истинной формы, есть протестантизм и тем самым отрицание католицизма. Те частные формы, в которых это «общее христианство» введено в школу, опять по необходимости носят протестантскую окраску. По массачузетскому статуту от 1826 года, принятому в большей части штатов, религиозный элемент входит в школу в виде «Библии, молитв, гимнов и благочестия»³⁴⁰. Это очевидно очень расплывчатое определение и по этому поводу римско-католический орган справедливо мог поставить такие вопросы: «Что же это значит? Будут ли ваши дети поучаться в религии согласно парламентарной доктрине англиканской церкви, или наставляться в полном безумии последователей Кальвина? Будут ли они обязаны отрицать божественность Христа с унитарианами, и вечность мучений с универсалистами? Неужели на самом деле дети даются нам для того, чтобы мы подвергали их каждый день наставлениям в блужданиях методизма, конгрегационализма, пресвитерианизма, мугглетонианизма, мормонизма, или всяких других тысяч измов, родившихся от этой плодовитой матери раздора, многохваленной и пресловутой реформации? Или нам поучать их по доле из каждого из них по очереди, смотря потому, каких учителей политический круговорот выдвигает на поверхность? Самая идея эта очевидно нелепа»³⁴¹. Между тем в государственных школах именно только такой порядок и может существовать. Библия в них общепринята только такая, которую католики считают испорченной и подложной³⁴², и гимны поются такие, которые по мнению католиков составляют только «богохульство» против божественных лиц³⁴³. В школе допускается для католических детей употребление признаваемого ими перевода Библии Douay; но выбор того или другого перевода обусловливается главным образом составом учителей, а последние, как назначаемые на должность избранными подачей голосов попечителями и супер-интендентами, естественно в большинстве протестанты, и потому скорее всего пользуются общепринятым протестантским переводом. Да притом употребление католического перевода Библии, при преобладающем количестве протестантских детей, было бы несправедливостью по отношению в последним. Мало того, в школах ради экономии принята такая Библия, которая на взгляд католиков еще хуже не признаваемого иаковского перевода, именно «перевод (как говорит католический автор) состряпанный библейским обществом. Самая молитва Господня в этой так называемой Библии, по мнению всех ученых, фальшива; а если фальшива, как признают все американские переводчики, то значит богохульна, и однакоже в сектаторском духе прозелитизма ее насильно вводят в школы»³⁴⁴. Прозелитизм такой постановки школьного дела не есть только произведение католического воображения; он признается самими протестантами. «Нам нельзя ожидать обращения родителей, говорит протестантский пастор; но между двумя жерновами – Библией и общественными законами – мы вытрем католичество из их детей»³⁴⁵. Протестантизм дает о себе знать не только в принятой Библии и в постановке религиозного воспитания в школе, но и в самых светских учебниках. «Прикрытые насмешки над католичеством, пишет историк-публицист, проявляются в некоторых из них даже теперь. Католический ребенок напрасно стал бы искать даже в самых лучших из них хоть одного похвального слова великой древней церкви его отцов, или его славной вере. Мы знаем одного развитого молодого католика, получившего образование в общественных школах, который долгое время был убежден, что католики никогда не писали чего-нибудь такого, что бы стоило занести в школьные хрестоматии. И нельзя было ожидать, чтобы он имел лучшее убеждение»³⁴⁶. Все эти факты не выходят за пределы возможности и составляют неизбежный результат численного преимущества протестантов как в учениках, так и в учителях. Столкновение между протестантством и католичеством, как между двумя противоположными началами, неизбежно даже в чисто научной сфере, и при .этом столкновении всякое примирение по необходимости оказывается в пользу протестантства, если только невозможно будет устранение самого предмета спора. А устранение его часто бывает совершенно не мыслимо без вреда самой науке. Несомненно, столкновение между римским католицизмом и протестантством всего сильнее может быть в области истории, как науки, новейшие факты которые в большинстве состоят, из борьбы между этими двумя вероисповеданиями. «Что касается истории, справедливо заявляет римско-католический орган, то даже при самой тщательной осмотрительности невозможно воспроизвести ее, не касаясь постоянно спорных событий и характеров, во взгляде на которые протестанты и католики никогда не могут согласиться между собой. Можно ли себе представить историю новейшей Европы, из которой выпущены были бы великие факты цивилизующей миссии церкви в Старом Свете, основание светской власти пап, «мир Божий» и крестовые походы средних веков, великое восстание против духовной власти, ошибочно называемое реформацией, уголовное преследование ирландских католиков, и французскую революцию? В лучшем случае такая книга была бы жалкой компиляцией чисел и извращенных фактов, и однакоже всякое изложение этих великих эпох в европейской истории, при всевозможной аккуратности, неизбежно было бы оскорблением мнений или предубеждений протестантов или католиков. Если история есть «философия, поучающая примерами», то мы должны искать ее где-нибудь в другом месте, а не в наших общественных школах»³⁴⁷. Фактов этих конечно невозможно было избежать в учебниках истории и они приняты в них, и изложение их конечно не могло явиться в том виде, в каком только и признаются они католиками, а вследствие этого они являются неизбежно с протестантской окраской, но крайней мере в глазах католиков, для которых все некатолическое есть тем самым протестантское. Наконец были случаи, когда католические дети оказывались в столкновении даже с школьной дисциплиной, вследствие ее протестантского характера. У католиков, есть праздники, которые не признают протестанты и которые поэтому не приняты во внимание школьной программой, и в таких случаях католические дети поставляются в затруднительное положение между двумя противоположными требованиями – церкви и школы. «Случай, бывший в Вермонте, говорит католический автор, доказывает, что в некоторых местах католические дети же могут посещать общественные школы и в тоже время исполнять требования своей религии. За то, что они осмелились пойти к мессе на празднике Тела Христова, в 1875 году, их исключили из общественных школ в Братльборо. Дело перенесено было в суд. Но закон (?) поддержал сторону изуверского департамента образования. Отсюда ясно, что дитя должно перестать быть практическим католиком, иначе оно будет изгнано из общественных школ»³⁴⁸. Вообще вся система народного образования враждебна духу римского католицизма. «На основании старейших и лучших католических свидетельств можно с уверенностью утверждать, что за немногими почтенными исключениями католики, воспитавшиеся в смешанных школах, могут быть почтенными и честными людьми, согласно протестантскому смыслу этого слова; но практическими, религиозными, точными блюстителями правил своей церкви они не бывают. Они католики по имени, протестанты, или полуязычники в действительности»³⁴⁹.

Таким образом, противодействие католиков теперешней системе народного образования имеет реальные основания. Школьная система, вопреки конституции страны, обеспечивающей для всех вероисповеданий одинаковые, равные права религиозной совести, оказалась, в силу неизбежных законов права сильного, во всех своих частях протестантской, и как такая она несомненно вредна римскому католицизму. И однако же она существует, и государство, взимая налоги на ее поддержание, не исключает католиков, налагая таким образом на них косвенное обязательство пользоваться школой, которую они не признают.

«Система общественных школ в Соединенных Штатах, говорит католический автор, в ее теперешней форме, исключает религию из школы; или если и допускает какую-нибудь, то влияние ее во всяком случае враждебно католической вере. Вследствие этого католики должны, с великими жертвами, строить и содержать свои собственные школы. Но они принуждены также содержать государственные школы. Они поставлены среди двух зол: 1) если им посылать своих детей в общественные школы, то это значит подвергать опасности свою веру; что атмосфера общественной школы парализует любовь католического ребенка к религии его отцов, это никогда не было опровергнуто; 2) если же им строить свои католические школы, то это значит подвергать себя двойному налогу. В этом отношении католический элемент терпит вопиющую несправедливость. Он несет налог на содержание таких учреждений, пользоваться которыми ему запрещает совесть»³⁵⁰.

Понятно, что католики стараются выйти из этого затруднительного положения, и долговременная агитация их против существующей системы есть выражение этих стараний. Целью их агитации служит достижение такого порядка вещей, по которому бы им возможно было пользоваться общественной школой без нарушения требований своей совести. Они добиваются того, чтобы «фонд общественных школ был распределяем между католиками и протестантами на таком справедливом основании, чтобы каждая религиозная организация могла иметь свою собственную школу и вести религиозное обучение по своему собственному методу»³⁵¹. «Выделите, говорит католическая газета, на содержание католических школь часть из общественных денег сообразно с числом обучающихся в них детей, и предоставьте избрание учителей, обучение, дисциплину, все внутреннее управление католическим учебным властям, и тогда вы можете, во всех других отношениях, во всех резонных вещах, оставить их как они есть, под общественным контролем и управлением, под надзором общественных комитетов, регентов, попечителей, если вы желаете того»³⁵².

Как ни настойчивы были подобные требования, как ни агитировала за них католическая печать, не опускавшая ни одного случая, которыми бы можно было воспользоваться в качестве повода к агитации, католики и до сих пор не достигли своей цели и, как пятьдесят лет тому назад, она остается для них по-прежнему pia desideria. Все их попытки добиться своего желания на легальной почве неизменно терпели неудачу. Напрасны были их вопли о стеснении католической совести, их жестокие упреки свободному государству, которое вопреки конституции страны своей системой поддерживает одно вероисповедание – протестантское и стесняет другое – католическое. Все было напрасно. Государство было или глухо ко всем требованиям католиков, или прямо отказывало в их удовлетворении. Тогда католики стали искать другого исхода из затруднения. Не имея надежды на достижение своей цели легальным путем, по крайней мере в скором времени, они нашли окольные пути к той же цели, и последние оказались более доступными для них. История этих окольных попыток представляет уже другую сторону в политике римского католицизма, его наступательное движение, на протестантизм и протестантское государство.

Кроме области народного образования в государстве по необходимости существует другая сродная область – благотворительной деятельности. Но если уже воспитание находится в близком отношении к религии и отделение их вызвано только необходимыми условиями общественного склада, то благотворительная деятельность, по самой ее сущности, совсем неотделима от церкви. И действительно государство в данном отношении отказалось от всяких притязаний и предоставило благотворительную деятельность частным обществам, по преимуществу религиозным. Считая, однако же, эту деятельность имеющей важное общественное значение, государство не могло отказаться от содействия им и поэтому ежегодно делает благотворительным обществам денежные субсидии. Таким порядком вещей поспешили воспользоваться католики для своей главной цели. Между различными благотворительными заведениями, они основали сиротские приюты, в которые собираются бесприютные сироты для жительства и воспитания. По самому характеру их, эти заведения не только благотворительные, но и воспитательные, т. е. представляют нечто в роде благотворительных школ. Пользуясь их благотворительным характером католики представили требование от государства субсидии им – на содержание этих сиротских приютов, и добились действительно того, что постановлением от 1825 года сиротские приюты признаны были имеющими право на известную часть из общественного школьного фонда³⁵³. Так как преподавание в этих приютах велось исключительно католиками и все эти учреждения вообще находились под ведением римско-католической церкви и руководством римско-католических сестер милосердия, то ясно, что и маневр католиков вполне удался, они достигли своей цели, получив право на долю общественных сумм для своих специальных, исключительно римско-католических школ. Этот успех так ободрил католиков, что они в 1840 году внесли петицию с требованием на выделение им из общественного фонда сумм на все их католические школы, даже не имеющие никакого благотворительного характера. Хотя петиция, как мы видели выше, была отвергнута, но это не смутило католиков. В 1853 году они повторили петицию и с такою настойчивостью, что добились расширения своих притязаний на общественный фонд, особенно в самом городе Нью-Йорке. С 1860 года началась регулярная выдача субсидий на содержание римско-католических сиротских приютов, название которых католики сумели распространить и на некоторые простые школы, и количество этих субсидий возрастало в быстрой прогрессии. В 1861 году католики получили 18,791 долл.; в 1863 году 78,000 долл.; в 1868 году 124,424 долл.³⁵⁴; с 1869 по 1871 год около 2.000,000 долл., и с 1872 по 1876 ежегодно по 300,000 долларов³⁵⁵. В законопроекте о взимании налогов в городе, представленный законодательному собранию 1869 года, был включен такой параграф: «Ежегодно сумма, равная 20 процентам всего дохода, получаемого в городе, под ведением чиновника, специально назначенного департаментом народного образования в сказанном городе, должна быть выделяема на содержание школ, которые дают даровое обучение детям в сказанном городе». По смыслу этого параграфа, из городской казны должно было выделяться ежегодно по 250,000 долларов на содержание приходских школ; а так как 4/5 из них принадлежали католикам, то ясно, что параграф этот своей несколько неопределенной формой узаконял то, чего только и добивались католики. Параграф этот прошел в названную сессию законодательного собрания, и католики торжествовали. Но как скоро обнаружилось истинное значение параграфа, против него поднялась страшная буря; в сессию следующего года представлена была петиция об отмене параграфа за подписью 100,000 голосователей, и действительно 24 апреля 1870 года католический параграф был отменен ³⁵⁶.

В некоторых штатах, вследствие равновесия сил протестантов и католиков, вопрос о религиозном обучении не получил категорического решения. Католики не преминули воспользоваться этим для своей цели. По статуту штата Коннектикута не требуется и не запрещается в школах чтение Библии и молитв и совершение других религиозных упражнений. Все это предоставляется определенно посетителей школы или населению различных городов и школьных участков. Такой порядок оказался благоприятным католикам и они живо сумели извлечь из него все возможные выгоды, захватив под свое ведение несколько школ даже в самой столице штата Нью-Гэвен. Захват произведен вполне легальным по внешности путем – посредством выборов, давших им большинство в «совете народного образования». С своими членами в этом совете католики естественно могли свободно распоряжаться общественными деньгами для своих школ, и теперь некоторые школы, содержащиеся на общественный счет, имеют чисто католический характер. Так, общественная школа, так называемая «Гамильтонова», вполне находится в руках католиков: все учительницы в ней римско-католические сестры милосердия и находятся, вместе со всеми учениками, под духовным управлением и контролем римско-католического епископа, который действует чрез пастора церкви, в пределах которой находится школа, и, пользуясь возможностью внести в школу религиозное обучение вне обычных классных часов, направляет его в исключительно католическом духе³⁵⁷. Подобным же образом общественные суммы приурочены к римско-католическим школам и во многих других местах. В городе Новая Британия, того же штата, римско-католическая школа принята была в 1862 году всем городом и с того времени известна под названием «городской школы». Она содержится на счет города, отпускающего на нее ежегодно более 3,000 долларов, и однакоже остается исключительно католической школой. В ней один учитель и шесть учительниц – все римские католики, избираемые римско-католическим начальством³⁵⁸. Таким образом, мало-помалу католики не только сумели обойти во многих местах частный закон, запрещающий употребление общественных сумм на содержание вероисповедных школ, но и общее положение конституции страны, по которому религия с ее органами поставлена вне пределов ведения государства. Они не только присвоили себе право на общественные суммы для поддержания своих школ, но и сумели свои исключительно католические школы сделать общественными школами, ставя таким образом свое вероисповедание как бы господствующей и государственной религией, на место того «общего христианства», посредством которого государство предполагало избегнуть религиозного затруднения.

Способы, которыми католики добиваются своих целей, имеют по внешности вполне легальный характер. Они состоят в том, как видно уже из приведенных примеров, что католики усиливаются прежде всего наполнить своими членами общественные должности, в ведении которых находятся школы, и посредством этих должностных лиц уже легко получают контроль над школами. С особенной ясностью это обнаружилось в последнее время в Нью-Йорке. Римско-католический элемент в этом городе очень силен. В политическом отношении город принадлежит демократической партии, а последняя состоит по преимуществу из ирландцев, верных католиков. Предводитель сильнейшей „фракции демократической партии в городе (Tammany Hall) Джон Келли, ревностный католик (племянник по свойству кардинала Мак-Клосского), и в административном отношении до последнего времени он был настоящим диктатором, распоряжавшимся всей администрацией города. Уже при посредстве его римский католицизм мог давать чувствовать свою силу в городе, но эта сила могла проявляться только пока еще неофициальным путем, была общественной, а не правительственной силой. И общество, давно уже с ужасом смотрящее на развивающееся всевластие римского католицизма, могло утешать и успокаивать себя еще тем, что официальный глава города – мэр – был не католик, и зорко следило за тем, чтобы католицизм не захватил в свои руки этой верховные должности в национальной митрополии. При малейшем движении католиков по направлению к занятию мэрства печать обыкновенно била страшную тревогу, грозя городу всевозможными ужасами, подготовляемыми ему католиками.

В ноябре 1880 года предстояли выборы нового городского мэра и демократический предводитель назначил кандидатом на эту должность Грэса, заведомого и преданного католика. Лишь только распространилась весть о таком назначении, как печать забила отчаянную тревогу и с протестантских церковных кафедр проповедники в один голос загремели филиппиками против католицизма, который будто бы ищет «главы республики» для усекновения, чтобы отдать страну во власть папы. Напрасно Грэс утверждал, что он никогда не будет привносить религию в политику и будет свято исполнять республиканские законы, его уверения были тщетны, и на громадных митингах ораторы один пред другим предсказывали гибель республиканских учреждений, как только мэрство будет в руках католиков. Главные опасения высказывались за существующую систему народного образования, которую политики считают лучшим залогом сохранения и процветания республики и против которой всего более агитируют католики. Для успокоения общественного мнения кандидат обратился к публике с специальным письмом касательно своей будущей политики по отношению к школе, в котором между прочим говорилось: «В случае избрания, моей целью будет сохранение во всей неприкосновенности системы народных школ, которая так давно основана и на которую с такой гордостью смотрит американский народ. При всяких назначениях, который мне придется делать в связи с управлением школами, я не премину дать полное и надлежащее признание господствующему американскому чувству в этом отношении. Я думаю, что народные школы, основанные народом и почитаемые им как его богатейшее наследие, должны быть сохраняемы без всякого нарушения, и я буду ратовать за щедрые ассигновки на их содержание»³⁵⁹. Письмо это рассчитано было на успокоение возбужденного общественного мнения, но при раскаленности страстей оно не могло достигнуть своей цели. На большом антикатолическом митинге один из ораторов так отзывался об этом письме: «Грэс говорит в своем письме, что он будет поддерживать систему народного образования в Нью-Йорке в ее неприкосновенности. Но вникните в письмо, с каким искусством оно написано. Не показывает ли оно творение, достойное Талейрана или иезуита? Есть ли в нем что-нибудь, что можно понимать в смысле противодействия употреблению общественных сумм на сектарные цели? – Совсем нет. В таком случае дело определяется общим положением: Грэс есть римский католик. Он или добрый католик, или нет. Если он добрый римский католик, то он подчинен велениям своего духовного и церковного владыки – папы, веления которого выражаются чрез кардиналов, епископов, священников – вплоть до духовника. Этот верховный первосвященник заклятый противник всех правительств и систем воспитания, которые не находятся под контролем римской церкви. Он сказал, что всякая система воспитания, находящаяся вне контроля церкви, безбожна, – я цитирую его собственные слова в его окружном послании. Таким образом, если Грэс добрый католик, он должен, насколько от него зависит, согласить школьную систему города с велениями папы. Если он добрый католик, он будет обязан поступить так, потому что католическая церковь требует от человека повиновения прежде всего церкви, а потом уже своему государству. А если он не добрый католик, то он недостоин быть мэром Нью-Йорка»³⁶⁰.

Не смотря на всю свою запальчивость, анти-католическая партия не выдержала, и Грэс был избран мэром Нью-Йорка. Насколько справедливы были опасения касательно дурных последствий этого избрания для существующей школьной системы, теперь еще нельзя сказать положительно. С уверенностью можно только сказать, что католики не преминут извлечь все возможные выгоды в пользу осуществления своих взглядов на воспитание из своего временного положения в качестве господствующей партии в митрополии государства³⁶¹.

Борясь против господствующей системы народных школ, католики в тоже время усердно поддерживают свои специально католические школы, и последние представляют стройную систему католического образования, от приходских элементарных школ до высших коллегий. Эта система, стоящая против принятой системы государственного образования, представляет полное осуществление тех начал, за господство которых борются католики и потому изложение её может служить лучшим показателем того, какой именно школы желают католики.

О заведении приходских католических школ, как мы говорили выше, заботились уже первые епископы римско-католической церкви в Соединенных Штатах. Но за неимением ни средств ни учителей, это дело не могло скоро приняться на новой почве. Только когда началась великая эмиграция в Америку различных монашеских орденов, дело школьного образования могло рассчитывать на удачное ведение. Первыми явились на поприще элементарного образования женские ордены – урсулинки, сестры благотворения и инокини посещения. За ними последовали новые труженики – сестры милосердия, братья христианских школ и другие ордены, и все усердно предались школьному делу. В настоящее время, кроме светских учителей, делом обучения в католических школах заняты семь монашеских мужских орденов и тридцать шесть женских. Под их ведением и руководством находятся 2,389 школ с 423,383 учениками³⁶².

По своему внутреннему характеру, католическая приходская школа естественно вполне соответствуют строгому католическому взгляду на воспитание. Все они находятся под непосредственным ведением какого-нибудь монашеского ордена, и самые учителя в большинстве члены различных орденов. Обучение состоит из обычного курса элементарных наук, с той существенной разницей от обыкновенных общественных школ, что в них непременным элементом каждый день входит религиозное обучение – в виде катехизиса или закона Божия. Пред началом открытия обучения учитель читает молитву, и все ученики коленопреклоненно слушают ее. Молитвой также оканчивается учение. Стены школы обыкновенно украшены иконами, распятием и различными нравственными сентенциями в роде: «Мы должны писать, не теряя времени»; «мы не должны приходить поздно, или оставаться дома без позволения»; «мы должны внимательно слушать катехизис»; «мы должны молиться Богу с благоговением в церкви и школе» и т. п. Всякий раз как бьют часы, читается короткая молитва, причем ученики спокойно остаются на своих местах. Каждые полчаса один из учеников, по предварительному назначению, произносит громким голосом: «Будем помнить, что мы находимся в священном присутствии Бога». Учение на моменте останавливается и затем начинается опять³⁶³. Таким образом религиозный элемент переплетается со всем курсом учения и составляет его наиболее существенную часть. «Дети, говорит католический автор, научаются содержать Бога в душах их во все дни живота их. Это-то католическая церковь и называет истинным воспитанием. Религия и наука живут вместе в небесной гармонии; и юный ум не видит столкновения между ними, потому что его и не может быть. Ребенок почитает одну, любит другую. Он знает, что они обе от Бога»³⁶⁴.

Приходские школы дают только первоначальное обучение; дети в них только вступают в область знания, и если бы ими только ограничивалась католическая система школ, то она не могла бы достигнуть своей цели. Поступая для высшего образования в другие некатолические школы, дети по необходимости подчинили бы свои первоначальные католические впечатления высшим некатолическим началам. Поэтому для полного осуществления начал католического воспитания необходимы были также высшие школы чисто католического характера, где бы первоначальное католическое образование завершалось и укреплялось высшим католическим же образованием. И действительно, католики издавна заботились о заведении высших католических коллегий, которые могли бы стать в уровень с коллегиями некатолическими. В настоящее время в Соединенных Штатах существует семьдесят девять (79) католических коллегий и 28 семинарий с правом давать ученые степени³⁶⁵. В них-то и заключается главная сила католицизма. Из них выходят самые ревностные католики, бойцы за господство своей церкви. Описание внешней и внутренней организации этих высших школ дает понятие о высшем католическом образовании.

Как приходские школы, так и коллегии находятся в заведывании различных монашеских орденов. Но если первый, при простоте своей организации, могли быть вверены руководству по преимуществу женских орденов, то последние, по самой важности их задачи, требовали для своего руководства более сильных и опытных рук. За них взялись мужские ордены и в особенности иезуиты, которым обязаны своим существованием большинство теперешних католических коллегий. Орден Лойолы, как в Европе, так и в Америке посвятил себя делу высшего католического образования, и члены его повсюду основывали католические коллегии. Они, по прибытии в Квебек, основали там первую коллегию на почве Нового Света в 1635 г., за два года до основания старейшей протестантской коллегии в стране, так называемой коллегии Гарвард³⁶⁶. Это было во французских владениях. В английских колониях сначала существовали строгие постановления против иезуитов, и потому им не было никакой возможности основать коллегии среди английских колонистов. Но при первой возможности они не преминули осуществить свой план. В 1685 г. три иезуита явилась в Нью-Йорк и основали коллегию. Католический элемент, однако же, был слишком слаб в городе, чтобы можно было содержать коллегию, и она скоро закрылась. Однакоже и при кратковременном ее существовании обнаружились признаки возможности успеха в будущем, Коллегия была лучшим учебным заведением в городе, и в нее посылали своих детей даже представители администрации³⁶⁷. Старейшая из существующих теперь коллегий, в гор. Джоржтаун, основана в 1789 г. первым католическим епископом в Соединенных Штатах, иезуитом Карролем³⁶⁸. В 1809 г. иезуиты попытались вновь открыть коллегию в Нью-Йорке, и на этот раз с большим успехом. Коллегия эта скоро приобрела такую славу «даже между протестантами, что правитель Томпкинс, впоследствии вице-президент Соединенных Штатов, считал ее наилучшей для воспитания своих собственных детей, и после всегда питал величайшее почтение к ее ректору»³⁶⁹. Затем следовал ряд других коллегий и семинарий – до настоящего времени. Теперь иезуиты имеют под своим руководством четырнадцать коллегий³⁷⁰.

По своей внутренней организации католические коллегии представляют светские учебные заведения_; нечто среднее между гимназиями и университетом. Они разделяются на факультеты, в которых изучаются специальные группы наук. Так, коллегия в гор. Джоржтаун имеет отделения литературное, медицинское и юридическое. Она имеет различные для этого научные приспособления: астрономическую обсерваторию, ботаническую оранжерею, богатые минералогический и геологический кабинеты и библиотеку в 30,000 томов. Студенты имеют ежемесячный журнал «College Journal». Профессоры и ректор все члены иезуитского ордена³⁷¹. Таким же характером отличаются и другие католические коллегии, как напр. Нью-Йоркская коллегия St. John. Образование в них, до самого высшего курса, проникнуто строгокатолическим духом, почти с монастырской дисциплиной³⁷². Не смотря на преобладающий в круге наук светский характер, образование направляется в строго-религиозном духе и многие воспитанники этих коллегий принимают впоследствии священный сан³⁷³. Коллегии пользуются большой популярностью среди протестантов и в них отдают своих детей часто известнейшие представители высших правительственных сфер.

Воспитывая в своем духе мужское поколение, римский католицизм достигает только одной половины своей цели. Мужские коллегии дают ему преданных борцов и защитников, литературных и религиозных деятелей. Но ему нужна также консервативная сила, та более общая и постоянная стихия, из которой могли бы естественно выходить эти деятели. Такой стихией может служить женское поколение. От того или другого направления женщины, как матери, зависит весь склад умственного, нравственного и религиозного миросозерцания будущих поколений. Поэтому католицизм прилагает серьезнейшие старания к воспитанию в своем духе женского молодого поколения, и в этом отношении он достигает весьма важных результатов.

Заботу об учреждении женских учебных заведений католики начали проявлять еще с прошлого столетия, и самыми усердными деятелями на этом поприще явились женские монашеские ордены. В конце прошлого столетия кларистки, во время краткого своего пребывания в Америке, открыли женскую школу в Джоржтауне, которая, по переходе ее в руки «монахинь посещения», скоро достигла цветущего состояния и стала называться академией (1799). Еще раньше урсулинки основали женскую академию в Нью-Орлеане, в Луизиане, тогда принадлежавшей еще Франции, Когда эта территория была куплена Соединенными Штатами в 1803 г., то в урсулинской академии было на воспитании 170 учениц. Но действительная эпоха женского католического воспитания начинается с нынешнего столетия, когда женские учащие ордены начали один за другим прибывать к берегам Нового Света и при первом поселении заводили женские школы. В 1809 г. открыта была женская академия в Эммитсбурге обратившейся в католичество «матерью Сетон»; три года спустя на поприще женского образования выступили инокини Лоретто; в 1818 году урсулинки проникли в самое сердце пуританизма и основали монастырь со школой в Бостоне; в том же году «дамы священного сердца» начали труды по воспитанию женского поколения на юге, по преимуществу в штатах Миссури и Луизиане. В 1836 г. к берегам Нового Света прибыли «сестры св. Иосифа» и под их руководством зацвели женские академии в различных местах. В 1840 г. «сестры Богоматери» основали женское учебное заведение в Огайо. В следующем году «сестры св. Креста» и «сестры Провидения» начали трудиться на поприще католического воспитания в штате Индиана; в 1847 году «учащие сестры Богоматери» основали свою первую академию в Мильвоки. Между 1840 и 1850 гг. «дамы священного сердца» и «сестры благотворения» открыли несколько заведений в Нью-Йорке и других городах, а за ними скоро последовали «сестры милосердия»³⁷⁴. В настоящее время в Соединенных Штатах считается пятьсот одиннадцать (511) католических женских академий, или школ, имеющих курс средних учебных заведений³⁷⁵. «Мы можем с гордостью и полной самоуверенностью указать на наши академии для высшего женского образования, изобилующие во всех частях Соединенных Штатов», самодовольно восклицает епископ Беккер³⁷⁶.

По своему внутреннему характеру все эти так называемые «академии» суть обыкновенные монастырские школы, представляющие нечто в роде пансионов, содержимых католическими сестрами. Даваемое в них образование можно назвать средним, хотя во многих из них есть и приготовительные классы для начинающих учиться девочек. Курс образования обнимает как классические, так и реальные науки, причем обращается особенное внимание на прикладные науки – в области обыденного женского хозяйства. Многие из академии имеют естественнонаучные музеи и астрономические аппараты³⁷⁷. Весь курс обучения естественно имеет строго-религиозный характер и вся дисциплина носит на себе дух монастырского режима. В объявлениях о принятии учениц в академии непременно заявляется о христианском характере обучения в них. «Родители и попечители, заявляет настоятельница академии Горы св. Агнессы, могут быть уверены, что сестры, под управлением которых находится этот института, считают себя обязанными оправдать доверие, оказанное им поручением учениц, тем, что им будет дано христианское и добродетельное воспитание, обращено строгое внимание на их умственное развитие, выработку утонченных манер, необходимых для общества, и будут окружены той заботливостью в физическом отношении, какую только они могли бы иметь и под, родительским кровом»³⁷⁸. «Дисциплина школы, заявляет настоятельница академии св. Петра в Риме (Нью-Йоркского штата), кротка, но тверда, основана на тех христианских началах божественного благотворения, которые составляют источники всякой истинной утонченности и которые одни только обеспечивают счастье ученицам впоследствии. Принимаются ученицы всех вероисповеданий, причем тщательно избегается всякое вмешательство в их религиозные убеждения»³⁷⁹. «Родители могут быть уверены, объявляет настоятельница академии Непорочного зачатия, что воспитанницы будут окружены всяким вниманием, совместимым с кротким, но твердым управлением, причем приняты будут всевозможные старания о том, чтобы насадить в их душах те начала добродетели и религии, которые одни могут сделать воспитание полезным. Молодые девицы всякого религиозного вероисповедания одинаково допускаются; однакоже для поддержания доброго порядка, от всех будет требоваться соблюдение внешней дисциплины института»³⁸⁰. Ученицы принимаются на готовое содержание с платой от 200 до 300 долларов в год³⁸¹.

Все эти монастырские школы несомненно составляют твердый оплот римского католицизма в Америке, служат главным источником его крепости и дают залог успехов в будущем. В них воспитывается все католическое женское поколение более или менее зажиточного класса, имеющего возможность нести указанные выше расходы по уплате за монастырское образование своих детей. Кроме того они пользуются большой популярностью даже среди протестантского населения, и в этом заключается уже другая сторона их значения для римского католицизма. «Кто может исчислить сумму добра, сделанного этими заведениями, величие труда, совершенного ими? восклицает католический автор. Благоразумные протестанты знают им цену и посылают своих дочерей для получения образования от этих добродетельных и образованных леди, которые посвятили себя Богу. Во многих из наших монастырских пансионов одна треть, а в некоторых даже половина учениц – протестантские девицы. Родители, заботящиеся о чистоте и достоинстве своих дочерей, знают, что они вполне безопасны с невестами Христа» ³⁸² . Факт отдачи протестантами своих дочерей для воспитания в католические монастырские школы не подлежит сомнению; он признается самими протестантскими вождями и составляет для них предмет озабоченности и негодования. Об этом разными протестантскими писателями издано было множество всевозможных памфлетов, в которых яркими красками изображается вред от этих школ для протестантизма и часто появляются повести, имеющие в виду показать прозелитское значение монастырского воспитания³⁸³. Резко враждебный и негодующий тон этих памфлетов только еще яснее показывает значение католических монастырских школ. «Много было говорено, пишет протестантский автор, о том, что романизм для влияния на протестантское население прибегает главным образом к своим воспитательным учреждениям. Особенно это верно в отношении к их женским школам. Заявляя, что в них не учат романизму, католики в тоже время высчитывают, что семь из каждых десяти протестантских девочек, поступающих в эти заведения, делаются римскими католичками. В то время как тысячи их собственных детей растут не умея читать и писать, они не преминут почти даром взять на воспитание молодую девушку из знатного протестантского семейства, чтобы только совратить ее в римскую веру. Их различные женские академии служат самым лучшим для этого дела агентством в нашей стране; и все протестантские родители, которые не желают гибели своим детям, должны оберегать их от римско-католических школ, как они стали бы их оберегать от врат смерти»³⁸⁴. Одна дама, получившая воспитание в монастырской школе в Монтреоле, заявляет, что из сорока девушек из протестантских семейств в Соединенных Штатах, воспитывавшихся вместе с ней, тридцать восемь сделались католичками³⁸⁵. Другая дама, также получившая воспитание в монастырской школе, в заключение своей публичной речи о романизме, сказала: «Предостерегайте народ повсюду от опасности посылать своих детей в римско-католические школы. Для действительного образования они худшие школы в стране, но они служат главным агентством романизма для совращения детей почтенных семейств в римскую церковь. Я прошла чрез страшное испытание, и знаю, что это такое»³⁸⁶. «И, тем не менее, с прискорбием и негодованием восклицает протестантский автор некоторые протестанты, и далее методисты, посылают своих детей в папистские школы для сбережения нескольких долларов или под ложным предлогом, что эти школы лучше протестантских. Нам часто приходилось слышать о богатых методистских семействах, которые, живя подле своих вероисповедных семинарий, посылали своих детей в католические отдаленные школы! В некоторых случаях это делается для обеспечения торговли с католиками, а чаще из политических расчетов, принося, таким образом, своих сыновей и дочерей молоху для обеспечения католических голосов»³⁸⁷. В некоторых частях страны, и особенно на Далеком Западе, где протестантизм еще не успел выработать более или менее прочной организации, Римский католицизм заявляет о себе с особенной силой, приводящей в ужас протестантов. «Паписты, говорит один из последних, быстро покоряют великий Запад. Их агентство есть школа. Собственность римской церкви в новом канзасском городе Ливенворт восходит, по опубликованной оценке, до 475,000 долларов, между тем как собственность всех остальных христианских вероисповеданий в том же городе; менее 100,000 долларов. Поддерживаемое всем этим богатством, великое агентство римской церкви в деле прозелитизма есть школа, и особенно школа для девочек. Такие школы основаны во всех больших поселениях, и они наполняются учениками главным образом по милости протестантов»³⁸⁸. Указывая на особенное старание католиков привлекать в свои школы женское молодое поколение протестантов, автор говорит: «Папист пойдет дальше для обеспечения одной девочки, будущей матери семейства, а может быть и послушной и покорной «сестры» или инокини, чем для обеспечения полдюжины мальчиков. Если теперь будут обеспечены девочки, то семейства ближайшего поколения будут во власти католической церкви. О вы, имеющие дочерей для воспитания, помните это!» восклицает протестантский автор памфлета.

Не смотря на подобные предостережения, протестанты наполняют своими дочерьми католические монастырские школы, и последние пользуются большой между ними популярностью. Причину этого надо видеть прежде всего в действительных научно-воспитательных достоинствах этих школ. Они дают законченное образование для молодых девушек и большинство из них имеет право на выдачу коллегиатских дипломов, предоставляющих значительные права и преимущества. Затем строгая дисциплина этих школ, находящихся обыкновенно в отдалении от больших населенных центров, в глазах американцев, в большинстве смотрящих на воспитание девиц с строгой пуританской точки зрения, имеет большие преимущества пред общественными школами, окруженными развлекающей суетой шумной городской жизни. Наконец, в эти школы привлекает протестантов и строго-религиозный характер даваемого в нем образования. Весьма многие протестанты недовольны существующей системой общественного образования, в которой слишком ограниченное место отводится для религиозного элемента, и потому предпочитают католические школы, в которых религиозному элементу дается первостепенное значение. Обычный индифферентизм протестантов к внешней вероисповедной форме дает им возможность пренебрегать предостережениями наиболее ревностных протестантов относительно католического прозелитизма монастырских школ, а усердные заверения «сестер», что они тщательно избегают всякого вторжения в область вероисповедных религиозных убеждений, всякого прозелитизма при религиозном преподавании, успокаивают и устраняют опасения даже подозрительных протестантских родителей. Насколько американцы, без различия вероисповеданий, предпочитают религиозное монастырское образование гражданскому общественному, можно судить по тому замечательному факту, что протестанты сами имеют свои монастырские школы, на подобие католических, причем в них обучают также «сестры», которые вполне подделываются под католическую форму, нося даже католическое монашеское платье³⁸⁹.

Государственной секуляризованной школой американцы вообще пользуются только по необходимости и нужде? Они, очевидно, не удовлетворяются ей и при первой возможности отдают своих детей в частные заведения, которые густой сетью покрывают «страну, представляя самостоятельную систему образования – от элементарных школ до высших коллегий. И в этих свободных коллегиях господствует сильный религиозный дух – почти с пуританской окраской. Это особенно заметно на женских коллегиях. Лучшей коллегией для высокого женского образования служит так называемая Вассарова коллегия, в 75 милях от Нью-Йорка. Она дает солидное классическое и реальное образование и стоит вне всякой религиозной секты или церкви; «но в тоже время, замечает американский автор очерка высокого женского образования в Америке, направление ее имеет положительно христианский характер. Ежедневно в принадлежащей коллегии капелле бывают молитвы; по утрам воскресных дней совершается религиозное богослужение, а послеобеденное время посвящается изучению Библии. Кроме того два раза в неделю бывают религиозные митинги³⁹⁰, хотя присутствие на них необязательно». Таков характер американской свободной школы. Ведь это в пору хоть бы нашим духовно учебным заведениям. При бостонском университете открыты для молодых девиц медицинские курсы, на которых три профессора и один анатомический демонстратор – леди. «Университет этот стоит вне религиозных сект, но каждое утро регулярно совершаются благочестивые упражнения (devotional exercises – тоже в роде религиозных митингов), под управлением членов совета, и от всех студентов требуется присутствовать на них». Можно ограничиться этими данными и сказать только: sapienti sat.

В заключение отметим одну интересную сторону практической натуры американцев. В то время как у нас идут бесплодные споры между крайними приверженцами классицизма и реализма, американцы без всякого спора соединили и то и другое вместе, сознавая, что то и другое одинаково имеет воспитательное и образовательное значение, и этим, несомненно, достигают лучших сравнительно с нами результатов. С внешней стороны бросается в глаза еще тот замечательный факт, что высшее женское образование в Америке нисколько не влияет на укорочение женских волос, и стриженных леди Америка не знает. Но это быть может скорее зависит от разности климатических условий, которые, как известно по Боклю во всем имеют первостепенное значение.