Учение

Учение Нектария Пентапольского ни в чем не отступает от того, чего держится и что проповедует наша Православная Церковь²⁹⁹, поэтому нет нужды лишний раз доказывать, что оно совпадает с церковным. Но мы все же рассмотрим отдельные его стороны с тем, чтобы, во-первых, показать, как освещал он некоторые темы, насколько опирался при этом на личный опыт, как высказывался по вопросам, в которых Православие не имеет однозначной позиции, и, во-вторых, чтобы заградить уста некоторым – к счастью, немногим – сомнительным его критикам. Это учение святой с исчерпывающей ясностью и полнотой запечатлел в собственных текстах и собственной жизнью³⁰⁰.

Итак, первое условие духовного преуспеяния и спасения есть вера. Об этом говорит его книга «Об Откровении Божием в мире»:

«Сколь велика, сколь дивна сила веры! Что способно противостать [ей]? Колеблются основания земли, покоряются стихии, опрокидываются горы, и любая сила, любое сопротивление, кажущееся неодолимым, побеждается действием и смиряется силой веры. Перед величием ее сознает свою малость человеческий разум. <...> Законы действия веры всегда под покровом тайны, и всуе пытаются горделивые духи совлечь его в надежде узреть сокровенное. Всуе изнемогают они, стремясь достичь недостижимого. Испытуемая тайна чем далее, тем более ускользает. Неудача повергает в печаль, и высокомерие их негодует на себя же. В гневе своем они отвергают веру, в самопревозношении презирают ее».

Но вера вообще, в некую высшую силу, сама по себе не спасает. А то, что спасает, есть правая вера в «Трисолнечное Божество», отложение всякой надежды на себя и твердое упование, что Бог пребывает с верными Ему во всех испытаниях. В письме святителя Нектария от 5 апреля 1905 года есть такие строки:

«Уповайте на Бога благого, крепкого, живого, и Он введет вас в покой³⁰¹. За испытаниями следует духовная радость. Господь призирает на терпящих искушения и скорби по любви к Нему. Да не смущается сердце ваше³⁰² и не ужасается, ибо с вами Бог».

Необходимо, чтобы вера в Триединого Бога была согласна с неповрежденным евангельским учением, как толкует его Церковь, которая есть «врата, вводящие в жизнь» и которая «одна лишь возрождает верующих».

Но чистому вероучению, которого держится христианин, должна сопутствовать высоконравственная жизнь. «Религия без нравственности есть глумление над Божеским и человеческим». И потому надлежит исполнять все заповеди благими делами, из них проистекающими. Как сказал святитель в одной своей проповеди, «строгий блюститель заповедей Господних – тот, кто имеет дерзновение к Богу и все, в чем нуждается, получает от Бога».

Общественная и домашняя молитва, участие в спасительных Таинствах Церкви – когда совершается истинное «служение», а не «образ» его – утверждают человека в вере и укрепляют его на духовную брань. Этой истине святой неизменно следовал в собственной жизни, усердно молясь, слагая гимны (и полностью новые, и на основе древних песнопений) Святой Троице и Божией Матери, заступнице нашей пред Человеколюбцем Богом. Куда бы ни следовал Пентаполец, при нем всегда была Псалтирь, «переложенная» древним стихотворным размером. «С ней, – писал он, – буду петь, хвалить и благословлять Бога». Его гимны – воистину творение человека, который безраздельно верует Богу и благоговеет пред Ним всей глубиной трепетного сердца. Одно из его песнопений, «Агни Парфене» («Чистая Дево»), в наши дни постоянно исполняется в храмах с акафистным припевом «Радуйся, Невесто Неневестная»³⁰³, вызывая умиление молящихся:

Чистая Дево, Владычице,

Нескверная Богородице;

Дево Мати Царице,

Руно всеорошенное.

Небес безмерно ширшая,

Лучей светлейшая солнца;

Радость ликов девственных

И Ангелов Честнейшая.

Небесных звезд превысшая,

Чистейшая са́мого света

И сонма Сил Бесплотных

Святынею пребольшая.

Марие, Приснодево,

Миру всему Госпоже,

Нескверная Богоневесто,

Владычице Всесвятая.

Марие, Невесто, Агнице,

Радости нашей вина.

Дево честная, Царице,

Мати Пренепорочная.

<...>

Избави, заступи мя

От вражия навета

И жизни бесконечной

Наследника яви.

Очень важен его анализ тех верований Церкви, которые более всего подвергались нападкам атеистов и протестантов.

Так, говоря о чудесах, святой утверждал, что они – «следствие любви Творца к Своему созданию, которое Он не покинул, но направляет к предначертанной цели». Почитание святых для него – «изъявление любви, питаемой к ним верующими за их добродетели и те высочайшие подвиги, за которые все истинно подвизающиеся приемлют безгрешный венец славы... выражение вечной благодарности подвижникам Христовым, победившим обольщения врагов истины и соблюдшим чистоту веры... духовный долг перед ними за их многоразличные к нам благодеяния». Святые – те, кто «молятся о Церкви воинствующей [то есть видимой] и ее членах, еще не усовершившихся в добродетели и пребывающих в духовной или телесной немощи, и помогают, с Божия соизволения, всем прибегающим к ним с молитвой».

Напоминая, что почитание святых икон существует в Церкви издревле, он сам постоянно являл пример такого почитания не только коленопреклоненной молитвой перед образом Богоматери, но и тем, что постоянно делал заказы иконописцам Святой Горы. Этому не противоречило его критическое отношение к «иконопоклонству».

Призывая чаще приобщаться Святых Таин и следуя в этом наставлениям колливадов, святой Нектарий писал: «Когда совершается Божественная литургия, стремление к частому приобщению праведно, ибо приносит радость и веселие». Но, полагая, что предписание совершать поминовение усопших лишь по субботам не имеет догматического значения, он допускал его при необходимости и в иные дни, в том числе воскресные.

Вполне ясна и позиция святителя в отношении инославных. Он хранил непоколебимую верность Православию, словом и делом боролся против еретиков, но, как истинный ученик Христов и муж Церкви, с великой скорбью взирал на разделение христианского мира. А потому посильно содействовал общению христиан разных догматических убеждений в духе взаимопонимания и любви и заботился о наведении мостов такого общения, чтобы участники его увидели друг в друге не врагов, но чад единого Человеколюбца Отца. Об этом говорит, в частности, переписка святого с аббатом римско-католического монастыря в Гротоферрате, архиепископом Кентерберийским и старокатоликами, чьи письма он пересылал и Патриарху Вселенскому Иоакиму III. О том, какую любовь проявил Пентаполец к учащимся-коптам, мы уже рассказывали³⁰⁴. Подобные примеры весьма поучительны для всех верующих, ибо, как сам он говорил, «не по разуму ревностный – человек погибели».

Следует сказать и о взглядах святителя на воспитание юношества и роль физического развития. Тщательно проанализировав психологические особенности и устремления юношеского возраста и придя к выводу, что «науки без доброго воспитания, без “познай себя самого” принесли скорее вред, чем пользу», он говорит: «Возлюбленные чада о Господе! Вам надлежит стать любителями науки об истинной премудрости, которая объясняет, кто такие вы сами и кто такой Бог. Науки, извещающей вас о Божеском и человеческом, о том, каково первое и второе, и надежно направляющей на прямые стези – стези благочестия, правоты и истины. Ибо без воспитания в согласии с добродетелью, благочестием и истинным знанием нельзя осуществить и высшее назначение человека».

Примечательно его слово на открытие гимнастического общества города Кимы (1893): «От гимнастики следует ожидать не атлетической мощи, не всесокрушающей и необоримой крепости мышц, но воспитания тела, дабы оно могло усердно исполнять требования духа и возложенные им обязанности... то есть гармоничного развития сил души и тела... Учреждение сего общества – замечательный знак, ибо оно предназначено формировать прекрасных и благородных людей». Эта же мысль воплотилась в дальнейших заботах владыки Нектария о правильном физическом развитии учащихся Ризариона.

Делом особого внимания святого была нравственность клириков, о чем мы знаем и по «ризарийскому» периоду его деятельности. Приведем отрывок из «Науки пастырства»:

«Пастырю душ подобает и дома, и в храме, и в обществе, везде и всегда, являть образ священнолепный [подобающий священному]. Священнолепие да украшает его в алтаре и при служении вне храма, посреди града и в пути, во время отдыха и на всяком месте, даже с собой наедине... Ибо нареченному иереем Божиим и наставником общества надлежит быть достойным звания своего и являть убедительный пример христианского совершенства стаду, которое он поставлен пасти и которое видит в нем воплощенное совершенство. Иерей, озабоченный лишь видимостью священнолепия, правилу сему не отвечает и следует чуждому жительству. Таковой трудится всуе и, требуя от паствы благоговения и почтения, черпает воду разбитым кувшином. Ибо имеет строгих судей, взирающих на его жизнь и готовых изречь окончательный приговор... Священнолепие – истинное одеяние иерея, которое украшает его в глазах мира, делая всегда и всюду приметным, от всех почитаемым и всяческого благоговения достойным. Иерей священнолепный утешает сердца верных, несет мир душам их, мерилом христианской жизни служит, а также осязаемой, живой и всеми зримой иконой благочестия, в которой опознается небесная природа Евангелия и самой Церкви, так что дивящиеся ей дивятся и божественной высоте нашей веры, восклицая: “Смотри, каких пастырей дает она народу!”. Священнолепие отражает наветы, заграждает хульные уста и, защищая отовсюду, делает иерея неуязвимым».

Любовь к тварной природе (обозначенная современным его почитателем как «благодарное, бережное пользование творением»³⁰⁵) всегда побуждала Пентапольца заботиться о том, что именуют теперь «экологическим окружением», и других призывать к тому же. Он утверждал, что «всякое создание особым, таинственным языком возвещает человеческой душе о премудрости и благости Зиждителя Бога». Вспоминается и его ласковый упрек девочке, обрывавшей на монастырской клумбе «цветы Пресвятой Владычицы».

В заключение рассмотрим учение святого о монашестве и, учитывая особый интерес к последнему в наши дни, остановимся на нем более подробно. Видя монашескую жизнь явлением исключительным, а истинных монахов – светом всему христианскому миру, он был одним из немногих, кто ратовал тогда за возрождение традиций православного иночества. Об этом свидетельствуют не только восстановленная им Свято-Троицкая обитель на Эгине и все монастыри, устроенные его учениками, но и знаменитые 136 «назидательных» писем, сочетающих простоту языка с богатством духовного ве́дения и рассуждения. По словам монаха Феоклита Дионисиата, святой «любил отлитую в строгие формы уставную монашескую жизнь в повседневном ее виде, как испытанный путь, который служит для человека порукой неложного присвоения Богу. И потому равно принимал общежительную, скитскую и отшельническую ее разновидности. Не ограничивая упражнения в добродетели раз и навсегда установленными местом и формой, он рассматривал их как специфические способы аскетического восхождения». В основании их, продолжает монах Феоклит, святой всегда видел «богатый теоретический фундамент, который завещали нам духоносные отцы, восходившие от деяния к ви́дению [созерцанию]... Он знал, что монахи, небрегущие о молитве и подвиге, могут дойти до нравственного падения и стать поношением всему иночеству и Церкви... В письме к монахине Евсевии он изображает совершенную обитель в виде девы-инокини». А по наблюдению архимандрита Илии Мастроянопулоса, святой Нектарий был «во всех своих проявлениях истинный и к главной цели устремленный духовник, вдохновляемый Писанием и отцами, молитвой и личным опытом. Библейский, святоотеческий, традиционный, но твердо стоящий на земле и подлинно современный. Всегда на почве Евангелия, но, как святые Василий и Златоуст, отнюдь не невежда в психологии и медицине».

В этой связи уместно привести некоторые его наставления троицким сестрам, которые во многом применимы и к мирянам, ибо главные обязанности всех православных одинаковы. Выбор монашеского пути – не только ответ на призыв Божий, но и собственное решение человека ступить на труднейший путь, который требует многих жертв и постоянной борьбы. Ведь монах должен неустанно приносить свидетельства своей любви к Богу и святости своей жизни. Об этом говорят наставления сестре Евсевии, живо напоминающие глаголы святого апостола Павла: «Призвание свое утверди, исповедание соблюди, веру свою известной соделай, надежду упрочь, любовь засвидетельствуй, жительство непорочно сохрани, дабы угодить Богу».

Перемена имени для монаха имеет двоякий смысл, означая, что он полностью отрекся от прошлого и отныне подражает святому, чье имя получил.

Очищение от страстей – первое, что необходимо монаху на пути к обо́жению: «Пост, бдение и молитва – средства к достижению цели, а не сама цель, для которой вы удалились в пустыню... Подвизайтесь отринуть страсти душевные».

Одно из главных свойств монаха – «простота сердца» и «смирение, возводящее на высоту», достигаемые через отсечение собственной воли. Именно добродетель смирения, в которой святой сам неуклонно упражнялся всю жизнь, не страшась прослыть «боязливым», побудила его написать игумении Ксении следующее: «Служение, благоугодное Богу, и жертва благоприятная есть дух сокрушенный и сердце сокрушенное, но отнюдь не дух превозносящийся и надмевающийся, не сердце немилостивое и пристрастное... Подвизайтесь в первую очередь смирить свое себялюбие».

Другая важнейшая добродетель монаха – телесная чистота. «Дева свята, когда тело свое чтит как скинию святую, в которую вселился Бог, и соблюдает ее чистой и нескверной, а душу, то есть дух, хранит неоскверненной от душевных страстей, то есть нравственных пороков». По той же причине монахам необходимо большое внимание в отношениях с собратьями: «Считаю своим долгом сказать, что вам надлежит иметь великую осмотрительность во взаимоотношениях своих и почитать себя и других как святыню, как приношение Богу, как образ Божий... Храните любовь. Любите друг друга как святые сестры, и да соединяет вас лишь общая ко Господу любовь». С особым вниманием до́лжно относиться к духовным отцам, питая к ним неподдельное благоговение и любовь, сравнимую по глубине лишь с любовью к Самому Христу. И такой же должна быть любовь духовников к чадам, предохраняя от уклонений со всеми плачевными их последствиями. Вот как говорит об этом святитель в письме от 1907 года:

«Я, возлюбленные, люблю вас не потому, что вы меня любите, но потому, что вы любите Господа нашего Иисуса Христа. Любовь к Господу, как любовь общая, распаляет и мое сердце [любовью] к вам... Любовь моя к вам имеет мерилом своим любовь Господню. Чем больше любите вы Господа, тем больше люблю и я вас. И чем меньше любите Его – тем меньше и моя к вам любовь... Любовь сия – чистая в духе, которой не может воспользоваться лукавый, дабы коварно претворить ее мало-помалу в человеческую и обыкновенную».

Телесным деланием обуздывается отчасти буйство плоти. И когда определенный вид этого делания находится в противоречии с естественными склонностями монаха, самопонуждение к нему производит отсечение своей воли и воспитывает смирение. Святой никогда не оставлял занятий рукоделием. Александр Мораитидис в письме игумении Кехровунийского монастыря Феодосии вспоминает: «Однажды... я признался великому в благочестии и подвиге Пентапольцу, что мне по душе леса, ручьи, птицы и все в этом роде. А он ответил: “Значит, тебе надо выбрать место сухое и каменистое”. И сказал сущую правду. Надо понуждать себя и находить упокоение в неугодном нам делании».

Но аскетические подвиги требуют и большой рассудительности, ибо неразумная ревность в них может стать источником немалых бед. Важное условие телесного подвига – физическое здоровье. «Мы удручаем и порабощаем тело не с тем, чтобы оно стало негодно для служения духу, но чтобы не восставало на дух и усердно служило ему. Истощивший тело и сделавший его непригодным на служение душе превратил душу в служанку раба». К этой теме святой возвращается не раз: «Необходимо здоровье, чтобы иметь возможность потрудиться духовно. <...> Рекомендую Вам рассудительность во всем и советую избегать крайностей. Строгость к себе пусть идет рука об руку с мерой добродетели. <...> Будете здравы – преуспеете; не будете – всуе все труды Ваши. <...> Не натягивайте струну сверх меры. Знайте, что дары не вымогаются у Господа силой, ибо Он дает, “елико хощет”³⁰⁶. Забота владыки о здоровье его подопечных ярко проявляется во множестве других советов и рекомендаций – то общих, то самых детальных.

Особое внимание и попечительность нужны игумении, от которой во многом зависит, каким окажется делание всех сестер. «Когда веселишь сердце ближнего своего, – пишет он в марте 1907 года игумении Ксении, – а наипаче сестры, не имеющей ничего своего и ожидающей от тебя лишь духовной радости, твердо знай, что благоугождаешь Богу. <...> Настоятельница обители живет не для себя, но для сестричества и, живя для сестричества, живет для Бога. Бог же приемлет ее жизнь как жертву благоприятную».

Главные вехи иноческого пути Нектарий Пентапольский определял так: «Первое: самоотвержение, от которого происходят отсечение воли и послушание. Второе: терпение, смиренномудрие и добродетели, проистекающие от сих. И третье: внимание и рассудительность».

И наконец, монаху подобает с твердым упованием на Бога ожидать благого исхода духовной борьбы и не впадать в уныние или нерадение от сознания своих грехов и падений, но непрестанно подвизаться и взывать к милосердию Божию. «Не отчаивайтесь, то и дело впадая в прежние пороки. Многое здесь бывает от влияния естества и внешних обстоятельств, но побеждается временем и усердием. Просите и полу́чите».

Все вышесказанное достаточно характеризует учение святого, и добросовестный читатель наверняка убедился в том, что Нектарий Пентапольский оставался безупречно тверд в Православии и, подобно отцам Церкви, был «право правящим слово Истины», а наследие его актуально и поныне.