Путешествие на Афон

Беседа об Афоне для жителя дальнего севера должна иметь особый интерес. Но еще более этот интерес должен быть сильным для того, кто видел дальний юг и был даже его обитателем.

Говорят, что лапландец наш, завезенный в самый роскошный уголок под вечно-лазурное небо Италии, среди всей неги природы той, все помышляет о своей почти всегда саваном покрытой болотистой бесконечной равнине, окутанной то свинцовыми тучами, то бесконечным мраком и оглашаемой только завыванием бури и свистом страшных порывов ветра, с легкостью которого лапландец несется на быстрых оленях, при тусклом блеске небесного светила и мириад бриллиантовых искр безграничной снежной равнины, к своей тесной и убогой, но теплой и сердцу милой меховой юрте (чуму). Так и южанин, закинутый на дальний север, все мысленно бродит там, где солнце вечно греет, где зреет сладкий виноград, где яворы шумят, где зреют красные гранаты, и манит взор янтарный померанец.

Там, в лазури поднебесной, вечно реют и поют хоры всяких птиц, и земля в течении обычном ежегодно живет, цветет и зреет в бесконечном разнообразии своих существ надземных. И воды теплые далекого юга не так вздымают волны и их удар не так силен, как здесь, где режет он то, как закаленной стали булат, то, как полновесно-могучий чугун, пред которым не только дрожат, как нежные птички, наши утлые ладьи поморов, но страшно, уныло и беспокойно стонут и могучие океанские великаны-пароходы. Да, много есть интереса для северянина в беседе о славной горе Афонской, находящейся на далеком юге Европы, почти прямо противоположном нашему краю.

Приготовление мое к путешествию на Афон, о котором я желаю побеседовать в этот час, началось задолго до того, когда оно осуществилось в 1888 году.

Еще на школьной скамье, лет 30 тому назад, я с восторгом и умилением читал письма святогорца, которыми тогда восхищались многие юноши, услаждающиеся ныне самыми недостойными вещами. Потом мне привелось прочесть массу разных сочинений об Афоне, начиная с давно-известного путешествия Барского, доктора Иоанна Комнина и его переводчика иеродиакона (Чудова мон.) Дамаскина, который около ста лет тому назад приезжал в Соловецкий монастырь для сравнения его с Афоном, а оканчивая солиднейшими трудами об Афоне Епископа Порфирия, профессора Дмитровского и теми листками, которые мне высылают с Афона доселе по адресу 1888 года, Казань, протоирею NN.

Путь к Афону теперь недалекий. Сколько дней хорошей езды нужно от Архангельска до Москвы, столько же и до Афонской горы от Москвы, через Одессу и Константинополь. Прежде, бывало, этот путь совершался в полгода, в год и более, а ныне достаточно и пяти дней. В пять дней легко можно доехать от Москвы до Афона, ровно, как и до Рима, как и от нас до Москвы летом. Пути земные и водные ныне стали очень скоры и дешевы, но воздушные и небесные пути, как известно, не столь удобопроходимы, посему мой путь на Афон был не столь скоротечный. Я останавливался в Москве, поклонялся важнейшим святыням её и, стоя на крыше храма Спасителя, почтительно с умилением вздохнул, прощаясь с златоглавою матушкою Москвой и со всеми «сорока сороков» ее Божиих храмов, в которых неугасимо, тихо и светло теплятся тысячи святых лампад, а с ними совокупно и нераздельно горят миллионы русских сердец великой любовью к Богу и горячей преданностью к своему дорогому отечеству. Потом я побывал в Киеве – этой колыбели Святой Руси. Поклонился мощам угодников Божиих, почивающих в Успенском храме Киево-Печерской лавры и в пещерах близ ее (ближняя) и около (дальняя). Воспользовался на час любезным гостеприимством приснопамятного Митрополита Платона, который поведал мне неправоту раскольников, до безумия стоящих за восьмиконечный крест, так как, по сообщению его, один из концов мог быть изображением того колышка, который сделан был для опоры ног, а восьмому концу быть не для чего. В Одессе я утешился свиданием с любезным бывшим моим ректором и наставником Высокопреосвященным Архиепископом Никанором, который в то время был очень погружен в глубокую думу о предстоявшем путешествии на юг Государя Императора с Августейшею семьей, окончившемся, как известно, страшной катастрофой вблизи станции Борки 17 Октября 1888 г. Мне предлагали в Одессе (и в Москве) воспользоваться дешевым билетом для проезда на Афон и обратно от Православного Миссионерского Общества, но я отказался, так как располагал своими достаточными средствами и не желал стеснять себя условиями и обязательствами ехать только на русских пароходах. Что отчасти и было хорошо.

Как я ехал по бурному, подлинно Черному, морю, почти не поднимаючи головы, до тихих вод славного Босфора, об этом я уже рассказывал подробно. Равно как мной сообщено было на первом моем публичном чтении и о Константинополе, этой великолепнейшей и драгоценнейшей жемчужине, о которой спорили и спорят многие народы, претендующие на мировое господство, и могущие прийти к тому, что жемчужина эта не достанется никому, так как они раздавят ее и попрут своими весьма нелегкими ногами. Может быть и то, что они окрасят ее в какой-либо цвет, или озолотят, как теперь турки окрашивают желтой охрой великие произведения византийской архитектуры и живописи, заваливши святыни Царь-града мусором и нечистотами, и увеличивая древние православные храмы золотым полумесяцем, который блестит на славной Софии, не знаменуя однако ни ее внешнего, ни внутреннего блеска, сравнительно с тем, когда над величественным храмом сим блистал святой крест, а в храме обитала и возвещалась божественная София (Премудрость и Слово), а возле храма жили священники, патриархи и цари, свет которых озарил Россию и просвещал все концы земли св. истинной и великой жизнью.

Путь на Афон ближайший из города Константинополя, откуда я отправился вечером 15 Июля 1888 года на турецком пароходе, в I классе, за 22 рубля. Пароход очень грязный; всякого разноязычного люда была бездна, особенно же в III классе: турецкие солдаты, бедные греки, ученики семинарии, у которых только что окончилось ученье, а также ученики других школ. Женщины все помещались на корме под парусинным шатром. Наших русских было до 20, в том числе один во II классе и мы двое с профессором Н.В. Покровским – в I-м. Боясь турецких кушаний, мы сначала питались кое-как сами, а потом взяли общий обед, который оказался очень плохим и дорогим, как и везде в Турции. Ровно через сутки перед нами открылась высокая гора Афонская. Мы пристали к острову Лемносу и долго, до тех пор пока стемнело, любовались величием вида Афона, озаренного чудным закатом солнца, разлившим широкую полосу света вокруг всей местности, отливая всеми цветами радуги, в самом приятнейшем их сочетании. Подаренные таким божественным видом Афона, мы поднялись утром. Часа в 3. Пароход шел близ горы, уже обогнув ее величественную вершину. Кое-где светились огоньки, как светочи для тьмы, царившей около нас. Это были монастыри и кельи отшельников. Часов в 5 пароход остановился недалеко от берега, против пристани. Мы вышли на берег Афона у пристани, называемой по-гречески Дафни. Это место турецких властей, обязанных осматривать вещи и паспорта. Руководимые отцами Афонскими, приехавшими за нами на большой лодке, мы освобождены были от всего этого. Через час езды мы были в Пантелеймоновском монастыре, поразившем нас многочисленностью и величием своих построек, в общем представляющих некоторого рода крепость, из-за которой выходит только новый семи-этажный дом, строящийся из местного мрамора, для гостей. Вся братия, кроме двух-трех, нас встречавших, была за литургиями ранними, которых было четыре, да три должно было совершиться поздних. Умывшись, я поспешил в Покровскую церковь, в которой служил сам о. игумен, архимандрит Макарий. Церковь эта домовая. Она помещается также в третьем этаже, в котором поместили и меня. Вход в нее вел чрез алтарь, в котором и служил о. игумен. Поцеловавши престол, я поклонился и служившему при нем, но он, по-видимому, и не заметил меня, так он был углублен в молитву. Потом меня поразило чтение Евангелия, поизносившегося с чувством, смыслом и голосом самым женственным. Когда мне указали место или кафедру, близ правого клироса, то я увидел, что Евангелие читалось о. иеродиаконом, который имел росту менее двух аршин. Худой, изможденный, с маленькой бородкой, он, произнося слова ектении, перегибался весь и головой своей почти касался до земли. За литургией меня помянули раза три. Мне предложили прочесть «Верую», и я прочел. После литургии мне дали чашку чая и, потом, немного отдохнувши, я пошел в храм св. Пантелеймона, где покоится его честная глава. Здесь служба совершалась вперемешку с греческою. Во время причастного один грек выводил самые причудливые ноты при малости слов; он видимо пришел в восторг и услаждался своим пением, равно как и его соотечественники, которых всех здесь около 100, а русских около 900, кроме рабочих. После обедни мы пошли в фандарик, т.е. зал, который в Пантелеймоновском монастыре более великолепен, нежели многие архиерейские залы. Здесь нас угостили во 1-х холодной водой с вареньем, затем кофем и раки (сладкой водкой с водой), и потом чаем. Я попросился обедать за общей трапезой, и мне велели идти в храм Пантелеймона. Туда вошел о. игумен, облачился в архиерейскую мантию и в преднесении светильников, пошел в трапезу с жезлом в руках. За столами сидело около 500 монахов и простых. Стол был воскресный; все было приготовлено на деревянном масле. По молитвам сели и стали кушать – сначала хлеб и просфору, которую ломал и давал близ сущим о. игумен, а потом и все прочее, но не прежде, как очередной иеромонах давал знак, ударив молоточком о медную посуду. Как и всем, мне подали горох, а потом, в виде исключения, рыбную уху и вместе со всеми рыбку, подобную сардинке. Все это было очень нелегко для меня, равно как и от овечьего сыра, который оказался очень соленым, но все заглаживалось вином, которое лучше с растворением водою, нежели цельное. Оно негусто, но приятно, видимо, что цельное. Во все время обеда читалось из пролога по-гречески очень хорошо, выразительно, всем слышно. Все сидели в полном безмолвии. Ударил потом о. игумен, и чтение прекратилось. Лепотный грек сошел с кафедры и стал собирать укрухи, которые остались от стола. Игумен положил часть просфоры, а прочие что могли и хотели. Потом разносилась кутия и далее, после молитвы, при выходе из трапезы, служилась лития с благословением хлеба, который раздавался маленькими кусочками. При этом рапезари, облаченные по плечам парчевыми фартуками, кадили каждому в лицо, а тот старался окадить полученный кусочек просфоры. При выходе из трапезы служившие столу легли ниц при пороге и просили у всех прощения.

После этой первой трапезы справлялась другая, а потом и третья. Так много приходит иноков – гостей питаться в монастырь Св. Пантелеймона! Кроме того, многие невозбранно берут и собой хлеб, запасаясь им на несколько дней и даже недель, так как некоторые пустынники стесняются приходить сюда часто и пользоваться русским хлебосольством безгранично. Но есть и такие, которые своими жалкими рубищами невольно заставляют делиться с ними и одеждой, выдаваемой им по распоряжению о. настоятеля.

Потом я посетил монастырскую библиотеку, представляющую весьма большое и весьма хорошее собрание древних рукописей – греческих, славянских, русских и других. Все это приведено в стройный вид и порядок, так что наши ученые подолгу с удобством почерпают здесь разные сообщения, освещающие все отрасли богословских знаний и особенно церковной археологии, представители которой уже и поведали миру с достаточной полнотой о всех книжных сокровищах как Пантелеймоновского, так и других монастырей Афона. Мне же только остается сказать, что напрасно хвалятся наши старообрядцы тем, что у них есть книги старые 300 и 400-летние. Там, на Афоне, не мало книг, которым до 1000 лет. Так, например, в Андреевском скину мне показали греческое Евангелие, которое современно принятию русскими христианства. Отчасти я и сам предугадывал древность этого Евангелия, отлично написанного на пергаменте отчетливыми квадратными буквами, похожими на древние славянские. Но нас убедил в этом вполне о. архимандрит Григорий (библиотекарь), показавши для сравнения печатные образцы древних текстов. Имеются на Афоне и более древние списки книг, особенно из числа святоотеческих творений, как менее употреблявшихся, нежели богослужебные книги, которые от частого употребления скорее приходили в ветхость. Монахи не любители многих книг, но они дорожат хорошими книгами, имеют их всегда при себе. И вот так богатятся Афонские библиотеки в течении многих лет и веков. Но бывают и любители книг, которые жертвуют свои книжные сокровища своим монастырям.

Но более монахи присматриваются к другой сокровищнице, имеющей вид библиотеки, а именно к усыпальнице.

В нее я попал после панихиды, которая тогда ежедневно совершалась над могилою всеми афонцами глубокочтимого духовника Иеронима. Весь собор монашеский горячо и умиленно молился об упокоении своего духовного отца. Столь многих успокоившего, и, между прочим, они молились ( в тайне конечно), чтобы тело его истлело, а кости остались чистыми, убеленными паче снега, так как это на Афоне почитается выражением духовной чистоты умершего, так что кто не истлевал в определенный для сего (3 года) срок, то братия опять усиленно молиться о своем почившем собрате. Былые же кости слагаются в порядке, силен и сочетать их, как видел это в чудном видении св. пророк Иезекиль.

Усыпальница Пантелеймоновская невелика. В ней несколько шкафов без дверей. Внизу помещаются всякие кости, а вверху черепа, из которых некоторые имеют и надписи имен. Здесь было, однако, целый сонм умерших, и все это не наводило почему-то никакого страха, а между тем обычно и один скользкий вид на череп умершего невольно поражает дрожью. Не потому ли это было, что покоившиеся там не умерли, но спят в ожидании, когда раздастся Архангельский трубный глас и они воскреснут, чтобы ликовать взаимно в небесной жизни, как они совокупно подвизались добрыми подвигами в жизни земной.

После вечерни, прочитавши акафист Божией Матери (Покрову) вместе с 2 иеромонахами, я напился чаю и лег спать, чтобы утром рано отправиться в другие монастыри Афона.

Обзор других монастырей. Я посетил монастыри: Ксеноф, Дохиар, Ватопед, Зограф, Пантократор, скит Богородицы, скит Ильинский, где и ночевать. На другой день побыли недолго в Иверском, в одной келье, в Андревском очень долго и в Протатском, – где, так сказать, столица власти монастырей всего Афона. Путь был необычайный и по способу езды и по видам, сменявшимся ежеминутно. Мы ехали на мулах верхом. Животные эти маленькие, но они обладают большими силами и ловкостью хода по самым крутым горам и оврагам. Скоро убедившись в этом и чувствуя себя на седле очень недурно, несмотря на непривычку езды, я вдоволь налюбовался бесконечной сменой гор и междугорий самой причудливой формы, усеянных разными породами южных деревьев, среди которых множество плодовых: винограда, абрикосов, гранат, персиков, померанцев, орехов миндаля, прелесть которых мы уже узнали в разных видах и способах их приготовления. Кипарис, кедр, лавры, платаны и особенно масличное дерево, самые обычные деревья здесь. Последнее служит предметом преимущественной заботливости жителей Афона и за то вознаграждает трудящихся за уходом их. Оно дает елей Господу и масло для всякой трапезы богатой и убогой. Но среди всей роскоши этих дерев и соответствующего им обилия всяких растений и цветов не видно и не слышно было никаких живых существ, кроме цикад, которых, неизвестно почему, древние считали очень сладкозвучными. Здесь все тихо внемлет Богу, молясь ему в тайне. Лишь изредка кое-где виднелись прохожие монахи-скитальцы и воздымались к небесам Божьи храмы и вокруг них небольшие кельи. Особенно много их открылось пред нами, когда мы возвращались из Иверского. Но всего лучше вид моря, который открывался перед нами весьма нередко, как с необъятных возвышенностей гор, так и прибрежий, к которым мы нередко спускались, чтобы снова подняться на крутизну горы. Таковы все пути на Афоне. И таков Афон весь, как по внешней своей природе, так и по внутреннему достоинству и наивысшей прелести, какая только есть в жизни души, ищущей небесных утешений, собираемых от земли. В природе Афона много сходного с другой священной страной, со Святой Землей, с Иерусалимом и его окрестностями, но с той глубокой разностью, что там господствует тишина немая, мертвая, потому что там все омертвело: нет ни лесов, ни трав, ни живых существ; там видимо над всем тяготеет проклятие и страшные голые остовы гор, раскаленных знойным солнцем. А здесь все живет, цвете, благоухает и видимо дышит, но не смеет ничем нарушить общей гармонии мира и благодати, царящей незримым, но очевидным образом для всех, верой живущих на Афонской горе ее благих обитателей.

Не везде нас встречали и принимали одинаково. Тем не менее везде нам открывали и всюду водили, и показывали, что положено показывать странникам и что желали мы повидать, преимущественно же Божии храмы и святыни их. Особенно радушно принимали нас в монастырях русских и болгарских, менее радушно в грузинском Иверском, а еще того менее в греческих. Это отчасти, конечно, объясняется национальной рознью, которая, оказывается, имеет место и на святом Афоне. Любители путешественники считают верхом довольства посетить вершину Афона, но я этого счастья не домогался, считая для себя великим счастье и то, что я мог в один два дня посетить десяток монастырей, помолиться во множестве их храмов, приложиться к бесчисленному множеству св. мощей, чудотворных икон, разных останков подвижников, их келий, работ книг и других святынь, а главное усладиться рассказами о таких чудесах, бывших в течении вехов на Афонской горе, что не достанет мне времени повествующу о сем, если бы я премногие часы свободные имел или целые книги писать о сем восхотел. А по сему скажу лишь немного о том, что я видел и слышал там.

Центр правления Афонского находится в Карее, где находится Правление всех монастырей, называемое Протатом и состоящее из представителей всех монастырей. Протатский храм запущен, но в нем замечательны иконы и картины Панселина. У стен поставлены кресла (стасидии) для представителей всех монастырей, осеняемыя иконами месночтимых в их монастырях. В Протатской библиотеке находится много доевних рукописей, из коих в особенности дорого ценится писанная на козлиной коже (трагос). В архиве же Протатском скрывается множество исторических документов. В Карее же находится всеафонский базар, где продаются все убогие произведения иноческих рук. Дорогие по мастерам. Впрочем встречаются и тонкие работы, например, кипарисные разные кресты в стиле XIV в.

Всех монастырей на Афоне до 20, кроме отдельных скитов и келий. Особенно славными монастырями считаются: Лавра св. Афанасия Афонского, Хиландарь, Пантократор, Иверь, Ватопет. И действительно. По величественности своих храмов и всякого рода построек, по древности святынь, обилию их и богатству вкладов, они весьма велики и славны. Но по одушевлению жизненному, по видимому росту своей внутренней и внешней упорядоченности и по обилию подвижников, они давно уступили свое первенство русскому Пантелеймоновскому монастырю. У них почти все получается из полумертвых капиталов и оброков, между тем как здесь живым ключом бьет живая трудовая жизнь, а в ней и с нею вырабатывается и дух святого подвижничества, чуждого всякой неги и роскоши, которая нередко бывает в старых греческих обителях.

В Лавре св. Афанасия до 800 келий и многие из них пустуют. Здесь показывают тяжелый крест, который носил на себе св. Афанасий, целебный его источник, чудотворную икону Божией Матери, благой Попечительницы монастыря, именуемой Экономиссою, главу св. Василия Великого и мощи многих других святых.

В Иверском монастыре поразительная симметрия в расположении зданий, представляющих из себя вид весьма немалой крепости, где в средине находятся храмы, к которым обращены лицом все жилые грандиозные строения. Будто Грузинская, веками выработанная, опасливость и здесь руководила планом построек, и важнейшая святыня сего монастыря отвечает общему представлению о столько несчастных Грузинах – это св. икона с запекшеюся кровью, истекшею из нее при ударе нечестивого магометанина-фанатика. Кроме сего в Ивере показывают мощи св. апостола Петра, Федора Тирона, Епифания Кипрского, Дорофея, Власия, Макрины и др.

О. архимандрит приветливо встретил нас, много поговорил в похвалу нашего Архиепископа Павла, бывшего экзархом Грузии, но гостеприимства не оказал нам.

Еще меньшее гостеприимство было оказано в монастырях: Пантократорском, Ватопете и Хиландаре, а потому, приложившись к святыням их и взглянувши за порядочный бакшиш достопримечательности, мы вскоре оставили их

Монастырь Пантократор находится в местности самой живописной. Барский говорил о нем, что «монастырь стоит на цело-твердо-каменном и крутонавислом, аки стена, высоком месте, нависши над морем удивительно и ужасно». Шум волн моря здесь нередко заглушает беседу и церковное чтение. За одним утесом когда-то была устроена гавань, от которой теперь остались причудливые руины – в виде мостиков с аркадами. Страшный зной манил в прохладную тень их, к лазури морских вод, но мои спутники опасливо удержали меня, указывая на нездоровость купанья и на опасность попасть в лапы морских спрутов и осьминогов. Однако во время этих рассуждений мы остановились, чем воспользовался бывший с нами любитель-фотограф, плененный прелестью ландшафта и разнообразием местных вековых построек и лиц нашей группы, которой предводительствовал мой проводник Божидар, ведший моего мула, причем его фустонелла и вышитый камзол особенной прелестью выдавался из всего.

В монастыре Пантократор вместо ограды служат кельи, с громадными башнями по углам. На Соборной колокольне часы отбиваются фигурами турецких солдат, и это, говорят, очень нравится туркам, по закону коих однако считается это греховным делом, как некоторый вид идолопоклонства.

Соборный храм построен в XIV веке. Здесь находится весьма древняя чудотворная икона Божией Матери, называемая Геронтисса, т.е. Старица, потом что она написана в старческом возрасте без Богомладенца. Кроме части Животворящего Креста Господня, здесь еще показывают перст ноги св. Иоанна Предтечи, десную кость св. апостола Андрея Первозванного, часть главы Первомученика Стефана, часть колена св. Игнатия Богоносца, части мощей св. Тита. Меркурия, Пантелеймона, Ермолая, Трифона, Кирика и Иулитты, Анастасии, Митродоры, Иоанникия и др. Здесь нам показали икону Успения Богородицы кисти знаменитого Панселина. Стиль весьма строгий и полон реальности. От богатой никогда библиотеки здесь осталось только несколько замечательных рукописей, как например Лицевая Псалтирь.

Ватопет самый старейший из Афонских монастырей. При входе в него находится замечательное изображение языческой пророчицы Сивиллы со свитками в руках. Монастырь обнесен большой стеной, по углам которой до девяти башен, которые никогда были вооружены пушками, отобранными турками.

Соборная церковь построена в 383 году, братом императора Феодосия В., в память спасения его от кораблекрушения. Для сооружения его употреблено было не мало материала из древнего языческого храма Дианы, бывшего здесь, и из других языческих капищ. Вот, быть может, почему в стене храма оказались изображения богов языческих: Титана, Нирея и Венеры, а под трапезой – Студной Деметры).

Иконостас дистилон из 8 колонн с промежутками для дверей. Купол поддерживается 4 порфирными колоннами, привезенными из Рима. Здесь покоятся иноки из царских родов: Мануил Палеолог, Иоанн Кантакузен, Андроник и др. Они снабдили монастырь разными драгоценностями и святынями, которыми доныне славится Ватопет. Здесь показывают пояс Богородицы, который один путешественник в 1846 году рассматривал в увеличительное стекло (лупу), драгоценные напрестольные кресты с мощами, водосвятный замечательный фиал, св. чашу из асписа, чудные фрески, мозаики, св. мощи: Предтечи Господня, главу Григория Богослова, плечо мученика Стефана, колено св. Пантелеймона, а также Варфоломея, главу Андрея Критского и др. Из числа св. икон замечательна чудотворная икона Божией Матери, так называемая Ватопетская (празд. 21 Января).

Некогда здесь была Академия, основанная знаменитым Евгением Блгарисом, и при ней богатая библиотека, в которой, между прочим, находился текст Священного Писания, собранный пресвитером Лукианом 1500 лет тому назад.

Кроме этих первостепенных монастырей греческих, посещенных нами, на Афонском полуострове, на пространстве 100 верст, находится много и других монастырей – второстепенных и третьестепенных, а еще того больше отдельных келий, калив, убогих пещер и шалашей, в коих подвизаются афонские иноки. Таковы, напр., следующие: Эсфигмен, замечательный пещерою св. Антония, основателя русского монашества. Здесь находится часть древа Животворящего Креста Господня, глава св. ап. Иакова Алфеева, часть мощей Марии Магдалины, Агафоника и др. Все эти монастыри славны великими святынями. Ксиропотам имеет часть мощей св. Игнатия, Андрея Критского, Григория, просвятителя Армении, часть древа Креста Господня с пробитой гвоздем скважиной. Симонопетр имеет часть мощей св. великомуч. Варвары, св. Дионисия, Киприана. Григориат – мощи Анастасии, Иоанна Златоуста. Дионисиат – мощи Иоанна Милостивого, патриарха Нифонта, муч. Параскевы, муро св. Дмитрия Солунского. Котлолизм – мощи св. Евстратия, Марины, Евстафия Плакиды, Антония Смолятича, часть Животворящего Креста и проч. В Кавсокаливском скиту показывается икона Вседержителя и Божией Матери, писанная на рыбе камбале, что, конечно, весьма поражает не видавших такой рыбы.

Из подобного рода монастырей мы посетили Дохиар и Зограф, который впрочем можно отнести к первостепенным.

Дохиар стоит на береговой покатости, не вдалеке от Пантелеймоновского монастыря. Подле входов монастыря показывают плиту времен Александра Македонского, с именем полководца его Кассандра, в честь которого здесь был построен город. Средину монастырской площади занимает соборный храм о пяти главах. Он, говорят, выше всех афонских храмов. Построение одного из древнейших храмов (676 г.), а именно в честь свят. Николая Чудотворца, приписывается некоему молдовалаху Дохиару, от которого получилось и название монастыря. Здесь показывают кисть руки св. Параскевы, часть мощей св. Иакова, Павла Фивейского, Мины, муч. Георгия, три креста с частицами Животворящего древа. Некогда там показывалась кругловатая булава с роговым откосом, которую иногда называли жезлом Моисея.

Кроме участка земли на Афоне, масличной рощи и виноградника, Дохиар имеет еще владения в Валихии, а многие из вышеуказанных монастырей имеют владения и в Валахии, в Сербии, и в Бессарабии, владетельные особы коих еще давно принесли их монастырям на помин для спасения своих душ.

Зограф имеет свое местоположение на довольно обширной живописной равнине, от чего, как думают некоторые, он и получил название, но другие производят название монастыря от самописанной иконы, явившейся во время основания монастыря, около 919 года. Возобновлен был монастырь болгарским царем Иоанном Асенем II в 1253 году. Он состоит из тесного ряда высоких домов, снабженных бойцами и башнями, в которых сделаны узкие отверстия для ружей и пищалей, из которых, кажется, часть сохранилась доселе, и нас встречали и провожали усердными и громкими выстрелами из них, за что нам конечно пришлось порядочно поплатиться, равно как и за особенно торжественную встречу во вратах монастыря всеми монашествующими, за радушный прием и отдых.

Здесь, при входе в храм, изображен римских Папа и сподвижники его, поджигающие монастырскую башню, на которой видны зографские старцы-мученики, не согласившиеся принять латинство во дни господства их на Востоке и власти на Афоне. Преосвященный Порфирий возражает против неверности истории сей картины, так как Папа здесь не был, но его преданные слуги, во имя его, действовали здесь и ныне действуют чрез обращаемых в католичество славян, часто бывающих и на Афоне. А в 1285 году латиняне сожгли 26 зографских монахов, не принявших латинства. Среди двора возвышаются два великолепных кипариса, в виде стройных обелисков, украшающих вход ко храму.

Соборный храм здесь во имя великомуч. Георгия, с частицею мощей его. Кроме того, здесь находятся мощи св. Стефана нового, глава пр. Матроны, часть мощей ап. Андрея, первомуч. Стефана, Игнатия Богоносца, Антипы, Харлампия, Козмы и Дамиана, Петра афонского, а также часть Животворящего древа Креста Господня, чудотворная икона св. Георгия (самописанная). На этой иконе указывают кожицу пальца одного епископа, неверовавшего в чудотворность иконы и небрежно водившего по ней пальцем, который так пристал к иконе, что вынуждены были отрезать кожицу его, чтобы освободить епископа. Свидетельство о сем находится в одной древней пергаментной рукописи (IX в), где находится собственноручная расписка сказанного епископа.

Из достопримечательностей здесь показывают икону св. Георгия, шитую шелком, пожалованную Иоанном- Стефаном, господарем Молдавским. В иконостасе храма находится чудотворная икона Богоматери, называемая Предвозвестницей и на аналое икона Премудрости Божией (Софии), в виде ангела.

Здесь мы обедали, причем вкушали до 10 блюд из разных фруктов, которых сотни пудов сушились на дворе. Проводы были столь же сочувственны, как прием и встреча. Опять стрельба; опять бакшиш.

Еще того приятнее было наше пребывание в скитах русских: Ильинском, Богородицком и Андреевском.

Ильинский скит находится недалеко от м. Пантократор, которому он и состоит данником. Он основан знаменитым иером. Паисием Величковским. Через 17 лет, вследствие притеснений, он уехал с 64 монахами в Молдавию и основал там другой монастырь, а сюда пришли другие русские иноки. В 1839 году для скитян написаны были такие правила: платить в м. Пантократор по 15 пиастров с каждого из 25 человек, а за остальных по 2 золотых с каждого. И ныне тоже утеснение. Скит имеет рыбные лавки на Дунае, но будущее его невелико, по причине крепостной зависимости от Пантократора. Кроме того, здесь бывают довольно частые несогласия у иноков русских с малорусскими, которые понемногу оставляют монастырь, а потому и вся обитель не очень процветает.

Здесь показывают стопу до колена св. ап. Андрея Первозванного, которая была приобретена в 1806 г. За 5.500 в Киз. Епархии, у некоторого иеродиакона Дионисия, ушедшего со святыней из одного албанского монастыря, во время разгрома его Турками. Один из храмов здесь во имя св. Митрофана Воронежского. Здесь мы имели сладоснейший отдых после тяжелого непривычного путешествия по горам и ущельям св. горы на упрямом, но умном муле, который с одинаковой твердостью мерностью шел не торопясь как по чистой и широкой равнине, так и по узкой головокружительной вершине горы, над страшной стремниной к бездне морской, где утлые ладьи рыболовов-монахов представлялись морскими чайками. Все мои суставы болели так, как никогда. Поведал я старцам свое страдание и самородное оливковое маслице сразу восстановило мои угасшие силы, а утешительная беседа, молитва и сон настолько оживили меня, что на следующий день, проехавши версты три-четыре, я был вполне здоров. Однако нам предстоял и в этот день таковой же путь, т.е. верст 50.

Недалеко от Ильинского скита находится Богородицкий скит. Он принадлежит русскому Пантелеймоновскому монастырю и потому, хотя он только еще отстраивается, однако ему можно ожидать большее процветание и славу, но в ограниченном кругу скитского положения. Он стоит над пропастью и над ним гора. Отдых у них от полдневного зноя был приятнейшим, а чай таким, что никогда я не пивал его с таким наслаждением. Тоже, рассказывают, было и с путниками Великого Князя Константина Николаевича, посетившего скит в 1845 году.

Андреевский скит находится недалеко от Кареи. Он подвластен Ватопетскому монастырю и однако процветает, и притом как здесь, так и в подворьях своих, из коих грандиозно Константинопольское, а Одесское и еще лучше того. Очевидно, что красота и величие местности, занимаемой скитом, и обширность его четырех-этажных построек повлияли на архитектуру подворьев. Не тщетно этот скит зовется сералем, т.е. дворцом. Много славы этому монастырю придали жившие здесь патриархи – Афанасий, скончавшийся в Лубнах, и Серафим, обстроивший его и подаривший Ватопетскому монастырю. Много содействовал славе скита сего, и наш знаменитый путешественник и обителелюбец Андрей Ник. Муравьев. По его старанию скит был уступлен русским с тем, чтобы они ежегодно платили Ватопету 300 рублей с 13 человек, а с прочих по произвольному налогу, и чтобы вся вновь приобретаемая скитом земля была принадлежностью того же сюзерена, а не вассальной общины. Условия существования скита, как видите, весьма тягостные, и однако он цветет и обстраивается, хотя и медлительно очень: в 20 лет соборный храм вышел не более, как на аршин от земли. Прочие храмы – в виде домовых, хотя они и немалые очень. Здесь находятся части Животворящего Креста Господня в 3 крестах, две части от главы Андрея Первозванного и часть мощей Арх. Стефана, кровь св. Димитрия Солуанского, Власия и др. В числе редкостей, кроме вышеуказанного Евангелия и других древних книг, имеются старинные иконы. Напр. Одигитрии, св. равноапостольных ц. Константина и Елены, с древним греческим Символом веры без слова «истинного», которое прибавляют наши старообрядцы.

Радушию иноков не было конца, но нам следовало поспешать в обратный путь.

На пути своем мы встречали не мало скитальцев-сиромахов и анахоретов-келиотов. Сиромахи живут как птицы небесные и отшельники иногда ютятся где-нибудь над бездной морской, куда должно спускаться к ним в корзинах, или карабкаться по кручам с легкостью горных серн, иные взбираются на кручи поднебесные, чтобы там быть ближе к Богу и собирать так называемые цветы бессмертные (иммортели-горные), которые они потом меняют на кусок хлеба или тому подобное. Мы заходили к одному келиоту. Он был дома, что-то работал; у него хозяйство – десяток корней виноградных, пяток оливковых деревьев, аршина два огород. Все носит печать иночества и убожества, но книг у него оказалось порядочное количество и все древние. Он предлагал нам одну желанную нами книгу, угощение и отдых, но мы думали воспользоваться всем этим в богатой Карее, где, однако, никто ничего не предложил нам, и мы немногое могли достать здесь и за деньги, ибо день был не базарный. Возле сказанной кельи, говорят, было видение ангела, научившего одного доброго послушника петь Богородице «Достойно есть», почему и та икона Богородицы, пред которой он молился, получила название «Достойно есть». Кажется, старец того доброго послушника отлучался в Карею на базар, в то время, когда ему было видение, поэтому, чтобы не было никакого сомнения, ангел начертал «Достойно есть» на камне, который, говорят, сохранялся очень долго. Так на Афоне всякое место запечатлено каким-либо святым воспоминанием, поэтому хотелось бы привитать там недели и годы, но должно было поспешать, и мы своевременно явились в славный Русин, как в древности называли Пантелеймоновский монастырь.

Богослужение на 20 июля. Вскоре после нашего прибытия, в Пантократорском монастыре раздался благовесть ко всенощной, к которой я и поспешил к началу. Было около 6½ часов вечера. Первый псалом с многократными «аллилуия» пели около получаса, также и второй. Пели на два хора, пение было столь воодушевленное, что время шло незримо. Часов около 12 совершилась лития с благословением хлебов, и мне предложено было прочесть шестопсалмие. Все огни потушили, только остался у меня один небольшой светильник. Старцы в своих стасидиях как бы замерли и весь многочисленный сонм иноков как бы не существовал, только слышался прибой волн морских, да свист ветра, уносивший порывами своими не легкие камешки с высоты подмостков, с которых производилась отстройка Покровского храма, после недавнего пожара. Среди мертвой тишины и в глубоком сумраке я громко взывал: Господи, что ся умножишася стужащии ми, мнози восстают на меня, а в уме пробегала мысль, как это завывание бури напоминает явление Бога Ильи, когда, однако не в трусе и буре явился Господь. Так и здесь вихрь пролетел и настала опять тишина велия. И я уже безбоязненно и тверже читал: «имене Твоего ради Господи живиши мя правдою Твоею: изведеши от печали душу мою, яко аз раб Твой есмь».

Едва я успел окончить чтение свое, как все мнимоумершие восстали и бывшие на клиросах стройно и полнозвучно запели. Признаюсь, когда началось чтение кафизм, то я испросил позволение выйти на часик, прося прийти за мной пред чтением последних псалмов. Добрый час я вздремнул в келье своей, и вот явился посланный за мной. Еще я выслушал несколько псалмов и вышел навеличание, первенствуя среди 12 иеромонахов и 4 иеродиаконов. Тут уже было такое ликование поющих, что незаметно как воссиял белый утренний свет. И я возгласил торжественное: «слава Тебе, показавшему там свет» уже тогда, когда пурпуровое солнце давно разливало свой алый свет, широко и ярко озаривший восток и засветивший море чудным заревом бесчисленных лучезарных светочей, полных самого дивного разнообразия света. Да, тут можно было вседушно восклицать: слава Тебе, показавшему нам свет! И какое невыразимо могучее раздалось двух-хорное: слава в вышних Богу и на земле мир. Сам о. архидиакон, два дня без отдыха путешествовавший со мной, не утерпел и присоединился к славящим от всей души Господа Светодавца и Спасителя. Не молчали и глубокие старцы, давно свободно витавшие умом «в вышних» у Бога. Да, они в буквальном смысле пели слава Господу в вышних, ибо Покровский храм помещается на 4 или 5 этаже. А там внизу, в храме Св. Пантелеймона, раздавался уже благовесть к ранней литургии.

Около 6 часов утра я пришел в келью, немного отдохнувши, прочел правило ко Св. Причащению и опять отправился к Богослужению. Литургия совершалась с более равномерным энтузиазмом. Однако нельзя не сказать, что хотя Херувимская пелась немного знакомым нотным напевом, но так, что такого животворного пения нигде не услыхать, ибо хотя певцы пели и по нотам, но не рабски следуя им, а ежеминутно творчествуя и видоизменяя детали напева, придавая ему такой колорит, силу и нежность, которые каждый певец потом и сам не повторит, ибо поет в нем не голос, а вся душа, для которой глубоко сердечно-сроден характер излюбленного напева, всем знакомого и ни кем еще не уложенного ни в крюки, ни в квадраты, а передаваемого по живому преданию. И тщетны будут усилия любителя подметить эти неуловимые черты. Нужно быть самому афонитом, чтобы слагать афонские песни, как некогда слагались Сионские песни, которые уже не пелись на реках Вавилонских, при которых дети Сиона сидели и плакали, помня о Сионе. Так и мне остается горевать, что я не могу воспеть вам от песней Афонских. А песни те небесного восторга полны, хотя их пели святой земли сыны. Я называю их святыми в общем смысле и в частности потому, что многие из них в тот час сами причащались и пели для причащающихся, которых был великий сонм, причем лики некоторых из них сияли истинно небесной красотой и приятностью взора.

Но кончилась служба и потухли огоньки в очах, убеленных сединой и согбенных вековой борьбой с плотью. Но за то – что за оживление в нестарых и молодых? Они не похожи на себя.

Прибытие в Пантократорский монастырь русского клипера «Забияка» почти весь монастырь всполошило до самого дна жизни его. Одни бегут повидаться с земляком, другие рассказывают о слышанном и виденном на корабле, третьи суетятся с угощением. Все движутся, волнуются. Молчанье престало и не видно сетующих, и поникших. Кажется, еще только Пасха принесет Русику такую радость, какую доставил ему своим явлением наш корабль. Радушному приему не было границ. Офицеры и матросы сходили с корабля по очереди, а монахи являлись на корабль, кажется, не соблюдая очереди, кажется, не соблюдая очереди. Наконец клипер принял на палубу святыню, т.е. честную главу св. Чудотворца Пантелеймона и, окропленный после молебствия св. водой, должен был оставить гостеприимный Русик. Сам досточтимый о. архимандрит Макарий пожаловал на палубу корабля и щедро одел весь экипаж книжками и освященными иконками: нижних чинов – простыми и кипарисными, а офицеров – с серебряными окладами. Стали раздаваться грозные салюты, гулко разносясь по всему Афону и разливаясь тысячекратным эхом вдали гор. Молодые монахи улыбались, целовались, прощаясь с милыми земляками, а через них и с дорогой родиной; многие утирали обильные слезы. Только о. Макарий сидел в блаженном покое внутреннего мира и довольства сердечного, ничем как будто не отвечая на все это живое – родное. Было ли это горькое предчувствие последнего свидания с столь многими представителями дорогой отчизны, при мысли о которой и его сердце когда-то неудержимо билось, или уже он так отрешился от всего земного, что мог также свободно взирать на наши злобы и печали, как святые небожители, иже не от плоти и не от крови, но от Бога явишася. Да, это был отец среди нас детей – детски живших и чувствовавших, а он был выше всех, что все видели, почему все благоговейно целовали его благословляющую руку, не исключая и магометан, которых было несколько в числе нижних чинов и немцев среди офицеров.

Общий взгляд на Афон при расставании с ним (я поехал на «Зибияке») не скоро оказался возможным за густым облаком пороха многочисленных салютов. Это с внешней стороны, а с внутренней тоже нельзя было скоро представить всего мысленного Афона за великим туманом разных предубеждений и понятий. Но вот всякие облака и туманы развеялись. И Афон теперь представляется нам во всей его красе внешней и во всем его величии внутреннем. Можно вообще сказать, что в мире теперь нет более дорогого местечка, как святая гора Афонская.      

Как прелестный уголок в географическом и климатическом отношении, Афон давно привлекал к себе особое внимание и любовь. Все великие люди древнего мира, каждый по-своему, здесь хотели устроиться и блаженствовать подобно небожителям.

Языческие жрецы старались устроить свои самые скрытые капища, знаменитый царь Дарий и Александр Македонский – неприступные города и крепости, художники из главной горы хотели сделать величайшее в мире изображение идольское.

Но вот почти 19 веков Бог благословил Афон быть уделом Божией Матери для славы Сына Ея и Спасителя нашего Иисуса Христа и Афон через ряд веков пользуется высшим покровом Богородицы и сохраняет свое значение средоточия жизни православно-восточного монашества, соблюдая его от лет древних в неповрежденной чистоте и осуществляя в лице многих святых преподобных подвижников, прославленных великими почестями высшего церковного служения и святостью от Господа. И что особенно дивно, так это то, что Афон сохранил свою самобытность и независимость, не смотря на все политические перемены, и служит до селе опорой Православия, как он служил тогда, когда была Византийская монархия, императоры которой так много содействовали процветанию Афона, настолько, что многие посещавшие его надолго оставались там, как это было напр. Со св. Антонием, положившим начало монашеству в России. Многие называли Афон парадизом, т.е. раем. И ныне здесь частица райского селения, ибо здесь такая сфера жизни, где все греховное всячески удаляется, а святое снабдевается. Здесь только и речи о святости и святыни. И сколько можно наслушаться здесь самых трогательных и умилительных рассказов о разных чудесах и знамениях, явленных при основании монастырей, от святынь Афонских и святых обитателей. Стоит побыть здесь несколько дней, как духовная атмосфера обыметь человека всесторонне и от необходимо станет думать, мыслить и чувствовать духовно и божественно, а потом и жить.

О внутренней жизни обитателей Афона я не говорю, ибо жизнь эта сокровенна. Должно только сказать, что со внешней стороны весьма различно живут скитальцы бесприютные – сиромахи, особо подвизаются отшельники, анахореты и келиоты, иначе живут в богатых, подходящих к нашим штатным монастырям, греческих монастырях, иначе – в монастырях русских, которые все общежительные и потому похожи в своем строе на Соловецкий монастырь, с которым преимущественно может идти в сравнение Пантелеймоновский монастырь. Но целый Афон, конечно, его во многом превосходит, как имеющий до 20 таковых монастырей.

Нам остается сказать еще о помощи Афонским монастырям.

Вдвойне нуждаются в помощи скиты Андреевский и Ильинский на свое содержание и на уплаты дани своим владельцам, но разумнее всего помогать Пантелеймоновскому монастырю, как независимому от турецкой власти, так или иначе облагающей сборами прочие монастыри. Пантелеймоновскому монастырю можно оказывать и ради его самого, как наиболее удовлетворяющего идеалу монастырскому, так и потому, что он помогает всем нуждающимся монахам всего Афона. И адрес Пантелеймоновского монастыря простейший: Одесса, подворье Афонского Пантелеймоновского монастыря. Посылающий по сему адресу избегнет обманщиков, которые раскинули большие сети, для обмана легковерных.

Афонский полуостров соединяется с Славянскими землями узким перешейком, а Россия тесно соединена с Пантелеймоновским монастырем и чрез него со всем православным Востоком, почему кто будет оказывать помощь сему монастырю, тот будет в очевидном общении любви со всей Вселенской церковью, которую стяжал Господь честной Своей кровью, украсил кровьми святых мучеников и напоял потом трудами святых и преподобных подвижников.