К вопросу о церковной реформе [Рец. на:] Преображенский И. В. Церковная реформа: Сборник статей
В ряду других вопросов, так сильно и глубоко волнующих теперь все русское общество, приковывающих к себе его постоянное внимание, очень видное место занимает вопрос о церковной реформе. И это понятно. Вся наша общественная и, с известных сторон, государственная жизнь, с древнейших времен, складывалась и протекала под очень заметным воздействием церкви, и так тесно и неразрывно переплелась с ее жизнью, что стало невозможно реформировать одну сторону (государственно–общественную жизнь) без соответствующей реформы в другой (жизни церкви). Поэтому, как только признана была у нас несостоятельность в известных отношениях существующего государственного строя и общественных порядков, сейчас же, с неизбежной логической последовательностью, признана была несостоятельность и современного нашего церковного строя, существующих порядков в церковном управлении и всей вообще нашей церковной жизни. В виду этого, как скоро у нас возник вопрос о созыве народных представителей, об образовании Государственной Думы, необходимо сейчас же возник вопрос и о созыве всероссийского церковного собора, необходимости преобразования Св. Синода и разных церковных установлений. Вполне естественно было поэтому, что наша периодическая печать, занявшись постановкой и разработкой разных вопросов государственно–общественного значения, необходимо должна была, в тоже время, так или иначе поставить и решить и вопросы церковные, как непосредственно и существенно связанные со всей нашей государственно–общественной жизнью. И действительно мы видим, что вся наша светская периодическая печать, почти без всяких исключений, занялась вопросом о предстоящей церковной реформе, стараясь осветить этот вопрос с различных сторон, определить то направление, в каком должна совершиться церковная реформа, те задачи и цели, какие она должна преследовать1.
Указанная нами в заглавии статьи книга И. В. Преображенского – Церковная Реформа, представляет из себя свод большей части того, что было сказано в нашей периодической печати по поводу предстоящей церковной реформы, начиная с марта месяца текущего года и по май включительно. Автор сводит очень старательно и тщательно собранный им материал, хотя и не весь, в хронологическом порядке, по времени его появления в том или другом издании, и помещает в своей книге газетные статьи почти дословно, так что они в его книге являются только простой перепечаткой из газет. Что же касается статей, помещенных в журналах, то они, как слишком большие по объему, помещаются у него в сокращенном виде, в пересказе содержания самим г. Преображенским, впрочем, в пересказе очень близком к подлиннику и в большинстве словами самих авторов статей. Г. Преображенский употребил очень много труда и стараний, чтобы выбрать нужное ему почти из всех существующих у нас периодических изданий, в шестидесяти из которых он нашел требуемый материал, который и вошел в состав его книги. Конечно работа автора была чисто–механической, так как он не систематизирует собранный материал, не группирует его по его внутренним соотношениям, не дает ему своего освещения, не делает о нем каких–либо критических замечаний. Но так автор поступает с нарочитой целью. Он хотел представить читателю весь собранный им материал в его, так сказать, чистом, натуральном виде, чтобы читатель сам мог видеть и судить о том, кто, как и в каком периодическом издании решает тот или другой церковный вопрос, и чтобы читатель, таким образом, мог составить по вопросу, на основании различных взглядов, свое собственное мнение и убеждение, без всяких посторонних подсказов. В предисловии к книге г. Преображенский говорит, «что составляя свой сборник, мы желали быть строго объективными, а потому не позволяли себе произвольной выборки статей, нам, так сказать, симпатичных или отвечающих нашим взглядам на предмет, а помещали все появившиеся в печати статьи, не исключая и таких, которые, от первой своей строки до последней, совершенно противоположны нашим убеждениям».
Таким образом книга г. Преображенского представляет из себя, как это и сказано в самом ее заглавии, перепечатку или, в некоторых случаях, пересказ статей нашей периодической печати по вопросу о предстоящей церковной реформе, с марта месяца по май включительно. Едва ли много нужно говорить, как полезно и своевременно появление такой справочной, добросовестно составленной книги. Интересующихся церковной реформой у нас много, количество их несомненно с течением времени, по мере приближения реформы к осуществлению, все будет увеличиваться, так что многие и очень многие пожелают сами познакомиться с теми взглядами на предстоящую реформу, какие ранее высказывались в нашей печати. Но каждому в отдельности собирать все периодические издания и самому разыскивать в них относящееся к данному вопросу, конечно нет никакой возможности. Книга г. Преображенского и дает интересующимся делом полную возможность в несколько дней пересмотреть все, что нужно, тем более, что г. Преображенский, как он заявляет в своем предисловии, готовит уже второй выпуск своего сборника, в который войдет тот же материал, появившийся в периодической печати после мая месяца. Понятно, также, что книга г. Преображенского очень важна и прямо необходима для всех обозревателей нашей внутренней церковной жизни, помещающих свои обозрения в разных журналах. Но, вероятно, она особенно сыграет роль необходимой справочной книги, когда будет вырабатываться сама программа занятий всероссийского церковного собора, и когда составителям этой программы придется, конечно, считаться не с одними казенноканцелярскими справками, но и с общественными мнениями и заявлениями, поскольку они выразились в нашей печати.
Книга г. Преображенского наводит нас на некоторые размышления, которыми мы и думаем поделиться с читателем.
Г. Преображенский дает в своей книге перепечатки статей не менее чем из шестидесяти наших периодических изданий, откуда уже само собой следует, что вопрос о церковной реформе проник в очень широкие и разнообразные круги нашего общества, возбуждая к себе всюду глубокий интерес, потребность обсуждать его публично и свободно. Между тем, что же мы видим в книге г. Преображенского? А видим вот что, донельзя печальное, а в тоже время и крайне характерное: из шестидесяти с лишним периодических изданий, трактующих о церковной реформе, только четыре издания духовные, а все остальные светские. Да и из четырех встречающихся у него духовных изданий, систематически правильно вопрос о церковной реформе разрабатывается только в двух: Церковном Вестнике и Богословском Вестнике. А между тем у нас в каждой епархии существуют свои епархиальные ведомости, имеющие целью обсуждать и разрабатывать все, что касается и частно–епархиальной и обще–церковной жизни. При Св. Синоде, кроме того, есть особый специальный орган – Церковные Ведомости, которые, по–видимому, должны бы иметь, как орган Св. Синода, руководящее значение в решении всех церковных вопросов, служит в этом отношении образцом для всех провинциальных духовных изданий, идти по всем вопросам впереди их. Но, к удивлению, в книге г. Преображенского мы не встречаем ни одной перепечатки по вопросу о церковной реформе из наших многочисленных епархиальных ведомостей2, нет ни одной перепечатки и из органа Св. Синода – Церковных Ведомостей. Что же это значит? Неужели г. Преображенский, так старательно собиравшей все, что писалось о церковной реформе в наших светских периодических изданиях, нарочно и сознательно игнорировал многочисленные духовные периодические издания? То обстоятельство, что г. Преображенский делает довольно многочисленные перепечатки из Церковного Вестника и Богословского Вестника, показывает, что он пересматривал по крайней мере некоторые наши духовные периодические издания, но только, вероятно, он не нашел в них оригинального и соответствующего важности предмета материала, а потому и делал в своей книге перепечатки почти исключительно только из одних светских периодических изданий3. Можно бы было отсюда заключить, что все наше духовенство вовсе не интересуется современными церковными вопросами, относится к ним пассивно–отрицательно, совсем не желает знать их. Но так думать нельзя.
Если не на страницах духовных, то на страницах разных светских периодических изданий мы нередко встречаем статьи, заметки, письма, принадлежащие священникам, которые горячо отзываются в печати на поднятые церковные вопросы и стараются дать им то или другое решение. В Петербурге даже целая группа священников – 32 открыто выступила в печати со своим проектом церковной реформы. Что наше приходское духовенство вообще действительно глубоко интересуется в большинстве церковными вопросами, что оно вполне способно и, при благоприятных условиях, готово дать серьезные ответы, на выдвигаемые жизнью вопросы, в этом мы убедились во время нашего присутствия на трех заседаниях епархиального съезда ярославского духовенства, бывшем в половине сентября. На присутствие в заседаниях съезда, мы получили разрешение от Высокопреосвященнейшего Иакова, архиепископа ярославского, и от председателя съезда о. протоиерея Н. А. Крутикова.
Высокопреосвященный Иаков прекрасно организовал съезд. Предварительно он предложил причтам всех приходов заявить те вопросы, какие они находят нужным обсудить на предстоящем съезде. Полученную массу вопросов Высокопреосвященный Иаков систематизировал и опустив, по его мнению, неподходящее вопросы, составил и напечатал 114 вопросов, которые и должен был обсудить съезд. Эти напечатанные вопросы, месяца за четыре до съезда, он разослал по всеми церквам с тем, чтобы местные причты, не придерживаясь существующего деления на благочиния, соединились по–соседству приходов в отдельные самостоятельные десятки, которые, избрав из среды своей председателя, обязаны были обсудить все предложенные вопросы, причем каждый десяток давали на каждый вопрос тот или другой свой ответ, заносимый в журнал заседания и подписанный всеми присутствовавшими на заседании членами клира. После решения всех вопросов, каждый десяток избирал из среды своей депутата, (обязательно из священников, а не низших членов клира), который и обязан был на съезде заявлять и отстаивать состоявшееся в десятке решение вопроса, а по окончании съезда должен был отдать десятку отчет, как он выполнил на съезде возложенную на него задачу. Сам съезд представителей десятков (92 или несколько более) состоялся в Ярославле, но Высокопреосвященный Иаков на нем не присутствовал и сам не открывал его. Он только отслужил с депутатами молебен в соборе своего монастыря и пожелал им успешной работы в духе Христа. Сами депутаты избрали из среды своей председателя (о. протоиерея Крутикова), секретарей, определили время, место и порядок своих заседаний, и вполне свободно, никем не стесняемые (члены консистории не могли быть избираемы в депутаты) вели прения по вопросам, придерживаясь напечатанной программы. Обсуждениe вопросов иереями–депутатами производило самое приятное впечатление. Отцы, уже ранее обсудившие вопросы в десятках и имевшие в руках готовое их решение, говорили спокойно, со знанием дела, не отклоняясь в сторону; из предложенных десятками решений, после обсуждения противоречивых или несогласных между собой избиралось то, за которое подавалось большинство голосов съезда. Слушая дельные дебаты батюшек, мы (я был на съезде со своим сотоварищем, проф. В. А. Соколовым) мы невольно пришли к заключению, что если бы во всех русских епархиях, точно также как и в ярославской, свободно, без всякого вмешательства и давления со стороны епархиальной власти, организовать съезды духовенства, с представительством от каждого десятка приходов; если бы месяца за четыре до съездов разослать во все церкви печатные вопросы, и предложить причтам предварительно обсудить их и так или иначе порешить в своих десятках; то таким съездам смело можно бы предлагать к решению не только чисто местные, но и общие церковные вопросы, которые так волнуют и занимают теперь все наше общество. Можно быть уверенными, что эти вопросы подверглись бы со стороны приходского духовенства самому серьёзному и добросовестному обсуждению и решению, а в результате получился бы в высшей степени богатый и очень любопытный материал по всем церковным вопросам для предстоящего всероссийского церковного собора, материал не канцелярски – мертвый, не канцелярские сухие и безжизненные справки, а живые искренние мнения всего наличного русского приходского духовенства по близким ему и прямо его касающимся различным церковным вопросам. При желании и охоте, этот материал со всей России можно бы было получить месяцев через семь–восемь, конечно под непременным условием полной свободы обсуждения всех вопросов в десятках и на самом съезде, как это было сделано в ярославской епархии в текущем году.
В виду сказанного утверждать, что наше приходское духовенство индифферентно относится к возникшим у нас в последнее время церковным вопросам, было бы несправедливо. А между тем факт на лицо: наше духовенство, кроме редких исключений, доселе молчит, и наши многочисленные епархиальные ведомости почти совсем не касаются, не обсуждают тех общих церковных вопросов, которые теперь стоят на очереди, и так или иначе горячо обсуждаются и решаются нашей светской периодической печатью, хотя бы, казалось, именно духовной печати и следовало бы с особенным усердием заняться этими вопросами, как касающимися прежде всего и ближе всего всего духовенства. В действительности молчание духовенства, по самым живым и насущным для него вопросам, очень просто объясняется тем обстоятельством, что духовенству епархиальные архиереи, за самыми ничтожными исключениями, запрещают свободно говорить и выражать свои истинные искренние мнения, запрещают ему собираться для публичного совместного обсуждения церковных вопросов, запрещают публичное чтение по ним рефератов даже в столицах, грозят карой тем, кто бы из духовных осмелился обсуждать вопросы публично. Не удивительно, при таких условиях, что наши епархиальные ведомости, находящиеся под самым бдительным контролем епархиальных архиереев, не смеют даже и заикнутся о церковной реформе. В этом случае орган Св. Синода – Церковные Ведомости, дают тон всей духовной печати. Вместо того, чтобы проявить самое живое и деятельное участие в постановке и решении вопросов, касающихся предстоящей церковной реформы, вместо того, чтобы сделаться компетентными и авторитетными руководителями по церковным вопросам всей периодической нашей печати, создавать известное настроение в целом обществе и подготовлять его к решению церковных вопросов в известном духе и направлении, – синодские Церковные ведомости энергично и очень стойко молчат, предоставляя о всем и всячески говорить одной светской печати, а всем православным только предполагать, что в тайниках синодских канцелярий, хотя и незримо для публики, вероятно деятельно кипит работа, и что именно там созревают настоящее планы будущей церковной реформы, с которыми и придется иметь дело всероссийскому собору. Конечно все может быть. Но дело в том, что общественное мнение по церковным вопросам, за время молчания духовной печати, успеет уже сформироваться под влиянием статей светской периодической печати, и, может быть, оно сформируется не особенно выгодно для самих высших церковных управителей и даже для некоторых чисто церковных интересов. А если общественное мнение действительно уже сформируется, с ним бороться и самому Св. Синоду будет очень и очень трудно, а подчас и совсем невозможно. Если некоторые наши иерархи думают, что им до общественного мнения, до той или другой настроенности общества и до такого или иного решения им церковных вопросов, нет никакого дела, так как всероссийский духовный собор будет состоять только из одних архиереев, которые и порешат на соборе все вопросы по своему вкусу и по своему владычнему умостроению, вовсе не считаясь с общественным мнением, его желаниями и требованиями, – то они жестоко ошибаются4. Всероссийский церковный собор в настоящее время, если ему суждено быть, никак не может состоять из одних архиереев, в состав его обязательно должны войти свободно избранные представители приходского духовенства от всех епархий и представители мирян, ревностных к интересам церкви и православия, могущих, в силу своих научных знаний, авторитетно высказаться по тем или другим церковным вопросам. Можно и теперь с уверенностью сказать, что собор из одних архиереев будет мертворожденным, как далеко не представляющий всего тела церкви Христовой; что такого собора и его постановлений, настоящая действительная церковь, не признает, и такой собор внесет в нашу церковную жизнь только еще большую смуту и смятение.
Сейчас разосланы архиереям обер–прокурором Св. Синода вопросы, касающиеся строя церковного управления, духовной школы и другие, на которые архиереям предполагается дать ответы. Эти архиерейские ответы на данные вопросы и предполагается сделать материалом для работ предстоящего всероссийского собора. Вопросы, как и следует, разосланы конфиденциально, с соблюдением тайны, но их конечно, все знают, а газеты и печатали в извлечении для всеобщего сведения. К чему, однако эта таинственность, это действие украдкой и в темную, в решении таких вопросов, которые затрагивают интересы всей церкви т. е. всех верующих? Совершенно непонятно. Неужели наша церковь, хранительница божественной истины, всеобщий светоч, правда и любовь, нуждается в покровах канцелярской тайны, в скрытности, в утаивании своих мероприятий от всех верующих, чтобы жить нормальной, истинно Христовой жизнью? Неужели жизнь нашей православной церкви действительно боится гласности, света, открытого всенародного суждения верующих? Да и почему вопросы для ответов сообщены только одним архиереям, а не всей церкви, или, по крайней мере, не всем церковным причтам? Думать, что только одни архиереи способны дать на них настоящие ответы, а не весь церковный клир, вместе с пасомыми, есть величайшее заблуждение. Конечно все архиереи желают церковной реформы, но эту реформу они видят прежде всего и главным образом в уничтожении власти обер–прокурора Св. Синода. Только в обер–прокуроре все зло нашей церкви, говорят и пишут они; обер–прокурор поработил окончательно apxиeреев, а в их лице и всю русскую церковь, поэтому нужно уничтожить обер–прокурорскую власть, и сделать apxиepeев вполне свободными и независимыми, и только тогда процветет русская церковь. Для достижения именно этой цели и нужно учредить патриаршество, которое убьет обер–прокурора, – этого требует, с архиерейской точки зрения, возможность процветания русской церкви. Сверх этого требования, наши иерархи пожелали себе еще только одного, как передавали газеты: своего непосредственного участия в высших государственных и законодательных учреждениях. Ни о каких других желательных коренных в церкви реформах наши архиереи доселе, сколько известно, серьезно не заявляли.
Совершенно иначе, чем архиереи, цель созвания всероссийского собора понимает приходское духовенство и пасомые. Если бы к ним, наравне с архиереями, как бы следовало, обратились с вопросом: в чем должна состоять реформа церковного управления, то они на этот вопрос ответили бы приблизительно следующее: собор должен установить,
1) что каждый приход имеет право сам избирать себе весь церковный причт, что клир и прихожане, составляя из себя одно юридическое лицо и, в известных отношениях, автономную общину, являются полными, единственными и самовластными хозяевами и распорядителями всего церковного имущества, всех доходов данной церкви, и всех принадлежащих ей благотворительных и просветительных учреждений.
2) что нисколько соседних приходов, соединяясь в группы, учреждают, из представителей клира и прихожан, ежегодные собрания, которые избирают благочинных, обсуждают и сами решают свои местные небольшие дела, не нуждающиеся в каком–либо вмешательстве епархиальной власти.
3) что все благочиния известного уезда, соединившись вместе, в лице избранных членов клира и прихожан, избирают себе своего уездного епископа из лиц, известных клиру и прихожанам своим благочестием, своими высокими нравственными качествами, своей христианской жизнью и известной образованностью, причем вовсе не требуется, чтобы это лицо обязательно было монахом, достаточно чтобы оно было не женатым, как это существует и сейчас на всем православном востоке, который в этом отношении может служить образцом и примером для нас5.
4) свободно избранный из лучших в христианско–церковном смысле людей уездный епископ управляет своей епископией уездом при посредстве свободно избранных коллегий из духовенства и мирян, которые избираются на уездном соборе, собираемом ежегодно епископом для рассмотрения и решения всех местных епархиальных дел. Эти коллегии, под председательством епископа или, в случае его отсутствия, его заместителя, решают все судебные епархиальные дела и, вместе с епископом, заведуют всем административным и хозяйственным управлением епархии. Епархиальный местный собор решает все недоразумения между епископом и соправящими ему коллегиями. В случае недовольства какой–либо стороны решением епархиального собора, дела переносятся на пересмотр и решение высшей инстанции – губернского собора.
5) Избранные представители от клира и прихожан, вместе со всеми епископами губернии, избирают архиепископа, который живет в губернском городе, председательствует на ежегодном губернском соборе, где и решаются все дела епархий данной губернии; частное же епархиальное управление архиепископа организуется так же, как и управление уездного епархиального архиерея.
6) Избранные представители от клира и прихожан и архиереи нескольких губерний, собравшись на областной собор, избирают областного митрополита, под председательством которого областной собор и будет решать все дела целой области, все дела возникшие по жалобам на неправильность решения тех или других дел епархиальными и губернскими соборами, на неправильную деятельность епархиальных епископов и коллегий при них, причем все местные и областные дела решаются здесь окончательно, кроме дел касающихся вероучения и имеющих обще–церковное значение, такие дела переносятся на окончательное решение и утверждение всероссийского собора.
7) Наконец избранные представители от клира и мирян, избранные епархиальные архиереи, все архиепископы и митрополиты, собравшись на всероссийский церковный собор, избирают всероссийского патриарха, причем всероссийский собор определяет права, обязанности, пределы власти, подсудность патриарха, характер соуправляющих ему коллегий, их состав, круг деятельность, отношение к патриарху и всероссийскому собору и пр.
Вот что приблизительно, судя потому, что сейчас предносится общественному сознанию о церковной реформе, стали бы говорить и на чем настаивать представители клира и прихожан, если бы к ним обратились, как бы и следовало, с предложением обсудить вопрос о реформе церковного управления. Конечно они, в тоже время, пожелали бы обсудить и другие неизбежные вопросы: о реформе духовных семинарий и академий, о реформе монастырей и монашества и т.п. Только вопрос об обер–прокурорской власти может быть при этом даже совсем и не возник бы, так как этой власти в том виде, как она существует теперь, не будет места там, где будет строго проведен принцип избираемости и соборности во всей церковной жизни и управлении.
Что же касается власти обер–прокурора Св. Синода в ее теперешнем виде, то для беспристрастного определения ее значения в механизме нашего современного церковного управления, на нее нельзя смотреть только глазами одних архиереев, руководствоваться только их жалобами и вожделениями, а следует иметь в виду и другую тоже сильно заинтересованную в этом деле сторону – приходское духовенство. Один из современных церковных публицистов, занимающий видный чиновничий пост при Св. Синоде и, значит, особенно хорошо знакомый с характером современной архиерейской власти, говорит: «ни один в мире начальник не пользуется такой полнотой власти, широтой инициативы и безответственностью личного усмотрения, как русские архиереи, и они слишком мало зависимы от духовного центра власти и in principio и de facto»6. И действительно: все приходское епархиальное духовенство находится в полном бесконтрольном распоряжении епархиального архиерея, который без всякого стеснения может проявлять на нем и свое личное архипастырское усмотрение и свой владычный произвол, руководствуясь которыми, архиерей может во всякое время любого батюшку перевести из одного прихода в другой – худший, подвергнуть его той или другой каре, даже на время запретить священнодействовать и т.п. Вообще архиерей может в своей епархии с подведомственным ему духовенством делать все, что ему угодно, а совершенно бесправное и беззащитное перед ним духовенство должно все терпеть, все сносить, и все ниже и ниже склонять перед своим грозным владыкой свою бедную, рабскую голову. И только когда архиерейские усмотрение и произвол переходит наконец всякие границы, и у некоторых, еще не совсем задавленных духовных, совсем не хватает сил далее терпеть, из епархии к обер–прокурору Синода начинают поступать жалобы на нестерпимый произвол и неправды архиерея. Расследование этих жалоб, в случае их справедливости, сопровождается обыкновенно для владык очень неприятными последствиями; им делаются негласные внушения и предостережения, не дают желанных наград, из лучших (т. е. более богатых) епархий переводят в худшие (беднейшие и отдаленнейшие от столиц), а в крайних исключительных случаях их даже посылают на спокойную жизнь в монастыри. Таким образом обер–прокурорская власть является, при современном строе и характере епархиального управления, единственной уздой, еще несколько сдерживающей архиерейский произвол и усмотрение, единственной, хотя очень далекой и слабой, защитой для приходского духовенства от архиерейских неправд. Понятно поэтому, что уничтожение власти обер–прокурора Синода, присутствующих епархиальных порядках и отношениях между архиереем и подведомственным ему духовенством, было бы для последнего очень большим несчастьем, потерей и той последней, хотя бы и очень небольшой, защиты, какую оно сейчас все–таки иногда находит в обер–прокуроре против произвола епархиальных архиереев. В виду этого, если интересы архиерейского самовластия и бесконтрольности заставляют их постоянно плакаться на стесняющую и несколько контролирующую их деятельность обер–прокурорскую власть, то сами жизненные и законные интересы всего русского приходского духовенства требуют: или сохранения этой власти, или же такой коренной церковной реформы, при которой бы в церковном управлении не было и власти обер–прокурора в теперешнем ее виде, но вместе с тем и в епархиальном управлении не могло бы быть более архиерейского произвола и усмотрения. Мы должны признать, что, по нашему личному мнению, не только приходское духовенство, но даже и высшие духовные школы – академии, при господстве современных порядков в церковном управлении, не пожелают упразднения обер–прокурорской власти. Светские чиновники при Св. Синоде все–таки являются более живыми и близкими к действительной жизни, более восприимчивыми к ее движениям, запросам, насущными потребностями, к царящим в современном обществе культурным идеям и направлениям, чем чиновники – монашествующие, живущие и действующие по заветам Нетрийских и других пустынь древнего востока, от чего нередко плохо и очень плохо приходится живой современной академической действительности, которую нынешние нетрийцы не могут или не желают понять.
Кроме указанных причин и другие, крайне важные и самые насущные, церковные интересы таки же требуют широкого и гласного обсуждения самим духовенством, на правильно организованных епархиальных съездах, всех вопросов о церковной реформе, так как и положение самого духовенства в обществе значительно изменилось в последнее время, и ему теперь приходится непосредственно стать лицом к лицу с такими крупными силами, на которые оно ранее почти совсем не обращало внимания, но с которыми теперь необходимо очень серьезно считаться, если духовенство желает иметь действительное руководящее значение среди своей паствы.
В настоящее время признана свобода старообрядства, что крайне важно для господствующей церкви по тем последствиям, какими это обстоятельство может сопровождаться для массы православного народонаселения. Страрообрядство особенно в той его части, которая признает так называемое австрийское священство, представляет из себя чисто народную самоуправляющуюся церковную общину, которая сама избирает своих священников и прочий клир, избирает, в лице духовных и мирских представителей общины, своих епархиальных архиереев, собирает затем соборы, на которых, кроме архиереев, присутствуют и представители белого духовенства и мирские представители общин, и на этих соборах свободно возбуждаются, обсуждаются и решаются все церковные и другие вопросы, касающееся жизни всей общины, – каждый сведущий и опытный человек – духовное ли то лицо, или мирянин, свободно может на соборе заявлять свои мнения и отстаивать их. Если старообрядческое духовенство не считается достаточно, а тем более научно образованным, то ничто теперь не мешает им в ближайшем будущем открыть свои собственные богословские школы, и с их помощью создать у себя вполне образованное духовенство, зависящее от избирающих его общин. Возможно, что с течением времени старообрядство создаст у себя и патриаршество, и их патриарх явится народно или общинно избранным, без всякого участия и вмешательства светской власти. Управляясь, в церковных делах, общинно–народно, имея общинное выборное духовенство и такую же высшую иерархию, открывая доступы к церковным должностям всем желающим и ищущим их из всего народа, давая голос во всех церковных делах и на самих соборах мирским представителям общин, – не окажет ли этим самым старообрядство особой притягательной силы и на православную народную массу? Но этого мало. Старообрядство стоит за известный обряд, за внешнюю обрядовую церковность, которой оно придает чрезмерно великое значение; оно искренно и глубоко любит обряд, в его охране, точном соблюдении видит необходимое условие спасения, почему все старообрядческие службы и моления отличаются истовостью и уставностью. Но ведь все это и доселе еще составляет главный элемент, если не всю душу, религиозности и нашей православной народной массы. Не потянется ли она и по этой причине к стойкому обрядовому старообрядству, отождествившему обряд с самой верой и веками страдавшему за него? Эта одна сторона.
С другой стороны, у нас все более и более усиливается, довольно многочисленный и очень влиятельный класс людей образованных, занимающихся свободными и несвободными профессиями, называемый чаще интеллигенцией, представлявший из себя, благодаря своей образованности и знаниям, самую крупную современную передовую силу, от которой несомненно во многом будет зависеть характер и направление всей последующей нашей общественной жизни. Эта наша интеллигенция, являясь в обществе величайшей силой, не удовлетворяется уже одной обычной обрядовой церковностью, но предъявляет к церкви и ее пастырям иные, чем простая масса, требования, – основанные уже на высшем и более духовном понимании христианства и на более широком и не старообрядческом понимании православия. Не находя отклика на свои искания и чаяния в современных представителях церкви, она холодно, а в конце даже и враждебно относится к господствующей церкви и к современному пастырству, – она ищет своих собственных новых религиозных путей, чтобы ближе стать к идеалу, начертанному Христом, чтобы не говорить только о нем, но и осуществлять его в самой своей жизни. Ее представители заводят разные вне церковные народные благотворительные и просветительные общества и учреждения, стараются просветить, поднять из грязи и нищеты, нашу заброшенную, беспомощную и темную народную массу: они охотно идут помогать голодающим, борются с поражающими народ эпидемиями, идут на войну сестрами и братьями милосердия, словом: воодушевляемые своими идеалами, горячо веруя в их осуществимость в жизни, они смело рискуют и своим здоровьем и самой своей жизнью, лишь бы оказать самим делом долг любви и сострадания к своим бедным, темным и страждущим собратьям. Но так как они исполняют Христово дело не под условным флагом условной церковности, то не только некоторые пастыри, но, что особенно жаль, и некоторые наши, не особенно сдержанные и разумные, архипастыри открыто причисляют всю нашу интеллигенцию, конечно совершенно несправедливо, к людям не верующим, к стоящим вне церковной ограды, громко стараются заявлять, что это не наши, не нашего лагеря, что это какие–то бешеные, готовые будто бы разрушать церкви, осквернять святые мощи и вообще производить всякие кощунства, так что от интеллигенции нужно будто бы всем сторониться, ее нужно чуть не истреблять. Это решительно не позволительное, не пастырское и совсем не христианское публичное отношение, к счастью не многих, наших архипастырей к интеллигенции, пусть она будет и заблуждающейся и недостаточно церковной, ни под каким видом не может быть допускаемо и терпимо, словами и действиями наших архипастырей должны руководить не фанатизм, не нетерпимость, не узкость христианского и церковного понимания, а только Христова любовь, все терпящая и все покрывающая, всегда снисходительная к самому заблуждению, увлечению и всякому недостатку пасомого. Не раздражать, напрасно и зря, не отталкивать интеллигенцию, эту, повторим, великую творческую силу нашего настоящего и будущего, должны наши архипастыри и пастыри, а употреблять все усилия не на словах, а самим делом, чтобы включить ее в ограду церкви, если она действительно уже вышла из нее. Это прямой обязательный долг архипастырей и пастырей, за неисполнение которого они дадут ответ перед праведным Судией. Всякое другое – не христианское отношение к интеллигенции, грозит нашим архипастырям и пастырям остаться в конце без паствы. Правда, некоторые неразумные наши архипастыри говорят, что неверующая, безбожная интеллигенция (какой в действительности собственно нет) нам не нужна, а что нам нужен только простой верующий народ, он–де наша опора и истинное стадо, он–то всюду и пойдет за нами, будет подчиняться всякому нашему мановению. Но действительно ли простой народ пойдет за теперешними нашими владыками? Вероятнее думать, что нет. Это потому, что наш простой народ совсем не знает и никогда не видит своих архиереев, так как решительно не имеет с ними никаких непосредственных связей и отношений, он знает только одно, что в губернском городе сидят две очень большие власти: губернатор и архиерей. Первого сильно боятся все становые и даже сами исправники, второго – все духовенство и даже сами о. благочинные. Ему – простому народу и в голову никогда не может прийти мысль, что в действительности архиерей, – живущий в роскошных палатах, окруженный важной прислугой, ездящий в роскошных каретах, одевающийся в шелка, бархат и дорогие меха, грудь которого увешана орденами и драгоценными украшениями, которого, хотя бы очень молодого и очень здорового, всегда водят под руки, – что эта крайне важная и пышная персона, в действительности есть смиренный инок и, как преемник апостолов, своим прямым призванием и обязанностью имеет главным образом заботу и попечение о христианском просвещении и спасении его темной и простой мужицкой души, что он есть прямой руководитель и пестун его – серого человека в религиозно–нравственной жизни. Простой народ даже не поверит, что он имеет неотъемлемое право обращаться к архиерею со своими сомнениями, запросами, духовными нуждами, не поверит и не пойдет к нему, как ранее никогда не ходил к нему с этой целью. История наша никогда не знала и не знает такого случая, когда бы народные толпы шли в хоромы своих епархиальных владык, чтобы найти у них совет, помощь, утешение в своих нуждах, горе и невзгодах. В таких случаях народ идет обыкновенно не к епархиальным архиереям, но или к своим приходским батюшкам и к ним прежде всего, или в убогую келью святой жизни отшельника, где он встречает сродную, понятную и не пугающую его внешнюю обстановку, прекрасное знание его нужд, интересов, его житейских бед и скорбей, и где он действительно получает настоящее утешение, совет, ободрение, с особенностями его жизни и понимания связанное научение и назидание. Вот куда всегда направлялись и направляются народные толпы, а не в дома епархиальных владык.
Но кроме старообрядства, интеллигенции и не знающего своих архипастырей народа, у нас существует еще множество разнообразных сект, из которых некоторые проявляют большую жизненность и склонность к широкому распространению среди православных. Теперь они получили право открыто исповедовать свои верования, а православные не боясь, как было ранее, кары за отступление от православия, скорее теперь могут быть совращаемы в сектантство.
Очевидно, в последнее время, сильно изменилось у нас само положение православной церкви, а потому коренным образом должно измениться и положение всего нашего пастырства, его отношений и связей с пасомыми. Жизнь предъявляет к архипастырям и пастырям новые требования, ставит перед ними новые настоятельные задачи, требует иных отношений как к пастве, так и ко всем вообще все более и более осложняющимся явлениям общественной жизни. Оставаться в старом инертном и индифферентном положении духовенству теперь не приходится, никак не время теперь ему и молчать, если только оно хочет не растерять в будущем своей паствы, по крайней мере самой энергичной, развитой и идейно–влиятельной ее части. А для этого нужно, чтобы наше пастырство объединилось, столковалось между собой по всем злободневным вопросам, выработало правильный, непредвзятый и нетенденциозный взгляд на новые окружающие нас явления жизни, на то или другое свое отношение к ним; чтобы каждый пастырь хорошо знал, как ему следует поступать в тех или других случаях, создаваемых окружающей его жизнью, дабы явиться перед своей паствой настоящим действительным ее пастырем, а не наемником, и в лучшем случае –только требоисправителем, и чтобы паства хорошо знала своего пастыря, верила ему и охотно отдавалась его пастырскому руководству и водительству. Пастырям церкви необходимо поэтому почаще устраивать теперь и частные собрания, и общие епархиальные съезды, свободно и непринужденно высказывать на них свои искренние, задушевные и правдивые взгляды, что и как нужно делать, чтобы пастырство стояло на должной высоте, и с успехом могло выполнить предъявляемые ему жизнью новые задачи и требования. Страницы всех наших духовных периодических изданий обязательно должны быть открыты для вполне свободных, ничем не стесняемых заявлений и обсуждений всего, что касается как предстоящей церковной реформы, так и всех явлений современной жизни, поскольку они соприкасаются с пастырством. Прямая же обязанность всех епархиальных архиереев, подсказываемая самыми насущными интересами церкви и православия, требует от них не только не препятствовать или как–нибудь стеснять свободные собрания и обсуждения духовенством всех вопросов, относящихся к церковной реформе и новому положению церкви, а всячески поощрять их и поддерживать. Время замалчиваний, запрещений, утаиваний от пастырей жизненных и кровных для них вопросов, время недоверия, со стороны архипастырей, к пастырским собраниям и обсуждениям, должно прекратиться навсегда; пастыри во всей своей совокупности, а не в лице только случайных архиерейских избранников, должны быть открыто признаны архипастырями своими главными полноправными советчиками и сотрудниками в устроении как всех епархиальных дел, так и в решении общих церковных вопросов. Недоверия, разделения между архипастырями и пастырями, никак не должно быть, – они должны составлять из себя одно, иметь одну душу, иначе между ними может произойти очень нежелательный по своим последствиям раскол.
Н. Каптерев.
* * *
Особенно много статей, относящихся к церковной реформе, мы встречаем в наших столичных газетах, каковы: Новое Время, Русь, Слово, Русское Слово, Рассвет, Новости, Московские Ведомости, Биржевые Ведомости, Русский Листок, Русские Ведомости, Санкт-Петербургские Ведомости, Заря, Петербургский Листок и др. Кроме столичных и провинциальные газеты также занялись решением вопроса о церковной реформе. Из них по этому вопросу пишут: Варшавский Дневник, Одесские Новости, Одесский Листок, Киевское Слово, Киевская Газета, Южный Край, Южное Обозрение, Севастопольский Вестник, Западный Вестник, Рижский Вестник, Либавский Вестник, Белорусский Вестник, Приволжский Край, Казанский Телеграф, Приазовский Край, Пятигорский Листок. Забайкальские областные Ведомости, Забайкалье, Олонецкие губернские Ведомости и пр. Очевидно наша светская печать дружно откликнулась на вопрос о церковной реформе и охотно дает у себя место всем, желающим высказаться по этому вопросу.
Единственное исключение представляют Ярославские Епархиальные Ведомости, из которых автор делает одну перепечатку по не новому вопросу о жалования духовенству.
В некоторых наших епархиальных ведомостях и до мая месяца все–таки иногда помещались кое–какие хотя бы и случайные статейки, относящиеся к вопросу о церковной реформе. Г. Преображенскому конечно обязательно следовало бы включить в свою книгу и эти статейки некоторых епархиальных ведомостей.
Мы имеем сведение, что один из епархиальных епископов конфиденциально рассылает сейчас епархиальным архиереям свое послание, с приглашением их ни под каким видом не допускать на будущий церковный собор не только представителей из мирян, но и представителей из белого духовенства, чтобы, таким образом, собор составился из одних apxиepeeв. Едва ли, однако, более благоразумные, христиански просвещенные и потому более верно понимающие истинные и действительные интересы церкви наши иерархи, выразят охоту поддержать этот несостоятельный по существу проект своего случайного собрата.
Что монашество и архиерейство, по самому своему существу, несоединимы в одном лицe, это признавалось и высказывалось некоторыми учеными уже давно. Нам давно известен был и тот факт, что на всем православном востоке архиереи живут и действуют не как монахи, хотя и носят монашескую одежду. Они там, в обыденной жизни, свободно вращаются среди мирских людей, даже живут иногда в их домах, а не в монастырях, употребляют, как и миряне, в пищу мясо, совершают, как наши приходские священники, разные требы: венчают, например, брачующихся, и вообще, по образу и характеру всей своей жизни, более приближаются к нашему белому, а не монашествующему духовенству. От первого они существенно отличаются только одним: они обязательно неженаты. На основании сведений, между прочим, полученных от воспитанников нашей академии, принадлежащих к разным православным восточным народностям, нам пришлось прийти к такому заключению, что восточные архиереи и сами патриархи – не монахи, а только неженатые лица, что их монашеское одеяние есть тоже, что мундир, который возлагается на них без всякого отношения к монашеским обетам и пострижению, при посвящении их в диаконы. Когда в нашей академии, нынешним летом, решена была поездка в Палестину, в составе: ректора преосвященного Евдокима, нескольких профессоров (между которыми был и я) и студентов, я поставил себе задачей на месте проверить свои сведения о восточных архиереях и, если обстоятельства поблагоприятствуют, то поговорить по этому вопросу с самим вселенским константинопольским патриархом Иоакимом, с которым я имел случай познакомиться на Афоне еще в 1900 году. Обстоятельства поблагоприятствовали. Патриарх Иоаким, после общего приема всех нас (6 июня), пригласил преосвященного ректора и профессоров к себе в кабинет для беседы. Здесь, после разговоров о разных материях, я испросил у патриарха разрешения предложить ему один вопрос, по которому мне желательно было бы знать мнение Его Блаженства. Разрешение было дано и я, через переводчика, патриаршего секретаря, говорил патриарху следующее: «Ваше Блаженство хорошо знает, что в России предполагается собрать всероссийский церковный собор, на котором будут обсуждаться разные церковные вопросы, об одном из которых я и желал бы слышать компетентное и авторитетное мнение Вашего Блаженства. У нас в России, как Вы знаете, архиереи обязательно поставляются из монахов, благодаря чему наши архиереи невольно становятся в ложное и, для многих из них, очень тяжелое положение, которое большинство из них не может не сознавать. Как монах, архиерей дал перед Богом и людьми торжественный клятвенный обет всецелого послушания, безусловного смирения, полного бескорыстия; он клятвенно отрекся от своей воли, личных взглядов и идеалов, от мира и всего мирского, клялся всю свою жизнь провести вдали от мира в убогой келье, занимаясь только покаянием, молитвой и заботой о своем душевном спасении. А между тем, этот же монах, сделавшись архиереем, вопреки своим клятвам и клятвенным обещаниям, требует, и обязан требовать, от всех многочисленных подчиненных, а в известных случаях и от всей паствы, безусловного себе послушания, являться перед ними не смиренным иноком, а властным карающим начальником, должен проявлять всюду в управлении свою личную волю, стойкость, свое личное понимание дела, обязан бороться даже с высшей властью, если она предписывает что–либо, несогласное с его личным убеждением относительно истинного блага церкви и пасомых. Он, ранее клятвенно отрекшийся от мира и всего мирского, теперь живет и действует в мире, среди житейской суеты, волнений и страстей мирских подчиненных ему людей, постоянно занимается только морскими и житейскими делами, которые он обязан направлять и решать известным образом. Как монах он обязан строго хранить нищету, жить в бедной, а то и в убогой келье; но как архиерей он получает огромные, особенно для одинокого человека, доходы, живет в богатых, а часто и роскошных палатах, во всех своих выходах и выездах бывает окружен особой чрезвычайной мирской помпой, носит дорогие одежды и навешивает на себя драгоценные украшения и т.п., – так что в apxиepee, даже по внешности, окончательно стираются все черты настоящего инока, в его лице смиренный и убогий инок открыто превращается в мирского властелина. Мы не говорим уже о том, что благодаря массе дел, и дел по преимуществу мирских и житейских, apxиepeю нет времени и возможности исполнять главный монашеский обет: проводить время в непрестанной молитве, в покаянии, в заботах о спасении своей души. Словом, если архиерей пожелает быть настоящим монахом, то неизбежно он будет очень плохим архиереем, если он захочет быть хорошим архиереем, то он неизбежно будет в тоже время очень плохим монахом. Мне представляется, по указанным причинам, что монашество и архиерейство решительно несоединимы. Как об этом думает Ваше Блаженство?» Патриарх на это ответил, «что по его личному убеждению монашество и архиерейство совместимы». Он заявил далее, что и в древней церкви архиереи иногда избирались из монахов, и из них выходили святители высокой и даже святой жизни, что по личному его – патриарха мнению, если взять архиереев из монахов и не монахов, то больший процент лучших архиереев падет на архиереев из монахов. Когда патриарху было замечено, что все–таки противоречие между иноческими обетами, как, например, послушанием, и архиерейством остается в полной силе, то патриарх заявил, что архиерей обет иноческого послушания, как действительно несовместимый с архиерейством, может сложить с себя, равно как и некоторые другие иноческие обеты, то же несовместимые с архиерейством. Другое дело, заметил патриарх, если архиерей, будучи не монах, пожелает сделаться монахом; тогда он неизбежно, как требуют соборные правила, должен сложить с себя архиерейство; но если архиерей избран из монахов, то он, оставаясь монахом, в тоже время может быть и архиереем. Вообще, в заключение заметил патриарх: в архиереи нужно избирать самых лучших людей, будут ли то монахи или не монахи, – людей глубоко благочестивых и высоко–нравственных, пусть они и не будут выдаваться особой ученостью, так как–де дело архиерейства не столько в высокой науке, сколько в истинном благочестии и в высокой христианской нравственности. – Мы согласились с этим мудрым рассуждением вселенского патриарха и признали его лучшим решением интересующего нас вопроса. – После этого я предложил патриарху еще один вопрос: «скажите, Ваше Блаженство, что теперешние архиереи Вашей константинопольской патриархии монахи или нет?» Патриарх ответил: «практика последнего времени установилась такая, что наши apxиepeu – не монахи». – На другой день (7–го июня) к нам на подворье прибыли, с ответным визитом патриарха, его секретарь–переводчик и архидиакон. Снова стали обсуждать вопрос о монашестве и архиерействе и г. патриарший секретарь, показывая на архидиакона, сказал: «вот перед вами патриарший второй архидиакон в монашеском одеянии, но он поставлен в архидиакона без какого бы то ни было отношения к монашеству, и он не монах». Тогда я спросил архидиакона: «может ли он, не будучи монахом, сделаться потом архиереем и даже патриархом?» Архидиакон ответил: «да, могу». В заключение беседы я предложил патриаршему секретарю такой вопрос: «из вчерашнего разговора с Блаженнейшим патриархом Вы знаете, что, по моему убеждению, монашество и архиерейство несовместимы, и вот если бы этот вопрос я предложил на решение патриаршего Синода, за какое бы мнение, по Вашему убеждению, Синод высказался, скажите мне откровенно и прямо?». Патриарший секретарь на это ответил: «смею вас уверить, профессор, что все архиереи нашего патриаршего Синода единогласно высказались бы за ваше мнение. Вы должны принять во внимание, что патриарх, вчера рассуждая с вами, постоянно и нарочно подчеркивал свои мнения выражением: по моему личному мнению, по моему личному убеждению». – Когда я, с преосвященным Евдокимом, посетил живущего близ Константинополя, на о. Халки, бывшего иерусалимского патриарха Никодима, с которым я познакомился еще в поездку на восток в 1900 году, то мы и с ним повели разговор о совместимости монашества и архиерейства. Патриарх Никодим говорил, что русским не следует в этом деле подражать грекам, а держаться своего старого обычая т. е. ставить архиереев из монахов. Я заметил патриарху: как же он, не будучи монах, настаивает на том, чтобы в России архиереи были из монахов? На это патриарх с живостью воскликнул: «да я сам монах, настоящий монах!» Тогда я невольно спросил его: «когда же Вы, Ваше Блаженство, сделались монахом?» «В Москве, отвечал он. Когда меня в Москве из архимандритов ставили в архиепископы Фаворские, то перед поставлением в архиепископы преосвященный Алексей (Лавров Александр Федорович, викарий тогда московский) предварительно постриг меня (уже архимандрита) в монахи, надел на меня мантию и я сделался настоящим монахом», – Преосвященный Евдоким, при осмотре известной Халкинской духовной школы, из которой выходят большинство греческих иерархов, спросил ректора школы, по одеянию инока, как он думает: может ли монах быть архиереем? на что тот отвечал: «кто пошел в монахи, тот и должен до смерти жить в монастыре, а не искать архиерейства». – В Иерусалиме, по обстоятельствам, нам не пришлось беседовать по этому вопросу с самим патриархом, но мы беседовали с профессорами патриаршей духовной крестовой школы – по сану архимандритами. Они – архимандриты, прежде всего, самих себя не признают монахами, так как никогда не давали никаких монашеских обетов и не принимали никаких монашеских пострижений: затем они признали, что и все их архиереи тоже не монахи и что монашество и архиерейство не должно соединиться в одном лице.
Таким образом оказывается, что теперь на всем православном востоке есть только один архиерей–монах: это бывший иерусалимский патриарх Никодим, уже в сане архимандрита постригшийся в монахи, благодаря особому усердию московского викария, преосвященного Алексея.
Книга И. В. Преображенского: Церковная реформа, стр. 323.