Слово к ближним

От слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься. Мф. 12, 37

Да будут слова уст моих… благоугодны пред Тобою. Пс. 18, 15

Злое слово и добрых делает злыми, а доброе и злых превращает в добрых. Прп. Макарий Великий

Наше общение с ближними осуществляется более всего в словах и беседах с ними.

Понимаем ли мы всю меру нашей ответственности перед Богом за произносимые слова?

Слово – это проводник, через который вливаются в душу не только мысли и образы, но и поток ощущений, переживаний, чувств и пожеланий.

Как пишет о. Иоанн С:

«Из существа мыслящего духа рождается слово, присущее ему, в себе показующее мысль и равное ей; от мысли и с мыслию исходит дух, почивающий в слове и в слове сообщающийся слушающим; этот дух вполне равен и мысли, и слову и присущ им. Например, в слове люблю видишь и любящее начало и слово, от него рожденное, и ощущаешь какое-то приятное дыхание любви».

А вот как говорит о слове о. Павел Флоренский:

«Слово есть эманация воли человека; это выделение души его, самостоятельный центр сил – как бы живое существо, с телом, сотканным из воздуха, и внутренней структурой – формой звуковой волны».

Всем известно могущество слова в устах выдающихся ораторов, трибунов и вождей народов. Сам Господь Иисус Христос, Сын Божий, назван Его ближним учеником евангелистом Иоанном как воплотившееся «Слово» – «Логос», которое «в начале было… у Бога»(Ин. 1, 1–2).

Слова Господа имели необыкновенную силу: «Никогда человек не говорил так»(Ин. 7, 46), говорили про Него иудеи, «слово Его было со властью»(Лк. 4, 32). Этим словом Господь воскрешал мертвых, творил чудеса и преображал души человеческие.

Так же действовали словом и св. апостолы, положившие начало Церкви Христовой, и весь бесчисленный сонм Его учеников во всех странах и во все времена.

По существу употребление слова не отличается от дела – действия.

Как пишет еп. Феофан Затворник:

«Говоря, ты рождаешь слово. Ты произнес слово, и оно никогда уже не умрет, но будет жить до Страшного Суда. Оно станет с тобой на Страшном Суде и будет за тебя или против тебя».

А митрополит Московский Филарет говорит:

«Слово человеческое может быть изострено, как меч, и тогда оно будет ранить и убивать; и может быть умягчено, как елей, и тогда будет врачевать».

Словами можно возвышать, очищать и облагораживать людей, прививать им веру, радость и бодрость, возрождать в них любовь и милосердие, сообщать душе мир и спокойствие.

И наоборот – скверными словами можно убивать и отравлять душу, можно заражать всеми видами страстей, греха и порока, можно растлевать невинные, чистые сердца, можно отравлять существование окружающих.

Ап. Иаков пишет:

«Если кто из вас думает, что он благочестив, и не обуздывает своего языка… у того пустое благочестие… Язык – небольшой член, но много делает… язык – огонь, прикраса неправды; язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет все тело… будучи сам воспаляем от геенны… Язык укротить никто из людей не может: это – неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда. Им благословляем Бога и Отца, и им проклинаем человеков… Из тех же уст исходит благословение и проклятие"(Иак. 1, 26; 3, 5–10). Но не только проклятие наносит вред ближнему. Если бы мы имели духовные очи, то могли бы видеть, как из наших уст часто изливается яд при нашем разговоре. Вот мы говорим обидное, колкое или грубое слово ближнему и этим наполняем его душу горечью, обидой, досадой, раздражением. Вот мы передаем рассказ (часто ложный), порочащий ближнего, и яд, портящий его репутацию, разливается вокруг него, отравляет его жизнь, чернит в глазах ближних, ссорит с ними, создает ему неприятности в жизни. Вред от подобных слов очевиден. А вот зло, которое мы, может быть, иногда не замечаем. В разговоре мы высказываем беспокойство и опасения о каких-либо житейских делах, и наш знакомый отходит от нас зараженным маловерием и опасением за свою судьбу, забывая о Промысле и милосердии Божием. Мы рассказываем про знакомых – как они ловко умеют устроить житейские дела путем не совсем честных приемов, а наш ближний огорчен и соблазнен. Он думает: «А я-то какой простак! Я так неумен и неопытен в жизни. Вот как надо жить! И что тут особенно стесняться? Велик ли тут грех? Ведь так делают все; разве не правильно, что «с волками жить – по-волчьи выть?""

И зло – яд лукавства и пронырства – перешло через ваши уста в душу ближнего.

О том, как можно неосторожно словом погубить человека, так рассказывала одна старица:

«Вы проходите по трамваю и неосторожно задеваете одного из пассажиров. Он делает вам резкое замечание. Вместо того, чтобы просто извиниться, вы сами раздраженно обвиняете его в неловкости. Происходит обычная трамвайная ссора. Но послушайте, что из этого вышло. Этот пассажир был на грани психического расстройства и боролся с мыслью о самоубийстве. Трамвайная ссора еще больше усугубила мрачное состояние его души и, как последняя капля на чашу весов, нарушила его колебание в сторону самоубийства. Он кончает с собой, а вы должны причислить себя к убийцам».

Вот универсальный совет архиепископа Иоанна об употреблении слова:

«Хорошо ничего не говорить, чего нельзя было бы оставить навсегда в душе другого человека».

Обличая наше пустословие, он писал: «О пустом мы говорим глубоко (т. е. много), а о глубоком мы говорим пусто» (т. е. говорить не умеем).

За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день Суда. Мф. 12, 36

Что такое праздное слово?

Праздное – это значит лишнее, ненужное, не вызванное нуждой.

Почему же так строго говорит Господь об ответственности за праздное слово? Нам оно кажется таким пустяком!

Но дело в том, что в положении и состоянии христианина нет как бы серединного, безразличного состояния. Одно из двух: или он в Духе Святом – в святости – и творит дела и говорит по воле Божией; или, наоборот, он в рабстве у своего врага и послушно выполняет его волю в делах и в словах.

А уж лукавый не упустит того, чтобы в наши слова вложить каплю своего змеиного яда, хотя на первый взгляд в этих словах и не было чего-либо предосудительного.

Но, если внимательно разобрать эти праздные слова в наших беседах, то в них всегда можно найти закваски страстей – тщеславия, гордости, неприязни и осуждения ближнего, проявления маловерия, зависти и т. д. И, таким образом, всякое такое слово противно Богу и поэтому является грехом.

Прп. Антоний Великий пишет, что «Святой Дух (в христианине) ничем так не погашается, как суетными беседами».

При этом можно заметить, что бесполезная трата времени в разговорах сильнее проявляется, если в разговоре участвует много лиц. Разговоры задушевные, утешающие, ободряющие и питающие душу – это обычно диалоги.

Уже третий собеседник чаще всего мешает в таких случаях откровенности и стесняет. Недаром у японцев сложилась поговорка: там, где беседуют более двух человек, там потерянное время.

Лишь при беседе вдвоем душа может всецело отдаться собеседнику, соприкоснуться тесно с его душой, согреть ее вниманием, любовью, участием, разделить с ним горе, перелить в него свою бодрость, веру и жизнерадостность.

Так служат миру старцы. Так должна подражать им и всякая христианская душа, стяжавшая в какой-то мере любовь, веру, мир и духовную бодрость.

А вот и еще обстоятельство, на которое мы обычно не обращаем внимания при разговорах.

Мы мирно беседуем с ближним, рассказываем ему про себя, сообщаем новости. Пусть в этом не было зла, но если в разговоре не было необходимости и нами не руководили благие чувства: утешить, посочувствовать ближнему, научить его чему-нибудь полезному, дать благой совет, сообщить необходимые ему сведения – если этого всего не было, то сколько времени мы погубили и у себя, и у ближнего, мы обокрали и его, и себя, растратили и его, и свои «таланты» (время) попусту.

Вот почему, по наставлениям св. отцов, во всяком необходимом разговоре с людьми мы должны соблюдать краткость и уклоняться от бесполезного многословия.

Как пишет о. Александр Ельчанинов:

«Между духовным ростом и многословием – обратная пропорциональность».

Легка и соблазнительна замена духовного напряжения болтливостью. В этом – соблазн всякого «учительства». Поэтому до того, как что-либо рассказывать ближнему, надо подумать о том, обогатит ли ближнего этот рассказ духовно и действительно ли ему надо его знать по какой-либо серьезной причине.

Как говорил старец Варсонофий Оптинский:

«В раю много покаявшихся грешников, но болтливых – ни одного».

Рассказывая, нужно выбросить все ненужные подробности и стараться занять у собеседника как можно меньше времени и внимания. Лаконичность в словах – великое достоинство слова.

Как говорил старец Парфений Киевский:

«Многоречие отгоняет благодать и погубляет теплоту души».

Как всем известно, длительные беседы могут сильно утомлять и их следует избегать. Но если уж они будут необходимы, то они должны вестись неторопливо, с постоянной памятью о Боге и с мирным состоянием души. Это предохранит от излишнего утомления.

Христианину надо осторожно относиться к рассказыванию анекдотов и избегать тех из них, которые кого-либо порочат, содержат насмешку над ближними и начальниками или грешат против целомудрия.

Шутка уместна лишь тогда, когда она будет поддерживать бодрость ближних и предохранять их от уныния, тоски, усталости.

Так же надо стараться в беседах переводить темы из греховных (например при осуждениях, при порочащих ближних рассказах и т. п.) или пустых – на темы духовные (с верующими людьми) или хотя бы полезные для ближних.

Про необходимость величайшей осторожности в беседах так говорит св. Нифонт Цареградский:

«Тот, кто не хранит всегда уст, если и весь год постится, не получает никакой пользы».

В беседах с ближним важно не только то, что нами было сказано, но также и то, как, с каким чувством вы с ним говорили.

Ближнего можно обидеть не только словами, но также тоном голоса, манерой произнесения слов. За последними кроется то чувство, которое диктовало слова. Это чувство идет от сердца и может или согревать любовью, лаской, нежностью, или, наоборот, бить ближнего без удара, унижать и оскорблять без пощечины.

С другой стороны, одними только ласковыми, милыми словами по отношению к ближним можно нажить себе духовный «капитал».

Отец одной христианки отличался необычайной добротой в жизни и вместе с тем свою помощь к людям сопровождал необходимой ласковостью к ним.

Уйдя на тот свет, он в одном сне явился дочери и сказал ей: «Знаешь ли ты, что каждое ласковое слово при жизни служит вечности?»

Старец Амвросий Оптинский некоторых из своих близких духовных детей называл иногда «дураком». Но это название, оскорбительное по существу, не только не оскорбляло, но согревало и радовало сердца слышавших его. Они слышали в нем ту любовь, которой наполнено было к ним сердце старца и которая светилась в его очах. Вот почему ап. Павел писал: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий»(1Кор. 13, 1). По словам св. Тихона Задонского:

«Любовь сыщет слова, которыми можно созидать ближнего. Она представит способ, ум и язык твой направит, и дело это не требует красных речей».

Итак, основным требованием к слову в беседах является то, чтобы оно шло от сердца, исполненного любовью к ближнему. И когда слово «осолено» любовью, то человек не может погрешить, хотя бы с внешней стороны оно и было небезупречно.

Наоборот, можно обидеть, оскорбить или унизить ближнего при внешней видимости порядочности и безобидности слова, если в душе будет превозношение над ближним или желание обесчестить или унизить его.

Не только любовью должно быть проникнуто слово, но также смирением перед ближним, глубокой верой в Бога, надеждой на Его Промысл, мудростью, рассудительностью и другими добродетелями. Такое слово будет привлекать ближнего, смягчать его сердце, вселит в него веру и надежду на Бога – будет очищать и возвышать его душу.

Здесь мы приходим к уже ранее выведенному положению. При здоровье души, при чистоте сердца, при наличии в христианине Святого Духа Божия у него будет и благое доброе слово, которое будет служить на пользу людям.

В привычку должна войти и наша склонность в беседах с ближними говорить не о своих, а об их делах и интересах. Этим мы исполним заветы ап. Павла: «радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими» (Рим. 12, 15) и «мы должны сносить немощи бессильных и не себе угождать» (Рим. 15, 1).

Своим участием и сочувствием мы можем облегчить скорбь ближнего, можем помочь ему своим советом, поделиться опытом и знаниями.

Праздные же рассказы о себе и своих делах свидетельствуют о нашем самомнении, тщеславии и эгоистической установке нашего духа с фиксацией внимания на себе и своих интересах («эгоцентризм», или «автоэротизм»).

Это не относится, однако, к тем случаям, когда мы сами нуждаемся в совете или ищем утешения и ободрения у сильнейших нас духом.

Очевидно, что при разговорах нам надо помнить и указание Господа: «Не бросайте жемчуга вашего перед свиньями» (Мф. 7, 6).

Отсюда следует, что при беседах надо хорошо учитывать духовный возраст, духовное состояние и все душевные особенности собеседника.

Старцы Варсонофий Великий и Иоанн говорят:

«Ты должен рассмотреть, кому говоришь. Когда ты знаешь, что слушающий получает пользу, тогда побеседуй с ним, а иначе не нужно беседовать».

На то же указывал и прп. Серафим Саровский, который говорил:

«С человеком душевным надобно говорить о человеческих вещах; с человеком же, имеющим разум духовный, надобно говорить о небесных. В мире о духовных вещах говорить не должно, особенно когда в человеке не примечается и желания к слушанию».

Этот совет надо помнить особенно нам, живущим в период массового отступления от веры.

Об этом так пишет архимандрит Иоанн:

«Иногда перед Богом стыдно бывает говорить о Нем людям. Мир инстинктивно понимает, что в той обстановке, в которой он находится все время, – меньше греха молчать о Христе, чем говорить о Нем. И вот люди молчат о Боге. Страшный симптом. Наводняется мир легионами слов, одержим язык человека этими пустыми легионами, и ни слова, почти ни слова о Боге – о Начале, Конце и Средоточии всего».

Следует упомянуть также, что Оптинские старцы говорили, что о чудесах можно рассказывать только верующим людям.

Но вместе с тем, как пишет о. Александр Ельчанинов:

«Не особенно скрывайте от товарищей свою религиозность. Неожиданно ты можешь встретить сочувствующих, вопрошающих, заинтересованных. Одним словом, не старайтесь скрывать перед людьми свою истинную сущность под общей маской легкомыслия и пустоты».

Кроме того, нам нельзя, зная что-либо предосудительное о ближнем, отворачиваться от него. Приветливость со всеми – обязанность христианина.

«Не говори бессердечных слов: «У меня нет с ним ничего общего», – пишет св. Иоанн Златоуст. – У нас нет ничего общего только с диаволом, со всеми же людьми мы имеем много общего».

А архиеп. Арсений (Чудовской) говорит так:

«Когда ты видишь несчастного падшего человека, не питай к нему брезгливости, а лучше в это время пылай гневом на врага человеческого рода, одержащего человека той или иной страстью, на самого же человека смотри с любовию, ласкою, умилением и так думай: ведь и я могу очутиться в таком же состоянии, если и меня враг сею страстию полонит».

Исходит из уст ваших только доброе слово. Еф. 4, 29

К ряду слов христианину надо себя приучить и употреблять эти слова в разговоре как можно чаще. К таким словам относится прежде всего слово «прости».

Св. Антоний Великий учит:

«Приучи, чтобы язык твой говорил при всех встречающихся случаях всегда, во всякое время, всем братиям и Самому Всевышнему Богу: «Прости меня"».

Слово «прости» сразу смиряет нас перед Богом и ближними, говорит о сознании своей вины, сожалении, раскаянии в ней.

При этом очень важно то чувство, с которым говорится слово «прости». Его можно произнести холодно, как бы вынужденно и без чувства вины и раскаяния.

Тогда оно не имеет силы, не примиряет, не соединяет сердец, не очищает души.

Поэтому оно должно быть непременно «осолено»(Мк. 9, 49),т. е. растворено любовью, смирением и кротостью. Тогда оно имеет полноту духовной силы.

Говорить надо «прости» не только тогда, когда вы сильно повредили ближнему или резко обидели его. В этих случаях уже мало говорить «прости», надо броситься перед ближним на колени.

Нет, слово «прости» должно быть произносимо всегда, когда мы видим хотя бы малейший оттенок недовольства по отношению к себе, начало зарождения обиды, дымку нерасположения.

Эту опасность по отношению ко взаимной любви надо устранять в самом начале, и самому искать сближения, и искренно просить прощения даже и тогда, когда нет сознания своей вины; вины можно и не заметить за собой, хотя она и была.

Как пишет схиархимандрит Софроний:

«Всякий человек во всяком деле много может сказать в свое оправдание, но если он внимательно посмотрит в сердце свое, то увидит, что, оправдываясь, не избегнет лукавства».

Смущенная душа ближнего требует от нас действительной любви, которая, как говорит ап. Павел, «не ищет своего»(1Кор. 13, 5),т. е. не ищет оправдания себя и осуждения ближнего, а с готовностью жертвует своим самолюбием и с легкостью принимает вину на себя, лишь бы вернуть мир и любовь ближнего.

Надо приучить себя и к слову «пожалуйста». С этим словом наши просьбы делаются смиренными, вежливыми, лишаются оттенка требовательности и поэтому располагают ближнего к исполнению нашего желания.

Нам необходимо привить себя и к наиболее почтительным и ласковым именам. Пусть слышат родители любовь к ним детей при словах «папочка» или «мамочка», а дети ответную ласку при словах «сынок» или «дочка» и нежных названиях «Колюша» или «Наташенька».

Очевидно, что слова христианина должны быть правдивыми, отражать лишь истину и вызывать к себе полное доверие собеседников.

По словам Господа, ложь от лукавого, ибо «он лжец и отец лжи»(Ин. 8, 44). А как говорит Священное Писание, «всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою» (Откр. 21, 8).

Сам Господь есть воплощение истины (Ин. 14, 6). А в христианине должен жить Христос. Поэтому христианин остается христианином лишь до тех пор, пока живет в истине и избегает лжи во всех ее проявлениях и видах.

Ложь не свойственна душе человеческой как образу Божию. Ребенок, пока он не испорчен, не может и не умеет лгать. И если он сделает это, он покраснеет от стыда, как сделавший что-то в высшей степени скверное и пачкающее его душу.

Так же будет реагировать всякая чистая душа, которой ложь претит. Если такой человек солжет, то он переживает это так, как будто он запачкал грязью свою чистую и белоснежную до того одежду души.

Во всех народах, во всех слоях общества и во все времена лгуны вызывали и вызывают презрение. Но следует сказать, что если открытая ложь так всем претит, то различные виды тонкой, прикрытой лжи распространены всюду и их не избегают и многие христиане.

Такой малозаметной ложью является склонность прикрашивания в разговоре, преувеличение, предвзятая неточность в изложении фактов, одностороннее освещение вопроса. Пусть это не яркие черные пятна на нашей духовной одежде, а серые, но по большому количеству своему они также лишают чистоты одежду нашей души.

Разновидностью лжи является притворство, которое противоположно добродетели – искренности. Последняя будет прочно усвоена нами, если наше сердце будет открыто для всех и всем будет искренно желать добра, никого не будет судить и осуждать.

Тогда как бы само собой исчезает и наше притворство, так как у нас не будет нужды словами скрывать от людей свои недоброжелательные чувства к ним.

Сильно распространена легкомысленная дача обещаний с последующим их невыполнением. Невыполнение обещания считается каким-то пустяком, в то время как это является настоящим обманом.

Христианин должен очень осторожно давать обещания, и то в условной форме с оговоркой – «если Бог даст», т. е. если не помешает что-либо, от человека не зависящее. Но уже если дано обещание, то все должно быть сделано, чтобы выполнить обещание точно и в срок: христианин должен быть духовно чистоплотным и щепетильным и в мелочах, ибо «в малом ты был верен, над многим тебя поставлю» (Мф. 25, 23).

В старом христианском русском быту на точное выполнение обещанного обращалось большое внимание. Так, среди лучших представителей русского купечества было такое мнение: если человек брал в долг и обещал вернуть деньги в 12 часов известного числа, то он должен их принести точно в 12 часов. А если он принесет их позднее, хотя бы и в назначенный день, то к нему пропадало уже всякое доверие.

Самым тяжким грехом против правды является нарушение клятвы – обещания, сделанного перед лицом святыни – креста и Евангелия. Страшно бывает наказание от Бога за этот грех и иногда падает не только на самого клятвопреступника, но даже и на его потомков.

За все благодарите. Фес. 5, 18

Благодарность приемлющего побуждает дающего давать дары больше прежних. Прп. Исаак Сириянин

Милость Божия часто проявляется к нам через посредство людей. Тогда нам необходимо проявить к ним благодарность в самых больших, ярких и действенных ее формах.

Поэтому привычкой должно сделаться для нас и выражение постоянной нашей признательности к ближнему за его помощь и услуги нам, хотя бы и мелкие. Поэтому слово «спасибо» должно как можно легче и чаще сходить с нашего языка и быть растворено сердечным чувством.

За наиболее важные благодеяния пусть не стыдится христианин поклониться благодетелю в ноги, не стыдится целовать его щедрые руки и в горячих, от сердца идущих словах возблагодарить за оказанное им добро и почитать его с тех пор как своего благодетеля.

Конечно, не только внешнее благодарение должно иметь место в подобных важных случаях, но и искренняя, сердечная и постоянная молитва за своего благодетеля.

Что же касается более мелких случаев – услуги, помощи, оказания любезности и т. п., то и здесь мы должны также от всего сердца благодарить ближнего.

За всех же наших благодетелей, как живущих, так и почивших, нам следует усердно молиться и помещать их имена в записочках, подаваемых в церкви на проскомидию, на молебны или на панихиды.

Постоянное чувство подобной признательности к Богу и к нашим ближним будет и облагораживать нашу душу, и приносить нам большую духовную пользу.

Об этом так пишет о. Иоанн С:

«Для чего нужно за все благодарить Бога и добрых благотворительных людей? Больше для нашей же пользы, чтобы нежнее, тоньше были чувства нашей души, чувство зависимости нашей во всем от Бога и от добрых людей, признательной к ним любви, и чувство нашего ничтожества без Бога, чувство нашей немощи обойтись без помощи добрых людей».

Само собой разумеется, что не только в словах благодарения и в молитвах за благодетелей мы должны воздавать всем делающим нам доброе, но, когда возможно и встретится к тому случай, мы должны и делом, и нашей помощью отблагодарить наших друзей: здесь опасен хотя бы и малейший оттенок проявления «черной неблагодарности».

Особенно опасна последняя в том случае, если мы после периода нашей слабости или бедности будем иметь и силу, и достаток и сами будем способны проявлять благотворительность. Тогда добродетель благодарности к Богу за все блага, щедро посылаемые нам от Бога, потребует от нас доказательства нашей признательности на деле, избегая той «ложной благодарности», о которой так пишет о. Иоанн С:

«Что есть ложная благодарность к Богу? Ложная благодарность, когда, получая от Бога щедрые, незаслуженные дары духовные и вещественные, языком благодарят за оные Бога и употребляют только в свою пользу, не разделяя их с ближними; получают и скрывают их в своих сокровищницах, сундуках, книгохранилищах, лишая чрез то многих братий своих духовного просвещения, назидания, утешения или пищи, питья, одежды, жилища, врачевства в болезни или передвижения с места на место для добывания средств к продовольствию. Такая благодарность есть ложная и богопротивная. Это значит: языком благодарить, а делом являть крайнюю неблагодарность и злонравие. А как много таких «благодарных», или, вернее, неблагодарных».

Научайте и вразумляйте друг друга. Кол. 3, 16

Немногие делайтесь учителями. Иак. 3, 1

Мы часто склонны бываем обличать, учить и вразумлять ближних. Чаще всего от этого бывает больше вреда, чем пользы ближним из-за отсутствия любви, потери душевного равновесия, появления раздражения. Учить другого – это очень трудное и ответственное дело и под силу лишь возросшим духовно.

Как пишет прп. Иоанн Лествичник:

«Желающий научить другого или подать ему совет должен сперва сам очиститься от страстей, чтобы не ошибаться в познании воли Божией и хорошо понять душевное устроение того, кому он говорит слово. Так как не всем полезно одно и то же лекарство, хотя болезнь может быть одна и та же».

Нам надо всегда помнить о словах Господа: «Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: «дай, я выну сучок из глаза твоего», а вот в твоем глазе бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего» (Мф. 7, 3–5).

Поэтому игумен Феодосий из Оптиной пустыни имел обыкновение давать братии такой совет: «Смотри на себя и будет с тебя».

Кроме того, надо знать, что св. отцы запрещали вообще давать другим указания, если не было о том просьбы.

«Прежде вопроса не хорошо начинать говорить», – говорят старцы Варсонофий Великий и Иоанн.

А еп. Игнатий (Брянчанинов) пишет:

«Без собственного вопрошения человека я никак не дерзну преподать совета: это воспрещено святыми отцами».

Лишь когда в душе есть чувство горячей любви к ближнему и когда мы сами в полном мире и спокойствии, когда знаем, что ближний расположен к нам, и наши слова доходчивы до его сердца, и он в этот момент сам мирен и хочет слушать нас, тогда только мы можем с любовью, ласково, кротко, осторожно, всячески оберегая его самолюбие, указать ему на грех, проступок, искушение или ошибку или дать ему совет.

При этом совет или указание могут быть даны в форме, про которую так говорит прп. Исаак Сириянин:

«Если станешь говорить кому что-либо полезное, то говори в виде учащегося, а не со властию и бесстыдством, и наперед сам себя осуди и покажи, что ты ниже его, чтобы слушающим показать чин смирения и побудить их выслушать речь твою…»

При всех вразумлениях или обличениях нужно помнить, что поскольку надо всячески оберегать самолюбие собеседника, то в этих случаях беседа должна быть только вдвоем.

Как пишет прп. Исаак Сириянин:

«Кто исправляет брата своего в клети своей, тот исцеляет собственный свой порок; и кто обвиняет кого-либо перед собранием, тот увеличивает болезненность собственных язв своих».

Если же что-либо из перечисленных условий не имеет места, и главное – говорим мы не из чувства любви и без ласковости, то мы не должны учить ближнего или указывать на его проступки. Как говорит прп. Варсонофий Великий:

«Всякое вразумление, при котором сам человек смущается в сердце, не угодно Богу, но происходит по действию диавольскому и бывает смешано с самооправданием».

Есть и еще одно условие правильности наших слов, которое мы должны помнить при наставлении или вопросах ближнего. Это память о том, что и здесь надо полагаться не на себя и свою мудрость, а на помощь Божию.

Поэтому при необходимости чему-либо научить ближнего или указать ему на его ошибку, неправильность в действиях, проступок или грех – надо прежде всего обратиться к Богу с молитвой даровать нам мирный дух и любовь к этому ближнему.

Только любовь может провести наши слова до сердца ближнего, размягчить и устранить его ожесточение, черствость и самоуверенность.

Как пишет о. Иоанн С:

«Если хочешь исправить кого от недостатков, не думай исправить его одними своими средствами (словами и увещеваниями). Но помолись Богу от всего сердца, чтобы Он Сам просветил ум и сердце человека; если Бог увидит, что молитва твоя дышит любовью и исходит от всего сердца, то непременно исполнит желание твоего сердца, и скоро ты же скажешь, увидевши перемену в том, за кого молишься: это «изменение (от) десницы Всевышнего"(Пс. 76, 11)».

При обличениях следует вместе с тем учитывать и духовное состояние того, кого мы обличаем. Как пишет Премудрый Соломон: «Не обличай кощунника, чтобы он не возненавидел тебя; обличай мудрого, и он возлюбит тебя» (Притч. 9, 8).

Поэтому прп. Варсонофий Великий дает такое указание:

«При обличении согрешившего рассмотри, может ли помысел его перенести обличение, и тогда скажи ему о том с кротостью, вразумляя его по Богу. Если же он не может принять обличения, то не повреждай его совести, чтобы он от стыда не сделал чего-либо еще хуже».

Архиепископ Иоанн считает очень важным наличие у всякого, кто к ближнему обращается со словом поучения, дара способности слышать духом других людей, т. е. ясно воспринимать их душевное состояние и степень симпатии, интереса и доверия к собеседнику.

Он пишет также:

«Старцы Оптинские по большей части обличали прикровенно (под видом какого-нибудь рассказа или события из их личной жизни). Таинственное вразумление – самое острое… Мы ищем убеждения, не насилующего нашей свободы».

На осторожность при даче советов и поучений ближним указывает и митрополит Московский Филарет, который так пишет в одном письме:

«Можно стучать в запертую дверь с молитвою, но с советами можно войти только в отверстую».

При наставлениях надо также учитывать душевное состояние собеседника, степень его духовного возраста и постигать ту меру подвигов и добродетели, которую он сможет понести.

«Кто толкует, – пишет прп. Симеон Новый Богослов, – о последних степенях совершенства для новоначальных и особенно более ленивых из них, тот не только не принесет им пользы, но еще сделает, что они возвратятся вспять».

Вместе с тем есть одна из форм наставления и поучения ближнего, которая применима ко всем и которая всегда может быть рекомендована: это поучение примером своей жизни и своих поступков. Эта молчаливая проповедь действительнее всех убеждений и всегда спасительна для самого проповедника.

Как пишет прп. Исаак Сириянин:

«Тех, которые держатся учения, противного твоему, обличай силою добродетелей твоих, а не убедительностью слов твоих».

По мнению прп. Симеона Нового Богослова, «не столько пользуют слова духовных учителей, сколько пользуют дела их, которые побуждают к подражанию себе». «Поражать своей жизнью, – говорит св. Иоанн Златоуст, – значит поражать решительно и доказать своими делами значит доказать неопровержимо».

О. Александр Ельчанинов указывает при этом, что «всякое принуждение, даже к добру, вызывает всегда только отпор и раздражение. Единственный путь привести человека к чему-либо – это действовать собственным примером и привести его к желанию стать на тот же путь, тогда только – как самостоятельный, свободный акт – поворот этот будет прочен и плодотворен».

Следует помнить, что учить-то ближних мы можем лишь тому, что на деле сами применяем в жизни, ибо Господь сказал: «Кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном» (Мф. 5, 19).

Поэтому св. Григорий Богослов пишет: «Надобно прежде всего самому очиститься, потом уже других очищать; умудриться, потом умудрять; стать светом, потом просвещать; приблизиться к Богу, потом приводить к Нему других; освятиться, потом освящать».

А прп. Исаак Сириянин дает по этому поводу следующее наставление:

«Не сообщай другому, чего сам не постиг, чтобы не было тебе стыдно себя самого и по сличении жизни твоей не открылась ложь твоя».

У старца игумена Антония Оптинского было обыкновение: познакомившись с кем-нибудь, старец как бы присматривался к нему, сначала говорил мало и только молился о нем. Но зато, когда наконец начинал говорить, его слово имело такую неотразимую силу, что иногда в течение одной беседы человек духовно перерождался.

В течение разговора старец Антоний, щадя самолюбие собеседника, так искусно направлял беседу, что, говоря в третьем лице или рассказывая как будто про себя, он как бы мимоходом и обличал и наставлял своих собеседников.

Часто случалось, что только по выходе от старца посетитель, опомнясь, понимал, что какое-нибудь, как будто к слову сказанное, замечание прямо относилось к нему и сокровенным его недоумениям и недостаткам, разрешало вопросы, которых старец не дал выговорить, а иному даже открывал и то, чего тот сам в себе прежде не замечал.

Прп. Исаак дает еще и такой совет при наставлении ближних: «Когда пожелаешь наставить кого на добро, упокой его сперва телесно и почти его словом любви. Ибо ничто не преклоняет так человека на стыд и не заставит бросить порок свой и перемениться на лучшее, как телесные блага и честь, какую видит от тебя».

В тех же случаях, когда вопрос к нам касается серьезного дела, то лучше всего подражать преподобному Памве Египетскому.

Прп. Памва имел такой обычай: когда кто просил у него совета о чем-либо, он отвечал: «Повремени немного и поручи дело свое Богу», – и никогда никому не давал своего совета прежде, пока сам не попросит у Господа, чтобы Он внушил ему, что он должен сказать просящему у него совета.

Бывали случаи, что проходило три месяца, а он еще не давал ответа. Зато ответы его принимались всеми, как от Самого Бога, и св. отцы Египта считали, что прп. Памва своей осмотрительностью в слове превосходил даже самого Антония Великого.

Поэтому и нам в тех случаях, когда у нас просят совета, а мы не знаем, что ответить, или не вполне уверены в своем мнении, следует отсрочить свой ответ и начать молиться о вразумлении от Господа.

Если же вопрошавший был человек верующий, то ему надо сказать: «Давайте молиться вместе о вразумлении нас от Господа, Который сказал нам: «Если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного» (Мф. 48, 19)».

В тех же случаях, когда у нас имеется нужда научить или вразумить в чем-либо ближнего и мы видим безрезультатность наших попыток, то нам надо помнить всегда, что есть более могучее средство воздействия на душу ближнего, чем наше слово.

Вот что говорит по этому поводу игумения Арсения (Усть-Медведицкого монастыря):

«Прежде познания я ставила очень высоко, и поэтому стремилась передать другим свои познания. Я тогда много говорила, желая иногда в церкви вслух всем сказать какое-нибудь полезное слово, особенно уяснившееся мне во время службы. Мне хотелось передать другим, если можно, всему миру, свои познания. Я готова была взойти на колокольню и оттуда кричать всем: «Спешите, спешите, пока не кончился торг», – т. е. работайте над душою, пока есть случай, пока обстоятельства дают возможность потрудиться. Теперь же я чувствую совсем другое. Без благодати Божией, действующей в душе и усовершающей ее, одни познания – ничто. Поэтому я все меньше говорю и прихожу к такому состоянию, что не нахожу, что сказать. К этому состоянию влечется моя душа Я молюсь за ближнего и нахожу, что это большое благо. Так хорошо чувствуется, когда молишься о спасении кого-либо и отдаешь спасение этого человека в руки Божии».

О том же пишет и схиархимандрит Софроний:

«Кто познал на опыте величие и трудность христианского пути, тот раздирается двумя чувствами: одно из них – горячее желание всем познания Истинного Бога и света вечного бытия; другое – страх: а что если призываемые не понесут тяготы испытаний? Вот почему он в большей мере обращается к Богу с молитвою о спасении всех и каждого, чем к проповеди. Истинное христианство в мире почти не проповедуется потому, что проповедь эта превосходит силы (призываемого) человека».

«Все меньше становится у меня вкуса и веры к словесным методам воздействия, вообще к словам», – пишет про себя о. Александр Ельчанинов.

Таким образом, молитва за ближнего есть всегда верное и часто более действительное средство, чем слова научения, увещания или вразумления.

Здесь следует упомянуть об одном случае из жизни старца Силуана: он много молился ночью, чтобы Господь благословил предстоящую ему встречу с приезжим братом.

Вот пример, которому мы должны следовать: молиться перед началом каждой беседы, важной для нас или нашего ближнего. При этом хорошо обдумать заранее и тему беседы, чтобы она принесла наибольшую духовную пользу.

Действенным средством к исправлению недостатков ближних являются (по советам св. отцов) кроме усердной молитвы за них и заказ за них церковных «сорокоустов».

Я питал вас молоком, а не твердою пищею. 1Кор. 3, 2

Очень мудрую и интересную формулировку нашего поведения в отношении окружающих нас дает прп. Исаак Сириянин, который пишет:

«Когда встретишься с ближним своим, принуждай себя оказывать ему честь выше меры его. Целуй его руки и ноги, обнимай их часто с великой честью, возлагай их на глаза себе и хвали его даже за то, чего он не имеет. А когда разлучишься с ним, говори о нем все хорошее, и что ни есть досточестного. Ибо этим и подобно этому привлечением его к добру заставишь его стыдиться от той чести, которую ты оказываешь ему, и посеешь в нем семена добродетели. От такой приобретенной тобою привычки на тебе отпечатается добрый образ, ты приобретешь в себе высокое смирение и без труда преуспеешь в великом. А сверх того, если чествуемый тобой и имеет какой недостаток, то легко примет от тебя исправление, пристыженный той честью, какую ты оказал ему. Пусть всегда будет у тебя этот нрав – ко всем быть благоприветливым и почтительным. Никого не огорчай по причине злых дел и никому не завидуй. Не берись кого-либо и в чем-либо порицать и обличать».

Некоторые положения из этого замечательного наставления прп. Исаака могут вызвать недоумение. Преподобный велит в глаза человека «хвалить его даже за то, чего не имеет».

Но ведь это будет неправдой, здесь будет то, что называют лестью! Вместе с тем, говоря так, мы будем, возможно, развивать у ближнего тщеславие?

Чтобы понять эти кажущиеся противоречия, приведем аналогию.

Полезны ли лекарства? Чаще всего лекарство – это яды и могут только вредить здоровому организму. Но принятие их в соответствующей дозе вылечивает болезнь. Следует учесть также, что те, кто нас окружает, в громадном большинстве духовно больны (грехом) и требуют лечения.

Нелегко найти путь к их сердцу. А без этого ни наши слова, ни наш пример не будут на них действовать. И только стяжав их глубокое расположение к себе (а если возможно, и любовь), мы получим возможность влияния на них и через это достигнем и их исправления. Вот ради такой великой цели, следуя добродетели рассудительности, и рекомендует прп. Исаак и преувеличение, и потворство тщеславию.

Об этом свидетельствует и игумения Арсения, исходя из своего собственного опыта:

«Похвала, иногда и просто по-человечески приятная и ласкающая самость, бывает полезна как ободряющая унывающий дух. Бывало, при матушке (старица Ардалиона Усть-Медведицкого монастыря) почувствуешь уныние духа от понятия и ощущения полной греховности и немощи своей и придешь к матушке с просьбой, чтобы она похвалила меня и уверила бы меня в моей способности к спасению. Матушка действительно начнет уверять, и так серьезно и сильно, что я поверю – и утешусь и ободрюсь. И не боялась она поблажить самости, но и ее употребляла как оружие, спасающее против уныния, наносимого иногда силою вражьею. Так «десными» и «шуиями» соделывается наше спасение».

Здесь следует, однако, оговориться. Применять в жизни указание о пользе похвалы прп. Исаака Сириянина и игумении Арсении целесообразно лишь для духовно немощных христиан, требующих ободрения и поощрения на узком пути ко спасению.

В том же случае, когда христианин идет ко спасению достаточно твердыми шагами и не нуждается в костылях, то слова похвалы могут быть ему и во вред, всевая в него прилоги гордости и тщеславия.

Как пишет прп. Иоанн Лествичник, «одним святым свойственно без вреда слышать себе похвалы».

Схиархимандрит Софроний так пишет об этом:

«Благодать Божия не допускает истинного христианина говорить своему собрату похвалу, которую даже совершенные нередко не могут понести без вреда. Похвалы говорятся только в том случае, когда кто-либо изнемогает от отчаяния».

Также Оптинские старцы считали, что похвала в лицо может принести вред душе христианина.

Поэтому подвижники благочестия боялись похвалы, боясь превозношения и потери смирения, а с ним и благодати Господней. Старец Анатолий Оптиной пустыни услыхал, что о. Иоанн С. видел его в видении, молящегося в Сослужении ангелов. Услышав это, о. Анатолий даже захворал; затем он постился и молился, чтобы Господь изгладил из его ума мысль о слышанном.

Не судите, да не судимы будете. Мф. 7, 1

Один инок посетил старца-аскета, жившего в пустыне в глубоком уединении. В разговоре пустынник справился об одном брате и узнал, что тот так же, как и ранее, живет нерадиво. Вздохнул старец и сказал: «Ох!»

Сейчас же после его слов старец замолчал, а пришедший инок увидел, что страх и скорбь изменили его лицо.

– Что случилось, отче? – спросил посетитель.

– Тяжел для меня сегодняшний день, – отвечал пустынник. – Только что ангел Господень сообщил мне, что весь труд моей пустынной жизни сейчас потерян мной за осуждение нерадивого брата.

И с горькими слезами ушел старец от посетителя в пустыню.

Этот рассказ может показаться преувеличением. Что особенного в одном только слове «Ох!»? И может ли быть, что Господь так сильно наказал старца-пустынника?

По незначительным пятнам на коже человека опытный врач может определить его заболевание тяжелыми и даже смертельными болезнями, как, например, проказа, чума и др.

Здесь малый внешний признак говорит о начале глубокого страшного поражения человеческого организма. Так и малое слово может свидетельствовать о глубокой духовной болезни и гнилости души – ибо «от избытка сердца говорят уста», – сказал Господь (Мф. 12, 34).

Посмотрим, что может таиться на сердце, когда уста выносят осуждение ближнего.

Когда Ной опьянел от вина и нагим лежал в шатре, туда вошел Хам. Увидев состояние отца, Хам посмеялся над ним и рассказал об его унижении братьям.

Не так отнеслись к состоянию отца Сим и Иафет. Они вошли, повернулись спиной, чтобы нечаянно не посмотреть на отца в его жалком состоянии, и поспешили покрыть его одеждою. Ими руководила любовь; у Хама, очевидно, ее не было.

И в нашей жизни по отношению к каждому падшему, согрешившему, невоздержанному и слабому человеку мы можем отнестись или как Хам, или как его братья. Мы можем осудить человека и посмеяться над ним и затем спешить идти рассказывать о нем своим друзьям и знакомым. Так будем мы подражать Хаму.

Но мы могли бы пожалеть падшего, скорбеть за него, молиться о нем, оплакивая в своей душе его грех, или с любовью наедине вразумить его. Так мы могли бы покрыть его проступок своей любовью и подражать Симу и Иафету.

Однажды к прп. Пимену Великому пришли иноки и сказали, что в келье одного из братий они видели женщину. Преподобный пошел с ними к брату.

Войдя к последнему, он догадался, что брат спрятал женщину под пустой кадкой. Святой сел на кадку и предложил братии обыскать келью. Когда те ничего не нашли, Пимен дал им строгий выговор за напрасное осуждение брата и выслал вон из кельи.

Когда братья ушли, он кротко и с любовью сказал согрешившему: «Подумай о душе своей, брат».

Тот пал в ноги к старцу и просил простить его и с тех пор стал исправным иноком.

Про великую способность неосуждения Пимена Великого имеется и другой рассказ. В его присутствии рассказывали про авву Нестория, что тот переносит терпеливо леность и сонливость ученика своего. Авва же Пимен сказал: «Если бы я был на его месте, то и подушку бы положил ему под голову».

«Как же бы ты отвечал за него Богу?» – сказал ему авва Анувий.

– Я бы сказал Богу, – отвечал ему авва Пимен, – Ты Сам, Господи, сказал: «Лицемер, вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего» (Мф. 7, 5).

Прп. Пимен говорил также:

«Когда мы покрываем согрешения братий, Бог прикрывает наши согрешения… Никого не обличай, не поноси, даже и крайне худых по жизни своей. Распростри одежду свою над падающим и покрой его».

Первое, что мы доказываем при осуждении, есть жестокость и черствость нашего сердца, отсутствие в нем любви к осуждаемому нами.

Если бы в нашем сердце была Христова любовь, то мы всегда различали бы больного духовно (грешного) человека от самого греха – первопричины, отравившей человеческий род начиная с Адама.

Так разделял душу от греха ап. Павел, который говорил: «Уже не я делаю то, но живущий во мне грех»(Рим. 7, 17).

Так же пишет и о. Иоанн С:

«Не смешивай человека – этот образ Божий – со злом, которое в нем, потому что зло есть только случайное его несчастье, болезнь, мечта бесовская, но сущность его – образ Божий – все-таки в нем остается».

О том же говорил и подвижник милосердия доктор Гааз:

«Любовь и сострадание живут в сердце каждого! Зло есть результат лишь ослепления».

Второе, на что указывает наше осуждение, это наличие в нас гордости – самого глубокого душевного порока, наиболее характерного для сатаны.

Право судить людей принадлежит лишь одному Богу. «Мне отмщение и Аз воздам», – говорит Господь (Рим. 12, 19). Ап. Иаков пишет: «Един Законодатель и Судия, могущий спасти и погубить: а ты кто, который судишь другого?» (Иак. 4, 12).

И всякий, кто осмеливается судить других, восхищает себе право Бога, как бы возносит себя на Божий престол, считает себя способным произвести истинный суд. Здесь кроме гордости он проявляет третью язву своей души – крайнее скудоумие и умственное убожество.

Приговор может быть справедливым лишь в том случае, когда известны все обстоятельства, отягчающие или, наоборот, смягчающие преступление.

Господь сказал: «От всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут» (Лк. 12, 48).

А кто же знает, кроме одного Бога, что дано было человеку и что можно поэтому спрашивать с него?

Хорошей иллюстрацией этого является рассказ св. аввы Дорофея о двух сестрах-девочках, выведенных на продажу на невольничий рынок.

Одну из девочек взяла к себе благочестивая женщина, воспитала ее, как родную дочь, и научила ее вере в Бога, Его заповедям и основам всех добродетелей. Другую купила блудная и преступная женщина, которая научила ее разврату и всяким порокам.

Когда девочки выросли, то первая из них стала предметом любви, уважения и почтения людей; от второй же все отворачивались с презрением и негодованием. Так судили люди.

Но так ли будет их судить Всезнающий и Всевидящий Бог?

Мы так склонны бываем судить людей по видимости их поступка или слова. Но у Господа иной суд для людей. Он Сердцевидец, и будет судить людей не только по видимости поступка или слова.

Ведь можно творить дела добродетелей из выгоды и грубого эгоистического расчета или чуждаться греха и порока только из-за страха, в душе же стремясь к пороку. Поэтому на истинном суде над душой – на суде Господнем – будет учтено, к чему она стремилась, совершая то или иное.

Так, например, один человек хотел отравить ближнего, но по ошибке накормил его здоровой пищей. Разве он не будет наказан как убийца?

А другой человек хотел накормить голодного, но по незнанию дал ему отравленной пищи. Разве за это он лишается награды за свое доброе произволение?

Поэтому прп. Серафим Саровский говорил так:

«Осуждай дурное дело, а самого делающего не осуждай… Случается, что нам кажется, что другой делает худо, а в самом деле, по благому намерению делающего, это хорошо».

Когда у нас появится искушение осудить ближнего за явное для нас преступление, грех, порок или слабость, то не будем проявлять скудоумие и думать, что мы в силах взвесить все обстоятельства в судьбе ближнего и все движения его души и сердца.

Мы не знаем для него силу наследственности, врожденные склонности, обстановку, в которой он жил в детстве и юности, характера его родителей или воспитателей, знания, которые он получил, и направление его судьбы по Божию Промыслу.

Будем же мудры в сознании своего бессилия взвесить все это и поэтому воздержимся вынести приговор согрешившему ближнему как в своей душе, так, тем более, на словах осудить его перед другими людьми.

Осуждать, искать вину, учитывать всякую погрешность, невоздержание или слабость, требовать применения закона возмездия – все это занятия сатаны.

Сатана говорил Богу: «Разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его, и дом его, и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле; но простри руку Твою и коснись всего, что у него, – благословит ли он Тебя?»(Иов. 1, 9–11).

Когда мы судим ближнего, вскрываем его недостатки и пороки, берем под подозрение его намерения или достоинства даже при совершении им добрых дел – мы подражаем сатане.

Прп. Никодим Святогорец пишет об этом так:

«Всякое доброе слово о ближнем и радость о нем есть плод и действие в тебе Святого Духа. Напротив, всякое худое слово о ближнем и презрительное его осуждение происходит от твоего злонравия и диавольского тебе внушения».

Не Богу ли приличествует судить человека? Ведь от Него отвернулся человек, Его законы попрал, Его образ растлил в себе; Его Сына распял на кресте и продолжает гнать, мучить и убивать всех истинных рабов Его.

Но вместо осуждения мы видим Божие долготерпение, милосердие и всепрощение.

Когда сходил на землю Его Сын, то Он говорил: «Я не сужу никого»(Ин. 8, 15);«Я пришел не судить мир, но спасти мир» (Ин. 12, 47).

А когда поставили перед Его лицом явную грешницу – женщину, только что уличенную в прелюбодеянии, Он сказал ей: «Я не осуждаю тебя, иди и впредь не греши» (Ин. 8, 11).

Не перед святыми ли всегда открыты тайны души человеческой? Не они ли видят проникновенным взором все язвы души – страсти, пороки и грехи человека? Но осуждают ли они людей?

Нет, они подражают Господу и также не судят людей, а смотрят на грешников ясным любящим взором, стараются покрыть их грехи, любовью направить на путь добродетели.

Как пишет св. Иоанн Лествичник:

«Скорые и строгие судьи прегрешений ближнего потому этой страстью болеют, что не имеют совершенной и постоянной памяти и печали о своих собственных согрешениях. Ибо если кто, без покрывала самолюбия, верно взглянет на свои злые дела, то не будет уже заботиться ни о чем другом, кроме них, справедливо рассуждая, что и на оплакивание себя самого недостанет ему времени всей своей жизни. Судить – есть бесстыдное похищение сана Божия, а осуждать есть погубление души своей».

«Осуждай себя и перестанешь осуждать других», – говорит прп. Варсонофий Великий.

А прп. Исаак Сириянин пишет:

«По-видимому ты, человек, обнаруживаешь ревность свою против чужих недугов, а в действительности свою душу лишил здравия. Потому потрудись лучше над оздоровлением своей души… Когда же начинает кто при тебе пересуждать брата своего, сделай печально лицо свое. Как скоро сделаешь это – и перед Богом, и перед ним окажешься охраняющим».

Господь требует от рабов Своих подражания Себе в милосердии и наказывает или обличает осуждающих не только в словах, но даже и в мыслях.

Один старец мысленно осудил согрешившего брата. Ночью слетел к нему ангел, неся душу осужденного. «Брат, о котором ты думал вчера, умер, – говорил ангел. – Господь спрашивает, куда низвергнуть его душу за тот грех, за который ты его осудил?»

Ужаснулся старец, поняв глубину своего падения, свое жестокосердие и свое соучастие в намерениях сатаны.

Как пишет прп. Макарий Великий:

«Поэтому христиане сами должны употреблять все старание вовсе никого не осуждать: ни явную блудницу, ни грешников, ни людей бесчинных, взирать же на всех с простодушным произволением, чистым оком, чтобы обратилось человеку как бы в нечто естественное и непременное никого не уничижать, не осуждать, никем не гнушаться и не делать различия между людьми».

В отношении осуждения (а равно и особого почитания) у св. отцов есть такое общее правило: прежде смерти никого не ублажай и прежде смерти ни в ком не отчаивайся, никого не осуждай, не уничижай».

У иноков Старого Афона имеется также правило никого не почитать погибшим или достигшим спасения, прежде чем наступит смерть.

Как постепенно отучать себя от осуждения? Для этого митрополит Московский Филарет дает такой совет:

«Надлежало бы более трудности находить в том, чтобы судить людей, нежели в том, чтобы смотреть на них просто, как смотрят на колеблемые ветром дерева или на текущую реку; но, видно, и в том есть трудность, чтобы не судить. Что же делать? Надобно учиться постепенно, сперва осуждать себя за осуждение ближних, потом удерживаться от осуждения словом, когда мысль на то подвигается, далее удерживать самую мысль. Кто довольно знает и судит себя, тому недосужно судить других».

Ненавистен грех осуждения в очах Бога. Поэтому осуждение ближнего неизбежно несет бедствие христианину. Об этом так пишет старец Силуан со Старого Афона:

«В начале, когда человек приходит работать Господу, Господь Своею благодатию дает душе силу ревновать о добром, и все ему легко и удобно. Когда душа заметит в себе зло и покается, то по неопытности думает: «Я так всю жизнь буду ревновать». И при этом превозносится перед теми, кто живет нерадиво, и начинает их осуждать; и так теряет ту благодать, которая ему помогала исполнять заповеди Божии. И не понимает душа: как это случилось? То было так хорошо, а теперь все трудно, и молиться не хочется, и слезы пропадают, и душа делается унылая. Но не надо пугаться: это Господь воспитывает милостиво душу. Душа, как только превозносится над братом, то в ту же минуту приходит плохой помысел, неугодный Богу. И если душа смирится, то благодать не отойдет, а если нет, то последует некое малое искушение, чтобы смирилась душа. Если же опять не смирится, то впадает в некий грех. Если же и тогда не смирится, то придет большое искушение и будет большой грех. И так будет усиливаться до тех пор, пока не смирится душа; тогда отходит искушение, и если много смирится, то придут умиление и мир, и все дурное исчезнет».

Осуждение часто следует за многословием. Как свидетельствует пустынник Никифор:

«Начнешь с человеком говорить о том, о другом – обязательно в осуждение впадешь, а после этого очень скверно на душе».

За преодоление осуждения Бог обещает величайшую из милостей – прощение грехов человека: «Не судите, да не судимы будете» (Мф. 7, 1). Несмотря на эту неоценимую награду, многие ли из христиан настойчиво стремятся к преодолению этого греха?

Старец схиархимандрит Захария говорил:

«Осуждающий в какой-либо мере не может быть смиренным. А без смирения – нет спасения».

Не является ли в глазах многих из верующих этот порок чем-то таким незначительным, на что не стоит обращать внимания? А его сила усугубляется еще тем, что он повторяется постоянно и тяжесть его подавляет душу человека, как тяжесть груды мелких камней, которую не сдвинешь в покаянии.

Вот лозунги христианина, который твердо решил строго соблюдать заповедь Господню о неосуждении ближнего. Они так сформулированы архиепископом Иоанном.

«Целый мир неосуждения – на выбор: 1) Я не имею права осуждать. 2) Я не должен осуждать. 3) Я не привык осуждать. 4) Я боюсь осуждать. 5) Я не хочу осуждать. 6) Я не могу осуждать. 7) Я не люблю осуждать…»

Приложение к главе 20-й

(Из дневника о. Александра Ельчанинова)

«Каковы люди на самом деле – никому, кроме Бога, неизвестно; вернее, что они нечто зыбкое, пластичное, и мы формируем сами, часто по случайному признаку, воображаемую схематическую фигуру и потом сами же или восхищаемся ею, или поносим ее.

Надо отказаться от той точки зрения, что в человечестве есть два враждебных стана, две породы людей – праведные и грешные, предназначенные блаженству и обреченные гибели. Этого нет.

Мы все грешны, все поражены грехом, и за всех нас пострадал Господь. Ему дороги одинаково все, и поэтому Ему принадлежит окончательный суд. Вот почему непосредственно за словами Христа о любви идут слова об осуждении: «Не судите, да не судимы будете»(Мф. 7, 1). Не судите, и вам легче будет тогда полюбить всякого, не судите, и у вас не будет врагов. Смотрите на врагов, как на больных одной с вами болезнью, как на погибающих; оставьте точку зрения личного суда и станьте на точку зрения Божьего дела в мире…

Осуждением занята вся наша жизнь. Мы не щадим чужого имени, мы легкомысленно, часто даже без злобы осуждаем и клевещем, почти уже по привычке. Как осенние листья шуршат и падают, и гниют, отравляя воздух, так и осуждения разрушают всякое дело, создают обстановку недоверия и злобы, губят наши души.

Признак недолжного суда – страстность, злобность, безлюбовность, от снисходительства к себе, непризнания своей греховности и требовательности к другим.

Осуждение отпадает, если мы вспомним бесконечную нашу задолженность перед Богом. Наше немилосердие, неумолимость, беспощадность к людям заграждают пути Божьего к нам милосердия, отдаляют нас от Бога.

Мудрость жизни, в том числе христианской, – не быть требовательным к людям. Схема отношений к людям часто бывает такова: человек очень нравится, искренно идеализируешь его, не видишь ничего плохого.

А вдруг прорвется человек в чем-либо, солжет, расхвастается, струсит…

И вот делаешь переоценку, перечеркиваешь все, что видел раньше (и что все-таки продолжает существовать), и выкидываешь человека из своего сердца. Это неправильный и грешный способ отношения к людям.

В основе такого обращения с людьми лежат две неосознанные мысли: 1) я – вне греха; 2) и человек, которого я полюбил, тоже безгрешен. Как же иначе объяснить и резкое осуждение других, и удивление, когда хороший, добрый, благочестивый человек согрешит!

А между тем норма отношения к нашим ближним – прощать без конца, так как мы сами бесконечно нуждаемся в прощении. Главное – не забывать, что доброе, что мы ценим, – оно остается, а грех всегда тоже был, только его не замечали.

Будем же снисходительнее, любовнее друг к другу – всем нам так нужны взаимная помощь и любовь, и все наши трудности и горести так ничтожны перед лицом вечности.

Если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь. Мф. 18, 17

Может быть, у некоторых появится мысль: как же можно закрывать глаза, когда человек явно грешит? И не дан ли разум для того, чтобы отличать добро от зла и доброго человека от злого?

Да, конечно, мы не только можем видеть зло, но даже обязаны бороться с этим злом, если оно может распространиться и соблазнить других.

Но вопрос в том – как бороться со злом? Это можно делать и не осуждая ближнего.

Сим и Иафет сознавали предосудительность положения отца, и они покрыли его одеждою; оберегая свое чувство уважения к нему, они старались не смотреть на него, входя в палатку спиной.

Пимен Великий также принял меры, чтобы прекратить соблазн в монастыре, но он хотел и исправления согрешившего брата. И для этого он проявил к нему снисхождение и любовь.

Как пишет прп. Варсонофий Великий:

«Дело, которое действительно дурное, мы не можем не признавать за дурное. Однако того, кто делает такое дело, осуждать не следует – как, по слову Писания, «не судите, и не будете судимы"(Лк. 6, 37), так и потому, что нам должно признавать себя самих грешными более всех, а равно и потому, что согрешение брата мы должны считать за свое собственное и ненавидеть лишь диавола, соблазнившего его».

Бывают, однако, случаи, когда мы обязаны сказать другим, что мы считаем поступок ближнего предосудительным. Это бывает тогда, когда поведение ближнего может вызвать соблазн или найти подражателей.

Как пишет о. Иоанн С:

«Иногда враг коварствует над нами тем, что, когда мы видим какой-нибудь грех или порок в брате или в обществе, то он поражает наше сердце безразличием или холодностью, неохотою, или, скорее сказать, постыдною трусостью сказать твердое, обличительное слово неправде, сломить рог грешника. Христе Царю, даруй мне апостольскую ревность и огонь Святого Духа в сердце мое, да дерзновенно всегда восстану против наглого, особенно же заразившего многих порока и не пощажу никого ради их же спасения и прочих людей Твоих, чтобы не соблазнялись они, видя разлитие порока, и не пали сами».

Как пишет П. В. Никольский:

«И Евангелие, и послания апостольские дают массу примеров обличения пороков людей, но обличение не есть осуждение. Оно вытекает не из сознания обличающим своего превосходства над обличаемым и не из сознания права суда над ближним, а из любви к нему, из желания направить его на путь истинный. Такое обличение идет рука об руку с высоким взглядом на обличаемого, особенно на достоинство его вечной природы».

В истории Церкви было много случаев, когда необходимо было общественное осуждение еретиков. Ап. Павел не остановился даже перед тем, чтобы публично признать неправильность поведения самого ап. Петра, когда тот, прибыв в Антиохию, стал уклоняться от совместной трапезы с христианами, обращенными из язычников и не обрезанными по иудейскому обряду (Гал. 2, 11–14).

Нельзя же заподозрить ап. Павла в отсутствии любви и уважения к первоверховному апостолу.

Здесь мотивом к обнародованию поступка являлась ревность об истине и выявление несправедливости в отношении христиан из язычников.

Здесь допускалось меньшее зло (принижение апостольского авторитета) ради избежания большего зла; здесь допускалось нарушение одной заповеди ради исполнения более высокой.

Однако в этих случаях здесь нужны добродетель рассудительности, осторожность и обдуманность поступков.

Очевидно, что подобное обличение должно происходить не за глаза, а перед лицом тех, кто в чем-либо обличается. Как пишет прп. Антоний Великий:

«Добрые и боголюбивые мужи обличают в чем-либо худом людей, когда они есть налицо, а отсутствующих не только не укоряют сами, но и тем, кои покушаются говорить что-либо о них, не позволяют того».

Вместе с тем, хотя ап. Павел и пишет: «испытывайте, что благоугодно Богу, и не участвуйте в бесплодных делах тьмы, но и обличайте»(Еф. 5, 10–11), но на подобное обличение должны дерзать не многие, а лишь духовно зрелые.

Итак, неосуждение не исключает рассудительности, необходимой каждому христианину. И когда его разум говорит ему о грехе или проступке ближнего, то прежде всего надо проявить к ближнему любовь, как сделали Сим и Иафет, как делал Пимен Великий и другие святые. И, боясь подражать сатане или Хаму, надо, по возможности, скрывать от всех грехи и слабости ближних.

Если же ради прекращения соблазна выявится нужда в общественном обличении проступка, то надо делать это с большой осторожностью.

При этом порядок воздействия на соблазняющего должен быть таков, как это указывается Самим Господом: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним. Если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собой еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово. Если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф. 18, 15–17).

Здесь следует обратить внимание особо на последние слова Господа: «да будет он тебе, как язычник и мытарь».

Очевидно, что как для евреев из-за соблазна заразиться грехом было опасно сближаться с язычниками и сборщиками податей – мытарями, так христианам нельзя сближаться с людьми, далекими по духу от Христа.

А для этого совершенно необходимо хорошо разбираться в окружающих нас людях, что невозможно без глубокого понимания или, что то же, суждения о их духовном состоянии.

В тех случаях, когда встретится необходимость поведать другим о предосудительном поступке кого-либо, то здесь следует испытывать свое сердце – в мире ли оно? Об этом так говорит прп. Варсонофий Великий:

«Когда человек, говоря (о проступках другого), чувствует при этом в себе возбуждение чувства, то это уже злословие. Если же он свободен от чувств, это не есть злословие, а говорится для того, чтобы не возросло зло».

Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших. Еф. 4, 29

Горе вам, смеющиеся ныне. Лк. 6, 25

Всякое осуждение ближнего следует, конечно, отнести к словам «гнилым».

Но, кроме осуждения, еще многие слова являются «гнилыми».

Можно ли спорить при разногласиях в чем-либо с ближними? Св. отцы Варсонофий Великий и Иоанн предлагают держаться в этом случае следующего порядка:

«Три раза говори другому (свое предложение), и если не захочет, оставь его, потому что спорить – худое дело. И во всяком случае, предлагают ли тебе принять помощь, или ты желаешь подать кому-нибудь руку (помощи), говори свое мнение до трех раз, и если он не согласится, перестань с миром и не оскорбляй его. Таков истинный путь Божий».

Поэтому никогда нельзя себе позволять спорить с ближними. Спор, в обычной его форме, несет раздражение и поэтому бывает вреден как лишающий душу мирного устроения и сопребывания в ней Духа Святого Божия. Вместе с тем спор бывает безрезультатен, если спорящим руководит желание настоять на своем, как это большею частью бывает, а не найти истину.

Св. отцы велят даже не только не участвовать в споре, но и уходить из того места, где спорят.

Поэтому не следует в чем-либо настойчиво убеждать ближнего. Лучшее средство убедить ближнего в какой-либо истине – это сохранить с ним и при разности мнений полноту любви в отношениях и усердно помолиться о нем Богу о просвещении его разума.

Чтобы избегать пререканий и споров с ближними, старцы предлагают не оправдываться даже тогда, когда христианин не чувствует за собой вины.

Старец Оптинский Варсонофий говорил так своему духовному сыну:

– «Самооправдание – не христианское дело. Не надо настаивать на своем! – А если я, батюшка, прав? – Все равно, прав или неправ, промолчи, когда обличают, а потом скажи: «Прости, виноват…» И за то, что ты скажешь, Господь тебе впоследствии откроет, что ты, действительно, был виноват».

И не только спор, но и всякий разговор в раздражении недопустим для христианина. Наличие раздражения свидетельствует о том, что с человеком нет Духа Божия; раздражение – это начало гнева и говорит о власти над раздраженной душой лукавого духа. Поэтому от разговоров в состоянии раздражения можно ждать только злого.

Св. отцы предлагают беседовать с ближними лишь при полном спокойствии духа.

Прп. Варсонофий Великий дает по этому поводу такой совет:

«Когда беседуешь с ближним, рассуждай: если говоришь с ним со смирением, рассудительно и безмятежно, то продолжай разговор; если же что-нибудь не так, то удержи свой помысел; со смущением ничего не говори, потому что зло добра не рождает. Но потерпи, пока помысел твой успокоится, и тогда скажешь мирно».

Христианину надо бояться и тех слов, которые могут свидетельствовать о его превосходстве над ближними и, может быть, в какой-то мере о презрении к ним.

Такими словами будут имена, оканчивающиеся на «ка»: «бабка» (вместо бабушка), «Танька», «Юрка».

Кто привык называть так своих ближних, тот сам свидетельствует о наличии у него гордости – наиболее страшного душевного порока.

Надо ли говорить о том, что христианин никогда не должен говорить бранных или неприличных слов, не иметь привычки в раздражении произносить «черное» имя, дразнить кого-либо?

Кроме боязни необдуманности и поспешности в словах, мы должны также опасаться как-либо нечаянно обидеть или задеть самолюбие ближнего неуместной шуткой, двусмысленностью, смехом, иронией.

Смех вообще не согласуется с состоянием души в Духе Святом.

Предосудительность смеха видна уже из того, насколько смех типичен и любим в безбожном мире. Здесь его культ, здесь любят, ищут, возвышают его жрецов – юмористов, сатириков и комиков и преклоняются перед ними.

И если слезы ведут христианина по пути спасения, то очевидно, смех ведет его в противоположную сторону.

Христианин должен помнить слова Господа: «Горе вам, смеющиеся ныне» (Лк. 6, 25).

Как пишет прп. Исаак Сириянин:

«Ничто не делает настолько сообщниками мира тех, которые в мире преданы пьянству и блуду, и не удаляет нас столько от сокровищ премудрости и познания тайн Божиих, как смехотворство и дерзновенное парение мыслей».

Как пишет свт. Димитрий Ростовский:

«Остерегайся смеха. Смех собранное духовное богатство расточает: смех устраняет благодать Господню, губит память смертную, вызывает забвение Страшного Суда. Смех есть признак детского нрава, сластолюбивого сердца, слабой, немужественной души».

Поэтому одним из наиболее предосудительных видов осуждения является насмешка, где смехотворство соединяется с грехом осуждения и основывается на горделивом превознесении и отсутствии не только любви, но и простого уважения к человеку, который создан «по образу Божию»(Быт. 1, 27). Часто смех бывает над кем-либо, и тогда он не отличается от насмешки, т. е. тяжкой формы греха осуждения.

Вместе с тем, пишет о. Александр Ельчанинов, «смех (не улыбка) духовно обессиливает человека».

Как пишет Н.:

«Страсть к злоречию и осмеянию других часто фарисейски облекает себя в тогу нравственного возмущения и, начиная с «невинных» сплетен, доходит до той «друзей клеветы ядовитой», которая ранит больше самых разных нападок врагов. А «сатирическое» отношение к жизни и людям от легкой, шутливой насмешки над мелкими слабостями и недостатками ближних может перейти в постоянное ядовито-издевательское осмеяние творения Божия. Самомнение, нелюбовность в отношении к миру и людям, неуважение к Творцу и дерзкое присвоение себе права судить других – вот источник этого состояния души, исполненного духовного ослепления (грех Хама)».

В качестве образца беседы с ближним можно взять старца Силуана.

Схиархимандрит Софроний так пишет о его манере разговора:

«Он никогда не смеялся до звука, никогда не говорил двусмысленно, не насмехался и даже не подшучивал над людьми. На обычно серьезном, спокойном лице его иногда намечалась едва уловимая улыбка, нераскрывавшая губ, если только при этом он не произносил слова».

Вместе с тем, как добавляет схиархимандрит Софроний, «спокойное, мирное, но вместе очень сильное глубокое желание овладевало душой – воспринять благоухание той сферы духа Христова, в которой дано было жить старцу».

От смеха надо отличать веселость и безобидные шутки, которые помогают сохранять бодрость и предохранять от уныния.

Здесь уместно вспомнить рассказ про прп. Антония Великого, когда тот шутил со своими учениками. Проходивший поселянин соблазнился этим и подумал: как такой великий подвижник допускает шутки? Преподобный узнал духом его мысли, подозвал к себе и, дав ему в руки палку, велел согнуть ее.

Поселянин согнул. Преподобный велел согнуть еще более. Поселянин сказал, что если еще более согнуть, то палка сломится.

– Вот видишь, – сказал св. Антоний, – и человека нельзя заставлять нести подвиги свыше сил, и если бы я не шутил иногда с моими учениками, то они впали бы в уныние и лишились бы той бодрости, которая поддерживает их теперь.

Однако при шутках нужна большая осторожность, чтобы ими кого-либо не обидеть.

«Остерегайтесь шуток и неосторожных слов», – говорил своим духовным детям Оптинский старец Варсонофий.

Приложения к главе 22-й

В начале этого столетия в Восточной Сибири среди инородцев ревностно проповедовал христианство миссионер иеромонах Спиридон. Ему поручалось также принимать и исповеди каторжников Нерченской тюрьмы. В его жизнеописании имеется описание следующего случая.

Один из каторжан, совершивший два убийства, на исповеди поведал ему нижеследующее (дается в сокращенном пересказе):

«Я жил счастливо с женой и любил ее. Однажды я как-то неосторожно пошутил с нею: – А я тебя совсем не люблю, – сказал я ей. Эта шутка задела ее самолюбие, и в ответ я услышал: – И я тебя не люблю. Считая эти слова за шутку, я не придал им никакого значения. Однако моя шутка сильно задела самолюбие жены, и она поддалась желанию мне отомстить. Вскоре я уехал в служебную командировку на несколько дней. Вернувшись, я не застал жены дома. Я пошел к одному из своих холостых сослуживцев и застал там и свою жену. Мне показалось, что жена с какой-то неохотой вернулась со мной домой… Подозрение закралось в мою душу… Я постарался проверить правильность моего подозрения. Вскоре удостоверился, что мое подозрение в отношении измены жены оказалось правильным. В тот момент жены не было дома. Сгоряча я схватил топор и бросился ее искать. Она опять оказалась в квартире моего холостого сослуживца. В припадке злобы я убил их обоих…»

Что может быть убедительнее этого трагического случая в отношении опасности злых или неуместных шуток?

Есть два смеха: светлый и темный. Их сейчас же можно различить по улыбке, по глазам смеющегося. В себе его различить можно по сопровождающему духу: если нет легкой радости, тонкого, мягчащего сердце веяния, то смех – несветлый. Если же в груди жестко и сухо и улыбка кривится, то смех – грязный. Он бывает всегда после анекдота, после какой-нибудь насмешки над гармонией мира. Искривляемая гармония мира искривляет душу человека, и это выражается в кривляний черт лица.

«Горе вам, смеющиеся ныне, ибо восплачете»(Лк. 6, 25). Заплачете. Потому что увидите, что приложили радость не к тому, к чему можно приложить, но к тому, что достойно муки.

«Благостная улыбка» есть зеркало найденной гармонии. Святые улыбаются, не смеясь. Смех как полнота чистой радости есть состояние будущего века. «Блаженны плачущие ныне, ибо вы возсмеетесь». Аскетический опыт осветления и преображения человека советует даже улыбаться, не открывая зубов (лучше немного меньше радости, чем хотя бы самая мимолетная нечистота в ней). Это небесная горячность духа…

Блюдущий себя, благоговенствующий над тайной своей жизни будет блюсти как всю свою жизнь, так и свой смех. Даже свою улыбку он соблюдает пред Богом. Все будет у него – помощью невидимых хранителей его – чисто и ясно.

Святые светили миру и плачем своим, и улыбкой, как дети. Ибо только у детей и у подлинно верующих во Христа людей есть чистота жизни, видимая телесными глазами, даже в чертах лица.

Просто и чисто все у детей, еще не коснувшихся тленного духа. Смерть еще не выявилась в усмешке их смертной природы, им дана весна жизни, как начаток и как воспоминание рая; и вот – они чисто смотрят, чисто смеются, нелукаво говорят, легко плачут, легко забывают свой плач…

«Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное"… Ясно – почему.

Высшая похвала человеку – сказать: «У него детский смех» – смех непорочный, близкий к райской гармонии.