От монашества к патриаршеству: биографические материалы

Приписной к Соловецкому монастырю Анзерский Свято-Троицкий скит, получивший название свое от имени построенного в нем храма и Анзерского острова, принадлежащего к общему числу островов Соловецких, находится от Соловецкого монастыря в 22, а от Соловецкого острова на северо-восток чрез морской пролив в 5 верстах. Анзерский остров фигуру имеет продолговатую, а протяжение его простирается от запада к востоку узким мысом, который Калгуевым именуется; в окружности имеет 30 верст. Сей остров по грамоте, данной Великим Новгородом во время его республиканского правления соловецкому игумену Ионе, и по грамоте, пожалованной царем и великим князем Иоанном Васильевичем (дедом Иоанна Грозного) в 1479 г., принадлежал непременному владению Соловецкого монастыря. Он, при возвышенном своем положении, украшается множеством холмов, между коими особенно достопримечательна гора Голгофа. На нем считают до 60 озер, из коих одно, Святым называющееся, находится с юго-восточной стороны близ скита; а с северной Троицкая морская губа, расстоянием на две с половиною версты, подходит к самому скиту. Есть еще губы: Кириллова, Копальская, Плотищенская и прочие небольшие, при коих производятся промыслы тюленей и морских зайцев, а также ловятся лучшие беломорские сельди и семги. Вся средина острова и берега его покрыты годным для дров разного рода лесом. Климат и произведения земли имеет одинаковые с прочими Соловецкими островами: зима часто наступает уже в октябре, весна – не ранее половины мая, снег в оврагах и тенистых местах не тает до половины лета, морозы зимой до 20 градусов, и то не часто. Сношения с твердою землею от половины мая до половины октября.

До сооружения Соловецкого монастыря остров Анзерский был необитаем и служил временным пристанищем беломорским торговым судам и промышленникам, а после основания сей обители так же временно проживали там монастырские служебники, упражнявшиеся в рыбных и звериных промыслах. Постоянное жительство началось в нем от заведения соловецкими настоятелями солеварен и от построения первой деревянной церкви во имя святителя и чудотворца Николая, которая после сооружения на Соловках каменного храма во имя святого, по прошению соловецкого игумена Иакова и по благословенной грамоте преосвященного Александра, архиепископа Великого Новгорода и Пскова, в 1583 г. за излишеством перенесена на Анзерский остров – по той особенной причине, что беспрестанно находившиеся там промышленники и солевары, числом до 70 человек и более, имели нужду в службе Божией и в исполнении необходимых христианских обязанностей.

Соловецкий игумен Иаков предпринимал на Анзерском острове построить особенный монастырь, но неизвестно, по каким причинам, грамотою царя Феодора Иоанновича, последовавшею в 1596 г., оное предприятие его было остановлено. Однако ж спустя 20 лет после сего воздвигнут был скит Свято-Троицкий. Основателем оного был схимник Елеазар. Он был уроженец города Козельска, сын тамошнего купца по фамилии Севрюков. По прибытии своем на Соловки в юных летах немалое время пребыл он в монастырских послушаниях и, ревностно упражняясь в опытах иноческой жизни, пострижен был в монашество при настоятельстве игумена Иринарха и вскоре за сим с благословения его переселился для уединенной жизни на остров Анзерский, где один довольное время препроводил в посте и молитвах. Первоначальное его местопребывание было у круглого озера на горе (где ныне построен Распятский скит), расстоянием от сооруженного им Троицкого скита в 4 верстах.

В 1616 г., по прошествии четырех лет отшельничества, Елеазар от Соловецкого иеромонаха Фирса пострижен в схиму. По сем перейдя на другое место, к Троицкой губе, где тогда находилась деревянная церковь чудотворца Николая, перенесенная с Соловков, и устроив здесь келлию, продолжал богоугодную свою жизнь; к снисканию же для себя пропитания собственными трудами, упражнялся он в делании деревянных сосудцев, которые и поставлял у морской пристани, дабы мореплаватели, находя оные, брали их себе, а вместо цены оставляли ему хлеб и другие съестные припасы. Слава о подвигах его в непродолжительное время привлекла к нему как из Соловецкого монастыря, так и из других мест некоторых иноков и мирских людей для безмолвного сожительства, а сие побудило его установить, сообразно пустынной жизни, правила и порядок по примеру древних скитских Отцев.

Келии сих безмолвников, в священном трезвении и богомыслии упражнявшихся, расположены были одна от другой расстоянием на одну версту. В вечер субботы собирались они для отправления общей молитвы, а, окончив обеденное пение воскресного дня, расходились в уединенные свои места. Молитва, рукоделие, соразмерное телесным силам, и псалмопение были непрерывным их занятием, с находящими же искушениями и помыслами обращались они к опытному своему наставнику, преподобному Елеазару и пользовались от него духовными советами. Из известных учеников его были: монах Никодим, ревностный жития его подражатель и преемник начальства его в ските, Никифор, заслуживший от него наименование праведного, и Никон, иеромонах, пустынного жития любитель и ревностный подвижник в деле спасения. Теплое усердие к вере и желание безмолвия привели его в сию отдаленную пустынь, где он вскоре от Елеазара пострижен во иночество, быв уже в сане священника, и прежде нежели путями Провидения возведен был на высшую степень пастырства. Провел он в Анзерском скиту несколько лет под руководством кроткого сего начальника пустынных подвижников, коему Никон имел случай оказать благодарность свою на престоле Патриаршеском.

В описании жизни Никона сказано, что анзерская братия возненавидела его, за то, что он упрекал их за сребролюбие, а сие было причиною удаления его из скита. Он после некоторых происшествий стал быть известным самому царю Алексею Михайловичу, и вскоре, будучи возведен на престол Новгородской митрополии и Всероссийского Патриаршества, оправдал о себе доброе мнение монарха. В Москве – заступник угнетенной правоты; в Нове-городе, с пролитием собственной крови, – утишитель ужасного бунта; на престоле патриаршем – великий блюститель веры и церковных преданий, а в несчастии – постоянно великодушный, Никон обессмертил имя свое. Знаменитые деяния сего великого мужа, посвященные на пользу Церкви и Отечества, запечатлены церковною и гражданскою историями.

Таким образом, когда совершенно устроился скитский порядок, установленный Елеазаром для безмолвных отшельников на острове Анзерском, в 1620 г. святейший Патриарх Филарет Никитич, извещенный о сем чрез соловецкого игумена Иринарха и знаменитого старца Александра Булатникова, повелел соорудить для них деревянную церковь о двух престолах: во имя Живоначальныя Троицы и преподобного Михаила Малеина (царского ангела). В том же году от щедрот великого государя Михаила Феодоровича прислана в скит церковная утварь и указом подтверждено немедленно оную церковь выстроить, а между тем предписано в Анзерском ските быть начальствующим одному черному священнику, зависимо от настоятеля Соловецкого монастыря, и 11 человекам пустынным старцам, коим определено было ружное жалованье, с таким однакож подтверждением, чтобы им отнюдь не вступаться ни в какие угодья Анзерского острова, неотъемлемо принадлежащие Соловецкому монастырю, а жить бы пустынным обычаем.

В 1633 г. Анзерский скит по указу государеву отписан от заведования настоятелей Соловецкого монастыря, причем повелено было, чтобы по смерти преподобного Елеазара строители избираемы были из тамошней братии, а ружное и денежное жалованье и что следовало на церковные потребности отправлять на казенный счет прямо в Анзерскую пустынь. В то же время по случаю нападения на скит разбойников высочайшими указами предписано было находящемуся в Сумском остроге для содержания пограничной стражи соловецкому воеводе Тимофею Кропивину и двинскому воеводе Григорию Андреевичу Плещееву, чтобы они всемерно старались оберегать Анзерский скит от подобных приключений.

В 1638 г. по прошению Елеазара высочайшим указом повелено было вместо малой трехсаженной деревянной церкви выстроить каменную, поземную, внутри пяти саженей, с трапезою, во имя Знамения Пресвятыя Богородицы, на что вскоре и прислано было денег 200 рублей в поминовение преставившегося в 1634 г. Святейшего Патриарха Филарета Никитича. Но строение церкви сей было остановлено по той токмо причине, что Елеазар намерен был оную церковь выстроить гораздо огромнее. По вступлении же на престол царя Алексея Михайловича в 1648 г. повелено было соловецкому игумену Илии по предположенной уже мере помянутую каменную церковь непременно выстроить… Строение церкви было окончено уже по смерти Елеазара. В оной церкви сооружены были три престола: во имя Святыя Троицы, преподобного Михаила Малеина и Знамения Пресвятыя Богородицы.

В 1655 г. Святейший Патриарх Никон, во уважение духовного наставника своего Елеазара, исходатайствовал у государя новые милости для Анзерской пустыни. Поскольку там, по заведенному порядку, совершаема была ежедневная Литургия, то в прибавление к прежней даче для церковной надобности повелено было отпускать на год по 1 пуду ладана, по 3 пуда воска, по 10 галенков⁴⁶ вина церковного, по 4 четверти муки пшеничной на просфоры, также к денежному жалованью прибавлено по 1 рублю на каждого брата. В сем же году положено быть в ските 17 человекам братии, с произвождением им полного оклада ружного и денежного жалованья, что в следующих 1656 и 1662 гг. и грамотами царскими утверждено было. В то же время Святейший Патриарх Никон, имея искреннее усердие к Анзерской пустыни, пожаловал в милостыню здешней братии по 1 рублю, строителю Елеазару 2 рубля; потом от него же присланы серебряные оклады на иконы весом в 7 фунтов 80,5 золотников, да рыбы 11 осетров, и особенно Елеазару рыба белужка⁴⁷.

Строитель Елеазар, достигнув глубокой старости, мирно преставился в лето 1656, месяца генваря в 13 день, и погребен близ храма, с восточной стороны в часовне. Скит Анзерский находился совершенно независимым от Соловецкого монастыря до учреждения вновь открывшейся епархии Холмогорской и Важеской в 1682 г., с которого времени первый архиепископ Афанасий подчинил оный скит полному заведованию Соловецких архимандритов.

В 1762 г. преосвященный Иоасаф, епископ Архангелогородский, был в Анзерском ските и строителя оного скита, иеромонаха Мельхиседека, произвел во игумена с тем намерением, чтобы навсегда таковое настоятельство там утвердить; им также установлено было ежедневное чтение акафиста Божией Матери пред чудотворною ея иконою Знамения, а в праздничные дни отправление молебна пред чудотворною иконою Святой Троицы. В 1764 г. Анзерский скит как безвотчинный и на своем содержании бывший не включен в штат, а приписан навсегда к Соловецкому монастырю, с положением в нем строителя и монашествующих 12 человек.

По заведенному издревле обыкновению и ныне в Анзерский скит отходят на время, с благословения настоятеля своего из Соловецкого монастыря испытанные во благочестии старцы, чтобы в отдаленном уединении и тишине беспрепятственно предаваться христоподражательному молитвенному подвижничеству и, в безмолвии внимая спасению своему, беседовать с единым Богом. Многие из приплывающих в Соловки для поклонения здешним преподобным угодникам Божиим путешествуют и на Анзерский остров.

Основание обители

В 50-х гг. XVI в. в дремучем лесу близ озера Кожа поселился пустынник-священноинок Нифонт (из иноков Ошевенского монастыря). Пост и молитва поглощали у него время, а травы и ягоды служили ему пищею. Старец прожил несколько лет в полном уединении. В 1557 г. пришел к нему Сергий, и было положено начало общежитию. Сергий прежде был татарским царевичем и назывался Турсасом Ксангаровичем. Когда в 1552 г. пала его родина Казань, Турсас переехал в Москву, принял святое крещение с именем Сергия и стал жить в доме своего родственника, боярина Захария Ивановича Плещеева, который был женат на астраханской царевне Ельякше (во святом крещении Юлиании).

Боярин – человек благочестивый и начитанный – основательно познакомил Сергия с православным учением. Сергий же, научившись чему мог, возгорел желанием высшего совершенства, оставил родных, Москву и стал странствовать по русским святым местам, пока не пришел к Нифонту и не нашел здесь того, чего искала его душа. Налагаемые Нифонтом послушания он переносил с изумительным терпением и точностью. Пришельцу недоставало только ангельского образа.

«Отче святый, – стал говорить Сергий, – благослови мое желание: облеки мя во инока». Видя его подвиги, Нифонт исполнил его желание. Сергий стал Cерапионом. Труды приложились к трудам и молитвы к молитвам. Слава о подвигах пустынников распространилась и привлекла к ним других ревнителей совершенства в духовной жизни. При Кожском озере, на Лопском полуострове мало-помалу образовалось значительное общежитие – монастырь Богоявления Господня. Видя умножение братии, Нифонт, поручив ее Серапиону, отправился в Москву, но, едва пришел туда, как скончался и был погребен в одной из обителей.

Теперь уже Серапион отправился в Москву с просьбою об устроении обители и пожаловании ей земли. Ходатайство старца удалось. Царь Феодор Иоаннович пожаловал братии Лопский полуостров и вокруг озера Кожи «матерой земли по 4 версты» грамотою от 30 сентября 1585 г., а митрополит Дионисий благословил устроение обители. Были выстроены два храма: во имя Богоявления Господня и Благовещения Пресвятой Богородицы, с приделом Неопалимой Купины.

Патриарх Иов в 1599 г. Серапиона сделал строителем основанной им обители, а инока Авраамия, с которым Серапион ходил в Москву после устроения первого храма, посвятил в иеромонахи и благословил его освятить церковь. Впрочем, кроткий старец по-прежнему уклонялся от начальствования и, будучи действительным управителем, честь власти передавал другим, которые и назывались игуменами. Официально же игуменство было учреждено в 1608 г. митрополитом новгородским Исидором. Давши антиминс для второй церкви, митрополит Исидор первым игуменом назначил Авраамия и пожертвовал обители «4 иконы окладные, пядницы⁴⁹, венцы сканые, да 10 рублей денег».

Кроме устроения храмов, Серапион с Авраамием много сделали и для общежития. При них собралось 40 человек братии. Между тем пожалованная около озера земля, будучи болотистою и поросшею лесом, ничего не давала. Поэтому Серапион покупками на 200 рублей сделал значительные по тому времени приобретения земли в деревнях Кернешке, Клещеве, Канзопелде и Пияле по берегам реки Онеги, а также небольшие участки в солеварнях и в тонях на летней стороне Белого моря. Образовалось небольшое хозяйство, которое и давало средства для содержания братии.

Из числа братии замечательны преподобный Леонид Устьнедумский, бывший три года келарем, и преподобный Никодим Хозьюгский, полтора года трудившийся в просфорне и 30 лет проведший в Хозьюгской пустыни. При Серапионе же был прислан и пострижен в монахи по приказанию Бориса Годунова князь Иван Сицкий.

Во время управления Серапиона неблагодарная братия часто восставала против блаженного старца и не раз изгоняла его из обители, но тот благодушно перенес все скорби. Сдав дела преподобному Авраамию, преподобный Серапион последние три года провел в уединении и мирно скончался в 1611 г., в июне 27 числа. Его гробница находится по северную сторону церкви Богоявления. Основанная им обитель осталась благоустроенною.

Процветание обители

Игумен Авраамий. Блаженный ученик и сотрудник Серапиона, игумен преподобный Авраамий кротко правил обителью с 1608 по 1634 год. При нем скончался князь заточник Иван Сицкий. Поминки, сделанные монастырем по князю, были разорительны. Поэтому Авраамий стал ходатайствовать о пожаловании обители реки Кожи для покрытия издержек, «которая речка из их же озера течет, на котором озере монастырь стоит, – до устья и по деревню по Чижикову». Он получил просимое по грамоте 3 января 1617 г. О других мероприятиях блаженного старца ничего неизвестно.

Проводя время в подвигах благочестия и делах управления, игумен Авраамий летом часто ездил по полевым работам, нередко бывал на Хозьюге и подолгу беседовал со своим другом, преподобным Никодимом. Преподобный Авраамий скончался 27 июля 1634 г. и был погребен подле преподобного Серапиона. Одна серая плита покрывает их гробы. Пред смертию он принял схиму с именем Антония, под коим и известен (всегда вместе с Серапионом) в древних рукописных святцах.

Игумен Иона. Преемником преподобного Авраамия был игумен Иона. При нем, менее чем через месяц по кончине предшественника, сгорели оба храма, построенные Серапионом. Но обитель уже была широко известна. При вести о постигшем несчастии в нее обильно полились пожертвования, и скоро храмы были снова устроены.

Когда в монастырской вотчине Малошуйской сгорел храм, то игумен Иона построил новый прекрасный храм во имя святителя Николая. Иона умно правил монастырем и весьма много содействовал его возвышению. Жизни он был строгой, за что и был любим. Преподобный Никодим, скончавшийся 3 июля 1640 г., был им торжественно погребен. Иона скончался в половине 1642 г. За полтора года до смерти Ионы пришел и стал здесь пустынножительствовать Анзерский иеромонах Никон, впоследствии Святейший Патриарх⁵⁰.

Еще и ныне указывается в обители место при устье реки Виленьги, впадающей в озеро Кожское, где существуют остатки пещеры, в которой подвизался Никон; там поставлен крест⁵¹.

Игумен Никон. Преемником Ионы братия избрала Никона, который строгостью жизни заслужил ее глубокое уважение. Никон согласился на избрание, пожертвовав обители изображения херувимов и серафимов, кутняные ризы, лимонный киндяк⁵², денег 20 рублей, и энергично занялся ее благоустроением. Он управлял Кожеозерскою пустынью около трех лет и за это время возвел ее на высоту благосостояния. При нем одних царских грамот было дано шесть, именно: 1) на Калитинскую деревню с сенными покосами и рыбными ловлями, 3 мая 1643 г.; 2) от 14 марта 1643 г. на беспошлинную продажу в Каргополе и Вологде 2 тыс. пудов соли; 3) оброчная на 10 лет, без перекупа, на малую сторону реки Онеги, 26 марта 1644 г.; 4) на право ловли семги от деревни Чижиковой до Порога, 1 февраля 1645 г.; 5) тарханная касательно сборных податей с солеварен, 26 мая 1645 г.; 6) послушная (подтвердительная) царя Алексея Михайловича на прежние льготы, 3 февраля 1646 г. Получено также много богатых пожертвований от разных лиц. Царь Михаил Феодорович пожертвовал Следованную Псалтирь и 10 рублей денег. Алексей Михайлович – колокол в 100 пудов и 50 рублей денег. Царевны: Татиана Михайловна – 6 рублей, 60 полотенец своего шитья и для Евангелия бархату, евангелистов и застежки серебряные; Марфа Алексеевна – 18 рублей и другие вещи. Бояре: Никита Романов (1643) – 120 рублей, князь С. Прозоровский по царе Василии Шуйском – 25 рублей, сосуды серебряные и пр.

В 1645 г. у игумена Никона возникла тяжба с одним каргопольским крестьянином, который насильно завладел монастырским двором в городе Каргополе. 10 марта 1646 г. Алексием Михайловичем она была решена в пользу Кожеозерского монастыря.

В отношении к братии Никон был строг и высоко поднял нравственный уровень ее жизни, сам подавая пример. При нем число братии возросло до 100 человек, многие были пустынножителями, нося схиму. А прекрасное состояние обители дало возможность ее игумену проявить широкую благотворительность для окрестных жителей. Об этом мы можем судить по такому известию: в одну кяндскую церковь Никоном были пожертвованы полотняныя ризы с бархатным оплечьем лимонного цвета, напрестольное печатное Евангелие с позолоченными серебряными евангелистами чеканной работы и общая печатная Минея.

В 1646 г. Никон уехал в Москву и уже более не возвращался в Кожеозерскую пустынь⁵³.

Игумен Павел. После Никона в Кожеозерской обители произошли замешательства. Ослабевший в подвигах, богатый вкладчик и князь-инок Боголеп Львов произвел эти волнения, продолжавшиеся около 20 лет. Московский Собор, неоднократно вызывая в Москву зачинщика, назвал их безчиниями. Немало беспорядкам содействовала частая тогда смена игуменов. С 1646 до 1661 г. их было шесть. Впрочем, эти волнения носили чисто домашний характер. Боголеп в Москву не поехал и скончался в обители, а вместе с ним прекратились и беспорядки. Так что, когда настала решительная минута борьбы Церкви с появившимся расколом и соловецким сиденьем, Кожеозерская пустынь оказалась на высоте своего призвания. Она явилась твердою поборницею православия и противницею раскола, коего представительницею была тогда толпа соловецких сидельцев.

Различие религиозных взглядов и интересов кожеозерских иноков и соловецких сидельцев отразилось и на житейских отношениях между обителями. Соловецкая стала оспаривать у Кожеозерской право на ловлю семги в устье реки Кожи – сначала частно, а затем между ними началась официальная тяжба, законченная правительством в пользу Кожеозерского монастыря грамотою 1681 г. Это происходило при игумене Павле, который твердо управлял монастырем в течение 20 лет (1662–1682). В 1695 г. 3 августа, при игумене Анании, были обретены святые мощи преподобного Никодима нетленными. Обитель, наслаждаясь покоем, благотворно влияла на соседний Онежский уезд, где в таких условиях раскол не мог свить себе прочного гнезда.

Упадок и запустение

В начале XVIII в. обитель вследствие пережитых сильных потрясений стала заметно клониться к упадку. Последним игуменом обители был Георгий. С его смертию, в 1722 г., прекратилось игуменство. Вместо него было учреждено строительство. При строителях, которых с 1722 по 1764 гг. было четыре, обитель окончательно упала: братия разошлась по другим монастырям, хозяйство расстроилось, и монастырь за бедностию в 1758 г. был приписан к Спасо-Каргопольскому, что окончательно его истощило, и он был закрыт в 1764 г. Вместо монастыря был открыт приход, а когда и этот закрылся, Кожеозерская пустынь была приписана к Прилуцкому приходу. Священники последнего ходили туда только два раза в год: 6 января и 3 июля, в главные праздники, для совершения Литургии. Землями же завладели поселившиеся вблизи крестьяне, образовавшие целую деревню. В запустении обитель находилась 89 лет – до 1853 г., когда была вновь призвана к существованию.

Возобновление

В 1853 г. Кожеозерская пустынь была восстановлена трудами ревнителей благочестия. В 1848 г. преосвященный Варлаам⁵⁴ посетил пустынь, изучил ее прошлое по сохранившимся грамотам, еще несколько раз посетил ее зимою и твердо решил восстановить. Скоро (17 апреля 1848 г.) он нашел и человека, который посвятил себя этому делу всецело. То был управлявший Соловецким подворьем в Архангельске иеромонах Митрофан (Правоторов).

Митрофан пришел в пустынь вместе с послушником Троицкой лавры Львом 30 сентября 1849 г. и нашел одни развалины, а в Покров отслужил там первую Литургию и молебен преподобному Никодиму. Летом 1850 г. ветхая церковь сгорела и явилась необходимость в постройке новой. Митрофан отправился в Архангельск и подрядил мастера для постройки церкви. Преосвященный Варлаам благословил его иконою Успения Божией Матери с преподобными Антонием и Феодосием Печерскими. При этом сказал: «Я не нашел более, чем тебя благословить, как иконою Успения Божией Матери. Ею благословил меня митрополит Киевский Филарет на Архангельскую епархию, а я благословляю тебя с братиею возобновить обитель Кожеозерскую. Со временем вы выстроите каменный храм». По его ходатайству Кожеозерская пустынь для удобства возобновления была приписана к Никольскому монастырю.

Ходатайством преосвященного Варлаама 30 мая 1853 г. Кожеозерская пустынь была возведена в степень самостоятельной. Она была причислена ко II классу без всякого, впрочем, пособия от казны. Число братии определено было в 15, а устав – общежительным. Поселившиеся ранее и не желавшие уходить с монастырской земли крестьяне по указу Палаты государственных имуществ 10 октября 1862 г. были удалены. Церковь была окончена строением в 1855 г.; над мощами преподобного Никодима устроена рака, а над мощами преподобных Серапиона и Авраамия – часовня для чтения Псалтири. Также были возведены необходимые братские и хозяйственные постройки.

За 15 лет Кожеозерская обитель вновь явилась источником просвещения для Онежского и Пудожского края. Раскол, прочно утвердившийся в Пудожском и на границах Онежского уезда за время ее запустения, стал снова ослабевать. Целое раскольническое село, ближайшее к монастырю, стало православным. По открытии обители ее игуменом был сделан Пармен (в 1849 г. вместе с братом Митрофаном уволенный из Соловецкого монастыря и временно назначенный строителем Никольского монастыря), в 1861 г. ему преемствовал брат – «сотрудник и попечитель обители» Митрофан, под управлением которого она находилась до 1867 г.

После Митрофана игумены, к несчастию, стали часто переменяться. С 1867 по 1885 г. их было более десяти. К тому же в обитель собралось много лиц сомнительной нравственности. Все это привело к упадку монашеской жизни. Такой порядок вещей закончился в 1884 г. злодейством – в ночь на 26 сентября ограбили и подожгли Богоявленскую церковь, которая сгорела со всеми ее достопамятностями.

После пожара пустынь стала возрождаться. 26 ноября 1885 г. игуменом был назначен соловецкий наместник, иеромонах Питирим. Неуклонно строгое проведение им в жизнь иноков Соловецкого устава и внимательный надзор подняли ее нравственный уровень. В августе 1888 г. была выстроена, а 15 января 1889 г. освящена новая церковь. Там, где ранее были только болота да тропинки до обители, от Онежского почтового тракта из деревни Корельской на расстояние 70 верст была устроена прекрасная проезжая дорога. За труды игумен Питирим был награжден наперсным крестом и возведен в сан архимандрита, став первым архимандритом от основания обители.

Так, постепенно благоустрояясь, обитель снова стала служить для Пудожскаго края оплотом против раскола, для Онежскго – против могущих быть занесенными сектантских воззрений, а для всех – училищем благочестия.

Новоспасский монастырь располагается на высоком берегу Москвы-реки, на Крутицком холме. Окруженный высокою стеною с башнями, своим внешним видом издали он напоминает старинную крепость, но купола и кресты указывают, что это обиталище смиренных иноков. Обитель эта – древнейшая и одна из самых достопримечательных в столице. Три эпохи сего монастыря – его начало и двукратное перенесение с одного места на другое – совпадают с тремя важнейшими эпохами русской истории.

Монастырь, посвященный имени Спасителя, был основан в XIII в. святым благоверным князем московским Даниилом, сыном Александра Невского, когда Москва едва только возникала и Русь находилась под монголо-татарским владычеством. Располагался он на месте, занимаемом теперь Свято-Даниловым монастырем. Когда Москва сделалась столицей великокняжескою, тогда Спасский монастырь был переведен Иоанном Калитой в Детинец, или Кремник, к собору Спаса на Бору, находившемуся вблизи великокняжеского дворца. В 1490 г., по освобождении России от Ордынского ига, он перенесен был великим князем Иоанном III с именем Спаса Нового, или Спаса на Новом, на современное место, называвшееся в древности Васильцовом, или Васильевским станом, вблизи двора Сарских и Подонских епископов. Первоначально строения монастыря были деревянными, но в 1491 г. Иоанн III заложил каменный соборный храм в честь Преображения Господня. При митрополите Всероссийском Симеоне в архимандритство Афанасия Щедрого собор был освящен. Великий князь Иоанн III много способствовал процветанию обители и, кроме собора, соорудил и другие монастырские здания. Будучи почти с момента основания местом погребения знатных боярских родов, монастырь становится родовой усыпальницей Романовых. В царских грамотах он именуется «преславутою» и «великою» обителью, «первостатейным», «дворцовым», «царским» и «комнатным» монастырем. Новоспасский монастырь не входил в состав патриаршей области, но с вступлением на престол Царя Михаила Феодоровича подведом был приказу Большого Дворца. Здесь до начала XVIII в. существовали и царские чертоги. В них, по преданию, иногда пребывала великая инокиня Марфа Иоанновна.

В 1613 г. монастырь был обращен в крепость, бревенчатые его стены с бойницами простирались на 350 сажень кругом. В 1618 г., когда грянул на Москву польский королевич Владислав, у Спаса на Новом был устроен острожек, обнесенный земляным валом и тыном. В бедственное Смутное время монастырь был опустошен, толпы поляков грабили и неистовствовали в его стенах, чему способствовала и близость дороги, по которой проходили войска. С восшествием на престол Российский Михаила Феодоровича Романова началось восстановление и укрепление монастыря: возобновив монастырь и снабдив его богатыми вкладами, вотчинами и другими угодьями, он положил основание возрождению сей знаменитой обители, достигшей к середине XIX столетия своего расцвета.

С 1640 по 1642 год иждивением Царя Михаила Феодоровича и его матери инокини Марфы под надзором келаря Ефрема и дьяка Дмитрия Карпова монастырь был обнесен каменной оградой с лучными, мушкетными и пушечными в ней боями, с башнями и стрельницами. С 1642 по 1644 гг. построены были каменные кельи, а еще ранее храм во имя Знамения Пресвятой Богородицы, ставший родовой святыней бояр Романовых, над местом погребения дядей Царя: Василия, Александра, Михаила и Иоанна Никитичей. Также была устроена шатровая колокольня с храмом во имя святого Саввы Освященного.

С умножением монастырских вотчин, пожалованных Государем Михаилом Феодоровичем и Патриархом Филаретом, умножились и власти монастырские, которые с архимандритом, келарем и казначеем составляя собор, судили и ведали своих людей. Как и другие знатнейшие монастыри, Новоспасский монастырь пользовался вотчинным правом, по землям имел тяжбы с вотчинниками и для делопроизводства имел свою канцелярию и должностных лиц из монахов и светских. Из таковых в Новоспасском монастыре находились стряпчие, писчики, служки, монахи и житничные, конюшенные, посельские и др. Обитель имела свои подворья: одно в Кремле у Вознесенского монастыря, другое у Яузских ворот, а во Владимире – осадный двор.

Царь Михаил Феодорович в последний год своей жизни (1644–1645) разобрал до подошвы обветшавший храм Преображения Господня и заложил над гробами предков своих нынешний собор, по огромности своей тогда первый после Успенского. Он докончен Царем Алексеем Михайловичем в архимандритство Никона, впоследствии Патриарха Московского.

Никон был поставлен архимандритом Новоспасского монастыря в 1646 г.: как настоятель Кожеозерского монастыря он посетил Москву по монастырским делам и был представлен юному Царю. Государь пожелал иметь столь духоносного мужа в своей «дворцовой, царской, комнатной» обители, и вскоре Патриарх Иосиф возвел игумена Никона в архимандриты Новоспасского монастыря.

Новый настоятель много потрудился в благоустроении обители при самом живейшем участии «тишайшего» Государя Российского. В настоятельство архимандрита Никона царские пожертвования в монастырь потекли особенно обильно, и особенно частыми стали знаменитые царские выходы в монастырь Спаса на Новом. В 1647 и 1648 гг. Царь Алексей Михайлович пожаловал в новый храм, украшение которого было устроено, без сомнения, по мысли и плану архимандрита Никона, более двухсот икон греческого и московского письма, а для иконостаса деисус, праздники, апостолы, пророки и праотцы, изображенные царскими иконописцами, и, кроме того, множество сосудов, облачений и прочего необходимого для богослужения.

19 сентября 1647 г. Преображенский собор был торжественно освящен Патриархом Иосифом в присутствии Царя. К этому событию было приурочено и перенесение, по царскому указу, чудотворного нерукотворенного образа Христа Спасителя из города Хлынова (нынешней Вятки), ознаменованного там чудесами. С этого времени российские Цари начинают посещать монастырь не только для поклонения гробам своих предков, но и для поклонения этой святыне.

Образ Христа Спасителя явил себя чудесами в Вятке в 1645 г. Слухи о многочисленных чудесах, совершавшихся от этого образа, достигли Москвы в 1646 г., и архимандрит Никон стал ходатайствовать перед Царем Алексеем Михайловичем о перенесении сей святыни в Москву, дабы сделать ее достоянием всей России, так как Москва была ее центром. Посоветовавшись с Патриархом Иосифом, Государь согласился с мнением архимандрита Никона и послал игумена Богоявленского монастыря Пафнутия с необходимыми спутниками в Хлынов. Святая икона была принесена в Москву и торжественно встречена у Яузских ворот 14 января 1647 г. Царем Алексеем Михайловичем, Патриархом Иосифом с многочисленным духовенством, среди которого, без сомнения, был и архимандрит Никон. При стечении множества народа икона была торжественно принесена в Московский Успенский собор через Флоровские ворота, которые с того времени стали называться Спасскими. В день освящения Преображенского собора икона была торжественно принесена и поставлена в соборе по правую сторону царских врат, рядом с иконою Преображения Господня, пожертвованной в монастырь Царицей Евдокией Лукьяновной, супругой Царя Михаила Феодоровича, и являвшейся точным подобием древней иконы в церкви Спаса на Бору. В 1649 г. Царь Алексей Михайлович пожертвовал к Нерукотворенному образу Спасителя серебряную лампаду.

В Расходной книге Оружейной Палаты за 7157 (1649) г. сохранилась запись о пожертвовании Царя Алексея Михайловича «в монастырь к Спасу на Новом» архимандриту Никону: «Сентября 7. Того ж дни к Государю Царю и Великому Князю Алексею Михайловичу всея Русии в хоромы взнес казначей Богдан Минич Дубровский да дьяк Захарей Анофриев Крест деревян резной, на нем резаны Господские праздники, поднес Государю Царю и Великому Князю Михаилу Феодоровичу всея Русии Афонския горы Преображенскаго кутлу мужского монастыря келарь Петроней во 138 году, апреля в 13 день; Крест древян, на нем резаны Господские праздники, Государю Царю и Великому Князю Михаилу Феодоровичу всея Русии поднес Афонския горы Ставро-Никитскаго монастыря архимарит Максим во 149 году февраля в 18 день. Крест древян, на нем резаны Господские праздники, Государю Царю и Великому Князю Алексею Михайловичу всея Русии поднес Веденскаго Хилондарскаго монастыря архимарит Мелентий в 148 году декабря в 4 день. Взнесены. И те кресты Государь пожаловал дал в монастырь к Спасу на Новом архимандриту Никону».

Преображенский собор, завершенный строительством архимандритом Никоном, представляет собой пятиглавый величественный храм византийско-русского зодчества. Величественный пятиярусный иконостас – подобие одного из тех древних иконостасов, какие встречаются в древнерусских храмах, имеет близкое сходство с иконостасами московского Успенского и Успенского Троицкой лавры соборов. Старинный иконостас XVII века вследствие разных неблагоприятных обстоятельств не сохранился.

Обращает на себя внимание устройство горнего места в алтаре. Оно имеет три отделения: верхнее для Патриарха, среднее для митрополита и нижнее для епископов. Подобное же горнее место было устроено Никоном, уже Патриархом, в Воскресенском Ново-Иерусалимском монастыре, но там еще большего размера, так как верхнее предназначалось для всех пяти Патриархов – четырех восточных и одного русского. Здесь же, в Преображенском соборе – месте упокоения царских родственников – такое устройство горнего места позволяло служить сразу трем Патриархам, ведь время устроения собора – это время пребывания в Москве Восточных Патриархов.

Через 40 лет после освящения собора он был украшен стенописью и освящен вновь Новгородским митрополитом Корнилием 5 августа 1689 г., при Царях Петре и Иоанне. На своде крытой паперти, облегающей собор с юга и запада, и отсюда через всю церковь, а также по сводам, изображены в генеалогическом древе, в лицах, все Российские Государи – от святой Ольги до Царя Алексея Михайловича включительно. За сим следуют родословие царей израильских и лики пророков, в преддверии же паперти, по обеим сторонам лестницы, изображены эллинские мудрецы Орфей, Омир, Солон, Платон, Птоломей, Анахарсис, Плутарх и прочие, подобно как в Благовещенском соборе в Кремле. В алтаре, по обе стороны горнего места, на стенах написаны отцы и учители Церкви, а на обоих простенках у царских врат присоединены к Собору вселенских святителей замечательные в историко-археологическом отношении поясные портреты десяти московских Патриархов – от первого Иова до последнего Адриана. За правым клиросом, на столпе, были написаны храмосоздатели, Цари Михаил и Алексий, тут же располагалось и царское место.

В 1673 г. Царем Алексеем Михайловичем вблизи Преображенского соборного храма был заложен и устроен, при его содействии деньгами и мастерами, храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Он своею северо-восточной стороной соединялся с Преображенским, имея с ним также и общую паперть. С окончанием постройки в 1675 г. храм 7 октября был освящен Патриархом Иоакимом. В середине XVIII в. здесь были устроены приделы во имя святителя Димитрия Ростовского (1757) и великомученицы Варвары (1758), а в 1843 г. добавился придел во имя Саввы Освященнаго, возобновлявший память церкви, устроенной Патриархом Филаретом на прежней колокольне (1622).

Новоспасский монастырь с самого своего основания имел от Великих Князей и Царей разные привилегии. Он получал несудимые, тарханные⁵⁶ и другие жалованные грамоты, каковыми пользовались только очень немногие монастыри. Хотя Уложение 1649 г. отменяло все несудимые грамоты, Царь Алексей Михайлович вскоре подтвердил их некоторым монастырям, в том числе и Новоспасскому. Кроме того, из уважения к месту погребения своих предков он освободил от платных пошлин все царские грамоты, какие давались монастырю.

С самого основания Новоспасского монастыря учреждены в оном настоятелями архимандриты, которые вначале состояли в ведомстве всероссийских митрополитов, потом Святейших Патриархов, и, наконец, Святейшего Синода. С учреждением Патриаршества первым митрополитом Иовом, бывшим настоятелем сего монастыря, даны архимандритам оного рипиды и ковер, а по рукоположении архимандрита Симона (Лагова) епископом (6 сентября 1769 г.) – осеняльные свещи. Впоследствии давались другие преимущества в священнослужении: носить мантию со скрижалями, на великом выходе принимать Святые Дары в царских вратах, наперсные кресты. С 1837 г. архимандриту Аполлосу по указу Святейшего Синода повелено было священнодействовать со всеми преимуществами Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря, в коем совершалось служение подобно служению Киево-Печерского архимандрита.

Никон в сане архимандрита сей обители, по особой доверенности к нему Царя Алексея Михайловича, каждую пятницу в течение трех лет принимал челобитные от просителей для представления их на милостивое решение самодержавному. Последний нередко приезжал к нему в монастырь для совещания о государственных делах.

Во дни поминовения Царских родителей Патриархи Российские приезжали туда на служение, после коего жаловали деньгами архимандрита, келаря и братию, а нищим раздавали ручную милостыню. Главным временем для таких поминовенных богомолий были Сырная неделя и неделя Святой Пасхи. В период настоятельства архимандрита Никона им был составлен подробнейший Столовый обиходник Новоспасского монастыря, в котором, в частности, было уделено особое внимание «цареву пришествию»: «Да в Спасском же монастыре бывает Царево пришествие на Святой недели, или будет после Святыя недели до Вознесениева дни. Слушает Божественныя литургии или молебна в соборней церкве Преображения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, и после молебна Государь Царь жалует архимандрита и келаря и казначея и всю братию к руке, и яица подает в соборной же церкве всей братье. И как Государь пойдет с монастыря, и в то время у святых ворот архимандрит да келарь подносят ему Государю хлеб. А как Государь бывает на Святой же недели, и после Святыя недели до Вознесениева дни к молебну после обеда, и в то время Государь жалует архимандрита и келаря и казначея и братью всю к руке, и яица в соборной же церкви раздает, и хлебы у святых же ворот Государю подносят власти. И с оловенниками стоят слуги, а питье подают Государю власти ковшами, и будет в тот день государев заздравный корм, бывает с дворца, и в тое пору посылается к нему Государю тот хлеб, которой подносят у святых ворот, да щицы, да квас ячной в муравленых кувшинцах, за монастырскою казенною печатью к столу во дворец, или где он Государь изволит, а когда в тот день в его государево пришествие его государева заздравнаго корма с дворца не бывает, и в тое пору хлеба и штиц и квасу к нему Государю не посылают.

А когда Государь Царь бывает в Спаской монастырь после Вознесениева дни Литургии Божественныя или молебна слушать, и в тое пору, как Государь Царь с монастыря пойдет, подносят Государю хлебы, а оловянников в то время с питьем не бывает.

А когда Государь бывает к панихиде, и в тое пору подносят Государю хлеб, а оловянников не бывает же, и на завтрее того дни бывает корм с дворца, и в тое пору к столу Государю во дворец, или где Государь бывает, хлеб мягкой и щицы и квас в муравленых кувшинцах за монастырскою казенною печатью.

А когда Государь в монастыре не бывает, а ево государев заздравный корм на масленой неделе с дворца на братью бывает, для его государева многолетняго здравия, и в то время хлеб к нему Государю и щицы, и квас в муравленых кувшинах, запечатав, к его государеву столу посылаются же.

Да на масленой же недели бывает Государыни Царицы на братью заздравный корм и в тое пору того ж дни посылается к Государыне Царице к столу хлеб мягкой, да щицы, да квас запечатав в кувшинцах.

А когда бывает Государыня благоверная Царица и с Государем благоверным царевичем и с Государынями благоверными царевнами в Спасском монастыре к Литургии и к молебну, и тогда подносят у святых ворот хлебы.

А как Государь Царь изволит в Троицкой Сергиев монастырь молитися, и в тое пору архимандрит и келарь бывают у руки у Государя на Москве в соборе.

А как Государь придет из Троицкаго походу, и в то время с образы архимандрит встречает со властьми, а подносит образы Спаса Вседержителя неокладные Государю и Государыне Царице и Государю царевичу и государыням царевнам, да в мешечках квас медвяной; а келарь в то время не бывает.

А как Государь придет из Троицкаго походу к Москве, и в соборной церкви Патриарх со всеми властями встречает.

Да на Святой Неделе во вторник подносят Государю Царю и Государыне Царице и Государю царевичу и Государыням царевнам образы Спаса Вседержителя, да в мехах квас медвяной, и бояром и окольничим и дьяком по росписи образы и квас медвяной в мешечках развозят.

А как бывают государевы заздравные панихидные кормы из дворца, и в то время кому Государь укажет быть в монастыре и братью кормить боярину, или окольничему, или дьяку, и ему подносят хлеб у святых ворот, а стряпчим сытнаго и кормоваго и хлебеннаго дворца и подьячим, которые бывают с милостынею с деньгами, подносят им хлебы в трапезе; да поваром, и хлебником, сторожем, и уксуснику, и скатертнику, по полухлебу расхожему на человека»⁵⁷.

Всех чаще в патриаршество свое посещал Новоспасскую обитель Никон и всех щедрее там раздавал милостыню.

После Царя Алексея Михайловича особенное усердие к монастырю имел Царь Феодор Алексеевич. Его расположение особенно усилилось после погребения здесь его любимой тетки Ирины Михайловны (1679). Им были сделаны «на помин души» ценные пожертвования, каждую неделю он бывал здесь для поклонения святыням и гробам своих предков, при этом, по примеру своих отца и деда, раздавал щедрую ручную милостыню.

Новоспасский монастырь видел в своих стенах Восточных Патриархов. 11 февраля 1656 г. по приказанию Царя Алексея Михайловича и Патриарха Никона в ответ на свою просьбу монастырь посетил Антиохийский Патриарх Макарий вместе со своим спутником архидиаконом Павлом Алеппским. Он отслужил Обедню в соборной церкви, а затем в облачениях они прошли вниз церкви, где совершили молитвословие над расположенными там гробницами «царских пресветлых родителей». Описывая это посещение, Павел Алеппский отмечает, что церковь (Преображенский собор) – «благолепная, красивая, душу веселящая; мы не находили в этом городе подобной ей по возвышенности и радующему сердце виду»⁵⁸. В 1666 г. обитель посетил Александрийский Патриарх Паисий, он был здесь 18 ноября, в период подготовки суда над Патриархом Никоном.

С конца царствования императора Петра I начинается постепенный упадок Новоспасского монастыря, хотя прежде данное ему движимое и недвижимое имущество оставалось при нем, но не видно, чтобы в это время он получал какие-либо новые значительные вклады. В 1764 г. при Императрице Екатерине II последовала секуляризация церковных имуществ, или положение о духовных штатах, после чего монастырь лишился всех своих поместий, а вследствие недостатка средств он сократился и в числе насельников.

Древний монастырь Спаса на Новом, пережив вместе с Москвой нашествие французов в 1812 г., во время которого он был ими осквернен, разграблен, опустошен пожаром, в течение последующего времени был обновлен, освящен и имел семь храмов: соборный Преображения Господня, Знамения Божией Матери, во имя святителя Николая, преподобного Сергия Радонежского в колокольне, великомученицы Екатерины и во имя Романа Сладкопевца. Последний – в усыпальнице бояр Романовых, под собором.

Между архимандритами Новоспасского монастыря замечательны: Иов, первый Патриарх Всероссийский, Святейший Патриарх Никон, Патриарх Питирим и, в новейшее время, Филарет (Дроздов), митрополит Московский.

В начале 1649 г. в Москве были заняты приездом и пребыванием в ней Иерусалимского Патриарха Паисия. Приезд его имел значительное влияние на разрешение возбужденных в Москве церковных вопросов и на последующие сношения России с Цареградским Патриархом Парфением⁶⁰. Паисий ехал в Москву за милостыней. Донесение путивльских воевод о прибытии его 5 января 1649 г. на русскую границу на первых порах породило в Москве какое-то недоверие к личности Иерусалимского Патриарха, возбужденное, может быть, неоднократными обманами приезжавших в Москву греков и слухами о деятельности Патриарха Паисия в Киеве⁶¹. Воеводам поручалось подлинно допросить о личности Патриарха и даже описать его наружность. На последнее требование воеводы отвечали, что Паисий роста среднего и широк в плечах.

Из Путивля он выехал 10 января, но в Калуге остановлен и принужден был дожидаться особого наказа о приезде в столицу. В Москву прибыл утром 27 января без особенной встречи и сразу же должен был отправиться к слушанию Литургии в Чудовом монастыре, где ему отведено помещение в каменных палатах. Это помещение Патриарху не понравилось, он сразу же писал Царю, что угорает в каменных палатах, и просил перевести его в деревянные покои. Когда Царь назначил ему келарские кельи в Чудовом монастыре, то Паисий подал новую челобитную, в которой просил поместить его на Кирилловском подворье, где бы он мог жить и сноситься со всеми своими старцами. Государь согласился на эту просьбу, на подворье Патриарху отведена была и особая церковь, хотя строитель монастыря и отказывал Патриарху в выдаче свеч для церковного богослужения.

Паисий прибыл в Москву с многочисленною свитою, состав которой сразу же обратил на себя внимание правительства⁶². 4 числа февраля состоялся прием Паисия во дворце по церемониалу прежнего приема Иерусалимского Патриарха Феофана. Царь Алексей Михайлович встретил Патриарха в Золотой палате, отойдя на пол-сажени от своего трона, Паисий благословил Царя и целовал его в руку, а Государь, сняв царский венец, целовал Патриарха в правое плечо. При этом произошел обычный обмен дарами: Патриарх привез с собою земли из гроба Господня и святой воды из реки Иордан⁶³.

Из дворца Паисий сразу пошел в Успенский собор. Целовав здесь местные иконы, гробы чудотворцев, плащаницу и ризу Господню, он пошел здороваться с Московским Патриархом Иосифом, который встретил его на сажень от своего святительского места и совершил с ним братское целование, затем подходили к новоприезжему Патриарху московские духовные власти за благословением. Сразу же началась Литургия, для слушания которой Паисию было отведено особое место по правую сторону заднего столпа в соборе, но Паисий в начале же Литургии заявил через переводчика, что он такой же православный христианин, как и другие, что он желает смотреть на церковную службу в алтаре. Когда об этом доложили Патриарху Иосифу, последний на входе с Евангелием выслал из алтаря дьяконов и поддьяконов и велел им взять Паисия и провесть чрез царские двери в алтарь, где и устроили ему место по правую сторону близ престола. После Литургии Паисий отправился на свое подворье, куда ему прислан корм с царского стола.

Живя в Москве, Патриарх Паисий не мог не заметить выдающегося значения новоспасского архимандрита Никона. Паисий счел нужным вступить с ним в знакомство, оказывать ему свое усиленное внимание и вести с ним постоянные близкие беседы. Побуждениями к такому сближению Паисия с Никоном служили сколько личные расчеты первого через посредство друга государева и намечавшегося Первосвятителя Русской Церкви найти для себя постоянную поддержку на будущее время, столько же и личные симпатии энергичного новоспасского архимандрита и желание последнего чрез беседы с Восточным Патриархом ближе ознакомиться с порядками церковной жизни на Востоке для исправления этих порядков в самой России. Памятниками такого сближения Патриарха Паисия с Никоном служат сохранившиеся в рукописях два письма Паисия к Царю Алексею Михайловичу.

В одном из них от 8 февраля 1649 г., пред началом великого поста, благословляя Государя на предстоящий пост, Патриарх пишет: «…еще пребываючи аз при вашей милости в прошлые дни говорил есми с преподобным архимандритом спасским Никоном, и полюбилася мне беседа его, и он есть муж благоговейный и до судов (?) верный Царствия вашего; прошу, да будет имети повольно приходити к нам беседовати по досугу без запрещения великого вашего Царствия».

9 марта того же года Никон был рукоположен в сан Новгородского митрополита при торжественном служении Русского и Иерусалимского Патриархов. По этому случаю Паисий 14 марта шлет новую грамоту Царю такого содержания: «Смирение наше молит и благословляет великое Ваше Царствие сим нашим письмом преже похвалити благодать, что просветил вас Дух Святый и избрали есте такова честнаго мужа преподобнаго инокосвященника и архимандрита Никона и возведе его великое Ваше Царствие на святый престол святой митрополии новгородския; и той есть достоин утверждати Церковь Христову и пасти словесныя овцы Христова, якоже глаголет апостол: таков нам подобаше архиерей; и будет молити Бога о многолетнем здравии великаго Вашего Царствия. Второе и аз богомолец ваш зело возрадовался, да, аще будет повеление великаго Вашего Царствия от благодати, что имею от святых мест, подарим и мы ему единою манатьею, потому, как произволит Царствие Ваше, так и будет». Государь согласился на такую просьбу Патриарха и последний, уже по отъезде Никона на свою митрополию, счел нужным 5 мая составить особую грамоту о своем участии в поставлении Никона в митрополиты и о выдаче ему особой червленой мантии⁶⁴ …

Патриарх Паисий оставался в Москве до конца июня, а 21 мая в последний раз приветствовал Государя. В этот день происходил обычный крестный ход в Сретенский монастырь. Когда Государь, бывший в этом ходе, поровнялся с Кирилловским подворьем, где проживал Паисий, то последний вышел из подворья за ворота и приветствовал Государя, за что получил жалованье 100 руб. 3 июля 1649 г. Паисий проехал уже путивльскую границу со своею свитою из 29 человек⁶⁵.

Пребывание Патриарха Паисия в Москве не осталось без влияния на возбуждение и разрешение многих вопросов, касавшихся церковных дел в России. Частые и дружественные беседы Паисия с Никоном, обращения и просьбы Патриарха к Государю и царевне Татиане Михайловне, навсегда сохранившей внимание к Никону, ясно говорят, что Паисий близко стоял к главным русским деятелям и подавал свой голос при разрешении тогдашних церковных вопросов. Москва нуждалась в ученых людях для перевода греческих книг на русский язык, и Паисий для этой цели оставил в Москве своего спутника Арсения грека. Москва тогда была занята исправлением своего церковного богослужения, и Паисий, по словам Патриарха Никона, вместе с другими греками «зазирал» Русскому Патриарху в исправлении этих церковных дел…

Следствием «зазирания» русским греками, начавшегося со времени приезда Иерусалимского Патриарха Паисия в Москву, было возобновление и официальных сношений России с Востоком по делам церковным. Памятником этих сношений служит сохранившийся в рукописях список ответной грамоты Константинопольского Патриарха Парфения II от 16 августа 1650 г. на вопросы Московского Патриарха Иосифа. Из этой грамоты мы узнаем, что в Москве, или во время пребывания в ней Иерусалимского Патриарха Паисия, или сразу по отъезде его, происходили соборные рассуждения об исправлении церковных нужд. Тогда же решено было снестись с Константинополем и просить оттуда ответов на предложенные вопросы сколько для установления взгляда Восточной Церкви на порядки местной русской жизни, столько же и для того, чтобы ответами Восточных Патриархов можно было заручаться на будущее время в деле исправления церковного богослужения и благочиния в России.

За известную всем добродетельную жизнь, по благоволению Великого Государя, Святейший Иосиф, Патриарх Московский и всея России, со всем освященным собором поставил Никона в Великий Новгород митрополитом вместо Аффония, который, хоть и был человек святой, но весьма уже стар и в беспамятстве, почему и сам просил самодержца и святейшего освободить его от престола. Когда преосвященный митрополит Никон приехал в Новгород, то посетил бывшего преосвященного митрополита Аффония, жившего в Спасском Хутынском монастыре и стал просить у него благословения, на что тот возразил: «Ты меня благослови», и так у них долгое время было прение о благословении. Потом Аффоний сказал Никону: «Благослови меня, Патриарх!» А Никон: «Нет, отче святый, я, грешный, митрополит, а не Патриарх». Аффоний же ответил: «Будешь Патриарх; но теперь благослови меня»; и так принял от Никона благословение и сам его благословил.

Правя Новгородской митрополией, преосвященный Никон не только не изменил своего доброго обычая, но с еще большим старанием благоустраивал всякое дело к славе Божией и творил праведный суд, сам разбирая распри и с великой любовью примиряя соперников. Митрополит раздавал немалую милостыню, а когда Господь Бог благоволил посетить тот край хлебным голодом, Никон отвел в своем доме особую большую палату, называемую Погребной, и велел в ней кормить бедных и нищих, сколько их ни придет. И всякий день приходило кормиться когда по сто, когда по двести, а когда и по триста с лишним человек.

Питателем бедных и нищих был святой муж по имени Василий. Прозвание ему было Босой, ибо он зимою и летом ходил босым, а при рождении его и святом крещении получил имя Вавила. Он имел обычай, усадив, по повелению преосвященного митрополита, за стол нищих, смотреть, у всех ли на шее есть крест, и, если у кого не увидит, отдает тому свой и всех увещевает носить на шее не снимая крест Христов, честное знамение спасения нашего, взирать на него очами и мыслями, вспоминая Христову превеликую и совершенную любовь к нам, и Ему, ради нас страдавшему, всем сердцем и мыслью всегда служить.

Каждое воскресенье по распоряжению преосвященного митрополита Василий Босой раздавал денежную милостыню: старым по две деньги⁶⁶, младенцам по полуденьге, прочим по одной деньге, а каждое утро давал всем приходящим по караваю хлеба весом в две литры⁶⁷ – это была милостыня домовая, а из своей келейной казны митрополит всегда имел при себе в кармане рубль или два и бедным раздавал по гривне, по полтине и больше, смотря по потребе.

Сверх того, преосвященный митрополит устроил в Великом Новгороде для убогих сирот четыре богадельни и испросил для них у Великого Государя всегдашнее пропитание, сам же по этим и другим богадельням и темницам ходил с милостыней. Великий Государь поручил ему рассматривать вины заключенных и, смотря по проступку и покаянию, освобождать из темницы – прежде всего тех бедняков, которые невинно пострадали от сильных мира сего. Преосвященный митрополит весьма радел о праведном суде и по указу Великого Государя надзирал и над самими власть имущими и увещевал, чтобы они никому не творили обид, притеснений и разорения. Слыша о том, Великий Государь радовался, что во дни его царствования Бог благоволил даровать из духовного чина такого ко всем благожелательного человека, и часто присылал к нему в Новгород свои царские писания, полные удивительной мудрости и любви.

Благочестивейший царь всегда желал иметь преосвященного митрополита в царствующем граде и наслаждаться его благою и сладкою беседой, но не хотел того делать из-за нужд врученного преосвященному митрополиту стада, зато каждую зиму из Великого Новгорода призывал его в царствующий град и своим государевым указом повелевал немалое время жительствовать в Москве. Преосвященный митрополит имел удивительный дар богодухновенной беседы и истолкования Божественного писания, а также благоприятный голос – для слушающих увеселительный, а для непокоряющихся Богу и святой Церкви страшный, так что, кратко сказать, не только равного ему в том архиерея не было, но и подобного не обреталось.

Митрополит Никон имел обычай часто совершать святую Литургию, особенно во дни воскресные и праздничные, и учить народ слову Божию, ради чего многие из дальних приходов стекались к Обедне в соборную церковь и слушали его преславные поучения с желанием и сердечной любовью, а также внимали сладостному пению (ибо митрополит первым делом ввел в соборной церкви греческий и киевский напевы и имел как никто другой великое попечение о церковном украшении, а также о благочинном одеянии и довольном пропитании церковнослужителей, чтобы им быть у людей в почете).

Благочестивейший Великий Государь, удивляясь такому тщанию о хвале Божией и исполнению Его святых заповедей, являл день ото дня большую любовь к митрополиту и исполнял все его прошения. Тогда же благочестивейший Великий Государь и великий ревнитель благочестия, видя что в церквах служат не по древнему уставу святой соборной Церкви единогласным чтением и пением, но многие люди наперебой читают один одно, другой другое безо всякого внимания, с превеликой поспешностью, а читаемого силу презирают, премного печалился о таковом нестроении и начал с совета и благословения своего духовного отца протопопа соборной церкви Благовещения Пресвятой Богородицы Стефана Вонифатьева творить промышление о единогласном пении в церквах⁶⁸.

В том богоспасаемом деле преосвященный митрополит Никон был Государю великим поборником и помощником, а Святейший Иосиф, Патриарх Московский, защищая обычай, творил прекословие сему доброму начинанию и никак не хотел переменить древнее неблагочиние на благочиние. Потому, когда преосвященный митрополит жил в Москве, благочестивейший царь всегда ему повелевал совершать священнодействие в дворцовой и в прочих церквах, где в честь Государя бывали праздничные службы.

В бытность преосвященного митрополита в Великом Новгороде при боярине и воеводе князе Феодоре Андреевиче Хилкове в Новгороде случилось большое народное возмущение.

Некто из посадских людей по прозванию Волк, по диавольскому навету ходя по немецким дворам в поисках прибытка, сказал торговым немцам на их языке: «Что мне дадите за то, что открою тайное умышление на вас новгородцев?» Когда они удовольствовали его злое желание золотыми ефимками, он им поведал: «Слышите ли в народе нарекания на боярина Бориса Иоанновича Морозова и обвинения в измене? Из-за того и вас всех как его друзей и лазутчиков хотят предать внезапной смерти, а имения разграбить. Кто хочет спастись от погибели, как можно скорей уходите отсюда!» А и в самом деле тогда в народе было большое возмущение на боярина Морозова, так что немцы сочли те слова за правду и тотчас же с товаром на своих и нанятых лошадях бежали из Великого Новгорода в свою землю. Означенный же немилостивый Волк не удовольствовался этой ложью, но, приняв мзду от немцев, умыслил нечто худшее: пошел в Земскую избу и там, и в рядах поведал всяких чинов людям, что немцы, друзья изменника боярина Бориса Морозова, побывали в Москве как соглядатаи и были отпущены им с казной в свою землю, а в Новгород зашли по пути домой. «Так что подобает нам ныне, – говорил Волк, – радея о Великом Государе и о всем московском царстве, явить усердие и переловить тех немцев, казну отнять, а их судить как лазутчиков и изменников».

Услышав эту злую ложь и подстрекательские речи, народ сейчас же с возмущением устремился на тех немцев и, настигнув их на дороге, начал немилосердно бить различными орудиями и отнимать имущество, как то в обычае у возмущенного народа. Но от смертного побиения немцы были избавлены; лучшие из новгородцев, богатые люди, желая их спасти, так сказали народу: «Если вы их убьете, кто сможет открыть измену боярина Бориса Морозова? А надо их содержать в темницах за крепкою стражей». Послушавшись, народ оных немцев засадил в темницу под стражу, а сам принялся грабить иноземцев и богатых людей да разорять их дома.

Боярин и воевода князь Феодор Андреевич Хилков хотел усмирить мятеж и послал к ним для увещания дьяков и стрелецких голов, которых не только не послушали, но и самих хотели предать смерти, а после в неистовстве покусились и на убийство воеводы. Вся толпа со стрельцами и казаками двинулась в каменный город к воеводскому двору. Говорено было при том, что все они, мол, друзья боярина Бориса Морозова, такие же, как он, изменники – насоветовали возить за границу хлеб, мясо и рыбу на продажу, а нас этим разорять, по какой причине здесь у нас чинится дороговизна.

Воевода по городской стене убежал из своего дома к преосвященному митрополиту Никону, который любезно принял его и укрыл во внутренних кельях, а своим дворовым велел запереть ворота Святой Софии. Когда возмущенный народ в великом свирепстве пришел к воеводскому двору и узнал, что воевода бежал к преосвященному митрополиту, раздался крик: «Идем туда и убьем изменника!» Все устремились к Софийскому дому, кто с палками, кто с камнями; а по их народному повелению непрестанно били в два набата – на большой городской башне и на соборной церкви Николая Чудотворца на Ярославовом дворище, что близ Земской и Таможенной изб, где они собирались. Придя к митрополичьему дому, мятежники начали со свирепством и побоями допытывать у домовых людей о воеводе, в которой келье он скрыт; однако многие из них, хотя и приняли побои, говорили, что не знают. Тогда, желая найти воеводу в Софийском доме, начали разбивать большим бревном ворота.

Преосвященный митрополит Никон, слыша, как разбивают ворота, и желая избавить воеводу от погибели и положить за него жизнь, скрыл его в тайном месте, засим предался Богу, вышел к возмущенному и дышащему великой яростью народу и начал его увещевать от Божественного писания.

Слыша слова преосвященного, отвращающие их от ярости, мятежники страшным голосом вскричали: «Этот самый и есть заступник, изменник и укрыватель!» – и тут же как звери устремились на него и начали немилосердно бить палками и камнями, а он только говорил: «Господи, не вмени им греха сего, ибо не ведают, что творят». Но Бог не хотел тогда предать его смерти и вложил в сердца некоторых людей жалость к нему, так что они, видя митрополита, влачимого по земле и жестоко избиваемого, обступили его и не дали убить до смерти; однако многие, сочтя его убитым, пришли в страх и начали по одному отступать от оного сборища и вскоре все разошлись. Дворовые люди подняли преосвященного митрополита и привели в его палаты; он же, нимало не страшась смертного убиения, а только стараясь успокоить мятеж и спасти невинные души от смерти, забыв жестокие побои, тотчас повелел благовестить в большой колокол у соборной церкви, как бывает к молебному собранию, и послал ко всем архимандритам и игуменам в монастыри, прося немедленно приехать, – а тогда был третий час дня, – сам же в это время исповедался.

Когда все собрались в церковь Софии Премудрости Божией, митрополит с ними и с честными крестами и иконами двинулся в собор Знамения Пресвятой Богородицы, что стоит на торговой стороне. Он шел с большим трудом, все время харкая кровью, и, придя, едва был в силах совершить Божественную литургию, за которой причастился Пречистых и Животворящих Таин и получил от них Божественное укрепление к усмирению народа. Изнемогая от болезни, он лег в сани и приказал везти себя к Земской и Таможенной избам, где собрался возмущенный народ.

Как только его привезли туда, он, нимало не страшась мятежников, стал говорить: «Слышите ли? Я вам всегда говорил правду, не обинуясь, тем паче ныне, когда я сподобился принять Тело и Кровь бессмертного Источника, Христа Бога моего, и душа моя грешная уже готова к смерти. Потому я как грешный пастырь, желая спасти свое стадо от возмущающих волков, нарочно пришел к вам, и, если видите во мне какую вину или неправду против царя или царства российского, то объявите о том и убейте меня». От его слов страх и стыд объял злейших и свирепейших возмутителей злочестивого сборища, и они начали один за другим расходиться, а вскоре и все пошли по домам.

Преосвященный митрополит, видя в том деле Божию помощь, велел везти себя в соборную церковь Премудрости Божией и там при всем народе проклял всех зачинщиков поименно, после чего вернулся домой. Они же, желая скрыть свое злодеяние, словно бы они радели о Великом Государе и о всем царстве, умыслили послать в Москву челобитную от всего Великого Новгорода со многими тысячами подписей и велели всех чинов людям прикладывать руки к переписанному набело посланию, а не желавшим угрожали смертной казнью, для чего у них была наготове плаха и секира, причем особенное притеснение творилось духовному званию. Бунтовщики и воеводу себе избрали – митрополичьего дворецкого Ивана Жеглова, который в то время за некую вину сидел в темнице с цепью на шее; они вывели его и в земской избе сделали воеводой, придав ему и других начальствующих людей. Вокруг Великого Новгорода по всем дорогам на Москву они поставили стражу, чтобы не пропустить письма от преосвященного митрополита и от воеводы к Великому Государю, а сами, видя свое бедственное положение, стали помышлять о том, как бы отступить от Великого Государя и поддаться польскому или шведскому королю.

Преосвященный митрополит, прятавший воеводу в своих кельях, написал обо всем случившемся в Москву и послал немедля. Посланный, пройдя тайными местами, пришел в царствующий град и передал то письмо Великому Государю. С тем же человеком была получена царская грамота, надписанная «новому страстотерпцу и исповеднику и мученику преосвященному Никону митрополиту» (в ней было много и иных похвальных и благодарственных слов), а вторую грамоту царь послал с тем же человеком в Земскую избу ко всему народу, дабы они осознали свою вину и, если не хотят быть преданы смерти, просили бы у преосвященного митрополита милостивого прощения в своем великом согрешении перед ним и выдали бы главных возмутителей. И, если преосвященный митрополит сподобит их прощения, им будет милость и прощение и от него, Великого Государя, а если не сотворят так, то вскоре будут казнены. Но прежде, нежели царские грамоты дошли до Новгорода, лучшие из народа начали приходить в соборную церковь и просить у преосвященного митрополита прощения и разрешения вины. А когда им прочли грамоты, принесенные от Великого Государя, всех от мала до велика объял великий страх и смертный ужас, и одно только их утешало, что Великий Государь поручил сие дело преосвященному митрополиту, по заступлению которого и царь помилует.

Они пришли к преосвященному митрополиту и как у милостивого отца со слезами просили прощения и заступления и во всем полагались на его волю, лишь бы только испросил им милость у Великого Государя. Преосвященный митрополит довольно поучил их от Божественного писания (ибо оное поучение длилось часа три и больше), убеждая впредь так не поступать; видя же их истинное слезное покаяние, сам простил их согрешение перед ним, разрешил от проклятия и обещал испросить у Великого Государя милость, а главных бунтовщиков и возмутителей велел поймать и посадить в самую большую тюрьму, что они тотчас и сделали, заключив в темницу более чем триста человек. И тогда все обнадежились государевой милостью, и настала тишина (и уже с тех пор и нам, домочадцам преосвященного митрополита, можно было свободно выходить в город, потому как прежде не только великовозрастные люди, но и я, сие написавший, тогда еще малый летами, терпел в городе притеснение от сверстников, ибо нас называли сообщниками изменников и хотели бить).

Прежде новгородского мятежа еще большее возмущение случилось в городе Пскове: там посадили в тюрьму архиепископа, убили воеводу и многих знатных людей, а царские послания назвали изменническими, так что по указу Великого Государя на них пошел боярин и воевода князь Иоанн Никитич Хованский с войском. Когда князь прибыл в Великий Новгород, то по рассмотрению преосвященного митрополита (ибо князю было повеление от Великого Государя положить все рассмотрение в этом деле на благорассуждение преосвященного митрополита) учинил возмутителям народа наказание: первого из них, по прозванию Волк, велел предать смертному посечению, Иоанна Жеглова с его клевретами, человек с десять, бив кнутом, послать в ссылку в Сибирь на вечное житье, остальных же, наказав малым наказанием, а иных и без наказания, всех отпустить. И с той поры в Великом Новгороде настало совершенное утишение. Совершив сие дело, боярин и воевода князь Иоанн Никитич пришел к Пскову, где его встречали не миром: псковичи заперли город и приготовились дать князю отпор как неприятелю. И так с обеих сторон пролилось много христианской крови. Слыша о сем, Великий Государь по совету со Святейшим Патриархом Иосифом и со всем освященным собором послал к ним для увещания архиеерев, архимандритов и игуменов с царскими и патриаршими грамотами, и, когда псковичи их приняли и прочли грамоты, не вскоре, но пришли в совершенное смирение. С тех пор благочестивейший царь являл еще большую милость к преосвященному митрополиту и часто писал к нему своей царской рукой, хваля за то, что он, хотя и сам пострадал, своим пастырским промышлением не допустил Великий Новгород до кровопролития.

Души самодержца и преосвященного Никона соединились такой любовью, что Государь всегда желал видеть митрополита в Москве и утешаться его сладостной беседой. И, хотя по нужде паствы преосвященного митрополита это было невозможно, по царскому указу он всякий год приезжал в Москву и живал в ней по многу месяцев.

Того ж (160) году июля в 25 день по изволению Божию и по избранию государя царя и великаго князя Алексея Михайловича всея Русии з бояры и со всем вселенским собором поставлен бысть в царствующем граде Москве в потриярхи Ноугородцъкий и Великолутцкий митрополит Никон. И как патриярх ходил окола города, и за ним ходили по государеву указу бояря князь Алексей Никитич Трубетцкой, да князь Федор Семенович Куракин, да князь Юрья Алексеевич Долгорукой, да околничей князь Дмитрей Алексеевич Долгорукой, да Прокофей Федорович Соковнин.

Патриаршее служение Святейшего Никона⁷⁰

Недолго Никон оставался вдали от Царя и столицы. Прошло три года и пять месяцев правления его Новгородскою епархиею, и промысл Божий воззвал его на высоту Всероссийского Патриаршего престола.

В начале июля 1652 г. Никон возвратился в Москву с драгоценной святыней, за которой плавал на Белое море, – мощами митрополита Филиппа. Июля 3, спустя немного после того, как святые мощи поставлены были на место покоя в первопрестольном храме Москвы, в том же храме составился Собор, в присутствии самого Царя и его вельмож, для избрания Патриарха России на место почившего Иосифа. Все знали, что первосвятителем отечественной Церкви должен быть теперь новгородский митрополит Никон, друг Царя и архипастырь, превосходивший всех своих современников обширным умом и ревностию к Церкви и Отечеству. Желал этого и сам Царь.

Никону известно было такое намерение Собора и желание Царя. Но как дальновидный архипастырь, предвидевший труды и опасности, какие ожидают преемника Иосифа на первосвятительском престоле, он хотел уклониться от избрания и не явился на Соборе. За ним послали нарочитых людей из высшего духовенства и гражданских сановников. Никон с решительностию отказался от присутствия на Соборе и от патриаршества. Послы, возвратившись на Собор, объявили ему отречение Никона. Тогда, соблюдая обычный порядок при избрании епископов, Собор назначил для избрания на Патриаршество, кроме Никона, двух иеромонахов – Антония и Феогноста. Вынули жребий, и он пал на Антония. Но как дряхлый старец Антоний отрекся от патриаршего сана. Тогда Царь открыто предложил Собору избрать на первосвятительский престол России Новгородского митрополита Никона. Собор принял и утвердил предложение Царя.

Царь и Собор снова отправили к Никону посланников, просить его, чтобы принял избрание и наречение в Патриарха Всероссийского. Между тем до слуха Никона дошло уже и то, что первый жребий пал не на него, а на Антония. Никон стал еще тверже в своем отказе и умолял избирателей чрез их посланных оставить его в покое на новгородской кафедре. Но отказ его только более и более усиливал желание Царя видеть его на Патриаршестве Московском. Снова отправлены были к Никону посланники, и снова принесли от него Собору тот же ответ. Тогда Царь послал к нему многих знатнейших своих бояр, несколько митрополитов, архиепископов, епископов и архимандритов – просить Никона в кафедральный храм, и, если он опять будет отрекаться, привести его против его воли.

Никон явился на среду Собора, пред лице Государя, многочисленного сонма архипастырей, вельмож и почетнейших граждан Москвы. Царь, встав с своего места, объявил ему свое и общее всех архипастырей и народа желание видеть его Патриархом в Москве. «Несть таковыя меры, да архипастырем буду», – отвечал Никон. Долго просил его Государь от имени всей отечественной Церкви быть верховным ее архипастырем, но Никон оставался непреклонным в своем отречении. Тогда Царь, архипастыри, бояре и весь народ пали на помост церковный пред Никоном и со слезами умоляли его быть у них Патриархом⁷¹. Изумленный и до глубины души тронутый смирением Царя, Никон смягчился. Он немедленно воздвиг Царя от земли, и сам залился слезами. Тогда рыданиями исполнился весь храм.

Прошло немало времени; все плакали и ожидали от Никона совершенного согласия. «Тогда я вспомнил, – говорит о себе Никон, – что сердце Царево в руце Божией, и убоялся отречения»⁷². Но прежде, нежели обявил он совершенное свое согласие на избрание себя Патриархом Всероссийским, обратившись ко всему Собору своих избирателей и к самому Царю, громко сказал пред ними: «Знаете, как первоначально дошел до нас свет евангельской веры, и как мы приняли от Вселенских Патриархов правила святых Апостол, святых вселенских и поместных соборов и святых отец и постановления греческих православных государей. По всему этому мы называемся христианами и хранителями правил и постановлений Церкви. Так называемся мы, но на самом деле весьма мало оправдываем свое название (а яже суть делы, зело скудно действуется в нас). Но помните, что не слышатели, а творцы закона праведны пред Богом; что Мя зовете: Господи, Господи, и не творите, яже глаголю? – говорит нам Спаситель наш. Итак, если угодно вам избрать наше смирение в Патриарха Всероссийского, дайте мне слово, и сотворите завет в этой соборной и апостольской церкви пред Господом Богом и Спасителем нашим Иисусом Христом, пред святым Его Евангелием, пред образом преблагословенныя Девы Богородицы, пред святыми Ангелами и всеми святыми, что вы обещаетесь непременно хранить заповеди Евангелия Христова, правила и постановления святой Церкви, и будете слушаться нас во всем, как первосвятителя и отца верховнейшаго. Тогда, – заключил Никон, – мы не можем отречься от сего великаго архиерейства».

Благочестивейший Царь, весь освященный собор, бояре и народ, «усердно и любезно восхитив этот ответ», как говорит Никон, тогда же, в том же первопрестольном московском храме клятвенно обещались неизменно хранить и исполнять все, на что указывал он им в своем ответе. «Они свидетельствовались, – говорит Никон – Господом Богом и Спасом нашим Иисусом Христом, Пресвятою Богородицею, всеми Ангелы и всеми святыми, пред священным Евангелием и святыми иконами!» После таких торжественных обетов Царя и всего народа Никон, к общей их радости, изъявил согласие быть избранным на первосвятительский престол, и тогда же совершилось наречение его в Патриарха Московского и всея России, в начале 48-го года его жизни. 25 июля 1652 (7160) г. в соборном первопрестольном московском храме Успения Пресвятой Богородицы совершено было посвящение Никона в Патриарха «рукоположением Корнилия, митрополита Казанского и Свияжского, со всем освященным собором». Новопоставленный Патриарх совершил обычное шествие на осляти, которого вел под ним сам Царь. Торжественный обед во дворце и богатые взаимные подарки Царя и Патриарха заключили праздник.

Дружба самая тесная соединяла нового Патриарха с Царем. Вместе они молились, вместе рассуждали о делах, вместе садились за трапезу. Так было почти каждый день. Патриарх был восприемником детей царских. Ни одно государственное дело не решалось без участия в нем мысли Никона. И великий ум, предприимчивый, твердый характер Никона отпечатлены на тех немногих счастливых годах Отечества нашего, когда первосвятительский жезл был в руках Патриарха Никона.

Заслуги Патриарха Никона для духовного просвещения

«Патриарх Никон, – говорит один из отечественных архипастырей – был пастырь, просвещением своим превышающий людей того века»⁷³. Любя сам просвещение, и с юных лет воспитанный чтением слова Божия и писаний отеческих, Никон с сожалением смотрел на погасавшее у нас просвещение и искал способов возбудить в соотечественниках охоту к основательному изучению Божественных и священных писаний и дать помощь как наставникам, так и желающим учиться⁷⁴. Он знал, что справедливо уважать более жизнь христианскую, нежели образованность, но знал и видел собственными глазами, что и пренебрежение науками ведет к вредным последствиям для Церкви, тогда как основательная ученость может служить лучшим украшением для самого благочестия.

Еще среди подвигов управления новгородскою паствою он уже заботился о распространении в самой Москве средств к духовному просвещению. Не вступаясь в дела патриаршего Чудовского училища, Никон нашел средство открыть в Москве новый рассадник для наук. Давно уже в Киеве процветали ученые братства, воспитывавшие, между прочим, защитников православия для тамошнего края, теснимого униатами. Слава этих ученых иноческих обителей известна была и в Москве, но здесь боялись просвещения и не хотели заимствовать его ниоткуда. Чуждый предрассудков, Никон убедил Царя пересадить семена духовной мудрости из южного края Отечества нашего на север и дать им здесь средство возрасти и созреть к славе и украшению Церкви и государства.

В 1649 г. возникающее просвещение нашло себе покровителя в молодом любимце и сверстнике Царя, постельничем Федоре Михайловиче Ртищеве. По мысли и убеждению Никона, он устроил для наук на берегу Москвы-реки, близ Воробьевых гор, у церкви святого апостола Андрея, монастырь во имя Преображения Господня как бы в знак того, что отсюда теперь должно начаться преобразование духовной жизни нашего народа, как она некогда была преобразована святой проповедью Первозванного Апостола⁷⁵.

Вступив на Патриарший престол, Никон принял под свое непосредственное покровительство и Чудовское патриаршее училище. В те времена, когда на училища смотрели, как на место развращения умов и порчи христианских нравов и всячески старались препятствовать ученым их занятиям, нельзя было бы и ожидать особенно великих и обильных плодов духовной мудрости от училищ – Андреевского и Чудовского. Довольно и того, если бы они дали движение умственному застою в народе. Но Никон, ничем не удержимый в стремлении к своим целям, в короткое время своего заведования этими училищами умел сделать при помощи их много полезного для духовного просвещения в нашем Отечестве. Занятия ученого братства под его надзором и покровительством были необыкновенно живы, быстры и деятельны.

Не в одной Москве хотел видеть Никон училища и ученых, он имел намерение распространить свет просвещения по всей широте обширного Отечества нашего. Мы знаем, что Собор Вселенских Патриархов, утвердивший Патриаршество в России, вменял в обязанность каждому епископу убеждать в своей епархии людей к изучению божественной и священной наук. Конечно, обязанность побуждать самих пастырей к этому существенному их долгу лежала главным образом на первосвятителе московском. Никон, точный исполнитель своих обязанностей, предписывал подчиненным ему архипастырям, «научая весь народ православный спасительным Христовым заповедем, особенно отрочат, наказания усердно желающих, учению, чтению и доброгласному и согласному пению по преданию святой Восточныя Церкви, учити и наказывати, избирая на сие учителей во благих свидетельствованных и богобоязненных: и сея ради вины, яко же лепо, училища поставляти, и никому же от неискусных и нелепотных наказателей в них даяти дерзновение»⁷⁶. Правда, не видно по историческим памятникам, чтобы в это время где-нибудь, кроме Москвы, открыты были училища; по крайней мере Никон исполнял священную свою обязанность и усердно желал размножения по всем епархиям училищ и ученых людей⁷⁷.

Между тем в Москве, которую, может быть, Никон хотел сделать средоточием духовной мудрости для всего Отечества нашего, любознательность его собрала богатейшую по своему времени библиотеку. Сохранилось до нас описание ее, составленное по повелению самого Царя Алексея Михайловича после удаления Никона в Воскресенский монастырь. В этом описании значится книг более 1000 томов. Тут встречаются книги греческие, латинские, немецкие, писанные и печатные на бумаге и на пергаменте. Некоторые из них приобретены Никоном еще тогда, когда он был новгородским митрополитом: это по преимуществу книги греческие и латинские⁷⁸. Другие приобретены им уже в сане Патриарха; это преимущественно книги греческие. Многие из них выписаны из древних наших монастырей и еще большая часть с востока, куда Патриарх нарочито за ними посылал старца Арсения Суханова. В состав никоновской библиотеки вошли и ученые труды иноков Андреевского и Чудовского училищ. Самым усердным помощником ему в умножении библиотеки был Арсений Грек⁷⁹.

Собрание книг по их содержанию было самое разнообразное. Кроме книг Священного Писания и творений св. Отцов Церкви, упоминаются в библиотеке Никона: Гомер, Софокл, Гезиод, Демосфен, Аристотель, Геродот, Фукидид и другие древние греческие писатели. Здесь же встречаются различные физики, географии, грамматики, логики, космографии, лексиконы, риторики, ландкарты⁸⁰. Сам Патриарх сознавал важность своей библиотеки: с сознанием своей заслуги в этом отношении он говорит о ней в грамотах своих к Константинопольскому Патриарху Дионисию и Газскому митрополиту Паисию⁸¹. Многие из книг подписаны им собственноручно.

Наставляя отечественное юношество в училищах и собирая в пособие наставникам их «превосходные книги»⁸², Никон в то же время восстановил в Церкви давно прекратившийся обычай общенародных поучений посредством живого пастырского слова. После поучений митрополита Фотия не видим на севере России ни одного опыта живой проповеди в храмах. Мало-помалу образовалась даже уверенность, что живая проповедь – проповедь ереси. Вместо живой устной проповеди считали достаточным читать уставные чтения из древних учителей Церкви.

Никон сознал потребность в живой, устной проповеди, основанной на слове Божием и писаниях отеческих, и как собственным примером, так и своими предписаниями положил начало ее восстановлению после векового молчания ее на наших церковных кафедрах. Замолкшая в ХVI в., она теперь снова начала подавать свой голос. Никон по своему времени знал слово Божие совершеннейшим образом. Он с юных лет вдохнул в себя животворную силу небесной истины и всегда старался сохранять и возгревать в себе божественные дары ее. Чтение Священного Писания и Отцов Церкви было любимейшим его занятием. Итак, одаренный от природы силою и увлекательностию слова, напитанный чтением св. Писания и св. Отцов, Никон не опускал ни одной божественной службы во храме без живого назидательного собеседования с народом. Слово его было огнем, пожигающим упорных грешников, и возгревающим чувство умиления и дар слез в сердцах, отверстых для слышания слова благодати. Беседа его была проста, естественна, для всех удобоприемлема, задушевна. Голос его был звучен и приятен⁸³.

Многочисленные толпы народа стекались со всех сторон слушать живую устную и сладостную для христианской души, воодушевленную беседу своего архипастыря. Нередко слезы умиления текли из очей слушателей; со взорами, исполненными слез, вещал им правду Божию и умиленный архипастырь.

Но храм Божий был для Никона не единственным местом, и время общественного богослужения – не единственным временем проповедания слова Божия. Во всех случаях жизни Никон обращался к Священному Писанию и в нем искал изречений, сообразных с тем или другим случаем. Приходил ли он в темницу, он утешал узников словом Божиим. Встречал ли на пути нищего, подав милостыню, подавал и наставление из слова Божия. Усматривал ли какой-нибудь порок, немедленно обличал его словом Божиим. Подавал ли кому совет в уединении своей храмины или в обществе других людей, слово Божие непременно сопутствовало его слову. Нередко уста Никона, как бы по невольному побуждению, произносили изречения слова Божия и в обыкновенных частных разговорах. Так была настроена душа Никона! Так она преизбыточествовала ведением слова Божия и любовью к нему!

Пастырские труды для благоустройства общественного богослужения

В отечественной нашей Церкви господствовал тогда странный обычай, укоренившийся годами, – читать и петь при общественном богослужении для скорости в два и три голоса в одно и то же время. Всенощное и вечернее богослужение разделяли на несколько частей и отправляли все части вдруг. Ектении и возгласы совершенно сливались с пением клира⁸⁴. Один чтец, по свидетельству очевидца, начинал полунощницу с кафизмою, другой в то же самое время читал Символ веры , тропари и так далее, до конца полунощницы. Один дочитывал шестопсалмие, другой вместе с ним уже оканчивал кафизмы, третий пел славу. И все они старались превзойти друг друга поспешностию, так что не было никакой возможности ни слушать, ни понимать то, что читали⁸⁵. В церквах равнодушно было терпимо пение нестройное, дикое, лишенное всякого благообразия, производившееся притом в одно и то же время на разные напевы и с таким же беспорядком, как и чтение. От разности нотных знаков, которых рабски держались, и от большего или меньшего уменья петь произошли и разности в напевах⁸⁶. То растягивали слова до крайности продолжительною остановкою голоса на каждой букве, то переменяли ударения в словах, отчего вместо благочиния нередко происходил в церкви соблазн⁸⁷.

Но в таком жалком состоянии оставалось наше церковное чтение и пение только до того времени, когда Никон, ревнитель благочиния церковного, родившийся с дарованием к великим и славным предприятиям и в недолгое время пастырства своего восстановивший так много порядков в Русской Церкви, явился на новгородской архипастырской кафедре. Сердце его возмущалось церковными беспорядками, и он вооружился против них и словом, и делом. Немедленно по вступлении на митрополию, он предписал петь и читать в церквах, вверенных его управлению, в один только голос, без поспешности, с надлежащим благоговением, чтобы богослужение имело важность и величие, свойственные его духу. Для большего успеха в столь важном деле он выписал из Киева знатоков греческого и киевского напевов, равно как и партесного пения, и поручил им обучать своих певчих. При содействии этих учителей он ввел у себя приятное и согласное пение.

«И таковаго пения, якоже у митрополита Никона, ни у кого не было»⁸⁸. Но такое ощутительное превосходство церковного пения, введенного Никоном, пред всяким другим того времени и отличный порядок при богослужении, установившийся вслед за уничтожением обычая читать в одно и то же время в несколько голосов, встретили в современниках его вместо признательности и уважения негодование и явный ропот.

Сам Патриарх Иосиф смотрел на все это как на неуместное нововведение и выражал неудовольствие на Никона своим приверженцам. Несмотря однако ж на неудовольствие Патриарха и на безрассудный ропот современников, считавших искоренение беспорядков церковных нарушением законного исполнения и восхищавшихся нестройным чтением и пением⁸⁹, Никон не прекращал своих полезных трудов. Напротив, он более и более воспламенялся ревностию к продолжению их, одушевляемый особенным благоволением Царя. Каждый раз, когда только Никон приезжал из Новгорода в Москву, Царь приглашал его для священнослужения ко двору. Никон служил в придворной церкви с новыми своими певчими и по новому порядку чтения в присутствии самого Государя, который с удовольствием слушал стройное пение и одобрял благочиние в отправлении богослужения, установленное Никоном. Никон умел воспользоваться этим удовольствием и одобрением Царя для своей цели. Он предложил ему совет установить подобное чтение и пение во всей России⁹⁰.

Вняв совету Никона, Царь в 1651 г. составил в своем дворце Собор и здесь распространено было на всю Россию сделанное Никоном улучшение в церковном чтении и пении. Собор постановил: «По преданию св. Апостол и св. и богоносных отец и по уставу, пети во св. Божиих церквах чинно и безмятежно, на Москве и по всем градам, единогласно, на вечернях и на павечерницах, и на полунощницах и на заутренях, псалмы и псалтирь говорить во один голос тихо и неспешно, со всяким вниманием… без всякаго зазора церковнаго». Свиток Соборного уложения положено было для общего сведения прочитать во всех церквах с амвона⁹¹. В Москве, по благочестивой ревности Царя, вскоре после того образовался даже певческий хор. По совету Никона Царь вызвал из Киева знатоков пения и поручил им обучать московских дьяков⁹².

Так много еще в сане митрополита Новгородского сделал Никон в пользу прекращения беспорядочного чтения в церквах и для восстановления стройного пения!

По вступлении на Патриарший престол он с большею ревностию продолжал довершать эти полезные труды свои для благочиния церковного богослужения. По делу и праву Всероссийского Патриарха он, несмотря на мятежный ропот современников⁹³, старался распространить и утвердить во всех российских церквах установленный им порядок чтения и пения. Для этой цели внушал епархиальным архиереям ту же заботу, какою была объята его душа, чтобы они содействовали его попечениям, и убеждал их на этот труд именем предания Восточной Церкви⁹⁴. И отечественные пастыри, послушные первосвятителю, были верными сотрудниками его в святом деле. Они строго преследовали непослушание и упрямство, поддерживавшее в церквах нестройное пение и чтение, беспрестанно рассылали по своим епархиям грамоты о единогласном чтении и стройном пении в церквах, кроме того, учреждали строгий надзор за исполнением своих предписаний, угрожали ослушникам большими штрафами и жестоким наказанием без всякой пощады.

Между тем сам Никон принимал меры, чтобы улучшить богослужебное пение в церквах московских. С соизволения Государя он выписывал знатоков греческого напева из самой Греции и вызывал лучших знатоков киевского напева и партесного пения из Киева и Новгорода.

В ноябре 1655 г. приехал в Москву с одобрительною грамотою от Цареградского Патриарха иеродиакон Мелетий для обучения греческому пению московских дьяков и подьяков. В 1656 г. отправлено было посольство в Киев за одним из известных там певцов партесного пения Иосифом Зазвойским для управления партесным пением в Москве⁹⁵. В октябре того же года Никон писал новгородскому воеводе Голицину – сыскать там и выслать в Москву регента из белорусцев для обучения москвичей киевскому и партесному пению⁹⁶.

И заботы Патриарха не остались без успеха. Трудами его «пение и знание», скажем словами одного из его современиков, «распростреся от великаго Новаграда во все грады и монастыри великороссийския епархии, и во все пределы их»⁹⁷. Пастыри последующих времен восхищались напевами, которые были улучшены и введены в Царви неутомимым старанием Никона. «Кое есть погрешение, – говорил преемник его Патриарх Иоасаф, обращаясь к раскольникам, – яко или гречески, или болгарски, или малороссийски поется в церкви? Вскую, рцыте нам противницы, неимамы любити их сладкопения? еже ово сердце в сокрушение приводит, ово ум от уныния на молитве свобождает, ово весело слышати церковнаго пения увещает. Во истину благая суть сия изводства, ибо и само есть благо»⁹⁸.

Попечительство о храмах

Устраивая чин общественного богослужения, оглашая храмы Божии стройным и умилительным пением, внятным и благообразным чтением и очищая богослужебные книги от вкравшихся в них погрешностей, Никон в то же время обращал пастырскую попечительность свою и на внешнее украшение храмов, чтобы сделать их достойным местом особенного благодатного присутствия Божия и совершения спасительного таинства тела и крови Господа. Благочестие наших предков издревле любило величественно украшать храмы Божии. Но в ужасы самозванства, когда Москва и многие другие города пылали от пожаров, когда горели в них святые обители и святые храмы, Церковь лишилась большей части своих внешних украшений: поляки, как впоследствии чрез два века французы, отличались таким изуверством, что не только похищали из русских храмов золото, серебро, драгоценные камни, но и самые иконы умышленно раскалывали и сжигали.

С воцарением благочестивого Михаила Феодоровича и в дни ревностнейшего Патриарха Филарета Никитича снова начали сиять благолепием отечественные храмы Божии и святые обители. Но никогда так богато и так великолепно не украшались в нашем Отечестве храмы Божии, как при Царе Алексее Михайловиче и Патриархе Никоне. Никон в высшей степени любил красоту внешнего благолепия церковного. В сане Новгородского митрополита он великолепно устроил и украсил святую Софию в Новгороде и церковь св. Никиты, епископа Новгородского, в Москве при Новгородском подворье⁹⁹. Золото, серебро и драгоценные камни блистали на святых иконах, священных сосудах и святительских облачениях, которыми украшался Никон подобно Аарону, по собственным его словам¹⁰⁰. Та же ревность к достойному украшению святых храмов Божиих перешла с ним и на Патриарший престол. Тогда в Москве величественно украсился первопрестольный храм: Царь устроил в нем новый иконостас, в котором деисусы, праздники, пророки, праотцы и местные иконы обложены чеканным серебром с позолотою. Никон сам торжественно освятил его¹⁰¹.

С глубоким сожалением, однако ж видел Никон, что искусство иконописания в нашем Отечестве далеко не соответствовало достойному изображению священных лиц и предметов. Наше иконописание, которое пользовалось некогда уважением и в иностранных землях¹⁰², было в XVII в., по свидетельству очевидца, жалким и безобразным подражанием греческой живописи¹⁰³. Не таков был Никон, чтобы равнодушно терпеть это неустройство в святилище Божиим. Надобно было возбудить в соотечественниках охоту, усердие и любовь к иконописанию и дать им все средства к правильному и успешному образованию своих художественных дарований. Для этой цели в счастливые годы первосвятительства Никона лучшие иконописцы из всех городов вызываемы были в Москву для обновления и украшения московских храмов. Возбужденное таким образом соревнование приносило свои плоды, полезные для успехов художества¹⁰⁴.

Многие из иконописцев содержались при царском и патриаршем дворах и получали богатое содержание. Наконец Никон просил Царя возвысить иконописцев на степень первых художников в Отечестве¹⁰⁵. Покровительствуя таким образом художникам, Никон сам непосредственно наблюдал за произведениями их кисти, одобрял, что было в них хорошего, и исправлял недостатки. В этом отношении он заботился не только о приличии и красоте изображения, но и о правильности самого рисунка. Тогда как искусные иконописцы величественно расписывали священными изображениями святые храмы, Царь для Патриарха-друга не щадил своих сокровищ, золота, серебра, драгоценных камней и тканей на украшение святых икон, священных сосудов и облачений церковных¹⁰⁶. Никон в то же время и сам умножал богатство и число великолепных украшений на собственные келейные доходы¹⁰⁷. Лучшие из древних патриарших облачений, сохраняющихся в московской ризнице, – богатейшея панагии, саккосы и митры – принадлежат Патриарху Никону¹⁰⁸. «Никон, – говорит один из отечественных архипастырей, – был пышен по внешности даже до возбуждения зависти»¹⁰⁹.

Особенным великолепием внешних украшений отличался Иверский монастырь, предмет особенных попечений Никона в первые годы его патриаршества. Никон устраивал его так, чтобы он был «в подивление всем зрящим»¹¹⁰. Наконец, не был забыт Никоном и скит Анзерский – первое училище иноческих его подвигов, где он провел лучшие годы безмятежной жизни. Кроме ходатайства пред Царем о милостыне на благоустроение и содержание Анзера, Никон и сам, посылая прежнему настоятелю своему старцу Елеазару «рыбку беложку», в то же время пожаловал монастырю богатые оклады на святые иконы¹¹¹. Но венцом пастырской мудрости Никона в украшении святых Божиих храмов служит воздвигнутый им храм Воскресения Христова в Новом Иерусалиме, возбуждавший во все времена удивление не только соотечественников, но и иностранцев.

Есть мнение, основанное на любви Никона к благолепию церковному, будто бы он первый ввел в отечественной Церкви иконы итальянской живописи, – мнение несправедливое. Никон был ревностнейшим чтителем и поборником византийского иконописания подобно всем предшествовавшим ему отечественным первосвятителям. Однако стремление ко всему новому, возникшее тогда в нашем Отечестве, имело неблагоприятное влияние и на самое искусство отечественного иконописания.

С начала XVII столетия особенно славились у нас иконописанием две школы: Московская и Строгановская. Различаясь между собою только некоторыми частными чертами в изображении священных ликов¹¹², они сохраняли вначале общий стиль – византийский. Но одна из них скоро изменила наш древний православный тип священных изображений.

В середине XVII в. Строгановская школа уклонилась к западному – фряжскому стилю иконописания. И многие из наших бояр стали покупать образа этой живописи и украшать ими свои домовые храмы. В то же время другие из бояр привезли с собой из польского похода иконы латинского письма. От наблюдательного взора Никона не укрылось это распространение в его пастве неправославных икон. Строгий поборник священной древности, преданной нам с востока вместе с верою, Никон велел отобрать иконы новой живописи, обезобразил их и велел стрельцам носить их по улицам города с таким объявлением: «Кто впредь будет писать иконы не по старине, тот подвергнется строжайшему наказанию». Затем эти иконы собраны были в соборной церкви, и два Патриарха, Всероссийский Никон и Антиохийский Макарий, бывший тогда в Москве, торжественно произнесли отлучение от Церкви на тех, кто впредь будет писать иконы в духе новой школы «на манер франков и поляков». Никон хотел сжечь эти иконы, но Царь предложил зарыть их в землю. Это опять совершено было двумя Патриархами¹¹³. Наконец, окружной грамотой Никон предписал отечественным иконописцам следовать в изображении священных лиц и предметов древней византийской живописи и угрожал строгим наказанием тем из них, которые осмелились бы впредь писать иконы не по древнему преданию Восточной Церкви¹¹⁴.

Был обычай у наших предков того времени приносить в церковь свои домашние иконы, ставить их на отдельном каком-либо месте, возжигать пред ними, и только пред ними, свечи, тогда как местные иконы оставались как бы в пренебрежении – им только молились при богослужении и даже называли их «свояси боги». В светлый праздник, равно как и в другие великие праздники, прихожане, принесшие иконы в церковь, потом выносили их из церкви домой и, подержав их в продолжение праздничного времени, снова возвращали в церковь. Никон запретил этот неблагочинный обычай и постановил, чтобы или совсем не приносили своих домашних икон в церковь для подобного чествования, или, если кто принесет в церковь икону, чтобы не считал уже ее своею, но отдал священнику для общего христианского ее чествования¹¹⁵.

Пастырские труды Патриарха Никона по благоустройству церковного управления

Ревность Патриарха Никона о сохранении правил Церкви вообще в совершенной неприкосновенности делает ему особенную честь и доставляет славу знаменитейшего из иерархов русских¹¹⁶.

Ограждая права и преимущества отечественной Церкви от вмешательства в них посторонних людей, Никон хотел видеть в подчиненном ему духовенстве достойных служителей святой Церкви и алтаря Господня. Поэтому, возвышая внешнее состояние духовенства и значение его в обществе, Никон в то же время употреблял строгие меры, чтобы возвысить и нравственное состояние лиц освященных.

Понимая светлым и обширным умом своим, что уважение народа к вере и Церкви весьма тесно связано с уважением к служителям веры и Церкви, Никон имел особенное попечение о том, чтобы представить в духовенстве образец благочестия для народа и тем возбудить в пастве искреннее уважение к своим пастырям¹¹⁷. Внимательное избрание людей на церковные степени и строгий надзор над избранными и посвященными – вот средства, какие употреблял он к достижению этой цели.

В те малопросвещенные времена Отечества нашего, когда еще боялись учения и училищ, были нередко поставляемы на служение Церкви люди грубые, без правил жизни, без знания обязанностей священного сана, без сведений нередко и в главных истинах веры и благочестия христианского. Такому нравственному и умственному состоянию священнослужителей соответствовала и самая внешняя их жизнь. Но Никон, сам с низших степеней церковного служения возвысившийся до патриаршего престола и везде показывавший в себе образец исправности, мог ли равнодушно взирать на неисправных служителей Церкви Божией? Он старался пресечь в самом корне недостатки современных ему пастырей. И прежде него чувствовали потребность исправления духовного чина, но все средства, какие употреблялись для этой цели, относились не к первому источнику зла, а только к последствиям, от сего происходящим, и потому, останавливая на более или менее продолжительное время те или другие беспорядки, не уничтожали их совершенно в самом зародыше¹¹⁸.

Никон восполнил то, чего недоставало в распоряжениях его предшественников. Хорошо зная, что внешннее поведение человека зависит от внутреннего настроения его души, Никон предписывал епархиальным архиереям посвящать на священные степени только людей «учительных» и строго воспрещал принимать кого бы то ни было в причт церковный без предварительного испытания образа его мыслей, знания им веры и правил Церкви и без свидетельства отца духовного о благочестивой его жизни¹¹⁹. Никон хотел, чтобы пастыри стояли всегда выше своих пасомых по уму, образованному и воспитанному чтением слова Божия, и по жизни, оправдывающей в себе чистоту веры, твердость надежды и теплоту любви в сердце пастыря¹²⁰. А чтобы всегда иметь людей, достойных такого избрания, Патриарх вменял епархиальным архиереям в непременную обязанность заводить училища. Сам он подавал в этом отношении, как и во всем остальном, пример прочим архипастырям.

Святейший никого не рукополагал ни на одну церковную степень без личного испытания его и без свидетельства посторонних достоверных людей о благочестивой его жизни. Так же поступать предписывал он и своим наместникам при назначении ими людей на церковные должности¹²¹. Таким избранием естественно предотвращалось определение на священные места людей, недостойных столь высокого служения. Но, наблюдая за внимательным избранием священнослужителей Церкви, Никон неослабно смотрел и за верным прохождением ими своего служения. Для этой цели он начертывал духовные уставы¹²².

Тех служителей, которые оказывались неисправными и даже делались поводом к соблазну своей паствы, Никон предписывал епископам и своим наместникам удалять от служения Церкви и поставлять на место их достойнейших. В случае, если бы кто из клира не захотел слушаться поставленной над ним церковной власти, Никон позволял своим наместникам и епископам просить помощи от гражданской власти и действовать на непокорных страхом стрельцов и пушкарей¹²³. Между тем сам он был неумолимо строг к священнослужителям, преступно нарушавшим правила Церкви. Призванные к личному его суду, они подвергались жестокому истязанию по законам, иногда заключению в темницу, телесному наказанию и ссылке в Сибирь или в отдаленный монастырь на заточение. «Никон тотчас по возвышении своем, – говорит один очевидец, – употребил в дело полновластие, которое исходатайствовал себе у Царя. Все испугались его. От него в страхе – главы духовенства, архимандриты, священники, даже люди, которые пользуются властию и находятся в царской службе. Никакое заступление не имеет над ним действия. Виновного в невоздержности, пьянстве, буйстве он тотчас наказывает ссылкою. У него есть своя стража, которая берет священников и монахов, замеченных в таких проступках. Мы видели тюрьмы, наполненные этими несчастными, которых обременяют тяжелыми цепями и деревяными колодками на шее и на ногах»¹²⁴. Впрочем, строгий к упорным и бесстрашным нарушителям законов, Никон с кротостию любвеобильного отца принимал возвращающихся от заблуждения к раскаянию в своих проступках. Он забывал в этом случае и те оскорбления, какие наносили ему виновные грубыми укоризнами в прежнем строгом обращении с ними. «По грехам моим нетерпелив я; простите, Господа ради!» – отвечал им Никон на все укоризны¹²⁵. Возвращая Церкви раскаявшегося Ивана Неронова, Никон плакал.

Но не одно духовенство составляло предмет пастырской заботливости Никона. «Патриарх, – говорил Никон, – есть жив и одушевлен образ Христа, делы и словесы живописуя в себе истину. Первее убо ихже от Бога прият, во благочестии и чистоте житие сохранити»¹²⁶. Как понимал Никон служение первосвятителя, так и самым делом проходил его. По долгу верховного пастыря он зорко наблюдал за духовным состоянием всех своих пасомых и по мере приемлемости их неослабно внушал им, и словом, и примером своей жизни, понятие о жизни христианской, богоугодной. Но большая часть людей того времени требовала, по духовному своему состоянию, «млека, а не брашна». Поэтому, с пастырским благоразумием снисходя к детской немощи своих пасомых и желая возводить их от видимого к невидимому, Никон, поучая их вере и христианским добродетелям, требовал от них по крайней мере непременного исполнения обрядов Церкви и всех ее постановлений, определяющих внешнее благоповедение христианина.

Примером благоговейного сохранения христианских правил жизни всегда служил для паствы Никона собственный дом его. Сам строго соблюдая все уставы Церкви, Никон и окружал себя людьми, подобными ему по ревности к благочестию, и их-то употреблял в орудие для надзора за благоповедением своих пасомых¹²⁷. Но, к сожалению, во многих местах нашего Отечества не было тогда должного повиновения уставам церковным. Своеволие недавно тогда минувших лет, времен самозванства, заразившие собою все стороны жизни общественной, гражданской и церковной, также близкое и легковерное знакомство с иноверными народами, особенно во время войн с Польшей, наконец, постоянное пребывание в России множества иностранцев, внесло и в нашу отечественную Церковь, издревле твердую в православии и заботливую о благочинии церковном, различные беспорядки в делах благочиния церковного. Во многих из наших соотечественников того времени не было уже такого усердия к храмам и богослужению, каким всегда отличались древние наши предки. Святые посты, которые так строго были хранимы в прежнии времена, теперь свободно нарушались¹²⁸. Священнейший долг христианина – исповедь и приобщение святых Христовых таин – во многих местах был неисполняем, даже умирали без покаяния в грехах. Не говорим уже о том равнодушии, с каким взирали на святые тайны, когда их нес служитель алтаря в дом того или другого больного¹²⁹. Житейские занятия во дни воскресные и праздничные теперь открыто совершались, тогда как прежде считались за тяжкий грех¹³⁰. Не было должного благочиния и в самых храмах при богослужении: здесь не молились, а смеялись, переходили с места на место, озирались и беседовали о суетных предметах¹³¹. Пастырские грамоты того времени исполнены жалобами на это несоблюдение христианских правил жизни. Не было строгой христианской жизни и в самых обителях¹³². Так велика была нравственная болезнь того века!

Но мог ли на все это равнодушно смотреть Никон, строгий блюститель порядка во всех его видах и особенно ревностнейший поборник правил веры и благочиния церковного? Он всею силою власти своей восстал против бесстрашных нарушителей порядка в храме Божиим и острым словом своим, не разбирая сана и звания лиц, обличал, не смущаясь, в церкви при народе¹³³. Ревность его о доме Божиим доводила его иногда и до того, что он считал себя вправе, как сам говорил, подражать при виде неблагочиния церковного самому Иисусу Христу, изгнавшему торжников из храма бичом из вервия.

Преследуя бесчиние в храмах, Никон устремлял внимательный взор свой и в домы своих пасомых и отсюда удалял предметы, несообразные, по его мнению, с духом православной Церкви. Боярам, бывшим в польском походе, весьма понравились в римских костелах органы. Они завели их у себя в домах. Никон немедленно приказал отобрать у них органы. Потом, когда собралась царская Дума и явились сюда и те, у кого найдены были и отобраны органы, Никон пред лицом Царя и всего собрания громко обличал их, называя каждого по имени¹³⁴. Не говорим уже о том, как строго наблюдал Никон за соблюдением постов и прочих уставов церковных. Грамоты его об этом предмете неоднократно призывали всех христиан к хранению постановлений православной Церкви и обязывали духовных пастырей внимательнее смотреть за христианскою жизнию своих пасомых. За людьми, близкими к себе, Никон, не разбирая гражданского значения их, строго наблюдал сам. Упорные говорили ему: «Силой говеть не заставишь». Но и нехотя упорные говели, пока Никон имел силу¹³⁵. Так действовал Никон в защиту, охранение и утверждение в жизни христиан постановлений православной Церкви!

Забота о страждущих

И на высоте Патриаршего Всероссийского престола, среди ревностного исполнения всех видов многосложного своего долга, Никон находил довольно времени, чтобы позаботиться об утешении несчастных страдальцев бедности, беспомощной старости и сиротства. «Никон, – скажем словами одного из его клириков [И. Шушерина] – и в сане Патриарха не изменил своего благого нрава». Расходные книги Патриаршего приказа, несомненно, свидетельствуют, что никто из Патриархов не расходовал столько на милостыню нищим, и никто не делал столько пособия нуждающимся, как Патриарх Никон. При каждом выходе своем на служение он подавал нищим из своих рук деньги¹³⁶; из церкви нередко, как и в Новгороде, направлял путь свой к тюремным узникам в Черной палате, на Варварском крестце, в Разбойном и других приказах. В праздничные дни он допускал и «певцов Лазаря» в свою столовую палату за трапезу, и сам разделял с ними пищу¹³⁷.

Отец сирых и убогих, Никон не позволял и другим делать какие бы то ни было притеснения и обиды людям бедным. Самою искреннею, сердечною любовию к беззащитным беднякам проникнуты грамоты Никона, в которых он делает подчиненным себе властям вразумления касательно обхождения с крестьянами. «Я слышал, – пишет он, например, архимандриту Иверского монастыря Иакову, – что де скорбят крестьяне и плотники; могорца¹³⁸ мало даешь: и тебе б отнюдь не оскорблять наймом никаких наймитов, и даром бы не много нудить. Бога ради будь милостив ко братии и ко крестьяном и ко всем, живущим в обители той». Неоднократно, кроме того, Никон давал своим крестьянам разные льготы по случаю неурожаев, наводнений и других бедственных случаев¹³⁹. Он был попечительный отец своей области.

Но для любвеобильной души Никона не довольно было одной частной благотворительности. Он хотел, чтобы престарелые и увечные имели постоянный кров и призрение. Для этой цели он, когда еще был митрополитом, испросил у Государя позволение построить в Новгороде богадельни для бесприютных старцев и увечных. Добрый и мудрый Царь, сочувствовавший всем пастырским предначертаниям своего друга Никона к славе Божией и пользе государства, одобрил и подтвердил его намерение касательно устройства богаделен. Пользуясь таким позволением, Никон устроил в Новгороде четыре богадельни в различных концах города, испросил для них у Государя определенный оклад денег и хлеба для содержания и принял их под свое особенное покровительство. Упокоенные в них старцы, убогие и сироты весьма часто видели среди себя своего благодетеля и покровителя с архипастырским благословением мира и любви, словом утешения и богатою милостынею. Никон проводил здесь по нескольку часов в утешительных и назидательных беседах.

Когда Господу угодно было воззвать его на московский первосвятительский престол, он и здесь не только благотворил в разные времена и в различных местах, не только поддерживал богоугодные заведения своих предшественников, но и строил новые пищепитательницы и сам надзирал за призрением в них нищих и увечных.

С давних времен при Патриаршем доме в большие праздники и дни поминовения государей и святителей Патриархи обыкновенно раздавали значительную милостыню нищим, а в день кафедрального праздника Успения Богоматери питали при своем доме до 2500 бедных людей всякого звания. При патриаршей кафедральной церкви содержалось 12 нищих, называемых богородицкими, которые получали каждый день по 25 копеек. На иждивении патриаршего Казенного приказа содержались богадельни, состоявшие в разных частях города, и назывались домовыми, келейными богадельнями Патриарха. Никон в первый же год вступления своего на первосвятительский престол умножил число их построением на собственное иждивение двух новых богаделен. Время открыло ему нужду и способы к сооружению еще новых богаделен, и Никон построил их много¹⁴⁰.

Плоды разума его верны, и имя его живо вовек

Восточные Патриархи, рассмотрев в грамоте Царя доказательства великих качеств, добродетелей и подвигов Никона на пастве, страданий и высокого смирения в заточении, прислали почившему Иерарху грамоты разрешительные от всего, в чем связан он был их предшественниками, и приобщили его к лику Всероссийских Патриархов. В сентябре 7191(1682) г. прибыл Прокопий Возницын с этими грамотами в Москву и вручил патриаршие грамоты Царям Иоанну и Петру Алексеевичам. Сентября 9-го, по повелению Царей, сделан был перевод их с греческого языка на славяно-русский и представлен на благоусмотрение и надлежащее распоряжение Патриарха Иоакима.

Осторожный первосвятитель усумнился в верности перевода и потребовал к себе самых подлинников за подписью и печатьми Восточных Патриархов. При себе приказал он своему толмачу перевесть их на русский язык и прочитать. Патриарх Константинопольский Иаков писал, что святая Церковь имеет власть, соразмеряя суд и милость, наказывать и миловать согрешающих, особенно если они «творят плоды достойные покаяния». Так, продолжал он, и Патриарх Никон, хотя был осужден за свои вины Собором восточных и русских архипастырей и лишен святительского сана, но благодушно перенес свое наказание, «многими печальми и нуждами себе усмири, и многих печальных ради трудов в Небесном Царствии вводящий путь возвратив, евангельское различных благих дел совершение, в терпении, озлоблении, в нужном пребывании постом и молитвами непрестанными и бденьми всенощными, яко злато в горниле, искушен бысть, и яко всеплодие Бога живаго жертва явился, и тако страдательными трудами и прочее жития своего препроводил, не даде сна очима своима, ниже дремания на челе своем, ниже покоя составом своим, дóндеже блаженным сном уснув, благочестно к Господу отыде».

Обращаясь к самым причинам извержения Никона из патриаршего сана, Вселенский Патриарх замечает, что «Никон осужден не яко некиих вин ради душевных или телесных, и елика от архиерейства благодать впредь без воззвания отчуждати, имея естества и исцеления невосприемное творя, ниже над Божественная догматы благочестий согреши, столп бо благочестия непоколебаемый знаем бысть, и Божественных и священных канонов оберегатель преискуснейший, отеческих догмат, повелений же и преданий неизреченный ревнитель и заступник достойнейший: но яко человек, человечески болезнствуя от малодушия некоего гневом и унынием побежден бысть…». Поэтому Собор, составившийся при Константинопольском Патриархе для рассуждения о причислении Никона к сонму всероссийских иерархов, нашел «благословным воззвать Никона к патриаршескому поминовению»; впрочем, замечает Иаков, «не разрушения ради Собора того, от которого он низвержен бысть, никако: Собор бо той не разрушаем, – пишет Иаков от имени своего Собора, – паче же быти нерушимо и крепко хранимо хощем». После всех таких разсуждений Никон восстановляется в сан Патриарха следующими словами: «Преподобныя памяти возлюбленный брат наш, Господин Никон, бывший Патриарх Московский и всея Русии, вместо воздаяния и мздовоздаяния, показания ради долгаго преподобничества терпения, имеет прощение и разрешение от приключившагося ему соборнаго извержения, и да будет прощен в нынешнем веце и в будущем от Отца и Сына и Святого Духа, святыя и живоначальныя Троицы; восприяв же духовный хитон архиерейства, да приимет, яко Патриарх, всегда церковное поминовение, поминаем с прочими Патриархами Московскими во священных диптихах, и по всяким именованным временам священных церковных последованиях безсумненно да сочитается в яве в сочисление прочих Патриархов Московских, Патриархом же являемы и именуемы и поминаемы ни один да не сопротивится, подлинно тако да будет! тем же во оправдание издадеся сие прощение его»¹⁴¹.

Совершенно такого же содержания грамоты присланы были от Патриархов – Александрийского Парфения, Антиохийского Неофита, преемника его Кирилла и Иерусалимского Досифея¹⁴². Выслушав их, Патриарх Иоаким, говорит Шушерин, объявил и со своей стороны: «…сужду и аз праведно сему быти тако». Тогда имя Патриарха Никона было вписано в патриарший синодик и стало возноситься в наших церковных службах наряду с прочими почившими отечественными первосвятителями, с возглашением вечной памяти ему как блаженному Всероссийскому Патриарху¹⁴³.

Итак, мы видели жизнь Святейшего Никона, Патриарха Всероссийского, обозрели его деяния, его служение Церкви и Отечеству, его осуждение, его страдания, и, наконец, возвращение к славе российского первосвятителя. Мы всегда, везде и во всем видели одного и того же Никона – одного и того же в звании мирянина, пресвитера, инока, митрополита, верховного пастыря Церкви и осужденного страдальца. Он везде был себе равен, ни в чем себе не изменил. Нам представляется в нем человек со светлым, гибким и изобретательным умом, впечатлительным и восприимчивым сердцем, строгою, предприимчивою, решительною и непреклонною волею, всегда искавший и как бы жаждавший новых, высших и совершеннейших подвигов для себя, действовавший всегда с полным и ясным убеждением в справедливости своих действий, и потому не терпевший никаких преград в своих ревностных, постоянно живых и деятельных стремлениях к благоустройству церковной и общественной жизни православного Отечества.

С молодых лет он уже решился сделаться иноком. Обстоятельства увлекли его в другую сторону: поставили в отношения семейной жизни. Но внимательный к своему призванию, он расторг брачные узы и удалился в монастырь. Иноческая жизнь среди братии показалась ему не довольно строгой, и он переселился в пустынный скит на уединенном острове. Слава строгой жизни сделала имя его известным в столице, а беседа подвижника с юным и набожным Царем привязала к нему душу Цареву. Вступив на святительскую и потом на патриаршую кафедру, Никон сохранил всю строгость правил как в собственной жизни, так и в управлении Церковью, и во внешних свои сношениях: ревнитель порядка и благоприличия во всем, не терпел нарушения его в церковном чине и жизни духовенства; надменное невежество или упорное преступление наказывал без зазрения совести в своих палатах, высших духовных особ судил по всей строгости церковных правил, а гражданских сановников, близких Царю и родственных его дому, обличал, не смущаясь; вопиял против несправедливого вмешательства гражданских властей в церковные дела; жаловался на беспорядки церковные и гражданские Царю; жаловался Восточным Патриархам, запрещал, наказывал, отлучал от Церкви боярских сообщников из духовенства и был непоколебим как адамант.

Деятельность и ревность пастыря не полагали себе меры, но зависть и ненависть к Никону, возбужденные неумолимой его правдой, положили предел его ревности. Тогда надобно было случиться одному из двух: или этот непреклонный характер должен был смягчиться и склониться по крайней мере до равнодушия к современным беспорядкам в Церкви и в гражданском обществе, или неутомимо ревностный Первосвятитель, нетерпеливый к беспорядкам, должен был оставить престол. Первое было не в характере Никона, и – он оставил престол. Но и в уединении монастыря он несет самые трудные послушания. Призванный на Собор, он пришел не для защиты и оправданий, а для обличений, и обличал пристрастие, укорял несправедливый, по его мнению, суд, не щадя ни чина, ни сана, ни личностей.

Пятнадцать лет страданий не смягчили совершенно этого характера, до конца жизни он сохранил сознание правоты своего дела. Эта-то твердость, стойкость и непреклонность характера, основанные на безошибочном сознании правоты своих действий, были началом и добра, которое Никон сделал для Церкви и государства, и всех бедствий, какие он сам потерпел: в них и недостатки Никона и его совершенства! Но плоды разума его верны, и имя его живо вовек.

С половины XVII в. установленный в Русской Церкви праздник Положения ризы Господней, в память принесения ее в 1625 г. из Персии в царствующий град Москву, перенесен был на 10 число июля месяца¹⁴⁵. В московском Успенском соборе этот праздник отправлялся с особенною торжественностью; богослужение совершал сам Патриарх в присутствии Государя, когда последний был в столице. Накануне праздника за вечернею Патриарх со служащим духовенством выносил ковчег со святою ризою из-под медного шатра, стоящего и доныне на юго-западной стороне Успенского собора, и открывал его для поклонения; после вечерни пел пред ним молебен, на всенощном бдении выходил на литию и величание и после Литургии относил ковчег на прежнее место под шатер на поставец, который в то время назывался «гробом Господним»¹⁴⁶.

В 1658 г. Патриарх Никон думал отправить праздник положения ризы Господней с такою же торжественностью; Царь Алексей Михайлович тогда был в Москве. Но, к величайшему сожалению, праздник 10 июля в этом году ознаменовался горестным событием, повлекшим за собою печальные последствия лично для Патриарха Никона и для всей Русской Церкви. В этот день Патриарх Никон неожиданно для всех отрекся от престола и удалился от управления делами Русской Церкви.

Удаление его от патриаршего престола произвело смущение в русском обществе и большие замешательства в делах церковных. По поводу его возникло обширное следственное дело над Патриархом Никоном. Для разбора этого дела и суждения о нем сознана была необходимость обратиться к мнению и суду Восточных Патриархов. Дело Никона, перенесенное на суд Вселенской Церкви, в разные времена под влиянием различных обстоятельств принимало то или другое направление, ту или другую окраску и чрез это становилось вопросом общеисторическим, характеризовавшим собою взаимные отношения Русской и Греческой Церквей. В этом заключается важность удаления Патриарха Никона от престола и интерес в раскрытии обстоятельств этого события для историка.

Описать подробно и со всею фотографическою точностью обстоятельства удаления Патриарха Никона с престола невозможно вследствие недостатка материала. Ближайших и современных этому событию подробных письменных свидетельств о нем мы не имеем¹⁴⁷. Русское правительство под давлением совершившегося факта сочло возможным приступить к расследованию обстоятельств этого события только через полтора года, в феврале 1660 г., когда многие частности могли или забыться, или получить особую окраску в глазах следователей и свидетелей; правительство для своих целей подбирало свидетельские показания не обо всех обстоятельствах удаления Никона, а только о тех, которые ему были нужны.

Односторонность таких показаний и сделанных на основании их выводов легко усматривается при чтении подлинных списков этих указаний и при сравнении их с теми данными, которые изложены в докладе о них Царю на Соборе 1660 г. и в определениях этого собора. Эта односторонность тогда же замечена была главным заинтересованным в деле лицом, Патриархом Никоном, и опротестована им в его письмах: письме к Газскому митрополиту Паисию Лигариду, в «Возражении или разорении противо вопросов Симеона Стрешнева и ответов Паисия Лигарида» и в письме Никона к Цареградскому Патриарху Дионисию. Указанные сочинения Патриарха Никона значительно восполняют недостатки сведений об обстоятельствах удаления его с престола¹⁴⁸. На основании этих данных удаление Патриарха Никона с престола представляется в следующем виде.

9 июля, накануне праздника Положения ризы Господней, перед самою вечернею, Патриарх Никон по установленному издавна порядку отправил во дворец одного из священников с приглашением Государя к вечернему богослужению, так как в прежнее время всегда было «собрание благочестивейшему Царю со всем синклитом на вечерню и утреню». Но Государь отказался присутствовать при соборном богослужении, и Патриарх совершил вынос ковчега со святою ризою и отправил молебен перед ним без Государя¹⁴⁹.

После полуночи, когда начали благовестить ко всенощному бдению, церковные власти и соборяне, назначенные служить в Успенском соборе с Патриархом, вместе с певчими по обычаю собрались в патриаршую Крестовую палату и ожидали выхода Патриарха из внутренних келий для торжественных проводов его в собор к богослужению; на этот раз патриаршего выхода они принуждены были ждать долгое время¹⁵⁰. Замедление произошло по следующему поводу: перед всенощным бдением Патриарх, согласно установившемуся церемониалу, вновь отправил своего священника во дворец приглашать Государя к утреннему богослужению в соборной церкви; Царь опять отказался от выхода в собор и прислал своего спальника, князя Юрья Ивановича Ромодановского, известить Патриарха, что «Царское Величество [на него] гневен, от того к заутрени не будет, не велел ждать себя и к Литургии». Князь Ромодановский объявил Никону от царского имени и причины Государева гнева: «Ты-де Царское Величество преобидишь, сам назвал себя Великим Государем, а ты-де не Великий Государь; один у нас Великий Государь Царь».

Никон был поражен таким заявлением царской немилости к нему, по собственным его словам, хотел показать неосновательность такой причины царского гнева и объяснял Ромодановскому, что «у него и желания не было называться Великим Государем, а изволил так назвать его и писать в грамотах сам Великий Государь Царь; свидетельством чего служат и сохранившиеся у него [Патриарха] собственноручные грамоты Царского Величества». Но Ромодановский продолжал говорить Никону: «Царское Величество почитал-де тебя, как отца и пастыря, и ты-де не узнался [не понял]; отныне он не велел тебе писаться и называться Великим Государем; об этом велено объявить тебе, и почитать тебя вперед не будем»¹⁵¹.

Прямое объявление от царского имени немилости и гнева государева к Патриарху, высказанное в такой резкой форме, в такое неурочное время, почти в полночь, перед самым началом праздника, когда Патриарх готовился идти к богослужению, естественно, должно было сильно смутить Патриарха Никона. Никон увидел, что Царь сильно гневается на него, из-за этого гнева уклоняется от церковной службы, от выполнения церковных церемониалов, издавна уже освященных народными обычаями, что из-за этого и смущается народное религиозное чувство, и нарушается торжество самого праздника.

Никон хорошо сознавал, что гнев Государя на него основан на клеветах окружавших его царедворцев, будет поддерживаться долее, может принять и другие не менее резкие формы; может и в самом обществе, и в народе вызвать события, нежелательные для Никона и Церкви. Поэтому, чтобы избавиться от царского гнева, уничтожить причины уклонения Государя от участия в общественных церемониях и богослужении, предотвратить общественное смущение в Церкви и обществе, Никон решился на крайнее средство, решился сам удалиться от царских очей, из Москвы, от своего престола.

Мысль об этом удалении, по словам Патриарха, явилась у него сразу же по объявлении ему князем Ромодановским царского гнева, и сразу же была высказана князю для передачи Государю: «И то говорено, что от немилосердия его государева иду из Москвы вон, и пусть ему Государю просторнее без меня; а то на меня гневаяся к церкви не ходит»¹⁵². Князь Ромодановский вышел из келий Патриарха. Смущенный духом, Никон не мог сам спокойно отправлять церковную службу; к ожидавшим его долгое время в Крестовой палате церковным властям выслал своего ризничего дьякона Иова с объявлением, что патриаршего выхода в собор ко всенощному не будет. И власти пели всеношное без Патриарха и Государя¹⁵³.

Патриарх Никон решил оставить свой престол в тот же день, наперед отслужив Литургию в Успенском соборе и объявив народу о своем решении. Об этом он заявил приближенным вскоре по уходе князя Ромодановского и церковных властей из патриаршей Крестовой. Когда весть об этом намерении Патриарха разнеслась на Патриаршем дворе, приближенные к Патриарху Никону дьяки сразу же начали убеждать и просить его отказаться от своего намерения. Дьяк Иван Калитин говорил Патриарху: «Не ходи из Москвы и не оставляй своего престола»; но Патриарх не захотел слушать его. Калитин сразу же побежал рассказать о решении Патриарха другу его, известному в следственном деле Никона, Никите Зюзину, рассчитывая через Зюзина повлиять на Патриарха, и передал ему свой разговор с Никоном. Зюзин сам не посмел идти на двор к Патриарху и лично убеждать его не оставлять Патриаршества; но велел тому же Калитину «говорить Патриарху, чтобы он от такова дерзновения престал и с Москвы не ходил и церкви Божия не возмутил и Великого Государя не прогневал; а будет пойдешь не рассудно и не размысля дело сие, и впредь и хотящу ти внити [на Патриарший престол], не леть ти будет. А мне к тебе нельзя быть, опасаюсь Великого Государя гневу, видя такое дерзновение».

Такие слова Зюзина, переданные Калитиным Патриарху, подействовали на Патриарха и заставили его призадуматься над своим решением. «Он-де усумнелся было от твоих слов, – передавал потом Калитин Зюзину, – и стал было писать письмо к Государю, в котором отказывался от своего решения оставить Патриаршество; но, немного написав, разодрал написанное и сказал: иду-де» [из собственноручной сказки Никиты Зюзина, поданной им Государю на допросе 22 декабря 1664 г., после приезда Патриарха Никона в Москву (из 10-го свитка подлинного следственного дела над Патриархом Никоном, хранящегося в Московской Синодальной библиотеке)]. Утром же, за чтением церковного правила перед причащением, Патриарх Никон сказал и своему подьякону Ивану Тверитину о том, что он оставляет сегодня Патриарший престол, и приказал ему купить «ключку», простую однорожную палку, какую обыкновенно носили тогда приходские священники. Об этом приказании подьякон Тверитин тотчас же сообщил и своему товарищу, другому подьякону Матфею Кузмину (Из сказок этих подьяконов на Соборе 1660 г.). Кроме «ключки», Никон приказал приготовить себе и простое монашеское платье с черным клобуком, и простую телегу, в которой он мог бы уехать из московского Кремля после службы.

В третьем часу дня, когда начали благовестить к Обедне, и власти пришли в патриаршую Крестовую палату, чтобы провожать Никона в собор к богослужению, Патриарх приказал своему ризничему, черному дьякону Иову принесть себе из собора посох Петра митрополита, а подьяконам и певчим дьякам прийти в новых лучших «больших» стихарях, и при этом заметил, что теперь его провожать будут в последний раз. Совершив торжественный вход в Успенский собор и приложившись к святым иконам, Спасовой ризе и мощам чудотворцев, Патриарх стал облачаться; ему подали рядовое облачение, но Патриарх велел переменить его и принесть саккос святого Петра митрополита и омофор, известный под именем омофора VI Вселенского собора. Так как этот саккос и омофор не были заранее приготовлены к служению и находились развешанными в палатах на Царевоборисовском дворе, то в облачении произошла остановка; подьяконы много времени ходили за назначенным облачением, впопыхах принесли не те саккос и омофор; принуждены были снова бежать на Царевоборисовский двор; Патриарх ожидал их долгое время, и потом, уже облачившись, приступил к совершению Литургии (из сказок митрополита Питирима и архиепископа Иоасафа).

На этот раз с Патриархом служили: два митрополита – Крутицкий Питирим и Сербский Михаил¹⁵⁴; архиепископ Тверской и Кашинский Иоасаф; пять архимандритов – чудовской Иосиф, Спаса-нового монастыря Иосиф, спасоандрониковский Дионисий, богоявленский из-за торгу Киприан и хутынский из Новгорода Тихон; три игумена – знаменский Иосиф, златоустовский Мисаил и домового патриаршего Новинского монастыря Боголеп; три протопопа – Большого Успенского собора Михаил, Архангельского собора Кодрат и Сретенского собора Андрей; три священника Успенского собора – Киприан, Василий Федоров и Федор Терентьев, два соборных дьякона – Михаил и Петр, четыре подьякона – Петр Федоров новгородец, Иван Васильев, Матвей Кузмин, Иван Тверитин и причетник Гаврилка Семенов. На клиросе пели патриаршие певчие дьяки и подьяки¹⁵⁵. Церковь была переполнена народом. Литургия отправлялась обычным порядком. Во время причащения Патриарх целовал властей и служащих всех в уста (сказка протопопа Михаила).

По причащении Патриарх, сев на стуле пред престолом, стал писать на столбце бумаги письмо (сказки архимандритов новоспасского Иосифа и хутынского Тихона), которое сразу же и отправил к Государю с своим ризничим иеродиаконом Иовом, хотя не участвовавшим в служении, но стоявшим тогда в алтаре в облачении. Письмо это до нас не дошло в подлинном виде, но содержание его передает сам Никон; он извещал в нем Государя о своем удалении от Патриаршества и в таких словах определял причины этого удаления: «Се вижу на мя гнев твой умножен без правды, и того ради и собор святых во святых церквах лишаеши. Аз же пришлец есмь на земли, и се ныне, поминая заповедь Божию, дая место гневу, отхожу от места и града сего. И ты имаши ответ пред Господом Богом о всем дати». Государь, просмотрев это письмо, отослал его назад с тем же иеродиаконом¹⁵⁶.

Возвращение письма Государем еще более смутило Патриарха. Можно думать, что Никон, посылая письмо, в котором повторял переданное им на словах князю Ромодановскому, думал тем самым, если не вызвать Государя на личные объяснения с собою по поводу заявленного им желания оставить Патриаршество, то по крайней мере узнать мнение Государя на этот счет, узнать, что Государь будет говорить по поводу оставления им Патриаршего престола, будет ли просить его остаться на престоле или нет. Можно думать, что Никон несколько еще сомневался в полной справедливости заявления о силе царского гнева, объявленного ему князем Ромодановским; царский гнев мог быть преувеличен в устах этого боярина, не расположенного к Патриарху; может быть, еще оставался выход к примирению его с Государем. Патриарха могли тревожить и те печальные последствия его удаления от Патриаршества, о которых ему было передано утром от приятеля его Никиты Зюзина. Теперь же, получив обратно свое письмо от Государя, Никон ясно видел, что Царь, действительно, сильно гневается на него; Царь не только не просит его остаться на престоле, но не хочет даже принимать письма об отречении его.

И вот Патриарх Никон твердо решил объявить теперь народу свое намерение удалиться с Патриаршего престола. Подозвав соборного ключаря Иова, он приказал ему поставить сторожей у всех входных церковных дверей, чтобы они не выпускали никого из церкви, в церковь же пускали бы народ и объявляли всем, что Патриарх будет говорить поучение к народу (сказка ключаря Иова). По окончании Литургии¹⁵⁷ Патриарх вышел из алтаря, стал на приступе амвона против царских дверей и начал читать печатное поучение из бесед святого Иоанна Златоустаго на послания апостола Павла, беседу двадцать девятую, и нравоучение этой беседы об учителях церковных, каков должен быть пастырь и учитель (сказки митрополита Питирима, архиепископа Иоасафа, игумена Иосифа, протопопа Михаила, причетника Гавриила и дьяка Щепоткина)¹⁵⁸.

Окончив чтение печатного поучения, Никон обратился с собственною речью к народу. Восстановить не только полный текст этой замечательной речи Никона, но даже все главные мысли ее и самый порядок, в каком излагались эти мысли, невозможно. Почти все лица, дававшие после показания об обстоятельствах удаления Патриарха Никона с престола, прямо заявляли, что они не помнят и не слыхали многого из речи Патриарха вследствие разных обстоятельств, препятствовавших им слушать Никона¹⁵⁹. К тому же, от допрашиваемых лиц и не требовали подробных показаний о всем происходившем в соборе во время удаления Никона с престола и, в частности, восстановления всей его речи к народу. Особенное внимание свидетелей обращалось только на известные места в этой речи, которые особенно интересовали правительство. Некоторые собственноручные показания свидетелей, весьма драгоценные для характеристики речи Никона, впоследствии были переделаны по известным образцам и в первоначальном виде не вошли в официальный доклад Собора Государю.

Патриарх Никон резко протестовал потом против составленного на основании таких данных определения Собора 1660 г. о характере удаления его с престола¹⁶⁰ и указывал на такие стороны своей речи на Соборе, о которых в письменных свидетельских показаниях сделан только небольшой намек. На основании подлинных свидетельских показаний, объяснений самого Никона и других данных можно указать следующие, более или менее главные, пункты в речи Никона, произнесенной им на Соборе.

Дочитав до того места в печатной проповеди, где говорится о беспорядках в церковной жизни, происходящих от небрежности пастырей, Патриарх Никон прямо переносит речь к описанию своего личного управления Русскою Церковью и указывает в этом управлении много личных недостатков, опущений, беспорядков, отразившихся и в жизни его паствы: «Ленив-де я был учить вас и не стало-де меня столько; из-за своей лености я окрастовел, и вы-де, видя мое к вам неучение, от меня окрастовели» (сказки митрополита Питирима и архиепископа Иоасафа); «Как неискусный пастырь, не умеющий пасти свое стадо, губит это стадо и бывает крастоват, от того и овцы коростовеют, так и я не умею вас пасти ни в чем; только-де погубил вас, сам окрастовел и вас смутил и никакому добру не научил» (сказки священников Василия Федорова и Федора Терентьева и поддьяка Ивана Логинова); «Шесть лет был я Патриархом и с вас брал волну, брал, а о стаде не пекся» (сказки певчих Дмитрия Леонтьева, Федора Трофимова и Семена Иванова). «Я-де согрешил, недостоин святительства» (сказки Сербского митрополита Михаила); «Взял-де на себя корабль великий, правил и править не возмог; у корабля кормило згнило и корабль опровержеся» (сказки подьякона Петра Федорова новгородца, сретенского протопопа Андрея и архимандрита Тихона); «Как-де я приял церковь Божью, и я шесть лет Патриархом был и чисту ее в вере Христовой соблюл, и ничево-де я без совету Вселенских Патриархов не чинил; и по ныне-де за согрешение свое пред Богом, понеже на пути расслабленна, гнойна не посетил; ни из сицевых и подобных сим добрых дел не показал, и за сие не хощу быти Патриархом» (сказка соборного дьякона Петра).

Описывая далее свои отношения к пастве, Патриарх просил прощения себе у лиц, недовольных им, и указывал на следующие стороны этих отношений и недовольства: «У кого-де я село отнял, возми назад ево; или-де полуценою или малою ценою купил, возврати-де малую цену мне, а село свое возми; или-де у ково вещь какую насиловал и изнурил ее, отдать нечево, прощения прошу» (сказка казначея Тихона Обанина).

В речи Патриарх коснулся и главной своей деятельности по исправлению церковных книг и обрядов церковных и описал отношение паствы к этой деятельности. «Как я ходил с Государем царевичем и Великим Князем Алексеем Алексеевичем в Калязин монастырь, и в ту-де пору на Москве многие люди к лобному месту збирались и называли меня иконоборцем, что многие-де иконы я имал и драл и за то-де меня хотели убить; а я имал иконы латинские, которым нельзя кланятися: а вывез тот перевод немчин из немецкия земли». Указав при этом на Спасов образ греческого письма, Патриарх продолжал: «…мощно-де сему верить и поклонятись. А я-де не иконоборец. И после того времени называли меня еретиком: новые-де книги завел. И то ради моих грехов чинится. И я вам предлагал многое поучение и свидетельство Вселенских Патриархов, и вы в непослушании окаменением сердец своих хотели меня камением побить. А нас единою Христос кровию искупил; а меня вам камением побить, и мне никово кровию своею не избавить. И чем вам камением меня побить и еретиком называть, и я вам от сего времени не буду Патриарх, а предаю вас в руце Богу живу; той вас да упасет» (сказка патриаршего ризничего диакона Иова. Справедливость исторических указаний, приводимых в этой сказке, и самой сказки несомненна и подтверждается другими свидетельствами)¹⁶¹.

В речи Никон коснулся и другого важного пункта, личных отношений к нему Государя. Он упомянул о своем избрании на Патриаршество по просьбе и умолению Государя, об обещании, торжественно данном Государем и синклитом при этом избрании, слушаться Патриарха; затем перешел к описанию настоящих отношений к нему Государя и открыто пред всем народом засвидетельствовал о царском на него гневе. «И мы, – пишет Никон, – видев царский гнев, того же дни по совершении святыя литоргии засвидетельствовали о том пред Господом Богом и Спасом нашим Иисусом Христом и пред святою Богородицею, и святыми ангелами, и всеми святыми, пред бывшими в то время архиереями, пред освященным собором, пред множеством народа, пред небом и землею; известили напрасный гнев царский, что Царь, напрасно без правды гневается на меня и от того на общее собрание не ходит»¹⁶².

Речь Патриарха Никона отличалась сильным одушевлением и носила патетический характер. Под конец ее Патриарх возвысил голос и со слезами на глазах во всю великую церковь молвил: «От сего времени не хочу быть вам Патриархом, и вы не называйте меня Московским Патриархом» (сказки причетника Гаврилы, певчего Филимона Максимова и архимандрита Тихона)¹⁶³.

Окончив речь к народу, преподав в ней мир и благословение предстоящим и сам испросив себе у них прощения (сказка архимандрита Тихона), Патриарх Никон сразу же на амвоне начал снимать с себя святительское облачение, митру, омофор, панагию, саккос и передавал их на руки своим подьяконам и дьякам (сказки архимандрита Дионисия, знаменского игумена Иосифа, дьякона Михаила и певчих Дениса Федорова, Исаака Андронникова. Что Патриарх разоблачался на амвоне, об этом говорится в сказках митрополита Михаила, протопопа Андрея, попа Федора Терентьева; только в одной сказке новоспасского архимандрита Иосифа говорится, что Патриарх пошел в алтарь и стал переменять там свою одежду). В это время поднесли ему мешок с простым монашеским платьем, заранее приготовленным для него; но церковные власти, бывшие с ним в служении, не дали ему надеть этого платья, мешок у него отняли, передали его священнику Федору Терентьеву, а сами стали просить Патриарха остаться на своем престоле; они молили Патриарха: «Кому-де ты нас сирых оставляешь?».

Но Патриарх оставался непреклонным: «Не буду-де я вам отселе Патриарх и пастырь; престол же оставлю тому, кого-де вам Бог и Пресвятая Богородица изволит дать в пастыря и отца» (сказки митрополита Питирима, архиепископа Иоасафа, новоспасского архимандрита Иосифа, протопопов Михаила и Кондрата, казначея Тихона Обанина). В одном стихаре он вошел в алтарь (сказки митрополита Михаила) и направился к ризнице, чтобы там надеть черное платье; но священник Федор Терентьев мешок с этим платьем успел уже спрятать в соседнем алтаре во имя апостолов Петра и Павла (сказка попа Федора). Сняв в алтаре стихарь и надев рясу, Патриарх опять направился к ризнице; митрополит Питирим хотел загородить ему туда дорогу, но Патриарх «сильно от него урвался», вошел в ризницу, надел на себя черную байберековую мантию с источниками и черный клобук, в руки взял простую деревянную однорожную ключку, и без панагии на груди вышел из алтаря; святительский посох Петра чудотворца поставил на месте и, помолясь перед иконами, направился к выходу из собора.

Понятно то великое смущение, какое произвели в присутствующих сильная энергическая речь Патриарха Никона, открытое сознание им своих немощей, обличение им народного протеста против тех его распоряжений и действий, которые составляли главную заботу во всей его жизни, смелое заявление о перемене добрых отношений тишайшего Государя к своему собинному другу, на которого Царь положил всю свою душу, наконец, решительное, настойчивое желание Патриарха оставить Патриаршество.

Многолюдная масса стоявших в церкви заколыхалась и двинулась к месту, где говорил Патриарх; в народе образовалась давка и поднялся шум, из-за которого невозможно было хорошо расслышать речи Патриарха даже тем лицам, которые стояли возле него; многие из служивших с Патриархом были сдвинуты с своих мест к образам, а некоторые принуждены удалиться в алтарь. Но среди этого шума и давки не слышно было никаких отдельных резких возгласов, которые бы свидетельствовали о каком-либо непочтительном и недружелюбном отношении столпившейся массы к обличавшему ее Патриарху.

Масса на первых порах была поражена неожиданностью; ее охватывал трепет от сильных речей Никона; служившее с ним духовенство, заранее слышавшее о намерении Патриарха оставить престол и знавшее уже приготовления к тому, настолько было поражено случившимся, что в полном почти составе растерялось, не помнило, что делает, и потом на допросах отзывалось запамятованием всех подробностей происходившего пред его глазами. Только немногие из зрителей, обладавшие некоторым хладнокровием и расчетливостью, по собственным их словам, ужаснувшись задуманного Патриархом дела, заранее поспешили выйти из церкви (сказки попа Порфирия и певчего Сергия Петрова).

Когда прошли первые минуты испуга и душевного волнения, доброе русское сердце наполнилось умилением, всепрощением и любовью к тому человеку, один вид которого прежде вызывал робость и распоряжения которого считались тяжелыми и вызывали недовольство и протест. Об удалении Никона от престола стали сожалеть и плакать те, которые прежде боялись его и тяготились им. Плакали в алтаре лица, из которых многие считали страшным подойти и ко вратам его Крестовой. Плакали в ризнице его подьяконы и за своей работой «плачучи убиралися» (сказка подьякона Матфея Кузмина). Плакали церковные власти, когда просили Никона не оставлять Патриаршества. «Плакал зело» и Никон, когда читал поучение, когда прощался с духовенством и с народом и, прося у них себе прощения, во время речи постоянно поднимал свои руки и благословлял присутствующих (сказки подьяков Ивана Логинова и Матвея Степанова); плакал и народ, слушая речь Патриарха и принимая благословение и прощение (архимандрит Тихон писал в своей сказке: когда Патриарх «чел слово об учителех и испустил слезы и многие ведущие православныне крестьяне, имея в сердцах своих страх Божий, такожде прослезилися смотря на него Патриарха»).

Особенно же сказалось доброе чувство народа тогда, когда Никон хотел выйти из собора. Православные христиане, всяких чинов люди, говорится в показаниях очевидцев, соборную церковь заперли и из церкви вон Патриарха не пустили; он сел за своим местом среди церкви на последней ступени амвона к западным дверям и сидел долгое время (сказки митрополита Михаила, архимандрита Тихона и ключаря Иова), окруженный народом, который не хотел расстаться с своим Архипастырем. Несколько раз Никон порывался было вставать, чтобы выйти из собора, но народ загораживал ему дорогу и не допускал до дверей¹⁶⁴ .

В это время произошли следующие обстоятельства. Церковные власти, близко заинтересованные происходившим в соборе, сочли долгом доложить о том Государю. С докладом отправились во дворец оба митрополита, служившие с Патриархом Никоном, наперед распорядившись и с своей стороны не выпускать Патриарха из церкви до государева указа (сказки обоих митрополитов и князя Алексея Трубецкого). Выслушав донесение церковных властей, Царь был поражен поступком Никона и свое впечатление выразил в таких словах к окружавшим его лицам: «Я точно сплю с открытыми глазами и все это вижу во сне»¹⁶⁵.

После непродолжительного совещания с церковными властями и случившимися во дворце боярами Государь отправил в собор для объяснений с Патриархом своего ближнего боярина князя Алексея Никитича Трубецкого, окольничего Родиона Стрешнева с другими боярами¹⁶⁶. Прибыв в собор, князь Трубецкой подошел к Никону за благословением, но Патриарх отказался благословлять его: «Какое мое благословение! Прошло оно; я теперь простой чернец, а не Патриарх, и недостоин быть Патриархом». Трубецкой спросил: «В чем твое недостоинство? Что ты сделал?» Никон ответил: «Буде надобно, я стану тебе каяться». Трубецкой на это заметил: «Мне какое дело слушать твою исповедь; это не мое дело; не кайся, но скажи, зачем оставляешь Патриаршество, живи, не оставляй своего престола; Великий Государь наш жалует тебя и рад тебе».

Патриарх стал объяснять причины своего удаления от Патриаршества: «Даю место гневу Царского Величества, что бояре царского синклита и всякие люди без правды творят многие обиды церковному чину, а Царское Величество не дает на них сыску и управы; а о чем мы пожалимся, и он гневается на нас».

Боярам, присланным от Государя, конечно, не могла нравиться такая речь Никона; они сразу же вступились за свою честь и стали обвинять Патриарха перед народом: «Ты сам назвался Великим Государем, вступаешься во многие государственные дела; и тебе бы впредь Великим Государем не называться и в государственные дела не вступаться».

Никон отвечал: «Самовольно так мы не назывались и в государственные дела не вступались; а что кому говорили о неправде и бедных от напасти избавляли, так мы, архиереи, на то и поставляемся». При этом Патриарх передал Трубецкому письмо, которое пред тем посылал Государю с своим ризничим; просил князя вновь передать это письмо Государю и бить челом, чтобы Государь пожаловал, велел дать ему келью для жительства.

Князь Трубецкой отправился во дворец с письмом Никона и с донесением о своих переговорах с Патриархом. Но Государь опять не принял этого письма и велел возвратить его Патриарху и объявить, чтобы он не оставлял Патриаршего престола и жил в Москве по-прежнему, что келий у него на Патриаршем дворе много, в какой захочет, в той пусть и живет. Князь Трубецкой возвратился в собор и передал слова Государя Патриарху; но Никон оставался непреклонным: «Уже-де я слова своего не переменю; да и давно у меня было обещание, чтобы не быть Патриархом». И с этими словами направился вон из соборной церкви; бояре не велели его более задерживать¹⁶⁷.

У собора ждал Патриарха извозчик с колесницею; Патриарх хотел в нее сесть; но столпившийся около него народ помешал ему исполнить свое намерение: коня распряг, упряжь разрезал и колесницу разломал. Патриарх отправился пешком по Ивановской площади, покрытой в то время большою грязью. На дороге подали ему карету, но Никон отказался сесть в нее. Окруженный толпою народа, он подошел к Спасским воротам; но народ не хотел пропускать его, запер ворота, так что Патриарх принужден был сесть в одной нише под башнею, в ожидании, пока ему отворят; многие плакали: зачем Патриарх оставляет свою паству.

Вскоре прибыли царские сановники и приказали отворить ворота. Никон в сопровождении толпы, постоянно преграждавшей ему путь, прошел Красную площадь, Ильинский крестец, дошел до подворья Воскресенского монастыря и, благословив народ, направился в свои кельи¹⁶⁸. Сюда прислал Царь Алексей Михайлович того же князя Трубецкого и окольничего Родиона Стрешнева с наказом, чтобы Патриарх не уходил в Воскресенский монастырь, наперед не увидавшись с Государем. Такого свидания давно желал и Никон, надеясь в личных беседах с Царем объясниться подробно; тогда может умириться и Царское Величество, и Церковь. Но приглашения ему от Государя явиться во дворец для объяснений и вестей никаких не было.

Прождав их около трех дней, Патриарх утром 12 числа июля взял в Новодевичьем монастыре две коляски, плетенных из прутьев, киевской работы, в одну из них положил свои вещи, в другую сел сам и выехал из Москвы в свой Воскресенский монастырь. Из имущества он взял с собою митру, саккос и по одной одежде другого архиерейского облачения, и то из недорогих тканей.

Узнав об отъезде Никона из Москвы, Государь послал за ним вдогонку того же князя Трубецкого со своим дьяком Ларионом Лопухиным и отправил с ними в дар Патриарху свою царскую карету; но догнать его не могли. Патриарх Никон был уже в своем монастыре; присланную ему в дар карету не принял; она отвезена была в монастырское село Чернево, первую станцию по дороге из Москвы в город Воскресенск, где и оставалась долгое время¹⁶⁹.

В 7175 [1666] году ноября во 2 день прийдоша в царствующий град Москву к Великому Государю Царю и Великому Князю Алексею Михайловичу всея великия и малыя и белыя России Самодержцу Святейшие Вселенские Патриархи: Святейший Папа и Патриарх великаго града Александрии и Судия вселенней Святейший кир Макарий, Патриарх Божия града Антиохии и всего Востока. А с ними Трапезонской митрополит Филофей, святыя горы Синайския архиепископ Анания. Благочестивый же Государь повеле их, Святейших Патриархов, встретить митрополитом, архиепископом и епископом и всему освященному собору за городом со святыми и животворящими кресты.

И ноября ж в 4 день были у Великаго Государя Святейшие Вселенские Патриархи, и того дни были у его Государева стола.

И ноября ж в 7 день Великий Государь повеле быти у себя, Великаго Государя, в Столовой избе Святейшим Вселенским Патриархом, а с Святейшими Патриархи указал Великий Государь быти в Столовую к себе, Государю, преосвященным митрополитом и архиепископом и епископом и всему освященному собору. <…>

И Великий Государь объявил Святейшим Патриархом про призвание их, Святейших Патриархов, которых ради вин призваны они, Святейшие Патриархи, в царствующий град Москву.

Что в прошлом во 160 [1658] году июля в 10 день на праздник положение ризы Господни, еже есть хитон, в соборней великой церкви, прежде бывший Патриарх Никон во время святыя службы по заамвонной молитве на амвоне перед всем освященным собором, которые в то время были с ним в службе, и перед всем народом в церкве, волею своею отрекся престола Патриаршескаго и патриаршескаго своего звания, и рек сице: что-де отселе ктому не буду вам Патриарх и зватися Патриархом, а будет к тому помышлю быти Патриархом – и я буду анафема, и одежду архиерейскую всю с себя снял и вздел на себя простый клобук и посох архиерейский поставил в патриаршеском месте и не отпустя святыя Литургии и пошол из соборныя церкви.

И власти, которые были в то время в службе с Патриархом: Крутицкий митрополит Питирим, Серпский митрополит Михаило, Тверской архиепископ Иоасаф его, Никона Патриарха, остановили в соборной церкве и говорили ему: которых ради вин он, Пат риарх Никон, оставляет святую Церковь и престол свой Патриаршеский и их без пастыря оставляет без совету Великаго Государя, не посоветовав о том с ним, Великим Государем, и Патриарх Никон им тож сказал с клятвою, что ему не быть Патриархом.

И митрополит Питирим про то отречение патриаршеское приходил извещать к нему, Великому Государю, что Патриарх Никон в соборной церкви волею своею Патриаршескаго престола и патриаршескаго своего звания отрекся с клятвою и сняв с себя всю архиерейскую одежду и не отпустя Литоргии и идет из соборные церкви.

И он, Великий Государь, услышав от митрополита про отречение патриаршеское Патриарха Никона, и послал к нему в соборную церковь боярина своего князя Алексея Никитича Трубецкова говорити ему о том, которых ради вин он, Патриарх Никон, престол свой оставляет без пастырну [sic] без совету его, Великаго Государя, и не советовав о том с ним, Великим Государем.

И Патриарх Никон боярину князю Алексею Никитичу Трубецкому сказал тож с клятвою, что он престол свой Патриаршеский оставил и к тому не будет зватись Патриархом, и оставил Патриаршество не от гонения какова, зазирая совести своей, а и то-де я был на патриаршестве по нужде 6 лет, и сказал и пошол из соборные церкви на подворье Воскресенскаго монастыря, и был на подворьи 2 дни. И после того посыланы от него, Великаго Государя, на подворье к Патриарху Никону: боярин князь Алексей Никитичь Трубецкой, да окольничей Родион Матвеевичь Стрешнев, да думной дьяк Ларион Лапухин говорити о том же, для чего он престол оставил. И Патриарх Никон сказал им тож, что и прежде, и в третий день по сошествии своем с престола, он, Патриарх Никон, поехал в свое строение Воскресенский монастырь и ныне живет в том же месте.

А Святая Церковь вдовствует, не имеет пастыря уже девятое лето.

И оней, Святейшие Патриархи, по данней им от Бога благодати, о том схождении с престола прежде бывшаго Патриарха Никона, по правилам святых Апостолов и святых богоносных отец, разрешение подали и указ в том учинили, и подал Великий Государь к Святейшим Патриархом книгу о поставлении патриаршеском, как и в которое время по смотрению Божию Патриаршеский престол устроися в царствующем граде Москве и поставление принял первый Святейший Иов Патриарх Московский и всея Руссии от Святейшаго Иеремии, Божиею милостию архиепископа Константинопольскаго новаго Рима Вселенскаго Патриарха.

А по Святейшем Иове Патриархе Московские Патриархи рукополагались своими митрополиты.

И подавал Великий Государь Святейшим Патриархом многие обличительные письма на прежде бывшаго Патриарха Никона, как он, Патриарх Никон, будучи на Патриаршеском престоле, многие неправды учинил.

И оней, Святейшие Патриархи, книгу и те письма велели перевесть и по тем письмам разрешение подали против правил святых Апостол и святых отец, чтобы Святая Церковь без пастыря не была. А указал Великий Государь быти у того дела у Святейших Патриархов и выписывать о духовных делех [какия] прежде бывший Патриарх Никон неправды учинил и с теми выписками приходить на доклад к Святейшим Патриархам от освященнаго собора: Крутицкому митрополиту Павлу, Рязанскому митрополиту Илариону, Чудовскому архимандриту Иоакиму. Да у того ж дела с ними указали Святейшие Патриархи быти греческому Газскому митрополиту Паисию.

А о мирских делах, в которых учинил неправды прежде бывший Патриарх Никон, указал Великий Государь выписовати из патриарших и изо всех приказов и с теми выписками приходити на доклад к себе, Великому Государю, и к Святейшим Патриархом бояром: князю Никите Ивановичю Одоевскому, Петру Михайловичу Салтыкову, да думному дворянину Прокофью Кузмичю Елизарову, да думному дьяку Алмазу Иванову. <…>

Того ж месяца ноября в 28 день были у Государя в Столовой избе Святейшие Вселенские Патриархи: Святейший кир Паисий Папа и Патриарх великаго града Александрии, и Судия вселенней Святейший кир Макарий Патриарх Божия града Антиохии и всего Востока, а были в вечеру у Государя. А с ними приходили к Великому Государю митрополиты, архиепископы и епископы и весь освященный собор. <…>

Святейшие Вселенские Патриархи объявили Великому Государю, что повелевают оне, Святейшие Патриархи, послать в Воскресенской монастырь по прежде бывшаго Патриарха Никона призвати его в царствующий град Москву к вопрошению для известия всяких церковных вещей. И потом, по повелению Святейших Патриархов, Рязанской архиепископ Иларион объявил митрополитом и архиепископом и епископом и всему освященному собору и бояром и окольничим и думным людям про призвание прежде бывшаго Патриарха Никона, что Святейшие Патриархи повелевают быти в царствующий град Москву прежде бывшему Патриарху Никону для известия о всяких церковных вещей.

И того ж часу, по совету Великаго Государя, Святейшие Вселенские Патриархи: Святейший кир Паисий, Папа и Патриарх великаго града Александрии, и Судия вселенней Святейший кир Макарий, Патриарх Божия града Антиохии и всего Востока, и митрополиты и архиепископы и епископы и весь освященный собор послаша в Воскресенский монастырь к прежде бывшему Патриарху Никону призвати его в царствующий град Москву для известия о всяких церковных вещей; и ехати с ним к Москве от освященнаго собора Псковскаго архиепископа Арсения. А с ним дву архимандритов: с Ярославля Спаскаго архимандрита Сергия, из Суздаля Спаскаго Еуфимиева монастыря архимандрита Павла.

И повелеша им Святейшие Патриархи и весь освященный собор ехати в Воскресенский монастырь безо всякаго замедления сего ж часу. А приехав в Воскресенской монастырь и известя прежде бывшему Патриарху Никону и ехали с ним в царствующий град Москву. А без нево им ехати к Москве не велено; и архиепископ Арсений и архимандриты сего ж часу в Столовой избе были на отпуске у благословения у Святейших Патриархов. И поехали с Москвы в Воскресенский монастырь того ж часу. А с архиепископом Псковским, по указу Великаго Государя, послан голова московских стрельцов Григорий Васильев сын Остафьев. А с ним 10 человек стрельцов. И отпустя архиепископа и архимандритов [в] Воскресенской монастырь, Святейшие Патриархи пошли от Великаго Государя из Столовые избы и поехали к себе. <…>

И ноября в 29 день, по повелению Святейших Вселенских Патриархов и всего освященнаго собора, Псковской архиепископ Арсений, да архимандриты, приехав в дом Живоноснаго Воскресения Христова к прежде бывшему Патриарху Никону, пред ним сташа и повеление Святейших Патриархов и всего освященнаго собора ему возвестиша, что Святейшие Патриархи и весь освященный собор повелевают ему прийти в царствующий град Москву к вопрошению для известия всяких церковных вещей, и он бы по повелению Святейших Патриархов и всего освященнаго собора ехал с ними в царствующий град безо всякаго прекословия со всяким смирением.

И прежде бывший Патриарх Никон, выслушав от архиепископа Арсения и от архимандритов повеление Вселенских Патриархов и всего освященнаго собора и архиепископу и архимандритам сказал: я-де Патриаршеской престол имею, а поставление-де я принял от Константинопольскаго Патриарха, а не от Александрейскаго и не от Антиохийскаго Патриархов, а пособрався по времени буду к Москве и времени не сказал как поедет.

И архиепископ Арсений и архимандриты выслушав прежде бывшаго Патриарха Никона и того ж часу послали от себя в царствующий град Москву Святейшим Вселенским Патриархам и ко всему освященному собору возвестити о том писание.

Того ж месяца ноября в 30 день были у Великаго Государя в Столовой избе Святейшие Вселенские Патриархи: Святейшие кир Паисей, Папа и Патриарх великаго града Александрии, и Судия вселенней Святейший кир Макарий, Патриарх Божия града Антиохии и всего Востока. А с ними ходили митрополиты и архиепископы и епископы и весь освященный собор. <…>

И подали в Столовой Святейшим Патриархом Крутицкой митрополит Павел грамоту, присланную сего числа к ним, Святейшим Патриархом, и ко всему освященному собору из Воскресенскова монастыря от Псковскаго архиепископа Арсения и от архимандритов, которые с ним, архиепископом, посланы в Воскресенской монастырь к прежде бывшему Патриарху Никону. И Святейшие Патриархи тое грамоту приняв, велели вычесть перед Великим Государем и перед собою, Святейшими Патриархи, и перед всем освященным собором и перед всем царским синклитом всем вслух. И по указу Великаго Государя и Святейших Патриархов тое грамоту чел думной дьяк Дементей Башмаков.

А пишут архиепископ Арсений и архимандриты к Святейшим Патриархом и ко всему освященному собору, что по повелению их, Святейших Патриархов, и всего освященнаго собора посланы оне, архиепископ Арсений и архимандриты: из Ярославля Спаской архимандрит Сергий, из Суздаля Спасо-Еуфимьева монастыря архимандрит Павел в дом Живоноснаго Воскресения Христова к прежде бывшему Патриарху Никону призвати его в царствующий град Москву, для известия всяких церковных вещей. И ноября в 29 день по их, Святейших Патриархов, указу оне архиепископ Арсений и архимандриты, приехав в дом Живоноснаго Воскресения Христова к прежде бывшему Патриарху Никону и перед ним сташа и повеление их, Святейших Патриархов, и всего освященнаго собора ему возвестиша: что оне, Святейшие Патриархи, и весь освященный собор повелевают ему прийти в царствующий град Москву для известия всяких церковных вещей, и прежде бывшей Патриарх Никон им, архиепископу и архимандритом, сказал: я-де Патриаршеской престол имею, а поставление я-де принял от Константинопольскаго Патриарха, а не от них, Александрийскаго и Антиохийскаго, а пособрався-де по времени буду к Москве, а времени не сказал, как поедет. И оне, архиепископ Арсений и архимандриты, ему о том сказали, что без нево ехать им не велено, и он их с монастыря сослал и сказал: как-де будет время и я-де пособрався по времени буду к Москве, а в которое время он поедет ли или нет и того оне не ведают; и ныне оне, архиепископ Арсений и архимандриты, стоят на гостином дворе за монастырем, а без указу их Святейших Патриархов и всего освященнаго собора к Москве ехать не смеют, и о том как оне Святейшие Патриархи укажут.

И Святейшие Патриархи, выслушав грамоту присланную к ним, Святейшим Патриархом, и ко всему освященному собору из Воскресенскава монастыря от Псковскаго архиепископа Арсения и архимандритов, и советовали о том Святейшие Патриархи с Великим Государем и говорили со всем освященным собором.

И, советовав о том с Великим Государем, и приговорили Святейшие Патриархи и весь освященный собор против правил святых Апостол и святых отец послати в Воскресенской монастырь к прежде бывшему Патриарху Никону призывати его для известия всяких церковных вещей еще дважды от освященнаго собора дву архимандритов, а с ними дву соборных старцев.

И того ж часу по совету Великаго Государя Святейшие Патриархи и весь освященный собор против правил святых Апостол и святых отец послаша в Воскресенской монастырь к прежде бывшему Патриарху Никону призывати его еще дважды в царствующий град Москву для известия всяких церковных вещей от освященнаго собора дву архимандритов из Володимера Рожественнова монастыря архимандрита Филарета, Спаса новаго монастыря архимандрита Иосифа, а с ними дву человек соборных старцев, и повелеша им Святейшие Патриархи и весь освященный собор ехати в Воскресенской монастырь безо всякаго замедления тотчас.

А прежде велели приехать в Воскресенской монастырь архимандриту Филарету, и приехав в Воскресенской монастырь, прежде бывшему Патриарху Никону возвестити, что по повелению Святейших Патриархов и всего освященнаго собора послан в Воскресенской монастырь к нему, прежде бывшему Патриарху Никону, от освященнаго собора Псковской архиепископ Арсеней, да с ним два архимандрита: из Ярославля Спаской архимандрит Сергий, да из Суздаля Спаса Еуфимьева монастыря архимандрит Павел призвати его в царствующий град Москву для известия всяких церковных вещей, и он прежде бывший Патриарх Никон, архиепископу и архимандритом во всем прекословил и отказал и повеления их, Святейших Патриархов, и всего освященнаго собора не послушал и к Москве не поехал, и ныне за тем его прекословием и непослушанием по повелению Святейших Патриархов и всего освященнаго собора прислан он, архимандрит Филарет, в дом Живоноснаго Воскресения Христова к нему, прежде бывшему Патриарху Никону, во второе призывати его в царствующий град Москву для известия всяких церковных вещей, и он бы прежде бывший Патриарх Никон по повелению их Святейших Патриархов и всего освященнаго собора ехал в царствующий град Москву безо всякаго прекословия со смирением тотчас.

И потом ехати в Воскресенской монастырь Спаскому архимандриту Иосифу и, приехав, возвестити ему повеление Святейших Патриархов и всего освященнаго собора тож, что велено говорить и архимандриту Филарету. А чтоб меж архимандричьих приездов было по три часа.

А будет прежде бывший Патриарх Никон затем им, архимандритом, прекословить и им откажет так же, что и архиепископу Псковскому, и ехать не похочет или скажет, что поедет после, и им, архимандритом, приказати архиепископу Арсению взяти его, прежде бывшаго Патриарха Никона, силою и ехати с ним в царствующий град Москву тотчас.

А будет архимандриты архиепископа Псковскаго Арсения и архимандритов, которые с ним посланы, встретят на дороге, и архимандритом, по указу Святейших Патриархов, приказати архиепископу и архимандритом ехати назад в Воскресенской монастырь, а им архимандритом ехати с ними же, и, приехав, итить архимандриту Филарету и архимандриту Иосифу на монастырь с архиепископом вместе и повеление их, Святейших Патриархов, и всего освященнаго собора, прежде бывшему Патриарху Никону возвестити по-прежнему, как им велено, писано выше сего.

А будет он, прежде бывший Патриарх Никон, архиепископу и им откажет, и архиепископу велено ево потому ж взять силою и ехати с ним в царствующий град Москву тотчас.

И архимандриты: Рождественской архимандрит Филарет, да Спаской архимандрит Иосиф сего ж часу в Столовой избе на отпуске у Святейших Патриархов у благословения [были].

И поехали в Воскресенской монастырь сего же дни.

И, отпустя архимандритов в Воскресенской монастырь, Великий Государь велел вычесть перед собою, Великим Государем, и перед Святейшими Патриархи и перед всем царским синклитом список с свитка, что прислан к нему, Великому Государю, от Святейших Вселенских Патриархов: Дионисия Патриарха Константинопольскаго, Паисия Папы и Патриарха Александреискаго, Макария Патриарха Антиохиискаго, Нектария Патриарха Иеросалимскаго, за их руками в прошлом во 172 [1664] году греком дьяконом Мелетием, а в том свитке написано вопросы о нужных церковных исправлениих и о отречении архиерейском, который архиереи отречется престола своего с клятвою, и против вопросов ответы из правил святых Апостол и святых отец, единаго Патриарха вопрошение, а другова отвещание.

А по указу Великаго Государя то письмо чел думной разрядной дьяк Дементей Башмаков.

И как то писмо думный дьяк Дементей Башмаков вычел и Святейшие Патриархи вопросили митрополитов и архиепископов и епископов и всего освященнаго собора и реша: по сим вопросам и ответам правильным, что чтено перед ними, что прислано от них, Святейших Патриархов, прежде бывший Патриарх Никон повинен ли во всем?

И весь освященный собор отвещаша, что по сим вопросам и ответом правильным, что перед ними чтено, во всем повинен прежде бывший Патриарх Никон. <…>

И того ж числа в ночи посланные от Святейших Патриархов и ото всего освященнаго собора архимандриты: из Володимера Рождественской архимандрит Филарет, Спаса новаго монастыря архимандрит Иосиф – встретили прежде бывшаго Патриарха Никона в дороге, едет к Москве. А с ним архиепископ Псковской и архимандриты, которые с ним посланы были. А встретили архимандриты: Рождественской архимандрит Филарет встретил в селе [На]хабине, а Cпаской архимандрит Иосиф встретил в селе Черневе.

И по указу Святейших Патриархов, что с ними приказано, прежде бывшему Патриарху Никону возвестили.

И из Чернева поехали с прежде бывшим Патриархом Никоном к Москве.

И декабря в 1 день прежде бывший Патриарх Никон приехал в царствующий град Москву, а с ним Псковской архиепископ Арсений и архимандриты. И по указу Великаго Государя и Святейших Патриархов поставлен до указу на подворье Архангельскова митрополита Федосия, что в Кремле у Никольских ворот, что бывал тот двор боярина Князя Бориса Михайловича Лыкова.

И того ж дни были у Великаго Государя в Столовой избе Вселенские Патриархи: Святейший кир Паисий, Папа и Патриарх великаго града Александрии и Судия вселенней, Святейший кир Макарий, Патриарх Божия града Антиохии и всего Востока. А с ними были митрополиты и архиепископы и епископы московские и греческие: Новгородской митрополит Питирим, Казанской митрополит Лаврентей, Ростовской митрополит Иона, Крутицкой митрополит Павел, Архангельской митрополит Феодосий.

Да греческие митрополиты: Газской митрополит Паисей, Никейской митрополит Григорий, Иконийской митрополит Афанасей, Амасийской митрополит Козма, Трапезонской митрополит Филофей, Синайской архиепископ Анания. Да архиепископы московские: Вологодской архиепископ Симон, Смоленской архиепископ Филарет, Рязанской архиепископ Иларион, Тверской архиепископ Иоасаф, Астраханской архиепископ Иосиф, Псковской архиепископ Арсеней, Черниговской архиепископ Лазарь, Вяцкой епископ Александр, Мстиславской епископ Мефодий, Серпской епископ Иоаким, Троицы Сергиева монастыря архимандрит Иоасаф, да архимандриты и игумены и весь освященный собор.

И, пришед в Столовую, Великий Государь сел в своем государеве месте, а Святейшие Патриархи сели в своих местех подле Великаго Государя по левую сторону за столом.

А перед Святейшими Патриархи поставлен стол, покрыт ковром золотым, а на нем положены правила святых Апостол и святых отец греческим письмом, что прислали Святейшие Вселенские все четыре Патриархи за своими руками.

А митрополиты и архиепископы и епископы сели по-прежнему на скамье с правую сторону от Государева места.

А бояре и окольничии и думные люди сели по-прежнему на скамье с левую сторону от Святейших Патриархов.

И потом Великий Государь велел Крутицкому митрополиту Павлу известити Святейшим Вселенским Патриархом, что по повелению их, Святейших Патриархов, прежде бывший Патриарх Никон приехал в царствующии град Москву, и о том как оне, Святейшие Патриархи, укажут по нево послати.

И Святейшие Вселенские Патриархи по совету Великаго Государя послаша к прежде бывшему Патриарху Никону призвати его к вопрошению всяких церковных вещей, чтоб он ехал со смирением безо всякова прекословия от освященнаго собора дву епископов: Вяцкаго епископа Александра, Мстиславскаго епископа Мефодия, а с ними дву архимандритов: из Звенигорода Савина монастыря архимандрита Варнаву, из Нижнева Печерскова монастыря архимандрита Иосифа. И повелеша им Святейшие Патриархи, повеление свое, Святеиших Патриархов, прежде бывшему Патриарху Никону возвестя ехати с ним к себе, Святейшим Патриархом.

И по повелению Святейших Патриархов епископы и архимандриты, приехав на подворье к прежде бывшему пахриарху Никону, и повеление Святейших Патриархов ему возвестили. И прежде бывший Патриарх Никон поехал с епископы.

И как вшел в Столовую прежде бывший Патриарх Никон.

И пред ним несли на посохе крест.

И Великий Государь и Святейшие Патриархи встали и стояли в местех.

И прежде бывший Патриарх Никон говорил Славу и по обычаю отпуст, и по отпусте поклонился Великому Государю и Святейшим Вселенским Патриархом.

И Великий Государь и Святейшие Патриархи повелели ему сесть.

И он не сел и стал у стола против Святейших Патриархов.

И потом Великий Государь вышед из своего Государева места и стал против Святейших Патриархов. А за ним, Великим Государем, подступили митрополиты и архиепископы и епископы и весь освященный собор.

И Великий Государь говорил Святейшим Патриархом, что от начала веку не бывало такова страннова и непристойнова схождения с престола, что Патриарх Никон оставил Святую Церковь и престол свой с клятвою, а ныне Церковь Божия, яко едина ото убогих вдовствует, не имеет пастыря уже тому девятое лето. И он, Великий Государь, и ево государевы богомольцы, Российскаго царствия митрополиты и архиепископы и епископы и весь освященный собор, просят у них, у Святейших Патриархов, чтобы оне, Святейшие Патриархи, вопросили ево, Патриарха Никона: киих ради вин он, Патриарх Никон, Святую Церковь и престол свой оставил и вдовствовати учинил, и оне бы, Святейшие Патриархи, о том с ними разрешение подали.

И по изглаголании Великаго Государя Святейшие Патриархи вопросиша прежде бывшаго Патриарха Никона, киих ради вин он престол свой оставил.

И прежде бывший Патриарх Никон Святейшим Патриархом говорил: с согласия ль-де вы Святейших Патриархов Константинопольскаго и Иросалимскаго пришли в царствующий град Москву и имеете ли-де вы какую власть по совету Святейших Патриархов Константинопольскаго и Еросалимскаго, что меня истязати киих ради я вин престол оставил и грамоты-де у вас есть ли за руками тех Святейших Патриархов Константинопольскаго и Еросалимскаго, и будет-де вы пришли не по согласию Святейших Патриархов, Константинопольскаго и Еросалимскаго, и аз-де отвечати не буду.

И Святейшие Патриархи прежде бывшему Патриарху Никону о том сказали, что оне, Святейшие Патриархи, пришли в царствующий град Москву по согласию Святейших Патриархов Константинопольскаго и Еросалимскаго и грамоту у себя имеют за руками их. И тое грамоту указали ему.

И прежде бывший Патриарх Никон Святейшим Патриархом отвещал, и в том запирался, что он престола своего и Патриаршества с клятвою не отрекался.

И по отвещании прежде бывшаго Патриарха Никона власти, которые в то время были в службе с ним, как он престол свой оставил с клятвою: Новгородской митрополит Питирим, Тверской архиепископ Иоасаф и иные – говорили ему перед Великим Государем и перед Святейшими Патриархи, что он, прежде бывший Патриарх Никон, при них в соборной апостольской церкве во время святыя службы престола своего отрекся с клятвою, что к тому не быть Патриархом, а будет-де буду, и аз буду анафема.

И прежде бывший Патриарх Никон говорил, что оне на нево в том, что он престол с клятвою оставил, лжесвидетельствуют, а тово-де не бывало, что он с клятвою престол оставил.

И по многом прении и обличении на него, прежде бывшаго Патриарха Никона, повелеша Святейшие Патриархи вычести ему, прежде бывшему Патриарху Никону, на него обличительную его грамоту, как он, прежде бывший Патриарх Никон, послал было к Константинопольскому Дионисию Патриарху грамоту за своею рукою, а в той грамоте писано многое его ложное и неправедное сложение, и с тою грамотою посланнова от него на дороге поймали.

И по указу Великаго Государя и Святейших Патриархов тое грамоту чел думной дьяк Дементей Башмаков.

И против всякой статьи, что в той грамоте писано неправедно и ложно, многое обличение было на прежде бывшаго Патриарха Никона от освященнаго собора.

А записывал те все статьи, что Великий Государь говорил и Святейшие Патриархи, и Никоново отвещание и всего освященнаго собора на него, Никона, обличительные слова против ево ложнова письма, думной дьяк Григорий Караулов.

И как ту грамоту думной дьяк Дементей Башмаков вычел, и Святейшие Патриархи повелеша прежде бывшему Патриарху Никону ехати на свое подворье и быти до своего указу до другова вопрошения.

А прежде бывший Патриарх Никон пошел из Столовые, а перед ним несли крест.

А за ним посланы по-прежнему те два епископа. А как было вопрошение прежде бывшему Патриарху Никону, и в то время Великий Государь, вышед из места, стоял против Святейших Патриархов у стола до тех мест, как прежде бывший Патриарх Никон, и пошел из Столовые.

А Святейшие Патриархи стояли за столом в местех своих, и потом Святейшие Патриархи пошли от Великаго Государя, и Великий Государь проводил Святейших Патриархов в сени.

И поехали Патриархи к себе.

А за ними приставы – стольник Князь Петр Прозоровской с товарищи.

Того ж месяца декабря в 3 день были у Великаго Государя в Столовой избе Святейшие Вселенские Патриархи: Святейший кир Паисей, Папа и Патриарх великаго града Александрии и Судия вселенней Святейший кир Макарий, Патриарх Божьяго града Антиохии и всего Востока. А с ними были митрополиты и архиепископы и епископы и весь освященный собор.

И, пришед в Столовую, Великий Государь сел в своем государеве месте, а Святейшие Патриархи сели в своих местех подле Великаго Государя по левую сторону. А власти и бояре сели по-прежнему на скамьях.

И Великий Государь, встав из своего Государева места, говорил Святейшим Патриархом: чтоб оне, Святейшие Патриархи, по правилам святых Апостол и святых отец разрешение подали, что прежде бывший Патриарх Никон Святую Церковь оставил, и не токма оставил, но и обругал.

И подал Великий Государь Святейшим Патриархом грамоты обличительные на прежде бывшаго Патриарха Никона, как он писал к нему, Великому Государю, из Воскресенскова монастыря, а писался в тех грамотах бывшим Патриархом. И чтоб те грамоты велели прочесть и выслушали.

И указали Великий Государь и Святейшие Патриархи те грамоты вычесть вслух перед собою, Великим Государем, и перед Святейшими Патриархи и перед всем освященным собором и перед своими Государевыми бояры и думными людьми.

И по указу Великаго Государя грамоты чел думной дьяк Дементей Башмаков. <…>

Того ж декабря месяца в 5 день были у Великаго Государя в Столовой избе Святейшие Вселенские Патриархи: Святейший кир Паисей, Папа и Патриарх великаго града Александрии и Судия вселенней Святейший кир Макарий, Патриарх Божияго града Антиохии и всего Востока. А с ними были митрополиты и архиепископы и епископы московские и греческие и весь освященный собор.

И, пришед в Столовую, Великий Государь сел в своем государеве месте, а Святейшие Патриархи сели в своих местех подле Великаго Государя по левую сторону за столом.

А перед Святейшими Патриархами поставлен стол по-прежнему покрыт ковром золотным, а на нем положены правила святых отец.

А митрополиты и архиепископы и епископы и бояре и думные люди сидели по-прежнему в своих местех.

И потом послаша Святейшие Патриархи по прежде бывшаго Патриарха Никона призвати его к вопрошению от освященнаго собора по-прежнему: дву епископов: Вяцкаго епископа Александра, Мстиславскаго епископа Мефодия. А с ними дву архимандритов: из Звенигорода Саввина монастыря архимандрита Варнаву, из Нижнева Печерскова архимандрита Иосифа. И повелеша им Святейшие Патриархи по-прежнему известя прежде бывшему Патриарху Никону и ехати с ним к себе, Святейшим Патриархом.

И по повелению Святейших Патриархов епископы и архимандриты, приехав на подворье к прежде бывшему Патриарху Никону, и повеление Святейших Патриархов ему известили. И прежде бывший Патриарх Никон поехал с епископы по-прежнему.

А, приехав, и пошел в Столовую, а за ним епископы. А перед ним по-прежнему несли в Столовую на посохе крест. И как прежде бывший Патриарх Никон вшел в Столовую, и Великий Государь и Святейшие Патриархи встали и стояли в местех.

И прежде бывший Патриарх Никон говорил Славу и отпуст по обычаю.

И по отпусте поклонился Великому Государю и Святейшим Патриархом.

И Великий Государь встал из своего государева места и стал по-сторонь стола, с правую сторону Святейших Патриархов, у окна, что на дворец.

А прежде бывшему Патриарху Никону повелеша Святейшие Патриархи подступити к столу.

И прежде бывший Патриарх Никон стал против Святейших Патриархов, подступя к столу.

А Святейшие Патриархи сели.

И потом Святейшие Патриархи встав, и говорил Святейший кир Паисей, Папа и Патриарх Александрийский:

Великий Государь Царь и Великий Князь Алексей Михайлович, всеа великия и малыя и белыя России Самодержец, и архиереи: митрополиты и архиепископы и епископы и весь освященный собор и бояре и весь царский синклит объявляем мы: пришествие наше в царствующий град Москву не для каких ради потреб или милостыни ради, приидохом по писанию и по умолению вас, Великаго Государя, для того, что Святая Церковь вдовствует, а пастырь тоя Церкви оставил престол свой с клятвою, и нам бы о том разрешение подати, и мы в царствующий град Москву приидохом и по прежде бывшаго Патриарха Никона посылахом и ево вопрошахом, и он нам отвещал, киих ради вин он престол оставил, и говорил он, что престола своего не отрекся с клятвою, и о том на него многие свидетели нам были, которые в то время были, что он престола своего отрекся с клятвою, что ему к тому не быти Патриархом.

И потом Святейшие Патриархи вопрошали властей, которые в то время были, как он в соборной церкви отрекся от престола своего. И оне Святейшим Патриархом отвещали, что и прежде, что он престола своего отрекся с клятвою.

И по многом изречении повелеша Святейшие Патриархи перед Великим Государем и перед освященным собором греческому Амасийскому митрополиту Козме чести правила святых Апостол и святых отец прежде бывшему Патриарху Никону, что он по тем правилам недостоин быти Патриархом.

А чел митрополит по-гречески. И потом те ж правила чел прежде бывшему Патриарху Никону по-словенски Резанской архиепископ Иларион.

И по многом изглаголании к нему повелеша Святейшии Патриархи архидьякону своему Анастасию взяти у него крест, что пред ним держали, и реша ему: не подобает тебе быти с знамением честнаго Креста. И архидьякон Анастасий взял крест и держал подле Святейших Патриархов.

И по многом прении и обличении на него, прежде бывшаго Патриарха Никона, Святейшие Патриархи, встав из своих мест, и изрек Святейший кир Паисий, Папа и Патриарх Александрийский, прежде бывшему Патриарху Никону:

Что оне, Святейшие Патриархи, по правилам святых Апостол и святых богоносных отец пяти ради вин его, а которые вины его, и то сказано именно, от сего дне не повелеша ему быти и зватися Патриархом и архиерейская не действовати, но быти ему, яко един простый монах и зватися ему Никон монах и итти в келию свою на степень покаяния, а совершенной ему указ будет после на письме в иное время.

И повелеша ему Святейшие Патриархи ехати по-прежнему на подворье и быти на подворье до указу, по которых мест ему совершенной указ будет.

И монах Никон пошел из Столовые и поехал к себе на подворье. А за ним посланы до подворья по повелению Святейших Патриархов два архимандрита: из Володимера Рождественской архимандрит Филарет, из Ярославля Спаской архимандрит Сергий, и шли у него у саней до подворья. <…>

И после того, по указу Великаго Государя и Святейших Патриархов, послан в Воскресенской монастырь переписывать из Володимера Рождественской архимандрит Филарет, да дьяк Аврам Кощеев.

Декабря в 12 день Святейшие Вселенские Патриархи: Святейший кир Паисей, Папа и Патриарх великаго града Александрии и Судия вселенней, Святейший кир Макарий, Патриарх Божия града Антиохии и всего Востока, повелеша быти к себе в Крестовую преосвященным митрополитом и архиепископом и епископом и всему освященному собору для извержения от архиерейства монаху Никону, что был Патриарх Московский. И как собрашася к Святейшим Патриархом в Крестовую митрополиты и архиепископы и епископы и весь освященный собор и Святейшие Патриархи послаша по старца Никона, что был Патриарх Московский, призвати его к себе, Святейшим Патриархом, от освященнаго собора Мстиславскаго епископа Мефодия и с ним: из Нижнева Печерскова архимандрита Иосифа, из Боровска Пафнутьевскаго игумена Парфения. И повелеша им Патриархи с старцом Никоном ехати к себе, Святейшим Патриархом.

А, отпустя епископа, Святейшии Патриархи послали к Великому Государю про то известити.

И Великий Государь прислал к Святейшим Патриархом в Крестовую, которым указано быти у Патриархова дела, бояр: Князя Никиту Ивановича Одоевскаго, Петра Михайловича Салтыкова, да думнова дворянина Прокофья Елизарова, да думнова посольскова дьяка Алмаза Иванова. А велено им боярину Князю Никите Ивановичу Одоевскому с товарищи быти у Святейших Патриархов в то время, как будет извержение старцу Никону, что был Патриархом Московским.

И по повелению Святейших Патриархов епископ Мефодий и которые с ним посланы, приехав на подворье к старцу Никону и известя ему повеление Святейших Патриархов, что Святейшие Патриархи повелели ему быти к себе, и поехали с ним к Святейшим Патриархом.

И как старец Никон приехал к Святейшим Патриархом и пошел в Крестовую, и Святейшие Патриархи велели ево остановить. А сами пошли из крестовые в церковь Благовещение Пресвятыя Богородицы, что у их Крестовой на воротех Чюдова монастыря, и, вшед в церковь, облачились в олтаре в потрахели и в амофоры и вздели на себя клобуки.

А митрополиты и архиепископы и епископы облачились в амофоры ж и вздели на себя клобуки.

И, облачась, Святейшие Патриархи, вышед из алтаря, и стали у стены оба вместе у дверей, а не противу царских дверей, а митрополиты и архиепископы и епископы стали по обе стороны. И повелеша Святейшие Патриархи привести в церковь старца Никона.

И старец Никон вшел в церковь в мантии архиерейской и клобук на нем архиерейской же, и, вшед, стал против царских дверей.

И Святейшие Патриархи повелеша перед собою, Святейшими Патриархами, и перед всем освященным собором своему протосингелу, сиречь протопопу, чести изложение на прежде бывшаго Патриарха Никона.

И потом повелеша Святейшие Патриархи Рязанскому архиепископу Илариону чести то же изложение на прежде бывшаго Патриарха Никона всем вслух, что прежде бывший Московский Патриарх Никон посреде великие соборные церкви отрекся патриаршества своего с клятвою, что ему к тому не быти Патриархом, и архиерейскую одежду с себя сам снял, а, будучи на патриаршестве, и по сшествии своем с престола многое неистовство и смятение Церкви учинил, а что его неистовые дела, что не по-архиерейски творил, и то в том изложении писано имянно, и за то его непристойное схождение с престола и отречение от патриаршества с клятвою и за те ево неистовные дела, что в том изложении чтено, по многом испытании оне, Святейшие Патриархи, по правилом святых Апостолов и святых отец, извергают его из архиерейства, что ему к тому архиерейская не действовати и епатрахили и амофора на себя не вздевати и Патриархом не именоватися, но быти ему на месте покаяния яко един простый монах и именоватися ему Никон монах, сиречь старец Никон, и повелели ему быти в монастыре в Новоозерском или Ферапонтове, что на Белеозере, а быти у него для бережения архимандриту, да дворянину, чтоб нихто ему никакова повреждения и безчестия не учинил, и жити ему в монастыре со всяким смирением и покаянием и плакатися пред Господом Богом о своем согрешении.

И как Резанской архиепископ вычел прежде бывшему Патриарху Никону изложение, и Святейшие Патриархи подступили к царским дверем.

И среди церкви Святейший Паисей, Папа и Патриарх Александрийский, подступя к прежде бывшему Патриарху Никону, и снял с него понагию и потом снял и клобук архиерейской с херувимом, и вздел на него клобук простый, и сказали ему Святейшие Патриархи, что с него мантии архиерейской ныне не сняли для того, чтоб ему при народе совершеннаго безчестия не было.

А приказали с него мантию снять, как приедет на уреченное место в монастырь, и указали ему Святейшие Патриархи ехать к себе на подворье и быти на подворье до указу, как его пошлют в монастырь.

И послали Святейшие Патриархи за старцем Никоном до подворья проводить дву архимандритов: из Казани Спаскаго архимандрита Мисаила, из Ярославля Спаскаго архимандрита Сергия. И старец Никон поехал от Святейших Патриархов на подворье в мантии архиерейской.

Того ж месяца декабря в 13 день по указу Святейших Патриархов послан на Белоозеро в Ферапонтов монастырь старец Никон, что был Патриарх Московский, а по указу Великаго Государя и Святейших Патриархов послан с ним для береженья в Ферапонтов монастырь и быти у него в Ферапонтовом монастыре до указу из Нижнева Печерскаго архимандрит Иосиф да полковник Аггей сын Шепелев.

А после того послан на перемену Печерскому архимандриту Спаса новаго бывшой архимандрит Иосиф, а на Агеево место Шепелева послан дворянин Степан Лаврентьев сын Наумов. И велено им быти у старца Никона до указа Великаго Государя, а с ними 20 человеком стрельцом для береженья.

Великому Царю Государю и Великому Князю Алексею Михайловичю всея великия и малыя и белыя Росии Самодержцу, седяй во тме и сени смертней, окованый нищетою и железы, смиреный Никон поклонение творит, якоже лепо есть Царю. Не свое, но апостольское слово понуди мя злострадание зде написати. Бог ны посланники последния яви, яко насмертники, зане позор быхом миру и ангелом и человеком. «Мы убо буи Христа ради, вы же мудри о Христе, мы немощни, вы же крепцы, вы славни, мы же безчестни, до нынешняго часа и алчем, и жаждем, и наготуем, и страждем, и скитаемся, и труждаемся, делающе своими руками, укоряеми благословим, гоними терпим, хулими утешаемся, якоже отреби миру быхом, всем попрание». Доселе, не срамля твое благородие, сия пишу. Аще и о себе что таково помышлю, истину глаголю, яко вся сия на мне збышась. Якоже и инде той же апостол, крепце похвалюсь о немощех моих, и паки Божий ответ о себе глаголет: «сила Божия в немощи совершается». Благоволю и аз в немощех моих и злостраданиих, зане «елико внешний наш человек озлобляет, толико внутренний обновляется», только бы не во твое царство сие збылося, но в чужде незнаемо. Сего ради сугубо приходит плакати – ово своих бед и зол, ово твоего ради царствиа, яко такое зло приспе в твое царство соделатись, занеже недобра тебе, Великому Царю Государю, похвала. И что потреба многословити, да не отяхчю слуха твоя царьская, и напоследок без внимания прочтется пишемое, якоже богословнейший Григорий глаголет: «Ратник есть слуху преумножение слова». Аз убо, о Царю, не точию страдати всеизволяю, но и умрети готов есмь правды ради, только бы не во твое царство, якоже и выше рекох. А я же ныне мучим есмь, не свем себе грешша, ничто же достойно таковых мук, яко недостоин и человеческия пищи, подобныя ми, развее нужнова хлеба и воды. А что Патриарси и судьи с ними судили, ни едина вина обрелась, достойна сицевых, ими же аз мучим есмь.

Первая вина написана, что я тебя, Великово Царя Государя, безчестил, мучителем называл. И то солгали. Говорил я тебе, Великому Царю Государю, что мучишь нас ради многих напрасно, и то и всяк бедный человек тебе, Великому Царю Государю, пишут и в челобитных, которые сидят по твоему указу в тюрмах и за приставы и во иных нуждах: бьет челом тот имярек, мучу я живот свой тут и тут, а от ково, и то тебе, Великому Царю Государю, мочно знать и самому, что се глаголемое. Да ни на ково гнев твой за то не бывал. А я, хотя так и говорил тебе, Великому Царю Государю, правду, только у Патриархов и правила такова не подведено, потому что такова правила нет. Есть правило святых апостол 84: «Аще кто досадит цареви или Князю без правды, аще есть причетник, да извержется, аще мирский человек, да отлучится», и то и самая истина глаголет точию о причетницех и о мирских человецех, а не о епископех и патриарсех. Но и о причетницех речено есть – аще без правды. В толковании сего правила реченось: «Досаждати убо цареви или Князю возбраненось, обличати же по достоянию несть возбранено, аще и обличению словеса люта суща зело на досаждение обличаемым вменяются, без правды убо досаждати не оставляет правило, якоже от различия разумети, по правде же кто обличает царя или Князя, несть достоин мук, якоже и тридесят шестая грань 60 книг Царских в 3 главе подобно тому же пишет». Сие правило Газский митрополит в своих ответех боярину Семену Лукьяновичю Стрешневу в 27-м ответе и спор преписал инако.

Вторая статья написана у Патриархов в приговоре на мя, что будто я тебя, Великово Царя Государя, Ровоамом называл да Гиозиею. И то солгали. Я тебя, Великова Царя Государя, так не называл; только писано в моей грамоте ко Вселенским Патриархом, приуподобля твою немилость и безсоветие к нам, и Ровоам царь велик и Богоотец, якоже свидетельствует Евангелие Матфея в 1-й главе. А про Гиозию солгали.

Третия статья, что будто я их безчестил. Одново, которой именуется Александрийским, египетским называл. И то он и сам о себе свидетельствовал, что он живет во Египте, и то в чюжем дворе. А которой называется Антиохийским, и тот живет в Дамаске. Тоже сам о себе свидетельствовал, что он живет в Дамаске. И то им какое зло? А что безместными я называл, и то сами же они свидетельствовали, что во Александрии есть Иоаким Патриарх, а во Антиохии чаят-де есть же, потому нам-де, уж два года уж, как пошли от себя. Только и тому у них правила на мя не написано в приговоре, потому что такова правила и нет.

Четверта вина написана – отшествие наше. И они и сами таковы: свои Церкви оставили, а на их место иныя поставлены. Да они же сказывали по моему вопросу, есть ли у них, Вселенских Патриархов, о том советныя грамоты. И они сказали, что есть, указали на книги, которыя пред ними лежали в бархате, дело руское, и руки, де, их есть. И они то солгали. Коли бы у них были советныя грамоты, не бы поставлены были на их место иные Патриархи. А потом начали чести те книги, и в них написано вопросы и ответы. А писал здесь Газский митрополит по грамотке Мелетия, и та грамотка и ныне в лицах есть у человека, что-де Патриархи просты, грамоте мало умеют. И он писал все ложно, а переводил с его писма полоцкой дьякон, и в том ево писме все ложно. Написано в ево писме собора в Констянтине граде в преименитой церкви Божия Мудрости, рекше во святей Софии, собравшаго правило 2-е: «Аще который епископ или презвитер или диакон восхощет снити во мнишеский чин и стати на месте покаяния, рекше пострищися, епископ оттоле уже да не имат архиерейскова сана; мнишести бо обети покорения имеют словеса и ученичества, а не учительства, ни первопрестолства, ни паствити, но пасому быти обещаются. Сего ради, якоже прежде речено есть, повелеваем архиерейскаго чина и пастырем сущим к тому уже не начальствовати, но в пасомых и кающихся страну себе сводити. Аще же се сотворити кто дерзнет по изглашении и по разуме ныне изреченнаго суда, иже сам себе святительскаго сана лишив, к тому на первый степень не возвратится, его же самеми делесы отвержеся». И се правило, аще и вне святых седьми Вселенских Собор, но все исперепорчено, прописано инако, как им годно явилось. И о том я их обличал пред тобою, Великим Царем Государем, и пред всею полатою. Да и непристойно на мое извержение, потому что я пострижен до Патриаршества, а с Патриаршества сошед, весть и твое благородие, что я не постригался. А буде того ради, что мирским попом был и постригся, и таковых много тут было в полате. А одва и сами тии Патриарси не таковы же ли? А наших и сам ты, Великий Царь, не не веси? Новгородской, Крутитской, Тверский, Резанский и прочие есть таковы суть. А Антиохийский в трех местах митрополитом был, подкупаясь, а в четвертые Патриархом. И о таковых божественныя правила по извержении и причастия отлучают и с мирскими недостойни причащения, и ни во исходе души не велено причастия таковым дати. А тут и судии те таковы, а о здешних и сам ты, Великий Царь, о них не не веси. А яже о иных деяниих оставим Богу судити.

Да у них же написано в книгах тех правило Антиохискаго собора. И тово правила и в соборе том не нашли, потому что своровано, переделано не на тот образ правило 3-е: «Аще который презвитер или диякон и всяк священническаго сана, оставив свое место и свою церковь, на ину страну отъидет и от своея преселився на иной стране дользе пребывает, к тому да не служит, паче же аще зовом от своего епископа не возвратится, но пребывает в таковом безчинии, да извержется отнюдь, и к тому да не имать внити в чин свой», и прочее. А у них се приписано, аще патриарх или митрополит по сему правило тако сотворит. Потому у них и все неправедно писано, потому что вин моих прямых не обрялось достойно извержению, а по сим и они и сами таковы и тяжчае сих на них правила есть, только бы праведным судом судити, а то все делано чрез Божественныя законы. Все уже у них было до суда изготовлено. У тебя, Великого Царя Государя, и подьячие лутче то разсудят. Егда судят, пишут обоих речи – исца и ответчика, и прочитают обоим, так ли истец и ответчик говорил, и потом всяк свои речи рукою закрепливает, и потом разсуждают речи их, и выписывают из законов ваших царских. А тут все не по закону заповеди было. Мы с тобою, Великим Царем Государем, говорили, а они наших речей ничово не знают. А кто толковал малое что, и тот тоже мало и сам знает. А судьи все дремали да спали, а писал неведомо какой человек, что ты, Великий Царю, прикажешь.

А что написал – тово нихто не слыхал. И о суде зде конец приимет, яко суд Божий есть, имже судом осудили нас, и сами ти такожде осудятся. Божие се слово, и не может никто разорить. Писано есть: «И не изнеможет от Бога всяк глагол». Мы на то обещались, что терпеть: «Претерпевый до конца, той спасен будет». Божие есть слово и не погрешает истины. Паки писано есть: «Терпеньем да течем на предлежащий нам образ взирающе, на Начальника вере и совершителя Иисуса, иже вместо предлежащия Ему радости претерпе крест и о срамоте не раде. Тем же убо да исходим к Нему вне стана, поношение Его носяще. Не имамы бо зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуем». Хотением хотех правды ради пострадати, но не во твое бы, Великаго Царя Государя, царство такое зло и нарушение святым правилом и святых Апостол и святых отец. Не не веси, Великий Царю, как святии отцы на седьмом Вселенском Соборе утвердили, глаголя правило 1-е: «Святая правила облобызающе приемлем и держим, святых апостол и 6 Вселенских Собор, к сим же и поместных, еще же и святых отец наших, но от единаго Святаго Духа вдохновенна: их же прокляша, проклинаем; их же извергоша, изметаем; их же отлучиша, отлучаем; им же запретиша, запрещаем». Зри, Великий Царю, зде преданое, как святии отцы, во всем последючи святым правилом, утвержают. А нынешнии Патриарси все нарушили для моего извержения. Не иже они извергли, той есть извержен; но иже Божественая правила нарушит или что любо каковый грех кто сотворит, достоин извержению; сей воистинну извержен Святою Троицею, якоже святаго 4-го Вселенскаго Собора в 5-м правиле речено есть: «И не просто извержен есть, но и проклят», якоже святаго Вселенскаго 7-го Собора в другом переводе глаголют святии отцы правило: «Иже чистительски получивше сан ведения же и правления канонных повелений, сии есть воображения, яже приемлюще радостно, з богоявленным Давидом поем Владыце и Богу глаголюще, яко на пути свидений Твоих насладихся, яко в богатстве мнозе, заповедал еси правду, свидения Твоя, Владыко, вразуми мя, и жив буду. И во веки пророческий глас заповедает хранити заповеди Божия и жити в них. Яве непоколебимы и недвижимы пребывают, якоже инде глаголет: дела рук Его истина и суд, верны вся заповеди Его, и утвержены в век века. Якоже и боговидец Моисей рече: в них же несть приложити и от них несть отъяти. И божественный Петр, в них хвалясь, вопиет: в ня же желают и ангели приникнути. И Павел – аще и ангел благовестит вам паче преданаго, проклят да будет. Сим и сицем сущим и свидетельствующим нам, радующимся о них, якоже кто обрящет корысть многу, сладко Божественныя каноны утвержаем и цело пребывание их, неподвижимо утвержаем, заповеданных от святых духовных труб, прехвальных апостол и 6-й святых всея Вселенныя Собор и поместных собравшихся, поданием тако в них повелений и святых отец наших, от единаго бо вси Святаго Духа одарени бывше, повелеша, яже на пользу, и их же проклятию предаша, и мы проклинаем; их же извержению, извергаем и мы; их же запрещению, и мы запрещаем; их же отлучению, и мы отлучаем». Ничто же приложивше или отъемше от святых Апостол и от богоносных отец изложенных и повеленных. Зри, Великий Царю, как святии, приводя верховных пророк во свидетельство и верховных Апостол, и святых всех ничто же смеюще отъяти или приложити, и таковым судьбы Божии не последуют. А мене аще и ныне обещестили чрез Божественыя законы в день судный такожде обещестити имать Господь Бог праведно. Не не весть Твое Благородие в неделю Православия чтомых: и аще и мало что от преданных святыми Апостолы и отцы убавить или приложить, трикраты проклят. А они не пощадили мене ради смиреннаго божественыя заиспревратить, потому же не имать и их пощадети Господь Бог, якоже и сам глаголет: «Не приемляй глагол Моих имать Судящаго: слово, еже заповедах, то судит ему в день судный». А я же, что обнажен и лишен всех сущих моих, поминаю Божественое слово, глаголющее: «Аминь глаголю вам; никто же есть, иже оставил есть дом, или братию, или сестры, или отца, или матерь, или жену, или чада, или села Мене ради и Евангелия ради: аще не приимет Сын сторицею во время се, домов и сестр, и отца, и матере, и чад, и сел по изгнании, и в век грядущий живот вечный; мнози же будут первии последнии и последнии перви». Сия поминаю и не смущаюся.

А что клобук снял со жемчюхи и иной дали, ничто же мне о жемчюге том попечение, поминаю Владыки Христа тернов венец и радуюсь. Большую взяли и паки отдали с клабуком, и паки взяли – удивляюся их непостоянству и малоумию. Паки без смущения пребываю – едину взяли, другая на мне осталась. И об едином живу, во изгнание сослан, и поминаю Божественое слово: «Блажени изгнани правды ради, яко тех есть Царство Небесное»; и паки: «Блажени есте, егда поносят вам и ижденут, и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради. Радуйтесь и веселитесь, яко мзда ваша многа есть на небеси». В келью посажен больнишную смрадную и окна закованы, клопами и блохами умножена без числа, яко нимало лзе есть причастить – поминаю тму вечную и червие неусыпаемыя и молчу; жар и зной, чад келейный – поминаю геену и огнь, и не смущаюсь. Мантию архимандрит со Агеем ис кельи з гвоздя взяли и костыль, коим старость свою подпирал; поминаю Божие слово, глаголюще: хотящему судитись с тобою и ризу твою взяти, не возбрани ему и срачицу, и паки же лону Христа моего и совлечение от Своих Ему риз и наг на суде, и бываю в мире. Лишение слуг, пищи и пития, и прочих – поминаю Лазаря убогаго и Иова многострадальнаго, и веселюсь, и богатаго, поверженнаго в огнь неугасаемый и…¹⁷² и жаждущаго капли единой иже и не получи, и не жажду: добрых может вода утолити жажду, и глад – хлеб, якоже мудрый глаголет. Аще ли и сих повелиши лишити – скорее; скорее к надеемым благим пристроюсь.

А что ты, Великий Царю, присылал ко мне в час, в он же во изгнание мя повезли, окольничева своего Иродиона Стрешнева с милостынею и просити прощение и благословение от меня тебе, Великому Царю Государю, и Царице Государыни, и чадом вашим, и царевнам Государыням, и я ему сказал ждать суда Божия. И паки, как прислан на перемену Агею Шепелеву Степан Наумов, говорил мне те же слова, чтоб мне тебе, Великому Царю Государю, и Государыне Царице и чадом вашим, Государям и царевнам Государыням, чтоб мне дать благословение и прощение, и ему то же говорил, что мне нельзе дать просто благословение и прощение. Он мене, Великий Царь Государь, до Ферапонтова осудил и заточил, а я ево трикраты, по Божественой заповеди, паче Содома и Гомора.

Первое, как с Патриаршества coшeд ради гнева твоего, во святей церкви засвидетельствуя о гневе твоем пред Господем и святыми ангелы и, исходя, отряс и прах ног своих. И паки второе, как приходил пред Рождеством Христовым, изгоняем во всех городских вратах, глаголя Божию заповедь, глаголющую, идеже колиждо внидете во град или дом, и не приемлют вас, изшедше на распутия его, рцете: «И прах, прилепший нас от града вашего, отрясаем вам; аминь, глаголю вам, отраднее будет земли Содомстей и Гоморстей в день судный, неже граду». И паки ныне третие, как был второе у тебя, Великова царя Государя, в Столовой и по истязании, как пошол, став на среде Столовой и обратя к тебе, Великому Царю Государю, оттрясая от ног прах, говорил тебе, Великому Царю Государю: кровь моя и грех всех буди на твоей главе.

И тако совершив свое трикратное борение, изшед, радуяся, якоже некогда божественный Павел апостол противящим и хулящим оттряс ризы своя, рече к ним: «Кровь ваша на главах ваших, чист аз». Сего ради мне нельзе тебе, Великому Царю Государю, и Царице Государыне, и чадом вашим, и царевнам Государыням, зане и божественая заповедь глаголет: «Аще человеком согрешения их отпустите, и вам Отец ваш Небесный; аще ли не отпущаете человеком согрешений их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших». И паки инде есть писано: «Прощение прося согрешением, прости и ты иже в тя согрешившим, зане оставление дается противу оставления, и яковы бываем клевретом нашим, такова имамы обрести Владыку и всех царей Царя». И паки инде пишется: «Остави неправду искреннему своему и тогда, помольшу ти ся, греси твои разыдутся. Человек на человека сохраняет гнев и от Господа ищет исцеления; на человека, подобна себе, не имать милости, а о гресех своих молится; сам сый плоть, и хранит гнев; кто очистит грехи его?» Помяни последняя разстление и смерть, и престани враждовати, и пребывай в заповедех, поминаяй и не возненавиди ближняго. И в Завете: «Презри невежства, останися от свара, и умалиши грехи». Подобно сему и божественая притча показует. Сего ради уподобись Царствие Небесное человеку Царю, иже восхоте стязатись о словеси с рабы своими. Наченшу же ему стязатись, приведоша ему единаго должника тмою талант. Не имущу же ему воздати, повеле и Господь его продати и жену, и чада, и вся, елика имяше, и отдати. Пад убо раб той, кляняясь ему, глаголя: «Господи, потерпи на мне, и вся ти воздам». Милосердовав же Господь раба того, прости его и долг отпусти ему. Изшед же раб той обрете клеврет своих, иже бе ему должен сто пенязь, и ем его, давляше, глаголя: «Отдаж ми, иже ми еси должен». Пад убо клеврет его на нозе его, моляше его, глаголя: «Потерпи на мне, и вся воздам ти». Он же не хотяше, но вед, всади его в темницу, дóндеже воздаст должное. Видевше же клеврети его бывшее, сжалишаси зело и, пришедше, сказаша господину своему вся бывшая. Тогда, призвав его господин его, глагола ему: «Рабе лукавый, весь долг Он отпустих тебе, понеже умоли мя; не подобаше ли и тебе помиловати клеврета своего, якоже и аз тя помиловах». И прогневася господь его, предаде его мучителем, дóндеже воздаст весь долг свой. Тако и Отец мой Небесный сотворит вам, аще не отпустите кождо брату своему от сердец ваших прегрешения. Зри, Великий Царю, яко всюду Божественое Писание и заповеди повелевают, глаголюще: «Отпустите и отпустятся вам». Мне тебе по человеку изнести слово прощения и благословения, да боюся, воля тому не последует чрез святую Его заповедь: «Отпустите, предварив, рек, и Он отпустит вам; аще удержите, удержится». Мне тебе отпустить, а я не буду испущен: от удержания твоего не имать судьбы Божия последовати. И аще сими всеми Божественными заповедьми и оправдании не увещаешись и, гоня и муча мя, яко пса смердяща или яко худую блоху, не престанеши, то кто тя может увещати? По писаному, аще Моисея и пророки не послушают, то аще кто и от мертвых воскреснет, не имут веры; то аще бы Петр и Павел востали, не имаши увещатися. Писано есть: «Поминайте юзники, яко с ними связани. Озлобляемся, аки и сами суще в теле».

Что я тебе, Великому Царю Государю, сотворил на Москве в смутное время, тобою, Великим Государем, посылаем, всюду ходил, будучи архимандритом на Новом у Спаса, не поминаючи свою смерть? В Новегороде в смутное время камением и кольем забит насмерть тебе ради – о них несть время подробну зде писати. На Москве будучи, работал тебе, Великому Царю Государю, не яко Патриарх. Такожде и в моровые поветрия Царице Государыне и сестрам твоим Государевым, и чадом вашим работал так, как последний раб, якоже и сам ты, Великий Царю, будучи ми в твоей Столовой, свидетельствовал, глаголя, яко нечим мне заплатить за твою работу. И ныне се ли мне твое воздаяние вместо моея работы? Яко пса состаревшася отрину и заключи, и подобныя пищи лиши. Помяни писание, глаголющее: «Иже воздает злое воздоброе, не подвижется злое из дому сего». И паки другое писание: «Моление нищаго изо уст до ушию Его; суд Его со тщанием грядет». Аще и Великий Царь еси, не рцы: кто мя преможет? Господь бо мстя отмстит. Занеже дана есть от Господа державам, и сила от Вышняго, иже истяжет дела ваша и помышления испытает и прочее. Ты, Великий Царю, некогда писанием своим проклинал ненавидящих мя, глаголя: «Ей, погибнут вси ненавидящий тя, и скорушит Бог челюсти их, и сами разсыплются, яко прах». Ныне же не вем, что сотворша себе, мучиши мя без милости, яко злодея. Ни я Царству твоему что любо сотворша знаю. Сам при испытании моем свидетельствовал, глаголя: «Ты, де, мнишь, я тебя стану мучить, и того ради исповедался и маслом соборовался, и причащался, не будет, де, тово от Мене». И после тово все не так сталося. Ей, истину глаголю: лутче сего странного моего жития смерть, якоже Иов сказует: «Смерть мужу покой есть». С радостию бы, ей, аки на всечестный пир изшел и сам выю протяг, не яко нетерпеливу ми бывшу, и своей смерти радуючися, но правды ради, зане мнози святии с радостию в муках выя своя преклониша, яко на всечестный брак, на муку радующеся идяху.

А что изволи твое благородие, Великий Царю, монастыри отписать от нас и нас не слушать, и грамоты свои Государевы взять, несть ми о сем нимало печали, зане возложе то все Господу Богу. Аще неправда твоя будет, Господь Бог будет ти ратник, якоже и сам, тыя грамоты подписуя, утвердил еси, и поделом руку твоею воздаст тебе Господь. Аз не хотел было сего, да збудится на тебе, Великом Царе Государе, глаголанное: в делех руку своею увяз грешник.

Слышал аз в приговоре на изгнание мое у Патриарх, да буду в Ферапонтове во вся дни живота моего…¹⁷³ во всяком покои – и несть здесь тако, но зело люто, и паче всякаго убийцы и душегубца. Пристав зело-зело прелют, и не даст никому милостыни подати, аще прежде сам ударен будет, то и милостыню отъимет, и хотящаго милостыню подать обещестит и уранит; а что емлет з городов и из монастырей для нас, то сам себе емлет и в дом свой отсылает всякие запасы. А сам безпрестани со псами за заецы. И конюшей двор псарником сотворил. И кричит часто в голосы за собаки, и в литавры бьет часто. Как ты, Великий Царю, разсудишь, а двор конюшей от святых ворот 20 сажен. А на святых воротех две церкви. К тем я, грешной, прихожу, и слышати того беснования не могу. Сего ради возвещаю ти, яко тако истина есть. А ино злодейство оставим писать. Аще время придет, возвестим. Келарь всесовершен вор, без всякаго умаления, и зело ми ругается, сложася с приставом. Аще годно есть тебе, Великому Царю, да будет терплю во имя Господне, зане писано есть: иже бо аще погубит душу свою Мене ради и Евангелия ради, той спасет ю. Конец, а терпению нашему святый Бог даст венец. Аминь. Агей Шепелев, что взял запасу с Москвы, то все себе побрал, я не имал ничево, ей, тако.

О бумаге и о чернилах Господа ради никово не стяжи – своя с Москвы. А инова никакова дела не писано никуда, яко тако истина есть.