Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы. О смертном сне1
«Не умре девица, но спит» (Мф.9:24).
Празднуем мы ныне, слушатели, со всею Христовою Церковию блаженное преставление блаженныя Девы, родившия Спасителя нашего. Преставление, говорю, и Успение, а не смерть; боюся бо назвать смертию то, чрез что преблагословенная оная Матерь и Дева прешла в живот, преселилась в небесный чертог, которому Себя предуготовила: взошла Невеста к Жениху Своему, Котораго любовию сердце Ея всегда уязвлено было; взошла Матерь к Сыну Своему; взошла и верная раба к Господу Своему; соединилась с радостнейшим блаженных душ ликом, или паче с Самим Богом, Который есть источник неотъемлемыя радости; начала приобщаться безсмертныя трапезы и наслаждаться сладчайшаго вечных увеселений нектара в невечернем дне царствия Христова. Почему благопристойно теперь преблаженную сию Деву и Матерь приветствовать можем оными Давидовыми словами: «Слыши, дщи, и виждь, и преклони ухо твое, и забуди люди твоя и дом отца твоего: и возжелает Царь доброты твоея» (Пс.44:11–12); почему и предстала Ты, Царица, одесную Его в ризах позлащенных одеяна и преиспещрена.
А когда, увенчанная счастием вечным, Богоотроковица успением Своим святым отдала долг тлению естества человеческаго, то сие возбуждает и нас на память себе привесть, или лучше сказать, всегда в памяти содержать наше, некогда быть имеющее, преставление и будущее прославление праведных, что и мы, которые утверждены упованием непостыдным (Рим.5:5) о получении живота вечнаго, к сему пути предуготовлять себя должны. Того ради мало «о будущем нашем блаженном успении побеседуем, разсматривая великое оное сходство, какое есть между сном и смертию и что смерть праведных более покой, нежели смущения и страха в себе заключает, дабы чрез то спокойныя совести увеселить, а страшливыя утешить». Ты же, живот наш и воскресение, Христе Спасителю, споспешествуй нам Твоею благодатию, которая и неразумных умудряет, и наши к себе обращает сердца.
Иных, как кажется, малодушных, не токмо самая смерть, но и одно воспоминание оныя смущает и в великий страх приводит. И такие ежели есть христиане, то они чрез сие подобятся язычникам, которые должны были бояться смерти, яко никаковаго известнаго не имеющие упования (1Сол.4:13). Но нам истиннейшее Евангелие сей страх разгоняет, и объявляет смерть быть желательну больше, нежели страшну. Ибо блаженнейший Учитель наш, в предложении нашем, о Иаировой дщери говорит, что «не умре девица, но спит», и в другом месте сказал, что «Лазарь друг наш не умре, но успе» (Ин.11:11). А сим сну уподоблением показал весьма ясно, что нас смерть не смущает, но как сладкий сон упокоевает. Что бо сна приятнее по трудах, и что сладчайше его же после печали? Но разсмотрим, какое есть между сном и смертию сходство.
Яко же сон случается в человеке от того, когда по принятии пищи пары восходя к мозгу, оный помрачают, а тем остановляют действие чувств, так и смерть начало свое влечет от греха, содеяннаго в раю, когда прародители наши, от смертоноснаго плода, против запрещения Божия, вкусили, а от того как бы некий ядовитый пар по телу и всем членам разлившись, как их, так и весь человеческий род смерти подверг, по оному Апостола слову: «Единем человеком грех в мир вниде, и грехом смерть; и тако смерть во вся человеки вниде, в нем же вси согрешиша» (Рим.5:12).
Когда хочем ложиться спать, то одежду с себя скидаем, и от сего бремени облегчаем нас; так и смерть нагих нас посылает в гроб, какими мы из чрева матерня произошли. Скидает с нас все гербы нашего достоинства, и принуждает разстаться с любезными пожитками: «ничтоже внесохом в мир сей, яве, яко ниже изнести что можем» (1Тим.6:7), – как разсуждает инде и божественный Павел: "О сем, – говорит, – воздыхаем, в жилище наше небесное облещися желающе. Аще точию и облокшеся, не нази обрящемся. Ибо сущии в теле сем воздыхаем отягчаеми: понеже не хощем совлещися, но пооблещися да пожерто будеть мертвенное животом» (2Кор.5:2–4). То есть, когда здесь под бременем тела и житейских сует воздыхаем и стонем, то тем самым хощем, чтобы с нас сие бремя снято было; однако, когда чрез смерть от сея тяжести тела избавимся, то не нагими останемся, но будем прикрыты одеждою безсмертия.
Яко же сон часто на нас нечаянно находит, так что частицу ту времени в которую засыпаем, обстоятельно приметить не можем, так часто смертный человек в то время умирает, в которое ни мало о смерти не помышляет, и скорее, нежели как бы думал, душа его из телеснаго жилища вылетает, так что ни он сам, ни предстоящие то приметить не могут. Вот слышим, что Исаак говорит: «Се, состарехся, и не вем дне скончания моего» (Быт.27:2). Ежели состаревшиеся и дряхлые часа смертнаго узнать не могут, то кольми паче те, которые наподобие неувядаемых цветов цвести себе кажутся? Смерть есть известна, но ничего нет неизвестнее смертнаго часа: что имею умереть, о том я не сумнюся, а где, когда, и каким образом, о том ни мало не знаю.
Как сон занимает только телесные члены и внешния чувства, но, между тем, душа внутренния свои действия отправляет безпрепятственно, как сие довольно дознать можно из сновидений; да и совсем нельзя, чтобы в душе всякая погасла мысль, в которой ея и существо состоит, так и в смерти, тело разставшись с душею, в землю обращается, но душа преносится в недро Авраамово (Лк.16:22), где не только действия ея не престают, но еще бо́льшую приемлют силу. Ибо душа блаженная не имеет тех препятствий, какия имела в теле, а именно, различныя плотския страсти и воображения чувственныя, которыя понятиям разумным в настоящей силе своей действовать мешают. Надобно от очес нашего ума отрясти тину вещественную, дабы ясно узреть неприступный свет Божества, а в нем – так, как в светлейшем зеркале, усмотреть и прочия вещи в своих совершенствах. И для того Спаситель наш, к утешению нашему, увещевает нас, чтобы мы не боялись убивающих тело, ибо они вместе с телом душу убить не могут (Мф.10:28).
Яко же младенцы и несовершеннаго смысла отроки не разумеют пользы и приятности сна, и для того с трудностью и со слезами ложатся спать: так те, в разсуждении духовныя христианския мудрости, пред Богом младенцы и твердой небеснаго учения пищи не вкусили, которые не разумеют, сколь есть «честна пред Господем смерть преподобных Его» (Пс.115:6), и для того смерти крайне страшатся. Дражайший Учитель наш, отходя к испитию смертной чаши, о сей спасительной материи сладчайшую с учениками Своими имел беседу; но как они еще были младенцы о Христе, и совершеннаго, о будущих по смерти благих, понятия не имели; то не токмо о сем не радовались, но еще и советовали Христу, чтобы Он отменил то действие, в котором состояло спасение человеческаго рода, почему Он – любезнейше их обличая, так им говорил: «Яко сия глаголах вам, скорби исполних сердца ваша. Но Аз истину вам глаголю: лучше есть вам, да Аз иду. Аще бо не иду Аз, Утешитель не приидет вам» (Ин.16:6–7).
Яко же после сна телесныя и душевныя силы как бы возобновляются, и человек поутру охотнее и веселее за свое принимается дело, так и смерть праведных есть некое возобновление всех сил. Почему воскресшие от мертвых, некогда, в последний день, пред имеющим возсиять Солнцем правды – Христом, предстанут веселыми и радостными; очистятся их чувства, просветится ум, все душевныя и телесныя силы прославятся: «еже бо сеется, – как мудрствует высокое христианское богословие, – в немощи, то востает в силе, ...сеется в тление, востает в нетлении: сеется не в честь, возстает в славе» (1Кор.15:42–43). И яко же сон не есть непрерывное некое успокоение, но в известное время от сна пробуждаемся: так и мы не всегда пребудем в смертном гробе, но «приидет час, воньже вси ...услышат глас Сына Божия; и изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая, в воскрешение суда» (Ин.5:28–29).
Яко же спящие никакими более телесными не смущаются страстьми – позабывают свои печали, оставляют свои заботы, не чувствуют болезней, не боятся страхов, ибо всем таким смущениям любезный сон самим собою преградил к ним дорогу: так и праведные чрез смерть успокоеваются, гонения терпеть перестают, гнева и зависти человеческой более не боятся, скучныя и досадныя мысли исчезают, страстей волнение утихает, житейския попечения все отходят, а вместо того, блаженную и спокойную у Бога начинают жизнь, и телами во гробах, как в спальнях, сном смерти наслаждаются, радостнаго воскресения дня в мире ожидают: «приидут бо, – по предсказанию Исаиину, – в небесный Сион с радостию и с веселием вечным: на главе бо их и веселие и хвала, и радость приимет я, отбеже болезнь, печаль и воздыхание» (Ис.35:10). Ежели бы мы таким блаженным, будущаго нашего воскресения и упокоения, упованием обнадежены не были, то нам жизни нашей ничего бы не было тягостнее, и окаянные мы бы были паче всех животных на земле. Что́ бо жизнь сия имеет покоя? не печали ли и несносных забот полна есть, и едва ли не проходят в суете все дние наши?
Как пробудившись от сна, обыкновенно одежду на себя надеваем, и украшаем себя, чтобы пред людьми явиться не гнусными; так и праведные, пробудившись от сна смертнаго трубою архангельскою, блистать будут всякими непомрачаемыми красотами, и украсятся ризою безсмертия, по оному великаго Церкви учителя слову: «подобает тленному сему облещися в нетление, и мертвенному сему облещися в безсмертие» (1Кор.15:53). В таком нетлеемом украшении приметил некоторых во Откровении возлюбленный Христов ученик: "видех, – говорит, – и се народ мног, его же изчести никто же может, от всякаго языка и колена и людей и племен, стояще пред престолом и пред Агнцем, облечены в ризы белы, и финицы в руках их» (Откр.7:9).
Яко же спящии легко и без всякаго затруднения от сна пробуждаются другаго гласом: так и мертвые в последний день гласом Христовым весьма легко возбудятся. Никто из нас не возбуждает так легко лежащаго на ложе, как Христос лежащаго во гробе, – написал Августин. «Вси бо не у́спнем, вси же изменимся: вскоре, во мгновении ока, в последней трубе: вострубит бо, и мертвии востанут нетленни, и мы изменимся» (1Кор.15:51–52). Несказанно будем удивляться внезапной нашей перемене, увидя нас самих выходящих из гробов и сени смертной, возносящихся на воздух в сретение Господне, и Его божественною славою озаряемых.
Как приметить не можем, каким мы образом от сна пробуждаемся, и как заключенныя наши отверзаются чувства и растворяются нервы; так не можем постигнуть, каким образомь имеет быть наших истлевших тел возстание, как согнившия и в прах уже обратившияся, части нашей плоти паки свой вид приимут, как разсыпанныя кости соберутся, как изорванныя жилы сошьются, как весь телесный состав попрежнему свяжется и кожею покроется: все сие каким образом случится, скудная наша и в тайны Божии не проницающая мысль понять не может, хотя, без сомнения, чаем воскресения мертвых. Наше есть – веровать сему; а всемогущества Божия есть дело изыскивать к произведению того способ. Почему великий Павел и запрещает человеку входить в такое таин Божиих испытание. «Речет некто, – пишет он к коринфянам, – како мертвии востанут? коим же телом приидут? безумне, ты, еже сееши, не оживет, аще не умрет: и еже сееши, не тело будущее сееши, но голое зерно; ...Бог же даст ему тело, яко же восхощет» (1Кор.15:35–38).
Как пробудившись от сна, кажется, что мы очень краткое спали время, и хотя бы несколько часов, или целый день во сне нашем прошел, но нам все сие показалось бы мгновением, так и в последний день, пробудившимся от смертнаго сна, весьма краткое покажется то время, которое между смертию их и воскресением прошло. Как без сна никто пробыть не может, так и смерть необходимый всем конец; и как сон некогда против воли нашей нас спать склоняет, так неотменно умрем все, хотя бы, может, некоторые умереть и не захотели.
Как напоследок не все сладко и спокойно засыпают, но те только, которые, имея спокойный дух и тело невоздержанием не огягощенное, ложатся спать; а которые от забот сохнут, от невоздержания разслабли, которых совесть безпокоит, тех сон не покоен, но мучителен: так неправедным злодеям и не раскаянным грешникам смерть не есть сладкий сон, но паче начало смерти вечныя; выносят бо из жизни сей с собою грызущий совесть их и неумирающий червь: а только праведные, которых единственная утеха был Господь, приятно упокоеваются от трудов своих. Чрез истинное бо покаяние и веру во Христа Иисуса слагают с себя бремя греховное; Христа, жизни Начальника и Победителя смерти, твердым сéрдца упованием объемлют, и жизнь свою так учреждают, что приходящую смерть спокойным и веселым ожидают духом. Тот только человек смерть весело встречает, который давно себя к ней приуготовляет.
Толикое усмотря между сном и смертию сходство, не можем более, слушатели, дивиться – для чего праведные и надеждою будущих благ укрепленные люди, смерти, как некоего сладчайшаго покоя, желали: «блажени мертвии, – вопиет Богослов, – умирающии о Господе отныне: ей, глаголет Дух Святый, да почиют от трудов своих» (Откр.14:13). Также не можем удивляться, для чего некоторым жизнь сия столь скучна была, что ее, как некое тягчайшее бремя, свергнуть с себя хотели. "Увы мне, – с плачем взывает Давид, – яко пришельствие мое, то есть, странствование в жизии сей, продолжися» (Пс.119:5). «Окаянен аз человек, – жалуется Павел: – кто мя избавит от тела смерти сея?» (Рим.7:24). Да и некоторые из язычников были подобных о смерти мыслей. Цицерон, в книге о старости, написал: «смерть мне так приятна, что чем я более к ней приближаюсь, тем более оказывается, что я с волнующагося моря усматриваю землю, и некогда к пристанищу, по долгом плавании, пристану». Но сие в язычнике происходило от смелаго и хвастливаго более, нежели от основательнаго уверения.
Почему и нам, благословеннии христиане, осталось не бояться смерти, но с радостию себя приуготовлять к оной. Когда смерть к христианину, давно себя к ней приуготовившему, придет: что́ ему сделает, как токмо закроет его очи, дабы он более уже не видел суеты мирския? Того ради и мать наша Церковь о нас, чадах своих, вопиет к Жениху своему: «Несть, Господи, рабом Твоим смерть, исходящим нам от тела, и к Тебе, Богу нашему, приходящим, но преставление на полезнейшая и сладостнейшая, и на упокоение и радость». Которым блаженным покоем, в надежде воскресения праведных, и нас некогда да обрадует владеяй животом и смертию Господь, ходатайством и молитвами ныне вшедшия со славою в горний чертог, преблагословенныя Девы Марии. Аминь.
* * *
Сказано при Высочайшем Ея Императорскаго Величества присутствия, в Санктпетербурге, в придворной церкви, Августа 15 дня, 1763 г.