Руководство для сельских пастырей
Выпуск № 8. 1870 г.

Се ныне время благоприятно,

се ныне день спасения (2Кор.6:2).

При на наступлении времени благоприятного для покаяния, благовременно побеседовать о необходимости очистить себя от скверн плоти и духа в наступающую святую четыредесятницу н не отлагать покаяния на будущее время.

Мы чаем воскресения мертвых и жизни будущего века. Благодарение Господу, в нашей душе не совсем еще погашен свет веры заботами, суетой и развращением сердца; мы думаем, хотя по временам, о будущей жизни, мы желаем, но смерти, войти в царствие небесное и считаем покаяние необходимым дли спасения нашего. Но многие из нас или отлагают покаяние на будущее время, по беспечности и по ложной, ни на чем не основанной, надежде на долгую жизнь впереди, или же не осмеливаются начать исправление своего сегодня потому, что боятся трудов и подвигов истинного покаяния. К таковым настоящее слово.

Люди легкомысленные, любящие удовольствие или погрязшие в суете и обременившие себя чрезмерными хлопотами и заботами, думают, что со временем они остепенятся, страсти их ослабеют, заботы сократятся – и тогда они займутся своею душей, станут жить по-христиански и посвятят себя подвигам благочестия. Но когда же это будет? Разве есть в нашей жизни время само по себе свободное от страстей и забот? Пока живет человек в теле, до тех пор в нем пребывает закон греховный и до тех пор человек не свободен от худых увлечений сердца, от нечистых раздражений чувственности, от заблуждений ума, от суеты и крушения духа. Всякий возраст в нашей жизни имеет свои склонности и увлечения, всякий день приносит особые заботы.

Покаюсь после… Но во власти человека только настоящее, будущее же в руках Божиих. Рассчитывать на годы жизни в будущем, когда и наступающая минута зависит не от нас, слишком безрассудно. Смерть не за горами, она может поразить нас завтра и ныне. Ни детство невинное, ни цветущая юность, ни крепкое мужество – ничто не защищает от смерти. Не видим ли мы ежедневно, как не только старые, но и юные, не одни слабые, но и крепкие, как цветок от палящего зноя, увядают от дыхания смерти?

Покаюсь в старости… Но в старости, на которую мы думаем возложить попечение о спасении души, покаяние и исправление жизни труднее, нежели в летах мужества и в юности. Греховная привычка, приобретенная долгим путем жизни, срастается, так сказать, с нашей душою; бремя греховное, чем далее растет, тем становится тяжелее; греховный сон, чем он продолжительнее, тем крепче и беспробуднее, по силам ли старости, слабой и немощной исправить то, что развращено и испорчено годами долгой жизни, отучить человека от всего, с чем он сжился, что полюбил всею душей? И не жестоки ли мы к себе самим, когда исправление своего сердца и подвиги благочестия предоставляем тем летам, которые имеют нужду в отдохновении и утешении? Пожалейте, братие, свою старость, если только доживете до старости, и не приготовляйте ей, вместо покоя, трудов не по силам, вместо приятного воспоминания о добродетельной жизни, тяжких угрызений совести и горького, не всегда благоплодного раскаяния.

Юность и мужество вы отдаете миру и плоти своей; на служение же Богу хотите посвятить вашу старость, т. е. желаете принесть в жертву Богу то, что миру не нужно и плоти не угодно. Думая посвятить в жертву служения Богу слабую, дряхлую и болезненную старость, вы уподобляетесь тем иудеям, которые лучших животных оставляли себе, а в жертву Господу приносили хромых, слепых и недужных животных. За такую жертву, приносившие оную подвергались гневу Божию и осуждению... Смотрите, братие, чтобы и ваша жертва, которой вы думаете умилостивить Господа, не вменилась вам в грех!

Итак, братие, не отлагайте день ото дня спасения вашего; ходите во свете, дóндеже (пока, доколе) свет есть, да мрак смерти и вечная ночь не застигнет вас неготовыми; спешите обратиться ко Господу, пока есть силы, время, и время самое благоприятное для покаяния. Время сие наступает!

Конечно, покаяние для грешника не легкое дело, исправление жизни испорченной, развращенного сердца, расслабленной пороками воли, не может обойтись без трудов и подвигов. Но что же из сего? Неужели мы решимся погубить себя на веки потому, что легче упасть бездну ада, нежели подняться на небо? Мы иногда охотно подвергаем себя болезненным операциям, прижиганиям, отнятию членов и тому подобному, соглашаемся переносить тяжкие страдания не для того, чтобы избавиться от смерти навсегда, но, чтобы умереть несколько позже, чтобы к печальной жизни приложить несколько печальных дней; неужели мы убоимся трудов и подвигов менее тяжелых и совсем не мучительных, чтобы упасти свою душу? Мы часто, до изнеможения, до истощения сил, трудимся днем и ночью, чтобы устроить себе безбедную жизнь, упрочить свое счастье только на время весьма короткой нашей жизни; неужели же мы, чающие жизни будущего века, пожалеем трудов и усилий для приобретения блаженства небесного, вечного? Жалкие и неразумные мы люди, если кратковременные труды и лишения страхом своим могут действовать на нас сильнее, нежели вечные блага надеждой и желанием приобрести их! Притом же путь добродетели труден только в начале, чем дальше, тем он легче, тем больше на нем утешений и радостей. Потрудись сначала, впоследствии в самых лишениях и озлоблениях найдешь столько отрады и духовной сладости, что иго Христово сделается для тебя благим, и бремя Его – легким. Тогда своим опытом познаешь, что работать Господу несравненно легче, чем угождать миру и служить бесчисленным прихотям многострастной плоти; что в подвигах благочестия несравненно более радости и блаженства, нежели во всех удовольствиях света, за которые платят драгоценным временем, здоровьем, состоянием, порчей ума, сердца и воли.

Впрочем, чего бы ни стоило нам исправление нашего характера и поведения, мы, без сомнения, намерены же и желаем когда-нибудь обратиться к Богу: какую же пользу думаем приобрести, отлагая день ото дня и год за годом наше покаяние? Думаем ли, что эта отсрочка сделает наше обращение и покаяние менее трудным? Напротив, если теперь мы чувствуем себя слабыми для сего, то что будет тогда, когда бремя грехов увеличится, когда раны души застареют, и мы должны будем преодолевать большие препятствия, очищать и заглаживать большее число беззаконий? Кто сегодня не способен начать свое покаяние и обращение к Господу Богу, тот, поверьте, завтра еще менее будет способен к сему великому и спасительному делу.

Молю убо вы, братие, именем Господа нашего Иисуса Христа, ради спасения души вашей, не медлите обратитися ко Господу и не отлагайте день от дне покаяния вашего. Се ныне время благоприятно, се ныне день спасения. Аминь.

П. Б.

Со времен св. Владимира, припавшего христианство и крестившего своих подданных, и до наших дней, представители власти церковной и гражданской не преставали заботиться о просвещении светом Евангелия Христова всей земли русской. В покоренных и добровольно покорявшихся России странах введение и распространение христианства, построение храмов, рукоположение священников, отправление миссионеров, всегда составляли одну из первых забот правительства, ясно сознававшего необходимость веры Христовой для счастья народа и благоденствия государства. На страницах отечественной истории записаны имена многих, с истинно христианским самоотвержением трудившихся и труждающихся еще во благовестии Христовом, в различных ближних и отдаленных, диких и непроходимых странах необъятного русского царства. Но, несмотря на попечение правительства, тысячу лет неослабно продолжающееся, на усердие и ревность благовестников Христианства, и до сих пор в православной русской империи, известной во всем мире твердостью веры и благочестием, многие миллионы наших соотечественников не знают еще единого истинного Бога и единого Искупителя и Спасителя нашего, Господа Иисуса Христа¹. Неимоверные труды, и подвиги, и чрезвычайные средства материальные требуются для того, чтобы дело миссионерства нашего совершалось, при помощи Божией, благоуспешно.

Наши инородцы-язычники живут разрозненно, не имеют постоянных жилищ, но кочуют с одного места на другое на огромных пространствах и останавливаются часто в местностях почти недоступных. Они стоят на самой низшей степени грубости и неведения; духовные потребности у них не пробуждены и совсем не развиты; они редко сходятся с другими инородцами и почти никогда с людьми, более их развитыми и образованными, от которых могли бы заимствовать какие-либо сведения полезные и нужные, но для них неизвестные... Сколько нужно перенести трудов, превышающих почти силы человеческие, чтобы на необозримых пространствах Сибири отыскать её жителей в местах пустынных и диких и в дебрях непроходимых! Какие лишения и опасности неизбежно встречает миссионер, когда он проходил сотни и тысячи верст в местах, где нет ни дорог, ни тропинок; когда он переносит холод в сорок и более градусов, от которого стынет кровь, захватывает дыхание, или подвергается бушующим вихрям сибирской вьюги, переплывает быстрые реки на едва держащихся плотах, связанных неискусной рукой, всходит на горы, спускается по отвесным скалам. Сколько нужно времени, терпения, благоразумия и искусства, чтобы сблизиться с дикими обитателями юрт, приобрести у них доверенность, разбудить их нравственные силы, раскрыть понятно для них религиозные их заблуждения, показать несравненное превосходство святой веры Христовой, преподать её учение догматическое и нравственное, и убедить – не силой, не хитростью и обманом, как делают хвалящиеся своими успехами западные миссионеры, но одним словом истины – принять новую веру вместо той, в которой обращаемый родился, с которой он свыкся своей целой жизнью. Новообращенных нужно постоянно учить вере и благостью и руководить неослабно, нужно совершать для них богослужение. Для этого рассеянных и кочующих необходимо сосредоточивать в определенных местах, приучать к жизни оседлой, указывать и, по крайней мере на первых порах, давать по возможности средства для этой, им незнакомой, жизни; устроять храмы Божии, определять при них постоянных священно- и церковнослужителей, давать им содержание, которого не могут доставить сами бедные прихожане, заводить школы и пр. и пр. Все это неизбежно необходимо, чтобы новообращенные пребывали и преуспевали в вере и благочестии христианском, но для достижения всего этого недостаточно усилий и средств одних представителей церкви. Для сего нужны дружные и согласные действия целой России – Церкви, правительства гражданского и всего русского народа.

Необходимость общего содействия всех усилиям церкви в деле просвещения христианской верой обитающих в России иноверцев, понята, наконец, и сознана в настоящее время. Доказательством этого служит образовавшееся и уже открытое в Москве православное миссионерское общество, устав которого Благочестивейший Государь Император соизволил рассматривать и Высочайше утвердить в 21 день ноября прошедшего 1869 года. Общество состоит под Всемилостивейшим покровительством Её Императорского Величества, Благочестивейшей Государыни Императрицы Марии Александровны и под высшим наблюдением святейшего Синода. Оно образуется из лиц всякого звания, состояния и обоего пола, вносящих в общество не менее 3-х рублей ежегодно. Цель нового миссионерского общества состоит в содействии православным миссиям в деле обращения в православную веру обитающих в пределах русской империи нехристиан и утверждении обращенных в истинах св. веры и в правилах христианской жизни. Содействие общества первоначально обращается к миссиям в пределах восточной России, а по мере развития его средств, может простирать её на миссии в других частях государства, кроме Кавказа и Закавказского края, где уже действует Высочайше утвержденное Общество восстановления православного христианства в указанных странах.

Москва – сердце христолюбивой православной России и великая сила в делах веры православной и народной жизни. Как прежде, в продолжение семисот лет, она являла живое и небесплодное участие в делах церкви и отечества, так и теперь она с любовью принесет миссионерскому обществу обильные жертвы нравственные и вещественные, и своим примером возбудит сочувствие к нему в целой России, и всех привлечет к его делу. Настоящий председатель общества, высокопреосвященный Иннокентий, сам в продолжение долгих лет служивший делу благовестия Христова в отдаленнейших пределах нашего отечества с истинно апостольской ревностью и самоотвержением, и многих привлекший ко Христу и приобретший признательную благодарность целой России, своей любовью к иноверцам – нашим несчастным соотечественникам, своей мудростью и долголетней опытностью, без сомнения, больше всякого другого принесет пользы миссионерскому обществу и его святому делу. Следовательно, есть основание думать, что средоточие миссионерского Общества в Москве укрепит и расширит это общество и даст ему средства достойно и с успехом выполнить его высокую и спасительную цель. И есть основание надеяться, что, при помощи Божией, святое дело вспомоществования распространению веры Христовой между миллионами наших сограждан, не ведущих Христа, пойдет отныне благоуспешнее прежнего. Есть основание надеяться, что из всех областей обширной русской земли потекут приношения на святое дело распространения веры, и тогда, «как светлые точки, будут постепенно умножаться кресты св. храмов на горах Алтая, на берегах Байкала и Амура, в степях киргизских, на равнинах средней Азии, доколе весь необозримый восток нашего необъятного царства не озарится чистым светом православия». «Можно прийти в восторг при мысли», – говорил протоиерей Ключарев в проповеди по случаю открытия в Москве миссионерского Общества, – «как вокруг храмов (устроенных обществом) с их училищами и благотворительными учреждениями будут постепенно, так сказать, усаживаться кочующие племена, возникнут новые тысячи селений и городов, и на степях пустынных вырастет многомиллионная, просвещенная, цветущая часть русского царства, которая, в свою очередь, понесет в глубину Азии святую веру и просвещение».

Пастыри церкви, конечно, лучше других понимают значение единой спасающей веры Христовой для вечной блаженной жизни за гробом, и в устроении счастья частных лиц и благоденствия обществ. Поэтому они, по ревности о славе Божией, из любви к братиям, погибающим в нечестии языческом, и из побуждений патриотизма, должны более других содействовать вновь открытому миссионерскому обществу в просвещении светом христианства наших сограждан. Они могут содействовать обществу выделением из своей среды людей способных и готовых с усердием служить делу благовестия Христова, равно и своими посильными приношениями. Такую услугу могут оказать обществу и, без сомнения, окажут особенно наши обители. У многих из них найдутся и материальные средства нужные, и люди достойные, пригодные обществу для достижения его цели. Приходские священники будут содействовать миссионерскому обществу, если объявят своим прихожанам об открытии общества, объяснят его цель, раскроют последствия обращения к христианству иноверцев, живущих в России, спасительные для них и полезные для всего отечества нашего, если докажут словом Божиим и примером святых необходимость всем христианам принимать участие в обращении заблуждающихся на путь истины и убедят жертвовать обществу из своих достатков, кто сколько может, если сами и их прихожане, с теплой верой и крепкой надеждой, будут молиться Господину жатвы, да изведет достойных делателей на жатву свою, да силой своей благодати возрастит то, что будет насаждено и напоено слабыми силами человеческими.

О первом собрании и вместе открытии православного миссионерского общества уже сообщено читателям «Руководства для сельских пастырей»². Второе общее собрание этого общества состоялось 2-го февраля, в зале московского благородного собрания, в числе 470 членов. Собрание в таком числе, какое редко приходится видеть в собраниях ваших частных обществ всех родов, служит ясным знаком, пишут в Московских Ведомостях³, что миссионерское общество приобретает в Москве большое сочувствие. На атом собрании происходили выборы, на основании правил устава общества, второго помощника председателя, казначея восьми членов совета. По окончании выборов высокопреосвященный председатель, всей душой преданный миссионерскому делу, выразил бывшим в собрании свою задушевную благодарность за их единодушное, радушное и примерное сочувствие святому делу, и пожелал, «да воздаст им Господь всей своей милостью».

«Да даст Господь Бог», – желаем и мы от всего искреннего сердца, – «успешному началу благоуспешное продолжение, да благословит и да увенчает добрыми последствиями доброе дело».

П. Б.

Часы, отправляемые в великий пост, отличны от обыкновенных часов. Св. четыредесятница, преимущественно перед всеми другими постами, издревле посвящена Церковью подвигам покаяния. И те священные воспоминания, те благоговейные действия, которыми она предваряет и наполняет все пространство сего поста, действительно таковы, что постоянно возбуждают в нас усыпленную совесть и обращают сердце к Господу Богу. Еще за три недели перед наступлением четыредесятницы, в неделю Мытаря и Фарисея, Церковь начинает оглашать слух чад своих песнью покаяния: «покаяния отверзи ми двери...», потом, за две недели – новым умилительным пением, напоминающим об удалении нашем от отечества небесного: на реках вавилонских тамо седохом и плакахом (Пс.1:2). К сокрушению сердечному располагают нас и все евангельские чтения воскресных дней, предшествующих великому посту: о мытаре, о блудном сыне, о страшном суде. В последний воскресный день перед четыредесятницей церковь в своих песнях и чтениях оплакивает гибельное падение Адамово. На сырной надели она начинает уже приучать нас к подвигам поста: в среду и пяток сей недели отправляется служба великопостная с поклонами; вместо литургии читаются только часы с вечерней и на них статьи из пророчеств (на шестом часе) – пророка Иоиля о посте (в среду) и Захарии об обетованиях Израилю и очищении (в пятницу). Замечательны особенно вдохновенные речи Иоиля: Тако глаголет Господь: обратитеся ко Мне всем сердцем вашим, в посте, и в плаче, и в рыдании. И расторгните сердца ваша, а не ризы ваша, обратится ко Господу Богу вашему, яко милостив и щедр есть, долготерпелив и многомилостив и раскаяваяйся о злобах (Иоиль.2:12, 13), между степеньми жертвенника восплачутся жерцы служащие Господу и рекут: пощади Господи люди твоя (Иоиль.2:17).

Чин богослужения, который издревле соблюдает св. церковь в течении самой четыредесятницы, вполне приличен духу сетования или той печали по Бозе, которая составляет покаяние во спасение. Мудро соображены с намерением Церкви – содействовать нам в подвигах поста, сокрушения и покаяния как порядок служб, так и содержание их. Божественная литургия, высокое торжество общения верных между собой и с Господом, совершается только по субботам и воскресным дням. По средам и пятницам и в четверток пятой недели полную литургию заменяет литургия преждеосвященных Даров, объединенная с часами и вечерней. В остальные же дни каждой недели великого поста, храня строгий пост, Церковь, вместо божественной литургии, совершает только часы с вечерней вместе. С внутренней стороны, все великопостное богослужение проникнуто то горьким плачем покаяния, то псаломским исповеданием грехов и нужды в помощи божией, то вдохновенными пророчествами о грядущем спасении. Во всякое время, кроме суббот и воскресных дней, оно совершается с коленопреклонением. Почасту возносим мы тогда проникнутую смирением молитву св. Ефрема Сирина; духом сокрушения и покаяния дышат все великопостные церковные песни, к покаянию же располагают нас обильные чтении из священного писания⁴. Все богослужение совершается тихо, не скоро и с великим благоговением. Самым внешним видом храма и богослужения Церковь поучает нас тому, что должно происходить в нашем внутреннем храме, что в душе кающегося не должно быть ничего, кроме скорби духовной, помышлений о кресте и о всех страданиях божественного Искупителя за грехи наши.

Тот же дух глубоко покаянный, умилительный, которым проникнуто все великопостное богослужение, вполне принадлежит и часам, совершаемым в это время. Такой дух сообщает им прежде всего усиленное чтение Псалтири⁵. Кроме положенных трех псалмов, на каждом часе читается еще по кафизме, дважды прерываемой и оканчиваемой славой пресвятой Троице, и трояким аллилуйя, как на утрени. И частое чтение из псалтыри во время поста особенно способствует возбуждению покаянных чувств. По опытному суду святых отцов церкви, ни одна книга священного писания не удовлетворяет в такой мере нашим духовным нуждам и потребностям, как псалтырь; а эти потребности когда наиболее чувствуются и когда приличнее всего удовлетворить им, как не во дни покаяния и очищения? Во время поста нам нужно, сколько возможно более, успокоить и умиротворить свою душу от бурных и мятежных помыслов, долго смущавших ее; а «псалом», по слову св. Василия Великого, «именно доставляет спокойствие душе, производит мир, укрощает бурные и мятежные помыслы. Он смягчает душу гневливую, уцеломудривает любострастную, производит печаль по Бозе, ибо и из каменного сердца исторгает слезы»⁶. В течении поста каждый из нас ищет целебного врачевства на многочисленные и разнородные свои язвы. «Псалтырь», – рассуждает святой Амвросий, – «есть некоторая полная врачебница спасения человеческого. Кто бы ни читал ее, всякий может найти в ней то врачевство, которого именно требуют язвы его»⁷. Постясь, мы стараемся войти в себя, верно обсудить опасное состояние своей души, чтобы принести потом полную и чистосердечную исповедь во грехах своих. Книга псалмов может помочь нам и в этом. «Книга эта, кажется мне», – пишет святой Афанасий Великий, – «ясно и подробно излагает всю жизнь человеческую, все состояния духа, все движения ума, и нет ничего у человека, что бы она не содержала в себе»⁸. Пост, наконец, есть то время, когда мы, по возможности, отрешаемся от земли и всего земного и приготовляем свои души к принятию небесного дара. А святой Златоуст говорит: «Ничто столько не способно восторгать душу, отрешать ее от земли, освобождать от уз плоти, возбуждать к любомудрию и презрению житейского, как божественная песнь, стройно и мерно сложенная. Бог дал нам псалмы, чтобы они были для нас источником удовольствия и пользы. Пение псалмов очищает душу того, кто поет их, Дух святой осеняет его своим наитием. Кто призывает Давида с его гуслями, тот призывает самого Иисуса Христа»⁹.

При окончании читаемой на часах кафизмы, священник выходит из алтаря и творит пред царскими вратами три земные поклона, повторяемые всеми верными, произнося основный стих каждого часа, который выражает, что побудило христиан освящать именно сей час молитвой. «Заутра услыши глас мой, Царю мой и Боже мой» – взывает он молитвенно от лица всех на первом часе, прося Господа о благодатном озарении и просвещении светом незаходимым. Тропарь третьего часа утешительно напоминает сошествие святого Духа на апостолов и заключает молитву о нашем духовном обновлении: «Господи, иже пресвятого Твоего Духа в третий час апостолом твоим низпославый, Того благий не отыми от нас, но обнови нас молящихся. На шестом часе молитва к Распятому: «Иже в шестый день же и час, на кресте пригвождей в раи дерзновенный адамов грех, и согрешений наших рукописание раздери Христе Боже, и спаси нас. На девятом – молитва ко Господу Иисусу Христу, предавшему дух Свой Богу Отцу: «Иже в девятый час нас ради плотию смерть вкусивый, умертви плоти нашей мудрование, Христе Боже, и спаси нас». Здесь же читаются и другие тропари, полные умиления и высокого духовного смысла»¹⁰. Один из сих тропарей заключает в себе молитву к Божией Матери, всецело проникнутую верой в Её заступление: «Надежда, и предстательство, и прибежище христиан, необоримая стена, изнемогающим пристанище небурное, Ты еси Богородице пречистая, но яко мир спасающая непрестанной Твоей молитвой, помяни и нас, Дево Всепетая»¹¹. В других находим глубокое учение о кресте Христовом: «Спасение соделал еси посреди земли Христе Боже, на кресте пречистеи руце простерл еси, собирая вся языки, зовущия: Господи, слава Тебе». «Посреде двою разбойнику мерило праведное обретеся крест твой: овому убо низводиму во ад таготою хуления, другому же легчащуся от прегрешений, к познанию богословия». Перед окончанием каждого часа священник опять исходит из алтаря и, с тремя земными (великими)¹² поклонами, произносит умилительную молитву св. Ефрема Сирина, глубоко постигшего тайну смирения: «Господи и Владыко живота моего!» Произнесши сперва сию молитву по частям, священник дает время безмолвной молитве, с малыми (12-ю) поклонами, и в заключение вновь произносит ту же молитву, всю и нераздельно, сопровождая её одним земным поклоном.

Во все течение св. четыредесятницы на шестом часе предлагаются чтения из пророков. Четыредесятница – такое время, когда церковь преимущественно вспоминает грехопадения и уклонения человека от Бога и руководствует падших к обновлению и блаженному покаянию. Приспособительно к сему, в чтениях пророческих она то обличает нас во грехах и угрожает за нераскаянность в них правосудием Божиим, то возвещает о грядущем Искупителе и нашем спасении.

В страстную седмицу чтение псалтыри несколько сокращается¹³, но зато благовествуются среди храма глаголы всех четырех евангелистов о жизни, учении и деяниях Господа, до вольных Его страданий. Сим благовестием о земной жизни Господа Иисуса Христа, церковь старается глубже напечатлеть в уме и сердце нашем божественный образ Господа Спасителя, Его спасительное учение, благотворные дела Его и наконец то, что Он пришел пострадать добровольно, нас ради и нашего ради спасения.

В.

3) Детский Сад¹⁵ – педагогический журнал для родителей, наставников и воспитательниц.

Этот журнал издается под редакцией переменных лиц с 1866 года. Название свое он заимствовал от тех воспитательно-учебных учреждений, развитию и усовершенствованию которых содействовал знаменитый германский педагог Фридрих Фребель, назвав их детскими садами¹⁶.

Цель издания рассматриваемого журнала – улучшение домашнего и общественного воспитания всех сословий в России. В состав программы его входят: статьи по воспитанию вообще; обучение в школе и детских садах; образцовые уроки по разным предметам преподавания; педагогическая хроника (русская и заграничная); критика и библиография по детской, учетной и педагогической литературе; смесь: детские характеристики, работы, игры и забавы, разные новости и мелкие известия.

Не свободен и Датский Сад от общей участи рассмотренных уже нами педагогических журналов в том отношении, что начальная деятельность его прежде совершенно соответствовала цели и программе издания, а чем дальше, тем более уклонений от последней. В первые три года своего издания Детский сад точно выполнял свою программу и мог быть пригодным руководством для родителей и воспитателей малолетних детей. В те годы встречалось в нем очень много интересных статей по воспитанию в семье и в детском саду, довольно хороших рассказов для детей; в прибавлениях к нему постоянно помещались рисунки работ детского сада – для раскладывания, рисования, выкалывания, плетения, для работ из папки, для вырезывания, строения и т. п; подвижные игры с песнями (хотя некоторые из них и носят характер немецко-мещанский), положенными на ноты. Уже не встречаем этого в минувшем году. Должно быть, материала не стало, программа вся исчерпана; этим, конечно, нужно объяснять то, что редакция Детского Сада на минувший год расширила свою программу, начав говорить и об образовании более взрослых детей. Она сама объясняет дело так, что «детские сады не существуют у нас в настоящее время (в 1868 г.) в таких размерах, которые бы оправдывали необходимость особого органа. Прежде мы, говорит редакция, занимались разъяснением сущности детских садов; когда же сущность определена и очень мало остается недосказанного, деятельность наша должна теперь принять другой оборот».

Прямо и откровенно сказать, это выйдет то же, что мы выше сказали – материала нет, программа исчерпана, детские сады на русской почве не прививаются. Но мы, со своей стороны, можем только пожалеть об этом: напрасно редакция изменила свою деятельность. Уклоняясь от первоначальной своей программы, как нельзя более соответствовавшей и самому названию издания, она вступает в конкуренцию по вопросу об образовании взрослых детей с другими, более солидными, педагогическими журналами, тогда как на прежнем своем поприще она стояла одна твердо и возбуждала всеобщий интерес, так как способы занятия с маленькими детьми, можно положительно сказать, мало кому известны у нас. Конечно, если за три года редакция все высказала, что имела и умела сказать по вопросу о воспитании малолетних детей, то можем только пожалеть о скудости материала и недостатке лиц, которые бы принимали участие в разрешении того важного вопроса, над которым Фридрих Фребель трудился всю жизнь.

Впрочем, указывая на истинно полезную деятельность Детского сада в первые три года его издания, на добросовестное выполнение своей задачи, и высказывая сожаление о расширении его программы в ущерб прежней, мы тем нисколько не унижаем его прошлогодней деятельности. Напротив, мы можем указать не мало статей, которые как по содержанию, так и направлению своему, находим интересными и полезными для сельских пастырей. К числу таких, по нашему понятию, нужно отнести:

1) Из жизни¹⁷. Под таким заглавием описано несколько случаев, взятых прямо из жизни, непосредственно связанных с развитием детской природы. Описания эти имеют свой смысл и интерес для всякого отца, воспитателя, всякой матери семейства. Из них, несомненно, вынесут они умение, с большим против прежнего анализом, относиться к явлениям, совершающимся вокруг их в самой жизни и в жизни их детей. Можно думать, что в этих описаниях многие найдут и разрешение тех вопросов, над которыми им приходилось задумываться.

В первом описании передан случай, показывающий, как вредно давать детям читать книгу прежде, чем сам отец рассмотрит её, и представлен поразительный пример неспособности матери отвечать на самые нехитрые, простые вопросы ребенка. По поводу последнего обстоятельства автор рассказа от всей души обращается к матерям с таким воззванием: «Можем смело уверить читателей, что никакая, самая отличная, т. е. вполне умная детская книга не принесет плода там, где мать, первая учительница и воспитательница ребенка, не в силах отвечать на его совершенно естественные и в высшей степени простые, вопросы. Хотите сделать добро для ваших детей, матери, учитесь прежде всего сами: переучивайтесь, если необходимо переучиваться; наблюдайте жизнь природы и жизнь ваших детей; размышляйте о сделанных вами наблюдениях. Только при подобных условиях возможен верный вывод, который послужит вам светильником в лабиринте жизни ваших детей и твердым основанием для всех дальнейших ваших действий, во имя блага дорогих для вас существ». А в заключение обращается и к отцам: «Мы хотим довести вас до убеждения, что не учителя, не школа, не различные воспитатели приносят благо или зло вашим детям, а прежде всего вы, отцы и матери, являлись источником или блага, или зла для них».

Во втором описании рассказан весьма интересный случай, наглядно показывающий, какое значение в деле воспитания ребенка имеет среда, окружающая его. Полезно прочитать этот рассказ, потому что мы, отцы и матери, обыкновенно, при обсуждении различных явлений детской природы, забываем о том, что прежде всего необходимо нам взглянуть на самих себя, на свою жизнь, на те вседневные явления, которые охватывают жизнь ребенка, словом – взглянуть на среду, окружающую и нас самих, и детей.

В третьем оживленном рассказе представлен интересный случай, ясно показывающий нам, родителям, до какой степени благо и счастье всей будущей жизни наших детей зависит прежде всего от нас самих, от условий домашней жизни ребенка, что могут сделать разумные родители для своих детей. У автора одна мысль: «Худ вышел ваш сын – прежде всего вините не школу, не жизнь, не людей, с которыми он столкнулся на жизненном пути, а самих себя, свое неуменье взяться за дело воспитания, свой полный индифферентизм к такому вопросу, выше которого не существует никакого вопроса для разумных родителей».

В четвертом и последнем рассказе представлен случай мучительного обучения девочки музыке, по поводу которого автор ясно высказывает такую мысль, что ранее 12-ти летнего возраста малолетних детей учить музыке положительно не должно. На возражение, какое обыкновенно предлагается в таком случае, именно, что образовать хорошего музыканта можно лишь при том условии, если ученик или ученица начали учиться игре в раннем возрасте, когда руки их гибки, так как механическая быстрота рук, столь важная в атом деле, приобретается по преимуществу навыком, упражнением, автор отвечает вопросом: что дороже для родителей, развивать ли механизм рук дитяти или развить и укрепить его физическое здоровье? Далее он старается доказать, что обучать ребенка в течении многих лет жизни такому ремеслу или знанию, из которых он впоследствии, в жизни, не сделает решительно никакого употребления, значит поступать положительно бессмысленно. А ведь, в самом деле, разве мало таких примеров, что девицы, которых в детстве учили музыке с утра до вечера, которые, по воле матерей, упражняли пальцы в механизме игры чуть не до обмороков, по выходе замуж окончательно бросали музыку, о которой не могли говорить без озлобления? Наконец, автор положительно вооружается против обучения музыке, как специальности женского образования. «Делать обучение музыке специальностью женского образования», – говорит он, – «значит оскорблять и унижать женщину, ибо таким образом мы отрываем ее от деятельности общественной, таким образом прямо говорим ей, что твое место в гостиной, среди гостей, которые будут восхищаться твоей игрой на фортепиано, твоими танцами; ибо, действительно, до сей поры образование женщины, ограниченное музыкой, танцами и французским языком, стремилось только к тому, чтобы сделать ее предметом выставки. Если вдуматься глубоко в такую роль женщины, то безнравственнее трудно и представить себе что-нибудь.

2) Жизнь и стремлении Дистервега, немецкого Песталоцци¹⁸. Эта статья весьма интересна для того, кого сколько-нибудь занимают педагогические вопросы. Здесь не место, конечно, передавать подробно обстоятельства жизни знаменитого педагога, достаточно знать, что личность Дистервега выдается из общей среды германских педагогов как по своим стремлениям, так и по энергии, какой отличалась вся его деятельность на поприще педагогическом. Но не лишним находим передать здесь некоторые из его дидактических советов и правил учителям, для дальнейшего усовершенствования себя: 1) Читай главные сочинения тех педагогов, которые сделали что-нибудь самостоятельно. 2) Изучай за один раз только один предмет. 3) Вникай в смысл целого. 4) Перечитывай снова важнейшие сочинения. 5) Составляй из них извлечения, читай с пером в руках. 6) Разговаривай о читанном с кем-нибудь. 7) Читай больше всего по тому предмету, который преподаешь. Или вот советы учителям во время преподавания: 1) Изучи и обработай предмет, который желаешь преподавать. 2) В основание своего преподавания положи какой-либо печатный учебник, употребляй его где и как хочешь, только не во время преподавания. 3) Привыкай приготовляться к каждому уроку в отдельности. 4) Отмечай в книжечке все замечания, прибавления и опыты, которые ты желаешь сделать во время преподавания. 5) Как только ты основательно изучишь учебник, по которому преподаешь, то изучай и другие по тому же предмету. А вот некоторые из его дидактических правил: 1) Преподавание должно быть сообразно с природой развивающегося ребенка. 2) Начинай преподавание с той точки, на которой стоит учебник, и продолжай его ясно и без скачков. 3) Не учи ребенка тому, что не может ему пригодиться в данное время; не учи его также тому, что ему впоследствии не пригодится. 4) Учи наглядно. 5) Иди от близкого к отдаленному, от простого к сложному, от легкого к трудному, от известного к неизвестному. 6) Преподавай элементарным, но не научным образом, и т. д.

3) Учительская семинария. Статья эта сама по себе не представляет особенного интереса, так как речь в ней идет о предмете хорошо всем известном; но интересен в ней, собственно для нас, взгляд автора на предмет, по вопросу о том, что наш народ еще не нуждается в образованных учителях, что ему нужны только учителя, которые могли бы научить его грамоте, а эту обязанность могут исполнять сельские священники, диаконы и пономари. Вот как рассуждает автор по поводу этого вопроса: «Грамота есть только средство к развитию, а самое развитие дается только наукой. Следовательно, заботиться об одной грамотности, значит смешивать средство с целью образования. Положим, что священники и вообще духовные лица могут научить народ читать, но могут ли они ему дать научное образование, которое возвысит его умственное развитие? Во-первых, духовенство само не получает у нас такого образования; во-вторых, если бы оно даже получало такое развитие, то и тогда не могло бы дать его народу, так как, употребляя очень много времени на обучение, оно невольно должно было бы упускать церковные дела; в-третьих, школы, находясь в руках духовенства, никогда не дают хороших результатов, так как духовные лица смотрят на школьные занятия, как на дело второстепенное. В-четвертых, духовные лица не могут владеть теми педагогическими приемами и методами, которые в новейшее время приняли такие громадные размеры, благодаря успехам педагогики и антропологии. Словом, школы в руках духовенства не соответствовали бы той цели, которой они предназначены служить». Насколько правды в этих доводах автора, да судит сам читатель; наши рассуждения по этому предмету расширили бы не в меру пределы педагогического обзора. Одно заметим: автору хочется, во что бы то ни стало, доказать, что духовенство не может заведовать народным образованием для того, чтобы рельефнее выразить необходимость особых учреждений для приготовления народных учителей, именно учительских семинарий. Дело понятное.

4) Несколько слов о народном образовании¹⁹. Сущность взгляда автора на народное воспитание выражена в следующем его проекте: «Прежде школ грамотности нужно открыть школы, которые бы исподволь воспитали матерей семейств, т. е. воспитали бы женщин. Первым основанием такого воспитания могут быть «Детские сады» для народа в деревнях. Сады эти имеют уже ту выгоду, что отстраняют от ребенка, при первом его развитии, скучное и систематическое учение школы, дают его духовным силам деятельность, оставляют его в среде ему подобных детей, с которыми он работает, занимается и играет. У него есть друзья, товарищи, соперники и, не оставляя совершенно семьи, он уже делает первоначальную попытку к жизни самостоятельной и общественной с такими же детьми, как сам, и с теми самыми, в среде которых ему придется жить впоследствии. Детские сады в деревнях принесут уже ту пользу, что дети не будут оставаться без присмотра, как это делается теперь, в то время, когда матери и отцы в поле. В деревне всегда найдется одинокая женщина, которая, ради куска хлеба, согласится взять на себя надзор за детьми. Но главная задача состоит в том, чтобы был хороший наставник или наставница, которые могли бы руководить занятиями и играми детей в подобных садах, знакомить детей с природой и её явлениями, что послужит к уничтожению народных суеверий, наблюдать, чтобы занятия и работы детей сообразовались с теми занятиями и работами, которыми они должны будут заниматься в продолжении всей своей жизни, и служили бы как бы преддверием их. Такими садами должны бы были заниматься сельские учителя, их жены и дочери. Дети, подготовленные воспитанием в садах, переходили бы в элементарную школу, где должны бы были обучаться, как в садах, все вместе, мальчики и девочки. Тут они уже начали бы обучаться грамоте и тем ремеслам, которые будут необходимы им в жизни. При школе должно находиться отделение практического земледелия, как это устраивается в школах Франции, где введен курс земледелия и отводится место для сада, в котором воспитанники занимаются, кроме того, садоводством». Советь дельный. Действительно, у нас в селах и деревнях дети, до поступления в школу, предоставлены самим себе, растут почти без всякого присмотра, особенно в рабочее время; подумать об этом нужно. В заключение своей статьи автор касается вопроса о религиозном воспитании детей, но, к сожалению, трудно понять, чего хочет автор – или он не потрудился уяснить дело, а так себе сказал об этом, к слову, нужно де упомянуть и о религиозном воспитании, когда взялся писать о народном воспитании вообще, или же нашел лишним распространяться об этом предмете, как специальном.

5) Теория воспитания Спенсера²⁰. Теория воспитания этого английского педагога, в целом составе своем, не имеет для нас руководительного интереса, так как исключительно основана на строгом изучении природы человека, как физической, так и умственной, и на разумном, естественно-научном взгляде на жизнь, а нисколько не проникнута евангельским учением во взгляде своём на земную жизнь, как приготовление к будущей, загробной жизни. Взгляд Спенсера на воспитание ясно выражен в его понятии о цели воспитания: «Цель воспитания», – учит он, – «подготовить человека к жизни, сделать из него полезного члена общества и дать ему средства достигнуть возможно большей степени довольства и счастья». Слишком односторонний взгляд на дело! Нимало не увлекаясь таким практическим взглядом англичанина, мы, тем не менее, находим полезным познакомить наших читателей с некоторыми здравыми мыслями Спенсера, которые следует принять в руководство при воспитании детей, по вопросам о воспитании: а) умственном, б) нравственном и в) физическом.

а) Вот как рассуждает Спенсер по поводу того, когда следует начинать обучение детей чтению: «К обучению чтению следует приступать не ранее того времени, когда ребенок достаточно ознакомится с окружающей его жизнью; когда в уме его накопится достаточное количество фактов и понятий об отношениях между собой многих предметов. Раннее знакомство с книгами тем более вредно действует на развитие самостоятельности ребенка, что книги говорят, а не наводят на понятия. Книги, говорит Спенсер, «дело второстепенное, они косвенный проводник знания, и дают средство узнать то, чего дети сами видеть не могут». Следовательно, чтение предполагает уже в ребенке значительную способность отвлеченного мышления. Поэтому в высшей степени нелепо совать трех- или пятилетним детям буквари, как это делалось в очень недавнее время родителями, заботившимися исключительно о скороспелом развитии ума. Результат этой скороспелости известен: гении-дети оказываются вообще самыми дюжинными смертными, и блестящие, подаваемые ими надежды, редко, когда сбываются, и то не в той степени, в какой сбылись бы при разумном методе воспитания. В точности определить годы, когда для каждого ребенка следует приступать к обучению его чтению невозможно; дело воспитателя соображаться с способностями и степенью развития ребенка, но никак не следует начинать ранее 7–8-ми летнего возраста и даже лучше опоздать, нежели начать слишком рано, лучше сохранить умственные силы, нежели истощить их преждевременным обучением. Позднее обучение не повредит развитию ребенка, если способность его к самодеятельности будет возбуждена в нем и разумные педагоги сумеют поддержать её. Воспитание одного из наших ученых, заслужившего громкое имя в медицине, было начато с двенадцатилетнего возраста, но это не помешало ему сравниться и даже обогнать своих ровесников. Эти рассуждении здравые и совершенно верные следует принять к сведению многим из родителей, которые с целью приостановить баловство пяти- шестилетних детей, не зная, чем занять их, сажают их за букварь дома или же посылают к сельскому учителю в школу.

б) Спенсер предлагает хорошие правила, которыми нужно руководствоваться для нравственного воспитания детей. Например, вот его ответ на вопрос, как должно вести ребенка? «Тем путем, который указывает сама жизнь», – говорит он, – каждый поступок влечет за собой свое неизбежное следствие: это испытал каждый. Собственный опыт в жизни – школа, которую приходилось проходить каждому из нас, и дорого оплачиваются уроки этой шкоды, недаром к слову опыт прибавляют эпитет горький. Чтобы избавить детей, по возможности, от этих горьких опытов в будущем, их следует с первых лет заставлять учиться путем опыта. Сделав какой-нибудь поступок, пусть они подвергнутся неизбежным последствиям этого поступка. Разбросает ли ребенок игрушки, сделает ли в комнате беспорядок – вместо выговоров и брани нужно заставить его самого прибрать все на место, и спокойно и твердо настоять, чтобы он это исполнил, даже если бы в эту минуту его ждала какая-нибудь занимательная игра или удовольствие. Если ребенок по беспечности не сделает вовремя задачу, пусть он употребит на это свободное время, даже если бы для того ему пришлось лишиться давно ожидаемой прогулки или катания. Это должно делаться безо всяких угроз и объяснений в роде: Ты не сделал свое дело, мы тебя за то оставим дома». Напротив, пусть ребенок думает, что его не оставили, но что он сам себя оставил. Следует просто сказать: «Если готов – поедем, а нет – нам нельзя ждать». Неряшество, привычка все терять и портить – обыкновенные недостатки детства. Эти недостатки не следует оставлять без внимания в детях, которые начинают уже понимать смысл и значение собственности, но должно исправлять их благоразумию. Например, мальчику дан ножик, он теряет его; безрассудный отец или родственник, выбранив его, обыкновенно купит ему другой; он испачкает, изорвет платье – ему тотчас шьют другое, поставив предварительно ребенка в угол. Разве есть какая-нибудь связь между стояньем в углу и рваным платьем, потерянным ножиком и бранью? Пусть ребенок, испортивший платье, останется дома день, другой; пусть на исправление платья пойдут деньги, назначенные на его игрушки или вещи, доставляющие ему удовольствия. Пусть при этом отец скажет ему: «Я не могу на тебя тратить столько-то, несправедливо для тебя отнимать от других, ты сам должен платиться за свою неосторожность и небрежность». Ребенок выучится ценить вещи лишениями, которые навлекаем на себя растратой их, он поймет связь между поступком и его последствием, неприятное чувство лишения подействует на него сильнее всевозможных нравоучений, это будет первым шагом, приготовляющим, его к жизни». Сверх того, такая система наказаний – реакций поступка, которую Спенсер называет естественным методом наказаний, имеет еще ту выгоду, что при ней сохраняются тишина и спокойствие. «Дети, привыкшие к тому, что наказания налагаются на них, а не навлекаются как неизбежное последствие их собственных поступков, обыкновенно прибегают к слезам, мольбам, которые вызывают увещания, приказания замолчать. Начинается неприятная сцена, которая, если окончится уступкой, то вызовет в ребенке, привыкшем к уступкам, досаду, зачем сразу не уступили, не простили, а помучили напрасно. Если же на родителей нападет стих выдержки характера, то эта выдержка вызовет уже не досаду, а озлобление: зачем на этот раз не захотели простить».

О необходимости следовать исключительно естественному методу наказаний, Спенсер рассуждает так: по мере того, как развивается детское сознание, должно строго избегать всякого вмешательства и следовать исключительно естественному методу наказаний. Он имеет то преимущество, что заранее приготовляет человека к жизни, развивает в нем понятие о причинности и связи действий, развивает рассудительность, тогда как метод произвольных наказаний научает его удерживать себя от дурных поступков единственно из страха неудовольствия того или другого лица, а не ради вредных последствий самого поступка. Потом, когда власть родителей и воспитателей окончится, у него не будет никакой узды для сдерживания его поступков. Главную причину – естественную реакцию каждого поступка – его не приучали понимать, он познает её путем тяжелого опята. Но тут двойная невыгода: кроме того, что уроки тяжелого опыта вообще горьки, они приходят иногда слишком поздно, когда привычка к известному роду проступков так глубоко укоренилась, что у человека не хватает уже сил побороть ее, несмотря на все уроки горького опыта».

в) В рассуждениях своих по вопросу о воспитании физическом, Спенсер предлагает очень много полезных советов, которые следует нам принять к сведению. Например, относительно кормления детей: «Пища – одно из самых важных условий развития организма: от роста и количества пищи зависит больший или меньший рост ребенка, его здоровье и умственное развитие. Пища должна даваться ребенку вволю, система размеренных порций крайне ошибочна, но также ошибочно и приучать его есть беспрестанно, что называется, походя. Диета детей постоянно колеблется между этими двумя крайностями, не попадая в настоящую норму. В деревнях господствует исключительно система питания перекармливания ребенка, зато в городах преобладает система недокармливания. И перекармливание и недокармливание дурны, но последнее вреднее первого. Последствия случайного переполнения желудка менее вредны и легче поправимы, чем последствия истощения от недокармливания. Но если последствия случайного переполнения желудка незначительны, за то привычка к постоянно переполненному желудку имеет очень вредные последствия: деятельность желудка развивается в ущерб прочим, ребенок приучается к исключительно животной жизни. Упитанные помещичьи и купеческие сынки вообще оказываются очень тупы и неразвиты, и учить упитанных детей – настоящее мучение. Вообще, при питании детей следует держаться такого правила: не давать им опять есть, пока пища, принятая в последний раз, не переварится. Самый меньший срок наука определяет 3 часа. Но когда наступит время для принятия пищи, то давать им есть, сколько они хотят, без всякого страха, что они съедят лишнее, во вред себе. Невоздержность порок взрослых и преимущественно людей отживающих, тупеющих, которым не остается более никакого наслаждения в жизни, кроме удовлетворения этой животной потребности. Инстинкты детства не успели еще извратиться до такой степени, чтобы обжорство могло сделаться для него приятным. Ребенок тотчас перестает есть, чуть только ощущает полноту в желудке. В количестве пищи следует руководиться указаниями аппетита. Если он верный руководитель для низших существ, для выздоравливающего больного, для человека, ведущего нормальную жизнь, то можно заключить, что он хороший руководитель и для ребенка». Полезно знать и следующие советы его относительно одежды детей. «Одежда должна защищать тело от холода, т. е. сохранять теплоту в организме. Весьма естественно, что не развившийся, еще слабый, организм требует большего количества тепла, чем уже вполне развившийся и окрепший, а между тем принято приучать детей к холоду с первых лет жизни, в видах закаливания их. Их заставляют переносить ту степень холода, которую не придется им переносить, когда они будут взрослыми; водят с ногами, обнаженными по колени, и руками по локоть, и, благодаря этому обычаю, множество детей закаливается на тот свет, а те, которые избегнут этой печальной участи, страдают ослаблением роста и телосложения. Родители в этой системе закаливания обыкновенно ссылаются на крестьянских детей, которые играют на свежем воздухе полуодетые и смотрят крепкими и здоровыми детьми. Но, во-первых, эти родители не справятся, сколько братьев и сестер умерло у этих детей, уцелевших, благодаря крепости организма; сверх того, они не принимают в расчет, что жизнь крестьянских детей, разумеется, зажиточных крестьян, во многих отношениях счастливее жизни городских детей достаточных и образованных родителей. Жизнь крестьянских детей проходит в постоянной игре над ними нет стеснительной опеки, которая и раздражает, и не дает дышать свободно многим из городских детей; они постоянно дышат свежим воздухом, богатым кислородом, который заставляет кровь живее обращаться, а организм их не утомлен ранней и часто непосильной работой мозга. Очевидно, что здоровье их поддерживается не вследствие, а несмотря на недостаточность одежды. Постоянная потеря животной теплоты не может не принести ущерба росту и телосложению детей, и если видишь плохо одетых детей здоровыми и сильными, то нет никакого доказательства, подтверждающего, чтобы они не были еще здоровее и сильнее, если бы их одевали теплее. Это подтверждается примерами. Расы человеческие и животных, живущие в полярных полосах, значительно ниже уровня среднего роста: лапландцы и эскимосы малы ростом, обитатели Огненной земли, которые ходят голыми в холодной стране, кажутся такими недоросшими и безобразными, говорит Дарвин, что трудно их принять за человеческие существа».

Читатель сам может видеть, как много пригодного материала по вопросу о воспитании и обучении детей, сравнительно с «Учителем» и «Педагогическим Сборником», предлагает прошлогодний «Детский Сад». Мы, по возможности, старались указать все, что нашли небезынтересным и полезным, для сельских пастырей, как воспитателей и учителей. И, нисколько не задумываясь, решились бы рекомендовать этот журнал для наших читателей, если бы он, при всех своих достоинствах, не страдал одним недостатком, именно – отсутствием в его направлении духа религиозного, христианского. Просматривая «Детский Сад» за прежние годы, и внимательно рассмотревши его содержание за минувший год, мы, к сожалению, не нашли ни одной статьи, которая могла бы служить руководством по вопросу о религиозно-нравственном воспитании детей. Пробел этот, по нашему понятию, значительный.

Взявши на себя трудную и почтенную задачу научить родителей, наставников и воспитательниц как правильно воспитывать детей, как поставить воспитание на ту высокую степень, какую ему следует занять в жизни, редакция едва ли имела какое-либо основание наложить на себя молчание по вопросу о воспитании религиозно-нравственном, о такой отрасли в системе воспитания, без которой не мыслимо истинно христианское воспитание, которое имеет целью приготовить человека не только к счастливой жизни на земле, но и к блаженной, вечной жизни по смерти. Когда-то редакция «Детского Сада», делая оценку системы Фридриха Фребеля, заметила: «можно ли назвать то воспитание всесторонним, которое не заботится о нравственности ребенка, и может ли воспитание по системе Фребеля внушить ребенку добрую нравственность, когда он о нравственном воспитании нигде ничего не говорит в своей системе»²¹. Подобный вопрос приходится предложить теперь самой редакции «Детского сада»: можно ли назвать то воспитание всесторонним, которое не заботится о религиозно-нравственном развитии ребенка, и может ли воспитание, по статьям «Детского Сада», внушить ребенку добрую, христианскую нравственность, когда ни в одной из них об этом нет и помину? Воспитатель-христианин православный призадумается над этим и, по здравом обсуждении, едва ли захочет вести близкое знакомство с таким руководителем в деле воспитания дорогих ему существ. Что хорошо и полезно, то и отметили мы, как полезное, хорошее, а что плохо, то плохо, да не прогневается на нас редакция за правдивое слово! Не можем умолчать еще и о том, что в минувшем году редакция «Детского Сада» слишком неудовлетворительно выполнила, напрасно, как мы заметили, расширенную свою программу: некоторые из её отделов остались совершенно не тронутыми, как, например, обучение в школе и образцовые уроки по разным предметам преподавания, а некоторые только что затронуты – например, детские характеристики, работы, игры и забавы. Редакции «Детского сада» от души желаем в направлении деятельности своей стать поближе к интересам и требованиям русского православного общества, и переносимое с немецкой или английской почвы на почву русскую освежать, оживлять нашим родным, православным духом, а в исполнении программы быть поточнее. Читателям же нашим, желающим поближе познакомиться с рассмотренным журналом, рекомендуем выписать его за первые два года²², когда он был настоящим «Детским Садом», имеющим задачей своей разъяснение вопросов разумного, правильного воспитания собственно малолетних детей.

(Окончание следует).

И. Э-ский