Греческие списки Завещания Соломона

В 122 томе Patrologiae graecae Миня издан греческий апокриф под именем Testamentum Solomonis. Апокриф рассказывает о сношениях Соломона с демонами, среди которых особенно выдаются – Ὀρνίας, Βεελζεβούλ, Ἐφίππας. Они являются главными действующими демонами, которые исполняют Соломону различные поручения. Рассказ о них занимает начало и конец апокрифа, средина же заполнена сказанием о явлении Соломону тридцати шести демонических существ, рассказывающих ему о своих свойствах. Это «Завещание Соломона» известно было до сих пор в одном списке. Я встретил среди рукописей ещё три списка неполных, но могущих дать несколько замечаний о составе апокрифа. Эти списки следующие:

1) Афонского Андреевского скита № 73, XV в. (я буду называть его Андреевским сп., и обозначать Андр.);

2) Афонского монастыря Дионисиата № 132, XVI в. (буду называть его Дионисиатским, и обозначать чрез Дион.); и

3) Парижской Национальной Библиотеки de suplem. grec. № 500, XVII в. (буду называть Парижским, и обозначать Пар.). Все три списка сравнительно с изданным отличаются краткостью, но относительно двух из них – Пар. и Андр. можно сказать, что эта краткость в некоторых местах объясняется случайностью – потерей нескольких листов; по крайней мере, это вполне справедливо по отношению к Парижскому списку. Рассмотрю каждый список отдельно.

Андреевский список начинается таким же заглавием, что и изданный: «Завет Соломона, сына Давида, как он царствовал в Иерусалиме и господствовал, и сделал все великие (ὑπερβάλλοντα) дела Божия». Здесь замечается пропуск, восполняемый изданным и Пар. списками: «над какими демонами он господствовал» и далее уже одинаково продолжается: «какая власть им (т. е. демонам) дана над людьми и какими ангелами они укрощаются». Действие открывается сказанием о построении Храма Иерусалимского. Когда строился Храм, и все работники трудились, повадился ходить демон Ὀρνίας с заходом солнца, и похищал у первого мастера, ещё юноши, половину даваемой ему пищи и сосал у него большой палец правой руки; юноша стал сильно худеть, что Соломон и заметил. Так рассказывается в Андр. и в печатном списках. В Пар. встречаем небольшое пояснение, что это был за юноша. При постройке Храма, говорится в Пар., был один юноша, проявлявший особенное усердие в работе, и своим примером делавший других мастеров более усердными. Слышавшие о юноше все радовались его усердию, и Соломон сильно возлюбил его и давал ему ежедневно двойную против других порцию пищи и питья. Демон же позавидовал усердию юноши и стал приходить каждый день и отнимать у него половину его порций.

Из Пар. сп., таким образом, узнаём, за что отрок получал двойную порцию. В Дион. сп. мы находим в начале другой рассказ (об этом ниже), но сказание о построении Храма начинается именно так, как в Пар., хотя и сокращённо: «ἔσχε δὲ ἕνα ἀπὸ τῶν παίδων αὐτοῦ ποϑεινότατον παρὰ πάντας. τὰ γὰρ σιτία καὶ τἀς τροφὰς καὶ τὰ ἱμάτια ἐπὶ τὸ διπλοῦν παρεῖχεν αὐτῷ.

Вдруг Соломон замечает, что юноша теряет свою красоту (ἀηδὴς τῇ ὄψει καὶ τὸ πρόσωπον ἀκαλλώπισμος), и узнаёт от него причину этого. Изложение Пар. и Дион. представляется более правдоподобным, так как при таком изложении демон Ὀρνίας не является неожиданно, без всякой причины: его появление объясняется завистью.

В дальнейшем изложении мы постоянно встречаем смешение первого лица с третьим: речь идёт то от лица Соломона, то от третьего лица. Когда отрок рассказал Соломону, как к нему приходит демон и что он с ним делает, Соломон вошёл в храм и молился целый день и ночь, прося Бога отдать демона ему во власть. «И когда я молился Саваофу, – рассказывается в Андр. сп., – дана была мне милость чрез архангела Михаила, а именно – перстень с печатью из драгоценного камня; при этом архангел Михаил сказал мне: «Возьми этот перстень, и при помощи его ты построишь Храм и будешь властвовать над всеми демонами"». Соломон тогда призвал отрока, дал ему перстень и велел ему положить его на грудь демона, когда тот придёт, и сказать ему: «Во имя Бога зовёт тебя царь Соломон». Отрок так и сделал. В Андр. сп. здесь небольшой пропуск, восполняемый другими списками. Отрок взял перстень и при помощи его овладел демоном и заставил его идти к Соломону, хотя демон предлагал ему дать всё золото и серебро мира, лишь бы только отрок отпустил его. Дион. сп. имеет ту особенность, что Соломон от архангела же Михаила узнает способ поймать демона и затем уже научает ему отрока.

В дальнейшем изложении является различие между списками Андр., Пар. и печатном, с одной стороны, и Дион. – с другой. В Андр. сп. встречаются пропуски, но они дополняются списками – Пар. и изданным. В этих трёх списках рассказывается следующими образом.

Когда демон Ὀρνίας был приведён к Соломону, последний после краткого расспроса об его свойствах – причём узнаёт, что он потомок Уриила, – приказывает ему тесать для Храма камни, привезённые из Аравии.

Но, боясь железа, демон просит Соломона освободить его от такой работы и обещает ему привести за то всех демонов. Соломон, видя, что демон не желает ему повиноваться, воззвал к помощи Уриила, который, сойдя с неба, приказал выйти из бездны морскому киту, и бросил судьбу свою на землю, и она покорила великого демона (καὶ ἔῤῥιψεν αὐτοῦ τὴν μοίραν ἐπὶ τῆς γῆς κάκείνη ὑπέταξεν τὸ δαιμόνιον μέγα); затем он приказал демону колоть камни. «И я, Соломон, – говорится далее, – возблагодарил Бога и приказал демону прийти с судьбой его (σὺν τῇν μοίρᾳ αὐτοῦ), дал ему перстень и приказал привести к себе старшего из всех демонов». В Андр. рассказ прерывается, но в изданном, и Пар. рассказывается, что Ὀρνίας привёл к Соломону Вельзевула. Соломон пожелал узнать, между прочим, есть ли демоны женского пола, и Вельзевул приказал прийти Оноскелиде (ὀνοσκελίδα); после неё к Соломону является Асмодей, который рассказывает о своих свойствах. На этом прерывается Пар. список, и источником наших сведений служит только изданный список. Тут и идёт подробное описание явления Соломону тридцати шести демонических существ. После сказания о явлении последнего демонического существа следует как бы заключение. «Была тишина, – говорит сам Соломон, – по всей земле и я царствовал в мире, прославляемый всеми людьми. Достроил я Храм Божий и город Иерусалим пребывал в радости. Все цари земные приходили ко мне видеть Храм и, наслушавшись моей мудрости, дарили мне на Храм золото, серебро и т. п. И сама, царица Юга приходила ко мне и поклонилась пред лицом моим. И все сыны Израиля прославили Бога». Таким образом, видим, что здесь повествование как бы оканчивается; заключение является вполне естественным.

Подробное сказание, читающееся в изданном списке, в Дионис заменено краткой заметкой, именно следующей. Когда к Соломону приведён был демон Ὀρνίας, то Соломон приказал привести к себе всех демонов. И пришли они все, и поклонились ему. Соломон спросил каждого демона об его имени и деятельности, и какому ангелу каждый повинуется. И демоны сказали Соломону, что̀ он спрашивал. Соломон приказал им работать над Храмом и каждый из демонов исполнял своё дело, к которому был приставлен. И можно было видеть необычайное чудо, как люди вместе с демонами строят Храм со всем старанием и усердием, и демоны не осмеливаются производить возмущения и обижать людей.

Здесь нет заключения, Храм является ещё строящимся, и далее передастся один эпизод с одним из участников постройки. Возникает вопрос, что наиболее древне: полный ли рассказ есть распространение краткого, или, наоборот, краткий – сокращение полного. Вопроса этого я коснусь ниже, а пока продолжу сравнение текстов.

Упомянутым эпизодом с одним из работников сказание возвращает нас к демону Ὀρνίας. Здесь опять сходятся все три текста, только в Андр. начало эпизода исчезло. Изданный список вместе с Андр. составляют в данном случае одну группу, особенность которой состоит в том, что рассматриваемый эпизод разрывается в ней на две части разговором Соломона с демоном, тогда как в Дион. эпизод передаётся без перерыва, а разговор Соломона с демоном следует уже за ним, что, как увидим, вполне естественно. Указываемый эпизод, аналогичный тому, который встречается в русских сказаниях о Соломоне и Китоврасе, имеет своим предметом способность демонов знать будущее. Однажды к Соломону пришёл один из работающих при Храме с жалобой на своего сына. Соломон стал их судить. Демон Ὀρνίας, стоявший около Соломона, усмехнулся. Увидав его смех, Соломон велел всем отойти от него в сторону и спрашивает: «Над чем ты смеёшься, над царством ли моим, или над судом, или над Храмом?» Демон отвечает, что он смеётся над этими тяжущимися несчастными: не пройдёт и три дня, как сына постигнет конец. Тогда Соломон приказал и сыну, и отцу идти обратно на работу и чрез пять дней прийти опять к нему. Чрез пять дней старик пришёл и с плачем объявил Соломону, что на третий день после суда его сын умер, повергши его тем в глубокую горесть. Соломон утешил его указанием на волю Божию, а сам призвал демона и стал расспрашивать, каким образом демоны узнают будущее. – Так передаётся в сп. Дион. В Андр. и печатном сп. эпизод, как сказано, прерывается разговором Соломона с демоном: когда демон объяснил Соломону причину своего смеха, то последний отослал тяжущихся назад, а сам стал расспрашивать демона об его способности знать будущее. Такая особенность в изложении существенного значения не имеет и принадлежит всецело особенному вкусу редактора. Кроме распорядка материала, Дион. сп. отличается в данном случае от других большими подробностями, особенно во второй части. В сп. Андр. и печатном читается так: καὶ ἐλϑὼν πρός με ὁ ἄνϑρωπος κατὰ πένϑος καὶ μεμελμένῳ τῷ προσώπῳ αὐτοῦ, καὶ λέγει πρὸς αὐτόν· «εἰπέ, πρεσβύτα, ποῦ ἐστὶ ὁ υὑός σου καὶ τί τὸ σχῆμα τοῦ προσώπου σου»; ὁ δὲ ἔφην· ἰδού, κύριε, ἄπαις ἐγενόμην καὶ ἀνέλπιστα τάφῳ υἱοῦ παρακαϑέζομαι, ἤδη γὰρ ἡμέρας δύο νεκροῦ γέγονότος (Андр.). Соломон не даёт ему никакого утешения. Иначе в Дион., где речь идёт к тому же от третьего лица, а не от лица Соломона: παρελϑουσῶν οὖν τῶν πέντε ἡμερῶν ἦλϑεν ὁ γέρων πρὸς τὸν βασιλέα κατηφὴς καὶ σκυτρωπὸς καὶ δάκρυα πρὸ τῶν ὀμμάτων ἀφείς φησι· «βασιλεῦ, τέϑνηκεν ὁ ἐμὸς υἱὸς καὶ οὐκ ἔστι ἴδῃς αὐτόν, ἐμὲ δὲ ἀνέλιπεν ἐν πένϑει βαρυτάτῳ καὶ ὀδύνῃ καρδίας καὶ ἀφορήτῳ στεναγμῷ. οὐκέτι γὰρ βλέψω αὐτόν, οὐκέτι τὸ πρόσωπον ἐκείνου ϑεάσομαι κατεκρύβη γὰρ ἐν τόπῳ ἀφεγγεῖ ἐν γῇ σκοτεινῇ ἐν γῇ ζοφερᾷ». ἐκπλαγεὶς οὖν ταῦτα ὁ βασιλεύς φησι· «ποίαν ἡμέραν τέϑνηκεν»; καὶ φησι ὁ γέρων· «μετὰ τρίτην ἡμέραν ἀπέϑανεν ἀφότου πρὸς τὸ σὸν κράτος ἤλϑαμεν». καὶ λέγει ὁ βασιλεύς· «ἄπελϑε ἐν εἰρήνῃ, ὦ γέρον. κύριος δὲ ὁ ϑεὸς ὁ πατὴρ τῆς παρακλήσεως καὶ παραϑυμία τῶν ϑλιβομένων παρακαλεσάτω τὴν καρδίαν εἰς τὸ μηκέτι λυπεῖσϑαι. μνήσϑητι γάρ, ὅτι ὀ σὸς υἱὸς ἄνϑρωπος ἦν. πᾶς δὲ ἄνϑρωπος ϑνητὸς ἦν. μὴ τοίνυν λυποῦ. οὐ γὰρ ἀνύσεις οὐδὲν ὧν βούλεται». ταῦτα ἀκούσας ὁ γέρων ἀπῆλϑεν ἀναψυχϑεὶς τὴν καρδίαν.

Рассматриваемый эпизод, как сказано, представляет параллель такому же, известному из русских списков. Когда Китовраса по приказанию Соломона вели к нему, то «вѣдомъⷤ҇ сквозѣ торгъ и слыша моужа рекоуща: нѣⷭ҇ ли черевии на з҃ лѣ, и росмеясѧ Китовраⷭ҇». Быⷭ҇ ⷤ҇ Соломонъ впрашаа Китовраⷭ҇: «почто сѧ еси росмѣяⷧ҇ моужа прашающа на з҃ лѣ^т черевіи. И реⷱ҇ Китовраⷭ҇: видеⷯ҇ на неⷨ҇, ꙗко не буде^т, по з҃ днеи живъ» (Пыпин, Памятн. стар. русск. литер. III, стр. 51–52). Это один из ходячих мотивов, применённых, между прочим, и к Китоврасу – демону. Расходясь по всем странам, он был приложен впоследствии к святым, наложившим на себя обет молчания и улыбнувшимся, когда однажды пришлось услыхать то, что слышал Китоврас.

На вопрос Соломона Ὀρνίας поясняет, каким образом демоны узнают будущее. Тут мы опять встречаемся как бы с заключением. В Дион. добавляется, что все цари приходили к Соломону и даже сама царица Юга, мудрая Сивилла. В других списках царица называется обыкновенно ἡ βασίλισσα Νότου. Но имя Сивиллы встречается наряду с именем Соломона. Как царица Юга она является в славянских сказаниях о приходе её к Соломону и о состязании с ним загадками – »пріиде цр҃ци ᲂуⷤ҇скаѧ иноплеменица Сивелина хотѧ искᲂусити цр҃ѧ Соломона загаⷣ҇ми«¹. В других сказаниях Сивилла является в эпизоде с крестным древом, которое Соломон хотел положить в основание крыши строящегося Храма. При построении Храма Соломону удалось добыть дерево, которое посадил Моисей; когда принесли его в Иерусалим, то не знали, как его поставить наверх; «чю и Сивила ѡ дрѣве и прииде видѣти и седѣ на древе и огоре еи задница. тогⷣ҇а Сивила реⷱ҇: «ѡ трьклѣтое дрѣво», вьси людіе единогласно вьзꙋпише: «ѡ трьбл҃женное древо, на неме распнетсе г҃ь»². Греческого оригинала этому сказанию пока мы не знаем, но смешение Сивиллы с царицей Юга известно из хроник. Это смешение Сивиллы с царицей Юга или, иначе, царицей Савской проходит через многие западные легенды. В одной латинской легенде, составленной в 1170 г., рассказывается, что Соломон хотел употребить для Храма дерево, выросшее над главой Адама, но оно оказывалось то очень длинным, то очень коротким, так что Соломон, не зная, что с ним делать, сделал из него мост, по которому должна была пройти царица Савская. Этот мотив лёг в основание другой латинской легенды, относящейся к XIII веку. В последней царица Савская отделяется от пророчицы. Когда Соломон хотел воспользоваться для Храма деревом, выросшим над головой Адама, то никак не могли его употребить в дело. Тогда Соломон велел положить его перед Храмом и поклоняться ему. Однажды пришла одна женщина, по имени Максилла, к Храму и, когда она поставила свою ногу на дерево, то воспламенилась её одежда, и она воскликнула: «Господь мой и Бог, Иисус мой!» Услыхав эти слова, иудеи побили её камнями, так что она была первой мученицей за имя Христа. В своём гневе иудеи бросили дерево в колодезь, но сошёл с неба ангел и совершил несколько удивительных исцелений. Когда иудеи о том узнали, они вытащили дерево из колодца и сделали из него перекладину через ручей, чтобы уничтожить всякое воспоминание о чудесах. Когда пришла царица Востока в Иерусалим, то она перешла по дереву через ручей с непокрытой головой, выразив тем своё почтение к дереву. Здесь ещё нет смешения, но, например, в одном нижне-немецком стихотворении из XIV века пророчица Сивилла отождествлена с царицей Савской³. Имея в настоящем случае смешение Сивиллы и царицы Савской в греческом тексте, мы должны и в соответствующих западных сказаниях видеть отзвук старых ещё византийских преданий. Вместе с тем мы видим любопытную перестановку в западной и русской легендах об отношении Сивиллы к дереву. В русской – Сивилла называет дерево треклятым, а народ, протестуя против такого названия, восклицает – «о треблаженное древо, на нем же распяся Христос». В латинской легенде, наоборот, народ побивает камнями пророчицу. Но мы имеем сказание о древе крестном, где слова народа перенесены на Сивиллу – это сказание, приписываемое Севериану, епископу Гевальскому, Сивилла говорит: «о треблаженное древо, на нём же распнётся Христос, Царь и Господь»⁴. Как происходило здесь видоизменение и в каком виде передавала этот эпизод первоначальная легенда, пока сказать что-нибудь утвердительное было бы затруднительно.

Возвращаюсь к апокрифу. Мы встречаемся с новым сказанием, в котором фигурирует новый демон, по имени Ἐφίππας. И здесь мы замечаем небольшое различие между Дионис. списком, с одной стороны, и Андр. с печатным – с другой. В Дион. сп. рассказ таков. Царь Аравийский прислал Соломону письмо, в котором просил помощи от необыкновенного страшного демона: в продолжение трёх дней поднимается страшный ветер, уничтожающий всё на пути. Если Соломон поможет избавиться от него, то царь обещается дать ему золота, серебра и меди сто двадцать пять талантов. Соломон призвал отрока, хранившего перстень, велел оседлать верблюда, взять пустой мех и отправиться в землю Аравийскую и дал такое наставление: прийти на место, где дует πονηρὸυ πνεῦμα, и там положить мех с открытым отверстием, обращённым против ветра, и дожидаться дня, в который подует ветер; когда он заметит, что мех наполнился воздухом, то запечатать отверстие его перстнем и немедленно привести к Соломону. Отрок так и сделал, поймал демона и привёз к Соломону, хотя демон и просил отпустить его, обещая указать ему место, где хранится драгоценный камень, золото и серебро. На вопрос Соломона, что он может сделать, демон отвечал, что он может поднять краеугольный камень и положить его в главу угла (εἰς τὴν κεφαλὴν γωνίας). И он, действительно, сделал это на виду у всех.

Этот эпизод с демоном Ἐφίππας с некоторыми отличиями и гораздо подробнее передается в Андр. и изданном текстах. Рассказ идёт от имени Соломона. Аравийский царь пишет письмо к Соломону. Соломон, получив письмо, приказывает через семь дней напомнить ему о нём. Идёт отступление от рассказа. Постройка Храма подходила к концу. Имелся один краеугольный камень, большой величины, который Соломон хотел положить в главу угла Храма. Собрались все работники и все демоны, работавшие при Храме, но не могли поднять этот камень. Через семь дней Соломон вспомнил о письме царя Аравийского. Отрок по его указанию поймал демона. Прибавляется, что жители Аравии сначала не верили в возможность захватить демона, но после того как демон, действительно, был пойман, они с большой почестью и большими дарами отпустили отрока. Отрок привёз мех, содержащий демона, и оставил его в средине Храма. Утром Соломон пришёл в Храм, скорбя о невозможности поднять камень. Когда он вошёл в Храм, мех, вставши и оживившись, сделал семь шагов, упал перед Соломоном на своё отверстие и поклонился ему.

Соломон удивился, что связанный в мех демон имеет силу и ходит, и приказал ему встать. Демон встал, и Соломон спросил его, кто он и какому ангелу он повинуется. Тот отвечал, что его имя есть Ἐφίππας – в изданном списке добавляется объяснение этого имени: ὁπου ἐγὼ βούλομαι, ἐφίπταμαι καὶ ἐμπυρίζω καὶ ϑανατώ – и что он повинуется одному Богу, имеющему родиться от девы и быть распятым иудеями. На вопрос Соломона, что он может сделать, демон отвечал, что он может передвинуть горы, разрушить царские дома, уничтожить безлиственные деревья (δένδρα ἀπέταλα ξηραίνω вар. μαραίνω). На вопрос Соломона, может ли он положить камень на вершину угла, демон отвечал, что он может не только это сделать, но что он может и колонну, которую стережёт в глубине Чермного моря другой демон, принести в Иерусалим. Соломон показал ему камень. Тогда мех сделался как бы одушевлённым, положил на себя камень и пошёл по лестнице, таща камень, и положил его на вершину входа в Храм. «Ἐγὼ δὲ Σολομών, прибавляется к рассказу, ἰδὼν τὸν λίϑον ἐπῃρμένον καὶ τεϑελιωμένον, ἐϑαύμασα καὶ εἷπον· «ἀληϑῶς ἡ γραφὴ εἷπεν· λίϑος, ὃν ἀπεδοκίμασαν οἱ οἰκοδομοῦντες, οὗτος ἐγεννήϑη εἰς κεφαλὴν γωνίας, ὅτι τοῦ ϑεοῦ τὸ ϑέλημά ἐστιν τῷ δώσαντι τὴν ἰσχὺν δαίμονος [ἐ]πάραι λίϑον τοσοῦτον μέγετος καὶ ἀποτεϑῆναι εἰς τὸν τόπον ὃν ἐβουλόμην».

Оба рассмотренные тексты вышли, разумеется, из одного источника. Различие между ними не настолько значительно, чтобы можно было говорить о двух версиях рассказа. Дело идёт здесь о демоне, господствующем над ветрами. Страшный ветер представляется действием демона или, вообще, злого духа, – мотив, хорошо известный из других сказаний. В том виде, в котором мы имеем это сказание в рассматриваемом памятнике, оно носит на себе следы уже христианской руки: демон повинуется имеющему родиться от девы. Не буду говорить уже о ссылке на Священное Писание. Но остаётся неизвестным пока, где возникло первоначально это сказание. Царь Аравийский называется Ἀδάρης – Ἀδάρκης, именем, которое не помогает разрешению. Что касается вопроса о том, где сохраняется первоначальный вид сказания – в Дион. ли списке или в Андр., то вероятнее, что древность остаётся за списком Андр., хотя, может быть, и не везде. Например, непонятным остаётся, почему Соломон велел напомнить о письме Аравийского царя через семь дней. В Дион. рассказе идёт естественнее: царь Аравийский присылает просьбу, Соломон её исполняет и пойманным демоном пользуется для своих целей; в Андр. сп. видна уже некоторая искусственность.

Легенда подходит к концу. В Андр. и изданном списках передаётся ещё легенда о двух демонах, которых Ὀρνίας привёл из Чермного моря. Один из них оказался тем самым, который ожесточал сердце Фараона против евреев и вместе с ним потонул в Чермном море. Демоны несли по воздуху громадную колонну. Соломон, боясь, что эта колонна, если упадёт на землю, причинит много бед, при помощи перстня остановил демонов и заклял их держать на воздухе эту колонну вплоть до конца мира. Демоны должны были в этом поклясться и добавили: εἰς δ’ἂν ἡμέραν πέσῃ ὁ λίϑος οὗτος, τότε ἔσται ἡ συντέλεια τοῦ αἰῶνος. То, что в этих двух списках рассказывается с большими подробностями, в Дион. передаётся в общих чертах и с небольшими отменами. Ὀρνίας приводит к Соломону демона, сидящего в Чермном море (=Ἀβεζεριϑοῦ Андр. списка), и ещё двух демонов, βαστάζοντας τὸν κίονα καὶ φέροντας τοῦτον εἰς τὸν ἀέρα. Соломон приказал им остановиться в воздухе. Обе редакции в данном случае восходят к одной, но ни одна из другой не вытекает.

Заканчивается Testamentum Solomonis в Андр. и изданном сп. сказанием, как Соломон, обуреваемый страстью к Иевусеянке, принуждён был принести жертву идолам и как за это отступил от него Дух Божий. Поэтому он и написал сие Завещание, чтобы прочитавшие его молились за него. В Дион. заключение другого рода: упомянуто, что слава о Соломоне разошлась по всей земле, и что Храм был закончен, и был так великолепен, что подобного ему не было и не будет.

Перед этим заключением находится ещё эпизод, соответствия которому нет в других списках, но который представляет некоторую параллель сказанию о Китоврасе. Эпизод этот следующий. Царь опять спросил Ὀρνίας: «Есть ли ещё другой демон?» Тот отвечал: «Есть их много, царь, но среди них есть один, который имеет величайшую силу». «Какую же силу имеет этот демон», спросил царь, «и как его имя?». Ὀρνίας отвечал: «Его имя Ʃαμαήλ, а владычествует он над всем сонмом демонов» (ἄρχων δὲ τοῦ τῶν δαιμόνων ὑπάρχει συστήματος). Царь сказал: «Возьми печать и приведи этого демона ко мне тотчас». Взяв печать, Ὀρνίας ушёл и исполнил повеление царя. Соломон сел на трон, надев запястья и диадему, и принял Ὀρνίας с Самаилом, держа в руках царский скипетр. Когда те пришли к нему, Соломон спросил Самаила: «Кто ты и как твоё имя?» Тот отвечал: «Я называюсь Самаилом и начальник я над всеми демонами». Царь спросил: «Можешь ли ты сделать что-нибудь со мной?» Демон отвечал: «Могу воодушевить тебя (? ἐμφυσῆσαι σοι) и унести тебя на край земли». И с этими словами демон ἐνεφύσησεν αὐτὸν καὶ ἀπήγαγεν εἰς τὰ ἔσχατα τῆς γῆς. – Рассказ на этом прерывается, но ясно, что он, не кончен. Он представляет параллель русскому сказанию о Китоврасе, греческого оригинала которому ещё не встретилось: «И быⷭ҇ егда наⷱ҇ млъви^т Соломонъ Китоврасꙋ: нн҃ѣ ви́деⷯ҇, ꙗко сила ваша аки чл҃ка и нѣⷭ҇ сила ваша боле нашеа силы, ꙗко азъ ꙗх тѧ» И реⷱ҇ емᲂу Китоврасъ: цр҃ю, аще хощеши виде^т силᲂу мою, да соими с мене ꙋже се и дажь ми жюковинꙋ свою с роукы, да видиши силꙋ мою. Соломонъⷤ҇ повелѣ снѧти с неⷢ҇ ꙋже железное и даⷭ҇ емоу жюковинꙋ Ѡнъⷤ҇ пожре ю и простеръ крило свое и ᲂудари Соломона и заверже и на конец землѧ ѡбетованныа. Оувѣдешеⷤ҇ мудреци еⷢ҇ книжници взыскаша Соломона⁵. Сказание это известно из иудейских преданий. По последним, Асмодей, получив от Соломона цепь и перстень, схватил его и унёс за 12 тысяч стадий и, оставив его там, сам вместо него стал царствовать, а Соломон пошёл странствовать, повторяя перед каждым домом – «я Экклезиаст, был царём Израиля в Иерусалиме». По одним сказаниям, Соломон до конца жизни оставался простым человеком, по другим – он пришёл в Иерусалим, отнял у Соломона {Асмодея? Корр.} перстень и стал царствовать по-прежнему⁶. Указанная греческая версия вышла из того же источника, из которого вышла и русская, и именно из такого, где рассказ не был окончен. Что касается имени Самаила, то оно идёт из иудейских преданий. Оно встречается в еврейских сказаниях как синоним сатаны⁷. Из противника Бога Самаил в христианскую эпоху делается противником Христа. Имя это встречается в апокрифе «Восхождение Исаии» – et ibi vidi Sammaelem ejusque potestates; в «Видениях Даниила» таким именем называется уже антихрист – καὶ πολλοὶ τῶν χριστιανῶν κρυβηϑήσονται ἐν ὄρεσιν καὶ σπήλεσιν καὶ ταῖς ὀπαί͂ς τῆς γῆς σωϑήσονται, ἵνα μὴ αὐτοὺς καταλάβῃ ὁ δόλιος Σαμουήλ⁸.

Тот же Самаил является в еврейском сказании о смерти Моисея. Самаил был послан Богом взять душу у Моисея, но испугавшись угрозе последнего, убежал от него и просил Бога не посылать больше его к Моисею. «Беззаконный!» – сказал Господь: «ты создан из геенны и в огонь геенны возвратишься; ты пошёл от меня с великою радостью, но увидев славу Моисея, возвратился со стыдом»⁹. И здесь Самаил является собственно злым духом. Кроме этого, имя Самаил встречается во многих еврейских заклинаниях; он ангел ветра и т. д.¹⁰

Я не имею в виду входить в рассмотрение происхождения составных элементов «Завещания Соломона». Сам по себе памятник этот составной, и его частями могут быть:

1) сношения Соломона с такими демонами как Ὀρνίας, Ἐφίππας, которые исполняют различные поручения Соломона;

2) явление Соломону тридцати шести демонических существ, которые не находятся в непосредственном услужении у него, но рассказывают ему о своих свойствах; эта часть ближе всего стоит к заклинаниям, соединённым с именем Соломона¹¹, и

3) легенды частного характера о построении Храма.

Заключение, читаемое в Андр. и печатном списках, к демонологии близкого отношения не имеет и, конечно, является делом рук редактора, соединившего все части в одно целое. Сказания о власти Соломона над демонами при помощи перстня с печатью достаточно известны; они идут из иудейских преданий и в большом количестве известны как на востоке, так и на западе. Они перешли и в мусульманский мир и также повествуют там о появлении Соломону разнообразных демонов, силою Божией отданных ему на службу. Если бы мы стали искать первоисточников всех демонических существ «Завещания», то оказались бы в затруднении. Не все из них имеют названия, идущие из иудейских преданий и доступные для объяснения; иные являются простым олицетворением, как, например, φϑόνος. «Завещание» есть плод, с одной стороны, письменной каббалистики, с другой – народных преданий и, как всегда бывает в таких случаях, отделение одного элемента от другого довольно затруднительно. Во всяком случае, аналогия многих других памятников подобного рода заставляют и «Завещание Соломона» рассматривать как памятник, имеющий свою историю. Наличность нескольких разобранных мною рукописных текстов даёт некоторую возможность определить историю памятника в византийской литературе.

Предложенный выше анализ текстов указывает несколько различий между ними, если даже мы и не примем пока во внимание начала Дионисиатского списка, о чём скажу несколько ниже.

«Завещание Соломона», изданное в Патрологии Миня, взято из старого издания XVII в., сделанного по рукописи Парижской Национальной Библ. № 1483¹². В настоящее время среди рукописей Парижской Библ. dе fonds grecs находится одна под № 38, содержащая в себе «Завещание». Так как она оказывается дословно, до последних мелочей, сходной с изданным текстом, то и надо думать, что это и есть та самая рукопись, с которой сделано издание, но которая теперь имеет другой номер. Следовательно, мы имеем теперь четыре списка «Завещания Соломона». Прежде всего, является вопрос, на сколько древня самая композиция памятника. Составные элементы его, как уже сказано, идут ещё из дохристианского периода; что же касается литературной обработки памятника, то едва ли можно стоять за его древность. Прямых доказательств для этого, правда, нет, но некоторые соображения заставляют так думать. Все сказания о Соломоне можно подвести под несколько категорий, именно:

1) сказания о его мудрости; сюда будут относиться «суды Соломона», легенды об его знаниях свойств природы, языков всех живых существ и т. п.;

2) сказания, группирующиеся около построения Храма, и

3) сказания о его сношениях с демонами.

В устном предании все эти сказания ещё в иудейское время стали перемешиваться между собой, так что, например, легенда о построении Храма тесно сливалась с представлением о Соломоне, как имевшем власть над всеми демонами.

Все подобного рода сказания перешли и в христианский мир, распространяясь, подобно другим, и устно, и письменно. Конечно, они испытали ту же судьбу, что и другие апокрифы, т. е. не будучи вначале запрещаемы, они стали впоследствии подвергаться запрещениям. Просматривая дошедшие до нас греческие индексы, мы не видим в них «Завещания Соломона», хотя и встречаем, например, διαϑήκη Ϻωϋσέως. В обработке индекса Григория Богослова X в.¹³ мы находим Ψαλμοὶ Σολομῶντος; в декрете папы Геласия VI в. встречаем – Scriptura, quae appellatur Contradictio Salomonis, apocrypha. Наши славянские индексы, как переводные, знают только Псалмы Соломона, и лишь старейший список южнославянской редакции индекса XIV в. упоминает «о Соломони црⷭ҇и и о Китоврасѣ басни и кощуны"¹⁴. Возможно, поэтому, предполагать, что во время составления индексов «Завещания Соломона» в том виде, в котором мы теперь его имеем, ещё не было. Отдельные части его существовали в виде преданий и во время составления индексов, но они не считались ложными. Лишь псалмы попали в индекс и то потому, что как поэтические произведения они не были в устном употреблении, и потому не поддерживались преданием. «Завещание Соломона» составилось, очевидно, тогда, когда составление индексов уже окончилось. Оно представляет собой плод средневековой фантастики и, хотя имена демонических существ носят еврейский характер и представляются как бы заимствованными из еврейских источников, однако в упомянутом выше обширном словаре Шваба большинство из них не встречается. Эту часть, несомненно, нужно выделить из «Завещания»: она стоит совершенно отдельно от сказания о построении Храма и имеет характер руководства при заклинаниях именем Соломона. Ещё Иосиф Флавий говорит, что Соломон знал искусство демонов, сложил заговоры от болезней и указал способ их изгонять (Antiqu. VIII, 2, 5). Рассматриваемая часть «Завещания» и есть, так сказать, учёная иллюстрация этого предания об искусстве Соломона. Я уже указал, что эта часть имеет своё заключение. В виду того, что центром в «Завещании» является не легенда о власти Соломона над демонами и развившейся отсюда, веры в действительность заклинаний именем Соломона, а легенда о построении Храма, легенда, около которой группируется всё остальное, надо думать, что Дион. список сохранил нам более древний, первоначальный текст. Я уже сказал, что вся часть «Завещания», содержащая сказание о тридцати шести демонических существах, в Дион. сп. заключается в нескольких строках: ταῦτα ἀκούσας ὁ Σολομὼν εὐχαρίστησε κυρίῳ τῷ ϑεῷ καὶ προέτρεψε τὸν Ὀρνίαν δαίμονα μετὰ τῆς σφραγῖδος καὶ τοῦ παιδαρίου ἀπελϑεῖν καὶ ἐπισυνάξαι τὸν δαιμόνιον. καὶ ἀπη̃λϑον καὶ ἐπισυνήγαγον πάντα. καὶ εἰσῆγον ταῦτα εἰς τὸν βασιλέα Σολομῶντα. ἅμα δὲ τὸ πλησιάσαι ταῦτα εἰς τὸν βασιλέα προσεκύνουν αὐτῷ. καὶ ἠρώτα ἓν ἕκαστον ὁ βασιλεὺς τῶν δαιμόνων τό τε ὄνομα καὶ τὴν ἐργασίαν καὶ ὑπὸ ποίου τῶν ἁγίων ἀγγέλων καταργεῖται. καὶ ὡμολόγουν τήν τε ἐργασίαν αὐτοῦ καὶ τὴν κλῆσιν καὶ τὸν καταργοῦντα ἄγγελον. ἐπέτρεπε δὲ αὐτὰ ἐργάζεσϑαι εἰς τὴν τοῦ ναοῦ οἰκοδομήν. καὶ ἐνήργει ἕν ἕκαστον τὴν δουλείαν εἰς ἣν δὴ καὶ ἐτάχϑη παρὰ τοῦ σοφοῦ Σολομῶντος.

Это обычное сказание об участии демонов в постройке Храма дало повод редактору заменить его обширным сказанием, имевшим другое значение, но в данном случае соприкасавшимся с первым в том отношении, что там и тут демоны были приставлены к постройке Храма.

Это уже одно обстоятельство даёт возможность видеть в Дион. списке наибольшую древность сравнительно с другими, хотя и не следует утверждать, что он представляет собой оригинал. Вероятнее всего, у него был оригинал, общий с оригиналом других списков. На это указывает, между прочим, как бы неоконченность некоторых эпизодов, известных нам в более полных видах, как, например, сказание о Самаиле, соответствующем Китоврасу русских легенд. На первоначальную древность Дион. сп. указывает ещё то обстоятельство, что весь рассказ идёт от третьего лица, а не от лица Соломона, как в «Завещании». Сам по себе этот факт не мог бы указывать на сравнительную древность, ибо с одинаковым правом можно предполагать и замену первого лица третьим: но нужно иметь в виду, что, тогда как в Дион. сп. третье лицо проведено последовательно, без одного даже смешения с первым, в остальных списках по всему сказанию наблюдается постоянное смешение первого лица с третьим: то говорит сам Соломон, то рассказчик ведёт речь от себя. Это указывает на то, что редактор переделывал оригинал и не везде последовательно; заменяя третье лицо первым, он не всегда делал это. Подобного рода случаи мы встречаем во всех литературах, из русской, например, литературы можно указать на Палейные переделки Откровения Авраама и Лествицы, где след переделки остался в смешении первого лица с третьим. Признавая редакцию «Завещания» более поздней сравнительно с редакцией Дионисиатского списка, мы всё-таки не можем во всех случаях определить, что̀ принадлежит самому редактору и что̀ идёт из более древнего источника. Самое заглавие «Завещания» указывает на позднейшую литературную обработку и на позднее соединение разнообразных сказаний о Соломоне. Дион. сп. озаглавливается кратко: Περὶ τοῦ Σολομῶντος, тогда как остальные списки (впрочем, не все) носят название «Завещание» – διαϑήκη. Но собственно завещания в смысле, например, Заветов XII патриархов в нашем памятнике нет. Это, впрочем, не большая беда. Апокриф, известный под именем «Завет и смерть Авраама», также не содержит в себе в собственном смысле завещания; но пояснение, как Соломон господствовал над демонами, указывает, что редактор и сам сознавал всё неудобство озаглавить памятник, одним словом διαϑήκη, и присоединил несколько пояснений, относящихся прямо к делу. Но назвав раз памятник «Завещанием» необходимо было что-нибудь прибавить, чтобы он походил несколько на завещание, и вот автор прибавляет к концу коротенькое сказание о падении Соломона и заканчивает словами: διὰ γὰρ τοῦτο ἀπέγραψα ταύτην μου τὴν διαϑήκην, ἵνα οἱ ἀκούοντες εὔχεσϑέ μοι ὅπερ ρυαϑῶ τοῦ σκότους καὶ τῆς κολάσεως τῆς πικρᾶς ὡς ϑεῷ παρήκωος καὶ προσέχητε ὀφείλην τοῖς ἀνϑρώποις τοῖς ἔσχάτοις τὰ μᾶλλον ἤ τοῖς πρώτοις, ἵνα εὕρητε χάριν εἰς τοὺς αἰῶνας. Ничего подобного нет в Дионисиатском списке.

В первом издании, повторенном затем в Патрологии Миня, «Завещание Соломона» напечатано в числе сомнительных произведений Пселла, писателя первой половины XI в. Оснований считать «Завещание Соломона» произведением Пселла нет никаких, что замечают и сами издатели, и основанием присоединять его к творениям Пселла служит лишь то, что у последнего есть подобное произведение, называющееся Περὶ ἐνεργείας δαιμόνων διάλογος и трактующее о свойствах демонов. Но настоящим произведением Пселла «Завещание Соломона» не признаётся и является, подобно многим другим, анонимным.

Из четырёх известных в настоящее время списков я выделил список Дионисиатский, как представляющий особую редакцию памятника. Остальные три списка представляют одну полную редакцию. Различия между последними не существенны и относятся к таким, которые постоянно встречаются среди поздних греческих текстов. Только в одном случае Парижский список имеет одну интересную особенность, именно в описании перстня Соломонова. Во всех списках о перстне говорится кратко: ἡ δὲ γλυφὴ τῆς σφραγῖδος τοῦ δακτυλίου τῆς πεμφϑείσης ἒστι πεντάλφα αὕτη. В Парижском же списке о перстне говорится так: ἦν δὲ ἡ γλυφὴ αὐτοῦ λέγων οὕτως· κύριε ὁ ϑεὸς ἡμῶν λέγων σαβαὼϑ βιωνὶκ ἀωὰ ἐλωῒ αἰαὼ ἐλωῒ αἰὼ ἰωασὲ σουγεωὰ ἀγὰ ἀενίου οὐρανίου ἠρώ. Если исключить отсюда некоторые слова, как σαβαὼϑ, οὐρανίου да, пожалуй, ἐλωῒ = евр. ’elohim, то останется несколько имён, значение которых теперь уже не может быть объяснено, но которые издавна писались на амулетах и употреблялись в заклинательных формулах. Происхождение их относится к глубокой древности, и по памятникам мы можем проследить их до эпохи первых веков христианства, хотя, конечно, они возникли гораздо раньше. До нас дошло большое количество греческих заклинаний, писанных ещё на папирусах, которые представляют собой очень интересную картину соединения и древнеегипетской магии, и греческой образованности, и уже христианского учения. В этих заклинаниях мы встречаем громадное количество магических слов, объяснения которым стали напрасно бы искать. Заклинания изданы

1) г. Веселым¹⁵ и

2) Дитрихом¹⁶. Среди изданных заклинаний мы встречаем упоминание перстня с именами Божиими, частью подходящими к именам Соломонова перстня. Вот как описывается один филактерий против демонов¹⁷:

φυλακτηριον σωματοφυλαξ προς δαιμονας προς φαντασματα

προς πασαν νοσον και παϑος ἐπιγραφομενον επι χρυσεου

πεταλου η ἀργυρεου η κασσιτερινου η εν ἱερατικόν χαρτ’ φορõ

μενον στρατιωτικως εστιν εστιν γαρ δυναμεως ονοματος

μεγαλου ϑῦ και σφραγις εστιν δε ως υποκειται κμηφις

χφυρις: ιαεω ιαω αεη ιαω οω αιων ιαεω βαφρενε

μουν οϑι λαρικριφια ευεαι φιρκιραλιϑωνυομαι νερφάβω

σαι τα[υ]τα τα □ □ τον δε χαρακτηρα ουτως εσω ο δρακων

ουροβορος τα δε □ □ μεσον του δραεκοντος και οι χαρακτηρες

ουτως ως υποκειται APШϒѠΞoZoccΔ το δε σχημα

ολον ουτως ως υποκειται οτι διαφυλασσε μου το σωμα την

ψυχήν ολοκληρον εμου του î και τελεσας φορει.

Перстень (δακτύλιον) советуется употреблять при заклинаниях, обращаемых к богу Асклипию, причём нужно произнести семь раз – του [...] χαυαψ ωαειαψ ωακ λυσιφϑα κυριε ασκληπιε и т. д. – ibid, 44. Примеров папирусных заклинаний, в которых упоминается перстень с надписями имён Божиих, довольно много; я приведу ещё один (Dieterich, 806):

Δακτυλίδιον πρὸς πᾶσαν πρᾶξιν καὶ ἐπιτυχίαν.

Π[ρός τοὺς] βασιλεῖς καὶ ἡγεμόνας

λίαν ἐνεργές. λαβὼν ἴασπιν ἀερίζοντα

ἐπίγραψον δρά[κοντα κυ]κλοτερῶς τὴν οὐρὰν

ἔχοντα ἐν τῷ στόματι καὶ ἐπίμεσον τοῦ

δρ[ά]κοντο[ς Ἶσιν δ]ύο ἀστέρας ἔχουσαν

ἐπὶ τῶν δύο κεράτων καὶ ἐπάνω τούτων

ἥλιον ω... ω ἀβρασαξ καὶ ὄπισϑεν

τῆς γλυφῆς τοῦ λίϑου τὸ αὐτὸ ὄνομα

αβρασας καὶ κατὰ του π[εριζώμ]ατος ἐπιγράψεις τὸ μέγα

καὶ ἅγιον καὶ κατὰ πάντων τὸ ὄνομα

ιαω σαβαωϑ. [τελέσ]ας τὸν λίϑον ἐν χρυσῷ

δακτυλίῳ φόρει, ὁπόταν ᾖ σοι χρεία

ἁγνὸς ὢν καὶ ἐπ[ιτεύξῃ πάν[των] ὅσών προαιρῇ.

Из этих и других многих примеров мы видим, что имена, написанные на перстне Соломона, не являются в рассматриваемом случае одиноко, но, повторяясь в различных заклинаниях, имеют чисто магическое значение. Взял ли редактор Парижского списка эти имена из известного ему заклинания и добавил их к тому тексту, который переписывал, или, наоборот, в Парижском списке имеем первоначальный вид – сказать, конечно, затруднительно. Думается, впрочем, что скорее надо предполагать первое, так как никаких оснований выпускать такую интересную подробность не было.

В последнем приведённом мною заклинании перстень является вообще амулетом. Власть Соломона над демонами неразлучна с перстнем. Когда Соломон отдал перстень Китоврасу, то потерял свою силу и был заброшен последним очень далеко от своего царства. Сказание это старое, идущее из иудейских преданий, хотя и надо полагать, что к Соломону применено только уже то, что было известно и до него, т. е. вера в силу заклинаний, написанных на амулетах. Впоследствии сила собственно Соломонова перстня перенесена была на всякий вообще перстень, который имел на себе изображение Соломона с соответствующими заклинательными формулами. Тот же Иосиф Флавий рассказывает, как во времена Веспасиана некто Елеазар избавил бесноватого от демона: он поднёс к носу его перстень, на котором под печатью был один корень, указанный Соломоном и, когда бесноватый стал его нюхать, Елеазар вытащил у него из носа демона. Но некогда существовали рассказы об исцелениях подобного рода, совершенных самим Соломоном. Остаток от таких сказаний мы видим в тех же папирусных заклинаниях. Одно заклинание читается так¹⁸:

ορκιζω σε κατα της σφραγι

δος ης εϑετο σολομων επι την γλωσσαν

του ϊηρεμίου και ελαλησεν και συ λαλησον

οποιον εαν ης επεουρανιον η αεριον.

Очевидно, существовало сказание о том, как Соломон исцелил какого-то Иеремию, заставив его при помощи своей печати говорить.

Из мелких особенностей можно заметить: Migne 1321 (строка 2) πνεῦμα σεβωμάτω πεποιημένον в Пар. восстановляется в πνεῦμα σεσωματωμένον.

Я сказал выше, что не нужно придавать значения краткости списков Андр. и Пар. так как эта краткость случайная. Но сравнивая уцелевшие части их с полным изданным текстом, до́лжно прийти к тому выводу, что эти два списка не исходят от изданного. Все три списка взаимно дополняют друг друга и представляют нам три разновидности (не редакции) одного, не дошедшего до нас, оригинала.

Я оставил к концу начало Дионисиатскаго списка, так как оно непосредственно к «Завещанию» отношения не имеет. Оно представляет собой как бы введение и рассказывает о грехопадении Давида. Против библейского рассказа есть некоторые апокрифические особенности. Перед тем как Урии уйти по приказанию Давида на битву, пришёл ангел к пророку Нафану, говоря: «Иди к Давиду и удержи его от нечистого дела сатаны». Нафан ушёл, но Велиар устроил ему препятствие. Дьявол нашёл убитого человека, лежавшего голым, и подбросил его на дороге, по которой шёл Нафан. Увидев мертвеца, Нафан пожелал похоронить его, а в то время как он хоронил его, Давид совершил нечистое дело сатаны. Узнав об этом, Нафан горько плакал и говорил: «По моей вине совершился этот грех». И снова пришёл ангел и сказал Нафану: «Чрез тебя сделано преступление, чрез тебя будет и исправление; иди, поэтому, и обличи беззаконие Давида». Нафан на это возразил: «Как я, ничтожный человек, буду обличать царя»? Ангел сказал ему: «Я буду с тобой; ты объяви ему, а я нагоню страх на него». Нафан сделал по слову ангела. Аполог Нафана отличается от библейского тем, что одним из действующих лиц является сам Нафан: он приносит жалобу на своего господина, взявшего у него последнюю овцу.

Далее в этом введении говорится, что от жены Урии у Давида родился сын Соломон, мудрость которого была подобна мудрости первого человека Адама. Соломон задумал построить Храм и – рассказ переходит к эпизоду с юношей.

Итак, общие выводы из всего сказанного будут следующие:

1) Три списка – изданный, Парижский № 500 и Андреевский – представляют полную редакцию «Завещания», а Дионисиатский – краткую.

2) Краткая редакция есть более древняя; в полной редакции позднейшим добавлением является подробное описание явления Соломону тридцати шести демонических существ.

3) Полная редакция не образовалась из той краткой, которая является нам в настоящее время в Дионисиатском списке, но её оригинал не совпадал с последним во всех частностях.

4) В первоначальном виде «Завещание» не было собственно завещанием, а было одной из многих легенд, повествующих о построении Соломоном Храма. «Завещанием» оно стало уже после распространения.

5) Дошедший до нас список краткой редакции не представляет оригинала в чистом виде; он получил особое введение и потерпел несколько видоизменений.

Ниже издаётся сказание:

1) по рукописи Андреевского Афонского скита, а недостающие в нём части восполняются списком Парижской Национальной Библиотеки; и

2) по рукописи Дионисиатского Афонского монастыря.

Ἡ διήγησις Σνλομῶντος υἱοῦ Δαβίδ, ὡς ἐβασίλευσεν ἐν Ἱερουσαλὴμ καὶ ἐκράτησε καὶ ὑπέταξεν δι’ ὧν καὶ πάντα τὰ ἔργα τοῦ ϑεοῦ τὰ ὑπερβάλλοντα πεποίηκεν καὶ τίνες ἐξουσίαι αὐτῶν κατὰ τῶν ἀνϑρώπων, καὶ παρὰ ποίων ἀγγέλων οὗτοι οἱ δαίμονες καταργάζονται. [ε]ὐλογητός εἶ, ὁ δοὺς τῷ Σολομῶντι τοιαύτην ἐξουσίαν, σοὶ δόξα καὶ κράτος εἰς τοὺς αἰῶνας, ἀμήν.

[K]αὶ^1–) ἰδοὺ οἰκοδομουμένου τοῦ ναοῦ πόλεως Ἱεροσολὴμ καὶ ἐργαζομένων τῶν τεχνιτῶν ἐν αὐτῷ, [ἔ]ρχετο Ὀρνίας τὸ δαιμονικὸν κατὰ ἡλίου δυσμᾶς καὶ ἐλάμβανεν τὸ ἥμιου τοῦ μισϑοῦ τοῦ πρωτομαϊστόρου παιδαρίου ὄντος καὶ τὰ ἥμισυ σιτία καὶ τὸν ἀντίχειρα τής δεξιᾶς αὐτοῦ χειρὸς ἐϑήλαζεν ἐφ, ἑκάστης ἡμέρας¹⁹. καὶ ἐλεπτύνετο τὸ παιδάριον || ὅπερ ἦν ἀγαπώμενον ὑπ’ ἐμοῦ σφόδρα. ἐγὼ δὲ Σολομὼν ἐν μιᾷ τῶν ἡμερῶν ἀνακρίνας τὸ παιδάριον εἶπον αὐτῷ· || οὐχί παρὰ πάντας τοὺς τεχνίτας τοὺς ἐργαζομένους ἐν τῷ ναῷ τοῦ ϑεοῦ σὲ ἀγαπῶ, διδοὺς ἐν διπλῷ τοὺς μισϑοὺς καὶ τὰ σιτία διπλάσιον, πῶς ἐφ’ ἑκάστης ἡμέρας καὶ ὥρας λεπτύνεις»; τὸ δὲ παιδάριον ἔφη πρὸς τὸν βασιλέα· «δέομαί σου, βασιλεῦ, ἄκουσον δὴ τὰ συμβάντα τῷ σῷ παιδαρίῳ. μετὰ τὸ ἀπολυϑῆναι ἡμᾶς πάντας ἀπὸ τοῦ ἔργου τοῦ ναοῦ τοῦ ϑεοῦ μετὰ ἡλίου δυσμᾶς ἐν τῷ ἀναπαύεσϑαί με ἔρχεται ἕν τῶν πονηρῶν δαιμόνων καὶ ἀφαιρεῖ ἀπ’ ἐμοῦ τὸ ἥμισυ τοῦ μισϑοῦ μου καὶ τὰ ἥμισυ αιτία, εἶτα λαμβάνει καὶ τὴν δεςιάν μου χεῖραν καὶ ϑηλάζει τὸν ἀντίχειρά μου. καὶ ἰδοὺ ϑλιβομένη μου ἡ ψυχή, οὕτω τὸ σῶμά μου λεπτύνεται καϑ’ ἑκάστην ἡμέραν». καὶ ταῦτα ἀκούσας ἐγὼ Σολομὼν εἰσῆλϑα εἰς τὸν ναὸν τοῦ ϑεοῦ καὶ ἐδεήϑην ἐξ ὅλης μου τῆς ψυχῆς νυκτὸς καὶ ἡμέρας, πῶς παραδοϑῇ μοι ὁ δαίμων εἰς τὰς χεῖρας καὶ ἐξουσιάζω αὐτόν. καὶ ἐγενετο ἐν τῷ προσεύχεσϑαί με ἐδόϑη μοι παρὰ κυρίου Σαραὼϑ χάρις διὰ Μιχαὴλ τοῦ ἀρχαγγέλου – δακτυλίδιον ἔχον σφραγἴδα γλυφῆς ἐκ λίϑου τίμιου²⁰ καὶ εἶπέ με· «λαβέ, Σολομών, βασιλεὺς υἱὸς Δαβίδ, δῶρον, ὃν ἀπέστειλέν σοι κύριος ὁ ϑεὸς Σαβαώϑ, καὶ συγκλείσεις παντας τοὺς δαίμονας τῆς γῆς ἄρσενα καὶ ϑήλεα καὶ (11^ν) μετ’ αὐτῶν ἀνοικοδομήσεις τὴν Ἱερουσαλήμ, φέρειν σε τὴν σφραγῖδα ταύτην τοῦ ϑεοῦ, ἡ δὲ γλυφὴ τῆς σφραγῖδος τοῦ δακτυλιδίου τῆς πεμφϑείσης ἔστιν πεντάλφα αὕτη. καὶ περιχαρὴς γενόμενος ἐγὼ Σολομὼν ὕμνουν καὶ ἐδόξαζον τὸν ϑεὸν τοῦ οὐρανοῦ και τῆς γῆς. καὶ τῇ ἐπαύριον ἐκάλεσα τὸν παῖδα καὶ ἀπέδωκα αὐτῷ τὸ δακτυλίδιον· «λαβὲ τοῦτο καὶ ἐν ᾗ ἂν ὥρᾳ ἔλϑῃ πρός σε τὸ δαιμόνιον, ρῖψον τοῦτο τὸ δακτυλίδιον εἰς τὸ στῆϑος τοῦ δαιμονίου καὶ εἰπὲ αὐτῷ· «ἐπ’ ὀνόματος τοῦ ϑεοῦ δεῦρο, καλεῖ σε ὁ βασιλεὺς Σολομών», καὶ δρομιαίως ἔρχου πρός με, μηδὲ δειλιάζων ἢ φοβηϑεὶς ἐν ᾧ μέλλεις ἀκούειν παρὰ τοῦ δαίμονος». καὶ λαβὸν τὸ παιδάρων τὸ δακτυλίδιον ἀπῆλϑεν. καὶ ἰδοὺ κατὰ τὴν ἠϑισμένην ὥραν ἦλϑε ὁ Ὁρνίας τὸ χαλεπὸν δαιμόνιον ὡς πῦρ φλεγόμενον || ὥστε λαβεῖν κατὰ τὸ συνῆϑες τὸν μιστὸν παρὰ τοῦ παιδός. τὸ δὲ παιδάριον κατὰ τῷ ρηφϑέντι αὐτῷ παρὰ τοῦ βασιλέως Σολομῶντος ἔρριψε τὸ δακτυλίδιον ἐπὶ τὸ στῆϑος τοῦ δαίμονας λέγων αὐτῷ· «δεῦρο, καλεῖ σε ὁ Σολομών», καὶ ἀπίει δρομαίως πρὸς Σολομῶντα. ὁ δὲ δαίμων ἐκράγασε λέγων τῶ παιδαρίῳ· «τί τοῦτο ἐποίησας; λαβὲ τὸ δακτυλίδιον καὶ ἐπίδος αὐτὸ πρὸς Σολομῶντα. || ἐγώ σοι δώσω τὸ χρυσίον τῆς γῆς μόνον λαβὲ τοῦτο ἀπ’ ἐμοῦ καὶ μὴ ἀπάγῃς με πρὸς Σολομῶντα». τὸ δὲ παιδάριον λέγει πρὸς τὸν δαίμονα· «ζῇ κύριος ὁ ϑεὸς τοῦ Ἰσραήλ, οὐ μὴ σου ἀνέξωμαι ἀλλὰ δεῦρο ἀκολόυϑῇ μοι». καὶ ἐλϑὼν δρομαίως τὸ παιδάριον χαίρων πρὸς τὸν βασιλέα λέγων «ἤγαγον τὸν δαίμονα, βασιλεῦ, ὡς ἐκέλευσάς μοι, δέσποτα, καὶ ἰδοὺ στήκεται πρὸ τῶν ϑυρῶν τῆς αὐλῆς τῆς βασιλείας σου κραυγάζων καὶ δεόμενος μεγάλῃ τῇ φωνῇ διδόναι μοι τὸ ἀργύριον καὶ τὸ χρυσίον τῆς γῆς τοῦ μὴ ἀπαγαγεῖν αὐτὸν πρὸς σε», καὶ ἀκούσας ταῦτα Σολομὸν ἀνέστη ἀπὸ τοῦ ϑρόνου αὐτοῦ καὶ ἐξῆλϑεν, || εἶδον τὸν δαίμονα φρίττοντα καὶ τρέμοντα καὶ εἶπον αὐτῷ· «τίς εἶ σὺ καὶ τίς ἡ κλῆσίς σου»; ὁ δαίμων· εἶπεν· «Ὀρνίας». εἶπον οὖν αὐτῷ· «λέγε μοι πρὶν ἔξω διώκω σε»; καὶ ἀποκριϑεὶς ὁ δαίμων· «ὑδροχόος (80) καὶ τοὺς ἐν ὑδροχόῳ κείμενος δι’ ἐπιϑυμιῶν τῶν λόγων ἐπὶ τὴν παρϑένον τὸ ἐξόδιον κεκληκότας ἐπάγω, καὶ εἰς τοῦτο τρεῖς μορφὰς μεταβαλλόμενος. ποτὲ μὲν ὡς ἄνϑρωπος ἔχων ἔτι ϑηλυκὸν εὔκοσμον καὶ δι’ αὐτὸν ἀλγώσει πάνυ, ποτὲ δὲ ῦπόπτερος γένομαι ἐπὶ τοὺς οῦρανίους τόπους, ποτὲ δὲ ὄψιν λέοντος ἐμφαίνω ὑπὸ πάντων τῶν δαιμόνιων λαβόμενος. ἀπόγονος δέ εὶμι τῆς δυνάμεως τοῦ ϑεοῦ, καταργοῦμαι δὲ ὑπὸ Μιχαὴλ τοῦ ἀρχαγγέλου. || (12) Ὁ δὲ Σολομὸν λέγει αὐτῷ· «λέγε μοι, ὦ δαῖμον, ποίων ζωδίων κεῖσαι»; ὁ δὲ εἶπεν «ὑδροχόῳ καὶ τῶν κειμένω[ν] δι’ ἐπιϑυμιῶν τῶν γυναικῶν ἐπὶ γῆν παρϑένων, τῷ ζωδίῳ κέκληται, τούτους ἀποπνίγω, εἰ μὴ δέ καὶ ὑπνωτικῶν, εἰς τρεῖς μορφὰς μεταβάλλομαι. ὁπόταν οἱ ἄνϑρωποι ἔρχωνται εἰΕς ἐπιϑυμίαν γυναικῶν, ἐγὼ μεταμορφοῦμαι ὡς ϑῆλυ εὐκοσμὸν καὶ ἁπτομένου μου οἱ ἄνϑρωποι καϑ’ ὕπνον ἐμπαίζω αὐτούς, ποτὲ πάλιν ὑπόπτερος γένομαι ὑπὸ τοὺς οὐρανίους τόπους, φαίνομαι καὶ ὡς λέοντας. κελεύομαι ὑπὸ πάντων τῶν δαιμόνων, ἀπόγονος δέ εἰμι τοῦ ἀρχαγγέλου, καταργοῦμα[ι] ὑπὸ τοῦ ἀρχαγγέλου Οὐριὴλ τῆς δυνάμεως τοῦ ϑεοῦ». Ἐγὼ δὲ Σολομών, ἀκούσας τὸ ὄνομα τοῦ ἀρχαγγέλου, εὐξάμενος ἐδόξασα κύριον τὸν ϑεὸν τοῦ οὐρανοῦ καὶ τῆς γῆς καὶ σφραγίσας αὐτὸ[ν] ἔταξα εἰς τὴν ἐργασίαν τῆς λιϑοτομίας τοῦ κόπτειν λίϑους ἐν τῷ ναῷ ἀχϑέντας διὰ ϑαλάσσες Ἀραβίας τοὺς κειμένους παρὰ τὸν ἀγιαλλόν, ἐφοβεῖτο οὖν τὸ σίδηρον προσψαῦσαι, λέγει· «δέομαί σου, βασιλεὺς Σολομών, ἔασόν με ἀνετὸν εῖναί με, κἀγώ σοι εὐαγγέλλω πάντα τὰ δαιμόνια», μὴ ϑέλοντος δὲ αὐτοῦ ὑποταγῆναί μοι εὐξάμενος τοῦ ἀρχαγγέλου Οὐριὴλ συνελϑεῖν μοι εἰς βοήϑειαν. καὶ εὐϑέως εἶδον τὸν ἀρχάγγελον Οὐριὴλ ἐκ τῶν οὐρανῶν κατερχόμενον πρός με. καὶ ἐκέλευσεν ὁ ἀγγελος κήτη ϑαλάσσης ἐλϑεῖν ἐκ τῆς ἀβύσσου, καὶ ἔρριψεν αὐτοῦ τὴν μοίραν ἐπὶ τῆς γῆς. καὶ ἐκέλευσεν τὸν δαίμονα τὸν μέγαν καὶ ϑρασύ[ν] τὸν Ὀρνίαν τοῦ κόπτειν λίϑους πρὸς τὸν ναόν, καὶ οὕτως ἐγὼ Σολομὼν ἐδόξασα τὸν ϑεὸν τοῦ οὐρανοῦ καὶ γῆς ποιητὴν καὶ ἐκελευσα ἐλϑεῖν τὸν Ὀρνίαν σὺν τῇ μοίρᾳ; αὐτοῦ, καὶ ἔδωκα αὐτοῦ τὸ σφραγίδων λέγων· «ἄπελϑε καὶ ἄγαγέ μοι ὦδε τὸν ἄρχοντα λαβεῖν ἀπὸ τῆς βασιλείας μου. || ὁ δὲ Ὁρνίας λαβὼν τὸ δακτυλίδιον ἀπῆλϑε πρὸς τὸν Βεελζεβοὺλ καὶ ἔφη αὐτῷ· «δεῦρο, καλεῖ σε ὁ Σολομών», ὁ δὲ Βεελζεβοὺλ λέγει αὐτῷ· «λέγει μοι, τίς ἐστὶν οὗτος ὁ Σολομών, ὃν σὺ λέγεις»; ὁ δὲ Ὀρνίας ἔρριψε τὸ δακτυλίδιον εἰς τὸ στῆϑος τοῦ Βεελζεβοὺλ λέγων αὐτῷ· «δεῦρο, καλεῖ σε ὁ Σολομὼν ὁ βασιλεύς», καὶ, ἀνέκραξεν ὁ Βεελζεβοὺλ ὡς ἀπὸ φλογὸς καιόμενος καὶ ἀναστὰς ἠκολούϑησεν αὐτῷ μετὰ βίας καὶ ἦλϑε πρός με. καὶ εἶδον ἐγὼ Σολομὼν τὸν ἄρχοντα τῶν δαιμονίων ἐρχόμενον πρός με. καὶ ἐδόξασα τὸν ϑεὸν καὶ εἶπον· «εὐλογητὸς κύριος ὁ ϑεὸς ὁ παντοκράτωρ, ὁ ὑποτάξας εἰς ἐμὲ πᾶσαν τὴν τῶν δαιμόνων δύναμιν». καὶ ἐπηρώτησα (81) αὐτόν· «λέγε μοι, τίς εἶ σύ»; ὁ δαίμων λέγει· «ἐγὼ εἰμι ὁ Βεελζεβούλ, τῶν δαιμόνων ὁ ἔξαρχοςῖ. ἀπῄτουν δὲ τοῦτον ἀδιαλήπτως ἔγγυϑέν μοι προεδρεύειν καὶ ἐμφανίζειν τὴν κατὰ τῶν δαιμόνων φαντασίαν, αὐτὸς δὲ μοι ἐπηγγείλατο πάντα τὰ ἀκάϑαρτα πνεύματα ἀγαγεῖν πρός με δεοεμένα, καὶ πάλιν ἐδόξασα τὸν ϑεὸν τοῦ οὐρανοῦ καὶ τῆς γῆς, ἐπυϑόμην δὲ καὶ ἠρώτησα τὸν δαίμονα Βεελζεβούλ, εἰ ἔστι δαίμων ϑηλεῖα ἔγγυος. τοῦ δὲ φήσαντος εἶναι ἐβουλόμην εἰδέναι, καὶ ἀπελϑὼν ὁ Βεελζεβοὺλ ἔδειξέ μοι τὴν ὀνοσχελίδα μορφὴν ἔχουσαν περικαλῆ. ἐλϑούσης δὲ αὐτῆς πρός με εἰπον αὐτῇ· «λέγε μοι, σὺ τίς εἶ»; ἡ δὲ ἔφη· «ἐγὼ ὀνοσχελίδα καλοῦμαι, πνεῦμα σεσωματωμένον φωλέων ἐπὶ τῆς γῆς, ἐν σπηλαίοις μέν ἔχω τὴν κατοίκησιν, ἔχω δὲ πολυποίκιλαν τρόπον, ποτὲ μὲν ἀνϑρωπον πνίγω, ποτὲ δὲ ἀπὸ τῆς φύσεως σκελιάζω αὐτούς, πολλάκις δὲ καὶ συνγίνομαι τοῖς ἀνϑρώποις ὡς γυναῖκα νομίζοντές με εἶναι, πρὸ πάντων δὲ τοὺς μελαντοχρόους²¹ ὅτι οὗτοι σύναστροί μού εἰσι. καὶ τὸ ἄστρον μοῦ οὗτοι λάϑρα καὶ φανερῶς προσκυνοῦσι καὶ εὑατοὺς βλάπτουσι». ἐπηρώτησα δὲ αὐτήν, πόϑεν γεννᾶται. ἡ δὲ εἶπεν· «ἀπὸ φωνῆς ἀκροατῆς καλούμένης ἤχου οὐρανοῦ μολύβδο[υ] φωνὴν ἀφιέντος ἐν ὕλῃ ἐγεννήϑην». εἶπον δὲ αὐτῇ· «ἐν ποίῳ ἄστρῳ ἔρχῃ»; ἡ δὲ εἶπεν· «ἐν Πανσελήνῳ, διὸ καὶ ἐν σελήνῃ τὰ πλείω ποιῶ», ἐγὼ δὲ εἶπον· «ποῖος ἄγγελός ἐστιν ὁ καταργῶν σε»; ἡ δὲ λέγει· «ὁ καὶ ἐν σοὶ βασιλεύσει». κἀγὼ εἰς χλούην αὐτὰ λογισάμενος ἐκέλευσα στρατιώτην κροῦσαι αὐτήν, ἡ δὲ ἀνακράξασα εἶπε· «λέγω σοι βασιλεῦ, ἐγὼ ὑπὸ τῆς δεδομένης σοι σοφίας τοῦ ϑεοῦ, ύπὸ²² τὸ ὄνομα τοῦ ἁγίου Ἰωήλ (в рук. Ιῆλ). διὸ ἐκέλευσα αὐτὴν νήϑειν τὴν κανάβην εἰς τὰς σχοινίας τοῦ ἔργου τοῦ ναοῦ τοῦ ϑεοῦ. καὶ οὕτως σφραγίσας κατηργήϑη ὥστε ἱστάναι νύκτα καὶ ἡμέραν νήϑειν τὴν κάναβιν. καὶ ἐκελευσα ἀχϑῆναί μοι ἔτερον δαιμόνων. καὶ ἤγαγέ μοι Ἀσμοδαῖον τὸν πονηρὸν δαίμονα δεδεμένον καὶ ἐπηρώτησα αὐτόν· «σὐ τίς εἶ»; ὁ δὲ βλοσυρὸν βλέμα βλέψας λέγει μοι, καὶ οὕτως τετιμωρημένος ἀποκρίνῃ, ὁ δὲ τὸ αὐτὸ βλέμμα προσχὼν καὶ εἶπε μοι· «πῶς ἔχω σοι ἀποκριϑῆναι; σὺ μὲν υἱὸς ἀνϑρώπου εἶ κἀγὼ ἄγγελός εἰμι, καὶ διὰ ϑυγατρὸς ἀνϑρώπου ἐγεννήϑης, (82) ὥστε οὐδὲν ὑπερήφανον ρῆμα οὐρανίου γένους πρὸς γηγενεῖς²³. τὸ ἄστρον μου ἐν οὐρανῷ φωτεύει καὶ οἱ ἄνϑρωποί με καλοῦσιν ἅμαξαν, οἱ δὲ δρακοντοπόδα. διὰ τοῦτο καὶ μικρώτερα ἄστρα συμπάρεισιν τὸ ἐμὸν ἄστρον καὶ γὰρ τοῦ πατρὸς τὸ ἀξίωμα καὶ ὁ ϑρόνος ἐν οὐρανῷ ἐατί. πολλὰ δὲ μή με ἐπερωτᾷς, Σολομών, καὶ γὰρ τὸ βασίλειόν σου διαρραγήσεται ἐν καιρῷ, καὶ αὐτη σου ἡ δόξα πρόσκαιρός ἐστι, καὶ ὀλίγον χρόνον βασανίσαι με ἔχεις. καὶ πάλιν [ν]ομὴν ἐπανϑρωπότητα ἔχομεν, ὥστε σέβεσϑαι ἡμας ὡς ϑεούς, μὴ γινοσκόντων τῶν ἀνϑρώπων τὰ ὀνόματα τῶν καϑ’ ἡμῶν τεταγμένων ἀγγέλων», ἐγὼ δὲ Σολομὼν ἀκούσας ταῦτα ἐπιμελέστερον αὐτὸν ἐδέσμευσα καὶ ἐκέλευσα ραβδίζεσϑαι καὶ ἀπολογηϑῆναι, πῶς καλεῖται καὶ τίς ἡ ἐργασία αὐτοῦ. ὁ δαίμων εἶπε· «ἐγὼ Ἀσμοδαῖος καλούμαι ἐν ὅλῳ τῷ κόσμῳ, δύνομαι κακουργίας ἀνϑρώπων, νεοννύμφον ἐπίβολός εἰμι, παρϑένων κάλλος ἀφανίζω, καρδίας ἀλοιῶ. ἔφην δὲ αὐτῷ²⁴ || εἶπον οὖν τῷ πρεσβύτῃ· «μεϑ’ ἡμερας τρεῖς ἄγαγέ μοι ὦδε τὸν υἱόν σου καὶ διατάξω αὐτόν», οἱ δὲ προ[σ]κυνήσαντες ἀνεχώρησαν. καὶ πάλιν ἐκέλευσα ἐλϑεῖν πρός με τὸν δαίμοναν Ὀρνίαν καὶ λέγω πρὸς αὐτόν· «λέγε μοι, πόϑεν σὺ τὰ μέλλοντα γινώσκεις»; ὁ δὲ λέγει μοι· «ἡμεῖς οἱ δαίμονες ἀνερχόμεϑα κατὰ τὸ στερέωμα τοῦ οὐρανοῦ καὶ μέσον τῶν ἀστέρων ἱπτάμεϑα καὶ ἀκούομεν τὰς ἀποφάσεις (12^ν) τὰς ἐξερχομένας παρὰ ϑεοῦ πρὸς τοὺς ἀγγέλους ἐπὶ τὰς ψυχὰς τῶν ἀνϑρώπων. καὶ λοιπὸν ἐρχόμεϑα εἰς τὴν γῆν καὶ εἴτε ἐν δυναστείᾳ εἴτε ἐν πυρὶ εἴτε ἐν ρομφαίᾳ εἴτε ἐν συμπτώματι μετασχηματιζόμενοι ἀναιροῦμεν, καὶ ἐάν τις ἀποϑάνῃ ἐν ἀωρίᾳ ἢ βίᾳ τινί, μεταμορφούμεϑα ἡμεῖς οἱ δαίμονες εἰς τὸ ὄνομα τοῦ τεϑνεότος, ὤστε παραφαίνεσϑαι τοῖς ἀνϑρώποις καὶ σέβεσϑαι ἡμᾶς». ἐγὼ δὲ ταῦτα ἀκούσας, ἐδόξασα κύριον τὸν ϑεὸν καὶ ἐπηρώτησα πάλιν τὸν δαίμονα· «λέγε μοι, πῶς δύνασϑε εἰς τὸν οὐρανὸν ἀναβῆναι δαίμονες ὄντες καὶ μέσον τῶν ἀστέρων καὶ τῶν ἁγίων ἀγγέλων μιγῆναι»; ὁ δὲ ἔφη· «ὅσα ἐν τῷ οὐρανῷ ἐπιτελοῦνται, οὕτως καὶ οἱ ἐπὶ γῆς οἱ τύποι αὐτῶν, εἰσίν γὰρ ἀρχαὶ ἐξουσίαι κοσμοκράτορες, καὶ ἱπτάμεϑα ἡμεῖς οἱ δαίμονες ἐν τῷ ἀέρι καὶ ἀκούομεν τῶν ἐπουρανίων τὰς φωνὰς καὶ τὰς ἐπουρανίας δυνάμεις ϑεωροῦμεν. καὶ ὡς μὴ ἔχοντες βάσιν ἀναπαύσεως ἀτονοῦμεν καὶ ἐκπίπτομεν ἐξ οὐρανοῦ ὥσπερ φύλλα ἀπὸ τῶν δένδρων, καὶ ϑεωροῦντες ἡμᾶς οἱ ἄνϑρωποι δοκοῦσιν, ὅτι ἀστέρες πίπτουσιν ἀπὸ τοῦ οὐρανοῦ, ἀλλ’ οὐχ οὕτως ἐστίν, βασιλεῦ, ἀλλ’ ἡμεῖς ἐσμέν. καὶ πίπτομεν ἐπὶ τὴν γῆν διὰ τὴν ἀσϑένειαν ἡμῶν καὶ ἐν τῷ μηδαμόϑεν ἔχειν²⁵ ἀντιλέγειν καταπίπτομεν ὡς ἀστραπαὶ ἐν ἀωρίᾳ καὶ αἰφνηδίως. καὶ πόλεις καταφλέγομεν καὶ ἀγροὺς ἐμπυρίζομεν. οἱ δὲ ἀστέρες τεϑεμελιωμένοι²⁶ εἰσὶν ἐν τῷ οὐρανῷ ὥσπερ ὁ ἥλιος καὶ σελήνη», καὶ ταῦτα ἀκούσας ἐγὼ Σολομὼν ἐκέλευσα φρουρεῖσϑαι τὸν δαίμονα ἄχρι ἡμερων ̅ε̅. μετὰ δὲ τὰς ̅ε̅ ἡμέρας ἐπεκαλεσάμην τὸν γηραιὸν ἔμπροσϑέν μου. καὶ ἐλϑὼν πρός με ὁ ἄνϑρωπος κατὰ πένϑος καὶ μεμελαμένῳ τῷ προσώπῳ αὐτοῦ, καὶ λέγω πρὸς αὐτόν· «εἰπέ, πρεσβύτα, ποῦ ἐστὶ ὁ υἱός σου καὶ τί τὸ σχῆμα τοῦ προσώπου σου»; ὁ δὲ ἔφην·"ἰδοὺ, κύριε, ἄπαις ἐγενόμην καὶ ἀνέλπιστα τάφῳ υἱοῦ παρακαϑέζομαι, ἤδη γὰρ ἡμέρας δύο νεκροῦ γεγονότος», ἐγὼ δὲ Σολομών, ἀκούσας ταῦτα καὶ γνούς, ὅτι ἀληϑῆ εἰσὶν ὁ ἔφη μοι ὁ δαίμων Ὀρνίας, καὶ ἐδόξασα τὸν ϑεὸν Ἰσραήλ. (13) καὶ (ἡ βασίλισσα Νότου) εἶδε τὸν οἶκον κυρίου οἰκοδομούμενον, ἐχαρίσατο ἐν τῷ ναῷ κυρίου χρυσίου καὶ ἀργυρίου καὶ χαλκοῦ ἐκλεκτοῦ λίτρας μυριάδας ̅ρ̅. καὶ εἰσῆλϑεν εἰς τὸν ναὸν καὶ εἶδε τὸ ϑυσιαστήριον καὶ τοὺς ἀναφόρους τοὺς χαλκοὺς τοῦ ϑυσιαστηρίου καὶ τοὺς ἀναφόρους λίϑους τῶν λύχνων ἐξαστράπτοντας ἐκ διαφόρων χρημάτων καὶ λύχνη τοῦ λίϑου καὶ σμαράγδου καὶ ἰακίνϑου καὶ σαμφύρου καὶ τὰ σκεύη τὰ χρυσᾶ καὶ τὰ ἀργυρᾶ καὶ χαλκᾶ καὶ ξύλινα καὶ ἐκ δερμάτων ἁπλώματα ἠρυϑρηδανομένων. εἶδε καὶ τὰς βάσεις τῶν κιόνων τοῦ ναοῦ κυρίου ὑπο χαλκοῦ βαισιδώτου πλοκῆ περιπεπλεγμένων, εἶδε δὲ καὶ ϑάλασσαν τὴν χαλκήῆ, ἣν ἐποίησα εἰς τὸ μῆκος ἔχουσα[ν] σταδίους καὶ ἐπὶ στάδιον καὶ τοὺς ̅ι̅Ϟ̅ ταύρους, καὶ ἦσαν οἱ ἐργαζόμενοι εἰς τὸν ναὸν κυρίου οἱ πάντες χρυσίου ἑνὸς χωρὶς τῶν δαιμόνων ὧν κατέκρινα ἐργάζεσϑαι. καὶ ἦν εἰρήνη κύκλῳ τῆς βασιλείας μου ἐπὶ πάσαν τὴν γῆν. ἐν ταύταις δὲ ταῖς ἡμέραις ἀπέστειλέν με ἐπιστολὴν ὁ βασιλεύς Ἀράβων Ἀδάρκης ὀνόματι. ἡ δὲ γραφὴ τῆς ἐπιστολῆς ἔγραφεν οὕτως· «βασιλεῖ τῷ Σολομῶντι χαίρειν. ἰδοῦ ἠκούσαμεν καὶ ἀκουστὰ γέγονεν πάντα τὰ πέρατα τῆς γῆς τῇ ἐν σοὶ δεδομένῃ σοφίᾳ, καὶ ὅτι ἄνϑρωπος ἐλεήμων παρὰ ϑεῷ εἶ σύ, (καὶ σύνεσις ἐδόϑη σοι) ἐπὶ πάντων τῶν πνευμάτων ἀερίων τε καὶ ἐπιγείων καὶ καταχϑονίων. ἐπειδὴ πνεῦμα πάρεστιν ἐν τῇ χώρᾳ τῆς Ἀραβίας τοιὸν δὲ· ἐν τῷ ἑωϑινῷ ἔρχεται τις αὔρα ἀνέμου ἕως ὡρῶν ̅γ̅ καὶ ἡ πνοὴ αὐτοῦ δεινὴ καὶ χαλεπὴ καὶ ἀποκτείνει ἀνϑρώπους καὶ κτήνη, καὶ οὐ δυνάμεϑα οὐδεμίᾶ πνοῇ ζῶντες ἐπὶ τῆς γῆς ζῆσϑαι ἀπὸ τὴν δύναμιν τοῦ πνεύματος ἐκείνου, δέομαι σου, ἐπειδὴ ὡς ἄνεμός ἐστιν τὸ πνεῦμα, σόφισε δὴ κατὰ τὴν δὲδομένην σοφίαν ὑπὸ κυρίου τοῦ ϑεοῦ σου καὶ καταξίωσον ἀποστεῖλαι δύναμιν καὶ ἄνϑρωπον συλλαβέσϑαι αὐτό. καὶ ἰδοὺ ἐγὼ ἔσομαι, βασιλεῦ Σολομών, καὶ πᾶς ὁ λαός μου καὶ ἡ γῆ μου ἅπασα δοῦλοί σου ἕως ϑανάτου καὶ εἰρηνεύσει πᾶσα Ἀραβία, ἐὰν τὴν δικαιοσύνην ταύτην ποιήσεις πρὸς ἡμᾶς, δι’ ὃ δεόμεϑά σου, μὴ παράβλέψῃς τὴν ἰκεσίαν ἡμῶν, ὅτι σου οἰκέται ἐσμέν ἐγὼ καὶ ὁ λαός μου καὶ πᾶσα ἡ γῆ μου, ἐρρῶσϑαι τὸν ἐμὸν κύριον (13^ν) ἀεὶ διὰ παντός». ἐγὼ δὲ Σολομών, ἀναγνοὺς τὴν ἐπιστολὴν ταύτην, ἀπέδωκα τῷ λαῷ μου εἰπόντος· «μετὰ ̅ζ̅ ἡμέρας ὑπομνήσατέ με περὶ τῆς ἐπιστολῆς ταύτης». καὶ ἦν Ἱερουσαλὴμ οἰκοδομουμενη καὶ ὁ ναὸς συνεπληροῦτο. καὶ ἦν λίϑος ἀκρογωνιαῖος κείμενος μέγας ἐκλεκτός, ὅντινα ἐβουλόμην ϑῆναι εἰς τὴν κεφαλὴν τῆς γωνίας τῆς συμπληρώσεως τοῦ ναοῦ τοῦ ϑεοῦ. καὶ πάντες οἱ τεχνῖται καὶ πάντες οἱ δαίμονες οἱ συνυπεργοῦντες ἦλϑον ἐπὶ τὸ αὐτὸ ὥστε ἀναγαγεῖν τὸν λίϑον καὶ ϑεῖναι αὐτὸν ὑπὸ τὸ πτερύγων τοῦ ναοῦ τοῦ ἱεροῦ καὶ οὐκ ἴσχυσαν σαλεῦσαι αὐτόν, ἦν γάρ ὁ λίϑος ἐκεῖνος πάνυ μέγας καὶ χρήσιμος εἰς τὸ τεϑῆναι ἐπὶ τῆς γωνίας τοῦ ἱεροῦ, καὶ μετὰ τὰς ἑπτὰ ἡμέρας ἐμνήσϑην τῆς ἐπιστολῆς Ἀδάρκου βασιλέως Ἀράβων καὶ ἐπεκαλεσάμην τὸν παιδί μου καὶ εἶπον αὐτῷ· «ἐπίσαξον τὸν κάμηλόν σου καὶ λαβὲ μετά σου ἀσκόν, λαβὲ δὲ καὶ τὴν σφραγῖδα ταύτην καὶ ἄπελϑε εἰς τὴν Ἀραβίαν ἐπὶ τὸν τόπον, ἐν ᾧ τὸ πονηρὸν πνεῦμα πνέει, καὶ κρατήσας τὸν ἀσκὸν ἐπιτηδείως εἰς τὸν τόπον, ὅϑεν ἐξέρχεται ἡ πνοὴ τοῦ δαίμονος, ὁμοίως δὲ τὸ δακτυλίδιον. καὶ ἐν τῷ πνευματωϑῆναι τὸν ἀσκὸν τότε συνήσεις, ὅτι ὁ δαίμων ἐστίν, καὶ σπουδῇ περιδήσας τὸ στόμα τοῦ ἀσκοῦ σφράγισον αὐτὸν μὲ τὸ δακτυλίδιον καὶ ἐπίσαξον αὐτὸν ἐπὶ τὸν κάμηλον καὶ ἐλϑὲ πρὸς ἡμᾶς. καὶ ἐὰν κατὰ τὴν ὁδὸν τάξηταί σοι χρυσίον ἢ ἄργυρον, ὅπως ἀπολύσῃς αὐτόν, βλέπε μὴ πεισϑῇς καὶ ἀπολόσῇς αὐτόν. συνταξον δὲ αὐτοῦ ἄνευ ὄρκου, καὶ ἐὰν ὑποδείξῃ σοι τόπον ἔχοντα χρυσίου καὶ ἀργυρίου, σημειωσάμενος τοὺς τόπους, [σ]φράγισαι τὸν τόπον τοῦ χρήματος καὶ αὐτὸν ἄγαγέ μοι ὦδε. ἤδη ἄπελϑε ἡγιαίνων». τότε ὁ παῖς τὰ ἐντελόμενα ἐποίησεν καὶ ἐπέσαξεν τὸν κάμηλον καὶ ἔϑηκεν τὸν ἀσκὸν ἐπὶ τὸν κάμηλον καὶ ἐπορεύϑη εἰς τὴν Ἀραβίαν, καὶ οἱ ἄνϑρωποι τοῦ τόπου ἐκείνου ἀπίστουν, εἰ ἄρα τὸ πνεῦμα τὸ πονηρὸν δυνήσεται συλλαβέσϑαι. ὄρϑρου δὲ γενομενου ἀναστὰς ὁ οἰκέτης ἔστη κατενώπιον τοῦ πνεύματος τῆς πνοῆς καὶ ἔϑηκεν τὸν ἀσκὸν ἐπὶ τὸ ἔδαφος καὶ τὸ δακτυλίδιον (14) ἐπὶ τὸ στόμα τοῦ ἀσκοῦ. καὶ ἐπνευματώϑη ὁ ἀσκός. ὁ δὲ παῖς συντόμως ἔδησεν τὸ στόμα τοῦ ἀσκοῦ ἐπὶ τῷ ὀνόματι κυρίου Σαβαὼϑ καὶ ἔμεινε ἔσω ὁ δαίμων ἐν τῷ ἀσκῷ, καὶ μετὰ τοῦτο ἔμεινὲν ὁ παῖς ἐν τῇ χώρᾳ ἐκείνῃ ἡμέρας τρεῖς εἰς ἐπίδειξιν. καὶ οὐκέτι ἔπνευσεν τὸ πνεῦμα πλεῖον ἐν τῇ χώρᾳ ἐκείνῃ, καὶ ἔγνωσαν πάντες οἱ Ἄραβες, ὅτι ἀσφαλῶς συνέκλεισεν τὸ πνεῦμα, τότε ἐπίσαξεν τὸν ἀσκὸν ὁ παῖς ἐπὶ τὸν κάμηλον. καῖ ἐξαπέατειλαν τὸν παῖδα οἱ Ἄραβες μετὰ τιμῆς πολλῆς καὶ δῶρα πολλὰ ἐδωρογόρησαν τὸν παῖδα, ἐπαίνους καὶ δόξαν πεμψάμενοί μοι. ὁ δὲ παῖς εἰσήγαγεν τὸν ἀσκὸν καὶ ἐστηκεν αὐτὸν εἰς τὸ μέσον τοῦ ναοῦ. τῇ δὲ ἐπαύριον ἐλϑὼν ἐγὼ, Σολομών, εἰς τὸν ναὸν τοῦ ϑεοῦ, ἤμην ἐν λύπῃ πολλῇ περὶ τοῦ λίϑου τοῦ ἀκρογωνιαίου, καὶ ἐν τῷ εἰσέρχεσιϑαί μοι εἰς τὸν ναὸν κυρίου, ἀναστὰς ὁ ἀσκὸς πεφυσημένος ἐπεριεπάτησεν ἑπτὰ βήματα καὶ ἐλϑὼν ἔμπροσϑέ[ν] μου ἔπεσεν ἔμπροσϑέν μου κύπτον²⁷ τὸ στόμα τοῦ ἀσκοῦ ἐπὶ τὴν γῆν καὶ ἐπροσκόνησέ μοι. ἐγὼ δὲ ταῦτα ϑεωρήσας ἐϑαύμασα, ὅτι καὶ ἐν άσκῷ δεδεμένος ὁ δαίμων δύναμιν ἔσχεν καὶ ἐπεριεπάτει. ἐγὼ δὲ ἐκέλευσα αὐτὸν ἀναστῆναι. καὶ ἀνέστη ὁ ἀσκὸς καὶ ἔστη ἐν τοῖς ποσὶν πεφυσημένος. καὶ ἐπηρώτησα αὐτὸν λέγων· «εἰπέ μοι, τίς εἶ»; καὶ ἔφη ἔσωϑεν τὸ πνεῦμα· «ἐγώ εἰμι ὁ δαίμων ὁ λεγόμενος Ἐφίππας, ὃ ἤμην ἐν τῇ Ἀραβίᾳ. ἐγὼ δὲ εἶπον αὐτῷ· «ποίῳ ἀγγέλῳ καταργεῖσαι»; ὁ δὲ εἶπεν· «ὁ μονάρχης ϑεὸς ὁ ἔχων ἐξουσίαν κατ’ ἐμοῦ ὁ καὶ μέλλων ἐκ παρϑένου τίκτεσϑαι καὶ ὑπὸ Ἰουδαίων μέλλει σταυρωϑῆναι ἐπὶ ξύλου, ὃν προσκυνοῦσιν ἄγγελοι ἀρχάγγελοι, ἐκεῖνός με καταργεῖ καὶ ἀτονεῖ μου τὴν πολλήν μου δύναμιν τῆς δοϑείσης μου ὑπὸ τοῦ πατρός μου τοῦ διαβόλου», ἐγὼ δὲ λέγω πρὸς αὐτόν· «τί δύνασαί μοι ποιῆσαι»; ὁ δὲ ἔφη· «ἐγὼ δυνατός εἰμι ὄρη σαλεῦσαι, οἰκίας βασιλείων καταλαβεῖν, δένδρα ἀπέταλλα ξηραίνω». καὶ εἶπον αὐτῷ· «δύνασαι ἐπάραι τὸν λίϑον τοῦτον καὶ ϑέσαι αὐτὸν εἰς τὴν ἀρχὴν τῆς γωνίας ταύτης τῆς οὔσης ἐν τῇ εὐπρεπείᾳ τοῦ ναοῦ»; ὁ δὲ ἔφη· «δύνομαι καὶ τοῦτον ἐπάραι καὶ τὸν κίοναν τὸν ἐν τῷ βυϑῷ τῆς ϑαλάσσης (14^ν) τῆς Ἐρυϑρᾶς ϑαλάσσης, ὅνπερ βαστάζει ἕτερος δαίμων φολάττων αὐτὸν ἐκεῖ ἕως τὴν σήμερον, καὶ αὐτὸν ϑέσω ὅπου βούλῃ ἐν Ἱερουσαλήμ», ταῦτα εἰπών, ἐπέδειξα αὐτοῦ τὸν λίϑον, ὁ δὲ ἀσκὸς ἐγένετο ὡσεὶ ἐκφυσηϑεὶς καὶ διέζωσεν ἑαυτὸν καὶ ἐπῇρε τὸν λίϑον ἐπάνω τοῦ ἀσκοῦ. καὶ ἀνῆλϑεν ὁ ἀσκὸς τὰς σκάλας βαστάζων τὸν λίϑον καὶ ἔϑηκεν αὐτὸν εἰς τὴν ἄκραν τῆς εἰσόδου τοῦ ναοῦ. ἐγὼ δὲ Σολομών, ἰδὼν τὸν λίϑον ἐπηρμένον καὶ τεϑεμελιωμένον, ἐϑαύμασα καὶ εἶπον· «ἀληϑῶς ἡ γραφὴ εἶπεν – «λίϑον, ὃν ἀπεδοκίμασαν οἱ οἰκοδομοῦντες, οὐτος ἐγενήϑη εἰς κεφαλὴν γωνίας» – ὅτι τοῦ ϑεοῦ τὸ ϑέλημά ἐστιν τῷ δώσαντι τὴν ἰσχὺν δαίμονος [ἐ]πάραι λίϑον τοσοῦτον μέγεϑος καὶ ἀποτεϑῆναι εἰς τὸν τόπον ὃν ἐβουλόμην». καὶ ἀπελϑὼν ὁ Ἐφίππας ἀνήγαγεν τὸν δαίμοναν καὶ τὸν κίοναν ἀμφότεροι βαστάζοντες ἀπὸ τῆς Ἀραβίας, ὡς δὲ ἐϑεασάμην τὸν κίοναν φέροντες εἰς ὕψος τοῦ ἀέρος βαστάζοντες πάντες οἱ ϑεωροῦντες τὸ ϑαῦμα ἐξεπλάγησαν. ἐγὼ δὲ κατασοφισάμενος, ὅτι τὰ δύο πνεύματα ταῦτα ἠδύναντο ὅλην τὴν οἰκουμένην σαλεῦσαι ἐν ρυπῇ, περιεσφράγισα ἔνϑεν καὶ ἔνϑεν μετὰ τοῦ δακτυλιδίου καὶ εἶπον πρὸς τοὺς δαίμονας· «ἐπ’ ὀνόματος κυρίου Ἰσραὴλ ϑεοῦ Σαβαὼϑ στῆτε, δαίμονες, μετὰ τοῦ κιονίου εἰς τὸ ὕψος τοῦ ἀέρος ἐν τῷ τόπῳ τούτῳ, βαστάζοντες τὸν κίονα ἕως τῆς συντελείας τοῦ αἰῶνος». καὶ ἔμειναν τὰ πνεύματα εἰς τὸν τόπον βαστάζοντες τὸν κίοναν ἕως καὶ τὴν σήμερον εἰς ἀπόδειξιν τῆς δεδομένης μοι σοφίας, καὶ ἦν κρεμάμενος ὁ κίονας ἐν μεγέϑει φρικτῷ εἰς τὸν ἀέρα ὑπὸ τῶν πνευμάτων βασταζόμενος, φερόμενος ὡς ὑπὸ λοξήγον οὐχὶ ὀρϑῶς καὶ ἔστιν ἕως καὶ τὴν σήμερον, καὶ ἐγὼ Σολομὼν ἔπηρώτησα τὸ ἕτερον τὸ ἐν τῇ ἐν Ἀραβίᾳ τῆς Ἐρυϑρᾶς ϑαλάσσης· «σὺ τίς καλείσαι καὶ τί σοῦ ἡ ἐργασία, ὅτι πολλὰ ἀκούω παρὰ σου»; ὁ δὲ δαίμων ἐφη· «ἐγώ, βασιλεῦ, καλοῦμαι Ἀβεζεβιϑοῦ καὶ ποτε ἐκαϑεζόμην ἐν τῷ πρώτῳ οὐρανῷ, οὗ τὸ ὄνομα τοῦ ἀγγέλου τοῦ καταργοῦντός με Ἀβελούϑ. ἐγώ εἰμι χαλεπὸν (15) πνεῦμα πτερωτὸν καὶ μονόπτερον, πολλὰ κακὰ ἐνεργῶν, ὅϑεν ἐγώ εἰμι, ὅταν ὁ Μωϋσῆς εἰσήρχετο εἰς Φαραῶ βασιλέως Αἰγύπτου, σκληρύνων αὐτοῦ τὴν καρδίαν. ἐγώ εἰμι ὃν ἐπικαλοῦντο Ἰανὴς καὶ Ἰαμβρὶς οἱ μαχόμενοι τῷ Μωϋσῇ ἐν τοῖς τέρασι καὶ τοῖς σημείοις», εἶπον δὲ ἐγὼ αὐτῷ· «πώς οὖν εὑρέϑης ἐν τῇ Ἐρυϑρᾷ ϑαλάσσῃ»; ὁ δὲ λέγει μοι· «ἐν τῇ ἐξόδῳ τῶν υἱῶν Ἰσραὴλ ἐγὼ ἔσκλήρουν τὴν καρδίαν Φαραῶ καὶ ἀνεπτέρωσα αὐτοῦ τὴν καρδίαν καὶ τῶν ϑεραπόντων αὐτοῦ καὶ ἐποίησα αὐτούς, ὅπως καταδιώξουσιν ὀπίσω τῶν υἱῶν Ἰσραήλ, καὶ συνεκολούϑησεν Φαραὼ καὶ πάντες οἱ Αιγύπτιοι, τότε ἐγὼ παρήμην ἔκεῖ καὶ ἔσυνηκολούϑησάν με. καὶ ἀνήλϑομεν ἅπαντες ἒν τῇ Ἐρυϑρᾷ ϑαλάσσῃ. καὶ ἒγένετο ὅτε διεπέρασαν υἱοὶ Ἰσραήλ, ἐπαναστραφέν τὸ ὕδωρ ἔκάλυψεν πᾶσαν τὴν παρεμβολὴν τῶν Αἰγυπτίων καὶ πᾶσαν τὴν δύναμιν αὐτῶν, εὑρέϑην οὖν ἐγὼ ἐκεῖ καὶ ἒκάλυψέν με τὸ ὕδωρ καὶ ἔμεινα ἐν τῇ ϑαλάσσῃ τηρούμενος ὑποκάτω τοῦ κίονος τούτου ἕως τὴν σήμερον. ὡς δὲ ἦλϑεν Ἐφίππας πεμφϑεὶς παρά σου ἐν ἀγγείῳ ἀσκοῦ ἐγκλεισϑεὶς καὶ ἀνεβίβασέν με πρός σε», κἀγὼ Σολομών, ἀκούσας ταῦτα, ἐδόξασα τὸν ϑεὸν καὶ ὄρκισα τοὺς δαίμονας, ὥστε μὴ παρακοῦσαί μου ἀλλὰ μεῖναι βαστάζοντες τὸν κίοναν. καὶ ὤμοσαν ἀμφότεροι λέγοντες· «ζῇ κύριος ὁ ϑεός, ὅς παρέδωκεν ἡμᾶς ὑποχειρίους σου, οὐ μὴ ἀπαϑώμεϑα τὸν στύλον τοῦτον ἐπὶ γῆς ἕως τῆς συντέλείας τοῦ αἰῶνος. εἰς δ’ ἂν ἡμέραν πέσῃ ὁ λίϑος οὗτος, τότε ἔσται ἡ συντέλεια τοῦ αἰῶνος». ἐγὼ δὲ Σολομὼν ἐδόξασα τὸν ϑεὸν καὶ ἐκόσμησα τὸν ναὸν κυρίου πάσῃ εὐπρεπείᾳ. καὶ ἤμην εὐϑυμῶν ἐν τῇ βασιλείᾳ μου καὶ εἰρήνη ἐν ταῖς ἡμέραις μου. ἐγὼ δὲ ἔλαβον γυναῖκας εἰς ἀνάπαυσίν μου ἀπὸ πάσας χώρας ὧν οὐκ ἦν ἀριϑμός. καὶ ἐπορεύϑην πρὸς τοὺς Ἰεβουσαίους καὶ εἶδον ἐκεῖ ϑυγατέραν ἀνϑρώπου Ἰεβουσαίαν καὶ ἠγάπησα αὐτὴν σφόδρα ὡς πολλὰ ὡραίαν οὐσαν. καὶ ἐζήτησα αὐτὺν ἵνα μου γυναίκαν μετὰ τῶν ἑτέρων γυναικῶν καὶ εἶπον πρὸς τοὺς ἱερεῖς αὐτῶν·"δότε μοι τὴν παῖδα ταύτην εἰς γυναῖκά μου», καὶ (15^ν) εἶπον πρὸς με ἱερεῖς τοῦ Μολόχ, διότι εἴδωλα ἐσεβόντισαν· «ἐὰν ἀγαπᾷς τὴν παρϑένον, εἴσελϑε δὲ καὶ προσκύνησαν τοὺς ϑεοὺς ἡμῶν τῷ μεγάλῳ ϑεῷ ἡμῶν Ραφὰν καὶ Μολὸχ καὶ λαβὲ αὐτήν», ἐγὼ δὲ, φοβηϑεὶς τὴν δόξαν τοῦ ϑεοῦ ἡμῶν, οὐκ ἠϑέλησα προσκυνῆσαι ἀλλ’ εἶπον αὐτοῖς· «κἀγώ οὐ προσκυνῶ ϑεῷ ἀλλοτρίῳ, καὶ τίς δὲ ὑπόϑεσις, ὅτι τοῦτό με ἀναγκάζετε ποιῆααι»; οἱ δὲ εἶπον «ἵνα ὁμοιωϑῇς τῶν πατέρων ἡμῶν», ἐμοῦ δὲ πυϑομένου ὁτι οὐδαμὴ προσϑύσω ϑεοῖς ἀλλοτρίοις, αὐτοὶ παρήγγειλαν τὴν παρϑένον τοῦ μὴ κοιμηϑῆναί μοι, ἐὰν μὴ πεισϑῶ ϑῦσαι τοῖς ϑεοῖς αὐτῶν. κἀγὼ οὖν ὁ δόλιος καὶ πανάϑλιος κινούμενου μου πικροῦ καὶ ἀσῳτου βέλους τοῦ ἔρωτος τῆς κόρης, ἔδωκα ἐπίσχυσιν. καὶ ἔφερέν μοι ̅ε̅ ἀκρίδας λέγων μοι· «λάβε ταύτας τὰς ἀκρίδας καὶ σὑντριψον αὐτὰς ἐπ’ ὀνόματι τοῦ ϑεοῦ Μολὸχ καὶ Ραφὰ καὶ κοιμηϑήσομαι μετά σου», ὅπερ καὶ ἐτέλεσα ἐγὼ τὴν ἀπώλειαν ταύτην. καὶ ταῦτα ποιήσας ὁ ἀϑλιος, εὐϑὺς ἀπέστη ἀπ’ ἐμοῦ τὸ πνεῦμα τὸ ἅγιον τοῦ ϑεοῦ καὶ ἅπασα ἡ δόξα καὶ ἡ σοφία καὶ ἐγενόμην ἀσϑενής, καὶ τὰ ρήματά μου ὡς ἡ λῆρος, ἐξ οὗ καὶ ἠναγκάσϑην παρ’ αὐτοῖς κτίσαι ναὸν τῶν εἰδώλων Τηβὰλ καὶ Ραφὰ καὶ τὸν Μολὸχ καὶ τῶν λοιπῶν εἰδώλων, ὅπερ ἐγὼ ὁ δύστηνος κατηργασάμην ἅπαντα, καὶ τελείως ἀπέστη ἀπ’ ἐμοῦ ἡ δόξα τοῦ ϑεοῦ καὶ ἐσκοτίσϑη τὸ πνεῦμά μου καὶ ἐγενόμην γέλως τοῖς εἰδώλοις καὶ παίγνιον τοῖς δαίμοσιν. διά γὰρ τοῦτο ἀπέγραψα ταύτην μου τὴν διαϑήκην, ἵνα οἱ ἀκούοντες εὔχησϑέ μοι ὅπερ ρυσϑῶ τοῦ σκότους καὶ τῆς κολάσεως τῆς πικρᾶς ὡς ϑεῷ παρήκωος καὶ προσέχητε ὀφείλην τοῖς ἀνϑρώποις τοῖς ἐσχάτοις τὰ μάλλον ἥ τοῖς πρώτοις ἵνα εὕρητε χάριν εἰς τοὺς αἰῶνας, ἀμήν.

Περὶ τοῦ Σολομῶντος.

Ὁ Σολομὼν υἱὸς Δαβὶδ ἐγένετο ἐκ τῆς τοῦ Οὐριου γυναικός. ἐγένετο δὲ οὕτως, ἐσκέψατο Δαβὶδ ὁ βασιλεὺς τὴν τοῦ Οὐριου γυναῖκα ἐν τῷ βαλανίῳ γυμνὴν καὶ ἐμβατεύσας ὁ σατανᾶς εἰς τὴν καρδίαν αὐτοῦ ἔρωτα ἐπιϑυμίας ἐμοίχευσεν αὐτὴν καὶ οὐ μόνον τὸ τῆς μοιχείας ἔργον εἰργάσατο, ἀλλὰ καὶ φονεῦσαι προήχϑη τὸν Οὐρίαν τὸν ἄνδρα τῆς μοιχευϑείσης. ὁ ἀγαπητὸς τοῦ ϑεοῦ ὁ μέγας προφήτης ὁ ἐκλεκτὸς τοῦ ϑεοῦ ὁ μέγιστος τοῖς πᾶσιν ὁ τῆς ψαλμωδίας καλλωπισμὸς ὁ μεγαλώνυμος ϑεοπάτωρ ὁ τῆς παλαιᾶς καὶ νέας διαϑήκης σημειοφόρος ἠπατήϑη γὰρ παρὰ τοῦ Βελιὰρ καὶ ἀρχεκάκου ἐχϑροῦ, ἠπατήϑη γὰρ ὡς ὁ πρωτόπλαστὸς ἐκείνος Ἀδάμ. ἐφονεύϑη δὲ Οὐρίας ἀποστειλεὶς παρὰ τοῦ Δαβὶδ εἰς τὸν πόλεμον καὶ ταχϑεὶς βουλήσει αὐτοῦ καὶ ϑελήσει εἰς τὸ ἔμπροσϑεν τοῦ πολέμου, ὅπως καταληφϑεὶς μόνος καὶ μὴ ἔχων τὸν βοηϑοῦντα φονευϑῇ, ὅπερ δὴ καὶ γέγονεν, πρὸ δὲ τοῦ ταῦτα γενέσϑαι ἠλϑεν ἄγγελος κυρίου εἰς Ναϑὰν τὸν προφήτην λέγων αὐτῷ· «ἄπελϑε εἰς τὸν Δαβὶδ τὸν βασιλέα τὸν προφήτην καὶ δίδαξον αὐτὸν τοῦ μὴ ποιῆσαι (367^v) τὰ ἄϑεσμα ἔργα τοῦ σατανᾶ», ἐξελϑὼν δὲ ὁ Ναϑὰν ἄπεισι πρὸς τὸν Δαβὶδ καὶ ἐνεμποδίσϑη παρὰ τοῦ Βελιάρ. εὗρε γὰρ ὁ διάβολος ἄνϑρωπον ἐσφαγμένον γυμνὸν καὶ ἄρας αὐτὸν ἔϑηκεν τῇ ὅδῷ τοῦ Ναϑάν. ἰδὼν δὲ τὸν νεκρὸν ἄνϑρωπον ὁ Ναϑὰν ἐβουλήϑη ϑάψαι αὐτόν, καὶ ἐν τῷ ϑάπτειν ἐπλήρωσεν ὁ Δαβὶδ τὰ ἄϑεσμα ἔργα τοῦ σατανᾶ· καὶ ἐπιγνοὺς τοῦτο Ναϑὰν ὁ προφήτης ἐϑρήνει πικρῶς καὶ ἔλεγεν· «δι· ἐμὲ γέγονε τοῦτο τὸ ἁμάρτημα». καὶ πάλιν ἐλϑὼν ὁ ἄγγελος πρὸς αὐτὸν ἔλεγε· «διὰ σοῦ γέγονε τὰ πτῶμα, διὰ σοῦ ἔσται καὶ ἡ διόρϑωσις. ἄπελϑε τοίνυν καὶ ἔλεγξον αὐτῷ τὴν ἀνομίαν», καὶ λέγει Ναϑὰν πρὸς τὸν ἄγγελον· «πῶς ἐγὼ πένης ὢν ἐλέγξω βασιλέα»; ὁ δὲ ἄγγελός φησι πρὸς αὐτόν·"ἐγὼ ἔσομαι μετὰ σου. σὺ ἀνάγγειλον, ἐγὼ δὲ τὸν φόβον φέρω εἰς αὐτόν», καὶ ἀπελϑὼν Ναϑὰν πρὸς τὸν Δαβὶδ προσεκύνησεν αὐτῷ καὶ εἶπε· «δέσποτα βασιλεῦ, δίκην ἔχω μετά τινος καὶ ἦλϑον τοῦ εἰπεῖν πρός σε ταύτην». ὁ δὲ βασιλεὺς πρὸς αὐτὸν λέγει· «τις ἐστὶν ἡ δίκη αὕτη»; ὁ δὲ Ναϑὰν παραβολικῶς ἔλεγε· «δεσπότην ἔχω τὸν δεσπόζοντά με, καὶ κεκτηται ἀμνάδας ἐκατὸν καὶ εὐφραίνεται μετ’ αὐτῶν, (368) ἐγὼ δὲ κέκτημαι ἀμνάδα μίαν, καὶ ἔλαβεν αὐτὴν ἀπ’ ἐμοῦ ὁ τὰς ἑκατὸν ἔχων καὶ κατέφαγεν αὐτήν», τότε ἔγνω ὁ Δαβὶδ τὸ σκευασϑὲν αὐτῷ δράμα καὶ ἀναστὰς ἐκ τῆς κλίνης αὐτοῦ στενάξας πικρῶς μετὰ δακρύων ἔλεγεν· «ἐγώ εἰμι ὁ ταῦτα διαπραξάμενος». καὶ ἤρξατο κατανυκτικῶς λέγειν τὸν πεντηκοστὸν ψαλμόν. καὶ ὁ Ναϑὰν πρὸς αὐτὸν «καὶ ἀφείλετο λοιπὸν κύριος ὁ ϑεὸς τὸ ἁμάρτημά σου».

Ἔτεκε Δαβὶδ τὸν Σολομῶντα ἐκ τῆς τοῦ Οὐρίου καὶ ἔλαβε τὴν βασιλείαν τοῦ πατρὸς αὐτοῦ Δαβὶδ καὶ ἦν ἐληλακὼς εἰς ἄκρον σοφίας καὶ φρονήσεως καὶ ἡ σειρὰ τῆς γενεαλογίας αὐτοῦ κατήντησε μέχρι καὶ τῆς ϑείας σαρκώσεως τοῦ κυριου ἡμῶν Ἰησοῦ Χριστοῦ, ἐπεί ἐστι καὶ αὐτὸς ἐκ φυλής μᾶλλον δὲ ἐξ ὀφύος τοῦ ϑεοπάτορος Δαβὶδ, ἵνα καὶ ἡ προφητικὴ ρῆσις πληρωϑῇ ἡ λέγουσα· «οὐκ ἐκλείψει ἄρχων ἐξ Ἰούδα οὐδὲ ἡγούμενος ἐκ τῶν μηρῶν αὐτοῦ ἕως οὗ ἔλϑῃ ὃ ἀπόκειται». ἡ σοφία δὲ Σολομῶντος ὁμοία ἦν τῇ σοφίᾳ τοῦ πρώτου ἐκείνου ἀνϑρώπου Ἀδάμ. ἐπαιδεύϑη ταύτην τὴν σοφίαν τὴν μὲν τοῦ ϑαυμασίου Σιράχ, τὴν δὲ παρὰ τῆς ἄνω προνοίας. τούτου δὲ τὴν σοφίαν ἐμφαίνων ὁ κύριος ἐν τοῖς εὐαγγελίους ἔλεγε, ὅτι οὐδὲ σοφία (368^v) Σολομῶντος ὑψηλοτέραν οἶμαι τῶν ἄλλων, ταύτην κρίνας ὥσπερ δῆτα καὶ ἦν. ταύτῃ τῇ σοφίᾳ ϑαρρήσας ὁ ϑαυμάσιος Σολομῶν ἐβουλήϑη ἀνεγεῖραι οἶκον κυρίῳ τῷ ϑεῷ περικαλλῆ καὶ κρείττονα πάντων τῶν ἀναϑημάτων τῶν ἐπὶ τῆς γῆς. ἐγένετο δὲ καὶ ἀνεγείρετο ὁ οἶκος κυρίου τοῦ ϑεοῦ ϑελήσει καὶ σοφίᾳ καὶ δημιουργίᾳ ϑεοῦ διὰ τοῦ σοφοῦ Σολομῶντος καὶ τῆς τούτου προϑυμίας, ἀνήγειρε τοίνυν μετὰ μεγάλης εὐπρεπείας τὸν τοιοῦτον ναὸν αὐτός τε καὶ οἱ παῖδες αὐτοῦ.

Ἔσχε δὲ ἕνα ἀπὸ πῶν παίδων αὐτοῦ ποϑεινότατον παρὰ πάντας. τὰ γάρ σιτία καὶ τὰς τροφὰς καὶ τὰ ἱμάτια ἐπὶ τὸ διπλοῦν παρεῖχεν αὐτῷ. ἦν δὲ ὁ τοιοῦτος παῖς ἀηδὴς τῇ ὄφει καὶ τὸ πρόσωπον ἀκαλλώπιστος, καὶ ἐλυπεῖτο βλέπων αὐτὸν οὕτως ἔχοντα ὁ Σολομών, ἐν μιᾷ δὲ τῶν ἡμερῶν φησί πρὸς αὐτόν· «πῶς οὕτως ἀηδῶς ἐχεις; τί σὲ τῶν παρόντων λυπεῖ; μὴ οὐ λαμβάνεις τὰ πάντα διπλᾶ παρ’ ἐμοῦ»; καὶ ὁ παῖς φησί πρὸς τὸν βασιλέα· «τὰ μὲν σιτία, δέσποτα βασιλεῦ, ἅπερ μοι παρέχεις, πάντα καταναλίσκω, οὐκ εὐφαίνει δὲ ἀπὸ τούτων οὐδέν. καταλαμβάνει γὰρ ἐπ’ ἐμὲ διὰ τῆς νυκτὸς δαιμόνων πονηρὸν καὶ ἀκάϑαρτον καὶ ὑποπιάζει καὶ ἐκϑλίβει τὸ ἄκρον τοῦ δακτύλου μου καὶ ἀπεργάζεται (369) τὴν ὄψιν μου τοιαύτην οἵαν ὁρᾷς ἀηδῆ καὶ σκηπτώπην». ἀκούσας δὲ τὸ ρῆμα τοῦτο ὁ Σολομὼν ἐποίησεν ὑπὲρ τούτου ἔντευξιν καὶ παράκλησιν πρὸς κύριον τὸν ϑεόν, καὶ ἀπεστάλη πρὸς αὐτὸν Μιχαὴλ ὁ ἀρχάγγελος μετὰ σφραγῖδος χαλκοῦ δακτυλίου καὶ δέδωκε τὴν τοιαύτην σφραγῖδα πρὸς τὸν Σολομῶντα καὶ φησι· «ἐπίδος τῷ παιδί τὴν τοιαύτην σφραγῖδα καὶ κατεχέτω ταύτην ἐν τῇ κλίνῃ αὐτοῦ καὶ ὁπόταν ἔλϑῃ πρὸς αὐτὸν ὁ διάβολος, κρουσάτω τούτον μετὰ τῆς σφραγῖδος ἐπὶ τὸ στῆϑος καὶ δήσας ἀγαγέτω τοῦτον πρὸς σε. μέλλεις γὰρ ὑποτάξαι πᾶν δαιμόνων μετ’ αὐτοῦ καὶ τῆς σφραγῖδος τοῦ ϑεοῦ καὶ οἰκοδομῆσαι τὸν οἶκον τοῦ ϑεοῦ μετὰ τοῦ πλήϑους πονηρῶν δαιμόνων σὺν τοῖς ἀνϑρώποις». λαβὼν δέ ὁ Σολομὼν τὴν σφραγίδα καὶ εὐχαριστήσας τῷ ἀγίῳ ϑεῷ, ἀπῆλϑεν ἀπ’ αὐτοῦ ὁ ἄγγελος. καὶ προσκαλεσάμενος τὸν παῖδα δέδωκε τὴν σφραγῖδα ἀναγγείλας αὐτῷ τὸ προσαχϑὲν παρὰ τοῦ ἀγγέλαυ, λαβὼν δὲ ὁ παῖς τὴν σφραγίδα τοῦ ϑεοῦ ἐσπέρας γεναμένης ἀνεκλίϑη εἰς τὴν κοίτην αὐτοῦ. καὶ κατὰ τὸ εἰϑισμένον παραγέγονε πρὸς αὐτὸν ὁ διάβολος καὶ ἀϑροῶν ὁ παῖς παίει τὸν ἐχϑρὸν κατὰ τῆς καρδίας μετὰ τῆς τοῦ ϑεοῦ σφραγῖδος. (369^v) ὁ δὲ σατανᾶς ἐλεεινῇ τῇ φωνῇ ἐβόησεν· «οἴμοι, οἴμοι, πῶς καταδουλοῦμαι βασιλεῖ Σολομῶντι»; καὶ δήσας τοῦτον εἰσήγαγε πρὸς τὸν βασιλέα Σολομῶντα. καὶ ϑεασάμενος αὐτόν, φησί· «εἰπὲ ἡμῖν πονηρὸν πνεῦμα καὶ ἀκάϑαρτον, τίς ἐστῖν ἡ κλῆσίς σου καὶ τίς σου ἡ ἐργασία»; καὶ ὁ διάβολος ἔφη τῷ βασιλεῖ·"Ὀρνίας καλοῦμαι, ἡ δὲ ἐργασία μου εἰς πάντα ἐπιτήδεια», καὶ λέγει ὁ βασιλεύς· «τίς ὁ καταργῶν τὴν δύναμίν σου ἄγγελος»; καὶ ὁ διάβολος· «ὑπὸ τοῦ μεγάλου ἀρχαγγέλου Μιχαὴλ καταργοῦμαι, αὐτός τε καὶ ἐμὴ δύναμις», καὶ ὁ βασιλεύς φησι· «δύνασαι ποιῆσαί τι εἰς τὸν ναὸν κυρίου καὶ εἰς τὴν οἰκοδομὴν αὐτοῦ χρήσιμον»; καὶ ὁ διάβολος· «δύναμαι μετὰ τῆς σφραγῖδος ταύτης ἐπισυνάξαι πᾶν δαιμόνιου ἔμπροσϑέν σου καὶ ὑποτάξαι τῷ σῷ ϑελήματι καὶ οἰκοδομῆσαι, καὶ ἀνεγερεῖς μετὰ τῆς δουλείας καὶ ὑποταγῆς ἐκείνων τὸν ναὸν κυρίου παντοκράτορος». ταῦτα ἀκούσας ὁ Σολομὼν εὐχαρίστησε κυρίῳ τῷ ϑεῷ καὶ προέτρεψε τὸν Ὀρνίαν δαίμονα μετὰ τῆς σφραγῖδας καὶ τοῦ παιδαρίου ἀπελϑεῖν καὶ ἐπισυνάξαι τὸν δαιμόνων, καὶ ἀπῆλϑον καὶ ἐπισυνήγαγον πάντα, καὶ εῖσῆγον ταῦτα εἰς (370) τὸν βασιλέα Σολομῶντα. ἅμα δὲ τὸ πλήσιάσαι ταῦτα εἰς τὸν βασιλέα προσεκύνουν αὐτῷ. καὶ ἠρώτα ἕν ἕκαστον ὁ βασιλεὺς τῶν δαιμόνων τὸ τε ὄνομα καὶ τὴν ἐργασίαν καὶ ὑπὸ ποίου τῶν ἁγίων ἀγγέλιον καταργεῖται, καὶ ὡμολόγουν τὴν τε ἐργασίαν αὐτοῦ καὶ τὴν κλῆσιν καὶ τὸν καταργοῦντα ἄγγελον, ἐπέτρεπε δὲ αὐτὰ ἐργάζεσϑαι εἰς τὴν τοῦ ναοῦ οἰκοδομήν, καὶ ἐνήργει ἓν ἕκαστον τὴν δουλείαν εἰς ἣν δὴ καὶ ἐτάχϑη παρὰ τοῦ σοφοῦ Σολομῶντος. καὶ οὕτως ἦν ἰδεῖν ϑαῦμα ἐξαίσιον, ἄνδρας μετὰ πλήϑους δαιμόνων ϑελήσει κυρίου ἀνοικοδομοῦντας καὶ ἐκπληροῦντας τὸν ναὸν κυρίου εἰρηνικῶς μετὰ πάσης ἐπιμελείας τε καὶ σπουδῆς, μὴ τολμώντων τῶν δαιμόνων μηδὲ τὸ τυχὸν σκανδαλίσαι ἢ ἀδικῆσαι τοὺς ἀνϑρώπους, ἀπὸ δὲ τῶν ἀνδρῶν τῶν ἐχόντων ἀκριβῆ εἴδησιν εἰς τὴν τοῦ ναοῦ οἰκοδομὴν ἦλϑέν [τις] εἰς φιλονεικίαν καὶ ἔριν μετὰ τοῦ υἱοῦ αὐτοῦ καὶ ἐμάχοντο ἀλλήλοις ϑυμοῦ πνέοντες ἀλλήλους διασπαράξαι βουλόμενοι. ὅλος δὲ τοῦ ϑυμοῦ ὁ πατὴρ γεγονὼς ἀπῆλϑε πρὸς τὸν βασιλέα Σολομῶντα μετὰ δακρύων καὶ ὀδυρμῶν λέγων αὐτῷ· «δέσποτα βασιλεῦ, ἢ ϑανάτῳ τὸν ἐμὸν καταδίκασον (370^v) παῖδα ὡς ἐνυβρίσαντα παρανόμως εἰς ἐμὲ τὸν πατέρα, ἢ σαφῶς ἴσϑι, ὡς οὐδέποτε κινήσω τὴν χεῖρά μου εἰς τὴν τοῦ ναοῦ οἰκοδομήν», ἀκούων δὲ ταῦτα ὁ βασιλεὺς καὶ βουλευόμενος, ἦλϑε καὶ ὁ υἱὸς ἐκείνου πρὸς τὸν βασιλέα ταὐτὰ ἐγκαλῶν καὶ λέγων τῷ πατρί, διαλογιζόμενος δὲ περὶ τούτου ὁ βασιλεὺς καὶ διαπορῶν, τί ᾶρα καὶ ἀποκρίνοιτο, στραφεὶς βλέπει τὸν Ὀρνίαν δαίμονα ἐργαζόμενον καὶ μειδιῶντα καὶ λέγει πρὸς τοὺς κρινομένους· «ἀπόστητε μικρὸν ἀπ’ ἐμοῦ». καὶ ἀποστάντων τὸν Ὀρνίαν μετακαλεῖται καὶ φησι πρὸς αὐτόν· «τί γελᾷς, ὦ Ὀρνια; τὴν βασιλείαν μου καταγελᾷς ἢ τὴν κρίσιν μου, ἢ τὸν ναὸν κυρίου»; καὶ ὁ Ὁρνίας πρὸς τὸν βασιλέα λέγει· «δέσποτα βασιλεῦ, σοφώτατε καὶ δικαιότατε Σολομών, οὔτε τὴν βασιλείαν σου κατεγέλασα οῦτε τὴν κρίσιν σου οὔτε τὸν ναὸν κυρίου, ἀλλὰ τούτους τοὺς ἀϑλίους τοὺς κρινομένους, τὸν δύστυχον λέγω γέροντα καὶ τὸν τούτου υἱόν, οὐ μὴ γάρ παρέλϑωσι τρεῖς ἡμέραι καὶ τὸ τέλος διαδέξεται τὸν νέον», καὶ ὁ βασιλεὺς τὸν Ὀρνίαν λέγει· «ἄπελϑε καὶ ἐργάζου μετά σπουδῆς καὶ εἰρήνης καὶ ὑποταγῆς εἰς τὸν ναὸν κυρίου ϑεοῦ παντοκράτορας», καὶ ἀπῆλϑεν ἀπὸ τοῦ τόπου ἐκείνου ὁ Ὀρνίας καὶ (371) ἐργάζετο. μετεκαλέσατο δὲ ὁ βασιλεὺς τοὺς δύο κρινομένους καὶ φησι πρὸς αὐτούς· «ἀπέλϑατε καὶ ἐργάζεσϑε τὸ ἔργον ὑμῶν ἄχρι πέντε ἡμέρας καὶ μετὰ ταῦτα ποιήσομαι ἀπόφασιν καὶ τέλος τῆς κρίσεως ὑμῶν», προσέταξε δὲ ὁ βασιλεὺς διορίσασϑαι τὴν ἡμέραν καϑ’ ἣν ἔλεγον ταῦτα. παρελϑουσῶν οὖν τῶν πέντε ἡμερῶν ἦλϑεν ὁ γέρων πρὸς τὸν βασιλέα κατηφὴς καὶ σκυτρωπὸς καὶ δάκρυα πρὸ τῶν ὀμμάτων ἀφείς, φησί· «βασιλεῦ, τέϑνηκεν ὁ ἐμὸς υἱός, τέϑνηκεν καὶ οὐκ ἔστι ἴδῃς αὐτόν, ἐμὲ δὲ ἀπέλιπεν ἐν πενϑει βαρυτάτῳ καὶ ὀδύνῃ καρδίας καὶ ἀφορήτῳ στεναγμῷ, οὐκέτι γὰρ βλέψω αὐτόν, οὐκέτι τὸ πρόσωπον ἐκείνου ϑεάσομαι. κατεκρύβη γὰρ ἐν τόπῳ ἀφεγγεῖ ἐν γῇ σκοτεινῇ ἐν γῇ ζοφερᾷ», ἐκπλαγεὶς οὖν ταῦτα ὁ βασιλεύς φησι· «ποίαν ἡμέραν τέϑνηκεν»; καὶ φησι ὁ γέρων· «μετὰ τρίτην ἡμέραν ἀπέϑανεν ἀφότου πρὸς τὸ σὸν κράτος ἤλϑαμεν». καὶ λέγει ὁ βασιλεύς· «ἄπελϑε ἐν εἰρήνῃ, ὦ γέρον, κύριος δὲ ὁ ϑεὸς ὁ πατὴρ τῆς παρακλήσεως καὶ παραϑυμία τῶν ϑλιβομένων παρακαλέσει σου τὴν καρδίαν εἰς τὸ μηκέτι λυπεῖσϑαι. μνήσϑητι γάρ, ὅτι ὁ σὸς υἱὸς ἄνϑρωπος ἦν. πᾶς δὲ ἄνϑρωπος ϑνητὸς ἦν. (371^v) μὴ τοίνυν λυποῦ, οῦ γὰρ ἀνύσεις οὐδὲν ὧν βούλεσαι», ταῦτα ἀκουσας ὁ γέρων ἀπῆλϑεν ἀναψυχϑεὶς τὴν καρδίαν. καὶ μετακαλεσάμενος τὸν Ὀρνίαν φησί· «εἰπε ἡμῖν, πῶς ἐπιγινώσκεις τὸν ϑάνατον τοῦ ἀνϑρώπου, πνεῦμα ἀκάϑαρτον ὄν»; ὁ δὲ Ὀρνίας λέγει· «ἡμεῖς, δέσποτα, ἐκ τοῦ οὐρανοῦ ἐρρίφημεν κάτω καὶ ἄγγελοι ϑεοῦ ὄντες καὶ φῶς περικείμενοι νῦν δαίμονες καὶ ἀκάϑαρτα πνεύματα καὶ σκότος, ὡς ὅρᾷς, ἐγενόμεϑα. καὶ λειτουργοὶ ϑεοῦ τυγχάνοντες νῦν σοῦ ϑεράποντες καὶ ὑπουργοὶ ϑεοῦ κελεύοντος γεγενήμεϑα. κάτω τοίνυν ἐξ οὐρανοῦ πεσόντες καὶ εἰς ᾅδην ριφέντες δεινῶς, πάλιν ἀνερχόμεϑα εἰς τὸ κάτω τοῦ οὐρανοῦ πέταλον, καὶ τὰς τῶν ἀγγέλων ὁμιλίας ἀκούομεν καὶ ἐξ αὐτῶν μανϑάνομεν τὸν τοῦ ἀνϑρώπου ϑάνατον πρὸ τεσσαράκοντα ἡμερῶν. καὶ ἀκούσαντες τούτων ἐπιμελούμεϑα καὶ ἀγωνιζόμεϑα, ἵνα τούτου ἀνϑρώπου ϑάνατον ἢ διὰ πυρὸς ἢ δι’ ὕδατος ἢ ϑιὰ κρημνοῦ οἰκονομήσωμεν, ὅπως λάβωμέν τινα ἐξ αὐτοῦ μερίδα, καὶ ἐν τῷ μὴ ἔχειν ἡμᾶς βάσιν ἀναπαύσεως ἐν τῷ πετάλῳ τοῦ οὐρανοῦ πίπτομεν ὥσπερ φύλλα ἀπὸ τῶν δένδρων, καὶ δοκοῦμεν τοῖς ἀνϑρώποις ὡς ἀστέρες χυνόμενοι (374), ἵνα δοξαζώμεδα παρὰ τῶν ἀνϑρώπων», καὶ ὁ βασιλεύς· «καὶ οἱ χυνόμενοι ἀστέρες καὶ δοκοῦντες ἀστέρες οὔκ εἰσι ὄντες ἀστέρες»; καὶ ὁ Ὀρνίας· «οὐχί, βασιλεῦ. οἱ γὰρ τοῦ οὐρανοῦ ἀστέρες ἀϑάνατοί εἰσι καὶ ἐστηριγμένοι καὶ οὐ κινοῦνται», καὶ ἀκούσας ταῦτα ὁ βασιλεὺς ἀπέλυσε τὸν Ὀρνίαν εἰς τὸ ἔργον αὐτοῦ ἐργάζεσϑαι.

Οἰκοδομεῖτο δὲ ὁ ναὸς καὶ πάντες οἱ βασιλεῖς τῆς γῆς καὶ οἱ ἄρχοντες τῶν τιμίων καὶ βασίλισσα Νότου ἡ σοφὴ Σίβύλλα καὶ αὐτὴ ἦλϑε ϑεάσασϑαι τὸν ναὸν κυρίου καὶ εῦσέφερε καὶ αὐτὴ εἰς τὴν οἰκοδομὴν τοῦ ναοῦ ξύλα πολυτελῆ καὶ ἀξιόλογα. ἀπέστείλε δέ ὁ βασιλεὺς Ἀράβων ἐπιστολὴν πρὸς τὸν βασιλέα Σολομῶντα καὶ διελάμβανεν οὕτως· «βασιλεῦ Σολομών, χαίροις. γινωσκέτω ἡ βασιλεία σου, ὅτι εἰς τὴν ἡμῶν χώραν οἰκεῖ χαλεπὸν δαιμόνιον δυνατὸν καὶ κατὰ τρεῖς ἡμέρας ἀναγείρει ἄνεμον ἰσχυρὸν καὶ ἐκριζοῖ οἰκίας καὶ δένδρα καὶ βουνοὺς καὶ ἀνϑρώπους ἀπόλλυσι ρίπτων τούτους εἰς κρημνοὺς καὶ εἰς ὕδωρ καὶ εἰς πῦρ. εἰ οὖν βούλει τὸ σὸν κράτος, ἀπόστειλον καὶ ἐξάλειψον καὶ ἐξολόϑρευσον τοῦτον (374ν) ἀπὸ τῆς τοιαύτης χώρας, εἰ οὖν τοῦτο ποιήσει ἡ βασιλεία σου, εἰσενέγκομεν εἰς τὴν τοῦ ναοῦ οἰκοδομὴν τάλαντα χρυσίου καὶ ἀργυρίου καὶ χαλκοῦ ἐκατὸν εἴκοσι πέντε, ἀναγνοὺς οὖν τὴν ἐπιστολὴν ὁ βασιλεὺς ἐνετείλατο τῷ παιδαρίῳ τῷ ἔχοντι τὴν σφραγῖδα τάχιστα καταλαβεῖν πρὸς αὐτόν, καὶ ἐλϑόντος φησί, ὅτι «τάχιστα ἄπελϑε εἰς τὸν τῶν Ἀράβων βασιλέα καὶ λαβὲ μετά σου τὴν σφραγῖδα καὶ κάμηλον μίαν τὴν ταχίστην καὶ ἀσκὸν καινὸν καὶ δειξάτω σε τὸν τόπον ἔνϑα πνεῖ τὸ πονηρὸν πνεῦμα, καὶ καταλαβὼν τὸν τόπον ἐκεῖνον, ἐπίϑες τὸν ἀσκὸν ἀνεῳγμένον ἔχον τὸ στόμα αὐτοῦ πρὸς τῇ ὀπῇ τοῦ φωλεοῦ καὶ παρατήρει τὴν ἡμέραν ἐν ᾗ ἐξέρχεται τὸ πονηρὸν πνεῦμα. καὶ ὅταν ἴδῃς τὸν ἀσκὸν πλησϑέντα δίκην ἀνεμου, ἀσφάλισαι μετὰ τοῦ δακτυλίου τὸ στόμα αὐτοῦ τοῦ ἀσκοῦ καὶ ἐπίϑες αὐτὸν εἰς τὴν κάμηλον καὶ κατάλαβε ταχέως πρὸς ἡμᾶς». καὶ ἀπῆλϑε τὸ παιδάριον καὶ ἐποίησε πάντα κατὰ τὴν ϑέλησιν τοῦ βασιλέως Σολομῶντος. (373) ἐπαναστρέφοντος δὲ αὐτοῦ λέγει τὸ δαιμόνιον· «ἄνοιξόν μοι, ὦ παιδίον, καὶ ἐπιδείξω σοι τόπον, ἐν ᾧ κέκρυπται ὁ πράσινος λίϑος καὶ τὸ χρυσίον τὸ τίμιον», τὸ δὲ παιδίον λέγει· «ἀπέλϑωμεν πρῶτον πρὸς τὸν βασιλέα καὶ μετὰ ταῦτα αὐτοῦ κελεύοντος ποιήσομεν». ὡς δὲ τὴν ὁδὸν ἤνυσαν καὶ τὸν τόπον κατέλαβον ἐν ᾧ ἦν πεσὼν ἐκ τῆς καμήλου ὁ ἀσκὸς προσεκόνη(σε) ἄνω καὶ κάτω φερόμενος τὸν Σολομῶντα. ὁ δέ βασιλεύς φησι· «τίς εἶ καὶ τί σοῦ τὸ ὄνομα»; ὁ δέ φησι· «δαιμόνιόν είμι Ἐφίππας καλούμενος», καὶ λέγει αὐτῷ· «δύνασαι ποιῆσαί μοί τι χρήσιμον»; καὶ ὁ Ἐφίππας· «δύναμαι ἄραι τὸν λίϑον τὸν ἀκρογωνιαῖον, ὃν ἀπεδοκίμασαν ἄνϑρωποί τε καὶ δαίμονες, καὶ ϑεῖναι τοῦτον εἰς κεφαλὴν γωνίας», καὶ ὁ βασιλεὺς προέτρεψε τὸν Ἐφίππαν ποιῆσαι ταῦτα. καὶ ἐποίησε τοῦτο ὁρώντων πάντων τοῦ τε βασιλέως καὶ τῶν περιεστηκότων ἀνδρῶν. ἔκϑαμβος δὲ γενόμενος ὁ βασιλεὺς ἤρετο τὸν Ἐφίππαν·"εἰ γινώσκεις καὶ ἕτερον πνεῦμα ὅμοιον αὐτῷ»; καὶ λέγει ὁ Ἐφίππας· «ἔστι, βασιλεῦ, καὶ ἕτερον πνεῦμα (373^ν) ἐν τῇ Ἐρυϑρᾷ ϑαλάσσῃ καϑήμενον καὶ ἔχον ἐν ἑαυτῷ τὸν πορφυροῦν κίονα», καὶ λέγει ὁ βασιλεύς· «ἄπελϑε μετὰ τῆς σφραγῖδος καὶ ἄγαγέ μοι αὐτὸν ὦδε». ἀπελϑὼν δὲ ὁ Ἐφιππας μετὰ τῆς σφραγῖδος καὶ ἀνασπάσας αὐτὸν ἤγαγεν αὐτόν τε καὶ δαίμονας δύο βαστάζοντας τὸν κίονα καὶ φέροντας τοῦτον εἰς τὸν ἀέρα, ἰδὼν δὲ ταῦτα ὁ βασιλεὺς καὶ ἔκϑαμβος γενόμενος ἐκέλευσεν αὐτοὶς βαστάζειν τὸν κίονα καὶ κρεμάσϑαι εἰς τὸν ἀέρα μέχρι τῆς συντελείας τοῦ αἰῶνος καὶ μὴ ρῖψαι τούτον ἐπὶ τῆς γῆς ποτέ, μήπως λύμην τῷ τῶν ἀνϑρώπων προξενήσωσι γένει. πάλιν οὖν ὁ βασιλεὺς πρὸς τὸν Ὀρνίαν λέγει· «ἔστι καὶ ἕτερον δαιμόνιον»; καὶ ὁ Ὀρνίας λέγει· «εἴσι μὲν πολλά, ὦ βασιλεῦ, ὑπάρχει δὲ ἀπὸ τούτων ἕν, μεγίσιην κεκτημένον τὴν δύναμιν». «ποῖον δὲ τοῦτο» – φησὶ ὁ βασιλεύς – «καὶ τίνα μεγίστην ἔχει τὴν δύναμιν καὶ τί τούτῳ τὸ ὄνομα»; ὁ Ὀρνίας λέγει· «Σαμαὴλ τὸ ὄνομα, ὦ βασιλεῦ, ἄρχων δὲ τοῦ τῶν δαιμόνων ὑπάρχει συστήματος καὶ συμφέρον σοι ὑπάρχει, ὦ βασιλεῦ, τοῦ μὴ ἰδεῖν αὐτόν», καὶ ὁ βασιλεύς· «μηδέν σοι (372) περὶ τοῦτο μελέτω, πονηρὸν καὶ ἀκάϑαρτον πνεῦμα, ἀλλὰ λαβὼν τὴν σφραγῖδα ἄγαγέ μοι αὐτὸν ὦδε κατὰ τάχος», λαβὼν δὲ ὁ Ὀρνίας τὴν σφραγῖδα τοῦ ϑεοῦ ἀπῆλϑε τὸ τοῦ βασιλέως πληρώσων ϑέλημα, ὁ δὲ Σολομὼν ἐπὶ ϑρόνον καϑήμενος ἦν τῷ τῆς βασιλείας κεκοσμημένος στέμματί τε καὶ διαδήματι καὶ τὸν Ὀρνίαν μετὰ τοῦ Σαμαὴλ ἐνδεχόμενος σκῆπτρόν τε τὸ βασιλικὸν ἀνά χεῖρας εἶχεν. ἐλϑόντων δὲ τοῦ τε Σαμαὴλ καὶ τοῦ Ὀρνία πρὸς τὸν βασιλέα, φησὶν ὁ βασιλεὺς πρὸς τὸν Σαμαήλ· «τίς εἶ καὶ τί σοῦ τὸ ὄνομα»; ὁ δέ φησι· «Σαμαὴλ κέκλημαι, ἄρχων δὲ τοῦ τῶν δαιμόνων ὑπάρχω συστήματος», καὶ ὁ βασιλεύς· «δύνασαι ποιῆσαί μέ τι»; ὁ δὲ φηαιν· «δύναμαι ἐμφυσῆσαί σοι καὶ ἀπαγαγεῖν σε εἰς τὸ ἔσχατον τῆς γῆς». καὶ ἅμα τῷ λόγῳ ἐνεφύσησεν αῦτὸν καὶ ἀπήγαγεν εἰς τὰ ἔσχατα τῆς γῆς. διεφημίζετο δὲ ἡ φήμη τοῦ βασιλέως εἰς πάντα τὰ πέρατα τῆς γῆς. καὶ προσκυνοῦντες ἦσαν αὐτῷ πάντες οὑ βασιλεῖς τῆς γῆς καὶ οἱ ἄρχοντες καὶ χορηγοῦντες εἰς τὴν τοῦ ναοῦ οἰκοδομήν, τῷ δὲ καίρῷ ἐκείνῳ ἐρρητόρευσε τὸ ἄσμα τῶν ἀσμάτων καὶ ἔλεγεν οὕτως· «ἐκτησάμην βασιλείαν, ἐκτησάμην ἄδοντας καὶ ἀδούσας». καὶ καταλέξας τὰ πάντα τέλος ἐπάγει· «τὰ πάντα δὲ ματαιότης ματαιοτήτων τὰ πάντα ματαιότης». ἔλεγε δὲ καὶ τοῦτο· «πάντων τῶν γραμμάτων ἀρχει τὸ ̅χ̅». εὐδοκίᾳ δὲ ϑεοῦ διεσώϑη Σολομὠν εἰς τὰ αὐτοῦ βασίλεια, καὶ οἰκοδομεῖτο ὁ πάνσεπτος ναὸς τοῦ ϑεοῦ, οἰκοδομεῖτο δὲ πάντα κατὰ μίμησιν τῆς ἄνω τάξεως. ὑπῆρχον τὰ χερουβὶμ καὶ τὰ σεραφὶμ καὶ τὰ ἐξαπτερυγα, ὄπισϑεν δὲ ϑυσιαστηρίου τὰ πολυόμματα καὶ οἱ ϑρόνοι καὶ αἱ κυριότητες. ἄρρητον δὲ τὸ κάλλος τοῦ τοιούτου ναοῦ καὶ ἀνερμήνευτον καὶ τοιοῦτον οἷον οὔτε ἐγένετο οὔτε γενήσεται.