Искренний друг Православной Церкви и России

(Памяти В. Д. Биркбека)

Три месяца тому назад в Англии неожиданно сошел в могилу еще полный сил и энергии один из замечательнейших деятелей в области междуцерковных отношений – Вилльям Джон¹ Биркбек, убежденный почитатель Православной Восточной Церкви и искрений друг России, имевший в ней так много друзей и такую широкую известность, как очень редкие из его соотечественников.–

Мистер Биркбек происходил из старинного дворянского рода и родился в 1859 году в местечке Форт, близ Норвича. Воспитание и образование он получил в Итон-колледже и в Оксфордском университете, где окончил курс в 1881 году и затем получил магистерскую степень. В родном своем Норвичском графстве он был крупным землевладельцем и по избранию занимал почетную должность главного судьи (High sherif).

Мое знакомство с мр. Биркбеком началось с 1896 года. В этом году я начал печатать в книжках «Богословского Вестника» отдельными главами свое исследование: «Иepapxия англиканской епископальной церкви». В марте месяце мною было получено из Лондона письмо, в котором мр. Биркбек сообщал мне, что К. И. Победоносцеву при личном свидании с ним в Петрограде в минувшем январе, обратил его внимание на первую главу моего исследования и дал ему только что вышедшую книжку «Богословского Вестника» для прочтения. По отзыву м-ра Биркбека «прекрасная историческая статья» моя «сильно его заинтересовала», и он просил меня высылать ему все дальнейшие главы моего «ученого труда, столь интересного для английских читателей». –Такое любезное письмо было для меня вдвойне приятным. Прежде всего, мне, конечно, было очень лестно, что моя работа встречает сочувственное внимание со стороны такого видного знатока и деятеля в англиканской церковной жизни, каким был уже тогда известен м-р Биркбек, и непосредственные сношения с которым были для меня в высшей степени важны в видах наиболее основательного исследования вопроса, составлявшего предмет моей ученой работы. С другой стороны, мне весьма интересно было узнать, что тот самый К. П. Победоносцев, который два года тому назад, по поводу моей статьи об иерархии старокатоликов, отзывался обо мне очень не лестно, как об исследователе, способном по своему легкомыслию причинить большой вред интересам православной церкви², теперь сам же сочувственно пропагандирует мою работу, хотя её благожелательное отношение к англиканству было для него, без сомнения, ясно с первой же главы. Впоследствии я не раз имел возможность убедиться в том, что в данном случай сказывалось не столько отношение к моим работам по существу их, сколько не одинаковая степень сочувствия Константина Петровича к старокатоликам и к англиканам. Первых он вообще не долюбливал, находил их слишком самонадеянными и желающими поучать всех других, вследствие чего ни один из них не считал нужным побывать в России и непосредственно познакомиться с учением и жизнью православной восточной церкви. Англиканам же он ставил в особенную заслугу то обстоятельство, что их епископы и богословы ярко выражают свое сочувствие к восточной церкви не только теоретически, но и постоянным стремлением приезжать в Россию и лично изучать жизнь нашей церкви со всех сторон и в некоторых отношениях себе в назидание.

После первого письма ко мне м-ра Биркбека между нами началась переписка, которая и продолжалась до последнего времени. Переписка эта имела почти исключительно научный характер, при чем м-р Биркбек сообщал мне весьма интересные сведения о текущих событиях в английской церковной жизни и высказывал свои мысли и результаты своих изысканий в области тех вопросов, которые возбуждались этими событиями. Кроме того, почти в каждом письме он касался так или иначе моего, печатавшегося в то время, исследования об англиканской иерархии. Дело в том, что он признал полезным и желательным перевести мою работу на английский язык и издать ее в Англии при посредстве церковно-исторического общества (Church Historical Society), а труд самого перевода принял на себя. Вот почему он постоянно сообщал мне: то о своих сношениях с некоторыми видными авторитетами английской церковной науки по поводу моего труда и об отзывах о нем, как напр. епископа Оксфордского, доктора Стеббса (Stubbs), профессора церковной истории в Кингс-колледже, Коллинса и др.; то о ходе своей работы по переводу. Во время своих занятий переводом он не раз находил нужным обращаться ко мне с разными вопросами и предположениями, возникавшими у него при работе. Так напр. он обратил внимание на то, что в одном из позднейших изданий «Чина избрания и рукоположения Apхиепископского» в возглашении при хиротонии «Божественная благодать»... находится вставка слова «тя» (проручествует тя), тогда как в тексте этого возглашения, приводимом в моем исследовании, такой вставки не имеется, и по этому поводу он желал получить от меня объяснение. В другой раз он писал о своем намерении снабдить перевод моего исследования своими примечаниями, где будут приведены греческие тексты цитируемых у меня источников и даны некоторые объяснения восточных обрядов, так как, говорил он, его соотечественники слишком мало знакомы с этими обрядами (он people here are so ignorant of the oriental rite...) и потому при надлежащих разъяснениях переводимая книга будет более полезна для английских читателей. Свое первое письмо ко мне м-р Биркбек написал по-русски и я, конечно, счел своим долгом ответить ему на английском языке; но со второго письма он заявил, что такой способ переписки представляет для него немалый труд, как столь же затруднительно было и для меня отвечать ему по-английски, а потому мы стали писать друг другу каждый на своем родном языке.

В том же, 1896 году положено было начало и нашему личному с ним знакомству. Прибыв на торжества коронации, м-р Биркбек был у меня в доме в Сергиевском посаде и затем тогда же мы еще встречались с ним на парадном выходе в кремлевском дворце и при моем визите Манделю Крэйтону, епископу Питерборосскому (впоследствии Лондонскому), который приезжал в Москву в качестве представителя англиканской церкви на коронационных торжествах, С той поры, почти каждый раз когда м-р Биркбек приезжал в Россию, он бывал у меня в посаде и затем в Москве, куда я переехал на жительство с 1906 года, а я посещал его не раз в его временных резиденциях в лаврской (в Серг. посаде) и в национальной (в Москве) гостиницах, где он останавливался. При домашних свиданиях наши продолжительный беседы имели также своим главным предметом текущие события английской церковной жизни и обмен мыслей по поводу вопросов, выдвигавшихся на очередь как этими событиями, так и моею работой, и трудами м-ра Биркбека, экземпляры которых он не раз привозил мне в отдельных оттисках из разных английских периодических изданий. Говорил он по русски несколько медленно, но очень хорошо и совершенно правильным литературным языком и только изредка приходилось помогать ему в приискании каких-либо наиболее подходящих русских слов для возможно – лучшего выражения его английской мысли.

Насколько удалось мне узнать м-ра Биркбека из личных с ним сношений и из знакомства с его печатными трудами, я постараюсь представить здесь его образ, как общественного деятеля, несомненно оставляющего по себе весьма заметный след в истории междуцерковных отношений.

Это был один из тех, к сожалению не часто встречающихся, людей, у которых вопросы религии и церковной жизни стоят всегда на первом плане и составляют главный предмет их мысли и деятельности. Не принадлежа к составу клира и вообще не занимая в своей родной англиканской церкви никакого официального положения, он принимал в делах её такое близкое и горячее участие, которое могло бы доставить всеобщее уважение и почетное имя любому из епископов. По своим религиозным убеждениям он был сторонником так называемого оксфордского движения и принадлежал к той церковной партии, которую обычно называют ритуалистами, хотя это название указывает только на внешний признак этой парии и далеко не выражает её сущности. Основная задача этого движения состояла в том, чтобы очистить англиканскую церковь от многих проникших в нее и утвердившихся в ней позднейших нововведений и крайностей протестантизма, дать ей возможно большую свободу внутреннего самоопределения вне чрезмерной зависимости от светской власти и возвратить ее к первоначальной чистоте вселенского христианства как в догматическом учении, так и во внешних формах богопочтения. Осуществление такой широкой задачи представляло великую трудность. В числе членов установленной англиканской церкви, не исключая её иерархии и клира, а также и в составе парламента, было очень много людей, относившихся к этому движению враждебно отчасти по политическим, а отчасти и по религиозным основаниям. Это были с одной стороны ярые ревнители прав короны и парламента, отнюдь не желавшие, чтобы церковь и иерархия пользовались большей свободой и страшившиеся усиления клерикального влияния, а с другой стороны – убежденные протестанты, искренно желавшие видеть церковь свою возможно более близкою идеям и учреждениям реформации и в каждой попытке восстановления древне-вселенских обрядов усматривавшие угрозу возвращения ненавистного им папизма. При таких условиях всякий шаг вперед в осуществлении задач ритуалистического движения неизбежно встречал упорное противодействие и сопровождался ожесточенною борьбой.

Как человек глубокого убеждения и выдающейся энергии, м-р Биркбек не мог, конечно, остаться в данном случае сторонним зрителем возникавшей борьбы, но принимал в ней самое деятельное и горячее участие. Говоря о перерыве в своих учено-литературных трудах, он, в письме ко мне от 9/21 марта 1899 г., как на причину этого указывал на «церковный кризис (Church Crisis), происходящий в Англии, которому в настоящее время мы далеко не видим конца». «Вы», продолжал он, «хорошо знаете историю Оксфордского движения и тот панический страх папизма («No Popery» panics), в который как будто с правильными интервалами впадает наша страна чрез каждые 20–25 лет. В последний раз это было в семидесятых годах, когда в 1874 г. лорд Биконсфильд и Архиепископы внесли в парламент «Акт упорядочения общественного богослужения» (The Public Worship Regulation Act), который лорд Биконсфильд (тогда еще только мистер Дизраэли) откровенно признавал биллем уничтожения ритуализма (bill «to put down Ritualism»). Борьба продолжалась восемь лет и человек шесть или семь из нашего клира предпочли лучше идти в тюрьму, чем подчиниться судилищу, утверждавшемуся только на авторитете парламента. Наконец общество почувствовало отвращение к политике преследования, архиепископ Тэт открыто признал свою ошибку и в 1882 г. мир молчаливо заключен был на принципе: «живи и давай жить другим». – «С той поры движете окрепло и пошло вперед... Я приведу Вам статистику числа церквей, где теперь вошли в употребление те четыре пункта обрядов, которые в семидесятых годах подвергались преследованию, а именно: богослужебный облачения в 1882 г. употреблялись в 336-ти церквах, а в 1898 г. они употреблялись уже в 2,026-ти; каждение в 1882 г.–в 9, а в 1898 г.–в 381; возжигание свеч на алтаре– в 581 и в 4,334; обращение лицом к востоку–в 1662 и в 7,044. Линкольнским приговором в 1890 году обращение к востоку уже признано законным и всякий знает теперь, что в ближайшем случае будут признаны также и облачения и никто уже более не попадет в тюрьму за их употребление. В настоящее время центральным пунктом борьбы служить «каждение» и «хранение Св. Даров для приобщения больных». Минувшею осенью на частном Ламбэтском совещании епископы в страхе согласились признать, что ни то ни другое не должно быть дозволяемо и теперь мы в разгаре жестокой борьбы... Конечно, протестантские агитаторы делают все, что только возможно, чтобы возбудить страсти не рассуждающей английской публики, повторяя старые клеветы о «сацердотализме», о «вторжении священников в семейную жизнь», о «злоупотреблении конфессионала», о «поклонении Марии», об «идолослужении» и т. д. и почти вся светская пресса против нас. Но дело, подобное нашему, не может погибнуть от ничтожной лжи или непопулярности. Мы идем бороться за наше дело до конца и, Бог даст, до победы!» – «Защита клира, особенно в виду того обстоятельства, что ему пришлось вступить в столкновение с епископатом, главным образом пала на нас – мирян, и потому я ужасно занят (desperately busy). Положение осложнялось еще тем фактом, что не все епископы, как это было в семидесятых годах, относились к нам враждебно, но, напротив, большая часть из них были расположены более или менее дружественно, а некоторые даже очень. Разделившись между собою и будучи сильно напуганными, они пытались всегда явить миру зрелище единодушного действия и побудить нас к принятию компромисса, который был совершенно невозможным. В то же время и они столько же подвергались нападкам со стороны общества, сколько и мы; а потому наше дело было до крайности щекотливым и тревожным. Нам нужно было идти своим путем наперекор епископам и однако по возможности беречь их законный авторитет для лучших времен. Я в самом центре всего этого дела и иногда бывает, что мне приходится писать или рассуждать об относящихся к нему предметах по восемнадцати часов в сутки! – Архиепископ 8-го мая будет слушать нашу защиту каждения и хранения Св. Даров и мы по этому поводу весьма озабочены. Вопрос о каждении в высшей степени важен по его соприкосновенности с другим – о седьмом Вселенском Соборе; а вопрос о хранении Св. Даров имеет столь же великую важность не только ради приобщения больных, но и потому, что в основе поднятого против него шума кроется в сущности протестантское отрицание действительного присутствия нашего Господа в Евхаристии».–

На этой архиепископской аудиенции (hearing) м-р Биркбек выступал ревностным защитником и докладчиком по указанным вопросам, после чего, в письме от 16 июня, писал: «мы имели уже два из наших заседаний (hearings) пред архиепископами Кантербурийским и Йоркским относительно каждения и употребления свеч при церемониях, т, е. ношения их в процессии и пред книгою Евангелий. Относительно постановки их на алтаре или около него нас оставили в покое. Два заседания будут еще впереди: по вопросу о хранении Св. Даров для больных и еще, я очень боюсь, – о призывании Святых. Каково будет решение, я не могу сказать, но ожидаю, что каждение и хранение Св. Даров в той или иной форме будет разрешено. Я не жду, чтобы архиепископы дали свое решение ранее, как через несколько недель, но мы надеемся, что оно будет для нас приемлемо. Хотя эти заседания – дело совершенно добровольное и не имеют никакой легальной силы.

Но их важность – моральная. Кроме того, это большой почин для поддержки значения епископского приговора, хотя бы формально, против узурпаций светских судов, и если он будет иметь успех, то весьма вероятно станет зародышем новой системы трибуналов духовных».–

Даже из этих немногих выдержек можно с достаточною ясностью видеть, какое близкое и ревностное участие принимал м-р Биркбек в текущих событиях англиканской церковной жизни и в каком направлении стремился он разрешить все возбуждавшиеся этими событиями вопросы. Это был, очевидно, яркий представитель идей Оксфордского движения, если он ратует напр. за авторитет седьмого вселенского собора, восстает против протестантского отрицания действительного присутствия Тела и Крови Христовых в таинстве евхаристии, ревностно добивается допущения в богослужебный строй своей церкви древне-вселенских обрядов и всеми силами старается сделать хотя бы первый шаг в деле её освобождения от гнета светской государственной власти в области чисто-церковных вопросов. Во всех этих случаях он близко приближается к восточному православию, а иногда эта близость его доходить, повидимому, почти до полного единения. Так было напр. по вопросу об евхаристии, когда на Фульгэмской конференции он заявлял: «верю, что в евхаристии под сакраментальными веществами хлеба и вина верующий приобщается тела и крови Господа нашего Иисуса Христа во отпущение грехов и в жизнь вечную. Для дальнейшего выяснения этой тайны я обращаюсь к вере и практике древней нераздельной кафолической церкви Христовой, как они являются в первобытных литургиях и в писаниях отцев церкви. В писаниях отцов нераздельной церкви я нахожу, во первых, что о дарах или приношениях, т. е. о видах хлеба и вина говорится, что они изменяются, трансфигуруются, трансформируются, превращаются, пресуществляются в тело и кровь Христа»...³

Для нас, православных русских людей, память м-ра Биркбека дорога однако не потому только, что он, иноземный и инославный, стал для нас таким близким по вере; но в особенности потому, что всю свою широкую церковно-общественную деятельность он посвятил великому делу сближения своей родной англиканской церкви с нашею православною.

С молодых лет начал он знакомиться с Россией. Окончив университетский курс, он, по обычаю, утвердившемуся в семьях состоятельной английской интеллигенции, завершал свое образование путешествием по разным странам Европы, и на пути из Стокгольма в 1882 году решил побывать в России. По его рассказу, Петроград, куда он прибыль из Швеции, не произвел на него никакого особенного впечатления и показался ему обыкновенным европейским городом, не. представляющим в себе ничего оригинального. Когда же он приехал в Москву, полюбовался её обилием храмов своеобразной старинной архитектуры, ближе познакомился с богатством её святынь и древностей, услышал чудные переливы её повсеместного колокольного звона, насладился трогательным зрелищем тысяч благочестивых богомольцев, сопровождающих величественную процессию крестного хода, или толпами теснящихся у кремлевских соборов и многочисленных московских часовень, первопрестольная столица наша так завладела симпатиями его религиозно-настроенной души, что до последних дней жизни своей он любил ее больше всех других городов Европы. С первого же приезда, Россия так заинтересовала м-ра Биркбека, что он избрал ее для себя предметом ревностного разностороннего исследования, а для этой цели основательно изучил её разговорный и литературный язык и очень часто стал посещать ее, проводя иногда здесь по нескольку месяцев. Еще в самом начале нашего с ним знакомства он уже говорил мне, что приезжает в Россию двенадцатый раз, а с той поры прошло уже двадцать лет, в продолжении которых м. Биркбек посещал Россию столь же часто, как и ранее, так что общее количество его приездов, мне кажется, наверное можно считать до тридцати. Едва ли найдется много, не только среди иностранцев, но даже и русских, таких людей, которые для изучения нашего отечества побывали бы во стольких его областях и городах, как мр. Биркбек. При поездках по России, кроме Москвы и Петрограда, где он проводил нередко недели и месяцы и где у него, как писал он в недавнее время, было «много и старых и новых друзей», с особенным интересом останавливал м. Биркбек свое внимание на тех городах и местностях, которые наиболее изобиловали достопримечательными памятниками русской церковной старины и, храня в себе особо-чтимые народные святыни, служили преимущественными центрами религиозного поклонения. Таковы были прежде всего, конечно, Киев и Троицкая Сергиева Лавра, а затем – Переславль, Ростов, Владимир, Суздаль, Новгород и Псков. Объехал он также почти все Поволжье, побывав в Ярославле, Костроме, Нижнем-Новгороде, Свияжске, Казани и Самаре; проехал по Каме и Белой, посетив Уфу, Челябинск, Екатеринбург и Пермь; познакомился с нашим западным краем в Риге и Вильне и побывал даже на далеком севере, начав с Вологды и Валаама и достигнув берегов Онежского озера, Архангельска и Соловков. Во всех тех местах, куда проникал мр, Биркбек, он являлся не обычным туристом ради удовольствия и отдыха, а внимательным и глубоким наблюдателем, изучавшим встречавшиеся ему памятники местной культуры и истории и старавшимся вникнуть по возможности в народную жизнь, по преимуществу в её религиозных проявлениях. Будучи напр. на крайнем севере, он идет не по торным дорогам обычных путешественников, но забирается в глушь архангельской губернии на храмовой праздник одного села, где и проводить три дня у гостеприимного старца-священника, наслаждаясь присутствием за благолепной церковной службой сельского праздника, беседой с маститым пастырем и его семьей и наблюдением над верою и жизнью народа этой далекой окраины. И так он доволен своей поездкой, что, по его словам, готовь был бы нарочно приехать из Англии, чтобы еще раз провести такие хорошие дни. В Киеве он заводит продолжительную беседу о религиозных вопросах с одним из лаврских монахов, не очень ученых (not a very learned man), но как большинство тамошнего духовенства, по наблюдению мр. Биркбека, хорошо осведомленных в полемике против Рима и с унией. В этой беседе он знакомится с довольно распространенным среди русского народа взглядом, по которому и англиканство склонны ставить во многих отношениях на одну линию с папизмом⁴. – В монастыре Свияжска он знакомится с русским юношей, который готовится к рукоположению в сан священника и к служению в качестве миссионера среди мусульман. В обществе этого юноши, его матери и нескольких местных крестьян, по-видимому татарского происхождения, он просить отслужить молебен при мощах святителя Германа, одного из первых ревнителей по распространению христианства среди местного иноверного населения. С умилением рассказывает мр. Биркбек, какое глубокое впечатление произвел на него этот молебен, когда священник над головою готовящегося к миссионерству юноши читал Евангелие: «Аз есмь Пастырь добрый... Пастырь добрый душу свою полагает за овцы» (Ин. 10:11). Я думаю, говорить он, что если бы англичане поняли истинный смысл этой черты русской народной религиозной жизни, в важном значении которой я, путешествуя по России, с каждым разом убеждаюсь все более и более, то они стали бы менее склонными критиковать и считать заблуждением то почитание, которое русские оказывают гробницам своих святых. А для студента более удачный способ подготовления ко вступлению на миссионерское поприще трудно даже и придумать»⁵.

В Казани он заходить в татарскую мечеть и по окончании службы беседует с муллою, который, узнав в нем англичанина, между прочим заметил, что и королева Виктория царствует над 50-ю миллионами мусульман. Подробно знакомится он здесь с миссионерскою деятельностью известного профессора Ильминского и с основанными им учреждениями; присутствует на богослужении в миссионерской семинарии, при чем некоторые песнопения исполняются воспитанниками на разных инородческих наречиях; посещает татарские школы и, благодушно посмеиваясь над самим собою, рассказывает, что ему пришлось даже, по просьбе учителя, произвести экзамен детям по русскому языку, хотя они знали, по его слишком скромному признанно, будто бы лучше его самого. Вместе с миссионером о. Тимофеевым он объезжает несколько татарских селений, восторгаясь необыкновенным благоговением народа при совершении богослужения. «Я никогда не видал даже в России, говорить он, такого благочестивого собрания и невозможно представить себе, что тридцать лет тому назад в этом селении не было ни одного христианина. Особенно поразило его зрелище всенощного бдения, совершенного в одной деревне, где не было церкви. Открытая луговина с окружающими ее маленькими деревянными домиками; благоухание цветущей черемухи, смешанное с фимиамом кадила; несколько принесённых икон и зажженные перед ними свечи; аналой с положенными на нем св. крестом и евангелием и до 400 татарских крестьян с женами и детьми в пестрых национальных одеждах; благоговение молящихся и их оживленное пение: «Христос воскресе!» и «Воскресения день»... – «все это в совокупности производило, говорить он, такое впечатление, которое никогда не может изгладиться из памяти»⁶.

При последнем своем приезде в Москву, в апреле текущего года, мр. Биркбек, между прочим, разсказывал мне, как он был на Преображенском кладбище за вечернею службой у старообрядческого безпоповщинского согласия и беседовал там с одною старицей о религиозных предметах. С добродушным юмором передавал он, как она сурово стала обличать его за то, что он «молится небось щепотью», а узнав, что он англичанин, выражала несомненную уверенность в том, что «дьявол его смущает». Так всюду мр. Биркбек старается вникнуть в русскую народную жизнь и найти материал для своих наблюдений..

Прекрасно зная еще с университета греческий язык и хорошо выучившись по-русски, мр. Биркбек основательно познакомился с учением и устройством православной восточной церкви по её символическим книгам и важнейшим произведениям богословской литературы; но, часто приезжая в Россию, он старался уяснить и восполнить это теоретическое знакомство живым общением и обсуждением религиозных вопросов с высшими, наиболее интеллигентными представителями нашего церковного общества. Он установил и старательно поддерживал личное знакомство со многими русскими иерархами и членами нашего белого и черного духовенства, при чем в особенно близких отношениях был он с почившим митрополитом Петроградским Антонием, которому был неотлучным спутником в 1897 году в поездке по Англии, куда преосвящ. Антоний, тогда еще архиепископ Финляндский, путешествовал в качестве представителя нашей церкви на шестидесятилетнем юбилее королевы Виктории. В частых и близких сношениях находился он с покойным обер-прокурором Святейшего Синода К. П. Победоносцевым и доселе здравствующим В. К. Саблером, а также с очень многими нашими учеными богословами и профессорами всех наших духовных академий. Много хороших знакомых было у него и среди духовенства монастырей и соборов, так как при поездках по России он с особенною любовно относился всегда к нашему православному богослужению.

С истинным наслаждением и высоким религиозными подъёмом присутствовал мр. Биркбек на торжественных службах в особенности Московского Успенского собора и Троицкой Сергиевой лавры. Представитель церкви западной, где молящиеся воспитаны в обычае сидеть во время церковных богослужений, он с редкою выносливостью и без малейшего видимого утомления выстаивал наши литургии и всенощные по четыре и по пяти часов, сохраняя всегда неослабное внимание и благоговейное молитвенное настроение. До такой степени любил он службы страстной недели и праздников св. Пасхи и Успения Богоматери в Московском Успенском соборе, что много раз приезжал в Москву непременно к этим дням, чтобы еще раз побывать в особенно торжественной обстановке соборных богослужений. Приехал он на светлый праздник в Москву даже и в текущем году, когда морское путешествие стало таким трудным и опасным, благодаря необходимости совершать кружный путь чрез Норвегию и рисковать встречами с минами и подводными лодками. Едва-ли кто другой решился бы на такую поездку без крайней необходимости, а мр. Биркбек спешил на пасху в Успенский собор и, улыбаясь, говорил мне, что ехать было совсем не страшно. Напротив, не ездить на праздник в Москву стало для него некоторым, довольно тяжелыми, лишением и, когда это случалось, он в письмах своих выражал горькое сетование на то, что необходимость вынуждает его отложить свое намерение, как это было напр. в 1899 г.⁷, а также в 1912⁸, когда ему особенно хотелось встретить кириопасху в нашем кремле. С умилением говорил и писал он о нашем пасхальном каноне, который, по его словам, «все русские знают наизусть»⁹; восторгался стильными пением лаврских монахов и в особенности московский соборян, когда эти «сыны громовы», как он называл их, своими могучими басами исполняли вечерню накануне праздника успения Богоматери. Увлекался он нашим богослужением не только с религиозной точки зрения; но и как музыкант, и как филолог. В музыке он был большим знатоком. Он сам играл на некольких инструментах; обладал феноменальною музыкальною памятью, так что многие произведения, напр. Бетховена, знал во всех деталях и мог восстановить по памяти их партитуру; интересовался музыкой настолько, что специально ездил в Байрэйт, чтобы послушать оперы Вагнера¹⁰, а будучи в Москве в 1890 году пожелал ближе ознакомиться с нашим церковным пением и некоторое время занимался его изучением под руководством г. Смоленского, бывшего тогда директором синодального училища. Как музыканта, он и с эстетической точки зрения высоко ценил многие русские богослужебные напевы, в особенности напр.: нашу панихиду. Эта служба так нравилась мр. Биркбеку, что он перевел ее на английский язык и издал с своим предисловием, в котором знакомил соотечественников с православным богослужением и учением о молитве за усопших. Песнопение «со святыми упокой» в полном его виде, т. е. и кондак и икос «Сам Един еси безсмертный» он издал с музыкальным переложением и употребил все старание, чтобы ввести его в практику своей церкви, что и удалось ему несмотря на то, что англиканская церковь не придерживается учения и обычая молитвы за умерших. Торжественное пение «со святыми упокой» впервые раздалось в Англии в Виндзорском замке королевы Виктории на заупокойной служба по Императоре Александре 3-м и так понравилось королеве и английской публике, что с той поры постепенно стало вводиться в употребление сперва в лондонском соборе св. Павла, а затем и во многих других лондонских и провинциальных церквах.

Как филолог, мр. Биркбек высоко ценил и церковно-славянский язык нашего богослужения. С каким-то особенным наслаждением истинного знатока он любил приводить в разговоре некоторые характерные выражения, как напр.: «радуйся, Невесто Неневестная», или «спразднуем любопразднственными чинми», или двойственное число: «не сердце ли наю горя бе в наю»; или восхищался поэтическими сопоставлениями, как напр.: в догматике 5 гласа «в Чермнем мори», или в кондаке Пятидесятницы: «егда снисшед языки слия, разделяше языки Вышний, егда же огненныя языки раздаяше, в соединение вся призва, и согласно славим Всесвятего Духа».

Как видный общественный деятель, хорошо знакомый многим высшим представителям нашего церковного и светского правительства и пользовавшийся их уважением, мр. Биркбек нередко получал приглашения в качестве почетного гостя на разные знаменательные всероссийские торжества и обязательно на них присутствовал. Так напр.: был он в Киеве в 1888 г. на праздновании девятисотлетия крещения Руси; в Москве – в 1896 году на торжествах свящ. коронования Государя Императора и в 1898 г. на открытии памятника Императору Александру 2-му, а в 1912 г. в Бородине на торжествах по поводу исполнившегося столетия отечественной войны. Каждою из этих поездок он пользовался как прекрасным случаем для новых богатых наблюдений над жизнью и настроениями русского общества и для живого общения с своими старыми и новыми русскими друзьями.

В результате широкого и основательного знакомства с нашим отечеством в разнообразных его областях и представителях мр. Биркбек стал искренним доброжелателем и почитателем Православной церкви и России. Говоря напр. о миссионерской деятельности проф. Ильминского, он с уважением спешит отметить, что это был «один из тех многих благочестивых и восторженных мирян, какими русская церковь имеет полное основание гордиться может быть больше, чем какая-либо другая церковь в христианстве»¹¹. «Великое и плодотворное дело русской миссии среди магометан представляет собою», по его словам, «не какой-либо искуственный или политический план светского правительства, но движение естественное и добровольное, порожденное и развитое ревностию и благочестием отдельных членов Православной русской церкви в силу её исконных и лучших заветов». «Я уже говорил», продолжает он, «как могаммеданский мулла напомнил мне о пятидесяти миллионах мусульман под британским владычеством в Индии. Не служит ли сам по себе этот факт основанием для нас англичан к тому, чтобы глубоко интересоваться делом русской церкви и радоваться вместе с нею тем победам, какие одерживают её миссионеры для Креста Христова?»¹². – «Между всеми восточными православными обществами церковь русская, по отзыву мр. Биркбека, самая важнейшая не только по числу её членов, но также и по их рвению, благочестию и учености»¹³. «Эта величайшая и важнейшая из всех национальных церквей, с её почти 80-ю миллионами членов, включает в себе почти четыре пятых всего числа исповедников православия, а по их учености по крайней мере девять десятых; зародилась она от одной епархии, насажденной из Константинополя в Киевe, в десятом столетии, а теперь простирается от ледовитого океана до Черного моря и от Балтийского до волн океана Тихого. Мало того, нет другой церкви в мире, которая имела бы более прав на самое основательное и сочувственное изучение её со стороны членов церкви англиканской. Её твердая и неизменная верность кафолической истине, её громадное и благотворное влияние на находящиеся под её руководством массы верующих, энергия и успех её миссий среди язычников и мусульман в сфере её действий не имеют соперников в христианстве. По способностям и учености её богословов она вполне может стать на уровень даже с самыми ученейшими церквами запада и если это не составляет еще факта, общепризнанного на западе, то, как замечаем Гарнак, благодаря тому, что её богословы пишут на языке, который не часто знакомь ученым запада»¹⁴.

Одушевленный такими чувствами по отношению к русской церкви и России, м-р Биркбек не раз выступал их горячим защитником при тех случаях, когда в западноевропейской печати появлялись по их адресу какие-либо враждебные выходки, столь возможные и даже обычные благодаря тому, что вообще европейское общество относится, к России с некоторым предубеждением и слишком мало знакомо с её жизнью и историей. Еще в конце восьмидесятых и в начале девяностых годов английская публика уже слышала в своих периодических изданиях смелый и авторитетный, основанный на серьезном и непосредственном знакомстве с предметом, голос м-ра Биркбека: то в защиту русской церкви от иезуитской клеветы, то в опровержение злостных выдумок о религиозных преследованиях в прибалтийском крае и жалоб евреев на невыносимое будто-бы их угнетение в России; а когда в 1912 г. враги славянства пытались ввести в заблуждение английское общественное мнение относительно положения православного населения Галиции под австрийским владычеством и печатно приглашали кого-либо из беспристрастных англичан на месте проверить яко бы полную правдивость их уверений, тот же м-р Биркбек принял этот вызов, предпринял специальную поездку в Галицию и затем документально опроверг лживые сообщения в Times’е и в особой брошюрe своей «Religious Persecution in Galicia».–Искренно желал он всегда процветания и всяких благ нашей православной церкви как в её внутренней жизни, так и в общем ход европейских событий. Следя напр, в 1912 г. по газете «Новое Время» за прениями в нашей государственной думе по смете Свят. Синода и возмущаясь их направлением, он высказывал горячее пожелание, чтобы наша церковь добилась такой же материальной независимости, какой пользуется церковь в Англии, где парламент, при всем своем влиянии на церковное законодательство, не имеет никакого значения в деле ассигнований на церковные расходы. С искренним сочувствием относился он к вопросу о всероссийском церковном соборе, от души желая его скорейшего созвания¹⁵; а когда разразилась настоящая мировая война, м-р Биркбек, в речи своей на собрании «Общества церковного единения» (Church Union Society) в ноябре 1914 г., еще раз торжественно свидетельствовал о своем глубоком сочувствии и уважении к России и русской церкви и высказывал свою надежду увидать наконец Константинопольскую Святую Софию во власти православия¹⁶.

Вопрос о соединении церквей составляет ту основную идею, которая глубоко проникает всю церковно-общественную деятельность м-ра Биркбека, и на служение именно этой идее он принес свое многолетнее и широкое изучение нашей православной церкви и России.

В среде англиканской церкви давно уже зародилось и все более и более крепнет сознание необходимости восстановления единства с другими христианскими церквами и в особенности с православной церковью востока на основах верности догматам и установлениям древней неразделенной вселенской церкви. «Жажда единения, которая, конечно, есть уже первый шаг к его достижению, никогда еще доселе, говорит м-р Биркбек, не была распространена так широко. Решимость сделать все возможное для этой цели и искренняя вера в то, что Божественная Премудрость укажет нам надлежащий путь, несомненно существует в нашей среде». В деле осуществления такого единения всего более имеет значение церковь русская, так как она является самой важнейшей во всех отношениях представительницей восточного православия. Желаемое единение может быть достигнуто никак не путем вступления отдельных лиц англиканского исповедания в общение с русскою церковью, ибо эти лица, оставаясь членами своей церкви, не могут вступать в такое общение, если их церковь еще не состоит с русскою в полном единстве веры. Так называемый Intercommunion, т. е. общение в таинствах, не может и не должен служить первым подготовительным шагом к полному церковному единению, а, напротив, составляет следствие такого единения, ибо общение в таинствах возможно и может быть допущено лишь тогда, когда существует уже полное единство в вере. Единственный путь к соединению церквей состоит в общецерковных сношениях и переговорах, при чем окончательное решение вопроса должно быть предоставлено иерархии и церковным соборам. Такой ход дела является тем более неизбежным, что русская церковь есть лишь одна из восточных православных церквей, хотя и важнейшая, а потому единение англиканской церкви с восточною есть дело не русской только церкви, но и всех других православных церквей в совокупности. Такая, вполне правильная, по мнению м-ра Биркбека, точка зрения ясно выразилась в тех сношениях, какие велись некогда о. Пальмером с русской церковью, и в замечаниях и отзывах по этому делу Филарета митр. Московского. Попытка Пальмера, как и другая подобная, ранее бывшая еще при Петре Великом, окончились, как известно, неудачей, и причиною их безуспешности было именно то обстоятельство, что искавшие единения с русскою церковью члены церкви англиканской стремились достигнуть общения в таинствах без необходимого предварительного установления полного единства в вере. Неудача этих попыток не лишает их однако весьма существенного значения. Они положили начало движению, не прекращающемуся до настоящего времени и несомненно приводящему к желаемому результату. Правда, при происходивших сношениях обнаружились даже и в догматическом учении некоторые значительные препятствия к полному единению англиканской церкви с православною; но весьма важно то, что эти препятствия выяснились и таким образом получилась возможность трудиться над их устранением. С другой стороны, при этих сношениях ясно проявилось дружественное взаимное отношение обеих церквей, одушевляющий их дух любви и искреннее стремление к достижению полного единения. По проложенному таким образом пути движение успешно развивается и в последнее время сделало уже большой шаг вперед по некоторым весьма существенным вопросам, как напр. о действительности англиканской иерархии. Задача нашего времени и дальнейшего будущего состоит в том, чтобы всемерно содействовать начавшемуся и благоприятно развивающемуся движению путем возможно большего ознакомления друг с другом обеих, стремящихся к сближению, церквей и все большего и большего развития в них духа взаимной любви. Осуществлению вот этой-то высокой задачи и посвятил силы и труды свои м-р Биркбек во все продолжение своей, к сожалению столь недолговременной, жизни¹⁷.

Свои познания относительно учения и жизни нашей православной церкви и т чувства, какие сам он питал к ней и к России, мр. Биркбек всеми силами стремился распространить и утвердить в возможно боле широких кругах просвещенного английского общества путём печати и публичного слова.–

Из печатных, относящихся к этой области, трудов м-р Биркбека можно указать напр. на его книгу, изданную в 1895 г. под заглавием «Россия и английская церковь в продолжении последних пятидесяти лет» (Russia and English Church during the last fifty years), где дан перевод переписки Хомякова с Пальмэром и трактата Хомякова о единстве церкви (Essay on the Unity of the Church); а также его небольшие работы: «The Reunion of Christendom» (Воссоединение христианства), «Hindances to Christian unity» (препятствия христианскому единению), «Russian Missions to the mohammedans» (Русские миссии среди магометан), «Cardinal Vaughan and the Russian Church» (Кардинал Воган и Русская церковь), «Possibilities of intercommunion witz the Holy Orthodok Eastern Church» (Возможность взаимообщения с Святою Православною Восточною церковью) и др. Кроме того, он трудился над переводом на английский язык моего исследования и работы проф. Киевской духовн. академии А. И. Булгакова по вопросу об англиканской иерархии, а также статей об англиканской церкви из «Церковных Ведомостей», издав. Свят. Синодом. Многие из его произведений прежде напечатания были живым словом с кафедры на публичных собраниях. Так он выступал напр. с речами и докладами по вопросам сближения с Православной церковью на собраниях обществ: «English Church Union», «Eastern Church Association» u «Anglican and Eastern-Orthodox Churches Union», а также напр. на церковном конгрессе в Нарвиче в октябре 1895 г. и на Лондонском все-англиканском конгрессе в июне 1908 года, где ему представлялась возможность развивать свои мысли пред сотнями иерархов, собравшихся от лица епархий не только Англии, Шотландии и Ирландии, но и Америки, Африки, Австралии, Новой Зеландии и других отдаленных ветвей англиканской церкви. – Главным содержанием речей и печатных произведений м-ра Биркбека служит раскрытие и выяснение для английского общества тех пунктов вероучения православной церкви, в которых оно не согласуется с учением церкви англиканской, и устранение тех недоразумений, которые существуют в английском обществе, препятствуя установлению правильного взгляда на православие и Россию. Свои разъяснения он утверждает на авторитете постановлений Вселенских соборов, грамот Восточных Патриархов, отеческих творений, а также сочинений русских богословов, главным образом Хомякова, взгляды которого усвояются им по преимуществу. В этих разъяснениях можно однако заметить в некоторой степени и ту особенность, которая вообще свойственна большинству искренних сторонников церковного единения, а именно – стремление сглаживать существующие разности учения и видеть препятствия к их устранению в гораздо более смягченном виде, чем каковы они на самом деле. – По поводу Filioque м-р Биркбек утверждает напр., что сущность этого старого спора состоит не столько в вопросе о том, может или не может исхождение Св. Духа от Отца и Сына логически быть доказано по Писанию и отеческим творениям, сколько в вопросе о том, имеет ли право какая-либо часть церкви, как бы ни была она обширна, прибавить или убавить что-либо в церковном вероопределении без согласия всей церкви. Восточные утверждают, что непогрешима и свята одна только Вселенская церковь, так как только она представляет собою тело, имеющее своим главою Христа, запад же в данном случае гипотетические умствования частной церкви поставил на место боговдохновенной веры всей церкви Вселенской. Эту восточную точку зрения необходимо, конечно, знать прежде, чем будет поставлен вопрос о единении, и я думаю, говорит м-р Биркбек, что в принципе мы с нею согласны, так как и наш XIX член утверждает, что отдельные патриархаты, хотя бы и основанные апостолами, не только могут погрешать, но и погрешали в предметах веры¹⁸. – По вопросу об евхаристии м-р Биркбек утверждает, что учение русской церкви о «пресуществлении» нельзя признавать совершенно тождественным с римско-католическим, так как она не принимает относящихся к этому предмету определений Тридентского и Латеранского соборов во всей их полноте. Принимая самый термин «пресуществление», русская церковь не признала возможным принять те дополнительные схоластические определения римской церкви, которые претендуют объяснять самый способ преложения Св. Даров и тем придают учению слишком материалистический характер. В подтверждение своей мысли он указывает на то, что «послание патриархов восточно-кафолической церкви о православной вере, где изложено учение о пресуществлении, принято русскою церковью не в точном соответствии с греческим текстом, но с значительными изменениями, при чем такие выражения как «субстанция», и «акциденция», а также упоминание о «руках» и «зубах», совершенно опущены и учение изложено в выражениях точно соответствующих словам Свящ. Писания. В таком изменённом и смягченном виде излагается учение русской церкви о пресуществлении и в большом катехизисе. Интересна также ссылка м-ра Биркбека на ту полемику, которая велась в наших духовных журналах в 1896 и 1897 гг. по вопросу об истинном смысле православного учения о пресуществлении. При этой полемике г. Киреев решительно опровергал не православные крайности римско-католического учения в «Богословском Вестнике» и м-р Биркбек указывает, что такое опровержение, конечно, не могло быть допущено в журнале духовной академии и под цензурою ректора арх. Лаврентия, если бы римско-католическое учение о пресуществлении было тождественным с учением русской церкви¹⁹. – Весьма заметную разность между православной и англиканской церквами составляет их неодинаковое отношение к седьмому Вселенскому собору и к иконопочитанию. Многие англиканские богословы, говорит м-р Биркбек, признают бесспорным авторитет только шести Вселенских соборов. Относительно же седьмого собора они утверждают, что английская церковь его не признавала, так как он был отвергнут собором франкфуртским, в котором и она принимала участие посредством послания, присланного Карлу Великому. М-р Биркбек разъясняет, что такой взгляд есть явное недоразумение. Церковь Англии несомненно признала авторитет седьмого собора, так как вместе со всем христианским западом приняла его определения без протеста. Кроме того, собор франкфуртский отверг не почитание икон, а их обоготворение и поклонение им, как Богу, т. е. отверг то, что осуждал и седьмой Вселенский собор, предписывая лишь почитание икон наравне с другими священными предметами и лицами. Иконоборство произошло от похвальной, но неправильно направленной, ревности о чистоте богослужения и было явлением исключительно восточным, о котором франкфуртский собор не имел даже надлежащего понятия. Ревнители православия, руководствуясь наставлением Св. Иоанна Дамаскина, совершенно правильно утверждали, что после воплощения Бога–Слова, благоволившего принять на Себя видимый человеческий образ, Бог может быть предметом изображения. Что касается восточной и в частности русской церковной практики относительно почитания св. икон и мощей, то она решительно не представляет в себе ничего такого, что противоречило-бы духу истинного христианского благочестия. Наконец, восточная церковь вовсе не настаивает на том, чтобы церковь англиканская усвоила все её обряды и обычаи; она требует лишь ясного понимания того смысла, который заключается в её обрядах²⁰. Лично м-р Биркбек до такой степени почтительно относился к русскому иконопочитанию, что предпринял даже попытку по возможности ввести его в употребление своей родной церкви. В ноябре 1896 г. он просил меня приобрести сто экземпляров иконы Смоленской Божией Матери издания Троицкой Лавры и переслать их ему для распространения в церквах Лондона. Поручение это было мною исполнено и тогда же наши святые иконы стали предметом благовейного почитания в церквах английской столицы²¹.

Делу церковного единения, по убеждению м-ра Биркбека, должно содействовать не только выяснение разностей вероучения и стремление к их возможному устранению, но и возбуждение и укрепление духа взаимного расположения и любви между членами церквей, стремящихся к единение; а потому и с этой стороны он старался послужить осуществлению высокой задачи и словом и делом.

Речь свою на публичном собрании English Church Union в Норвиче, 7 окт. 1895 г., мр. Биркбек специально посвящает напр. тому, чтобы убедить членов англиканской церкви в добрых чувствах к ним со стороны православной России. «Многие англичане», говорит он, «держатся того взгляда, что будто бы все русские одушевлены непреодолимою ненавистью ко всему английскому, не исключая и нашей церкви. Однако мое впечатление, несомненно, совсем не таково. Напротив, я всегда находил их, как духовных так и мирян, готовыми идти навстречу всякому дружественному шагу с нашей стороны». Конечно, настоящее взаимообщение между нами пока еще не возможно, так как оно должно быть следствием полного единства в вере. «Но русские всегда готовы сделать все возможное, чтобы выразить свое дружественное чувство к нам и свое желание быть с нами в единении. Наших духовных лиц они приглашают в алтарь во время совершения литургии, а когда сами бывают в наших храмах, приспособляются к нашим обычаям. При обычных приёмах вежливости, принятых в духовной среде, они обращаются с нашими епископами и священниками так же, как и с своими собственными. Это не значить, конечно, что они считают нас в общении с собою; но без сомнения свидетельствует об искреннем духе любви и об их желании быть с нами в единении». В ответь на возможный вопрос: почему русская церковь не сделает более прямого шага к ближению с англиканской? – мр. Биркбек утверждает, что отнюдь не какая-либо гордость или равнодушие тому причиной. Если только видит она хотя бы малейший признак истинного стремления к единению с собою, или какой-либо настоящий повод к тому, чтобы предпринять что-либо в этом направлении, она отзывается не колеблясь. В подтверждение этой мысли м. Биркбек указывает на послание покойного митрополита Киевского Платона к архиепископу Кантербурийскому в ответ на приветствие, принесенное от лица англиканской церкви, по случаю празднования девятисотлетия крещения Руси, и приводить это послание в полном переводе. Киевский митрополит, называя архиеп. Кантербурийского своим «возлюбленным во Христе братом», вполне соглашается с ним, что русская и англиканская церкви имеют общих врагов, с которыми должны бороться вместе, поощряя и поддерживая друг друга. Необходимо при этом, чтобы обе церкви вошли в более полное духовное единение между собою. Русская церковь искренно желает такого единения и ежедневно молится «о мире всего мiра» и «о соединении всех», и митрополит просить теперь сообщить ему ясно и определенно на каких условиях такое единение англиканская церковь признает возможным?» – Таково послание митр. Киевского и никто из нас, присутствовавших на киевском торжестве, говорить м. Биркбек, не может сомневаться в том, что в данном случае митрополит был истинным выразителем общерусского настроения²². – Наиболее действительным средством к тому, чтобы основательно узнать и понять русскую церковь и убедиться в её добрых чувствах по отношению к англиканству могут и должны служить поездки в Россию и по возможности продолжительное пребывание в ней представителей англиканской церкви и богословской науки. В последнее время эта мысль крепко утвердилась в английском церковном обществе и ревностным деятелем по её распространению и практическому осуществлению был м. Биркбек. На наших глазах приезжали в Россию²³: были свидетелями наших знаменательных религиозных торжеств, тщательно изучали наше богослужение и обряды, вступали в сношения и беседы по вопросам веры и церковного устройства с представителями нашей церковной власти и науки, знакомились с нашими храмами, монастырями и разными памятниками церковной древности и внимательно наблюдали, по возможности, религиозную жизнь нашего народа,– в 1896 году Мандэль Крэйтон, еп. Питерборосский, в 1897 г. – Вилльям Маклаган, примас Англии архиеп. Йоркский, в 1903 году – Чарльз Графтон, еп. Фондилакский, в 1912 году – епископы Оссорийский, Экзетерский и Бангорский с др. Иденом, епископом Вэкфильдским во главе. Неизменным спутником всех этих иерархов был мр. Биркбек, который, благодаря своему основательному знанию России и русского языка, являлся для них наилучшим руководителем при ознакомлены с русскою церковью и посредником при сношениях и беседах с представителями нашей церкви и науки. Какое близкое участие принимал он даже в сравнительных мелочах епископских посещений, можно видеть, напр. хотя-бы из того, что он привез с собою из Англии принадлежащее ему роскошное епископское облачение и митру, в которых и священнодействовал епископ Вэкфильдский на торжественной литургии в петроградской англиканской церкви, в присутствии нескольких русских иерархов и многочисленных представителей русского общества²⁴. –Под несомненным влияшем близких отношений с мр. Биркбеком приезжали в Россию и многие другие представители англиканской церкви и богословской науки, одушевленные стремлением непосредственно познакомиться с Россией и проникнутые идеей сближения своей церкви с восточным православием. Не всегда имея возможность лично им сопутствовать и быть для них руководителем, он старался всякими другими средствами оказать им возможное содействие, обращаясь с этой целью к своим русским знакомым. При моем пребывании в Сергиевском посаде, по рекомендации м. Биркбека и с письмами от него, ко мне обращались для бесед о религиозно-церковных вопросах и для объяснений и руководства при обзоре достопримечательностей Троицкой лавры и её окрестностей напр. каноник Лондонского собора св. Павла, бывший прежде ректором богословского колледжа в Эли, близ Кэмбриджа, вместе с молодым сыном своим и лонд. священником м. Друммондом; ученый м. Бебб из Брэзнос-колледжа в Оксфорде и мр. Беккер, лондонский священник того прихода, к которому принадлежал м. Биркбек. Эти лица приезжали в Россию в 1896 и 1899 годах с специальной целью ближайшего и непосредственного знакомства с учением и жизнью нашей церкви, так как всей душой сочувствовали делу сближения своей родной церкви с православною и желали послужить по мере сил своих этому делу²⁵. Можно думать, что поездки этих лиц в Россию не остались без благоприятных последствий для дела церковного единения, так как из письма м. Бебба, напр., написанного им ко мне чрез полгода после его приезда в Россию, мы узнаем, что он готовить несколько лекций «о православной церкви в России» и «об интеллектуальной деятельности России». Здесь, в Англии, говорить он, относительно России склонны слышать преимущественно об её воинской деятельности, я – же желал – бы показать, что в её деятельности есть и другая сторона²⁶. Для осуществления своих намерений м. Бебб и просил дать ему некоторые библиографические указания из области русской научной литературы.

Многолетнее, многостороннее и ревностное, даже подчас до самопожертвования, служение м. Биркбека делу церковного единения приобрело ему в просвещенных кругах русского и английского общества широкую известность и всеобщее уважение. Видимым выражением признательности и нему со стороны его соотечественников было избрание его в 1911 году в число членов генерального комитета в Обществе «Единения Англиканской и Восточно-Православной церквей», при чем от лица этого общества было заявлено, что м. Биркбек уже много лет хорошо известен, как в Англии так и в России, своими трудами по делу церковного единения, а его, не знающее себе соперников (unrivalled), знакомство с Россией и её церковью, а также с настоящим положением вопроса о единении, является для Общества неоценимым²⁷. Когда же и в России учреждено было «Общество для содействия сближению между англиканской и восточно-православной церквами», м. Биркбек избрать был на первом же его собрании в 1912 г. почетным членом²⁸.

Не подлежит сомнению, что еще очень много сделал-бы м. Биркбек для святого дела церковного единения, если бы неожиданная кончина не положила предел его неустанным трудам. Возвратившись 20-го мая в свое норвичское имение Stration Stranless из последней поездки в Россию, он, повидимому, чувствовал себя вполне здоровым и в ближайший воскресный день был уже в местном храме и приобщился святых Таин; но чрез несколько дней у него обнаружилась тяжкая болезнь воспаления легких, которая заставила лечь в постель и быстро, 27-го числа, привела к роковому исходу. В день Св. Духа, 30 мая, состоялось погребение и над искренним другом православной церкви и России раздалась в его собственном переводе и переложении умилительная надгробная песнь православной церкви: «Со святыми упокой, Христе, душу раба твоего, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная».

Вечная ему память!

В. Соколов.

Август 1916 г.