«Не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна»

Источник

(Русскому Вестнику, Московскому Обществу любителей духовного просвещения и Душеполезному Чтению).

В одном из очередных публичных собраний Московского Общества любителей духовного просвещения, в апреле текущего года, некто г. Попов прочитал реферат о моей книге «Иерархия англиканской епископальной церкви». К сожалению, я не имел возможности присутствовать на этом чтении, но вскоре после него в Московских Церковных Ведомостях появилась краткая заметка, в которой сообщалось, что г. Попов, изложив содержание моей книги, сделал несколько критических замечаний и затем утверждал, что книга написана под сильным влиянием английских исследований по этому вопросу. Вслед за этой заметкой с разных сторон стали доходить до меня слухи, что будто бы г. Попов в своем реферате прямо обличал мою работу в несамостоятельности и представлял ее как простую переделку и пересказ одного англиканского исследования по этому вопросу. Не склонный вообще частным слухам придавать большое значение, я терпеливо ожидал, просматривая номера Московских Церковных Ведомостей в полной уверенности, что почтенное Общество, без сомнения понимающее характер и значение реферата г. Попова, конечно сочтет необходимым напечатать его в полном виде, чтобы не лишать меня возможности ответа. Однако, проходит месяц, другой; проходит все лето; пущенная против меня клевета продолжает распространяться из уст в уста, а послуживший для нее поводом реферат г. Попова остается по-прежнему не напечатанным. Образ действий Московского Общества любителей духовного просвещения в этом случае представляется мне в высшей степени странным, чтобы не сказать резче. С этим Обществом я находился доселе в самых лучших отношениях и на все, когда-либо обращавшиеся ко мне от него, призывы отвечал всегда полною готовностью содействовать по мере сил своих осуществления его высоких задач. Еще в 1885 г. Общество избрало меня в свои действительные члены; много лет я печатал в его ежемесячном журнале свои ученые труды; по приглашению его бывшего председателя, покойного о. протоиерея И. Н. Рождественского, составлял и произносил речь на торжественном его годичном собрании, а в минувшем, 1897 г., по приглашению председателя одного из отделов того же Общества, покойного о. протоиерея Г. П. Смирнова-Платонова, читал публичную лекцию в зале Московского Синодального училища. Все это, по-видимому, давало мне право рассчитывать если не на какое-либо особенное расположение ко мне почтенного Общества, то, по крайней мере, на то, что оно не станет относиться ко мне враждебно. Оказалось не то, ибо настоящая администрация Общества сочла для себя позволительным и допустить в публичном собрании клевету на меня и затем оставить ее не напечатанной, лишив, таким образом, меня возможности опровержения. Напрасно прождав четыре месяца, я решился уяснить себе содержание реферата г. Попова посредством личной беседы с кем-либо из знакомых мне его слушателей, чтобы затем обратиться к администрации Общества с надлежащим заявлением. Этот план я начал уже приводить в исполнение, как в это самое время были мною получены сентябрьские книжки Душеполезного Чтения и Русского Вестника.

В Душеполезном Чтении автор короткой заметки, занимающей немного более одной страницы, выставляет клевету на меня со всей возможной резкостью, хотя, конечно, без малейших признаков доказательства. Заявив, что в 1895 г. появилось в свет сочинение англиканских авторов Денни и Ласи под заглавием «De Hierarchia Anglicana», автор заметки продолжает: «Кто потрудится сличить оба названия сочинения, – русское и латинское – (т. е. мою книгу и книгу Денни и Ласи), тот увидит, что наш автор стоит более чем в зависимости от своего латинского оригинала. – Это, продолжает он далее, говорим не мы только лично. Совершенно независимо от нас и прежде нас, еще 23 апреля текущего года не только было высказано, но и раскрыто то же самое в публичной лекции, читанной г. Н. Г. Поповым в Обществе Любителей Духовного Просвещения». – «Кто знает по латыни, тот, конечно, предпочтет оригинал»… и т. д. (Душ. Чт. сентябрь 1898 г. стр. 171 – 172).

Итак, г. Попов и Моск. Общество любителей духовного просвещения, по-видимому, должны быть довольны. Пущенная ими клевета пошла в ход и, как видите, с некоторым особенным вкусом повторяется в печати любителями подобного рода продуктов.

В Русском Вестнике дело поставлено несколько иначе. В библиографическом отделе его сентябрьской книжки помещен отзыв о моем сочинении, занимающий двенадцать страниц, причем первые восемь излагают содержание моей книги, а на последних четырех высказываются критические замечания. Отзыв этот не подписан, но его содержание до полного тожества сходно с тем, что говорилось в реферате г. Попова, насколько я могу судить о нем по устному изложению тех, которые были его слушателями. В виду этого, я склонен к уверенности, что отзыв Русского Вестника есть именно тот пресловутый реферат г. Попова, которого я так долго и с таким большим любопытством ожидал. Русскому Вестнику в настоящем случае я очень и искренно благодарен. Напечатав пресловутый реферат, он дал мне наконец возможность познакомиться с его действительным содержанием, разобрать его и оценить так, как он того заслуживает.

После изложения содержания моей книги (на стр. 287– 294 сентябр. книжки Р. В.), автор библиографической заметки говорит: «При всем уважении лично к В. А. Соколову, мы не можем не отметить в его труде некоторых недостатков». – На выражение уважения обыкновенно отвечают благодарностью, но в настоящем случае я этого не сделаю, так как дальнейшее содержание заметки ясно показывает, что слова автора о каком-то будто бы ко мне уважении представляют собой лишь совершенно не нужное и неблаговидное лицемерие. Кого хотя сколько-нибудь уважают, на того, конечно, не станут клеветать, как это делает далее наш критик.

Посмотрим теперь, каковы его критические замечания, и какие недостатки считает он нужным отметить в моем труде.

Прежде всего, он указывает у меня будто бы «фактическую неточность». В моей книге говорится, что в эпоху первого парламента Елизаветы «на всю Англию оставался один только епископ Лландаффский, сохранивший свою кафедру» (моей книги стр. 3), а между тем, в книге Денни и Ласи, указывает наш критик, говорится, что оставалось два самостоятельных епископа (а именно еще еп. Стэнли на кафедре Содор-Менской), кроме многих викарных. – Итак, критик мой желает, чтобы я говорил непременно так, как говорится в книге Денни и Ласи. Требует он этого, очевидно, потому, что его собственные познания по рассматриваемому вопросу не идут далее указанной книги, которая и представляется ему каким-то непререкаемым авторитетом. Что касается меня, то я к этой книге совсем такого благоговения не чувствую и слова свои утверждаю на гораздо более достоверных источниках. В примечании на той же, 3-й, странице моей книги очень ясно сказано, что сведения, сообщаемые мной в данном случае о епархиях и епископах, утверждаются на исследовании летописцев и историков: ХVI века – Голишэда, Стау, Камдена и Гайуорда; XVII в. – Масона, Гейлипа, Фуллера; нач. ХVIII в.– Бурнета, Страйна, Кольера и др. Ни один из этих источников не упоминает о существовании в то время Стэнли на Содорской кафедре и напротив все единогласно утверждают, что только один Китчин, еп. Лландаффский, оставался не низложенным со своей кафедры. После серьезного исследования всех указанных источников я не имел ни малейшего желания верить показанию Денни и Ласи, а говорил то, к чему привело меня мое научное исследование. Итак, усмотрев «фактическую неточность» там, где на самом деле имеется лишь результат критического исследования, обвинитель мой обнаружил только свое собственное незнакомство с предметом и свою критическую бесцеремонность.

В доказательство невозможности того предположения, что будто бы Барлоу никогда не принимал епископского рукоположения, хотя много лет действовал в качестве полноправного епископа, в книге моей, между прочим, имеется указание на статут Генриха VIII (25 Henry VIII, ch. 20, set. IV, VI), определяющий тяжкие наказания архиепископу и епископу, если они откажутся посвятить и не посвятят в продолжении двадцати дней того, кто избран и назначен на епископскую кафедру. Критик мой находит эту ссылку на статут не убедительной и указывает на приводимый в моей же книге факт, что Боннер полтора года после избрания оставался не рукоположенным. – Если даже на сей раз и забыть, что указание на статут в моей книге представляет собой лишь одно из многих оснований в пользу доказываемой мысли; если забыть и то, что промедление в рукоположении и совершенное уклонение от него вещи далеко не одинаковые, во всяком случае, пример Боннера нисколько не лишает значения мою ссылку на статут. Выставляя против меня этот пример, критик только еще раз доказывает свое слишком слабое знакомство с тем предметом, о котором борется рассуждать. Боннер долго не получал рукоположения по той простой причине, что и назначен был на Герефордскую кафедру и переведен на Лондонскую в то время, когда его совсем и не было в Англии. По воле самого короля он все это время находился в посольстве в Германии и во Франции, а потому, само собой разумеется, статут, направленный против уклоняющихся от совершения рукоположения, ни к нему, ни к его рукополагателям не имеет никакого отношения.

В подтверждение действительности посвящения Барлоу я ссылаюсь, между прочим, на тот несомненный факт, что он был «интронизован на Ст. Давидской кафедре, между тем церковный обряд интронизации совершался не иначе, как уже после рукоположения. «На наш взгляд», говорит на это критик, «и это обстоятельство не имеет того значения, какое ему приписывается. Раз, несмотря на статуты, непосвященные кандидаты епископства получали доходы со своих епархий, то интронизация – простой церковный обряд – и подавно могла быть совершена над Барлоу до его посвящения и может быть как бы в замену последнего». – Изумительная развязность! Я указываю на несомненный научный факт, что обряд интронизации никогда не совершался и не совершается иначе, как после рукоположения. Об этом всякий может справиться и в римско-католическом понтификате и во всех ученых сочинениях, имеющих отношение к данному вопросу, наприм.: у Дю-Канжа, Бингама, в любой энциклопедии или системе права и т. д. А критик мой, очевидно, не имеющий никакого понятия об относящихся сюда научных данных, смело заявляет: «на наш взгляд»... «интронизация... и подавно могла быть совершена над Барлоу до его посвящения». Смею уверить развязного критика, что серьезное ученое исследование имеет дело только с фактами и твердыми научными данными, а его «взгляд», решительно ни на чем не основанный, ни для кого не интересен.

Рассказ Руфина и Созомена о том, что будто бы Александрийский епископ Александр признал действительным крещение, воспроизведенное детьми во время их детских игр, я признаю невероятным и привожу в пользу этой мысли свои основания. Критик мой со мной не соглашается. Конечно, всякий может иметь свой взгляд на дело; но нельзя не признать, что высказываемое критиком соображение, что «Сократ мог не упомянуть о решении епископа Александра»... «по каким-либо иным побуждениям, которым суждено остаться для нас неизвестными», – очевидно, не таково, чтобы я или кто-нибудь другой признал его убедительным. Сколько бы ни брал наш критик этот рассказ под свою защиту, во всяком случае, для православного богослова он всегда останется невероятным. Латинские схоластики, придерживающиеся в учении о таинствах римско-католической теории «opus operatum», конечно, имеют интерес отстаивать рассказ Руфина, чтобы и св. Александра, епископа Александрийского, выставить сторонником своей теории; но православному человеку не следует забывать, что наша Восточная церковь отнюдь этой теории не принимает, а потому и не прилично ему без всяких научных оснований усиливаться к защите невероятного рассказа. – Свою речь об этом предмете критик заключает следующим странным рассуждением: «Что факты подобные тому, какой указан историками в жизни св. Афанасия, возможны – ниже показывает, к нашему удивлению, и сам В. А. Соколов, свидетельствуя (на стр. 272) что вопрос о намерении совершителя таинства поднимал и блаженный Августин, если оно совершалось в шутку, ради забавы или в подражание». Критик мой сам исказил мою мысль да сам же и удивляется. Возможность воспроизведения священнодействий в детских играх, в шутку, ради забавы, в подражание, или даже прямо в насмешку я никогда не думал отрицать, как и никто другой отрицать эту возможность не станет. В рассказе Руфина не факт детской игры я признаю невероятным, а то, что будто бы православный святитель признал воспроизведенное в игре таинство действительным. Критик не соблаговолил понять моей ясно высказанной мысли, а затем своей собственной непонятливости и удивляется.

Следующий упрек мне выражен таким образом: «Заметив на стр. 85, что нет подробных известий о причинах и обстоятельствах низложения и удаления с кафедры Скори, Ковордаля и Барлоу, В. А. Соколов, на стр. 86. очень смело утверждает, что они не были лишены своего сана, а только низложены с кафедры. Ведь если еще не доказано, что эти лица не были лишены сана, то на чем же основаны все рассуждения г. профессора об апостольском преемстве в англиканской иерархии?» – Неужели мой критик не понимает, что недостаток «подробных известий» совсем не означает полного отсутствия всяких сведений о предмете? То обстоятельство, что рукополагатели Паркера не были лишенными сана, представляет несомненный факт, утверждающийся напр. на грамоте Боннера (Burnet v. II, Records р. II, в. II, № ХIII) и на свидетельствах Голиншэда, Стау, Гэйлина, Фуллера и др. Моя смелость, за которую упрекает меня критик, основывается именно на этих твердых научных данных, против которых никто доселе и не возражал и который в моей книге указан. А на чем утверждается смелость моего критика, когда он, вопреки этим научным данным, заявляет, что будто бы отсутствие лишения сана рукополагателей Паркера «еще не доказано?» – Очевидно, только на его полном невежестве в области данного вопроса, соединенном с усиленным стремлением непременно придумать какое-либо возражение. При подобных условиях ничего иного, кроме очевидных нелепостей, получиться не могло.

Далее, в отзыве читаем: «На стр. 256 рассматриваемой нами книги говорится, что англиканские христиане не считают рукоположение евангельским таинством, равным крещению и евхаристии, а на стр. 257 доказывается, что с англиканской точки зрения рукоположение все-таки таинство. Какой вывод можно сделать из сопоставления этих двух страниц, – сказать трудно». – Очень жаль. На указанных страницах очень ясно раскрывается, что англиканская церковь различает таинства высшая, «евангельская», и таинства низшие, церковные, а потому и взгляд этой церкви на священство совершенно ясен. Если мой критик все-таки понять этого не в состоянии, мне остается только пожалеть его.

В дальнейшем пункте своих замечаний критик упрекает меня за то, что по вопросу о законности Эдуардова чина рукоположения я высказываю и доказываю взгляд, не согласный с тем, какой утверждают англиканские защитники иерархии и, между прочим, Денни и Ласи. Этот упрек, конечно, только высказывается и никаких оснований в его пользу по существу дела не приводится. Я хорошо понимаю, что для критика, познания которого по рассматриваемому вопросу ограничиваются только тем, что он успел вычитать у Денни и Ласи, мое несогласие с этой книгой представляется «странным»; но для кого же его личные недоумения могут быть интересны? Мое исследование по вопросу о законности Эдуардова чина основывается, как это можно видеть в самой книге моей, на тщательном исследовании полного текста статутов и сравнительном изучении разных изданий книги общих молитв. Изучив первоисточники вопроса, я говорю то, к чему привело меня мое самостоятельное исследование, и совсем не считаю себя обязанным говорить непременно так, как утверждают Денни и Ласи. Как бы ни казалось «странным» моему критику, во всяком случае, я должен еще раз повторить, что отнюдь не считаю книгу этих авторов непререкаемым для себя авторитетом, но в праве и не соглашаться с ними, как скоро нахожу их взгляды не основательными.

Последнее из quasi–критических замечаний гласит: «к сожалению, в книге В. А. Соколова не достает даже краткого очерка из истории сношений англиканской церкви с православной. Такой очерк, однако, мог бы показать, насколько вероятны надежды на соединение». – Эти слова ясно показывают, что критик мой, очевидно, и сам не знает, о чем говорит. В своем полемическом увлечении он, должно быть, забыл, что книга моя не «о соединении англиканской церкви с православной», а только «об иерархии англиканской епископальной церкви». Потому и нет и не должно быть в моей книге желаемого критику очерка, что при сношениях англиканской церкви с православной вопрос об англиканской иерархии ни разу не был предметом рассмотрения. Если бы мой критик знал это, то, надеюсь, не стал бы предъявлять мне своего неосновательного требования, которое в настоящем случае является лишь результатом, его собственного неведения.

Вот и все те воображаемые «недостатки» моей книги, которые критик счел возможным указать. Взвесив должным образом его замечания, всякий понимающий дело читатель без труда усмотрит, что в настоящем случае говорит человек, не имеющий никаких познаний в области того вопроса, о котором берется рассуждать, но одушевленный, очевидно, непреодолимым стремлением непременно набрать чего-нибудь такого, что имело бы хотя некоторую видимость ученых возражений. Зачем же, спрашивается, трудился критик над этой бесплодной и не сделавшей ему чести попыткой? – Должно быть, побуждаемый «личным» ко мне «уважением».

Впрочем, рассмотренные мной замечания составляют в статье моего критика только интродукцию. Центр тяжести статьи, или так называемый «гвоздь» ее, заключается не в этих замечаниях, а в той клевете, которую критик преподносит читателям pour la bonne bouche. Он говорит, что «исследование В. А. Соколова об иерархии англиканской епископальной церкви далеко не самостоятельно и стоит в большой зависимости от взглядов на этот же предмет самих англикан, которые усвоили себе только то, что благоприятно для них. В частности, труд В. А. Соколова оказывается довольно ясным отголоском появившегося в 1895 г. в Лондоне на латинском языке апологетического сочинения двух англиканских духовных лиц Denny и Lacey: «De hierarchia anglicana»... «По крайней мере три пятых этой книги вошли в рассматриваемый нами русский труд, вошли – отчасти в своей первоначальной последовательности, а отчасти – в измененной соответственно несколько иному плану русского труда. Так I, II, III глл. труда В. А. Соколова можно найти в I гл. и 3-м приложениях лондонского издания, IV–во II, V–VI–во II и VI, VIII и IX–в III, XII–в IV и только VII гл. X, XI, XIII, XIV и XV гл. не имеют себе прототипа в книге Denny и Lacey. О зависимости труда В. А. Соколова от книги Denny и Lacey говорит уже то одно, что в нем делается до восьмидесяти ссылок на это лондонское издание. А в какой мере В. А. Соколов усвоил себе аргументацию англиканских авторов – об этом можно судить при сопоставлении его труда с книгой Denny и Lacey. Если мы сравним (следуют четыре строки цифр, указывающих страницы моей книги и книги Дэнни и Ласи), то увидим, что означенные страницы двух книг различаются между собой лишь по изложению;… это же можно сказать и об иных страницах той и другой книги. Если же так, если рассмотренный нами русский труд об иерархии англиканской церкви в значительной мере оказывается переработкой англиканского же исследования, то, понятно, он и не решил для нас вопроса, которому посвящен».

Итак, по уверению моего критика, мое исследование «далеко не самостоятельно», «стоит в большой зависимости от взглядов англикан», «оказывается довольно ясным отголоском» книги Денни и Ласи, «по крайней мере, три пятых которой вошли» в его состав. Более половины глав моего исследования (девять из пятнадцати) «можно найти» в разных местах книги Денни и Ласи, причем я «усвоил себе аргументацию англиканских авторов», множество страниц моего исследования «различаются» от книги Денни и Ласи «лишь по изложению», так что труд мой «в значительной мере оказывается» только «переработкой англиканского исследования». – И все это мой критик подтверждает целым рядом цифр, которые, очевидно, по его мнению, должны говорить читателю красноречивее всяких слов. Речь его принимает, таким образом, довольно неожиданный оборот. Доселе, как мы видели, он обличал меня за то, что я осмеливаюсь не соглашаться с книгой Денни и Ласи, а теперь вдруг начинаем уличать в рабской от нее зависимости.

Цифры, как известно, требуют точности. Посмотрим же теперь, насколько у моего критика они заслуживают веры.

Критик мой утверждает, что 1-ю, 2, 3, 4, 5, 6, 8, 9 и 12-ю главы моего исследования «можно найти» будто бы в разных, указываемых им, главах книги Денни и Ласи. Если читатель поверит ему, то может подумать, что во всех этих девяти главах я говорю лишь о том, о чем говорится и в книге Денни и Ласи. В действительности оказывается далеко не то. Критик мой прилгал ни много ни мало как глав на пять. Только о первой, третьей, четвертой и половине шестой главах моей книги можно сказать, что их содержание совпадает с тем, что говорится в разных местах книги Денни и Ласи; что же касается глав 2-й, 5-й, 8-й, 9-й и 12-й, которые, по заявлению критика, «можно» будто бы «найти» и у Денни и Ласи, то совпадение содержания в каждой из этих глав ограничивается лишь двумя-тремя страницами, а на всех своих остальных страницах он говорит то, о чем у Денни и Ласи совсем нет и помина. В частности, пусть критик укажет мне, где в книге Денни и Ласи «можно найти» напр, о междуцерковном значении вопроса об англиканской иерархии и о положении его в России (2– я глава моей книги, стр. 19–23); где он найдет подробный анализ текста статутов и сравнительное исследование разных изданий «книги общих молитв» по вопросу о законности Эдуардова чина (почти вся 5-я глава моей книги); где у Денни и Ласи укажет он тот взгляд на характер отношений Рима к англиканским рукоположениям, какой развит в 6-й главе моей книги (стр. 117–123) и тот исторический очерк современных отношений Рима к этому вопросу, который занимает целую половину той же 6-й главы; где он может найти у Денни и Ласи то документальное сравнительное исследование православного, римско-католического и англиканского учения «о вещественном знаке» таинства священства, которое составляет все содержание 8-й главы моей книги; где он найдет у Денни и Ласи такой обстоятельный документальный анализ православного и англиканского чина рукоположения со стороны «совершительных слов» его, который наполняет почти всю 9-ю главу моей книги (стр. 186 – 213); где он укажет разбор буллы папы Льва XIII со стороны вопроса о намерении совершителя таинства и исследование православного учения об этом предмете? (большая часть 12-й главы моей книги, стр. 276–290). Ничего этого в книге Денни и Ласи нет. Как же после того назвать заявление моего критика, что 2-ю, 5-ю, 6-ю, 8-ю, 9-ю и 12-ю глл. моей книги будто бы «можно найти» в тех или других местах книги Денни и Ласи? Имя этому заявленью – ложь, а автору ее советую повторить в пространном катехизисе то, что говорится там о девятой заповеди.

Итак, относительно моего исследования, со стороны размеров его совпадения с содержанием книги Денни и Ласи, вывод получается такой: из пятнадцати глав его шесть, и по сознанию самого критика, «не имеют себе прототипа в книге Denny и Lacey»; из остальных – главы 2-я, 5-я, 8-я, 9-я и 12-я имеют совпадение лишь в нескольких страницах, так что общий размер совпадения можно определить главы в четыре (1-я, 3-я, 4-я, около половины 6-й и отдельные страницы в остальных). Можно ли, спрашивается, сказать, что мое исследование «далеко не самостоятельно» и представляет лишь «переработку» книги Денни и Ласы, когда на три четверти своего состава (11 глав из 15-ти) оно говорит о том, чего в этой книге совершенно не имеется? Предоставляю судить читателю.

Доселе у нас была речь только о размерах совпадения; займемся теперь исследованием его характера.

Критик мой называет мое исследование «далеко не самостоятельным» и «переработкой» потому, что во многих случаях оно говорит о том же, о чем говорится и в книге Денни и Ласи. «О зависимости труда В. А. Соколова от книги Denny и Lacey, утверждает он, говорит уже то одно, что в нем делается до восьмидесяти ссылок на это лондонское издание». При помощи такого новоизобретенного критиком приема можно доказать, что 95% существующих книг далеко не самостоятельны и составляют лишь переработку тех, которые были изданы ранее, так как всякая книга, если не первая трактует о каком-либо предмете, непременно говорит о том же, о чем говорили ее предшественницы. Возьмем хотя бы напр. пятитомное «Православно-догматическое богословие» Преосв. Макария. С точки зрения моего критика оно, конечно, несамостоятельно и представляет только переработку пространного Филаретова катехизиса, так как в нем идет речь и о Боге, и о воплощении, и о церкви, и о таинствах и т. д. и т. д., т. е. о том же, о чем говорится и в катехизисе. Или возьмем напр. магистерскую диссертацию г. Попова «Император Лев VI мудрый и его царствование». Наш критик, несомненно, должен признать ее «несамостоятельной» и простой «переработкой», так как можно указать многие десятки страниц, где автор говорит о том же, о чем говорится у De-Boor’a в изданной им и снабженной «обширным и прекрасным комментарием» жизни Ефимия, или у Гергенротера. Я принял на себя труд посчитать количество ссылок в книге г. Попова, и оказалось, что на Гергенротера он ссылается восемьдесят три раза (более, чем я на Денни и Ласи), а на издание De-Boor’a –более трехсот раз. Если верить моему критику, несомненно, что книга г. Попова несамостоятельна, как не самостоятельно и громадное большинство всех существующих книг. Но неужели этот критик из своего долговременного образовательного поприща вынес все-таки такое смутное понятие о науке, что, рассуждая о самостоятельности ученых работ, не в состоянии даже различать «о чем говорится» от того «как говорится»? Ведь это такая научная азбука, о которой стыдно и напоминать.– Я не первый взялся за исследование вопроса об англиканской иерархии: до меня писали и другие по этому вопросу, как написали, между прочим, свою книгу и Денни и Ласи. Пусть мой критик укажет мне, каким образом мог бы я написать свою книгу так, чтобы не говорить в ней ни о чем таком, чего касались мои предшественники. При соблюдении такого условия, я, конечно, никакого целостного исследования по вопросу дать бы не мог. Я сделал бы лишь дополнение к тому, что уже ранее исследовано на западе, а такое дополнение в русской богословской литературе не имело бы смысла, так как являлось бы не дающим понятия о предмете отрывком. Всякое новое исследование какого- либо вопроса предполагает, прежде всего, пересмотр того, что сделано по вопросу ранее; а следовательно необходимо и говорить в значительной мере о том же, о чем говорили прежде, и иметь дело с тем же существеннейшим материалом, который подвергался исследованию ранее. Неужели мой критик успел уже забыть эти азбучные истины? Мое исследование можно было бы назвать несамостоятельным лишь в таком случае, если бы я не изучал сам свой предмет по первоисточникам, а брал бы в готовом виде то, что уже имеется в книге Денни и Ласи. При этом я, конечно, мог бы говорить в своей книге только то, что говорят Денни и Ласи, и по необходимости только так, как говорят они. Ничего подобного в моей книге нет.

Выше я уже показал, что мое исследование на трех четвертях своего состава говорит совсем не то, что можно найти у Денни и Ласи. Сейчас я покажу, что и в тех своих частях, которые по своему содержанию совпадают с книгой Денни и Ласи, мое исследование совершенно самостоятельно, говорит на основании непосредственного изучения первоисточников и говорит не так, как говорят мои предшественники. В мое обличение критик мой приводит ряд цифр, которые представляют собой сопоставление страниц моего исследования с соответствующими страницами книги Денни и Ласи. Сопоставление делается для того, чтобы доказать «зависимость» моей книги от англиканского исследования, показать, что я «усвоил себе аргументацию англиканских авторов» и что «страницы этих двух книг различаются между собой лишь по изложению». – Посмотрим, что говорит приводимые критиком цифры, если их подвергнуть надлежащей проверке.

Критик приводит всего тринадцать сопоставлений. В четырех из них речь идет о разных фактах и свидетельствах, о которых одинаково говорится и в моей книге и у Денни и Ласи, а именно: 1) приводятся свидетельства Паркера, Мачина и Цюрихских писем, служащие к подтверждению факта архиепископского рукоположения Паркера (стр. 46 – 47 моей книги и 16 –18 кн. Денни и Ласи), 2) приводятся факты в подтверждение того, что Барлоу был действительно рукоположенным епископом, а именно, что он принимал участие в рукоположениях, заседал в верхней палате, не подвергался с этой стороны никаким возражениям даже и при спорах и столкновениях с противниками (стр. 72 – 75 м. кн. и 50–54–Д. и Л.); 3) рассказывается в очень кратких чертах об обстоятельствах воссоединения Англии с Римом при начале царствования королевы Марии и о возникновении вопроса относительно действительности рукоположения, совершенного над епископами по чину Эдуарда (стр. 108 м. кн. и 143–144–Д. и Л.); рассказывается о делах Гоффа и Гордона, как случаях повторения рукоположения римской церковью над англиканами (стр. 124–125 м. кн. и 179–180–Д. и Л.).– В указанных случаях только тогда я мог бы не совпадать с Денни и Ласи, если бы совершенно умолчал обо всех приведенных фактах и свидетельствах; но в вопросе об англиканской иерархии они имеют такое существенное значение, что ни один исследователь обойти их не имеет права. Я должен был говорить о них; но говорю я не по книге Денни и Ласи, а, как может видеть всякий читатель, на основании: дневника Мачина по изданию Камденовского Общества, подлинного текста Цюрихских писем по изданию Бурнета, сочинений Лингарда, Масона, Беллесгейма, Гаспарри, Стуббса, Колльера, Киорпинга и документов епископских и королевских грамот по изданию Бурнета. О чем же говорят указанные сопоставления? Только о том, что существенных для вопроса фактов и свидетельств я не умалчиваю, а излагаю их на основании добросовестного изучения всего доступного мне материала, как первоисточников, так и литературы.

Что касается всех остальных девяти, приводимых критиком сопоставлений, то они таковы, что во всяком, сколько-нибудь понимающем дело, читателю необходимо должны возбудить или чувство сожаления к моему критику по поводу глубины его невежества, или – негодования по поводу его невозможной бесцеремонности, чтобы не сказать гораздо резче. В самом деле, во всех девяти указываемых критиком местах в моей книге содержится изложение и анализ разных документов, имеющих отношение к истории английской реформации и к рассматриваемому мной вопросу, а именно: «Наставления христианского человека» (The Institution of a Christian Man), «учения и наставления необходимого для всякого христианина» (A necessary Doctrine and Erudition of any Christian Man) (стр. моей книги 63 и 222), чина епископского рукоположения римской церкви (стр. 79– 80), грамот королевы Марии (стр. 110 –111), грамот епископа Боннера и той же королевы Марии (стр. 114–116), формул римско-католического и англиканского рукоположения (стр. 203), «Объявления об обязанностях и Божественном установлении епископов и пресвитеров» (A Declaration made of the Functions and Divine Institution of Bishops and Priests) (стр. 218), «Краткого наставления в христианской религии на особенную пользу детям и юношеству» (A short Instruction to Christian Religion for the singular profit of Children and joung People) (стр. 224–225), декрета папы Евгения IV и определения Тридентского собора (стр. 273 – 274). Конечно, о всех этих документах говорится, и не могло не говориться, так или иначе в книге Денни и Ласи, но что же из этого? Всякий читатель моего исследования может ясно видеть, что я заимствую свои сведения не у Денни и Ласи, а из непосредственного изучения самих документов, причем указываю и те издания их, который были предметом моего изучения, а именно: Collier, Burnet, Pontificale Romanum, Wilkins, Rymer, Heylyn, The Book of Common Prayer, Binii-Concilia generalia и Canones et decreta concilii Tridentini, ed. Richter’a.–Так как я излагаю нужные для моего вопроса сведения не по книге Денни и Ласи, то в моем изложении очень часто читатель найдет гораздо большую полноту и встретит такие данные, о которых у англиканских исследователей нет и помина, таковы напр. мое изложение свидетельства дневника Мачина, Цюрихских писем, грамот королевы Марии, дела Гордона, «Объявления об обязанностях!», декретов папы Евгения и Тридентского собора (стр. 46–47, 110 –111, 124, 218, 273–274). Как же, после всего этого, смеет мой критик говорить о моей «несамостоятельности» и называть мое исследование лишь «переработкой» книги Денни и Ласи?! Прикрываясь голыми цифрами страниц и в надежде, что читатель не станет проверять его, он вводить его в обман и утверждает явную ложь.

Если даже и те страницы, которые сам критик указывает в качестве образцов моей несамостоятельности, в действительности ни о чем подобном не свидетельствуют; то, конечно, тем менее можно сказать это обо всем составе тех глав, которые и сам я признаю сходными с книгой Денни и Ласи. Главы эти (1-я, 3, 4 и половина 6-й) сходны с ней лишь настолько, насколько говорят об одном и том же предмете; но мое исследование совершенно самостоятельно и опирается не на книгу Денни и Ласи, а на добросовестное изучение всего доступного мне материала, как первоисточников, так и литературы. Нет нужды перечислять все то, что изучено мной в качестве материала для моего исследования; всякий желающий может найти точные указания в самой книге моей. Достаточно заметить, что и те только главы, которые совпадают по содержанию с книгой Денни и Ласи, основаны у меня на серьезном изучении: статутов, множества документов по изданиям Раймера, Уилькинса, Бурнета, Страйпа, Колльера и Кардуэлля, хроник и сочинений Голиншэда, Стау, Камдэна, Гайуорда, Масона, Гэйлина, Бурнета, Страйпа, Колльера, Стуббса. Лингарда, Ниля, Киорнинга, Мартене, Майра, Бингама, Шульте, Вальтера, Гаспарри н др. Весь этот матерьал изучался мной в течение многих лет, приобретаемый не только из библиотеки нашей Московской Академии, но и из библиотек: Императорской публичной в Петербурге, Румянцевского музея в Москве, Духовной Академии в Петербурге, Императорских Университетов Московского и Петербургского и Харьковской духовной семинарии. Это может проверить всякий хотя бы по печатным протоколам нашей Академии за минувшие годы. И, после всего этого, вдруг какой-то развязный писака, пользуясь только тем, что бумага все терпит, начинает наводить свою критику! Явление поистине любопытное, достойное занять довольно видное место в патологической летописи нашей литературы!

Наконец, сам же критик мой свидетельствует, как мы видели, что и в некоторых частностях (об еп. Стэнли) и в разрешении существенных вопросов (о законности чина Эдуарда) я иногда совершенно не соглашаюсь с Денни и Ласи. Могу добавить, что совершенно самостоятельный и несогласный с книгой Денни и Ласи взгляд я доказываю на основании тщательного анализа первоисточников не только по вопросу о законности Эдуардова чина (стр. 90 –101), но и об отношениях Рима к англиканским рукоположениям (стр. 102 –127) и о намерении совершителя таинства (стр. 269–290). Какая же это у меня «зависимость» от Денни и Ласи, «несамостоятельность» и различение с ними «только по изложению», когда я не соглашаюсь с ними и в частностях и в существенных вопросах, доказывая нечто, совсем с ними несходное?!

Итак, мое исследование: 1) на три четверти своего состава говорит о том, чего совсем нет в книге Денни и Ласи; 2) в тех частях, который по содержанию совпадают с книгой Денни и Ласи, предмет разработан в моем исследовании самостоятельно, на основании тщательного изучения массы первоисточников и литературы; 3) независимость моего исследования выражается и в том, что и в частностях и в решении многих существенных вопросов оно сообщает сведения и дает решения, совершенно несогласные с тем, что говорится у Денни и Ласи.

Как же в таком случае назвать обличительные выходки моего критика? Очевидно, имя им – ложь, но какая? Происходит ли эта ложь только от незнания и недомыслия, или она сознательная и намеренная? Первое предположить трудно, ибо критик мой не чужд некоторого образования, книги – и мою и Денни и Ласи – очевидно читал и потому не мог же совсем не понимать значения того, что в них написано. Остается предположить с его стороны ложь сознательную и намеренную, каковая обычно именуется клеветою. Считаю себя в праве назвать моего критика клеветником, с каковым заслуженным титулом его и поздравляю.

Что мне сказать теперь Московскому Обществу любителей духовного просвещения, администрация которого допустила в публичном собрании, без должной проверки, грубую клевету на действительного члена Общества, всегда дотоле относившаяся к нему лишь с истинным уважением и полной готовностью содействовать, по мере сил, осуществлению его высоких задач, – и не только допустила клевету, но и содействовала ее беспрепятственному распространению, не печатая реферата и не давая мне возможности к его опровержению? – Произносить какой-либо суд в данном случае я не считаю себя в праве; но со своей стороны нахожу невозможным оставаться далее в составе того Общества, администрация которого так небрежно относится к доброму имени своих сочленов, а потому слагаю с себя принадлежащее мне звание действительного члена Московского Общества любителей духовного просвещения и прошу Общество в числе своих членов меня более не считать1.

В заключение – несколько слов о Душеполезном чтении.

В этом журнале с февральской книжки текущего года стала печататься статья под фамилией Чистякова и с громким заглавием: «Единственный путь к единению англиканской епископальной церкви с православной». Судя по заглавию, я с большим интересом ожидал увидеть в этой статье что-либо новое по изучаемому мной вопросу и, во всяком случае – что-либо научное и серьезное. Оказалось совсем не то.– Во всем, напечатанном доселе, то, что, так или иначе, касается существа дела, представляет собой лишь повторение чужих слов в виде буквальных выдержек по несколько страниц из произведений других авторов. (В февральск. Книжке – из письма прот. Смирнова в Русском Обозрении; в мартовской – статья м. Филарета и выдержка из Русского Вестника; в апрельской – из сочинений г. Потехина; в майской – из статьи Православного Собеседника; в июньской – несколько страниц из моей книги). Говорить по поводу всех этих выдержек что-либо по существу вопроса нет никакой надобности, так как все, о чем говорится в них, с достаточной полнотой изложено, рассмотрено, подтверждено или опровергнуто в моем исследовании и пришлось бы теперь лишь повторять сказанное мной ранее. От самого себя писатель Душеполезного чтения прибавляет очень не много; но это немногое в высшей степени любопытно для характеристики современных литературных нравов, очевидно, водворяющихся, к сожалению, и в духовной печати.

Основная тенденция статьи состоит в том, чтобы разгромить в конец и меня и мою книгу; но так как у сердитого критика совсем нет пороху для такой затеи, а на чужих отрывках далеко не уйдешь, то он прибегает к самым неприличным и до смешного наивным приемам. Начинает он свою атаку с обвинения меня в том, что будто бы я отрицаю взгляд на англиканскую иерархию, высказанный митр. Филаретом, и отношусь к личности великого святителя неуважительно, так как говорю, что взгляд его высказан вскользь в мелкой статейке, каковые выражения, по мнению г. Чистякова, «унизительны». – Все это одна сплошная инсинуация, основанная на лжи и перетолкованиях. – Взгляд м. Филарета я никогда и не думал отрицать, в чем легко убедится всякий, кто со вниманием прочитает статью почившего святителя и мою книгу. Митрополит Филарет не признавал действительность англиканской иерархии, но и не отрицал ее. Он находил себя вынужденным в этом вопросе «остановиться между отрицанием и утверждением, в неразрешенном сомнении», а потому и предлагал совершать над обращающимися к церкви англиканскими членами клира рукоположение «условное», «аще не посвящен есть». Одним из главных оснований такого сомнения святитель считал то обстоятельство, что англиканская церковь лишила епископское и пресвитерское рукоположение наименованы таинства». – А какой взгляд приводится в моей книге? Отрицаю я действительность англиканских рукоположений? – Нет. Признаю я эту действительность? – То же нет. Так же, как и м. Филарет, я признаю ее сомнительною и единственным основанием такого сомнения считаю то же англиканское учение о таинствах, которое смущало и почившего святителя. Разность наших воззрений заключается в том, что почивший святитель находил некоторую сомнительность и в вопросе об исторической непрерывности англиканского епископского преемства, а я англиканское учение о таинствах считаю единственным предметом сомнения. Далее, – почивший святитель, располагая только теми данными, какие представлялись ему в статье Стуббса, признавал «сомнение неразрешенным», а потому и предлагал рукоположение условное; я же указываю другой путь, ведущий, по моему мнению, к устранению самого сомнения. Спрашивается, где же здесь с моей стороны «отрицание» взгляда м. Филарета? Я выступаю не с отрицанием, а с откликом на его же призыв, с искренним стремлением потрудиться, по мере сил, для того, чтобы «открыть более удобный путь желаемого общения и единения церквей». Зачем же в таком случае лгать на меня, и неужели ложь может быть предметом чтения душеполезного?

Критик возмущается далее моими выражениями «вскользь» и «мелкая статейка». В приложении к м. Филарету эти выражения представляются ему «унизительными». Однако, как бы он ни волновался, факт остается фактом и я нисколько в нем не повинен. Статейка почившего святителя никак не может быть названа крупным произведением, прежде всего, по ее размеру. Хотя редакция Душеполезного Чтения и перепечатала эту статейку крупным шрифтом, все-таки, оказалось, только пять осьмушек. Нельзя назвать ее крупным произведением и по ее содержанию. Это не есть «исследование» вопроса, а именно вскользь брошенная заметка. Святитель не изучал вопроса об англиканской иерархии, никаких относящихся к нему материалов не исследовал, а высказывал только те мысли свои, какие зародились в душе его под влиянием чтения письма Стуббса. Сведения, какими располагал он при своих суждениях, ограничивались исключительно тем, что сообщается в письме Стуббса, причем, по недостатку изучения, он впал даже и в ошибку, выражая сомнение в существовании «современной записи о посвящении Паркера в ряду подобных записей в актах Кантербурийской кафедры» (Душ. Чт. стр. 561 – 562), тогда как регистр Паркера несомненно существует, о чем упоминает и Стуббс. Я отнюдь не отвергаю высокой важности высказанных м. Филаретом мыслей; но не могу согласиться с тем, чтобы статью в пять осьмушек, содержащую передачу некоторых сведений из письма Стуббса с присоединением к ним нескольких, хотя бы и глубокомысленных замечаний, нужно было непременно называть «крупным исследованием» только потому, что ее написал великий святитель. Неужели душеполезный критик полагает, что великие люди могут писать не иначе, как только крупные исследования? Неужели он не знает, что от того же святителя Филарета сохранилось много писем, мнений и отзывов, в которых он нередко касается разных научных вопросов, но не вдается в их исследование, а только мимоходом высказывает свои замечания? Решительно нет для него ничего унизительного в том, что по специальному научному вопросу он написал лишь «мелкую статейку», в которой «вскользь» сделал несколько замечаний. Великий человек тем именно и велик, что даже в мелкой статейке, без специального изучения предмета, способен высказать серьезные и глубокие мысли. Но сам великий святитель отнюдь не считал свои мысли непререкаемою истиной и тогда же призывал других к дальнейшему изучению предмета, «чтобы открыть более удобный путь желаемого единения». А современные пигмеи, очевидно, не в состоянии подняться до такой высоты разумения и искажают мысли того, пред кем хотят благоговеть. Зачем же перетолковывать мои выражения и инсинуировать против меня, когда я говорю только правду?! Неужели такие перетолкования и инсинуации могут быть чтением душеполезным?

Статья мартовской книжки Душеп. Чтения оканчивается несколькими полемическими выдержками против меня, заимствованными из январской книжки Русского Вестника. Г. Чистяков с полным сочувствием и торжеством перепечатывает эти выдержки, как нечто для меня сокрушительное, прибавляя со своей стороны несколько хлестких словечек и восклицательных знаков. – Интересно отметить тот факт, что в то время, когда Душ. Чтение печатало эти выдержки, в Богословском Вестнике был уже помещен мой ответ Русскому Вестнику с полным разоблачением несостоятельности его обвинений против меня и январская книжка Б. В. с этим ответом давно уже была получена редакцией Душ. Чтения2, но эта почтенная редакция сочла все-таки возможными перепечатывать лживые нападки на меня, не обмолвившись ни едиными словом, что они уже опровергнуты. Очевидно, ложь она считала для своих читателей более душеполезной.

Бесцеремонно клевещет на меня г. Чистяков и в апрельской книжке Душ. Чтения. Он решительно утверждает, что книгу Потехина я будто бы причисляю также к «мелким статейкам» и затем с уморительной важностью рассказывает о том, как он посылал взвешивать эту книгу на аптекарских весах, и как в ней оказалось 4 фунта, 15 лотов и 2 золотника. В дальнейшем изложении он старается при помощи выдержек доказать, что из книги Потехина можно извлечь немало фактов и указаний, относящихся к вопросу об англиканской иерархии.

Книгу уважаемого профессора Казанской духовной академии А. Н. Потехина: «Очерки из истории борьбы англиканства с пуританством при Тюдорах» я давно имел честь получить в подарок от самого ее автора, внимательно читал ее и прекрасно знаю. Называть ее «мелкой статейкой» я никак не мог, ибо мой веленевый переплетенный экземпляр ее настолько внушителен, что им человека убить можно. Никогда я ее мелкой статейкой и не называл: я говорил лишь, как скажу и теперь, что автор этой книги не принимал на себя задачи исследовать и решать вопрос об англиканской иерархии, а касался лишь в мимоходом брошенных замечаниях, страницы которых я и указываю в примечании. (Стр. 20 моей книги). Что же касается ребяческого рассказа о взвешивании, то мне остается только пожалеть о бедных читателях Душеполезного Чтения. Какого же невысокого о них мнения редакция этого журнала, если она позволяет такое над ними издевательство, ибо нельзя же думать, что подобные наивности для кого-либо из разумных людей могут быть интересны!

В книжке июньской критики выписывает несколько страниц из моего же исследования; но своей основной тенденции он и в этом случае остается верен. Выписка сделана так, что по вопросу о действительности епископского рукоположения Барлоу приведено все, что говорится против нее, а о том, втрое более обильном материале, который предлагается в моем исследовании в защиту этой действительности, г. Чистяков умалчивает. В результате, читатели Душеполезного Чтения являются жертвами грубого, сознательного обмана.

Ряд инсинуаций, перетолкований и искажений достойно завершается той дерзкою клеветой, которая нашла себе место в книжке сентябрьской. Любитель неприличных приемов критики, г. Чистяков, охотно воспользовался изветом, пущенным на мой счет в реферате г. Попова, и даже постарался еще более сгустить краски, с развязностью заявляя, что я стою «более чем в зависимости от своего латинского оригинала» и «кто знает по-латыни, тот, конечно, предпочтет оригинал»; а почтенная редакция журнала, издаваемая бывшим профессором Московской духовной академии, с очевидным наслаждением подхватила эти литературные помои и поспешила украсить ими страницы своего душеполезного издания. Лично меня эта клевета нимало не печалит; в моих глазах она ничто, как скоро даже высококомпетентный суд Святейшего Синода и Совета Академии увенчал меня за мое исследование высшею ученою степенью доктора богословия. Мне грустно не за себя, а за нашу духовную литературу, что в ней возможными оказываются подобные явления. Не грустно ли, в самом деле, что ложь и клевета преподносятся в качестве душеполезного чтения и алчущим духовного хлеба подается камень?!

В. Соколов.

* * *

1

Заявление в этом смысле послано мной в Совет Московского Общества любителей духовного просвещения 25 сентября.

2

В той-же март. книжке Душ. Чтения напечатано объявление о содержании Б. В. за январь с упоминанием о моем ответе Р. В–ку.


Источник: Соколов В.А. Не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна: (Русскому Вестнику, Московскому Обществу любителей духовного просвещения и Душеполезному Чтению) [по поводу статей об Англиканской иерархии] // Богословский вестник. 1898. Т. 3. № 9. С. 372-396.

Комментарии для сайта Cackle