Тиверий

Заместителем больного Юстина был Тиверий. В свои молодые годы он состоял при нем в должности секретаря, а в конце правления Юстиниана, когда Юстин был куропалатом, занимал пост комита экскувитов и в этом влиятельном положении обеспечил переход верховной власти к Юстину. Красавец собой, фракиец по происхождению, он пользовался большим расположением императрицы Софии. Выбор состоялся с согласия Юстина и при непосредственном его участии. 7 декабря 574 года совершилась церемония провозглашения Тиверия кесарем, описание которой сохранил современник, Иоанн Эфесский, на основании официальной записи, составленной придворными нотариями.⁸⁸⁵ В присутствии патриарха, высших чинов и войска в тронном зале дворца Юстин держал речь к своему будущему преемнику. Признавая свои страдания и тяжелую немощь проявлением праведного гнева Божия, больной император предостерегал Тиверия от несправедливых и злых поступков в высоком положении правителя государства и от внушений дурных и своекорыстных советников. Растроганный Тиверий пал к ногам государя. Эта тяжелая сцена вызвала слезы, стоны и возгласы сочувствия и сострадания к Юстину у всех присутствующих. Когда Тиверия подняли с земли, Юстин внушал ему относиться с почтением к его новой матери и преподал еще несколько советов. Затем Тиверий был облечен в царские одежды, патриарх прочел молитву и возложил на него царский венец. Юстин нарек Тиверию имя Константина, чтобы это славное имя послужило добрым знамением для предстоящего правления. Тиверий принял это имя и на официальных документах именовался Imp. Caesar Tiberius Constantinus.

Как сын императора и объявленный его наследник, Тиверий выступал на придворных торжествах вместе с Юстином, когда то позволяло состояние его здоровья; а чаще заменял его, ввиду постепенного ухудшения гнездившейся в нем болезни. Человек открытого характера, щедрый и смелый, располагавший к себе всех своей прекрасной наружностью, Тиверий прекратил многие злоупотребления, водворившиеся издавна, отменил обязательные взносы за назначения на должности, с царской щедростью облегчил податное бремя местностей, пострадавших в 573 году от персидского нашествия в Сирии.⁸⁸⁶ Императрица София, не желавшая поступаться своим положением и с неодобрением смотревшая на некоторые новшества, которые имели вид исправления прежней системы государственного управления, добилась того, что Тиверию был назначен определенный бюджет, из которого он не должен был выходить.

Дни св. Пасхи первого года своего правления (575) Тиверий ознаменовал милостивым эдиктом о податных льготах и сложении недоимок. Указав во вступлении на большие затруднения в удовлетворении насущных нужд государства, Тиверий в ознаменование святых дней объявил о сложении со всех земельных собственников одного годичного оклада (canon) с разделением его на четыре части. Льгота входила в силу с ближайшего индикта и простиралась на четыре дальнейшие года. Недоимки за прошлое время были сложены до истекшего пятого индикта, т. е. 575 года.⁸⁸⁷

Тиверий был женат на вдове одного сенатора и имел от нее двух дочерей. Жена его проживала во Фригии в городе Дафнудии. Юстин считал более правильным, чтобы супруга кесаря пользовалась своим положением во дворце; но София не желала делиться почетом, и когда Тиверий привез свою семью в столицу, то для его жены и дочерей не оказалось места в царских палатах. Семья кесаря поселилась во дворце Ормизды. Жены сановников, имевшие по рангу мужей приезд ко дворцу и придворные обязанности около особы императрицы, не смели оказать внимание жене кесаря, не получив раньше разрешения от Софии. Ревниво относясь к своему праву на первое место, она не дала разрешение придворным дамам являться к жене Тиверия, и та предпочла уехать в Дафнудий, где и проживала, не пользуясь ничем от высокого положения своего мужа. – Таково сообщение Иоанна Эфесского.⁸⁸⁸

Здоровье Юстина все более расстраивалось. Периоды помешательства затягивались и реже становились светлые промежутки. К психическому расстройству присоединились и тяжкие физические страдания от болезни, требовавшей серьезных хирургических операций, которым подвергали императора врачи. В своих страданиях Юстин видел праведный гнев Божий за излишества, которые он себе раньше позволял. Когда уже можно было предвидеть скорый конец страдальческой жизни Юстина, София, желая сохранить за собою прежнее положение, завела переговоры с патриархом о том, чтобы Тиверий развелся со своей женой и женился на ней по смерти Юстина. Но Тиверий отказался. Так как ее дочь была в ту пору вдовою, то София была готова уступить своей дочери честь быть женой императора. Но и это было отвергнуто.⁸⁸⁹

Когда Юстин почувствовал приближение смерти, он венчал Тиверия царским венцом. Это случилось 26 сентября 578 года. Современники не сохранили описания этого события, а лишь точную его дату.⁸⁹⁰ Ввиду болезненного состояния государя, церемония совершилась в стенах дворца в упрощенной форме, как было то во время венчания на царство Юстиниана незадолго до кончины его дяди. После венчания Тиверия на царство Юстин прожил 9 дней и умер 4 октября. Так как планы Софии породниться с Тиверием не увенчались успехом, то по смерти мужа она собиралась покинуть царский дворец и переселиться в тот, в котором жила, когда Юстин состоял в сане куропалата. Но Тиверий удержал ее в главном дворце и сохранил за ней прежнее ее положение августы.⁸⁹¹ Он просил у нее разрешения перевезти во дворец свою супругу с дочерьми. София не могла этому противиться, тем более, что в это семейное дело вмешалось общественное мнение. Во время ристаний в присутствии императора раздались крики: «Да увижу я августу римлян». Тиверий ответил на это, что имя его жены то самое, что и церкви в банях Дагисфея. Народ стал кричать: «Анастасия августа, твоя победа! (tu vincas). Спаси Господи тех, кому повелено царствовать!» Немедленно было отправлено за новой императрицей посольство из сенаторов с префектом города во главе в Дафнудий, чтобы составить ей почетный кортеж при переезде в столицу. Но скромная жена Тиверия предпочла уклониться от этой чести и тайком от ожидавшей ее свиты проехала морем в Константинополь. Во дворец явились приветствовать ее патриарх, высшие чины, весь синклит. Ее облекли в царские одежды и провозгласили августой. Вслед затем состоялся выход в храм св. Софии, причем царицу несли на царских носилках. По дороге в храм димы возглашали имя новой августы, венеты величали ее Анастасией, а прасины – Еленой. Препирательство димов вызвало большие замешательства, напугавшие царицу. После совершения молений в храме шествие направилось обратно во дворец.⁸⁹²

Обычный донатив солдатам по случаю восшествия на престол Тиверий выдал весьма щедро. На раздачу его войскам, воевавшим тогда на персидской границе, было послано 800 фунтов золота.⁸⁹³ Помимо разных придворных чинов, Тиверий выдал донатив всему классу схоластиков в усиленном размере, наградил им также и столичных менял. Соблюдая старые традиции, Тиверий отпраздновал свое консульство, и современный свидетель этого события свел его в своем изложении на то, что представляло непосредственный предмет всеобщих ожиданий, вызываемых этим событием. Не поминая ни одним словом о торжестве вступления Тиверия в сан консула, Иоанн Эфесский говорит только о щедрых раздачах императора, который издержал на консульство 72 кентенария золота, не считая серебра и шелковых одежд. Вдовствующая императрица восставала против такого расточения государственных средств, скопленных Юстином при ее участии в государственном управлении, но Тиверий ей возразил, что он расточает то, что скоплено неправдами, грабежами и вымогательством, и не хочет оставить в своем дворце никакого остатка от такого имущества.⁸⁹⁴ Он отменил некоторые стеснительные налоги, какова была пошлина на прибывавшие в город продукты, вино, масло.⁸⁹⁵

Пока Тиверий был в звании кесаря, он занимал только флигель дворца и довольствовался сравнительно тесным помещением. Когда же стал императором и затем через некоторое время в столицу переехала его жена с двумя дочерьми, то во дворце стало тесно, так как София занимала значительную его часть, сохраняя весь свой, принадлежащий ей как августе и матери августа, придворный штат. Тиверий был вынужден начать расширение здания. Сломана была северная стена дворца, уничтожен сад, который находился внутри дворца и служил для прогулок императора и его родственников, и сооружены большие пристройки для жилых помещений, а также баня и конюшни. Таково сообщение Иоанна Эфесского.⁸⁹⁶ Феофан в своей хронике дает иную версию. Согласно его источнику, София переселилась во дворец, носивший ее имя, и в этом дворце сделаны были большие перестройки и воздвигнута баня.⁸⁹⁷

Об интригах Софии против Тиверия ходили разные толки, разраставшиеся в целые легенды, которые занес в свое повествование западный современник, Григорий Турский.⁸⁹⁸ Так, рассказывали, будто София хотела возвести на престол племянника Юстина, Юстиниана; но тот сам уклонялся от этой чести, а благородный Тиверий питал к нему искреннее расположение и держал в ближайшем своем окружении. Однажды во время обычного отъезда императора в Евдом на время сбора винограда, София завела свои интриги так далеко, что Тиверий был вынужден спешно воротиться в столицу. Он арестовал царицу, конфисковал ее сокровища и, отпустив весь ее штат, приставил другой из верных и надежных людей, чтобы положить конец ее предприятиям и коварным замыслам. Если в этих рассказах не все истина, то во всяком случае общий их тон сходится с тем, что писал современник, Иоанн Эфесский, близко наблюдавший события того времени.

После своего провозглашения кесарем Тиверий оповестил об этом Хосрова. Посольство исправлял патриций Траян, занимавший пост квестора; вторым лицом посольства был врач Захария, побывавший недавно у Хосрова с письмом от царицы. Сознавая недостаточность военных сил империи не только для наступательных действий, но и для обороны, Тиверий рассчитывал поправить дело в трехлетний срок и поручил своим послам заключить перемирие на три года с обязательством уплаты по пяти кентенариев золота в год. По обычаю послы привезли Хосрову богатые подарки. С персидской стороны был уполномочен для переговоров Мебод. Он настаивал на пятилетием сроке, но Тиверий подтвердил своим послам свое решение, и после долгих препирательств дело было улажено.⁸⁹⁹

Слабость военных сил империи не дала возможности Юстину осуществить обещания, данные армянам, и страна оставалась в неопределенном положении. Вожди Курс и Феодор совершили поход внутрь страны, завязали сношения с аланами и сабирами и взяли от них заложников. Но сабиры оказались весьма ненадежными и, жертвуя своими заложниками, возобновили свой союз с персами.

Приняв верховную власть, Тиверий приказал Курсу и Феодору поправить начатое ими дело, и они вновь прошли с войсками в Албанию.⁹⁰⁰ Магистром армии Востока был назначен Юстиниан, сын Германа, имевший репутацию отличного полководца, как его отец и погибший в Египте брат Юстин. Дело по каким-то причинам затянулось, и Юстиниан замедлил свой отъезд на место военных действий. Тиверий деятельно готовился к войне и не щадил средств на вербовку новых отрядов, набирая людей из воинственного населения Исаврии, Фракии и Иллирика, а также и из среды задунайских варваров.⁹⁰¹ Находившийся в ту пору в Константинополе епископ города Герунды в Испании, вестгот по происхождению, Иоанн, оставшийся в истории под именем Бикларийского, от названия основанного им монастыря, видел германцев, прибывавших в столицу империи из-за Дуная и под 9-м годом Юстина (575) занес в свою хронику сведение, что то были храбрецы, называвшие себя германским термином herinam, т. e. arimani, как назывался разряд военных людей у лангобардов.⁹⁰² Вновь формируемые отряды были спешно направляемы на Восток. Об отправке войск из столицы было известно в персидском дворе во время пребывания там Траяна, и слухи о новых грозных силах, которые направлялись на Восток, широко распространились и подбодрили настроение. Когда к стенам города Телы (Константины) подступил Тамхосров, население заявило ему, что Юстиниан ведет с собою 60 тысяч лангобардов.⁹⁰³ Вероятно, в Месопотамии вовсе не знали, что главная масса этого народа перешла уже давно в Италию.

Явившись на театр военных действий, Юстиниан сумел наладить вновь добрые отношения с арабами, которые были испорчены в бытность главнокомандующим Маркиана. После предварительных сношений Мундар решился на свидание с ним, которое произошло у гроба мученика Сергия, пользовавшегося всеобщим почитанием на Востоке. Здесь произошел обмен верительных грамот и восстановились старые отношения. Первым последствием этого был набег Мундара на Хиру с целью отнять у персидских арабов добычу, которую они успели награбить в римских областях, пока он сам бездействовал. Время было выбрано удачно, и Мундар, разбив свою палатку в центре Хиры, провел там пять дней, грабя и разоряя все, кроме церквей, которых он, как христианин, не трогал. Ему досталась вся добыча, увезенная арабами из набегов на Сирию, а также и то, что можно было увезти из достояния соплеменников. Иоанн Эфесский с радостью говорит о его успехе и оправдывает это чувство тем, что Мундар был другом монастырей и проявлял большую щедрость к бедным.⁹⁰⁴

Между тем Хосров, в осуществление своих верховных прав над Арменией, самолично собрался в поход в эту страну. Он выступил ранней весной 576 года и распорядился, чтобы посол императора, которого он ожидал, был препровожден из Дары в его лагерь. Тиверий поручил исправление этого посольства Феодору, сыну Вакха,⁹⁰⁵ который застал Хосрова уже в области Васпуракана.⁹⁰⁶ Присоединив посла к своей свите, Хосров продолжал свой путь по Армении. Население принимало его всюду как своего повелителя и только уже в области Тарона было полное безлюдие, так как жители, покидая свои дома, спасались в горные трущобы.⁹⁰⁷ Так Хосров дошел до границы римской Армении, которую составляла река Бадиана, и, перейдя реку, продолжал свой путь по римской территории в направлении Феодосиополя. Посол просил царя не допускать грабежей на имперской территории. Вместе с Хосровом он имел долгую остановку в виду Феодосиополя. Город был сильно укреплен и снабжен всем нужным, чтобы выдержать осаду. Хосров делал смотры своим войскам, объезжал, несмотря на свои старые годы, верхом на коне ряды своих солдат и заводил с послом разговоры о том, каким из двух городов труднее овладеть: Феодосиополем или Дарой? Долго продержав посла под стенами Феодосиополя, царь отпустил его в столицу с письмом к Тиверию, в котором заявлял о своем желании быть в мире с империей, поносил Юстина и давал уверение, что он не выступил бы в поход, если бы Феодор прибыл раньше. Он обещал, по возвращении в Персию, назначить уполномоченных в комиссию, которая, съехавшись в пограничном пункте, должна будет разобрать спорные вопросы и выработать условия мира.⁹⁰⁸

В то самое время, когда Хосров совершал свой поход через Армению, в Константинополь явилось посольство от алан и сабиров, как результат второго похода Курса и Феодора в Албанию. Тиверий милостиво принял послов, осведомился о размере вознаграждения, какое платит Хосров, и обещал им платить за союз с империей вдвое более.⁹⁰⁹

Путь от Феодосиополя на Евфрат Хосров совершил через имперские области. По сообщению Иоанна Эфесского, он направлялся на Кесарию. Население в страхе перед персами разбегалось и покидало города. Римские войска вступили в Каппадокию и заставили его изменить направление пути. В персидском войске началось недовольство против царя. Предав огню город Севастию, Хосров направился на восток к Евфрату. В горных теснинах он был окружен и потерял весь свой обоз вместе с царской палаткой с полным снаряжением и священным огнем, который персидские цари брали с собой в поход. Римлянам досталось много слонов. Хосров изменил направление пути и двинулся на Мелитену, чтобы затем форсировать переправу через Евфрат. Среди римских вождей начались разногласия, и Юстиниан не поддержал общего плана действий. Это спасло Хосрова. Чувствуя себя окруженным римскими войсками близ Мелитены, он готов был принять битву и строил сам свои войска. Но битвы не было, так как римляне не переходили в наступление. Хосров поджег Мелитену и направился к Евфрату. Переправа стоила ему больших потерь, как ввиду высокого уровня воды в реке, так и благодаря тому, что римляне напали на его арьергард и перебили много народа. Иоанн Эфесский приводит в своем рассказе об этих событиях текст укоризненного письма, которое римские вожди послали Хосрову по поводу сожжения Мелитены.⁹¹⁰

Богатую добычу, и в числе ее слонов, Юстиниан отослал в столицу, и слоны забавляли народ, совершая крестное знамение, когда проходили пред церквами, и преклоняясь пред императором во время игр на ипподроме.⁹¹¹ Не продолжая преследовать отступавших персов, Юстиниан вступил в Армению, остался там на всю зиму и вернулся назад только весною следующего года. По словам Иоанна Эфесского, римские войска вели себя хуже персов. Они грабили и разоряли мирное население отдавшейся императору страны, подвергали пыткам даже отшельников, оскверняли монахинь, рубили детей и, подбрасывая их вверх, ловили на копья, а разрубленные члены бросали собакам.⁹¹² Быть может, эти зверства имели своей причиной присутствие в армии отрядов, вновь сформированных из задунайских германцев.

В следующем году (577) Хосров, в ответ на посольство Феодора, отправил в Константинополь посла Надоя, который был весьма милостиво принят Тиверием.⁹¹³ Дело о назначении комиссии было слажено, и после отъезда посла были назначены уполномоченные. То были комит царских щедрот Феодор, сын Петра Магистра, патриции Петр и Иоанн, состоявшие в консульском ранге, родичи имп. Анастасия, и врач Захария. С персидской стороны был уполномочен Мебод. Члены комиссии съехались на границе. Долго шли препирательства о выборе места для совещаний; наконец, решили избрать город Афраил, неподалеку от Дары. Мебод предъявил такие требования: уплата императором ежегодной дани в пять кентенариев золота, отказ от Армении и Иверии и выдача бежавших в Константинополь армян, виновников восстания. Уполномоченные императора устраняли вопрос об уплате дани в какой бы то ни было сумме. Что же до отказа от Армении и Иверии и восстановления власти персидского царя в этих странах, то Тиверий готов был на это согласиться, но не считал себя вправе выдать бежавших армян, свидетелей клятвы Юстина. Со своей стороны, Тиверий настаивал на возвращении Дары. Уполномоченные сносились со своими дворами, и это затягивало ход переговоров. Наконец Хосров смягчился и отказался от требования ежегодных уплат. Он согласился даже возвратить Дару, и посол Захария имел частное совещание с Мебодом о тайной уплате выкупа за Дару.⁹¹⁴ Дело близилось к благоприятному концу, но тут случилось неожиданное событие, положившее конец переговорам. Тамхосров с 30-тысячной армией вступил в Армению. Хотя римские войска, стоявшие там, значительно превосходили численностью персидскую армию, но отсутствие дисциплины, распущенность и привычка к грабежу сказались в падении воинского духа солдат. Неожиданным нападением Тамхосров вызвал панику; бежали все, кто куда мог, загоняя насмерть коней, сбрасывая доспехи, кидая по дороге оружие. Пересеченная горная местность еще ухудшила дело. Тамхосров набрал груды оружия и предметов воинского снаряжения. Потери римлян были весьма значительны.⁹¹⁵ Страшный разгром армии, стоявшей в Армении, изменил общее положение дела. Теперь Хосров находился уже в обладании тех областей, уступки которых он требовал от императора, и отказался возвратить Дару, ссылаясь на то, что этот город принадлежит ему по праву войны. Он грозил даже воротить полученные деньги за остававшееся еще время перемирия и немедленно начать войну. Уполномоченные разъехались, и за 40 дней до истечения срока перемирия Тамхосров сделал набег в римскую Армению от крепости Кифариза.⁹¹⁶

После разгрома армии Юстиниана в Армении на пост главнокомандующего был назначен Маврикий, состоявший при дворе в звании комита экскувитов, помощник Тиверия в организации новых военных частей из задунайских варваров. Маврикий не имел боевого прошлого, но как человек, серьезно относившийся к своим обязанностям и исполнительный, чуждый высокомерия и гордости, умевший сочетать авторитет начальника и ласковость в обращении с подчиненными, оказался на высоте положения. Ему удалось поднять военный дух армии и дисциплину, вновь водворить старый обычай окапывать и укреплять лагерь на каждой стоянке, который вышел из употребления по лености солдат и небрежности военачальников.⁹¹⁷ На театр военных действий он прошел через Каппадокию, долго пробыл в главном ее городе, Кесарии, и пополнил там кадры своих войск. Сборным пунктом для похода он назначил Кифариз. Когда войска собрались и прибыл сам Маврикий с большими силами, Тамхосров покинул свои стоянки в Армении и, обойдя Кифариз, прошел грабительским походом через Софену мимо Мартирополя до Амиды, разоряя все на своем пути. Под Амидой он простоял три дня, требуя выкупа, и, не получив его, сжег все загородные храмы и монастыри. Свой набег Тамхосров сделал в 15 дней. Не успев предупредить набега, Маврикий со всеми своими силами вступил в Арзанену. Христианство было здесь господствующим исповеданием, и население выходило навстречу римским войскам с крестами, священными сосудами и Евангелием и просило о милосердии. Маврикий дал три дня срока и предложил всем желающим собрать свой скот и имущество и приготовиться к выселению в пределы империи. Переселенцев оказалось до 10 тысяч человек.⁹¹⁸ Они были направлены на запад и поселены на острове Кипр.⁹¹⁹ Отправив переселенцев, Маврикий принялся грабить и разорять страну. Ему удалось взять крепость Афум. Оставив в ней гарнизон, Маврикий покинул Арзанену, увозя богатую добычу, и направился в область Нисибина. Главный лагерь был разбит на Тигре, и легкие отряды, под начальством вождей Курса и Романа,⁹²⁰ переправились за Тигр на грабеж и разорение персидских областей.⁹²¹ Так прошло лето 578 года. Осенью войска разошлись по своим зимовьям.

Успешные действия Маврикия побудили Тиверия сделать новую попытку добиться мира. Он отправил к Хосрову послом врача Захарию, который имел уже большой опыт в сношениях с персами и личные знакомства, и Феодора, побывавшего с Хосровом в Армении в 576 году. Для придания посольству большого значения Захария был возведен в ранг консула, а Феодор – магистра армии. В письме к Хосрову Тиверий изъявлял готовность отказаться от Армении и Иверии, а также от захваченной Маврикием в Арзанене крепости Афума, отсылал всех пленных персов и просил об одном: возвратить империи Дару. Когда послы были в пути, в Константинополь прибыл посол Хосрова Ферогдат, отправленный из Персии уже в начале зимы. В своем письме Хосров настаивал на том, чтобы Тиверий выдал ему виновников восстания в персидской Армении, которых он желал повесить на границе владений обеих держав, и предлагал вновь назначить комиссию для выработки на месте условий прочного мира. Тиверий дал знать своим послам, чтобы они задержались в пути и не посылали извещения персидскому двору о своем приезде, пока он не покончит переговоров с Ферогдатом. Но раньше, чем эти совещания были закончены, пришла весть о смерти Хосрова (февраль 579 года). Отпустив персидского посла, Тиверий приказал Захарию и Феодору продолжать свой путь и передать преемнику Хосрова то, что было предназначено для почившего царя. Относительно срока перемирия для переговоров император считал достаточным дать три месяца, чтобы затяжка не пошла на пользу усиления средств войны.⁹²²

Послы были встречены в Нисибине с большим почетом, так как возвращение без выкупа пленных, среди которых были люди царского рода, произвело большое впечатление на персов; но на дальнейшем пути послов ожидали большие затруднения. Два раза их останавливали посланные от персидского двора, требовавшие от них, чтобы они сообщили сущность возложенного на них поручения. Послы не удовлетворили этого требования и заявили, что свои поручения изложат лично царю. Тогда пошли задержки: послов направляли не по кратчайшему пути, заставляли ждать на остановках и всякими обидными для них способами затягивали их путь в столицу. Впоследствии выяснилась причина этих проволочек: шла усиленная доставка провианта в Нисибин и Дару, а также и в укрепления в областях за Тигром, где, кроме разорения, внесенного Маврикием в прошлом году, саранча истребила все посевы.

Преемником Хосрова на троне Сассанидов был его сын от брака с турчанкой, Ормузд IV, человек гордый и надменный. В первый день по приезде в столицу послы были, по обычаю, удостоены приглашения к царскому столу. Но персидский этикет не допускал за столом никаких разговоров, и свидание с царем ограничилось передачей письма Тиверия и выдачей пленных. На следующий день послы на свидании с Мебодом узнали, что никаких переговоров о мире не будет. Когда вскоре затем последовал парадный прием посольства царем, Ормузд заявил, что он считает своим долгом не умалять отцовского наследия, не допускает поэтому мысли об уступке Дары и предварительным условием мира считает уплату дани, в том размере, как было то установлено при Юстиниане. После этой аудиенции послы прожили при дворе три месяца. Их содержали не как послов дружественной державы, а как пленников, в дурном помещении, лишая их самых необходимых удобств, и обратный путь их сопровождался такими же обидными задержками, как и проезд от Нисибина до столицы.⁹²³

Маврикий с начала весны находился в армии, но военных действий в том году не было.⁹²⁴ Весною следующего 580 года он послал в грабительский наезд за Тигр легкую конницу под начальством вождей Романа, Теодориха и Мартина,⁹²⁵ а сам опять вступил в Арзанену и осадил крепость Хломар. Командир гарнизона, Биган, христианин, как и все население Арзанены, послал для переговоров с Маврикием епископа и просил прекратить осаду, приняв в виде выкупа все золото и серебро, каким обладает город, и не навлекать на себя вины в пролитии христианской крови. Щедрыми обещаниями всяких милостей от императора Маврикий склонял Бигана изменить персидскому царю. Биган не поддался на его уговоры и прислал Маврикию все драгоценные церковные сосуды города. Маврикий не принял такого выкупа и прекратил переговоры. Когда епископ вновь явился к нему, он его заточил и продолжал осаду. Дело не увенчалось успехом, и Хломар остался в руках персов.⁹²⁶

Еще менее успешны были военные действия Маврикия в следующем году. Вступив в сношения с Мундаром, он сделал попытку проникнуть в центральные области персидского царства через пустыню. Суда с хлебом спустились по Евфрату в Киркезий. Соединившись с арабами Мундара, Маврикий благополучно совершил поход через пустыню; но мосты оказались разобранными, и смелое предприятие окончилось ничем. Маврикий обвинил в неудаче этого набега Мундара, заподозрив его в том, что он выдал соплеменникам направление задуманной экспедиции.⁹²⁷

Вернувшись назад Маврикий получил известие о вторжении Адармана в римские приделы. Он сжег свои суда с хлебом на Евфрате и поспешил на охрану Месопотамии. Но Адарман успел уже сжечь и опустошить все, что мог, в богатых окрестностях Телы и Ретайны, и отошел в область Эдессы. Маврикию не удалось настигнуть неприятеля, который успел уйти, захватив всю награбленную добычу и уведя пленных.⁹²⁸ Персидские арабы воспользовались выходом Мундара и сделали набег на его стоянки; а Мундар по возвращении собрал свои силы и отплатил им тем же.⁹²⁹

В 582 году враждебные державы сделали еще раз попытку прийти к соглашению, и опять начались переговоры. Уполномоченным с римской стороны был тот же Захария, а с персидской – Андиган.⁹³⁰ Свидание уполномоченных состоялось в местности между Дарой и Мардами. Персы не отступались от требования ежегодной дани. Пока шли переговоры, враждебные армии стояли неподалеку друг от друга. Поблизости от Дары имел свою стоянку Тамхосров, а близ Телы в богатых водой и растительностью местах стоял в укрепленном лагере Маврикий. Центром его позиции была крепость Монокарт. Совещание не привело ни к какому соглашению, и Тамхосров начал наступление. Но он пал в кровопролитной битве, и это обстоятельство отдало римлянам победу. Иоанн Эфесский сохранил слухи, ходившие среди военных людей о том, что смерть Тамхосрова была подвигом вождя Константина. Разузнав раньше от одного пленника о месте в строю, где становился Тамхосров, он подскакал к нему и, соскочив с коня, ударил пикой в грудь персидского вождя. Свита изрубила Константина, но смерть Тамхосрова остановила пыл персов, и поле битвы осталось за римлянами.⁹³¹ Около того же времени потерпел тяжкое поражение Адарман, но Мундар и Теодорих дали ему уйти. Таково свидетельство Евагрия.⁹³²

Сражение близ Константины было последним военным делом Маврикия на Востоке. Император вызвал его в столицу и отпраздновал его победы триумфом.⁹³³

Печальная для империи необходимость сосредоточить свои военные силы на восточной границе имела тяжкие последствия для судеб ближайших к столице областей Балканского полуострова. Усиленная отправка войск на Восток ослабила охрану придунайских стран, и этим воспользовались задунайские варвары. В третий год правления Тиверия в звании кесаря (577) славяне в огромной массе–100 тысяч человек, по свидетельству Менандра, – переправились через Дунай, наводнили Фракийские области, перешли на юг и грабили и разоряли «Элладу», т. е. Македонию и Фессалию, как тогда называли эти области.⁹³⁴ Не располагая военными силами для отражения нашествия, Тиверий пришел к мысли воспользоваться против славян аварами, с которыми империя состояла в союзе на условии уплаты ежегодной дани в 80 тысяч номизм, и приказал Иоанну, магистру армии Иллирика, предложить хану сделать вторжение в землю славян, чтобы тем заставить их вернуться назад на защиту своей земли. Становища аваров находились тогда в Паннонии на правом берегу Дуная. Иоанн явился к Баяну и передал просьбу императора. У хана были в ту пору свои причины питать злобу против славян. Считая их в числе подвластных ему народов, он незадолго до того отправил к ним посольство с требованием дани. Но славянский князь Даврита (Δαυρίτας) отверг его требования, и горячие объяснения с послами дошли до свалки, в которой послы хана были перебиты. Лишь много времени спустя хан узнал о печальной судьбе своего посольства. Таким образом, для хана поход против славян был делом личной мести. Он согласился на предложение императора, и огромные силы аваров, 60 тысяч человек, были переправлены на лодках через Саву и, вступив на римскую территорию, прошли затем по римским дорогам вдоль течения Дуная до места переправы в области, заселенные славянами. Корабли сторожевого флота, так наз. «двухкормные», перевезли аваров на левый берег реки. Вторгшись в земли славян, хан грабил и разорял покинутые своими обитателями селения. Славяне укрывались в лесах и пещерах. Впоследствии хан хвалился, что он освободил из неволи очень много пленных римлян, которых славяне держали в рабстве. Наш источник об этом событии, Менандр, не давая точных указаний на территорию, помещает переправу в Скифии, т. е. на нижнем Дунае. Отсюда можно заключить, что славяне заселяли тогда восточные области нынешней Румынии.⁹³⁵

Нашествие аваров на славян не облегчило, по-видимому, положения империи, и вторжение славян не оказалось преходящим бедствием, как то бывало при Анастасии и Юстиниане. Иоанн Эфесский, современник этих событий, занес в свое повествование свидетельство о страшном разорении православных церквей, в чем монофизиты видели проявление гнева Божьего за претерпеваемые ими гонения и, отмечая 583 год своей записи об этом событии, сделал общее замечание такого рода: «Будучи весьма слабо вооружены – двумя- тремя метательными копьями, славяне взяли много укрепленных городов на своем пути, обосновались на захваченных территориях, обжились на новых местах, владеют большими стадами, стали богаты, имеют золото и серебро, обзавелись оружием. Для поселения они предпочитают лесистые местности, представляющие большие удобства для укрывательства от неприятеля».⁹³⁶ Весьма вероятно, что именно с этой поры началось прочное заселение славянами Македонии и Фессалии, которое было уже совершившимся фактом в конце правления Маврикия.

В начале 580 года в столицу явился посол хана Таргитай и получил условленную сумму поминок. Сделав разные покупки в столице, он уехал назад. Мир казался обеспеченным; но, получив деньги, хан собрал войска и двинулся с ними на Саву. Став лагерем в местности между Сирмием и Сингидоном, он начал строить мост на реке. Одновременно с тем по Дунаю спустилась флотилия речных судов и, обойдя Сингидон, вошла в низовья Савы. Суда были более простой конструкции, чем та, которую знали тогда римляне, но были достаточно вместительны и могли служить для военных целей. Командовавший в Сингидоне начальник, по имени Сиф, признавая в этом нарушение мира, заявил хану претензию за его враждебные действия. В происшедших переговорах хан объяснил, что он собирается в поход на славян тем же путем, какой он сделал два года тому назад, и для этой цели строит мост, не питая никаких враждебных намерений против империи.⁹³⁷ Для оповещения императора об этом походе он желал отправить к нему посольство и заявлял готовность подтвердить клятвой чистоту своих намерений. Сиф принял это предложение, и хан принес в присутствии свидетелей клятву. На обнаженном мече он накликал на себя и аваров всякие несчастия, если он замышляет что-либо злое против римлян при сооружении моста. Не довольствуясь клятвой по обычаям своей религии, хан выразил готовность присягнуть во второй раз на том, что считают святым римляне. Епископ прислал Евангелие, и хан, сойдя с трона, опустился на колени и, выражая внешним образом благоговение, поклялся, что он не питает злых умыслов и говорит правду. После этого Сиф отправил послов хана в Константинополь.

Император видел в постройке моста через Саву враждебные намерения хана и опасался за судьбу Сирмия. Он заявил послу, что считает несвоевременным поход хана на славян и полагает, что для самих аваров это будет опасно, так как турки будут поставлены в известность о местонахождении аваров и легче их настигнут. Таким образом, посол получил отказ, но увез щедрые дары, которыми наградил его, по обычаю, император. На обратном пути посол хана был застигнут славянами, разбойничавшими в Иллирике, и убит. От хана явился в столицу другой посол, по имени Солах. Хан успел уже выстроить мост и был уверен в успехе своего предприятия; его посол держал пред императором дерзкую речь, требовал передачи Сирмия, ссылаясь на то, что он принадлежал прежде гепидам, и указывая на невозможность для императора подать помощь городу. Он откровенно изъяснял мотивы хана: покончив дела с персами, император направит все свои силы против аваров; а потому хан должен обеспечить себя, заняв важную крепость, которая, оставаясь в руках римлян, является для него угрозой. Посол просил императора приказать гарнизону и населению очистить город, увезя все свое имущество, и предоставить голые стены аварам. Император заявил, что он лучше выдаст за хана одну из своих дочерей, чем отдаст ему Сирмий, и после отъезда посла отправил приказ командиру гарнизонов в Иллирике и Далмации оказать помощь Сирмию.⁹³⁸

Для переговоров с ханом был послан уполномоченный, по имени Феогнид. Его свидание с ханом подробно описано у Менандра. Подъехав к условленному месту, хан сошел с коня и сел на золотой трон. Его окружила свита и против груди хана держали щит в предупреждение предательского выстрела. Хан настаивал на необходимости для него занять Сирмий, и возражения Феогнида не имели никакого успеха. Вскоре началась осада города, которая затянулась на два года.⁹³⁹ Император снарядил военную помощь и отправил евнуха Нарзеса, снабдив его деньгами для воздействия на настроение близких к хану людей. Нарзес ехал морем. Корабль с деньгами погиб в пути. Нарзес высадился в устьях Дуная, расхворался и умер.⁹⁴⁰ В Сирмии настал страшный голод; тем не менее, гарнизон храбро держался до последней крайности. Феогнид, разделявший бедствия осады, довел до сведения императора о крайнем положении города, и Тиверий прислал к хану префекта претория Каллиста, чтобы условиться насчет сдачи Сирмия.⁹⁴¹ Хан согласился разрешить населению и гарнизону выйти из города, оставив все свое имущество, и требовал уплаты дани за три года, так как она была прекращена с начала военных действий. Город был сдан, деньги уплачены, и вожди, покидавшие крепость, должны были, по требованию хана, дать ему клятву в том, что ему будет выдан один перебежчик, если он окажется в пределах империи.⁹⁴² Иоанн Эфесский сохранил свидетельство, что авары выказали сострадание к изголодавшемуся населению, кормили и поили его; но эта забота не послужила на пользу, так как многие, набрасываясь на пищу после долгого голода, тут же умирали.⁹⁴³ Так был потерян Сирмий и его область, остаток старой провинции Вторая Паннония. С тех пор крайним пограничным пунктом стал опять Сингидон, при впадении Савы в Дунай.

Во время переговоров после сдачи Сирмия хан выразил желание, чтобы император прислал ему слона. Самый большой слон из числа имевшихся в столице совершил путешествие на Дунай и после осмотра его ханом вернулся назад. Затем хан потребовал от императора, чтобы тот прислал ему золотую кровать. Император приказал изготовить ее и послал хану. Но тот остался недоволен этим подарком и отослал его назад. Эти наглые требования исполнял уже не Тиверий, а его преемник.⁹⁴⁴

Сношения византийского двора с турецким владыкой не прекратились на посольстве Зимарха. Хан прислал своим послом Ананкаста,⁹⁴⁵ а император отправил в ответ посольство Евтихия и Валентина. После этого было посольство Иродиана и Павла Киликийца. Менандр в сохранившихся отрывках дает лишь перечисления послов без указания точной даты.⁹⁴⁶ Турки предлагали императору начать в союзе с ними военные действия против персов. Свое первое посольство к владыке турок с извещением о вступлении во власть Тиверий снарядил в 576 году. Послом был назначен Валентин, ездивший к аварам в 558 году, а затем к туркам после Зимарха. К императорскому посольству присоединилось 106 человек турок, которые задержались в столице по разным делам. Валентин отплыл на быстроходных судах обычным в ту пору и позднее путем на Синоп, оттуда в Херсон, а затем на нын. Таманский полуостров. Дальнейший путь лежал через степи в северо-восточном направлении. Пройдя много степных и болотных мест, Валентин имел остановку в улусе, находившемся под властью женщины, по имени Аккага (Άκκάγα), которую утвердил в ее царском достоинстве хан утургуров Анагей.⁹⁴⁷ Вскоре затем Валентин прибыл в места кочевий турок и имел свидание с Турксанфом, одним из восьми князей, подчиненных власти великого хана.⁹⁴⁸ На приеме Валентин объявил Турксанфу о перемене, происшедшей на византийском троне, и выразил надежду, что при Тиверии продолжатся установившиеся раньше добрые отношения с ханом и Турксанф выступит против персов, которые находятся в войне с империей. В ответ на приветствие посла Турксанф разразился грубым упреком римлянам за то, что император, состоя в союзе с турками, поддерживает в то же время союзные отношения с вархонитами, грозился растоптать последних копытами своих коней, хвалился разгромом и покорением алан и утургуров, упрекал римлян за то, что его посольство в столицу было направлено по трудному горному пути через Кавказ, тогда как существует известная ему прямая дорога через степи, с переправами на реках Днепре, Истре и Гебре (Марица). Смиренным тоном своих возражений Валентин старался смягчить настроение гневного хана. Так как в эту пору Турксанф справлял поминки по умершем отце, то он потребовал, чтобы посол императора и его свита разделили его траур и изрезали себе в кровь щеки. Валентин подчинился этому требованию. В один из дней траура послы были свидетелями, как Турксанф приказал зарезать коней своего отца и четырех пленных гуннов, чтобы они возвестили почившему о его скорби. После поминок Турксанф вел долгие совещания с Валентином и отпустил его дальше на пути следования на гору Эктель (Эктаг), местопребывание великого хана. В числе других ханов, к которым направлялся Валентин, назван единокровный Турксанфу хан Тарду. Об этом хане имеются с 582 г. свидетельства в китайских летописях, где он носит имя Ta-t’eou. Он заменил в верховном звании своего отца и был самым могущественным ханом западных турок до 603 года.⁹⁴⁹

В отрывках Менандра не сохранилось сведений о дальнейшем пути посольства Валентина и его возвращении; но есть еще одно интересное и важное сведение, а именно: в то самое время, как посольство находилось у Турксанфа, хан утургуров Анагей осаждал город Боспор, восстановивший свою старую связь с империей при Юстине I. В угрозу Валентину Турксанф послал на помощь Анагею отряд турок под начальством Бохана (Βώχανος). Город был взят, и это было как бы началом открытых военных действий со стороны турок против империи.⁹⁵⁰

Сношения с турками не прерывались, и император был осведомлен об их движениях в черноморских степях. Когда в 580 году аварский хан собирался в поход на славян, Тиверий старался удержать его угрозой близости турок, которые тогда были неподалеку от Херсонеса. Византийский двор следил за судьбой отдаленных культурных центров Черноморского побережья, поддерживавших свои связи с империей. Херсонес уцелел от нашествия, а Боспор оказался опять под властью императора. Начавшиеся вскоре внутренние несогласия среди турецких ханов и война с персами в 589 году заставили турецкую волну отхлынуть на восток. Одна известная надпись, найденная в 1803 году, дала ясное свидетельство о том, что в 590 году дукс римской армии в звании стратилата сидел в Херсонесе и по его приказанию строилось какое-то здание в Боспоре (Керчь).⁹⁵¹

Жизненные интересы империи были сосредоточены на востоке, и византийский двор мало уделял внимания западным областям, воссоединенным с империей при Юстиниане. В Италии лангобарды продолжали распространять и утверждать свое владычество. Римский сенат, ослабленный в своем составе и значении, храня воспоминания о великом прошлом, считал себя центральным органом государственной жизни страны и в этом сознании взывал к императору с просьбой прислать военную силу для борьбы с варварами. Чтобы помочь со своей стороны императору в снаряжении войска, сенаторы обложили себя чрезвычайными сборами, и один из них, по имени Памфроний, отвез в Константинополь три тысячи фунтов золота (578 год). Но Тиверий не считал возможным вмешаться в дело охраны Италии вооруженной рукой и отослал деньги обратно в Рим, предложив употребить их на вербовку лангобардов для войны с персами. Он рассчитывал таким путем уменьшить количество бродивших в Италии буйных дружин и облегчить положение страны. В случае неудачи этой попытки он советовал употребить эти деньги на то, чтобы поднять франков против лангобардов.⁹⁵²

Еще на старых местах своего жительства лангобарды не имели добрых отношений с франками и не поддержали коварных замыслов Теодеберта против империи при Юстиниане. После водворения в Италии они и их союзники, прибывшие вместе с ними в Италию саксы, предпринимали нашествия через альпийские проходы в южную Галлию. Эти походы, разорявшие цветущие области, находившиеся во владении франков, оканчивались каждый раз неблагополучно для нападавших, а когда саксы задумали вернуться на старые места своего жительства через владения франков, то были истреблены в прирейнских областях.⁹⁵³ Византийская политика была осведомлена о взаимной вражде лангобардов и франков и постаралась учесть это обстоятельство в своих интересах. Тиверий отправил посольство к царю франков Хильпериху, и тот ответил ему посольством в Константинополь, которое совершило свой путь через Карфаген. Послы Хильпериха были приняты с почетом и увезли с собой большой груз новых золотых монет с надписанием имени Тиберия и его императорского титула.⁹⁵⁴ На повторные посольства сената Тиверий направил в Италию небольшую военную помощь и в то же время старался воздействовать денежными подачками на настроение отдельных лангобардских герцогов. Сохранивший это сведение Менандр свидетельствует, что старания императора не были безуспешны.⁹⁵⁵ Лангобарды сражались на далекой персидской границе во славу империи, но это не облегчило положения Италии.

Более благоприятно шли при Тиверии дела в Африке в борьбе с ненадежными и изменчивыми в своем настроении маврскими племенами. В 578 году магистром армии в Африке был назначен Геннадий. Грозный враг империи, Гармул, победитель трех армий при Юстине, был разбит в большой битве, и Геннадий убил его своей рукой. Сведение об этом успехе римского оружия исчерпывается краткой летописной заметкой испанского монаха.⁹⁵⁶ Тот же источник сохранил свидетельство об успехе римского оружия и в Испании в 576 году. Магистр армии Роман, сын Анагаста, захватил в плен царя свевов, подчинил его земли императору и отослал в Константинополь царя с его семейством и сокровищами.

Призванный к власти в ту пору, когда империю постигли тяжкие удары со стороны Хосрова, Тиверий считал заботу о войне своей первой обязанностью и отдавал ей все свои силы. Не желая втягиваться в религиозные споры, столь тяжко отражавшиеся на общественной и государственной жизни того времени, он относился с большим неодобрением к преследованиям монофизитов, которые начал патриарх Иоанн при Юстине, и, став кесарем, настойчиво советовал патриарху не брать на себя роли Диоклетиана и не преследовать христиан, каковыми считал монофизитов и сам патриарх.⁹⁵⁷ 31 августа 576 года скончался после тяжкой болезни патриарх Иоанн, и на константинопольскую кафедру решено было возвратить Евтихия, занимавшего ее в течение 12 лет при Юстиниане до насильственного смещения 12 апреля 565 года. Строгий монах и аскет, Евтихий провел годы изгнания в своем монастыре в городе Амасии. Его репутация, как человека святой жизни, выросла за время его изгнания. В столице он был встречен с большим торжеством и через два месяца по смерти Иоанна вновь занял кафедру (октябрь 577 года).⁹⁵⁸ Так как он был низложен, а патриаршество Иоанна считалось законным, то возникал канонический вопрос, может ли он вновь занять кафедру без соборного осуждения почившего патриарха. Заявление в этом смысле было сделано апокрисиарием римского паны при константинопольском дворе, но его не уважили, и Евтихий вступил в отправление полномочий своего сана. В отношении к своему предшественнику он ограничился тем, что приказал уничтожить все его портреты, как тот уничтожал изображения монофизитских епископов; все родственники Иоанна, занимавшие разные посты по церковному управлению, были удалены в отставку.⁹⁵⁹ За время своего изгнания Евтихий продолжал свою литературную деятельность и, водворившись опять на кафедре, стал рассылать представителям знати свои творения, написанные на тему о двух естествах во Христе. По свидетельству современного монофизитского автора, писания Евтихия не встречали сочувствия, а напротив, вызывали протест даже в среде епископов его собственной партии, и старый патриарх получал предостережения в том смысле, что его писания могут вызвать новое волнение в церкви и усилить раздор.⁹⁶⁰

Приближенные к патриарху люди, извлекавшие выгоды от преследования монофизитов, побуждали его продолжать применение тех мер, которые допускал Иоанн. Но Тиверий, к которому обратился по этому делу Евтихий, отвечал ему так же, как и его предшественнику, что с него довольно войны с персами, чтобы не желать другой, внутренней, и предложил патриарху ограничиться мерами убеждения, если он вообще намерен поднимать спор с монофизитами. Дух времени был сильнее доброй воли государя, и самый путь убеждения имел особый характер. Так, в начале 578 года, в одно воскресенье, когда монофизиты собрались на богослужение в свой храм, находившийся во дворце Марины, в церковь ворвалась толпа, все разграбила, издевалась над портретами Севера и Феодосия и отвела тех, кого удалось захватить, в заточение, где уже сидели их, единомышленники. Патриарх вызывал их в епископию, вел с ними беседы в течение долгого времени и, ничего не добившись, отпустил.⁹⁶¹ В мае месяце того же года прибыли в Константинополь, по распоряжению правительства, представители монашества из Александрии. Распоряжение было сделано по настоянию покойного патриарха Иоанна. Евтихий принял их очень немилостиво и потребовал, чтобы они вступили в церковное общение с синодальной церковью. Они отказались и были заточены. Их не раз вызывали для увещания, но они соглашались вступить в собеседование только при участии императора и синклита. Пока монахи сидели в заточении, скончался их архимандрит, и его смерть еще более затруднила дело. Они были отпущены только в 580 году по ходатайству царя Мундара.⁹⁶²

Перед самым праздником Рождества Христова 578 года попал в заточение вместе с другими членами своей церкви Иоанн Эфесский, многократно подвергавшийся этой мере внушения. Он провел вместе со своими клириками праздник Рождества Христова в доме предварительного заключения (cancelli). После 1 января их перевели в тюрьму, откуда водили в течение 18 дней на увещание. Наконец он был отпущен и должен был покинуть столицу. Хотя он страдал подагрой, но у него отняли его осла, чем сделали еще более бедственным его положение. Потерпевший приписывает эту обиду лично патриарху.⁹⁶³ Скоро, однако, Иоанн был опять в столице и вел сношения с Мундаром. По-видимому, насилия над монофизитами и ограбление их церквей в столице были скорее делом народной ярости, чем результатом распоряжений правительства. Пример столицы вызывал подражание в провинциях.

Хотя Тиверий был против всяких преследований за веру, но ему пришлось с самого же начала правления подчиниться духу времени и издать эдикт о преследовании еретиков разных наименований, не только ариан, которые были представлены готским элементом, но и других старых, над которыми давно было изречено запрещение. Поводом послужило следующее обстоятельство. – Формируя войска для отправки на Восток, он вызывал в столицу много готов и других варваров, исповедовавших арианство. Вместе с воинами являлись и их семейства, и жены солдат просили императора предоставить церковь для отправления культа по арианскому исповеданию. Среди фанатического населения столицы пошли слухи, что Тиверий втайне разделяет арианские заблуждения. Когда после венчания на царство Тиверий совершал свой выезд в храм св. Софии, церковные сторожа, находившиеся в толпе, из которой неслись по обычаю восторженные клики в честь нового императора, кричали ему: «Да будут извергнуты кости ариан! Да извергнутся кости еретиков и язычников! Да будет прославлена христианская вера!» Тиверий слышал эти крики и был очень недоволен и огорчен ими. Он приказал арестовать виновных и в объяснениях с ними заявлял о своем православии. Оставив их без наказания, он, однако, не решился предоставить храм для арианского культа в столице. Не ограничившись этим, он издал указ об аресте и заключении в тюрьму повинных в ереси ариан, манихеев, самобратиан. Этот указ был выставлен во всеобщее сведение в разных местах столицы. Начались аресты, многие откупались от заточения, преследования простерлись и на монофизитов.⁹⁶⁴

Весною 580 года в Константинополе разыгрались большие волнения на почве возбуждения народной ярости против язычников. – От христианского населения города Гелиополя (Бельбек) пришли жалобы на вызывающее поведение местных язычников. Тиверий направил туда некоего Феофила, который еще при Юстине был послан в Палестину для подавления беспорядков, вызванных самаритянами и иудеями. Он действовал жестоко и многих предавал казни. Получив приказание разобрать жалобы христиан в Гелиополе, Феофил отправился туда, арестовал много язычников, произвел строгое следствие и многих предал жестокой казни распятия. Показания попавших под следствие указали Феофилу на принадлежность к язычеству некоего Руфина, который состоял нотарием префекта претория Востока. Феофил послал позвать его на следствие; но оказалось, что он уехал в Эдессу к заместителю префекта, Анатолию.⁹⁶⁵ Феофил отправился сам в Эдессу и по прибытии туда получил известие, что у Руфина собрались язычники и совершали там жертву Зевсу. Стража окружила дом. Ее увидали и все разбежались. Остался один Руфин, который, видя себя в безвыходном положении, лишил себя жизни жертвенным ножом. Аресты лиц по подозрению в приверженности к язычеству дали Феофилу доказательство участия в этом деле Анатолия. То был человек простого происхождения, из класса ремесленников, который сумел подняться до высокого служебного ранга и занимал видное положение при комите Востока. Чтобы придать себе больше значения, он поддерживал живое общение с патриархом Григорием и пользовался его расположением. Феофил арестовал его и заставил дать поручительство в том, что он явится на суд в Антиохию. Арестованный нотарий Анатолия показал под пыткой, будто Анатолий совершил однажды ночью в Дафне, предместье Антиохии, заклание младенца. На обыске в доме Анатолия найдено было изображение Христа с приделанной к нему статуей Аполлона. На пытке, которой подвергли Анатолия, он признался во всем, в чем его обвиняли. Анатолия и всех привлеченных к суду по этому делу Феофил распорядился препроводить в столицу.

Когда это дело огласилось, в столице началось страшное возбуждение. Император распорядился назначить комиссию из членов синклита для суда над язычниками, а сам уехал в Евдом. Разбор дела затянулся, и судьи склонялись к тому, чтобы применить к обвиняемым низшую меру наказания, ссылку, а не смертную казнь. Слухи о снисходительности суда вызвали злые пересуды и раздражение в народе, которое разразилось бунтом. Огромная толпа собралась на главной улице Константинополя и с криками: «Да будут извержены кости судей», «Да будут извержены кости язычников», направилась в храм св. Софии. Весь город пришел в волнение, лавки в соседних кварталах закрылись, и все население приняло участие в демонстрации. Ворвавшись в церковь, толпа стала осыпать бранью патриарха, обвиняла его в потворстве язычеству и прикосновенности к нему, грозя ему за это смертью. Евтихий старался успокоить толпу. Патриарший дом был окружен со всех сторон. Раздавались возгласы, приглашавшие поджечь его; но близость храма удержала толпу, так как побоялись, что в огне окажется и св. София. Один член клира едва ушел от смертельной опасности. Оставив патриархию, толпа двинулась к дворцу Плацидии, где происходили заседания суда над язычниками; толпа обыскала все здание, нашла двух заключенных и, приняв их за язычников, решила подвергнуть их казни. То были женщина и мужчина. Их приволокли на берег моря, бросили в лодку, подожгли ее и пустили в море. В лодку и в огонь был брошен и палач, но он успел выпрыгнуть в море и спастись. Полюбовавшись зрелищем гибели в море несчастных жертв своей ярости, толпа двинулась к тюрьме, сломала ворота и выпустила всех заключенных с криками: «Язычников отпускают, так к чему же держать в заточении христиан!» Затем толпа направилась к преторию народного претора (никтепарха), сломала ворота дома предварительного заключения, выпустила всех заключенных, опустошила канцелярию, и, сделав свое дело, направилась к преторию префекта города. Он сумел воздействовать на толпу тем, что стал сам кричать: «Да будут извергнуты кости язычников! Да прославится вера христианская!», хвалил народ за его благочестивое настроение и объяснил, что дело о язычниках изъято из его ведения. Это воздействовало на толпу, и она оставила свои мысли поджечь преторий и звала префекта идти вместе к императору в Евдом.

Префект не успел облачиться в парадные одежды своего сана и пошел в толпу. Выбравшись из нее, он приказал подать себе лодку и поехал морем, чтобы предупредить императора. С грозными криками толпа окружила дворец. Император объявил через глашатаев свой приказ, в котором обещал немедленно вернуться в город, строго разобрать дело о язычниках и покарать их. Раздражение стихло, и толпа рассеялось. Этот взрыв народной ярости произошел 18 апреля 580 года.

Тиверий сделал распоряжение усилить городской гарнизон и вернулся в столицу. Префект Севериан был отставлен и на его место назначен Юлиан. Он получил приказание арестовать и наказать зачинщиков бунта. Так как в этом движении принимали участие иудеи, самаритяне и всякие еретики, то префект арестовал некоторых из них, производил допрос и, установив их виновность в бунте, подвергал смертной казни. Эти казни не вызывали никакого протеста в христианской и правоверной массе населения, а напротив, принимались как должное возмездие за вмешательство иудеев и еретиков в дела правоверных христиан. Когда черед дошел до христиан, то в отношении к ним префект был мягче и ограничивался сечением, – в особенности, если то были малолетки, которые также принимали участие в буйствах, – или же с позором возил виновных по городу на осле. Наконец префект счел нужным просить императора дать амнистию христианам за бунт, и Тиверий дал разрешение прекратить взыскание.

В то же время во дворце Плацидии начались заседания суда над язычниками. Виновность Анатолия была доказана и его приговорили к страшной казни: после пыток он был брошен на арену к диким зверям, которые его истерзали, а затем его распяли на кресте. Жестоким пыткам подвергнут был также близкий к Анатолию Феодор, у которого вырвали признание в разных демонских делах. Он скончался в тюрьме, но его труп все-таки был сожжен. Следствие и суд продолжались и после этих казней, и много людей потерпели разные мучения как в столице, так и в других местах.⁹⁶⁶

Дело о язычниках создало большие затруднения антиохийскому патриарху Григорию. Так как Анатолий пользовался его расположением, то нашлись ревнители православия, обвинившие патриарха в прикосновенности к этому делу. Подвижное антиохийское население возгорелось ненавистью к своему духовному главе, и на улицах раздавались крики: «В огонь его!» Григорий имел знакомства с влиятельными людьми при дворе и, располагая большими церковными средствами, отправился в столицу. По сообщению монофизитского писателя, он задарил членов синклита и родных патриарха, который был вначале против него, но не устоял пред его подношениями. Будучи принят при дворе и укрепив свои связи в столице, Григорий вернулся с почетом в Антиохию и, чтобы расположить к себе население, исхлопотал у императора пособие на постройку ипподрома. Рассказывали, что он сам привез из Константинополя мимов, чтобы веселить народ в дни игр. Ревнители христианского благочестия осуждали Григория и применяли к нему слова Евангелия: «Если соль обуяет, то чем осолится».⁹⁶⁷

Раскол в недрах монофизитской церкви продолжался и осложнялся в правление Тиверия. Новый трактат Иоанна Филопона расколол партию Конона, Евгения и Афанасия на два враждебных лагеря. Конон остался при первоначальной формулировке тритеизма, но значительная часть его приверженцев отделилась от него. Скоро явилась и третья секта, главой которой был Стефан. Она получила название агноитов (незнающих).

Среди сирийских монофизитов длился прежний раскол между паствой, оставшейся верной Якову Барадею, и теми, которые считали своим главой Павла и назывались павлитами. Видные члены столичной знати, Иоанн и Петр из дома Анастасия, во время своего пребывания на Востоке в 577 году приняли живое участие в этом деле и прилагали все старания примирить раздор между павлитами и яковитами. По всем городам, где им приходилось останавливаться, они делали собрания в интересах установления согласия. Сами они стояли за Павла. Все их усилия остались тщетными.⁹⁶⁸ Обе партии искали поддержки в Египте и соглашения с частью тамошних разбившихся на два главных течения монофизитов, феодосиан и гайанитов. Одно время соглашение казалось достигнутым и обе эти церкви считали своим патриархом Петра-яковита, с 576 по 578 год. Но единство не удержалось, и в Александрии скоро явилось три патриарха, не считая патриарха мельхитов, Иоанна IV (с 569 по 579 год).⁹⁶⁹ В июле 578 года во главе партии яковитов, т. е. феодосиан, в Александрии стал энергичный и предприимчивый Дамиан, деятельность которого внесла новое ожесточение в старую борьбу. Все эти патриархи, оспаривавшие друг у друга правую веру, имели общим центром борьбы Константинополь. Самым постоянным обитателем столицы был Иоанн Эфесский, стоявший между двумя сирийскими партиями, Якова Барадея и Павла. Он старался воздействовать умиротворяющим образом на обе стороны, с ним вели переписку и просили его посредства представители обеих, и он дал в своем сочинении скорбное сознание беспомощности в близком его сердцу деле единства церкви, осуществление которого стало теперь еще труднее, чем то было при Юстиниане.⁹⁷⁰

Раскол между сирийскими монофизитами отражался на арабах. Христианство было уже давно господствующей религией у тех племен, которые признавали над собой власть императора. Оно проникало также и в среду персидских арабов, имевших свой центр в Гире. Юстиниан со своим вселенским идеалом верховной власти императора, единого на земле главы христианского мира, захватывал в свой кругозор и персидских арабов, вступил в сношения с царем Аламундаром и своими дарами, которые посылал время от времени, завязывал тот узел, который в его мыслях должен был подчинить идее империи и эту часть племени. Но его преемник посмотрел иначе на дело и отказался от всяких сношений с персидскими арабами, что имело своим последствием усиление вражды между ними и римскими их соплеменниками.

Когда Яков Барадей осуществил свое тяжкое дело, отторжение Востока от столицы на почве религиозного раскола, христианские арабы оказались на его стороне, и царь Мундар твердо и решительно стал на сторону монофизитов. Раздор между яковитами и павлитами поставил его в затруднение, и он со своей стороны ревностно старался примирить враждующие партии. Его усилия были безуспешны, и он прибег к новому способу воздействия, перенеся свои старания в столицу, куда сходились все нити имперской политики. Пока был жив Юстин, который оттолкнул его от себя и даже поставил во враждебные отношения, Мундар держался в стороне и в течение нескольких лет вовсе не принимал участия в войне римлян с персами. Когда же Юстин скончался и на престоле сидел Тиверий, Мундар сам явился в столицу. 8 февраля 579 года он был принят с большой честью императором, который обласкал его милостивым вниманием и, с целью привлечь его к себе и иметь в нем опору в борьбе с персами, предоставил ему новые почести. Мундар, как и его отец Арефа, пользовался титулом патриция. Как царь арабов, он носил диадему. Тиверий предоставил ему равный с собою почет: возложил на него царский венец и предоставил это отличие двум его сыновьям, которых тот привез с собою в Константинополь.⁹⁷¹

В своих заботах о восстановлении церковного единства на Востоке, Мундар вступил в сношения с представителями монофизитской церкви, проживавшими в Константинополе, и прежде всего Иоанном Эфесским. 2 марта произошло совещание между представителями павлитов и яковитов при участии Иоанна Эфесского. На совещание были привлечены также и представители александрийской церкви, находившиеся в столице. Отправив вместе богослужение, члены совещания, по настоянию Мундара, пришли к соглашению, отказавшись от резких взаимных нападок, и приняли решение воздействовать на свои церкви в примирительном смысле. Собрание разошлось в радужных надеждах на возможность наступления лучших времен и «все славили Бога и славного Мундара».⁹⁷² Но за мудрыми и спокойными людьми, представлявшими свою партию, была толпа непримиримых фанатиков, веривших только в свою истину и добивавшихся торжества над противниками. К таким нетерпимым людям принадлежал Дамиан. Его посвящение, совершившееся в июле 578 года, было в противоречии с канонами, так как в ту пору обе партии, феодосиане и гайаниты, признавали своим патриархом Петра, посвященного в епископы в 576 году. Яков Барадей сначала не признавал Петра, обличал его и анафематствовал, но затем переменил свое отношение и вступил с ним в общение. Примирение Якова с Петром послужило к вящему соблазну и раздору в церкви. В 578 году Яков предпринял путешествие в Египет; но не доехав до Александрии, скончался и был погребен в монастыре Кассиана.⁹⁷³

В ту пору, когда в Константинополе шли совещания, дававшие надежду на умиротворение разорванной на партии монофизитской церкви, Дамиан вознамерился посвятить на антиохийскую кафедру нового патриарха вместо Павла, с которым враждовал раньше Яков и стоявшие за ним месопотамские монахи. Павел не был смещен соборным определением и хотя в эту пору он где-то скрывался, – по слухам, он находился в Исаврии, – но его приверженцы считали неправильным давать ему заместителя при жизни. Подкупив синкелла церкви Кассиана за 18 золотых монет, Дамиан и сопровождавшие его монахи готовились посвятить на антиохийскую кафедру некоего Севера. Все было готово, но кто-то из несочувствовавших этому нарушению канонов довел об этом до сведения православного патриарха Антиохии, Григория, имевшего по своему положению право прибегать к содействию светской власти. Явилась военная сила, и заговорщики бежали. Несколько монахов было захвачено, а Дамиан успел уйти.⁹⁷⁴ Так не удалась эта затея, и раздор стал еще ожесточеннее.

В своих сношениях с Тиверием Мундар, знавший, как обстоит дело борьбы православных с монофизитами на Востоке, убедил императора издать указ о приостановке всяких преследований за религиозные разномыслия. Фанатические приверженцы господствующей церкви стали интриговать против Мундара при дворе за его вмешательство, но Тиверий был тверд в своем нежелании допускать религиозные преследования.⁹⁷⁵ Мундар уехал в свое царство. Узнав о предприятиях Дамиана в Антиохии и о тех писаниях, которые он распространял в своей борьбе с Павлом, Мундар писал с своей стороны участникам совещания, состоявшегося в Константинополе, и старался поддержать среди них установившееся тогда примирительное настроение.⁹⁷⁶

Смерть Павла, постигшая его в Константинополе, где он скрывался в последние годы жизни, не внесла успокоения в среду монофизитов. Попытки примирения враждовавших между собою партий не приводили ни к какому соглашению, а только усиливали взаимное ожесточение и раздор. Скорбные свидетельства об этом сохранил в своих писаниях Иоанн Эфесский.⁹⁷⁷

Так шло и продолжалось разложение монофизитства на враждующие секты, и не было силы, способной остановить это движение.

Патриарх Евтихий в своих приемах борьбы не стоял выше своих современников и был вообще неудачлив. Он возобновил борьбу против прибавки к Трисвятому слов «распныйся за ны» и брал обязательство с епископов при посвящении, что они не будут терпеть ее в своих епархиях.⁹⁷⁸ Введенный им новый текст антифонного пения на праздник Вознесения встретил резкий протест в местном клире и жалобы на патриарха императору, который вмешался в это дело и запретил патриарху вводить новшества.⁹⁷⁹ Гораздо более важное значение имела другая неудача Евтихия. Человек уже преклонных лет, много размышлявший о смерти, он сочинил большой трактат на тему о том, что тела, которые воскреснут для вечной жизни, будут не те же самые, в каких живут люди, а другие, новые. Это учение вызвало большой соблазн в церковных кругах. В спор вмешался апокрисиарий папского престола Григорий, будущий папа. Его настойчивые возражения, равно как и осуждение патриарха в церковных кругах Византии, имели своим последствием то, что Тиверий признал заслуживающим сожжения сочинение патриарха. Долго спорившие между собою по этому вопросу Евтихий и Григорий оба заболели после рокового решения вопроса, и патриарх не встал с постели.⁹⁸⁰ Он скончался 5 апреля 582 года. Преемником его был Иоанн по прозвищу Постник.

Император не надолго пережил патриарха. Хотя он не был стар годами, но тяжкие труды по направлению государственного корабля надломили его силы. Он впал в меланхолию и чувствовал приближение смерти. Сына у него не было, обе дочери были еще в юном возрасте. Вызвав весною 582 года с Востока Маврикия, он помолвил с ним свою старшую дочь, Константину, а младшую Харито – с Германом.⁹⁸¹ 5 августа, проживая в Евдоме, куда императоры обыкновенно уезжали на время сбора винограда, Тиверий объявил Маврикия своим кесарем. Вскоре состояние здоровья Тиверия резко ухудшилось вследствие случайного отравления. Чтобы обеспечить преемство власти, Тиверий провел венчание на царство Маврикия. Ввиду болезненного состояния императора, церемония произошла в упрощенной форме, не на трибунале, который был близко от дворца, где жил Тиверий, а во внутреннем дворе дворца. Туда явились патриарх, синклит, придворные войска. Императора вынесли на носилках, его сопровождала старшая дочь, невеста Маврикия. Тиверий уже не мог говорить от слабости, и речь от его имени была произнесена квестором Иоанном. Передавая царство преемнику, Тиберий устами Иоанна внушал ему, что скипетр и порфира являются символом не свободы и безнаказанности поведения, а рабства долгу. После речи Маврикий с обычными церемониями при кликах в его честь был облечен в царские одежды и патриарх возложил на него царский венец. На следующий день Тиверий скончался (14 августа). Прах его был торжественно перенесен в город и предан погребению в храме св. Апостолов.⁹⁸²

Современник этих событий, Григорий Турский, переживавший их в далекой Галлии, получал довольно точные сведения о том, что происходило в Константинополе, и, вероятно со слов тех знатных галлов, которые являлись послами от царя франков к византийскому двору, занес в свою «Историю франков» известие, что императрица София принимала участие в решении вопроса о преемнике Тиверия и будто бы сама указала на Маврикия, как человека достойного занять императорский трон.⁹⁸³ О самом Тиверии Григорий говорит с теплым чувством уважения, свидетельствуя о его справедливости, доброте, милосердии, твердой и чистой вере. Эту характеристику воспроизвел позднее Павел Диакон в своей истории лангобардов, прибавив к ней и легенды о кладах, открывавшихся Тиверию, которые он расточал на нищих и убогих.⁹⁸⁴

Благородный характер Тиверия стяжал ему широкую популярность, которой он пользовался и в Египте, находившемся тогда в разобщении с империей под воздействием религиозного раскола. Летописец Иоанн Никиуский, недалекий по времени свидетель, относится к Тиверию с большой похвалой, защищает его от обвинений в приверженности к «несторианству», свидетельствует о чистоте его веры и видит кару за грехи мира в том, что его правление было столь непродолжительно.⁹⁸⁵