Жизнь и подвиги преподобной Ефросинии Полоцкой

Евфросинию, радование Полоцкое и девам сияние, Христе мой, Тебе привожду молитвенницу, ея же ради спаси мя (Мелетия Сирига канон печерским угодникам, пес. 8, троп. 3)

Жизнь подвижников и подвижниц веры, протекавшая вдали от человеческого взора, пред лицом Тайнозрителя – жизнь, полная сокровенных подвигов и внутреннего делания, дает всегда скудный материал для их биографии. Чем выше были подвиги, тем тщательнее они скрывались. Чем выше светильник Божий, горящий светом божественного огня, тем меньше, бывает, знают о нем люди. И часто проходят века, прежде чем его заметят или догадаются о нем. Но если волею Божией такой светильник возносится над людьми, чтобы светить им и согревать сердца страждущих среди омута человеческой жизни, если Господь посылает его для служения людям на арену общественной деятельности, тогда жизнь его приобретает значение назидательного примера, для всех очевидного, тогда каждый шаг его деятельности, являясь откровением Божиим, посылаемым милосердным Богом для указания людям их ошибок, для направления их жизни на верный путь, сознательно или бессознательно ими оставляемый, становится заметным, как бы тщательно ни скрывался. Таким светильником Божиим, призванным будить заснувшую совесть людей, была и преподобная Евфросиния Полоцкая, нетленно почивающая в Киево-Печерской лавре. Велика пред Богом была ее святая жизнь, полная сокровенных подвигов, велико было и ее служение людям. Она протекала среди условий, так мало отличавшихся от настоящих, она была полна столкновений с неправдой, так живо напоминающих нынешнее время! И между тем преподобная Евфросиния, силою своего духа, непрестанным и действенным общением с Богом, молитвенно возгреваемым, шла бодро по пути жизни, несла высоко знамя заветов Христовых и, прославивши жизнию своею Бога, прославляет Его и доныне нетлением своих мощей и знамениями благодати Божией, у раки ее являемыми.

Какое великое значение имеет поэтому каждая строка об ее жизни, об ее отношении к ней, к обязанностям своим, как ценны в глазах каждого верующего человека сведения об ее отношении к вопросам общественным! В жизни преподобной найдут ответы на вопросы тревожной совести и сокровенный подвижник, вдали от людей, в келии монастыря, спасающий свою душу, приготовляющий себя к ответу пред Богом за каждый прожитый час жизни, и мирской человек, смущаемый борьбою между требованиями мира, в грехе лежащего, и не связанной никакими обязательствами с грехом совести. «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным» (Мк.4:22), сказал Христос Спаситель. И как ни велико было смирение подвижников веры, скрывавших свои подвиги, но чуткая совесть народная никогда не теряла их из вида и, передавая их из рода в род, восстановляла в подробностях сложную картину жизни этих добровольных изгнанников из мира, – картину, полную тяжелой борьбы и лишений, рождающую в итоге не только высокие настроения, но и ту исключительную чистоту духовного зрения, какая могла быть приобретена только ценою упорной борьбы над собою и победы над страстями.

Праправнучка святого равноапостольного князя Владимира, преподобная Евфросиния, княжна полоцкая, жила спустя около ста лет после озарения отечества нашего светом евангелия. Отец ее Георгий был младший из сыновей владетельного полоцкого князя Всеслава Брячиславича¹.

Тогда еще господствовал обычай давать имена, не от святых заимствованные, но произвольные, отечественные; и первое имя ее было Предслава, что, однако ж, не мешало родителям ее наставить дочь свою с младенческих лет в Законе Божием и всяком благочестии.

С раннего детства Предслава навидалась много горя людского. To было время раздоров и усобиц русских князей.

He довольствуясь своей волостью, брат шел на брата, дядя на племянника, младший на старшого, и без вины страдал мирный, беззащитный русский народ. Видя раздоры князей, хищные народы нападали на Русь с разных сторон, грабили ее, разоряли города и села, а жителей убивали и уводили в плен. Нередко и сами русские князья приводили иноземцев на Русь и вместе с ними шли отнимать волости у других князей. Истреблялись города и села, уничтожались посевы. Тысячи народа гибли в битвах, от голода, от болезней; города пустели; поля оставались без обработки, нивы зарастали травою... Так страдала русская земля.

Видала Предслава, как каждый год к князю во двор пригоняли толпы измученных, избитых пленных, как тут разлучали жен и мужей, детей уводили от матери. Видала, как после каждого похода приносили на носилках тяжело раненых, как вдовы оплакивали убитых мужей, как толпы детей с ужасом узнавали, что они осиротели. Слушала она рассказы, похвальбы отцовской дружины, как они разили врага, сколько добычи забрали, и ей тоскливо становилось на сердце. Так хорошо на Божьем свете, такое приволье кругом, а люди губят друг друга, несут слезы, ужас и смерть в пределы к соседу. Неужели не хватает всем места на земле, тесно жить в дружбе, и неужели может быть радость в убийствах, грабежах и пожарах?

Не веселили ее победные песни и клики отцовской дружины; не радовалась она дорогим запястьям, кубкам и тканям, привозимым отцом ей в подарок. Ей хотелось видеть повсюду счастье на земле, чтобы люди и в Полоцке, и в соседних землях, и по всему миру жили в радости, благословляли жизнь, а не стонали от нее. Как бы помочь веем страждущим, как бы стереть хоть одну слезу, вызвать улыбку счастья хоть на одном скорбном лице? Жадно она читала и перечитывала Евангелие, заучивала наизусть страницы, где говорилось, как Иисус Христос утешал скорбных, исцелял больных, насыщал голодных. И жалела она, что люди мало читают эту святую книгу, и, не зная. ее, живут как звери, не представляя, какова должна быть жизнь человеческая. И жаль ей было людей: жаль тех, кого мучили, кто страдал, и еще более жаль тех, кто причинял зло и горе другим. Все они несчастные; всем им надо помочь. Обо всех она болела сердцем; для всех всем, чем только могла, готова была служить. Приведут новых пленных на княжий двор, – Предслава выйдет к ним, приласкает, велит напоить, накормить, детей наделит лакомством. Дорога на чужбине в неволе сердечная ласка! Принесут раненых, – Предслава перевязывает, обмывает им раны; и так она все делает бережно, нежно, что больной и не крикнет. И везде-то Предславу величают ангелом Божиим, и везде-то – и в хоромах, и в тюрьмах – рады ей, как красному солнцу.

Под влиянием чтения святого Евангелия и житий святых к двенадцатилетнему возрасту у Предславы сформировался строгий христианский взгляд на жизнь и назначение человека.

Земная жизнь человеческая, по христианскому воззрению, есть временное странствование души, уклонившейся от своего назначения и опять ищущей его. Жизнь есть кратковременный путь к вечной цели существования. Жизнь есть приготовление к вечности. Жизнь есть школа, в которой мы, под руководством божественного Промысла, научаемся любить истину, добродетель, справедливость, мир и любовь, чтоб уметь наслаждаться ими в вечности. Так, или почти так, говорили ей Евангелие и христианские мудрецы, великие подвижники светлой, богопросвещенной мысли и высокой благодатной жизни. Усвоив это воззрение умом и сердцем, сделав его руководительным началом своей жизни, Предслава стала тверда и непоколебима пред всеми испытаниями и тяжестями жизни. Не унывала и от самых неудач, лишений и испытаний жизни, но, как путник во время странствования, умела мириться со всеми неудобствами и неприятностями пути и радовалась и была благодарна за все приятное, что встречалось на пути – в надежде полного утешения и успокоения на постоянном пристанище, по окончании странствования.

Пришли Предславе года. Стала она невеста. Отец – богат и славен, княжна – лицом и сердцем – ангел, женихи шлют сватов наперебой. Закручинилась Предслава. Как она будет вить свое гнездо, когда кругом такое бездолье? Выйдешь замуж, пойдет своя семья, значит, больных и несчастных – Божью семью – придется оставить? Не манило ее личное счастье, а отец все чаще и чаще стал говорить о женихах. Наконец, по тогдашним обычаям, не спросясь дочери, отец и просватал ее за соседнего княжича.

В отцовских хоромах идет рукобитье, а Предслава в своем тереме в сердечной тоске молится перед иконой Спаса. Не свадьба ее страшит: слышно, княжич красив и приветлив, – страшит ее мысль, что придется забыть чистые девичьи думы – отдать себя, всю свою жизнь людскому горю.

Давно уже минула полночь; начинало светать, а Предслава все на молитве.

–  Господи! – взывала она. – Ты, указующий путь солнцу и движущий океаном, направь и слабую рабу Твою. Укажи мне путь, где мне служить любви Твоей.

Как бы в ответ, из-за края земли брызнуло солнце, заиграло сквозь окна на ризе иконы, осветило лицо Предславы, а в соседнем с княжеским двором женском монастыре ударили в колокол к утрене.

–  Господь зовет, – сказала Предслава.

Накинула на себя шаль и тайком вышла из терема. Она направилась прямо к игуменье, которая ей приходилась теткой.

Благочестивая игуменья, видя нежный возраст своей племянницы, сначала не хотела принять ее в свою обитель; но юная Предслава так настойчиво и неотступно умоляла игуменью взять к себе, что та, уразумев призвание ее от Бога, облекла ее в иноческий образ под именем Евфросинии. Узнали об этом родители и горько плакали о своей дочери, но потом предоставили ее воле Господа. Евфросиния начала вести обыкновенную иноческую жизнь, проводя время в посте, молитве и трудах, в глубоком смирении и совершенном послушании. Но душа ее чувствовала потребность в высших подвигах. Подражая примеру иерусалимских дев, которые, как некогда и Богоматерь, проводили жизнь при храме, она испросила у полоцкого епископа Исаии дозволение жить в затворе при соборном храме. Здесь после молитв занималась она списыванием священных книг и плату, какую получала за то, раздавала нищим.

Спустя некоторое время, епископ получил во сне от ангела повеление, водворить преподобную Евфросинию при церкви Спасовой, на Сельце, где был тогда загородный архиерейский дом, да учредится там обитель дев, посвященных на служение Богу; в то же время и сама преподобная три раза видела во сне ангела Божия, который вел ее на означенное место и сказал ей: «Ты должна пребывать здесь, ибо Господь желает чрез тебя на этом месте наставить многих на путь спасения». Епископ спешил открыть ей волю вышнюю; она также рассказала ему свое видение, и оба возблагодарили Всемогущего. Тогда епископ, призвав дядю ее, князя Бориса, и отца, князя Георгия, также бояр и других именитых людей, объявил им изволение Божие следующими словами: «Вот я при вашем державстве даю Евфросинии место св. Спаса, на Сельце, с тем, чтобы здесь был девичий монастырь, и никто из преемников да не изменяет этого моего даяния». Все присутствовавшие одобрили решение святителя, и таким образом возникла обитель, где преподобная Евфросиния была начальницею и наставницею ко спасению многим девам и женам, отрицавшимся мира. Туда приняла она младшую родную сестру свою Градиславу, дав ей имя Евдокии, и двоюродную, Звениславу, дочь князя Бориса, которая наречена Евпраксиею. Первая была уже к тому наставлена ею в монастыре, а вторая сама пришла в обитель и принесла все драгоценные свои одежды и утвари, приготовленные к браку, и сказала: «Презираю все красное в мире, а что имею, все отдаю в церковь Спасителя, и сама желаю соединиться с Ним духовным союзом, и подклонить главу мою под благое и легкое иго Его».

С распространением обители преподобная вознамерилась соорудить в ней на место прежней деревянной церкви новую каменную, которая стараниями ее и употребленного к этой работе приставника Иоанна, при особенном благословении Божием, воздвигнута была в одно лето. Она служит и доныне во всей той стране единственным памятником зодчества XII века², стоит в двух верстах от Полоцка, на берегу излучистой реки Полоты, и уцелела в первобытном виде своем даже с тогдашнею стенною живописью, которую тщетно старалось изгладить невежество последующих времен. Внутри по обе стороны хоров можно видеть две тесные кельи, из коих в одной жила преподобная; здесь, из мирного убежища, сквозь маленькое круглое окно, устроенное в толстой стене, открывалось ее взору обширное пространство полей, лугов, отдаленных лесов и вид всего города с его церквами и родительским теремом. При другой, построенной ею церкви во имя Пресвятой Богородицы учрежден был мужской монастырь; но эта церковь давно уже не существует, и даже где следы ее – неизвестно.

Преподобная игумения, заботливая о славе имени Божия, усердно заботилась и о спасении сестер своих о Господе. В житии преподобной сохранилась трогательная беседа, которою она одушевляла сестер к строгому подвижничеству. «Я собрала вас о Господе, – говорила Евфросиния, – как кокошь птенцов своих под крилия, и как словесных овец на духовную пажить. Паситесь же на заповедях Господних, возрастайте в добродетелях от силы в силу, чтобы я с радостию могла заботиться о вашем спасении и с утешением видела духовные плоды трудов. Стараюсь я сеять в вас слова Божии, но сердечные нивы ваши не остаются ли в прежнем виде? Они не зреют, а время жатвы близится, и лопата готова на гумне, чтобы отделить плевелы от пшеницы. Страшусь, не нашлись бы между вами плевелы и не преданы бы были огню неугасимому. Старайтесь, молю вас, сестры мои, старайтесь сохранить себя от грехов и избегнуть огня гееннского. Творите из себя чистую пшеницу Христову, измелитесь в жерновах смирения, трудами постническими, чистотою, любовию и молитвою, да будете Богу в сладкий хлеб».

Под влиянием таких поучений духовно возрастали собранные преподобною Евфросиниею сестры-подвижницы. Сердца их горели любовью к Богу и состраданием к ближним.

Словно Божии пчелы трудились они с Евфросинией. Много тысяч голодных накормили, многих спасли от нужды, многим облегчили страдания; сотни сирот воспитали, приютили немощных, старых, калек. Больше же всего внесли света Христова и тепла любви в народную жизнь. Среди постоянных усобиц, насилий и войн видели люди в обители преподобной Евфросинии, что есть иная жизнь, жизнь братская, любовная, и смягчились грубые сердца.

Княжна-подвижница не словом, a делом, жизнью проповедовала, что единственный путь к счастью, к полной и чистой радости – путь любви, путь служения людям. Тут не требуется ни особой книжной мудрости ни больших достатков; нужно одно доброе, любящее сердце.

Устроив свою обитель, дав ей правила, преподобная Евфросиния уже в преклонных летах решилась исполнить давнее свое желание – посетить свв. места Палестины. Поклонники святого гроба стекались туда со всех концов Европы, и русские не уступали другим в усердии, как доказывает пример Даниила паломника, оставившего любопытное описание своего хождения. В самом Иерусалиме существовал даже монастырь, именовавшийся Русским, конечно, вследствие значительного прилива богомольцев из России, находивших в нем пристанище. Весть о дальнем странствовании Евфросинии поразила всех в Полоцке. Духовные и мирские власти со слезами умоляли ее не оставлять своей родины и своей обители. Много стоило преподобной убедить их, чтобы не сокрушались о ней. «Не оставлю вас, – говорила она в утешение им, – буду молиться о себе и о вас в местах святых». Поручив, свою обитель сестре Градиславе – Евдокии, преподобная взяла с собою брата своего Давида, уже знакомого с Востоком, и родственницу Звениславу – Евпраксию. На пути она заехала в Константинополь, где была обласкана патриархом Лукою (Хрисовергом). Тут она посетила знаменитые храмы столицы, воздала подобающую честь угодникам Божиим, нетленно в них почивающим, и, продолжая свое путешествие, достигла, наконец, цели своих желаний – Иерусалима. Русский монастырь в Иерусалиме дал ей пристанище. Отсюда преподобная несколько раз ходила на поклонение гробу Господню, и однажды пред ним там молилась: «Господи, Иисусе Христе, Боже наш. Ты сказал нам: «просите и дастся вам»; я, грешная, получила уже все, чего просила; ныне прошу еще одной милости у Тебя: прими дух мой во святом граде Иерусалиме». И молитва праведницы была услышана. Обошедши разные места, ознаменованные жизнию Спасителя, она занемогла. Болезнь ее продолжалась 24 дня. Пред самою кончиною преподобная приобщилась свв. Христовых таин и предала Господу чистую свою душу в глубокой старости, 23 мая 1173 года. Тело преподобной, по ее завещанию, погребено было в общежительной обители пр. Феодосия (недалеко от Иерусалима), в паперти храма, там, где покоились матери преподобных Саввы и Феодосия. При завоевании Иерусалима султаном Саладином (в 1187 году) нетленные мощи ее вынесены были русскими иноками в Акру, а оттуда впоследствии перенесены в Киев, где и почивали в дальних пещерах преподобного Феодосия³.

Перенесение мощей преподобной Евфросинии Полоцкой было заветной мечтой и предметом вожделенных желаний и многих хлопот со стороны православных белорусов. Среди них твердо хранилось предание, что святые мощи преподобной Евфросинии случайно не попали в Полоцк. Из города Турова, куда эти мощи были перенесены благочестивыми русскими иноками из Иерусалима во время захвата его султаном Саладином в 1187 г., они, по случаю междоусобий между полоцкими и киевскими князьями, попали в Киев, где и были положены в пещерах св. лавры. Впоследствии исторические судьбы полоцкого княжества, полные великих невзгод и напастей, не давали возможности белорусам возвратить в Полоцк свою дорогую святыню. Но как только с покорением Польши почувствовалась свобода православной веры, у православных белорусов возникла мысль о перенесении мощей их покровительницы и просветительницы, преподобной Евфросинии. В 1832 г. мысль о перенесении мощей преподобной Евфросинии, княжны полоцкой, из Киева в Полоцк выразил впервые могилевский архиепископ Гавриил, в состав епархии которого входил Полоцк. Он писал об этом московскому митрополиту Филарету, спрашивая его совета и благословения на возбуждение о том ходатайства. Ha письмо это архиепископа могилевского Гавриила московский святитель написал следующее: «Просить ли перенесения мощей преподобной Евфросинии! Надобно много подумать прежде, нежели решиться. Если при сем Богу угодно будет явить руку Свою, как теперь в Воронеже, – польза очевидна. Нo кто разуме ум Господень! Если же дело будет состоять в одной церемонии, то враги найдут, что сказать против сего»⁴. Спустя 8 лет, в 1840 г., по восстановлении в Полоцке обители преподобной Евфросинии, о перенесении ее святых останков на место ее подвижнической жизни возбуждает ходатайство пред высшей церковной властью полоцкий архиепископ Василий и, не получая долго ответа на свое ходатайство, в 1852 г. напомнил о своем письме на имя обер-прокурора Св. Синода, графа H. А. Протасова. В 1858 г., в дополнение к ходатайству архиепископа Василия, на имя Св. Синода поступила просьба о перенесении мощей преподобной Евфросинии в г. Полоцк и от жителей этого города. Но, несмотря на такие усиленные ходатайства и просьбы, Св. Синод не нашел возможным исполнить желание жителей земли полоцкой. Между причинами, по которым не было уважено это ходатайство о перенесении мощей преподобной Евфросинии из Киева в Полоцк, Св. Синодом указывались, между прочим, следующие: а) гражданская незначительность г. Полоцка; b) неблагоприятное по отношению к православию географическое и этнографическое положение его; с) уединенность к краю, относительно, отдаленном; d) нравственное и вещественное преобладание здесь населения иноверного (указ Св. Синода от 26 июля 1860 г. за № 3378).

Тяжело было жителям земли полоцкой выслушать этот отказ в единственной и дорогой их святыне. Но они, уповая на милость Божию, снова не перестали ходатайствовать о возвращении им принадлежащих по праву св. останков преподобной Евфросинии. На этот раз они прибегли к помощи светской власти. В 1864 г. на имя главного начальника северо-западного края, графа Муравьева, поступило ходатайство от 13 волостей Полоцкого уезда, а также от мещан города Полоцка, просьба ο предстательстве его пред государем императором, чтобы со стороны его последовало Высочайшее соизволение на перенесение из киевских пещер в г. Полоцк св. мощей преподобной Евфросинии. Граф Муравьев, признавая это ходатайство заслуживающим уважения, отношением от 30 марта того года просил дать по поводу его заключение полоцкого архиепископа. Последний сообщил его сиятельству, что он с своей стороны уже ходатайствовал об этом пред высшей церковной властью, но получил отказ, хотя и до настоящего времени признает необходимость и огромную важность в интересах православия перенесение мощей преподобной Евфросинии в г. Полоцк.

В 1866 г. на полоцкую епископскую кафедру был назначен московский викарный епископ Савва, человек в высшей степени энергичный и великий ревнитель древнего православия.

Еще пред отправлением своим из Москвы в Витебск летом 1866 года преосвященный Савва, по собственным его словам, беседовал с московским митрополитом Филаретом о перенесении мощей преподобной Евфросинии из Киева в Полоцк и просил его содействия в этом деле. После некоторых возражений митрополит Филарет согласился поддерживать преосвященного Савву и уполномочил его начать от имени его переговоры об этом предмете с петербургским митрополитом Исидором. Но переговоры эти не имели никакого успеха. Митрополит Исидор с каким-то раздражением и даже гневом на московского митрополита встретил слова преосвященного Саввы о мощах преподобной Евфросинии. Он даже прямо советовал преосвященному Савве оставить однажды навсегда мысль о перенесении мощей преподобной Евфросинии из Киева в Полоцк. Но преосвященный Савва не оставил этой мысли, и тем более, что духовенство и мирская паства полоцкой епархии побуждали его к этому. Воспользовавшись поездкою преосвященного Саввы в Москву летом 1867 г. на 50-летний юбилей митрополита Филарета, полоцкое духовенство в некоторой своей части просило своего архипастыря снова возбудить дело о перенесении мощей преподобной Евфросинии из Киева в Полоцк, заручившись предварительно обещанием помощи со стороны митрополита Филарета. Преосвященный Савва, действительно, просил митрополита Филарета, который тогда же послал киевскому и петербургскому митрополитам письма одинакового содержания, где изложил свой взгляд по данному вопросу. «С возвращением православной российской Церкви отторженных в бедственное время чад ее, так называвшихся униатов, – писал митрополит Филарет, – возникла мысль о перенесении почивающих в святой Киево-Печерской лавре мощей преподобной Евфросинии, княжны полоцкой, в находящийся близ Полоцка женский монастырь, который создан одним из присных ее, в котором она подвизалась. Многими изъявлено было желание, чтобы мысль сия приведена была в исполнение, но она не достигла сего доныне. Это, вероятно, потому, что Святейший Синод имеет правилом в подобных случаях, ожидать особенных указаний от Провидения Божия. Правило сие весьма достойно приятия. Впрочем, церковный месяцеслов показывает многие перенесения святых мощей, ознаменованные ежегодным церковным воспоминанием и даже особо составленными церковными службами, совершившиеся же только по действию благочестивого усердия. Близкий пример сего представляют мощи святителя Филиппа, митрополита московского, перенесенные из Соловецкого монастыря в московский Успенский собор. Не видно, чтобы к сему подвигло некое чрезвычайное знамение, а действовало в сем благочестивое усердие царя и та мысль, что святителю прилично почивать там, где он проходил свое священноначальственное служение. По сему примеру можно признать благословным, чтобы мощи преподобной Евфросинии перенесены были из Киева в Полоцк и чтобы почивали в обители, в которой она подвизалась». В конце письма митрополит Филарет упоминал о том, что о перенесении мощей преподобной Евфросинии сильно хлопочет преосвященный Савва, который видел «во вверенной ему епархии скудость древней, особенно чтимой, православной святыни, между тем как римско-католические церкви представляют (там), верным или неверным преданием сохраненную, святыню, которая привлекает внимание не только римско-католического, но частию и православного народа». Но письмо митрополита Филарета не произвело того действия, какого ожидали от него заинтересованные в деле лица. Когда 2 сентября 1867 г., на пути из Москвы в Витебск, преосвященный Савва посетил петербургского митрополита Исидора, и когда речь зашла, между прочим, о перенесении мощей преподобной Евфросинии из Киева в Полоцк, по поводу письма митрополита Филарета к митрополиту Исидору, то последний, по словам преосвященного Саввы, «не подал надежды на свое согласие в этом деле, хотя на сей раз рассуждал об этом деле гораздо спокойнее, нежели в прошедшем году...»⁵

Что касается митрополита Арсения, то этот последний дал «отрицательный ответ лично» митрополиту Филарету.

После этого всякие переговоры и толки о перенесении мощей преподобной Евфросинии Полоцкой из Киева в Полоцк на некоторое время прекратились. Этому способствовало, между прочим, еще следующее обстоятельство: 16 октября 1670 г. полоцкий епископ Савва просил киевского митрополита Арсения содействовать тому, чтобы Киево-Печерская лавра, сохраняющая у себя с древних лет святыню мощей преподобной Евфросинии, княжны полоцкой, уделила от этой святыни хотя некую часть в благословение и духовное ограждение полоцкой обители, основанной по благоизволению благоверной княжны и украшающейся ее именем. Митрополит Арсений тогда же поручил наместнику лавры исполнить желание и просьбу преосвященного Саввы. 28 ноября 1870 г. частица мощей преподобной Евфросинии, а именно средний перст десной руки преподобной был вручен уполномоченному казначею витебского архиерейского дома иеромонаху Даниилу для доставления преосвященному Савве. 2 декабря 1870 г. частица мощей преподобной Евфросинии была привезена в Витебск и весьма торжественно и радостно была принята православными жителями Витебска и окрестных селений. По желанию и по просьбе этих последних, частица мощей преподобной Евфросинии была удержана в Витебске до весны 1871 г., когда при весьма торжественной обстановке, крестным ходом, она была перенесена в Полоцк и 23 мая 1871 г. была поставлена в Преображенском храме Спасо-Евфросиниева монастыря. Это торжество вызвало тогда проявление чрезвычайного подъема религиозного чувства в среде православно-русского населения полоцкого края.

В Киеве, по-видимому, были теперь убеждены в том, что полоцкие православные жители вполне удовлетворятся, получив часть драгоценнейшей святыни, и успокоятся. Но в Киеве ошиблись. Полоцкие деятели имели совершенно иное настроение. Последние не желали успокоиться до тех пор, пока не получат своей святыни... 4 сентября 1871 г. преосвященный Савва, только что совершивший тогда торжественное перенесение части мощей преподобной Евфросинии в Полоцк, писал, однако же, A. Н. Муравьеву в Киев следующее: «Пусть бы мне обещали отпустить мощи преп. Евфросинии, я готов бы пешком прийти в Киев»... Были тогда и вне Полоцка лица, которые остались недовольны тем, что Полоцк, вместо всей святыни, получил только частицу мощей преподобной Евфросинии. Но митрополит Арсений по-прежнему был настроен решительно против мысли о возможности перенесения мощей преподобной Евфросинии из Киева в Полоцк. И дело это было отложено до 1882 г. В этом году киевским митрополитом был назначен Платон Городецкий, а полоцкую архиерейскую кафедру занял близкий по духу к преосвященному Савве архипастырь, бывший викарий его в Твери, преосвященный Антонин. Теперь можно было снова заговорить о благовременности перенесения мощей преподобной Евфросинии из Киева в Полоцк. И действительно, об этом заговорили прежде всего в Полоцке. В мае 1882 г. на общем собрании полоцкого николаевско-евфросиниевского братства, некоторые члены его подняли вопрос об этом. Решено было возбудить чрез преосвященного Антонина ходатайство о перенесении святыни из Киева. Преосвященный весьма сочувственно отнесся к предложению и только пожелал слышать голос всей епархии по данному вопросу. Епархия с готовностью присоединилась к этому ходатайству полочан, и в ноябре 1892 года полоцким братством было представлено преосвященному покрытое несколькими тысячами подписей прошение. В этом обширном прошении полоцкое братство, а с ним и вся полоцкая епархия писали своему архипастырю следующее: «Коренное русское население древней полоцкой епархии, начало которой, несомненно, относится ко времени св. Владимира, иже, по словам летописца, в Полоцкую землю посади Изяслава, заповедуя учити и крестити людей и церкви ставити, еже и бысть, сохранило весьма мало из воспоминаний своего прошедшего. Без сомнения, и в самое первоначальное время, когда только еще слагалась и благоустроялась русская земля, а с нею вместе и полоцкое княжество, когда возникали его города и созидались в них первые христианские храмы, а тем более потом, когда необходимо было, борясь с врагами внутренними и внешними, отстаивать свою независимость, народность и чистоту религиозных убеждений, полочане имели своих местных героев и целые сонмы мучеников. Но имена этих доблестных и святых мужей большею частию забыты: преобладание и гнет польских начал в жизни церковной и гражданской частию затмило, частию совсем истребило или извратило значение их. Память народная сохранила в неизменном благоговении и уважении через целый ряд веков только одно имя, – имя преподобной Евфросинии, княжны полоцкой, основательницы полоцкой Спасо-Евфросиниевской женской обители.

Но, по неизреченным судьбам Промысла Божия, полочане лишены утешения видеть у себя нетленные останки небесной покровительницы своего родного града и всей страны белорусской. Преподобная Евфросиния, будучи уже в преклонных летах, предприняла путешествие в Иерусалим на поклонение св. местам, и там 23 мая 1173 года скончалась и погребена в обители св. Феодосия. При завоевании Иерусалима султаном Салатдином (1187 г.) нетленные останки ее вынесены были русскими иноками из Палестины в Киев, где и ныне почивают в дальних киевских пещерах. Сохранившееся же доселе среди белорусов предание к этому добавляет, что при отправлении мощей преподобной Евфросинии в Россию теми же русскими иноками и другими почитателями славной своими подвигами преподобной княжны русской нетленные останки ее предположено было принести на место ее земных подвигов в г. Полоцке, и что с этою целию святыня, шествуя к городу Полоцку, достигла города Турова, но дальнейшее шествие ее к Полоцку, вследствие бывших в то время враждебных отношений между полоцкими и киевскими князьями, оказалось невозможным, вследствие чего святыня полоцкая и внесена была в Киев. Последовавшее за тем разорение татарами Киева (1240 г.), падение полоцкого княжества, связь его с Литвою и подпадение вместе с нею под власть Польши и, наконец, церковная уния с Римом – делали невозможным во все это время перенесение мощей преподобной Евфросинии из Киева в Полоцк. Таким образом полоцкая святыня, на время внесенная в г. Киев, пребывает в нем и до сего дня.

Между тем отсутствие ее в родном крае всегда тяжело чувствовалось православными белорусами. На долю Белоруссии, расположенной на окраине русского царства, весьма рано выпал жребий тяжкой борьбы за православную веру и русскую народность. Подпав под власть Польши, она в течение двух с половиной веков была полем постоянной кровавой борьбы белоруса за свою веру и народность; ей насильственно навязана была церковная уния с Римом, подвергшая исповедников православной веры жестоким гонениям, и было время, когда и православная и русская народность в Белоруссии казались погибшими навсегда. Православному белорусу и доныне памятны тяжкие времена Иосафата Кунцевича, время господства в Белоруссии иезуитов, этих страшных разрушителей православной русской святыни и русской народности, когда в лучших городах Белоруссии: древнем Полоцке, где некогда насчитывали до 13 монастырей и 18 православных церквей, Витебске и др., не оставалось ни одной православной церкви, и православные для совершения своего богослужения должны были выходить за город и там совершать оное тайно в шалашах, и то не в безопасности.

Но, благодарение Богу, белорус вынес это тяжкое испытание. Память о преподобной Евфросинии, княжне полоцкой, православной по вере и русской по происхождению, о которой ежедневно напоминает ему св. церковь в своих богослужебных отпустах, дала ему силы среди тяжких бед и искушений сохранить свою православную веру и русскую народность. Лишь только Белоруссия освободилась от польского ига и возвратилась под сень своего прежнего отечества, она сбросила с себя церковную унию с Римом и воссоединилась с матерью своею – православною церковью.

С того времени в крае господствует православная вера, свободно созидаются православные храмы Божии, и никто не испытывал гонений за веру. Но последствием долговременного польско-иезуитского господства в крае в Белоруссии осталось множество латинских костелов, которые и в городах и в селах окружают православные храмы и, изобилуя разного рода предметами, признаваемыми за чудотворные, привлекают к себе внимание и чествование не только латин, но, к сожалению, и православных, за отсутствием местной православно-русской святыни.

Из множества разных средств, употребляемых в латинских костелах для привлечения православных, обратим внимание хотя на одно из них, по-видимому, самое благовидное, употребляемое в полоцком костеле 23 мая, в день памяти преподобной Евфросинии.

По древнему обычаю православные богомольцы собираются в этот день в большом количестве в Спасо-Евфросиниевскую обитель для чествования памяти преподобной Евфросинии. В костеле, в противодействие торжеству православных, также установлено в этот день торжественное празднование в честь находящихся в нем останков чествуемого латинами Андрея Боболи. Православные богомольцы, в особенности простолюдины, отправляются в костел для поклонения останкам Боболи, где получают в дар от его гробницы клочки ваты, шапочки и другие вещи, с которыми, как с великою святынею, возвращаются домой и пользуются ими в освящении себя во всех радостных и печальных событиях своей жизни.

Таким образом утоление духовного глада, ради которого православный простолюдин приходит в Полоцк, получается им не в Спасской обители, а латинском костеле, у гробницы Боболи.

Все это весьма убедительно говорит о том, что православный белорус, во имя общей потребности человеческого сердца, проникнутого верою и благочестием, ищет святыни и, не найдя ее в православных храмах, обращается для удовлетворения своих духовных потребностей к латинским костелам, с давних пор изобилующим разного рода, нередко и мнимою, святынею; a это обстоятельство не может не вести за собою печальных последствий для православия и русской народности в крае.

Наблюдая все это, полоцкие архипастыри неоднократно с 1839 года ходатайствовали о перенесении мощей преподобной Евфросинии, княжны полоцкой, из киевских пещер в полоцкую Спасо-Евфросиниевскую женскую обитель. Но ходатайства эти не увенчались успехом.

Причины неуспешности прежних ходатайств о перенесении мощей преподобной Евфросинии нам неизвестны. Ho по слову Христа Спасителя: «просите и дастся вам», и в виду неоднократных случаев перенесения мощей, как в греческой, так и в нашей православно-русской церкви совершавшихся сколько по нужде, столько же и по благочестивому усердию, осмеливаемся, припав к святительским стопам вашего преосвященства, смиреннейше просить: не признаете ли возможным, милостивейший архипастырь, в виду крайней скудости в полоцкой епархии древней, особо-чтимой православной святыни и в ограждение чистоты православия чад полоцкой епархии от иноверных соблазнов, возобновить пред Св. Синодом ходатайство о перенесении мощей преподобной Евфросинии из киевских пещер в основанную ею Спасо-Евфросиниевскую обитель в городе Полоцке.

Православный белорус твердо верит и надеется, что небесная покровительница белорусского края, преподобная Евфросиния, княжна полоцкая, при отправлении своем во Иерусалим рекшая полочанам: «Не оставлю вас», опять возвратится в свою обитель и своим присутствием в родной стране укрепит в ней дух древнего благочестия, искоренит посеянные на этой русской ниве семена латинства и происходящие от него соблазны и возвеселит сердце благочестно чтущих память ее».

Получив эту обширную и обстоятельную, покрытую многими тысячами подписей, просьбу св. Николаевского и Евфросиниевско-Полоцкого братства, преосвященнейший Антонин решился возбудить пред Св. Синодом ходатайство о перенесения мощей преподобной Евфросинии из Киева в город Полоцк.

Но и на этот раз надежды обманули полочан. Киевский митрополит Платон не только присоединился к мнению своего предшественника, митрополита Арсения, по вопросу о перенесении мощей преподобной Евфросинии, но и даже усилил его возражения против перенесения мощей преподобной Евфросинии. Он, между прочим, писал, что перенесение невозможно по следующим соображениям: во-первых, если допустить это перенесение, то нельзя будет воспрепятствовать перенесению на родину и других святых останков мощей, погребенных в Киево-Печерской лавре после кратковременного пребывания в ней, в случае ходатайств о том, а это может грозить лаврской святыне, и лавра может утратить значение в смысле центра религиозной жизни русского народа; во-вторых из истории бывших в древнее время перенесений мощей усматривается, что если эти перенесения и допускались, то мощи переносились не из центра в окраины, а, наоборот, из окраин в центры.

На оснований этих возражений митрополита Платона и сделанных ранее его предшественником, митрополитом Арсением, Св. Синод указом от 1903 г. снова отклонил ходатайство полоцкого епархиального начальства о разрешении перенесения мощей преподобной Евфросинии из Киева в Полоцк и тем самым окончательно лишил полочан всякой надежды на исполнение когда-либо их заветного желания. Дальнейшие архипастыри полоцкие и не поднимали этого вопроса...

В последние годы полоцкими церковными и гражданскими деятелями был снова поднят вопрос о перенесении мощей преподобной Евфросинии из Киева в Полоцк.

На этот раз дело было поведено особенным образом. Прежде чем испрашивать благословения Св. Синода и согласия киевского архипастыря и Киево-Печерской лавры, заручились одобрением миссионерского съезда, бывшего в Киеве летом 1908 года и признавшего в качестве одной из весьма важных и необходимых мер борьбы с католичеством в северо-западном крае перенесение мощей преподобной Евфросинии из Киева в Полоцк.

На основании этого постановления миссионерского съезда, было возбуждено из Полоцка соответствующее ходатайство пред Св. Синодом. Последний 30 апреля 1909 года потребовал чрез киевского митрополита от духовного собора Киево-Печерской лавры отзыва по вопросу о возможности перенесения мощей преподобной Евфросинии из Киева в Полоцк.

Духовный собор Киево-Печерской лавры и на этот раз не признал возможным для себя отказаться от возложенной Промыслом Божиим и историею на Киево-Печерскую обитель обязанности хранить драгоценнейшую святыню православно-русской церкви. Но Господу Богу угодно было решить дело иначе. Св. Синод 8 июня 1909 года определил удовлетворить давние желания и стремления полоцких жителей иметь у себя драгоценную святыню – мощи преподобной Евфросинии, уроженки их края.

19–22 апреля настоящего года святые мощи преподобной Евфросинии имеют быть торжественно перенесены крестным ходом сначала из дальних пещер в Великую церковь лавры, a потом на пароходную пристань, где будут установлены на особо приготовленном пароходе для отправления их по реке Днепру и далее сухим путем к новому месту хранения и христианского чествования сей святыни⁶.

Как мы уже упомянули, киевский митрополит Арсений в 1870 году, по просьбе епископа Саввы, сделал распоряжение об отделении частицы мощей преподобной Евфросинии (среднего перста десныя ее руки) для полоцкой епархии.

Для принятия святыни в Киеве и доставления в Витебск отправлен был казначей архиерейского дома иеромонах Даниил с рясофорным послушником. 1 декабря 1870 года, в 9 часу вечера, посланные прибыли со святынею на витебскую станцию железной дороги, где святыня была встречена кафедральным ключарем и привезена в карете в ближайшую к станции Богоявленскую (Симеоновскую то ж) церковь. Здесь святыня встречена была градским благочинным с местным причтом и поставлена на нарочито устроенном возвышенном месте среди храма. Вместе со святынею мощей привезена была из Киева икона преподобной Евфросинии – точный список с находящейся при нетленных ее мощах иконы, – которая положена на аналое позади ковчега с мощами. О времени прибытия святыни в Витебск хотя и не было официально извещено жителям, но, однако, немалое число, узнавши о том частным образом, собралось на станцию, и нужно было видеть, с какою жаждою, с каким благоговейным нетерпением ожидали приближения поезда и потом с какою поспешностью последовали за экипажем до Богоявленской церкви, где тотчас же поставленные около ковчега и иконы подсвечники были уставлены зажженными свечами. На другой день (2 декабря) в 10 часов утра раздался во всех градских церквах благовест, призывающий благочестивых христиан к участию в предстоящей встрече православной святыни, и продолжался до тех пор, пока собралось в Рынково-Воскресенскую церковь все градское духовенство. В половине 11 часа открылся крестный ход с хоругвями, крестом, евангелием, запрестольными иконами и иконою Корсунской Божией Матери. Во главе духовенства градского и прибывшего из ближайших к городу сельских приходов шествовал полоцкий архипастырь в полном архиерейском облачении. В этой торжественной процессии приняли участие местные власти и чины, а также воспитанники и воспитанницы всех духовных и светских учебных заведений. Хор архиерейских певчих и воспитанники семинарии по очереди пели Богородичны осьми гласов. По мере того, как крестный ход подвигался вперед, масса народа увеличивалась более и более. От поворота, за каменным мостом чрез реку Двину, к Богоявленской церкви стояло квартирующее в Витебске войско, расположенное шпалерами. У ограды Богоявленской церкви стечение народа было так многочисленно, что затрудняло шествие. В довольно обширном храме, где находилась святыня, не могли вместиться все участвовавшие в крестном ходе. По входе в Богоявленскую церковь, когда преосвященный снял пелену, покрывавшую священный дар Свято-Киево-Печерские лавры, и печать с ковчега и затем, открыв оный, благоговейно преклонился пред святыней, – неизъяснимым чувством душевного восторга и умиления видимо просияли лица всех присутствовавших, на глазах у многих заблистали слезы... Увидели, наконец, хотя малую часть той великой святыни полоцкой, о которой каждому православному христианину здешней епархии напоминает ежедневно в богослужебных отпустах святая церковь. По совершении преосвященным вокруг святыни трехкратного каждения началось молебное пение виновнице торжества, на котором канон преподобной был читан самим архиереем. Трогательному чтению канона все внимали с таким душевным напряжением и благоговением, какое не всегда случается замечать в храме. По окончании канона совершено водосвятие и окроплены святою водою ковчег с мощами и икона преподобной Евфросинии, привезенная из Киева. После отпуска с трикирием и дикирием певчие пели величание преподобной, а архиерей, сотворивши поклонение и лобызание святыни, поднял на голову ковчег и вышел из храма, предшествуемый духовенством. Здесь, у западных дверей храма, совершена была краткая лития и преосвященный осенил умиленный народ святыней. Засим открылось обратное шествие к градскому Успенскому собору. Ковчег со святыней сначала передан был для несения старшему архимандриту, а потом по очереди передавался и другим двум архимандритам. Впереди ковчега, осеняемого рипидами, несли иконы Корсунской Божией Матери и преподобной Евфросинии, инокини полоцкой Спасо-Евфросиниевской обители, для коей собственно и предназначена присланная из Киева святыня. За оградою Богоявленской церкви христолюбивые воины приветствовали святыню трогательным гимном «Коль славен наш Господь в Сионе», исполненным на музыкальных инструментах. Во всех градских церквах начался торжественный звон. Певчие попеременно с воспитанниками семинарии пели величание преподобной, а один из священников, идя впереди, кропил народ св. водою. Пред Николаевским кафедральным собором и Воскресенскою церковию преосвященный, после краткой литии, осенял народ святынею. По прибытии в Успенский собор святыня поставлена на нарочито устроенном посреди храма возвышении, а за нею на аналое иконы Корсунской Божией Матери и преподобной Евфросинии; затем совершено благодарственное Господу Богу молебствие о даровании православным чадам полоцкой Церкви столь вожделенной святыни. Обширный Успенский собор едва вмещал в себе всех жаждущих приложиться к святыне и не опустевал до позднего вечера, при постоянном пении молебствий преподобной; ибо в то время, когда одни, приложившись, уходили, другие, вновь прибывающие, занимали их места.

Хотя часть мощей, преподобной Евфросинии назначалась прямо для полоцкой Спасской обители, но, с одной стороны, нельзя было отказать в утешении бедному святынями городу Витебску, чтобы не продлить в нем пребывание столь дорогой гостьи небесной, а с другой – время зимы не благоприятствовало перенесению мощей в город Полоцк с подобающею честию и торжественностию. И вот одновременно как у полоцкого архипастыря, так и у ревнующего о пользе православия г. витебского губернатора Ростовцова появилась мысль перенести святыню в Полоцк не ускоренным путем по железной дороге, а на раменах усердствующих христиан, чрез селения, лежащие между гг. Витебском и Полоцком, к 23 мая – дню празднества преподобной Евфросинии. На исполнение такой благой мысли его преосвященством было испрашиваемо разрешение Святейшего Синода, каковое и получено в указе от 23 марта 1871 года. Таким образом Витебск осчастливлен был пребыванием в нем святыни от 2 декабря и почти до половины мая месяца. И не без видимой пользы оказалось это пребывание. Не только православные жители г. Витебска притекали на поклонение преподобной: приходили из Смоленской и Могилевской губерний, приходили католики и старообрядцы. Невозможно было равнодушно взирать на то, как некоторые с ранней литургии и до самой вечерни стояли на коленях пред святыней или неподвижно со сложенными молитвенно у груди руками, или припав головой к ступени, на которой стоял ковчег.

Многие из матерей приносили больных своих детей в чаянии испросить им исцеление, – и горяча была молитва матери о своем дитяти. Храм не затворялся иногда до позднего вечера, и, по желанию богомольцев, молебны петы были во всякое время. Почти каждый приходивший на поклонение приобретал себе на память или крестик, или какое-либо священное изображение, или книжки – жития преподобной Евфросинии и описания встречи части мощей ее в Витебске. Немалое число из благочестивых жителей г. Витебска, или по своему усердию, или имеющие больных или по другим несчастным случаям, постигшим их семейства, – просили освятить их домы принесением святыни; их благочестивые желания были исполняемы. Нельзя из сего не видеть горячей веры и усердия к святыням в здешнем городе; нельзя не видеть и настоятельной потребности для здешней епархии в какой-либо известной, уважаемой святыне. Православный простой народ ищет святыни и, не находя ее в православных храмах, обращается для удовлетворения духовным своим потребностям к католическим костелам, с давних пор изобилующим разного рода, большею частию, мнимыми святынями.

Приближалось, наконец, время передачи вожделенной нам святыни, по назначению и по принадлежности, той обители, которая некогда была и местом родины, и местом земных подвигов; радостей и скорбей, и местом спасительного жития преподобной Евфросинии. По распоряжению владыки, составлен был предварительно порядок торжественного перенесения части св. мощей преподобной Евфросинии из Витебска в Полоцк. 18 мая открылся поистине торжественный крестный ход из Успенского собора. В ходе приняли участие все начальствующие и служащие г. Витебска и квартирующее в городе войско, в полных парадных мундирах, a также воспитанники и воспитанницы учебных заведений. Стечение народа, как городского, так и пришедшего из разных мест губернии, было на этот раз так громадно, что протяжение его по улицам невозможно было окинуть взглядом; едва ли Витебск видел когда что-либо подобное сему торжеству!.. Вся эта процессия провожала святыню до конца города за полоцкой заставой, и здесь по совершении краткой литии архиерей, поклонившись святыне, отпустил ее с тем же казначеем архиерейского дома иеромонахом Даниилом, который доставил ее в Витебск из Киева. Ковчег со святыней поставлен был на удобные для несения, с красивым балдахином, носилки. Благословив предстоявшее шествие, владыка, с городским духовенством и провожавшим святыню крестным ходом, возвратился в Богоявленскую церковь, где совершен был благодарственный молебен с коленопреклонением.

Между тем святыня с иконами Корсунской Божией Матери и преподобной Евфросинии, привезенной из Киева, несена была по пути к Полоцку. Число богомольцев постоянно увеличивалось. В числе их всеми присутствующими был замечен расслабленный крестьянин, лет 19, привезенный матерью издалека. Приложившись к святым мощам, он почувствовал себя настолько лучше, что на другой день сам мог приходить к святым мощам и иконам.

Трогательно было видеть простые, иногда своеобразные выражения усердия и приверженности к родной святыне, выказываемые местными жителями на всяком месте, где только представлялся х тому удобный случай. He только в храме, но и на пути, особенно же во время остановок, лишь только шествие прекращалось, – народ устремлялся к ковчегу со святыми мощами, как бы желая овладеть им и унести с собою. Более счастливые, коим удавалось приблизиться к святыне, терялись в выражении овладевших ими чувств: кто рыдал вслух, кто приникал челом к священной раке, кто падал ниц, кто складывал у подножия ковчега со святыней посильные приношения (холст, лен, шерсть и т. под.). Так много горячей приверженности сохранили православные полочане к своей благоверной, Богом прославленной княжне.

Многие из богомольцев выражали желание, чтобы ковчег со святыней был поднят несколько выше несущими, и когда это было исполнено, – начали проходить под ним, – кто на коленях, кто в согбенном положении, произнося слова: «Преподобная Евфросиние, моли Бога о нас!»

21 мая святыня внесена в город Полоцк старшим духовенством и отнесена при колокольном звоне во всех церквах, по главной улице в Софийский собор, где преподобная начала в келье свои иноческие подвиги; при этом все население города, не только православные, но и иноверцы, приняли участие в священном торжестве.

На другой день в 9½ часов благовест колокола приглашал верных сынов Полоцка вновь в Софийский собор – к божественной литургии, которую совершал архипастырь с старшим духовенством. На божественной литургии выяснена и особенность этого празднества в слове, которое в обычное время произнесено священником Покровской церкви Б. Пясковским. Упомянув кратко о некоторых чертах из жизни виновницы торжества преподобной Евфросинии, проповедник указал в ней подвижницу веры и благочестия из XII века; затем, коснувшись последующей судьбы г. Полоцка и белорусского края с религиозной стороны, наметил, что потерпел этот край с заменою святой православной веры римским католицизмом, указал на настоящее событие как на признак восстановления истинной жизни веры и как на доказательство жизненности веры православной, и в заключение убеждал подражать вере и жизни преподобной. Дай Бог, чтобы в этом крае, который так недавно еще проникался латинством, ожило древнее православие и явило свою настоящую силу по молитвам преподобной княжны, которая, отправляясь в Иерусалим, говорила полочанам: «Не оставлю вас, но буду молиться о себе и о вас в местах святых».

По окончании божественной литургии архипастырь с служащими и с прочим духовенством г. Полоцка и других сел и городов полоцкой епархии, числом до 30 священнослужителей, протоиереев, иеромонахов, священников, вышел на свой святительский амвон, окадил стоявшую на известном месте святыню и, сделав начало молебного пения преподобной, при пении певчими архиерейского хора тропаря преподобной Евфросинии, приложившись к святыне закрыл раку, поставил на носилки и открыл из собора шествие в том же порядке, в каком оно совершалось прежде, в Спасский женский монастырь. При колокольном звоне во всех церквах градских и монастырской крестный ход, сопровождаемый многочисленным народом, вошел в обитель, основанную преподобной Евфросиниею, обошел со святынею вокруг созданной ею каменной церкви Преображения Господня и, внесши святыню в самую церковь, поставил священную раку на особо устроенном и благоукрашенном столике⁷.

Крест, принесенный преподобною Евфросиниею в дар полоцкой Спасской обители, имеет вид шестиконечный. Длина его – одиннадцать вершков и три осьмых части вершка; высшая поперечная доска (титло) в три вершка, низшая – в четыре и пять осьмых долей.

Содержащаяся в нем святыня обозначена следующими надписями:

С правой стороны: 1) кровь Христова, т.е. капли драгоценной крови Спасителя, оставшиеся на частице древа крестного, которое, как всем известно, обагрено было ею во многих местах. Сию святыню покрывает маленький четвероконечный крест и осеняют четыре круга, из коих на первом изображены слова Iс, на втором – Хс, на третьем – Hi, на четвертом – Ка, но последние истерлись; 2) древо животное, т.е. часть древа Животворящего Креста Господня. Она покрыта снаружи также небольшим шестиконечным крестом.

С левой стороны: 1) от гроба Пресвятые Богородицы, т.е. часть камня от Ее гроба, на коей изображен был лик Богоматери с Предвечным Младенцем; 2) гроб Господень, т.е. также часть от камня гроба Спасителя; 3) мощи святого Стефана; 4) кровь святого Димитрия; 5) мощи святого Пантелеймона. Весь крест обложен золотыми и серебряными вызолоченными листами, на которых находится множество весьма искусно сделанных украшений, из мелкой мусии, и девятнадцать маленьких образов: Спасителя, Божией Матери, святого Иоанна Крестителя, святого архангела Гавриила, благовествующего Пресвятой Деве Марии; святых евангелистов: Матфея, Марка, Луки и Иоанна; святых апостолов Петра и Павла; трех учителей вселенских: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого; святой Евфросинии Александрийской, святой Софии, святого мученика Димитрия и святого мученика Пантелеймона. Все эти изображения сделаны с величайшим искусством из мелких разноцветных камней.

В боковой надписи, начертанной вокруг всего креста на серебряных вызолоченных дощечках, изображена воля преподобной Евфросинии, чтобы сей крест, положенный ею в церковь монастыря святого Спаса, оставался в ней навсегда и никем не был от оной отчуждаем под опасением подвергнуться строгой клятве. Веря, что стяжанием сей святыни для своего отечества она удостоится милости Божией, преподобная ужасалась мысли, чтобы кто-либо дерзнул лишить сего сокровища ее обитель и тем как бы ее самое лишить заслуги пред Богом. Четыре столетия сей крест хранился в Спасской обители, т.е. до завоевания Полоцка Стефаном Баторием, королем польским. После того и церковь, и здания сей обители, со всеми принадлежавшими к ней имениями, достались в собственность иезуитскому ордену; монахини же выведены были в самый город, где для них, уже принявших унию, устроено в начале ХVII века жительство подле Софийского собора. Дальнейшее хранение драгоценного креста в новом монастыре оказывалось небезопасным, и потому он перенесен был в ризницу Софийского собора, кафедрального тамошних архиепископов, в которой находится и доныне.