Глава IV. Пророчества относительно иудеев

Когда Моисей, как божественный законодатель, обещал израильтянам, что их благоденствие, счастье и спокойствие будут зависеть от их послушания, он в то же время угрожал им рядом наказаний, которые долженствовали увеличиваться по мере их нераскаянности и беззаконий. И Господь не посылал ни одному народу так много благодеяний и бедствий, как иудеям. Но нечестие иудеев и происшедшие от него бедствия продолжаются еще и ныне. Нет возможности начертать минувшую историю иудеев, со времени их рассеяния и до настоящих дней, в выражениях более верных, чем она начертана пророком иудейским в предсказаниях его, данных им народу более чем за три тысячи двести лет тому назад. В самой древней из всех летописей, мы находим живое изображение нынешнего состояния самого исключительного народа на земле. Моисей предсказывал будущее; теперь по прошествии многих столетий предсказанное перед нами; мы можем с точностью рассматривать черты грядущего, как они тогда представлялись его пророческому взору, и мы можем решить между двумя вероятностями: были ли они соображением смертного, который « не знает, что единый день приведет», или откровения того Существа «для взора коего тысяча лет, как вчерашний день».

«Я вас рассею между народами и обнажу в след ваш меч, и будет земля ваша пуста и города ваши разрушены. Оставшимся из вас пошлю в сердца робость в земле врагов их, шум колеблющегося листа погонит их, и побегут, как от меча, и падут, когда никто не преследует их. И споткнутся друг на друга, как от меча, между тем, как никто не преследует, и не будет у вас сил противостоять врагам вашим. И погибнете между народами, и пожрет вас земля врагов ваших. А оставшиеся из вас исчахнут за свои беззакония в землях врагов ваших, и за беззакония отцов своих исчахнут. И тогда, как они будут в земле врагов их, я не презрю их и не возгнушаюсь ими до того, чтобы истребить их вовсе, чтобы разрушить завет Мой с ними; ибо Я Иегова, Бог их»¹⁰¹. «И рассеет вас Господь по всем народам, и останетесь в малом числе между народами, к которым отведет вас Господь¹⁰². Предаст тебя Господь на поражение врагам твоим; одним путем выступишь против них, а семью путями побежишь от них, и будешь рассеян по всем царствам земли¹⁰³». «Поразит тебя Господь сумасшествием, слепотой и оцепенением сердца. И ты будешь ощупью ходить в полдень, как слепой ощупью ходить во мраке, и не будешь иметь успеха на путях твоих, и будешь тесним и обижаем всякий день, и никто не защитит тебя. Сыновья твои и дочери твои будут отданы другому народу, очи твои будут видеть и всякий день истаевать об них, и не будет силы в руках твоих. Плоды земли твоей и все труды твои будет есть народ, которого ты не знал, и ты будешь только притесняем и мучим во все дни. Отведет Господь тебя и царя твоего, которого ты поставишь над собой, к народу, которого не знал ни ты, ни отцы твои, и там будешь служить другим богам, деревянным и каменным; и будешь предметом ужаса, притчей и посмешищем для всех народов, к которым отведет тебя Господь Бог¹⁰⁴». «За то, что ты не служил Иегове, Богу Твоему, с веселием и радостью сердца, при изобилии всех благ, будешь служить врагу твоему, которого пошлет на тебя Иегова, Бог твой, в голоде, и жажде, и наготе, и во всяком недостатке; он возложит на шею твою железное ярмо, так что измучит тебя. Иегова поразит тебя и потомство твое необычайными язвами, язвами великими и постоянными, и болезнями злыми и постоянными¹⁰⁵». « И придут на тебя все проклятия сии, и будут преследовать тебя и постигнут тебя, пока не будешь истреблён за то, что ты не слушал гласа Иеговы, Бога твоего, и не хранил заповедей Его и постановлений Его, которые Он заповедал тебе. Они будут знамением и указанием на тебе и на семени твоем вовек. И как радовался Господь, делая вам добро и умножая вас, так будет радоваться Господь погубляя вас и истребляя вас, и извержены будете из земли, в которую ты идешь, чтобы владеть ею. И рассеет тебя Иегова, Бог твой, по всем народам от края земли до края земли, и будешь там служить другим богам, которых не знал ни ты, ни отцы твои, дереву и камням. Но и между народами сими не успокоишься, и не будет места покоя для ноги твоей, но Господь даст тебе там трепещущее сердце, истаевание очей и изнывание души. Жизнь твоя будет висеть пред тобой, и будешь бояться ночью и днем, и не будешь уверен в жизни твоей. От трепета сердца твоего, которым ты будешь объят, от того, что ты будешь видеть глазами своими, утром ты скажешь: «о, если бы пришел вечер!», а вечером скажешь: «о, если бы наступило утро!»¹⁰⁶.

Писания всех последующих пророков изобилуют подобными же предсказаниями. «И выставлю их в страхе всем царствам земли, и так свергну вас с земли сей в землю, которой не знали ни вы, ни отцы ваши, и не дам вам помилования. Я накормлю их, народ сей, полынью и напою их водой с ометом. И рассею их по народам, которых ни они не знали, ни отцы их¹⁰⁷». «И отдам их на позор, на злострадание во всех царствах земных, на поругание и в притчу, на посмеяние, и на проклятие во всех местах, куда Я прогоню их. И пошлю на них меч, голод и моровую язву, доколе не истреблю их с земли, которую Я дал им и отцам их»¹⁰⁸. «И выставлю их на позор всем царствам земли, в предмет проклятия, и ужаса, и посмеяния, и поругания во всех народах, куда Я прогоню их»¹⁰⁹. «И произведу над тобой суды, и все оставшееся у тебя развею на все ветры»¹¹⁰. «Развею их по народам, и рассею их по землям»¹¹¹. Серебро свое они выбросят на улицу, и золото их будет мерзостью. Серебро их и золото их не сильно будет спасти их в дни Иеговы. Оно не насытит души их и не наполнит утробы их: ибо оно было причиной беззакония их»¹¹². «Ибо вот, Я повелю, и разбросаю дом Израилев по всем народам, так, как разбегаются зёрна в решете; но ни одно зерно не упадет на землю»¹¹³. «И будет смерть предпочитаема жизни у всех людей, оставшихся от злого сего племени во всех прочих местах, куда Я разгоню их, говорит Иегова воинств»¹¹⁴. «И будут скитаться среди народов»¹¹⁵. «Утучни сердце народа сего, и загради уши его, и закрой глаза его, чтобы он глазами своими не видел, и ушами своими не слышал, и чтоб сердце его оставалось бесчувственным, и он не обратился и не исцелел». И сказал я: «Надолго ли, Господи?» Он сказал: «доколе не опустеют города, оставаясь без жителей, и дома без людей, и доколе земля сия будет пуста, как пустыня. И удалит Иегова человека, и великое запустение будет на сей земле»¹¹⁶. «И хотя они уйдут в плен перед врагами своими, и там повелю мечу, чтобы он убил их, и обращу на них око Мое, на зло, не на добро. Развеявший Израиль соберет его, и охраняет его, как пастырь стадо свое»¹¹⁷. «И ты, раб Мой Иаков не бойся, и не страшись Израиль, ибо вот Я спасу тебя из далёкой страны, и племя твое из земли плена их; и снова Иаков будет жить спокойно и мирно, и никто не будет страшить его. Не бойся ты, раб Мой Иаков, говорит Иегова, ибо Я с тобой, ибо Я сделаю конец всем народам, к которым Я прогнал тебя, а тебе конца не сделаю; я только накажу тебя по правосудию, но оставить тебя не наказанным! Я не оставлю тебя не наказанным»¹¹⁸. «Ибо сыны Израилевы многие дни будут без князя, и без жертвы, и без статуи, и без эфоды и терафимов. Потом обратятся сыны израилевы, и взыщут Иегову, Бога своего и Давида, царя своего, и будут благоговеть пред Иеговой и величием Его в последние дни»¹¹⁹.

Все эти предсказания относительно иудеев даны с ясностью исторической и с уверенностью в истине. Они изображают обширность, свойство и продолжительность рассеивания иудеев, гонения, которым они подвергнутся, их ослепление, их страдания, их слабость, их робость, их малодушие, их постоянные странствования, их закоснелую нераскаянность, их ненавистную скупость и тяжкое угнетение постоянный грабеж, которым они подвергались, резкое отличие, всеобщее посмеяние и распространение их племени по всему лицу земли. « Они долженствовали быть вырваны с корнем из земли своей, поражаемы своими врагами, изринуты из земли своей и оставлены в малом числе». Римляне разрушили их города и опустошили их страну, а жители, спасшиеся от голода, мора, меча и плена, были насильственно изгнаны из Иудеи и бежали, как бездомные странники во все окрестные земли. Но они держались некоторое время около границ страны, которой их отцы обладали в продолжении столь многих веков и на которую они смотрели, как на наследство, назначенное небом их племени; они не хотели отказаться на притязания обладания ею. Как ни беспримерны были бедствия, перенесенные ими вследствие избиения их родных, потери их собственности и их домов, вследствие уничтожения их могущества, разрушение их главного города и опустошения их страны Титом, однако, бежавшие и изгнанные иудеи вскоре вступили опять на свою родную почву, и едва прошло шестьдесят лет, как приведенные в заблуждение обманщиком, обольщенные надеждой на торжествующего Мессию и побуждаемые к возмущению невыносимым угнетением, они сделали отчаянное, единодушное, но безумное усилие снова завоевать Иудею, свергнуть могущество римлян и спасти себя самих и свою землю от гибели. И война, которую их восторженность и их отчаяние поддерживали два года и в которой, как утверждают, за исключением огромного числа, погибшего от голода, болезней и огня, пятьсот восемьдесят тысяч убито, окончилась их совершенным расстройством и их конечным изгнанием. Они были окружены со всех сторон и так истреблены римскими солдатами, что, по словам языческого историка, весьма немногие из них спаслись. Пятьдесят крепостей их были срыты до основания, а города их ограблены и истреблены огнем; Иудея была опустошена и обращена в пустыню. Хотя подобная судьба никогда не постигала никакого народа, не доведя его до конечного истребления или до крайних бедствий, однако, это ужасное предсказание, в отношении к иудеям, вполне исполнилось и они переживают еще это исполнение, чтобы дождаться, в какой стране, будучи изгнанниками своей собственной, накопления почти беспрерывных бедствий, тянущихся через многие последующие столетия. «И извергнул их Господь из земли их в гневе, ярости и весьма великом негодовании»¹²⁰. Эдиктом императора Адриана вменялось иудеям в уголовное преступление вступить ногой в Иерусалим¹²¹ и воспрещалось даже смотреть на него даже издали. Язычники, христиане и магометане попеременно владели Иудеей. Она была добычей сарацин; потомки Измаила часто делали набеги на неё; одним только чадам Израиля было отказано во владении ею, вопреки постоянному желанию их возвратиться в неё, и, несмотря на то, что она составляет единое место на земле, где уставы их религии могут быть выполняемы. И посреди всех переворотов государств и вымирания многих народов, одни иудеи, в продолжение такого обширного периода, были не только пришельцами в земле своих отцов, но и испытывали даже, если когда-либо кому из них и было дозволено со времени их рассеяния пребывать в ней, больше оскорблений, чем где-нибудь в ином месте. И до нынешнего дня, (между тем, как евреи, пребывающие в Палестине, или отправляющиеся туда в старости, чтобы кости их не были погребены в чужой земле, бывают равномерно предметом дурного обращения и злоупотреблений со стороны греков и франков)¹²² надменное поведение деспотического мусульманина и униженное состояние бедных и беспомощных евреев, списаны пророком как бы с натуры. «Пришелец, который среди тебя, будет возвышаться над тобой выше и выше, а ты опускаться будешь ниже и ниже»¹²³.

Но ещё замечательнее пространство, чем образ их рассеяния. Многие пророчества описывают его и предсказывают за целые тысячелетия перед сим то, что мы теперь видим. «они были рассыпаны между нациями, между язычниками, между народами от края земли даже до края её. Они были разбросаны по всем царствам земным; весь остаток от них был рассеян по всему ветру; они были размётаны по всем странам и рассеяны между народами «как жито на веяле, и ни одно зерно не пало на землю». Хотя они и «рассыпаны» между всеми нациями, но они остались посреди всех их особым народом. И нет страны на земном шаре, где бы не были известны евреи. Их находят в Европе, Азии, Африке и Америке. Они граждане мира, у них нет отечества. Ни горы, ни реки, ни пустыни, ни океаны, границы для других народов, не служат преградой или предметом их скитальчества. Их много в Польше, в Голландии, в России и в Турции. Их меньше в Германии, Испании, Италии, Франции и Британии. В Персии, Китае и Индии, на восток и запад от Ганга, «они находятся в небольшом числе между язычниками». Они попирали ногами снега Сибири и пески жгучей степи, и европейский путешественник слышит об их существовании в таких странах, куда он не может проникнуть, слышит об них даже внутри Африки, на юге Тимбукту¹²⁴. От Москвы до Лиссабона, от Японии до Британии, от Барнео до Архангельска, от Индостана до Гондураса никакой житель любого народа на земле не был бы узнан во всех промежуточных меж ними странах, кроме одного еврея.

Но история иудеев в целом мире и в каждом веке, со времени их рассеяния, подтверждает истину самых незначительных предсказаний относительно их. К рассказам о фактах слишком достоверных для того, чтобы их можно было оспаривать, или слишком известных для противоречия, мы прибавим описание всех их выражениями самого пророчества. По словам Баснэжа, трудолюбивого историка евреев, « цари часто прибегали к жестоким указам и к рукам палачей для истребления их; мятежная толпа производила убийства и казни бесконечно более трагического характера, чем производили их самые государи; цари и народы, язычники, христиане и магометане, противоположные друг другу в столь многих вещах, соединялись, однако же, в намерении истребить этот народ, но не могли исполнить этого». «Купина Моисея, горевшая огнем, не сгорала». Евреев гнали со всего мира, но из этого вышло только то, что они рассеялись по всей вселенной. Они, от века до века, проходили через все бедствия и преследования, и через потоки собственной своей крови¹²⁵. Их изгнание из Иудеи послужило только прелюдией гонения их из города в город, из царства в царство. Их рассеяние по земному шару есть неопровержимое доказательство этого, и много летописей сохранилось, которые подтверждают этот факт. Не только первые два века христианской эры были свидетелями, как их изгоняли дважды из их собственной земли, но и каждое последующее столетие рождало новые бедствия для этого, некогда избранного, а ныне надолго отверженного народа. История их страданий есть непрерывный рассказ ужасов. Бунт нередко естественным способом вытекал из угнетения, и частые восстания евреев производили только новые лишения и новые бедствия. Императоры, короли и калифы единодушно возлагали на них «железное ярмо». Константин, подавив произведенное ими возмущение и повелев отрезать им уши, разогнал их как беглецов и бродяг, в различные страны, куда они принесли с собой, к ужасу единоплеменников, знаки своих страданий и своего позора. В пятом столетии они были изгнаны из Александрии, которая была одним из самых безопасных мест для их убежища. Юлистиан, от законодательных начал которого должно было ожидать мудрейшей и человеколюбивейшей политики, никому из своих предшественников не уступал во враждебности и жестокости против них. Он уничтожил их синагоги, воспретил им даже входить в пещеры для отправления своего богослужения, объявил их свидетельство недействительным и лишил их естественного права завещать свою собственность; когда же такие притеснительные узаконения вели к возмущениям евреев, то их собственность была конфискована, многие из них предавались смерти, и, вообще, такая кровавая казнь совершалась над ними, что, как выразительно повествуют, «все евреи этой страны трепетали»¹²⁶; «и оставшимся от вас вложу в сердца их страх». В царствование тирана Фоки¹²⁷ произошло всеобщее возмущение между евреями в Сирии. Они и неприятеля их сражались с одинаковым отчаянием. Иудеи одержали верх в Антиохии, но минутная победа повела только к глубочайшему унижению и к тягчайшим против прежнего жестокостям. Они были скоро принуждены покориться, были взяты в плен, многие изувечены, другие казнены, и все, пережившие свое несчастье, изгнаны из города. Григорий Великий доставил им временный отдых от угнетения, что только повело к полнейшему угнетению и сделало их страдания невыносимее под жестоким правлением Гераклия¹²⁸. Этот император, не могши насытить свою ненависть к ним, подвергал разнородным наказаниям тех из них, которые проживали в его собственных владениях, и изгоняя их окончательно из империи, употреблял столь деятельное против них свое влияние в других странах, что они страдали от общего и одновременного гонения, начавшегося в Азии и продолжавшегося в отдаленных пределах Европы¹²⁹. В Испании обращение в христианство, заключение в тюрьму или изгнание только и представлялось им на выбор. Во Франции подобная же судьба ожидала их. Они бежали из страны в страну, ища напрасно стояния стоп ноги своей. Даже широко раскинувшиеся равнины Азии не предоставляли им места для отдохновения, но были также часто обагряемы их кровью, как холмы и долины Европы. Магомет, обман которого сделался законом и верой столь несметных миллионов, вдохнул в сердце своих последователей дух мести и вражды к презренным и неверным евреям. Он подал ранний пример преследования их, которому магометане не перестают ещё подражать. В третий год геджиры он осадил замки, которыми они владели в Гежиасе, принудил тех, которые спешили в них укрыться, ища убежища и защиты, к безусловной сдаче, изгнал их из отечества и разделил их имущество между своими мусульманами. Он рассеял во второй раз их вновь соединенные силы, умертвил многих из них и наложил на остальных постоянную дань. Римская церковь обращалась с ними всегда как с еретиками, с которыми она ставила их наряду. Каноны разных соборов произносили отлучение от церкви против каждого, кто стал бы благоприятствовать еврею, или поддерживать его против христианина; приказывали христианам ни есть, ни входить в какие бы то ни было сношения с ними, воспрещали им занимать публичные должности или иметь христианских рабов, определяли, чтобы они отличались особым знаком; постановляли, чтобы их дети были у них отнимаемы и воспитываемы в монастырях¹³⁰. Рассказ Галлама о евреях в продолжении средних веков, короток, но знаменателен. «Они были везде предметом народного оскорбления и притеснения, а часто даже общего избиения. Время празднеств для других было часто предметом насмешек и преследования для них. В Тулузе было обычаем бить их по лицу во время Пасхи. В Бизиере их атаковывали камнями с вербного воскресения до пасхи. Это ежегодное оскорбление и эта жестокость производили обыкновенно кровопролитие, и народ был к ним всегда возбуждаем проповедью епископа. Политика французских королей употребляла их как губку для высасывания денег у своих подданных, которую они могли потом выжимать, не возбуждая ненависти установлением прямых налогов. Почти невероятно, до какой высокой степени было доведено вымогание денег у евреев. Сменяющиеся гонения и терпимость были переносимы этим необыкновенным народом с непобедимой настойчивостью, и, кажется, развивали в евреях способность накоплять богатства, которые шли наравне с расхищением их грабителей. Филипп Август освободил всех христиан в своих владениях от долгов их евреям, удержав пятую часть для себя самого. Он впоследствии изгнал всю нацию из Франции»¹³¹. Людовик св. дважды изгонял и дважды возвращал их, а Карл VI окончательно изгнал их из Франции. Из этой страны, по словам Мезерея, они были семь раз изгоняемы. Они были изгнаны из Испании и, приблизительному исчислению, сто семьдесят тысяч семейств выехали из этого королевства¹³². «В Вердюне, Треве, Майнц, Шпейере, Вормсе, многие тысячи из них были ограблены и умерщвлены. Часть из уцелевших спаслась притворным и временным обращением, а другая, гораздо большая, заперла свои дома и бросалась с семействами и имуществом в реки или в пламя. Эти убийства и грабительства, совершавшиеся над евреями, возобновлялись при каждом крестовом походе»¹³³. В Англии терпели они в то же время также большие притеснения. В продолжение крестовых походов вся нация соединилась для преследования их. Однажды в Йорке тысяче пятистам евреям, с включением женщин и детей, было отказано в квартирах; они не могли купить себе жизнь никакой ценой и, предавшись неистовству и отчаянию, погибли, взаимно умерщвляя друг друга. Каждый хозяин был убийцей своего семейства, когда смерть представилась единственным средством к освобождению. Зрелище в замке массадском, который был их последней крепостью в Палестине, и где около тысячи погибло подобным же образом¹³⁴, было возобновлено в замке йоркском. Они были до такой степени презираемы и ненавидимы, что бароны, во время споров своих с Генрихом III, желая приобрести любовь народа, приказали умертвить однажды семьсот евреев, ограбить их дома и сжечь их синагоги. Ричард, Иоанн¹³⁵ и Генрих III часто вымучивали деньги из иудеев, а последний, прибегая к самым недобросовестным и беспощадным мерам, обыкновенно покрывал свои экстренные издержки, грабя их, и доводил нередко богатейших из них до бедности. Его хищничество приняло, наконец, столь огромные размеры, и его притеснения сделались столь тягостными, что он ими, по словам историка, довел злосчастных до того, что они просили позволения выехать из королевства¹³⁶; но даже и в этом добровольном изгнании им было отказано. Эдуард I довершил их бедствие тем, что завладел всем их имуществом и изгнал их из королевства. Около пятнадцати тысяч евреев лишились места жительства, были ограблены до крайности и доведены до разорения. Почти четыре столетия протекли с тех пор до возвращения в Британию этого племени.

Первая попытка к законодательству во Франции было распоряжение против евреев. И только против них одних, одна из благороднейших на земле хартий о свободе – великая хартия (Magna charta) – гордость британца – узаконила акт несправедливости¹³⁷. В продолжение многих веков после своего рассеяния, они не находили убежища ни в Европе, ни в Азии, ни в Африке, и проникли, ища такового, до оконечностей мира. В магометанских странах они были всегда предметом преследования, презрения и всякого рода злоупотреблений. Им обыкновенно отводился особый квартал для жительства в каждом городе (как, например, старый жидовский квартал в Лондоне). Они должны были носить особенную одежду, и во многих местах их запирали в определенные часы. В Гамадане¹³⁸, как и во всей Персии, они презираемое племя и снискивают средства к жизни мелочной и разнощичьей торговлей, они живут в крайней бедности, платят ежемесячную подать правительству, и им не позволяется ни обрабатывать землю, ни покупать её во владение¹³⁹. Они не могут показываться в местах публичного увеселения и еще менее совершать свои религиозные церемонии, не подвергаясь презрению и горьким насмешкам¹⁴⁰. Доходы князя богорского заключаются в подати, платимой пятьюстами семействами, распределенной соразмерно средствам каждого из них. В Занте они живут в жалкой нищете и подвержены значительным притеснениям¹⁴¹. В Триполи, если какой-нибудь преступник осужден на смерть, то первого попавшегося еврея заставляют силой быть палачом: вот уничижение для чад израилевых, которому мавр никогда не подвергается¹⁴². В Египте евреи в презрении и постоянно преследуемы¹⁴³. В Аравии с ними обращаются еще с большим презрением, чем в Турции¹⁴⁴. Вообще замечено новейшими путешественниками по Азии и по Африке¹⁴⁵, что сами евреи приходят в изумление, а туземцы негодуют от всякого проявления благоволения, или даже правосудия, обнаруживаемых в отношении кого-нибудь из этой презираемой нации. В письмах Саутея (Southey) об Испании и Португалии находится следующее замечательное место «около пятидесяти лет тому назад сожжение еврея доставляло величайшую радость португальцам; они толпами бежали видеть это торжество веры, и даже женщины испускали восторженные крики при виде агоний мученика, корчившегося в агонии на костре. Ни пол, ни возраст не спасали это гонимое племя, и Антоний-Иосиф-Сильвия, лучший из драматических португальских писателей, был сожжен заживо потому только, что он был еврей». Немного лет прошло с тех пор, как было воздвигнуто против них гонение в Пруссии и Германии, в некоторых из самых маленьких им не дозволялось продавать никаких товаров даже на общих рынках. Папа недавно возобновил некоторые строгие эдикты против них¹⁴⁶. Изданы указы, которые запрещают евреям торговать во внутренних губерниях России. Им строжайше воспрещено, под опасением немедленной высылки, продавать что бы то ни было¹⁴⁷, как публично, так и частным образом, как лично, так и через других. Им не дозволено проживать даже ограниченный срок в городах России, без особенного разрешения правительства, которое дается только в тех случаях, когда их услуги необходимы, или прямо выгодны для государства. Отказ отправится из места, где им воспрещено пребывание, подвергает их наказанию как за бродяжничество, и никому не дозволяется защищать или укрывать их. Хотя исполнение таких указов и должно, во многих случаях, лишить их средств к поддержанию жизни, но нарушение или неисполнение их подвергает их взысканиям по закону и всем возможным лишениям и оскорблениям, без права искать защиту или подавать жалобу. И хотя они и могли бы вследствие этого сделаться предметом сожаления, но в силу этих законов никто не вправе, из человеколюбия, оказать им помощь. Ибо те, которые укрывают у себя евреев, осужденных на высылку, ответствуют перед законом, как гласит последний русский указ относительно их «как укрывателей бродяг»¹⁴⁸, но и без того, как видно из бесчисленных примеров, никто «не будет помогаяй » им.

Между тем как улучшенное в недавнее время состояние евреев в образованнейших странах Европы подает надежду на рассвет того дня, в который скорбная чаша будет взята из рук их, нет недостатка в примерах грубого обращения и преследования, которым подвергаются евреи еще теперь. Госпожа Нардо писала в 1836 году из Турции, что «невозможно выразить презрительную ненависть, обнаруживаемую османами против еврейского народа: самый отъявленный турецкий негодяй, которому случится встретить одного из падшей нации на своей дороге, прибавляет от себя частицу оскорбления к уничижению отверженного и скитальческого израильского племени. И притесняемый не смеет даже отомстить за себя своему ничтожному врагу, хотя самое имя «врага» служит достаточным основанием для защиты»¹⁴⁹. Приведены факты, как турецкий десятилетний мальчишка повалил на землю слабую еврейку, как турецкие мальчишки, забавляясь, оскорбляли и мучили еврея. «И поставлю начальниками над ними отроков; и мальчики над ними будут господствовать. Народ мой! Вожди твои уводят в сторону, и путь стезей твоих поглотили»¹⁵⁰.

Эти факты, хотя они и составляют только краткий и весьма неполный список, и хотя они вследствие этого представляют только очень слабую картину всех их страданий, доказывают, однако же, что евреи «были рассеяны по всем царствам земным для нанесения им вреда; что меч был извлекаем против них; что они не находили отдохновения «стоп» ног своих; что они не могли противостоять врагам своим: ибо изнемогла рука; что самая скупость их сделалась причиной их нищеты; что они были расхищаемы во все дни; везде обижаемы и теснимы; что они были изумлены представившимся очам их видениям, как например, трагические сцены в Массаде и Йорке, и многие другие; что они были часто предаваемы на жертву голоду и жажде, и наготе, и оскудению во всем; что им достались в удел страх и горесть; что они часто трепетали за свою жизнь; что их страдания были велики и продолжительны; и что на них «были знамения и чудеса в продолжение многих поколений».

Но предсказания даже и на этом не останавливаются. Было ясное пророчество, что евреи отвергнут Евангелие, что по причине скромной земной жизни Мессии и жестокосердия их, они не захотят веровать в Него, страждущего; «что они будут поражены слепотой и неистовством сердца; что они долго будут в таком состоянии, имея уши глухие, очи закрытые и сердца ожесточенные, и что они будут осязать в полдень, как слепец во тьме»¹⁵¹. И большинство еврейского народа издавна продолжает упорствовать в отвержении христианства. Они удерживают пророчества, но не замечают света их, помрачив их своими преданиями. Многие из принятых ими мнений столь нелепы и нечестивы, их богослужебные обряды столь ничтожны и суетны, их религиозные церемонии столь мелочны, что исчисление их превзошло всякое вероятие, если бы оно не было копией с их обычаев и их нравов, и не было начертано по показанию их собственных авторитетов¹⁵². Ничто не может разительнее или вернее изобразить контраст, существующий между их неразумными догматами, их униженной религией, их суеверными обрядами и предписаниями просвещенного разума и Евангелия, над которыми они глумятся, как слова, «что они будут осязать в полдень, как осязать слепец во тьме». А если б и были какие другие примеры потребны для поверки предсказания о таких событиях, которые бесконечно превышают человеческое предвидение, то нерасположение всех народов к ним также явно, как и их собственное ко всем. Что евреи были действительно «притчей, удивлением, поношением, посмешищем и поруганием у всех народов», несмотря на то, что это один из самых удивительных фактов, который не имеет себе равного во всей истории человечества, и столь же непостижим по предсказанию о нем как и чудесен по своему исполнению, – но это истина, которая не нуждается ни в каком пояснении или доказательстве, и для которой могут быть найдены свидетели в каждой стране. Многие пророчества, более благоприятного смысла относительно евреев, коих исполнение еще впереди, сохраняются как свидетельства для грядущих поколений, если не для настоящего. Достойно замечания, что евреи, согласно с пророчеством о них, «истреблены не окончательно, тогда как врагам их положен совершенный конец»; что египтяне, ассирияне, вавилоняне, римляне, принадлежавшие к могущественнейшим монархиям, какие когда-либо существовали, не имеют теперь ни единого представителя на земле, между тем как евреи, угнетенные и побежденные, изгнанные и порабощенные, пережили всех их и по настоящий день рассеяны по всему свету. Из всех народов вокруг Иудеи, только одни персияне, возвратившие их из вавилонского плена, еще составляют царство.

Священное Писание объявляет также, что завет, заключенный с Авраамом, по которому Бог даст землю ханаанскую семени Авраама «в вечное владение»¹⁵³, никогда не будет нарушен; но чада израилевы будут взяты из среды язычников, собраны со всех сторон света и приведены в их собственную землю, чтобы вечно обитать там, где обитали их отцы. Три тысячи семьсот лет протекли с тех пор, как этот обет был дан Аврааму: и не чудо ли, что если б обет этот дан был потомкам кого бы то ни было, кроме одного Авраама, то он бы теперь не мог осуществиться, так как ныне нет на земле известного и признанного потомства какого-либо другого лица, или даже другого народа, современного Аврааму.

Что народ одного лишь государства, (которое было весьма незначительно в сравнении с некоторыми окружающими его монархиями), долженствовал быть сперва «изъят» из собственной земли своей в гневе, ярости и в большем негодовании, чем никогда не испытывали и могущественнейшие из древних империй, которые все незаметно погибали от легчайшего удара, и что после этого, хотя и рассеянный между всеми нациями и неуспокоенный ими, «(Но во языцах о нех неупокоит тя)» долженствовал устоять восемнадцать столетий против почти беспрерывных гонений, и что, по прошествии стольких поколений, он должен был все-таки удержать свою отличительную форму, или, как это может быть названо, свою индивидуальность характера–это без сомнения самое изумительное явление, о котором повествует история народов; и если это не признается «знамением», то оно «чудо», и притом, самое необъяснимое в области философской истории. Но что, после перенесения таких многоразличных бедствий, таких постоянных грабительских, и столь непрерывных страданий, в продолжение которых самая жизнь евреев была, так сказать, под сомнением,–они, все-таки, долженствовали быть, как это действительно ныне и случилось, обладатели великих богатств, и что этот факт согласуется так строго с пророчеством, которое описывает их при конечном восстановлении их в Иудее, «как берущих с собой свое серебро и свое золото и как съедающих богатства язычников»; а также что они, хотя и были пленниками или скитальцами, «в малом числе», и жалким остатком угасшего царства во время своего «повсеместного рассеяния», сделались по настоящий день многочисленным народом, и что выразительно сказано в пророческом описании, их положение по возвращении их в Иудею, после всех их странствий, «что земля будет слишком тесна по причине обитателей, и что не найдется места для них»¹⁵⁴ – так это все факты, которые столько же ясно указывают всем, рассматривающим их, на несомненное действие Провидения, сколько и на то, что самое откровение такой неисповедимой судьбы есть очевидный глагол вдохновения.

Таковы пророчества, и таковы факты относительно евреев – и из подобных посылок слабейший логик может вывести нравственное заключение. Если бы евреи были совершенно истреблены, если бы они смешались с другими народами, если бы в период времени, около восемнадцати столетий после своего рассеяния, они угасли как народ, даже если бы они были заключены в одной стране и остались соединенными; если бы их история имела сходство с историей какого-либо другого народа на земле, то попытка могла бы с некоторым правдоподобием или основанием быть сделана, чтобы показать причину, почему предсказание об их судьбе, как бы оно верно ни согласовывалось с фактом, не должно быть в подобном случае поддерживаемо как доказательство истины вдохновения. Или, если б прошлая история и настоящее положение евреев не были такого исключительного и особенного характера, так что они подтверждают до последней буквы истину пророчеств относительно их, то с каким торжеством неверный выставлял бы эти пророчества как роковые идеи о вдохновении Священного Писания. А когда евреи были действительно рассеяны по всей земле, когда они остались повсюду несходными с другими племенами, когда они были во все времена угнетаемы, а все-таки не истреблены, когда самые удивительные и в ужас приводящие факты, каковых никогда не бывало ни у какого народа, составляют обыкновенное содержание их истории и буквально выполняют пророчества, то не в праве ли верующий сделать своему противнику вызов, чтобы и он предъявил такие же доказательства той веры, которая исповедуется им, неверующим? Пророчества представляют неразрывную цепь доказательств, в которой каждое звено есть пророчество и факт, цепь, тянущуюся через множество поколений и теперь еще не окончившуюся. Хотя отдельные и разнообразные события совершены посредством человеческих средств и последовали от действия второстепенных причин, но они, во всяком случае, чудесны, потому что средства и их последствия столь же невозможно было предвидеть, как события и их причины. И эти предсказания были исполнены и в их бесчисленных случаях исполняются в настоящее время самыми врагами христианства. Кто жаждет чудесного, тот во всем этом увидит знамение, которому нет подобного. И христианин на неприступных твердынях христианства может пренебрегать нападениями своих врагов.

Эти пророчества, по отношению к евреям, столько же ясны, как ясно повествование о происшествиях. Они столько же древни, как древнейшие, где-либо существовавшие летописи; и никогда не было отрицаемо, что все они были даны до исполнения хотя бы одного из них. Они в такой степени не могли быть придуманы человеческой мудростью, что весь мир не представляет ничего подобного этим событиям. А самые факты видимы, наглядны и соответствуют предсказаниям даже в малейших подробностях. Мог ли Моисей, как невдохновенный смертный, написать историю, изобразить судьбу, рассеяние, и обхождение с израильтянами по настоящий день, за целые три тысячи четыреста лет? Возможно ли, чтобы многие лица свидетельствовали в разные века о тождественных и сходных между собой фактах, столько же чудесных, как и истинных? Возможно ли, чтобы было разглашено столь много тайн времен грядущих, если бы не было в этом крайней необходимости? Бесчисленные вероятности были против пророчеств. Ум человеческий не в состоянии определить ближайшие события и наиболее вероятные последствия, что же касается до отдаленной будущности, отделенной целыми тысячелетиями, и до могущих случиться событий, противоречащих предшествовавшему знанию, опыту, аналогии или теории, то он чувствует, что для человеческого ока они непроницаемы как смерть. При обзоре только единственно рассеяния евреев и некоторых, сопровождавших его, обстоятельств: как их город был разорен, их храм, который был прежде постоянным местом, куда они стекались, сравнен с землей, взорван в конец, как поле, их страна опустошена; они сами умерщвлены массами, сделавшись жертвой меча, голода и мора; как оставшиеся были спасены, но ограблены, преследуемы, порабощены и отведены в плен, изгнаны из собственной земли, не в гористое убежище, где они могли бы жить в безопасности, но рассеяны между всеми народами и отданы во владение миру, который их везде ненавидел и угнетал; разбиты вдребезги, подобно кораблю в сильную бурю, разбросаны по лицу земли, как обломки на водах, и как они, вместо того, чтобы исчезнуть или смешаться с другими народами, сохраняют свою собственную национальность, удерживая одни и те же обычаи, верования и нравы, в каждой части земного шара, хотя без эфода и терафима, встречая везде оскорбления, насмешки и угнетение; не находя убежища, которого бы тотчас же не лишил его неприятель; размножаясь, не взирая на крайнюю бедность; переживая своих врагов; созерцая, не подвергаясь сами переменам, громадные перевороты во всех государствах и полное исчезновение многих народов; уступая хищничеству свое серебро и золото, хотя они льнут к ним еще любовно, как к камню преткновения их нечестий; всегда покрыты ранами, но никогда не уничтожены, бессильны, исполнены страха, скорбны и печальны; часто доводимы до безумия зрелищем своего бедствия; предмет презрения, насмешек и бесчестия у всех народов;–каждый из этих фактов по самой природе своей презирает все догадки, да и мог ли смертный, озирая мысленно сто последовательных поколений, предсказать хотя одно их этих чудес, которые теперь, в последние времена, столь явны? Кто, кроме Отца Духов, обладал совершенным предвидением, даже познанием воли, и действий свободных, разумных и нравственных деятелей, мог открыть их беспредельные и все еще не прекращающиеся странствия, поднять завесу со всей их судьбы и обнаружить дух евреев и врагов их в каждом веке и в каждой стране? Сотворение мира столько же могло быть следствием «случая», как и откровение всего этого. Нет, оно есть видимое развитие могущества и предвидения Бога, накопление многих чудес. И хотя оно и составляет наималейшую часть доказательств истины христианской религии, однако, оно не только кладет камень преткновения, (такой камень, какой и неверные охотно бросили бы на дорогу христианина), но и воздвигает неодолимый оплот, который не в состоянии сдвинуть никакое человеческое ухищрение, который неприступен для всякого нападения.

Писания иудейских пророков не только изображали судьбу этого народа на многие поколения, но предвещали продолжительное царство запустения, которое должно было наступить, в то время, когда города кишели жителями, а земля процветала изобилием, и целые столетия, прежде, нежели Иудея перестала считать свои миллионы. Земля такой же свидетель, как и народ. Её вид в настоящие дни есть точное подобие виду, начертанному кистью пророков, а между тем, она представляла в то время как раз противоположность тому, что мы видим ныне, и стоит только сравнить самые предсказания с тем доказательством исполнения их, которое, если всякое другое свидетельство и должно быть исключено, доставляют нам язычники и неверные.

Бедствия должны были постигать иудеев прогрессивно их неправдам. Иудеям обещано «приложить» наказания «всемеро за грехи их»¹⁵⁵. В числе же величайших предвещаний, которые должны были преисполнить меру их наказаний, поставлено наряду с самыми злейшими и позднейшими их бедствиями крайнее и продолжительное запустение их страны. Пророчества, допускающие буквальное толкование и исполнившиеся буквально, в высшей степени ясны и выразительны. «Города ваши сделаю пустыней и опустошу святилища ваши, и не буду обонять приятного благоухания жертв ваших – опустошу землю вашу, так, что смотря на неё, ужаснутся враги ваши, поселившиеся на ней. А вас рассею между народами и обнажу в след ваш меч; и будет земля ваша пуста и города ваши разрушены. Тогда удовлетворит земля за субботы свои во все дни запустения своего; когда вы будете в земле врагов ваших, тогда будет покоиться земля и удовлетворит за субботы свои. Во все дни запустения своего будет покоиться, сколько не покоилась в субботы ваши, которые будут после вас, и чужеземец, который придет из земли дальней, увидит поражение земли сей и болезни, которыми изнурит её Господь, скажет » за что Господь так поступил с землей сей?» Какая великая ярость гнева Его? За что возгорелся гнев Господа на землю сию, и навел Он на неё все проклятия завета, написанные в сей книге законы?»¹⁵⁶

В видении, которое имел пророк Исаия относительно Иудеи и Иерусалима, мы читаем: « земля ваша пустыня, города ваши сожжены огнем. Поля ваши в ваших глазах чужие съедают их, и всё пусто, как разоренное чужими. И осталась дщерь Сиона, как хижина в винограднике, как шалаш в огороде, как осажденный город. Если бы Иегова воинств не оставил нам небольшого остатка, то мы были бы то же, что Содом, сравнялись бы с Гоморрой¹⁵⁷. Ибо вы будете, как теревинф, которого лист поблек и как сад, в котором нет воды¹⁵⁸. Многочисленные дома пусты будут, большие и красивые без жителей. Ибо десять участков в винограднике дадут один бат. И будут пастись агнцы по своей воле, и тучные странствующие овны будут кормиться на опустевших полях»¹⁵⁹. И сказал я: «надолго ли, Господи?» Он сказал: «доколе не опустеют города, оставаясь без жителей, и дома без людей, и доколе земля сия не будет пуста, как пустыня. И удалит Иегова человека, и великое запустение будет на сей земле. И тогда, как еще останется десятая часть на ней, она опять будет разорена: но как от теревинфа и как от дуба, когда они срублены, остается корень их, святое семя – корень её¹⁶⁰. И будет в оный день, истощится слава Иакова, и тучное тело его исчахнет. И будет то же, что и при снятии хлеба жнецом, когда рука его подбирает колосья или когда подбирают оставшиеся колосья в рефаимской долине. И останется у него только пропущенное, так, как при обивании маслин остаются две, три ягодины на самой верхней ветви, или четыре, пять на ветвях плодоносного дерева, говорит Иегова, Бог Израилев»¹⁶¹. Се Иегова опустошает землю и истощает её; изменил вид её и рассеял живущих на ней. Истощена земля, чрезвычайно истощена, разорена до крайности, ибо Иегова изрек слово сие. Сетует, уныла земля, поникла, уныла вселенная; поникли возвышавшиеся над народом земли. И земля осквернена под ногами живущих на ней, ибо они преступили законы, изменили устав, разрушили вечный завет. За то и подает землю проклятию, и несут наказание живущие на ней, за то выжжены живущие на земле, и осталось людей немного. Печален сок грозди: виноградная лоза уныла; воздыхают все веселившиеся сердцем. Веселие тимпанов кончилось; умолк шум веселящихся; веселие цитры кончилось. Уже не пьют вина с песнями; горька сикера для пьющих её. Разрушен опустевший город, заперты входы во всякий дом. Рыдают на улицах над вином, все веселие удалилось, переселилась радость земли. Ибо тоже теперь будет среди земли в средоточии народов, что бывает при снятии маслин, по обирании винограда, когда кончится обирание¹⁶². Ибо крепкий город должен быть пуст, как селение разогнанное, и как пустыня будет заброшен. Там будет пастись телец, и там он будет покоиться и объедать ветви его. Когда ветви его иссохнут, будут ломать их; женщины, пришедши, разведут ими огни. Поскольку это народ несмысленный¹⁶³. Ещё несколько дней в году, и ужаснутся беспечные. Ибо не будет обирания винограда; время собирания плодов не настанет. Содрогнитесь, беззаботные, ужаснитесь беспечные! Разденься, скажут, и обнажись, и пусть останется только препоясание на чреслах. Возрыдают о сосцах, о прекрасных полях, о виноградной лозе плодовитой. На земле народа Моего будут всходить терны, волчцы, равно и по всем домам веселия, в городе ликующем. Ибо чертоги будут оставлены, шумный город будет заброшен; Офел¹⁶⁴ и башни до века будут служить вместо пещер, будут гульбищем диких ослов, пастбищем стад, доколе Дух свыше не излиется на нас; и будет пустыня садом, а сад будут признавать лесом¹⁶⁵. Опустели дороги; не стало путешествующих; он нарушил завет, презирает грады, ни во что ставит людей. Сетует, сохнет земля; покраснел, увял Ливан; Сарон сделался степью, и сронили листья Васан и Кармил¹⁶⁶«. «Объявляют беду за бедой; ибо вся земля разорена. Гляжу, и се, Кармил сей пустыня, и все города его разрушились от Иеговы, от пламени гнева Его». Ибо так сказал Иегова: «пустыней будет вся земля, но конца не сделаю. Восплачет о сем земля, затмятся небеса вверху, поскольку что Я изрёк, что Я предпринял, в том не раскаюсь, и того не отменю¹⁶⁷». Долго ли будет сетовать земля и трава на всех полях сохнуть за пороки живущих на ней. «Оставляю дом мой, покидаю удел мой. Многие пастухи разорили мой виноградник, истоптали участок мой, сделали пустой степью, сделали его пустыней; плачет передо мной опустошенный, вся земля опустошена, потому что ни один человек не прилагает слова Моего к сердцу. На все горы пустынные пришли опустошители; нет мира никакой плоти. Они сеяли пшеницу, а жнут терние, утрудились, и не видят выгод: постыдитесь же таких прибытков ваших от пламенного гнева Иеговы»¹⁶⁸. Так говорил Господь Иегова горам и холмам, лощинам и долинам: «се, Я веду на вас меч, и истреблю капища ваши. Во всяком месте жительства вашего будут разорены города и опустошаемы капища, для того, чтобы разрушились жертвенники ваши, чтобы сокрушены и уничтожены идолы ваши. И простру на них руку свою, и сделаю землю пустыней и степью, начиная от пустыни Дивлата во всех местах жительства их¹⁶⁹. И приведу злейших из народов, и завладеют домами их. И уничтожу предмет гордости буйных, и будут осквернены святыни их. И скажу народу земли: так говорит Господь Иегова о жителях Иерусалима, о земле Израилевой: «они хлеб свой будут есть со скорбью и воду свою будут пить с ужасом, потому что земля его будет разорена, лишится всего, наполняющего её, за неправды всех живущих на ней. Всяк проходящий мимо его ужаснется и свиснет»¹⁷⁰. «Выслушайте сие, старцы, и обратите внимание, все жители земли! Было ли это в дни ваши, или в дни отцов ваших? Перескажите о сем детям вашим, а дети ваши своим детям, а дети их последующему поколению. Оставшееся от саранчи газама доел арбе, а оставшееся от арбе доел иелек, а оставшееся от иелека доел хасил¹⁷¹. Опустело поле, сетует пашня, ибо веселие устыдилось, отвратившись от сынов человеческих. И вознаграждаю вас за те годы, которые пожрала саранча арбе, иелек, и хасил, и газам, и вечно не постыдится народ Мой¹⁷². В городе, который выставлял тысячу–сотня оставится, и который выставлял сотню, там останется десятеро дому Израилеву. И не ищите Вефиля: Вефиль будет ничто¹⁷³. Я поднял отвес среди народа Моего Израиля, и уже не прощу ему. И будут опустошены высоты Исааковы, и разорены святилища Израилевы¹⁷⁴. И сделаю Самарию грудой развалин на поле, местом для разведения виноградника; и обращу в лощину камень её, и обнажу основание её¹⁷⁵.

Насколько многочисленны и ясны были эти предостережения, настолько же было велико и долготерпение Божие, и таков был мятежный дух древних израильтян, что в земле этой сделалось поговоркой: «дни прошли, и все видения эти сделались несостоятельными». Но хотя поговорку эту забыли в то время, когда великие бедствия постигли израильтян, и когда земля их подверглась временному опустошению, однако, произнесенные против неё проклятия не исчерпывались частным и преходящим исполнением, и, при возобновленном нераскаянном коснении народа в грехах, пали на него и землю его с большей силой, и как было предсказано, «всемеро».

Моисей и все пророки предлагали израильтянам на выбор–благословения и проклятия, с той явной целью, чтобы они из них выбирали любое. Но, между тем, как пророческие книги изобилуют предостережениями, библейские летописи о еврейской истории показывают, в какой сильной степени евреи презрели эти предостережения. Слово Господне есть дело совершенное, оно остается неизменным вовеки: и не возвращается к Нему всуе, но выполняет цель, для которой оно было Им послано. А когда «повеления и оправдания» Господни были предлагаемы израильтянам в продолжение целого тысячелетия с того времени, когда они впервые были им объяснены, то « бремя глагола Господня Израилю через Малахию», вместо того, чтобы говорить, хотя бы в то время об отмененных «оправданиях», заключает пророческое Писание этим последним повелением: «Помните закон раба Моего Моисея, который Я поставил на Хорине для всего Израиля, правила и права¹⁷⁶; и, присоединив к повелению помнить об этом заключительные слова Ветхого Завета, которыми прилагается печать к видениям и пророчествам, ясно указывает, что, как бы продолжительно ни было долготерпение Бога Израиля к евреям к нарушениям ими закона в то время, когда закон им был только что дан, однако, в случае отказа их покаяться, когда пророк, которому долженствовало быть «благовестителем Господа», будет послан к ним, Господь придет и поразит землю проклятием.

Срок продолжительности этих испытаний и их окончание явственно обозначен, как совпадающий со временем от рассеяния евреев до «конечного» их восстановления. Пока они находятся в земле своих неприятелей, до тех пор их земля лежит в запустении. Приговоры не долженствовали быть сняты с неё, «доколе Дух не изольется на них, и будет пустыня садом, а сад будут признавать лесом»¹⁷⁷. И пророчества не только изображают Иудею с той поры, когда она была оставлена Господом, но и описывают также характер и положение живущих в ней, в течение того времени, в которое древние обитатели её долженствовали быть рассеяны на чужбине, и до наступления той эпохи, когда Он будет царствовать в Иерусалиме над своими старейшинами со славой¹⁷⁸. Возвещения будущего и окончательного восстановления почти всегда сопровождают проклятия, объявленные против земли. И часты и выразительны, как только слова могут быть, были указания во всех пророчествах на период, которому надлежало наступить тогда, когда чада израилевы будут собраны из среды всех наций, и когда земля, только тогда, наконец, и навсегда освобожденная от своего запустения, и города, воссозданные после запустения в течение многих поколений, и даже самые горы, «бывшие всегда пусты», не будут более покинуты, а народ не будет более называем «отверженным»¹⁷⁹. По прошествии же того времени, в которое Мессии должно было пострадать на кресте, а жертве и возлиянию прекратиться, последующим затем «опустошениям» надлежало достигнуть «до самых крайних пределов», пока все предопределенное не будет излито на скорбящую землю¹⁸⁰. «И Иерусалим», как Иисус возвестил, «будет попираем язычниками», доколе не окончатся времена язычников.¹⁸¹

Ни рассеяние евреев, ни запустение Иудеи не должны прекратиться, согласно пророчествам, пока не будет ими дано другое доказательство пророческого вдохновения. Применимость пророчеств относительно запустения Иудеи к настоящему периоду, или к новейшим временам, вполне очевидна. И чем они многочисленнее, тем тяжелее выдерживаемое ими испытание. А так как евреи и до нынешних дней не собраны из среды всех народов, не насаждены на собственной земле своей с тем, чтобы никогда более не быть вырванными из неё¹⁸², так как самые разорители, и опустошившие её не вышли еще из неё¹⁸³, «древние опустевшие места» не застроены, «основания на многие поколения» не воздвигнуты вновь, а самая земля не освобождена от запустения¹⁸⁴, то действие каждого видения можно еще видеть даже в настоящее время, в этот поздний период язычников, хотя благословенный конец и не очень, быть может, отдален.

Запустение Иудеи так «изумительно», и бедность её, как страны, так замечательна, что неверные, забыв о пророчествах, пытались было, в пылу их усердия, вывести из этого доказательство против христианства, отвергая возможность существования такого многочисленного народонаселения, о котором повествует Священное Писание, и, изображая её, как страну совершенно непроизводительную и неплодородную¹⁸⁵. Но хотя они и отказались добровольно от этого бездоказательного предположения, однако, они оставили верующему плоды своего признания: они представили самое несомнительное свидетельство в подтверждение пророчеств и послужили в пользу дела, которое старались уничтожить. Свидетельство древних писателей, плодородие почвы, где только какое место может быть возделано, остатки годного для произрастания чернозёма, наложенного искусственными средствами на боках горы, который, может быть, покрывал их более богатым, более частым урожаем, нежели каковым покрывается самая плодоносная долина, и множество развалин городов, которые ныне покрывают обширные, но невозделанные и необитаемые равнины, свидетельствуют о том, что здесь было многочисленное и плотное народонаселение, в преизобиловавшей нищей стране, и что, если какая-либо история говорила о её величии, или какие-либо пророчества предсказывали её опустошение, то они вполне подтвердились.

Исследования Вольнея и его описание, как результат его личных наблюдений, достаточны, чтобы совершенно опровергнуть произвольные положения и коварные насмешки Вольтера: и как бы это ни показалось удивительным, но обширные извлечения могут быть сделаны из этого последнего писателя в пользу исполнения пророчеств, когда он рассказывает о фактах, очевидцем которых он был, и в то же время, его неиспытанная теория, его приписанная человеческой природе способность совершенствоваться, если б она была освобождена от стеснительных уз религии, и его превратный взгляд как на сущность, так и влияние христианства, сделались сильным оружием извращения веры во многих, которые не оградившись какими-либо положительными доказательствами, внимали таким обольстительным учениям. Нет никакой надобности в каком-либо ином, лучшем свидетеле фактов, подтверждающих пророчества, нежели Вольней. Относительно натурального плодородия страны и великого народонаселения в древние времена, он представляет самые убедительные доказательства. «Сирия соединяет различные климаты под одним и тем же небом, и собирает на незначительном пространстве произведения, которые в других местах рассеяны природой и отдалены большими промежутками места. Судя по многочисленным преимуществам климата и почвы, неудивительно, что Сирия была всегда почитаема самой прелестной страной, и что греки и римляне ставили её наряду со своими прекраснейшими провинциями и даже не ниже Египта»¹⁸⁶. Представив несколько справедливых доводов, чтобы объяснить густоту народонаселения Иудеи в древние времена, в противность тем, которые сомневались в этом факте, он присовокупляет: «Принимая в соображение только то, что согласно с опытом и природой, мы найдем, что нет ничего такого, что бы могло опровергать большое народонаселение в глубокой древности. Не ссылаясь на положительное свидетельство истории, мы находим бесчисленное множество памятников, которые говорят в пользу этого факта. Таковы развалины в огромном количестве, рассеянные по равнинам и даже по городам, ныне опустевшим. На отдаленных участках Кармила находят виноградную лозу и масличные деревья, которые были, как полагать надо, перенесены сюда рукой человека, и на ливанских горах друзов и маронитов скалы, предоставленные ныне сосне и кустарнику, дарят нас в тысяче местах террасами, которые доказывают, что они были в древности лучше возделываемы и, следовательно, гораздо населённее, чем в наши дни¹⁸⁷.

«Сирия, говорит Гиббон, будучи одной из тех стран, которые были удобряемы самым ранним возделыванием, достойна внимания. Жары умеряются соседством моря и гор, изобилием лесов и вод; а произведения плодородной почвы доставляют средства к существованию, и благоприятствуют размножению людей и животных. От века Давидова до Гераклия, страна была покрыта древними и цветущими городами; жители были многочисленны и богаты»¹⁸⁸. Эти свидетельства избраны только потому, что они не могут быть заподозрены, хотя бы и можно было привести свидетельства и многих других. Страна в соседстве с Иерусалимом, в самом деле, скалиста, как изображает её Страбон. Но эти области, как и вся вообще холмистая страна Иудеи, очень пригодны к разведению виноградной лозы и оливкового дерева; и встарь Израиль «сосал мёд из скалы и масло из кремнистых своих утесов». Даже бока самых бесплодных гор, в соседстве с Иерусалимом, сделались плодоносными от разделения их на террасы, в виде уступов, возвышающихся друг над другом, на которые накладывалась земля с удивительным трудом¹⁸⁹. В каждой части Иудеи, присовокупляет доктор Кларк, «действия благотворной перемены правительства тотчас оказывается превращением пустынных равнин в плодоносные поля. Под мудрым и благотворным правлением, произведения Святой Земли превзошли бы всякий расчет. Её постоянный урожай, благорастворенность её воздуха, её прозрачные источники, её реки, озёра и несравненные равнины, её холмы и долины, и всё это в соединении с ясностью климата доказывает, что земля эта есть действительно благословенное Богом поле»¹⁹⁰. Факты прежнего плодородия, а также и настоящего запустения Иудеи, не допускают никакого противоречия, и неверные, делавшие попытку исказить в этом отношении истину Священного Писания, отказывались, по необходимости, от своего мнения. Без всякого нарушения истины или справедливости, может быть замечено, что так как продолжительность настоящего запустения, даже и самое доказательство, которым хотели опровергнуть рассказ Священного Писания о древней славе Иудеи, составляет ясно предсказанную истину, то, следовательно, чем труднее согласить прежнее и нынешнее состояние Иудеи и чем труднее поверить возможности такого «изумительного» контраста, тем чудеснее пророчества, которые открыли всё это, тем полнее достоверность, что это глас с Неба, и тем прямее ведут доводы неверного к доказательству против него же. Таково «положительное свидетельство истории» и таковы существующие доказательства прежнего величия и плодородия Палестины, что мы теперь можем предаваться, без всяких ухищрений, спокойному исследованию изменения в этой стране от одного конца до другого, и согласия этого изменения с изречением пророчеств.

Посетив недавно (23 изд.) землю иудейскую, автор может с убеждением утверждать, что она представляет глазам наблюдателя, который знает Библию и может употреблять в дело свой рассудок, тройное объяснение истины Священного Писания, в отношении к её прошедшему, настоящему и будущему состоянию. Она не только представляет взору сцены священной истории, часто признаваемой по настоящий час за те места, о которых писали святые евангелисты, и где совершались события, сведения о которых будет вечно составлять общее достояние человека, но и выставляет даже между бесплодными, но террасами покрытыми горами Израиля, такие доказательства древнего удобрения земли, что и до очевидности указывается на то, что древнее плодородие и слава земли были не ниже того, как изображает их Священное Писание. Смотря на неё, как она есть, нельзя не видеть, что вся земля теперь носит тяжесть глагола Господня. А все-таки, она показывает ясно, что ею удерживается способность во всякое время, когда бы эта тяжесть ни была снята с неё, и когда бы Господь ни вспомнил о земле в Своем милосердии, расцвести снова, как будто бы она никогда не была опустошенной, расцвести снова во всей красе своей, приносить плоды во всём изобилии, пока её горы и равнины не покроются снова самой богатой и разнообразной растительностью.

Пророки всегда указывали на этот конец всех их предсказаний относительно Иудеи. Народ, который был рассыпан по всему миру, будет, наконец, приведен обратно в землю своих отцов, чтобы никогда не быть более отвергнутым от неё. И плодородие земли ханаанской, уподобляясь ныне состоянию продолжительного усыпления, но никак не смерти, восстановится в своей славе, когда «пустыня» будет превращена «в плодоносное поле», и когда здесь запустения «более не будет». Но вопреки «проклятиям, произнесённым против гор Израиля», никто, стоя посреди их, не может не видеть, что они лежат в запустении, пораженные проклятием, и что они не будут более пустыней, когда этот приговор будет снят. Много пророческих песней «ликования» и хваления ожидают то время, когда пустыня и оставленное место возрадуются им, и когда степь возвеселится, и зацветет, как роза, и когда террасами покрытые горы Израиля насадятся снова руками чад израилевых, и когда они не будут более носить бесчестия язычников. «И ты, сын человеческий, изреки пророчество на горы Израилевы и скажи: » горы Израилевы! Слушайте слово Иеговы! Так говорит Господь Иегова, поскольку враг говорит о вас… Посему горы Израилевы, выслушайте слово Господа Иеговы: так говорит Господь Иегова горам и холмам, лощинам и долинам и опустелым развалинам и разоренным городам, которые остались в добычу и на посмеяние прочим народам окрестным… А вы, горы Израилевы, распустите свои ветви и будете приносить плоды свои народу Моему Израилю… И поселю на вас множество людей, весь дом Израилев, весь; и заселены будут города, и обстроены развалины… Заселю вас, как было в первом вашем быту, и буду делать больше добра, нежели в прежние времена ваши… И впредь не дам тебе слышать посмеяние от народов, и поругание от племен не понесешь уже на себе»¹⁹¹. Насмешки безрассудных людей, обращающих в смех священные предметы, и богохуления болтунов, произнесённые с намерением отвергнуть истину слова Божия, обращаются в свидетельство против них самих же. Между тем как продолжительность предсказанного запустения показывает, как чудесно было осуществление пророчеств, отмена приговора судьбы иудеев еще предоставлена временам будущим и предназначена показать, как милосердие торжествует над судом; как истина, в вещах друг другу даже противоположных, всегда торжествует; и как уста нечестивых болтунов, предложивших свои свидетельства, будут навсегда безмолвны, и горы Израиля никогда не будут более предметом ни насмешек, ни укоризны.

Под правдивым и постоянным правительством, область, столь благоприятствуемая климатом, столь разнообразная в отношении поверхности, столь богатая почвой и бывшая в продолжение веков столь роскошной, завладела бы снова своим богатством и своим могуществом; а постоянное её запустение, равномерно противоречащее всем указаниям как опыта, так и рассудка, должно казаться человеку совершенно непостижимым. « Но земле надлежало быть разоренной людьми чуждыми, попираемой ногами; бедствие должно было следовать за бедствием, разрушение – за разрушением; а земле долженствовало почти обезлюдеть». Халдеи разоряли Иудею и увели жителей во временный плен. Цари Сирии и Египта своим хищничеством и угнетением довели страну до бедности. Римляне держали её долго под своим железным ярмом, а персияне спорили за обладание ею. Но в последующих веках явились на сцене еще большие разрушители, чем был кто-либо из тех, которые им предшествовали, чтобы довершить дело разрушения. «В 622 (636) году аравийские племена, собравшись под знаменем Магомета, захватили, или, лучше сказать, опустошили её. С этого времени, разрываемая на клочки междоусобными войнами фатимидов и оммоядов, терзаемая калифами из-за их мятежных губернаторов, отнятая у них туркоманскими воинами, захваченная европейскими крестоносцами, отнятая у них египетскими мамелюками и опустошенная Тамерланом и его татарами, она пала, наконец, в руки оттоманских турок».¹⁹². «Она была разорена людьми чуждыми; была попираема ногами; разрушение следовало за разрушением».

В Священном Писании мы читаем: когда израильтяне впервые наследовали обетованную землю, то Господь, согласно слову своему, возвещённого через пророка Моисея, даровал им землю, на которой они не трудились, города, которые они не созидали, и обещал, что они поживут в них¹⁹³. Но прежде, чем исполнилось это обещание, и до времени, когда дан был закон заповеди и уставы Израилю, было также возвещено, в числе других проклятий за неповиновение, и следующие: «города ваши сделаю пустыней… А вас рассею между народами…и города ваши будут разрушены»¹⁹⁴. Есть и другие пророчества, исполнение которых увидят отдаленные века, есть события, неосуществившиеся до настоящих дней, предвозвещающие окончания опустения как городов, так и земли: «на земле народа Моего будут всходить терны, волчцы, равно и по всем домам веселия, в городе ликующем. Ибо чертоги будут оставлены; шумный город будет заброшен, и башни до века будут служить вместо пещер… Доколе дух свыше не изольётся на нас; и будет пустыня садом, а сад будут признавать лесом»¹⁹⁵. Проклятия, имеющиеся в Священном Писании, должны были исполниться и над землей, и над народом, ослепление Израиля не должно было прекратиться. «Доколе не опустеют города, оставаясь без жителей, и дома без людей, и доколе земля сия не будет пуста»¹⁹⁶.

Когда Израиль впервые вошел в ханаанскую землю, сто двенадцать городов, упомянутых по именам в книге Иисуса Навина, вместе с деревнями, принадлежащими им, достались на долю племени Иуды¹⁹⁷. Сорок восемь городов были даны левитам из владений, принадлежавших другим племенам. Половина племени Манассия, на востоке от Иордана, получила в наследство всю страну Аргова, со всем царством васанским до Едромма, в котором было шестьдесят городов; «все сии города укреплены были высокими стенами, воротами и запорами, кроме городов открытых, коих было весьма много»¹⁹⁸. В историях войн римлян с иудеями, прежде, чем последнее колено Израиля было искоренено из земли своей, чтобы быть рассеянным в другие страны, Тацит, как было уже упомянуто, рассказывает, что кроме городов, большая часть Иудеи была покрыта деревнями, и Иосиф Флавий повествует, что верхняя и нижняя Галилея была густо усеяна городами и многолюдными деревнями. Когда, наконец, иудеи были «осаждаемы во всех своих заставах», то один из римских историков сделал им подробное исчисление, свидетельствуя, что пятьсот сильно укрепленных цитаделей и девятьсот восемьдесят пять больших деревень были разорены до основания¹⁹⁹.

Многие из городов этой земли были снова построены и населены, но только не иудеями. Птолемей, во втором столетии, упоминает в своей географии более, чем о пятидесяти городах, лежащих в древних границах Израиля, и еще о гораздо большем числе, лежащих в пределах «царства Соломонова». В четвертом веке, согласно свидетельству Аммиана Марцеллина, в Палестине были знаменитые города, которые соперничали между собой в обширности. Сирия, по словам Гиббона, была усеяна древними и цветущими городами до дней Гераклия, в седьмом столетии. В ней было в дни восточной империи двести епископов, и хотя некоторые из епископских местопребываний показаны, как деревни, однако, немалое число их было многолюдными и цветущими городами. Кесария, Антипатрида²⁰⁰, Монте-Пелегрино (Athlite), Рамла, Рас, Ливан, Арка, Панеада²⁰¹, Акра²⁰², Гераза (Gerash), Аджелоун (Adgeloun), не считая многих других крепостей и стенами обнесенных городов в Сирии, были довольно сильны, чтобы противостоять нападениям могущественных армий крестоносцев, и некоторые из них были взяты только после отчаянных и продолжительных осад²⁰³. В четырнадцатом столетии Сирия, по разрушению многих из её городов и укреплений, считала ещё у себя тридцать крепостей.

Такие исторические свидетельства не соответствуют настоящему положению страны: развалины доказывают только несомненность существования множество городов и деревень в прежнее время. Но имена «разоренных или покинутых мест», хотя только отчасти приведенных в известность, ещё многочисленнее, чем как приведено во всех, по настоящее время, сохранившихся древних летописях, которые говорят о городах и деревнях, населенных издревле иудеями, или язычниками. Город за городом может быть теперь называем по имени, и каждый из них, и все вместе свидетельствуют о непреложности «единого пресвятого слова Израилева».

О постепенном разорении городов Сирии автор говорил в другом месте, где он очень подробно описал и современное их разоренное состояние и запустение; нет надобности в повторении того же здесь, тем более, что обильные пророчества требуют краткого пояснения²⁰⁴. Но посетив Палестину во второй раз уже после того, как упомянутое изложение в прежнем сочинении автора было опубликовано, автор полагает не излишним присоединить одно дополнительное доказательство, результат личного его наблюдения, к другим свидетельствам о разорении, постигшем города, которыми еще долго, после дней пророков, «земля была усеяна».

В списке арабских мест, лежащих в Палестине, приводимых доктором Ильёй Смитом, который жил многие годы в Сирии и проезжал через многие её области, названы сто три разоренные, или опустевшие места, в области хевронской и на юг от этого города. И между ними древние имена: Кириаф (Kerioth), Арад, Эль-Моладаг (El-Moladah), Ароер (в Иудеи), Биршеба (Beersheba), Элус (Elusa), Эбода, Фекоа²⁰⁵ (Tekoa), Берашаг (Berachah), Рама (Ramah), Зиф, Энгадда (Engedi)²⁰⁶, Маон (Maon), Хермель (Carmel), Фогор (Phogor), Гедор (Gedor), Аддора (Adoraim), Думаг (Dumah), Анаб, Сохо (Socoh), Иаттир (Iattir) и Несиф (Nezib) удержались в названиях пустынных развалин: Кариетейна, Теиль-Арада, Эль-Мильга, Арорага, Бир-ес-Себа, Эль-Куласага, Абдега, Текуа, Берейкута, Ер-Рама, Зафа, Аин-Инди, Маина, Курмула, Фагура, Иедура, Дура, Даумега, Аннабега, Ет-Шувейкега, Аттира и Бенйт-Нузиба.

Двадцать девять городов наименованы Иисусом Навином, как самые крайние города Иудеи, близ морского берега Идумеи. Но путешествуя, как путешествовал писатель, от Хеврона к этому берегу, и, возвращаясь сухим путем, не встретишь и не увидишь ни одного города, или дома, который не был бы в крайнем разрушении. У Смита в списках мест, к югу от Хеврона, есть имена тридцати шести «разоренных или опустевших мест», но нет ни одного, который был бы обитаем. Они все теперь причислены к развалинам Иудеи.

Глава долины, некогда увенчанная Хермелем иудейским, теперь с обеих сторон и кругом покрыта развалинами. Остатки двух обширных церквей, в расстоянии полутора мили одна от другой, толстые стены разоренного замка, большие груды песчаного камня и остатки почти с землей сравненных стен, указывают, что древний город не был из числа ничтожных; его положение, хотя вокруг него всё теперь и опустошено, доказывает, что издревле он был достоин имени Хермеля или плодоносного. В Кариетейне (Karyetein) груды развалин указывают на место древнего города. Здесь есть очевидные признаки и остатки строений, рассеянных над обширным пространством Ароира, которые, несмотря на свое разрушение, встречаясь в близком друг от друга расстоянии, служат доказательством, что ароирская долина Иудеи была некогда густо населена, и что близ её границ, на юго-востоке Иудея долго ещё была усеяна городами и деревнями. Из развалин как Эбоды, так и Фекоа, согласно описаниям доктора Робинзона и доктора Смита, главнейшие состоят из обширной церкви, замка и крепости. Помянутые путешественники случайно напали на развалины Ругаибеха (Rugaibeh), но открыв их, они по пространству ими занимаемому, заключили, что это был город с населением, по крайней мере, 12000 или 15000 жителей. Развалины Элуса (Elusa), некогда епископского города, покрывают, как говорят упомянутые писатели, пространство довольно обширное для того, чтобы вместить в себе население от 15000 до 20000 душ.

Вокруг Иерусалима в 1835 году было шестьдесят четыре разоренных или опустевших мест и тридцать девять в областях Рамлы (Ramlah) и Лидды (Lydda)²⁰⁷. Некоторые из деревень, тогда населенные, потом увеличили их число²⁰⁸. В округах Набулиса или Неополя (Neopolis) было в том же самом году тридцать разоренных или опустевших мест; двадцать других деревень в тех же странах были доведены до подобного же разорения или запустения в 1844 году. Между ними Шило (Shiloh), некогда столь знаменитый в Израиле, «теперь ничто иное, как куча развалившихся домов»²⁰⁹.Рас, сильная крепость в дни крестоносцев, Тебез, Эндор, Ермон (Hermon) и Таанах (Taanah) в их изменённом состоянии. Но едва ли в их изменённых именах, унизились до незначительных Ер-Раса, Тубаса, Эндура, Харамона и Таннака.

В списках названий местностей Смита в обширных кругах Тивериадского озера, Назарета, Акры, Сафеда и Гулега (Huleh) не показано «необитаемых мест». Эти страны включили в себя верхнюю и нижнюю Галилею, которая, в дни Иосифа Флавия, была очень населена и усеяна городами и обширными деревнями. Пересекая большую долину Эздраелон, в древности Иезраэл (Iezreel), не встретишь никаких жилищ, кроме палаток кочующих арабов, и нигде теперь не увидишь деревень, за исключением тех, которые в небольшом количестве окаймляют основания окружающих холмов. Широкая вершина Гаризина и обширная вершина Фавора равномерно покрыты развалинами. Из городов, окаймляющих озеро Тивериадское, не осталось ни одного, который не был бы разорен до последней крайности. В верхней Галилеи нет более города «Кесарии Филиппа». Названия семнадцати разоренных мест, по соседству с Панеадой, даны нам Буркгардтом. От Дана, лежащего вблизи Панеада, от которого остался едва заметный след, до Биршеба, тоже разоренного, путешественник переезжает теперь не от города до города, но от развалины до развалины, и от одного конца страны до другого, где в древности жили тысячи Израиля, города и крепости, которые могли противостоять армиям, свидетельствуют в настоящее время об истине и могуществе того слова, которое есть «слово Господа», которое низложило их в прах, и сделало их «пастбищами для стад», или «пещерами» для зверей, и покрыло их тернием; путешественник может теперь иногда «споткнуться» об древний город, невидимый им, «и попирает его ногами».

Города, которые процветали ещё долго дней последнего из пророков, до крайности разорены, и города, построенные римлянами, теперь так опустошены, как ни один, который они когда-либо разрушали. Из первых, некогда царская столица Ирода великого, может представить нам образец. Кесария, на морском берегу, близ середины пути между Акрой и Яфой, хотя разрушенная, все-таки, являет следы своего древнего великолепия. Иисус Христос был приведен к Ироду, когда Назарет лежал в пределах его государства, и Кесария, которая достигла крайней степени блеска семь веков спустя после пророка Исаии, в силу приговора, заранее произнесенного безразлично над всеми городами страны, пришла в крайнее разрушение. Её стены, гораздо позднейшего сооружения и обширнейшей окружности, чем стены, построенные Иродом, свидетельствуют о её значении во времена уже сравнительно новейшие. Сарацины и крестоносцы, которых взятие этого города последовательно обогащало, пытались обстроить его, но они не могли окончательно отвратить его судьбу. В шестнадцатом столетии Ровольф ещё мог говорить о её длинных и широких улицах и о её величавых древностях, которые тогда оставались ещё. Её разрушение с тех пор довершилось. Все её улицы загромождены и скрыты под накопившимися и неразличимыми грудами развалин, и красивейшие из строений некогда гордого города, для празднования игр которого дворец Кесаря был лишен своих богатейших украшений, представляют теперь лишь кучу развалин. Двадцать тысяч евреев были в ней убиты в день падения Иерусалима; но, хотя, она и была ещё долго спустя после этого очень населена, однако, теперь не имеет «ни одного обитателя». Здесь апостол Павел был заключен в тюрьму на два года, и, хотя, город этот и назван был в честь Кесаря и был гордостью Ирода, однако, в настоящее время он пал так низко, как будто апостол Иисуса Христа стряхнул пыль со своих ног во свидетельство против него. Когда апостол Павел говорил о правде, о воздержании и о будущем суде, то Феликс пришел в страх. Кесария может теперь говорить о своем собственном, её постигшем, суде. Сравнительно новая стена, окружавшая менее обширный город, была сильно укреплена бастионами, которые, хотя и прочно были построены в форме пирамид, тем не менее, не уцелели. В нем видны груды разрушенных строений, покрытых тернием, вредными сорными растениями и высокой травой, через которые, так как они покрывают развалины, нелегко проходить. Дикие кабаны, гиены и волки, змеи и скорпионы, давно сделали его своим логовищем и поселились в нём²¹⁰. Автор не видел в нем ни одной души человеческой; раз только, когда он, утомившись от ходьбы по развалинам, столь скользкими после раннего дождя, переплетенным тернием, омегом и другими дикорастущими травами, поехал верхом по проложенной дороге, огромная змея бросилась поперек дороги. При виде змеи, лошадь автора, бросившись в сторону, буквально дрожала и ни за что не хотела идти вперед там, где когда-то толпы народа после речи Ирода кричали: «это голос Бога, а не человека», и где, уже в более близкие к нам времена, гордые римляне, сарацины и рыцари весело скакали вдоль улиц, выложенных гладкими камнями.

Развалины обширной церкви, как полагает Покок, была соборным храмом архиепископа, возвышается явственно среди бесформенных куч. Она имеет около 150 футов в длину и около 60 в ширину, со склепом внизу 56 футов длины. Многие из упавших и изломавшихся колонн, особенно в том месте, где развалины уже оканчиваются на берегу, указывают на разрушение блестящего города. Другие гранитные или мраморные колонны, также упавшие, отчасти погребены под развалинами, где, без сомнения, ещё многие из них сохраняются в целости, так как в новейшие времена некоторые уже были подняты и увезены в Европу. Обширные колонны, слегка возвышающиеся над развалинами, ещё указывают, что высокие столбы украшали Кесарию. Между стеной более новой, на юг, и стеной древнейшей, явственно различаемой, есть широкие зеленые валы, по-видимому, принадлежащие к одним из благороднейших памятников построек Ирода. Два из самых возвышенных огораживают с обеих сторон продолговатое пространство, идут вокруг его восточной оконечности, но оставляют его открытым против берега (как значится в описании Иосифа Флавия), и таким образом, указывают на форму и обозначают место большого амфитеатра, очень пригодного для игр «этого веселого города». Но зеленые валы не менее пригодны теперь для их настоящего и предсказанного употребления–быть «пастбищем стад» кочующих арабов, после того, как этот богатый и знаменитый город, подобно другим в стране, перестал быть предметом «грабежа и добычи».

«Слова человека, как цветок полевой; слово Господа непреложно до века». И когда последний предсказанный факт относительно городов земли достигнет своего исполнения, то труды Ирода, некогда выхваляемые, но давно забытые, останутся не навсегда забытыми. Кесария, совершенно разоренная, имеет полные склады, готовые к тому дню, в который «сыны чужеземцев» созиждут стены разоренных городов Израиля. Она была столицей в дни Ирода, и, следовательно, столицей римской провинции первой Палестины (Palestina prima), а в позднейшее время архиепископским городом, которому были подчинены семнадцать епископов. Но подчиненные города, как и она сама, все пали. Путешествуя вдоль опустошённого берега Ханаана, от Дера с одной стороны, до Муксалида с другой, от одной бедной деревушки до другой, на расстоянии около двадцати миль, не встретим ни одного обитаемого места; только палатки бедуинов, даже близ самого берега, составляют единственные жилища людей.

Относительно городов, на которые была сделана ссылка, предсказания в каждом отдельном случае вполне осуществилось: города, каждый порознь и все вместе, совершенно разорены и не имеют обитателей.

Но и другие города Израиля опустошены или разорены, не считая тех, в которых нет обитателей. Небольшое число жалких хижин, лепящихся вокруг развалин, построенных как бы в насмешку над падшими городами, не могут избавить их от разорения. То, чем они стали теперь, представляет разительный контраст с тем, чем они прежде были. В областях, принадлежащих Неополю (Neopolis), среди необитаемых мест, находятся беззащитные деревушки Лубань (Lubhan), Жельжулег (Jeljuleh), Салим (Salim), Бейт Дежан (Beit Dejan), Акрабег (Acrabeh), Даулег (Daunleh), Жеба (Jeba), Ель-Фендакумег (el-Fendakumieh), Жеблон (Jeblon), Шутта (Shutta), Бейзан (Beisan), и Себустиег (Sebustieh). Эти деревушки ни что иное, как развалины, некогда здесь существовавших: Ливана, Галгала, Салима, Бет-Дагона (Bet-Dahon), Акрабатаны, Эдома, Гебы, Пентакомии, Гильбоа, (Gilboa), Бет-Шиты (Beth Shetta), Веосана или Скифополя (Scythopolis) одного, как говорит Иосиф Флавий, из самых больших городов в Декаполе (Decapolis) и Севастии (Sebaste) или Самарии (Samaria), древней столицы десяти колен израильских.

Бейзан (Beisan), по рассказам доктора Ричардсона, состоит в настоящее время из нескольких жалких хижин, содержащих около 200 жителей. Его место покрыто огромными кучами тесаного камня и повалившимися колоннами коринфской архитектуры: эмблемами величия падшего города. У южного конца той же иорданской долины, близ самой подошвы холмов Иуды, где они начинают возвышаться над равниной, есть далеко тянущиеся следы города Иерихона, согласно описанию Иосифа Флавия и Букингама, прежде нас определившего его место. Развалины города находятся вблизи фонтана Элиша (Elisha), между ним и холмом и отчасти на его покатом основании. Он совершенно разрушен. Обнаженные и местами развалившиеся стены, вокруг которых бегали нагие дети, каких-нибудь еще тридцати покрытых кровлями домов и других в развалинах, вот всё, что составляет нынешнюю Piery, может быть, предместье древнего города. В смежной с Рамлой стране, в древней Аримафее, находят на каждом шагу, как говорит Вольней, иссохшие колодцы, провалившиеся цистерны и огромные со сводами резервуары, которые доказывают, что в древние времена этот город имел более чем милю с половиной в окружности. Соломон построил Вефорон (Bethhoron) нижний и Вефорон верхний, укрепленные города со стенами и воротами. Две маленькие деревни, Бейт-Ур, верхний и нижний, представляют верхний и нижний Вефорон. Хотя они и были построены Соломоном, но разорены до основания. В одном фундаменты из огромных камней указывают прежнее его местоположение, в другом также находятся следы древних стен и фундаментов. Между ними есть фундаменты из огромных камней, может быть, остатки замка, который некогда охранял проход²¹¹. Между тем, как «основания многих родов» ожидают ещё наступление того времени, когда они снова будут воздвигнуты, города, которые славились в более близкое нам время, могут быть только восстановлены через подобную же новую постройку. В двенадцатом столетии богатство Панеады могло ещё соблазнить короля иерусалимского Балдуина III, который решился нарушить договор, чтобы уплатить свои долги, и архиепископ тирский, историк крестовых походов, что добыча в ней была так неслыханно велика, что страны крестоносцев не могли доставить подобной. Остаются ещё прочные фундаменты там, где всё уже разрушилось; есть прочные остатки древней стены, построенной из длинных косообразных камней с бастионами; вдоль оврага стоят ещё ворота, утверждены многие куски гранитных колонн, указывающие на древнейшие развалины. Длинное место, простирающееся на милю или и более от деревни, теперь усеяно развалинами, в которых находятся многие архитектурные обломки, поверженные колонны и развалившиеся алтари. Исторический, предсказанный факт, вполне подтвержденный на самом месте, без сомнения тот, что «разрушение следовало за разрушением» до тех пор, пока ничего не осталось, кроме воспоминаний, что оно совершило своё дело над одним из богатейших городов земли. Буркгардт говорит, что Панеада имела в 1810 году около ста пятидесяти домов, обитаемых турками, греками, друзами и проч. В 1844 г. из них осталось приблизительно около двадцати домов, которые не что иное, как бедные хижины, наскоро сложенные из камней развалин. Однако нет видимой причины, почему бы городу, которого имя делало честь императору и тетрарху, не быть столь же населенным и столь благоденствующим, каким он был прежде. Кесария Филиппа, разоренная и совершенно разрушенная, еще украшается множеством оливковых, фиговых и гранатовых деревьев и виноградными лозами, густо перевитыми; всё это даёт особую прелесть оврагу, с которого спадает река. Вокруг лежащие долины, в которых растут роскошные мирты, козья жимолость, остролистник, олеандр, мята, тимьян и страстоцвет, представляют соединение благоухания с красотой. Водопады слышны в некоторых местах, а между тем, их нельзя видеть за тесно растущими деревьями и за густой листвой. Красоты природы цветут среди развалин искусства, и великолепное терпентинное дерево, ствол которого имеет четырнадцать футов и восемь вершков в окружности, ещё сохранились в смиреной деревне. Главная часть древнего города, кажется, находилась, как Буркгардт утверждает, на противоположной стороне реки, теперь не имеющей домов, и стоящих, хотя бы и разоренных стен, но покрыта на обширное пространство древними фундаментами и грудами тесаного камня, на которых растут терновник и другие деревья. Филипп, тетрарх и Ирод не созидали своих столиц для того, чтобы в последующие столетия их гордые и веселые города прославляли чужое могущество. Но разделяя общую судьбу городов земли, они доказывают, насколько справедливо всё то, что было предсказано для грядущих поколений: «крепкий город – какими такие города и были – должен быть пуст, как селение разогнанное, и как пустыня будет заброшен. Там будет пастись телец, и там он будет покоиться и объедать ветви его»²¹².

Как на востоке, так и на западе Иордана, многочисленные и некогда знаменитые города, провозглашают истину, изречённую против них. Вефсан принадлежит Израилю столько же, как и Хермель, и Галаад не менее чем Эфраим, и до сих пор ещё не исполнившееся обещание подтверждает его право на них. Города долины васанской (или гауранской) составляли владение одной половины племени Манассии, точно так, как города долины саранской принадлежали другой половине этого племени.

На востоке от реки, где начались завоевания израильтян и где иудеи удержали немалую часть своей территории, пока они не были окончательно рассеяны римлянами, по разрушении Иерусалима, земля, равно как на западной стороне, преисполнена пояснениями библейской истории и пророчеств; как там, где израильтяне издревле обитали, так и там, где их неприятели поселились словно «терновая колючка в их боку». Многичисленны были города израильтян за Иорданом. Как скоро они вступили во владение землей, то тотчас взяли все города от Сиона царя аморейского, начиная от Ароера, который лежит на краю реки Арнона, и от города, который близ реки, даже до самой Галаады, не было для них слишком сильного города. Господь Бог предал всех в их руки. Велико было торжество их, когда при сражении при Едромме, царь васанский был разбит Израилем, и царство его сделалось участком их владений. Здесь не было ни одного города, который не был бы ими взят, взяты были «тридцать укрепленных городов с высокими стенами, воротами и вереями». От царя васанского и царя аморрейского они взяли всю землю, «от реки Арнона, до горы Гермона (Hermon), все города «равнины и весь Галаад и Васан, даже до Елхи и Едромма, городов царства васанкого»²¹³. Эти земли определены с точностью, на что, несомненно, указывают те же самые естественные границы их по настоящий день. В полное и буквальное исполнение предсказания и обещания, завоевание всех этих городов совершилось вполне. Они сделались добычей и собственностью чад Израиля, и они обитали в них. Но в такой же совершенной мере исполнилось и предсказанное их разорение или запустение. И как было сказано во истину Моисею: «Не бойся его (царя васанского), Я предам его, весь народ его, и всю землю его в твои руки»²¹⁴, так точно слово Господа через Моисея и пророков воистину исполнилось: «И сделаю грады ваши пустыми. – Города ваши будут пусты и необитаемы. – Города Ароера будут покинуты. – В тот день крепкие города будут покинуты. – Города будут разрушены, селения покинуты и будут походить на пустыню, и пр.».

В пределах, с такой точностью определенных, прежде цветущих, а ныне разоренных областей, от реки Apнoна, до горы Термона (за исключением Аммона и Моавии, или мест к востоку и югу от Ас-Сальта), были в 1834 году, согласно приведенным в списке Смита именам, «триста сорок пять мест в развалинах или запустении». Есть, следовательно, доказательство совершенно ясное, относительно библейской истории, что, кроме тридцати городов, здесь было еще «много таковых, не обнесённых «стенами», и, таким образом, очевидно, что эти города лежат в запустении или в развалинах, или, иначе говоря, пусты и без обитателей.

Но как ни велико это число, оно не исчерпывает всех «разорённых или покинутых городов», которыми эта страна так густо усеяна. Автор, будучи в Палестине, получил известие от д-ра Илии Смита, который проезжал в различные времена через большую часть Сирии и собирал имена в отдельных местностях о том, что его списки неполные и что на обеих сторонах Иордана места, прежде населённые, были тогда пусты (в 1844 году). Действие удара, тяготевшее над страной в продолжение веков, еще не прекратилось. Древние города, которые еще равнялись по населению деревне, двенадцать, даже два года тому назад, теперь носят выразительное имя «чараб». Не будучи в состоянии проникнуть далее Гераза, автор, переезжая через Аиалон (или гору Галаадскую), записал на основании собранных им справок от жителей страны, семнадцать мест, замеченных в списке доктора Смита обитаемыми, но в которых тогда уже не жил ни один человек. Из большого еще числа мест долины васанской жители были изгнаны бедуинами, живущими не «в домах», а в палатках.

Самое слово, употребленное в еврейском оригинале, для объявления судьбы, столь тяжко павшей на города Израиля, бессознательно повторяется природными арабами на сходственном их языке, так как оно выразительным образом указывает на места теперь уже необитаемые. Обращаясь ко многим из них с вопросами в различных местностях на обеих сторонах Иордана относительно таких городов, мы слышали постоянно то же самое слово из их уст, и места, прежде обитаемые были ими называемы «чарабами», опустевшими²¹⁵.

Ибрагим паша после «истребительной войны» в Гауране, страхом своего имени удерживал бедуинов, или присоединял их к своей армии. Когда европейская политика и оружие доставили снова султану номинальную верховную власть над Сирией, то оттоманский губернатор с турецким пристрастием был назначен в Гауран. Но он вскоре был принужден уступить его бедуинам. Они так сильно распространились по всей стране, по разбитии ими войск дамасского паши в 1844 году, что нам невозможно было проникнуть в него, ни с западной, ни с северной стороны, и, проехав мимо десяти тысяч верблюдов, около двенадцати миль от Дамаска, мы увидели облако пыли в отдалении, поднявшееся, как казалось, от приближения неприятельского племени, которое навело такой страх на проводников или провожавший нас конвой, что, не произнося ни единого слова в предостережение, они пустились бежать, гоня перед собой лошака, который вместе с другими вещами нес на себе и медную доску, на которую мы надеялись перенести виды некоторых из опустевших развалин или «покинутых» городов этой, пораженной проклятием, страны. В следующем году бедуины, подобно голодным волкам, нахлынули на деревни Гаурана, так что едва ли и одна уцелела в нем²¹⁶. В этой стране «мирный договор» есть часто только короткое и неверное перемирие, и отдых от войны теперь неведомая вещь в этой беспокойной земле. Напрасно была бы попытка извлечь из свидетельств путешественников точное определение существующему запустению этих некогда многолюдных и густонаселенных городов, или сказать, какие деревни или какие дома теперь еще не лишились или не лишатся, быть может, завтра последнего в них еще томящегося человека. Но здесь есть полное доказательство тому, какое многочисленное, большое и густое население было в этих городах, которым наперед надлежало, как это действительно и случилось со многими из них, превратиться в «развалины», или же «запустеть».

Города опустели, оставаясь без жителей и дома без людей, хотя и города и дома во многих местах еще «целы», однако, некогда великолепная столица Ирода, павшая в прах, имеет только пещеры для пресмыкающихся гадов и диких зверей, и сравнительно новейшие города, построенные торжествующими римлянами в их сирийских провинциях, находятся в развалинах покрыты, «терновыми кустами, шиповником или волчцем», и занимают самое последнее место между «опустелыми городами, имеющими быть восстановленными на своих фундаментах».

Одно лишь число, как бы оно ни было велико, «лежащих в развалинах или опустевших мест» представляет еще недостаточным образом обширность опустошения, или значение действительно осуществившегося над ними приговора. Если разрушение или запустение этих городов рассматривать с несколько большей подробностью, то поверка пророческого слова будет яснее и чудеснее.

Ассирийские художественные произведения, долго утраченные и иногда, по неведению, презираемые, теперь уже не сокрыты от нас, потому что часть их, выкопанная из-под развалин Ниневии, показывается в публичных музеумах Парижа и Лондона. Древние летописи не доставляют сведений об ослепительном блеске, которым некогда сияло ныне уединенное место Гераз (Gerash), подобно тому, как дагерротип знакомит нас с его развалинами. Великолепнейшие из его зданий, теперь его памятники, служат единственным напоминанием его величия. Его стены, от трех до четырех миль в окружности, заключают в себе площадь, которая вся покрыта развалинами. Нет ни одного дома, который бы не был сравнен с землею и усыпан тернием; два театра, возвышающиеся среди наиболее уцелевших его развалин, свидетельствуют, что Гераз был некогда «веселым городом». В одном театре двадцать восемь рядов мест для зрителей, из которых верхний ряд имеет около ста двадцати шагов в окружности. Стены храма, восемь футов ширины, построенные римлянами, чтобы стоять целые столетия, были окружены коринфским перистилем со многими колоннами, которых некогда высокие стержни теперь лежат огромными кучами вокруг основания. Вдали, против фасада театра, шла, как и теперь идет, с обеих сторон украшенная колоннами улица, которая до противоположного её конца разделяла город на две части и оканчивалась полукруглой колоннадой, открывавшейся к храму и к театру. Она пересекалась подобными же улицами, некоторые колонны которых еще стоят между сохранившимися основаниями изломанных стен и кучами развалин. Ряды колонн, пересекаемые под прямым углом другими, некогда тесно стоявшими, можно еще видеть, так как главная улица пересекала город, теперь погребенный под развалинами. Мостовая на улицах, с которой немногие могут сравниться в новых столицах, во многих местах так прекрасно сохранилась, что думаешь невольно о том времени, когда пешеходы толпились по обеим сторонам дороги и колесницы проезжали между ними. Юго-западные ворота не были построены для того, чтобы вести к разорённому городу без единого жителя. Многие комнаты со сводами; а в том числе некоторые весьма^–большого размера, сделались теперь удобными логовищами для пресмыкающихся и диких зверей. Другой храм, построенный на обширной площади, с двумястами, близко друг к другу стоявшими, а теперь упавшими столбами, с украшавшими фасад колоннами, которые все вместе еще стоят и могут иметь притязание на соперничество с украшениями нового города, хотя бы он не был, как Гераз в свое время, только провинциальным городом. Открытые, как и город, в 1806 году, они еще стоят по прошествии многих поколений, чтобы свидетельствовать, что города, построенные в земле израильской иностранцами, могли соперничать друг с другом в величии, давать имя стране и сохранить еще, как бы они ни были разрушены, довольно остатков, чтобы показать, чем они были; хотя, согласно со словом Господа, и не осталось ни одного гражданина, который бы мог похвалиться ими ныне, и не существует человека, который бы мог на эти царские колонны, на эти большие улицы и благородные развалины предъявить свое право, как на свою собственность. Боги, в честь которых эти храмы были построены, исчезли; также верно и то, что Господь «истребит всех богов земли». Но хотя храмы низвергаются и города разрушаются, «Его слово пребывает вечно неизменным». И если бы предсказанное время наступило и обетованный народ был здесь, то легко было бы, не имея надобности обтесывать ни одного камня, для сынов чужеземцев воссоздать «стены^» падшего Гераза.

Сочинение Буркгардта содержит такое подробное описание, какое только могло доставить кратковременное посещение, в продолжение двух путешествий в Гауран в 1810 и в 1812 годах, многих из древних городов на восток от Иордана, и, притом, как о сохранивших деревенское население, так и о покинутых жителями, или лежащих в развалинах. Бэкингам путешествовал по Гаурану в 1816 году; Робинзон, сопровождаемый полковником Чеснеем, в 1830 году; лорд Линдсей в 1837 году и в новейшее еще время Портер в 1853 году, а Кирилл Грагам в 1857 году. Они все свидетельствуют о многочисленности разоренных или покинутых городов в землях галаадской и вефсанской. Эти страны, прославляемое плодородие и древнее многолюдное население которых скептики до настоящего дня могли осмеивать без возражения, могут теперь, по крайней мере, оправдать самую древнюю летопись о завоеваниях, которые совершились задолго до осады Трои, и представляют глазу города без жителей и селения, разогнанные и заброшенные, как пустыни, однако так, что там, где они в развалинах, они могут быть снова восстановлены на своих фундаментах, или быть исправлены, чтобы жить в них, и чтобы про те, которые запустели, можно было сказать словами еще не исполнившихся обетований: «возвратись снова, о дева Израиля, возвратись снова к этим твоим городам».

Находящиеся на уединенном холме, на восток от озера Тивериадского, обширные развалины строений и стен, не малое количество тесанного камня и лежащих колонн, теперь называемых Эль-Хосен (El-Hossn), составляют, по соображениям Буркгардта, остатки древнего города Регабы, или Аргова, и занимают по мнению других место более нового города Гадары (Gadara). В Ум Кейсе (Oom-Keis), ныне тоже опустевшем, есть остатки двух театров, огромные кучи тесанного камня и ряд упавших колонн, что указывает на то, что здесь существовала когда-то колоннадой украшенная улица, подобно тому, как в Геразе, и он, как предполагают, есть место иудейского города Гамалы, (Gamala), который в продолжение некоторого времени противился Веспасиану и Титу. Развалины Драа, или Эдраима, имеют две с половиной мили в окружности. Город Сцалькхат (Szalkhat) или Ельхи (Ealkat) имеет более восьмисот домов, но он ныне необитаем²¹⁷. Окружность древнего города Канавата (Kanout) или Кената (Kenath) имеет две с половиной или три мили. Мощеные улицы, дворцы, большие комнаты (сохранившиеся еще в обширных зданиях), несколько башен и более сорока еще стоящих колонн (некоторые из них могут сравниться с красивейшими в Сирии), обширное здание в развалинах, по-видимому, церковь, близ другого, бывшего, как кажется монастырем, указывают на значительный город²¹⁸, между тем как вся местность, на которой стояли здания, разрушенные и заросшие дубами, и улицы, сокрытые под развалинами, доказывают, подобно местностям многих других вблизи лежащих городов, что «крепкий город должен быть пуст, как селение разогнанное, и как пустыня будет заброшен; там будет пастись телец и там он будет покоиться и объедать ветви его». В седьмом столетии, после вторжения сарацин, многолюдный город Боцра, как рассказывает Гиббон, мог выслать из своих ворот двенадцать тысяч всадников. В двенадцатом, армия крестоносцев не дерзала сделать на него нападение. Его толстые стены около трех миль в окружности, в некоторых местах до сих пор почти целы. Они теперь большей частью составляют ограду развалин, которые простираются и за ними. Главнейшая из развалин принадлежит храму, фасад которого имеет четыре обширные коринфские колонны более сорока пяти фут вышины. Есть и другие еще стоящие, а многие разбросаны во всех направлениях. Две триумфальные арки еще сохранились как будто в насмешку над падшим и оставленным городом. Эзра, древний Завара, некогда цветущий город, имеет от трех до четырех миль в окружности. Древние строения, говорит Буркгардт, вследствие твердости и крепости своих стен, сохранились большей частью в совершенной целости. «Мы ходили,– говорит лорд Линдсей,–по многим улицам с домами, по-видимому, еще крепкими, но совершенно пустыми». С кровли одного большого необитаемого дома, совершенно целого, поросшего травой, он увидел кровли бесчисленных меньших домов, совершенно целых и точно также зеленых²¹⁹. Во многих местах две или три комнаты со сводами, одна над другой, составляют таким образом столько же этажей. Этот прочный способ архитектуры господствует также в наибольшей части древних публичных зданий, сохранившихся в Гауране.

По всей этой области на холмах и равнинах Галаада и Васана, многие древние и теперь опустевшие или разоренные города, кроме тех, имена которых приведены в Св. Писании, или в истории, указывают равномерно на истину пророческого слова, так как оно исполнилось одинаково над всеми ими. Шара (Shaaral, некогда значительный город и хорошо населенная деревня в начале текущего столетия, была с того времени покинута или оставлена, хотя большая часть домов хорошо сохранилась²²⁰. Миссема, разоренный город, три мили в окружности, «не имеет ни одного обитателя»²²¹. Дами или Дама, может быть, имеет триста домов, из которых большая часть в хорошем состоянии²²². Он теперь занимает место между запустевшими городами, как и Кюффер, описанный Буркгардтом так: «Кюффер был некогда значительный город. Он построен в древнем вкусе этой страны, весь из камня, многие из домов еще целы, двери каменные, и даже ворота города, имеющие от девяти до десяти фут в вышину, из одного сплошного камня; по обеим сторонам улиц есть тротуары, имеющие два фута с половиной в ширину и поднятые на один фут над уровнем самих улиц, которые редко шире одного английского ярда. Город имеет три четверти часа в окружности, и, будучи построен на покатости, дает пешеходу возможность ходить по плоским крышам домов и пр.»²²³. В Айоне (Аyoun) есть около четырехсот домов и ни одного обитателя²²⁴. На расстоянии пяти миль от него, в опустевшей области, по соседству Садьхи (Salcah) стоял Орман, древний город, несколько обширнее Айона²²⁵. На таком же расстоянии от последнего, промежуточная земля до Сцалькхата вся покрыта развалившимися стенами, а отсюда на расстоянии около десяти миль есть покинутый город Керейе (Кериаф), который имеет много древних башен и публичных зданий и «около пятисот домов»²²⁶. «Мои провожатые, – говорит Буркгардт, – боялись долго оставаться в этих пустынных местах»²²⁷. Видение Исаии и других пророков осуществилось: наступило время, в которое «опустели города, и дома остались без людей и крепкий город пуст, селение разогнано и заброшено, как пустыня». «Пустынные места», вот приличное описательное выражение для страны, сравнительно с которой, может быть, никакая иная страна на земле (и едва ли даже Китай), как говорит Бэкингам, никогда не была так густо усеяна городами, и притом городами близко один подле другого построенными, и сравнительно с которой, может быть, никакая иная страна никогда не была так густо населена.

«Мы знали, – говорит Портер, – что мы были тогда не только за пределами цивилизации, но и за пределами человеческих жилищ, и что этот самый город (Salcah) был в сравнительно новейшее время покинут своими жителями, вследствие нападения диких сынов степи, которые не признают иной силы, кроме оружия... Большая часть наружных стен замка до сих пор еще в хорошем состоянии; внешняя стена рва контр-эскарпа представляет совершенный круг, имеющий, как я полагаю, полмили в окружности. С вершины красивого замка я наслаждался далеким и любопытным видом и был в состоянии обозреть все черты местности, лежащей кругом меня подобно обширной панораме... Вся земля с юго-западной стороны возвышенная, волнообразная равнина, со многими «опустевшими городами^" и невзначай попадающимися коническими холмами. Непосредственно за Салькхадом восточный хребет спускается в равнину, в которой есть несколько опустевших деревень и следы полей и садов. На юго-запад отсюда, приблизительно на час расстояния, есть высокий холм с опустевшим городом. По прямому направлению к югу есть легкий скат в равнине, с прелестным повышением на каждой стороне, которое тянется так далеко, как только может обнять глаз по прямой линии. В равнине я увидел несколько разоренных или опустевших городов и больших деревень. На равнине, простирающейся от юга на восток, я насчитал четырнадцать городов или больших деревень, с промежуточным между ними расстоянием не более двенадцати миль; они почти все, сколько я мог видеть с помощью телескопа, были еще удобны для жилья подобно Сэлькхаду (Sulkhad), но совершенно оставлены. Я мог ясно видеть в некоторых из них до того хорошо сохранившиеся дома, что они могли казаться только что вновь построенными; и эти оригинальные квадратные башни, особенным видом которых отличаются все древние деревни Гаурана, находятся и здесь²²⁸. Я поверял списки более ста разоренных городов и деревень только в одних этих горах и нашел их правильными, хотя и не совсем²²⁹».

«Из многочисленных городов на восточной границе Леиия (Leyah), – пишет Кирилл Грагам, – есть только один обитаемый к северу от Шубы (Shuhba). Общий вид всех их совершенно одинаковый: каждый дом построен из черного базальта, которого в этой стране много. Многие из домов так хорошо сохранились, что могли бы быть обитаемыми завтра же. Мы отправились верхом в Курейе, древнему Кериафу, а отсюда продолжали наше путешествие к востоку от Салькхада (Salkhad) среди разоренных городов. Нас было четырнадцать человек: начальник конвоя, одиннадцать друзов, мой слуга и я. Мы постепенно находили много старых городов: Уб (Hub), Ум-ерь-Руман (Um-er-Ruman), очень красивое древнее место, с прекрасной башней; на ней нет надписей, как в других местах. Недалеко отсюда на нас напал было большой отряд неприятелей, арабов из Архана (Arhan); как скоро они заметили у нас огнестрельное оружие, то ретировались. Скоро после этого мы были уже на той дороге, которая ведет чрез степь от Салька (Salkah) до Бозра (Bozrah) на Тигре; вблизи некоторых невысоких холмов, называемых Теллюль-эль-Хознь, я нашел город, который, вероятно, был станцией на этой дороге. Я сердечно желал следовать далее по этому пути, но встретились некоторые препятствия, которые невозможно было преодолеть... Из сохранившихся городов, виденных мной во время этого путешествия представлявших особенный интерес, я упомяну об Ормане (Orman); город этот, судя по некоторым греческим надписям на стенах одного публичного здания, есть древний Филипополь (Philipopolis); до меня его посетил только Буркгардт. К востоку от Ормана лежит Мала (Malah), очень красивый город. Как в том, так и в другом, есть много тех оригинальных квадратных башен, о которых я уже говорил. В Мале их пять, а в Ормане четыре. Во время этого путешествия из Курейие, проведши пять дней в степи, я снова возвратился в этот город через Салькхад вдоль восточной стороны гор, близ самого Себорит-ель-Кудра. Этим окончилось мое обозрение восточной стороны горы Друз (Druz). Много очень древних мест лежало на моем пути: Акун, Каус, Кувейзис, и проч. До выезда моего из Сальхи, мне хотелось бы, – продолжает Грагам, – сделать несколько общих замечаний относительно страны, некогда столь населенной, а в настоящее время обозначенной на нашей карте, как степь. Что города, лежащие в этой стране подобно всем городам в Васане, принадлежат самой глубокой древности, в том, я полагаю, не может быть никакого сомнения. Здесь лежат города, которые были отняты израильтянами у Ога, царя васанского».

«Представьте себе человека, никогда не путешествовавшего по Гаурану, но читавшего в различных местах Ветхого Завета о городах, лежавших в этой стране; не должен ли он надеяться найти хотя некоторые и в настоящее время из такого огромного числа? Когда мы читаем во Второзаконии о шестидесяти стенами обнесенных городах и еще о большем числе не обнесённых и, когда, посмотрев на карту, увидим какое маленькое пространство занимает на ней царство огское, то мы впадаем в искушение, как это было со многими, и думаем, что относительно числа этих мест вкралась какая-нибудь ошибка. Но, побывавши в этой стране, мы найдем один за другим большие каменные города, обнесенные и не обнесённые стенами, с каменными воротами, так тесно один подле другого лежащие, что невозможно не удивляться тому, как весь этот народ мог жить на таком небольшом пространстве... Когда мы видим дома, построенные из таких тройных и массивных камней, что никакая сила, восстававшая против них в этой стране, не была в состоянии разрушить их; когда мы находим в этих домах такие обширные и высокие комнаты, что многие из них были бы считаемы красивыми комнатами в европейском дворце, и, наконец, когда мы находим, что некоторые из этих городов носят те же самые имена, которые они носили прежде чем израильтяне пришли из Египта, то, я полагаю, невозможно не почувствовать сильного убеждения в том, что перед нами города Рефаимов (великанов), города (в позднейшем веке) земли моавитской. Они постепенно, по мере того, как степные арабы увеличивались в числе, теряли свое население и теперь к югу от Салькхада (Salkhad) ни один из столь многих городов не обитаем. Достойно замечания, что на домах этих городов видны в большом множестве кресты. Везде в Гауране вы встретите кресты, но нет их нигде в таком количестве, как в описанных мной городах. Это были города, принадлежавшие Арефе, царю Аравии; здесь Павел впервые проповедовал».

Новейший путешественник, отчасти проезжавший через западную сторону Гаурана, так говорит о разоренных и опустевших городах, которые он видел: «Нова, древний Нева, также как и Сананейн (Sananein) и другие города и деревни на пути представляют кучу развалин. Народонаселение, кажется, уменьшилось с тысяч до сотен и с сотен до десятков: то, что некогда было городами значительной величины, теперь жалкие деревни: и «обширные города не имеют ни одного обитателя», чтобы увековечить память их имен. От Нова до Фик (Féек) дорога пересекает обширную равнину, невозделанную и не имеющую жителей. Видны только развалины необитаемых деревень и городов, рассеянных по всем направлениям, с множеством соколов и цаплей, которые теперь занимают места, покинутые человеком²³⁰».

Приступая к составлению списка мест в Гауране, д-р Смит говорит: «Необходимо заметить, что жители так часто уходят из деревни в деревню, что факт обитаемости деревни в то время, когда мы были в ней, не доказывает еще, что это так и в настоящее время». Здесь есть другие города, кроме необитаемых и уже поименованных, которые заслуживают того, чтобы о них упомянуть мимоходом, хотя они и содержали в себе деревенское население в то время, когда они в последний раз были посещаемы европейским путешественником.

Оставшиеся стены города Шоба (Shohba), имеющие четыре мили в окружности и облегающие весь город, во многих местах хорошо сохранились; высота его публичных зданий свидетельствует, что он был прежде один из главных городов этой местности²³¹. Восемь ворот города, все с кругообразными сводами, обширное здание наподобие полумесяца, со многими нишами в фасаде, и другое четырехугольной формы, построенное из массивных камней, с огромными воротами, со сводами в два ряда, один над другим; театр хорошо сохранившийся, в настоящее время «самая замечательная редкость города», окруженный стеной в десять фут ширины, с комнатами наверху и внизу, и десятью рядами мест, из которых самый верхний имеет шестьдесят четыре шага в окружности; остатки водопровода, немногие сохранившиеся арки которого имеют более чем сорок фут вышины, оканчивающийся обширной купальней; хорошо вымощенные улицы, из которых главная представляет два ряда развалившихся домов; двери многих из домов состоят из одной каменной плиты, с каменными шолнерами, все это указывает на город, обнесенный стенами, с воротами и запорами, который первоначально был построен, конечно, не в тех видах, чтобы сделаться деревней друзов, хотя это и случилось по предопределению в стране, в которой, как теперь рассказывают, «право собственности так необеспеченно, что в ней невозможно иметь лавок и гостинных дворов». Суейда (Soueida) был прежде один из самых обширных городов в Гауране: его развалины имеют в окружности, по крайней мере, четыре мили; между ними есть улица, идущая по прямой линии, в которой дома еще стоят с обеих сторон. «Чтобы пройти с одного конца до другого, – говорит Буркгардт, – я употребил двенадцать минут. Обширное развалившееся строение, со многими изломанными столбами, было, как кажется, церковь».

Город Заель (Zaele), полмили в окружности, есть место для водопоя; оно летом очень часто посещается арабами. «Большая степь простирается на северо-восток и на юго-восток от Заеля; к востоку, в расстоянии трех дней пути, есть еще хорошая пахотная земля, перерезанная многочисленными холмиками и покрытая развалинами столь многих городов и деревень, что, как меня известили, – говорит Буркгардт, – в каком бы направлении она ни была пересекаема, путешественник верно пройдет каждый день миль пять или шесть вдоль этих разоренных мест²³²». «Великая сирийская степь и её границы вовсе не голая, обширная, песчаная пустыня. Её поверхность состоит главным образом из мягкой, темной почвы, покрытой зимой длинной, тощей зеленью и травой и населенной антилопами, дикими слонами и кабанами»²³³. «Шумный город будет заброшен; Офел и башни до века будут служить вместо пещер, будут гульбищем диких ослов, пастбищем стад».

О Сирии вообще Вольней говорит, что «здесь есть огромное множество развалин, рассеянных по равнинам и даже на горах, которые по настоящий день покинуты»²³⁴. «Между всеми другими странами света, – говорит Станлей, – Палестина есть земля наиболее покрытая развалинами. Нельзя сказать, чтобы её развалины могли стать наряду с развалинами Греции или Италии, а тем менее, с развалинами Египта. Но нет страны, в которой они были бы столь многочисленны и в такой степени несоразмерны числу еще существующих деревень и городов. Про Иудею без преувеличения можно сказать, что в ней почти все вершины холмов, насколько только может обнять глаз, покрыты развалинами или крепостей, или какого-либо города, между тем как в настоящее время на целые мили кругом нет и признака жизни, нет ни одного обитаемого места, только кое-где на скате холма увидите пастуха коз, или у фонтана несколько женщин. Развалины иногда не более как обломки древних стен, иногда только фундаменты и каменные сваи, но все-таки вполне достаточные, чтобы указать на признаки человеческих жилищ и образованности. В таком состоянии западная Палестина. В восточной Палестине представляется нам та же картина (в особенности, если мы включим Гауран и Ливан), хотя некоторым образом и иного характера. Здесь остались древние города, также запустевшие, разоренные, но еще стоящие; не одни только груды и огромные кучи камней, но города и дома, которые столь хорошо сохранились, что могут быть только сравниваемы с городами Геркуланум и Помпеей, погребенными под извержением Везувия. Ни в Риме, ни в Афинах, ни даже в египетских Фивах нельзя найти древних строений такой величины и в таком изобилии, как в Бельбеке, Геразе (Jerash) и Пальмире. Но общий факт, что Палестина в развалинах, стоящих или павших, принадлежит равномерно всей стране»²³⁵.

Никакие слова, в какой бы то ни были книге, о каком бы то ни было предмете, не могут быть яснее и выразительнее слов, которые в книге Господа соединяют разрушение или запустение городов Израиля с продолжительным рассеянием и ослеплением этого народа. Многие народы приняли имя христиан уже многие столетия перед этим, между тем как иудеи, из среды которых был Иисус Христос и для которых Он был «Чаяние», как народ еще не признают Иисуса Христа, не верят в Него как в Мессию, доколе города их собственной земли не опустеют, оставаясь без жителей и дома без людей. Запустение городов Васана, которые в дни Исаии, равно как и в дни Иисуса Навина, были городами Израиля, в настоящие дни из года в год идет постепенно все более вперед. Для того, кто имеет уши, чтобы слышать, время, как очевидно, еще впереди, ибо время еще не наступило, о котором писано: «Народ твой будет все праведники, вечно будут владеть землей, растение, насажденное Мною, дело рук Моих, чтоб мне прославиться. И тогда они воссозиждут развалины вечности, восстановят разрушенное в первые дни; и возобновят разоренные грады, оставшиеся в запустении от рода в род²³⁶». Эти пророчества, и многие другие, как каждый читатель и верующий в неизменное слово пророчеств знает, не должны быть относимы к мрачным и смутным дням Эздры, ни ограничиваемы пределами какого бы то ни было прошедшего времени. Они составляют факты настоящего дня, о котором свидетельствуют Вольней, Станлей, а также и все другие путешественники, посетившие эту страну развалин, или видевшие опустевшие города, некогда принадлежавшие Израилю. Здесь есть старые пустыни; здесь есть пустые города; здесь есть груды развалин, могущие быть снова восстановленными; низверженные города, с мощеными улицами и крепкими фундаментами, лежащие так, как они пали, чтобы быть снова воздвигнутыми; здесь есть отчасти разоренные города, чтобы быть снова исправленными, и пустые и покинутые города, с целыми домами и улицами, ожидающими того времени, когда они снова наполнятся людьми.

«Чертоги будут оставлены; шумный город будет заброшен: Офел и башни до века будут служить вместо пещер, – доколе Дух свыше не изльётся на нас... и будет произведением истины мир; и плодом праведности спокойствие и безопасность до века»²³⁷, и пр. «Упокоилась твердыня Ефремова»²³⁸. Палестина по обеим сторонам Иордана была издревле землёй городов, обнесенных стенами, крепостей, замков и башен, которые теперь, вместе с городами издревле не обнесёнными стенами, сделали её страной развалин. Но хотя слово, предопределившее все это, и было слово Господа, однако, совершилось оно не в один день. Даже и после разорительных крестовых походов, вплоть до четырнадцатого столетия, Сирия имела еще тридцать крепостей²³⁹. Вольней говорит: «На каждом шагу мы встречали развалины башен, темниц и замков, с рвами, часто обитаемые шакалами, совами и скорпионами»²⁴⁰. Когда упадают башни, то арки, на которых они были построены, остаются и, подобно естественным углублениям в скале, служат пещерами. И где они еще стоят, как, например, во многих опустевших городах к востоку от Иордана, там они открыты для диких зверей и служат убежищем для них, с тех пор, как они перестали защищать жилища, теперь оставленные людьми. Канават, Орман, Бетгамуль и многие другие оставленные города, имеют еще теперь ни на что не пригодные башни. Между другими развалившимися замками, замок «Балдуин», свидетельствует о своей силе восемнадцать столетий после дней Исаии, между тем как развалины замка доказывают, что сила эта исчезла. Стена замка Салька, (Salcah), имеющая около полумили в окружности, защищена кругом башнями. Она долго выдерживала упорную осаду египетского султана в четырнадцатом столетии. Камни в шестьдесят и восемьдесят шесть фунтов весу были тогда бросаемы в нее машинами, из которых одна была сюда привезена в отдельных кусках на двухстах верблюдах. Во многих местах теперь стена отчасти развалилась и наполняет до половины глубину рва, которым она была окружена. Многолюдный город Боцра в седьмом столетии, по крайней мере, был гарантирован от нападения, благодаря прочной постройке своих стен, и мог выслать из своих ворот двенадцать тысяч кавалерии. Эти стены теперь разорены. Во время посещения этого города Буркгардтом в 1812 году, его замок был охраняем шестью арабскими солдатами,²⁴¹ а теперь он не защищает даже от бедуинов, которые владеют долиной васанской, Замов Аджелун, имеющий около четырехсот шагов в окружности, тоже представляет почти одни развалины²⁴².

Как на западной, так и на восточной стороне Иордана, уже нет более крепостей; они представляют теперь лишь беззащитные развалины от степи Евфрата до берегов средиземного моря. Ван-де-Вельде «провел два часа среди развалин» крепости Масада. «Что за крепость! – восклицает он, – в ней имеется не только дворец, и она снабжена башнями, водоемами и подземными магазинами, но даже и слоем насыпной земли, на которой, в случае надобности, осажденные могут посеять хлеб. Дома и дворцы Масады лежат в развалинах, водоемы разрушены, укрепленная стена обвалилась... Масада лежит теперь и лежала в продолжение многих столетий опустошенной и необитаемой²⁴³. Атлит (Athlite), на берегу, есть castrum Pelegrinorum, или Castel Pelegrino, сильная цитадель во время крестовых войн. Её остатки еще свидетельствуют о силе её в древние времена. Хотя стены теперь не так высоки, как они некогда были, однако, восточный конец и северо-западный угол стен одной церкви составляют теперь самое замечательное место в центре главных развалин, над которыми они возвышаются. Внутренность церкви наполнена развалинами, жалкими лачугами и кучами помета. Стена, которая выступает на юго-запад к морю, построена очень прочно из больших тесаных камней и имеет девять фут в ширину, башня на оконечности её отчасти упала во время бури за два дня перед тем, и нам говорили, что противоположная сторона повалилась два года прежде. Время еще продолжает производить свои разрушения над развалинами, и производящая опустошение рука человека принимает в том также свое участие. Между точкой, где в воде видна тень церкви, и берегом, была устроена при основании внешней стены маленькая, грубая набережная для нагрузки тесаных камней, из которых она и другие стены построены, и многие камни перевезены в Акру Ибрагим пашой, впоследствии турецким губернатором этого города. Самая высокая развалина Атлита есть обломок внутренней стены, около ста фут в вышину. Этой крепости здесь, подобно всякой другой, не стало: и хотя она и меньше величиной и не так сильно укреплена, как другие, однако, её остатки еще свидетельствуют о том, что мощные укрепления пали пред словом Господа.

Замок панеадский был сильнейшей крепостью в Сирии в эпоху крестовых войн, в которые он неоднократно противостоял могущественным армиям и отражал их. Он был силен благодаря своему естественному положению и возведенным в нем постройкам, он занимал самое лучшее для крепости место на продолговатой вершине холма. Путешественник, как автор может удостоверить, проходит теперь никем не окликаемый и не тревожимый по уединенным, но обширным его развалинам. Они до крайности разорены. Все строения не имеют кровель, и большая часть стен разрушена. Наиболее уцелевшие стоят на самом высоком месте; они еще обширны, крепки и прочно построены из тесаного камня. Такие камни лежат грудами в различных местах среди развалин и рассеяны со всех сторон вокруг холма. Замок был окружен стеной в десять фут толщины, которая была фланкирована множеством башен и имела целую милю в окружности, или двадцать пять минут пути по измерению Буркгардта. Спустя много веков после пророчества, замок еще не служил берлогами для зверей, тогда как теперь он не имеет иного, лучшего назначения. Есть много комнат и мест, куда можно скрыться в замке. К обоим западным углам идет ряд темных, крепко построенных, низких комнат, похожих на кельи, со сводами и с маленькими, узкими отверстиями, как будто для ружей. Конечно, он был, – говорит Буркгардт, –очень желанным призом, для тех, которые им овладевали»²⁴⁴. «Ты разрушил их твердыни». «На скалистых покатостях, высоко над городом (Панеадой) держится еще имя Газора (Hazor), бывшей в самые ранние времена столицей» северной Палестины. Близ самых высот этого древнего города находится самый обширный на востоке замок Шубейбе (Панеада), который по занимаемому им пространству равен даже славнейшему в этом отношении из всех европейских замков– гейдельбергскому «²⁴⁵.

О Табарии, или новой Тивериаде, Буркгардт пишет: «Город окружен с суши широкой и хорошо построенной стеной, имеющей около двадцати фут в вышину, с высоким парапетом и бойницей. Она окружает город с трех сторон и доходит до воды своими двумя оконечностями. Городская стена фланкирована двадцатью круглыми башнями, стоящими не на одинаковом друг от друга расстоянии. Город и стены построены из темного камня умеренной величины, и кажутся построенными не в очень отдалённые времена, и если бы все было хорошо исправлено, то место могло бы быть почти неприступным для сирийских солдат»²⁴⁶. Будучи в различных веках строены и снова перестраиваемы, как это случалось со многими городами и крепостями израильской земли, они не только были последовательно разрушаемы вторгавшимися иностранными завоевателями и неприятельскими армиями, но и еще сильнее и ужаснее многие из них часто были разрушаемы землетрясениями. Неоднократно города и крепости Палестины были таким образом уничтожаемы и уравниваемы с землей, как будто бы рука самого Господа была простерта над ними для исполнения Его слова. Подобно Панеаде и многим другим крепостям, Тивериада принадлежала Ефрему, в котором именно крепости должны были уничтожиться. В 1837 г. Тивериада вместе со стенами своими была разрушена землетрясением. В следующем году, «поверженные стены города представляли почти только груды развалин». Некоторые из больших проломов в западной стене были с тех пор слегка заложены камнями, которые можно снова разбросать рукой. И на юге, взамен неодолимой преграды для сирийских воинов, единственная дорога, ведущая к хижинам, построенным на развалинах города, идет теперь чрез упавшую стену, которая попирается ногами людей и зверей.

Замок и город Сафед были совершенно разрушены тем же землетрясением, которое разрушило Тивериаду. Замок, по укреплениям и занимаемому им пространству, равнялся замку Панеады и развалины его в такой же мере целы. «Он был в прежнее время окружен огромными строениями, рвами и башнями». В начале последнего столетия, как говорят Ван Эгмонт и Гейман, толщина стены и коридора или крытого прохода, которые шли вокруг их, имела двадцать шагов. В нём жил губернатор пока землетрясение не разрушило его. Сафед в настоящее время совершенно разрушен; но его развалины достаточны были бы для построения города. Обширная вершина горы Фавор была укреплена Иосифом Флавием. Остатки большой крепости еще видны среди кустарника, покрывающего вершину горы. «Толстая стена, – как рассказывает Буркгардт, –еще ясно различается вокруг всей вершины, в различных местах её есть остатки бастионов». Есть еще много не изломавшихся арок и покрытых сводами комнат, из которых многие очень обширны. Эта крепость, осажденная подобно другим, не могла сопротивляться могуществу римлян, но крытые со сводами комнаты её башен, сравненные с землей, или поросшие лесом, еще служат пещерами, в которых водятся в изобилии кабаны и другие дикие звери. Нет живого человека близ неё, и её плодоносная вершина покрыта основаниями стен и грудами тесаного камня, которые служат норами для лисиц и логовищами для диких зверей.

Ни на вершинах гор, ни в равнинах, ни на морском берегу, ни внутри материка, крепости в настоящее время не представляют минувшей силы; они только годны лишь для изъяснения слова Господа сил, Которому подобает могущество. Неприятели искони часто владели ими, и в течение веков они были театром беспрерывных сражений и нередко осад, продолжавшихся целые месяцы и годы. Во многих городах были крепости, воздвигнутые для охранения Палестины, которые должны были отразить не малое число осаждающих. В настоящее же время каждый верующий может присвоить их себе. И они могут сделаться тем, чем они прежде не были во время войн,– непобедимой и неприступной защитой того слова, которое теперь налагает на них печать свою. Слово это через Св. Духа, наложившего на них «бремя» уничтожения, столь могущественно, что может ниспровергнуть и гораздо сильнейшие крепости.

«При подошве гор Самарии лежат огромные кучи развалин Каймуна, Эль-Лечжуна и Таннука, указывая на места, где в древние времена стояли крепости гор ефремовых, а также и равнины Эздралон»²⁴⁷. «Я видел груды развалин и обломки древнего водопровода, который поддерживался арками. Спрашиваю Абу Монсура, об имени этой груды, – продолжает М. Ван-де-Вельде, – Гайда Дотан» (это Дотан) ответил он. Разрушенные иудейские укрепления заменялись укреплениями средних веков, которые, в свою очередь, были разрушены; вот судьба, постигшая, как мы убедились на месте, почти все укрепления в Палестине»²⁴⁸.

Как ни разрушен царский город Кесария, однако остатков одной его гавани довольно, чтобы показать, какой это величественный был город, славившийся более чем его данник Капернаум. Первоначальное построение его гавани было прославляемо как торжество древнего искусства, делавшее честь царю, которому дали имя «великого». Неимоверно огромные камни свыше пятидесяти фут длины, восемнадцати ширины и девяти толщины, – одни меньше, другие больше–были сложены в толщину двадцати сажен, для построения плотины шириной в двести шагов. На плотине были построены башни, которые славились более, нежели башни Страбо, бывшей прежде на месте Кесарии. Из этих башен самая обширная, самая красивая по постройке носила имя башни Друза в честь зятя Кесаря. Хотя теперь и нет здесь башен, защищающих гавань, нет города, который бы нуждался в этой защите, и хотя единственный предмет вывоза из необитаемой Кесарии составляют, также как из Атлита, одни только камни её развалин, однако, устройство плотины было до такой степени прочно, что хотя она подвергалась, в течение восемнадцати веков, напору бурного океана, линия её до сих пор еще разделяет гладкую поверхность воды от разбиваемых волн, которые за ней с обеих сторон останавливаются лишь только на самом берегу. Но под уровнем воды каждая постройка или исчезла или изломана, и валяющиеся массы камней на оставшейся башне, бывшей границей гавани на юге, указывают, что гавань пала более от безжалостной жестокости человека или во время штурмов, чем от приступов океана. Кесария теперь лишь логовище для диких зверей. Но хотя и наглядна истина, что даже относительно сильнейших крепостей «разрушение следовало за разрушением», что слово Господа исполнилось над крепостями и башнями, однако, то же самое божественное свидетельство гласит, что наступит время, в которое «уже не слышно будет обиды в земле твоей, опустошения и разорения в пределах твоих, и назовет стены твои спасением и врата твои славой»²⁴⁹. Дальнейшее, пророчеством открываемое, зрелище, даже с разрушенных башен и с развалившихся крепостей и гаваней, которые, подобно городам, могут быть еще восстановлены, относится к тому времени, когда в таких защитах не будут более нуждаться; ясен также и тот факт, что люди прибегали к таким укреплениям вотще. Крепостей не стало; но слово, предсказавшее их разрушение, пребывает. Они сделались пещерами, не навеки, но доколе Дух свыше не изольется на нас; тогда водворится в пустыне правосудие, и истина будет обитать в саду. «И будет произведением истины мир; и плодом праведности спокойствие и безопасность до века»²⁵⁰. В первом стихе той же главы писано о Том, о ком все пророки свидетельствовали, «Се, Царь будет царствовать по правде и князья будут правительствовать по закону». Иисус Христос был послан Пилатом к Ироду; но можно видеть, как самая величавая башня этого монарха низко пала пред словом Господа чрез пророков, и что она, подобно городу и царству его, зависит от более сильной власти, нежели его собственная. А крайнее разрушение крепостей есть подтверждение того обетования, на которое оно взывает. «В тот день будет воспета песнь сия на земле Иудиной; спасение даровал Он вместо стены и вала. Надейтесь на Иегову во веки; ибо Иегова есть твердыня вечная. Ибо Он ниспроверг «живших на высоте, превознесенный город, поверг его, поверг на землю, положил его в прах»²⁵¹.

Вот каковы были в древние времена города и крепости в земле Израиля, и вот каковы они теперь в исполнение слова, которое ясно и безразлично пало на всех их одинаково Их постепенное разрушение, совершившееся, наконец, до предписанной степени, было подробно изложено автором на других страницах²⁵². Здесь же посвящаются им одни неполные заметки. Приводя прежние свидетельства других путешественников, сам автор может теперь говорить как очевидец.

«Будет Гацор жилищем шакалов, вечной пустыней; человек не будет жить там и не будет пребывать в нем сын человеческий»²⁵³. В прежних изданиях этого сочинения автор не мог присоединить никакого пояснения к этому предсказанию, хотя он и очень старался найти какие-либо следы, чтобы узнать или самый город или убедиться в его тождественности, но ничего не мог найти, ни у историков, ни у путешественников, за исключением неверного, а посему и неудовлетворительного и неопределенного замечания Буркгардта, который не видел, а только слышал «о развалинах какого-то города, называемого Гацором». Однако забытый и неизвестный в течении многих веков, он был некогда столицей царств. Рассказ о его древнейшей истории, от первого завоевания Ханаана израильтянами, и позднейшей – относительно его разоренного состояния по настоящий час, заключается в книге Господней. Иисус Навин взял Асор и царя его убил мечем; ибо Асор был прежде главой всех этих царств²⁵⁴ – Ханаана. Но когда дети Израиля «сотворили злое перед Господом», то Он предал их в руки Иавина, царя ханаанскаго, который царствовал в Асоре. Сисара был предводителем его войска. Он имел девятьсот железных колесниц и двадцать лет жестоко угнетал детей Израиля»²⁵⁵. Асор был одним из городов колена нефалимова. Различаясь своей особенной судьбой от других городов именно тем, что он наперед был сожжен, а потом совершенно разрушен Иисусом Навином, между тем как из городов, которые стояли еще в своей силе, Израиль ни одного не сжёг, за исключением Ксора, он таким же образом отличался и особенностью поразившего его суда от многих других, которые, не будучи упоминаемы поименно, подпали под общий приговор разрушения, а имя его напротив того, подобно имени Сисары, может быть темой торжественной песни подобно той песни, которая пророческой истине еще должна быть воспета над всеми неприятелями Израиля.

«На час с половиной пути, к юго-востоку от Панеады, по дороге к Дамаску, – говорит Буркгардт, – мы пришли к Айн-ель-Газаури, ключу с могилой шейка Отмана Ель-Газаури. Прямо, над ним, на час пути к северу есть развалины города, называемого Гацором. Гора здесь покрыта дубовым лесом и имеет хорошие пастбища. Мне говорили, что в Вади-Кастебе, близ замка (Панеады) есть дубовые деревья свыше шестидесяти фут высоты. Еще час пути и мы достигли деревни Джаубеля» и пр.²⁵⁶

Вот каково беглое замечание, сделанное понаслышке одним из самых известных и умных новейших путешественников относительно города, который был в древние времена главой царства ханаанского. Автор не знает, было ли даже о нем упоминаемо каким-либо другим путешественником со времени Брокардуса (Буркгардт) в тринадцатом столетии, который говорит о развалинах его, но не посещал их. Он будет «разрушен». И это предсказанное слово пало на него теперь так сильно, что кажется, оно легло на него давно и что, за исключением подтверждения пророчества, его развалины едва ли заслуживают внимания путешественника или того, чтобы он свернул со своего пути, хотя бы он и отыскивал развалины, и хотя те из них, которые еще носят его древнее имя и находятся близ самой дороги, столь часто попираемой, как многие в земле Израиля, и идущей от Панеады до Дамаска, по которой проезжали многие европейские путешественники. Вот каково не замечаемое теперь разрушение столицы хананеев, против которой, как и против них самих, слово Господа было направлено, и таким образом она могла бы еще лежать в совершенной неизвестности, ибо какой другой интерес имела бы она теперь, если б только пророчество не спасло ее от забвения, чтобы показать, какое разрушение произведено Господом над городом, о котором Св. Писание говорило прежде как о главе царств Ханаана.

Имя Гацора хорошо известно в Панеаде. Оно означает развалины; Айн-Гацор – фонтан Гацора, и Джебель-Га-цор – холм Гацора. Развалины находятся не на один час расстояния от ключа, как говорит Буркгардт, но сравнительно гораздо ближе к нему на противоположной стороне великолепной дубовой рощи, какую едва ли где-либо увидите в Англии. Шейк, с которым Буркгардт путешествовал, был на пути к Дамаску и, быть может, не желал остановиться, чтобы удовлетворить пустому любопытству путешественника, отыскивающего развалины, который, как он мог полагать, пожелает остановиться на целый час, чтобы обозреть падший Гацор. Он был шейком деревни Панеады, в пределах которой лежат развалины; но в «разрушенных» остатках Гацора ему нечего было показывать, или нечем похвастаться. Из этой столицы Иавин, её царь, спустился со своими союзниками на воды Мерома, озера Гауль, или Lacus Samachonitis «и эти цари соединились здесь, чтобы вместе сражаться против Израиля»²⁵⁷. Иосиф Флавий подобным же образом определяет его место, говоря, что Иавин выступил из города Асора, который расположен над озером «селиехонитским»²⁵⁸. Путешественник на пути из Иерусалима к Дамаску, поднимается от вод Мерома к Панеаде, а отсюда к Айр-Гацору и, свернув только немного в сторону с пути, он может видеть, если ему укажут, развалины, которые еще носят имя Гацора. Имя осталось, но города нет больше. Буквально и вполне согласно со словом Господа, открывшим существующий факт, хотя и долго неизвестный в других странах: «человек не живет там, и не пребудет в нем сын человеческий». Место города находится почти на равном расстоянии между двумя бедными деревнями, которые приблизительно отстоят друг от друга на восемь или девять миль. Фонтан Гацора теперь орошает только могилу. Город, бывший «главой царств», представляет «разрушение» и может теперь соперничать только с совершенными развалинами. Нет здесь жилищ для людей, и нет человека, который бы здесь занимал беднейшую хижину и отдыхал здесь, что часто случается на других развалинах. Развалины Гацора состоят из фундаментов строений и куч камней, тянущихся на значительном пространстве, лежащих свободно вместе, а в некоторых местах наваленных длинными линиями или плотинами, со многими впадинами, в которых ползают все роды пресмыкающихся. Ящериц можно везде видеть в большом числе по всей стране. С намерением воздерживаясь от главного вопроса и не говоря о змеях, писатель спросил старика, который оставил свое стадо в недальнем расстоянии и подошел к нему среди развалин, видал ли он когда-нибудь здесь ящериц; он отвечал утвердительно и от себя прибавил, что здесь также много змей; он упомянул о трех различных родах, из которых укушение одной смертельно. Старик утверждал, что он сам видел несколько больших змей, и когда он был спрошен: случалось ли ему видеть змею величиною в палку, которую автор держал в руке, то он поднял свой посох, имевший шесть фут в длину, и сказал, что он видел некоторых больше его. Он настойчиво утверждал, что здесь есть много змей, которые гнездятся в развалинах; но когда автор, желая испытать его правдивость, стал его расспрашивать относительно других животных, то он утверждал с видимым чистосердечием, что он никогда не видал здесь скорпиона. Теперь ясно для всякого, кто видит это место, что камни Гацора лежат как будто положенные и приспособленные к тому, чем этот город долженствовал сделаться – «жилищем змей».

«Человек не будет жить там; и не будет пребывать в нем сын человеческий». Нет человеческого жилища близ него, а так как он расположен на нижних оконечностях горы Гермона, то бедуины здесь и не раскидывают своих палаток, как на равнинах. Нет возможности привести естественную причину в пояснение этого удивительного предсказания. Место было очень приличное для столицы Ханаана, и «неприятель Гацора», коего предводителем был Сисара, занимает не ничтожное место в истории Св. Писания. Приближаясь к Гацору из Панеады, мы часто срывали, сидя верхом на лошадях, митровые цветы, которые росли в таком изобилии, что наполняли воздух благоуханием; козья жимолость, мята, фимиам, остролистник и олеандры усиливали благовонный запах и украшали пустыню. Близ развалин, и не в долине, но на вершине холма, есть великолепные дубы, которые бы немало прибавили к величию любого парка в Англии; из них мы измеряли четыре и нашли, что они имели от одиннадцати фут с половиною до тринадцати слишком в окружности; ветви одного из них простирались на семьдесят четыре фута с противоположных оконечностей. Высоты Гебеля-Гацора большей частью покрыты шиповником и деревьями или кустами quereus ilex (дуб), перемешанными розами, многими колючими растениями, разнообразными волчцами, из коих один, вместе с видом очень высокого дрока, отличается своими красивыми желтыми цветами. Все это, с некоторыми отдельно возделанными местами, доказывает, в какой степени промышленность могла бы здесь собирать свою награду, и притом в окрестностях города, который теперь сам представляет разрушение. Но между, тем как многие жители новейших городов отыскивают в других странах тень скромнейших деревьев и часто собираются под ними толпами, здесь нет ни одного жителя из этого города, который бы теперь отдыхал под высокими и тенистыми дубами Гацора, или отгонял бы волка от фонтана, или изгонял змею из её жилища. Здесь, в этой земле, есть другие города, которые, быв некогда подвластными Асору, имеют еще живущих в них людей, хотя в городе, из которого выходила тысяча, теперь осталась, быть может, сотня, и город, из которого выходила сотня, считает десяток. Панеада, которую часто брали и часто разрушали, имеет еще, по крайней мере, двадцать домов и сотню жителей, и обширная деревня еще существует близ самой границы болотистой и чумной равнины Гауль. Но «осужденная» столица Ханаана, хотя она и была вновь построена Соломоном, со своими еще, как и прежде, льющимися фонтанами, со своими тенистыми дубами, своей богатой и отчасти возделанной почвой и чистым воздухом, надушенным благоуханием Ливана, представляет «разрушение, жилище змей», и без единого человеческого существа; «там не живет никакой человек, и в нем не пребывает сын человеческий».

«Имя города Иавина, Гацор, еще сохраняется на скатах Гермона». «На скалистых скатах, высоко над городом (Кесарии Филиппи или Панеады), сохраняется имя Гацор, столицы северной Палестины. Немногие грубой работы каменные отрубки на скалистом возвышении определяют вероятное место столицы Иавина, и близко возле него еще сохранилась глубокая, кругообразная роща остролистника, представляющая теперь, быть может, самое лучшее подобие древним рощам, столь долго приводившим на память ханаанитское обожание Астарты»²⁵⁹.

И «Вефиль» также может быть темой рассказа, так как и он занимал видное место между городами Израиля. Хотя он и был назван «Вефилем» или «домом Господним», отцом племен израилевых, и хотя Иегова ему и сказал: «Я есть Бог Вефиля», однако, этот город при царе Израиля сделался главным местом идолопоклонства. Иеровоам сделал двух золотых тельцов и сказал: «Смотри, вот твои боги, о Израиль», и он поставил одного в Вефиле, а другого в Дане. Он воздвиг алтарь и послал в Вефиль жрецов и приносил жертвы сделанным им тельцам. Вефиль сделался Бефавеном или «домом идолов». Но Иегова изрек на него слово: «Я взгляну на жертвенники Вефильские: и сломятся роги жертвенника, и упадут на землю. И поражу дом зимний и дом летний, и погибнут дома, украшенные слоновым зубом, и исчезнут дома великолепные, говорит Иегова²⁶⁰. Взыщите Меня, и будете живы: но не ищите Вефиля – Вефиль будет ничто»²⁶¹. Долго оставшийся неизвестным, отыскиваемый, но тщетно, Вефиль, к которому странствовали идолопоклоннические израильтяне, был несколько лет тому назад открыт в развалинах, которые были ошибочно принимаемы за развалины Бейтина. Они лежат грудами. «Великолепные дома» исчезли. Разорённые стены греческой церкви стоят среди оснований гораздо обширнейшего и древнейшего здания, построенного из больших камней, часть которых была употреблена на постройку помянутой церкви. Развалившиеся стены многих других церквей можно также различить». Прочие развалины составляют неразличимые кучи. Здесь, в Вефиле, были алтари не только в израильские, но и в христианские времена, так как их можно видеть до сих пор еще в других развалившихся церквах этой земли. «Но терны и волчцы выросли на жертвенниках их», как на жертвенниках Бефавена, где не осталось ни летнего, ни зимнего дома, и путешественник «не находит ничего, чтобы мог унести с собой, кроме камня», где дома, украшенные слоновым зубом, который означает гордость, «погибли», и где волчцы цветут среди развалин Вефиля, который обратился в «ничто». «Здесь видны в изобилии основания домов, без употребления лежащие строительные камни и обломки стен; видны также следы и христианских церквей»²⁶² Вефиль, дом Божий, сделался в буквальном смысле Бефавеном, домом, обращенным в ничто.

«Иисус Христос укорял города, в которых наиболее явлено было сил Его за то, что они не покаялись: Горе тебе Хоразин! горе тебе Вифсаида! ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись. И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься»²⁶³. Капернаум лежал на морском берегу, или на берегу озера Тивериадского, при границах Завулона и Неффалима. Хотя он и возносился до небес, однако теперь нет ни деревни, ни разоренного города, который бы носил его имя, и оттого его место, с положительной достоверностью, не приведено в известность. В течение целых веков развалины Тельгума, которые лежат на «морском берегу», близ северной оконечности озера, были вообще принимаемы за развалины Капернаума. В самой земле они еще до сих пор почитаются его развалинами, хотя они и носят другое имя. Они представляют довольно обширное поле развалин, простираясь, по крайней мере, на полторы мили в окружности. На этом опустошенном или заброшенном месте нет ни одного жилища, ни одного обитателя. Фундаменты строений, развалившиеся стены и кучи камней теперь покрывают пространство, на котором некогда стоял город. Одни только стены одного небольшого, развалившегося строения стоят еще; но они не принадлежали, в том виде, как они ныне стоят, к древнему городу: они были выстроены из древнейших развалин, что вполне доказывается колоннами, пошедшими на их построение. Здесь нет дома, который бы устоял или не был бы доведен до крайнего разрушения. Все перестало существовать. Недалеко от единственной, не свалившейся развалины, есть простёртые по земле развалины одного здания, которое д-р Робинсон хорошо описывает и о котором он говорит так: «Относительно употребленных работ и украшений, оно превосходит все, что мы доселе видели в Палестине. Длину основания этого строения невозможно уже с точностью определить. Мы измерили сто пять фут вдоль северной стены и восемь фут вдоль западной,– может быть, это была и вся их длина. Все здание было, как должно полагать, роскошной красоты, но разрушение так велико, что нет возможности определить с какой-либо достоверностью характер строения»²⁶⁴. Вот каково теперь место столь долго славившегося Капернаума, города, в котором Иисус Христос проповедовал и являл многие чудеса Своей божественной силы, и вот каковы поверженные на землю развалины его благороднейшего здания. Но факт, заявляемый Иосифом Флавием, что в его дни фонтан, который назывался Кафарнаум, орошал равнину генисаретскую, кажется, подтверждает мнение Барониуса и других, что город от него получил свое имя, Древние имена, как фонтана, так и города, насколько с достоверностью это может быть приведено в известность погибли и Капернаум, под его собственным именем, не мог быть отыскан, как будто бы он провалился сквозь землю. Богатый фонтан Эн-эль-Тин, возле развалившегося Кан Миниэ, и невысокий бульвар в соседстве, принимались за фонтан и за место Капернаума. Если это так, то могут быть открыты другие памятники потерянного города между соседними возвышенностями, или окружающими их густыми рощами, которые часто скрывали от взора проходящих и самый фонтан, и через это представилось бы яснейшее доказательство, что Капернаум был низвержен с местности очень пригодной для рая. Но где бы он ни стоял, на том или на другом месте, все-таки Капернаум пал, и притом так низко, как только гордый город может пасть.

Будучи в Тельгуме, мы спросили арабского солдата, который провожал нас от Тивериады, есть ли в соседстве подобные развалины, или какие-либо другие, и он тотчас заговорил про Тель, на Иордане, и про Корази. Мы тогда пошли к бедуину, которого мы увидели в недальнем расстоянии, и обратились к нему с тем же вопросом. Он немедленно отвечал: «В Эн-Корази», и указал на него в том же самом направлении. Один сказал, что он на час расстояния, а другой – «на полтора часа». Когда мы достигли развалин, то три зингара, низенькие палатки которых были в недальнем расстоянии, подошли к нам с кислым молоком для продажи. Когда мы обратились к ним с вопросом относительно имени развалин, посреди которых мы находились, то они отвечали в один голос, прежде нежели мы успели сказать имя города, – «Корази»; а когда тот же вопрос им был снова предложен, то они повторили то же имя энергически, с явным выражением удивления, при виде нашего, как им казалось, сомнения. Здесь, кажется, нет причины спрашивать: действительно ли Корази есть Хозарин Св. Писания, в котором не сказано, что он стоит на берегу озера Тивериадского, как Капернаум и Вифсаида. Мы достигли до него в пятьдесят пять минут от главной развалины Тельгума, в расстоянии от трех до четырех миль. Он лежит почти в прямом направлении на запад от той точки, где Иордан впадает в озеро. Он удержал свое имя и известен под своим именем между всеми жителями этой страны кругом, а в особенности, как мы неоднократно справлялись, в Сафете. Имя, как оно произносится, было записано по-арабски в книжку для путевых заметок автора смышлёным уроженцем страны – Корази. Это, без сомнения, сказал он, Хозарин Священного Писания.

Корази, в котором теперь нет ни одного дома, состоит из упавших стен, лежащих кучами неопределенной формы, со смешавшимися с ними линиями развалившихся строений, и из некоторых площадей, сохранивших свою форму, но покрытых развалинами. Остатки хижин, которые были построены посреди прежних развалин и из этих же развалин, обезображивают во многих местах архитектурную форму первобытных строений до такой степени, что нет возможности ее передать. Как в Тельгуме, так и здесь, многие пьедесталы колонн сохраняют свое положение, но карнизы их сравнялись с землей и смешались с развалившимися жилищами. Многие из камней, как держащихся в остатке стен, так и упавших, имеют от трех до пяти фут в длину, а другие еще длиннее. Вообще говоря, они здесь, как и в Тельгуме отделаны грубо. Самые замечательные предметы в развалившемся Хоразине суть остатки здания, построенного из больших тесаных камней, со многими лежащими грудами.

Это столько же опустошенное, как и печальное по виду место. Его черные, на земле лежащие камни теперь уже не покрыты цементом. Небольшое поле, засеянное табаком, было единственным признаком промышленности около него; и, хотя оно и лежит в гористой стране, однако, за исключением немногих бедных палаток, близ него нет жилищ. Развалины простираются, по крайней мере, на целую милю в окружности, а, может быть, и более: ибо, так как они покрыты терновником, сорными, в обилии растущими травами и немногими дикими фиговыми деревьями, то они с трудом могут быть различаемы от их печальных окрестностей.

Галилейская Вифсаида, которая, подобно Капернауму, лежала на берегу, может быть еще открыта, если её развалины не погибли и её имя не утратилось. Вифсаида, на восточном берегу Иордана, где были явлены некоторые из чудес Иисуса Христа, имела, как было известно до настоящего времени, обширные развалины при Ель-Телле, но теперь одни только палатки составляют главнейшие жилища для тех, которые пасут стада вокруг него.

На западных берегах озера Тивериадского в земле галилейской не существует более городов, в которых Иисус Христос являл великие чудеса, и которые, все-таки, не раскаялись. А единственная деревня, которая еще сохранила обитателя, хотя она и не избегла проклятия, которым последнее слово Ветхого Завета поразило землю, если она не будет слушать Посланника Господа, это деревня Магдала, давшая свое имя великой грешнице, которая покаялась от всей души и возлюбила Спасителя, и которая, облив Его ноги своими слезами и отерев их волосами головы своей передала это имя многим приютам по всему миру; между тем как Хоразин, Вифсаида и Капернаум, который возносился до неба в своей гордости, давно уже превратились в совершенные развалины и пришли в забвение. Иисус творил в них великие дела и Его могучее слово доселе тяготеет над ними. Они слышали его, хотя и не хотели принимать с верой те слова милости, которые произносили Его уста, ни обращать внимания на укоризны Его за нераскаянность. Но они собственные свои свидетели в словах, произнесенных Им против них: «горе вам»; и они доказывают, что Его слова, хотя бы на них и не обращали внимания, не проходят всуе.

«И будет земля ваша пуста, и города ваши разрушены. Тогда удовлетворит себя земля за субботы свои во все дни запустения своего; когда вы будете в земле врагов ваших, тогда будет покоиться земля и удовлетворит себя за субботы свои»²⁶⁵. Единственная ссылка на закон Моисеев, относительно субботнего года, сделает полный смысл этого предсказания совершенно вразумительным и ясным. «А в седьмой год да будет суббота покоя земли; поля твоего не засевай и виноградника твоего не обрезывай». И земля иудейская точно так и праздновала свои субботы во все время своего запустения. В этой стране, где каждое местечко было возделано подобно саду своим наследственным обладателем, где каждый холмик радовался своему изобилию, где каждая крутая возвышенность была снабжена террасами и где самые скалы были покрыты густым черноземом и делались плодоносными, в этой же самой земле, с тем же климатом и почвой, изменившейся разве только от небрежения, ныне представляется взору и представлялся ему в течение продолжительного периода времени ужасный контраст невспаханных и незасеянных полей и пустопорожних и покинутых равнин. С самого того времени, как изгнанные из отечества своего потомки Авраама оставили землю ханаанскую, она никогда уже не была столь щедро наделена произведениями, ни столь богата населением, как прежде. Никогда ею не владел никакой другой народ и никогда она не оправдывала своего названия земли обетованной. Она покоится в течение столетий, и доколе это несущее на себе печать гнева Господня и рассеянное племя, которое обладает писаным обетованием Бога Израиля, как документом на вечное владение ею, убудет в земле врагов её, дотоле воспразднует её земля». Можно почти сказать, что здесь есть нечто похожее на симпатическое чувство между этой осиротелой страной и изгнанным народом: как будто земля израильская сочувствует бедствиям своих отсутствующих чад, будто она ждет их возвращения и отвечает на неумирающую их любовь к ней отказом доставлять другим обладателям богатую жатву тех плодов, коими она в дни союза их с Всевышним изобильно благословляла их. И как ни поразительно и не беспримерно это согласие между судьбой Иудеи и евреев, однако, оно столько же близко (и нельзя ли нам присоединить к этому, столько же чудесно?) подходит к тем предсказаниям относительно обоих, которые Моисей провозглашал и написал прежде, нежели племена израильские вступили в землю ханаанскую. «Земля оставлена будет ими и будет удовлетворять себя за субботы свои, опустев от них».

О запустении Иудеи, в сравнении с тем, чем была она прежде, свидетельствует каждый путешественник. Пророческое проклятие было обращено к горам и холмам, к рекам и долинам; красота всех их поблекла. Где обитатели жили некогда в мире, каждый под своими собственными виноградными лозами и под своей собственной смоковницей, там тирания турок и беспрерывные вторжения арабов, из коих последние составляют длинный список притеснителей, обратили все в одно непрерывное поле опустошения. Равнина эздраэлонская, окруженная горами Кармилом, Ермоном, Фавором и холмами назаретскими и занимающая столь обширное пространство, что имеет около трехсот квадратных миль, по свойству почвы своей чрезвычайно плодородная местность, так как она состоит из «тонкого и богатого чернозема»²⁶⁶; но несмотря на то, равнина эта теперь не иное что, как обширная пустыня²⁶⁷ , ибо она почти совершенно покинута²⁶⁸. К югу от Хеврона (Hebron) путешественник, проезжая через холмы и долины Иудеи и через обширные развалины Вирсавия (Beercheba), не видит в продолжение целого дня возделанного поля, за исключением, может быть, одного лишь места, поверхностно вспаханного дурным плугом бедуинов. Страна беспрестанно опустошается мятежными племенами; арабы пасут свой скот на богатых равнинах, в привольных пажитях, на коих он находит изобильный корм²⁶⁹. Каждая древняя межа сдвинута с места. «Искусство земледелия, – говорит Вольней, – в самом плачевном состоянии, и селянин должен сеять с ружьем в руке, и сеет он не более, чем сколько необходимо для его существования». «Каждый день я находил поля, покинутые плугом»²⁷⁰. Описывая свое путешествие чрез Галилею, доктор Кларк замечает, что земля была покрыта таким разнообразным осотом, что полное собрание его составило бы драгоценное приобретение для ботаники²⁷¹. Шесть новых видов этого растения были открыты им самим в числе других растений, вошедших в его скудное собрание. Нет надобности умножать цитаты, чтобы доказать опустошение страны, которой владели арабы и которую арабы расхищали в продолжение веков.

Хотя очевидцы в новейшие времена и доставляли полные, однообразные и решительные свидетельства о запустении Иудеи, однако натуральное плодородие земли таково, что временный отдых от хищнических нападений ведет несчастных поселян, даже под бременем тяжких расхищений и притеснительного рабства, к обширнейшему, хотя и несовершенному возделыванию земель, которые окружают их жалкие деревни; и то же самое место, как описано различными путешественниками в разные времена, принимает в некоторой степени измененный вид. Но общее запустение остается неизменным; каждая пророческая характеристическая черта постоянно одна и та же, и каждое место, будучи поименовано, сохраняет свои особенные пророческие черты. Обработка земли всюду находится в печальном положении. И хотя обширные пространства созревшего хлеба и могут в некоторых местах, чему писатель был сам очевидцем, давать богатую надежду на урожай, однако в равнинах Иудеи ни один сноп, как на нашей менее плодородной почве и в нашем гораздо холоднейшем климате, не падает тяжело в руки жнеца. Ибо при ближайшем осмотре оказывается, что плевелы только худо скрыты и количество зерен вполовину менее чем можно было ожидать, и нередко, когда только скошенные колосья жидкого ячменя убраны, является вместо их поле осота, покрывающего землю так густо, что он составляет самый изобильный, и, как кажется, единственный урожай.

Но в особенности про горы Иудеи может быть сказано, что они были «всегда в запустении»; эти-то горы и были в особенности предметом «насмешек». При первом взгляде кажется, что они их и заслуживают. Они открыты и обнажены. Возвышаясь над равниной в наготе своей, они являют вид ужасного опустошения, если и не неисправимого бесплодия. Нельзя не удивляться тому, что они составляли когда-то обширную часть славной земли, или что эти самые холмы оглашались некогда возгласами радости со всех сторон, тогда как ныне царствует на них повсеместно торжественное безмолвие и мрачная печаль. Христианин или еврей-пилигрим может, конечно, спросить себя в сомнении: могут ли это быть горы Израиля? А у скептика может развиться ложная мысль оправдать себя доказательством, по-видимому, подтвержденным указанием его на обнаженные холмы Иудеи: если таково было место соломоновой славы, то, без сомнения, рассказ об этой славе есть басня. Конечно, земля имеет ныне совсем иной и совершенно противоположный вид и характер, нежели тогда, когда она была «землей доброй; землей, где пшеница и ячмень, и виноградные лозы, смоковницы, и гранатовые деревья; землей, где масличные деревья и мед; землей, в которой без скудости будешь есть хлеб свой и ни в чем не будешь иметь недостатка». (Второз. 8:7–9). Контраст так велик и ужасен, что какое-либо видимое доказательство, может быть, необходимо, чтобы поддержать колеблющуюся веру н опровергнуть мнимо-разумное неверие. Но неоспоримый и несомненный факт, как было предсказано, состоит в том, что горы Израиля «пусты» и «покинуты». И чем они ближе рассматриваются, тем очевиднее доказательство и тем «изумительнее» факт, что они подверглись такому дивному запустению. По мере приближения к их основанию, вид их становится печальнее и, смотря снизу, видишь только во многих местах каменистый фронт пустых террас, которые последовательно нисходят и восходят: опустошением попрано все на каждом шагу. И нахмурившиеся горы смотрят сверху на проходящих внизу, как будто бы они с гневом отвечают на направляемые на них укоризны и произносят слова приговора, тяготеющего над ними. Ничто не может быть и поныне еще так осязательно ясно, как то, что горы были опустошены, и что было время, когда искусство, климат и почва соединяли все свое могущество, чтобы украсить и обогатить их как сад, который Господь благословил. И в одно мгновение исчезает это чудо красоты и плодородия, каковыми они славились издревле. И нами тем более одолевает чувство справедливого удивления, что такая обширная область, вся покрытая террасами и всегда готовая к новой обработке, могла пролежать в запустении в продолжение столь многих поколений, или что она, когда стеснительные причины были устранены, могла оставаться непроизводительной хотя один год. Проезжая по дороге от Газы к Иерусалиму, между двумя холмами, писатель сосчитал на одном из них шестьдесят последовательных, совершенно ясных и во многих местах сохранившихся террас. Все пространство кругом представляет подобные же доказательства, как древней славы, так и настоящего запустения, и чрезвычайный контраст между ними возбуждает еще больше наше удивление. Холм за холмом, без исключения, был унизан от основания до вершины террасами, теперь совершенно обнаженными, или же покрытыми только плевелом и ползучим тернием, которые подымаются недовольно высоко, чтобы скрыть террасы, которые в древности были иссечены из скалы, или построены человеком, чтобы покрыть горы виноградными, фиговыми и другими плодовыми деревьями, от которых, за исключением немногих мест, не осталось никакого следа.

«И отдам его в руки чужим в добычу, и беззаконникам земли на расхищение, чтоб они осквернили его»²⁷². Вместо того, чтобы оставаться под постоянным и просвещенным правительством, Иудея была театром частых вторжений. Когда оттоманы взяли Сирию от мамелюков, они смотрели на нее как на добычу. По этому закону жизнь и собственность побежденных принадлежат завоевателю. Правительство нисколько не порицает системы хищничества и грабительства, находя ее очень выгодной²⁷³.

«Многие пастухи разорили Мой виноградник, истоптали участок Мой»²⁷⁴. Опустошения, произведённые даже нашествием неприятельских войск, бывают обыкновенно только временные, или, если вторгающийся неприятель поселяется в завоеванной земле, то, сделавшись обладателем её, он возделывает и защищает ее. К тому же доставлять возможность пользоваться безопасно жизнью и собственностью есть дело правительства. Но ни в том, ни в другом отношении не было так с Иудеей. Кроме последовательных вторжений чужестранных народов и систематического грабежа деспотического правительства были и другие причины, которые увековечили её запустение и сделали ее бесплодной. К этим причинам надлежит причислить, прежде всего, то, что она в буквальном смысле «попирается ногами многих пастырей». Вольней посвящает главу в пятьдесят страниц описанию, названному им: «О пастушеских или кочующих племенах Сирии», или, собственно, об арабах-бедуинах, которые проходят особенно часто через Сирию. В пашалыках Алеппо и Дамаска содержатся, как полагать можно, до тридцати тысяч кочующих туркменцев. Вся их собственность состоит в скоте. В этих же самых пашалыках, курды имеют свыше двадцати тысяч палаток или хижин, и равное число вооруженных людей. На курдов смотрят почти везде как на разбойников. Эти курды, подобно туркменцам, пастухи и бродяги²⁷⁵. Третий кочующий народ в Сирии суть арабы-бедуины²⁷⁶. Нередко случается, что даже лица, сделавшиеся разбойниками в намерении спастись от законов или избежать тирании, составляют маленький лагерь, поддерживают себя оружием и, увеличиваясь числом, становятся новыми шайками и новыми племенами. Мы можем утвердительно сказать, что в странах, пригодных к возделыванию, кочующая жизнь происходит от неправосудия или недостатка в благоразумных мерах правительства, и что состояние оседлое и земледельческое есть именно то, к которому человечество естественным образом наиболее склонно²⁷⁷. Очевидно, что земледелие должно быть весьма неблагонадёжный промысл в такой стране, и что под таким правительством как турецкое безопаснее вести кочующую жизнь, чем иметь постоянное жилище и добывать себе посредством земледелия средства к жизни²⁷⁸. Туркменцы, курды и бедуины не имеют постоянных жилищ, но кочуют беспрестанно со своими палатками и своим скотом в назначенных округах, считая себя обладателями их. Арабы распространяются по всей сирийской границе н даже по равнинам Палестины²⁷⁹, Таким образом, в противность своим натуральным наклонностям, крестьяне часто бывают принуждены оставить свою оседлую жизнь, и вместе с пастушескими племенами, не имея определенных жилищ, делят между собой страну как будто по взаимному согласию на соразмерные и разграниченные урочища, по присвоенному себе праву собственности, и арабы, подразделенные также на различные племена, распространяются по равнинам Палестины, кочуя беспрестанно, как будто именно с тем намерением, чтобы «попирать ее ногами». Что может быть неправдоподобнее или неестественнее в такой земле! Однако, что может быть более справедливо, или как иначе могло бы осуществиться предсказание: «Многие пастухи разорили Мой виноградник, истоптали участок Мой». Свидетельства одного Вольнея уже достаточно, но приведем здесь свидетельства других лиц и пояснение одного из новейших путешественников, посетивших Васан. Вот что видел и вот как описывает эту страну Портер, бывший в Канавате (Kanawat), лежащем в области Гауране: «холмы со всех сторон казались внезапно преисполненными жизни, и долины и равнины огласились криком пастухов и блеянием их огромных стад, когда они гнали их на пажити. Пастухи не имели того спокойного и смиренного вида, который обыкновенно соединяется с пастушеской жизнью и её привычками; они все имели вид свирепый и дикий, в особенности арабы. Все они были сильно вооружены. Кроме длинного ружья, многие из них носили маленький топорик, между тем как за поясом были пистолеты и кинжалы»²⁸⁰.

«Вы будете как сад, в котором нет воды²⁸¹. Долго ли будет сетовать земля, и трава на всех полях сохнуть, за пороки живущих на ней»²⁸². Во всех жарких странах, где только есть вода, растительность может быть постоянно поддерживаема, и не трудно заставить ее производить в непрерывной последовательности, плод за цветом и цвет за плодом²⁸³. Есть остатки цистерн (во всей Иудее), в которых жители собирали дождевую воду, есть также следы каналов, посредством коих эти воды сообщались полям. Эти сооружения естественно производили чрезвычайное плодородие под знойным солнцем, где только и требовалось немного воды, чтобы оживить растительность²⁸⁴. Такие сооружения, за весьма редкими исключениями, теперь не известны. Иудея походит на сад, не имеющий воды, и трава на её полях вянет. Мы здесь не видим ни покрытых зеленой травой и яркими цветами пространств, которыми украшаются луга Нормандии и Фландрии, ни густых рощ, коих прекрасные деревья доставляют такую роскошь и такое оживление живописным местам Бургундии и Британии. Сирийская земля имеет почти всегда «пыльный вид»²⁸⁵. "Если б эти страны не были бы опустошены рукой человека, то они, может быть, были бы ныне покрыты лесами. Что произведение Палестины не соответствуют её почве, надобно приписать не столько физическому, сколько политическому её положению²⁸⁶.

В сухое время года или даже вскоре после обильных дождей, не отеняемая и не наводняемая земля скоро опаляется жаром; в начале лета злаки быстро увядают, а трава, где бы она ни росла, иссыхает. Нигде, по всей земле, не скашивается трава, чтобы запастись кормом для скота, но «трава на всех полях сохнет», и вот отчего, вследствие исполнения пророчества, и происходит «пыльный вид» земли сирийской, как ее и изображает скептик, приводя в разительную противоположность этому виду восхитительную, зелеными коврами устланную, местность Нормандии. На юге от Хеврона мы ехали целый день по увядшим травам, принадлежавшим в особенности к различным видам дикого ячменя и покрывавшим землю подобно сожженному солнцем урожаю. Как в других местах, так и здесь, мы ехали целые мили вдоль богатой долины Иордана, которая могла бы поспорить о первенстве своих произведений с тропическим климатом, по увядшим волчцам и другим столь же засохшим травам, хотя дорога наша и шла совсем недалеко от берегов реки, унизанных зелеными деревами. На возвратном пути из Галаада, говорит Буркгардт, проводник мой часто укорял меня за то, что я не довольно осторожно поступал со своим табаком, который падал из моей трубки. Вся гора густо покрыта сухой травой, которая легко загорается, и от малейшего дуновения ветерка распространяется пожар далеко над страной, грозя величайшей опасностью крестьянскому урожаю. Арабы, живущие в долине Иордана, немилосердно умерщвляют всякого, кто сделался хотя бы невинной причиной зажжения травы. Будучи в Табарии (Tabaria), я однажды вечером увидел ужасный огонь на противоположной стороне озера, который распространялся с большой быстротой целые два дня, пока дальнейшему ходу его не был положен предел Фейком²⁸⁷. Богатейшая почва, на пространстве многих миль остается невозделанной в самых плодородных, но для человека ничего не производящих странах, и представляет обильные и яснейшие доказательства тому, что «земля есть как сад, в котором нет воды, что земля сетует, что трава на всех полях сохнет, за пороки живущих на ней».

«Сарон сделался степью; и сронили листья Васан и Кармил»²⁸⁸. Во многих прежних изданиях этого сочинения не было дано никакого точного объяснения относительно этих предсказаний, но здесь извлечение из сочинения одного новейшего путешественника пусть покажет, в какой степени знаменитая равнина Саронская не только разделяет участь всеобщего запустения, как было предсказано, но и какое она представляет свидетельство о слове, павшем на нее. «Равнина саронская, – говорит Робинсон, – славившаяся по свидетельству св. Писания своим плодородием и прекрасными дикорастущими цветами, простирается вдоль морского берега от Газы, с юга на север до горы Кармила, и граничит с восточной стороны с холмами Иудеи и Самарии. Почва, состоя из весьма мелкого песка, который хотя и смешался с хрящом, оказывается чрезвычайно плодородной; но, несмотря на то, она возделывается только лишь отчасти и очень мало населена. С обеих сторон дороги представляются взору обманутого в своих ожиданиях путешественника разорённые и покинутые деревни, наводящие на него меланхолию, в которой он не может дать себе отчета, не видя настоящей причины такого запустения в стране, некогда столь изобильной благими дарами всякого рода и столь населенной. Если ему случится, как весьма вероятно, приписать это дурному правительству, то он, по зрелом размышлении, может предложить себе вопрос: вполне ли исполнились произнесенные уже против этой страны приговоры? И не сделались ли нынешние правители её видимым орудием исполнения этих приговоров? «Поля ваши в глазах ваших чужие съедают, и все пусто, как разоренное чужими»²⁸⁹. Проехав после того по Сарону от одного конца до другого, мы можем утвердительно сказать, по личному наблюдению, что «Сарон есть пустыня». Он предоставлен теперь, за весьма немногими частными исключениями, бедуинам, которые в настоящие дни раскидывают свои палатки, как на морском берегу, так и на границах пустыни. С возвышенного места глаз нигде не мог открыть ни одной деревни или обиталища, кроме деревни Мукхалид (Mukhalid), и до приезда нашего сюда с севера мы не встречали и не видели ни одной обитаемой деревни, на пространстве, вдоль морского берега, на шесть с половиною часов езды, или около двадцати миль, хотя разоренная столица Ирода и лежала на нашем пути, и ближайшая, как нам сказывали, деревня, была в расстоянии от нас на десять миль. Таким образом, совершенно ясно то, что Сарон, а с ним и другие равнины, поедаемые «чужими» и расхищаемые беззаконниками земли, попираются ногами «пастухов», которые и сделали из прелестного участка Иеговы пустую «степь». Мы видели здесь девять или десять стад лошадей и баранов, а в том числе и очень многочисленные, и все они были рассеяны по ближайшим границам равнины. Жилища уединенно лежащей деревни – прежалкие хижины, и в принадлежащем ей стаде скота слишком мало для огромного пастбища прилегающей к ней равнины, в которой свободно бродят стада кочующих арабов. Но эта покинутая и опустошенная равнина, обратившись в пустыню, не сохранила ни малейших следов прежней красоты Сарона: оставшись без всякой древесной сени, она опалена летним солнцем, травы её поблекли и цветы зачахли. Почва во многих местах покрыта прекрасными цветами. На равном почти расстоянии между деревнею Мукхалид и Яффою, берега одной речки (Phaalek) были, после ранних дождей, чрезвычайно богаты дикой растительностью, и высокие растения, сцепляясь между собой, росли в непроницаемой густоте и в величайшем изобилии. Но даже и здесь запустение подвигается еще безостановочно: путешественник, которому кажется, что он оставляет пустынную равнину для богатого фруктового сада, или тенистой рощи, встречает одну из причин запустения, которая была предсказана пророками²⁹⁰. По ближайшему осмотру оказывается, что многие деревья «увядают», однако не от старости, верхушки у них не поражены молнией, но с менее внезапной, хотя и с такой же разрушительной силой, корни у них опалены бедуинами. Самая нижняя часть у стволов до половины всей толщины своей, обращена в пепел, а деревья оставлены на увядание до тех пор, пока рука в состоянии сломать их, или дуновение ветерка повалить на землю; потому что тогда «увядшие их ветви», а с ними и стволы деревьев, уже годны для костров бедуинов. В некоторых местах поверхность почвы выскоблена из-под деревьев для того, чтобы в происходящих от этого впадинах разводить огни, как видно по обнаженным корням. Между тем как опустошение продолжает таким образом распространяться над Сароном и другими равнинами, в которых искони все роды плодовых деревьев украшали и обогащали землю, время давно протекло, в которое одно поколение передавало другому поколению о приговорах Иеговы; но как сильна истина Его слов относительно минувшего времени, с такими страшными и еще до ныне действующими причинами, все равно, как бы мы эти слова ни объясняли себе– в переносном ли, или в буквальном смысле, видно из того, что «на землю Мою пришел народ–виноградную лозу Мою он оставил пустой, и смоковницу Мою сделал щепой; обгрыз ее дочиста и бросил; белеются сучья её. Виноградный сок высох, и смоковница вянет, граната и пальма и яблонь, все дерева в поле засохли: ибо веселие устыдилось, отвратившись от сынов человеческих²⁹¹. Увядших таким образом деревьев бесчисленное множество, так что над обширными развалинами нет дерева, с которого можно было бы снять плода, и бедуины должны часто далеко скитаться, прежде чем им удастся раскинуть палатку близ какого-либо оставшегося дерева для того, чтобы жечь его ветви «Сарон подобен пустыне ».

«И сронили листья Васан и Кармил». «Притеснение правительства с одной стороны, и грабительства бедуинов с другой довели феллахов Васана почти до состояния кочующих арабов. Немногие лица, как из среды друзов, так и христиан, умирают в той же деревне, в которой они родились. Целые семейства беспрестанно переселяются с одного места на другое; в течение первого года после водворения их на новом месте, шейк поступает с ними с умеренностью, но его притеснения, сделавшись в течение немногих лет невыносимыми, заставляют их бежать в

какое-нибудь другое место, и они вскоре убеждаются в том, что та же самая система господствует над всей страной. Это постоянное кочевание есть одна из главнейших причин, почему ни одна деревня в Васане не имеет ни фруктовых садов, или плодовых деревьев, ни огородов для разведения зелени. «Разве нам сеять для чужих», – был ответ одного феллаха, с которым я однажды говорил об этом предмете, и который под словом чужих разумел как будущих обитателей, так и арабов, посещающих Васан весной и летом»²⁹². «От виноградных садов, коими славилась Боцра, не осталось ни малейшего следа. Здесь едва ли найдется хоть одно дерево по соседству города, и ныне (1812 г.) в нем живущие двенадцать или пятнадцать семейств ничего не разводят, кроме пшеницы, ячменя, конских бобов, и немного дурры. Красивые розовые деревья растут в небольшом числе посреди развалин города, и только что начинали распускать свои почки»²⁹³. Где недавно росли пшеница и ячмень, где в старину процветали знаменитые виноградные сады в течение веков, и где красивые розовые деревья растут дико, как в пустыне, посреди развалин города, который был в течение веков столицей Басана, там нет естественной причины, которая могла препятствовать возрастанию плодовых деревьев или уменьшить древнюю славу виноградных садов. Но слово это есть слово Бога природы: «Васан сронил свои листья». Однако, Он же есть и «Бог надежды» для тех, которые верят в Его слово. И в то время, как бесплодный Васан есть свидетель истины сего слова для неверующих, те, которые верят в него, могут видеть в розах, цветущих над развалинами Боцры, знамение грядущего времени, пророческую эмблему того факта, что «пустыня зацветет как роза», когда исполнится другое слово и «Израиль будет пасти в Васане»²⁹⁴.

Как Кармил, так и Васан слышали слово Иеговы. Кармил был славен даже между горами Израиля своим превосходством, что доказывается и самым именем – плодоносное поле. Таково было его плодородие и столь велика была густота леса на его вершине, что для указания на невозможность уклониться кому бы то ни было от всевидящего ока и от правосудных приговоров живого Бога сказано: «хотя бы они зарылись в преисподнюю, оттуда рука Моя возьмет их; хотя бы взошли на небо, оттуда низведу их, и хотя бы они притаились на верху Кармила, и там найду, и возьму их», и проч. (Aм. 9:2, 3). «Вершина и бока Кармила,– говорит лорд Линдсей, – покрыты кустами и цветами, но совершенно обнажены от деревьев; несколько маслин цветут при подошве его и на нижайших его покатостях, силясь как будто бы подняться наверх. Красота Кармила действительно исчезла»²⁹⁵. «Вид отсюда (с вершины Кармила) величественный, но несколько печальный от безмолвия и запустения, которым глаз везде поражается. Красота Кармила действительно исчезла, обширные пространства земли, на которых не встречается ни одной деревни, при подошве горы несколько голых нив, несколько оливковых деревьев и диких смоковниц, вот все, что представляется зрению»²⁹⁶. Земля была наказываема до тех пор, пока Сарон не сделался пустыней и пока Кармил не опустел. Со своей вершины и со своих боков он «сбросил свои плоды», как «земля бросила свой народ». «Пока она будет в землях своих неприятелей», до тех пор Кармил «лежит в запустении». Но если не отдалено теперь то время–как мы и полагаем, ибо есть уже много тому знамений – «когда от Иакова будет отвращено безбожие; и когда будут искать вины Израилевой, и не будет её, и грехов Иуды и не найдется их, и когда Иегова помилует тех, которых он сохранит», тогда возвратится красота Кармила и холм покроется плодовыми деревьями, не для того, чтобы опровергнуть, но чтобы подтвердит пророчество; ибо «в те дни и в то время Израиль возвратится в свои жилища и будет пастись на Кармиле и Васане²⁹⁷. И будут пастись агнцы по всей воле, и тучные странствующие овны будут кормиться на опустевших полях». Иосиф описывает Галилею, в которой он был губернатором, как «полную насажденных деревьев всех сортов, как имеющую почву повсюду богатую и плодоносную, и везде, не исключая ни единой части, возделанную обитателями». Сверх того, присовокупляет он, «города здесь лежат очень густо, и есть очень много деревень, которые так населены, по причине богатства их почвы, что самая последняя из них имела около пятнадцати тысяч жителей»²⁹⁸. Такова была Галилея в начале христианской эры, несколько столетий после того, как пророчество было дано; но ныне «равнина эздраэлонская и все другие части Галилеи, которые годны для пастбища, заняты арабскими племенами, вокруг коричневых палаток коих козы и овцы прыгают под звук свирели, которая при наступлении ночи созывает их к сборному месту»²⁹⁹. Обширная волнообразная равнина Сарона «усыпана палатками бедуинов и огромными стадами овец»³⁰⁰. Теленок пасется и лежит посреди развалин городов и беспрепятственно пожирает ветви деревьев, и какая бы ни была перемена в нравах обитателей, однако, агнцы пасутся по-прежнему, и между тем как земля сетует, и печальный сердцем вздыхает, они прыгают под звуки свирели. «Там будет пастись телец, и там он будет покоиться и объедать ветви его».

«Когда ветви иссохнут, будут ломать их; женщины, «пришедши, разведут ими огни: поскольку это народ несмысленный»³⁰¹. Точный и полный контраст между древним и нынешним состоянием Палестины, описанный еврейскими и римскими историками и новейшими путешественниками, доказывается таким поразительным образом примерами, содержащимися в их разнородных описаниях, что во всем, что только составляло красоту и славу страны, или благоденствие народа, ныне видна совершенная перемена, даже в мелочных обстоятельствах. Повсеместное богатство и плодородие почвы Галилеи, вместе с изобилием своим в насажденных деревьях всех родов, изображены Иосифом как бы приглашающими и «самого ленивого к принятию участия в возделывании её. И другие провинции Святой Земли также описаны им как изобильные деревьями, полными осеннего плода, как растущего дико, так и того, который есть произведение трудолюбия³⁰². Тацит повествует, что кроме всех плодов Италии, пальма и бальзаминное дерево процветали на плодоносной почве Иудеи. И он упоминает о большой заботливости, с каковой, когда циркуляция соков того требовала, делали разрез на ветвях бальзаминного дерева раковинкой или заостренным камышником, не решаясь употреблять ножичка³⁰³. Подобного признака искусства или заботливости теперь не видно во всей земле. Бальзаминное дерево исчезло, и твердейшие растения погибли от других причин, а не от недостатка в должном попечении об их разведении. И вместо того, чтобы описывать уход за нежным деревом и способ добывания из его ветвей целебной жидкости, достойные внимания Тацита, на долю путешественника выпало описание обычаев жителей той страны, где такие искусства процветали. «Оливковые деревья (близ Аримафеи) с каждым днем все более погибают от времени, от опустошений, произведенных враждующими между собой партиями, и даже от тайной причины. Мамелюки, срубив все оливковые деревья, чтобы удовлетворить своему удовольствию к разрушению, сделали то, что Яффа лишилась главного источника своего благосостояния»³⁰⁴. Вместо того, чтобы иметь изобилие в деревьях, существующих все еще вследствие возделывания, многие места в Палестине подверглись действию этих опустошений, и теперь, напротив того, совершенно без дров. Но в этом опустошении, и во всем его дальнейшем распространении, можно прочитать буквальное исполнение пророчества, которое описало не только покинутые города Иудеи, как «пастбища для стад и как места, на коих тельцу назначено пастись и покоиться и объедать ветви деревьев»; но и объявило с такой же истиной, что, когда «ветви иссохнут, будут ломать их; женщины, пришедши, разведут ими огни».

Поскольку народ этот «несмысленный». «Самые простые искусства в варварском состоянии. Науки совершенно неизвестны»³⁰⁵.

Между тем как описания Вольнея вполне подтверждают пророчества, Буркгардт без всякого намерения и случайно замечает, что очищение мусора, который препятствует воде течь в древнюю цистерну, с тем, чтобы сделать ее полезной, составляет предприятие, превышающее способности кочующих арабов. Способ, которым они уничтожают целое дерево, имея в виду отломить от него увядшие ветви для разведения огня, был уже указан. Будучи нерадивыми ко всему, что не относится к их непосредственным нуждам, они сделались причиной, что многие хорошие деревья погибали, потому что увядшие ветви их могли по ночам служить вместо дров для разведения огней, до тех пор, пока невозможно было уже находить на опустошенном месте ни плода, ни приюта; и где только такая практика господствует, там обнаженная степь простирается не над одной только равниной Сарона, но и над другими местами. Бедуины, которые разводят свои огни при корнях самых прекрасных деревьев, не единственные из тех обитателей, которыми доставляется то предсказанное доказательство, что жители этой страны «народ, лишенный разумения». Близ деревни Сандиане (San-dianeh), на юго-восточном склоне цепи гор Кармила, где при изобилии в лесе собирание сухих ветвей доставило бы топливо для более многочисленного народонаселения, один из самых красивых дубов, имевший десять фут в окружности, был сожжен при корне. Близ самых источников Иордана и посреди непроницаемой чащи ежевики и других колючих растений, которые при небольшом искусстве были бы обращены в кучи хвороста, писатель измерил великолепный дуб, который имел более пятнадцати фут в окружности и был сожжен до основания, в глубину на три фута с половиной, и вот почему он, хотя и состоял из довольно крепкого дерева для настилки пола в доме, скоро увял, и это для того только, чтобы ветви его могли быть отломаны и разведены огни для людей, которые были хуже готов и не имели настолько здравого смысла, чтобы употребить благородное дерево с большей пользой для себя, ни столько искусства, чтобы сделать топор и срубить его, ни столько разумения или вкуса, чтобы пощадить красивейший дуб, который осенял исток Иордана; между тем как они не трогают терновых кустов, которые роскошно цветут на полях Дана и которые стали уже всходить в городах израильских. На севере Сирии мы видели тысячи сосен, которые были сожжены при корнях и которых широкие и некогда высокие стволы могли бы легко доставлять мачты для многих кораблей, но которые теперь истлевали в земле после того как ветви их были отломаны. И так до настоящего дня есть очевидные причины, которые возникли столько же от невежества, сколько и от опустошений, производимых враждующими партиями и умышленно действующей злобой и которые разрешают тайну обнаженных и разорённых равнин, где изобилие плодовых деревьев вошло в пословицу. Иудея в дни Иосифа изобиловала деревьями и была полна осенними плодами; но теперь, за немногими весьма ограниченными исключениями, её холмы обнажены и ветви обломаны. При первом своем посещении Иерусалима, писатель, видя много женщин, несущих на своих головах кучи ветвей в этот город, в котором Соломон развел кедры в таком же множестве, в каком встречается дикая смоковница в долинах, обратился с вопросами к другу своему Николайсону и узнал, что это единственное топливо, употребляемое на все потребности, за исключением топки печей. При втором его посещении, на пути от Иерусалима в Хеврон, он встретил двух женщин с ношей сухих дров, с обгоревшими и засохшими концами, за которыми следовали двое мужчин с четырьмя ослами, подобным же образом навьюченными; он проезжал в некоторых местах мимо многих рощ вечнозеленого дуба, из которых многие, и притом самые объемистые, были обожжены при корнях, а дрова унесены, и казалось, что местность, обнаженная с немногими частными исключениями от своей сени, распространялась все далее и далее юг Иерусалима вовнутрь земли, еще не опустошённой бедуинами.

«На земле людей моих терние и былие возникнет», и проч. Магометанские разрушители Сирии, которым закон запретил пить от плода виноградной лозы, истребили виноградные деревья, и таким образом была приготовлена возможность терниям и былиям заменить их собою. Террасами покрытые холмы, которые осенялись прежде тенью виноградной лозы, пользуются теперь только этой жалкой заменой как единственным своим покровом, едва прикрывающим их наготу. И то время давно уже наступило, когда каждое место, имевшее тысячу виноградных дерев по тысяче серебряников, стало покрываться тернием и былием. «Земля, – говорит Вольней, –производит только былие и полынь»³⁰⁶. Терновый кустарник изобильно растет по всем запустевшим холмам и равнинам. Некоторые из них так густо покрыты, во многих местах, терновыми кустами, что всходить на них возможно только с величайшим трудом, и во многих местах, в особенности, где встречается много воды, множество колючих растений переплетаются между собой и представляют неодолимую преграду. «Вся область тивериадская, столь способная к разведению виноградной лозы и заключающая в себе некоторые из самых плодородных местностей Сирии, покрыта, по словам Буркгардта, колючим кустарником³⁰⁷.

«И опустеют дороги ваши»³⁰⁸. «Опустела дорога, не стало «путешествующих»³⁰⁹. Так удобно должно было быть сообщение в древние времена между многолюдными и многочисленными городами Иудеи, и до такой степени сообщение это долженствовало возрастать от частых и регулярных путешествий, предпринимавшихся со всех сторон целыми толпами, ходившими в Иерусалим на богомолье, для соблюдения религиозных обрядов н исполнение законом постановленных правил, что едва ли существовала страна, обладавшая когда-нибудь такими же средствами для удобного путешествия по дорогам, кишевшим народом. В дни Исаии, который произнес позднейшее из этих предсказаний, «земля была полна лошадей, и не было конца их повозкам.» И здесь, в земле иудейской, существуют по настоящий день многочисленные остатки мощеных дорог, построенных римлянами в гораздо позднейший период, как и другие дороги, очевидно, не римские³¹⁰. Есть также между драгоценными, до наших времен дошедшими литературными остатками древности, три римские дорожника, о которых следует здесь упомянуть и на которые можно сослаться с полной достоверностью. Из них как и из свидетельств Арриана и Диодора сицилийского, а также и Иосифа Флавия и Евсевия видно, как доказал Реланд, что в Палестине, долгое время спустя после того как она подчинилась власти римлян и как древняя слава её уже сильно упала, были сорок две различные большие дороги, пересекавшие ее в разных направлениях³¹¹. Здесь были сверх того римские дороги, ведшие к Иерусалиму с севера от Антиохии, с востока от Ктезифона на Евфрате, с юга от Акабы при чермном море. Однако пророчество буквально верно. Во внутренней части страны нет ни больших дорог, ни каналов, ни даже мостов чрез большую часть рек и потоков, какова бы ни была необходимость в них зимой. Между городами нет почт. Никто не путешествует один по причине небезопасности дорог. Надобно дожидаться нескольких путешественников, которые отправляются в то же самое место, или воспользоваться проездом какого-либо знатного человека, который принимает на себя обязанность покровителя, но делается нередко притеснителем каравана. Дороги по горам чрезвычайно дурны; а жители не только не хотят их выравнивать, но даже стараются сделать их ухабистее, с намерением, как они говорят, вылечить турок от желания их вводить свою конницу. Замечательно, что нет повозки во всей Сирии³¹². «Здесь, – продолжает Вольней, – нет нигде гостиниц. Помещение в канах, род местной гостиницы, суть кельи, в которых вы находите только голые стены, пыль, а иногда скорпионов. Содержатель кана дает путешественнику ключ и циновку, который затем сам себя снабжает всем остальным. Он, следовательно, должен везти с собою постель, кухонную посуду и даже свою провизию; ибо часто даже и хлеба нельзя достать в деревнях»³¹³. Между холмов Палестины, по словам третьего свидетеля, дорога непроходима; а сам путешественник находится посреди шайки бесчестных и невежественных воров, которые ему отрезали бы шею за фардинг и похитили бы у него деньги, единственно только потому, что самое похищение доставляет им удовольствие³¹⁴. «Вообще говоря, – сказал д-р Бауринг в своем парламентском отчете, – дороги в Сирии в плачевном состоянии: в дождливое время года путешествовать почти невозможно. Я полагаю, что дороги очень редко, едва ли когда-нибудь починяются. Колесные экипажи, как естественно, не могут быть употребляемы»³¹⁵. Дороги для колесных экипажей, говорит м-р Станлей, теперь неизвестны в Палестине³¹⁶. В стране, в которой ощущается совершенный недостаток в колесных, какого бы то ни было вида повозках, большие дороги, как бы они ни были некогда превосходны и многочисленны, должны быть пусты; а так как здесь путешественник подвергается опасностям на каждом шагу и терпит лишения на каждой станции, то и нельзя ныне удивляться тому, что путешествующих не стало. Но пусть скажут ученики Вольнея, а кроме того и другие, вследствие каких уставов человеческой мудрости целое описание его, относящееся к этим существующим фактам, было изображено в кратких изречениях Моисеем и Исаией, первым за тридцать три, а последним за двадцать пять столетий тому назад.

«Пошлю на вас зверей полевых, которые лишат вас детей, истребят скот ваш. И отдам тебя на опустошение, – и пущу на вас лютых зверей»³¹⁷. Палестина до нынешнего дня наполнена дикими зверями. Гиены, рыси, дикие кабаны, медведи, лисицы, волки и шакалы находятся во множестве и в горах и в равнинах. После солнечного заката, огни бедуина, в особенности на юге, где много стад, пылают в различных расстояниях над поверхностью страны с целью спасать скот от диких зверей, которых он сделался бы добычей. Ночуя в Набулисе, в палатке, автор был разбужен воем диких зверей и отвечающим и смешанным с ним лаем собак. На морском берегу, при подошве Кармила, две рыси показались поздно вечером у дверей смежной палатки. А хотя Кармил и отдален от других гор Иудеи, и граничит с морем, однако, он был и есть, с давно минувших времен «обиталище диких зверей»³¹⁸. Писатель быль извещен лордом Рокеби (Rokeby) о том, что один из его слуг видал много гиен в Иенине, и насчитал их шестнадцать; а другой утверждал, что число их было неизмеримо велико. И в тоже самое время лорд Гамильтон уверял, что он видал на равнине иерихонской и на берегах Иордана бесчисленное множество диких кабанов. Даже во время дня случается видеть волка, лисицу, шакала или гиену, как это может быть лично засвидетельствовано каждым проезжающим путешественником. Когда Бэкингам путешествовал на восточной стороне Иордана, близ разоренного города Фахаэца, два кабана бросились стремглав из чащи леса, и близ Зея, другого разоренного города, поросшего деревьями, есть место с изобильно на нем растущими соснами, которое, как его уверяли, было любимым притоном диких кабанов, чему он легко мог поверить, так как здесь видно было много мест, где они еще очень недавно взрыли свежую землю, отыскивая себе в пищу корни³¹⁹. Леса, которыми окаймляется Иордан, составляют место сходки для диких кабанов. В лесистых частях горы Фавора есть дикие кабаны³²⁰. Господь еще не возвратился, чтоб посетить Свой вертоград, насажденный Его же собственной десницей, и о земле иудейской, которую Он дал семени авраамову, в силу вечного союза, может быть буквально сказано: «лев от дубравы порази их, и волк даже до домов погуби их»³²¹. Но смотря за пределы времени этих тяжких опустошений, мы убедимся в непоколебимой верности обетования: «и поставлю с ними завет мира, и сгоню с земли лютых зверей, и безопасно будут жить в степи и спать в лесах»³²². Но до нынешнего дня пророческое объявление сохраняет всю свою силу.

«Семян много вынесешь в поле, и соберешь мало; потому что поест их саранча. Всеми деревами твоими и плодами земли твоей завладеет кузнечик. Оставшееся от саранчи газама доел арбе, а оставшееся от арбе доел иелек, и оставшееся от иелека доел хасик»³²³. «Это было, –говорит Буркгардт – в Наеме, к востоку от озера Тивериадского, на равнинах Васана, когда я увидел в первый раз стрекоз; они до такой степени покрывали поверхность земли, что лошадь моя на каждом шагу давила множество из них, между тем как я с величайшим затруднением отгонял от лица своего тех из них, которые поднимались и летали густым роем». Он описывает один род из них, летающую стрекозу, которая питается листьями дерев и растений и дикими травами, растущими в пустыне, и другой вид, пожирающую стрекозу, которая пожирает всякое растение, какое только встречает и составляет ужас землепашца. Ему сказывали, что особая порода первой, водящейся в Сирии, не уступает в алчности последней, и подобно ей пожирает урожай в зернах³²⁴. Что одна оставляет, другая пожирает, и таким образом листья с деревьев на полях и с овощной зелени в огородах пожираются саранчой. В горах галаадских писатель (в 1844 г.) видел растения, покрытые саранчой, и на равнине, на пути к Дамаску, она так густо покрывала их, что когда провожавшие его проходили по ним, идя все по прямой линии, то целая туча саранчи поднялась вдоль неё; отойдя в сторону, он был в скором времени принужден возвратиться на дорогу, так как было невозможно защитить лицо от густо поднявшейся с земли саранчи. В следующем году недостаток в дожде обратил Васан в степь; а стрекоза распространилась над землей подобно туче, поедая и пожирая все перед собой³²⁵.

«На все горы пустынные пришли опустошители» и проч. Земля израильская не только была предана в руки чужестранцев и злым земли на расхищение, в то время, когда иностранные народы последовательно подчиняли ее своей власти и разоряли; по и сделалась добычей пограничных грабителей, нападениям коих она была подвержена целые столетия, пока, наконец, в недавние времена им не была отчасти, по крайней мере, положена преграда египетским пашей. Предосторожности со стороны путешественников крайне необходимы в странах, подверженных хищничеству арабов, как Палестина и вся степная граница³²⁶. Арабы суть грабители возделанных земель и разбойники больших дорог. При малейшей тревоге, арабы уничтожают их урожай, отгоняют их стада, и проч. Крестьяне весьма основательно называют их ворами. Араб делает свои набеги против неприязненных племен, или ищет поживы в поле или на больших дорогах. Он сделался разбойникам вследствие алчности и таков, в самом деле, его характер. Будучи скорее грабителем, чем воином, араб нападает только для того, чтобы хищничать³²⁷. Таковы систематические грабежи и разбои, которым жители Палестины были подвержены целые столетия. Можно присоединить здесь свидетельство Станлея. В Греции, в Италии и в Испании спокойствие горной полосы нарушается разбойниками, но ровная поверхность их безопасна. В Палестине, напротив того, горные дороги сравнительно безопасны, хотя на них встречаются там и сям деревни, населённые наследственными разбойниками, но равнины почти без исключения опасны. Племена бедуинов суть корсары пустынных стран. На равнинах Филистии и Сарона бродят арабы из Тия, а в центр Палестины, в долину эздраэлонскую приходят, когда жатва очистила поля для пастбища, арабы из Васана и из Галаада. Теперь, подобно песку их собственных степей, который окружает памятники Египта, не защищаемые более бдительным народонаселением, они ворвались повсюду в страну, и в совершенном отсутствии уединенных деревень, в скоплении всех жителей в больших деревнях и в стенах, которые, как в Иерусалиме, окружают города, с замкнутыми воротами и с башнями, мы видим действие постоянного ужаса, который они внушают³²⁸.

«Жители Иерусалима, и земли израилевой будут есть хлеб свой со скорбью, и воду свою будут пить с ужасом, потому что земля его будет разорена, лишится всего наполнявшего ее, за неправды всех живущих в ней». В больших городах (в Сирии, ибо таковых нет в Святой Земле) народ этот обладает в высокой степени тем рассеянным и беспечным видом, который обыкновенно обнаруживается в его обращении, потому что как там, так и здесь, говорит Вольней, намекая на Францию, освоившись с перенесением нужд по привычке и не рассуждая по невежеству, он наслаждается некоторой безопасностью. Не имея ничего, он не боится быть ограбленным. Купец, напротив того, живет в состоянии постоянного беспокойства под двойным опасением, что не приобретет более ничего и потеряет то, чем владеет. Он трепещет, опасаясь привлечь внимание хищных властей, которые смотрели бы на самодовольную его наружность как на доказательство богатства и как на сигнал для хищничества. Тот же самый страх преобладает во всех деревнях, где каждый крестьянин боится возбудить зависть своих товарищей и алчность аги и его солдат. В такой стране, где подданный беспрестанно подстерегается хищническим правительством, он должен принять на себя серьёзный вид, по той же самой причине, по которой он одевается в лохмотья³²⁹, или, говоря словами самого пророка, коими это описание может быть очень кстати заключено: «по причине злобы живущих на ней».

«Они постыдятся прибытков ваших. «Из перечня налогов, взимаемых с каждого пашалыка, видно, что годовая сумма, платимая Сирией в казну султана доходит до 2343 кошельков, а именно: с Алеппо 800 кошельков, Триполи – 750, Дамаска – 45, Акры – 750 и Палестины 2354 кошелька, которые равняются 122135 фунтам стерлингов. С присоединением некоторых случайных источников дохода, мы не будем далеки от истины, если положим, что общий доход султана от Сирии простирается до 312500 фунтов стерлингов³³⁰, что составляет менее, нежели третью часть одного миллиона стерлингов и менее седьмой части того, что она доставляла как дань Египту, еще долго спустя после того, как закончились пророчества. Вот до чего простирается вся сумма, которую правительство, достигшее вершины деспотизма и считающее грабительство своим правом и всякую собственность своей, может всеми мерами исторгнуть от обедневшей Сирии. Но из этой незначительной суммы, составляющей доход такой обширной страны, которая заключала в себе в древние времена несколько богатых и могущественных государств, должно еще исключить большую часть, чтоб определить доход, который могут извлекать из земли израильской угнетающие ее властители. Один взгляд на приведенные цифры представляет уже верные средства для ясного определения сравнительного запустения и бедности различных провинций Сирии. А из них доставляющие не самый малый доход пашалыки Алеппо и Триполи, и значительная часть, входящая ныне в состав пашалыка Акры, не заключались в границах древней Иудеи. Палестина, которая заключала в себе древнюю землю филистимлянскую и часть Иудеи, была тогда отдана султаном двум человекам, а самый обширный пашалык Дамаск, столь мало доставляющий доходов, заключает в себе Иерусалим и большую часть древней Иудеи, так что про него, даже с большей справедливостью, нежели про остальные, может быть сказано, что они постыдятся прибытков своих. Под египетским правлением Мехмета-Али, доходы Сирии хотя и увеличились, были однако ж слишком недостаточны для расходов. Не подлежит сомнению, говорит доктор Бауринг, что обладание Сирией очень тягостно для паши с денежной точки зрения. Известно, что 3500 кошельков (175000 стерлингов), которые вносятся Порте, как дань, платятся (и были платимы) обыкновенно Египтом. Таким образом, огромные суммы с доходов, приносимых землями вице-короля в Африке, поглощаются его азиатскими владениями. Большие суммы отправляются в Сирию и из Египта³³¹.

«Я разорю высоты ваши, и опустошу святилища ваши»³³². «Будут осквернены святыни ваши»³³³. Свидетельство скептика Гиббона пусть будет здесь приведено в буквальное подтверждение этих обоих предсказаний: «после окончательного разрушения великолепного храма иудейского оружием Тита и Гадриана, соха была проведена по освященной земле в знак вечного запрещения. Сион был покинут, и пустое пространство нижнего города было застроено публичными и частными зданиями эллинской колонии, которая простиралась над смежным холмом Голгофа. Святые места были осквернены памятниками идолопоклонства, и, либо намеренно, либо случайно, капелла была посвящена Венере на том месте, которое было освящено смертью и воскресением Христа³³⁴. Омар, при первом завоевании Иерусалима магометанами, воздвиг мечеть на месте храма Соломона, а так как Бог Израиля ревнует о том, чтобы Его слава не была воздаваема другому, то неприличные и жестокие, а иногда и кровавые распри между христианами, которые до настоящего дня могут быть только подавляемы плетью полиции оттоманского губернатора в Иерусалиме и которые случаются даже в главные из христианских праздников и около гроба Спасителя, свидетельствуют об истине приведенного предсказания, и это свидетельство в настоящие дни нисколько не слабее предшествующего факта. Ярая ревность христианских крестоносцев не могла надолго освободить святой гроб от осквернявших его язычников, хотя тогда Европа с этим намерением и устремилась, подобно потоку, на Азию. Но в земле, называемой святой, были разрушены кроме храма иерусалимского и другие святилища, и святые места были оскверняемы не одними памятниками идолопоклонства. «И приведу злейших из народов, и завладеют домами их: и уничтожу предмет гордости буйных и будут осквернены святыни их»³³⁵. Высоты Израиля были долгое время разрушены. Язычники обладали домами этой страны, и магометане удерживают еще как свою собственность наибольшую часть из тех, которые остались. «Гордость сильных прекратилась, крепости и башни обратились в вертепы», но самые великолепные развалины, – это храмы; языческие капища, которые следовали за святынями Израиля, и бесчисленные церкви, которые следовали за синагогами, были также разрушены. Тадмор (Пальмира), построенный Соломоном, имеет свои разоренные храмы, которым он в новейшие времена обязан своей знаменитостью. Храмы Бельбека еще более блистательная развалина, и солнце, для идолопоклоннического обожания коего они были воздвигнуты, приводит в зрелость те дикие растения, которые покрывают их алтари. Эти два знаменитые остатка древности, которые некогда величественно возвышались в честь Ваала, теперь в разоренном своем состоянии свидетельствуют о живом Боге. Гераз также имеет как свои разрушенные храмы, так и церкви. Волчец в этой земле взошел не над одними алтарями Вефиля, но и над многими другими. Один, слишком в десять фут высотой, был измерен писателем возле упавшего алтаря в разрушенной церкви в Геразе, где предметы христианского обожания смешаны с остатками языческих идолов в пустых нишах изломанных стен. Алтари в Самарии были низринуты подобно другим её зданиям в долину, где пасутся стада. Алтари в Кесарии лежат между развалинами, и здесь пасется теленок, и здесь он покоится и объедает ветви, которые покрывают его своей тенью. Хотя Маундрель и не переправлялся чрез Иордан, однако, он рассказывает в своем путешествии от Алеппо до Иерусалима, что не менее ста разоренных церквей попалось ему на дороге³³⁶. Многие из разоренных святилищ служат теперь логовищем для зверей, и многие святые места в буквальном смысле осквернены до настоящего дня, даже и там, где существуют деревни, и где язычники и другие люди, которые не лучше их, владеют домами, стоящими на местах прежних городов. Кафедральный собор в Тарсе в сто тридцать фут длиной, в девяносто три шириной и в шестьдесят один вышиной, наиболее уцелевший в целой земле, со своими стенами, колоннами, арками, проходами и неизломанной кровлей, есть до сих пор, как мы это видели, то же самое, что он был за сто шестьдесят лет тому назад, когда его навестил Маундрель, а с тех пор и другие, т. е. конюшня для скота³³⁷. Соборная церковь в Кесарии столько же открыта для зверей и столько же служит для них берлогой, сколько и любая из башен города, и её обширный свод занят мириадами блох. Стены самых главных развалин в Монте-Пеллигрино (Athlite), принадлежавшие некогда обширной церкви, заключают в себе лачуги и кучи навоза. Ниши в стенах соборной церкви в Тире, которые видели прежние путешественники, теперь кажутся сокрыты от глаз огромной кучей навоза, накопившегося от беспрерывного осквернения одного из самых знаменитых священных мест в этой стране; а между тем, как бы для поразительного контраста, согласно с другим пророческим словом, рыбаки в расстоянии немногих английских аршин растягивали свои сети, и до сих пор еще растягивают их над развалинами древнего Тира, погребенного посреди моря, на месте обнаженном, подобно вершине скалы, и чистым как песок, омываемый океаном. «Высоты разорены, святилища разрушены, алтари опустошены. Идолы изломаны и уничтожены, святые места осквернены».

Вместо того чтобы рассматривать отдельно каждое частное предсказание, соединим воедино некоторые из многочисленных пророчеств относительно опустошения земли иудейской, тем более, что совершенно ясный смысл их не требует никакого пояснения. Сверх того не трудно сыскать доказательства их совершенного исполнения. Вольней в одной фразе приводит шесть исполнившихся предсказаний.

«Я разорю высоты ваши, и опустошу святилища ваши³³⁸. Чертоги будут оставлены³³⁹. Я погублю остаток морского берега³⁴⁰. Будут опустошены города ваши. Шумный город будет заброшен, дома оставлены и проч. земля до крайности разорена³⁴¹. Я сделаю землю пустыней и степью». «Храмы низвергнуты, дворцы разрушены, гавани засыпаны, города разорены, а земля, покинутая жителями, кажется ужасным кладбищем»³⁴².

Вот выражения книги, которая была писана для того, чтобы опровергнуть или осмеять откровение, и которая, может быть, утвердила скептицизм во многих тысячах, и, высказав это, Вольней, употребляя всуе имя Господне, восклицает: «Благой Боже! откуда происходят эти печальные перевороты? По какой причине судьба этих стран так поразительно изменилась? Почему так много городов разрушено? Отчего это древнее население исчезло? – Я путешествовал по стране; я проходил через провинции; я перечислял царства Дамаска и Идумеи, Иерусалима и Самарии. Эта Сирия, говорил я самому себе, теперь почти безлюдная страна, содержала некогда сотню цветущих городов, множество местечек, деревень и сел. Что сталось со всеми этими произведениями рук человеческих? что сталось с этими веками изобилия и жизни?»³⁴³ Стараясь казаться мудрыми, люди становятся глупцами, когда они доверяют собственным своим суетным мечтам и не хотят обращать внимания на слово Божие, которое может поразить недоумением мудрейшего и дать разумение неученому. Эти слова, произнесённые устами поборника неверия, подтверждают истины, которые он не мог видеть, будучи слишком ослеплен своими мечтами. Столь же бессознательно многие безграмотные арабские пастухи подтверждают собой истину одного предсказания, попирая в буквальном смысле Палестину ногами, как Вольней, академик, свидетельствует об истине другого предсказания в то время, когда он, говоря от собственного своего имени и защищая мнение других, подтверждает непреложную истину святого слова Господня, не только тем, что он сказал, но и тем, что он самолично видел и описал. «И скажет последующий род, дети ваши, которые будут после вас, и чужеземец, который придет из земли дальней, увидев поражение земли сей и болезни, которыми изнурит ее Господь: за что Господь так поступил с сей землей? Какая великая ярость гнева его»³⁴⁴.

Это не «тайное проклятие», как говорит Вольней, но проклятие, произнесенное Богом против Иудеи. Это приговор за нарушение завета, коего бремя тяготеет над землей. Это последствие неправды народа, не одного только того, который был изгнан из неё и рассеян по всему миру, но также и тех народов, которые живут в ней. Разрушение царств происходило не от уважения смертных к откровенной религии, но от причин диаметрально тому противоположных. Ни евреи, ни христиане, которые обладали откровением, не были опустошителями; при них Иудея процветала. Разрушение Иерусалима и городов Палестины было дело римлян, которые были идолопоклонниками, а разорение в ближайших к нам столетиях было непрерывно поддерживаемо сарацинами и турками, верующими в обольстителя Магомета, и опустошения были производимы врагами Моисеевых и христианских учреждений. Опустошения происходят не от божеских предопределений, но от нарушений законов божеских, в которых заключается настоящая их причина. Отвержение святой веры повлекло за собой разрушение. И никакие проклятия не пали на землю, кроме тех, о которых было писано в пророчествах. Характер и состояние народа обозначены столь же верно, как и земля, которая была поражена проклятием за его неправды. А когда неверующий спрашивает, почему Господь поступил так с землей, тогда то же самое слово, которое предсказало, что вопрос этот будет сделан, дает и ответ и указывает на причину: «за то, что они оставили завет Господа Бога отцов своих»³⁴⁵.

«Земля осквернена под ногами живущих на ней: ибо они преступили законы, изменили устав, разрушили вечный завет, за то и поедает землю проклятие»³⁴⁶. Эти выразительные слова, объявляя причину осуждения и опустошения, указывают в то же время и на большое развращение тех, которые должны были поселиться в земле иудейской в продолжение её запустения и повсеместного рассеяния её древних обитателей. И хотя невежество живущих в ней и достойно сожаления, однако, их развращение не может быть отрицаемо. Свирепость турок, хищнические привычки арабов, заниженное состояние немногих бедных евреев, кои еще терпимы в земле своих отцов, низкие предрассудки различных христианских сект, частые распри, существующие между таким смешанным и разнообразным народом, грубое невежество и большое развращение преобладающие в целой массе, произвели все вместе печальную перемену, запятнали нравственный вид этой страны, которая по священным воспоминаниям наименована «Святой землей», превратили единственную в мире область, в которой в продолжение многих веков поклонялись единому, живому и истинному Богу, и в которой образец совершенной добродетели был явлен однажды во все века человеческому взору, или в человеческом образе, в одну из самых униженных стран земного шара, и как про них в приличных выражениях может быть сказано: «осквернили землю». И она была оскверняема в продолжение многих веков. Отец милосердия не посылает охотно ни огорчений, ни страданий чадам человеков. Грех есть всегда предтеча действительного суда небесного. За идолопоклонство и злобу были в самые ранние времена изгнаны десять колен из земли израильской. Кровь Иисуса, согласно просьбе евреев, и полная мера неправды их, вследствие их деяний, пали на них и детей их. Прежде, нежели они были изгнаны из земли, которую их неправды оскверняли, она напиталась кровью более миллиона жертв из их племени. Иудея имела впоследствии некоторый отдых от опустошений, когда христианские церкви были здесь учреждены. Но в этой земле, рассаднике христианства, вскоре показались семена его испорченности, или развращения. Нравственное могущество религии стало ослабевать, простота её утратилась, и называющие себя последователями истинной веры разрушили завет вечный³⁴⁷. Учение Магомета, – Коран пли меч, вот что было бичом или целебным средством вероотступничества, но все свойственные магометанской вере нечистоты следовали за испорченной формой христианства³⁴⁸. С этой эпохи толпы сарацин, египтян, фатимидов, татар, мамелюков, турок оскверняли в продолжение двенадцати столетий землю чад израильских неправдами и кровью. И поистине, пророчество нисколько не отзывается гиперболой: «злейшие из язычников завладеют домами их. И будут осквернены святыни их». Но осквернение земли, а также святых мест, до сих пор еще не очищено. Иудея все еще оскверняется по настоящий час не только притеснительным правительством, но и необузданным и беззаконным народом. «Варварство Сирии, – говорит Вольней, – не может быть полнее»³⁴⁹. «Я часто размышлял о том, – говорит Буркгардт, – описывая бесчестное поведение греческого священника в Васане, что если бы английские уголовные законы были внезапно введены в этой стране, то едва ли нашелся бы какой-либо человек, который, ведя торговлю, или имея денежные дела с другими, не подлежал бы ссылке в течение первых шести месяцев»³⁵⁰. В этой стране у еретиков признаются и терпятся под именем христианства всякое унижающее суеверие и нечестивые обряды, равно отдаленные от просвещенных начал Евангелия и достоинства человеческой природы. «Земля осквернена под ногами живущих на ней, ибо они преступили законы, изменили устав, разрушили вечный завет. За то и поедает землю проклятие, и несут наказание живущие на ней». Правительство турок в Сирии есть чистый военный деспотизм, то есть большая часть жителей подчиняется своеволию толпы вооруженных людей, которые располагают всем, принимая в соображение только свою пользу и свою прихоть. В каждой провинции, паша есть совершенный деспот. В деревнях у жителей, которые ограничиваются одним необходимым для жизни, известны только те искусства, без которых им невозможно существовать. «Здесь нет убежища от насилий, исключая, разве, городов, нет безопасности в их округах»³⁵¹. – «И осталось людей немного». Между тем как положение их бедственно, число их, как обитателей такой обширной и плодоносной области, также незначительно. Определив число жителей, Вольней замечает: «Такое слабое население в такой превосходной стране должно возбудить наше удивление; но оно увеличится, если мы сравним настоящее число жителей с числом их в древние времена. До нас дошло сведение от философа-географа Страбона о том, что области Иамния и Иоппия в одной Палестине были прежде столь многолюдны, что они выставляли в поле сорок тысяч вооруженных людей. Ныне они могли бы выставить едва три тысячи. Из сведений, которые мы имеем об Иудее во времена Тита и которые могут быть почитаемы довольно верными, видно, что эта страна заключала в себе четыре миллиона жителей. Если мы еще дальше углубимся в древность, то мы найдем такое же население у филистимлян, у финикиян и в царствах самарянском и Дамаском»³⁵².

Таким образом оказывается, по сравнению древнего народонаселения с настоящим, что эта страна не содержит ныне и десятой доли того числа жителей, которые в ней жили в продолжении многих веков плодами своей промышленности и богатыми произведениями своей роскошной почвы; и, возможно ли было представить себе, чтобы эта самая страна доставляла когда-нибудь такое скудное пропитание разоренным своим жителям и что в ней «останется так мало людей»?

«Земля осквернена под ногами живущих на ней; ибо они преступили законы, изменили устав, разрушили вечный завет. За то и поедает землю проклятие; и несут наказание живущие на ней; и осталось людей немного»³⁵³. Свидетельство одного очевидца дает в немногих словах достаточное объяснение на все эти пророчества. «Обширные равнины, – говорит Варбэртон, – которые лежат между горами и морем, возделываются только лишь кое-где, по частям; однако небольшие места, роскошно покрытые житом, и богатая, дикорастущая трава, доказывают, что почва способна доставлять в изобилии произведения и что не почва, а обитатели находятся под проклятием. Некогда двадцать миллионов обитателей жило здесь в роскоши и благоденствии, а теперь здесь около 1800000 едва находят скудное пропитание. Чем более смотрю я на турецкий образ правления, тем более мне кажется, что это правление удивительно пригодно к тому, чтобы служить орудием исполнения предвозвещенного пророчества»³⁵⁴.

«Веселие тимпанов кончилось; умолк шум веселящихся; веселие цитры кончилось»³⁵⁵. Инструментальная музыка была в общем употреблении у евреев. Тимпаны и цимбалы, псалтири и скрипки и другие музыкальные инструменты часто упоминаются, как такие, которые употребляются в домашнем быту у израильтян и которые входили в состав значительной части божественного служения в храме. В то время, когда предсказание было сделано, гусли, скрипки, тимпаны, свисток и вино были в беспрестанном употреблении на их пиршествах, и хотя евреи давно перестали быть нацией, однако употребление этих инструментов не вывелось у них. Но в некогда счастливой земле иудейской звуки музыки не раздаются более. В общем описании состояние искусств и наук в Сирии, с включением всей Святой земли, Вольней замечает, что знатоков в музыке можно встретить весьма редко. «У них нет никакой музыки, кроме вокальной, ибо они не знают и не уважают инструментальной; и они правы, потому что их инструменты, не исключая флейт, отвратительны»³⁵⁶. «Веселие тимпанов кончилось, веселие цитры кончилось».

Но это не единственный случай, в котором кажется, что меланхолические черты этой убогой страны переносятся на дух её обитателей. Жалобные слова пророка в буквальном смысле верны, если их поставить без малейшего толкования со словами смелого и известного своим неверием человека.

«Воздыхают все веселившиеся сердцем, они не пьют вина с песнями – все веселие удалилось, переселилась радость земли»³⁵⁷. Их пение сопровождается вздохами и жестами. Про них можно сказать, что они более всего отличаются меланхолическим напевом. Смотря на араба с поникшей головой, с приложенной к уху рукой, со сдвинутыми бровями, томными глазами, слыша его жалобные звуки, его вздохи и рыдания, почти невозможно воздержаться от слез³⁵⁸. Если требуется какое-либо дальнейшее пояснение предсказания, то этот же самый злополучный рассказчик фактов подтверждает еще те же видения пророка. Из его описания (гл. 11) наружных приемов и характера жителей Сирии видно, что меланхолия есть их преобладающая черта. «Вместо открытого и веселого лица, нам или естественным образом свойственного, или нами принимаемого, их наружность серьёзна, строга и меланхолична. Они редко смеются, а веселость француза кажется им припадком сумасшествия. Когда они говорят, то говорят обдуманно, без жестов и без страсти, они слушают, не прерывая вас, они безмолвствуют в продолжение целых дней, и никаким образом не поддерживают разговор. Сидя беспрестанно, они проводят целые дни в раздумье, со скрещенными ногами, с трубками во рту, и почти не изменяя своего положения. Восточные жители вообще имеют важную и флегматическую наружность, медленную и почти неслышную походку и серьезное, даже печальное и меланхолическое лицо. Определив так выразительно факт, Вольней многими доказательствами, равномерно глубокомысленными и справедливыми, опровергает весьма успешно идею, что будто бы климат и почва составляют радикальную причину такого поразительного явления, и указав на множество фактов из древней истории, которые совершенно опровергают действительность таких причин, он приводит примеры из истории евреев, которые, быв ограничены пределами небольшого государства, никогда в течение тысячи лет не переставали сражаться против самых могущественных империй. Если люди этих наций были ленивы, прибавляет он, то что же такое есть деятельность? Если же они были деятельны, то где же влияние климата? Почему же в тех самых странах, в которых так много развивалось энергии в прежние времена, находим мы в настоящее время такую глубокую неподвижность? Освободив таким образом защитника вдохновения Св. Писания от необходимости доказывать то, что контраст в манерах и характере настоящих и древних обитателей Сирии не может быть выводим из каких-либо естественных причин, и притом из таких, которые могли быть предусмотрены, он продолжает выставлять такие существенные, сильные и действительные причины, каковы, например, образ правления, религии и законы свойства коих никакая человеческая проницательность не имела ни малейшей возможности открыть, и которые получили свое начало, в том виде как они теперь существуют, не раньше как по прошествии многих столетий после того периода, когда их отдаленные результаты были вполне открыты пред всевидящим взором пророков израильских. Факт, таким образом, ясно предсказанный и доказанный, не только изумителен по отношению своему к жителям Иудеи и по контрасту, полнее которого ничто не может быть, но и противен до такой степени привычкам людей и обычаям народов, что совершенно необъяснимо, каким образом, прибегая даже ко всем возможным человеческим средствам, такой факт мог когда-либо быть предсказан. Как в землях дикарей, где толпы народа веселятся при звуках своих простых музыкальных инструментов, восторгаются своими воинскими песнями, так и в более цивилизованных странах, где элегантное общество внимает с восторгом упоительным произведениям музыки, как в хижинах пустыни, так и при дворах Азии и Европы, как в степях Америки, в дремучих лесах Индии и в пустынях внутренней Африки; на лугах Англии, в равнинах Франции и в долинах Италии–везде опыт человечества, за небольшими частными исключениями тех мест, где ощущается мертвящее влияние полумесяца, провозглашает, что предсказанный факт противен природе, хотя он и составлял действительно постоянную характеристическую черту деятелей некогда счастливой земли израильской. Этому факту, может быть, поверили бы только отчасти, и тождественные выражения обширного описания и повторяющихся пророчеств были бы принимаемы за вымысел, если бы, вместо Вольнея, свидетелем тому был христианин.

«Уже не пьют вина с песнями. Горька сикера для пьющих ее». Чем точнее автор сочинения «Развалины Царств» прослеживает причины, послужившие источником как запустения этих областей, так и бедствий жителей, тем изобильнее данные, представленные им в доказательство, что относящиеся к ним пророчества могут быть только божественного происхождения. «Один из главных источников веселия у нас, – продолжает Вольней, – это общественная беседа за столом и употребление вина. Восточные жители (сирияне) почти чужды этого двойного наслаждения. Хорошая трапеза подвергла бы их неминуемо вымогательствам, а вино телесному наказанию, вследствие усердия полиции навязывать правила Корана. Магометане смотрят с большим нерасположением на употребление христианами напитка, в котором они им завидуют»³⁵⁹. К этому показанию можно присоединить более прямое свидетельство новейших путешественников. «Вина иерусалимские, – говорит Джолиф, – в высшей степени скверны. В стране, в которой всякий род винных напитков строго воспрещен обеими властями закона и Корана, фонтан может быть несравненно выше ценим, нежели многие винные прессы»³⁶⁰. Вильсон рассказывает, что из всех стран, вероятно, хуже всего встретить упившегося вином в Иерусалиме³⁶¹. Между тем как нетерпимость и деспотизм турок, хищничество и дикость арабов испортили произведение Иудеи, уничтожают всякое влияние климата и всю плодовитость виноградных лоз, неестественное запрещение употребление вина и строгость, с каковой запрещение это поддерживается, оказали особенное действие на разведение виноградных лоз и обратили виноделие в ненавистное и невыгодное занятие. Но в стране, в которой виноградная лоза растет без содействия человека и которая славилась превосходством своих вин³⁶², ничто иное, как только содействие причин неестественных и чрезмерных как эти, могло осуществить изречение Пророчества. Но и в этом случае, как и во всяком другом, повторение пророчеств есть в то же время перечень фактов, и одним только изменением времени будущего в настоящее и прошедшее, по истечении периода в две тысячи пятьсот лет, никакой очевидец, пишущий на самом месте, не мог начертить вернейшего изображения существующего состояния Иудеи, нежели слова Исаии, в которых, как и в словах других пророков, соединены различные и несвязные наблюдения путешественников в описании равно ясном и верном.

«Еще несколько дней в году и ужаснутся беспечные. Ибо не будет обирания винограда; время собирания плодов не настанет. Возрыдают о сосцах, о прекрасных полях, о виноградной лозе плодовитой. На земле народа Моего будут всходить терны, волчцы, равно и по всем домам веселия, в городе ликующем. Ибо чертоги будут оставлены, шумный город будет заброшен; Офел и башни будут до века служить вместо пещер, будут гульбищем диких ослов, пастбищем стад³⁶³. Опустели дороги; не стало путешествующих. Сетует, сохнет земля – Сарон сделался степью; и сронили листья Васан и Кармил³⁶⁴. Истощена земля, чрезвычайно истощена, разорена до крайности. Сетует, уныла земля: осквернена под ногами живущих на ней: ибо они преступили закон, изменили устав, разрушили вечный завет. За то и поедает землю проклятие, и несут наказание живущие на ней – и осталось людей немного. Печален сок грозди; воздыхают все веселившиеся сердцем. Веселие тимпанов кончилось. Умолк шум веселящихся, веселие цитры кончилось. Уже не пьют вина с песнями, горька сикера для пьющих ее. Разрушен опустевший город – все веселие удалилось, переселилась радость земли»³⁶⁵.

К этой картине всеобщего опустошения, чтобы не упустить ни одной её черты, пророк присовокупляет: «Ибо тоже теперь будет среди земли, в средоточии народов, что бывает по снятии маслин, по обирании винограда, когда кончится обирание»³⁶⁶. «И в оный день истощится слава Иакова, и тучное тело его исчахнет. И будет тоже, что при снятии хлеба жнецом, когда рука его срезает колосья, или когда подбирают оставшиеся колосья. И останется у него только пропущенное, так, как при обивании маслин остаются две, три ягоды на самой верхней ветви, или четыре, пять на ветвях плодоносного дерева»³⁶⁷. «В тот день укрепленные города его будут как остаток от посеченной рощи, и как ветка, которую оставляют перед сынами Израиля»³⁶⁸. Когда Исаия видел славу и слышал голос Господа воинств, и предрекал согласно с Его словом о глубокой слепоте, которая долженствовала омрачить народ израильский, тогда на вопрос пророка: «Надолго ли, Господи?» был дан такой ответ, не одним из серафимов, но самим Господом, к которому он был обращен, после того как отправлявший богослужение ангел положил на губы пророка горячий уголь с алтаря. «Доколе не опустеют города, оставаясь без жителей, н дома без людей, и доколе земля сия не будет пуста, как пустыня, и удалит Иегова человека, и великое запустение будет на сей земле. И тогда как еще останется десятая часть на ней, она опять будет разорена: но как от теревинфа и как от дуба, когда они срублены, остается корень их, святое семя – корень её»³⁶⁹.

Здесь есть, следовательно, в отношении степени и продолжительности, обещанный и предсказанный предел, как опустошению земли, так и бедствию народа. Писано, что Господь «вспомянет» и о том и о другом. Об одном сказано: «Я сделаю конец всем народам, среди коих развеял тебя, а тебе конца не сделаю; Я только накажу тебя по правосудию» и проч. «Я возвращу плен шатров Иакова и селения его помилую», – говорит Иегова³⁷⁰. Итак, Господь не предал свой приятный участок безмерному и неограниченному опустошению. Ибо так сказал Иегова: «пустыней будет вся земля; но конца не сделаю»³⁷¹. И здесь в заключение пусть будет предложен окончательный вопрос, и пусть будет дан на него удовлетворительный ответ: есть ли еще производительная сила в земле? Есть ли здесь еще «остаток славы Израиля»? И эта земля, которая так опустошена, что походит на пустыню, «заключается ли в ней еще десятая часть»?

Производительная сила есть в ней, как в липовом дереве или в дубе, когда с них спадают листья. Как другие пророчества подобным образом свидетельствуют, «дуб, которого листья вянут и сад, у которого нет воды – суть приличные уподобления для этой земли, которая была «славой для всех земель». Хотя города и пусты и земля опустошена, однако, не от бедности почвы происходит то, что поля покинуты плугом, и не уменьшение её древнего и естественного плодородия причиной тому, что земля отдыхала столько поколений подряд. Иудея не была доведена одними искусственными средствами, или местными и временными причинами до роскошной производительности, как это могло бы случиться с бесплодной страной, относительно которой не было бы надобности пророку говорить, что, если она однажды будет разорена и покинута, то она совершенно и навсегда уже обратится к своему первоначальному бесплодию. Палестина во все времена и между богатейшими странами мира занимала совсем другое место; она не была холодной и бесплодной страной, и даже многие века опустошения и запустения не могли ее истощить; не такова была эта страна, которую Бог дал во владение и по завету семени Авраама. Не будучи долее возделываема как сад, Иудея, действительно, очень изменилась в том, что она была прежде все, что человеческое дарование и трудолюбие могли произвести, то люди обратили в пустыню и разорили; изобильные блага, коими она была наделена и украшена, пали подобно увядшим листьям, и лишенная своего древнего блеска, она оставлена как «дуб, коего листья увядают»; но её внутренние источники плодородия не иссякли; природное богатство почвы осталось неповрежденным; производительная сила сохранилась в ней в такой же мере, как «в липовом дереве», или «в крепком дубе», когда они обнажены от листьев. И как дуб в продолжение всей зимы поджидает благотворную теплоту возвращающейся весны, чтобы покрыться новыми листьями, так точно и некогда славная земля иудейская, будучи еще полна сокровенной силы, или столь же богата, как и прежде, своей растительностью, готова воспрянуть от усыпления и возрасти, и даже «лучше, чем при начале своем», в то время, когда солнце с небес воссияет над ней снова, и когда «святое семя» будет приуготовлено, чтобы сделаться окончательно «сущностью этой земли». А сущность, которая заключается в ней, так в немногих словах описана врагом: «Земля в равнинах тучна и глиниста, и являет все признаки величайшего плодородия... Если бы природа была вспомоществуема искусством, то плоды самых различных стран могли бы быть производимы на пространстве двадцати миль»³⁷². «Галилея,– говорит Мальте Брун, – была бы раем, если б она была обитаема трудолюбивым народом, имеющим просвещенное правительство. Здесь видны виноградные лозы в полтора фута в диаметре»³⁷³. «Каменистый грунт холмистой страны, который простирается за Хеврон на юг до некоторого расстояния к северу от Иерусалима, может быть, говорит доктор Олин, очень легко по своему свойству восстановлен для выгодного обрабатывания. Бесчисленное множество остатков террас и цистерн, и развалины обширных городов и деревень, часто рассеянные над этой романтической страной, доказали бы ясно, даже и тогда, когда бы обе истории – священная и светская – хранили на этот счет молчание, что она была густо населена и сильно обработана. Наибольшая часть этой гористой полосы может сделаться столь же плодородной, как была прежде. В старину эти холмы были покрыты фруктовыми садами с плодовыми деревьями и виноградниками, и свет, вероятно, не производит прекраснейших виноградных ягод, фиг и слив, нежели те, которые ежегодно собираются около Хеврона и Вифлеема. Один акр кремнистой поверхности оливковой горы с заботливо разведенными сливными деревьями, доставлял бы гораздо более дохода, чем гораздо обширнейшая полоса богатейшей долины Огайо, засеянная хлебным зерном... Я не вяжу причины, почему бы новое насаждение иудейской земли плодовыми деревьями и виноградными лозами не сделало ее способной прокормить такое же большое народонаселение, как в дни Ирода или Давида»³⁷⁴.

Естественное плодородие стран к востоку от Иордана также не менее велико; а теперь, после того как через них проезжали новейшие путешественники, их нельзя ставить более наряду с пустыней и считать неспособными к обрабатыванию. Ибо, как тесно стоящие развалины служат ясным признаком некогда густого населения страны, так точно ясен и тот факт, что в ней заключается производительная сила для полного прокормления такого числа народа, какое некогда обитало в пределах её границ, и что самые разорённые и лишённые своих обитателей области её подобны лишь безлиственному дубу, который столько же тверд и крепок в производительной своей силе, как летом. «Крестьяне Васана, – говорит Буркгард, – чрезвычайно трусливы, когда заводится речь о произведениях их земли, опасаясь, чтобы расспросы иностранца не повели к новым насилиям. Я имею, однако, причины полагать, что в посредственные годы пшеница приносит сам двадцать пять; в некоторых частях Васана в этом году (1812) ячмень доставил сам пятьдесят и в некоторых случаях сам восемьдесят. Один шейк уверял меня, что от двадцати маудов пшеничного семени он однажды получил тридцать гарарас³⁷⁵ или сам сто двадцать. Где только вода может быть в изобилии проведена на поля от соседних ключей, там почва опять засевается после зерновой жатвы растениями: чечевицей, кунжутом и проч.»³⁷⁶. «В Эль-Торре, как и во многих других местах Васана, я видел самые роскошные дикие травы, через которые мой конь с трудом мог проложить себе дорогу; искусственные луга едва ли могли быть красивее, нежели эти покинутые поля, и вот почему, собственно, Васан сделался таким любимым обиталищем для бедуина. Крестьяне Сирии находятся в неведении о том, с какой пользой можно прокармливать свой скот сеном; излишняя трава остается у них на полях, где она и увядает и проч.»³⁷⁷. Таким образом, производительная, в нем заключающаяся сила есть настоящая причина, почему многие пастухи попирали и до сих пор еще попирают ногами землю от восточных до западных её границ. И такова гармония между пророчествами, по-видимому, несогласными и разнородными, что, «по невежеству живущих тут», трава на всех полях «увядает», как было предсказано пророком и описано одним чрезвычайно наблюдательным и умным путешественником, который ни разу не намекает на предсказание, но который таким образом показывает, в какой степени эти вещи согласны с тем фактом, что покинутые поля содержат в себе свою «существенную силу», между тем как они, при всей своей необработанности и при всем своем запустении, все-таки, доставляют корм стадам, которого не может превзойти корм и самых прекрасных искусственных лугов.

Но что земля эта, со своей скрытой в ней еще силой, походит на сад без воды и на дуб без листьев, доказывается, как можно видеть тучной и глинистой почвой равнин, о которой свидетельствует Вольней, а также и глубиной её, которую мы измеряли в различных местах, где она была прорыта реками или ручейками, или потоками с гор, в восемь, десять или двадцать футов, что, однако, еще не повело к открытию дна, и еще очевиднее оставленными колосьями, которые показывают, что пораженная земля еще производит. Она имеет теперь как действительные, так и пророческие символы, в таких колосьях, какие издревле сохраняло поле в самые дни Израиля, когда урожай был снят и увезен; в уединенных гроздях, или в отдельных виноградных ягодах, которые находили в винограднике, когда уборка винограда была окончена; в самых высоких ветвях оливкового дерева, с оставшимися на нем немногими ягодами после сбора оливок и в коренастом дубе, сохраняющем свою производительную силу, хотя его листья и увяли, или в неорошаемом саду, который все-таки остается садом. Образы Священного Писания употребляются не для украшения речи, как это бывает в других книгах, а также и не для того помещены они здесь, чтобы позабавить ими воображение, но чтобы посредством их дать отвлеченным истинам осязательно понятную форму и пояснить дела, или что одно и тоже, слова Господа, и представить ряд выразительных уподоблений, после которых трудно перетолковывать Св. Писание, так как они видимым образом выясняют истины, о которых они повествуют. Как они ни понятны, но их точный смысл и определенное значение может быть прочитано и в других местах Св. Писания.

«Я повелеваю тебе делать сие, – сказал Господь через раба своего Моисея народу израильскому – когда будешь жать на поле твоем и забудешь сноп на поле, то не возвращайся взять его; пусть он останется пришельцу, сироте и вдове, чтобы Господь Бог твой благословил тебя во всех делах рук твоих. Когда будешь обивать маслину свою, то не пересматривай за собой ветвей; пусть останется пришельцу»³⁷⁸. «Когда будете жать жатву на земле вашей, не дожинай до края поля твоего, когда жнешь, и оставшегося от жатвы твоей не подбирай. И виноградника твоего не обирай дочиста, и попадавших ягод в винограднике не подбирай; оставь это бедному и пришельцу»³⁷⁹. «Когда будете жать жатву на земле вашей, не дожинай до края поля твоего, когда жнешь, и оставшегося от жатвы твоей не подбирай; бедному и пришельцу оставь сие. Я Господь Бог ваш»³⁸⁰.

Таков был закон Господа Бога милосердия в Израиле и таковы были выражения, из которых каждое представляло меру и подобие тех наказаний, которым надлежало пасть на землю: поле, с которого урожай скошен, но не вполне, в котором есть нескошенные уголки и в которое не ходили в другой раз за забытым в нем снопом; потрясенное оливковое дерево, с ветвей которого не сбивают плодов в другой раз; убранный виноградник, в котором оставлено несколько ягод для бедного и чужестранца, каковым был долгое время народ израильский. Таковы остатки земли израильской – хотя она и была долго обладаема худшими из язычников и пожинаема злейшими на земле – которые предоставлялись иудеям.

Эти предсказания означают, что небольшой остаток будет сохранен, и что Господь не сделает «совершенного конца»; что, хотя земля израильская и долженствовала сделаться бедной как поле, с которого жатва снята, как оливковое дерево, которое было протрясено, и как виноградный сад, когда уборка окончена; но что в ней еще останутся несколько колосьев, или кое-где снопы, несколько оливок, еще висящих на потрясенных сучьях, несколько виноградин или кистей, которые будучи однажды оставлены, не долженствовали быть собираемы. А есть ли здесь еще какой-либо остаток от славы Израиля? Без сомнения есть.

Набулис или Неаполис тоже, что древний Сихем или Сихарем. Здесь Авраам был в первый раз остановлен в своем странствовании, здесь он в первый, раз получил обетование о назначавшейся его племени земле; здесь Иисус Христос на пути своем из Иудеи в Галилею провел два дня, по просьбе самарянских обитателей, из коих многие уверовали в Него, хотя Он и не творил между ними чудес, и здесь то же самое божественное слово, которое изрекло проклятие на страну и которое остановило опустошение в своем ходе прежде, нежели оно достигло полного конца, ибо здесь можно видеть, как и прежде видели, целый сноп никем не увезенный с поля, с которого жатва была снята, ягоду, оставленную на потрясенном оливковом дереве, и кисть винограда, не тронутую после собирания в виноградном саду. «Он роскошно окружен, как справедливо описано Кларком, самыми восхитительными и благовонными беседками вполовину сокрытыми от глаз богатыми садами и великолепными деревьями, собранными в рощах вокруг всей горделивой и прекрасной долины, в которой он стоит»³⁸¹. «Здесь, – говорит Робинзон,–вид роскошной и почти несравненной зелени поразил наши глаза. Целая долина была наполнена садами с растениями и фруктовыми деревьями всех возможных родов, орошенными многими источниками, которые прорываются в различных частях и текут к западу освежительными струями»³⁸². «Мы часто читали о красоте этой сцены, но она далеко превзошла наши ожидания. Город со своими куполами и минаретами в буквальном смысле окружен деревьями»³⁸³. На боках Гаразина, где они начинают возвышаться от равнины, на юго-западной стороне города, обработанные террасы покрыты фруктовыми и наиболее оливковыми деревьями. Вдоль подошвы горы и долины, при её основании, сень древесная густа и роскошна, сады орошаются как искусственными каналами, так и потоками, и деревья, из коих некоторые очень объёмисты, были, когда мы их видели, обременены плодами. Гранатовые яблоки, оливки, фиги, абрикосы, орехи и тутовые ягоды изобилуют. Померанцевые деревья, виноградная лоза, миндальные и пальмовые деревья доказывают, как велики остатки богатства в этой знаменитой стране, в которой Израиль ни в чем не имел недостатка. Однако, при всем своем богатстве, Набулис есть только уголок поля, который не вполне был сжат. Самаряне, как Иисусу Христу сказала женщина из Сихара, говорили, что люди должны были поклоняться на этой горе, на вершине которой стоял их храм, пришедший теперь в уровень с обширными развалинами города. Большая часть горы, которая была покрыта террасами до вершины, теперь обнажена. На большинстве её обнаженных покатостей, которые не слишком отвесны, почва богата и достаточно плодородна для разведения деревьев даже и там, где они, как кажется снизу, представляют только зрелище бесплодия. Холмы подле Гаразина, когда на них смотришь с его высшей точки, представляют взору террасы, которые простираются вдоль их боков и пересекаются под прямыми углами отделениями или стенами, которые, как кажется, были границами виноградных садов, и таким образом указывают на древнее плодородие, которое не было пощажено, как и внизу лежащая долина.

Равнина саронская, хотя и далеко растянутая пустыня, имеет еще некоторые уголки, которые не сжаты. Окрестности Яффы покрыты богатыми и прекрасными садами и огородами, большей частью наполненными померанцевыми деревьями, обремененными, когда мы их видели, зелеными и золотыми плодами. Здесь есть много пальм, фиговых деревьев и диких смоковниц, и лучшие арбузы растут в Яффе в большом изобилии. Сады и рощи простираются на многие квадратные мили. Кроме их и обработанных земель, почва, хотя и невозделанная, не менее по природе своей плодородна и представляет разнообразные виды с небольшими на юге холмами, которые некогда увеселяли зрителей; и во многих местах невозделанные пустоши, богатые своей безыскусственной прелестью, усыпаны такими цветами, каких никакое старание не в состоянии развести в менее плодородных климатах. Близ северных границ той же самой равнины, хотя Кармил и сбросил свои плоды, однако, в немногих милях к югу от его восточной оконечности, между опустошенными равнинами Сарона и Эздраэлона, окрестности Сандиане, по богатству леса и по красоте местоположения, были бы прекрасным ландшафтом в каждой стране. Прежде, нежели мы достигли с южной стороны, этот едва ли до тех пор посещенный уголок, мы вступили в пересеченную местность, так как холмистая земля, покрытая лесом, окаймляет голую саронскую равнину. Волнистые холмы различной формы и высоты, и лежащие между ними долины, покрыты свежими и могучими вечнозелеными дубами, которые встречаются то отдельными деревьями, то небольшими густыми, рощами, и здесь могли бы горделиво красоваться замки аристократов, если бы не было видно диких бродящих бедуинов. Голая и болотистая гаульская равнина имеет также свои уголки, которые до сих пор еще не вполне лишены растительности. На одной оконечности возделанные поля, охраняемые стражей у моста Иакова, а на другой, благородные дубы и другие деревья, которые осеняют и окружают пустынную большую дорогу на пространстве многих миль от нижних источников Иордана, при Тель-ель Кади, до высших пределов Панеады. Геддинский сад, расположенный при подошве горы Сарона и защищенный его верхом, простирается в обширной долине на многие мили, изобилуя превосходными плодами, как-то: оливками, миндалем, персиками, абрикосами и фигами. Многие реки, спадающие с гор, пересекают его и орошают хлопчатые растения, которые растут хорошо на этой плодородной почве³⁸⁴. Вид равнины завулонской, вообще говоря, столь же восхитителен, как богатая долина на юге крымского полуострова; он напоминает путешественнику прекраснейшие места Кента и Соррея. Почва, хотя и каменистая, чрезвычайно богата, но теперь совершенно пренебрежена. Восхитительная долина завулонская покрыта в высшей степени богатой природной растительностью³⁸⁵. Земля вдоль гор галаадских чрезвычайно богата растительностью, изобилует прелестнейшими видами, покрыта богатыми лесами, сменяющимися зелеными покатостями; и пространные равнины с красноватой почвой теперь покрыты волчцами, что составляет лучшее доказательство их плодородия³⁸⁶. Прекрасный ландшафт на горе галаадской был также описан Ирби и Манглесом, Робинзоном и недавно лордом Линдсеем, который справедливо замечает, «что едва ли что-нибудь может превзойти его красотой – каждая минута приводит вас к какому-нибудь новому прелестному виду; но живописец только мог бы дать идею об этих сценах красоты и величия»³⁸⁷.

Переправившись чрез Иордан и прошедши через огромные поля, заросшие волчцами, и через некоторые уголки обработанной земли, мы взошли на гору галаадскую близ Вади-Гамора. Нижняя часть долины усыпана деревьями, число и размер которых увеличивались по мере того, как мы подвигались вперед. Не достигнув еще вершины, мы увидели множество оливковых деревьев. Многие из них имели большой объём и были красивы, хотя разведение их и было в совершенном пренебрежении. Одно подле нашей дороги имело четырнадцать футов в окружности. Дубы следуя за оливковыми деревьями, с которыми они были отчасти перемешаны, образовали густой лес, и мы пробирались пять часов через красивый лес различных дубов, из коих вечнозеленый чаще всего встречался. Сосновые деревья заняли свое место на больших высотах и венчали собой также лесистые, вокруг лежащие холмы. Вдоль берегов реки олеандры в полном цвете достигали высоты двадцати или тридцати фут, и они облекали так густо ровное пространство на краях небольшой равнины противоположного холма, что их богатые цветы казались пурпуровым ковром, окаймленным зеленой бахромой. Густота леса по временам лишала нас возможности что-либо видеть перед собой, за исключением, лежащей перед нами дороги, но в каждом открытом месте или в лощине земля была дико украшена необозримыми пространствами волчцов, разнообразных цветов, из которых многие были вышиной в восемь футов. Висящий плющ красиво обвивался вокруг ветвей высоких деревьев. Лавры были объёмисты и в бесчисленном множестве. Дикое миндальное дерево, каприфолий и мирт приносили свою долю благоухания и красоты в этом прелестном ландшафте. Когда мы взошли на вершину долины, переходя через близлежащие возвышенности, тогда открылись нашим взорам еще более восхитительные виды через холмы галаадскиe и аджелунские. С небольшой от леса очищенной площадки, на которой мы раскинули на ночь нашу палатку, были видны со всех сторон горы в несравненной лесной красоте; некоторые из них были совершенно покрыты зеленью дерев, так что взору невозможно было открыть ни одного малейшего обнаженного местечка.

Если бы не было саранчи, которая появлялась подобно туче для исполнения назначенного ей дела и бесконечных полей, заросших густыми волчцами, которые служат явным признаком как опустения, так и плодородия земли, так что в ней как в древности могли бы произрастать все роды плодов; если бы не было пожара, который, как рассказывает лорд Линдсей, сжег в соседстве целую сторону горы и истребил на нем многие деревья и который таким образом угрожал этому уголку земли полным опустошением; если бы там, где растут оливковые деревья, не было заметно отсутствие всякого за ними ухода, и лавры, которые во всей своей свежести были бы символами не увядшей славы, не были за немногими исключениями обнажены и опалены, так что они не могут уже предстать во всем своем великолепии перед путешественником; если бы эта столь прекрасная страна не была необитаема и покинута людьми, и не эти дикие обитатели уединенной деревни, лежащей в местности, годной для княжеских дворцов, а не для убогих хижин, обитатели, которые отказывали нам в молоке, или какой-либо другой пище за деньги, и не хотели позволить нам раскинуть нашу палатку на одну ночь на пустынном месте близ их жилищ; если бы мы не встретили лагеря бедных скитальцев, с их жёнами, детьми и прежалким стадом в другой лесистой местности галаадских гор если бы вместо цветущего в прелестной стране города, расположенного как в древние времена при истоке Амура, мы не нашли только едва заметные развалины, которые еще не признаются за Ум-ель-Галаад, – если бы не было таких знамений, явно указывающих на исполнившиеся приговоры свыше, эти холмы, преисполненные красоты, были бы не уголком, оставшимся пощаженным при всеобщем опустошении, а представлялись бы такими, которых проклятие никогда не поражало, и которые стоят в земле, еще благословенной Господом. Но, несмотря на то, эти прекрасные холмы, расположенные между опустошенной долиной Иордана и голыми равнинами Васана, разграничивающие их между собой, образуют как будто для каждого поля уголок, который, будучи оставлен и давно забыт, не подвергся однако же совершенному запустению; а Галаад, земля бальзама, имеет вид, как будто бы он был и ныне еще Галаадом. Где погибли творение рук человеческих, там остались природные красоты. Довольно еще сохранилось для доказательства, что Палестина была и может быть снова «хорошим наследством»; и как бы она ни была опустошена, однако, её оставшиеся красоты достаточны для того, чтобы замкнуть уста болтунов до тех пор, пока они не будут в состоянии указать на столь же очаровательные холмы в многолюдных странах, как те, которые находятся в покинутом Галааде; и если бы скептикам довелось увидеть собственными глазами натуральные её произрастания, рукой человека не сеянные и не посаженные, то им, за произнесённые хулы против земли Эммануила, пришлось бы краснеть и увидеть здесь не только явные доказательства пророческого вдохновения, но и основательные причины верить в не исполнившиеся еще предсказания, точно так, как будто они уже и видят как Израиль, по наступлении этого времени, «удовольствован в Галааде».

Как в пророческих, так и в исторических книгах Св. Писания упоминается неоднократно о Галааде вместе с Васаном. Не в одном только Галааде мог бы жить в довольстве Израиль или какой-либо другой народ, если бы в пророчествах не было сказано, что земля должна оставаться в запустении пока Израиль будет в стране своих врагов, но и в Васане и в Ефреме, как говорит слово обетования о том времени, когда нечестие будет отвращено от Иакова. «И я возвращу Израиля во двор его, и будет он пастись на Кармиле и Васане, и на горе Ефремовой, и в Галааде насытится душа его. В те дни, в то время, говорит Иегова, будут искать вины Израилевой и не будет её, и грехов Иуды, и не найдется их; ибо прощу тех, которых оставлю в живых».

«Батаним расположен на северном склоне горы Дже-бель Гаурана. Почва в этой стране самая плодородная и пшеница почитается самой лучшей в Сирии. Поля зеленели уже новыми хлебами, которые взошли с редкой в других частях Сирии роскошью»³⁸⁸. Древние башни Канавата занимают господствующее положение на вершине скалы, висящей над оврагом; и «с этих башен, – говорит м-р Портер, – мои глаза блуждали над одной из красивейших и прелестнейших панорам, какие я когда-либо видал в Сирии. Здесь есть холм и долина, очаровательные, покрытые лесом покатости, дикие, уединённые лощины, суровые скалы, покрытые мхом развалины и группы колонн, возносящихся над густыми листьями вечнозеленого васанского дуба. Свежая древесная сень скрывает все недостатки и увеличивает красоту благородного портика и массивной ограды; между тем как роскошные ползучие растения вьются вокруг столбов и плетутся сами собой в гирлянды вокруг капителей»³⁸⁹. Этот участок Васана отличается особенной красотой. «Одна за другой открывались передо мной, когда я переходил через горную цепь, ближайшие зелёные долины, говорит Грагам, и здесь начинается лес дубов, на которые так часто делается ссылка в Св. Писании, но которые теперь только и существуют в небольшом участке Васана. Вся западная сторона гор, от Канавата по направлению к югу, покрыта такими красивыми деревьями; но нигде в ином месте во всем Васане их не находят. Они действительно могут быть названы украшением Васана. Дуб здесь вечнозеленый. Страна вокруг всего Назарета теперь славится своими дубами; однако, я не видал таких красивых, как на горах Друза. Я посетил прежде Хеврон, город расположенный на высокой местности, на час расстояния от высочайшей вершины Гаурана. Эта вершина называется Ель-Кулейб и возвышается, как говорят, до 6000 фут над уровнем моря. С равнины, близ Боцры, она кажется очень высокой, и весьма удобна для снятия местоположений. Эго очень красивая гора, конусообразная, подобно вершине Этны, и покрыта дубовым лесом до самой верхушки. Это вероятно холм, о котором говорит Давид, «высокий холм Иеговы», это холм Васана».

Другие поля имеют также свои углы, которые не сжаты. Набулис находится близ древней столицы Ефрема. Холмы Самарии не столь голы, как холмы Иудеи, и по всей земле многие деревни имеют свои фиговые, оливковые и гранатовые деревья, как и свои возделанные поля. Упомянем о двух или трех из них для избежания повторений: «Долина эль-дирская, близ Суфы, есть, – но описанию Буркгардта, – в высшей степени романтическое место. Узкая равнина была засеяна пшеницей и ячменем. Объёмистые дубы и ореховые деревья осеняют реку»³⁹⁰. Сады большой деревни Анепты, в холмистой местности Самарии, изобильно производят винные ягоды, гранатовые яблоки, миндаль и виноград. Роща из красивых оливковых деревьев распространяется над долиной, одно из таких дерев имело четырнадцать футов в окружности. Лежащий на верхушке высокого холма город Сафед, жители которого были погребены под развалинами замка, разрушенного до основания землетрясением в 1834 году, не только представляет очевидное свидетельство как скоро стены разрушенного израильского города могут быть восстановлены из развалин, но он также доказывает, какие плоды могут производить ныне обнаженные холмы Израиля на самых больших высотах. На возвышенной местности, на которой он стоит, есть многие выдающиеся горные верхушки, между которыми лежит ряд долин, из коих на двух или трех, с замком посредине, был построен город. Виноградные лозы совершенно покрывают террасами усеянный холм, пониже замка; и когда они, среди лета, были нами обозреваемы с противоположной высоты, то одна линия гранатовых и яблоневых деревьев возвышалась над другой, светло-красные цветы которых покоились, как казалось, на зеленых листьях виноградных лоз, перемешанных с темной зеленью смоковницы и с сребристыми листьями оливкового дерева, которые волновались в благоухающем воздухе. На возделанных террасах камни, дающие вид бесплодия необработанным холмам, были совсем скрыты от взора, и крутая покатость была тогда одной сплошной, зеленой массой, так как виноградные лозы простирались над землей, или висели над террасами, склоняясь ветвями вниз, или возвышаясь над ними вверх; а другие плоды росли столь же роскошно на такой почве и под таким солнцем, что она не могла не доставлять самой богатой растительности. В таком оставленном после жатвы винограде на горной верхушке не только можно видеть верность слова Господня, какова она есть и всегда будет; но он указывает и на то, какова была прежняя жатва и как от стезей Господа изливалась издревле благодать на Его избранный народ в Его обетованной земле, и как холмы были «покрыты сенью виноградных лоз», и как в тот день, когда стези Его будут направлены снова к этим долговечным опустошениям, из гор потекут сладкие соки, и по холмам польется «молоко»³⁹¹, когда мечи, с такой готовностью теперь обнажаемые, будут обращены в орала, и копья, которые теперь блестят по всей земле, будут обращены в серпы, и когда иудей и язычник перестанут доверять твердыням, которые могут быть низринуты землетрясением. Между молодыми и меньшими, но все-таки объёмистыми деревьями, есть одно оливковое, которое хотя и чахнет от старости в долине сафетской, однако, до некоторой степени сохраняет еще свою производительную силу, «как верхняя ветвь потрясенного дерева», чтобы показать подобно другим, какого рода ягоды это дерево производило, когда они на нем висели. Хотя его место на горе и высоко, но окружность его ствола (22 фута 3 дюйма) превосходит окружность столь же старого, по-видимому, дерева, на которое с гордостью указывают в Тиволи, как на самое большое, в одной из самых прекрасных оливковых рощ Италии, при подошве сабинских холмов, но которое по размерам своим вдвое менее некоторых оливковых деревьев иногда встречаемых в этой опустошенной и забытой земле израильской. И как ею не пренебрегали, но она не нуждается в свидетельствах своего плодородия, ибо от высот ливанских до равнины филистимской, и от опустошенных берегов ханаанских до бесплодного теперь Васана, путешественник видит подле своей дороги такие остатки от жатвы, что ими может быть пристыжена жатва других стран.

Около восьми миль к югу от Сидона, близ небольшой речки, покрытой кустарником, стояла при дороге дикая смоковница в тридцать фут в окружности, готовая зачахнуть от старости, и с пустым углублением в центре. Другая смоковница, еще в полном цвете, свыше двадцати восьми футов, тоже стояла одиноко, на разорённой равнине, на середине пути между Мигдолом и Ашдодом. В первой деревне между многими прекрасными оливковыми деревьями мы измерили четыре, имевшие в окружности семнадцать, девятнадцать, двадцать два и двадцать шесть с половиной футов. В долине диббинской, в Галааде, есть оливковые деревья от тринадцати до семнадцати футов, и другие, равного с ними роста еще встречаются между высоким терновым кустарником, в прекрасной оливковой рощи у деревни Эль-Джитга, в которой не осталось обитателей для собирания с них плодов. Близ самого Иерусалима, обширнейшее из оливковых деревьев, в долине иосафатской, имеет восемь ярдов в окружности; одно в долине хинамской имеет десять. Одно, по крайней мере, в Сихеме имеет девять в окружности вокруг корней, около пол фута от земли двенадцать ярдов. Все вышеприведенные измерения сделаны стволам деревьев, из которых многие, подобно находящимся в Тиволи, почти уже увядают. Близ Беширрая, на Ливане, на высоте около трех тысяч футов, где многие террасы покрыты виноградными лозами столь богато, как в Сафете, есть ореховые деревья свыше двадцати двух футов в окружности. При подошве этой красивой горы, одно дерево на углу двух улиц, близ базара в Дамаске, соперничает окружностью своей с одним из самых больших кедров на Ливане, из коих два имеют около тринадцати ярдов в объёме и стоят на такой высоте, что если бы в нашем холодном климате вершины горы когда-либо достигали до такой возвышенности, то они граничили бы с областью вечных снегов и там едва могла бы расти трава.

По этой стране некогда лилось молоко и мед, и она была называема как «страной меда», так и «маслин». И здесь также кое-что еще «оставлено». Пчелиные ульи, положенные горизонтально и составленные из широких, глиняных кувшинов, сложенных последовательными рядами друг над другом, часто встречаются во многих из оставшихся деревень. В соседстве Сандиане, мы проездом сосчитали в деревне Канния сто ульев, а в деревне Каффрин – сто тридцать. В трех дугообразных впадинах, в стене обширного четырёхугольного строения, при пруде Соломона, было двести ульев. Пчелы были столь же деятельны, а ягнята столь же игривы как когда-либо прежде в такой стране, в которой многие люди ленивы и из среды коих исчезла радость. Мед не стоил более пятой части той цены, что он стоил в Англии, в Яффе апельсины не более двадцатой части, и по всей стране другие плоды пропорционально дешевы.

Другие сведения о древних израильских городах могут быть представлены Бейрутом и Хевроном, а также Сихарой или Пабулисом – остатки прошедшего и задатки будущего.

Бейрут имеет красивый вид, так как возвышенности позади него усеяны дачами и совершенно покрыты зелеными садами и шелковичными деревьями³⁹². Фотография, снятая ранней весной, прежде чем виноград покрылся листьями, представляет обнажённые лозы, с приготовленными подпорками для поддержания тяжелых виноградных кистей там, где в надлежащее время года ничего не видно, кроме богатых плодов и зелени. Окрестности Бейрута, будучи орошаемы, подобно окрестностям Сихара, походят на орошаемое место в безводном саду. Красивая и обширная оливковая роща, которая могла бы составлять гордость каждой земли, простирается вдоль всей равнины. Будучи защищаемы Ливаном от вторжений кочевых арабов, дачи безопасны за стенами, и каждый человек, более чем где-нибудь в другой части этой подверженной тревогам страны, может еще сидеть в безопасности под собственной своей виноградной лозой и фиговыми деревьями, хотя этот город в минувшие века также часто подвергался разорениям и опустошениям, а в более к нам близкое время был бомбардирован англичанами. Проникая далеко в пределы древнего царства соломонова, можно видеть здесь некоторые, хотя и очень поблекшие следы его славы. И откуда бы путешественник наперед ни проник в св. землю, отсюда ли или из Яффы, он вступает на невозделанное поле, которое некогда было повсюду землей виноградных лоз, оливковых, гранатовых и фиговых деревьев, а эмблемой этой земли была пальма.

На противоположной границе земли, на юге, за которой нет ни города, ни деревни, Хеврон представляет другое доказательство, между тем как лежащие между ними холм Самарии (город исчез) может дать образчик сельской красоты.

Хеврон, будучи не столь богат и не столь живописен, как некоторые другие местности в этой земле, представляет особенный интерес. Здесь Авраам раскинул свой шатер и жил на равнине Мамре, которая есть Хеврон. Здесь он построил алтарь Господу, и здесь Господь явился ему и беседовал с отцом верных³⁹³. Здесь Сарра умерла, и пещера Махпела прежде Мамре сделалась кладбищем Авраама, Исаака и Иакова, коих Бог «не есть Бог мертвых, но живых»³⁹⁴. Здесь Иаков жил, когда он послал Иосифа из долины хевронской к своим другим сыновьям, которые кормили свои стада в Сихеме³⁹⁵. Здесь Давид царствовал семь лет прежде, нежели он воссел на престол Сиона³⁹⁶. Хеврон был построен семь лет прежде Иоана в Египте³⁹⁷ и пережил долго этот разоренный город, который Бог истребил огнем. И в то время, когда фараоны извлечены из своих могил и храмы египетские покинуты, и святилища Израиля осквернены и преданы запустению, это строение, с заключающейся в нем пещерой, в которой были погребены первые праотцы израильского племени, до сих пор цело и охраняемо с религиозной заботливостью. Согласно еврейским и арабским преданиям и верованиям, заслуживающим доверия, тела патриархов были положены, где теперь еще стоит мечеть хевронская, первоначально построенная Соломоном. Массивная и особенная конструкция одной части строения, во внутренней стене которого писатель мимоходом измерил один камень в двадцать четыре фута длиной, указывает, как кажется, на его еврейское происхождение, задолго до дней сарацинов. Строение это спаслось от разрушения и не обезображено ветхостью, тогда как тысячи других строений пали и, сколько судить можно по сохранившейся его первоначальной конструкции, нет ни одного еще существующего к западу от Иордана строения равной с ним древности. Приводя на память давно минувшие дни, оно в то же время говорит и «о воскресении мертвых», восстание из-под власти могилы, о времени, когда избранный Господом, с востока и с запада, с севера и с юга, воссядет с Авраамом, Исааком и Иаковом в царствии Бога, когда пещера Махпела выдаст своих мертвых. Хеврон, будучи в Израиле городом убежища, пострадал до сих пор менее других городов и имеет свои памятники, остатки прежней славы. Между многими меньшими деревьями в соседней равнине, одно дерево, называемое авраамовым дубом, распространяет свои ветви на двести пятьдесят футов в окружности. Многие красивые оливковые деревья окаймляют город и рассеяны вокруг него. Богатые виноградные сады, со многими фиговыми и гранатовыми деревьями, покрывают долину, а также соседние холмы, усеянные террасами. Тридцать три с половиной столетия протекли с тех пор, как Моисей послал израильтян в эту землю, чтобы обозреть ее и принести её плоды. Они пришли к Хеврону и к ручейку Ешколу и отсекли здесь ветвь с виноградной кистью и принесли также гранатовые яблоки и фиги. Около тысячи восьмисот лет тому назад последнее племя Израиля было изгнано из иудейской земли, но и теперь в опустошенной земле изгнанного народа Хеврон изобилует виноградом, гранатовыми яблоками и фигами, которыми оправдывается их слава в древнейшие времена; и, когда писатель был в первый раз в этой стране, некоторые евреи из Хеврона, не дерзавшие переступить через порог мечети над могилой Авраама, отрезали ветвь с виноградной кистью, имевшей один ярд в длину, хотя она и не достигла еще своей зрелости (Июня 17 1839 года) и поднесли ее Моисею Монтефиору, который тогда во второй раз посетил землю своих прародителей не без надежды, что время возвращения Израиля близко. Подобные остатки, которые среди такого опустошения должны усилить желание и утвердить эту надежду, не могут произрастать вследствие ухода чужеземцев, опустошивших землю до степени, предопределенной Тем, который положил преграды и запоры для моря и сказал, «доселе, но не далее пойдешь ты: и здесь твои гордые волны будут остановлены».

Если нужно еще что-нибудь присовокупить, чтобы доказать, что слово это есть слово Господа, и что дело это есть дело Его рук настолько же как судьба мира зависит от Его могущества, то приведем здесь свидетельство агента британского правительства, который был отправлен в Сирию для покровительства торговле, и британского консула, долго прожившего в этой стране, который был удивлен, когда услышал, что его собственное свидетельство было приведено в подтверждение предсказанного факта и послужило к решению последнего вопроса, который должен быть разрешен здесь.

«Есть ли в ней еще десятая доля»? Первый параграф в первом документе, приложенном к рапорту относительно статистики Сирии и представленном парламенту, гласит так: «Сирия есть страна, которой народонаселение находится в несоразмерном соотношении с её поверхностью, и на численность её жителей можно смотреть, по самому умеренному расчету, как на сокращенную «до десятой» части того числа, которое почва, при более благоразумном управлении, могла бы изобильно содержать»³⁹⁸. Далее, в этом же рапорте относительно производительной силы северной Сирии положительно сказано, что «страна способна производить в десять раз более, чем она производит в настоящее время»³⁹⁹. Степень населения, таким образом, кажется в соразмерности со степенью опустошения; и эти два удостоверения были сделаны вследствие правительственного повеления с коммерческой целью, и оба, как консул Мур лично уведомил автора прежде, нежели он заметил, что свидетельство его может служить и для другого употребления, были из всех возможных донесений самые ближайшие к истине. Во многих предшествовавших изданиях, прежде, нежели британское правительство отправило комиссию для производства таких исследований, было оказано: «нет возможности определить точную пропорцию Слова Петра Бельло, приведенные Мальте Бруном⁴⁰⁰, хотя, в сущности, совпадают со свидетельством других лиц, представляют здесь самый точный комментарий. «Полоса, из которой сотня человек извлекает скудное существование, прежде содержала тысячу». Но это определительнее и точнее. И, как уже упомянуто, оно было также приводимо без малейшего намека на предсказания. Народонаселение, кажется, уменьшилось от «тысячей» до «сотен» и от «сотен» до «десятков»; прежние значительной величины города, теперь жалкие деревни; и обширные города не имеют ни одного жителя, который бы мог увековечить память их имени.–Народонаселение страны доведено до «десятой» доли того, что почва могла бы изобильно содержать, страна способна рождать «в десять раз более» произведений, чем она доставляет в настоящее время. «Бесчисленные развалины Палестины,– мы приводим здесь слова Станлея–к какой бы эпохе они ни относились, говорят нам при первом взгляде, что мы не должны судить о производительности древней земли по её настоящему опустошенному состоянию. Они нам доказывают, что Сирия могла бы продовольствовать в десять раз более настоящего своего населения. И это приводит нас к вопросу, который восточные путешественники так часто предлагают и который им предлагается при возвращении их: могут ли эти каменистые холмы, эти покинутые долины, действительно быть землей «обетования», землей, в которой течет молоко и мед»⁴⁰¹! Это приводит нас к ответу на другой вопрос: надолго ли Господи? долго ли ослепление Израиля должно продолжаться, как Исаия спросил Господа – Иегову воинств (Иегова Саваоф, Иегова Иисус). И подлинно это был Господь в славе своей, который сказал, что прежде, нежели эта слава осенит Израиль, города опустеют, оставаясь без жителей, и долины без людей и земля будет пуста, как пустыня, и прибавил, что еще останется «десятая часть на ней»⁴⁰². И подлинно это был никто другой, как Тот, кто образует горы, творит ветер и сказывает человеку, что у него на мысли; утро делает мраком, и попирает высоты земли; имя Его Иегова воинств⁴⁰³. В городе, который выставлял тысячу, сотня останется, и который выставлял сотню, там останется десятеро дому Израилеву⁴⁰⁴. Подлинно это слово Господа, в котором писано – хотя другим приговорам надлежало еще исполнится в тот день, когда только пропущенное при обивании маслин долженствовало оставаться в земле, – «укрепленные города его будут как остаток от посеченной рощи, и как ветка, которую оставляют перед сынами Израиля, и будет все пусто. Воистину Бог Израиля есть Иегова; воистину, Иеговой всей «земли будет Он называться».

Это не случайные слова. Не случайно, что после столь продолжительного времени все это теперь видимо в израильской земле. И не случайно, что ответ Иеговы на вопрос пророка был ему вверен во всей полноте своей. После продолжительных опустошений здесь есть еще десятая часть; и это теперь принято по всеобщему признанию за истину, а было дано как знамение.

Между тем как остатки прежнего богатства таким образом рассеяны по израильской земле, от Ливана до Филистии и от Васана до моря, они доказывают как богато было поле, которое пожиналось, как велико опустошение, которое производилось. Целая страна так изображена и так описана в пророчествах в своих разнородных чертах, что тот, который имеет глаза, чтоб видеть, может видеть, а тот, кто имеет уши, чтоб слышать, может слышать, что земля Израиля свидетельствует о Боге Израиля, и что, как с одной стороны оказываются верными приговоры Его, так точно и с другой окажутся непреложными Его обетования.

Славная земля, без своих возделывателей; богатое наследство без своих наследников; Иакова наследство пустыня и Иакова чада скитальцы между народами, пока радость не увяла у чад человеческих в их увядшей земле, которая, быв столь прелестной, теперь сетует перед Господом за свое опустошение и сделалась как бы садом без воды, дубом без листьев, оливковым деревом, которое было потрясено, виноградным садом, когда время обирания прошло, плодоносным полем, когда жатва окончилась; – но, все-таки сад, который был некогда достоин Господа и называем Его собственным, не совсем пустой, но только близок к пустыне, не полотый и неорошаемый, покрытый тернием и волчцами, так как бывает с заброшенными садами, которые как богатейшие луга обрастают роскошными травами, по которым бегают дикие звери, и которые служат для бродящих стад безграничными пастбищами; – этот сад, подобный дубу, или липе, коих дерево есть самое твердое, коих корни так глубоки и коих ствол и ветви так же крепки как прежде, хотя они на некоторое время лишены листьев; – как оливковое дерево, с которого уже собраны оливки, но остались еще некоторые ягоды на отдаленных ветвях; как виноградный сад, когда обирание уже окончено, но к которому после того никто не приходил, чтобы сбивать снова грозди или виноград, которые были забыты, и как плодоносное поле, когда жатва окончена, и когда жатвенные ликования на нем умолкли. Но, все-таки, – это сжатое ноле, как поле земли Израиля, имеет здесь оставленный сноп, а там несжатый уголок, и везде неподобранные колосья, которые достаточны, чтобы наполнить полу собирателя, как это было по закону самого Бога во времена давно минувшие, когда бедный и чужеземец не были забыты Господом, так что и теперь если бы подбиратели пришли, то как будто бы собирали колосья в рефаимской долине, пока еще десятая часть в земле израильской остается для сыновей Иакова: такова теперь добрая земля, которую Бог усмотрел для Авраама. Чему следовало с ней быть, то и случилось с ней, пока она лишена на многие поколения того народа, которого Господь мощной и простертой дланью вывел из египетского рабства. Не обращаясь здесь к другим знамениям, которые даны для определения времени, когда назначенным подбирателям должно прийти, когда назначенным восстановителям должно восстановить, кто из употребляющих свой рассудок, данный ему Богом, и из устраняющих неверие, равномерно неизвинительное и безбожное, не в состоянии в настоящие дни, в которые видимы такие вещи, быть свидетелем истины слов, непосредственно соединенных со следующими пророчествами: «в тот день воззрит человек к Творцу своему, и очи его будут смотреть к Святому Израилеву!»⁴⁰⁵. Для других тут есть другое время и другое слово – «Иегова! рука Твоя высока; но они не видали; «увидят и устыдятся своего ревновавия о народе»⁴⁰⁶.

Что страна с такими остатками богатства и с такой производительной силой находится в запустении, может удивить тех, которые живут в ней, а также и каждого иностранца, прибывшего из дальней земли, чтоб посетить ее. Будучи в последние годы многими так часто посещаема, она сделалась предметом спекуляций, и попытки были сделаны для её улучшения и возобновленного обрабатывания. «Сирия, – как донесено британскому правительству очевидцем, – представляет большие удобства как для земледелия, так и мануфактурной промышленности». Если бы подати были уменьшены, если бы трудолюбие могло беспрепятственно следовать своему мирному призванию; если бы способности страны и её обитателей к развитию промышленности были приведены в действие, то вся поверхность земли в короткое время изменилась бы⁴⁰⁷. Тот же самый рапорт говорит, что однажды прибегнули к насильственной обработке земли. В минувшем году (1837) Ибрагим паша требовал усиленной обработки по всей Сирии, и жители различных городов должны были взять на себя земледельческую обработку каждого места, способного к улучшению. Он сам подал пример и отправил на корабле значительную сумму для этих предприятий. Офицеры армии, до майоров, были принуждены принимать также участие в подобных предприятиях. Результат, однако ж, был чрезвычайно неудачный, по недостатку в обыкновенных периодических дождях, который почти всегда и бывал причиной неурожая в Сирии, что, как большей частью случалось, имело следствием совершенную потерю капитала⁴⁰⁸. «И небо ваше сделаю как железо, и землю вашу как медь: и напрасно будет истощаться сила ваша и земля ваша не даст произрастаний своих и проч. – «Я вас рассею между народами – и будет земля ваша пуста. – Тогда удовлетворит земля за субботы свои во все дни запустения, когда вы будете в земле врагов ваших; тогда будет покоиться земля, так что, смотря на нее, ужаснутся враги ваши, поселившиеся на ней», и проч.⁴⁰⁹ Говоря об этой неудачной попытке восстановить насильственным образом обрабатывание земли и о пояснении этих пророчеств, один смышлёный араб греческой церкви, который сделался христианином, прочитав трижды арабское издание этого сочинения, сказал писателю, что он это хорошо знает, потому что он сам потерял много денег в этом разорительном предприятии. «Пока они (иудеи) будут в земле врагов своих, до тех пор земля их остается в запустении».

Но это же верное слово объявило, что «большая производительная способность земли сирийской должна оставаться не навсегда в состоянии усыпления и бездействия, «ибо вся поверхность земли, – говоря словами Бауринга, – но заимствуя их не из той книги, которая была им представлена земным законодателям, должна еще измениться, хотя другими людьми и через другие средства, этому надлежит совершиться «скоро», когда наступит время и когда самое дело согласно слову исполниться с поспешностью. Израилю предопределено процветать и наполнять поверхность страны плодами».

Хотя все могущество и все пожертвования одного из величайших новейших деспотов – свирепого владыки, захватившего в свои руки Египет, побивавшего своим изломанным теперь жезлом всю Палестину – были употреблены напрасно; но везде, где турецкий ага или арабский шейк основали свое пребывание и захватили землю в свою собственность, где они установили безопасность, где они пользуются землей для удовлетворения своих нужд или роскоши, там богатая производительность и красота земли ханаанской вскоре появляется во всем своем блеске. Но такие места, по словам одного очевидца, только «лишь точки»⁴¹⁰ посреди обширных опустошений. И возможно ли было предвидеть, что одна и та же причина, т. е. пребывание деспотических грабителей, долженствовала иметь такие странные последствия, далеко распространять разорительное опустошение над всей поверхностью страны и сделаться в то же время настоящим орудием сохранения скромных остатков её древней славы? или что немного ягод на самой высокой ветви будет спасено той же рукой, которая потрясет оливковое дерево? Даже бедуинами возделанные места превращаются в поля, засеянные ячменем, посреди равнин, заросших тернием или волчцами.

На этих страницах мы еще не решались вступить на почти уже к нам близкое поле не исполнившихся предсказаний, так как они не входят в нашу задачу, но здесь не была бы оказана справедливость очевидности, представляемой исполнением пророчеств, если б мы вовсе не обратили внимания на предсказанные события, соединённые, в отношении времени, с предсказанной степенью обеднения земли израильской, которых действительное осуществление подтверждается такими ясными доказательствами.

«И успокоилась твердыня Ефремова, и царство Дамасское, и прочая Арамея⁴¹¹. С ними тоже делается, что будет с величием сынов Израилевых, говорит Иегова воинств. И будет в оный день, истощится слава Иакова, и останется у него только пропущенное»⁴¹² и проч.

Остаток Сирии, пощаженный до тех пор, должен был сделаться подобным славе израилевой, когда она будет в упадке. Что такое был остаток Сирии можно ясно видеть. «Страна кезруанская, в Ливане, – говорит Буркгардт, когда он ее посетил и описал в 1810 г., – полна деревнями и монастырями. Едва ли есть какое-либо место в Сирии менее способное к возделыванию, однако, она сделалась самой населенной частью в стране. Удовольствие обитать по соседству освященных мест, иметь церковные колокола, и проч. суть главные притягательные силы, которые заставили католических христиан поселиться в Кезруане»⁴¹³. В донесении парламенту, опубликованном в 1843 г., Бауринг утверждает, что «жители Ливана суть деятельное и промышленное племя, которое извлекает хороший доход из участков земли, годных для обрабатывания». Во многих местах горной цепи земля выложена террасами, очень похожими на возделанные поля Тосканы и Лукки. «Огромное множество шелковиц растет на различных высотах. Здесь также в изобилии оливковые деревья, есть несколько мест, пригодных для разведения винограда. Нет другого места в Сирии, где бы деятельность была столь очевидна и где жители казались бы столь счастливыми⁴¹⁴. Ливан в продолжение многих веков сохранял свою независимость и был управляем своими собственными начальниками. Но потом, в короткий срок, он быль разорен междоусобными войнами. Его обитатели были обезоруживаемы, вооружаемы и снова обезоруживаемы. Оружие, которым их снабжали для изгнания Мехмета Али из Египта, обращалось против них же. В официальном сообщении британского посланника в Константинополе секретарю иностранных дел от 17 мая, 1845 г. сказано: «последние сведения из Сирии от 4 числа текущего месяца представляют чрезвычайно печальную картину положения дел на ливанской горе. Огонь междоусобной войны снова вспыхнул; преступления самого мрачного вида совершаются безнаказанно; стычки между вооруженными отрядами войск происходят со значительным уроном людей; убийства, грабежи и сильные пожары свирепствуют в различных частях горы» и проч.⁴¹⁵. В следующем письме он говорил, что междоусобная война на Ливане все более распространяется и жестокость её усиливается. Генеральный консул Сирии так писал Страдфорду Каннингу, мая 17 дня 1847 г.: «16 числа, около солнечного захождении, я увидел дым, верный признак стычки, поднимавшийся от деревни Абайди, и вскоре после того еще в большей мере от нижней части долины. На следующее утро увидели, что на склоне горы близ Бейрута горели многие дома и маленькие деревни. Друзы подожгли главную деревню Метин, древний замок маронитских эмиров. Зрелище восемнадцати горящих деревень, хижин и домов, произвело сильное впечатление в Бейруте»⁴¹⁶. В Таймсе, от 25 июня того же года рассказывается в заключение первой статьи, что «один татарин принес известие из Бейрута от 24 минувшего месяца. Спокойствие не было еще восстановлено в горах, новые сражения происходили между маронитами и друзами. Журналы из Смирны, от 9-го текущего месяца доставляют сведения из Бейрута от 3-го текущего месяца. Марониты, хотя сначала и одерживали победы, были совершенно разбиты. Число сожженных деревень свыше ста, из коих две трети принадлежат христианам; а из монастырей их семнадцать превращены в пепел».

На западной стороне Анти-Ливана, зрелище горящих деревень на горе походило на иллюминацию, как удостоверяет в письме к писателю почтенный Гранам из Дамаска. В другом письме из этого же города, от 10 сентября 1846 г., полученном им от консула Вуда, в высшей степени умного и тонкого наблюдателя всего, что происходило в Сирии, сказано. «Вы, вероятно, узнали из ведомостей о последних событиях в Ливане и вас, может быть, поразил тот факт, что, несмотря на соединённые усилия поднять благосостояние Ливана, его последние цветы почти увядают». Такие свидетельства доказывают, как скоро в предопределенное время остаток Сирии не только может сделаться славой Иакова, но и оскудеть.

Ко всему этому следует теперь прибавить новости еще более ужасные, заимствованные из парламентских бумаг, недавно обнародованных: «28 мая (1860 г.) война вспыхнула со всей яростью. Вечером этого дня, как было видно из Бейрута, 32 деревни были охвачены пламенем, и некоторые из самых цветущих мест в Ливане сделались утром 29 ч. необитаемыми и покрылись развалинами, (стр. 41) Шестьдесят городов и деревень в Ливане сожжены, и эта прекрасная гора обратилась в угрюмую степь, (стр. 45) По приблизительным соображениям,– сгоревших деревень, 150 (стр. 25). Целый христианский квартал в Дамаске, который сам по себе был город, безжалостно ограблен и сожжен до основания» (стр. 64).

«Я истреблю обитателя на равнине Авене, буквально как в крае Бикас-Авене.» «Ничто не может быть поразительнее,–говорит Буркгардт, когда он писал в 1810 г.,– как сравнение плодородных, но невозделанных участков Бекаа и Баальбека со скалистыми горами, где несмотря на то, что природа, как кажется, ничего не доставляет для поддержания обитателей, многие деревни процветают»⁴¹⁷. Бекаа есть равнина между Ливаном и Анти-Ливаном, и есть, без сомнения, древний Бикас-Авен, т. е. равнина идолов, имевший некогда один из самых больших идолопоклоннических храмов, и, находясь между Дамаском и Беш-Эденом в Ливане, сопоставляется в пророческих книгах с обоими сими названиями и местами. Будучи долго одной из самых населенных и плодородных стран Азии, за обладание которой цари Сирии и Египта часто вели кровопролитные войны, жители её были истреблены в своих невозделанных пустынях, ныне столь же бесплодных и разоренных как Эздраэлон и Сарон, даже и там, где прежде было множество деревень на скалистых её окружающих горах. «Пробираясь через нее около трех часов, от развалин Бальбека до Дивана, мы не видели ни одной деревни в равнине и не встретили ни одного человека». Это была «равнина идолов», так как в ней находился один из самых великолепных, когда-либо человеком воздвигнутых храмов, которого огромные развалины до сих пор еще носят название главного из языческих богов Бааль бека, и, будучи столь же плодоносной, как любая страна в Сирии, она невозделанная земля, которая лишилась теперь большей части своего населения, и которая, сохранив одну из самых славных развалин, посещается иностранцами, которые не могут осмотреть её развалины без того, чтобы не попирать ногами изломанных идолов в разрушенном их храме.

Ливан был славен своими обширными лесами, в особенности высокими и могучими кедрами. Он изобиловал также сосной, кипарисом, виноградной лозой и проч. Его лес служил для Св. Писания метафорическим изображением славы Ассирии и Египта, и его падение тоже было изображением их падения. «Величающиеся ростом будут срублены. Ливан падет от многомощного»⁴¹⁸. О самом Ливане пророчество говорит. «Ливан посрамлен и чахнет. Отворяй, Ливан, врата свои, и пусть огонь попирает кедры твои! Рыдай, ель, потому что разрушены великорослые»⁴¹⁹. Описывая падение Египта, пророк сказал: «наравне с деревами Эдемскими ты низведен в преисподний мир»⁴²⁰.

Где издревле стоял ливанский лес, там теперь земля на многие мили кругом разорена и обнажена, как будто здесь и не бывало ни одного славного дерева, которое украшало когда-либо эту пустыню. Но, спускаясь с самой высокой возвышенности Ливана и смотря в некотором отдалении, можно видеть одно покрытое место, как будто оставленный сноп на скошенном поле, в котором есть несколько достойных Ливана кедров, о чем писатель может теперь свидетельствовать, так как он отдыхал под их сенью.

О Ливане Вольней говорит: «Около Ливана горы высоки, но они во многих местах покрыты таким количеством земли, сколько это необходимо, чтобы сделать их годными к возделыванию. Здесь посреди утесов можно видеть незначительные остатки пресловутых кедров»⁴²¹. В примечании он прибавляет: «Здесь есть только четыре или пять таких деревьев, которые заслуживают некоторое внимание». Темное пятно, где лес Ливана прежде простирался далеко с обеих сторон, ныне, действительно, маленький колос его древней славы, так что слова пророка: Ливан посрамлен, вполне подтверждены скептиком, хотя и столь насмешливым образом. Но величина немногих еще оставшихся старых кедров может посрамить в свою очередь самые прекрасные деревья Прованса и Нормандии, и, притом, в такой же мере как прекрасные луга сих последних доказывают, что земля Израиля теперь может краснеть за свои чахлые травы. Восемь кедров, из коих наималейшим леса Франции хвастались бы как своим царем, суть великолепные остатки, которые доказывают, какой плодородной горой был Ливан и какую мертвящую силу имеет то слово, которое обрекло их на одиночество с немногими небольшими деревьями, стоящими на холме. И как лес этот пал, так точно пал и гордый Ассур, и что было справедливо относительно последнего, то справедливо и относительно первого; а насмешка скептика над четырьмя или пятью деревьями, которые заслуживают некоторое внимание, может доказать, как для него было трудно написать замечание в немногих словах или заявить мелочным факт без того, чтобы не дать символическому, по-видимому, пророчеству буквальное значение. «И будет остаток дерев дубравы его малочислен, и дитя возможет сделать им опись». Ассирия и Египет истреблены с деревами Эдена. Но хотя доказательства вдохновения и представляются нам во всей полноте своей, однако, они доселе еще не достигли своего конца. Ливан с Галаадом хотя теперь и посрамлен, но об обоих писано, что когда на земле не будет более войн, ни междоусобных, ни каких-либо других, то: «Я приведу их в землю галаадскую и ливанскую, и не достанет места для них»⁴²². И когда все приговоры будут приведены в исполнение и Израиль сделается «наследием Господа, то египтяне будут служить с ассириянами».

Столицы Израиля и Иудеи имеют свое предопределенное и тяготеющее над ними «бремя», о котором они свидетельствуют, подобно тому, как Вефил, Гацор и Хоразин свидетельствуют о своем. Между таким множеством пророчеств, в которых предсказание и исполнение любого из них уже есть чудо, почти невозможно избрать ни одного, которое бы имело право более чем все прочие возбуждать наше удивление. Но пророчество относительно Самарии не принадлежит к наименее замечательным. Город был в продолжение длинного периода столицей десяти колен Израиля. Ирод великий распространил и украсил его, и дал ему в честь Августа Кесаря наименование Себаст. Есть многие древние медали, которые здесь были выбиты⁴²³. Он был местом пребывания епископа, как свидетельствует находящаяся в актах древних соборов подпись некоторых из его епископов. Его история, таким образом, доведена до периода, без всякого сомнения, весьма отдаленного от времени предсказания; а рассказ путешественника, нисколько не намекающий на пророчество и оставшийся даже незамеченным его толкователями, доказывает, что оно совершенно исполнилось. Кроме других мест, которые говорят об исчезновении её, как города, слово Господне, виденное Михеем относительно Самарии, гласит так: «И сделаю Самарию грудой развалин на поле, местом для разведения виноградника, и обрушу в лощину каменья её, и обнажу основание её»⁴²⁴. Этот большой город теперь весь превращен в сады, и все развалины, свидетельствующие о том, что здесь было когда-то такое-то место, суть только обширный квадратный рынок, окруженный столбами, на северной стороне; а на восточной–несколько бедных остатков большой церкви. Таково было первое известие о древней столице, доставленное Маундреллем в 1696 году, и оно подтверждено Бэккингамом в 1816 году. «Относительное расстояние, местоположение и неизменное имя Себаст не позволяют сомневаться, что там была Самария и, прибавляет он, местные черты её равномерно видны в угрозе Михея».

Таково было краткое замечание о древней столице Израиля, содержавшееся во многих изданиях этого сочинения. Но, посетив это интересное место, автор не может не уступить желанию своему взглянуть на пророческую историю Самарии и указать также с большей подробностью на местные черты её, так как они действительно видны в изреченных пророками угрозах.

В начале своей истории холм Самарии был куплен у Семира Амврием, царем израильским, который построил на нем город, названный им по имени Семира, владетеля холма, Самарией⁴²⁵. Немногие королевские резиденции могут соперничать с её прелестным местоположением. По крайней мере, в отношении красоты ландшафта и неприступности местности, едва ли что-нибудь может ее превзойти. Её местоположение совершенно особенного рода. Имея красиво-разнообразную и продолговатую форму, уединенный холм Самарии, с плоской вершиной, кажется, будто воздвигнут природой в главе богатой долины, чтобы быть в одно и то же время, твердыней и царским жилищем. Теперь никто не может стоять на развалинах исчезнувшего города и смотреть, среди уединенных колонн на остаток его древней славы, не видя перед своим умственным взором знаменитой красоты города и местоположения того времени, когда еще не увял цветок, который здесь цвел во всей своей великолепной красе, или когда еще не был попран ногами «венец гордости», который здесь восседал. На одной стороне, за узкой долиной, где еще держится природная прелесть в дикой роскоши, террасами покрытые холмы возвышаются мало по малу над равниной, как будто выставленные на показ во всем их натуральном богатстве, и составляли некогда зрелище красоты, с которой не могли сравниться висячие сады Вавилона. А с другой стороны долина, разнообразная по очертаниям местности, но везде одинаково плодородная, распространяется на большое пространство, как бы раскрывая древнюю славу Израиля, когда здесь еще не было «скудости».

Но Самария была столько же известна своею неправдой, сколько и своей красотой; а потому в ней везде видны следы постигшего её суда. Амврий, царь израильский и основатель Самарии, творил зло перед Господом и поступал хуже, нежели все его предшественники. Но Ахав, его сын, и другие преемники его трона превзошли его неправдой. Самария сделалась пристанью идолопоклонства и злобы, и глагол Божий разразился над ней.

«Самария есть глава Ефрема⁴²⁶. Увы! поблеклый цвет красивого убранства его, которое на голове тучной долины сраженных вином! Се крепкий и сильный, который готов у Господа, как дождь проливной с градом, как губительный вихрь, как разлившаяся вода, сильная, все потопляющая, поверг его рукой на землю. Ногами попирается великолепный венок пьяниц Ефремлян. И с поблеклым цветом красивого убранства его, которое на голове тучной долины сделалось тоже, что бывает со скороспелой смоквой, прежде обирания плодов: видящий ее, как скоро увидел ее, и как скоро она в руке его, тотчас глотает ее⁴²⁷. Я положу конец царству дома Израилева⁴²⁸. За то вот Я прегражу путь твой тернами; и окружу ее стеной, и она не найдет стезей своих. Никто не избавит её из руки Моей. И положу конец всему веселию её, торжествам её, новомесячиям её, и субботам её, и всем праздникам её. И опустошу сады виноградные и смоковные, о которых она говорит: «это у меня подарки, которые надарили мне любовники мои; и обращу их в лес, и будет поедать их зверь полевой⁴²⁹. И будет унижена гордость Израиля пред очами его. Израиль и Ефрем падают от пороков своих, падает и Иуда с ними⁴³⁰. Глубоко повредились они, как в дни Гивеи; Он вспомнит беззаконие их; взглянет на грехи их. Ефремляне! улетела как птица слава их⁴³¹. Ужаснутся жители Самарии об участи тельца Бео-Авенскаго, возрыдают о славе его, ибо она отойдет от него. Истреблена Самария; царь её как щепка на поверхности вод». (Осии 9:5, 7). «Самария будет разорена, потому что Богу своему не покорна». (Ос. 13:16). Слова Иеговы к Михею о Самарии: «От кого преступление Иаковлево? не от Самарии ли? Сделаю Самарию грудой развалин в поле, местом для разведения виноградника; и обрушу в лощину каменья её, и обнажу основание её. Так они держатся правил Омрия и всех дел дома Ахавова; и вы ходите по их распоряжениям, чтобы Я отдал тебя на разорение». (Мих. 1:5, 6; 6:16). «О! роскошествующие на Сионе, и беспечно живущие на горе Самарии, начальники первого из народов, – вы возлежите на одрах слоновой кости, и роскошествуете на ложах своих – подпеваете под звук арфы – пьете вино из больших чаш – но не скорбите о падении Иосифа: за то ныне пойдут они в плен между первыми пленниками». (Aм. 6:1–7).

Десять колен, коих столицей была Самария, были первые из отправившихся в плен. Царь ассирийский прошел через всю землю и достиг до Самарии, осаждал ее три года, взял Самарию, и извел Израиль в Ассирию. «И слава Ефремлян улетела как птица». Но предсказанная кара должна была тяготеть над землей израильской и городом Самарией, пока продолжался плен Израиля. Построенная и разрушенная вновь, она постоянно склонялась под ударами своей неизменной судьбы. По изгнании израильтян, её новые обитатели, приведенные царем ассирийским из Вавилона, Куфы и Емафы были названы по её имени. Но, несмотря на то, ей надлежало быть ниспровергнутой и опустошенной. И самаряне, за сто лет с небольшим до христианской эры, нанесением оскорблений иудейской колонии возбудили ярость Гиркана, князя и первосвященника Иудеи, который осадил Самарию и окружил ее рвом и двойной стеной, имевшей десять английских миль в длину. Его сыновья Антигон и Аристовул были возведены на престол. Перенося величайшие лишения и доведенные до последней крайности, самаряне просили помощи у Антиоха Кизикенского, который царствовал в Дамаске над Келесирией и Финикией. Антиох был разбит, и вся помощь его была бесполезна, хотя он и разорил землю израильскую и иудейскую. Самария была снова обложена. «Путь к ней был загражден, и окруженная стеной, она не могла найти своей стези. И славная её красота была как увядающий цветок и как ранний плод до лета, который съедается тем, кто видит его зрелость, пока он еще в его руках». Лишь только после годовой осады пала она в руки Гиркана, он ее разрушил. Взяв Самарию, он ее сравнял с землей и не оставил никакого следа города⁴³². Хотя он и был вновь построен Габиниусом, проконсулом Сирии, и впоследствии распространен и украшен Иродом Великим, однако ж, ни консул, ни царь не могли отвратить её судьбы. Теперь же здесь нет города; холм, на котором стояла Самария, единственно только и виден, нося в своих чертах угрозы пророков.

Се, крепкий и сильный, который готов у Господа, как губительный вихрь, поверг его рукой на землю. Самария была низвергнута на землю. Венец гордыни был попран «ногами». Ни единой части стены какого-либо древнего здания не сохранилось. Здесь есть только остатки сравнительно нового монастыря. Самарии больше нет. Она простиралась над всей вершиной и, отчасти, также над сторонами холма, как это и доныне доказывают её до сих пор еще стоящие колонны, из коих иные доходят до самой деревни, а другие, либо целые, либо изломанные, рассеяны по различным местам, между тем как одна колоннада еще стоит, тоже как памятник её, на самой отдаленной западной оконечности деревни. Но даже и здесь, где Самария стояла во всей своей славе, ей не было дозволено лежать.

«И сделаю Самарию грудой развалин на поле, местом для „разведения виноградника». Камни изобилуют в гористых местах Израиля, и, очевидно, что для виноградных на террасах разведенных садов камни собирали на ровных пространствах, которые, по освобождении их от камней, делались способными для обработки. На некоторых полях, в долинах, камни были собираемы в кучи, которые таким образом в буквальном смысле составляют «кучи в поле». Автор, на сделанный ему вопрос, когда он приближался к Самарии, что он разумеет под кучами поля, не колеблясь отвечал, согласно с данным объяснением, что это такие кучи, как те, мимо которых мы вчера проезжали⁴³³. Самария, как про нее писано, была совершенно разрушена немедленно по взятии её Аристовулом, и должна была тогда составлять огромную массу развалин. Из них она была снова воздвигнута Габниием и Иродом Великим, который ее распространил и украсил, чтобы сделать ее достойной своего нового имени, данного им городу в честь Августа, который ему дал царство. Но Самария была снова разрушена и пала еще ниже, чем прежде. Она была даже обращена в кучи камней в поле. Камни, лежащие еще на её поверхности и лишенные той славы, которая, как обыкновенно кажется, парит над развалинами, каково бы ни было, их безобразие, были собраны поодиночке и навалены в кучи, так что они были как бы кучи в поле, а не остатки столицы. Земля была очищаема от них в различных местах, чтобы разводить сады или обработать лоскутки земли, коими владеют жители жалкой деревни, расположенной на самом краю того места, на котором стоял древний город. Очевидно, что камни были собираемы в кучи, как в поле или виноградном саду, чтобы приготовить землю для посева. На открытом пространстве, на северной стороне холма и близ его основания, сохранившего признаки какого-то публичного здания, вероятно, как граф Портилис предполагает, форума, стоят теперь четвероугольныe ряды колонн; а на заключающемся посреди этой древней колоннады пространстве, составляющем поле, покрытое, когда мы его видели, созревшим ячменем, возвышались в различных местах шестнадцать куч камней, которые, составляя, таким образом, в буквальном смысле, кучи в поле, и приняв на себя в тоже время предсказанную форму проклятием пораженного и погибшего города, сделались полезными для пояснения слова Иеговы и хотя они и не могут с достоверностью указать на то, какого рода было это строение, в котором теснились толпы людей, дороживших другими законами более чем законами десяти заповедей и предававшихся любви к удовольствиям более чем любви к Господу Богу. От всей славы царского города Самарии остались одни лишь только груды развалин на поле. Но только небольшая часть её осталась там, где венец её гордыни возносился высоко, ибо дальше сказано: «Я обрушу в лощину каменья её» и проч. Дорога, которая поднимается на холм Самарии, заключена с обеих сторон камнями, так грубо наложенными, что про них можно скорее сказать, что они были навалены в кучи, чем построены. Но на пространстве всего пути они служат свидетельством, что камни, которые некогда составляли Самарию, были низвергнуты. Они принадлежали, без сомнения, древним зданиям, ибо можно видеть в безобразном смешении лежащие изломанные капители и пьедесталы, и другие обломки колонн и тесаных камней. И не здесь только, но и во всю длину холма, от вершины его до основания, лежат многие камни различной формы и обломки колонн, коих форма или массивность остановила их движение, показывая очевидным образом, что они были сброшены и не могли сами упасть туда, где лежат. За падением камней Самарии, когда они были сброшены или низвержены в долину, можно следить во всю дорогу, от места, где находился город, на вершине холма, до самого дна долины, где они более изобилуют, рассеяны по частям на поверхности её, или собраны в кучи между деревьями, чтобы полевые звери могли там свободнее пастись.

«И я обнажу основание её». В различных местах на поверхности всего холма, столбы из цельного камня, украшение древних строений, и колоннады стоят теперь одиноко, не украшая собой ни главных, ни каких-либо других строений. Место древнего города, за исключением того небольшого лоскутка земли, на котором еще стоит, бедная деревня Сабустие (Sabustieh), имеющая едва ли триста жителей, до такой степени очистилось от домов, что кажется будто бы столицы на нем никогда и не бывало. «Венец гордости совершенно низвержен». Самые развалины не лежат, подобно развалинам других городов, на месте прежних зданий и не скрывают от взора фундаменты. Эти фундаменты действительно открыты и обнажены. Тесаные камни, из которых воздвигались здания в Самария, или Себасте, были низринуты на землю и навалены «в кучи», или в большем количестве обрушены в долину. Гордая столица, хотя и столица Израиля, в которой поклонялись ложным богам, совершенно исчезла; и на холме теперь не видно города, от которого, за исключением разве только немногих столбов, украшавших его в дни Ирода, едва ли сохранился какой-либо след там, где он стоял. Одни лишь основания остались, да и то без обломков развалин или каких-либо камней для прикрытия их. Некоторые фундаменты можно еще различить на западной стороне деревни. Но при втором посещении автором страны, непосредственно за уборкой урожая, они были покрыты кучами немолотого ячменя, близ гумна, или молотильни, на которую Самария и походила. Основание теперь так сравнялись с землей, что они почти не производят на ней никакого безобразного вида. Основание стен можно выследить там, где они покрылись травой, «чтобы звери полевые поедали ее». А в некоторых местах, они, будучи совсем непокрыты, совершенно ясно видны, и лежат так низко, как будто бы они были только что положены вдоль длинных параллельных линий тогда будущих, а ныне развалившихся и исчезнувших зданий, в которых нечестивые люди Израиля ставили статуи Омрию, и нарушали заповеди своего Бога; пели под звуки гуслей, но не хотели прислушиваться к гласу пророков; были совершенно счастливы в Сионе, но не хотели «поскорбеть о печалях Иосифа, и полагали свою надежду на гору Самарии» в то время, когда такие приговоры раздавались у них в ушах, которых даже самая гора не слышала напрасно.

«Древняя Самария покрывала этот холм и распространялась вокруг него. Большой храм Ваала, дворцы его священников Ахава и Сезавели и гробницы Астарты (of Ashtaroth) венчали тогда холм и украшали его покатости... Ныне же, как изменилась она, и какое безмолвие царствует вокруг неё! Где священники ходили по мраморной настилке храма солнца, там теперь ночная сова сидит на своих яйцах посреди камней. Где были прежде собираемы цветочные гирлянды для жертвоприношений, там теперь желтая крапива растёт почти наподобие кустов, и белый вьюнок и дикая роза вьются над «камнями оснований древних дворцов»⁴³⁴. Между тем, как это пишет мисс Мартино, лорд Линдсей говорит: «Я никогда не был так поражен исполнением пророчеств, как в то время, когда я прогуливался по холму Самарии»⁴³⁵. «Я размышлял,–говорит Ван де-Вельде,–о пророчествах касательно Самарии. Исполнение их я имел сегодня перед своими глазами. Самария – обширная груда камней! – её основания открыты, её камни обрушились в долину! Её улицы вспаханы и покрыты нивами и оливковыми садами!»⁴³⁶.

В дни Вааловы, в которые земля израильская возжигала ему фимиам и возлагала на себя драгоценности, и ходила вслед за своими похотниками, и забыла Господа, граждане её признанной, но незаконной столицы, и царь васанский, который жил на горе Самарии, угнетали бедных и притесняли неимущих, и говорили хозяевам своим: принесите и давайте нам пить. Пьяницы ефремляне погрешали от вина, и от крепких напитков сбивались с пути; они заблуждались в своих мечтах, и делали зло Израилю. «И положу конец всему веселию её, торжествам её, новомесячиям её, и субботам её, и всем праздникам её. И опустошу сады её виноградные и смоковные – и обращу их в лес, и будет поедать их зверь полевой»⁴³⁷. И теперь, когда Самария опустела, и дни её неправды отомщены, звери поля поедают отпрыски меж дерев на дне долины и на холмах, и на валах, которые, возвышаясь один над другим, опоясывают нижнюю часть холма Самарии. – Звери поля теперь пасутся там, где прежде вились виноградные лозы, как локоны, «вокруг головы тучной долины», для которой Самария была венцом гордости; и до такой степени разорены виноградные сады, что только после продолжительного старания удалось нам найти листик дикой виноградной лозы.

Но Самария должна будет принять другой, улыбающийся вид, когда она увидит, что её природные чада возвращаются к ней снова. «Я убежду ее, – говорит Иегова, – и отведу ее в пустыню, и буду говорить к сердцу её, и потом отдам ей виноградники её и долину Ахор, как дверь надежды; и она воспоет там, как в дни юности своей, и как в день восхождения своего из земли египетской. Я обручу тебя со Мной на век, и обручу тебя со Мной в законе, и в правосудии, и в благости и в милосердии, – и в вере»⁴³⁸. «Снова разведешь виноградники на горах Самарии, о дщерь Израилева: и посадившие посадят лозу и будут есть плоды. И будет день, когда стражи на горе Ефремовой провозгласят: «Вставайте, и взойдем на Сион, к Иегове, Богу нашему⁴³⁹. И наследует дом Иакова свои наследия»⁴⁴⁰. Но хотя «венец гордости и был попираем ногами людей и зверей», однако, в оный день Иегова воинств будет великолепным венцом и прекрасной диадемой остатку народа своего⁴⁴¹.

Предсказанная судьба Иерусалима изложена гораздо явственнее и объяснена гораздо полнее, чем судьба столицы десяти колен Израиля. Со времен Иакова он всегда служил предметом пророчеств, и как местопребывание правительства детей Иуды, скипетр не был исторгнут от него до появления Мессии, по прошествии семнадцати столетий после смерти патриарха, и до предсказанного Даниилом и затем наступившего периода его запустения. Другая судьба тогда ожидала его, и прежде, нежели величие его померкло, и даже в то самое время, когда он кишел иудеями, со всех сторон стекавшимися в него на праздник, и когда он был обитаем многочисленным народонаселением, жившим в безопасности и мире, приговор его был ему уже объявлен: он будет «попираем ногами язычников, пока время язычников не исполнится». Время язычников еще не исполнилось, и Иерусалим все еще попирается язычниками. Иудеи часто пытались возвратить его; никакое расстояние ни места, ни времени, не может заставить изменить их чувства к нему: молясь, они обращаются к нему лицом, как будто он был предметом столько же обожания их, сколько и любви; и хотя желание их возвратиться так сильно, так постоянно и так неизгладимо, что каждый иудей, в каждом поколении, считает себя изгнанником, однако, они никогда не были в состоянии воссоздать свой храм, ни освободить Иерусалим из рук язычников. Но могущество несравненно сильнейшее присоединилось к их попытке уничтожить решение, признанное решением Божиим. Юлиан, император римский, не только позволил, но даже приглашал иудеев снова построить Иерусалим и храм, и обещал восстановить их в их отеческом городе. Одним этим действием, несравненно более чем всеми своими сочинениями, он уничтожил бы достоверность Евангелия и восстановил бы свое любимое, но оставляемое язычество. Усердие иудеев равнялось его собственному, и дело началось тем, что положено новое основание храму. В течение трех дней Тит окружил город стеной, когда он кишел его неприятелями и вместо того, чтобы найти сопротивление, это великое дело, когда оно долженствовало подтвердить выраженное предсказание Иисуса Христа, было совершено с изумительной быстротой, – и что могло воспрепятствовать императору римскому построить храм в Иерусалиме, когда каждый иудей был полон усердием этому делу? Ничто, конечно, и не восставало против него, кроме единого приговора, произнесенного несколько столетий пред тем одним лишь человеком, который был распят. Если слово это было человеческое, то могли ли бы усилия монарха быть напрасными в его желании противодействовать ему? И почему Юлиан со всей своей закоренелой враждой к христианству не исполнил дела, столь легкого и столь желанного? Языческий писатель рассказывает, что странные огненные шары, вырываясь из-под земли и иногда опаляя работников, сделали место неприступным и принудили их отказаться от предприятия⁴⁴². Тот же рассказ засвидетельствован и другими. Хризостом, который жил в то время, ссылался на состояние развалин и на всеобщее свидетельство, коим подтверждался факт. Исторические доказательства были слишком сильны даже и для скептика Гиббона, чтобы противоречить, и заставили его признаться, что такой авторитет должен изумить неверующий ум. Но даже и без чудесного посредничества предсказание исполнено. Попытка была сделана открыто и оставлена без видимой причины. Она никогда не осуществилась, и пророчество исполнилось. Но если бы даже попытка Юлиана никогда не была сделана, то истина самого пророчества, все-таки, неопровержима. Евреи никогда не были снова водворены в Иудее. Иерусалим был всегда попираем ногами язычников. Указ Адриана был возобновлен наследниками Юлиана, и ни один иудей не мог приблизиться к Иерусалиму иначе, как подкупом или украдкой. В течение многих веков он был местом, на которое иудеи не могли вступить без нарушения закона. Во время крестовых походов все могущество Европы соединилось, чтобы освободить Иерусалим от язычников, но столь же тщетно. Он был попираем около восемнадцати веков своими последовательными владетелями: римлянами, греками, сарацинами, мамелюками, турками, христианами, и снова худшими из правителей, арабами и турками. И могло ли случиться что-нибудь, более невероятное того, чтобы какой- либо народ был изгнан из своей собственной столицы и отчизны и остался изгнанным из своего отечества около восемнадцати столетий? Подвергался ли когда- либо какой-нибудь народ такой участи, хотя бы и не существовало пророчества о том? Есть ли какое-нибудь учение в Св. Писании, которому поверить было так трудно, как этому единственному факту в то время, когда он был предсказан. И, даже, имея пример иудеев перед глазами, мы можем спросить, вероятно ли, или может ли кто предсказать, что настоящие жители какой-либо страны на земном шаре будут изгнаны из отечества, будут рассеяны между всеми нациями, но, подвергшись исключительной участи, сохранят свой отличительный характер, будут особым народом без правительства и без отчизны, и останутся таковым на неопределенное время, свыше восемнадцати столетий, до исполнения предписанного события, которое должно совершиться после стольких поколений? И не есть ли знание таких истин результат пророческого предвидения, которому известны воля и поступки смертных, действие будущих народов и история позднейших поколений?

Иерусалим был город, избранный Господом для водворения в нем своего имени, и Он любил врата Сиона более, чем все жилища Иакова. Но в то время как земля предана осквернению, а народ выселился, врата Иерусалима давно развалились и Сион сделался местом неоднократного исполнения приговоров. Гробница Давида стоит за стеной нынешнего города; но дворцы Иерусалима исчезли с горы Сиона. От вала его, столь долго сопротивлявшегося римским воинам, не осталось ни малейшего следа, и город Давида, стоявший на Сионе, совершенно исчез, как будто бы это царское место израильтян, подобно месту Самарии, никогда не освобождалось от орала. Только небольшая часть горы окружена ныне стенами нового Иерусалима, и гору Сион можно теперь видеть, как могут засвидетельствовать все бывшие там путешественники и как пророк видел ее в видении: вспаханной как поле. В других местах, по всей стране, земля засевается зерном вокруг больших и густо растущих оливковых деревьев, а на Сионе она им засевается не так много и вокруг не столь высоких и не столь густо растущих оливковых деревьев. Когда я посетил это священное место, говорит Ричардсон, одна часть его была покрыта урожаем ячменя, а на другой работал плуг, и вспаханная почва состояла из мелкого камня и извести, смешанных с землей, как это обыкновенно бывает в тех местах, где были основания разоренных городов. Оно имеет около мили в окружности. Мы имеем в этом еще замечательный пример частного исполнения пророчества: «посему за вас будут орать Сион как поле»⁴⁴³. Сион свидетельствует против своих чад. В первом своем посещении Сиона, автор этих страниц вместе со своими друзьями, собрал несколько колосьев ячменя с поля, которое было вспахано и сжато; но потом мы видели, что плуг, как и во всяком другом поле, действительно вспахивал почву Сиона.

«И гора дома сего пригорком в лесу»⁴⁴⁴. Иерусалим обращен в кучи развалин, после того, как он был осажден, взят и разрушен халдеями и римлянами. По настоящий день мечеть Омара видна на том месте, где благороднейший храм Соломона стоял во всей своей славе. Гора дома со своими деревами вокруг неё, есть как бы пригорок, который посвящен служению ложной религии, а не обожанию Святого Израилева. Но слова истины, непосредственно присоединённые к этим заявлениям пророка, говорят о других временах, кроме тех, в которые как теперь сияют над ней многие полумесяцы в знак того, что Иерусалим попирается еще ногами язычников. «Но в последние дня гора дома Иеговы будет поставлена во главу гор, и она возвысится над холмами, и потекут на нее народы. И пойдут народы великие, и скажут: «Пойдем, взойдем на гору Иеговы, и к дому Бога Иаковлева» и проч.⁴⁴⁵.

Хотя плуг и проходил по святой земле как знамение вечного запрещения, однако, Сион будет искуплен правосудием, а с ним и обратившиеся сыны его правдой⁴⁴⁶. Господь ревнует к Сиону: и возвратится в него. «Есть грядущая година возмездия, по делу сионскому»⁴⁴⁷. «Ты, о Господи, воскрес ущедрити Сиона: яко время ущедрити его, яко придет время. Яко благоволивши рабы твоя камение его, и персть его ущедрят. И убоятся язы́цы имени Господня, и все цари земные славы твоей: яко созиждет Господь Сион, и явится во славе своей. Призре на молитву смиренных, и не уничижи молении их. Да напишется сие в род ин, и люди зиждемии восхвалят Господа». Пс. 101:13 и проч. Место святилища Господа будет снова украшено. Иерусалим, а не Рим будет вечный город. Ибо так писано. «И придут к тебе на поклонение дети угнетавших тебя, и падут к ногам твоим все презиравшие тебя, и назовут тебя градом Иеговы, Сионом Святого Израилева. За то, что ты был оставлен и презрен, и никто не ходил к тебе; тогда сделаю тебя красой вечности, радостью всех родов. Я, Иегова, поспешу исполнить сие во время свое». Ис. 60:14.

Пророчества не ограничиваются землей иудейской. Они равномерно беспредельны по своему объему, как относительно пространства, так и относительно времени. Теперь, по истечении многих веков, страны вокруг Иудеи делаются, наконец, известными. И каждый путешественник, сообщая новые открытия относительно их, постепенно развивает то самое описание, какое дано нам пророками об их бедности и запустении, во время их благоденствия и изобилия. Страны аммонитян, моавитян, или обитателей Идумеи, и филистимлян, все граничили с Иудеей, и каждая из них была предметом пророчеств. Относительное положения всех их явственно определено в св. Писании и ясно обозначено. И области древних неприятелей иудеев, долго опустошаемые врагами христианства, представляют много доказательств вдохновения иудейского Св. Писании и истины христианской религии.