М.В. Корогодина

Источник

Глава 10. Развлечения

Статей, касающихся развлечений и смеховой культуры средневековой Руси, в исповедных вопросниках, в общем, немного. Во многих текстах такие вопросы вообще отсутствуют, в других встречаются одна-две статьи. Однако некоторые редакторы уделяли немалое внимание этой стороне жизни своих современников, записывая по пять-шесть статей о развлечениях и смехе. Благодаря этому статьи на данную тему достаточно разнообразны и затрагивают самые разные виды развлечений, игр, смехового восприятия окружающего мира. Н.М. Гальковский полагал, что развлечения – игры, пляски, скоморохи и другие прежде всего имеют отношение к остаткам языческих верований;929 однако в работах отечественных историков XX в. было показано, что этим не исчерпывается смеховая культура средневековой Руси.

Исповедные вопросники, как ничто другое, отражают своеобразие смеховой культуры средневекового человека, существенно отличавшейся от современного восприятия смешного. Грубоватый юмор, описанный в покаянных текстах, осуждался как греховный, поскольку часто подвергал сомнению и лишал должного ореола благолепия то, что почиталось в традиционной культуре: посты, книги, самого человека как образ и подобие Божие. Во многих вопросах, с первого взгляда кажущихся современному читателю выражением злобы и грубости самого низкого толка, при внимательном прочтении мы видим отражение той склонности к абсурду и «переворачиванию» мира, о которых писал Д.С. Лихачёв. По мнению учёного, высмеивание средневековыми людьми низменных и негативных сторон жизни подчёркивало их отличие от «настоящего» благолепного бытия. Это как будто делало горе, нищету, голод ненастоящими, выдуманными и тем самым ещё больше возвышало «истиный» мир – мир благополучия и добра. Д.С. Лихачёв писал и о другой характерной особенности смеховой культуры средневековья направленности смеха в первую очередь против самого смеющегося.930 В приводимых ниже статьях это будет хорошо видно: даже высмеивая другого человека, передразнивая его, смеющийся подвергает осмеянию прежде всего себя.

1. Пляски, песни, хороводы и игры

«Плясал ли еси?» – наиболее часто встречающаяся статья в вопросниках, обращённых как к мужчинам, так и к женщинам. Часто уточняется, не происходили ли пляски на пиру или в пьяном состоянии, причём регулярность, с которой встречается уточнение, свидетельствует о том, что пиры постоянно сопровождались плясками. Пляски, как правило, носили не вполне пристойный характер, что и влекло за собой их запрещение. В некоторых текстах, предназначенных для исповеди женщин, находим такие уточнения: плясала «в коленях у друга», «в колени свои».931 Такое уточнение присутствует только в вопросниках, обращённых к женщинам; учитывая, что исподнего в те времена не носили, пляска вприсядку действительно приобретала непристойный характер.

В отдельных вопросниках, обращённых к мужчинам, записана такая статья о плясках: «Или в женине платье плясал?»932 – яркий пример «переворачивания» мира, характерного для смеховой культуры средневековья, как показал Д.С. Лихачёв.933 Мужчина оказывается не мужчиной, а женщиной; можно представить себе всю комичность шутовского исполнения мужчиной женской роли. Аналогичную статью мы находим и в текстах, обращённых к женщинам: «В мужни портищи ходила игрою?»934 Наличие подобных статей наводит на мысль, что здесь мы имеем дело с вполне определёнными «женскими» и «мужскими» играми и плясками. Мужчина, переодевшись женщиной, не просто подшучивает над повадками представительниц противоположного пола. Он вторгается в женскую обрядность, принимает участие в играх, к которым не мог бы присоединиться, сохранив муж скую сущность. То же можно сказать и о женщинах, переодевавшихся мужчинами для участия в определённых играх, такие переодевания характерны для святочных и масленичных игр.935 Далее мы увидим, что в исповедных вопросниках действительно присутствуют статьи, описывающие характерные женские и мужские развлечения, игры, обрядность Церковь неизбежно должна была осуждать подобные переодевания, как и вообще всякое актёрство, как намеренное искажение замысла Божия, давшего человеку тот, а не иной образ.

В некоторых текстах мы видим иные формулировки той же статьи: «Плясати обычаи дръжал ли еси?», «Сотворил еси пир с смехотворением и плясанием?»936 Епитимья за пляски встречается в вопросниках редко и измеряется в одном случае 40 днями поста, в других 6 днями.937

Из приведённых выше статей видно, что танцы вообще не поощрялись, особенно же настойчиво подчёркивалась неприемлемость участия в танцах женщин. Если низшие слои населения, судя по вопросникам, нечасто соблюдали запрет, то иначе обстояло дело в родовитых семействах. Так, по свидетельству секретаря австрийского посольства в Москве Иоганна Корба, впервые молодые женщины и девушки из родовитых семей приняли участие в общем празднике только в 1699 г., на приёме, устроенном Петром I в честь бранденбургского посла.938

«Песни пела ли еси?» – статья, получившая немалое распространение в исповедных вопросниках, предназначенных для исповеди женщин. В текстах, обращённых к мужчинам, подобную статью мы находим единственный раз, в вопроснике, вошедшем в состав печатного требника: «Пел еси песни бесовская или слушал еси иных поющих?»939 Здесь порицается не только самостоятельное пение, но и участие в развлечении в качестве зрителя. В текстах же, обращённых к женщинам, подобные вопросы появляются не позже рубежа XV–XVI вв. В отдельных текстах мы находим уточнения, из которых узнаем, что песни пелись «в пиру или дома», «на свадбах и на игрищах». Песни называются «неподобными» и «бесовскими»; наравне с песнями в одном из текстов ХѴII в. упоминаются «неподобныя речи».940 Вообще любое бурное веселье порицалось, – это видно и на примере других, приведённых ниже статей.

«В долони плескала?»941 – ещё одна статья, характерная исключительно для вопросников, обращённых к женщинам. В одном из текстов статья читается с некоторыми дополнениями: «Руками и ногами плескала ли и плясала ли и скакала ли?»,942 – перед нами подробное описание танца. Вероятно, «плескание в длани»943 – хлопанье в ладоши сопровождало исполнение хороводных песней и игр. Иначе говоря, в данной статье духовник, называя часть (плескание), подразумевает целое (обрядовые игры), неотъемлемой составной частью которых было хлопанье в ладоши. Подчеркнём, что вопрос о «плесканье в долони» является исключительной принадлежностью текстов, обращённых к женщинам. Так перед нами постепенно вырисовываются очертания женской культуры развлечений и женской обрядности, для которых характерны не только пляски, но и песни, хлопанье в ладоши – то, чего мы не находим в текстах, предназначенных для мужчин.

В более поздних текстах XVIII–XIX вв. мы видим описания игр, которые выполняли функции как обряда, так и развлечения. Так, в епитимийной статье, записанной в сборнике 1754 г., упоминается игра в жмурки, запрещаются игры в шахматы, «зернь» и карты.944 Там же описываются обрядовые игры и гадания, характерные для святочного или масленичного периода: «под дверию и окном слушают; или лица свои сажами марают, или трепицами главу свою мочат, или жгутами биются».945

2. Смех до слез

«Смеявшися до слез?»946 – статья, встречающаяся в некоторых вопросниках. Она присутствует как в списках XV в., так и в рукописях XVII в., т. е. смех до слез оценивался как греховный на самых разных этапах развития покаянной дисциплины. Епитимья за него назначалась небольшая: 3–7 дней поста,947 но для современного человека и такое наказание кажется несоразмерным с совершенным проступком.

Мы встречаем и другие статьи, в которых осуждается смех, например, смех над калеками и убогими (эти статьи разбираются ниже), однако в таких статьях фактически осуждению подвергается не смех как таковой, а издевательство над слабыми и беззащитными. В то же время «смех до слез» порицается независимо от того, какой причиной он вызван. Очевидно, причина осуждения заключается в слезах, сопровождающих смех. Действительно, мы ни разу не встречаем статьи, в которой говорилось бы просто о смехе: «Не смеялся ли?». В покаянных текстах обязательно присутствует указание либо на неподобающую причину смеха, либо на слезы, сопутствующие ему. В дальнейшем мы увидим, как строго осуждался плач, свидетельствующий об унынии, в котором пребывает человек: слишком горькое оплакивание покойника или жажда смерти. Очевидно, слезы для средневекового человека настолько прочно ассоциировались с высшими проявлениями веры (оплакивание грехов, слезы чудотворных икон), что проливать их, смеясь над скабрезной шуткой, считалось кощунством.

3. Скоморохи, музыканты и другие профессиональные актёры

В покаянных текстах, как в тех, что предназначены для женщин, так и в тех, что обращены к мужчинам, иногда встречаются статьи, говорящие о скоморошестве. Так, в текстах для женщин находим вопрос: «Скоморохов слушала и в сладость игры их смотрела?».948 В тех же вопросниках упоминается о бесовских играх и о песнях, которые поются скоморохами. Скоморохи получали плату за свою игру: «или им мзду давала?», их приглашали домой: «в дом водил?».949 Судя по вопросам, женщины выступали только в качестве зрителей, но никогда сами не принимали участия в скоморошеских играх. Единственная статья, сохранившаяся в вопроснике, обращённом к инокиням: «Играла играми всякими?»,950 – не позволяет сделать вывод о том, что под «играми» подразумевается скоморошество. Скоморошество и «игры» – это мужские развлечения, и принять в них участие женщина могла, только «притворившись» мужчиной – переодевшись в «мужнее портище», как мы видели из цитировавшихся выше статей. Скоморохи «со различными дудами и богоненавистными бесовскими песнми» жили при дворе Ивана Грозного.951

В текстах конца XVI–XVII в., обращённых к мужчинам, также находим статьи, в которых мужчина выступает зрителем, наблюдающим за скоморохами: «Или слушал еси скоморохов и гуселников?», «Игрища и скоморохи или какии позор смотрил?», «На позоры ходил?».952 Сохранились также статьи, в которых сам кающийся выступает в качестве скомороха: «Или игреци играли и песни пели скоморошьи?», «Скоморох еси?»953 Из этих же статей узнаем о других наименованиях скоморохов – «гуселники», «игрецы» и о наименованиях театральных действ – «игрища», «позоры».

В некоторых текстах сохранились другие описания игр и развлечений, например: «Или в струны и в сопели и иными играми тешился?»954 Перечисление наиболее распространённых музыкальных инструментов свидетельствует о том, что речь идёт о профессиональных артистах-музыкантах. Конечно, и обычный человек мог играть на «струнах и сопелях», по скорее они должны выступать инструментами профессиональных музыкантов. В работе В. В. Кошелева показано, что в XVI–XVII вв. немало скоморохов, музыкантов и другого рода профессиональных артистов жило по деревням и слободам;955 поэтому присутствие специальных исповедных вопросов, обращённых к ним, не представляется странным.

«Смыки и гусли» упоминаются ещё в одном вопроснике второй половины XVI в., где сохранилось подробное описание разнообразных игр и зрелищ, любимых средневековыми людьми. Здесь мы находим сказителей, борцов, скоморохов, профессиональных музыкантов и плясунов и даже конные бега: «Не баивал ли еси баснеи, или сам не слушавал ли еси? Не барывал ли ся еси борбою, пли позоров какых не сматривал ли еси, или коннаго уристаниа, или игрищь, или скоморохов, скоморошьских игор, или смыков, или гуслей, или плясцев, или иных какых позоров ни есть?»956 Скоморохи и музыканты, играющие на свирелях, «в гусли и домры и сопели и в бубны», фигурируют в правиле, записанном в сборнике 1754 г.957

О смеховой культуре и развлечениях подробно говорится в двух близких исповедных текстах XVI в.: «Скоморох <...> таковии за лето испытанна. Аще самоборен, или пешни уристания творя на позорех, или игрищам стареиша, или свирелец, или смычец, или гуселник, или плясец, или корчемник, да престанет от таковых»; «Скоморох, <...> а баснем казател еси? <...> Аще самоборен еси, или нищее урыскание на полозех творя? На воду или на мраз закладывался ли безумием своим? <...> Или игрецем старишим бывал еси, или свирели играл, или в смычец, или в гусли, или плясец еси, или корчемник? Игрывал еси во все игры бесовскыя? И до слез смиялься еси?»958 Сходный текст находим в одном из святительских поучений, записанном в Макарьевских Минеях Четьих, где также упоминаются скоморохи и «баснем сказатели».959 Статьи касаются уже не только смеховой, но и игровой, и вообще развлекательной культуры средневековья. Здесь перечисляются скоморохи, сказатели басен, борцы и бегуны, выступавшие на арене. Игрищами руководили старейшины; упоминаются также танцовщики и музыканты, играющие на свирели, скрипке и гуслях. В один ряд с музыкантами и актёрами поставлены и корчемники, – видимо, праздник было невозможно отделить от возлияний. Любопытно, что переписчик рукописи П.I.А 94 ошибся, то ли не рассмотрев, то ли не поняв выражения «на позорех», локализующего выступления бегунов (тех, кто «творит пешни уристания» или «урыскания»), и заменил его выражением «на полозех». В результате осуждению подверглись бегуны за санями, что, может быть, также находило соответствие в русской жизни.

В приведённых выше статьях вопросы о развлечениях смешаны с вопросами о совершении магических обрядов. Почему же церковь, и не только православная, но и католическая, резко осуждала актёров, которых даже запрещалось хоронить в освящённой земле? Актёр, надевая на себя чужую личину, меняя свой образ, как будто изменяет то, что было сотворено Богом, тот образ, который Он дал человеку. Таким образом, актёр поругает то, что было сотворено Творцом, подразумевая, что Его творение требует исправления и недостаточно хорошо само по себе. С другой стороны, актёр соперничает с Богом, показывая, что он тоже может творить и создавать новые образы. В этом причина неприятия актёрской профессии церковью, а не только в том, что скоморохи и «игрецы» высмеивали тех, кто не хотел быть осмеян. Именно поэтому скоморохи оказываются в одном ряду с чародеями и узольниками.

Особого внимания требует статья, говорящая о «закладе» на воду и мороз. Поскольку она стоит в одном ряду с «развлекательными» статьями, можно предположить, что здесь речь также идёт об игре или развлечении. Слова, однокоренные со словом «заклад», иногда используются в устойчивых выражениях, семантика которых связана со спором, игрой: «биться об заклад», «закладные игры» (азартные игры).960 В современных словарях древнерусского языка такие выражения зафиксированы только с конца ХѴII в., но, возможно, данное значение слова «заклад» стало входить в оборот уже в XVI в., хотя и не получило ещё широкого распространения. В таком случае статья говорит о споре по поводу предсказания погоды.

4. Охота

Ещё одно развлечение, подвергавшееся осуждению, – охота, хотя статей, говорящих о ней, немного. Охота осуждалась, прежде всего потому, что добыча, поступавшая на стол, была «давлениной» или «звероядиной»: животных, погибших в силках или пойманных с помощью собак и соколов, запрещалось употреблять в пищу. Статьи об охоте мы находим в исповедных вопросниках, обращённых к священникам: «Не ловил ли еси заицов или иных которых?»961

Однако причиной были не только пищевые запреты. Охота осуждалась как развлечение, наносящее урон окружающим и отвращающее участников от истинно христианского веселья. В поновлении начала XVII в. мы видим статью: «Согреших, исходя на ловы птиц и зверей, и насилствовах бедне чади, и многие им пакости и убытки сотворих, и вместо духовнаго празднества суетно веселяхся в полях и дубровах».962 В Степенной книге, памятнике русской историографии XVI в., охота резко осуждается: приводятся многочисленные примеры гибели людей на охоте, и в целом охота порицается как греховное занятие.963

5. Насмешки над убогими

«Посмеялся кому слепу и хрому?»964 – статья, читающаяся в некоторых исповедных вопросниках. Покаянные тексты берут под защиту всех, кто слаб и беззащитен: глухих, немых, больных и увечных. Поведение по отношению к нищим и убогим – тема, к которой составители исповедных вопросников обращаются в самых разных статьях. Как было показано выше, духовники специально уточняли, не бил ли и не ругал ли кающийся увечных, нищих и сирот. Статья о насмешках свидетельствует не о том, что издевательства над людьми с физическими недостатками были особенно широко распространены, а о том, что духовники считали нужным специально обращать внимание на обиды, нанесённые беспомощным калекам, и брать их под защиту.

Кроме того, калеки и убогие на Руси часто выполняли функции юродивых, которые через физическую или духовную немощь, нарушая принятые нормы поведения, наставляли окружающих в вере. Юродивый взывает к душе человека, и смеяться над тем, кто избран Богом, тем более грешно.965

6. Издевательства

«Пехнул еси человека в кал, хотя погана или скотину?»966 – статья, встречающаяся в некоторых текстах, обращённых к мужчинам. В исповедных вопросниках для мужчин записано несколько подобных статей, в то время как в текстах, обращённых к женщинам, такие вопросы отсутствуют. Процитированная статья присутствует уже в тексте XIV в., поэтому особенно интересно уточнение о «поганом». Составитель текста считает нужным подчеркнуть, что подобное поведение недопустимо не только по отношению к христианину, но и по отношению к язычникам или животным. Вряд ли автор рассматривал «поганых» и животных как уязвимых и беззащитных существ; и вряд ли подобные издевательства над животными и язычниками имели особенно широкое распространение. Скорее, формулируя так статью, автор стремился показать, что такое поведение недопустимо ни в каком случае. Епитимья, назначаемая за этот грех, была небольшой. Обычно она равняется 6 дням поста; в одном из ранних текстов размер епитимьи утроен.967

В некоторых текстах встречаются любопытные уточнения. Так, составитель текста XV в М-КБ 22/1099 объясняет значение слова «поганый»: «рекше неправославна».968 Вставка показывает, с одной стороны, что в XV в слово «поганый» уже было понятно далеко не всем. С другой стороны, определение, которое даёт древнерусский книжник, говорит о том, что значение слова изменилось: теперь оно означает не человека, придерживающегося языческих верований, и даже не нехристианина, а именно неправославного.

В исповедных вопросниках мы находим ещё одну статью, похожую на предыдущую: «Искалял еси чюж порт смехом или завистию?»969 Такому же поруганию, из желания высмеять, подвергались и другие предметы: шапка, клобук, «судно» и даже человек;970 епитимья отличается незначительно: 12–15 дней поста. Главным в приведённых статьях является не злобное надругательство над неприятелем, а попытка продемонстрировать абсурдность чужого бытия, «перевернуть» его, уподобить недруга всему самому нечистому. То же желание мы находим и в следующей статье: «Приложил главу и браду и нос к сраму?».971 Здесь имеет место переворачивание в прямом смысле слова, замены «верх» – «низ» (голова – физический низ). В более мягкой форме тот же принцип насмешки находим в следующей статье: «Или кривил еси, или еси очи выстрещил на друга?»972 Такая же статья присутствует в вопроснике для женщин, парном к последнему процитированному тексту для мужчин: «Кривилася или очи вытрещила?»973 Смех через передразнивание, хорошо известный и современному человеку, основан на том же принципе поиска смешного, что и записанные выше статьи: «посмотри, на что ты похож, чему ты подобен...».

Итак, описанная смеховая культура является характерной мужской культурой. В вопросниках, адресованных женщинам, встречается единственный вопрос о передразнивании, внесённый по аналогии с такой же статьёй из текста, обращённого к мужчинам.

7. Насмешки над книгами

«Преложил еси книжныя словеса на хулное слово или на кощюнно?»974 – статья, встречающаяся в нескольких текстах, обращённых к мужчинам. Эта статья, присутствующая и в Вопрошании исповеданию, явно была взята из епитимийного правила: «Рекше слово хулно или смешно на святыя книгы, почитаемыя на въздержанье, и оборотивши слово святых книг на игры, 2 лета».975 Во всех известных нам текстах сохранена та же епитимья – двухлетний пост.

В вопросниках, адресованных женщинам, подобные статьи отсутствуют, однако это скорее свидетельствует не о более почтительном отношении к книгам женщин, а об их меньшей образованности. Любопытно, что статьи о почитании книг встречаются только в текстах раннего времени XIV – конца XV в. Почтительное и отчасти трепетное отношение как к самим книгам, так и к написанному в них характерно для древнерусских книжников; оно отразилось и в других русских памятниках, например в «Вопрошании Кирика»: «Несть ли в том греха, аже по грамотам ходити ногами? – Аже кто, изрезав, помечет, а слова будут знати».976 Тем не менее вопрос о грехе, считавшемся тяжким, за который назначалась епитимья в два года, опускался последующими составителями исповедных вопросников.

Мы можем объяснить это изменением отношения к искажению «книжных словес»: составители вопросников стали более строго разграничивать кощунство, граничащее с ересью, и смех, позволяющий через зрелище «изнаночного» мира возрастать в благочестии. В исповедных текстах записаны такие статьи; «Перепирающеся безаконьно со учащими на добро?», «Не послушав наказанья праваго гневы?», «А книги отреченныя цы читал еси, или у себе дръжиш?»977 Последняя статья появляется в первой половине XVI в. С середины XVI в. и особенно в ХѴII в. возникает все больше пародийных произведений, авторы которых использовали хорошо известные жанры, как светские, так и церковные, для переворачивания и создания смеховых произведений.978 В качестве примера можно привести такое известное произведение, как «Служба кабаку».979 В XVII в. чтение подобных произведений могло даже считаться «полезным» и рекомендоваться благочестивому читателю. Д.С. Лихачёв считал, что сатирические произведения в XVI–XVII вв. рассматривались не как пародия, а как изображение «изнаночного» мира, «антирая», и не воспринимались в качестве хулы на реально существующую церковь.980 Учёный полагал, что отношение изменилось в XVIII в.: именно к этому времени относится новое предисловие «Службе кабаку», автор которого пишет: «Увеселительное аще и возомнит кто применили кощунству, и от сего совесть его, немощна сущи, смущается, таковый да не понуждается к читанию, но да оставит могущему и читати и ползоватися».981 Мы, однако, полагаем, что процитированное предисловие как нельзя лучше отражает прежнее, характерное для более раннего периода восприятие смеховых пародийных произведений: их можно читать для смеха, учась и получая пользу, но нельзя использовать для кощунства и хулы на святые предметы Именно такое восприятие смеховых произведений мы находим и в исповедных вопросниках.

* * *

929

Голиковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. М., 1913. Т. 1 С. 313–355.

930

Лихачёв Д.С. Смех как мировоззрение II Смех в Древней Руси / Д. С. Лихачев, А.М. Панченко, Н.В. Понырко. Л., 1984. С. 7–20.

931

Ж-Соф. 1090: Соф. 1090, л. 473 об.–482; Ж-О.I.473: Кир.-Бел. 6/1083, л. 97–99. П.I.А 94, л. 228–230, О.I.473, л. 119–120 об.; Ж-Соф. 839: Соф. 839, л. 197–198. Соф. 1088, л. 360–361 об., Ж-Свир. 91: Ал.-Св. 91, л. 240 об.–242 об., Арханг. Д. 168, л. 9 об.–12, Колоб. 176, л. 6 об.–8 об., Соф. 890, л. 172 об.–174 об., Соф. 1061, л. 193 об.–195 об., ТСЛ 232, л. 35–36 об., ТСЛ 235, л. 22–23 об., F.I 100, л. 156–157.

932

М-Мих. Q 9: Соф. 1090, л. 460–472, М-Соф. 879: Соф. 875, л. 129 об.–132 об.

933

Лихачев Д. С. Смех как мировоззрение. С. 7–59.

934

Ж-Соф. 1090: Соф. 1090, л. 473 об.–482.

935

Понырко Н.В. Святочный и масленичный смех // Смех в Древней Руси. С. 154–202.

936

М-Соф. 839: Соф. 1061, л. 191–193 об.; М-Печ. тр.: Синод. (ГИМ) 898, л. 215 об.–218, 219 об.–221, 7001 сп (БАН), л. 245 об.–252 об.

937

Ж-Соф. 848: Соф. 1062, л. 211–213; Ж-Соф. 839: Соф. 839, л. 197–198, Соф. 1088, л. 360–361 об.

938

Пушкарёва Н.Л. Частная жизнь русской женщины невеста, жена, любовница (X– начало XIX в.) М., 1997. С. 143–144.

939

М-Печ. тр.: Синод. (ГИМ) 898, л. 215 об.–218, 219об.–221, 7001 сп (БАН), л. 245 об.–252 об.

940

ЖПеретц 12: Перстц 12, л. 112 об.–117 об.

941

Ж-Соф. 1090: Соф. 1090, л. 473 об.–482; Ж-Соф. 1065: Соф. 1065, л. 1–3; Ж-Калик. 1: Калик. 1, л. 17 об.–19 об.; Ж-Перетц 12: Перетц 12, л. 112 об.–117 об.

943

Плескание всплёскивание руками, хлопки и ладоши (Сл.РЯ XI–XVII вв. М., 1989. Вып. 15. С. 88).

944

Румянц. 373, л. 259–261 об. Опубл.: Востоков А.Х. Описание русских и словенских рукописей Румянцевского музеума. СПб., 1842. С. 551–552. Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Харьков. 1916. Т 2. С. 92–95.

945

О масленичных н святочных играх см.: Понырко Н.В. Святочный и масленичный смех. С 154–202.

946

М-Петр. 94: П.I.А 94, л. 225–228; М-Соф. 875: Соф. 875, л. 129 об.–132 об.; М-КБ 22/1099: Кир.-Бел. 9/1086, л. 81 об.–84 об., Кир.-Бел. 22/1099, л. 31–433 об.; Ж-Соф. 1090: Соф. 1090, л. 473 об.–482; ЧЖ-Погод. 308: Погод. 08, л. 313–314 об.; Ж-Свир. 91: Ал.-Св. 91, л. 240 об.–242 об., Арханг. Д. 168, л. 9 об.–12, КДА 174л, л. 299–301, Колоб. 176, л. 6 об.–8 об., Соф. 890, л. 172 об.–174 об., Соф. 1061, л. 193 об.–195 об., ТСЛ 232, л . 35–36 об., ТСЛ 235, л. 22–23 об., F.I.100, л. 156–157; Ж-Типогр. 385: Типогр. 385, л. 48–49.

947

МКБ 22/1099: Кир.-Бел. 9/1086, л. 81 об.–84 об., Кир.-Бел. 22/1099, л. 431–433 об., Ж-Свир. 91: Ал.-Св. 91, л. 240 об.–242 об., Арханг. Д 168, л. 9 об.–12, Колоб. 176, л. 6 об.–8 об., Погод. 306, л. 27–29, Соф. 1061, л. 193 об.–195 об., ТСД 232, л. 35–36 об., ТСЛ 235, л. 22–23 об., F.I.100, л. 156–157.

948

Ж-Соф. 875: Соф. 875, л. 133–134 об.; ЧЖ-Погод. 308: Погод. 308, л. 313–314 об., Ж-Печ. тр.: В-5636/37 (ВСМЗ), л. 13–17, Синод. (ГИМ) 898, л 221 об.– 227, 7001 сп (БАН), л. 264 об.–270.

949

Ж-Печ. тр.: Синод. (ГИМ) 898, л. 221 об.–227, 7001 сп (БАН), л. 264 об 270; л. М-Q.I. 595: Q.I.595, л. 72 об.–74.

950

ЧЖ-Печ. тр.: Кир.-Бел 547/804, л. 42–44 об.

951

Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М., 1981. С. 117, 377, 412.

952

МПеч .тр.: Синод. (ГИМ) 898, л. 215 об.–218, 219 об.–221, 7001 сп (БАН), л. 245 об.–252 об ; М-Погод. 310: Погод. 310, л. 95 об –98, 130 об.–135; М-Мих. Q 9: Соф. 1090, л. 460–472.

953

М-Соф. 875: Соф. 875, л. 129 об.–132 об.; М-Петр. 94: П.I.А 94, л. 225 –228; М-Свир. 91: Ал.-Св. 91, л. 239 об.–240 об.

954

М-Соф. 875: Соф. 875, л. 129 об.–132 об.

955

Кошелев В.В. Скоморохи и скоморошья профессия / Под ред. А. А Амосова. СПб., 1994. О скоморохах см. также: Власова 3.И. Скоморохи и фольклор. СПб., 2001.

956

М-Соф. 890: Соф. 890, л. 165 об.–168.

957

Румянц. 373, л. 259–261 об. Опубл.: Востоков А. X. Описание русских и словенских рукописей Румянцевского музеума. С. 551–552. Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества... Т. 2. С. 9–95.

958

Мвир. 91: Ал.-Св. 91, л. 239 об.–240 об.; М-Петр. 91: П.І. А 94, л. 225–228.

959

РИБ. Т. 6. С. 925–926. В Части 1, в Главе 4, посвящённой исповеди на Руси в XVI в., говорилось о взаимосвязи всех трёх текстов.

960

Сл.РЯ ХІ–ХѴІІ вв. М., 1978. Вып. 5. С. 210, 212.

961

Св-Погод. 310: Погод. 310, л. 215–221.

962

1.2.23, л. 107–109 об.

963

ПСРЛ. СПб., 1908. Т. 21. ч. 1. С. 67–70. Красноречивы даже заголовки Степенной книги: «Глава 16. Горе глумящимся животными и позоры смехотворными, от них же напасти и смерти и человеком содеваются <...> Глава 17. О погибших в позорной ловитве <...> Глава 18. О знамении на небеси на позорной ловитве <...> Глава 19. В позорных ловитвах начася быти во господьствующих братоубийство в Руси».

964

М-Печ. тр. и Ж-Печ. тр.: В-5636/37 (ВСМЗ), л. 13–17, Синод. (ГИМ) 898, л. 215 об.–218, 219 об.–221и 221 об.–227, 7001 сп (БАН), л. 245 об.–252 об. и 264 об.–270; Ж-Соф. 849: Соф. 849, л. 148 об.– 149 об.; М-Мих. Q 9: Соф. 1090, л. 460–472; Ж-Соф. 1090: Соф. 1090, л. 473 об.–482.

965

Феномен юродства подробно рассматривается в работе А.М. Панченко. «Смеяться над ним (юродивым. – М.К.) могут только грешники, не понимающие сокровенного, „душеспасительного» смысла юродства» (Панченко А.М. Смех как зрелище // Смех в Древней Руси С. 81).

966

М-Арханг. 38: Арханг. Д. 38, л. 71–74, Арханг. Д. 72, л. 46–50, Арханг. Д. 73, л. 39–42. Солов. 1092/1201, л. 187 об.–191, Q.I.851, л. 153 об.–157 об., М-КБ 22/1099: Кир.-Бел. 9/1086, л. 81 об.–84 об., Кир.-Бел. 22/1099, л. 431–433 об., Покаянье: Синод. (ГИМ) 3, л. 293 об.–294.

967

МКБ 22/1099: Кир.-Бел. 9/1086, л. 81 об.–84 об., Кир.-Бел. 22/1099, л. 431–433 об.

968

МК Б 22/1099: Кир.-Бел. 9/1086, л. 81 об.–84 об., Кир.-Бел. 22/1099, л. 431–433 об.; Вопрошание исповеданию: Чуд. 5, л. 72 об.–78 об.; Покаянье: Синод. (ГИМ) 3, л. 293 об.–294.

969

М-Мих. Q 9: Соф. 1090, л. 460–472; М-КБ 22/1099: Кир.-Бел. 9/1086, л. 81 об.–84 об., Кир.-Бел. 22/1099, л. 431–433 об.; Покаянье: Синод (ГИМ) 3, л. 293 об.–294.

970

М-Мих. Q9: Соф. 1090, л. 460–472; Ж-Перетц 12: Перетц 12, л. 112 об-117 об.

971

М-Соф. 875: Соф. 875, л. 129 об.–132 об.

972

М-Мих. Q 9: Соф. 1090, л. 460–472.

973

Ж-Соф. 1090: Соф. 1090, л. 473 об.–482.

974

М-КБ 22/1099: Кир.-Бел. 9/1086, л. 81 об.–84 об., Кир.-Бел. 22/1099, л. 431–433 об.; Покаянье: Синод. (ГИМ) 3, л. 293 об.–294.

975

Вопрошание исповеданию: Чуд. 5, л. 72 об.–78 об.

976

РИБ. Т. 6. С. 40.

977

Вопрошание исповеданию: Чуд. 5, л. 72 об.–78 об., ТСЛ 227, л. 348–350; М-Арханг. 38: Арханг. Д. 38, л. 71–74, Арханг. Д. 72, л. 46–50. Арханг. Д. 73, л. 39–42, Солов. 1092/1201, л. 187 об.–191, Соф. 1062, л. 185–189, Q.I.851, л. 153 об.–157 об.

978

Адрианова-Перетц В.П. Очерки по истории русской сатирической литературы XVII века М.; Л., 1937; Лихачев Д. С. Смех как мировоззрение. С. 10–12.

979

Смех в Древней Руси. С. 224–237.

980

Лихачёв Д. С. Смех как мировоззрение. С. 20–21.

981

Там же.


Источник: Корогодина, М. В. Исповедь в России в XIV-XIX веках : исслед. и тексты / М. В. Корогодина ; Рос. акад. наук, Ин-т рус. лит. (Пушкин. дом). - Санкт-Петербург : Дмитрий Буланин, 2006. - 579 с. : ил. ; 23 см. - Указ.: с. 554-574. - 800 экз. - ISBN 5-86007-468-9 (в пер.) : 270 р.

Комментарии для сайта Cackle