X-XI века

В лето 6497 (989), Постави владыка Иаким церковь деревяную (дубовую) святую Софию имущи верхов 13, а стояла 60 лет, и поднелась церковь святая София от огня (в лето 6557-го – 1049), месяца марта в 4, в суботный день (при втором епископе Луки, в 13 лето) бывше естно устроена и украшена; а стояще конеци Епископли улици, над рекою над Волховом, идеже ныне поставил Сотко Сытинич церковь святых страстотерпец князей Русских Бориса и Глеба.

(N II Л., из N III Л.).

Реконструкция Л. E. Красноречьева. 1995 г.

См. София: Епархиальная газета. Новгород. 1995. № 3. С. 6.

Память его празднуется месяца февраля в 10-й день и месяца октября в 4-й день

† 1030

На Новгородской кафедре с 992 по 1030 гг.

Первым Новгородским епископом был Иоаким Корсунянин. Название Корсунянина ему дано или потому, что родом был из Корсуня (Корсунь – Херсонес таврический⁵⁶ С.265) – города, находившегося на Таврическом полуострове, который еще в древности принадлежал грекам, или потому, может быть, что до прибытия на Русь был епископом в Корсуне. Неизвестно, какую иерархическую степень проходил Иоаким до посвящения своего в сан епископский и где; но не подлежит никакому сомнению то, что он рукоположен в Константинополе и был муж добродетельный, образованный, хорошо знакомый даже со славянским наречием. Это предположение имеет всю силу вероятия, когда припомним, как была всегда осторожна греческая церковь в назначении проповедников высоких евангельских истин народам языческим. Из опасения, чтобы проповедь о кресте и Распятом не была гласом вопиющего в пустыне, она обыкновенно избирала на дело благовестия людей благочестивых и всегда хорошо знакомых с языком и нравами тех народов, к которым посылались проповедники. По этой-то именно причине и епископ Иоаким, как муж добродетельный и знающий язык и нравы славян, был избран на дело проповеди в северных пределах языческой Руси.

Личность Иоакима делается известной в летописях со времени просвещения Новгорода христианской верой. Как только были окрещены жители Киева, Владимир озаботился, чтобы и вся подвластная ему земля Русская просветилась святой верой. Повсюду велел он сокрушать капища, низвергать кумиров и приводить людей к крещению по всем городам и селам; но, чтобы святое дело не остановилось от недостатка истинных пастырей, Владимир «посылал паки» (в 990 г.) в Царьград к Патриарху Николаю с просьбой «да послет ему более епископов». Патриарх, исполняя усердную просьбу благочестивого князя, прислал к нему Феодора и Фому и других епископов, а в том числе и Иоакима Корсунянина.

Иоаким прибыл в Киев около 991 года и в скором времени (в 992 г.) отправился в Новгород в сопровождении нового Киевского митрополита Леона, который, подобно предшественнику, предпринимал в это время путешествие по России для проповедования и утверждения православной веры. Достигнув Новгорода, Леон оставил здесь епископом Иоакима и поручил ему просветить святым крещением землю Новгородскую. С помощью княжеского дяди – воеводы Добрыни – ревностно приступил к обращению новгородцев в христианство и ревностно нес великий труд апостольский святой архипастырь. Впрочем, язычество, хотя и слабое само по себе, но издавна вкорененное в народе, здесь так же, как в Киеве и других местах Руси, не вдруг склонилось перед христианством. Здесь приведем любопытное известие о сокрушении язычества в Новгороде из так называемой Иоакимовской летописи. «Когда в Новгороде узнали, что Владимиров дядя – воевода Добрыня – идет с греческими епископами и священниками крестить жителей его в веру греческую, то собрали вече и поклялись все – не пускать его в город, не давать идолов на ниспровержение; и точно, когда Добрыня пришел, то новгородцы разметали большой мост, и вышли против него с оружием; Добрыня стал было уговаривать их ласковыми словами, но они слышать не хотели, вывезли две камнестрельные машины (пороки) и поставили их на мосту. Впрочем, на восточной – нынешней Торговой стороне города – жители оказали более готовности и покорности принять новое учение, без сомнения, рассуждая так же, как и киевляне; но не так были сговорчивы новгородцы, жившие на западной – ныне Софийской стороне. Возмущаемые тысяцким Угоняем и жрецом Богомилом, или Соловьем (как он назван был за свое красноречие), жившие там новгородцы не хотели креститься.

Угоняй, ездя всюду по городу, кричал: «Лучше нам помереть, чем дать богов наших на поругание»; народ в досаде на Добрыню, как бы главного виновника нововведения, рассвирепел, разорил дом его, разграбил имение, убил жену и еще некоторых из родни. Тогда тысяцкий Владимиров – Путята, муж смысленный и храбрый, прибегнул к воинской хитрости. Приготовив несколько лодок и выбрав из ростовцев пятьсот человек, он ночью перевезся выше крепости на ту сторону реки и вошел в город беспрепятственно; ибо осажденные, не ожидая врагов с этой стороны, думали, что это народ пришел к ним же на помощь. Путята дошел до двора Угоняева, схватил его и других лучших людей и отослал их к Добрыне за реку. Когда весть об этом разнеслась, то народ собрался в числе 5000, обступили Путяту и начали с ним злую сечу. В то же время Добрыня подступил к городу с другой стороны со всеми своими людьми и велел зажечь некоторые дома на берегу; новгородцы испугались, побежали тушить пожар, и сеча прекратилась. Тогда знатнейшие граждане пришли к Добрыне просить мира. Добрыня собрал войско, запретил грабеж; но тотчас послал всюду с объявлением, чтобы шли креститься. Посадник Воробей, сын Стоянов, обсудив дело здраво, сам согласился принять веру христианскую, уговаривал и народ; многие по примеру его, постигая здравым умом своим всю суету служения идолам, с радостью пошли к реке сами собой; а кто не хотел, тех воины тащили, и крестились мужчины выше моста, а женщины – ниже. Так как многие язычники, чтобы отбыть от крещения, объявляли, что крещены, то для этого епископ Иоакам велел крещенным надеть кресты, а кто не будет иметь на себе креста, тому не верить, что крещен, и крестить. Эта насильственная мера на первых порах произвела неприятное впечатление на новообращенных и долго оставалась в памяти новгородцев в виде народной пословицы: «Путята крести мечем, а Добрыня огнем».

Кроме Иоакимова летописца, нигде более не говорится о мятежах в Новгороде при обращении жителей его в христианство. Впрочем, несмотря на молчание об этом других летописей, нельзя, безусловно, поверить, будто новгородцы без всякого сопротивления приняли новое учение веры. Как тяжело для народа расставаться с праотеческими, хотя и ложными верованиями, доказали мятежи ростовцев.

Но в то время как власть гражданская употребляла некоторого рода строгость по отношению к упорным язычникам, епископ Иоаким действовал на них мерами кротости и благоразумия. Он сам лично и бывшие при нем священники ходили по торгам, улицам, учили людей, сколько могли, и объясняли заблуждающимся всю нелепость их служения бездушным истуканам. Проповеди архипастыря, исполненные силы и духа, имели благодатное действие. В непродолжительном времени на так называемой Торговой стороне святая вера Христова, при содействии святителя, нашла доступ к сердцу многих сотен народа: они оставили грубое язычество и были просвещены святым крещением. (Народное предание говорит, что христианство существовало в Новгороде еще до обращения Владимира и что на верхней, то есть Торговой стороне города, близ исходища, была малая деревянная церковь во имя Всемилостивого Спаса. Об ней в первый раз упоминается в Новгородской третьей летописи под 6677 г., здесь же в подстрочном примечании под буквой «н» она называется древнею, что, без сомнения, указывает на давность ее существования. Этим-то теперь отчасти и можно объяснить ту готовность, с какой была принята проповедь святителя Иоакима на одной стороне города и встретила такое недоброжелательство и противодействие на другой. О церкви Преображения упоминается в Иоакимовском рассказе об обращении новгородцев, и по ходу дела видно, что она находилась на Софийской стороне, была разрушена озлобленными язычниками и потом, после крещения, опять построена; но сомнение на существование здесь, на Софийской стороне, церкви Спаса наводит совершенное молчание летописей и предания о судьбе ее). Когда же святая вера восторжествовала и на Софийской части Новгорода, тогда, желая довершить победу над умами и сердцами новгородцев, епископ Иоаким приступил к ниспровержению прежних предметов суеверного почитания в Новгороде, чтобы показать совершенное их бессилие и ничтожество. Он велел сокрушить идолов: деревянных сжечь, каменных, изломав, побросать в реку, а главного идола Перуна, перед коим особенно благоговел Новгород, приказал разрушить при всем народе и бросить в Волхов. Когда потащили идола в реку, то приставлено было несколько человек, которые били истукана палками не потому, что бездушное дерево могло что-либо чувствовать, а для поругания демона, который прельщал людей под видом идола. Летописцы рассказывают много чудесного при этом случае. Говорят, будто истукан, «когда влекли его по калу, биюще жезлием и пихающе, начал велми жалостно и болезненно велиим гласом вопиять: «Увы, увы! Яко впадохся в руце сих не милостивых человек, иже вчера мя яко бога почитаху, ныне же толика ми зла нанесоша; увы мне, увы мне, что им прочее сотворю!» Несмотря на этот отчаянный вопль, исполнители казни продолжали его тащить с побоями и, пришед на берег, вринули в Волхов, где истукан тотчас погряз в пучине; но чрез несколько времени (по мале) опять всплыл на поверхность и поплыл вниз по течению реки. Когда же начал приближаться к мосту, то один из зрителей бросил в него палкой, и, говорят, будто идол, одушевленный демоном, схватил эту палку и взбросил обратно на мост в тех, которые внутренне оплакивали погибель своего идола, и при этом воскликнул: «На сем мя поминают Новгородския дети». Летописцы замечают, что этой палкой было убито на мосту несколько человек и что с того времени, даже доныне, в каждое лето на том мосту люди собираются и, разделившись на две половины, «играюще убивают друг друга и этим утеху творят бесом». Но этот вопль истукана и это вержение палицы были последние усилия и последняя лесть духа злобы, который своими обаяниями уже не мог более поколебать обратившихся к истине евангельской новгородцев. С каким рвением они недавно вооружались против Евангелия, с такой же и еще большею ревностью вооружились теперь против своих прежних богов, внимая проповеди служителей алтаря. Вот что рассказывает летописец о низверженном Перуне! Брошенный истукан доплыл до реки Питьбы (она впадает в Волхов с левой стороны) в четырех верстах от города, где ныне загородная дача Новгородских митрополитов. На другой день рано утром один житель, Питьблянин, вышел на реку с тем, чтобы везти горшки в город, увидел, что Перун пристал к берегу, он оттолкнул его шестом в пучину, сказав при этом: «Ты, Перунище, досыти еси пил и ял; а ныне прочь плови, и плы из света некощное, сиречь во тьму кромешную». Так мужественно и неусыпно подвизался на поприще апостольском первый Новгородский владыка Иоаким! Его великие труды в благовестии слова Божия, орошенные слезами и осененные молитвой, впоследствии принесли обильные плоды.

Просветив христианством жителей Новгорода, святитель Иоаким для утверждения в вере новообращенных озаботился тогда же сооружением для них храмов и первую церковь основал в том же 992 г. во имя Святой Софии, на память Цареградской, откуда пришло просвещение Руси. Церковь была срублена из дубового леса о тринадцати верхах (главах), которые знаменовали Спасителя с 12 апостолами, и, по замечанию летописца, «была честно устроена и украшена». Стояла та церковь по конец епископской улицы, над рекой Волховом. Но как храм Софии не мог вмещать в себя всех просвещенных христианской верой в Новгороде, то владыка в то же время построил и другую, но уже каменную церковь во имя святых Богоотец Иоакима и Анны, в честь дня своего Ангела. В этом храме, по сказанию летописца, совершалась служба «до Софии», т. е. до построения нынешнего Софийского собора.

Другое предание гласит, что вскоре после крещения новгородцев, вслед за тем, как свергнут был истукан Перуна, стоявший на холме при истоке Волхова из озера Ильменя, деятельным архипастырем основан (в 995 г.) на этом самом месте мужской монастырь с храмом Рождества Богородицы, прослывший в народе под именем Перыня и Перыньского. Название монастыря действительно показывает, что он получил свое начало, по всей вероятности, тогда, когда еще свежа была память о свергнутом Перуне, и трудно представить, чтобы в то время, когда по приказанию равноапостольного Владимира и христианскому благоразумию у нас повсюду на местах прежних идольских капищ заботились устроять храмы, не был поставлен храм или монастырь на месте главного кумира Новгородского. Церковь цела и доныне во всей своей простоте, а около нее устроен скит, в котором живут 12 отшельников.

С апостольской ревностью заботясь об утверждении православной веры в сердцах юной паствы, святитель Иоаким в то же время имел немалое попечение о просвещении ума новгородцев. Для упрочения христианства и для полного торжества святой веры над язычеством, признавая самым лучшим средством действовать на новое, молодое поколение, он с помощью ученика своего Ефрема основал в городе школу, куда отбирали детей у лучших граждан и у священно-церковнослужителей и обучали их славянской грамоте, догматам святой веры христианской и греческому языку – такое образование, вероятно, сверх всего имело целью и то, чтобы приготовить достойных служителей алтаря.

Другие деяния святителя Иоакима не сохранились в летописях; но несомненно, что его пастырская деятельность не ограничивалась одним Новгородом. По заповеди апостола, его проповедь простиралась на ближних и дальних и достигала самых отдаленных краев его обширной паствы; так что уже при жизни его язычество пало почти во всей Новгородской области, даже в пустынных странах Белозерских христианство было довольно прочно при первых его преемниках.

С лишком тридцать восемь лет правил паствой епископ Иоаким. Он был свидетелем печальной вражды Ярослава Мудрого, который решился было поднять оружие против равноапостольного своего отца, и потом очевидцем жесткого поступка Ярослава с новгородцами, за что последние заплатили ему примерным усердием и верностью. За это впоследствии и сам Ярослав примерно наградил новгородцев, даровав им большие льготы. При жизни же Иоакима совершилось в России неслыханное в христианском мире братоубийство Святополково.

Иоаким преставился в 1030 г. и причтен церковью к лику святых предстателей на небе за Новгород; тело его было погребено в каменной, созданной им церкви Богоотец Иоакима и Анны, где и покоилось до 1699 г.; но в то время, по случаю падения церкви от ветхости, мощи его, «точию кости едины», как сказано в летописи, перенесены митрополитом Иовом из каменной палатки, бывшей против той церкви, в самый собор и положены в золотой (Мартириевской) паперти подле преемника его епископа Луки; «а в земли быша, – прибавляет летописец, – 668 лет». Почивает под спудом. Память его местно празднуется вместе с другими Новгородскими владыками дважды в год: 4 октября и 10 февраля; на древних иконах изображается в священнической фелони, омофоре и митре с потиром в руках.

Иоаким, по мнению историков, был муж ученый. Татищев в своей истории почитает его первым Русским летописцем и даже приписывает ему сочинение одной древней летописи, известной под именем Иоакимовской, которая, как он сам пишет, досталась ему от какого-то архимандрита Мелхиседека. Очень правдоподобно, что первый Новгородский иерарх, живя на чужбине, в стране далекой и непросвещенной, интересовался записывать свои деяния и подвиги, чтобы познакомить потомство, а может быть, и своих соотечественников с северной дикой страной, с ее жителями и нравами. Соловьев в своей истории тоже упоминает об этом отрывке Новгородской Иоакимовской летописи, сохраненном у Татищева, и приводит из нее рассказы о Владимире в период его язычества и о крещении новгородцев, и, упоминая о летописи, он признает ее не противоречащей и согласной с начальной Киевской. Но Карамзин Иоакимовскую летопись прямо считает подложной, а повествования ее выдумкой; и это, во-первых, доказывается тем, что слог летописи новый; во-вторых, тем, что Анна, супруга равноапостольного Владимира, названа здесь, вопреки единогласному свидетельству всех историков, даже арабских, болгарской царевной, а не сестрой греческих императоров Василия и Константина, чего Иоаким не написал бы. Последняя причина довольно основательна, но она может быть объяснена тем же, чем и первая. Позднейшие переписчики, снимая копию с древней рукописи, могли сделать в своем манускрипте прибавления, поправки в слоге и ввести свои замечания. От этого-то и погрешности могли вкрасться в повествование, и самый слог сделаться новее, что можно заметить и в других списках Новгородских летописей.

В летописи сказано, что умирающий архипастырь благословил преемником по себе на святительскую кафедру ученика своего Ефрема, «еже учити люди новопросвещенные, понеже Русская земля вновь крестися, чтобы мужи и жены веру христианскую твердо держали, а поганския веры не держали и не имели бы». Ефрем управлял паствой и поучал народ пять лет; но по какому-то недоброжелательству к нему Киевского митрополита не был посвящен в сан епископа. По чему-то особенному не настаивал на посвящении его и великий князь Ярослав Владимирович, несмотря на все свое благоволение к Новгороду. Итак, Ефрем кончил свою жизнь только нареченным владыкой Новгорода. В летописях нигде и ничего не говорится ни о смерти его, ни о причине отбытия от управления паствой. Быть может, Ефрем сам отступился от владычества, видя явное к себе неблаговоление первосвятителя Киевского, равнодушие Ярослава и даже церковный соблазн. Полагать надобно, что он погребен там же, где и его учитель, святитель Иоаким, то есть при бывшей Иоакимовской церкви.

Да будет незабвенна и благословенна для Новгорода память первого святителя Иоакима, так много потрудившегося в винограднике Господнем и ныне не оставляющего своей паствы своим ходатайством на небе!

Тропарь, глас 4

Правило веры и образ кротости, воздержания учителя, яви тя Господь стаду Своему, яже вещем истина. Сего ради стяжав смирением высокая, и нищетою богатая. Отче наш святителю Иоакиме, моли Христа Бога спастися душам нашим.

Кондак, глас 2

Божественныи гром, труба духовная, вере насадителю, и отсекателю ересем, Троице угодниче, великии святителю Иоакиме, со ангелы предстоя, присно моли непрестанно о всех нас.

Память его празднуется месяца февраля в 10-й день и месяца октября в 4-й день

†1060

На Новгородской кафедре с 1035 по 1059 гг.

Преемником Иоакима Корсунянина, вторым епископом в Новгороде, был Лука, по прозванию Жидята или Жирята, а по некоторым – Вежета или Желдата, также причтенный к лику святых.

По кончине Иоакима Корсунянина святительская кафедра в Новгороде оставалась праздной в течение пяти лет. Хотя Ефрем и был наречен владыкой и в продолжение этого времени поучал народ, но не был удостоен посвящения. В 1035 г. великий князь Ярослав Владимирович, прибыв в Новгород, привез с собой на Новгородское княжение старшего своего сына Владимира. Владимиру было тогда 14 лет. Великий князь, желая окружить сына достойными людьми, прежде всего озаботился избранием умного и деятельного владыки, которому надлежало быть главным советником и руководителем юного Владимира в управлении обширной областью. Выбор великого князя пал на Луку Жидяту, как на мужа достойного и, как видно, лично уже известного Ярославу своим умом и деятельностью. Но кто был этот Лука, нет о том положительных сведений. По позднейшим историческим исследованиям, Лука был природный россиянин и притом уроженец Новгородский, человек образованный по тогдашнему времени и даровитый. Но где получил он воспитание, тоже неизвестно; может быть, и в той самой школе, которая устроена была святителем Иоакимом и где под руководством опытного владыки ревностно трудился Ефрем-грек над образованием юношества. Неизвестно также и то, какую степень в церковной иерархии проходил Лука до избрания своего на кафедру Новгородскую и где, когда и чем обратил на себя внимание князя.

Летописцы также умалчивают и о причине удаления от должности нареченного владыки Ефрема; но в этом случае нельзя не заметить мудрой Ярославовой политики. Греки, сообщив нам веру и присылая верховных пастырей, вероятно, надеялись через них присвоить себе некоторую власть и влияние на предков наших. Ярослав, без сомнения, мог это заметить и, чтобы предотвратить зло в начале и без хлопот, положил как право избрания святителей на русские кафедры удержать за собой, так и занятие высших иерархических должностей предоставить мужам достойным из природных россиян. Может быть, для этой-то цели он и решился сделать первый опыт в Новгороде, избрав туда архипастыря даже без сношения с митрополитом. Как бы то ни было, только Ефрем-грек, управлявший духовными делами в Новгороде пять лет, был отстранен от управления епархией, и на его место в том же 1035 г. посвящен Лука – природный новгородец. В летописях это обстоятельство описано весьма кратко. «Β лето 6541 (1033), – говорится в Никоновской, – иде Ярослав к Новгороду и посади сына своего Володимера в Новгороде (14 лет); а епископа постави Луку Жидяту».

Новый владыка вполне оправдал свой выбор. Он скоро умел снискать к себе доверие и любовь и у Ярослава, и у Владимира, его сына, и у новгородцев. Для последних имя епископа Луки и память священны и доныне. Летописцы весьма мало передают сведений о его жизни и деяниях на пользу церкви; но тем не менее с вероятностью можно предполагать, что он усердно продолжал апостольские труды своего предшественника и, подобно Иоакиму, не мало заботился о распространении христианства и об утверждении истинного благочестия в народе. При нем Новгород значительно начал украшаться святыми храмами; так в 1050 г, некто богатый Сотко построил каменную церковь во имя святых Бориса и Глеба на месте деревянной Софийской церкви, сгоревшей в 1045 г. Основание этой церкви видно и ныне за присутственными местами, близ церкви святого мученика Андрея Стратилата. И по мере того как предприимчивые новгородцы раздвигали пределы своей области на север к Белому морю и на восток к Уральскому хребту через покорение тамошних племен, епископ Лука заботился о распространении между ними евангельского учения. Полагают, что около половины XI века народы, живущие по берегам Печеры и Северной Двины, новгородскими миссионерами были обращены из язычества, так что в XII веке уже существовали монастыри. Из позднейших исторических исследований видно, что Лука много содействовал также и распространению просвещения. Когда в 1030 г. Ярослав завел в Новгороде народное училище, где 300 отроков из разного сословия приобретали сведения, нужные для священного сана и гражданских чиновников, деятельный владыка ревностно заботился о поддержании его своими учеными трудами. Будучи хорошим знатоком греческого языка, он сам во все время своего пастырского служения переводил церковные и другие книги с греческого языка на славянский для народного употребления. Кроме переводов, из которых теперь нельзя указать ни одного, ему приписывают еще сочинение поучения к братии. Это поучение мы предлагаем здесь, оно важно для нас не по одной своей древности; нет, а особенно потому, что оно составлено человеком, который первый из наших соотечественников удостоился степени архипастырства, потому что оно, сколько доныне известно, есть первое, собственно русское, церковное слово, которое, судя по содержанию его и тону, святитель Новгородский произнес едва ли ни при самом вступлении на свою паству (1035 г.). Не отличается это поучение ни искусственным красноречием, ни глубиной и плодовитостью мыслей; напротив, дышит совершенной простотой и кратко излагает самые общие, первоначальные наставления в истинах веры и нравственности. Но зато оно вполне соответствовало настоятельным потребностям времени и места, вполне приспособлено было к понятиям тех младенцев по вере, к которым было направлено. «Прежде всего, братия, – говорит проповедник, – вот эту заповедь должны мы, все христиане, держать: веровать во единого Бога, в Троице славимаго, в Отца и Сына и Святаго Духа, как научили апостолы, утвердили святые отцы. Веруйте воскресению, жизни вечной, муки грешникам вечной. Не ленитесь в церковь ходить к заутрене, и к обедне, и к вечерне; и в своей клети прежде Богу поклонись, а потом уже спать ложись. В церкви стойте со страхом Божиим, не разговаривайте, не думайте ни о чем другом, но молите Бога всею мыслию, да отдаст Он вам грехи». Указав, таким образом, главные обязанности христианина по отношению к Богу, проповедник начинает преподавать своим слушателям христианские обязанности и к ближним: «Любовь имейте со всяким человеком, а больше с братиею, и не будь у вас одно на сердце, а другое на устах; не рой брату яму, чтоб тебя Бог не ввергнул в худшую. Терпите обиды, не платите злом за зло; друг друга хвалите, и Бог вас похвалит. Не ссорь других, чтоб не назвали тебя сыном дьявола, помири, да будешь сын Богу. Не осуждай брата мысленно, поминая свои грехи, да и тебя Бог не осудит. Помните и милуйте странных, убогих, заключенных в темницы и к своим сиротам (рабам) будьте милостивы». После сего проповедник обращает внимание своих слушателей преимущественно на самих себя и наставляет, как они должны вести себя по-христиански. «Игрищ бесовских (москолудства) вам, братия, нелепо творить, также говорить срамныя слова, сердиться ежедневно; не презирай других, не смейся никому, в напасти терпи, имея упование на Бога. Не будьте буйны, горды, помните, что, может быть, завтра будете смрад, гной, черви. Будьте смиренны и кротки: у гордаго в сердце дьявол сидит, и Божие слово не прильнет к нему». Наконец проповедник изрекает еще несколько общих наставлений касательно обязанностей христианина в отношении к Богу, к ближним и к самому себе, особенно в быту семейном, гражданском и церковном, и тем заключает свое поучение. «Почитайте стараго человека и родителей своих, не клянитесь именем Божиим, и другаго не заклинайте, и не проклинайте. Судите по правде, взяток не берите, денег в рост не давайте, Бога бойтесь, князя чтите; рабы, повинуйтесь сначала Богу, потом господам своим; чтите от всего сердца иерея Божия, чтите и слуг церковных. Не убей, не украдь, не лги, лживым свидетелем не будь, не враждуй, не завидуй, не клевещи; блуда не твори ни с рабою, ни с кем другим, не пий не вовремя, и всегда пейте с умеренностию, а не до пьянства; не будь гневлив, дерзок, с радующимися радуйся, с печальными будь печален, не ешьте нечистаго, святые дни чтите, Бог же мира со всеми вами, аминь». Скажем словами преосвященного митрополита Макария, что поучение это просто и безыскуственно; но оно показывает в авторе пастыря мудрого, ясно понимающего, какой пищей ему надлежало питать свое духовное стадо, – пастыря ревностного и попечительного, который, казалось, хотел напутствовать своими наставлениями вверенных его водительству во всех разнообразных обстоятельствах жизни; – пастыря кроткого и любвеобильного, умевшего говорить с духовными чадами голосом убеждения и сердца. Одно уже это объясняет нам, почему Ярослав, несмотря на преобладающее в то время влияние греческого духовенства в нашей церкви, решился избрать на Новгородскую кафедру русского Луку Жидяту и предпочел его ученику прежнего Новгородского епископа Иоакима Ефрему, тогда как последний по завещанию своего учителя уже пять лет отправлял обязанности его учительства. Приводим здесь отзыв об этом поучении знаменитого историка Г. Соловьева: «Это слово драгоценно для потомства, потому что вполне обрисовывает общество, к которому обращено для поучения». При этом заметим также, что в поучении Луки Жидяты выражается и общий дух Новгородского народонаселения, какой замечаем постоянно в Новгородских памятниках; как в летописи Новгородской, так и здесь замечаем одинаковую простоту, краткость, сжатость, отсутствие всяких украшений; для нас один слог поучения Жидяты может служить доказательством, что оно написано в Новгороде.

Особенно благую по себе память оставил епископ Лука сооружением великолепного храма Святой Софии, который доныне, т.е. в течение 800 лет, красуется посреди Новгородского Кремля. К построению его отчасти послужило и следующее обстоятельство: в 1045 г. деревянная Софийская церковь о 13 верхах после полувекового существования была истреблена пожаром, и Божественная служба отправлялась в каменной церкви Богоотец Иоакима и Анны, устроенной Иоакимом. А незадолго перед тем временем Владимир Ярославич возвратился из похода против греков. Испытав в этом походе всю превратность земного счастья, князь по прибытии в Новгород занялся исключительно устроением порядка в своей отчине и делами благочестия, и первой заботой его было устроить в знак благодарности за свое избавление от погибели великолепный храм Всевышнему. В бытность свою в Киеве Владимир имел случай видеть там великолепие Софийского храма и, посоветовавшись со святым епископом, положили сообща построить такой же и в Новгороде. Лука, благословляя князя на святое дело, в то же время сам принял самое деятельное участие и с неутомимой ревностью трудился над выполнением предприятия, жертвуя и собственным имуществом. Около семи лет продолжалось строение каменного Софийского храма; для этого дела были призваны греческие художники; тогда же и для написания икон приведены были иконописцы из Царьграда, и все работы производились под личным надзором самого владыки. Наконец, в 1052 г. строение и украшение храма было совершенно окончено, и в том же году 14-го сентября епископ Лука имел утешение торжественно освятить его. Воспоминание этого достопамятного дня и поныне торжествуется в Софийском соборе. Другие деяния Луки, в которых бы раскрывалась внутренняя его жизнь – жизнь души, известны одному Богу, Современный летописец, сказав о построении церкви во имя святой Софии, о трудах и заботах святителя, затем рассказывает о случившемся при расписании собора чудесном откровении, в котором святому епископу указан свыше предел существования Новгорода и его судьба. При недостатке других сведений о жизни и этот рассказ служит немаловажным свидетельством того, какой высокой нравственности был епископ Лука. Приводим этот рассказ. «По окончании здания церкви, – говорится в летописи, – призванные из Греции художники начали писать живопись в храме и сперва написали в главе образ Спасителя с благословящею рукою; но на другое утро Лука, осматривая работу, заметил, что десница у Спасителя изображена сжатою, и тогда же приказал переписать ее благословящею; но, к удивлению, рука на следующий день опять оказалась сжатою. Святой епископ опять приказал ее исправить, а рука на следующее утро опять найдена в прежнем положении. Таким образом до трех раз поправлялась икона; но Спаситель после каждого раза чудесно являлся со сжатою десницею. При виде чуда, недоумение и страх объял и святителя, и писавших святое изображение; наконец, в четвертый день, когда они размышляли о таком необыкновенном явлении и придумывали разные объяснения, вдруг от образа слышится таинственный голос: «Писари, писари, о, писари! Не пишите Мя с благословящею рукою, напишите Мя со сжатою; аз бо в сей руце Моей сей великий Новград держу; а когда сия рука Моя распространится, тогда будет граду сему скончание». Епископ Лука более уже не дерзнул искушать Промысл, и десница Вседержителя остается нераспростертой доныне, и еще до сих пор хранит Он град ради молитв усопших святых, к числу коих церковь и признательное потомство причли и незабвенных храмоздателей – епископа Луку и князя Владимира.

Незадолго до кончины Бог послал испытание праведному мужу. Уже более двадцати лет праведно и мирно управлял городской паствой святитель Лука, но вдруг сделался жертвой неблагодарной клеветы. Собственный слуга его Дутик со своими соумышленниками Демьяном и Кузьмой, явившись в Киев митрополиту Ефрему, взвели пред ним клевету на своего архипастыря в каких-то «неподобных речах». По этому случаю Лука был вызван в Киев на суд, где и содержался в заточении около трех лет, наконец, невинность его была доказана; Лука был оправдан и с честью огпущен к своей пастве. Но по воле Вышнего Новгороду не суждено было видеть в живых своего владыку; он дорогой скончался на реке Копысе 15 октября 1059 г. Клеветники не остались без должного возмездия: раздраженные новгородцы «Дудице устну и нос срезаша и обе руце усекоша», и он, по словам летописи, «сбеже в Немцы. Сице же и его лукавым советникам Козме и Домьяну достойное воздаша по злодеянию их». Такая жестокая казнь клеветников доказывает, какой любовью пользовался добрый пастырь у своей паствы. Тело епископа Луки привезено было в Новгород и с великой честью погребено за Софийским собором. Но спустя 500 лет от преставления, т.е. в 1558 г. 22 марта, во время поправления соборной стены, мощи его, по таинственному откровению, при архиепископе Пимене перенесены в самый собор, над устроением которого он довольно потрудился при жизни, и положены в Мартирьевской паперти. (В рукописном житии святителя Никиты – История Российской иерархии ч. 1 стр. 68 – сказано: «Обретоша гроб шестью дсками каменными соделан, на верхней каменной дске воображение бе честнаго креста... и отверсти его повеле (архиеп.) и абие виде мощи святительски, свидетельствующу амофору, яко быти епископу лежащему во гробе том. Взем мощи оны архиеп. внесе в притвор великия церкве, иже суть притвор с полуденныя страны. Взыскающе же по памятованиям обретоша, яко ту погребен есть епископ Лука, иже бе от крещения нашего второй епископ великому Новуграду»).

Мощи святителя Луки почивают под спудом; память его местно совершается 4 октября и 10 февраля; на древних иконах святитель изображается в священнической фелони и митре с храмом в руках.

Всех лет святительства Луки было 23. При нем за два года до окончания постройки Софийского собора, в 1050 г., преставилась святая княгиня Анна, мать Владимира Ярославича, проживавшая с любимым сыном в Новгороде. Через два года после кончины Анны и почти через месяц после освящения Софийского собора, т.е. в 1052 г. 4 октября, еще в цвете лет (в возрасте 32 лет) преставился и сам благочестивый Владимир. Драгоценные их останки епископ Лука положил в самом храме Софии с южной стороны как бы в залог будущего векового его существования.

При епископе Луке даны Ярославом новгородцам за услугу ему льготные грамоты, которые впоследствии послужили к его возвышению, но немало причинили ему и бед. За ложен в 1044 г. город (т.е. каменный Детинец) более прежнего, и устроен Ярославов двор, где впоследствии собиралось народное вече. При нем же положено начало иноческой жизни на Руси преподобными Антонием и Феодосием; заведено церковное демественное пение; явились законы, художества, искусства и даже монета. Ярославом издан также при епископе Луке древний Новгородский устав о мостовых. Из него мы узнаем, что Новгород был тогда уже обширен: он разделялся на концы – Словенский, Неревский, Горничьский, Людин, Плотинский; а жители – на сотни, означаемые именами их старшин; что одна улица называлась Добрыниной в память знаменитого воеводы и дяди Владимирова, а главный ряд – Великим рядом и что немцы или варяги, готы или готландцы, привлеченные в Новгород торговлей, жили в особых улицах.

Тропарь, глас 4

Правило вере и образ кротости, воздержанию учителя, яви тя Господь стаду Своему, яже вещем истина. Сего ради стяжав смирением высокая и нищетою богатая. Отче наш святителю Λуко, моли Христа Бога спастися душам нашим.

Кондак, глас 2

Божественный гром, труба духовная, вере насадителю, и отсекателю ересей, Троице угодниче, великий святителю Λуко, со ангелы предстоя, присно моли непрестанно о всех нас.

Память его празднуется месяца февраля в 10-й день и месяца октября в 4-й день

†1096

На Новгородской кафедре с 1078 по 1096 гг.

Герман, после Иоакима, был пятым епископом в Новгороде. Он церковью причтен к лику святых по глубокому уважению и народной любви, которыми пользовался при жизни. Летописи ничего не говорят о его деяниях, но тем не менее добрая о нем память, которая осталась в народе и прошла ряд веков, может служить верным отголоском добрых его дел. Самое благополучие Новгорода и его области в то время, как вся остальная Россия обливалась кровью своих единоплеменников, весьма много говорит о деятельности сего владыки на пользу новгородской паствы.

Герман избран на святительскую кафедру и хиротонисан в 1078 г. митрополитом Ефремом и управлял паствой 18 лет. Блаженный Симон поставляет его между воспитанниками пещерной обители, и по рукописным святцам он поставлен между Печерскими подвижниками. К Киевским подвигам блаженного Германа должно отнести основание им монастыря в Берестове, известного в летописях под именем «Германеча» и Спасского. Оправданием тому служит как современность святому Герману игумена и основателя монастыря Германеча, известного в 1072 г., так и совершенно подобные деяниям другого Печерского подвижника и епископа, святого Стефана, оставившего свое имя монастырю «Стефаничу».

При жизни Германа совершились два замечательных церковных события. В 1089 г. 9-го мая мощи святителя Николая перенесены были из Мир-Ликийских в италийский город Бар. Русская церковь установила торжество в память этого события и в своих песнях выражает уверенность, что святитель Мир-Ликийский послан к иным овцам, к латинскому языку, да всех приведет ко Христу. В 1093 г. августа в 14-й день последовало торжественное открытие и перенесение мощей преподобного Феодосия из пещеры в созданный им храм Успения Божией Матери.

Местное предание говорит, что Герман любил чин иноческий и что его попечением положено начало первой в Новгороде женской обители на Синичьей горе в 1092 г. Но в Новгородской 3 летописи на странице 213 в подстрочном примечании под буквой “ г” о Германе не упоминается. «В лето 6600, – говорится там, – заложиша в Великом Новеграде Лукиничи церковь Петра и Павла на Синищи (Синичи) горе, и монастырь девичь устрои, а церковь в монастыре девичьи каменную за большим земляным валом».

Незадолго до кончины Герман был вызван в Киев, где и преставился в 1096 г., но любившая его паства не захотела расстаться с драгоценными останками своего архипастыря, и потому тело Германа было привезено в Новгород и положено в Софийском соборе. Память его совершается в сем соборе обще с другими угодниками, там почивающими, 10-го февраля и 4-го октября.

Почти 35 лет продолжалось служение в Новгороде Стефана, Феодора и Германа; но в летописях так мало говорится о них, что ничего нельзя сказать о пастырской их деятельности на пользу церкви и о нравственном состоянии Новгородской епархии в этот 35-летний период. Новгородская область по своему географическому положению с восточной и северной стороны была окружена грубыми язычниками, с западной – рьяными проповедниками и защитниками папизма. От Киева, где был, так сказать, центр православия Русской церкви, отделялась значительным расстоянием, наполненным мхами и болотами. Несмотря на это опасное соседство язычества и папизма с одной стороны, на отдаленность Киева – столицы православия – с другой, христианская вера, как можно судить по обстоятельствам, в Новгороде и его области нимало не ослабевала. Новгород в описываемый нами период не переставал украшаться храмами и святыми обителями. Даже в отдаленных местах его владений, на берегах Северной Двины, появлялись в это время христианские селения и святые храмы. А это все было не что иное, как плоды трудов и неусыпных попечений о благе церкви и паствы его архипастырей. Неустрашимый подвиг епископа Феодора против Волхва и святая жизнь Германа всего более говорят о пастырской их деятельности.

Тропарь, Глас 4

Правило вере и образ кротости, воздержанию учителя, яви тя Господь стаду своему, яже вещем истина. Сего ради стяжав смирением высокая, и нищетою богатая. Отче наш святителю Германе, моли Христа Бога спастися душам, нашим

Кондак, Глас 2

Божественный гром, труба духовная, вере насадителю, и отсекателю ересем, Троице угодниче, великий святителю Германе, со ангелы предстоя, присно моли непрестанно о всех нас.

Память его празднуется месяца января в 28-й день и месяца июня в 11 день

† 1053

Преподобный Ефрем, как передает житие его, был родом венгр и доводился родным братом преподобному Моисею Угрину, а также Георгию, любимому и преданному отроку святого князя Бориса. Оставив свое отечество, преподобный вместе с братьями поступил на службу к святому Борису. Когда князь 24 июля 1015 г. умерщвлен был подосланными Святополком Окаянным убийцами, а родной брат преподобного Ефрема Георгий обезглавлен ими ради золотой гривны, возложенной на него святым князем, преподобный Ефрем, находившийся в то время в отсутствии, пришел на берег реки Альты и искал тело убитого брата. Но нашел он одну лишь главу Георгия и взял ее с тем, чтобы завещать потом положить в одну с собой гробницу. Вскоре после того преподобный оставил мир и поселился в уединенном месте на берегу реки Тверцы, недалеко от города Торжка или от того места, где возник он. Ha свои средства преподобный Ефрем построил здесь странноприимный дом и принял на себя подвиг страннолюбия, распространенный среди благочестивых и нищелюбивых людей древней Руси.¹

Подвиг странноприимства был тогда подвигом Церкви; она принимала странников под свою защиту, покоила, питала, одевала; по уставу Владимира они были люди церковные. Лучшие русские христиане высоко уважали подвиг странноприимства и считали его святым подвигом. Такой подвиг принял на себя блаженный Ефрем, отказавшийся от мирских почетных должностей и утешений. Этот подвиг совершал он с любовью несколько лет. Когда открылись мощи святых князей, блаженный Ефрем в 1038 г. создал каменный храм в честь святых мучеников и при нем основал монастырь. Он веселился духом, что в его храме верующие славят святых князей, к которым он при жизни был так близок. Свободной душой молился он любимому князю своему, прославленному Господом. Он подвизался в посте и молитвах и ревностно наставлял благочестию братию обители своей. Преподобный Ефрем достиг высокой духовной силы и мирно почил в глубокой старости 28 января 1053 г. Пo его завещанию с ним положена была во гроб и глава брата его Георгия, убиенного вместе со святым Борисом.

Из числа учеников его особенно ревновал подражать строгой жизни учителя Аркадий. Он начально подвизался на родине в Вязьме, уединенно занимаясь молитвой, на том месте, где ныне женский Аркадиев монастырь. Святой Ефрем, увидавшись с ним дорогой из Киева в Торжок, полюбил его. Аркадий сперва посещал Ефрема в Торжке, а потом остался навсегда в его обители, принял иночество и до гроба шел путем строгого подвижничества.

Еще в начале XIV века обитель Ефремова хранила у себя житие преподобного основателя своего и вместе с тем благоговейно чтила память его. В 1315 г. князь Михаил Ярославич после победы над князем Афанасием, сторонником новгородцев и брата своего князя Юрия Даниловича, захватил все имущества новоторжцев и, в том числе, взял в 'Гверь и дорогое житие преподобного Ефрема. Обитель не успела выкупить своего сокровища, как оно сгорело в Тверском пожаре. Так говорит житие XVI века, где описаны многие чудеса преподобного, происходившие при царе Грозном.²

Из них следующие два. Бывший царь Казанский Эдигер, принявший имя Симеона в святом крещении, получил от царя Иоанна Грозного в удел Тверь и Торжок. Посещая часто Борисолебскую обитель, он начал благоговейно почитать преподобного Ефрема и решил устроить для его мощей кипарисную раку. Но поручил он это дело небрежному мастеру, который уронил дерево в раку и сокрушил кость ноги преподобному. В это самое время чудотворец явился во сне настоятелю обители Мисаилу и сказал о небрежности мастера, показывая язву ноги своей, и просил передать царю Симеону, чтобы он переменил мастера. Мисаил поспешил к Симеону, и благочестивый царь не только исполнил волю святого, но и украсил его храм святыми иконами и церковной утварью.

Во времена же Грозного посланы были в Новгород с царской казной Дементий Черемисин и Замятня Завоплюцкий. Черемисин хотел везти казну водой против течения реки Тверцы; но сам он ехал сухим путем, поручив сопровождать казну Замятне. Царские слуги жестоко грабили по дороге народ и монастыри. Так они собрали много именья. Доплыв до Борисо-Глебской обители, Замятня потребовал у братии под царскую казну людей и много запасов. Братия вынуждены были занимать деньги, чтобы ими откупиться. Но когда Замятня плыл по Тверце, обремененный монастырским богатством, он уронил в воду деньги, а сам вдруг смертельно заболел. Дали знать Черемисину. Он ужаснулся, велел нести больного товарища в обитель и сам сопровождал его. Здесь служили молебны святым мученикам; оба плакали о своих грехах и возвратили отнятое у обители серебро. Тогда явился больному старец; укорив его за расхищение обители, он смилостивился и даровал ему исцеление.¹

Обитель Борисо-Глебская была разорена в 1166 г., во время междоусобий, Святославом Ростиславичем, после того многократно опустошаема была русскими и татарами. Литовцы (в княжение Александра Невского) довершили разорение монастыря: осталась одна только каменная церковь, построенная преп. Ефремом. Впоследствии начали многие около церкви селиться для торгов; место оттого прозвано Новый торг, а жители – новоторжцами.

В царствование Василия Иоанновича Шуйского литовцы напали на Торжок, сожгли и ограбили церкви; одна Борисо-Глебская, с мощами преподобного Ефрема и ученика его – преподобного Аркадия, осталась невредима. В 1781 г. щедротами императрицы Екатерины II и усердными приношениями новоторжских жителей церковь Борисо-Глебская перестроена и обогащена церковной утварью. В тамошней ризнице хранились деревянные церковные сосуды, которые употреблял преподобный Ефрем при богослужении.⁹

Память преподобного Ефрема Новоторжского местно чтится 28 января.

Древнее житие с описанием чудес преподобного Ефрема, известное в настоящее время, составлено в XVII в. Но в этом житии читается известие, что существовало более древнее житие подвижника, которое погибло в XIV столетии и содержание которого неизвестно.¹

Тропарь, глас 1

Божественною свыше просветився благодатию, преподобне, многим терпением во временной жизни подвиг совершил еси. Тем же источаеши чудес благодать всем с верою приходящым к раце мощей твоих, Ефреме преблаженне, сего ради зовем: слава Давшему ти крепость, слава Венчавшему тя, слава Действующему тобою всем исцеления.

Кондак, глас 8

Яко Богоявленная русская звезда днесь сияя чюдесы, преподобне отче Ефреме, не престай моля о стаде своем, и сохраняй отечество, град же и люди иже тебе верою почитающих, и к честным мощем твоим верно притекающих. Да велегласно тебе вопием, радуйся Богомудре отче Ефреме.

Память его празднуется месяца февраля в 10-й день и месяца октября в 4-й день

† 1052

Благоверный князь Новгородский Владимир, внук святого равноапостольного князя Владимира, старший сын великого князя Ярослава и благоверной княгини Анны (в миру Ирины), родился в 1020 г.¹ Как старший из оставшихся в живых сыновей великого Ярослава, Владимир еще в юных летах (16 лет) получил от него и старейшее между областями русское княжение Новгородское. Новгородцы, преданные от души Ярославу, скоро полюбили и сына его Владимира. Он отличался свойственной его роду храбростью в воинских делах, из которых известны следующие. В 1042 г. Владимир с Новгородскими дружинами ходил на Ямь (нынешнюю Финляндию) и одержал там несколько побед. Это была первая воинская попытка юного витязя. Потом он вел войну с греками по следующему поводу. В Константинополе убили одного знатного россиянина. Убийство это чрезвычайно огорчило великого князя Ярослава, и он послал против греков войско под начальством старшего сына своего Владимира и воеводы Вышаты. Молодой князь должен был командовать морской силой, а воевода – сухопутными войсками. В Греции тогда императором был Константин Мономах. Этот император, не желая войны, прислал к Владимиру послов с дружеским письмом, в котором обещал разобрать дело и наказать виновных. Князь не уважил этого письма. Тогда император Константин велел взять под стражу всех русских, бывших в Константинополе, и вышел на кораблях против судов Владимировых. Когда оба флота сошлись между собой, то император, как говорят, снова предлагал мир Владимиру. «Согласен, – отвечал князь, – если вы, богатые греки, дадите на каждого моего воина по три фунта золота». Грекам такое условие показалось унизительным, и началась битва. Три галеры врезались с греческим огнем в середину судов русских и зажгли несколько судов, от чего произошло смятение. К этому присоединилась еще большая буря, от которой одни из мелких русских судов потонули, а другие рассеяны были по берегу. Судно Владимира также пошло было ко дну, но, к счастью, какой-то воевода Творимирич спас его на своей лодке. Воевода Вышата выступил в бой с греками на сухом пути около крепости Варны; но здесь почти все наши воины положили свои головы; осталось только около 800 человек, которых с воеводой Вышатой греки взяли в плен и, страшно сказать, всем им выкололи глаза. После такой неудачи Владимир уже не думал более о завоеваниях и, не теряя времени, сел с остатком дружины своей на уцелевшие суда и отправился к Киеву. Между тем греки, упоенные победой, желая довершить поражение неприятеля, отправили вслед за русскими несколько судов с двумя легионами императорских воинов. Погоня скоро настигла русских; лодки сцепились между собой – и здесь снова произошел отчаянный бой. Но греки на этот раз были разбиты наголову; суда их (числом до 24-х) сожжены, полководец Мономахов был убит и с ним много людей, и Владимир возвратился в Киев с богатой добычей и со множеством пленных. Таковы были воинские доблести благоверного князя Владимира. Но он не менее известен и по доблестям христианским. В Киеве Владимиру весьма понравился тамошний великолепный храм Софии Премудрости Божией, а потому он пожелал создать такой же храм и в Новгороде. Для скорейшего же удовлетворения своему желанию он немедленно вызвал строителей и художников из Царьграда и приступил к сооружению храма, подобно Киевскому, который был построен по образцу Византийского храма Юстинианова. В этом благочестивом занятии весьма много и усердно помогали князю мать его – благоверная княгиня Анна, и блаженный епископ Лука. При их общем содействии и наблюдении, подобный во всем Киевскому, Новгородский Софийский собор сооружался только семь лет; так что основанный в 1045 г., он был торжественно освящен 14 сентября 1052 г. При любви и усердии к храму Божию князь Владимир был преисполнен и другими христианскими добродетелями, в особенности же набожностью и благочестием, почему и причтен был церковью к лику святых сразу по кончине своей, которая последовала 4-го октября 1052 г. – через три недели по освящении созданного им храма Святой Софии Премудрости Божией. По выражению святой церкви, благоверный князь Владимир, живший на земле 32 года и княживший в Новгороде 18 лет, был «Божественный сосуд избран Богови». В недолгие дни своей земной жизни под руководством благочестивой матери успел «и сласти страстныя от души отгнать, и Троице селением столь чистым быть», что благодатная жизнь духа открылась в нетлении тела, и оставить по себе вечный памятник благочестия в сооружении святого храма, который существует и доныне.

Он был погребен вместе с родительницею в Корсунской паперти Софийского собора. Отсюда нетленные мощи благоверных князя и княгини перенесены митрополитом Макарием в 1652 г., по указу царя Алексея Михайловича и по благословению Патриарха Никона, в соборную церковь и положены на том месте, где ныне покоятся.

Нетленные мощи святого благоверного князя Владимира Ярославича открыто почивают в богатой раке, сделанной из серебра, в коем весу 4 пуда 28 фунтов и 7 золотников. Рака же помещается в арке стены, отделяющей алтарь придела во имя сего князя от главного храма Святой Софии Премудрости Божией. Память святого князя 4-го октября и 10-го февраля.³

Тропарь, Глас 4

Измлада явился еси, Богомудре княже Владимире, Божественный сосуд избран Богови, благочестием воспитан, веру непорочну соблюд и, храм пречуден премудрости Божия в Великом Новеграде сем устроив, тело твое в Нем предложил еси, и ныне, на Небесех предстоя престолу Святыя Троицы, молися ниспослати и нам велию и богатую милость.

Память ее празднуется месяца февраля в 10-й день и месяца октября в 4-й день

† 1050–1051

Святая Анна была дочь шведского короля Олафа Скетконунга. На своей родине она была известна под языческим именем Ингигерды, так как в Швеции, равно как и в других северных странах того времени, еще не было обычая употреблять христианские имена, даваемые при крещении. Христианским ее именем, которым она называлась в России, было Ирина. Имя Анны принято ею перед смертью при пострижении в схиму. Время и обстоятельства крещения ее точно неизвестны. Отец ее, король Олаф, бывший первым христианским королем Швеции, принял крещение в зрелом возрасте перед 1000 годом в источнике Гусабы, близ города Скары в западной Готландии, от английского епископа Зигфрида. По одним сведениям, вместе с ним тогда же крестилось и все его наличное семейство, по другим – мать и младший брат святой Анны, следовательно, также и Анна, были крещены по приказанию короля (в одно время или разновременно) после 1000 г. первым шведским епископом Турготом, вызванным королем Олафом из Бремена.

Святая Анна принадлежала к самому благочестивому и достойному семейству своего времени. Король Олаф отличался глубокой набожностью, возвышенностью духа и благородством мыслей, был мудр и деятелен в делах правления и не имел себе равного по решительности и храбрости на войне.

Пылая огнем ревности к вере, он в продолжение всего своего царствования с великим воодушевлением и неустанно трудился над христианским просвещением своей языческой страны. Он находился в сношениях по делам веры с римским, английским и германским духовенством и был прозван современниками «христианнейшим королем». Мать святой Анны, королева Эстриди, происходившая из самого знатного рода Швеции, была известна своим выдающимся умом, любвеобильным сердцем и великодушием. Все дети их отличались прекрасной наружностью и высокими духовными дарованиями.

Вопреки господствовавшему тогда обычаю отсылать детей на воспитание к родственникам или знакомым, которому следовал и король Олаф по отношению к некоторым из своих детей, святая Анна с детства воспитывалась под кровом и непосредственным влиянием родителей. Вместе с ними она пребывала сначала в городе Упсале, затем попеременно то в построенной королем на морском берегу Новой Сигтуни, то в городе Скаре, где находилась кафедра епископа и сосредоточивались главные христианские силы страны. Воспитание на севере отличалось уже в то время некоторой широтой, а положение женщины, тем более королевского дома, – полной свободой. Святая Анна умела читать и писать на своем языке и, несомненно, получила необходимые религиозные познания: была знакома и с областью народной поэзии и поэзии особых певцов – скальдов, обнимавшей тогда и религию, и историю, и философию и бывшей единственным способом выражения духовной жизни и творчества северных племен. Она принимала скальдов у себя и имела случай слушать их при дворе отца, любившего и постоянно державшего при себе наиболее известных поэтов.

Святая Анна принимала участие в народных собраниях и торжествах, присутствовала на приемах при дворе, жила в собственном тереме, где свободно принимала посетителей, владела и самостоятельно управляла собственными поместьями, имела в своем распоряжении многочисленную вооруженную свиту и предпринимала по своему усмотрению поездки по стране. В народных преданиях Скандинавского севера о ней сохранилась память как о женщине самоотверженной, обладавшей добрым сердцем, умной, смелой и предприимчивой, всегда имевшей значительное влияние на ту среду, с которой сближала ее судьба. Из жизни святой Анны на родине северные предания помнят только об участии ее в установлении мира между Швецией и Норвегией.

Послы Ярослава с просьбой руки Анны-Ингигерды при были к шведскому королю из Новгорода летом 1015 г. Король «немедленно же и охотно» согласился на этот брак. По каким побуждениям и при каких обстоятельствах возникла мысль об этом союзе, определенно неизвестно. В 1014 г., как говорит русский летописец, Ярослав отказался платить святому Владимиру дань от Новгорода, и Владимир стал собираться в поход против сына. В 1015 г. Ярослав посылал за море за варягами и получил оттуда большой отряд, и только болезнь и затем смерть крестителя Руси предотвратили междоусобие. По-видимому, «бояся отца», с которым он не мог бороться один, Ярослав задумал о тесном союзе со шведским королем, а таким союзом удобнее всего мог быть брак.

Как будущий зять Олафа, он мог воспользоваться от него помощью войсками или, по крайней мере, получить дозволение беспрепятственно набирать их в его земле. После смерти Владимира то же самое побуждение оставалось в силе ввиду возникшей борьбы со Святополком Окаянным.

Весной 1016 г. Ярослав прислал из Новгорода своих послов для окончательных условий относительно предположенного брака. По требованию святой Анны, послы согласились именем своего князя дать ей в вено (приданое) город Ладогу и прилежащую к нему область с правом лично управлять этим веном и назначать над ним управителя. Затем она поставила условием разрешить ей выбрать в Швеции для сопутствования себе лицо, которое она найдет для того достойным, и обеспечение для него на Руси того сана, власти и почестей, какими он пользуется на родине. Король и послы изъявили на это свое согласие и утвердили весь договор своими присягами. Когда король спросил святую Анну, на кого падает ее выбор, она назвала Рогнвальда Ульфовича. Это было противно намерениям короля, который хотел казнить Рогнвальда за выдачу Астриды (сестры Анны) за Олафа Норвежского, но по просьбе святой Анны договор остался в силе. Она известила обо всем Рогнвальда и назначила ему время и место для встречи. Соединившись с ним, святая Анна, с которой была большая свита и богатое приданое, летом отплыла на Русь.

Сведения о святой Анне за время жизни ее в нашей земле очень скудны и отрывочны. Несколько данных о ней за первые годы пребывания ее в новом отечестве сообщает норвежское сказание о подвигах на Руси норвежского отряда Эймунда и Рагнара, прибывшего в Новгород для службы у князя Ярослава в конце лета или в начале осени того же года, когда приехала туда и святая Анна. По приходе отряда Эймунд и Рагнар были на приеме у князя и княгини, причем княгиня вела с ними разговор о норвежских делах и норвежском короле. Княгиня произвела на предводителей самое хорошее впечатление своим решительным характером и общительностью. Первое время службы отряда княгиня была очень щедра и благосклонна к нему. После первой войны со Святополком эти отношения несколько изменились к худшему, и, в конце концов, князь и княгиня вынуждены были вступить в борьбу с наемниками. Когда воины резко порвали с Ярославом и собирались уехать к его противнику князю Брячиславу Полоцкому, святая Анна самолично, вместе со своим родственником Рогнвальдом, сделала попытку силой остановить их и при этом едва не попала в плен. Во время последовавших затем войн норвежцы были на вражеской стороне. Сказание отмечает большое влияние святой Анны на дальнейший ход дел и на великого князя Ярослава, которого она будто бы иногда сопровождала на войну.

Ее непосредственному вмешательству приписывается и окончание продолжительной борьбы с Брячиславом. Вмешательство это произошло, по сказанию, в самой необычайной обстановке. Когда войска Ярослава и Брячислава стояли в нерешительности одно перед другим, Эймунд составил план взять в плен святую Анну, которая должна была приехать в стан Ярослава, рассуждая, что она едет помогать неприятелю своими советами. Однажды ночью он и Рагнар подстерегли великую княгиню и, убив под нею коня и разогнав конвой, взяли ее в стан Брячислава. Увидав себя в руках норвежцев, княгиня воскликнула: «Вы, северные люди, видно, никогда не перестанете обижать меня!»

На следующее утро она призвала Эймунда и высказала желание служить посредницей для заключения мира, откровенно предупредив вместе с тем, что она всего более будет заботиться о выгодах князя Ярослава. Получив согласие на посредничество со стороны мужа и Брячислава, она участвовала в выработке мирных условий, которые потом и были приняты. Вместе с заключением мира восстановились хорошие отношения ее с норвежцами.

В этих подробностях можно видеть отражение того положения, которое святая Анна занимала в бытность свою в России по отношению к северным единоплеменникам, во множестве наезжавшим на Русь и нередко чинившим здесь насилия над населением. Очевидно, княгиня совершенно сроднилась с интересами нового отечества и мужа и в своих отношениях к северянам руководилась только ими, а не племенным родством. Несомненно, отчасти ее личному влиянию и семейным связям нужно приписать установление тех постоянно мирных и дружественных связей Руси с правительствами и народами Швеции и Норвегии, которые особенно окрепли после ее прибытия в нашу землю и не прерывались более. Во всяком случае, в этих дружественных связях весьма видное положение занимают именно родственники святой Анны, например, брат ее Иаков, долгое время служивший на Руси, муж ее сестры – норвежский король Олаф и трое сыновей Рогнвальда.

Судя по русским летописям, святая Анна, прибыв в Новгород летом 1016 г., недолго пробыла там. В конце того же года княжеский двор был перенесен в Киев. В 1018 г., во время бегства Ярослава в Новгород, она была осаждена Болеславом Польским и Святополком в Киеве, но, по-видимому, успела избежать плена. С этого времени двор находился то в Киеве, то в Новгороде (1023–26, 1030, 1034, 1045 гг.). В Новгороде в 1050 г. святая Анна и скончалась.

На севере Руси, согласно брачному договору, в распоряжении святой Анны находилась обширная волость – город Ладога с принадлежащею к нему областью. Непосредственное управление этой областью княгиня поручила Рогнвальду Ульфовичу, который летом находился в волости, а зимой – в Новгороде. Каковы были пределы этой области, неизвестно, но можно предполагать, что они совпадали с тем, что известно теперь под названием Ингерманландии. Название Ингерманландия, по финскому произношению Ингеринмаа, в переводе означает «земля Ингигерды» и ведет свое происхождение, по всей вероятности, именно от имени супруги Ярослава. Посещала ли сама святая свои владения, об этом нет сведений, но сохранившиеся до настоящего времени названия находящихся на территории Ингерманландии местечек, например, приход Ингерис, или Ингрис, и река Ингериниока (русская Ижора), происходящие от тогоже корня, что и территориальное название, могут быть объясняемы как названия, явившиеся вследствие того, что в известных местах святая Анна или ее наместник имели жительство, поместье или временную остановку во время путешествия.

По владениям святой Анны пролегал главный торговый и военный путь с севера на юг – «из Варяг в Греки», а город Ладога был передовой русской крепостью. С этих владений платилась определенная дань великому князю.

Святая Анна была матерью многочисленного семейства, состоявшего не менее, чем из семи сыновей и трех дочерей. О благочестии матери и христианской настроенности воспитанных ею детей современный духовный оратор Иларион (впоследствии Киевский митрополит) так свидетельствовал, обращаясь к святому Владимиру в своем торжественном слове, произнесенном, может быть, в присутствии самой великой княгини: «Посмотри... на благоверную сноху твою Ирину; посмотри и на внуков и правнуков твоих, как они живут, как Господь хранит их, как содержат они благоверие, тобою преданное, как часто посещают святые храмы, как славят Христа, как покланяются Его имени».

Указание на высокий внутренний строй жизни этой семьи можно видеть отчасти также в предсмертных словах великого князя Ярослава детям, в которых он увещевает их сохранять по-прежнему взаимную любовь и послушание старшим. Летописец передает эти слова так: «Дети мои, имейте друг к другу любовь, ибо вы братья одного отца и матери... пребывайте в мире, творя послушание брат брату, ...Киев поручаю старшему... слушайтесь его, как меня слушались». Один из сыновей святой Анны, Владимир, удостоился причисления к лику святых.

Следующие за ним братья: Изяслав Киевский и Святослав Черниговский – княжили поочередно в Киеве; Всеволод Переяславский стал отцом Владимира Мономаха, родоначальника великих князей и царей Московских. Дочери ее были королевы: Анна Французская, Мария Венгерская и Елизавета Норвежская.

Кроме собственных детей, святая Анна имела материнское попечение и о чужих детях-сиротах. Таковы были изгнанные из Англии дети короля Эдмунда – Эдвин и Эдуард, и сын норвежского короля Олафа – Магнус. После смерти Олафа друзья последнего пришли к Ярославу просить Магнуса на отцовский престол. Святая Анна отказалась отпустить с ними своего воспитанника до тех пор, пока действительно не будет обеспечено для него возвращение престола и всей дедины и отчины.

По требованию ее и Ярослава норвежцы прислали торжественное посольство, заключили особое условие, и только после этого им был выдан Магнус.

В 1037 г. в честь ангела святой княгини был построен в Киеве близ Софийского собора женский Ирининский монастырь. Это был «великокняжеский» монастырь, построенный на великокняжеское иждивение. Управление такими монастырями, устройство и снабжение их всем необходимым по обычаю того времени, заимствованному у Византийского императорского дома, принадлежало его строителям. Нет сомнения, что святая Анна имела самое близкое отношение к монастырю, созданному в честь ее ангела.

С именем святой Анны соединено также построение Новгородской великой святыни – храма Святой Софии. Храм этот был заложен в 1045 г., вероятно, в присутствии самой княгини, так как есть известие, что в этом году Ярослав, несомненно, с супругой был в Новгороде и выдал там замуж за Норвежского принца Гаральда свою дочь Елизавету. В какой мере княгиня участвовала в этой постройке, производившейся, главным образом, ее сыном Владимиром и законченной после ее смерти, неизвестно.

В иноземных известиях имя святой Анны (Ингигерды) упоминается еще по поводу пребывания на Руси норвежского короля Олафа и норвежского принца Гаральда Гардрада. О короле Олафе говорится, что по прибытии в Россию он был хорошо принят святой Анной, что она весьма уважала его, вместе с Ярославом даже уговаривала его не возвращаться в Норвегию, а когда он все-таки отправился в свою страну, участвовала в устроенных ему пышных проводах.

О Гаральде сообщается, что он находился под особым покровительством святой Анны и что, много лет находясь в экспедиции в Африке, присылал собранные сокровища для хранения князю Ярославу и его супруге.

Кончина святой Анны последовала 10 февраля 1050 г. в Новгороде. Перед смертью она приняла схиму с именем Анны, обнаружив тем свое глубокое благочестие и истинно христианское смирение.

После кончины, никогда не разлучавшаяся в земной жизни с любимым сыном своим Владимиром, святая Анна не разлучилась с ним и по смерти не только душей, но и телом. Ярослав, уступая просьбе сына своего, не велел перевозить тела своей супруги в Киев, и нежный сын ее Владимир положил драгоценные останки матери своей в том святом храме святой Софии Премудрости Божией, в создании коего и она много трудилась вместе с сыном своим, который и сам скоро погребен был подле нее.

По сообщению летописи, в 1439 г. архиепископ Евфимий освятил, подписал и покрыл покровами гробы святых князя и княгини. В описи Новгородского Софийского собора XVII века значится: «В середней паперти от Корсунских дверей, идучи в церковь налево, середи паперти, два гроба древяны, а в них мощи во плоти создателей храма Святой Софии Премудрости Божией – благоверного князя Владимира, а в другом гробе – матери его, благоверной княгини Анны. На обеих гробах покров сукна червлена, а на них шиты кресты камки белой, перед ними во главех лампада мидяна на стояльце; ...в царском ...месте (в главном храме) образ пядница, на ней писан благоверный князь Владимир и мати его Анна, обложен серебром, золочен». В другой подобной же описи того же века упоминаются «каменные» гробы святых князя и княгини.

В 1653 г. мощи святой Анны по указу царя Алексия Михайловича и по благословению Патриарха Никона и митрополита Новгородского Макария, были перенесены из Корсунской паперти в собор на левую сторону против северных дверей и переложены в новую раку. В настоящее время святые мощи почивают в Мартириевской паперти в бронзовой золоченой раке.

Память святой Анны совершается 10 февраля и 4 октября. Память 4 октября установлена Новгородским архиепископом Евфимием в 1439 г. во исполнение воли Божией, возвещенной ему в видении. Царь Иоанн Грозный жалованной грамотой 1556 г. предписывал: «Да по благоверном великом князе Володимере Ярославиче, да по матери его благоверной великой княгине Анне, на память их, служити панихиды и обедни соборне и по приделом и на панихидах и за просфоромисанием и на Божественных литургиях и в ектениях в заупокойных поминати их, докуду мир стоит».

В одной описи Новгородского Софийского собора XVII века сказано, что мощи князя Владимира и матери его почтены от Бога нетлением, лежат в каменных гробах всеми видимы, а пение им не установлено, а исцеление бывает с верою приходящим. В письменном уставе Новгородского Софийского собора XVII века положена панихида у гроба святой Анны еще 5 сентября.

В древнее время память 4 октября совершалась с большой торжественностью. О праздновании в Софийском соборе были особо извещаемы настоятели некоторых Новгородских монастырей, а некоторые из них обязаны были являться сами. Государев кормовой двор выдавал для вечерни два ведра меда для кутьи, которую ставили по гробам святителей, князей и княгинь. После вечерни святителем совершалась в соборе в присутствии государева большого дьяка панихида с поминовением государевых прародителей. В то же время настоятели и поповские старосты служили особые панихиды на княжеских и святительских гробах: в Корсунской паперти – Благовещенский игумен; в Мартириевой – Отенский. Для литургии снова выдавался мед – для кутьи. После литургии от государя устраивались обеды для светских и духовных лиц.

Тропарь, Глас 1

От запада возсиявши, яко звезда небосветлая, прияти Православную веру сподобилася еси, в ней же плод благославный Русской земле принесший, святая благоверная княгине Анно, Христа всем сердцем возлюбила еси, Того оправдания и законы хранящи, тем же днесь всесвятую твою память празднующе, грехов оставление молитвами твоими приемлем.

Кондак, глас 4

Днесь в светлой памяти твоей великий Новград веселится, созывая всех верных светло праздновати память твою, и мы ныне, духовно ликовствующе, радостно славим тя и молим: святая благоверная княгине Анно, предстоя Святей Троице, моли избавити великий Новград и всю землю Русскую от всяких бед и обстояний и всем нам спастися.