V. Язык ЗСО

Прежде чем приступить к исследованию лексики ЗСО, следует составить себе представление о словарном составе памятника в целом. Следуя традиции, заложен ной еще А. И. Соболевским (Соболевский 1910), мы помещаем ниже латинско-славянский индекс основных лексем ЗСО (в скобках даны ссылки на издание Вашицы).

Латинско-славянский индекс основных терминов

abortivus: – umfacio (quod nascitur) – прокаꙁити въ себѣ (143.18)

ancilla – рава (144.14)

animal – четвереногое (143.27)

capitalis – главьнъ (139.11)

casus: casu [var. nolendo] – не хотѧ (138.13)

cervolus, vetula (vecola) – колѧда (142.5)

christianus – христовъ рабъ (143.15)

cibaria, cibus – сънѣдьноѥ (142.2; 144.8)

clericus – причьтьникъ (140.10; 145.24; 144.1); свѧщеникъ (142.21)

concupisco – помыслити на (кого-л.) (141.1)

cupiditas – скжпость (143.21)

custodire – съхранити (145.7)

daemon – сотона (146.2)

denarius – цѧта (143.6) (ср. pretium)

deponi – иꙁврѣщисѧ сана (139.25)

diaconus – диѣкъ (139.21; 140.13; 143.1; 145.25; 145.32); дьꙗконъ (139.21; 140.13 – только в U)

diligo – похоть имѣти (141.18)

effundo – подъкопати (139.12)

episcopus – епископъ (138.7; 139.24; 143.2)

eucharistia, id est communio – брашьньце (141.7 – SinEuch), причастиѥ ѥже ѥсть комъканиѥ (U) (ср. sacrificium)

exul – въ инои области (138.3)

finis – коньчина (только U) (Суворов 1888, XXIII)

fornico(r) – блждъ сътворити (139.2; 139.5; 139.17; 140.6; 140.16; 143.17; 144.11 (SinEuch)); съблѹдити (144.11 (U))

– per se ipsum – самъ въ сѧ блждъ творити [SinEuch, сътворити U] (140.20)

frater – братръ (144.21; 144.25)

fraudo – ѹкрасти (142.18)

furo – гнѣвъ (139.13; 142.1; 144.8)

furor – rwtкъ (144.25) (ср. odium)

furtum: – facio – ѹкрасти (139.11)

gradus – чьсть (140.11)

homicidium – раꙁбои (138.1; 138.13)

honor "сан» – чьсть (140.12)

immolatum – трѣвьно чьто (145.3)

inebrio те – ѹпитисѧ (144.1)

inebrior – ѹпоити (144.5)

infans – дѣтищь (144.18 (SinEuch)); дѣтьскъ (144.10); отрочѧ (141.12; 144.18 (U))

infirmitas – болѣꙁнь (141.6); per-tatem – болѣꙁни ради (140.5)

intro ad (aliquam) – блждъ сътворити (SinEuch), блѹдити (U) (144.14)

januarius – енѹарь (142.5)

jejuno – алъкати (143.4; 143.11); поститисѧ (143.10)

laicus – бѣлориꙁьць (140.5; 143.21; 144.3 (только в SinEuch)); бѣльць (144.3 (только U))

libero – свободити (144.15)

maledico – проклѧти (144.26)

mathematicus – клѧтъ (146.1)

merces «деньги, плата» – мьꙁда (143.9)

ministerium – манастырьскыи (142.17)

monachus – чрьньць (SinEuch), чрьнориꙁьць (U) (139.21)

monasterium – манастырь (143.24); чрьница (145.20)

morticinum – ѹдавленина (145.1)

negligentia – лѣность (144.19)

necessitas: per-ет – иждьми (SinEuch), иѹжею (U) (139.9); бѣдоѭ (142.1)

occido – ѹбити (138.2; 138.9)

odi – гнѣватисѧ (144.21)

odium – гнѣвъ (144.22) (ср. furor)

opprimo, -ere «задушить» – ѹдавити (141.12)

paganus – поганъ (142.6)

parentes – рождениѥ (138.9) (ср. proximus)

patria – отьчьство (138.5 (SinEuch); 138.12); отьчьствиѥ (138.5 (U))

pauper – нищии (143.13; 143.23; 145.23)

рессо, -are – съгрѣшити (141.3)

perdo – погѹбити (140.1; 140.23)

perjuro – проклинатисѧ (139.7); клѧтисѧ (139.9); клѧтисѧ лѹкаво [U, лютѣ SinEuch] (143.22)

placeo – въꙁлюбити (144.26)

poenitentia: -ат ago – покаꙗтисѧ(138.6)

poeniteo – покаꙗтисѧ (138.3; 138.8; 138.14; 139.3; 139.6; 139.8; 13Q.10; 139.16; 140.2; 140.7; 140.14; 142.2; 145.25 (U); 145.27 (U); 145.31 (U)); поститисѧ (141.11; 144.9; 144.23; 145.6; 145.9; 145.21; 145.25 (SinEuch); 145.27 (SinEuch); 145.31 (SinEuch); 145.33 (SinEuch))

pretium – цѧта (SinEuch, сребрьница U) (143.7) (ср. denarius)

praesidium: meliorem – добро [ꙁѣло драго] (глосса) (139.13)

presbyter – попъ (143.2) (ср. sacerdos)

proximus «ближний» – рождениѥ (138.2) (ср. parentes)

quadrupedia – скотъ (139.12)

rapior – блждъ сътворити (142.12)

res – имѣние (143.23)

sacerdos – попъ (138.8; 144.1; 145.26) (ср. presbyter)

sanctimonialis vel Deo dicata «церковная дева» – чрьница (140.16)

sacrificium «причастие, Св.Дары» – брашьнице (SinEuch), комъканиѣ (U) (145.7) (ср. eucharistia, id est communio)

servio, -ire – покаꙗтисѧ (143.24)

sodomita: sicut – содомьскы (139.1)

spolio – окрасти (SinEuch), красти (U) (145.20)

subtraho, -ere – ѹкрасти (145.22)

testimonium: -о comprobo – послѹшьствовати (138.7)

veneficium – отровение [SinEuch, отравлениѣ U] (140.1)

vestis – риꙁа (142.2 прим.)

virgo – дѣвица (139.19; 140.7)

Ряд славянских лексем ЗСО не имеют латинского оригинала, ср.:

бѣда: беꙁ -ы «без принуждения, по своей воле» (145.3)

диѣкъ (145.32)

дѣтищь SinEuch, отрочѧ U (144.15)

причьтьникъ (в 139.17 U содержит чтение причьтъ) (139.1; 139.5; 139.17).

Многие из приведенных слов были изучены выше в разделе о типах перевода и лексическом варьировании. Ниже мы рассмотрим лексику ЗСО с точки зрения ее генезиса – для этого нам придется разделить слова на следующие группы: паннонизмы, моравизмы, грецизмы, кальки с латыни, редкие и локальные слова (диалектизмы) (при этом отдельные лексемы в принципе могут претендовать на место в нескольких группах).

Следует специально остановиться на проблеме членения диалектной западнославянской лексики. Дело в том, что в научной традиции термин «моравизм» («паннонизм» нередко использовался как синоним «западнославянского диалектизма». Между тем следует учитывать, что западнославянская лексика древнейших памятников весьма неоднородна по своему составу и происхождению – она включает в себя, с одной стороны, праславянские диалектизмы и заимствования (братръ, дъска, банꙗ, кънѧꙁь), а с другой стороны – церковную лексику, заимствованную от латинско-католического духовенства в процессе приобщения славян к христианству западного обряда (цьрькы, попъ, постъ и др.). Представляется методологически некорректным относить все генетически западнославянские слова к моравизмам, поскольку сам термин «моравизм» отсылает к названию государственного образования – (Великой) Моравии, а значит, собственно моравизмами следует считать лишь те лексемы, которые возникли на славянском Западе в эпоху существования этого государства (VIII-IX вв.). Соответственно, древние заимствования из народной латыни и германского (готского) – такие как дъска, банꙗ, кънѧꙁь, къмьть, стьлѧꙁь, цѧта и др. – лучше определять, как «древнейшие западнославянские регионализмы» или «паннонизмы» (получившие со временем общеславянское распространение), а моравизмами в собственном смысле целесообразно считать относительно поздние образования, генетически связанные с христианским культом. С другой стороны, поскольку термин «моравизм» системно противопоставлен термину «болгаризм» (или «югославянизм»), то возникновение моравизмов следует относить к эпохе, когда славянские диалекты фактически разделились на западные и южные. Такое разделение произошло только в VII в. после массовых миграций славян на юго-восток, на территорию будущей Болгарии и Византии. До этого времени почти все славяне (за исключением восточных) проживали вполне компактно в Центральной Европе, и различение западных и южных диалектов в праславянском имело достаточно условный характер (можно уверенно утверждать, что диалекты позднепраславянского языка имели много отличий друг от друга, однако эти отличия в то время нельзя было связывать с географической оппозицией «севера» («северо-запада») и «юга»). Таким образом, «моравизмы» в собственном смысле слова – это, как правило, лексемы, возникшие в славянском языке в VIII–IX вв., т. е. в основном в христианский период, когда уже состоялось освоение славянами Балкан (VII в.), и южные славянские диалекты стали развиваться независимо от западных.

Моравизмы могут быть классифицированы по следующим принципам:

Моравизмы генетические – языковые явления, восходящие к западному культурному диалекту (диалектам) позднепраславянского языка.

Моравизмы книжные (литературные) – языковые явления, получившие преимущественное распространение в книжных памятниках, созданных на славянском Западе. Впоследствии многие из этих лексем перешли в болгарскую и/или русскую книжность. Эти множества пересекаются, но полностью не совпадают. В наших последних работах было показано, что некоторые генетические моравизмы (паннонизмы) почти не нашли отражения в книжных памятниках, оставшись маргинальным языковым явлением. В качестве примеров приведем следующие лексемы: врѣмѧ в значении «грех, преступное деяние», догонити в значении «заставить, понудить», истина в значении «спорное имущество», нерадьныи в значении «легкий, беззаботный», нестера «дочь сестры, племянница» и нетии «племянник», потьбѣга «разведенная», притъкнжти в значении «доказать при помощи свидетелей», стрижьници «клирики» (ср. Максимович 2004а, 89, 92; Максимович 20056, 122, 125, 126–131).

Ниже лексемы западного происхождения в составе ЗСО рассмотрены подробно.

Древнейшие западнославянские регионализмы (паннонизмы)

братръ «брат»

3СО 43. Аще кто гнѣваетсѧ на братра [SinEuch, брата U] своего ... (fratrem suum) (144.21; Суворов 1888, XIX).

3СО 44. Аще кто братра [SinEuch, брата U] своего въ гнѣвъ проклънетъ ... (fratrem suum) (144.25; Суворов 1888, ХХ).

Праславянский термин родства *bratrь, имеет соответствия в древних индоевропейских языках (др.-инд. bhrātā-, авест. brātar-, иран. *brātar-, др.-греч. φράτηρ, лат. frάter, гот. brōpar и другие, в том числе балтийские, параллели) и вместе с ними возводится к и.-е. *bhrātēr «брат» (Бенвенист 1995, 174–175; ЭССЯ 2, 238). На первый взгляд, уже на этом основании он может считаться общеславянским. Однако здесь правомерен вопрос – в какой период? Праслав. *bratrъ, вероятно, достаточно рано перешло в тематическое склонение, в результате чего возник дублет *bratь (ЭССЯ 3, 8–9). Распределение братръ и братъ по славянским письменным памятникам раннего периода показывает, что оба термина встречаются в текстах как западного, так и болгарского происхождения: братръ – в Мариинском и Ассеманиевом евангелиях, сборнике Клоца, Фрейзингенских отрывках, Охридском апостоле, глаголическом четвероевангелии Григоровича (Miklosich 1862–1865, 43); братъ – в Паннонских житиях Константина и Мефодия, паримийниках, «О письменах» Храбра, житии Вячеслава Чешского, Ассеманиевом евангелии (Koch 2000, 121), «Беседах на евангелие» Григория Двоеслова, Супрасльской рукописи, Никодимовом евангелии и др. (SJS I, 142). Таким образом, можно полагать, что для древнейшей книжной нормы славянского языка обе лексемы были равно актуальны. Однако если мы посмотрим на производные слова, картина будет несколько иной:

братиꙗ –      Зографское, Ассеманиево и Остромирово евангелия, Саввина книга, Супрасльская рукопись, сборник Клоца, Синайская и Погодинская псалтыри, Христинопольский и южнославянские апостолы, Синайский евхологий, Фрейзингенские отрывки (SJS I, 141);

братолюбьствиѥ – Супрасльский сборник, Христинопольский (толковый) апостол (SJS 1, 140–141);

братолюбиѥ – южнославянские списки Апостола (Слепченский, Шишатовацкий, Охридский, Македонский (Струмицкий)) (SJS I, 142);

братолюбьць – Христинопольский и Слепченский апостолы (SJS I, 141);

братосъмѣсиѥ – Номоканон Мефодия (U, л. 42Ь26) (SJS I, 141);

братосътворениѥ – Синайский евхологий (SJS I, 141);

братоѹбииство – Супрасльский сборник (SJS I, 141);

братоѹбииствьнъ – Канон св. Вячеславу (рус.) (SJS I, 141);

братьнь – Супрасльский сборник, паннонское Житие Константина, Зографские листки, Житие Вячеслава (в т.ч. про­ ложное) (по русским спискам) (SJS I, 143);

братьскы – Номоканон Мефодия (U, л. 47Ь21) (SJS I, 143);

братьство – Супрасльский сборник (SJS I, 143);

братѹчѧдъ – только Супрасльский сборник (SJS I, 143).

В числе производных от основы братр – имеем:

братриꙗ – Мариинское и Зографское евангелия, сборник Клоца, Синайская и Погодинская псалтыри, Синайский евхологий, Фрейзингенские отрывки (SJS I, 141; Wiehl 1974, 49), глаголическое евангелие Григоровича (Москва, РГБ, ф. 87, No 10) XIII–XIV вв., болгарский патерик Михановича XIII в. (Vindob. slav. 137/152), «Петербургская псалтырь» XIV в. (Miklosich 1862–1865, 43);

братролюбиѥ – Синайский евхологий (SJS I, 142);

братротворѥниѥ – Синайский евхологий (SJS I, 142);

братрьнь – Сборник Клоца, Синайский евхологий, патерик

Михановича (SJS 1, 142–143; Miklosich 1862–1865, 43);

братрьскъ – хорватско-глаголическая служба Кириллу и Мефодию (SJS 1, 143);

братрьство – Синайский евхологий, хорватско-глаголическая служба Кириллу и Мефодию и другие старохорватские глаголические тексты (SJS 1, 143; Miklosich 1862–1865, 43).

Из этого сопоставления видно, что производные с основой брат – гораздо более многочисленны и чаще представлены в славянских памятниках, чем слова с основой братр –, что является верным признаком инновационности (продуктивности) первой модели в позднепраславянском языке и архаичности (или диалектном характере) второй. Если исключить из нашего перечня те памятники, которые дошли в русских списках и могли испытать нивелирующее влияние древнерусской нормы брат – (ср. выше цитаты из ЗСО), то окажется, что формы с основой братр – имеются только в текстах западного происхождения (Фрейзингенские отрывки, хорватско-глаголическая служба Кириллу и Мефодию) или болгаро-македонских памятниках «охридского» типа – таких как Мариинское евангелие, Синайская псалтырь, сборник Клоца и Синайский евхологий (за исключением одного примера на братосътворѥниѥ – 9а20). Совершенно отсутствуют формы с основой братр – в Саввиной книге (Jagić 1913, 283) и в таком ярком образце восточноболгарской («преславской») книжной школы как Супрасльский сборник (хотя, как показано в работах Максимович 2004а и 20056, в последнем памятнике нередко встречаются моравизмы). Отсутствие форм с братр – в Супрасльской рукописи (Jagić 1913, 283) свидетельствует о том, что для преславской книжной нормы (узуса) эти формы были неприемлемы.

Из этого правила нам удалось отыскать несколько исключений. Так, слова братръ и братриꙗ встретились ь болгарском переводе XIII слов Григория Богослова (Miklosich 1862–1865, 43; Срезневский 1, 172). Неоднократно слово братръ встречается и в «Шестодневе» Иоанна экзарха Болгарского (правда, только в древнейшем сербском списке 1263 г.), ср.: братръ въ брата мѣсто (л. 140Ь) (в русских списках братъ) (без греч., Aitzetmüller IV, 243, 244); ꙗкоже дъвою братрѹ      (ἐν άδελφαῖς) – чтение братрѹ представляет собой реконструкцию издателя, в сербском списке (л. 11а) и русских списках двою братрѹ (там же, 1, 81, 82); иже къ своѥмѹ братрѹ лѹками пристѹпаетъ (л. 177с) (πρὸς τὸν ὰδελφόν) – в русских списках братрѹ (там же, V, 61, 62); братриꙗ (л. 164а) (ὰδελφοί) – в русских списках братиѥ (там же, IV, 427, 428); братрию (л. 201с) (ὰδελφοὐς) – в русских списках братию (там же, V, 253, 254); братрии (л. 204а, цитата из Пс. 132,1–2) (ὰδελφοί) – варианты не указаны (там же, V, 273, 274); братриѣ (л. 257а) (τῶν ὰδελφῶν) – варианты не указаны (там же, VI, 413, 414). В ранней русской редакции «Шестоднева» лексемы с основой братр – полностью отсутствуют (Баранкова 1998, 617).

Замена братръ на вуатъ в ЗСО 43 и 44 в русском Устюжском списке и русских рукописях «Шестоднева» свидетельствует о том, что формы с братр – отвергались не только болгаро-преславской, но и древнерусской книжной нормой. Следовательно, остается лишь одна книжно-письменная традиция, где формы с братр – допускались – это традиция юго-западнославянская (в том числе западноболгарская, словенская и сербохорватская). Уже на этом основании термин братръ и его производные можно считать моравизмами (или, если угодно, «охридизмами»).

Однако это основание не единственное. Показательно, что современный болгарский, македонский и сербохорватский языки не знают слова братр. Оно зафиксировано только в чешском (bratr, диал. brater), словацком (то же), старопольском (bratr), лужицких (bratr, bratš) и в диалектах словенского (brâter, род. п. -tra) – сюда же, вероятно, можно отнести рус. диал. Братáрь «брат» (ЭССЯ 2, 238). Праславянские производные от *bratr – *bratran, *bratranьcь/*bratrenьcь, «двоюродный брат; племянник» и *bratrana «двоюродная сестра; племянница», *bratrovьcь «сын брата, племянник», *bratriti (se) «сближать(ся), сдружить(ся)», собир. *bratrьja "братья», *bratrьstvo «братство», прил. *bratrovь, *bratrьskъjь, *bratrьnъjь – характерны только для чешского, словацкого и серболужицкого (частично также словенского, ср. SSKJ I, 185), в то время как дублеты с основой brat – для литературного словенского, сербохорватского, македонского, болгарского, польского и русского (некоторые лексемы также для словацкого) языков (ЭССЯ 2, 235–238; 3, 7–10; SSKJ I, 185; SSJ I, 126; Нistor. sloven. I, 151–152; SSN I, 154; Stabej 1997, 30).

Итак, несмотря на исконно праславянский характер лексемы bratrъ, для позднепраславянского языка и, соответственно, книжного узуса IX–X вв. ее нельзя считать общеславянской. В современных славянских языках и диалектах она занимает юго-западную и северо-западную периферию, а значит представляет собой локальный архаизм позднепраславянской эпохи. О том же свидетельствует непродуктивность словообразовательных моделей с bratr- в древнейшем книжном языке. Так, например, диалектный (и, вероятно, поздний) композит братѹчѧдъ «племянник» из Супрасльской рукописи вообще не имеет аналога с братр-. Слово сохранилось только у южных славян (ЭССЯ 3, В), ср., в частности, болг. братовчед «двоюродный брат» и диалектные формы братучет (страндж.) (БД I, 69), братофчет, братучет (ихтиманск.) (БД III, 42), браточет, -ндо (костур.) (БД VIII, 213)³¹.

Очевидно, перед нами тот самый случай, когда праславянский диалектизм, имеющий древние индоевропейские истоки, тем не менее остался принадлежностью преимущественно западнославянских языков и письменных памятников (ср. рассмотренные в работе Максимович 20056 аналогичные случаи с позднепраславянскими образованиями *nestera, *netijь, *potьběga).

колѧда «языческий праздник нового года»

ЗСО 25. Аще кто въ а҃ день [енѹарѧ add. U] идет на колѧдж [SшEuch, колѧндѹ U] ... (142.4–5), ср. лат.: Si quis, quod in calendis Januarii multi faciunt..., in cervolum quod dicitur aut in vetula (uecola) vadit «если кто-нибудь, как это многие делают в январские календы (1 января) ..., ходит на так называемые «оленины» или «коровины"». Для характеристики переводческого стиля ЗСО отметим наличие в латинской статье слова calendae, однако синтаксически ему соответствует в переводе не колѧда, а слова въ а҃ день [енѹарѧ], тогда как «коляде» соответствуют латинские слова cervolus... aut vetula, обозначающие языческие новогодние обряды (очевидно, тотемистического характера), связанные с переодеванием в звериные шкуры³².

Слав. колѧда представляет собой западное (паннонское) заимствование из лат. calendae «календы, первый день месяца; древнеримский языческий новогодний праздник (1–5 января)», посредство греч. καλάνδαι отвергается по фонетическим причинам (Фасмер 11, 299–300; ср. ЭССЯ 10, 134–135). Благодаря своей связи с христианским культом (в значениях «сочельник; Рождество; рождественский обряд колядования»), слово широко распространилось во всех славянских языках. Из народной латыни оно проникло также в румынский и албанский (Десницкая 1983, 81). Примечательно, что в ЗСО (а затем и во многих славянских и русских кормчих) термин колѧда употреблен в первичном, не христианском значении «языческий новогодний обряд» (SJS II, 43)³³.

В Болгарии слово колèда сохранилось в архаичных родопских говорах в значении «сосулька» (БД II, 189) (возможно, из-за вторичного сближения с лед). В тех же говорах имеются вариантные глаголы коландисвам, коландисувам «использовать, употреблять» (там же) – судя по виду корня, заимствованные из греч. καλάνδαι. Также к греческому источнику следует, видимо, возводить болг. диал. (костур.) коленда «народный праздник перед Рождеством» (БД VIII, 254). В болгарских диалектах района Софии и Плевена наблюдается интересное семантическое развитие гл. коледвам – «колядовать» и «наказывать, мучить» (БД II, 86; VI, 186). Представляется вероятным, что сема «наказания, мучения» опосредованно восходит к значению «использовать» (ср. выше), связанном в свою очередь с первоначальным «колядовать, выпрашивая деньги и подарки».

поганъ «язычник»

ЗСО 25. Аще кто въ а҃ день идет на колѧдж [SinEuch, колѧндѹ U]. енѹарѣ ѣкоже пръвѣе погани творѣахж в҃ лѣт(а) да покаетъсѧ о хлѣб(ѣ) о вод(ѣ) (лат. quod adhuc de paganis residit) (142.4–6).

Слав. поганъ «язычник», которое могло выступать в роли адъектива и субстантива (Machek 1957, 381; SJS III, 77–78), восходит к лат. paganus «языческий; язычник» (последнее, в свою очередь, впервые отмечено в эдикте императоров Валентиниана и Валента 365 г. (Кодекс Феодосия, XVl.2), ср. Du Cange VI, 89). Заимствованное в Паннонии (Miklosich 1886, 254), слав. роgаnъ и многие его производные стали общим достоянием всех славянских языков – сюда относятся макед. поган (Кон. II, 208), сербохорв. pògan, poganin, pogànac (Mažuranić II, 970; lveković, Broz II, 76), болr. пòган (см. ниже), чеш., словац. pohan «язычник» (SčSl II, 437), польск. pogan, poganin, укр. поганий «плохой», рус. поганый, поганец, поганка и т.п. (Фасмер III, 294).

В болгарском языке термин поган в значении «язычник, языческий» отсутствует (вместо него используется прил. езически), а производные от прасл. *роgаnъ немногочисленны, ср.: пòган «скверный, нечистый» и производные (БЕР V, 416–421); страндж. поганото «дни от Рождества до Богоявления, период ночной активности злых духов» (БД I, 126); родоп. поганец, боганец «злой дух, бродящий по ночам в период от Рождества до Богоявления; болгарин, принявший ислам; капризный ребенок» (БД II, 130, 238; V, 148); софийск. поганец «мышь» (БД II, 98); ихтиман. поганец «мышь; непослушный ребенок» (БД III, 137); костур. (ю.-зап.) пòган «человек, который постоянно бранится», погàна «бранить, ругать» (БД VIII, 287); зап.-фрак. поганец «нехристианин, язычник, турок; низкий, подлый человек» (БД IX, 297). Вторичность семантики болг. пòган («нечистый» в отличие от исконного «языческий») и наличие только переносных значений у его производных («мышь», «злой дух», «бранчливый человек») свидетельствуют о том, что данная лексическая группа не возникла на болгарской почве, а была заимствована из инославянского источника в относительно позднюю эпоху³⁴.

попъ «священник»

ЗСО 1. ... Да послѹшъствѹетъ емѹ епис(ко)пъ и поп(о)ве вь нихъже сѧ естъ покаалъ къ рожденью ѹбиенааго ... (лат. sacerdotum) (138.8).

ЗСО 37. Аще которъи п(о)пъ ли причетьникъ ѹпиетсѧ… (лат. sacerdos) (144.1); ср. также ЗСО 31 и 49 (143.2; 145.26).

Слав. попъ ( д.-в.-н. pfaffo ( лат. рара ( греч. πάπας заимствовано в славянский «в западно-придунайских землях», о чем убедительно свидетельствуют венг. рар и румын. рор, рорă (Фасмер III, 326; Хелимский 1993, 56); наличие венг. рар (в ономастике с XII в.) опровергает тезис БЕР V, 520 о заимствовании попъ непосредственно в древнеболгарский из греч. παπ(π)ãς ( πάππος «дедушка; батюшка». Из древнейших памятников встречается в «Беседах» Григория Великого на Евангелие (западный перевод с латыни), житии и «Номоканоне» Мефодия, ЗСЛ, Синайском евхологии, Супрасльской рукописи, болгарских апостолах, Древнеболгарском номоканоне (Ефремовская кормчая) (SJS III, 171–172). Ср. поп «священник» в болгарских диалектах: западно-фракийском (БД VI, 70; IX, 300), плевенском (БД VI, 211), войнягском (БД VIII, 154), костурском (БД VIII, 290) и др. Термин широко представлен и в остальных славянских языках – македонском (Кон. II, 332–333), сербохорватском (Mažuranić II, 1002; lveković, Broz II, 110), чешском (SčSl III1, 662; Kott VII, 351), польском (Sł. stpol. VI, 385–387), русском (Даль III, 803–804; СРНГ 29, 291), украинском (nin) и др.

По Миклошичу, паннонизм (Miklosich 1886, 258; Machek 1957, 384). Широкое распространение термина поп в славянском мире, как и в других подобных случаях, объясняется его тесной связью с христианским культом.

съхранити «уничтожить»

ЗСО 18. Аще кто болѣꙁни ради іꙁблюетъ брашеньце в҃ дьни да поститсѧ и еже естъ иꙁбльвалъ да съхранитъ на огни ... (141.6–9). В латинском правило формулируется иначе: si in jgnem mittit tale vomitum, С psalmos cantet – т. е. «если он бросит в огонь то, что извергнуто, то должен спеть 100 псалмов» (Суворов 1888, VII). Таким образом, славянский перевод изменяет смысл оригинала практически на противоположный и прямо предписывает бросить оскверненное Причастие в огонь. В старославянской книжности это значение гл. съхранити представляет собой абсолютный гапакс (в SJS III, 364 эта цитата из ЗСО неоправданно помещена под значением «положить, уберечь, сохранить, спрятать» – при этом осталось неясным, как можно «спрятать», а тем более «сохранить» что-либо на огне). В самом деле, употребление гл. съхранити в значении «сжечь, уничтожить» выглядит весьма необычно, однако при сопоставлении с рус. схоронить «скрыть, спрятать; похоронить» его смысл в ЗСО проясняется – «спрятать) сделать невидимым) уничтожить»³⁵.

толи

Употребление в ЗСО союза толи подробно рассмотрено ниже (раздел V.2).

трьгѹбь "трижды»,

трьгѹбити «сделать трижды»

ЗСО 16. Аще кто обѣдъсѧ блюетъ да тръгѹбитъ к҃ [SinEuch, трьгѹбь .м҃.ти U] (141.4–5). Лат.: Si per ebrietatem aut voracitatem illud vomerit, III quadragesimas ... «Если он извергнет это вследствие пьянства или обжорства, то (должен поститься) трижды сорок (дней)».

3СО 40. Аще кто помыслитъ блждъ сътворити [SinEuch, сблѹдити U] толи не можетъ. да тръгѹбитъ к҃. [SinEuch, да трьгѹбь м҃. U] (144.11–13). Лат.: Si quis concupiscit fornicari et non potuit, tribus quadragesimis ... poeniteat «Если кто-либо пожелал соблудить, но не смог, пусть кается три сороковницы (т. е. 120 дней)»³⁶.

Интересно употребление в обеих статьях ЗСО по версии SinEuch формы да тръгѹбит .к. (глаголическое ͱ = 40) в значении «поститься в течение трех сроков» (этот глагол, как и его суффиксальное производное тръгѹбовати (см. ниже), отсутствует в «Материалах» Срезневского). Загадочные чтения U трьгѹбь .м҃.ти и да трьгѹбь м҃., вероятно, вторичны – по крайней мере, чтение ЗСО 40 да трьгѹбь м҃. можно понять только как испорченное да трьгѹбитъ м҃.³⁷. Соответственно, дважды представленную в U ф. трьгѹбь можно интерпретировать как наречие со значением «втройне, трижды», которое отмечено только в Паннонском житии Константина-Кирилла и в переводе 12 толковых пророков в списке XV в., восходящем к рукописи Упиря Лихого (Срезневский III, 1016; Miklosich 1862–1865, 1009; SJS IV, 506)³⁸. Материал ЗСО позволяет расширить число источников, содержащих данный термин.

В некоторых версиях ЗСО 16 встречается замена формы SinEuch да тръгѹбит суффигированной формой, ср. трегѹбовати в сербском пергаменном фрагменте Григоровича XIV в. (Jagić 1874, 113) и чтение древнерусских «Вопрошаний» Кирика Новгородца (середина XII в.) по версии Новгородской кормчей 1285–1291 гг.: да трегѹбѹѥть м҃ днии р҃ и к҃ (Павлов 1908, 23). в другой редакции «Вопрошаний» по версии Соловецкой кормчей находим чтение, ориентированное на U: трегебь .м҃. дн҃iи рекше .р҃. и .к҃. (Бенешевич 1987, 90). Глосса рекше .р҃. и .к҃. (= 120) подтверждает нашу правоту в интерпретации «трех сороковниц» в ЗСО как «120 дней» вопреки толкованию SJS.

В поздней русской редакции Кирика Новгородца, сохранившейся в сборнике П. П. Никифорова XVI в., необычный глагол трегѹбовати заменен на гл. соблюсти, что автоматически снизило епитимью за извержение св. Причастия вследствие обжорства со 120 до 40 дней поста, ср.: Аще кто ѡбьꙗⷣсꙗ иꙁблюеть причастье да соблюдет м҃. дн҃и (Смирнов 1912, 1; ср. ниже, гл. VII.6). Эта любопытная замена свидетельствует о чуждости гл. трегѹбовати русской книжной норме XVI в.

цѧта «динарий, мелкая монета»

В ЗСО 32 за каждый день не соблюденного поста на хлебе и воде назначается либо пение определенного числа псалмов, либо штраф в один динарий (det denarium unum): Аще кто алъкати не можетъ, да испоетъ .к҃. псалмъ. и .s҃. аще ли не ѹмѣетъ. да дастъ цѧтж. [SinEuch, сребрьницю U] аще ли не иматъ цѧты. то да от брашъна еже иматъ да дастъ (143.4–8).

Слово цѧта употребительно также в болгарской редакции краткого апракоса – например, в Остромировом, Мстиславовом, Юрьевском и других евангелиях (Матф. V,26; XXIl,19; Марк. XII,15; XIV,5; Лук. ХХ,24; XXI,2; Ио. Vl,7) в соответствии с греч. δηνάριον, νόμισμα (Срезневский III, 1484; Алексеев et al. 1998, 25). В древнейших глаголических евангелиях и Саввиной книге в соответствующих местах находим пѣнѧsь или склѧsь (SJS IV, 8 46)³⁹. Слово цѧта широко употребительно в болгарских переводных памятниках – «Изборнике» Святослава (Симеона), Синайском патерике, Златоструе, Ефремовской кормчей, Житии Нифонта, в древнерусских памятниках (в том числе переводных) – Киево-Печерском патерике, «Пчеле», «Пандектах» Никона Черногорца, Житии Андрея Юродивого, «Христианской топографии» Козьмы Индикоплова, Житии Стефана Пермского и мн. др. вплоть до архивных документов эпохи Петра I (Срезневский III, 1484)⁴⁰. Этот термин знают и многие сербские памятники – такие как минея и «Пятикнижие» Михановича XVI в., гомилетическое приложение в сербской рукописи «Пандектов» Антиоха XIV в., гомилии Исаака Сирина в сербском списке XV в., гомилии Иоанна Златоуста в сербском списке 1574 г. (Miklosich 1862–1865, 1109–1110), сербский перевод «Диоптры» Филиппа по русскому списку XV в. (в соответствии с греч. ὀβολός, ср. Горский, Невоструев 1859, 460), древние южнославянские толкования на кн. Исход по русскому списку XVI в. (там же, 31).

Можно также указать на окказиональное сложение Супрасльского сборника цѧтоимьство в значении «дом терпимости» (SJS JV, 846). Аналогичное образование цѧтоимица «блудница» зафиксировано в патерике и минее Михановича (ХIII и XIV в, соответственно) и житии Григория Акрагантского (серб., XV в.) (Miklosich 1862–1865, 1110).

Наиболее правдоподобным кажется происхождение слав. цѧта из народной латыни через посредство гот. kintus «четверть асса». При этом народнолатинский источник готского слова неясен – так, по М. Фасмеру, это лат. centus, а 3. Файст по соображениям семантики предполагает скорее лат. quintus «пятый» (Feist 1909, 167–168). В самом деле, семантика готского слова «четверть асса» ближе к лат. quintus «пятый», чем к лат. centus, которое, в свою очередь, представляет собой обиходно-бытовое сокращение от centenionalis »сотый"⁴¹. Иногда указываемое в качестве источника славянского заимствования лат. centa (ЭССЯ 3, 194) зафиксировано в адъективном значении как определение к латинскому названию фунта: centa libra (Du Cange II, 266). Эта этимология лучше объясняет исход славянского слова, чем предполагаемое лат. quintus) гот. kintus (впрочем, не исключено, что в праславянском были варианты м. р. *cetъ из kintus и вторичный термин ж. р. ceta, из которых позднее возобладал второй – тем      более, что аналогичные явления в названиях монет нередки, ср. слав. сьребрьникъ, ꙁлатикъ, ꙁлатьникъ и ꙁлатица, ꙁлатьница. Происхождение слав. цѧта от лат. quincunx «пять унций» (Skok II, 74) невозможно по фонетическим и семантическим причинам⁴². Гипотеза 3. Файста о восхождении слав. цѧта к предполагаемой германской праформе *kenta (Feist 1909, 167–168) представляется излишней, поскольку наличие этой формы в прагерманском не доказано. Предположение П. Скока о наличии готского дублета kintas к слову kintus (Skok II, 74) не подтверждается материалом готского языка.

Итак, наиболее вероятным является древнее заимствование слав. цѧта из латыни (через готское посредство или непосредственно) – в любом случае это заимствование могло произойти только на западе славянского мира.

Продолжения ст.-сл. цѧта зафиксированы в старосербохорватском (cëta «монета», ср. выше данные сербских памятников) и старочешском (ceta, cětka «безделушка»), а также в польском (cetka «продолговатое пятнышко, полоска; крапинка»), древнерусском (цата, цѧта «мелкая монета; украшение») и староукраинском (цята «крапинка, пятнышко, точка»). Имеется также старое заимствование в румынский – ср. сущ. łinta «"яблочко» (мишени)», прил. łintat «с белым пятном» (Skok II, 74). В болгарском и македонском продолжения ст.-сл. цѧта отсутствуют (ЭССЯ 3, 194).

Моравизмы

Моравское происхождение перевода ЗСО вполне убедительно доказывается наличием у этого памятника латинского оригинала (в ранний период переводы с латыни делались только у западных славян). Дополнительные основания для западной локализации ЗСО дает их язык – прежде всего наличие ряда ярких лексических паннонизмов и моравизмов.

Как уже говорилось выше (с. 68), между терминами «моравизм» и «паннонизм» следует проводить различие. Паннонизмы отражают так называемый «паннонский» этап в развитии праславянского языка (VI–VII вв.), в течение которого словенские и словацкие диалекты существовали на территории исторической Паннонии в непосредственном соседстве. Между ними еще не возникли различия, которые впоследствии привели к разграничению западно- и южнославянских языков. Именно с этим периодом связаны наиболее архаичные славянские лек­ семы, общие для словенского, сербохорватского и западносла­вянских языков. Именно эти слова и следует называть «паннонизмами». «Моравизмы» же возникли несколько позднее, в VIII–IX вв., и связаны с территорией Великой Моравии – т. е. Чехии и среднего Подунавья до его завоевания венграми.

Ниже эти (условно говоря «моравские») лексемы рассмотрены в алфавитном порядке.

брашьньце «св. Причастие»

ЗСО 18. Аще кто болѣꙁни ради іꙁблюетъ брашеньце... [SinEuch, причастиѥ ѥже ѥсть комъканиѥ U]... (лат. eucharistiam, id est communionem) (141.6–7).

ЗСО 46. Аще кто не съхранитъ брашенца [SinEuch, комканиꙗ U]... (sacrificium) (145.7).

Примечательно, что в ЗСО 18 по версии SinEuch Причастие без опоры на оригинал названо брашьньце (141.7), тогда как версия U повторяет сложную формулу латинского оригинала: причастиѥ ѥже ѥсть комъканиѥ (eucharistiam, id est communionem). Слово причастие употребляет также Кирик Новгородец, цитирующий ЗСО 18 (в целом по версии SinEuch) в своем первом вопросе, ср. Суворов 1888, 160–161. В силу этих причин можно считать чтение U первичным. В этом случае его замена на брашьньце в SinEuch отражает локальный узус в одном из славянских регионов. Кроме ЗСО термин брашьньце зафиксирован в древнеболгарском переводном памятнике «Толкование литургии Германа» по русскому списку XII в. (Сл. XI–XVII, 1, 328 – с не вполне верным толкованием «уменьш. к брашно («пища»)) и в глаголических миссалах – Синайском миссале XI в. 5/N (Tarnanidis 1988, 104–105), Венских листках XI–XII вв. (SJS I, 144; Vašica, ZSO, 141, pozn. 22; Cibranska 1998, 199, n. 7), фрагментах Сплитского миссала (komъkan(i)e ро br(a)šnc(i), ср. Hauptová 2005, 268). Ввиду того, что слово получило преимущественное распространение в хорватском ареале, а также в силу отсутствия в ЗСО ярких богемизмов, можно считать это редкое слово далматским культурным диалектизмом⁴³.

вѧщьшина «старший по званию, чину»

ЗСО 13. Аще кто съ чръницеѭ блжд сътворит понеже вѧщьши наречетъс(ѧ). [SinEuch, понеже вѧщьши ѥсть наречена U) в҃. лѣт(а) да пок(а)етъс(ѧ) о вод(ѣ) (140.16–19). Мы намеренно оставили без изменения словоделение Вашицы, чтобы нагляднее показать непонятность получившегося текста – не помогает даже чешский перевод, поскольку в нем вѧщьши неверно толкуется как форма мужского рода: protože je (ji) nadřízen «поскольку он начальник над ней». Гораздо яснее текст становится в том случае, если вслед за Н. С. Суворовым границу между словами провести иначе: понеже вѧщьшина (на)речетъс(ѧ) (Суворов 1888, VI, прим. я)), т.е. «если кто-либо соблудил с монахиней, поскольку он старший по чину (сану), то он должен З года поститься на хлебе и воде».

Лемма вѧщьшина «начальство» отсутствует в SJS, однако реконструируется на основании современного чеш. většina и словац. väčšina «большая часть; большинство» (SSJ V, 29) – ср. так­ же сербохорв. većina и словен. vecina. В «Огласительных поучениях» Кирилла Иерусалимского слово вѧщьшина (наряду с его дублетом вѧщьство) зафиксировано в значении «превосходство» (греч. ὑπερσχή) (Miklosich 1862–1865, 124; Срезневский I, 506; Сл. XI–XVII, 3, 288). Внутренняя форма и происхождение этого слова прозрачны: вѧщьшина от супплетивной основы компаратива прил. мъногыи: *vetiьjь "больший», *vetiьš– (Machek 1957, 564; Фасмер I, 378)⁴⁴. Поскольку в болгарском и македонском, а также в польском и восточнославянских продолжений данной формы не отмечено, реконструируемое слав. вѧщьшина можно считать западнославянизмом⁴⁵. Наличие этого слова в преславском переводе «Огласительных поучений» Кирилла Иерусалимского не должно смущать, поскольку в этом памятнике изредка встречаются западнославянские регионализмы, ср. латинизм котыга (Горский, Невоструев 1859, 53), германизм пѣнѧsь (там же, 61).

(?) диѣкъ (дьꙗкъ) «диакон»

ЗСО 9. Аще ли естъ диѣкъ. [SinEuch, дьꙗконъ U] ли чрънець .г҃. лѣт(а) да покаетъс(ѧ) в҃ от нихъ о хлѣб(ѣ) о вод(ѣ) (139.21–23).

ЗСО 12. Аще которы причетьникъ ли вѧщьшж честь имѣѩ оставль женж честь приимет аще естъ диѣкъ [SinEuch, дьꙗконъ U] ж҃ лѣт да пок(а)етъс(ѧ) … (140.10–14). Слово встречается также в ЗСО 31, 49, 50.

Происхождение ст.-сл. диѣкъ (дьꙗкъ) вполне прозрачно – это заимствование из греческого бытового сокращения διάκος( διάκονος «диакон». Оно встречается в западных памятниках (ЗСО, «Никодимова евангелие», «Номоканон Мефодия»), а также в Изборнике 1073 г. (Сл. XI–XVII, 4, 398), Супрасльском сборнике, Древнеболгарском Номоканоне («Ефремовской кормчей») и древнейших списках Апостола – Христинопольском и Шишатовацком (SJS I, 485). Современные продолжения ст.­сл. дьꙗкъ имеются в сербохорватском (ħȃк «ученик»), чешском (žάk «ученик, школьник»), словацком (žiak «школьник; ученик, последователь; уст, студент») (SSJ V, 800), а также, начиная уже с Галицко-Волынского свода и Новгородской I летописи, в украинском и русском (дьяк) (Сл. XI–XVII, 4, 398). Через посредство славянского это слово было заимствовано также в венгерский язык в ф. diák, dёák (Хелимский 1993, 52–53). Поскольку в средневековой латыни нет аналогов греч. διάκος (термин diacus словарями не фиксируется), необходимо признать, что термин дьꙗкъ попал в древнеславянский язык паннонской редакции непосредственно из греческого⁴⁶. Это, в свою очередь, могло произойти только в ходе кирилло-мефодиевской миссии. Другой путь заимствования – прямые контакты западных славян с греческоговорящим населением – можно исключить по географическим причинам. Таким образом, сербохорв. ħȃк, чеш. žάk (и заимствованное из чешского польск. żak), словац. žiak представляют собой современный культурный термин, прямо восходящий к мефодиевскому времени. Что касается русского дьяк (заимствованного также в украинский), то это слово может восходить и к болгарским переводам с греческого (например, к переводу «Синтагмы XIV титулов без толкований» из Ефремовской кормчей XII в., где это слово неоднократно зафиксировано).

В заключение рассмотрим ст. 18 ЗСО, в которой идет речь о наказании за оставление без присмотра Св. Даров (слав. брашьньце), особенно если их съедят собаки, ср.: Аще ли его пси да въкѹсѧт [SinEuch, Аще пси въкѹсѧть U)... (141.10). Издатель ЗСО Й. Вашица предположил, что в этой фразе чтение пси да испорчено – вместо этого следует, по Вашице, реконструировать чтение с моравизмом въсждъ т. е.: Аще ли … въсѹда въкѹсѧт (там же, pozn. 22). Это интересное наблюдение, основанное на неясности формы SinEuch да въкѹсѧт, все же недостаточно обосновано – так, осталось загадочным употребление в SinEuch местоимения ѥго. Поскольку форма ѥго не имеет соответствия в латинском оригинале (ср.: si vero canis labuerit «если же вкусит пес»), то первичным следует признать (не отмеченное в издании Вашицы) чтение U, в котором местоименная форма ѥго и спорная частица да отсутствуют. В этом случае реконструкция Вашицы теряет всякую мотивировку и представляется излишней.

Словообразовательные и семантические кальки с латыни

В ЗСО фиксируются немногочисленные лексические (словообразовательные и семантические) кальки с латыни, отражающие влияние латинского оригинала. Ниже они перечислены в алфавитном порядке.

въ сѧ блждъ творити «заниматься рукоблудием»

3СО 14. Аще кто самъ в сѧ блжд творит... (SinEuch), Иже в сѧ блѹдъ самъ створить (U) (140.20). В оригинале: Si quis... per se ipsum fornicaverit... «Если кто-либо... соблудит сам с собой (через себя)».

В издании Суворова это описательное выражение осталось непонятым, поэтому словоделение в ЗСО 14 было проведено неверно: Иже всѧ блѹдъ самъ створить (Суворов 1888, VII). В оправдание Суворову можно сказать, что уже при написании Устюжской кормчей писец явно сам испытывал трудности со словоделением – об этом свидетельствует отсутствие буквы ъ в предлоге въ (иными словами, сам писец видел здесь форму местоимения ср. р. мн. ч. всѧ). В издании Вашицы этот недочет исправлен (хотя несколько отличающийся порядок слов и другое начало статьи в U не отмечены в аппарате разночтений).

Как мы уже писали по другому поводу (Максимович 19956), встретившееся в ЗСО сочетание въ сѧ блждъ творити не выводится из греческого языка и, следовательно, может быть интерпретировано только как калька с лат. per se ipsum fornicari.

главьный «жизненно важный»

ЗСО 7. Аще кто ѹкрадет главъно что или скотъ іли домъ подъкопает или что добро ꙁѣло драго ѹкрадетъ ... (139.11–14). Латинский оригинал: Si quis furtum capitale fecerit ... «Если кто-либо совершит кражу жизненно необходимого (имущества)...». Латинский термин capitalis (от caput, -itis «голова») в юридическом узусе обозначал все, что связано с жизнью и смертью, например, смертную казнь (роеnа capitalis) или уголовное преступление, наказуемое смертью (crimen capitale). В данном случае речь идет о краже жизненно необходимого имущества (под которым понимался прежде всего скот)47. Калькирующий перевод лат. capitalis при помощи слав. главьнъ отмечен, кроме ЗСО, также в переведенных с латыни покаянных канонах св. Бонифация по русскому списку XIV–XV вв. (Москва, ГИМ, Син. 153), ср.: грѣси главнии (capitalia crimina) (SJS I, 396).

четвероногоѥ (?) «домашняя скотина»

ЗСО 36. Аще котор(ы) причетьник съ четврѣногомь [SinEuch, четвьреногомь U, четвероногоⷨ J] блждъ сътворитъ ... (143.26–27), Лат.: Si quis сит animalibus peccat... «Если кто-либо грешит с животными...». Слав. четвереногоѥ (отметим в SinEuch гиперкорректное неполногласие четврѣ– вместо четвере-) теоретически может восходить к др.-греч. τετράπουν «четвероногое», тем более что имеется целый ряд контекстов из славянских переводов Библии, в которых греч. τετράπουν переводится на славянский язык именно как четвероногоѥ или четвероногъ, а также четвероножьноѥ и четвероножь (контексты из книг Бытия, Левита, Чисел, Иова, I Послания к Римлянам, ср. Срезневский III, 1506–1507). В этом случае мы имели бы дело с непосредственным книжным влиянием на язык ЗСО кирилло-мефодиевских библейских переводов. Однако не исключено, что в контексте ЗСО слово представляет собой словообразовательную (структурную) кальку с лат. quadrupes «домашняя скотина, букв. «четвероногое», которое, в свою очередь, очевидно было калькировано с греч. τετράπουν не позднее начала II в. до н.э. (в древнеримской литературе quadrupes встречается уже у Квинта Энния, 239–169 гг. до н. э.). Аналог ЗСО 36 имеется в Галликанском сакраментарии Муратория, ст. ХХХ: si quis сит quadrupedia [правильно: сит quadrupedibus] fornicaverit «Если кто-либо соблудит с четвероногими ...». (Суворов 1893, Приложение, IX). Русская редакция этой статьи ЗСО содержит вторичную замену – скотина⁴⁸.

чьсть «священный сан»

ЗСО 12. Аще которы причетьник … оставль женж честь приимет [и пакы ю приииметь add. U] (140.10–12), т. е. «Если клирик..., оставив жену, примет сан, а затем вновь признает жену ...», ср. лат.: Si quis clericus..., qui uxorem habuit, et post conversationem vel honorem iterum еат agnovit... Употребление слав. чьсть в значении «священный сан» очевидно обусловлено исходным лат. honor «честь, почет; почетная должность», представляя собой таким образом семантическую кальку⁴⁹.

В заключение рассмотрим также слав. проклинатисѧ в соответствии с лат. perjurare «нарушать клятву» (ЗСО 5, 138.7). Несмотря на полное структурное сходство двух лексем, гл. проклинатисѧ едва ли является калькой, поскольку в контексте у него актуализируется естественное для славянской основы proklьn-/proklin– значение «ругаться, браниться», тогда как кальками можно считать лишь совершенно новые образования (значения), ранее не существовавшие в языке. Приписывать слав. проклинатисѧ вслед за латинским оригиналом значение «ложно клясться» невозможно еще и потому, что лат. perjurare в этом значении имеет в ЗСО другой, семантически корректный эквивалент – лѹкаво клѧтисѧ (ЗСО 35).

Грецизмы

Благодаря кирилло-мефодиевским переводам греческих богослужебных книг в славянский книжно-письменный язык проникли лексические грецизмы, число которых в различных памятниках было различно, а в языке в целом довольно велико. Многие из них носили церковный характер, отражая влияние византийского богослужения и церковного устройства на обиходный язык западных славян. Распространение в церковнославянском языке моравской редакции лексических грецизмов облегчалось также тем обстоятельством, что многие употребительные на Западе латинские церковные термины также происходили из греческого языка (ср. лат. Episcopus «епископ» из греч. ἐπίοκοπος, diaconus «диакон» ( греч. διάκονος, laicus «мирянин» ( греч. λαικός, monachus «монах» ( греч. μοναχός, evangelium «евангелие» ( греч. εὐαϒϒέλιον, ecclesia «церковь» ( греч. ἐκκλησία и многие другие – в частности, все обозначения злого начала: diabolus – satan (satanas) – daemon (daemonium)).

В ЗСО отмечены несколько таких грецизмов церковного характера: сотона (146.2) в соответствии с лат. daemon «демон, бес»; диѣкъ (139.21; 140.13; 143.1; 145.25), дьꙗконъ (139.21; 140.13 – только в U) – лат. diaconus; епнскопъ (138.7; 139.24; 143.2) – лат. episcopus; манастырьскыи (142.17) – лат. ministerium (ошибочно вместо monasterium); манастырь (143.24) – лат. monasterium. Название енѹарь (142.5) затруднительно отнести к определенному классу заимствований – это может быть и грецизм (( гpeч. ҆Ιαννουάριος), и латинизм (( лат. Januarius). То же самое относится к слову псалъмъ (141.9; 143.5), которое можно с одинаковой вероятностью возводить либо к лат. psalmus, либо к греч. ψαλμός.

В ЗСО 31 и 49 лат. diaconus переводится в обоих древнейших списках диѣкъ (дьꙗкъ (из греческого бытового сокращения διάκος ( διάκονος «диакон»). Его вариант диꙗконъ нельзя однозначно отнести к грецизмам, поскольку это слово могло быть заимствованием из лат. diaconus.

Примечательно также, что латинский грецизм daemon (( греч. δαίμων «бес») переводится в ЗСО не заимствованием демонъ (дѣмонъ), а евангельским термином сотона (( греч. σατανᾶς). Для характеристики отразившегося в ЗСО книжно-письменного узуса важно отметить, что производное демоньскыи зафиксировано в переведенном с латыни ок. 1000 г. Втором житии Вячеслава (SJS I, 474) – следовательно, его производящее демонъ было известно западнославянской книжности. Тем не менее переводчик использовал другой грецизм, восходящий, в отличие от слова демонъ, к кирилло-мефодиевской традиции евангельских переводов. Слово сотона использовалось не только в переводах с греческого (ранние евангелия, Апостол), но и в древнейших переводах с латыни – в частности, в Никодимовом евангелии и в Первом житии Вячеслава по версии хорватско-глаголического Новианского бревиария XV в. (SJS IV, 141).

Еще один (на этот раз синтаксический) грецизм можно усматривать во фразе ЗСО 25 о соблюдении языческих новогодних обрядов: ѣкоже пръвѣе погани творѣахж «как прежде творили язычники» (142.5). Латинский текст несколько иной: quod adhuc de paganis residit «что до сих пор сохраняется от (обычаев) язычников». Прямой аналог славянскому наречию пръвѣе в латинском отсутствует, однако форма сравнительной степени напоминает аналогичное адвербиальное образование греческого языка πρότερον «раньше, прежде» (от предлога-наречия πρό), которое в византийской традиции нередко принимало вид πρώτερον (от наречия πρῶτον «впервые», ср. пръвѣе).

Стиль ЗСО, отличающийся сухим формульным характером, беден сложными грамматическими конструкциями. По этой причине в настоящем разделе анализируются лишь некоторые языковые особенности памятника, представляющие интерес для характеристики древнейшего книжного языка славян.

l-epentheticum

Несмотря на болгарское происхождение древнейшего списка ЗСО (SinEuch), в нем нет случаев отсутствия l-epentheticum в праславянских сочетаниях губных с j, ср. оставль (140.11), ѹдавленина (145.1). Особого рассмотрения заслуживает ст. ЗСО 10, в которой как будто есть пример выпадения l-epentheticum, ср.: Аще кто отровениѣ ради [SinEuch, ѡтравлениꙗ дѣлꙗ U] погѹбит ч(ловѣ)ка … (140.1–2). В латинском находим форму aЬlativus causae veneficio «отравлением» (с вариантом из Венского списка pro veneficio). При ближайшем рассмотрении оказывается, что отсутствие I-epentheticum в форме отровениѥ из SinEuch не является результатом каких-либо фонетических процессов и не может считаться вторичным по сравнению с формой отравлѥниѥ, представленной в U. Несмотря на большое внешнее сходство двух вариантных девербативов, они образованы от разных глагольных основ. Так, фонетически корректное имя отровениѥ восходит к глаголу I класса отрѹти (отровж) – ср. старосерб. отрѹти, отровж и отроѹж (Иловицкий номоканон 1262 г., жизнеописание Александра Македонского по сербскому списку XVI в.), рус. диал. отруть, польск. otruć (Miklosich 1862–1865, 530), сербохорв. отрòвати, словац. otrovitʾ, болг. трòва, отрòвя «(о)травить». Слово отравлѥниѥ восходит к глаголу IV класса отравити (отравлѭ). Таким образом, пример из ЗСО на слово отровениѥ не может служить иллюстрацией выпадения l-epentheticum в южно- и/или западнославянских диалектах XI в⁵⁰. Гл. отровениѥ (отровж) (как и его производящий гл. трѹти) не зафиксирован в SJS, а для гл. отравити отмечен лишь один контекст из Супрасльского сборника (SJS II, 583).

Именное склонение

В области именного склонения можно отметить главным образом лишь те явления, которые характерны для U и имеют отношение к истории русского языка. Прежде всего, это унификация дат. п. мн. ч. о-основ по а-склонению, ср. ф. волхвамъ (ЗСО 51). Сюда же можно отнести унификацию склонения слова дьнь (согласная n-основа) в род. п. мн. ч. по i ­ склонению – дьнии в ЗСО 18, 20, 37, 38, 39, 43, 44, 46, 47, 50 (в SinEuch регулярно используется более старая форма род. п. мн. ч. денъ, в ЗСО 38 и 39 – унифицированная ф. дьнеи).

Передача лат. genitivus characteristicus

Встретившаяся в Mers латинская конструкция genitivus characteristicus переведена в ЗСО определительным сочетанием с субстантивированным причастием имѣѩ: si quis clericus vel cujuslibet superioris gradus «Если какой-либо клирик или (кто-либо) более высокого чина» – Аще которы причетьник ли вѧщьшж честь имѣѩ (140.10–11). Нетрудно видеть, что переводчик не калькировал чуждую конструкцию, а использовал славянский синтаксический эквивалент. Субстантивация причастий встречается также в ЗСЛ, причем там, как и в ЗСО, ее не всегда можно объяснять влиянием оригинала, ср.: приложиисѧ д(ѣ)в(и)ци д(ѣ)вою (Vašica, ZakSud, 185.1; 185.17) (ὁ συϒϒινόμενος κόρη, ὁ βιαζόμενος κόρην); никыи же прибѣгающаго въ ц(ь)рк(ъ)вь нѹжею не иꙁблачи, нъ вещь прибѣгыи да ꙗблѧѥть попови (προσφεὐϒοντα ... τοῡ προσφὐϒου) (ibid., 188.17–20, в последнем случае славянское причастие является эквивалентом греческого существительного).

Participium conjunctum

Под participium conjunctum («связанное причастие») понимается определительная партиципиальная конструкция, состоящая из причастия и (возможно, но не обязательно) зависимых от него слов, находящаяся в постпозиции к определяемому имени (местоимению) и осложненная дополнительными коннотациями времени, причины, условия, образа действия и т. д. На современный русский язык переводится, как правило, деепричастием или предложным сочетанием. В монографии 2004 r. нами было показано, что греческие participia conjuncta изредка встречаются в мефодиевском ЗСЛ (Максимович 2004а, 109–112), они употребительны и в «Номоканоне Мефодия». В ЗСО примеры этой конструкции встречаются нередко и почти всегда – без опоры на оригинал (следует при этом учитывать, что в латинском языке функции причастия по сравнению с греческим и славянским существенно разнились). Рассмотрим эти случаи в порядке статей ЗСО.

3СО 2. Аще кто [SinEuch, И же U) раꙁбои сътворит не хотяѧ ... (138.13). Лат.: Si quis homicidium casu [var. nolendo] fecerit, id est non voluntate … «Если кто-либо совершит убийство случайно, то есть ненамеренно …». Прямого формального соответствия между Mers и переводом нет, однако наличие в Венском списке герундия nolendo «не желая» полностью соответствует тексту ЗСО и заставляет предполагать именно это чтение в латинском архетипе Mers.

ЗСО 12. Аще которы причетьник ли вѧщьшж честь имѣѩ оставль женж честь приимет ... (140.10–12), т. е. «Если клирик …, оставив жену, примет сан...», ср. лат.: Si quis clericus..., qui uxorem habuit... «Если какой-либо клирик..., который имел жену ...» (прямого формального соответствия нет).

ЗСО 16. Аще кто обѣдъсѧ блюетъ да тръгѹбитъ к҃. (141.4–5). Лат.: Si quis... per ebrietatem aut voracitatem illud vomerit ... «Если кто-либо ... из-за пьянства или обжорства извергнет его (т. е. Причастие) ...» (прямого формального соответствия нет).

ЗСО 20. (отсутствует в SinEuch). Аще кто пролѣѥть ст҃ѹю слѹжьбѹ творѧ ти похоронить ю ... (в латинском причастия нет, ср. Mers 83: si quis vero de calice per negligentiam stillaverit in terra ...).

ЗСО 21. Аще кто хотѧ своеѩ [SinEuch, ѿ своеꙗ U] плъти ѹрѣжетъ ... Лат.: Si quis sibi quodlibet membrum truncaverit voluntarie (141.15). Лат. voluntarie «намеренно» переведено терминоидом хотѧ.

ЗСО 23. Аще которы простъ людинъ вражъдж имы ѹдаритъ чл(овѣ)ка и окръвавитъ и … (141.22–24). Ближайший латинский оригинал находится не в Mers, а в его Ватиканской и Венской редакциях, ср.: Si quis [laicus add. Mers] percusserit hominem per iram [per iram om. Mers; pro ira W] et sanguinem Juderit (Kottje et al. 1994, 132), т. е. «Если кто-либо ударит человека в гневе и прольет кровь ...». Прямого соответствия славянской причастной форме вражъдж имы в оригинале нет – лат. per iram (pro ira) представляет собой предложное сочетание.

ЗСО 33. Аще кто мъꙁдж вьꙁъметъ [SinEuch, въꙁьмъ U] отъ кого постити сѧ [хотѧ add. U]⁵¹ ꙁа нь аще вѣды се сътворилъ естъ [SinEuch, створить U] да алъчетъ ꙁа сѧ елико и ꙁа оного (143.9–12). Лат.: Si quis mercedem accipit et jejunaverit, si per ignorantiam hoc fecerit, jejunet pro se etc. «Если кто-либо берет плату и постится, если он сделал это по неведению, пусть постится за себя и т. д.». Таким образом, в данной статье находим сразу два примера participium conjunctum (два из них только в U), не зависящие от оригинала. Из двух вариантных чтений (мъꙁдж) вьꙁъметъ (SinEuch) и въꙁьмъ (U) первична форма SinEuch (ср. в латинском accipit).

ЗСО 34. Аще котораа жена блждъ сътворьши толи прокаꙁитъ отрочѧ в себѣ … (143.17–19). Лат.: Si quae de mulieribus, quae fornicantur, occiderit quod nascitur ... «Если кто-либо из женщин, которые продаются за деньги, убьет рожденное ею (дитя) ...». В переводе изменена не только форма, но и смысл оригинала (см. выше). Прямого соответствия славянскому причастию в оригинале нет.

3С0 35. Аще которы бѣлориꙁець скжпости ради клънетс(ѧ) лютѣ ѣко да дастъ нищиимъ имѣние свое и шедъ въ манастырь да пок(а)етъс(ѧ) (143.21–25). Латинское соответствие in monasterio serviat «Пусть прислуживает в монастыре» не содержит причастных форм.

ЗСО 36. Аще котор(ы) причетьник съ четврѣногомь блждъ сътворитъ ћ лѣт имы ... (143.26–27). Лат.: Si quis cum animalibus peccat, si habet plus quam triginta annos ... «Если кто-либо грешит с животными, если ему [букв. если он имеет] более 30 лет …» (Kottje et al. 1994, 142). Славянскому причастию в оригинале соответствует латинская личная форма si habet.

ЗСО 45. Аще кто ѹдавленинж ли кръвь скотиѭ невѣды ѣко ѹмръло естъ іли трѣбъно что беꙁ бѣды ѣстъ .б҃і. недѣли да поститсѧ аще ли вѣды ѣлъ естъ .б҃. лѣт(ѣ) да поститсѧ (145.1–6). Лат.: Si quis sanguinem animalium manducaverit nesciens, aut morticinum aut idolis immolatum, IV menses poen(iteat) i(n) р(ane) e(t) a(qua), si autem scit [var. sciens], II an(nos) sine vino et carne. Славянские причастия воспроизводят причастия латинского оригинала, причем во втором случае латинское причастие содержится не в основном (Мерзебургском) кодексе, а в его более поздних списках Vat. lat. 5751 и Vindob. 2225 (Kottje et al. 1994, 147.911).

Рассмотренные примеры употребления связанных причастий в ЗСО позволяют сформулировать следующие выводы (которые во многом подтверждаются данными ЗСЛ и НМ).

Широкое (и даже почти исключительное) употребление в ЭСО конструкции participium conjunctum без опоры на латинский оригинал свидетельствует о самостоятельном статусе этой конструкции в славянском книжном языке Х в. и (вкупе с данными новгородских берестяных грамот) о праславянском характере этой конструкции (подробнее см.: Максимович 2004а, 109–112).

Как и в случае с причастиями в «Шестодневе» Иоанна Экзарха (Максимович 2006б), широкое использование participium conjunctum в ЗСО свидетельствует о системной ориентации ранних славянских переводчиков на собственные выразительные ресурсы славянского языка. Зависимость языка ЗСО от оригинала в отношении партиципиальных конструкций представляется пренебрежимо малой (не в последнюю очередь это обусловлено функциональными различиями а употреблении причастий в латинском языке по сравнению с греческим и славянским).

Инфинитивные конструкции в ЭСО (как и в латинском оригинале) практически отсутствуют. Можно упомянуть лишь один пример целевого инфинитива (только в SinEuch):

3СО 33. Аще кто мъꙁдж вьꙁъметъ [SinEuch, вьꙁьмъ U] отъ кого постити сѧ [хотѧ add. U] ꙁа нь. (143.10). В принципе допустимо полагать, что инфинитив поститисѧ зависит от утраченного в SinEuch, но сохраненного в U причастия хотѧ, тем более что это причастие сохранено в сербской версии ЗСО 33 в епитимийнике XIV в. Правила ст҃хь ѡц҃ь по ꙁаповѣди ст҃го и великаго Василꙗ, ср.: Аще ктѡ мьꙁдѹ вьꙁьмь ѡть кого поститисе ꙁа нь хоте (Jagić 1874, 137). Впрочем, текстологическая история сербского епитимийника пока не выяснена (см. ниже, IV.6,1) – возможно, она отражает опосредованное влияние редакции U.

Поскольку синтаксис ЭСО в целом весьма прост, не удивительно почти полное отсутствие в тексте памятника синтаксических конструкций, характеризующих специальное употребление падежных форм. В ЗСО нет случаев дательного самостоятельного, дательного направления, двойного объектного винительного и многих других падежных функций, интересных для ранней истории славянского книжного языка. Можно привести лишь один пример на дательный заинтересованного лица, ср. 3СО 42: Аще комѹ ѹмьретъ дѣтищь некръщенъ ... (144.18), в латинском употреблен родительный принадлежности; Si cuius infans sine baptismo per negligentiam mortuus fuerit ... «Если дитя кого-либо по нерадению (родителей) умрет без крещения ...» (Суворов 1888, XIX).

Один раз (и только в SinEuch) встретился дательный приименный, ср. 3СО 47: Аще кто пролѣѥтъ отъ с(вѧ)тыѩ чаш(ѧ) вь брѣмѧ прѣношенью [приношениꙗ U] ... (145.11), в латинском текст иной; Si quis perfudit aliquid de calice super altare, quando aufertur linteamen ... «Если кто-либо прольет на алтарь некоторое (количество) от (св.) Чаши, когда уносится покровец ...» (Суворов 1888, XXIII). Буквального соответствия с латинским текстом в переводе нет. Исправление дательного на родительный в U характеризует древнерусскую книжную норму.

Предлог въ + вин. п. в значении наречия образа действия

В монографии о ЗСЛ мы рассмотрели сочетания предлога въ с винительным падежом абстрактных имен в функции обстоятельства образа действия (Максимович 2004а, 115–117). В ЗСО обнаружился один пример такого употребления:

3СО 44. Аще кто братра своего въ гнѣвъ [SinEuch, въ гнѣвѣ U]⁵² проклънетъ (лат.: cum furore «с гневом») (144.25). Замена в русском списке въ с вин. п. на въ с мест. п. указывает, вероятно, на слабую освоенность первой конструкции древнерусским книжным языком – этим косвенно подтверждается предположение Вашицы о том, что в книжном узусе эта конструкция имела лишь локальное распространение и тяготела к западному ареалу славянского языка.

Предлог ꙁа + вин. п. в каузальном значении

Как и в ЗСЛ и НМ, в ЗСО использована предложная конструкция ꙁа + вин. п., ср. 3СО 42: Аще комѹ ѹмьретъ дѣтищь некръщенъ ꙁа лѣность [SinEuch, ꙁа лѣностью U] (144.18–19)⁵³. В оригинале употреблена каузальная конструкция с предлогом per + асс.: Si cuius infans sine baptismo per negligentiam mortuus fuerit «Если чье-либо дитя из-за лености (родителей) умрет без крещения» (Суворов 1888, XIX). В этой статье вновь древнерусская книжно-языковая норма вступает в противоречие с западнославянской – в конструкции с предлогом ꙁа Устюжская кормчая заменяет аккузатив творительным падежом (ꙁа лѣностью). Этот пример (как и предыдущий, на конструкцию въ с вин. п.) показывает, что в древнерусском книжно-письменном узусе существовала тенденция к элиминации аккузативных форм абстрактных имен при предлогах въ и ꙁа и замене их соответственно формами местного и творительного падежей. Примечательно, что такая тенденция совершенно не свойственна южнославянскому узусу – так, в сербской компиляции «Правила св. отец по заповеди святого и великого Василия» (XIV в.) воспроизведен текст ЗСО 42, в котором конструкция ꙁа + вин. п. сохранена, ср.: Аще комѹ дѣте вмреть некрьщено ꙁа лѣность, пость .г. лѣта (Jagić 1874, 138).

Послвлоги ради и дѣлꙗ в каузальном значении

ЗСО 10. Аще ли кто wтравлениꙗ дѣлꙗ [U, отровениѣ ради SinEuch] погѹбить чл҃вѣка ... – в латинском оригинале ablativus causae: Si quis veneficio (вариант Венского списка: pro veneficio) aliquem perdiderit ... @Если кто-либо погубит кого-либо посредством отравления» (140.1; ср. Суворов 1888, V; Kottje et al. 1994, 128).

Употребление послелогов дѣлꙗ и ради не только в обычном, целевом (или финально-коммодальном), но и в каузальном значении «из-за, по причине; посредством» нередко встречается в старославянских текстах (в том числе западных), ср.: иже дрѣва ради диꙗволꙗ дѣла сьмрьтию осѹждени бысте – per lignum et diabolum «из-за древа и (хитрости) дьявола» (Никодимово евангелие); недѹга дѣлѧ плътьнаго не можеть сего творити – διʼασθένειαν σωματικήν «по причине телесного недомогания» (Номоканон Мефодия); того ради въꙁѧ камы того дѣлꙗ и тржсъ быстъ – διὰ τοῦτο «вследствие этого» (Супрасльская рукопись); ни добрыихъ ради дѣлъ сего свѣта славы искати (per bоna opera «посредством добрых дел») («Беседы» на Евангелие Григория Двоеслова) (SJS I, 551; III, 546–547). Bз древнерусских памятников каузальное употребление этих послелогов отмечено в Сказании» о Борисе и Глебе (ростригь ю красоты дѣлꙗ лица ѥꙗ), Житии Феодосия Печерского (немощи делѧ телесьныꙗ). Русской Правде ((о)же закоупь ... к соудиꙗмь бѣжить ѡбиды дѣлѧ своѥго г(с)на), "Пчеле» (мноꙁи жень дѣлѧ въпадають въ бѣдоу); далнаго ради раꙁстояния или немощи ради великия (Акты исторические, 1652 г.) и мн. др. (Сл. XI–XIV, III, 163; Сл. XI–XVII, 21, 122).

Отметим также, что каузальное употребление послелогов ради и дѣлꙗ постепенно вытесняется у южных славян беспредложными формами – прежде всего творительным причины или описательными конструкциями. Так, в среднеболгарской редакции ЗСО 10 находим: Аще кто пегебыть чловѣка ѡтравленѥмь (Jagić 1874, 119), а в уже упомянутом сербском сборнике «Правила св. отец по заповеди св. и великого Василия» – Аще кто ѡтравлениꙗ творить погѹбити чловѣка (там же, 140).

а

Союз а употребляется в ЗСО в нескольких значениях:

– условно-реальном (только в SinEuch, иногда в сочетании с частицей ли), ср. ЗСО 7: Аще кто ѹкрадет главъно что или скотъ іли домъ подъкопает или что добро ꙁѣло драго ѹкрадетъ д҃ лѣт да п(о)каетъс(ѧ) а ли [аще ли U] мало что ѹкрадет .в҃. лѣт(а) да покаетсѧ (139.11–16); ЗСО 22: А [SinEuch, Аще ли U] кто похоть имы iли лжкавъствомь тѹждѭ женж приимет в҃ лѣт(а) да покает сѧ а҃ о хлѣбѣ о вод(ѣ) (141.18–21). Условно-реальное значение союза а во всей старославянской книжности фиксируется только в приведенных цитатах из ЗСО и в цитате из Быт. XVIII.24 по паримийнику Григоровича XII в. (SJS I, 2). В древнерусском языке а в этой функции встречается только в грамотах (Сл. XI–XIV, 1, 70; Зализняк 2004, 191; в Сл. XI–XVII и Срезневский не отмечено) и в Поучении Владимира Мономаха (А ли хочеши тою убити, а то ти еста) (Ломтев 1956, 537)⁵⁴. Поскольку и для южнославянских и для русских книжных текстов условно-реальное употребление союза а не типично, можно утверждать, что в ЗСО это употребление отражает разговорный узус.

– присоединительном, ср. 3CО 48: Аще кто чръницѭ окрадетъ в҃ лѣта да поститсѧ о хлѣбѣ а еже естъ ѹкралъ да дастъ нищиимъ (145.20–23).

– сопоставительном (правило только в U), ср. ЗСО 51: Аще кто къ вълхвамъ ходить .г҃. лѣт да покаѥтьсѧ в҃ части ълѣба а третиюю попела да ꙗсть (Суворов 1888, XXVIII).

Две последние функции являются нормативными для славянского синтаксиса (книжного и разговорного), условно-реальная функция характеризует преимущественно разговорный узус.

толи⁵⁵

В современном русском литературном языке союз то­ ли (точнее, то ли ... то ли «либо... либо») выполняет разделительную функцию и является сочинительным (ССРЛЯ 15, 508). В других современных славянских языках этот союз отсутствует. В старочешском языке toli выступало в функции усилительной частицы «ведь, же» и местоименных наречий «столько», «только» (Kott IV, 113), в словенском (старая разновидность) – также в усилительном значении «так, настолько» (SSKJ V, 115).

Старославянский союз толи не следует смешивать с местоименным наречием толи, имевшим коррелят коли. Слова коли, толи восходят к падежным формам праславянских местоимений со значением неопределенного количества *kolь, *tolь – ср. коль, ель, сель, толь с их адвербиализованными падежными формами кольми, ельми, тольми; кольма, ельма, сельма (Коневецкий 1991, 176). Добавим, что к тем же местоимениям восходят суффиксальные местоименно-адъективные дериваты еликъ, толикъ, селикъ, коликъ, от которых, в свою очередь, образованы местоименные наречия елико, колико, толико, селико.

Что касается союза толи, то он образован сложением праславянского форманта (союза) *to и частицы *li (cр. аналогичные праславянские образования *ali, *ili). Этимологически этот исходный •to связан с др.-инд. tu и авест. tü «все-таки», гот. pauh «все-таки, пожалуй», др.-рус. тъ «однако» (Фасмер IV, 66). Набор значений (синтаксических функций) союза толи (в частности, противительное значение – см. ниже) подтверждает именно такую этимологию. Таким образом, местоименное наречие толи и союз толи являются близкими родственниками, но не связаны отношениями прямой деривации⁵⁶. Соответственно, приведенные выше старочешские и словенские продолжения следует считать континуантами не союза толи, а омонимичного наречия. Можно полагать, что прямым потомком старославянского союза толи является только современное рус. то ли ... то ли, не выводимое из праславянских адвербиальных форм.

М. Фасмер (IV, 70) выводит из древнего союза толи сложный союз толи ... оли «до тех пор, пока», ср. Срезневский III, 973. Однако представляется более вероятным восхождение элемента толи не к сложению *to и *li, а к падежным формам праславянских коррелятивных местоимений со значением меры *еlь – *tolь (ср. выше). В этом случае зафиксированное значение славянского сложного союза хорошо выводится из первоначального указания на меру «постольку ... Поскольку» – ср. старочешские продолжения jeliž – toliž «если ... то» (Kott IV, 115) из праславянских форм *eliže, toliže.

В старославянских памятниках простой союз толи представлен в следующих значениях (по данным SJS IV, 470–471):

1) копулятивное (соединительное) «и, а». Встретилось только в западных памятниках – Житии св. Вячеслава, хорватско-глаголических фрагментах Ветхого завета XIV–XV вв., чине католической мессы XIV в. (хорватско-глаголический, перевод с латыни), службе Кириллу и Мефодию из Новианского бревиария (хорватско-глаголический, кон. XV в. – архетип чешского происхождения, ср. SJS I, LXVI).

Кроме контекстов, указанных в SJS, данное значение у союза толи представлено в ЗСО I, 22 и 47 (в скобках указаны страницы по изданиям Vašica, ZSO и Суворов 1888, за основу берется версия SinEuch):

ЗСО 1 (138.1; Суворов 1888, I): Аще кто раꙁбои сътворит или отъ рождениѣ своего ѹбиетъ і҃ лѣт да покает сѧ въ инои области толи [SinEuch, и U] по томь да приѩт бждет въ свое отеч(ь)ство ... – лат.: Si quis clericus homicidium fecerit et proximum suum occidit, Х annis exul poeniteat, postea recipiatur in patria... «Если какой-либо клирик совершит убийство и убьет ближнего своего, 10 лет пусть кается в изгнании, (и) потом да будет принят на родине ...». В латинском тексте прямое соответствие слав. толи «и» отсутствует. Однако показательно, что древнерусский список ЗСО (U) заменяет толи на более нормативное для древнерусского языка и. Та же замена присутствует в данном правиле по версии древнерусского пенитенциала (епитимийника) Ѡт ꙁаповѣди ст҃ыхь ѡц҃ь (Смирнов 1912, 127, № 130). Подобная редакторская правка служит сигналом того, что союз толи не был характерен для восточнославянского узуса – в то же время замена древнерусскими переписчиками толи на и свидетельствует об интерпретации союза как копулы.

ЗСО 47* (145.16; имеется только в SinEuch, отсутствует в Mers и U): Аще кто въ цр(ь)к(ъ)ве съпѧ толи емѹ врагъ блаꙁнъ принесетъ въ сънѣ ж҃ денъ да поститъ сѧ …

2) консекутивное «и поэтому, так что» (в SJS отнесено к разновидности копулятивного значения, поскольку простое присоединение однородного сказуемого нередко порождает смысловые оттенки временной последовательности и логического следствия). Встретилось в ЗСО 46 и в других текстах Синайского евхология, а также в «Номоканоне Мефодия», ср.: Иже Ъ(ри)с(т)а отвьргъше сѧ толи престѹпить с(ъ)п(а)сенѹю, всѧ лѣта живота своѥго плакати сѧ дължьнъ ѥсть и исповѣдати … – в греч. Ό τὸν Χριστὸν ἀρνησάμενος καὶ παραβὰς τὸ τῆς σωτηρίας μυσ τήριον «Отрекшийся от Христа и (тем самым) осквернивший таинство спасения ...» (Vašica, Nom, 333). Характерно, что в Болгарском номоканоне по версии Ефремовской кормчей XII в. здесь вместо толи стоит и (SJS IV, 470). Кроме статьи ЗСО 46, указанной в SJS, союз толи в консекутивном значении представлен также в ЗСО 34 и 41. Приведем соответствующие контексты:

ЗСО 34 (143.17; Суворов 1888, XV): Аще котораа жена блждъ сътворьши толи прокаꙁитъ отрочѧ в себѣ і҃ лѣда пок(а)ет сѧ б҃ (= 2 от них о хлѣбѣ о водѣ (слав. толи не имеет точного латинского соответствия). Перевод (смысловые дополнения даны в скобках): «Если какая-либо женщина, сотворив блуд, (забеременеет), и (поэтому, чтобы скрыть бесчестие) вытравит плод, да покается 10 лет (и т. д.)». Данное правило ЗСО представлено также в сербском пенитенциале «Правила святых отец по заповеди Василия Великого» 28 (bb) (Jagić 1874, 138). Помимо других лексических замен (так, слово отрочѧ в сербском заменено словом дѣте, зачало Аще котораа – вариантом Аще коꙗ, глагольная конструкция і҃ лѣт да пок(а)ет сѧ – именным сочетанием пость i҃ лѣть), сербская версия пропускает союз толи. В свою очередь, эта версия попала к восточным славянам и сохранилась в составе сборника епитимий «Правило Халкидонского собора» (прав. 2), ср.: Аще котораꙗ жена блѹд створши и прокаꙁить дѣтѧ в себѣ і҃ лѣда поститсѧ ѡ хлѣбѣ и ѡ водѣ (Смирнов 1912, 242). Как видим, в русской редакции данное правило содержит замену толи на и. Близкая к сербской версия ЗСО 34 сохранилась также в русском епитимийнике «Написание митрополита Георгия Русского и Феодоса» – здесь союз толи также опущен (Смирнов 1912, 41). Таким образом, редактирование ЗСО на славянской почве показывает чуждость союза толи как сербскому, так и русскому книжному узусу.

ЗСО 41 (144.14; Суворов 1888, XIX): Аще кто съ рабоѭ блждъ сътворит толи родит дѣтищь [SinEuch, ти родить ѡтроча U] ... – ср. лат.: Si quis intrat ad ancillam suam, si genuerit ех еа ... «Если кто-либо войдет к своей рабыне, если родит от нее...» (в латинском тексте можно предполагать исконное et genuerit ех еа, поскольку повтор si не выглядит удачным). Как и в случае с ЗСО 1 (см. выше), в русском списке U наблюдается правка: толи меняется на ти. Это правило ЭСО, как и только что рассмотренное ЭСО 34, сохранилось в составе сербского пенитенциала «Правила святых отец по заповеди Василия Великого», 30 (dd). Вместо исконного толи родит дѣтищь здесь стоит и родить дѣте (Jagić 1874, 138).

Рассмотрим подробнее отмеченное в SJS правило ЭСО 46. Его текст гласит: Аще кто не съхранитъ брашенца [SinEuch, комканиꙗ U] толи мышъ его въкѹситъ или сътъретъ сѧ к҃ ти денъ да поститъ сѧ (145.7; ср. Суворов 1888, XXII). Перевод: Если кто-либо оставит без присмотра Причастие, так что (вследствие этого) его съест мышь или оно пропадет (иным образом), да постится 40 дней. Данное правило сохранилось также в упомянутом выше сербском пенитенциале «Правила святых отец по заповеди Василия Великого» 14 (n) (Jagić 1874, 136), в сокращенной русской версии последнего (Бенешевич 1987, 123) и в русском епитимийнике «Написание митрополита Георгия Русского и Феодоса» (Смирнов 1912, 41). В трех позднейших версиях консекутивный союз толи «так что» заменен другими союзами – в «Правилах ... Василия Великого» противительным нь или (добавление или объясняется наличием далее в тексте второго или в составе двучленной разделительной конструкции: нь или мышь ѥго вькѹсить или стрет» се), а в «Написании Георгия и Феодоса» – консекутивно-разделительным сочетанием то или (ср. ниже, гл. VII.3). Лексическая правка в поздних славянских версиях ЭСО показывает, что ни в копулятивном, ни в консекутивном значении союз толи не был нормативным для древнесербского и древнерусского книжных языков.

3) противительное «тем не менее, однако». По данным SJS, это значение у толи отмечено в следующих памятниках: ЗСО 11 и 17, Рыльские глаголические листки⁵⁷, Супрасльский сборник XI в.⁵⁸ (последние два памятника происходят из Восточной Болгарии). Рассмотрим подробнее примеры из ЭСО.

ЗСО 11 (140.5; Суворов 1888, VI): Аще которы бѣлориꙁець жен жимы толи съ тѹждеѭ блжд сътворит – лат.: Si quis laicus habens uxorem suam cum alterius uxore vel virgine fornicatus fuerit ... «Если какой-либо мирянин, имея жену, все же соблудит с чужой женой или девицей ...». В версии ЗСО Акад. (ст. 11) союз толи снабжен глоссой точью, ср.: Аще кто ѿ бѣло|[риꙁець жено]у имыи толи точью блѹдъ ство|[рить .е҃. лѣт д]а покаѥтсѧ о хлѣбѣ о водѣ. Подобная попытка эмендации свидетельствует о непонимании союза толи русскими книжниками уже в XIII в.

ЗСО 17 (141.1; Суворов 1888, VII): Аще кто помыслитъ на женж бѣлориꙁець тѹждѭ толи не можетъ съ неѭ съгрѣшити лѣт(о) да покаетъ сѧ – лат.: Si quis concupiscit mulierem et non potest peccare cum illa ... «Если кто-либо возжелает женщину и (= но, однако) не сможет согрешить с нею...».

Оба правила ЗСО в переработанном виде вошли в сербский пенитенциал «Правила святых отец по заповеди Василия Великого» 48 (vv), 96 (ssss) (Jagić 1874, 140, 143) и в русский сборник «Правило Халкидонского собора» 29, 30 (Смирнов 1912, 243). В сербской редакции союз толи опущен (прав. 96 = ЗСО 17) или заменен союзом и (прав. 48 = ЗСО 11). В русской версии толи сохранено. Приведем также иные контексты, не отмеченные в словарях старославянского языка:

ЗСО 40 (144.12; Суворов 1888, XVII): Аще кто помыслитъ блждъ сътворити [SinEuch, сблѹдити U] толи не можетъ да тръгѹбитъ [SinEuch, трьгѹбь U] к҃ (= 40) – лат.: Si quis concupiscit fornicari et non potuit ... «Если кто-либо пожелает соблудить и (= но) не сможет ...».

Лобковский пролог XIII в. (по данным Картотеки Словаря древнерусского языка XI–XIV вв.): Присно подобно ѥсть, братие, … раꙁѹмевати, како ѿ небытиꙗ въ бытиѥ б҃омь творениѥ толи льстью ꙁмииною присно живѹщюю жиꙁнь смертию приминѹхомъ ... (Лобк. прол., 123а). Перевод: «Всегда подобает, братья, ... осознавать, как мы, (будучи) Божьим творением из небытия в бытие, тем не менее из-за дьявольского обмана обошли стороной вечную жизнь ради смерти».

Приведем также обнаруженные нами контексты с союзом толи, которые актуализируют у последнего новые значения, не учтенные в исторической лексикографии:

а) разделительное «или, либо».

ЗСО 22 (141.18; Суворов 1888, XVII): А [SinEuch, Аще ли U] кто похоть имы [SinEuch, имѣꙗ U] іли [SinEuch, толи U] лжкавъствомь тоуждѭ женж приимет [SinEuch, лобъжеть U]. к л'kт(ь.) в҃ лѣт(а) да покает сѧ а҃ о хлѣбѣ о вод(ѣ) «А (если) кто-нибудь из­ за похоти или лукавства завлечет (вар. поцелует) чужую жену, 2 года да покается на хлебе и воде». В оригинале текст правила иной, и к тому же более подробный: Si vero diligens feminam inscius alicujus mali propter sermonem, XL dies роеn., osculatus autem еаt et amplexatus, IV quadragesimas poeniteat, diligens tamen mente, VII dies poeniteat, т. е. «Если же он объяснится женщине в любви, не помышляя ни о чем дурном, пусть постится 40 дней, если же он обнимет и поцелует ее, то 4 раза по 40 дней, а если он желает ее только в мыслях (mente), пусть постится 7 дней». Как нетрудно видеть, прямое соответствие слав. толи в латинском тексте отсутствует. Исконное чтение толи (lectio difficilior) на этот раз содержится в U, в SinEuch оно заменено более нормативным или. Близость именно версии U к архетипу ЗСО доказывает также упоминание о поцелуе (лобъжеть, ср. лат. osculatus), которого нет в версии SinEuch.

В древнерусском «худом номоканунце», озаглавленном «Вопрошение апостольское» сохранилась статья 22 ЗСО в особой редакции (эта редакция носит следы южнославянского влияния, см. IV.7.4). Примечательно, что в этой версии союз толи оказался пропущенным, ср.: Аще кто имѣꙗ похот лоукавьством чюж женоу цѣлоуеть … (Смирнов 1912, 151, № 28).

ЗСО 50 (145.29; Суворов 1888, XXVII): Аще кто ꙁаклинаетъ кого с(вѧ)тыми толи оупив сѧ облюетъ к҃-ти денъ да постит сѧ [SinEuch, покаѥть сѧ U] о хлѣб(ѣ) о водѣ ... – ср. (примерный) латинский оригинал: Si quis inebriaverit se et evomuerit aut saturatus nimis sacrificium per hoc evomuerit, quadraginta diebus poeniteat ... «Если кто-либо напьется и его стошнит или, чрезмерно насытившись, он по этой причине извергнет Причастие, пусть постится 40 дней ...». В данном случае можно связывать толи не только с лат. aut «или», но и с лат. et в консекутивно­темпоральном значении (inebriaverit se et evomuerit) – однако славянский контекст очевидно актуализирует именно разделительное значение; ср. также совр. рус. то ли «либо». В славянском переводе смысл оригинала изменен – фразу Аще кто ꙁаклинаетъ кого с(вѧ)тыми толи оупив сѧ облюетъ следует, на наш взгляд, понимать следующим образом: «Если кто-либо налагает заклятие Св. Дарами (т. е. евхаристической Чашей) или, будучи пьян, извергнет их». Таким образом, наказание постом назначается за злоупотребление Св. Дарами или их осквернение. Как бы то ни было, при переводе разделительная функция союза толи была сохранена.

б) пояснительное «то есть, а именно».

ЗСО 27 (146.1; Суворов 1888, XI): Аще кто клѧтъ бждет [SinEuch, толи U] молитъ сѧ сотонамъ іли імена имъ творитъ чл҃ска ... – ср. лат. Si quis mathematicus fuerit, id est per invocationem daemonum mentes hominum tulerit «Если кто-либо станет «математиком», то есть призыванием демонов будет смущать разум народа ...». Перевод правила весьма вольный, однако для толи имеется точное латинское соответствие – пояснительный оборот id est «то есть». Союз толи в пояснительном значении (вероятно, исконный) сохранился только в U, в SinEuch заменен соединительным и. Строго говоря, данная славянская конструкция с толи не является синтаксически прозрачной и вполне допускает наличие сочинительной (копулятивной или разделительной) связи – тем более, что союз толи мог образовывать эти связи. Поэтому наличие пояснительной функции у толи следует предполагать лишь с оговорками. Данное правило ЗСО вошло в состав позднейшего древнерусского сборника епитимий Ѡ т ꙁаповѣди ст҃ыхь wц҃ь, прав. 139. В этой русской редакции союз толи заменен на или, ср.: Аще кто клѧть боудет или молитсѧ сотонамъ ... (Смирнов 1912, 127).

Систематические лексические замены толи другими союзами в поздних славянских версиях ЗСО показывают, что союз толи по крайней мере с XIII в. (а возможно и раньше) не принадлежал книжной норме сербской и русской разновидностей славянского книжного языка. Был ли данный союз нормативным для древнеболгарского книжного языка, сказать трудно, поскольку в болгарской исторической лексикографии об этом нет надежных данных. Можно привести буквально единичные контексты с толи из сочинений Иоанна экзарха Болгарского. Так, толи в паре с коррелятивным ѥли (ѥлн ... толи «если ... то») встретилось в «Шестодневе»: ѥлн во ѥхина кромѣ своѥго присѣщениꙗ богъ не остави, толи твоѥго вьсего не присѣщаѥть ли? – Εἰ ἔχινον ἔξω τῆς ἑαυτοῦ ἐπισκοπῆς ὁ θεὸς οὐκ ᾀφῆκε, τὰ οὐκ ἐπισκοπεῖ (Aitzetmüller V, 87) – т. е. «Если Бог не обошел своим вниманием ежа, (то неужели) Он не надзирает за твоими (делами)?». Однако, как мы пытались показать в начале, сложный союз ѥли ... толи «если ... то» ни по происхождению, ни по значению не тождествен союзу толи в консекутивной функции, поскольку последний обозначает не логический вывод из определенного условия (как в примере из Экзарха), а лишь возможное следствие из некоторых (в том числе непредвиденных) обстоятельств. Поэтому консекутивная функция у простого союза толи выражена чрезвычайно слабо – его вполне можно переводить и сочинительными словами «причем, и притом, а затем» и т. п. (ср. трактовку консекутивной функции толи как разновидности копулятивной в SJS и полное отсутствие консекутивной функции в лексикографической интерпретации этого союза в «Материалах» Срезневского).

Второй пример (на копулятивное значение толи) у Экзарха более надежен, ср.: не имьже кариды [толи милиты] большѧ сжть (киты), то тѣмь сѧ рекжтъ великты – οὐκ ἐπειδὴ καρίδος καὶ μαινίδος μείζονα, διὰ τοῦτο μεϒάλα εἴρηται «не потому киты зовутся большими, что они крупнее креветки и анчоуса». В поздних рукописях место испорчено, однако чтение в квадратных скобках находится в древнейшем списке 1263 г. (серб.); примечание Айтцетмюллера, что в архетипе могло стоять толь и (Aitzetmüller V, 97), не выглядит убедительным, поскольку копулятивное значение у толи хорошо засвидетельствовано памятниками. Замена исконного толи в поздних (русских) списках «Шестоднева» другими словами подтверждает наши выводы о чуждости данного союза древнерусской книжной норме.

Из других болгарских памятников толи встречается в «Поучениях» Кирилла Иерусалимского по списку XII в., л. 88 об. (Соболевский 1910, 143) и в Синайском патерике XI в. (л. 73) в соответствии с греческим копулятивным καί (Срезневский III, 973 (ошибочно указан л. 133); Синайский патерик, 181). Разумеется, на основании единичных контекстов из Супрасльского сборника, Рыльских листков, «Шестоднева» Экзарха, слов Кирилла Иерусалимского и Синайского патерика (при полном отсутствии данного союза в таких крупных памятниках как «Богословие» Иоанна Экзарха, Изборник 1073 г., «Паренесис» Ефрема Сирина и других) невозможно говорить о его принадлежности древнеболгарской (преславской) книжной норме. Скорее его следует рассматривать как перешедший с запада в болгарскую книжность паннонизм (тем более, что подобные западнославянизмы изредка встречаются и в «Шестодневе», и в Супрасльском сборнике, ср. Максимович 2004а, 77, 93, 95, 97).

В древнерусских памятниках простой союз толи также неупотребителен – Срезневский приводит лишь одну цитату из «Слова о вере крестьянской и о латыньской» Феодосия Печерского, в которой толи употреблено в копулятивном значении: Господь... сее все исполнивь, толи вьзнесеся (Еремин 1947, 173; Понырко 1992, 18). Несколько контекстов с союзом толи удалось разыскать в Картотеке Словаря древнерусского языка XI–XIV вв. – правда, не все они надежные (сокращения источников приводятся по правилам, принятым в этом словаре): Тъгда кнѧꙁь опуснѣвъ лицѣмь пьрвѣѥ толи и прѣдложи и раꙁумъ а не ꙁлѣ оумрети (ср. греч.: πρῶτον μὲν παρήνεσεν αὐτῶ εταθεῖναι τὴν ϒνώμην «прежде всего он призвал его изменить свои взгляды»). Пр. 1383, 42 а. Смысл славянской фразы не вполне ясен – тем более, что для сочетания толи и предложи и в рукописях имеется вариант толикъ предъложи (Сл. XI–XIV, VI, 148). С учетом известного греческого оригинала, в первоначальном виде фраза, вероятно, выглядела следующим образом: пьрвѣѥ толи (аорист 3 л. ед. ч. от глагола толити «убеждать») и прѣложити раꙁумъ. Таким образом, союз толи в архетипе перевода не реконструируется.

Консекутивно-темпоральный союз толи встретился в Толковой Палее 1406 г.: Дн҃ию пламѧне их [по вар. – речь идет о пожарах, возникающих от летнего зноя] не вꙁможно видѣти, пришедши же нощи толи ꙁарѧ ихъ ꙗвѣ бываеть пред очима нашима. Пал. 1406, 19а – «а когда придет ночь, то (тогда) зарево их бывает видимо перед нашими очами». Наконец, в цитате из Ярославского евхология XIII в. функцию толи можно истолковать как пояснительную («а именно, то есть»), ср.: Соуди мнѣ г҃и б҃е мои соудомь ѿпощениꙗ [так в ркп.] твоѥго толи по мл҃срдию твоѥмоу. СбЯр XIII, 150 об. (сборник содержит тексты разного происхождения – однако весьма вероятно, что именно эта молитва происходит с Запада).

Из приведенных данных следует ряд выводов.

Простой союз толи встречается преимущественно в славянских памятниках западного происхождения или в текстах, испытавших западное (паннонское) книжное влияние. На этом основании его можно считать западнославянским регионализмом (моравизмом или паннонизмом).

До сих пор для изучения старославянского синтаксиса (в частности, союза толи) явно недостаточно использовался западнославянский пенитенциал «Заповеди св. отец». Между тем материал этого сборника позволяет существенно уточнить синтаксические функции толи в древнейшем книжном (и не только книжном) славянском языке.

Архаичность союза толи доказывается характерным для него соединением сочинительных и подчинительных функций – адверсативной (противительной), копулятивной, разделительной и, возможно, пояснительной (сочинительные), консекутивной (подчинительная). По этой причине ст.-слав. толи невозможно однозначно отнести ни к подчинительным, ни к сочинительным союзам (хотя сочинительность в нем определенно преобладает). В этой связи чрезвычайно любопытно почти полное совпадение функций западнославянского союза толи и древнерусского союза а, исследованного недавно А. А. Пичхадзе. Автор усматривает у союза а следующие основные функции: противительную, присоединительную, сопоставительную, соединительную, уточнительную, консекутивную, условную и изъяснительную – при этом специально подчеркивается, что употребление союза а в древнерусском языке нельзя однозначно отнести ни к сочинительному, ни к подчинительному типу связи (Пичхадзе 1999, 33). Как мы видели выше, все эти функции (кроме условной и, возможно, присоединительной) свойственны также союзу толи. Подобный параллелизм свидетельствует об архаичной синонимии (синтаксическом синкретизме) разных по происхождению союзов в позднепраславянских диалектах Запада и Востока.

Вывод об архаичности союза толи подтверждается его историей в славянской письменной традиции. Союз повторяет судьбу многих других архаизмов – а именно, постепенно вытесняется из славянского книжного языка. Позднейшие редакции ЗСО демонстрируют тенденцию к замене толи другими союзами, причем далеко не всегда с сохранением синтаксической связи. Первоначальный тип связи, несмотря на замену союза, сохранен в ЗСО 1 (толи/и в функции копулы), 11 (толи/и в адверсативной (противительной) функции), 22 (толи/или в разделительном значении), 41 (толи/ти в консекутивном значении). Изменение синтаксической связи при заменах наблюдается в ЗСО 34 (консекутивное толи заменено в русской редакции соединительным и), 46 (консекутивное толи заменено в сербской и русской редакциях противительным нь). Замены толи другими союзами в русском списке U XIII–XIV вв. (ЗСО 1 и 41) позволяют сделать предварительный вывод о том, что уже в XIII в. этот союз в древнерусском книжном языке не был нормативным. Данные болгарской и сербской книжных традиций показывают, что союз толи также не принадлежал норме книжного языка.

Этимология толи позволяет, вопреки лексикографической практике, считать исконными противительное (ср. древнеиндийские и готские аналоги) и разделительное значения (ср. ст.-слав. или, совр. рус. то ли). Другие, наиболее частые значения (копулятивное, консекутивное) следует признать вторичными.

Другие союзы

Употребление в ЗСО других союзов – соединительного и, условного аще, разделительного или – не представляет никаких достойных упоминания особенностей по сравнению с общецерковнославянской нормой.

Бессоюзная синтаксическая связь (асиндетон) характеризует, как правило, наиболее древние стадии развития языка. В ЗСО по версии SinEuch нет асиндетического присоединения частей сложного предложения, однако сочинительный союз и регулярно опускается в сочетании да покаѥтьсѧ … ѡ хлѣбѣ (и) ѡ водѣ. В древнерусских памятниках бессоюзное присоединение однородных членов не редкость (Стеценко 1972, 115). Однако в более поздней русской версии ЗСО по списку U копула и в этом сочетании всегда присутствует – следовательно, можно говорить о том, что южнославянская книжная норма XI в. была более толерантной к бессоюзной сочинительной связи, чем древнерусская норма XIII в.

Паратаксис – это сочинительная синтаксическая связь, а феномен паратаксис вместо гипотаксиса (сочинение вместо подчинения) – это выражение подчинительной связи средствами, которыми обычно выражается сочинительная связь (например, посредством того же асиндетона или сочинительных союзов). Использование паратаксиса вместо гипотаксиса характеризует архаичные стадии языкового развития и является признаком разговорного синтаксиса (Пичхадзе 1999, 31–32). В ЗСО по версии SinEuch нам удалось обнаружить один пример паратактического присоединения относительного придаточного, ср.:

3СО 33 ... ѣко [SinEuch, ꙗкоже и U]⁵⁹ тжждѧ грѣхы вьꙁемлетъ нѣстъ лѣпо да именоуетъсѧ (143.13–16). В латинском: ... qui aliena peccata super se susceperit, non est dignus christianus «... тот, кто берет на себя чужие грехи – недостойный христианин». Весьма заманчиво считать вариант U ꙗкоже и испорченным выражением ꙗко иже – в этом случае паратаксис уступает место обычному относительному предложению (тем более, что в оригинале мы имеем соотносительное мест. qui). Однако остается фактом, что в SinEuch этого иже нет – следовательно, в древнейшем списке мы имеем дело именно с архаичным паратактическим типом подчинительной связи. Какое из двух чтений первично, с уверенностью сказать невозможно – реконструируемое относительное мест. иже могло быть случайно утрачено в SinEuch, а могло быть добавлено в U в силу чуждости паратаксиса для древнерусского книжного синтаксиса.

Статья ЗСО 33 сохранилась в уже неоднократно упомянутом сербском епитимийнике XIV в. «Правила св. отец по заповеди святого и великого Василия», в котором это место выглядит так: ... ꙗко грѣхь вьꙁемлѥть и нѣсть лѣпо да именеѥт се рабь христовь (Jagić 1874, 137). Вставка копулы и говорит, с одной стороны, о том, что фраза SinEuch воспринималась сербским писцом как асиндетон (с попыткой его исправления), а с другой – что архаичная паратактическая связь отрицалась не только древнерусской, но и старосербской книжной нормой.

В книге о ЗСЛ мы рассмотрели ряд сочетаний с гл. творити и пришли к выводу, что такие сочетания были употребительны в ранних переводах (в том числе без опоры на оригинал) и характеризовали славянский обиходно-бытовой узус (Максимович 2004а, 108–109). В ЗСО подобные сочетания также нередки. Иногда они воспроизводят латинские прямообъектные конструкции с гл. facere, однако чаще ими передаются латинские однословные эквиваленты или же они вообще не имеют оригинала, ср.:

ЗСО 1: раꙁбои сътворити (138.13) – homicidium facere;

ЗСО 3: содомьскы блждъ сътворити (139.2) – fornicare sicut sodomita; блжд сътворити (без оригинала, 139.5);

ЗСО 8: блжд сътворити (139.17) – corrumpere;

ЗСО 11: блжд сътворити (140.6) – fornicari;

ЗСО 12: блжд сътворити (140.16) – fornicare;

ЗСО 14: въ сѧ блжд творити (SinEuch, сътворити U) (140.20) – per se ipsum fornicare;

ЗСО 28: блжд сътворити (142.11) – rapior;

ЗСО 34: блжд сътворити (143.17) – fornicari;

ЗСО 40: блжд сътворити [SinEuch, сблоудити U]⁶⁰ (144.11) – fornicari;

ЗСО 41: блжд сътворити (144.14) – intrare.

Итак, материал ЗСО (а также ЗСЛ и НМ) показывает, что употребление сочетаний с творити носит регулярный характер и не зависит латинского (или греческого) оригинала.

Исследование ЗСО показало, что этот памятник переведен с латинского языка. Это обстоятельство позволило выдвинуть рабочую гипотезу о локализации перевода в области Великой Моравии (Паннонского диоцеза).

Значение ЗСО в истории юридической книжности определяется тем, что этот памятник является первым славянским епитимийником, т. е. сборником наказаний за церковные проступки. Однако мы уже видели, что большое количество епитимий (без опоры на оригинал) содержится также в ЗСЛ. Некоторые проступки, названные в ЗСЛ, имеют соответствия и в ЭСО, однако наказания за эти проступки в двух текстах различны. Например, за умышленный поджог строений ЗСО 29 назначает 7 лет (SinEuch) или 3 года (U) епитимьи, а ЗСЛ 15 – 12 лет (Максимович 2004а, 31), за ограбление храма согласно ЗСО 30 полагается 7 лет епитимьи, а согласно ЗСЛ 28 – продажа в рабство (там же, 32). Иными словами, ЭСЛ и ЗСО отражают различные юридические отношения – значит, они были составлены в географически удаленных друг от друга регионах.

Техника перевода ЗСО также коренным образом отлична от техники перевода ЗСЛ и НМ. Прежде всего бросается в глаза почти полное отсутствие в ЗСО характерных для ЗСЛ и НМ контекстно-семных эквивалентов, использование которых свидетельствует о высоком мастерстве переводчика (а также об относительно высокой сложности его оригинала). Наличие большого количества примеров сокращающего и замещающего перевода говорит о чрезвычайно свободном отношении переводчика к своему оригиналу (предполагать какой-то особый, не дошедший до нас оригинал можно, но едва ли оправданно, поскольку нам известны не одна, а несколько редакций Mers, из которых только использованная нами редакция а лучше всего соответствует славянскому переводу).

В ЗСО переводчик проявляет хорошее знание латыни – тем не менее, норма ошибок (примерно 1 ошибка на 80–100 случаев правильного перевода) в пять раз превышает норму ошибок для кирилло-мефодиевских переводов с греческого.

В языке ЗСО обнаружился целый ряд лексических паннонизмов (братръ, вѧщьшина, колѧда, поганъ, попъ, толи, цѧта), словообразовательных и семантических ка лек с латыни (въ сѧ блждъ творити, главьныи, четвереногоѥ, чьсть) и редких локальных слов (брашьньце, съхранити «уничтожить», трьгоувь, трьгоубити). Показательно, что большинство этих слов не встречается ни в ЗСЛ, ни в НМ – и наоборот, специфические лексемы этих последних отсутствуют в ЗСО. Языковые отличия между ЗСО с одной стороны и ЗСЛ и НМ с другой также свидетельствуют о том, что памятники возникли в различной языковой среде – иными словами, в удаленных друг от друга географических областях.

В отношении синтаксических моравизмов ЗСО весьма бедны. Так, в памятнике полностью отсутствует такой характерный западнославянский (частично также восточнославянский) признак, как союз а в копулятивном значении – в этом значении в ЗСО используются союзы и (регулярно) и толи (факультативно).

Особое значение для локализации перевода имеет использование в ЗСО термина брашьньце «св. Причастие». Полное отсутствие этого слова в ЗСЛ, НМ и славянских переводах с латыни (например, в Киевских листках) свидетельствует о том, что памятник мог быть переведен (или, по крайней мере, некоторое время использовался и переписывался) в каком-то провинциальном церковном центре – например, в Карантании или Далмации⁶¹. Такая возможность выглядит тем более вероятной, что архетип латинского оригинала (Mers) восходит к северноитальянским образцам (Kottje et al. 1994, XXV–XXVI)⁶².

Для характеристики уровня развития славянского книжного языка весьма показательны многочисленные случаи лексико­синонимического варьирования, свидетельствующие о довольно высокой степени разработанности славянского юридического вокабуляра в области покаянной дисциплины и церковной лексики в целом. Ряд лексических грецизмов в языке ЗСО отражает влияние византийской (кирилло-мефодиевской) традиции.

По всем этим причинам локализовать перевод 3СО можно на крайнем западе славянского мира, на территории Паннонии, а датировать – временем около рубежа IX–X вв., когда кирилло­мефодиевские традиции, в том числе традиции перевода, стали применяться на славянском Западе для переводов уже не с греческого, а с латинского языка. Поскольку славянское государство Великая Моравия перестало существовать около 906 г. под натиском венгров и франков, можно (со всей возможной осторожностью) предположить), что перевод был сделан западнославянскими учениками Мефодия, ранее этого времени для удовлетворения потребностей моравской церкви в епитимийных сборниках.

Как уже было отмечено во «Введении» (с. 12), Йосеф Ващица отрицал участие Кирилла и Мефодия в переводе ЗСО, однако относил его возникновение к «кирилло-мефодиевской эпохе» (Vašica, ZSO, 137; ср. Vašica 1951, 173; Вашица 1963, 12, прим. 1). На основе полученных нами данных это мнение можно существенно конкретизировать. Так, если род кирилло-мефодиевской эпохой понимать время с 863 г. (начало моравской миссии Константина и Мефодия) по 885 г. (смерть Мефодия и изгнание его учеников), то датировку Вашицы следует безусловно отвергнуть. Если же продолжить «кирилло-мефодиевскую эпоху» до начала Х в., то эта датировка имеет право на существование.