Неделя Святой Пасхи

Много светлых и торжественных праздников во Святой Православной Церкви; но нет светлее и торжественнее, нет радостнее и утешительнее великого дня Воскресения Христова, когда все облекается в свет, небеса веселятся, земля радуется и весь мир торжествует великую победу Спасителя нашего над смертью и адом.

Вот что повествует Евангелие об этом славном и великом событии́. Миновала Великая Суббота, в ночь на которую Иосиф Аримафейский и Никодим погребли Тело Иисусово. Гробовая пещера, в которой Его положили, была запечатана огромным камнем; при ней стояла стража – первосвященник и фарисеи убедили Пилата и приставили ее для охранения гроба до третьего дня, чтобы ученики Христовы, пришедши ночью, не украли тела Его и не сказали бы народу: воскрес из мертвых (ср.: Мф. 27, 64). Но на третий день после Своих крестных страданий и смерти Иисус Христос воскрес из мертвых, согласно писаниям пророков. Это совершилось после полуночи с субботы на следующий день (ныне воскресенье). Находившиеся на страже воины видели, как по Воскресении Спасителя Ангел отвалил камень от гробовой пещеры, и были свидетелями происшедшего в то время землетрясения. Вид Ангела, отвалившего камень, по словам евангелиста Матфея, был как молния, а одеяние его бело как снег (ср.: Мф. 28,3). Этот вид Ангела, его блестящее одеяние, были живым выражением его небесной радости и светлого торжества на небе, которое в этот Великий день, по свидетельству Святой Церкви, исполнилось особенного света. Пораженные и устрашенные этим чудом, воины упали ниц и некоторое время оставались без чувств. Придя в себя, они пошли и рассказали о всем случившемся первосвященникам. А те, подкупив воинов, научи ли их говорить народу, будто ночью, когда они спали, ученики Иисуса Христа пришли и украли Тело своего Учителя. Но эта злобная и нелепая выдумка врагов Христовых не имела успеха: истина Воскресения Христова в короткое время была засвидетельствована всему миру и сделалась его достоянием.

По церковному преданию, в первый же день по Воскресении Своем Господь явился прежде всех Пречистой Своей Матери; но в Евангелии ничего не упоминается об этом явлении Воскресшего Господа Богородице. Согласно этому преданию, Святая Церковь воспевает в своих песнопениях, обращаясь к Богородице: «Воскресшаго видевши Сына Твоего и Бога, радуйся со апостолы Богоблагодатная Чистая: и еже радуйся первее, яко всех радости вина восприяла еси, Богомати Всенепорочная».

Затем последовали другие явления Воскресшего Господа, и все верующие узнали об этом радостном, великом событии. Рано на рассвете первого дня недели, в который Иисус Христос воскрес, Мария Магдалина, и Мария, мать Иаковлева, и Саломия поспешили ко Гробу с приготовленными драгоценными благовониями, чтобы помазать Тело Господа. Войдя в сад и зная, что камень, приваленный ко входу в пещеру, весьма велик, жены-мироносицы стали говорить между собою: «Кто отвалит нам камень от дверей Гроба?» Мария Магдалина, побуждаемая глубокою скорбью и пламенной любовью ко Господу, опередила всех и нашла камень у Гроба отваленным. Она вошла внутрь пещеры и, не найдя Тела Господня, поспешила известить об этом апостолов Петра и Иоанна: унесли Господа из гроба, и не знаем, где положили Его (Ин. 20, 2). Вслед за тем пришли и прочие жены и также с изумлением нашли камень отваленным, а пещеру пустой. Недоумевая о происшедшем, они увидели Ангела в белой блистающей одежде, сидящего на правой стороне пещеры. Жены пришли в страх, но Ангел сказал: Не бойтесь; знаю, что вы ищете Иисуса распятого. Что вы ищете живого с мертвыми? Его нет здесь: Он воскрес; вспомните, как Он говорил вам, еще будучи в Галилее, что Сыну Человеческому надлежит быть предану в руки человеков грешников, и быть распяту, и в третий день воскреснуть (Лк. 24, 5–7). Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь, и пойдите скорее, скажите ученикам Его и Петру, что Он воскрес из мертвых и встретит вас в Галилее; там Его увидите (ср.: Мф. 28, 5–7). Мироносицы вспомнили слова Иисуса Христа. Поспешно выйдя из Гроба, они со страхом и радостью великой побежали возвестить ученикам Иисусовым ангельскую весть.

Между тем, узнав о происшедшем от Марии Магдалины, Петр и Иоанн поспешили ко Гробу. Они побежали оба вместе; но Иоанн бежал скорее Петра, и пришел ко гробу первый. И, наклонясь, увидел одни погребальные пелены, лежащие; но не вошел в пещеру гроба. Вслед за ним приходит Петр, и входит в пещеру, и видит одни пелены и плат, который был на главе Иисуса, не с пеленами лежащий, но особо свитый в другом месте. Тогда вошел и Иоанн, и увидел, и поверил, ибо они еще не знали из Писания, что Христу надлежало воскреснуть из мертвых (ср.: Ин. 20, 4–9). Затем ученики опять возвратились к себе, дивясь происшедшему.

А Мария Магдалина, объятая скорбью, стояла около пещеры и плакала. Она наклонилась, чтобы заглянуть внутрь, и увидела Ангелов, в белом одеянии сидящих, одного в головах, а другого в ногах, где лежало Тело Иисусово. Жена! что плачешь? – спросили ее Ангелы. Мария отвечала: Унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его. Сказав это, она обернулась назад и увидела пред собою Воскресшего Иисуса, но не узнала Его. Иисус Христос сказал ей: Жена! что ты плачешь? кого ищешь? Она же, думая, что это садовник, воскликнула: Господин! Если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его. Тогда Иисус говорит ей Своим кротким и сладчайшим голосом: Мария! Этот голос проник до глубины души Марии – она узнала Господа и радостно воскликнула: Учитель! – и кинулась к Нему, желая припасть к Его стопам, но Господь кротко остановил ее: Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему, а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу ко Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему (Ин. 20, 13–17). Объятая благоговейным страхом, Мария Магдалина пошла и возвестила о случившемся ученикам Христовым: «Я видела Господа».

Все это происходило рано утром до восхода солнца. Весть Марии не осталась неподтвержденной. И другие жены-мироносицы встретили Иисуса Христа, Который сказал им: Радуйтесь! И они, объятые ужасом, припали к ногам Его. Не бойтесь, сказал им Господь, а пойдите, возвестите братьям Моим, чтобы шли в Галилею, и там они увидят Меня (Мф. 28, 10).

В тот же день Воскресший Спаситель явился Петру, а потом двум ученикам, шедшим из Иерусалима в селение Эммаус. Он беседовал с ними и на вечери преломил хлеб. Но прочие апостолы, услышав от Марии Магдалины и других жен-мироносиц о Воскресении Господа, все еще не верили этой вести до тех пор, пока, наконец, не убедились в этом воочию. Вечером того же дня Воскресший Иисус явился всем апостолам (не было лишь апостола Фомы, который позже уверился в Воскресении Господа) в иерусалимской горнице, когда двери дома были заперты из опасения иудеев. Став посреди, Господь сказал им: Мир вам! – и показал им Свои пронзенные гвоздями руки и ноги. Чтобы еще более уверить апостолов, что Он тот же, Спаситель потребовал у них пищи и вкусил часть рыбы и несколько меду.

Апостолы, убедившись, что это действительно Христос, возрадовались несказанно. Так началось на земле светлое торжество Воскресения Христова. Это было всеобщее торжество: вместе с землей радостно торжествовали Воскресение Иисуса Христа и Его победу над смертью и небо с его светлыми небожителями, и преисподняя, в которой неисходно томились до сего дня души всех умерших до пришествия Господня; в этот день, по выражению церковного песнопения, «все исполнилось света: небо, и земля, и преисподняя...»

Ни один праздник не совершается у нас так торжественно, как праздник Пасхи или Светлого Христова Воскресения; все пасхальное богослужение направлено к тому, чтобы возбудить в сердцах верующих радость о Воскресшем Христе, смертью смерть поправшего, Живот Вечный даровавшего. К особенностям пасхального богослужения относится торжественное чтение Святого Евангелия на разных языках; этим выражается та мысль, что Слово Божие, по заповеди Воскресшего Господа: шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари (Мк. 16, 15), должно быть проповедано всем, чтобы не осталось народа, который не мог бы принимать участия в светлой радости Воскресения Христова. Для чтения в первый день Пасхи избрано Евангелие святого апостола Иоанна Богослова, которое начинается словами: в начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово... Учение о Боге-Слове, т. е. Иисусе Христе, так возвышенно, что даже язычники с удивлением внимали ему. Один языческий мудрец сказал, что начальные слова этого Евангелия следовало бы написать золотыми буквами на самых возвышенных местах. Поэтому справедливо евангелиста Иоанна называют Богословом по преимуществу. Евангелие от Иоанна, читаемое в первый день Пасхи, очень трудно для понимания большинству православных, и мы, при помощи Божией, постараемся кратко объяснить его во славу Воскресшего Господа и для собственного назидания.

В начале бе Слово: в самом начале, когда еще не существовал мир, Слово Божие, т. е. Сын Божий, уже существовало. Почему Сын Божий называется Словом? Для того, чтобы выразить Его бестелесное рождение. Как обыкновенное слово, происходя из нашего ума, когда не произносится, скрывается в нашей природе, когда же произносится, то становится ясным и выражает наши мысли, чувствования и желания, – так и Сын Божий, имея одну сущность с Богом и Отцом, выражает и открывает советы и волю Божию тысячам тысяч верующих.

И Слово бе к Богу: Сын Божий вечно пребывает у Бога Отца, всегда был с Ним неразлучно.

И Бог бе Слово: Слово Божественное всегда было и есть Бог, – равный и единосущный Отцу.

Сей бе искони к Богу. Вся тем быша, и без Него ничтоже бысть, еже быст: все, что мы видим на земле и на небе и чего не видим (например, Ангелов), – все произошло через Слово Божие, и без участия Его ничего не произошло из того, что существует. Эти слова поясняет апостол Павел, когда говорит: Тем, т. е. Сыном Божиим, создана быша всяческая, яже на небеси и яже на земли, видимая и невидимая... всяческая Тем и о Нем создашася. И Той есть прежде всех, и всяческая в нем состоятся (Кол. 1, 16–17). Все через Него было, но не независимо от Отца, а совместно с Отцом.

В Том живот бе и живот бе свет человеком: в Сыне Божием заключается вся жизнь; Он дает всему жизнь и поддерживает ее; Он, будучи Жизнью для всех, для людей был просвещающим и освящающим Светом.

И свет во тме светится, и тма его не объят (не объяла): как обыкновенный свет во тьме светит, освещает предметы и разгоняет тьму, так и Сын Божий, истинный Свет, просвещал людей, блуждающих во тьме невежества и идолопоклонства, – и тьма не могла погасить этот Небесный Свет. Сын Божий явился в мир, и этот Свет, тускло светивший в Ветхом Завете, стал светить во всем блеске. Такое важное событие, как явление в мир Сына Божия, воплощение Слова Божия, не могло совершиться без какого-либо о том предвозвещения. И действительно, много об этом событии было пророчеств, и все, и особенно иудеи, с нетерпением ожидали обещанного Мессию. И вот это ожидаемое время наступило; прежде всего явился великий подвижник и проповедник покаяния святой Иоанн Предтеча и Креститель Господень, сын священника Захарии и Елисаветы, родственницы Пресвятой Девы Марии.

Быст человек послан от Бога, имя ему Иоанн. Сей прииде во свидетельство, да свидетельствует о Свете, да вси веру имут ему (Ин. 1, 5–7). Он послан был Богом для того, чтобы приготовить путь Господу, чтобы расположить людей к принятию Того, Кто идет за ним. Хотя Иоанн Креститель был величайший из пророков, по отзыву Самого Спасителя: из рожденных женами нет большего Иоанна Крестителя (ср.: Мф. 11, 11), однако он не был светом, но только проповедником о Свете.

Не бе той свет, но да свидетельствует о Свете. Бе Свет истинный, Иже просвещает всякого человека, грядущего в мир. Истинный Свет – Иисус Христос.

В мире бе, и мир Тем бысть, и мир Его не позна. Во своя прииде, и свои Его не прияша. Этот Свет – Сын Божий – давно был в мире, и мир Им сотворен, но так как мир был погружен во мрак и невежество, то он не узнал истинного Света, потому что тьма боится света. Иудеи, которые больше других имели познания о Боге, должны бы с радостью принять Спасителя, но на деле вышло не так: они не приняли Его как своего Мессию; и этот народ, охотно слушавший спасительное учение Иисуса и так часто получавший помощь от Его благодетельной силы, все же предательски допустил, чтобы Спасителя связанным повели на суд к старейшинам, не возвысив даже голоса в Его пользу.

Елицы же прияша Его, даде им область чадом Божиим быти, верующим во имя Его, иже не от крове, ни от похоти плотския, ни от похоти мужеския, но от Бога родишася. Тем же из иудеев, которые приняли Его и уверовали в Него, Иисус Христос дал право называться чадами Божиими не по плотскому рождению, а по благодати Божией, по духовному рождению в Таинстве крещения. Все верующие со дерзновением могут обращаться к Богу: «Отче наш...»

И Слово плоть бысть и вселися в ны, и видехом славу Его, славу яко Единороднаго от Отца, исполнъ благодати и истины. Хотя Сын Божий и воплотился, т. е. стал человеком, но слава Божества была с Ним неразлучна: Он был Богочеловек; а славу Его как Единородного Сына Божия видели апостолы (особенно во время Преображения) и также Иоанн Креститель.

Иоанн свидетельствует о Нем и воззва глаголя: Сей бе, егоже рех, Иже по мне грядый, предо мною быст, яко первее мене бе. Иоанн Креститель говорит, у что Он – Тот, о Котором я сказал: Идущий за мною, явившийся после меня, стал впереди, выше и сильнее меня, так как Он как безначальное Слово существовал ), вечно, был прежде меня. И от исполнения Его мы вси прияхом и благодать воз благодать: яко закон Моисеом дан быст, благодать же и истина Иисус Христом, быст (Ин. 71,1–17): от полноты Его Божества мы все получили – полноту благодатных даров, которых в Ветхом Завете не было; в то время был только Закон, данный Богом через Моисея, а теперь, с пришествием Иисуса Христа на землю, наступило время благодати и истины.

Вот какие глубокие мысли заключаются в Пасхальном Евангелии: здесь содержится учение о Боге Слове, о втором Лице Пресвятой Троицы – Сыне Божием, Предвечном и Вездесущем, нас ради человек, сшедшем с небес и воплотившемся.

Христос Воскресе!

«Кто благочестив и боголюбив», – кто истинно чтит Бога и любит Его искренно, «да насладится сего доброго и светлого торжества», – преславного Воскресения Христова, которое мы ныне празднуем и в коем Господь так дивно показал – и благость Свою к роду человеческому, и премудрость в искуплении его от вечной погибели, и силу Свою над врагами спасения нашего.

«Кто раб благоразумный», кто данные ему от Бога таланты – время, силы и способности – не скрывает напрасно в землю, не иждивает на земные только дела и удовольствия, но мудро употребляет на служение Господу и стяжание вечного блаженства, «да внидет радуяся в радость Господа своего», да будет участником той духовной радости, которую Господь уготовал верным рабам Его, искупленным кровью Спасителя (ср.: Мф. 25, 21).

«Кто потрудился постяся», – кто во время прошедшего поста не оставался в праздности, но усердно трудился над делом спасения своего, «да приимет ныне динарий», – получит в благодатных плодах Воскресения Христова ту награду, какую обещал Бог добрым делателям (см.: Мф. 10, 10; 20, 1–8).

«Кто работал с первого часа» – исполнял волю Божию с детства или с того времени, как Господь призвал его в вертоград Свой, т. е. в Церковь Христову, «пусть получит ныне плату, следующую ему по справедливости».

«Кто пришел после третьего часа», приступил к делу Божию не вдруг, но опустил несколько времени, «да празднует благодаря» Бога за снисхождение к нему.

«Кто успел прийти по шестом часе» – пришел на зов Божий еще позже, когда протекла уже половина его жизни, «пусть нимало не беспокоится; ибо он ничего не лишится» из тех благ, которые Воскресший Господь дарует всем, желающим вкушать оные.

«Кто пропустил и девятый час» – замедлил еще более и начал трудиться над делом Божиим тогда, когда день жизни его склонился уже к вечеру, «пусть приступит без всякого сомнения и боязни»: ибо ныне явилась благодать Божия, спасительная всем человекам (ср.: Тит. 2, 11).

«Если же кто успел прийти только в одиннадцатый час» – даже и тот, кто вышел на дело Божие очень поздно, стал пещись о спасении души своей уже в старости, «и тот да не страшится замедления: ибо Домовладыка, любя честь» и будучи щедр, «приемлет и последнего, как первого, успокоивает и пришедшего в одиннадцатый час, как трудившегося с первого часа», воздавая всем должное. «И первому удовлетворяет», награждая его по справедливости, «и последнего милует» по снисхождению, «и оному дает» заслуженное, «и сему дарит» по благости Своей; «и добрые дела приемлет» с радостью, «и благое намерение лобызает» с любовью; «и деяние чтит», как должно, «и доброе расположение хвалит».

«Итак, все войдите в радость Господа своего! И первые и последние приимите мзду» от Милосердого Владыки!

«Богатые и бедные, ликуйте друг со другом», как дети одного Отца Небесного!

«Трудящиеся и ленивые>> в деле спасения своего, «почтите настоящий день» всемирного торжества!

«Постившиеся и не постившиеся, возвеселитесь ныне», когда небо и земля радуются, и празднует вся тварь! «Трапеза обильна: насыщайтесь ею все». «Телец», закланный ради нас, «велик и упитан: никто не уходи голодным!». «Все насладитесь пиршеством веры, все пользуйтесь богатством благости Божией!»

«Никто не жалуйся на бедность: ибо для всех открылось Царство Небесное», в котором уготовано верующим богатое наследие.

«Никто не плачь о грехах своих: ибо из Гроба» Спасителя «воссияло прощение» всем грешникам, желающим получить оное.

«Никто не страшись смерти: ибо от нее освободила нас Спасова смерть», если только мы снова не поработимся ей грехами. «Ее истребил объятый ею» Жизнодавец. «Сошедший во ад» Сын Божий «пленил ад и огорчил его». Давно предузнав это, пророк Исайя воскликнул: ад огорчися, сретив Тебя в преисподних своих (ср.: Ис. 14, 9). «Огорчился: ибо упразднился» – опустел; «огорчился: ибо посрамлен» исходом борьбы своей со Спасителем; «огорчился: ибо умерщвлен» – лишился того, что составляло его жизнь и силу; «огорчился: ибо низложен» с престола своего и лишен власти над родом человеческим; «огорчился: ибо связан» и не может теперь действовать с той свободой и силой, как прежде. «Он взял плоть, а принял в ней Бога: взял землю, а нашел в ней небо; взял то, что видел, а подвергся тому, чего не ожидал». Так Бог уловил его Своею премудростью!

Где твое, смерте, жало? Где твоя, аде, победа ( I Кор. 15, 55)? Где грех, которым ты, смерть, уязвляла людей? Где, ад, торжество твое над родом человеческим? – «Воскрес Христос, и ты низвергся», как бессильный враг! – «Воскрес Христос, и пали демоны» – твои слуги, чрез коих ты уловлял людей! – «Воскрес Христос, и радуются Ангелы», взирая на дивное торжество Сына Божия и спасение человеков! – «Воскрес Христос, и жизнь водворяется» всюду, даже и там, где прежде была область смерти и тления! – «Воскрес Христос, и нет ни одного мертвого во гробе»; ибо Христос, Воскресший из мертвых, начаток умершим быст (ср.: 1Кор. 15, 20) – Он первый воскрес, как Глава, а потом восстанут и все члены Его, – верующие в Него и имеющие в себе животворный Дух Его (см.: 1Кор. 15, 21–23; Рим. 8, 11). Да будет же «Ему слава и держава во веки веков»! Амин.

Долго томился избранный народ Божий в рабстве египетском и терял уже всякую надежду на освобождение. Сколько великий вождь сего народа Моисей ни являл, силою Божией, чудес перед фараоном, царь оставался непреклонным, не хотел слушать гласа Бога Израилева и отпустить от себя народ Его. Наконец, когда и после девяти язв, ниспосланных на египтян, сердце фараоново осталось ожесточенным, тогда Господь объявил Моисею, что намерен послать еще одну, последнюю, страшную казнь на Египет и царя его: истребление всех первенцев, начиная от первенца фараонова до первенца последней рабыни его и даже до первенца всякого скота, – и этой казнью упорство фараона будет, наконец, сокрушено, и он немедленно отпустит израильтян (см.: Исх. 11, 1, 4, 8). Вместе с тем, дабы навсегда сохранить в народе Своем память об избавлении его от ига египетского, Бог заповедал учредить праздник. В 10-й день месяца Авива каждый отец семейства должен был избрать из своих овец лучшего (совершеннейшего) однолетнего мужского пола агнца, а в 14-й день к вечеру заколоть его и, омочив кисть иссопа в крови агнца, помазать ею порог своего дома и двери, дабы погубляющий, когда приидет поражать первенцев египетских, видя знаки крови, проходил мимо домов еврейских и не вносил в них истребления; потом испечь агнца на огне и, собрав всех домашних, съесть его, не сокрушая ни одной его кости, с неквашеным хлебом (опресноками) и горькими травами, в знак поспешности отхода и в воспоминание горестной жизни и тяжелого рабства в Египте. Ядущие должны были представлять вид готовящихся в путь: иметь чресла перепоясанными, сапоги на ногах, жезлы в руках и вкушать агнца стоя, с благоговением, потому что это пасха Господня (см.: Исх. 12, 11).

Еврейское слово «пасха», по объяснению одних, означает напутственное; по толкованию других, – прехождение; по переводу же третьих, – спасение первородных. Все эти три значения применимы к праздновавшемуся событию. Пасха вкушалась вечером, накануне исхода народа Божия из Египта; в эту ночь Ангел, погубляющий первенцев египетских, проходил мимо запечатленных кровью агнца домов израильтян, и первенцы их были спасены.

Как некогда реки наполнялись первенцами еврейскими, так теперь гробы египетские наполнились первенцами египетскими. Плач и рыдание огласили все жилища, начиная от чертога царского до убогой хижины: всякий плакал о своем первенце, начатке сынов своих. Устрашенный фараон не только решился отпустить израильтян, но даже понудил их идти скорее и взять с собой все их имущество. И воздвигся Израиль, пробыв в плену египетском 430 лет, и на берегу моря, чудно им пройденного, и поглотившего фараона со всем его воинством, воспел Богу, Спасителю своему, торжественную песнь хвалы и благодарения! (см.: Исх. 12, 31, 33, 37, 40; 14, 31).

В память этого великого события израильтяне ежегодно, в 14-й день Нисана, торжественно совершали пасху, т. е. вкушали пасхального агнца, которого по Закону должно было закалать не иначе, как в святилище: сначала в скинии, а потом в храме Иерусалимском.

Законно праздновалась пасха иудейская до тех пор, пока имел силу Закон Моисеев. Но когда он был заменен законом благодати, когда образ уступил место Первообразу, когда, вместо закалаемого ежегодно в каждом семействе агнца, заклан был на Голгофе, единожды навсегда и за всех, Агнец Божий, взявший на Себя грехи всего мира, тогда пасха иудейская перестала быть законной, уступив место Пасхе христианской!

Что же значит Пасха христианская? На этот вопрос отвечает апостол Павел. Пасха наша – Христос, принесший Себя за нас в жертву Богу (ср.: 1Кор. 5, 7)! Господь наш Иисус Христос принял на Себя плоть человеческую ни для чего иного, как чтобы умереть за нас, и если бы Он не подверг себя смерти, то не последовало бы и преславной победы над смертью, и не было бы Светлого Воскресения! Итак, празднуя в нашу Пасху Воскресение Господа, мы вместе празднуем и смерть Его.

В древней Церкви день Распятия Господа считался между великими праздниками; некоторые церкви на Востоке за три дня до Пасхи воскресной праздновали другую Пасху, Крестную, в воспоминание крестных страданий Господа. Ныне же Церковь, соединяя воспоминание Воскресения и смерти Иисуса Христа в один торжественный праздник Пасхи, приглашает к этому радостному празднованию небо, землю, весь видимый мир и невидимый, ибо Христос восстал – веселие вечное! И вместе с тем песнословит Христа – Пасху новую, очистительную, Жертву живую, Агнца Божия, Который волею принес Себя за всех на заклание! К такому соединению – воспоминанию славы Воскресения Господа с уничижением Его до крестной смерти и погребения – призывает нас один из святителей. «Торжествуя Христу, – говорит он, – для нас воскресшему, да взираем в то же время умиленным сердцем на Христа, за нас распятого, страдавшего, умершего и погребенного, чтобы радость не забылась и не сделалась неосмысленною. Только тот имеет полную и неотъемлемую радость Воскресения Христова, кто со Христом и сам воскрес внутренне и имеет надежду воскреснуть торжественно, а сию надежду имеет только тот, кто приемлет участие в Кресте, страданиях и смерти Христовой... Праздничная радость, которая забывает Крест и смерть Христову, призывающие нас к распинанию плоти со страстями и похотями, находится в опасности – начатое духом окончить плотью, и празднующих Воскресение Христа превратить в распинающих Его вторично!».

А каково должно быть празднование Пасхи христианской, очевидно – торжество наше настолько же должно быть святее и совершеннее торжества иудейского, насколько Пасха наша святее и совершеннее пасхи иудейской! Основанием пасхи иудейской было благо временное – освобождение народа израильского от рабства египетского; основание же Пасхи христианской есть благо вечное – освобождение всего рода человеческого от рабства греха и смерти! Учреждая праздник пасхи ветхозаветной, Бог внушал иудеям особенную важность этого праздника и заповедал совершать его со всею торжественностью. «Законно, – говорит Он, – вечно празднуйте его! Душа, нарушившая святость сего праздника, погубится от сонма сынов израильских» (см.: Исх. 12, 14, 19). При этом иудеям во время празднования пасхи поведено было, также под опасением смерти, беречься всякого квасного, почему они, еще за несколько дней до пасхи, оставляли употребление кваса и в продолжение семи дней вкушали неквашеный хлеб – опресноки. Законодатель Нового Завета не благоволил повелеть ученикам Своим, чтобы они в Священных книгах Евангелия начертали какие-либо правила о праздновании Пасхи христианской; Пасха Христова празднуется без всякого закона, повеления и учреждения и будет праздноваться вечно до кончины мира и составлять сама по себе праздник праздников и торжество торжеств!

Один только апостол Павел оставил нам наставление, как праздновать Пасху достойным образом, чтобы празднованием угодить Воскресшему Господу. «Станем праздновать, – говорит он, – имея в виду обычай иудейский и строгость Церкви Ветхозаветной, – станем праздновать не с ветхою закваскою, не с закваскою порока и лукавства, – но с опресноками чистоты и истины!» (см.: 1Кор. 5, 7–8). Иудей берегся кваса вещественного, христианин должен беречься кваса духовного – злобы и лукавства; иудей вкушал опресноки, бывшие только символом чистоты, а христианин должен питаться самою вещью – иметь чистоту духовную. Почему и праздничная радость христианина должна быть духовная, мирная, возвышающая душу. Если христианин вообще должен вести себя так, чтобы в мыслях, чувствах, словах и делах его постоянно отражался образ жизни и дух нашего Спасителя, то тем более в дни, назначенные для празднования Пасхи, чем ему лучше заняться, как не воспоминанием великих событий Евангельских – смерти и Воскресения Иисуса Христа, которые и составляют именно предмет настоящего празднования?

В первый день Святой Пасхи на утрене мы исполняем установленный Церковью обряд христосования. Обряд этот очень важен и утешителен, почему мы считаем священным долгом изъяснить его значение.

1. Обычно мы говорим: Христос Воскресе! – и начинаем христосоваться с кем-либо, а нам отвечают: Воистину Воскресе! Поступая так, мы подражаем первым ученикам Господа, когда, по Воскресении Его, беседуя друг с другом о Воскресшем Господе, они говорили: воистину воста Господь (ср.: Лк. 24, 14–35). Кроме того, этими же приветствиями хотя и кратко, но ясно высказываем мы друг другу историю настоящего праздника.

Это приветствие вселяет неизъяснимую радость в нашу душу! Как-то особенно бывает весело, когда скажешь или от кого услышишь сладостные слова: Христос Воскресе! – Воистину Воскресе! Можно сказать, что они спасительны для души нашей, так как заключают в себе сладостную надежду на наше будущее воскресение. Христос воста от мертвых, говорит апостол Павел, начатой умершим бысть (1Кор. 15, 20). Следовательно, если воскрес Иисус Христос, то и мы воскреснем. Это весьма утешительно для всех нас, а в особенности для тех, у кого путь настоящей жизни усеян тернием и волчцами. В самом деле, бедствовать целую жизнь и потом сделаться навеки жертвою смерти – это ужасно! Но бедствовать здесь, а потом перейти в блаженную вечность и, наконец, вместе с воскресшим телом насладиться блаженством... Может ли что быть вожделеннее этого? Вот причины священной радости, ощущаемой нами от слов Христос Воскресе! – Воистину Воскресе! и всеобщего их употребления в наших взаимных приветствиях.

2. Высказав друг другу приветствие, мы совершаем взаимное целование. Что это значит? Целование вообще в быту житейском принимается как знак сердечной любви друг к другу. То же значение имеет оно и при христосовании. «Праздник Пасхи, – скажем словами святителя Иоанна Златоустого, – есть залог мира, источник примирения, разрушение смерти, погибель диавола. Сегодня люди соединились с Ангелами».. А потому можно ли нам, христианам, в такой светлый праздник оставаться во вражде на кого-либо? Можно ли не питать сердечной любви друг к другу?.. «Просветимся торжеством, – поет нам Святая Церковь, – и друг друга обымем. Рцем, братие, и ненавидящим нас простим вся Воскресением!»². Вот в каких чувствах должно совершаться наше целование. А иначе оно будет походить на Иудино лобзание.

3. Наконец, по произнесении сладостных слов Христос Воскресе! – Воистину Воскресе! – и по взаимном целовании мы дарим друг другу красные яйца. Яйцо есть знак нашего блаженного воскресения из мертвых, коего залог мы имеем в Иисусе Христе. Чтобы вам понять, каким образом яйцо служит знаком и нашего воскресения, представьте себе, что бывает с яйцом, когда оно несколько дней насиживается курицей? В таком случае из него является новое существо, жизнь которого скрыта была мертвой скорлупой. Точно так же из гроба – жилища смерти – восстал Жизнодавец, а придет время, и наши тела, действием Всемогущего Бога, по звуку трубы Архангела выйдут из сердца земли и облачатся в нетление. Вот это-то и напоминают нам яйца, которые мы дарим друг другу.

А знаете ли, откуда взялся этот обычай? Он очень древний и произошел, как говорит предание, от равноапостольной Марии Магдалины. Она, придя в Рим по Вознесении Господнем для проповедания Евангелия, предстала пред императором Тиверием и, сказав: Христос Воскресе, – поднесла ему красное яйцо. Тогда было обыкновение, чтобы бедные люди, в знак уважения к людям богатым, друзьям, благодетелям и властям, приносили им в подарок в новый год и в дни их рождения яйцо. По примеру Марии Магдалины и первые христиане стали дарить друг другу яйца в дни Светлого Христова Воскресения. А от них этот обычай перешел к нам.

Но как появился обычай дарить друг другу красные яйца? Случай к этому, по преданию, был следующий: в самый день Воскресения Христова один еврей нес в корзинке свежие яйца для продажи на рынок. По дороге повстречался ему другой еврей, который и говорит ему: «А что, друг, знаешь ли ты, какое чудо произошло в нашем городе Иерусалиме? – ведь Христос, Который умер три дня тому назад, воскрес из Гроба, и уже многие видели Его». Но еврей, несший продавать свежие яйца, отвечал ему: «Нет, не верю, чтобы Христос воскрес из Гроба: это так же невозможно, как невозможно, чтобы эти белые яйца вдруг сделались красными». Но что же? Едва он произнес эти слова, как белые яйца в корзине сделались красными. И чудо это было так поразительно для него, что он не замедлил принять христианскую веру. Весть об этом дивном событии скоро распространилась между верующими христианами, и, в воспоминание о нем, они стали дарить друг другу красные яйца. Поэтому-то, может быть, и Мария Магдалина поднесла императору Тиверию красное яйцо.

С другой стороны, красный цвет на яйцах имеет особенное значение – не погрешим, если скажем, что он означает здесь Животворящую Кровь Господа нашего Иисуса Христа. Если бы Иисус Христос не искупил нас, то мы были бы вечными пленниками ада и смерти, следовательно, не имели бы никакого основания надеяться и на будущее свое воскресение. Но мы искуплены не чем иным, как бесценною Кровию Иисуса Христа (ср.: Еф. 1,7). Следовательно, непременно и воскреснем. А так как искупление наше совершено Кровью Иисуса Христа, то, значит, и будущее наше воскресение приобретено нами тою же Кровью. Вот об этом-то и напоминает нам красный цвет на яйцах, или, точнее, он проповедует нам, что будущее наше воскресение есть плод или следствие пролития бесценной Крови Спасителем.

Вот что означает обряд христосования.

Мы должны радоваться, вспоминая тот великий и славный день, когда Господь наш Иисус Христос воскрес из Гроба и Своим Воскресением избавил и нас от смерти. Сам Бог желает, чтобы мы проводили праздник Воскресения Христова в радости и веселии, и потому нередко посылает в этот день неожиданную радость верным сынам Своим, находящимся в каких-нибудь затруднительных обстоятельствах.

В одной книге рассказывается о таком событии. Перед одним епископом оклеветали невинного священника. Незадолго до Пасхи этот священник был взят под стражу и содержался в темнице. В ночь с Великой Субботы на Светлое Воскресение священнику является Ангел Божий и говорит: «По воле Бога ты освобождаешься от сего заключения; тебе дается свобода для того, чтобы ты в твоем приходском селе в первый день Пасхи отслужил Литургию». Сказав это, Ангел вывел священника из темницы и проводил его до села. Сторож сообщил епископу об исчезновении священника из темницы, сказав, что это произошло чудесным образом, потому что ключ от замка хранился у него. Епископ послал нарочного в село поразведать, не служил ли там священник Литургию. Убедившись, что служил, епископ разгневался и решил с бесчестием вновь подвергнуть его заключению. Но Ангел Божий, после завершения службы, с согласия священника, вернул его в ту же темницу.

Епископ призывает к себе священника и слышит от него такое оправдание: «Я из темницы был освобожден и возвращен туда не своею волею. На то была воля Самого Бога, посылавшего двукратно ко мне Ангела». Епископ навел справки, не был ли кто из служащих при темнице виноват в тайном отлучении и возвращении священника. Оказалось, что никто. Убедившись, что священник напрасно терпел бесчестие, епископ простил священника и велел ему продолжать свое служение, а клеветавших на него строго наказал. Так Сам Бог заботится, чтобы в такой праздник, как Светлое Воскресение, совершалась в храме Его святая служба.

В житии преподобного Пафнутия Боровского рассказывается о том, что в монастыре, где жил преподобный, однажды ко дню Святой Пасхи, на печаль братии, не было рыбы. Святой Пафнутий сказал им в утешение: «Не скорбите об этом, Господь утешит нас». И действительно, в Великую Субботу пономарь, вышедший к разлившейся реке почерпнуть воды для Божественной службы, заметил в воде такую большую стаю рыбы, что, когда ее выловили, оказалось, что рыбы хватит всей братии на всю Пасхальную неделю. Замечательно, что рыбы в таком количестве в той реке ни прежде, ни после той Пасхи никогда не было. Кто, как не Бог, чудесно понудил эту рыбу собраться в такую густую стаю, чтобы обрадовать братию, дабы их пасхальная радость не омрачилась недостатком рыбы?¹

В житии же преподобного Венедикта повествуется об одном священнике, который, по случаю праздника Пасхи, приготовил себе обильную трапезу. Однако в видении явился ему Господь и сказал: «Вот ты много себе приготовил всего, а мой раб Венедикт, любя Меня, изнемогает от голода». Священник встал и, взяв еду, пошел искать святого Венедикта и нашел его в пещере. Они встретились с радостью. «Отче! – сказал священник святому Венедикту, – вкусим пищи с благодарностью Богу, так как ныне Пасха». «Мне ныне Пасха, – отвечал святой Венедикт, – так как я сподобился видеть тебя!» Преподобный, живя далеко от людей, не знал, что в это время был праздник Пасхи. «Сегодня, – сказал священник, – поистине праздник Воскресения Господня, и тебе не должно поститься. Я на это и послан к тебе Господом». Вкусив пищи вместе со святым подвижником, священник возвратился в свое селение.

В 1821 году в Нижнем Новгороде девица Ирина была так больна, что не могла ни видеть, ни говорить, ни ходить. Когда нужно было идти ей куда-нибудь, ее носили на руках, пищу брала она из посторонних рук; если что нужно было ей попросить, то она стучала рукой или же просто мычала. Но в первый день Светлого Воскресения Христова несчастная страдалица вдруг почувствовала силу в ногах, облегчение в голове, свет в глазах, свободу в языке и способность слышать. Потом она рассказывала, что за несколько дней до Светлого Воскресения Христова ей во сне было видение. В некоем прекрасном храме она увидела двух мужей: Иоанна Крестителя и какого-то другого Мужа в прекрасном архиерейском облачении. Этот Муж повелел ей приблизиться к Нему; со страхом пала она к стопам Его и заметила на ногах и руках Его по глубокой ране. Он благословил ее и сказал: «Страдания твои кончились; в день Воскресения Моего ты будешь здорова!» В день Пасхи Ирина Андреева снова увидела во сне прекрасную Ч Деву, Которая, обратившись к ней с обыкновенным пасхальным приветствием «Христос Воскресе!», тотчас же внезапно скрылась. Проснувшись после этого видения, Ч больная почувствовала себя совершенно здоровой и на к другой же день праздника Пасхи была уже в церкви на Божественной литургии и благодарственном молебне, Ч заказанном ею за чудесное исцеление.

22 апреля 1823 года, в первый день Святой Пасхи, после заутрени, в городе Киеве совершилось чудо исцеления глухонемого послушника Максима. К вечеру Великой Субботы, по исполнении своих послушнических работ, Максим пошел в большую Лаврскую церковь. Его начал одолевать сон, и он из церкви отправился в просфорню поспать. Но лишь только он задремал, как пред ним предстала Жена в белом одеянии и приказала ему снова идти в церковь. Пробудившись, Максим отправился в церковь, но его опять стало клонить ко сну, и он вернулся в просфорню. Но едва заснул, как был разбужен Той же Женой, вероятно Богородицей. Это повторилось и в третий раз. Тогда, придя в церковь и став пред иконою Пресвятой Богородицы, Максим услышал пение пасхального тропаря «Христос Воскресе» и увидел Жену в светлом одеянии, что являлась ему в просфорне. Она три раза повелела ему говорить «Воистину Воскресе!». Наконец, на его молчание дунула ему в лицо и скрылась, а Максим в ту же минуту выговорил «Воистину Воскресе!». По окончании утреннего пения Максим с радостью рассказал всем о совершившемся чуде!.. Замечательно, что за год до чудесного возвращения Максиму дара слова силой Божией ему чудесно открыт был и слух, и также перед первым утренним пасхальным пением¹ .

В 1838 году с понедельника на вторник Светлой недели вдова Анисия Степанова, бывшая настолько глухой, что даже не слышала колокольного звона, пришла в московскую Неопалимовскую церковь помолиться перед иконой Богоматери, именуемой «Нечаянная Радость». Во время молебна перед этой иконой она ясно услышала пение пасхального тропаря «Христос Воскресе» и «к Богородице прилежно ныне притецем», – с того времени глухота более уже не возвращалась к ней.

Итак, Сам Бог желает, чтобы в день славного Воскресения Единородного Сына Его все люди радовались и чтобы не было у них печалей и скорбен. Ныне Христос восстал – веселие вечное! Христос воскрес и нас воскресит для вечноблаженной жизни с Ним на небе. Он даровал нам Живот Вечный – вот причина радости и торжества нынешнего Светлого праздника! Обойдите все города, селения, деревни – и вы везде увидите, что в дни этого праздника радуются все: знатные и незнатные, богатые и бедные, старые и малые, родные и чужие, знакомые и незнакомые, друзья и враги, – все, все приветствуют восторженно друг друга с радостью о Воскресении Христа. Возрадуемся же и возвеселимся и мы чистой и святой радостью, искренним, сердечным весельем. Радость наша от веры нашей и теперь неописуемая; какова же будет радость, когда мы увидим в будущей жизни Самого Господа? Это будет радость всех радостей!

После Воскресения иисуса Христа Свято Живущим Людям смерть на страшна

Воскрес Христос и Своей смертью попрал смерть, и она потеряла свое значение. Верующие в Иисуса Христа встречают ее теперь с радостью и весельем. Я больше всего желаю разрешиться от тела и водвориться у Господа, говорит о себе святой апостол Павел (ср.: 2Кор. 5, 8). «Смерть мне не страшна; она скорее соединит меня со Христом», – говорили о себе святители Василий Великий и Иоанн Златоуст.

Почему это? Потому что с Воскресением Христовым души, истинно верующие во Иисуса Христа, не идут во ад, ибо Воскресший Христос открыл всем двери рая в Царство Небесное. Многим святым угодникам было открыто, что души праведников, по разлучении от тела, были тотчас отнесены Ангелами в Царство Небесное. Так, например, в житии преподобного Антония Великого рассказывается, что в одно время, когда он шел в пустыне, увидел сонм Ангелов и лики апостолов и между ними преподобного Павла Фивейского, восходящего на небо.

Святитель Григорий Двоеслов рассказывает, что однажды святой Венедикт встал ночью на молитву: в самую полночь он увидел свет, который так блистал, что ночь стала светлее дня. Со вниманием взирая на тот свет, он увидел в огненном сиянии душу епископа Германа, несомую Ангелами на небо.

Также и когда преподобный Иоанникий преставился, иноки видели душу его, возносимую Ангелами на небо.

Подобное говорится и о преподобном Макарии Египетском.

Что действительно Воскресением Христовым смерть умерщвлена и потеряла свою силу, видно из тех чудесных действий, которые являли в своей жизни люди святые.

Так, святые апостолы воскрешали умерших: например, святой апостол Петр воскресил Тавифу ради того добра, которое она делала бедным; апостол Павел воскресил юношу Евтиха, упавшего из окна; преподобный Макарий Египетский воскресил мужа одной женщины, чтобы спросить его о сокрытом залоге, просил также одного убитого, чтобы он подтвердил невинность оклеветанного в убийстве, и тот дал свой ответ. Преподобный Патермуфий однажды вопросил уже умершего инока, что лучше для него: умерши, жить со Христом или возвратиться и жить в теле, – на что он, воскресши, сказал: «Зачем ты воскресил меня? Для меня гораздо лучше жить со Христом; в теле жить не хочу». «Спи же и молись о мне Господу», – сказал Патермуфий.

Пасха христианская всегда совершалась со всею торжественностью. Еще христиане не имели храмов, гонимые язычниками, сокрывали свое богослужение в вертепах и пропастях земных, но воспоминание Воскресения Христова было уже причиной торжества столь светлого и продолжительного, что один из древних защитников христианства (Тертуллиан) говорил для всех язычников: «Ваши праздники, взятые все вместе, не могут сравниться продолжением своим с одною Пасхою христианскою».

В самом деле, Воскресение Господа нашего само по себе есть торжество торжеств и праздников праздник. Оно есть высочайшее торжество веры, ибо им утверждена, возвышена, обожжена вера наша; есть высочайшее торжество добродетели, ибо в нем самая чистейшая добродетель восторжествовала над величайшим искушением; есть высочайшее торжество упования, ибо служит вернейшим залогом обетовании самых величественных.

I. Воскресение Иисуса Христа есть высочайшее торжество веры. Апостол Павел, один из первейших проповедников веры, написал коринфским ученикам своим: аще же Христос не воста, тще убо проповедание наше, тща же и вера ваша (1Кор. 15, 14). То есть ежели Христос не воскрес, то все истины нашей веры теряют свою силу, Евангелие и проповедь не имеют более достоинства, все христианство есть праздное имя.

Мысль разительная, но совершенно истинная, неоспоримая! Ибо на чем основана вся вера наша? Наздани бывше, отвечает святой Павел, на основании апостол и пророк, сущу краеуголъну Самому Иисусу Христу (Еф. 2, 20). Воскресший Иисус есть краеугольный камень нашей веры, Он есть Посланник и Святитель исповедания нашего (ср.: Евр. 3, 1), но почему сей камень, пренебреженный зиждущими, соделался для нас во главу угла и дивен во очию нашею? (ср.: Мф. 21, 42). Почему мы признаем в нем Христа, Божию силу и Божию премудрость? (1Кор. 1, 24). У нас есть на это весьма много доказательств, но все они были бы недостаточны без Воскресения Господа нашего.

Вообразим, что мы принадлежим к числу людей, кои следовали за Господом от начала до конца Его земного служения, слышали все беседы Его, видели все дела, Им совершенные. Доколе Он отверзал очи слепых, воскрешал мертвых, мы, конечно, спокойно следовали бы за Ним, восклицали бы вместе с апостолами: Ты еси Христос, Сын Бога живаго! (Ин. 6, 69). Но вот наступает ужасный час страданий: ученик предает Его, безумная синагога отвергает как льстеца, неразумный Пилат осуждает как возмутителя; Иисус – чаяние наше – возносится на Крест вместе со злодеями; Сам Отец оставляет Его, Он умирает в муках, погребается; самый гроб Его запечатан печатью Каиафы. Что было бы тогда с нами, с нашею верою, если бы Он не воскрес? Мы же надеяхомся, яко Сей есть хотя избавити Израиля, но и над всеми сими (Лк. 24, 21) Он остался во гробе: вот что сказал бы каждый из нас.

В самом деле, никак нельзя думать, чтобы наша вера оказалась тогда тверже веры апостолов. Но что случилось с ними по смерти Господа? Не все ли они поколебались было в своем веровании в Него? А без сей уверенности вышли бы они на всемирную проповедь и отдали бы за истину ее жизнь свою? А без их проповеди обратился бы мир, погруженный во тьму язычества, к вере христианской?

И что бы апостолы начали проповедовать без Воскресения своего Учителя? Как бы они сказали: Веруяй в Сына Божия имат живот вечный (ср.: Ин. 3, 36), когда Сам Сын Божий остался бы мертвым? Как бы они сказали: Христос вчера и днесь Тойже, и во веки (Евр. 13, 8), когда бы всякий знал, что Он прежде был жив, а потом умер и не воскрес?

Таким образом, без Воскресения Иисуса Христа гроб Его был бы вместе и гробом веры христианской: потому что все прежде веровавшие в Него перестали бы верить; потому что никто не принял бы на себя труда проповедовать веру в Того, кто умер и не воскрес; потому, наконец, что проповедь эта сама по себе не стоила бы доверия.

Но теперь гроб Иисуса Христа есть святилище, в коем совершилось торжество веры христианской. Не напрасно Сам Иисус Христос, когда иудеи требовали от Него новых чудес в удостоверение, что Он есть Единородный Сын Божий, отвечал, что другого знамения не дастся им, кроме знамения Ионы пророка (Мф. 12, 39–40), т. е. Воскресения; не напрасно, отходя на страдания Свои, Он изрек, что наступает время, когда прославится Сын Человеческий (ср.: Ин. 13, 31). В Своем Воскресении Он подлинно прославился, но, по замечанию апостола Павла¹, уже не яко пророк, ниже яко Сын Человеческий или Мессия, но яко Сын Божий, в Коем обитает вся полнота Божества (ср.: Кол. 2, 9).

Кто не узнает Сына Божия в Воскресшем Иисусе?

В каком благолепии является теперь самый Крест Христов, на котором вместе с Иисусом распята была, можно сказать, самая вера! Кто не видит, что это знамение проклятия для других – для Иисуса было жертвенником, на коем принесена всемирная жертва; что Бог принял эту жертву в воню благоухания; что Агнец закланный достоин принты честь и славу (ср.: Апок. 5, 12).

После сего что может поколебать веру нашу, когда сама смерть и ад не одолели ее в лице Начальника и Совершителя веры? Я знаю, восклицал некогда апостол Павел, я знаю, в Кого верую – знаю, что Спаситель мой есть Бог, Который силен сохранить залог спасения .моего до Своего славного пришествия (ср.: 2Тим. 1, 12).

П. Воскресение Иисуса Христа есть высочайшее торжество добродетели. Добродетель, гонимая на земле, никогда не оставляла совершенно лица земли, являясь в избранных Божиих, кои сияли, яко светила в мире (ср.: Флп. 2, 15). Но какая была участь их? Камением побиени быша, претрени быша... убийством меча умроша, проидоша в милотех... лишены, скорбяще, озлоблена (Евр. 11, 37). И сколько раз слышался глас жалобы и печали: что путь нечестивых спеется (см.: Иер. 12, 1), праведники же пожинаются яко класы.

Промысл оправдывал иногда пути свои; не раз пред лицом всего мира, вменяющего житие праведных в посмех, добродетель торжествовала над пороком; не раз, повергаемые в горнило искушений, праведники выходили из него, яко злато чисто, не только пред очами Божиими, но и пред очами врагов своих. Но торжество добродетели всегда оставалось неполно; поскольку и добродетель сынов человеческих всегда несовершенна, нечиста. Между тем для посрамления торжества мира суетного надлежало явить полное торжество добродетели. Для сего требовалась чистейшая добродетель, величайшее искушение и всесовершенная слава.

Таково Воскресение Иисуса Христа! Что была вся Его жизнь, как не единое непрерывное служение Богу и ближним? Между тем какой праведник был посрамлен, презрен, умучен более Иисуса Христа?

Но зрите торжество благочестия в лице Воскресшего! Он смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя. Темже и Бог Его превознесе, и дарова Ему имя, еже паче всякого имени, да о имени Иисусове всяко колено поклонится небесных и земных и преисподних! (Флп. 2, 8–10). Он богат сый, обнищал для нас (ср.: 2Кор. 8, 9), не имел где главы подклонить (ср.: Мф. 8, 20). И вот предана Ему всякая власть на небеси и на земли! (Мф. 28, 18). Он из любви к ближним отдал душу Свою: и вот души всех сынов человеческих предаются Ему во власть, яко Искупителю и Судии!

И это еще только видимые для нас следы торжества невидимого. Если бы мы, по обещанию Спасителя, узрели небо отверстым (Ин. 1, 51), какое бы торжество добродетелей открылось в лице Его пред очами нашими! Там увидели бы мы Сына Человеческого, за приятие смерти венчанного славою и честью (см.: Евр. 2, 9), увидели бы двадцать четыре старца, повергающих венцы свои пред Агнцем закланным (см.: Апок. 4, 10), увидели бы сонмы Ангелов, не восходящих уже и нисходящих к Сыну Человеческому (см.: Ин. 1,51), а закрывающих лица свои от неприступной славы Его лица.

Какое же сердце, любящее добродетель, может не радоваться при таком торжестве Сына Человеческого? Это торжество истинно всемирное, в коем может участвовать самый язычник. Пусть он не верит в Божество Иисуса Христа; довольно, если он верит в Бога и добродетель, дабы радоваться о том, что Святейший из сынов человеческих столь величественно награжден ныне самим небом. Правосудный Бог показал в Воскресении Иисуса Христа, как Он прославляет любящих Его, показал пред всем родом человеческим, что Он никогда не забывает труда любое, подъятого во имя Его (Евр. 6, 10), и что все торжества мира суть ничто пред торжеством праведника.

III. Воскресение Иисуса Христа есть высочайшее торжество упования. Для угнетенного всякого рода бедствиями смертного рода человеческого ничего не может быть нужнее, как прозрение оком упования в ту страну, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания. – И действительно, мысли и желания человеческие во все времена и у всех народов устремлялись за пределы сей жизни.

Но кто мог рассеять мрак гроба, ниспровергнуть эту преграду? Являлись мудрецы, но, приходя от земли (ср.: Ин. 3, 31), о земле и говорили; хвалились, что «свели философию с неба», а на небо не возвели ни одного человека. Приходили пророки, наставляли, обличали, утешали, но потом сами умирали, не прияв обетования (см.: Евр. 11, 39). Над всем родом человеческим царствовала смерть с такою свирепостью, что во время Иисуса Христа не только многие из мудрецов языческих, но даже великая часть народа Божия отвергла всякую надежду на бессмертие, глаголя не быти воскресению (Мф. 22, 23).

Надлежало восставить падшую надежду и явить пред лицом всего мира, что только тело человека возвращается в землю, а дух возвращается к Богу, Иже даде его (ср.: Еккл. 12, 7). И вот в Воскресении Спасителя совершается торжество надежды.

Гроб и смерть были виною страха и отчаяния человеческого: Премудрость Божия гроб обращает в источник надежды. Смерть принуждает быть проводницею бессмертия. Ибо для чего другого служит теперь Гроб Иисуса Христа, как не в доказательство того, что и все гробы некогда опустеют и отдадут мертвецов своих? – К чему послужила смерть Иисуса Христа, как не к уверенности, что смерть есть только страж, который хранит то, что ему предано, хранит дотоле, доколе угодно Господу жизни, и что во власти сего стража находится только бренный состав наш, а не дух, совершенно не знающий гроба и смерти!

Торжество самое верное. Решительно должно сказать, что все доказательства бессмертия, употребляемые разумом, не имеют столько силы, сколько заключается ее в одном Воскресении Иисуса Христа. Верить сему Воскресению и сомневаться в нашем воскресении есть совершенное противоречие. Аще Христос воста, како глаголют нецыи, яко воскресения мертвых несть? Аще воскресения мертвых несть, то ни Христос воста (ср.: 1Кор. 15, 12–13). В самом деле, Христос есть Глава верующих: когда воскресла Глава, то как могут остаться мертвыми прочие члены?

Торжество полное. Надежда на бессмертие духа человеческого, хотя слабая, и прежде была в роде человеческом. Воскресение Иисуса Христа, утверждая эту надежду, расширило ее область, показав, что не только дух человеческий не умирает, но и тело соделается некогда бессмертным, что наступит день, когда и сие тленное облечется нетлением, и сие мертвенное пожерто будет животом, что, по уверению Апостола, настанет время, когда Христос преобразит тело смирения нашего, яко быта сему сообразну телу славы Его (Флп. 3, 21).

Да будет же благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, Иже по мнозей Своей милости порожден нас во упование живо воскресением Иисус Христовым от мертвых (1Пет. 1,3). Господь, Сам Господь сотворил день сей, да возрадуемся и возвеселимся в онь! Воистину он есть праздников праздник и торжество торжеств: торжество веры, добродетели и упования.

Сошествие во ад и Воскресение Христово имеют важное значение в деле спасения людей.

Святитель Филарет, митрополит Московский писал: «Надобно ли основать веру, сотворить надежду, воспламенить любовь, просветить мудрость, воскресить молитву, низвести благодать, уничтожить бедствие, смерть, зло, дать жизненность жизни, сделать, чтобы блаженство было не мечта, но существенность, слава – не призрак, но вечная молния вечного света, все озаряющая и никого не поражающая? – На все сие найдется довольно силы в одном чудодейственном слове: Христос Воскресе».

«Что ад после того, как, по сошествии во ад, Христос Воскресе? Крепость, в которую под видом пленника вошел победитель; темница, у которой врата сокрушены и стражи рассеяны; вот подлинно, по изображению Христову, чудовище, которое поглотило сверженного с корабля пророка; но вместо того, чтобы пожрать и истребить его, сделалось для него другим, хотя не столь покойным, кораблем, чтобы вывести его на брег жизни и безопасности. Теперь становится понятным, как надеялся некто через самый ад пройти безопасно: аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси (Пс. 22, 4), – Ты, Который для нас сошел с неба, подобно нам, ходил по земле и, подобно нам, нисшел в сень смертную, дабы и оттоле проложить Твоим последователям путь во свет жизни».

«Теперь, когда Христос Воскресе, чем оказывается земля? – Она есть рассадник для неба; кратковременная и разрушением оканчивающаяся жизнь человека в теле есть начинающаяся жизнь птенца в яйце, которому, по сокрушении скорлупы, открывается высший и обширнейший круг жизни; надобно только, чтобы зародыш птенца объят, проникнут и возбужден был материнскою теплотою крова, то есть надобно, чтобы зародыш небесной жизни в человеке объят, проникнут и возбужден был Животворящей силою Крови Христовой».

«Теперь, когда Христос» Воскресе, и когда Ему, яко Богочеловеку, дадеся... всяка власть на небеси и на земли (ср.: Мф. 28, 18), не только небо сделалось досязаемым, но даже соединилось с землею так, что трудно найти между ними предел и различие; яко и на земли является Божество, и на небеси человечество; Ангелы, которых Иаков видал восходящих и нисходящих по лестнице небесной, теперь сонмами ходят по земли, как вестники Сына Человеческого, который владычествует на Небеси»

Как ежегодно по окончании зимы и при наступлении весны, ежегодно при приближении солнца к нашей земле всегда бывает великая перемена. Именно силою сего приблизившегося к земле великого светила вся природа воскресает, все земные вещи – и растения, и некоторые животные, как бы полумертвые, а иногда и действительно мертвые – оживают и получают новые силы к действованию, и при этих новых силах новое растение и новое плодотворение проявляют. Таким видимым образом, и по прошествии зимы последних антихристовых скорбей, и при Втором Пришествии Господа нашего Иисуса Христа, истинного Богочеловека, в мир сей, при возвращении Великого духовного Светила, Солнца Правды, в полном сиянии и свете, в неизреченном великолепии и славе, – так вот, при возвращении сего Светила к нашему земному кругу все человеческие мертвые тела сокровенною силою Его оживут, воскреснут, восстанут; новый вид, новую жизнь и новые действия получат.

Но что такое есть воскресение мертвых, в чем будет состоять существенность его – на это мы не можем дать лучшего рассуждения и иметь яснейшего свидетельства и достовернейшего доказательства, чем пример Воскресения Самого же Спасителя нашего Иисуса Христа. Он воскресением Своим доказал, что и наше воскресение возможно и, без сомнения, будет; Он учением Своим изъявил, когда оно будет; Его же Самого пример может научить нас, что оно такое будет.

Итак, чтобы нам узнать, в чем будет состоять наше воскресение, рассмотрим, в чем состояло славное Воскресение Христово.

Воскресение Христово в том состояло, что Он, как совершенный человек, будучи предан от Иуды, мучен и распят от иудеев, умерши на Кресте, снят со древа и положен во гроб, – что Он, после Своей смерти бывши по Божеству со Отцем на небеси, человеческою душою во аде, а мертвым телом во гробе, явил Свою Божественную силу, – что Он, паки вышедши душою из ада и выведши с Собою бывших во аде и с верою ожидавших Его, соединил душу Свою с телом Своим, по трех днях оживил оное, восставил, воскресил силою Божества Своего, – Он, воскресив плоть Свою и соединив с Божеством, паки явил Себя истинным Богочеловеком.

Восставил же Он из гроба плоть Свою уже не такою, какова она была прежде, но гораздо более благородною и величественною, восставил совсем в преображенном виде. Плоть Его прежде, как и прочих человеков, была подвержена земной чувственности и земным склонностям, хотя Он и не последовал чувственности, но владел ею; после же смерти и после Воскресения чувственность эта отпала, и земные склонности существовать в ней перестали и уничтожились. Плоть Его прежде была видима, осязаема, груба; в Воскресении же она стала невидимою, тончайшею; из земной и плотской – стала Телом небесным, духовным; выражаясь кратко, плоть могла быть и видима, и осязаема учениками – и невидима, неосязаема, грубыми телами неодержима, всюду проходна; она имела вид плоти и костей, когда осязал ее Фома, имела вид и духа, когда пришел Господь к ученикам Зверем затворенным (ср.: Ин. 20, 19). Плоть Его прежде была тленна, немощна, душевна, страданиям и смерти подвержена: в Воскресении же восстала нетленною, сильною, бессмертною, славною, духовною (см.: 1Кор. 15, 42–44), прославленною, в Божественный свет облеченною, словом, такою, которая совершенно способна была вознестись с Божеством Сына на небеса, вступить в ангельские, бесплотным духам приличные места и сесть одесную Самого Небесного Отца.

Вот в чем состояло Воскресение Господа нашего Иисуса Христа! А когда Его Воскресение в таких состояло действиях, то весьма правильное, можно сказать, из того заключение, что и наше воскресение будет состоять в подобной перемене и в подобных действиях.

И именно: когда паки воссияет Солнце Правды на горизонте сего видимого мира, когда паки приидет Господь наш Иисус Христос на землю – приидет или наградить, или наказать каждого по делам его, приидет и повелит святым Ангелам трубным гласом воззвати мертвых; тогда так, как при начале мира, по произнесении устами Божиими вседействующего слова сего: да будет, да будет свет, и все вещи, и всё, и – быст (Быт. 1,3), все вещи явились, все из небытия в бытие произошли и существование получили, – тогда, говорю, после ангельского трубного гласа силою Всемогущего Бога все от начала мира умерших человеков тела, земле преданные, согнившие, на стихии свои разделившиеся, в огонь, в воду, в воздух и в землю преобразившиеся; тела, в воде потонувшие и в огне сгоревшие, все мертвые тела, малые и великие, мужские и женские, снова составятся из тех частей, которые прежде имели и на которые разделились; ибо отдадут стихии взятые от них части – и огонь, и море, и смерть, и ад отдадут мертвецы своя, все сухие кости получат жилы, облекутся плотию, оживотворятся духом, соединятся паки с душами своими, с которыми разлучились при смерти, соединятся и восстанут из гробов, воскреснут мертвые, и изыдут, и станут пред Престолом нелицеприемного Судии, воскреснут и Суд приимут от написаных в книгах по делом своим (ср.: Апок. 20, 12).

Воскреснут мертвые, восстанут умершие тела; но восстанут не в таком виде, в каком они находятся ныне от падения. Ныне они грубы, тверды, тяжестны, тленны, немощны, смертны, видимы, земны; но восстанут в общее всех воскресение совсем в другом виде, в виде, отличном от сего. Они вместо грубых будут утонченными, вместо твердых прозрачными и всюду проходимыми, вместо тяжелых легкими, скоро парящими, так что в единое мгновение ока они от всех стран вселенной, яко же орли, соберутся пред Престолом Божиим. Они вместо тленных будут нетленными, вместо немощных сильными, вместо смертных бессмертными, вместо видимых телесными очами невидимыми, вместо земных и плотских точно небесными и духовными.

Однако же, при всей такой перемене своей, они будут не привидениями какими и не духами, но будут истинными телами, виды тех же человеков имеющими; а только будут они истинными телами духовными. Ибо апостол Павел, свидетельствуя о воскресении мертвых, говорит: сеется теперь в тление: востает в нетлении, сеется не в честь, востает в славе: сеется в немощи, востает в силе: сеется тело душевное, плотское, востает тело духовное. Есть тело душевное, и есть тело духовное (1Кор. 15, 42–44).

В этом-то будет состоять воскресение наше! Оно будет состоять в той перемене, что тела наши из мертвых воскреснут, оживут, восстанут из гробов, изыдут из земли; они из грубых, земных, тленных, смертных, плотских сделаются тончайшими, как бы совершенно небесными, нетленными, бессмертными, духовными.

И в этой перемене будут участвовать не только мертвые, от начала мира и до того времени умершие люди, но и живые, те, которые живыми останутся в сей последний час, те, которых в живых постигнет Страшный день Господень. Ибо живые, которые дожили и дождались Второго славного Пришествия Христова, уже не умрут в то время: смерти бо уже не будет. Но так как невозможно им будет с грубою плотию своею вступить в духовное Царство, то для сего вместо наружной смерти воспоследует в наружном человеке их следующая за всеобщим воскресением перемена: когда живые так же, как и мертвые, услышат трубный ангельский глас, услышат громогласную весть последнего часа, – тогда, как мертвые, яко от сна, восстанут и увидят себя совсем в другом виде, во образе духовных существ, так и живые, как бы от малого сна воспрянув, увидят себя совершенно в другом образе, в другом положении и в других чувствованиях. Все живые хотя в то время уже и не умрут, однако же изменятся; вси таковые не уснут, оси же изменятся (ср.: 1Кор. 15, 51).

Это грубое тело, как толстая одежда, тогда как бы спадет, и плоть сделается утонченною, чувственность вся отойдет, плотские похоти уничтожатся, страстные склонности действовать перестанут; и таким образом, живые без смерти увидят на себе смерть, не умерши узрят себя и по наружной части своей, по самому телу новыми человеками, духовными тварями. Ибо их тела, отложив плотские склонности, скинув с себя чувственность и тление, облекутся в нетление; оставив мертвенность, восприимут бессмертие и так же, как и мертвых телеса, сделаются духовными, всюду проходными и способными к вечному пребыванию в духовном царстве.

Русский игумен Даниил, в XII веке путешествовавший на Святую землю, так описывает встречу Светлого праздника пред Гробом Господним.

«В Великую Субботу, в шестом часу дня, собирается бесчисленное множество людей к церкви Воскресения Христова. Приходят туземцы и пришельцы из других стран – из Вавилона, Египта, Антиохии. Все собираются туда в тот день в несказанном множестве и наполняют место около храма Гроба Господня. Большая теснота бывает тогда в церкви: многие и задыхаются от тесноты. – И все эти поклонники стоят с невозжженными свечами и ждут, когда отворятся двери церкви. – Вот они отворяются, и все входят в церковь, пробиваясь с усилием и тесня друг друга, наполняют всю церковь и притворы. Везде бывает много народа – и в церкви, и вне церкви, и около Голгофы и лобного места – вплоть до того места, где найден Крест Господень. И весь народ молится одною только молитвою: «Господи, помилуй». Так громки бывают эти возгласы, что земля стонет и колеблется на всем этом пространстве от вопля народного. Люди, истинно верующие, плачут в то время от умиления, и даже тот, у кого сердце окаменело, и тот чувствует стыд, припоминает грехи свои и говорит сам себе: «Неужели по грехам моим не снидет ныне Свет Святой?» Так стояли все верные со слезами и в сердечном сокрушении. Вдруг после девятого часа нашла небольшая туча с востока и стала над церковью (а церковь не покрыта крышею), и дождь пошел над Гробом святым и сильно смочил тех, которые стояли близ Гроба. Тогда внезапно воссиял свет во Святом Гробе, и распространилось из Святого Гроба Господня светлое сияние, на которое все смотрели со страхом.

Епископ с четырьмя диаконами приступили и отворили двери Гроба. И, взяв свечу, епископ вошел в Гроб, зажег ее от этого Святого Света и вынес из Гроба; от этой свечи мы все зажгли свои свечи. Свет же Святой не похож на земной, но как-то иначе, удивительно светло сияет; и пламя его красно, как киноварь. Так все люди стоят с горящими свещами и неумолчно молятся: «Господи, помилуй», в великой радости и восхищении смотря на Свет Божий.

Кто никогда не был свидетелем этой радости светлого дня, тот, может быть, и не поверит рассказу, но тот, кто верит малому, поверит и великому чуду; а для злого человека и истина показывается несправедливою. Потом пошли все из церкви в великой радости с горящими свечами, и всякий наблюдал за своей свечой, чтобы ветер не потушил ее. Этим Святым Светом зажигают богомольцы свечи в своих церквах и кончают вечернее пение каждый в своей церкви; и мы с игуменом и братией возвратились в свой монастырь, неся горящие свечи, и там, кончив вечернее пение, разошлись по кельям, вознося хвалы Богу, сподобившему нас видеть такую благодать. А наутро, в день Светлого Воскресения, отслужив заутреню, обыкновенным образом, после целования с игуменом и с братией и после отпуста – в первый час дня – пошли ко Гробу Господню при пении кондака: «Аще и во гроб снизшел еси Бессмертие», и, войдя в самый Гроб, облобызали его с искреннею любовию и слезами»

Никакой храм в мире не привлекает к себе столько богомольцев со всех стран света, как Иерусалимский храм Святого Гроба Господня. Построенный святым равноапостольным царем Константином и его святою матерью, равноапостольною Еленою, этот храм много раз подвергался опустошению, особенно пострадал он от страшного пожара в 1808 году, когда обрушились его главные своды и погибли в пламени все украшения, но основание, большая часть стен уцелели от времен царя Константина доныне.

В храм ведут двойные входные врата. Из них одни замурованы, а другие запираются на ночь турками, которые, для охраны порядка, в течение дня неотлучно находятся в церкви, у самых дверей. Первая святыня, которую видят поклонники при входе в храм, прямо против дверей, в нескольких шагах от них, – это Камень помазания, на котором Иосиф и Никодим повили пеленами и умастили ароматами Пречистое Тело Господа Иисуса по снятии Его со Креста. Камень этот покрыт ныне мраморною плитою розового цвета; над ним балдахин на четырех столбах, под сенью которого висит много неугасимых лампад, а по углам стоят большие подсвечники. Отсюда поклонников ведут налево, в западную часть храма, которая представляет величественную ротонду, т. е. круг, из 18 пилястр (или четырехугольных столбов), соединенных арками, в два этажа. На этих пилястрах покоится огромный купол, а посреди ротонды стоит небольшая часовня из желтого мрамора, называемая Кувуклия. В этой часовне и помещается неоцененное сокровище – Гроб Господень, или та пещера, в которой был погребен Спаситель наш Иисус Христос. От живоносного Гроба проходят мимо Камня помазания на Голгофу, на которой Единородный Сын Божий пострадал и умер, яко человек, за всех нас, грешных сынов Адамовых, заклан был на Кресте, яко Агнец непорочный, взявший на Себя грехи всего мира...

Святая гора Голгофа занимает юго-восточную часть храма Гроба Господня. Эта священная скала во времена Спасителя находилась за стеной городской, о чем говорит и Апостол: вне врат пострадати изволил Господь (Евр. 13, 12). Около скалы Голгофской расположен был и сад Иосифа Аримафейского: бе же на месте, ид еже распятся, вертоград, как сказано в Евангелии от Иоанна, и в вертограде гроб нов (Ин. 19, 41); посему и теперь Гроб Господень и скала Голгофская находятся в одном и том же храме Воскресения. Скала обложена камнем, на нее восходят по 28 ступеням. На верху Голгофы – церковь, разделенная на две половины, как бы две церкви; в одну, где был водружен Крест Господень, свет проникает с запада, изнутри храма, – эта часть принадлежит грекам. Другая половина, южная, где Господь наш Иисус Христос был распят на Кресте; здесь служат латины. Престол греческий из белого мрамора; он стоит открыто; в передней стороне сделана выемка, так что человек, став на колени, может легко наклониться под престол, где и находится то самое место, на котором утвержден был Животворящий Крест Господень. При пении священных песней: «Приидите, вернии, Животворящему древу поклонимся, на нем же Христос, Царь Славы, волею руце распростер... Днесь пророческое исполнися слово, се бо поклоняемся на месте, идеже стоясте нози Твои, Господи...», благочестивые поклонники восходят на Голгофу, со страхом и любовию припадают к сему священному отверстию и с горячими слезами сокрушения сердечного лобызают края священной скалы, обложенные серебром, с чеканным изображением страстей Господних...

За престолом, на возвышенном мраморном помосте, стоит величественное, во весь рост, Распятие Господне: Животворящая Кровь как бы струится из пречистых язв Господа на Голгофу; Кресту предстоят, пораженные глубокою скорбию, Пречистая Матерь Его и возлюбленный ученик Иоанн... За Крестом к стене прислонен иконостас с изображением страстей Господних, а сверху висит множество неугасимых лампад, возжженных от усердия благочестивых христиан из всех стран и народов земных... А вот, направо и налево от Креста Господня, немного позади его, на мраморе видны два черных круга: это места, где были водружены кресты распятых со Христом разбойников. По преданию, распятый Спаситель был обращен лицом на запад, так что крест распятого одесную Его благоразумного разбойника находился на северной стороне, а между ним и Крестом Господним стояла наша Заступница и Ходатаица за всех грешников, Пресвятая Богородица. В правой стороне от престола Голгофского видна глубокая трещина, образовавшаяся во время землетрясения, когда Господь испустил Дух Свой на Кресте. Эта трещина проходит сквозь всю скалу Голгофскую и замечательна тем, что камень расселся не по слоям скалы, а поперек их, чего никогда не бывает при обычном землетрясении. Ясно, что землетрясение во время смерти Спасителя не было обыкновенным действием природы, но особенным чудом Божиим для вразумления жестокосердных иудеев.

Под Голгофою есть небольшой пещерный храм; здесь, по преданию, был погребен иерусалимский царь – Мелхиседек, ветхозаветный священник Бога Вышнего. Во глубине сей пещеры стоит престол во имя Предтечи Господня и нашего праотца Адама; за престолом, сквозь железную решетку, при свете неугасимой лампады, видна все та же расселина скалы; тут, по древнему преданию, сохранившемуся в писаниях многих святых отцов, была погребена глава Адамова, отчего и самая скала получила название Голгофа, что значит: лобное место. И вот, говорит предание, когда воин ударил копьем в пречистое ребро Второго Адама – Господа нашего, то Святая Кровь и вода, истекшие из ребра, прошли сквозь трещину Голгофской скалы и омыли главу первозданного Адама. Согласно с этим преданием, в нашей Православной Церкви, при изображении Распятия Господня, всегда под Крестом изображается и череп человеческий, лежащий на двух крестообразно сложенных костях.

С Голгофы паломники сходят вниз, за алтарь главного храма Воскресения. Тут, в темной полукруглой галерее, находится несколько малых приделов и сход в подземные церкви. Первый от Голгофы придел принадлежит грекам; он называется приделом Поругания и Тернового венца. В этом алтаре, под престолом, находится часть столпа из серого мрамора, на котором сидел Господь наш, когда воины ругались над Ним в претории Пилата. Тут же в стене, за стеклом и за решеткой, сохраняется часть тернового венца; две неугасимые лампады освещают таинственный мрак этого придела.

Рядом с этим приделом – дверь в подземную церковь святых равноапостольных Константина и Елены, куда спускаются по 33 ступеням. Эта церковь ископана в природной скале в то время, когда царица Елена искала здесь Животворящий Крест Господень; место обширное, шагов 30 в длину и столько же в ширину; купол поддерживают четыре толстые колонны. Владеют этой церковью армяне. По правую сторону алтаря есть каменное седалище, где, по преданию, находилась святая царица Елена в то время, когда отыскивали Крест; тут же сходят еще 13 ступенями в пещеру, где закопан был Святой Крест в продолжение трехсот лет, здесь-то и найдены были три креста: один – Господень, а два – разбойников, распятых со Христом. Самое место обретения Креста принадлежит православным; оно выложено разноцветным мрамором; посредине – изображение Креста. По выходе отсюда опять в галерею, окружающую алтарь храма Воскресения, поклонники вступают в придел Разделения риз, принадлежащий православным. Далее – придел Лонгина Сотника, принадлежащий армянам. По армянскому преданию, Лонгин был родом из Армении; он пронзил копнем пречистые ребра распятого Спасителя, но потом уверовал в Него и приходил сюда оплакивать свой поступок; он умер мученически в Каппадокии. Еще далее под престолом, за решеткою, видны узы Христовы, или две пробоины в камне, в которые были забиты ноги Божественного Страдальца, когда Он заключен был в темнице до утра, пред отведением Его к Пилату. Недалеко от уз, влево, находится место, называемое Темница Христова, где, по преданию, Господь был удержан, пока были окончены приготовления к Его распятию, и где потом Матерь Божия, когда повели на Голгофу ее Божественного Сына, рыдая от скорби, опустилась на землю, поддерживаемая благочестивыми женами. Это трогательное событие изображено на запрестольном образе. Престол во имя Успения Богоматери, а по левую сторону престол в память того, когда Господа нашего били привязанного у столба, по повелению Пилата.

Обойдя, таким образом, главный алтарь, поклонники идут северной стороной храма к западу; тут, против северной стороны часовни Гроба Господня, – латинская церковь, на месте, где, по преданию, Спаситель явился по Воскресении Своей Пречистой Матери; по сторонам главного престола – два меньшие: справа – придел Святого Креста, слева – Бичевания, где на престоле, за железною решеткою, часть столба, к коему был привязан Господь во время бичевания. Между церковью Явления и часовнею Святого Гроба на полу два мраморных круга означают места, где, по преданию, Спаситель явился Марии Магдалине во образе Вертоградаря. Тут же неподалеку латинский престол в память сего явления, а за престолом картина изображает и самое событие. В самой западной части храма, в галерее, позади Гроба Господня, находится погребальная пещера праведного Иосифа Аримафейского, который уступил свой новый гроб для Спасителя; здесь же погребен был и его друг, праведный Никодим. Отсюда, обойдя часовню Гроба Господня, поклонники вступают в главную церковь Воскресения Христова, принадлежащую грекам; она занимает всю средину храма Святого Гроба и имеет в длину до Царских врат 40, а в ширину 20 шагов. Главный иконостас мраморный, в четыре яруса. Местные иконы – хорошего русского письма. Царские врата резные, вызолоченные, увенчаны двуглавым орлом; позади иконостаса – в алтаре – хоры в несколько рядов; над престолом мраморный балдахин. Посреди храма висят три больших паникадила, по 50 свечей, – все дар наших православных царей. Кроме того, повсюду множество лампад, так что в праздники зажигается их более 400 и до 1500 свечей. Кто видал этот храм и часовню Гроба Господня в ночь Светлого Воскресения, тот никогда не забудет этого дивного зрелища. Таков храм Святого Гроба в Иерусалиме.

Утешительно напомнить, что для тех, кто не имеет возможности посетить Иерусалим, есть у нас в России, в 57 верстах от Москвы, точное подобие сего храма в монастыре, именуемом Новый Иерусалим. Сей храм построен приснопамятным святителем нашим, патриархом Никоном. Обходя святые места в этом храме, невольно переносишься мыслию и сердцем к заветным святыням Иерусалима.

Святой Свет у греков – Священный Огонь (или благодать Господня) – у русских паломников, – искони являемый в храме Воскресения Господня в Иерусалиме в последний день Страстной седмицы, в два часа пополудни, – торжество, коему подобного нет во всем христианском мире. ?

Мне довелось быть очевидцем схождения Благодатного огня в храме Воскресения два раза. Испытываемое внешними чувствами при этом своеобразном зрелище передать с надлежащей точностью нелегко.

Обыкновенно в Великую Субботу, в половине второго часа, раздается колокол в Патриархии и оттуда начинается шествие. Длинной черной лентой входит греческое духовенство в храм, предшествуя Его Блаженству, патриарху. Он – в полном облачении, сияющей митре и панагиях. Духовенство медленной поступью минует Камень миропомазания, идет к помосту, соединяющему Кувуклию с собором, а затем между двух рядов вооруженной турецкой рати, едва сдерживающей натиск толпы, исчезает в большом алтаре собора. Патриарх останавливается перед Царскими вратами. Два архимандрита с иеродиаконами его разоблачают. Без митры и всех архипастырских отличий, в белой полотняной хламиде, подпоясанный кожаным ремнем, он возвращается в сопровождении митрополитов и архиереев ко входу в часовню. Вход запечатан турецкой печатью, охраняемой турецким караулом.

Накануне в храме уже все свечи, лампады, паникадила были потушены. Еще в неотдаленном прошлом тщательно наблюдалось за этим: турецкими властями производился строжайший обыск внутри часовни; по наветам католиков доходили даже до ревизии карманов священнодействовавшего митрополита, наместника патриарха, когда резиденция последнего находилась еще в Константинополе.

После троекратного обхода духовенством, предшествуемым хоругвеносцами, часовни Святого Гроба, с пением шестого гласа стихиры: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех...» Патриарх останавливается на помосте перед наружным входом в часовню. Здесь его ожидает армянский епископ в облачении. Турецкий офицер снимает печать. По входе патриарха, а за ним и армянского епископа, дверь снова запирается... Греческий же иерарх проникает через низкое отверстие поперечной стены ко Святому Гробу. Там царит безусловный мрак ночи.

Следуют страшные... страстные минуты... иногда четверть часа, иногда двадцать минут... Это целый век трепетного ожидания... Гробовое молчание... Представьте себе мертвенную тишину многотысячной дикой толпы – такую, что пролети птица, слышен был бы шум крыльев, – и поймете тогда степень напряженного ожидания этого люда. Только имевшие случай пережить эти минуты в состоянии понять, как бьются сердца.

В Кувуклии, в приделе Ангела, в северной и южной стенах – два отверстия, овальные, величиной с большое столовое блюдо... В северном вдруг показывается длинная свеча... пылающая!

– Благодать!.. Господи, помилуй! Кирие, элейсон!.. Волядин, илядин, эль Мессия! (по-арабски: нет веры иной, как православная!)...

Крики, вопли неистовые, неумолкающие несутся снизу, сверху, с балконов галерей, лож, карнизов; отовсюду оглушительные возгласы, звон колоколов, торжественные звуки деревянных бил, треск барабанов, резкие трели металлических молотков; все скачет, кричит, все лезет на плечи друг другу... Мне сдается, что я в громадном здании, охваченном пожаром. Огонь моментально появляется всюду; у всех горят пучки свеч; их спускают на веревках с галерей; зажженные летят вверх. Весь храм объят пламенем. Температура мгновенно доходит до 45 и выше градусов...

Солдаты, с неимоверными усилиями, едва успевают очистить путь патриарху, выходящему из Кувуклии. Бледный, со страдальческими чертами лица от глубокого душевного потрясения, патриарх медленно приближается к соборному алтарю. Так, во время оно, Моисей оставлял выси Синайские... Патриарх простирает в обе стороны зажженные свечи; кто успевает, тушит свой пук и ловит пламя патриаршей свечи...

Никак не мог себе объяснить я, как Огонь, едва замеченный в северном отверстии Кувуклии, почти в мгновение ока появлялся почти в алтаре собора. Там все свечи уже пылают в то время, когда Огонь едва стал перехватываться и переливаться близстоящим у самой часовни. У сказанного отверстия обыкновенно ожидают двое нарочных с фонарями; один из них немедленно скачет верхом в Вифлеем... Но как может другой в единый миг пронизать сплоченную массу народа и проникнуть в алтарь – остается решительно непонятным...

В алтаре патриарх отдыхает не более пяти минут и затем удаляется; мало-помалу и все духовенство исчезает из храма.

Что же произошло? Откуда же взялся Огонь у патриарха? Таковы вопросы, которые у скептика, разумеется, так сказать, на языке.

Как-то вскоре после пасхальных дней я, в числе нескольких вновь прибывших паломников, сопровождал патриарха на пути в Иерихон и к Иордану. На половине пути мы были приглашены в его палатку к обеду. Один из таких скептиков, выбрав удобную минуту, вдруг задал такой вопрос:

– Откуда, Ваше Блаженство, изволите получать огонь в Кувуклии?

Престарелый архипастырь, не обращая внимания на ироничность вопроса, невозмутимо отвечал так:

– Я, милостивый государь, извольте знать, без очков уже не чтец. Когда впервые вошел я в придел Ангела и за мною закрылись двери, там царил полумрак. Свет едва проникал через два отверстия из ротонды Святого Гроба, тоже слабо освященной сверху. В приделе же Святого Гроба я не мог различить, молитвенник ли у меня в руках, или что другое. Едва-едва замечалось как бы белесоватое пятно на черном фоне ночи: то, очевидно, белела мраморная доска на Святом Гробе. Когда же я открыл молитвенник, к моему удивлению, текст стал вполне доступен моему зрению без очков. Не успел я прочесть с глубоким душевным волнением строки три-четыре, как, взглянув снова на доску, белевшую все более и более и так, что мне ясно представились уже все четыре ее края, заметил я на доске оной как бы мелкий рассыпанный бисер разных цветов, вернее сказать, как бы жемчуг с булавочную головку и того меньше, а доска начала положительно излучать якобы свет. Бессознательно сметая изрядным куском ваты этот жемчуг, который начал сливаться подобно каплям масла, я почувствовал в вате некую теплоту и столь же бессознательно коснулся ее фитилем свечи. Он вспыхнул подобно пороху, и – свеча горела и три образа Воскресения озаряла, как озаряла и лик Богоматери и все металлические над Святым Гробом лампады. Предоставляю теперь вам, милостивый государь, судить о моем в ту минуту душевном волнении и получить ответ на заданный вопрос.

Нет у христиан праздника торжественнее и радостнее Пасхи. И Афон, удаленный от мира, совершает в этот день особенно торжественное празднество. Усталый от трудов и подвигов Святой Четыредесятницы, афонский инок, после вкушения предлагаемой в Великую Субботу, на заходе солнца, скудной порции хлеба и смокв с маленьким стаканом виноградного вина, бодро и радостно спешит в соборный храм, чтобы слушать чтение «Деяний», в ожидании священной полуночи и бесконечно радостного, одному только христианину вполне понятного, победного возгласа. Между тем до полуночи, среди мертвой тишины и полусвета, мирно и тихо звучит голос чтеца «Деяний». На Афоне, по обычаю греков, в это время среди церкви не стоит Святая Плащаница (она еще с утра Великой Субботы, после обхода на утрене вокруг церкви, поставлена на святом престоле). За полчаса до полуночи начинается пение канона Великой Субботы, после чего собранные и ожидающие в алтаре священнослужители, в светлых облачениях, все со свечами в руках, а настоятель со Святым Евангелием, и с пением «Воскресение Твое» и прочее исходят в церковный притвор (хождения вокруг церкви, как у нас, в это время не бывает) и здесь, пред затворенными вратами храма, совершают обычное начало пасхальной службы. Бесконечно радостны для всякого христианина первые слова, возвещающие победу Спасителя нашего над смертью, но еще понятнее радость иноков; по окончании пения пасхальных стихов настоятель стучится в затворенные врата церкви, которые мгновенно отворяются изнутри храма, выражая этим силу Спасителя, внезапно разрушившего державу смерти и с чрезвычайною легкостью – в одно мгновение – отверзшего райские врата. Вся остальная затем служба пасхальной утрени до хвалитных стихиридет таким же порядком, как и у нас на Руси, с таким же пением всего канона и каждением и с таким же всеобщим в руках всех предстоящих освещением. Когда наступает время священного приветствия и лобызания, здесь (с началом пения «Хвалите Господа»), в предшествии священнослужителей и хоругвей, все исходят из храма на площадь пред церковью, где более обширное место, и тут начинается приветствие: «Христос Воскресе» и целование Святого Евангелия и крестов. Сначала священнодействующие священнослужители целуют друг у друга святые кресты и иконы, в их руках находящиеся, по порядку, начиная с настоятеля, у которого Святое Евангелие, потом иеромонахи и затем иеродиаконы, а после подходят к лобызанию и прочие братия один за другим, становясь потом друг возле друга. Нужно заметить, что, соблюдая во всей строгости древнее чиноположение иноческое, на Афоне даже и в этот Святой день в уста не целуются, а только целуют друг друга в плечо.

По мере того как с одной стороны редеет масса ожидающих лобызания Святого Евангелия, крестов и икон, с другой стороны увеличивается круг свещеносцев, стоящих уже в ряду ожидающих других своих собратий. Под конец священного лобызания устрояется великолепное зрелище: представьте около тысячи, а иногда и более, человек, всех со свечами в руках, в порядке размещенных на обширной площади монастыря; все они составляют два или три неправильных круга, замыкающиеся одним человеком в самом центре. (Обыкновенно для устроения порядка один из немолодых монахов добровольно принимает на себя эту заботу.) Чтобы вполне насладиться этим зрелищем, нужно в это время подняться в одну из верхнеэтажных келий; оттуда вам представится огромная витая огненная лента. Когда взаимное приветствие кончится, все снова возвращаются в церковь, и по окончании утрени и часов начинается обедня. Отличие афонской обедни от нашей на этот раз в том, что Евангелие читается на одном только языке; на разных же языках чтение его, вероятно ради трудов почти тридневных, отлагается на вечерню (впрочем, этот обычай читать на вечерне Евангелие на всех языках есть общий на Востоке). Обедня оканчивается, по нашему времени, около 5–6 часов. Около трех часов пополудни начинается торжественная пасхальная вечерня, на которой и читается Евангелие на разных языках, с принятыми и у нас расстановками; во время этого чтения и здесь, так же, как и у нас, бывает перебор колоколов, в заключение же колокольный звон сливается со звуками всевозможных колокольчиков и досок деревянных и железных, находящихся в разных местах обители при службах, что продолжается почти до конца вечерни.

А что же вы увидите, когда выйдете из церкви? Конечно, прежде всего ту же радость на лицах, как и у всех христиан: везде, куда ни посмотрите, – сияющие от радости лица иноков. Но вот спросите кого-нибудь из них, чему особенно он радуется, и если кто из афонских иноков вступит с вами в разговор об этом, то не может быть никакого сомнения в том, что он поведет речь о небесной радости и о том, как удостоиться там праздновать Вечную Пасху и как он грешен и далек от пути к этому. Вдвойне если не радостна, то полезна для души встреча Святой Пасхи на Афонской горе и для ее жителей, и для посетителей. По крайней мере, и после недельного праздника вы не почувствуете никакого душевного утомления и никакой сердечной пустоты, которые обыкновенно испытывают в мире и которые часто сглаживают самую память о празднике и Виновнике его. Самое большое житейское утешение в эти дни радости для афонского обитателя, особенно если он из далекого края, каков хоть русский, это встреча с земляком и взаимные воспоминания о родине, но и эти воспоминания редко надолго занимают афонца, чаще же всего они сменяются обменом мыслей о настоящем месте их пребывания, если сошедшиеся живут в разных местах. Прогулка по красивейшим местам, какие есть в окрестностях каждого монастыря, скита и кельи, составляет, может быть, лучшее, в обыкновенном смысле понимаемое удовольствие; прибавьте к этому расцветшую уже к тому времени весеннюю природу; все это способно заменить для афонца все оставленные им радости в родном краю. Кому из посетителей – поклонников Святой Горы – случилось провести здесь Святую Пасху, тот и на родине, в самые лучшие дни своей радости, вспоминает об этом с бесконечно сладостным и редко знакомым душевным настроением, которое особенно способно напоминать о всемирной и Вечной Пасхе на небесах.

Торжественный день Светлого Воскресения Христова, всегда и везде великий и радостный, старая Москва встречала и проводила с особенным великолепием. Патриаршее служение и выходы царские придавали ему еще больше торжественности и блеска.

В навечерии Светлого праздника государь слушал полунощницу у себя во дворце, в особой комнате, которая известна под именем престольной. В этой же комнате, по окончании полуношницы, совершался обряд царского лицезрения. Все высшие дворовые и служилые чины допускались сюда ударить челом царю и «видеть его, государя, пресветлые очи», что принималось как высшее жалование за верную службу. Чиновники меньших разрядов допускались по особенному соизволению царя, по выбору, и входили в комнату по распоряжению одного из ближних людей, обыкновенно стольника, который в то время стоял в комнате у крюка и впускал их по списку, по два человека. Низшие разряды служилых людей совсем не допускались в комнату, а жаловались только лицезрением государя во время пути его в Успенский собор.

В то время как бояре и другие сановники входили в комнату, государь сидел в креслах в становом шелковом кафтане, надетом поверх зипуна. Пред ним спальники держали весь наряд, который назначался для выхода к утрене. В состав этого наряда входили: опашень, кафтан становой, зипун, ожерелье стоячее (воротник), шапка горлатная¹ и колпак, посох индейский (черного дерева). Каждый из входивших в комнату, узрев пресветлые очи государя, бил челом, преклоняясь пред ним до земли, и, отдав челобитье, возвращался на свое место.

В первом, а иногда во втором часу ночи с колокольни Ивана Великого раздавался торжественный благовест к Светлой заутрене. Благовестили довольно продолжительное время – до тех пор, пока не придет в собор государь. Во время благовеста в собор входил патриарх со всеми сослужившими ему архиереями, архимандритами, игуменами и священниками. Пройдя в алтарь, патриарх и все духовенство облачались там «во весь светлейший сан». Когда все уже было готово к началу заутрени, патриарх посылал крестового дьяка во дворец оповестить государя.

Открывалось величественное шествие государя к заутрене, в сопровождении огромной свиты в драгоценных блестящих одеждах. Государя окружали бояре и окольничие в золотых и в горлатных шапках; впереди государя шли стольники, стряпчие, дворяне, дьяки в золотых же и в горлатных шапках. Сам государь был также в золотом опашне с жемчужною нашивкой, с каменьями и в горлатной шапке. Все чины, которые стояли в сенях и на крыльцах, ударив государю челом, шли до собора впереди, разделяясь по три человека в ряд. У собора они останавливались по обе стороны пути у западных дверей, в решетках, нарочно для того устроенных. В собор за государем проходили лишь те, которые были в золотых кафтанах.

Войдя в собор и сотворив начало, государь прикладывался к иконам, ракам чудотворцевым, к ризе Господней и становился на своем обычном месте у правого столпа, близ патриаршего места.

В это время патриарх в облачении выходил из алтаря и благословлял государя. После этого начинался крестный ход, который совершался по одной стороне собора из северных дверей к западным. Нужно заметить, что перед выходом патриарх не раздавал свечей ни духовенству, ни царю, ни боярам и народу, а равно и в соборе еще не были приготовлены ни аналои для икон, ни патриаршее место посредине.

Когда начинался крестный ход, ключари приказывали звонить во все колокола, а из собора высылали всех людей и все двери церковные затворяли. Царь с боярами не ходил за иконами, но шел прямо в западные двери и там, вне собора, останавливался на правой стороне. Тем временем в соборе оставался один ключарь с половиною сторожей и делал все приготовления к совершению заутрени: посредине собора они ставили патриаршее место, а перед ним два аналоя с поволоками и пеленами золотыми, с богатыми и разноцветными украшениями; на этих аналоях после хода полагались Евангелие и образ Воскресения Христова. Образ минейный ключарь снимал с аналоя и относил в алтарь на жертвенник. Посредине же церкви ставились два «гореца с угольем и фимиамом».

Патриарх совершал крестный ход со всем собором. Впереди его несли хоругвь меньшую, четыре рипиды, два креста – хрустальный и писаный, запрестольный образ Богоматери. За Богородичным образом шли священники с Евангелием и образом Воскресения Христова, которые они несли на пеленах, а перед ними шли подьяки со свечами витыми, подсвечниками и лампадою. Перед священниками шли певчие государевы и пели: «Воскресение Твое, Христе Спасе»¹. Патриарх замыкал шествие. «А звонят тогда во вся един час, долго».

Когда патриарх приходил к затворенным западным дверям собора, и крестоносцы устанавливались «хребтом к дверям», «и в то время свещею велят ключари замахати, и престанут звонити». Ключарь со свечою становился у самых западных дверей с правой стороны, а близ себя у соборного угла или Грановитой палаты ставил сторожей с доской.

Когда шествие устанавливалось и все было готово к началу заутрени, патриарх раздавал возжженные свечи царю, боярам, властям и всему народу и потом, взяв в руку кадило и честный крест, кадил святые иконы, государя, бояр, властей, весь народ и, обратившись на восток, возглашал: «Слава Святей и Единосущней и Животворящей и Неразделимой Троице всегда, ныне и присно и во веки веков». Сослужившее ему духовенство отвечало «аминь». И тогда сам патриарх единолично трижды пел пасхальный тропарь «Христос Воскресе», причем в третий раз пел его только до половины, а оканчивали его певчие правого клироса. Приняв от патриарха тропарь со слов «и сущим во гробех», певчие на оба клироса пели его восемнадцать раз. Патриарх при этом возглашал «по единожды» обычные стихи, а за ним, по знаку ключаря, сторож ударял в доску, а за сторожем ударяли в колокол столько раз, какой по счету следовал стих; после всех стихов патриарх снова сам запевал «Христос Воскресе» и, передав певчим «и сущим во гробех», сам крестом отверзал закрытые двери. В этот момент ключарь многажды свещею замашет, и сторож ударяет также в било многажды, и звон во вся вдруг ударят, и звонят тогда долго три часа во все колокола.

Войдя в собор, патриарх становился с крестом в руке на приготовленном месте посредине собора. Пред ним на аналоях полагали Евангелие и праздник – образ Воскресения Христова. Архидиакон возглашал великую ектению «Миром Господу помолимся», после которой патриарх сам высоким голосом начинал ирмос: «Воскресения день, просветимся людие». Певчие принимали от патриарха слова: «Пасха Господня, Пасха» и пели канон по уставу. В это время переставали звонить; патриарх начинал каждение аналоев, алтаря, всего собора, по чину: царя, властей, бояр и народа. Пред патриархом два подьяка ходили с двумя свечами витыми и лампадою, архидиакон с патриаршею свечою «треплетеною», а протодиакон и диакон держали патриарха под руки, за патриархом совершали каждение архиереи.

После третьей песни канона протопоп, в ризах, читал статью в Толковом Евангелии. После 6-ой песни диакон в стихаре читал Пролог с Синаксарем.

Во все продолжение заутрени царь стоял у правого заднего столпа, на триступенном рундучке, подножие его было обито красным бархатом.

Когда певчие в третий раз запевали «Плотию уснув», ключари принимали аналои с Евангелием и праздничной иконой и ставили их против патриаршего места у правого столпа, а из алтаря выносили минейный образ и полагали его на аналое пред царем.

Во время стихир на хвалитех патриарх со всеми со служившими с ним входил в алтарь и становился запрестолом. Архидиакон или протодиакон подносил ему крест на блюде, ключари подносили митрополиту Евангелие, а другому митрополиту или архиепископу образ Воскресения Христова, всем властям и священникам раздавали иконы. Когда в алтаре все становились в ряд, начиналось христосование. Патриарх прикладывался к Евангелию и иконам в руках сослуживших с ним и их самих целовал в уста и приветствовал «Христос Воскресе», на что получал ответ: «Воистину Воскресе Христос». При этом христосовании патриарх каждому давал «по яичку червленому». За патриархом то же самое и в том же порядке совершало и остальное духовенство, певшее во все это время немолчно «Христос Воскресе из мертвых».

После христосования в алтаре патриарх выходил со всем духовенством на средину собора и становился с крестом лицом к западу, а прочие власти стояли в один ряд от патриарха и держали Евангелие и иконы. Прежде других подходил христосоваться царь, патриарх благословлял его крестом, и царь целовался с ним в уста; приложившись к Евангелию и образам, царь христосовался и с другими архиереями, а архимандритов, игуменов, протопопов и священников жаловал к руке. Каждому из них государь вручал «по два яичка». После царя с духовенством христосовались бояре и народ.

Приложившись к образам и одарив духовенство, царь отходил на свое место у южной двери собора и здесь жаловал к руке бояр своих и раздавал им яйца. Чинно и в порядке подходили к царю бояре, окольничие, думные дворяне и дьяки, кравчий, ближние и приказные люди, стольники, стряпчие, дворяне московские. Царь давал им яйца гусиные, куриные и деревянные точеные, каждому по три, по два и по одному, смотря по знатности жалуемого. Яйца были расписаны золотом и яркими красками в узор или цветными травами, «а в травах птицы, и звери, и люди».

По окончании христосования патриарх возвращался в алтарь и в Царских вратах читал Пасхальное слово святителя Иоанна Златоуста. Государь подходил к Царским вратам слушать поучение, и, когда патриарх кончал его, царь говорил: «Многа лет ти, владыко».

По окончании заутрени государь со своею свитою шел из Успенского собора в Архангельский, прикладывался там ко святым иконам и мощам и «христосовался с родителями», поклоняясь гробницам своих усопших предков. Из Архангельского собора государь ходил в Благовещенский, а потом иногда в Вознесенский и Чудов монастыри и подворья. Везде, приложившись к святым иконам и мощам, царь жаловал духовенство к руке и яйцами.

Возвратившись во дворец, царь христосовался со всеми придворными чинами, оставшимися в покоях царских во время заутрени.

Перед обеднею, часу в седьмом утра, во дворец ходил патриарх славить Христа и звать государя к службе.

Из Успенского собора патриарх шел со всеми духовными властями в предшествии ключаря с крестом и святою водою. Подьяки во время пути пели «Христос Воскресе», 3-ю и 9-ю песни Пасхального канона. Царь встречал патриарха в сенях и, получив благословение крестом и окропление святою водою, провожал его в палату. Войдя в Золотую палату, подьяки пели: «Светися»и «Плотию уснув». Патриарх говорил: «Светися» и отпуст. Государь, патриарх, власти и бояре садились по своим местам и, посидев немного, вставали, и патриарх говорил государю речь:

«О, Великий Государь царь и Великий Князь (имярек), всея Руси самодержец, празднуем праздник Светлого тридневного Воскресения Господа Бога нашего Иисуса Христа и молим Всемилостивого и Всещедрого и Преблагого в Троице славимого Бога, и Пречистую Богородицу, и великих чудотворцев, и всех святых о вселенском устроении и благосостоянии святых Божиих церквей и о многолетнем здравии тебя, Великого Государя нашего; дай, Господи, ты, Великий Государь наш и Великий Князь (имярек), всея Руси самодержец, здрав был на многие лета, с своею государевою благоверною и благородною и христолюбивою и Богом венчанною царицею и Великою Княгинею (имярек), и с своими государевыми благородными чады (имярек), и с своими государевыми богомольцы, с первосвященными митрополиты, и со архиепископы, и епископы, со архимандриты, и игумены, и с своими государевыми князи и бояры, и христолюбивым воинством, и с доброхоты, и со всеми православными христианы».

Проговоря «Светися» и отпуст, патриарх в том же порядке возвращался в собор. Выйдя из палаты, патриарх благословлял ключаря благовестить к обедне в большой колокол «довольно».

За обедней снова присутствовал государь со всею свитою.

Среди блестящих выходов и великолепных обрядов царь не забывал явить и свое милосердие. В первый же день Пасхи, а иногда и в промежуток между утреней и обедней он ходил в тюрьмы и, сказав преступникам: «Христос Воскресе и для вас», – дарил им одежды и на разговение. В первый же день государь давал у себя стол на нищую братию.

С первого же дня у государя начинались торжественные приемы духовных и светских лиц и праздничные посещения московских монастырей, больниц и богаделен, и праздник проходил среди общей радости и самых торжественных служений.

К числу некоторых чинов и обрядов, соединенных с празднованием Пасхи в Православной Церкви, относится употребление артоса. Артос, по буквальному переводу с греческого языка, значит «хлеб», а по церковному уставу – просфора всецелая. Символическое значение артоса достаточно ясно открывается из тех молитв, которые положено читать на благословение и раздробление артоса.

Как в Ветхом Завете, в воспоминание освобождения народа Божия от горькой работы фараоновой, заклался по повелению Господа агнец, который с тем вместе прообразовал Агнца, вземлющего грехи всего мира, возлюбленного Сына Божия; так в Новом Завете, в воспоминание славного Воскресения Господа нашего Иисуса Христа, через Которого мы от вечной работы вражией избавились и от адовых нерешимых уз освобождение получили, приносится артос – хлеб, изображающий собою Хлеб Живота Вечного, сошедший с небес, Господа нашего Иисуса Христа, Который, напитав нас духовною пищею тридневного ради и спасительного Воскресения, соделался для нас истинным Хлебом Жизни. Призывая благословение Божие на освящаемый артос, священник в молитвенном обращении просит Господа исцелить всякий недуг и болезнь и подать здравие всем вкушающим от сего артоса.

По действующему ныне уставу Православной Греко-российской церкви церковное употребление артоса состоит в следующем: «Сообразно со знаменованием Пасхи, которая соединяет в себе событие смерти и Воскресения Господа, на артосе начертывается или Крест, увенчанный тернием, как знамение победы Христовой над смертью, или образ Воскресения Христова». Приготовленный таким образом, он в первый же день Пасхи приносится в алтарь и здесь на жертвеннике полагается в особый сосуд, называемый «панагиар». В тот же день по заамвонной молитве происходит его освящение, с чтением установленной молитвы и окроплением святою водою. В продолжение всей Светлой седмицы артос лежит или в алтаре, или в храме на аналое, нарочно к тому устроенном, вместе с образом Воскресения Христова. Во время крестного хода, который полагается каждый день Светлой седмицы после утрени, но в приходских церквах обыкновенно бывает после Литургии, с хоругвями, образами Воскресения Господня, Богородицы, обносят и артос кругом храма. В монастырях каждый день Светлой седмицы, кроме того, приносится артос в торжественном шествии, с иконою Воскресения Христова, лампадами, при звоне во все колокола и при пении «Христос Воскресе», в братскую трапезу, и полагается здесь на особо приготовленном аналое. После трапезы бывает так называемое возношение артоса. При возношении артоса келарь говорит: «Христос Воскресе» однажды; ему присутствующие отвечают: «Воистину Воскресе». Потом, назнаменав крестообразно артосом, говорит: «Покланяемся Его Тридневному Воскресению», – и полагает артос на панагиар. Затем все подходят к аналою, на котором был положен артос, и целуют последний. После сего артос с тою же торжественностью, с какою был принесен в трапезу, относится обратно в церковь. В последний день Светлой седмицы, в субботу, артос торжественно раздробляется после Литургии. В монастырях это раздробление совершается обыкновенно следующим порядком: после Литургии артос приносят в трапезу, здесь поют трижды «Христос Воскресе», читают молитву Господню, и затем священник произносит особо положенную молитву, и раздробленный артос вкушается братией прежде трапезы. «Но, – сказано в Дополнительном Требнике¹, – иерей может раздробить артос и на Литургии по заамвонной молитве и раздавать верующим вместо антидора. Артос не должно хранить весь год для какого-либо суеверия».

Употребление артоса есть обычай церкви Греко-восточной. Запад этого обряда не знает. В Русскую Церковь «чин о артусе» несомненно перешел вместе с христианством и богослужением из Греции, где возношение артоса (и панагии) было обычаем, прочно укрепившимся в церковной практике, как показывает «Евхологион» Гоара. Из сравнения разных рукописных богослужебных книг, принадлежащих XIII-XIV векам, видно, что и в Русской Церкви этот обряд имеет значение повсеместное и по монастырям соблюдался тогда неуклонно. Во времена патриаршества у нас было в обычае, чтобы артос, а равно и просфоры на обедне в первый день Пасхи доставлялись в Московский Успенский собор от царского двора. Патриарх первый день после Литургии с собором, в крестном ходу и с артосом являлся к государю; здесь, после возношения артоса архидиаконом, артос целовал государь, патриарх и другие. Артос относился потом обратно в храм, и здесь его снова воздвигал архидиакон.

Что касается исторического происхождения обряда с артосом в Православной Церкви, то об этом необходимо поговорить в связи с историей так называемого «чина о панагии». Панагия с греческого языка значит «Всесвятая» или «Пресвятая», каковое наименование обыкновенно прилагается к имени Богородицы. Под «чином о панагии» разумеется чин возношения особого хлеба в монастырской трапезе, после стола, в честь Богородицы. О происхождении сего чина так говорит наша Следованная Псалтирь¹. Господь Иисус Христос пред Своими страданиями имел с учениками трапезу на Тайной вечери, когда установил Таинство Евхаристии, и по Воскресении не раз являлся благословлять их трапезу и даже вкушал с ними пищу. В воспоминание этого апостолы имели обычай оставлять за трапезою праздным среднее место и полагать пред ним часть хлеба, как бы для Господа, присутствующего среди них. После трапезы они с молитвою и благодарением возвышали этот хлеб, говоря: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! Слава Отцу и Сыну и Святому Духу. Велико имя Святыя Троицы. Христос Воскресе». После же дня Вознесения Господня они произносили: «Велико имя Святью Троицы. Господи Иисусе Христе, помогай нам». Так совершали этот обычай апостолы, пока Матерь Божия пребывала на земле. В третий же день после Успения Богоматери, когда они, быв чудно собраны все в одно место для погребения ее, стали после трапезы совершать обычное возношение хлеба в честь Господа и только что сказали: «Велико имя...», вдруг явилась на облаке Матерь Божия с Ангелами и сказала: «Радуйтесь, Я с вами во все дни». Ученики удивились такому чуду и, вместо «Господи Иисусе Христе», воззвали: «Пресвятая Богородица, помоги нам». Потом пошли ко Гробу и, не найдя в нем Пречистого тела Ее, убедились в Ее взятии с Телом на небо. В воспоминание сего в монастырях обыкновенно и совершается при трапезе «чин о панагии»; в пасхальную седмицу этот чин получает свои изменения и является чином возношения артоса.

«Евхологион» Гоара следующим образом изображает «чин о панагии», совершаемый в греческих монастырях. «Наиболее благочестивые из греков, – говорит Гоар, – монахи и клирики имеют обычай, совершив благодарение после принятия пищи, возносить двумя первыми перстами обеих рук треугольный хлебец – панагию. Самое действие возношения поручается в монастырях кому-либо нарочито избранному из братии. Избранный, попросивший благословение и прощение у предстоящих, берет особый кусок хлеба, лежавший во время трапезы перед образом Богоматери, и поднимает его на виду у всех двумя пальцами своих рук, говоря: «Велико имя», и все добавляют: «Святыя Троицы». Тогда возносящий продолжает: «Пресвятая Богородице, помоги нам». На это присутствующие отвечают: «Тоя молитвами, Боже, помилуй и спаси нас!» Затем по каждении принимает братия из рук трапезаря (келаря) «панагию», делит ее между собою, и, воссылая хвалу Богоматери, все вкушают. В общем «чин возношения панагии», изложенный в нашей печатной Следованной Псалтири (гл. 16), совершенно согласен с этим греческим порядком возношения.

«Панагия», по словам Гоара, имеет форму треугольника, заостренного сверху. Гоар в своем «Евхологионе», в объяснение символического значения этой формы, приводит слова Симеона Солунского: «Этот вырезок указывает в одно и то же время и на единство, и на троичность, – своими тремя боковыми сторонами означая тройственное, а верхней частью – единое... И так мы приняли от отцов, по апостольскому преданию, посвящать каждый день Единому в Троице нашему Богу в честь Богоматери, через Которую познали мы Троицу».