«Вот две встречи. Покинутый храм-музей и опустошенная, ищущая, страдающая человеческая душа. Они нуждаются друг в друге… но встретятся ли? Станет ли храм-музей опять Храмом, а душа — Человеком?…»
Этим летом мы с подругой отправились в Ярославль. Для нее это была первая встреча с городом, а у меня когда-то именно здесь произошла очередная «первая встреча» с Богом. Он еще только «мерещился» мне в потрясающе красивых храмах, светящихся тихим светом иконах и в могучих голосах колоколов. Только спустя несколько лет я осознала, насколько важной была эта встреча. Теперь мы ехали в гости к городу и в гости к одному уникальному ярославскому звонарю. Я хочу поделиться двумя историями.
История о том, как Бог остался без человека
Сегодняшний Ярославль — музейный город. Если раньше в каждом околотке боголюбивые ярославцы возводили сразу по два храма (один летний, а другой зимний), то теперь лишь некоторые храмы собирают прихожан на богослужения. Остальные же законсервированы и отданы для посещений туристических групп. Во многие храмы можно попасть только по билетам, а большинство — лишь снаружи побелены, и внутрь никому не попасть.
Гуляя по городу, мы добираемся в Иоанно- Предтеченский храм. За толстыми стенами этого каменного красавца не чувствуется летней жары. Стены «одеты» от пола до сводов во фрески. Тяжеловесные резные, позолоченные рамы когда-то обрамляли иконостас, а теперь слегка прикрывают кирпичную кладку. Алтарь «глядит» на входящих своими пустыми «глазницами», Царские врата заколочены… Службы нет. Только яркий солнечный свет длинными лучами рассекает пыльный прохладный полумрак. Тихо, где-то далеко гудит город, но здесь ни один звук не тревожит этот брошенный людьми «корабль».
Фрески живут своей жизнью: вот люди стремятся по волнам на корабле, убирают урожай с полей, бегут от бесов, исцеляют больных, мучаются в руках язычников, предстоят Христу и Божией Матери. Застывший, исполненный движениями мир. Вода, воздух, деревья кажутся совершенно реальными, но это преображенная реальность, какая-то иная даже с точки зрения физиологических ощущений. Более плотная, насыщенная, полная… Только напитаться этой полнотой здесь некому. Говорят, что в брошенных храмах службу правят ангелы. Смотрим на то, что раньше было иконостасом: вот ряд местночтимых икон, вот здесь должна быть храмовая икона, а здесь «Тайная вечеря», здесь иконы праздников, здесь деисусный ряд, а выше пророки и праотцы. Нет ни одного изображения, только крест наверху сохранился.
Я представляю? как на месте зияющих пустот появляются иконы, из северных врат выплывает диакон, чтобы возгласить ектенью, храм наполняется прихожанами, пением… и оживает. Очень хочется присоединиться к славословию, поэтому мы тихонько начинаем петь трисвятое, «Свете тихий», «Богородице дево, радуйся» и «Сподоби Господи». Сначала совсем тихо (а вдруг смотрительницы, упрятавшие ноги в чуни, выгонят или скажут, что нельзя петь), а потом все увереннее и громче выделяя самые важные слова. На стене находится изображение святого Пантелеимона, который в каждом храме по-родному встречал нас, поэтому и ему поем тропарь и кондак.
Уходить из этого живого храма не хочется, потому что здесь так просто говорить со Христом, исповедоваться Ему, радоваться Ему и каяться в том, что вера ослабла, что молитва утеряна, что храм души разорен. Сожалеть, что Божий храм теперь не домом молитвы нарекается, а одной из точек на карте достопримечательностей города.
Вот так Господь остался без человека в этом храме… впрочем, как и во многих других.
История о том, как человек не видит Бога
Ярославский музей-заповедник, называемый в народе «кремль», на самом деле когда-то был Спасским монастырем. С XII века за крепкими каменными стенами возводились храмы. В XVI веке в монастыре выросла основная звонница с небольшой церковью внизу. А над Святыми воротами в это же время была возведена маленькая звонница, именуемая в народе «башенкой». Но это все было «когда-то»…Теперь толпы туристических групп туда-сюда пересекают территорию бывшего монастыря, женихи и невесты с гостями разной степени опьянения приезжают сделать фотографии, торговцы скучают перед длинными столами с сувенирами.
Именно в заповеднике и работает потрясающе талантливый звонарь Андрей. Работает самое подходящее слово, так как утром он приезжает на своем немодном велосипеде в монастырь, чтобы звонить для туристов — это его работа. На стене его небольшой каморки, заполненной различными необходимыми на колокольне мелочами, висит расписание прибытия теплоходов и туристических групп.
Когда группа подходит к звоннице, экскурсовод вызывает Федорычева к колоколам, он звонит и уходит, а желающие отблагодарить музыканта бросают деньги в ящик. Совершая за день до семидесяти звонов, он прекрасно изучил особенности характеров разных наций, а также научился звонить даже в полусонном состоянии. Звоны доведены до совершенства, каждое движение отточено и автоматизировано. Между наплывами туристов он садится на свой велосипед и отправляется пить кофе в уличном кафе.
Вообще для звонаря это совсем нетипичный образ жизни. Потому что традиционный звонарь живет и служит вокруг богослужения: звон до, во время и после службы — вот и все. Но Андрей не традиционный звонарь, а звонарь-музыкант, супер-профессионал и настоящий художник в своем деле.
Когда-то, 16 лет назад, он пришел в заповедник и попросил: «Можно я буду у вас звонарем?». Тогда он впервые попробовал звонить и начал день за днем все больше и больше понимать колокола, их звучание, характеры, голоса. Затем начал нарабатывать технику, совершенствовать развеску, придумывать звоны. Постепенно на звонницах появились необходимые колокола, которые звонарь часто покупал на свои деньги или одалживал у коллекционеров.
Он отдается своему делу целиком и полностью, и может долго говорить о тонкостях техники звона. Вечером, когда заповедник закрывается для посетителей, он поднимается на звонницу и репетирует новые звоны, часами отрабатывая какой-нибудь сложный, красивый аккорд. Вся жизнь его закручивается вокруг колоколов… Но он абсолютно не верит в Бога…
Трагическая двойственность с трудом укладывается в голове и совсем уж не принимается сердцем. Талантливый человек, одаренный Богом, трудолюбивый, очень добрый, открытый и заботливый, он принял нас, как друг, водил по колокольням, все показывал, всему учил, опекал и «нянькался» с нами. Усталые экскурсоводы знают, что в каморке Андрей встретит их, напоит чаем с шоколадными конфетами, подкормит особо страждущих бутербродами, для приободрения расскажет веселую историю.
Может ли быть добро без Бога? Да, может, только спасительно ли оно для делателя? Его звоны необычайно красивы и сложны по рисунку: звуки ложатся четко и спокойно, каждый на свое место, за одним ритмическим рисунком вырастает другой, третий. Редкий толстокожий человек останется равнодушным сторонним слушателем. Звон разрастается вокруг, словно волшебный сад, посаженный с любовью талантливыми руками мастера. Но при этом в звоне слышится и что-то трагическое: ритм неожиданно и часто ломается, меняется. Общее минорное звучание колоколов усугубляет ощущение, что в этих звонах есть какая-то вторая сторона.
Талант побеждает человека, если у человека нет Бога. И эта победа выражается в неимоверной усталости, в унылом и потухшем взгляде (при том, что человек занимается любимейшим делом). Как бы ни был прекрасен звенящий «хрустальный сад», созданный мастером, он — всего лишь искусство. Сад подчинен мастеру, замкнут на нем (это звоны Андрея, его стиль и больше ничей, он неповторим), но и мастер замкнут на своем музыкальном мире. Этот мир велик, как велика фантазия и возможности музыканта, но и ограничен. Ограниченность при полной творческой способности мастера — парадокс!
Может ли быть красота без Бога? Может. Но это ограниченная красота. Безграничен лишь Бог, и когда человек «поет славу Богу» через искусство, он приобщается к настоящей свободе. Все остальное искусство без Бога — это не свобода, а рабство, пусть даже с очень индивидуальным неповторимым лицом. Человек в рабстве у самого себя, у своего таланта. Искусство с Богом «просто», так как Бог прост. Православному звонарю не нужно усложнять рисунок звона, чтобы дойти до сердца человека и донести ему весть о Боге.
Традиционный звон не развлекает, напротив, он концентрирует внимание на красоте Божиего мира. С одной стороны, авторские звоны не о Боге, а об Авторе, поэтому они растаскивают внимание вслед за интересными рисунками, меняющими друг друга.
Но при этом даже в такой красоте, созданной человеком без Бога, есть отблески настоящей красоты. Потому что настоящий художник, как бы он ни отрицал Бога, как бы ни сопротивлялся Ему, помимо себя все равно выражает и истинную божественную красоту. Он чувствует ее, разлитую во всем мире, и в красках природы, и в людях. Чувствует и не может не выразить.
С другой стороны, любое произведение искусства рождается в диалоге со зрителем. Пусть красота родилась в сердце, где не живет Бог, от этого она еще не стала совсем бездуховной! Потому что она будет зависеть от того, какие люди встретятся с ней.
То есть звон Андрея обязательно расскажет о Боге и прославит Его, если его услышит верующий человек! Только в сердце верующего человека звон раскроется в полной мере, раскроется даже то, что для автора пока закрыто, недоступно. Странно и трагично — человек не видит Бога, Который так явно его одарил талантом, отрицает Его благость, будучи добр к людям, не признает Бога, хотя всей душой стремится выразить красоту и гармонию Божьего мира.
Вот две встречи. Покинутый храм-музей и опустошенная, ищущая, страдающая человеческая душа. Они нуждаются друг в друге… но встретятся ли? Станет ли храм-музей опять Храмом, а душа — Человеком? Господи, помоги!
Ксения Возгривцева
Журнал «Православный вестник» №11(88) 2009 г.
Комментировать