В первой части интервью мы подняли проблему профанации священных образов и нового иконоборчества с экспертом в этой теме Владимиром Немыченковым – религиоведом, главным редактором сайта «Православная традиция», членом Межвузовского иконописного совета и Союза писателей России. Продолжаем этот серьёзный разговор.
— Владимир Иванович, мультфильмы о святых – это тоже профанация?
— Мультипликация, как и кинематограф на религиозную тему, – это в первую очередь вопрос благочестия. Современные канонические нормы Церкви отсутствуют. Формально существует запрет Святейшего Синода от 1898 г., в котором сказано: «Принимая во внимание, что живая фотография [кинематограф. – В.Н.] посредством быстрого движения показываемых лиц производит сильное впечатление на зрителей, представляя изображаемые предметы как бы живыми и действующими, и что появление при подобных условиях изображений Христа Спасителя и Его Пречистой Матери, а также других священных лиц, представляется крайне несоответствующим чувствам благоговейного уважения к святыне и может порождать соблазн, Святейший Синод определяет: воспретить на будущее время при устройстве зрелищ показывать путем живой фотографии священные изображения Христа Спасителя, Пресвятой Богородицы и Угодников Божиих…»[1]
Возможно, в документе речь идет даже не об игровом кино, где актеры изображают персонажей Священной истории, а о демонстрации в динамике их священных изображений (может быть, еще в прототипах кинематографа – особых проекционных аппаратах).
С тех пор уже вышло в свет много «запрещенных» кинокартин и мультфильмов. Против реально кощунственных фильмов православные верующие в 1990-е гг. выходили на молитвенные стояния в Останкино. Так было с протестами против показа богохульного фильма «Последнее искушение Христа» режиссёра Мартина Скорсезе. Мы стояли, молились, выступали ораторы… А фильм всё равно показали в ноябре 1998 г. в эфире частного телеканала НТВ (принадлежавшего тогда олигарху В. Гусинскому). Однако в августе 2000 г. Останкинская телебашня почему-то сгорела, а в апреле 2001 г. у телекомпании НТВ сменился владелец и прежнее её руководство (во главе с главным редактором и гендиректором Е. Киселевым, добившимся показа фильма) покинуло компанию, но Википедия про последствия показа фильма в России «толерантно» умолчала. Не в тот же день башня сгорела, а через полтора года…
На мой взгляд, благочестие в мультфильме соблюсти проще, чем в игровом кино. В первом случае надо только не придумывать отсебятины в сценарии и хорошо рисовать. А в игровом кино, кроме сценария, проблема в актерах. Сегодня он играет Господа Иисуса Христа, а завтра – разбойника или наоборот. Кроме того, обычный человек не может адекватно сыграть святого подвижника (т. е. показать то, что сам актер не познал на опыте – святость, обоженность преображенной человеческой природы), не говоря уже о Спасителе. Недавний пример – любимый мною актер Олег Янковский в роли священномученика митрополита Филиппа в фильме «Царь» (2009 г.). Теперь вот выясняется, что актер «не был особо верующим», нательный крестик не носил и креститься не умел, а учился всему на съемках…[2]
А несовершенная игра актера, имитирующего подлинную жизнь (персонаж ходит, действует, говорит, улыбается, гневается, страдает, радуется и т. п.), по воздействию на зрителя хуже и опаснее по искажающим последствиям, чем несовершенная икона (неподвижное изображение). В этом смысле Святейший Синод был прав, когда запрещал показывать «живые» священные изображения.
— В Ваших трудах, посвящённых этой же проблематике, есть понятие «православного гламура». Что оно обозначает?
— Говоря коротко, это имитация Православия через его внешние атрибуты. Еще в 2019 г. первый заместитель председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, доктор политических наук, ныне ректор Российского православного университета А.В. Щипков писал: «Гламур – одна из главных категорий современной культуры». Гламур есть прелесть. «Это подмена правды Христовой чем-то убедительным, эффектным, но лживым… Гламур – инструмент антихриста. Так что тем, кто занимается производством церковных глянцевых изданий, программ, проектов, нужно постоянно об этом помнить», – предупреждал философ. В искусстве гламур «вытравливает содержание», предлагая пустые формы. Для Православной Церкви опасность заключается в том, что «сейчас начался процесс поглощения гламуром русской иконописи. Этим направлением активно интересуются и профессионально занимаются католики». Православный гламур – это еще и «попытка монетизировать Православие», извлечь из него выгоду – материальную (деньги) или символическую (статус, известность и т. п.)[3].
— Можем ли мы сейчас твёрдо заявить, что данная тенденция спровоцировала самое настоящее новое иконоборчество в современном православном мире?
— Да, но это «иконоборчество наоборот». Если древние иконоборцы VIII–IX вв. запрещали православным делать и иметь любые священные изображения, кроме креста, то современные, напротив, производят их в неимоверном количестве и размещают где угодно, тем самым профанируя священное. В результате современный человек воспринимает святой образ как обыкновенную «картинку». А это смерть церковного искусства как искусства священного. Для Православной Церкви иконописание – это догматическое искусство и церковное служение. В Церкви есть догмат иконопочитания, принятый Седьмым Вселенским собором (787 г.). В догмате сказано, что иконам Иисуса Христа, Богородицы, «честных ангелов и всех святых и преподобных мужей» должно воздаваться почитательное поклонение как «изображению Честного и Животворящего Креста и святому Евангелию, и прочим святыням, фимиамом и поставлением свечей… Ибо честь, воздаваемая образу, восходит к Первообразу, и поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси [лицу – Авт.] изображенного на ней». «Осмеливающихся же иначе думать или учить, или согласно с нечестивыми еретиками отвергать церковные предания и измышлять какое-то нововведение постановляем: если это будут епископы или клирики – извергать из сана, если же монахи или миряне – отлучать от общения»[4].
Современная вакханалия в изготовлении и использовании священных изображений противоречит букве и духу догмата иконопочитания, а потому есть новое иконоборчество. Эта изуверская форма борьбы с Православием и христианством в целом, как это было и в древности. Тогда православные называли еретиков-иконоборцев «христоборцами».
Если древние иконоборцы физически уничтожали иконы Господа Иисуса Христа и Божией Матери как предмет, то современные изготавливают ботинки с принтами в виде репродукций икон и тем символически убивают икону как святой образ, совершают акт богохульства.
Думаю, в Византии или в Древней Руси владельца такой обуви просто убили бы на месте за богохульство. Прецеденты известны. Так на заре иконоборчества в начале VIII в. группа женщин забила насмерть воина, сбивавшего с ворот императорского дворца Халки в Константинополе изображение Христа по приказу императора-иконоборца Льва III.
— Враги Православной Церкви борются с ней с помощью нового иконоборчества, а в чём, по-вашему, суть современной проблемы для самой Церкви?
— В определении статуса технических копий (репродукций) священных изображений в Церкви. Некоторые специалисты (например, иконописец и философ В.С. Кутковой, мой заочный оппонент) утверждают, что сакральный статус (т. е. святость) образу придает только личный труд иконописца, создающего образ в соработничестве со Святым Духом. Икона как святыня Церкви уникальна, а принтер или печатный станок не может тиражировать святыни, потому что копии теряют уникальность, они самоподобны. Техническая копия иконы не является настоящим моленным образом(!). Поэтому репродукции икон на любых предметах – это не святые образы, а простые иллюстрации, имеющие профанный статус. С ними надо обходиться аккуратно по соображениям морали, но с первообразами они никак не связаны.
Если принять такую позицию, то следует признать, что все тиражные иконы «Софрино» и других производителей, будучи техническими копиями неких оригиналов, не являются моленными образами, т. е. это не иконы! Но в Церкви они по факту имеют статус настоящих икон и как таковые предлагаются к приобретению в церковных магазинах и встречаются даже в иконостасах действующих храмов (копии теперь можно делать и на доске с помощью цветных принтеров, например).
Если описанная позиция неверна, и печатные (тиражные) иконы – это моленные святые образы, т. е. имеют сакральный статус (как это по умолчанию принято в Церкви), то тогда все технические копии священных изображений, где бы они ни были (на обложках книг и журналов, на одежде, обуви, посуде, белье, упаковке товаров и т. п.), тоже имеют сакральный статус, хотя и не предназначены для молитвы и обращения к их первообразам. В последнем и заключается профанация, а то и кощунство. И это та проблема, которая требует решения.
В своих статьях я аргументированно на основании святоотеческого богословия иконы оспорил позицию В.С. Куткового и его единомышленников. Теперь дело за авторитетным арбитром, который решит, кто из нас прав и что делать Церкви с пока еще нерегулируемым и нерегламентированным изготовлением и распространением технических копий священных изображений на любых предметах. Церковь не может предписать делать что-то внешним, но внутри церковной ограды порядок навести священноначалие возможность имеет. Достаточно в церковном документе указать, кто и что может производить, где можно и нельзя размещать священные изображения, какие изделия нельзя продавать в церковных магазинах, как надо с ними благочестиво обращаться и т. п.
В последнем докладе на Рождественских чтениях (январь 2025 г.) по этой теме я предельно остро сформулировал проблему: или Церкви нужно отказаться от святоотеческого богословия иконы, или исправить нынешнюю ситуацию. Однако самый простой выход – это опровергнуть мое изложение, понимание и интерпретацию учения об иконе отцов-иконопочитателей. Может, тогда и я успокоюсь. Но это скорее грустный юмор, чем реальность… Пусть кто-то иначе, но доказательно изложит святоотеческое богословие иконы применительно к современной ситуации. Пока я не слышал других возражений, кроме как от В.С. Куткового.
— Была ли проблема с техническими копиями икон в дореволюционное время? Если да, то как она решалась в Церкви?
— Иноземные (чаще немецкие) гравюры со святыми образами «на листах и на досках» появились и стали очень популярны на Руси в XVII в. в период упадка собственного иконописания. Их начали освящать по чину «церковных вещей»(!) и использовать как иконы в храмах. Против этого безуспешно боролись русские патриархи Никон (1652–1666) и Иоаким (1674–1690)[5].
В том же веке свт. Петр (Могила) составил чины освящения крестов и икон, которые вошли в его Требник. При этом переводами с латинских источников (римско-католической церкви) были только чины благословения новосооруженного и наперсного крестов, а чины освящения икон – творчеством самого владыки. Вероятно, одной из функций введенного в XVII в. в практику Русской Церкви чина освящения икон было просвещение мирян и самого духовенства: читая молитвы чина, священник научает слушающих (например, прихожан, принесших иконы на освящение, вообще мирян, присутствующих на этом богослужении) правильному отношению к иконе.
С другой стороны, прошение к Богу ниспослать Его благодать на икону и «освятити образ сей» в чине освящения подразумевает, что без этих молитвословий не только иконы святых и Богородицы, но и икона Господа Иисуса Христа не причастна божественной благодати. Не свята (не имеет сакрального статуса), а потому не имеет силы и не может подавать помощь молящемуся перед ней. Это противоречит учению Седьмого Вселенского собора и свв. отцов-иконопочитателей, во времена которых никакого чина освящения икон не было, что признается и в современной Православной энциклопедии[6]. Поэтому сейчас Церковь предлагает понимать чин освящения «как свидетельство Церкви о подлинности иконы», как церковную экспертизу её каноничности. При этом митрополит Ростовский и Новочеркасский Меркурий (на тот момент Председатель Отдела религиозного образования и катехизации РПЦ) подчеркивает: «Если освящение любого другого предмета есть сообщение ему благодатной силы Духа Святого, что подразумевает непричастность предмета к благодати до освящения, то в отношении иконы ситуация иная. Икона свята потому, что изображает Господа, Пресвятую Богородицу, святых, к которым мы и обращаемся в молитве. К иконе до освящения необходимо относиться так же благоговейно и почтительно, как и после. Можно молиться перед ней (до её освящения – В.Н.). Но и освятить нужно»[7].
Таким образом, ответом Русской Церкви на появление технических копий священных изображений стало составление и употребление на практике чина их освящения, который сохраняется по сию пору. Важно выделить замечание митрополита Меркурия, что наше отношение к иконе никак не связано с чином освящения, правила благочестия одинаковы для освященных и неосвященных икон. Второе замечание уже от меня: указанные технические копии (гравюры, потом бумажные тиражные иконы и т.п.) до революции 1917 г. использовались именно как иконы, а не как попало, что мы видим сейчас. Против неправомерного использования священных изображений, т.е. против их профанации были приняты особые церковные каноны и государственные законы.
— Какие именно? Как они связаны друг с другом, имеют ли силу сейчас?
— Дело в том, что в Российской империи Православие было государственной религией, поэтому светские законы, относящиеся к Православному исповеданию, входили в корпус канонического права Церкви. Инициатором тех или иных законов могло быть или государство, или Святейший Синод.
Еще в 1820 г. законодатели Российской империи, ввели норму: «Запрещается делать и продавать какiя либо обыкновенныя вещи съ изображенiями священными, какъ-то: печати и тому подобное»[8]. Дореволюционный канонист, профессор, протоиерей В.Г. Певцов поясняет, что этот закон запрещает делать священные изображения на вещах повседневного житейского обихода (например, на посуде, печатях, материи для платья) и продавать их[9].
Более того, если нечто подобное обнаруживалось на импортных товарах, то по закону они подлежали конфискации: «Вывозимыя из-за границы фарфоровыя и другiя вещи в сосудах и прочих изделiях, употребляемыя в карманах, на столы и в стенные уборы, если на них представлены страсти Спасителя, Богоматерь и Святые Угодники и всякiя другiя священныя изображения, конфисковать, а провозителей подвергать взысканiям, как за провоз запрещенныхъ вещей»[10].
Добавлю, что первый закон о запрете «делать и продавать какiя либо обыкновенныя вещи съ изображенiями священными» опирается на Синодский указ 27 мая 1820 г. «О непродавании печатей и других вещей с изображением Богоматери и Спасителя»[11]. Инициатором его выступил Преосвященный Иона, епископ Орловский, который 3 декабря 1819 г. сообщил в Святейший Синод «о продаже в Брянске евреями делаемых ими печатей с изображением Божией Матери со Спасителем». По рассмотрении дела Синод определил, чтобы «впредь таковые печати и другие вещи с подобными изображениями, к прекращению соблазна, деланы и продаваемы не были», что было доведено до Министра Духовных дел и Народного Просвещения. Министр внутренних дел Империи согласно этому определению сделал «повсеместное предписание Г.г. Гражданским Губернаторам». А по указу Его Императорского Величества, Синод приказал разослать указы всем епархиальным архиереям, в ставропигиальные лавры и монастыри и т. д.[12].
Таким образом, запрет изготавливать и продавать обыденные вещи со священными изображениями
– был инициирован правящим епископом;
– сформулирован в виде Определения Святейшего Синода;
– поддержан государственной властью в лице Министерства Духовных дел и Народного Просвещения, а также Министерства Внутренних дел;
– получил законную юридическую силу в виде синодского указа Императора;
– указами Синода доведен до сведения всей Русской Церкви (правящим архиереям, ставропигиальным лаврам и монастырям, синодальным конторам и военному духовенству).
Замечу, что церковно-канонический запрет на изготовление и продажу обыденных вещей со священными изображениями, инициированный и фактически установленный Святейшим Синодом и поддержанный государством, не был отменен или изменен до 1917 г. и позднее, а потому формально сохраняет свою силу в рамках церковного права. Поэтому сейчас Русской Церкви достаточно актуализировать эту норму и привести в соответствие с ней практику православной жизни.
Продолжение …
[1] Определение Святейшего Синода от 30-го марта 1898 года за № 1213 // Московские церковные ведомости (Официальный отдел). – 1898 – №15 и 16. – Апреля 12 и 19. Выделение шрифтом наше – В.Н.
[2] Этот необычный подарок Олег Янковский получил незадолго до смерти // Фома: [сайт журнала]. – 2022. – 12 августа. – URL: https://foma.ru/jetot-neobychnyj-podarok-oleg-jankovskij-poluchil-nezadolgo-do-smerti.html (дата обращения: 21 апреля 2025 г.).
[3] Щипков А. Православный гламур // Москва. – 2019. – Июль. URL: http://moskvam.ru/publications/publication_2176.html/. Также см.: Щипков А. Православный гламур [Электронный ресурс] // Religare. – 06 июля 2019. URL: http://www.religare.ru/2_118015.html
[4] Карташев А.В. Вселенские соборы. – СПб.: Библиополис, 2002. С. 518. Также см.: Деяния Вселенских соборов. Т. 4. – СПб.: Воскресение; Паломник, 1996. – Репр. Казань: Казанская духовная академия, 1908. С. 590–591.
[5] Подробнее см.: Успенский Л.А. Богословие иконы. Глава XIV. С.276–314.
[6] Священник Михаил Желтов. Икона в православном богослужении (раздел в статье: Икона // Православная энциклопедия. Т. 22. С. 8–25. URL: https://www.pravenc.ru/text/389040.html).
[7] Ответы председателя Отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви митрополита Меркурия на вопросы посетителей сайта Синодального информационного отдела // Московская патриархия: [официальный сайт]. – 2012. – 12 июля. – URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/2337123.html (дата обращения: 30.07.2022). Курсив наш. – В.Н.
[8] Об этом говорится в 99 статье Свода Уставов о предупреждении и пресечении преступлений (Изд. 1890 г.), входившего в 14 том Свода законов Российской империи. Также см.: Ст. 107, 1820 Мая 27 (28289) // Уставъ о предупреждении и пресечении преступлений. СПб.: Типографія Второго Отдела Собственной Е.И.В. канцелярии, 1876. Курсив наш. – В.Н.
[9] Певцов В.Г. Лекции по церковному праву / [Сочинение] Заслуженного профессора Протоиерея В.Г. Певцова; Императорское Училище Правоведения. – СПб.: Типо-литография С.-Петербургской одиночной тюрьмы, 1914. – 242 с. С. 110.
[10] Устав, ст. 108. В этой статье дается ссылка на две нормы: 1750 Окт. 3 (9803) и 1823 Февр. 3 (29299). Курсив наш. – В.Н. Также см.: Певцов В.Г. Указ. соч. С. 110.
[11] Полное собрание законов Российской империи. [Собрание 1-е. С 1649 по 12 декабря 1825 г.]. Т. 37: 1820–1821: [№ 28073–28857]. – СПб.: Тип. 2-го Отделения Собств. Его Императорского Величества канцелярии, 1830. – 983 c., [2] с. – С. 244–245.
[12] Там же. С. 244–245. Курсив наш. – В.Н.
Комментировать