Профессиональная певчая рассказывает о своём пути к Богу через атеистическую идеологию и эзотерику, делится опытом прихода к вере через смерть близких людей и пение на клиросе.
– Лариса, расскажите, пожалуйста, из каких этапов складывался Ваш профессиональный певческий путь?
– Я родилась в городе Братске, Иркутской области. Там я училась в музыкальной школе. Это была особенная музыкальная школа – как педагогическая практика при музыкальном училище. У нас студенты вели занятия, и курировала это всё преподаватель училища, Татьяна Аркадьевна Редя. Она мне вообще путевку в жизнь дала. Я закончила музыкальную школу по специальности фортепиано. А она мне посоветовала идти в училище на дирижерско-хоровое отделение.
У нас был замечательный педагогический состав! Братск – молодой город, в него съезжались энтузиасты из консерваторий Петербурга, Москвы, Новосибирска – все были молодые, все горели своим делом. По специальности я попала к заведующему отделением, Елисееву Борису Тихоновичу. Он просто гениальный был дирижер и музыкант, работал в тогдашнем Свердловском оперном театре. Мне очень повезло с педагогами!
Я заканчиваю музыкальное училище, и встаёт вопрос – что делать дальше? В училище в то время хотели открывать отделение народного хора, но специалистов не было. Директор мне сказал: «Лариса, в общем, давай, целевое направление, мы тебя отправляем в Москву от училища в Гнесинку, потом ты возвращаешься и работаешь уже здесь на народном отделении». Я согласилась, мы стали готовиться. Но оказалось, что можно поступать только на общих основаниях, а там требования были просто заоблачные!
А до этого, в январе месяце, к нам в училище приезжал из Красноярска ансамбль вокалистов «Тебе поем» под руководством Константина Александровича Якобсона. И у нас был концерт – они, значит, свой концерт давали, а мы давали свой для них, и я в хоре пела соло. После концерта он подходит к Борису Тихоновичу и говорит, что мне с моим голосом нужно поступать в Красноярск на вокал!
Так я и приняла решение поступать в Красноярск, Гнесинка отменилась. Я закончила Красноярский государственный институт искусств, сейчас это Сибирский государственный институт искусств имени Дмитрия Хворостовского. Я как раз училась в то время, когда еще была жива преподаватель Хворостовского Екатерина Константиновна Иофель, она заведовала кафедрой. Затем я закончила институт и вернулась домой в родное училище, стала там преподавать вокал у хоровиков, у всех четырёх курсов!
Я проработала в Братске пять лет. Кроме преподавательской деятельности, работала солисткой в духовом оркестре под управлением Тарасевича Олега Вениаминовича. Вообще, город маленький, вокалистов профессиональных не так много. И в какой-то момент мне стало скучно, я решила, что надо бы еще куда-нибудь поехать и там поучиться. Хотела поступать на режиссёра, чтобы организовывать массовые праздники, концерты. Мне это всё нравилось, было интересно, я думала, что режиссировать какое-то мероприятие – это моё. Я хотела сначала поехать в Иркутск, но потом мне посоветовали поступать в Петербург. Я позвонила, мне сказали, что заочного режиссерского отделения уже сейчас нет, есть только по специальности «менеджер индустрии досуга».
Когда я приехала в Петербург, то поняла, что хочу жить здесь. После первой же сессии приезжаю домой и говорю, что уезжаю. Все родные были, конечно, в шоке от этого решения, но муж меня поддержал и мы через полгода переехали. Я сразу устроилась в хор в театре Мусоргского, нынешний Михайловский. Я сразу пошла прослушиваться, на следующий день после переезда. Уже к тому времени я понимала, что не хочу быть солисткой, не метила на какие-то вершины, никогда не любила вокальные конкурсы.
В театре я отработала с 2002-го до 2013 года, 11 лет. Потом я оттуда ушла и пошла работать в гимназию искусств им. А. А. Ахматовой в Пушкине. До сих пор я там работаю концертмейстером, то есть иллюстратором по предмету «аккомпанемент». Дети учатся аккомпанировать солисту, с ним взаимодействовать. И я со своей стороны пытаюсь им донести, что нужно для того, чтобы научиться слушать вокалиста.
– Лариса, а в какой момент Вашей жизни Аы пришли к вере? Как попали в храм, в церковный хор?
– Моя история прихода к вере началась благодаря моей бабуле, Николаевой Вере Ивановне. Я выросла в атеистической семье, родители были коммунистами. У нас никогда в жизни не было даже разговоров о религии. Я сама была «ленинцем» до мозга костей, любила Ленина, чуть ли не боготворила его. У меня висел его портрет. И все, все его девизы по жизни для меня были просто идеалом. Я была лучшим октябренком, пионером, свято верила во всю эту идеологию.
Город молодой, никаких храмов там даже близко не было, и, конечно, я даже не знала, как они выглядят. Однако меня крестили на родине бабули в селе Гремячево Нижегородской области в пять лет, и это событие оставило во мне настолько сильное впечатление, что помню всё как сейчас. Это было что-то невероятное, мне всё там было в диковинку. Помню свой первый алюминиевый крестик, как на меня надели белую верёвочку, помню лицо батюшки, помню крещение во всех подробностях.
Но после этого я не часто вспоминала это событие – ну, крестили и крестили, я даже не особо поняла тогда, что произошло. А бабуля мне всё детство рассказывала о Боге. О том, как её бабушка водила в церковь, потому что её мама рано умерла. Рассказывала о причастии, о бесноватых. Её рассказы были зачастую полумистическими, полными простой крестьянской веры. Я любила сказки и воспринимала все эти рассказы как сказочные истории.
Я очень любила бабулю, и потом, когда постарше стала, всё пыталась её спасти. Мне казалось, что она погибает! Я же смотрела фильмы, например «Тени исчезает в полдень». Я думаю: это же какое зло! Бабуля, моя любимая, непросвещенная, в какой-то тьме сидит! Приносила ей свои школьные учебники, пыталась объяснить, что Бога придумали от необразованности. Читала ей параграфы из истории, и она всё слушала, а потом и говорит: «Всё равно Бог есть». В итоге все мои попытки оказывались тщетными, и я на это махнула рукой: думаю, пусть, как есть, так есть. Всё равно, рано или поздно, мы её спасем.
И вот, однажды, мы играли с другими детьми, я залезла в кладовку и случайно наткнулась на что-то. Протягиваю руку и вытаскиваю икону! Оказывается, бабуля прятала икону Параскевы Пятницы, она до сих пор у меня хранится. Она была под стеклом, очень красивая, цветная. Я не понимала, кто это, но понимала, что это нельзя, что это запретный плод.
В итоге я постоянно в эту кладовку заходила, её вытаскивала: посмотрю-спрячу, посмотрю-спрячу, и это долго продолжалось. Боялась, что увидят и отругают, хотя, я думаю, никто бы меня не ругал.
Моя бабуля явила собой пример жизни во Христе. Она ничего не говорила, не пыталась никого ни в чем переубедить. Она самой своей жизнью просто показала, как быть христианкой. Прожила 81 год. Здесь мы её похоронили, я её таскала за собой везде, и в Петербург с собой забрала. Всегда боялась, что она умрет.
Бабуля была таким человеком, который всегда жил для других. Я вообще не помню, чтобы она что-то для себя хотела, про себя говорила, жаловалась. Вот эта любовь к ближнему, это просто потрясающе.
Я думаю порой: Господи, как же мне повезло, как же Ты меня любишь, что подарил мне жизнь с таким человеком, вёл меня через бабушку к Себе! Удивительно, что я не могу найти ни одного отрицательного качества в ней. Конечно, можно сказать, что это ведь моя родная бабуля, в родных мы можем не замечать каких-то вещей, тем более, когда они уже не с нами. Но здесь объективно, в ней как будто не было греха. За что бы она ни бралась, вокруг неё всегда был свет. Я помню, что с ней было хорошо просто рядом сидеть и молчать. Она выслушивала, никогда не повышала голос. Просто в ней жил Христос.
Удивительно, как она несла в себе этот свет Христов, хотя не ходила в церковь, потому что в Братске не было церквей. У неё очень простая была вера, она не могла вести богословские беседы, но очень любила людей! Она всех жалела, терпела, всех оправдывала, жертвовала собой. Она всегда была рядом со мной, как ниточка, которая связывала меня с Богом.
А ещё меня всегда привлекала смерть. С детства ни одни похороны я не могла пройти стороной. Я просто не могла понять, что это такое. Во-первых, человек просто меняется. Когда он мертвый, он совершенно другой человек, лицо другое. И я всегда боялась потерять бабулю. У меня была паника. И когда она умерла, у меня был какой-то ступор, я вообще ничего не понимала. Как это её нет? Как это вообще возможно?
Я когда размышляю, то думаю, как же Господь всё здорово устраивает! Это же в процессе не замечаешь, как рука Господа ведёт тебя, как Он вёл меня через бабушку.
Меня всегда привлекали иконы, всегда тянуло в храм. Правда, раньше я не понимала, что мне там делать. Заходила в храмы часто, смотрела по сторонам. Но всё же, прежде чем осознанно выбрать Православие, я прошла через Рериха, Штайнера, Блаватскую и многих других. Мне всегда казалось, что Православие очень примитивно, потому что у моей бабули было всего три класса образования, и я была уверена, что это религия для дремучих бабушек.
Когда я открывала для себя буддизм, восточную философию, всё это казалось таким глубоким и привлекательным. В Красноярске в 90-е годы появились книги Бхагавана Шри Раджиниша, Ошо. Мне было всё это интересно.
Как-то я зашла в Красноярске в православный храм. У меня были финские сапоги на каблучках, модные. Я тогда не разбиралась – служба там, не служба. Вдруг ко мне подбегает какая-то бабушка и начинает шипеть: «Тише, что вы каблуками своими стучите?» Я думаю: «Ничего себе! Это вот так у вас? Нет, до свидания, мне такое не нужно, я больше вообще заходить не буду!» У меня была обида жуткая. Я решила, что лучше буду со своим Ошо, мне это больше нравится.
– Вы просто читали книги, или были какие-то сообщества, собрания?
– Это был центр эзотерической литературы, который открылся в филармонии у нас в Красноярске. И помню, мы купили Библию Раджиниша. Я первый раз столкнулась с этим, для меня это было просто круто. И вместе со всеми увлечениями, у меня стояла икона Христа. Мне просто нравилось всё духовное, тянуло туда.
Ни в какие секты я не ходила, изучала сама. Пыталась учиться медитации, йогой от лени не занималась настоящей, но физические упражнения делала. Мне было всё любопытно, но я всегда доходила до какой-то границы, и резко у меня всё заканчивалось. Какие-то события происходили, меня отталкивало.
Как вообще я попала в Православие? Когда я работала в Михайловском театре, зарплаты были небольшие, да и времени было достаточно, чтобы найти работу по совместительству. И мы решили с подругой поработать в храме певчими, заодно и получить новую профессию.
С нами работал один хорист, и он нас привёл в храм попробовать в качестве певчих. Конечно, мотивация была заработать денег, а не молиться. Ну и что-то новое узнать, новому научиться.
Мы попали в храм на Великом посту, все в храме молятся, на колени падают, мы с подругой стоим. Начали нас там спасать, говорить, что делать, что не делать; говорили, что заниматься театром – это грешно. Ещё в итоге нам совсем копейки заплатили.
Я сказала: «Нет, извините, меня это не устраивает! Я больше трачу на дорогу, зачем я тогда сюда хожу? Я же сюда пришла работать, а не просто время проводить!»
Меня вообще никак не тронуло это первое знакомство с клиросом, я ничего тогда не поняла. Отношение к себе, «любимой», мне тогда не очень понравилось. Если договор – то договор, а меня не надо гнуть и воспитывать. Мне не нравилось, что меня пытаются воспитывать и смирять, и на лет пять меня отвернуло от храма. Думаю, что это был Божий Промысл.
Когда в Михайловском театре произошли реформы, соединились два хора – оперный и концертный. Именно в концертном хоре многие являлись певчими в разных храмах. Я на них смотрела, у меня прямо зависть к ним была – тогда я узнала, какими «крутыми» могут быть церковные певчие.
И тут мне подвернулся случай: моя коллега, являясь певчей Князь-Владимирского собора под управлением Михаила Ващенко, перешла петь в Спасо-Преображенский собор. Она и привела меня в этот хор на своё место в альтовой партии.
Михаил Иванович Ващенко мне сразу с первой службы стал платить. Вот тут я попала в противоположную обстановку той, что была ранее. Меня стали охотно учить специфике, подсказывать, где что. Естественно, я не сразу это всё выучила, но тем не менее у них я пела три года. Здесь я уже познакомилась с церковным пением по-настоящему, и здесь начала появляться и расти моя вера в Бога. Там много было людей действительно верующих. Хороший был коллектив!
Михаил Иванович был для меня настоящим примером христианина! Он очень трепетно относился к церковному пению, любил это дело, всю жизнь был в церкви. Когда я пела свою первую Пасху, для него она была шестидесятой по счёту! Я понимала, что, когда он крестится, он делает это не напоказ, а действительно в это верит. Он был будто бы ещё одним моим мостиком к вере. Я на него смотрела, и до меня через этот пример что-то стало доходить.
Что ещё меня поразило, это его отношения с женой. Они были уже пожилыми, и так трепетно и уважительно друг к другу относились, всегда ходили под локоток. Жена ушла из жизни буквально вслед за мужем. Для меня это был настоящий пример христианской семьи!
Я уже, к сожалению, не помню, как её звали. Но вот это меня тоже очень подкупало, потому что я такого раньше не видела нигде. И вот эти плюсики где-то там у меня в голове откладывались, я их не осознавала, но всё это на меня влияло.
Во время работы в Князь-Владимирском было моё первое Причастие, в Духовной Академии. До этого я захотела обвенчаться с мужем, крестить всех некрещёных родственников. Мне всегда нравилась обрядовость, но для Причастия ещё нужно было «созреть». Тогда же у меня была первая генеральная исповедь.
Потом я переехала в Пушкин, ушла из театра и храма, потому что было очень далеко ездить. Нашла храм в Пушкине и уже стала петь на клиросе там, у нас был квартет. Ну, а потом попала в храм святых мучеников Адриана и Наталии, где пою до сих пор.
– Вы профессиональная певица, с детства пели на сцене. Клирос – это ведь своя специфика, каково Вам было перестраиваться, обучаться церковному пению?
– Когда я попала в Князь-Владимирский собор, мне нужно было учить устав, гласы, все богослужебные особенности выучивать и понимать. Но если брать само пение, то там был большой хор, и мой голос хорошо туда встраивался. Вот когда я попала в Пушкин, уже в камерный храм, мне было сложновато. Но это тоже не так было сложно, вокалом ведь я владею, главное было понять особенности.
В Князь-Владимирском мне всё в книжке расписывали, пальчиком показывали: «Сейчас – Господи, помилуй», мотивы все расписывали. Я до сих пор очень благодарна за такое внимание и заботу обо мне! Никаких не было передряг, обид. А ведь на клиросе всё бывает.
– Знаете ли других певчих, которые тоже через пение в церкви пришли к вере?
– Знаю много воцерковившихся певчих, но не знаю, через пение они пришли или через что-то другое. Мне кажется, Господь приводит всех как-то по-разному, и это совершенно нормально. Вот я пришла зарабатывать, а увидела и познакомилась с настоящими верующими людьми. Смотрела на них и удивлялась, для меня это было в новинку.
Господь через людей приводит. Пение, да, конечно, красивое. Но у меня этого пения в жизни было очень много. Здесь, в первую очередь, важен был пример живой веры.
– Лариса, а что Вам вообще дает пение на клиросе? Почему для Вас важно идти петь на клиросе, а не просто молча молиться с прихожанами?
– Я опять вспоминаю Михаил Ивановича. Когда я пришла к нему в хор, что-то во мне отозвалось, и я начала задумываться.
Как-то перед праздником у меня был порыв – помыть стены в хоровой комнате, они были грязные, подкопчённые. Я видела, как люди приходят, во славу Божью бесплатно работают, моют, убирают, что-то делают. Для меня это было очень странно – так тратить свое свободное время, но тут я и сама решила поучаствовать, тем более, было достаточно времени перед службой.
Спускаюсь я с клироса вниз, там сидит Вера Ивановна – заведующая по хозяйству, изумительная женщина, Царствие ей Небесное. Я у неё прошу дать мне тряпку, ведро, затем поднимаюсь и начинаю пытаться помыть стены. У меня ничего не получается – просто грязь по стенам развожу, сколько бы воду ни меняла.
И тут Михаил Иванович приходит, я ему жалуюсь, что ничего не получается. А он мне говорит то, что я запомнила на всю жизнь: «Лариса, каждый должен заниматься своим делом. Иди и пой». И я поняла, что да, действительно, каждый Господу должен служить так, как он может, занимаясь своим делом.
Я уже много лет пою в храме, и понимаю, что хочу, чтобы на службе было красиво, и я могу в этом помочь, поучаствовать. А что я буду стоять? Пение на службе – это же для Бога, это служение, это молитва. Вот я и пою. Зачем мне просто стоять, когда я могу поучаствовать в общем создании красоты богослужения?
Вообще, когда я размышляю, то понимаю сейчас, что меня как будто Господь вёл меня за ручку туда, где я должна быть, когда я была к этому готова. У меня всегда есть ощущение, что не я принимаю такие решения в своей жизни, а мной руководят, всё само как-то складывается.
Самое интересное было – это мои чувства и ощущения после того, как я стала идти в сторону Православия. Все учения, которыми я увлекалась ранее, давали мне какие-то знания, но радости совсем не приносили. А в Православии я обрела именно радость, будто заполнилась пустота.
Почему я раньше перескакивала на эзотерику? Потому что у меня не было образованности и знаний о своей вере. Моё представление о Православии строилось на примере моей бабули, каких-то услышанных в детстве рассказов. Никто меня не воспитывал в Православии, никаких книг не было. Конечно, мне это всё казалось какой-то детской сказкой. И поэтому, конечно, мне это все казалось очень простым, примитивным. Я же тогда не читала ничего, не знакома была, например, с Исааком Сириным, другими святыми отцами. Я до сих пор считаю, что без образования очень сложно осознанно выбрать, во что верить. Особенно в наше время.
Если взять мою бабулю – она с детства была воспитана в Православии, в традиции, у нее это совершенно на другом уровне вошло, и вошло очень глубоко. Когда она рассказывала мне о своей жизни, я думала, ну как такое вообще возможно? Человек войну прошел, столько пережил, такая судьба, несчастная, можно сказать. И вот такая чистота до конца.
В наше время людям, которые приходят к вере, конечно, важна интеллектуальная сторона. И конечно, здесь нужно образование, знание Православия. Ты хотя бы начинаешь понимать, что да как.
Если смотреть на всю мою жизнь, то я искала Бога с самого детства, начиная с моего интереса к теме смерти. Ведь страх смерти присутствует у каждого человека, в большей или меньшей степени. Но он у всех есть у нас, потому что мы существа, которые не должны умирать, а должны быть бессмертными. Всё равно где-то у человека заложено, что смерть противоестественна.
Я всегда находилась в поиске каких-то духовных опор. У меня всегда неспокойно было внутри, как будто всё фальшивое, как будто всё не то. Когда захлёстывали интересные внешние события, отвлекалась на них, а когда проходили, понимала, что это всё не то.
Вначале, когда я стала смотреть в сторону православной веры, это было не совсем осознанно, и при этом меня постоянно отбрасывало назад, отворачивало от храма. А вот уход моих мамы с папой, Стёпочкиных Ивана Ивановича и Валентины Фёдоровны, одного за другим, во время ковида, уже окончательно меня привел в храм. Как будто бы они меня привели в храм, передали Богу. Это было промыслительно! И этот приход уже был по-настоящему осознанным выбором. Сейчас уже идёт процесс познания, но не поиска. Я стремлюсь узнать Бога, познакомиться с Ним.
Я только сейчас понимаю, как Господь меня любит. Насколько Он знает мою немощь, слабость. Как Он не дал мне ухаживать, например, за немощными родителями, зная мой характер, что я могу там вспылить, обидеть или еще что-то. Он их просто забрал обоих, хотя я и просила оставить хотя бы одного. Сейчас понимаю, что с моей стороны это был эгоизм, я ведь не знала, как было бы кому-то из них, если бы он остался.
Только сейчас я потихоньку начинаю головой это понимать, начинает осознание приходить, и вместе с этим осознанием приходит благодарность Богу за всё. Господь всю жизнь был рядом, но я это вижу только сейчас.
Беседовала Ольга Корхова
Комментировать