П. Николаи
Может ли современный человек верить в Божество Иисуса Христа?

Вступ­ле­ние

Вряд ли най­дется среди нас мыс­ля­щий чело­век, кото­рый не оста­но­вился бы хотя неко­то­рое время перед свет­лою Лич­но­стью Иисуса Христа. Уж очень Она заме­ча­тельна по Своей высоте и чистоте и по тому неиз­ме­ри­мому вли­я­нию – пря­мому и еще более кос­вен­ному, – кото­рое Она имела на куль­тур­ное раз­ви­тие наро­дов в тече­ние послед­них 18 сто­ле­тий.

Но, вместе с тем, каждый, читав­ший еван­гель­ские повест­во­ва­ния созна­тельно, а не под кол­па­ком навя­зан­ных или уна­сле­до­ван­ных взгля­дов, ста­но­вился, должно быть, в тупик, наты­ка­ясь на неко­то­рые совер­шенно неве­ро­ят­ные собы­тия в жизни Христа. Как напри­мер, отне­стись к опи­са­нию Его сверхъ­есте­ствен­ного рож­де­ния, к факту тво­ри­мых Им чудес, смерти Его и вос­кре­се­ния Его из мерт­вых, словом к сверхъ­есте­ствен­ной сто­роне Его жизни, к вопросу об Его Боже­ствен­но­сти, в смысле вопло­ще­ния Боже­ства в Его Лич­но­сти? Для очень многих все эти сомне­ния при­ни­мают острую, мучи­тель­ную форму.

Невольно нарож­да­ется вопрос: как это могло быть? Все люди рож­да­ются есте­ствен­ным обра­зом, чудес не делают, уми­рают и не вос­кре­сают. Неужели из общего пра­вила в исто­рии чело­ве­че­ства могло быть одно исклю­че­ние? Как это неве­ро­ятно? В при­роде все про­ис­хо­дит по уста­нов­лен­ным незыб­ле­мым зако­нам. Ника­ких чудес и сверхъ­есте­ствен­ных явле­ний нет и быть не может. Наука чудес не при­знает… Не гораздо ли веро­ят­нее допу­стить, что Хри­стос был такой же чело­век, как мы, только наи­луч­ший, иде­аль­ней­ший из всех людей, и что все повест­во­ва­ния о будто бы тво­ри­мых Им чуде­сах и об Его вос­кре­се­нии из мерт­вых, словом об Его Боже­ствен­но­сти – просто легенды, изоб­ре­те­ния позд­ней­шего вре­мени… И стоит ли вообще тра­тить время над этим вопро­сом? Раз мы имеем учение Христа, не все ли равно при­знать ли его Богом или только чело­ве­ком?

Обык­но­венно люди, даже обра­зо­ван­ные и умные, настолько поверх­ностны, что удо­вле­тво­ря­ются подоб­ными суж­де­ни­ями и, про­чи­тав всего несколько фелье­тон­ных статей по этому вопросу или лег­ко­вес­ного автора, вроде Ренана, счи­тают вопрос о Боже­ствен­но­сти Христа совер­шенно исчер­пан­ным или «покон­чен­ным», решив его в отри­ца­тель­ном смысле.

Может быть, рефе­рат этот убедит хотя неко­то­рых, что вопрос, за кого мы почи­таем «Сына Чело­ве­че­ского», имеет боль­шее зна­че­ние, нежели они вна­чале пред­по­ла­гали, и что вопрос этот, «по нынеш­ним данным науки», для обра­зо­ван­ного, мыс­ля­щего чело­века едва ли может счи­таться «покон­чен­ным».

Воз­можны ли чудеса?

Скеп­ти­че­ское отно­ше­ние обра­зо­ван­ного мира к так назы­ва­е­мым чуде­сам вполне есте­ственно. Уж слиш­ком много люди нагре­шили в смысле сле­пого лег­ко­ве­рия ко вся­кого рода небы­ли­цам. Но не нужно, конечно, впа­дать и в про­ти­во­по­лож­ную край­ность и счи­тать «сверхъ­есте­ствен­ным» или невоз­мож­ным все то, чего мы не можем понять и объ­яс­нить. «Гор­дость чело­ве­че­ского неве­же­ства», спра­вед­ливо гово­рит Бюхнер (Kraft und Stoff), «ска­зы­ва­ется в том, что счи­таем невоз­мож­ным что-либо потому, что оно кажется нам непо­нят­ным».

Неопыт­ный диле­тант обык­но­венно скоро выно­сит свой непо­гре­ши­мый при­го­вор, с аплом­бом заяв­ле­ния, что то или другое явле­ние «невоз­можно». Серьез­ный же ученый в подоб­ных слу­чаях много осто­рож­нее. Он знает, что область иссле­до­ван­ных наукою явле­ний ничтожна в срав­не­нии с объ­е­мом неис­сле­до­ван­ных и что мы и в насто­я­щее время лишь при­кос­ну­лись к краю ризы истин­ной науки. Он помнит, что даже и так назы­ва­е­мые точные науки часто поко­ятся на основ­ных поло­же­ниях, кото­рые еще не дока­заны. Мате­ма­тика (гео­мет­рия) постро­ена на акси­о­мах, кото­рые при­ни­ма­ются «на веру» и кото­рых дока­зать нельзя. Физика тре­бует веры в атомы и моле­кулы, кото­рых никто не видел, да и воз­можно ли вообще пред­ста­вить себе еди­ницу неде­ли­мую? Мы объ­яс­няем свет коле­ба­нием волн миро­вого эфира, но есть ли такой эфир? Не одна ли это счаст­ли­вая гипо­теза? Что такое элек­три­че­ство? И этого мы не знаем, хотя быть может еже­дневно поль­зу­емся им.

Обык­но­венно ука­зы­вают, что так назы­ва­е­мые сверхъ­есте­ствен­ные явле­ния невоз­можны, потому что они нару­шают незыб­ле­мые законы при­роды. Но, как спра­вед­ливо гово­рит д‑р Роу в своих апо­ло­ге­ти­че­ских лек­циях, читан­ных в Окс­форд­ском уни­вер­си­тете (см. «Оче­вид­ные истины хри­сти­ан­ства», перев. Фифей­ского), не сле­дует сме­ши­вать двух поня­тий — «сил» при­роды с «зако­нами» при­роды. Силы при­роды, в смысле причин явле­ний в при­роде, конечно, не пере­стают дей­ство­вать в опре­де­лен­ном направ­ле­нии, напри­мер сила при­тя­же­ния или цен­тро­беж­ная сила, пока они не стал­ки­ва­ются с про­ти­во­по­лож­ными силами. Под «зако­нами же при­роды мы разу­меем неко­то­рую после­до­ва­тель­ность, наблю­да­е­мую в явле­ниях при­роды, напри­мер, что вода при извест­ной тем­пе­ра­туре замер­зает, что тела от теп­лоты рас­ши­ря­ются и от холода сокра­ща­ются и т. д. Бывают однако исклю­че­ния из таких зако­нов, кото­рые каза­лись навеки незыб­лемо уста­нов­лен­ными. Стоит только вспом­нить пере­во­рот, про­из­ве­ден­ный откры­тием радия с его уди­ви­тель­ными свой­ствами., С каким недо­ве­рием науч­ный мир отнесся вна­чале к изве­стию об этом откры­тии, как ученые пожи­мали пле­чами, с улыб­кою встре­чая заяв­ле­ния г‑жи Кюри. И все же ока­за­лось, что опыт опро­верг теорию, и теорию при­шлось «пере­кро­ить» по опыту.

Но разве мы знаем все силы при­роды? Не откры­вает ли наука все новые уди­ви­тель­ные силы, нам дотоле неве­до­мые? Мы знаем теперь о суще­ство­ва­нии сильно-дей­ству­ю­щих лучей, для глаза неви­ди­мых, и звуков, неслыш­ных для уха, и гово­рим о радио­ак­тив­ных свой­ствах неко­то­рых тел, т. е. о таких вещах и силах, о суще­ство­ва­нии кото­рых наши предки и не подо­зре­вали. Где же предел этим откры­тиям? Мы все чаще и чаще откры­ваем теперь такие силы «срав­ни­тельно выс­шего порядка», бла­го­даря кото­рым многие, на первый взгляд непо­сти­жи­мые явле­ния, полу­чают нагляд­ное разъ­яс­не­ние. Сто лет при­бли­зи­тельно тому назад фран­цуз­ский ученый заявил, что он напал на след такого откры­тия, кото­рое даст людям воз­мож­ность в тече­ние полу­часа послать запрос в Китай и полу­чить оттуда ответ. Его под­няли на смех и назвали сума­сшед­шим. Совер­шенно разумно рас­суж­дали, что если гонец будет ска­кать без­оста­но­вочно, без сна и и без отдыха, день и ночь в Китай, или парус­ный корабль поплы­вет туда с неиз­менно попут­ным ветром, то и в таком неве­ро­ят­ном случае потре­бу­ется на это по край­ней мере несколько меся­цев. Рас­суж­дали пра­вильно, по данным того вре­мени. Но этот ученый рабо­тал над пер­выми нача­лами элек­три­че­ского теле­графа. Элек­три­че­ство суще­ство­вало в мире, но люди не знали этой силы или не умели ею поль­зо­ваться. То же самое было бы ска­зать отно­си­тельно воз­мож­но­сти раз­го­ва­ри­вать на рас­сто­я­нии сотен верст посред­ством теле­фона или сни­мать фото­гра­фию с содер­жа­ния запер­того ящика при помощи рент­ге­нов­ских лучей.

Можно согла­ситься с поло­же­нием, что сверхъ­есте­ствен­ных явле­ний нет, в самом стро­гом смысле этого слова, потому что каждое явле­ние есть след­ствие какой-нибудь при­чины – и в этом смысле весьма метко заме­ча­ние Хар­нака, что «чудес нет, но чудес­ного очень много», – однако нам при­хо­дится часто при­зна­вать, что есть еще много сил и причин, нам еще неиз­вест­ных, так что мы только с боль­шою осто­рож­но­стью вправе гово­рить о воз­мож­но­сти или невоз­мож­но­сти разных явле­ний.

Неужели эти откры­тия новых и «срав­ни­тельно высших» сил огра­ни­чи­ва­ются только обла­стью так назы­ва­е­мых мате­ри­аль­ных явле­ний? Почему не допу­стить воз­мож­но­сти суще­ство­ва­ния сил «срав­ни­тельно выс­шего порядка» и в других обла­стях, напр., в обла­сти нрав­ствен­ных и пси­хи­че­ских явле­ний? Мы еще далеко не знаем всех мате­ри­аль­ных сил», гово­рит Харнак, «и мы еще гораздо менее знаем о силах пси­хи­че­ских»… «на этом осно­ва­нии», про­дол­жает он, «мы сде­ла­лись гораздо осто­рож­нее преж­него в наших суж­де­ниях о чуде­сах древ­него про­шлого».

Где же тогда гра­ница между миром есте­ствен­ным и сверхъ­есте­ствен­ным? Где кон­ча­ется первый, где начи­на­ется послед­ний, и есть ли между ними гра­ница? По всей веро­ят­но­сти – нет, и вопрос, с науч­ной точки зрения, сво­дится к тому, суще­ствуют ли или нет силы «выс­шего порядка»?

Боль­шин­ство кри­ти­ков, напри­мер Давид Штраус, Ренан и пр., при­сту­пают к иссле­до­ва­нию жизни Христа с гото­вою тео­риею, что все, что «они счи­тают» сверхъ­есте­ствен­ным, – апри­ори невоз­можно и соот­вет­ственно этому «пере­кра­и­вают» еван­гель­ские повест­во­ва­ния по своему. Другие, как напри­мер Харнак, весьма непо­сле­до­ва­тельно допус­кают воз­мож­ность неко­то­рых чудес, напри­мер исце­ле­ния слепых и хромых, но отри­цают воз­мож­ность других. Научно ли это?

Хри­стос в Еван­ге­лии (Мф.12:28) заяв­ляет, что он совер­шает чудеса силою Духа Свя­того, – силою Божиею. Много ли мы знаем о Святом Духе и вправе ли мы ука­зать, что для Него воз­можно и что нет? Мы иногда видим своими гла­зами, что в чело­веке про­изо­шла уди­ви­тель­ная пере­мена, от какой-то бла­го­дар­ной силы, но при­рода ее оста­ется для нас в зна­чи­тель­ной мере сокры­тою.

Будем же в этих вопро­сах истин­ными слу­жи­те­лями науки, людьми не лег­ко­вер­ными, но – без пред­взя­тых убеж­де­ний, людьми с широ­ким кру­го­зо­ром, гото­выми при­нять истину и пре­кло­ниться пред нею, откуда бы она ни пришла, хотя бы она и опро­ки­нула неко­то­рые излюб­лен­ные нами теории, хотя бы она и не полу­чила пока про­фес­сор­ского «approbatur» и не была заре­ги­стри­ро­вана в наших науч­ных учеб­ни­ках. При­сту­пим в таком духе к изу­че­нию Лич­но­сти Иисуса Христа. Многое, что мы читаем о Нем в Еван­ге­лиях, пока­жется нам на первый взгляд неправ­до­по­доб­ным и неве­ро­ят­ным. Но дей­стви­тельно ли это невоз­можно? Может быть, мы именно здесь встре­ча­емся с про­яв­ле­нием силы «наи­выс­шего порядка», дела­ю­щею невоз­мож­ное – воз­мож­ным.

Не пред­ре­шая поэтому вопроса о воз­мож­но­сти или невоз­мож­но­сти упо­мя­ну­тых в Еван­ге­лии чудес, рас­смот­рим вни­ма­тельно те сто­роны Лич­но­сти Христа, кото­рые под­да­ются науч­ному иссле­до­ва­нию. Если име­ются данные, ука­зы­ва­ю­щие на Боже­ствен­ность Христа или на веро­ят­ность ее, то вопрос о так назы­ва­е­мых чуде­сах не может, по ука­зан­ным при­чи­нам, пред­ста­вить прин­ци­пи­аль­ных затруд­не­ний.

Посту­пая научно, мы должны оста­но­виться:

  1. на тех источ­ни­ках, из кото­рых мы чер­паем наши све­де­ния о Христе;
  2. на изу­че­нии самой Лич­но­сти Христа, по име­ю­щимся о Нем данным, и
  3. на тех выво­дах, кото­рые с логи­че­скою после­до­ва­тель­но­стью выте­кают из поло­жи­тель­ного или отри­ца­тель­ного реше­ния вопроса о Боже­ствен­но­сти Христа.

Боль­шин­ство даже обра­зо­ван­ных лиц у нас в России весьма мало зна­комо с источ­ни­ками хри­сти­ан­ства, они нико­гда само­сто­я­тельно не изу­чали Лич­но­сти Христа по Еван­ге­лиям, не помыш­ляли о выво­дах, выте­ка­ю­щих из того или дру­гого реше­ния вопроса об Его Боже­ствен­но­сти и все свои све­де­ния чер­пают из вторых рук. В резуль­тате – отсут­ствие твердо обос­но­ван­ных убеж­де­ний и склон­ность, наткнув­шись на непо­нят­ное место в Еван­ге­лиях или на неожи­дан­ный довод, – опро­мет­чиво сдать всю свою пози­цию, не счи­та­ясь со всеми резуль­та­тами такого шага.

Вспом­ним, что в столь обшир­ном, глу­бо­ком и слож­ном вопросе нельзя постро­ить окон­ча­тель­ного вывода на одном или другом аргу­менте или на одной или другой группе аргу­мен­тов за или против того или дру­гого реше­ния. Мы должны взве­сить все доступ­ные нам данные и счи­таться со всеми выво­дами из них. Только сово­куп­ность всех аргу­мен­тов должна решить, на какую сто­рону должна скло­ниться стрелка наших весов. Будем честны и доб­ро­со­вестны в этом отно­ше­нии. Истина света не боится.

Под­линны ли и досто­верны наши Еван­ге­лия?

«Хри­сти­ан­ство сла­га­лось в тече­ние трех сто­ле­тий», пишет Ренан (Vie de Jesus). Этим он хочет ска­зать, что так как самое древ­нее из всех дошед­ших до нас руко­пис­ных Еван­ге­лий (Codex Sinaiticus) напи­сано в 350 году после Христа, то, по всей веро­ят­но­сти в этот длин­ный про­ме­жу­ток вре­мени, после кон­чины Родо­на­чаль­ника хри­сти­ан­ской рели­гии, сло­жи­лись все легенды об Его чуде­сах и боже­ствен­ных свой­ствах, и что на самом деле Он был про­стой смерт­ный чело­век, как мы, весьма иде­ально настро­ен­ный. Эту точку зрения под­дер­жи­вают Л. Н. Тол­стой и многие другие.

Дей­стви­тельно, самая древ­няя еван­гель­ская руко­пись, до сих пор откры­тая, отно­сится к ука­зан­ному вре­мени, так что целых 250 лет отде­ляют его от того вре­мени, когда скон­чался послед­ний из апо­сто­лов, Иоанн, соста­ви­тель чет­вер­того Еван­ге­лия. Но, спра­ши­ва­ется, в каком поло­же­нии нахо­дятся прочие наши гре­че­ские и латин­ские клас­сики, в под­лин­но­сти кото­рых мы не сомне­ва­емся? Ока­зы­ва­ется, что Эсхил жил от 525–456 г. до Р.Х., древ­ней­шие же руко­писи его сочи­не­ний отно­сятся к 11 сто­ле­тию после Христа, так что здесь мы имеем про­ме­жу­ток вре­мени в 1500 лет. Для сочи­не­ний Софокла, Фуки­дида и Герод­ота про­ме­жу­ток вре­мени при­бли­зи­тельно такой же; для сочи­не­ний Вир­ги­лия про­ме­жу­ток – около 300 лет, для сочи­не­ний Тита Ливия – 400 лет, для сочи­не­ний Гора­ция – 900 лет, для сочи­не­ний Тацита – 750 лет, так что, в срав­не­нии с ними еван­гель­ская руко­пись зани­мает довольно выгод­ное поло­же­ние.

Отсут­ствие у нас более древ­них еван­гель­ских руко­пи­сей объ­яс­ня­ется отча­сти тем, что послед­ние обык­но­венно писа­лись не на пер­га­менте, недо­ступ­ном по цене людям мало­со­сто­я­тель­ным, какими было боль­шин­ство первых хри­стиан, а на листах из папи­руса, кото­рые срав­ни­тельно скоро пор­ти­лись; во вторых тем, что неко­то­рыми импе­ра­то­рами, в осо­бен­но­сти Децием и Дио­кле­ти­а­ном, были изданы спе­ци­аль­ные пред­пи­са­ния об уни­что­же­нии всех хри­сти­ан­ских книг, так как ими под­дер­жи­ва­лась, по их мнению, хри­сти­ан­ская вера. Не легко было скры­вать объ­е­ми­стые руко­писи в тече­ние почти трех сто­ле­тий жесто­ких гоне­ний.

Что Еван­ге­лия наши суще­ство­вали в том виде, в каком они дошли до нас, и раньше 350 года, – видно из того, что име­ются руко­писи других авто­ров, в под­лин­но­сти кото­рых наука не сомне­ва­ется, дающие или цитаты и извле­че­ния из Еван­ге­лий, от более ран­него пери­ода, или ссылки на них, и под­твер­жда­ю­щие самым рази­тель­ным обра­зом глав­ные факты, упо­мя­ну­тые в Еван­ге­лиях.

Име­ется, напри­мер, трак­тат апо­ло­ги­че­ского содер­жа­ния, напи­сан­ный в 140 году по Р.Х.. бывшим язы­че­ским фило­со­фом Иусти­ном на имя импе­ра­то­ров Анто­нина Пия и Марка Авре­лия, в кото­ром он обри­со­вы­вает жизнь и учение Христа и опи­сы­вает быт хри­сти­ан­ских общин того вре­мени. Инте­ресно про­честь цитаты, кото­рые он делает из Еван­ге­лий, и его ссылки на послед­ние. «На вос­крес­ных собра­ниях хри­стиан, – пишет он, – чита­ются мему­ары апо­сто­лов» (Еван­ге­лия).

Име­ются также ссылки на разные места из Еван­ге­лий в сочи­не­ниях более ранних писа­те­лей, напр., у Кли­мента Рим­ля­нина, от 97 года по Р.Х., и у других авто­ров, но вда­ваться в эту спе­ци­аль­ную область биб­лей­ской кри­тики нам не при­хо­дится, и для нас будет доста­точно стать на ту почву, кото­рую заво­е­вала себе совре­мен­ная либе­раль­ная гер­ман­ская школа бого­сло­вия, с про­фес­со­ром Хар­на­ком во главе. Мы можем быть вполне уве­рены, что эти бого­словы про­це­дили каждую йоту руко­пи­сей в своих кри­ти­че­ских иссле­до­ва­ниях.

Гос­под­ство­вав­шая в Гер­ма­нии в сере­дине про­шлого сто­ле­тия Тюбин­ген­ская школа бого­сло­вия, со зна­ме­ни­тым про­фес­со­ром Бау­е­ром во главе, отри­цав­шая под­лин­ность почти всех книг Нового Завета, уже давно опро­верг­нута даль­ней­шим ходом науки, и в насто­я­щее время гер­ман­ская либе­раль­ная школа счи­тает под­лин­ность по край­ней мере 3‑х Еван­ге­лий и всех Посла­ний, без одного, – фактом, научно уста­нов­лен­ным.

Если же мы для боль­шей осто­рож­но­сти обра­тимся к самому ради­каль­ному крылу упо­мя­ну­той школы, то и там мы нахо­дим, что и пред­ста­ви­тели этого край­него кри­ти­че­ского направ­ле­ния при­знают несо­мнен­ную под­лин­ность четы­рех посла­ний апо­стола Павла, именно: к Рим­ля­нам, 2‑го к Корин­фя­нам и к Гала­там. Но так как в этих посла­ниях, напи­сан­ных апо­сто­лом Павлом в 60-тых годах после Р.Х., содер­жатся все суще­ствен­ные части хри­сти­ан­ского учения, в том числе ука­за­ния на вос­кре­се­ние Христа из мерт­вых и на Его Боже­ствен­ность, и так как посла­ния этого апо­стола при­ни­ма­лись всеми хри­сти­ан­скими общи­нами в Малой Азии, Греции, Италии, словом везде, куда ни про­ни­кала хри­сти­ан­ская Цер­ковь, то из этого неми­ну­емо сле­дует, что эти основ­ные поло­же­ния хри­сти­ан­ского веро­уче­ния ни в каком случае не явля­ются изоб­ре­те­ни­ями позд­ней­шего вре­мени, а отно­сятся к самому ран­нему пери­оду хри­сти­ан­ства. Значит уже в 60‑х годах пер­вого сто­ле­тия по всему побе­ре­жью Сре­ди­зем­ного моря первые хри­сти­ан­ские общины верили в чудеса и вос­кре­се­ние Христа из мерт­вых и в Его Боже­ствен­ность. Этим падает вся гипо­теза Ренана о позд­ней­шем воз­ник­но­ве­нии этих веро­уче­ний. Есть еще малень­кое обсто­я­тель­ство, на кото­рое Ренан не обра­тил вни­ма­ния, – это тот факт, исто­ри­че­ски уста­нов­лен­ный и неоспо­ри­мый, что все хри­сти­ан­ские церкви, повсе­местно, с самого начала, еже­годно соблю­дали празд­ник Пасхи и при­вет­ство­вали членов своих воз­гла­сом «Хри­стос вос­кресе». Откуда и как утвер­дился у них этот обычай?

Перей­дем теперь к вопросу о досто­вер­но­сти еван­гель­ских повест­во­ва­ний, в смысле вопроса о прав­ди­во­сти их изло­же­ния. Можно мель­ком заме­тить, что раз мы допус­каем под­лин­ность, хотя бы неко­то­рых из наших Еван­ге­лий, то уже этим мы создаем веское пред­по­ло­же­ние в пользу искрен­но­сти их авто­ров и веро­ят­ной прав­ди­во­сти их изло­же­ния. Трудно же допу­стить, чтобы один из апо­сто­лов Христа – Левий, автор пер­вого Еван­ге­лия, или апо­стол Иоанн, или спут­ники ап. Павла – Лука и Марк, опи­сы­вали собы­тия заве­домо ложные или вообще недо­сто­вер­ные. Против этого гово­рит и самый тон Еван­ге­лий, тон до того искрен­ний, прав­ди­вый, трез­вый и про­стой, что у непредубеж­ден­ного чита­теля невольно воз­ни­кает чув­ство дове­рия к авто­рам этих повест­во­ва­ний. Многие лица, при­сту­пив­шие с недо­ве­рием к чтению Еван­ге­лий, вынесли убеж­де­ние об их досто­вер­но­сти именно под впе­чат­ле­нием этого непод­ра­жа­е­мого прав­ди­вого тона их. Другой довод – масса мелких дета­лей в изло­же­нии, рас­сы­пан­ных по всем Еван­ге­лиям (в осо­бен­но­сти же в Еван­ге­лии от Марка), таких дета­лей, кото­рые мог под­ме­тить только оче­ви­дец собы­тий и кото­рые едва ли можно было бы вос­про­из­ве­сти впо­след­ствии. Чтобы судить об убе­ди­тель­но­сти или неубе­ди­тель­но­сти этих дово­дов, нужно конечно отно­ситься к этому вопросу бес­при­страстно и озна­ко­миться с Еван­ге­ли­ями осно­ва­тельно. «Исклю­чи­тель­ный харак­тер Еван­ге­лий не под­ле­жит ника­кому сомне­нию, – пишет про­фес­сор Харнак. – Эту про­стоту и выра­зи­тель­ность формы нельзя было вос­про­из­ве­сти даже несколько десят­ков лет спустя… совер­шенно ясно, что мы имеем здесь дело, в глав­ном, с пре­да­ни­ями первых времен». В пользу досто­вер­но­сти наших Еван­ге­лий гово­рит и тот факт, что мы встре­ча­емся с одними и теми же Еван­ге­ли­ями, напи­сан­ными в Греции, в Галлии, в Египте, в Риме, в Пале­стине, в Север­ной Африке и пр., из чего видно, как рев­ниво церк­вами обе­ре­гался пер­во­на­чаль­ный текст этих писа­ний.

«Но, в этих Еван­ге­лиях есть масса ошибок и про­ти­во­ре­чий, воз­ра­жают неко­то­рые, «к тому же, кроме этих Еван­ге­лий, были еще другие – так назы­ва­е­мые апо­к­ро­фи­че­ские, кото­рые полны самых грубых и фан­та­сти­че­ских сказок и давно всеми при­знаны недо­сто­вер­ными. Почему кано­ни­че­ские Еван­ге­лия заслу­жи­вают боль­шого дове­рия, чем эти послед­ние?

«Дей­стви­тельно в Еван­ге­лиях есть и ошибки и несо­гла­со­ван­но­сти в изло­же­нии, но о массе тако­вых может гово­рить только тот, кто мало знаком с Еван­ге­ли­ями. В Еван­ге­лии от Матфея, напри­мер, одно про­ро­че­ство о Христе (гл. 27, ст. 9) при­пи­сано про­року Иере­мии, между тем как она на самом деле встре­ча­ется у про­рока Заха­рии (гл. 11 ст. 12 и 13). У одного еван­ге­ли­ста упо­ми­на­ется о двух бес­но­ва­тых в стране Гада­рин­ской, кото­рых исце­лил Гос­подь, у дру­гого еван­ге­ли­ста их было не двое, а всего один. У Иоанна пома­за­ние Христа Мариею имело место за неделю до рас­пя­тия Христа, у других – это слу­чи­лось нака­нуне стра­да­ния Его. В двух первых Еван­ге­лиях ска­зано, что оба рас­пя­тых со Хри­стом раз­бой­ника поно­сили Его, а у Луки ука­зано, что один из них поно­сил Христа, а другой упре­кал Его за это и пока­ялся и т. д. Но каса­ются ли эти мелкие раз­ли­чия в тексте самой сути вопроса? Во всех тех слу­чаях, когда вопрос каса­ется Боже­ствен­но­сти Христа, Его вос­кре­се­ния из мерт­вых, Его речей и суще­ствен­ных собы­тий из Его жизни, – все Еван­ге­лия гово­рят одно и тоже без тени раз­ли­чия по суще­ству. Не явля­ются ли эти мелкие раз­ли­чия в неко­то­рых внеш­них дета­лях скорее дока­за­тель­ствами под­лин­но­сти Еван­ге­лий? Если бы Еван­ге­лия были сочи­нены позд­ней­шими авто­рами, то послед­ние конечно поза­бо­ти­лись бы, чтобы не было подоб­ных «про­ти­во­ре­чий» и чтобы «не видны были швы» в рас­ска­зах. Подоб­ные мелкие раз­ли­чия в изло­же­нии всегда будут, и они совер­шенно неиз­бежны, когда об одном и том же собы­тии сооб­щают разные люди из разных мест и в разное время.

Пусть, напри­мер, несколько самых доб­ро­со­вест­ных газет­ных репор­те­ров опишут какое-нибудь собы­тие в городе, напр. пожар, и в резуль­тате всегда полу­чится не вполне сход­ное сооб­ще­ние о нем. Еван­ге­лия же напи­саны не в одно время, а, как пола­гают, между 70-ми и 90-ми годами пер­вого сто­ле­тия, а Еван­ге­лие от Иоанна – около 100-го года.

Что же каса­ется апо­кри­фи­че­ских еван­ге­лий, напр., еван­ге­лия Вар­навы, книги Еноха, откро­ве­ния ап. Петра и др., то, не говоря о чудо­вищ­ных небы­ли­цах, повест­ву­е­мых в них (напр., о том, как Хри­стос в мла­ден­че­стве лепил птиц из глины и затем пре­вра­щал их в живых и т. п.), самый тон этих фан­та­стич­ных ска­за­ний до того рас­хо­дится со скром­ным, трез­вым, прав­ди­вым тоном наших Еван­ге­лий, что о каком-нибудь сход­стве и срав­не­нии досто­ин­ства тех и других не может быть и речи. Один из новей­ших пере­вод­чи­ков апо­кри­фи­че­ских ска­за­ний, англи­ча­нин Б. X. Каупер (изда­ние Норг­эта в Лон­доне), пишет: «До при­ня­тия на себя этой работы (т. е. пере­вода) я не созна­вал, как сознаю теперь, какая про­пасть лежит между истин­ными Еван­ге­ли­ями и этими ска­за­ни­ями».

Можно было бы, конечно, при­чис­лить к источ­ни­кам, из кото­рых мы чер­паем наши све­де­ния о Христе, сочи­не­ния других пред­ста­ви­те­лей хри­сти­ан­ской лите­ра­туры первых двух сто­ле­тий, но это заста­вило бы нас выйти из рамок насто­я­щего рефе­рата. На осно­ва­нии выше­из­ло­жен­ного можно ска­зать, что, остав­ляя в сто­роне рели­ги­оз­ное зна­че­ние Еван­ге­лий, они пред­став­ляют собою весьма ценный исто­ри­че­ский мате­риал и обла­дают, с науч­ной точки зрения, весьма высо­кою сте­пе­нью досто­вер­но­сти. В них мы бес­спорно имеем «бес­хит­рост­ные повест­во­ва­ния лиц – оче­вид­цев опи­сы­ва­е­мых собы­тий или лиц, близко сто­яв­ших к таким оче­вид­цам».

О Лич­но­сти Иисуса Христа

Кто хочет соста­вить себе обос­но­ван­ное убеж­де­ние о Лич­но­сти Иисуса Христа, по необ­хо­ди­мо­сти должен изу­чить Ее из первых источ­ни­ков, – по Еван­ге­лию, и не доволь­ство­ваться сочи­не­ни­ями других писа­те­лей о Христе. При­дется вни­кать в Его слова, Его поступки, Его учение, Его харак­тер, Его смерть… и делать это без всяких пред­взя­тых взгля­дов. Аргу­менты отвле­чен­ного свой­ства нико­гда не удо­вле­тво­рят чест­ного иска­теля истины. Прежде всего мы встре­ча­емся с вопро­сом, жил ли вообще Хри­стос? Явля­ется ли Он вполне исто­ри­че­скою Лич­но­стью или нет? Может быть Его, суще­ство­ва­ние нам досто­вер­нее суще­ство­ва­ния Гомера? Бебель вскользь упо­ми­нает в одной из своих речей о «мифи­че­ском» Христе, и Гек­кель (Weltratsel) также выска­зы­вает сомне­ния в Его «исто­ри­че­ском бытии».

Что Хри­стос исто­ри­че­ская Лич­ность, удо­сто­ве­ря­ется сви­де­тель­ством выда­ю­щихся писа­те­лей не только хри­сти­ан­ских, но и еврей­ских и язы­че­ских. Тацит, напр. (Annale XV, 38, 44), упо­ми­ная о «нена­ви­ди­мых всеми за их зло­дей­ства хри­сти­а­нах», гово­рит, что «учре­ди­те­лем этой секты был некто Хри­стос, Кото­рый, в цар­ство­ва­ние Тиве­рия, предан смерт­ной казни в Иеру­са­лиме по при­го­вору про­кон­сула Понтия Пилата».

Из других рим­ских писа­те­лей, писав­ших о хри­сти­ан­стве и об его Осно­ва­теле, можно ука­зать на врага хри­стиан Цель­сия (около 180 г.), на Луки­ана, Све­то­ния и уче­ного Плиния, друга импе­ра­тора Траяна. Плиний докла­ды­вал послед­нему, при­бли­зи­тельно в 112 году по Р. Х., что вся вина хри­стиан в том, что они «соби­ра­ются в опре­де­лен­ные дни, покло­ня­ются Христу, как Богу, и клят­венно обя­зы­вают друг друга нико­гда не обма­ны­вать, не красть и не совер­шать пре­лю­бо­де­я­ния».

Из еврей­ских писа­те­лей можно сослаться на исто­рика Иосифа Флавия, друга импе­ра­тора Тита, много напи­сав­шего об Иоанне Кре­сти­теле, о Христе и о хри­сти­ан­стве. О Христе гово­рится и в Тал­муде. Инте­ресно, что в выпу­щен­ном в Бер­лине про­фес­со­ром Даль­ма­ном изда­нии послед­него име­ются ука­за­ния о Христе, об Его матери и уче­ни­ках более чем в 40 местах, хотя конечно во враж­деб­ном духе. Талмуд упо­ми­нает и о чуде­сах, совер­шен­ных Иису­сом, но при­пи­сы­вает их вли­я­нию нечи­стой силы. Вообще можно ска­зать, что исто­ри­че­ское суще­ство­ва­ние Христа нико­гда не под­вер­га­лось серьез­ному науч­ному сомне­нию.

Пере­ходя к рас­смот­ре­нию облика Христа, кото­рый нам дают книги Нового Завета, мы прежде всего заме­чаем, что Хри­стос, Кото­рого нам рисует Еван­ге­лие от Матфея, Тот же Самый, Каким Его пред­став­ляют еван­ге­ли­сты Марк и Лука. Хотя у Иоанна и упо­мя­нуты такие речи Христа, кото­рых мы не нахо­дим у других еван­ге­ли­стов, но харак­тер опи­су­е­мого им Спа­си­теля тот же, что у других еван­ге­ли­стов. Раз­но­гла­сия между ними в этом отно­ше­нии нет.

Во-вторых, облик Христа по Еван­ге­лиям – облик цель­ной, живой чело­ве­че­ской лич­но­сти. Это не мерт­вая моза­ика из раз­лич­ных повест­во­ва­ний, но живое Лицо, Кото­рое живет перед нами, мыслит, чув­ствует, дей­ствует, плачет, раду­ется… Эта живая цель­ность была бы совер­шенно невоз­можна, если бы Еван­ге­лия были ком­пи­ля­циею легенд разных времен и разных авто­ров, как неко­то­рые вооб­ра­жают, точно также, как нельзя бы было из мно­же­ства рисун­ков разных худож­ни­ков создать такое про­из­ве­де­ние искус­ства, каким, напри­мер, явля­ется Сикс­тин­ская Мадонна Рафа­эля.

Если же допу­стить, что Лич­ность Христа явля­ется сочи­не­нием одного какого-нибудь весьма талант­ли­вого автора, то при­хо­дится спро­сить, кто мог бы вообще при­ду­мать такую лич­ность, такой харак­тер, такие речи, такие мысли и поступки, какие мы видим во Христе? Всякая чело­ве­че­ская лич­ность теряет при близ­ком ее рас­смот­ре­нии, но чем глубже мы вни­каем в харак­тер и Лич­ность Иисуса Христа, тем Он явля­ется перед нами воз­вы­шен­нее, совер­шен­нее и святее.Вспомним Его бес­по­доб­ную Нагор­ную про­по­ведь (Мат. г. 5–7), в кото­рой Он откры­вает нам такие обшир­ные новые духов­ные гори­зонты и клей­мит грех, не только в дей­ствии, но и в словах, мыслях, вооб­ра­же­нии и чув­ствах. Вспом­ним Его без­гра­нич­ную милость к самым греш­ным и падшим (Ин.8:3; Лук.7:37; 19:2; Ин.4:7). Вспом­ним глу­бо­кие, живые притчи, напри­мер притчу о блуд­ном сыне (Лук.15), кото­рая с вечною све­же­стью гово­рит нам о все­про­ща­ю­щей любви Отца Небес­ного к каю­ще­муся греш­нику; вспом­ним бес­по­доб­ное сми­ре­ние Христа, кото­рое Он про­явил при омо­ве­нии ног уче­ни­ков (Ин.13:4), напом­ним себе Его непо­сти­жи­мую широту и высоту взгля­дов в дог­ма­ти­че­ском отно­ше­нии, от кото­рой мы и в наше время еще так далеки (Ин.4:21-24); вос­кре­сим в своей памяти Его уди­ви­тель­ное пси­хо­ло­ги­че­ское пони­ма­ние сердца чело­ве­че­ского и при­зна­ние этого сердца очагом и цен­тром гре­хов­ной заразы в чело­веке (Мк.7:20-23); вспом­ним Его бес­по­доб­ную молитву «Отче наш», послед­нюю Его молитву за уче­ни­ков (Ин.17) и первые слова Его на кресте (Лук.23:34), а также тор­же­ствен­ные про­щаль­ные слова к уче­ни­кам (Мф.28:18-20). Кто мог бы при­ду­мать Такого Христа?

Есть еще одна сто­рона в облике Иисуса Христа, кото­рая пора­жает нас своею неслы­хан­но­стью, – это Его без­греш­ность. Нигде мы не встре­чаем у Него ни греш­ного слова, ни неодоб­ри­тель­ного поступка; нигде мы не видим в Нем и малей­шего созна­ния о соб­ствен­ной гре­хов­но­сти и нужде в про­ще­нии, – даже в момент смерти, когда обык­но­венно у чело­века падают все иллю­зии и про­сы­па­ется совесть. Кто кроме Него, мог ска­зать: «Кто из вас обли­чит Меня в неправде?» (Ин.8:46). Греш­ному чело­веку не при­ду­мать без­греш­ной лич­но­сти. Вспом­ним, какими пред­став­ля­лись боже­ства у язы­че­ских наро­дов, с чело­ве­че­скими стра­стями и сла­бо­стями. Даже Будда нико­гда не выда­вал себя за без­греш­ного. Маго­мет перед смер­тью сми­ренно каялся в своих грехах перед Богом и просил о поми­ло­ва­нии. У Христа ничего подоб­ного мы не нахо­дим. Другие люди, зна­ко­мясь с Ним (Лук.5:8), полу­чали впе­чат­ле­ние о своей гре­хов­но­сти, многие и в наше время испы­ты­вают то же самое от Его речей; у Него же Самого, совесть Кото­рого была столь чутка, как ни у кого дру­гого в мире, мы ни разу не заме­чаем ни созна­ния своих недо­стат­ков, ни нужды в полу­че­нии про­ще­ния грехов.

В тесных рамках рефе­рата мы, конечно, не можем войти в деталь­ное рас­смот­ре­ние всех сторон облика Христа. Доста­точно, если под­черк­нем, что вряд ли най­дется чело­ве­че­ская доб­ро­де­тель, кото­рая бы не полу­чила своего наи­луч­шего, наи­выс­шего выра­же­ния в Лич­но­сти Христа, так что, на чем бы мы ни сосре­до­то­чили свое вни­ма­ние, – на муд­ро­сти ли Его отве­тов и суж­де­ний, на высоте ли Его нрав­ствен­ных прин­ци­пов, на глу­бине ли Его бого­со­зна­ния, мы всюду выно­сим впе­чат­ле­ние о таком совер­шен­стве, кото­рое без­условно выде­ляет Его из уровня всех других людей. И вместе с тем, как верно ука­зы­вает про­фес­сор Шафф (Хри­стос – чудо исто­рии), «в Его харак­тере мы нахо­дим не только пол­ноту, но и совер­шен­ную сим­мет­рию и гар­мо­нию всех доб­ро­де­те­лей. Его твер­дость нико­гда не ста­но­ви­лась упрям­ством, Его доб­рота нико­гда не пере­хо­дила в сен­ти­мен­таль­ность, Его воз­дер­жа­ние нико­гда не дела­лось само­умерщ­вле­нием. Он соеди­няет рев­ность о Боге с неуто­ми­мым уча­стием к нуждам людей, нежную любовь к греш­ни­кам – с неумо­ли­мою стро­го­стью к греху, сме­лость – с мудрою преду­смот­ри­тель­но­стью, непре­клон­ную твер­дость – с изу­ми­тель­ною кро­то­стью и мяг­ко­стью. Он нико­гда не заблуж­дался в Своих суж­де­ниях о людях, не обма­ны­вался внеш­ним видом, Он видел людей насквозь… Когда Его спра­ши­вали, Он давал всегда такие ответы, лучше кото­рых ничего нельзя было при­ду­мать.

Такой мыс­ли­тель, как Д.С. Милль, кото­рого никак нельзя запо­до­зрить в при­стра­сти к хри­сти­ан­ству, спра­ши­вает: «Кто из уче­ни­ков Хри­сто­вых или из после­до­ва­те­лей послед­них был бы в состо­я­нии изоб­ре­сти речи, при­пи­сы­ва­е­мые Иисусу, или при­ду­мать такую жизнь и такой харак­тер, какие нам опи­сы­вают Еван­ге­лия? – Конечно не рыбаки гали­лей­ские и, еще менее того, писа­тели первых веков хри­сти­ан­ства». – «Нико­гда, – пишет Руссо, – «евреи не могли бы сочи­нить ни этот тон, ни эту мораль. Сочи­ни­тель был бы уди­ви­тель­нее самого героя». Это понятно. Если не Шекс­пир напи­сал при­пи­сы­ва­е­мые ему лите­ра­тур­ные про­из­ве­де­ния, а Бэкон, как это одно время Пред­по­ла­гали, то Бэкон был такой же гений, каким счи­тают Шекс­пира. Тот, кто мог сочи­нить Того Христа, Кото­рого мы нахо­дим в Еван­ге­лиях, был бы таким же уди­ви­тель­ным «Божиим чудом», как и Сам Хри­стос.

Все до сих пор ска­зан­ное могло бы при­ве­сти к заклю­че­нию, что Хри­стос – бес­по­доб­ная по Своей чистоте и высоте чело­ве­че­ская Лич­ность – и только. Защи­щая подоб­ный взгляд, обык­но­венно упус­кают из виду, что зна­чи­тель­ная часть изре­че­ний Христа вносит полный хаос в этот чело­ве­че­ский облик Его, если только слова эти не вполне отве­чают дей­стви­тель­но­сти. Мы имеем в виду те изре­че­ния, кото­рые прямо или кос­венно гово­рят об Его Боже­ствен­но­сти. Как мог чело­век и сми­рен­ный, и разум­ный, и прав­ди­вый выда­вать Себя за Сына Божи­его в смысле вопло­ще­ния Боже­ства? Против этого и Ренан, и Л. Н. Тол­стой, и многие другие воз­ра­жают, что Хри­стос нико­гда и не выда­вал Себя Тако­вым, что напро­тив Он назы­вал Себя Сыном Чело­ве­че­ским, чтобы этим под­черк­нуть Свою чело­ве­че­скую при­роду, и что Он под словом «Сын Божий» разу­ме­вал чело­века подоб­ного нам, в кото­ром Божие духов­ное начало достигло своего выс­шего раз­ви­тия. В под­твер­жде­ние этого взгляда обык­но­венно ука­зы­вают и на то, что когда обра­ти­лись ко Христу с вопро­сом, Он ли Хри­стос, Сын Божий, Он отве­тил уклон­чиво сло­вами: «Вы гово­рите, что Я» (Лук. 22:70). Боль­шин­ство почи­та­те­лей Ренана и Льва Нико­ла­е­вича Тол­стого при­ни­мают это разъ­яс­не­ние на веру и не берут на себя труда про­ве­рить его по Еван­ге­лию. Таким обра­зом в широ­ких кругах уко­ре­ни­лось пред­став­ле­ние, будто Хри­стос нигде Сам не заяв­лял о Своей Боже­ствен­но­сти. В дей­стви­тель­но­сти же дело обстоит наобо­рот. Хри­стос, по сви­де­тель­ству всех Еван­ге­лий, реши­тель­ным обра­зом заяв­лял о Своей Боже­ствен­но­сти. Правда, Он назы­вал Себя и «Сыном Чело­ве­че­ским», под­чер­ки­вая как бы чело­ве­че­скую сто­рону Своего Суще­ства, но прямо и кос­венно Он ука­зы­вал и на Свою Боже­ствен­ность. Мнимая уклон­чи­вость отве­тов Христа, когда Он вопро­ша­ю­щим отве­чал «ты гово­ришь» или «ты сказал», объ­яс­ня­ется тем, что на гре­че­ском и латин­ском языках нет спе­ци­аль­ных слов «да» и «нет» и слово «dicis» было обыч­ною формою для утвер­ди­тель­ного ответа. Не всегда однако Хри­стос отве­чает в такой, как будто уклон­чи­вой, форме. В 14 главе Еван­ге­лия от Марка (ст. 61, 62), когда пер­во­свя­щен­ник обра­тился к Нему с тор­же­ствен­ным вопро­сом: «Ты ли Хри­стос, Сын Бла­го­сло­вен­ного», Он отве­тил: «Я есмь» и при­бав­ляет: «и вы узрите Сына Чело­ве­че­ского, сидя­щего одес­ную силы и гря­ду­щего в обла­ках небес­ных». Опре­де­лен­нее и яснее отве­тить нельзя.

Не мешало бы спро­сить себя, о Каком «Сыне Чело­ве­че­ском» здесь гово­рится? Неужели о смерт­ном чело­веке? Может ли чело­век гово­рить о себе подоб­ные слова, если он не лишился совер­шенно и рас­судка и совести?В связи с этим тек­стом можно ука­зать, что Хри­стос во всех трех первых Еван­ге­лиях упо­ми­нает о при­ше­ствии «Сына Чело­ве­че­ского на обла­ках, с вели­кою славою и силою (см. Мф.24:27. 30; Мк.13:26; Лук.21:27, 36). Давид Штраус (das Leben Jesu) с доса­дою кон­ста­ти­рует этот факт и затруд­ня­ется, чем объ­яс­нить подоб­ные слова.

Вопрос о том, что Хри­стос Сам о Себе гово­рил, имеет для нашего вопроса столь прин­ци­пи­аль­ное зна­че­ние, что я поз­волю себе при­ве­сти еще несколько цитат из Его речей. Как может смерт­ный чело­век гово­рить о себе: «Я даю им жизнь вечную, и не погиб­нут вовек, и никто не похи­тит их из руки Моей» (Ин.10:28); или «Я есмь путь, истина и жизнь; никто не при­хо­дит к Отцу, как только чрез Меня (Ин.14:6); или «Я и Отец одно» (Ин.10:30), или «Дабы все чтили Сына, как чтут Отца, Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, послав­шего Его» (Ин.5:23); или «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я среди них» (Мф. 18:20); или «Истинно, истинно говорю вам, прежде нежели Авраам был, Я есмь» (Ин.8:58); или «Ныне про­славь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, кото­рую Я имел у Тебя прежде бытия мира» (Ин.17:5); или «Кто испо­ве­дает Меня пред чело­ве­ками, того и Сын Чело­ве­че­ский испо­ве­дает пред анге­лами Божи­ими» (Лук.12:8); или «Дана Мне всякая власть на небе и на земле… и се, Я с вами во все дни до скон­ча­ния века» (Мф.28:18,20).

Как смот­рели на Христа бли­жай­шие Его уче­ники, видно из Пер­вого посла­ния ап. Иоанна (гл. 5, ст. 20), где он гово­рит: «Сей есть истин­ный Бог и жизнь вечная». Что евреи поняли Христа именно в этом смысле – видно из их ответа: «Не за добрые дела поби­ваем Тебя кам­нями, а за бого­хуль­ство, что Ты, будучи чело­ве­ком, дела­ешь Себя Богом (Ин.10:33). По этой же при­чине пер­во­свя­щен­ник и разо­драл свои одежды и при­знал Его повин­ным смерти за бого­хуль­ство (Мк.14:63,64). Как легко Хри­стос мог бы оправ­дать Себя, если бы Он выше­ука­зан­ными сло­вами имел в виду ска­зать нечто другое.

Подоб­ных мест в Еван­ге­лиях можно бы при­ве­сти много, но и этих доста­точно, чтобы пока­зать, за Кого Хри­стос Себя почи­тал. Можно не согла­шаться со Хри­стом по суще­ству, но нет воз­мож­но­сти отри­цать того факта, что Он сам прямо и кос­венно заяв­лял о Своей Боже­ствен­но­сти, в смысле вопло­ще­ния Божества.Сопоставляя все, что мы узнали о Христе, об Его харак­тере, об Его речах и дей­ствиях, в нас невольно созре­вает жгучий вопрос: Кто же Он, в самом деле?

Чем глубже мы вни­каем в этот вопрос, тем зага­доч­нее ста­но­вится для нас Лич­ность Христа. Утвер­ждать, что Он просто гени­аль­ный чело­век, невоз­можно. Как мог не то что гени­аль­ный, но вообще здра­во­мыс­ля­щий чело­век ска­зать о себе: «Прежде нежели был Авраам, Я есмь» (Ин. 8:58), или: «Я есмь путь, истина и жизнь» (Ин.14:6). Как мог умный чело­век отка­заться от воз­мож­но­сти про­ве­сти все Свои рефор­ма­тор­ские планы, когда Ему пред­ла­гали цар­ский венец (Ин.6:15) и созна­тельно, наме­ренно погу­бить Свою попу­ляр­ность, как Он это сделал по Сви­де­тель­ству ап. Иоанна (гл. 6, 7 и 8)? Как мог Он, пред­видя печаль­ный исход Своей жизни, тем не менее заявить, что Он явится опять во славе и вос­тор­же­ствует над Своими про­тив­ни­ками? Как мог Он мнить Себя Царем Небес­ного Цар­ства (Мф.24:30. 31) и буду­щим судьею над живыми и мерт­выми? (Мф.25:31; Лук.21:36). Но, может быть, Христа можно назвать «иде­ально хоро­шим» чело­ве­ком, кото­рый про­по­ве­до­вал добро и искал добра всем, ‑за что и постра­дал? Если Хри­стос был только чело­век, то Он был чело­век «дурной», ибо воз­меч­тал о Себе бес­ко­нечно много и созна­тельно вводил других в заблуж­де­ние, хлад­но­кровно и без всяких иллю­зий обре­кая довер­чи­вых и про­сто­душ­ных уче­ни­ков Своих на муче­ние и на смерть (Мф.10:16-23; Лук.21:12).

Многие думают найти выход из затруд­не­ния, пред­по­ло­жив, что Хри­стос Сам искренно верил тому, что Он гово­рил, но что Он увле­кался Своими меч­та­ни­ями. Чтобы оце­нить, насколько осно­ва­тельно такое мнение, доста­точно мыс­ленно вос­кре­сить в своей памяти облик Христа по Еван­ге­лиям. «Посто­ян­ная ясность, спо­кой­ствие, само­об­ла­да­ние, скром­ность, досто­ин­ство и тер­пе­ние Христа», гово­рит про­фес­сор Шафф, «пред­став­ляют ради­каль­ную про­ти­во­по­лож­ность тому, что состав­ляет отли­чи­тель­ный при­знак меч­та­теля. Неужели такой Дух, – ясный как небо, живи­тель­ный как воздух, про­ни­ца­тель­ный как меч, здра­вый и мощный, всегда верный Самому Себе, – неужели Такой дивный Дух спо­со­бен на такое глу­бо­кое роко­вое само­обо­льще­ние и ошибку насчет Своего при­зва­ния?» Счи­тать Христа за «сума­шед­шего» чело­века или за «созна­тель­ного обман­щика» никто, конечно, не станет, кто по Еван­ге­лию зна­ко­мился с Ним. Кто же Он в таком случае?

Чем больше раз­мыш­ляем над Лич­но­стью Иисуса из Наза­рета, тем зага­доч­нее Она ста­но­вится. Поне­воле при­хо­дим к заклю­че­нию, что если Он не Тот, за Кого Он Себя выда­вал – не есть вопло­ще­ние Боже­ства, а только чело­век, то Он явля­ется невоз­мож­ней­шим соче­та­нием высо­чай­шей нрав­ствен­ной высоты и глу­бо­чай­шего шар­ла­тан­ства, вели­чай­шей гени­аль­но­сти и сума­сброд­ства, глу­бо­чай­шего сми­ре­ния и нево­об­ра­зи­мой гор­до­сти, бес­по­доб­ной прав­ди­во­сти и гнус­ней­шего обмана и лжи, уди­ви­тель­ней­шей пси­хо­ло­ги­че­ской про­ни­ца­тель­но­сти и невоз­мож­ней­шего само­мне­ния, высшей трез­во­сти и разум­но­сти в суж­де­ниях и поступ­ках и непо­сти­жи­мой экзаль­та­ции – словом Он был невоз­мож­ным, незем­ным чудо­ви­щем. Если же то, что Он гово­рит о Себе и о Своей Боже­ствен­но­сти, истина – то все черты Его харак­тера сли­ва­ются в чудный гар­мо­нич­ный образ незем­ной кра­соты и совер­шен­ства.

Не дитя ли своего вре­мени Хри­стос?

Всякий чело­век явля­ется чадом своего вре­мени и про­из­ве­де­нием окру­жа­ю­щей его среды, в глав­ных чертах своего нрав­ствен­ного интел­лек­ту­аль­ного раз­ви­тия. Бывают, конечно, гени­аль­ные пере­до­вые лич­но­сти, как напр. Платон, Кон­фу­ций, Гау­тама-Будда, Гете и др., кото­рые высоко воз­вы­ша­ются над общим уров­нем своих сооте­че­ствен­ни­ков и кладут свой отпе­ча­ток на целые народы и на целый период исто­рии. И тем не менее эти люди явля­ются чадами своего вре­мени. Можно про­сле­дить, как через них полу­чают выра­же­ние мысли, дре­мав­шие дотоле в народ­ном созна­нии. Быть может, потому их вли­я­ние огра­ни­чи­ва­ется только извест­ным пери­о­дом вре­мени или опре­де­лен­ными народ­но­стями.

Инте­ресно было бы про­ве­рить, насколько это пра­вило нахо­дит себе под­твер­жде­ние в отно­ше­нии Лич­но­сти Христа. Мы знаем из Еван­ге­лий, что Он под­чи­нялся всем пред­пи­са­ниям закона Мои­се­ева и являлся по плоти истин­ным сыном народа Изра­иль­ского. И, тем не менее, какая про­пасть лежит между Ним и луч­шими пред­ста­ви­те­лями еврей­ства того вре­мени и сле­ду­ю­щих веков. Те из нас, кото­рые зна­комы с книгою Фар­рара «Жизнь Иисуса Христа», при­пом­нят, как и про­стой и ученый люд того вре­мени был связан мерт­вою буквою закона и пред­пи­са­ни­ями рав­ви­нов, и как весь гори­зонт еврей­ства огра­ни­чи­вался пре­де­лами одной Пале­стины. Один из самых либе­раль­ных рав­ви­нов того вре­мени, крот­кий Хиллел, про­по­вед­ник мило­сер­дия, в кото­ром неко­то­рые хотят видеть учи­теля Христа, был еще так связан узкою бого­слов­скою казу­и­сти­кою, что он мог напи­сать ученый трак­тат о том, может ли пра­во­вер­ный еврей, без нару­ше­ния суб­боты, съесть яйцо, кото­рое курица поло­жила в суб­бот­ний день.

Какое новое, глу­бо­кое, духов­ное пони­ма­ние Бога и Свя­щен­ного Писа­ния у Христа и какая изу­ми­тель­ная духов­ная сво­бода и широта взгляда. «Поверь Мне», сказал Он Сама­рянке (Ин.4:21-24), «что насту­пает время, когда и не на горе сей, и не в Иеру­са­лиме будете покло­няться Отцу… истин­ные поклон­ники будут покло­няться Отцу в духе и истине, ибо таких поклон­ни­ков Отец ищет Себе… Бог есть дух, и покло­ня­ю­щи­еся Ему должны покло­няться в духе и истине». У кого Он мог научиться таким прин­ци­пам? Какой глу­бо­кий пере­во­рот Хри­стос внес в созна­ние народа Изра­иль­ского, когда Он указал на истин­ный смысл пред­пи­са­ний закона Мои­се­ева о суб­бот­нем дне сло­вами: «суб­бота – для чело­века, а не чело­век для суб­боты» (Мк.2:27), и вообще на суть рели­гии, заклю­ча­ю­щу­юся не в одном внеш­нем испол­не­нии рели­ги­оз­ных обря­дов, а прежде всего — во внут­рен­нем пово­роте к Богу (Мф.5:20; 15, 8 и 23, 25–28). Какая изу­ми­тель­ная сво­бода у Него от наци­о­наль­ных пред­рас­суд­ков, столь свой­ствен­ных иудей­скому народу (Ин. 10:16). Как его взгляд охва­ты­вает весь мир, когда он дает уче­ни­кам пове­ле­ние идти и учить «все народы» (Мф.28:19) и про­по­ве­ды­вать Еван­ге­лие не только в Иудее и Сама­рии, но и до концов земли (Деян.1:8). Как туго эти прин­ципы при­ви­ва­лись даже уче­ни­кам (Деян. 10:34.35 и 11,1) и как они в насто­я­щее время, после восем­на­дцати сто­ле­тий, еще непо­нятны для многих лиц.

У кого же Хри­стос мог научиться Своей пре­муд­ро­сти и широте взгля­дов? Про­фес­сор Харнак опре­де­ленно ука­зы­вает, что хотя вли­я­ние рав­вин­ских ученых сильно заметно в писа­ниях апо­стола Павла, оно вовсе не заметно у Христа. «Совер­шенно ясно, что Хри­стос не учился у рав­ви­нов», – пишет он. Но откуда в таком случае у Него такая глу­бина и широта, кото­рые оста­лись изу­ми­тель­ными и по насто­я­щее время и ставят Его неиз­ме­римо выше всех духов­ных настав­ни­ков чело­ве­че­ства всех времен? Как мог «этот 30-тилет­ний моло­дой еврей» сде­латься Родо­на­чаль­ни­ком хри­сти­ан­ских церк­вей для всех частей зем­ного шара, – оди­на­ково для эски­мо­сов, инду­сов, негров, мон­го­лов и народ­но­стей Европы и Аме­рики? Как мог Он, после трех крат­ких лет про­по­вед­ни­че­ства сде­латься путе­вод­ною Звез­дою для лучших людей всех времен, всех народ­но­стей и всех клас­сов обще­ства? Мог ли Хри­стос быть «про­из­ве­де­нием» Наза­рета или тогдаш­ней Пале­стины?

Но, может быть, на Христе отра­зи­лось вли­я­ние гре­че­ской или рим­ской куль­туры и циви­ли­за­ции? «Знание гре­че­ского языка было весьма рас­про­стра­нено в Пале­стине», гово­рит про­фес­сор Харнак, «столько же, как знание швед­ского языка в Фин­лан­дии в наши дни, но облик Христа и речи его», про­дол­жает он, «не обна­ру­жи­вают ника­кого срод­ства с миром гре­че­ской циви­ли­за­ции». То же можно было бы ска­зать и о вли­я­нии на Него рим­ской куль­туры. Доста­точно вспом­нить, что учение Христа вра­ща­лось исклю­чи­тельно на почве рели­ги­оз­ной и что, именно в этой обла­сти, поли­те­изм и идо­ло­по­клон­ство римлян, греков и хал­дей­ских наро­дов в корне рас­хо­ди­лись с миро­воз­зре­нием Христа.

Но что ска­зать о воз­мож­ном воз­дей­ствии буд­дизма на учение Христа? Читаем нередко пред­по­ло­же­ния, обык­но­венно в газет­ных фелье­то­нах, что Хри­стос посе­тил Индию в годы моло­до­сти Своей и принес оттуда хотя бы часть Своего учения. Но такие пред­по­ло­же­ния оста­ются все­цело голо­слов­ными. Бумага все терпит. Нельзя отри­цать, что неко­то­рые сто­роны буд­дий­ского учения пре­вос­ходны и близко под­хо­дят к учению Христа, напр. учение о само­от­ре­че­нии, о любви к ближ­ним, о добрых делах, о мило­сер­дии и т. п. Но не сле­дует забы­вать, что суще­ствует обще­че­ло­ве­че­ская мораль, кото­рая встре­ча­ется у всех наро­дов и фор­му­ли­ру­ется ими – то яснее, то неопре­де­лен­нее и что к этой обще­че­ло­ве­че­ской морали при­над­ле­жат и выше­упо­мя­ну­тые доб­ро­де­тели, кото­рые так пре­красно изло­жены у вели­кого учи­теля Индии. Дей­стви­тельно суще­ствует боль­шое сход­ство в этом отно­ше­нии между его уче­нием и уче­нием Христа, но не сле­дует забы­вать, что учение Будды в других отно­ше­ниях, притом не во вто­ро­сте­пен­ных, но в самых суще­ствен­ных, диа­мет­рально рас­хо­дится с уче­нием Христа. Доста­точно вспом­нить, что миро­воз­зре­ние пер­вого – ате­и­сти­че­ское. Высшая идея его – само­умерщ­вле­ние, идеал чело­века – монах и высшая цель чело­века – пре­кра­ще­ние его суще­ство­ва­ния, чтобы ура­зу­меть, что эта рели­гия смерти в корне рас­хо­дится с рели­гией Того, Кто гово­рил: «Я есмь жизнь и вос­кре­се­ние» и воз­ве­щал для этой жизни и для буду­щей мирное, радост­ное обще­ние с Богом живым, Отцом Небес­ным. Мы здесь конечно не каса­емся вопроса о пре­иму­ще­ствах одной рели­гии над другою, но хотим под­черк­нуть, что едва ли стоит рас­про­стра­нятся о сход­ствах их в неко­то­рых дета­лях, когда рели­гии эти в самых основ­ных нача­лах своих в корне рас­хо­дятся между собою.

В наше время часто ука­зы­вают на пора­зи­тель­ное сход­ство в рас­ска­зах о рож­де­нии Христа и Гау­тама-Будды, кото­рое не может быть слу­чай­ным. В свя­щен­ных книгах буд­ди­стов ска­зано, напри­мер, что при рож­де­нии Гау­тама раз­да­лось уди­ви­тель­ное небес­ное пение, что цари под­но­сили ново­рож­ден­ному ценные подарки, что старый брамин принял его на руки свои и при­знал в нем спа­си­теля от всех зол, что он кре­стился в воде, иску­шался злыми духами в пустыне, что имя матери его Майя и т. д. Конечно такое сход­ство не слу­чайно, но рев­ни­тели буд­дизма обык­но­венно умал­чи­вают, что в южно-буд­дист­ском каноне (на ост­рове Цей­лоне), в кото­ром учение это сохра­ни­лось в наи­бо­лее чистом виде, о всех этих рас­ска­зах нет ни пол­слова. Они встре­ча­ются только в северно-буд­дист­ском каноне, при­ня­том в Тибете и в Мон­го­лии. Уже тот факт, что в ате­и­сти­че­ской буд­дист­ской рели­гии упо­ми­на­ется о «небес­ном пении», об «иску­ше­нии бесами» и т. п., должно было бы вну­шить нам недо­ве­рие к под­лин­но­сти этих рас­ска­зов. И дей­стви­тельно, в древ­ней­ших изда­ниях север­ного канона мы их не встре­чаем, а только в сочи­не­ниях пятого сто­ле­тия после Христа и позд­нее, т. е. с того вре­мени, когда Несто­ри­ан­ские хри­сти­ане уже про­никли в Мон­го­лию и успели позна­ко­мить многих с своим уче­нием (см. Eitel: Three Lectures on Buddhism). «Гораздо веро­ят­нее пред­по­ло­жить», пишет про­фес­сор Грант (The Religions of the World), «что эти рас­сказы пере­шли к буд­ди­стам от хри­стиан, а не наобо­рот».

Вос­кре­се­ние Христа

Когда мы гово­рим о «вос­кре­се­нии» Христа, мы пони­маем это слово не в пере­нос­ном, алле­го­ри­че­ском смысле, как напр., отзы­ва­ются о вели­ких людях, о Шекс­пире, Гете и др., что они живы и после смерти, про­дол­жая жить в памяти людей, как напр. Пушкин писал о себе: «Нет, весь я не умру, душа в завет­ной лире мой прах пере­жи­вет и тленья убежит»… Под вос­кре­се­нием Христа мы имеем в виду дей­стви­тель­ное воз­вра­ще­ние Его к жизни, силою свыше, после дей­стви­тель­ной смерти на Кресте.

Нашему иссле­до­ва­нию под­ле­жит, таким обра­зом, вопрос о дей­стви­тель­но­сти факта вос­кре­се­ния Христа из мерт­вых. Кра­е­уголь­ное зна­че­ние этого факта оче­видно. Если Хри­стос вос­крес из мерт­вых, то Он не смерт­ный чело­век, как мы. Если Он не вос­крес, то Он, конечно, только чело­век, а не вопло­ще­ние Боже­ства. Если Он не вос­крес, то мы вправе под­верг­нуть силь­ней­шему сомне­нию все Его чудеса; если Он вос­крес из мерт­вых, то это есть чудо из чудес, перед кото­рым блед­неют все осталь­ные чудеса в Еван­ге­лии, и к при­ня­тию их тогда уже не пред­ста­вится боль­ших затруд­не­ний. Такое зна­че­ние при­да­вал вос­кре­се­нию Христа и апо­стол Павел. «Если Хри­стос не вос­крес», пишет он (1Кор.15:14), «то и про­по­ведь наша тщетна и вера ваша». Того же мнения и Давид Штраус (das Leben Jesu). «Здесь мы стоим у рас­пу­тья», пишет он, «и должны или отка­заться от нашей попытки объ­яс­нить жизнь Иисуса есте­ствен­ным обра­зом, или мы должны найти разъ­яс­не­ние вести о вос­кре­се­нии без сверхъ­есте­ствен­ного вме­ша­тель­ства… Этот вопрос», про­дол­жает он, «есть жиз­нен­ный нерв хри­сти­ан­ства». Так смот­рели на этот факт и хри­сти­ане первых времен. «Сего Иисуса Бог вос­кре­сил, чему мы все сви­де­тели», гово­рит апо­стол Петр в своей про­по­веди (Д. Ап. 2, 32), с убеж­ден­но­стью, радо­стью и дерз­но­ве­нием про­воз­гла­шая все­на­родно этот факт. Сила апо­столь­ской про­по­веди лежала именно в том, что они про­по­ве­до­вали повсе­местно не только учение, не только хри­сти­ан­скую мораль, но прежде всего весть о рас­пя­том и вос­крес­шем из мерт­вых живом Спа­си­теле – Христе. Куда ни про­ни­кало хри­сти­ан­ство, по всему побе­ре­жью Сре­ди­зем­ного моря, а затем и по всему миру, везде кра­е­уголь­ным камнем этого учения была вера в вос­крес­шего из мерт­вых Гос­пода. Неуди­ви­тельно, что про­тив­ники хри­сти­ан­ства всех времен вся­че­ски ста­ра­лись подо­рвать в этом пункте учение апо­сто­лов.

Можно свести учения, отвер­га­ю­щие дей­стви­тель­ность вос­кре­се­ния Христа, к трем глав­ным груп­пам.

Прежде всего мы встре­ча­емся с пред­по­ло­же­нием, что Хри­стос на кресте не умер, а впал лишь в глу­бо­кий обмо­рок, от кото­рого Он потом очнулся в про­хлад­ной гроб­нице. Сто­рон­ники этой теории ссы­ла­ются на крат­ко­вре­мен­ность пре­бы­ва­ния Христа на кресте и на воз­мож­ность, вслед­ствие этого, Его мнимой смерти. Для под­креп­ле­ния этой гипо­тезы они охотно ссы­ла­ются на случай, упо­мя­ну­тый у Иосифа Флавия, о том, как, воз­вра­ща­ясь одна­жды с похода, он застал в числе многих рас­пя­тых евреев трех своих друзей, кото­рых он снял с креста, и вернул одного из них к жизни, несмотря на то, что он довольно долго висел на кресте. Д. Штраус насмеш­ливо дока­зы­вает несо­сто­я­тель­ность выше­упо­мя­ну­той гипо­тезы, ука­зы­вая, что если из трех рас­пя­тых, пода­вав­ших еще при­знаки жизни, уда­лось, при самом тща­тель­ном уходе за ними, спасти лишь одного, то мало веро­ятно, что очнулся и ожил без ухода за ним один, не пода­вав­ший более при­зна­ков жизни. На дей­стви­тель­ность смерти Христа ука­зы­вает упо­мя­ну­тый в Еван­ге­лии от Иоанна факт, что воин прон­зил ему бок копьем, и, во вторых, сви­де­тель­ство рим­ского сот­ника, при­сут­ство­вав­шего ex officio при казни. Совер­шенно есте­ственно, что Пилат не пове­рил пер­вому изве­стию о скорой кон­чине Христа (Мк.15:41,45) и дал раз­ре­ше­ние на снятие тела лишь после того, как полу­чил офи­ци­аль­ный рапорт этого сот­ника, кото­рый голо­вою ручался за досто­вер­ность сооб­щен­ного изве­стия. Воз­мож­ность мнимой смерти Христа опро­вер­га­ется еще сле­ду­ю­щим сооб­ра­же­нием. Как верно заме­чает Д. Штраус, «несчаст­ный Стра­да­лец, полу­жи­вой, с трудом выполз­ший из гроб­ницы, нуж­да­ю­щийся в самом вни­ма­тель­ном уходе, и затем все-таки умер­ший, не мог бы про­из­ве­сти на уче­ни­ков впе­чат­ле­ния тор­же­ству­ю­щего Побе­ди­теля над смер­тью и моги­лою». – «Чело­век с про­би­тыми ногами», пишет медик, про­фес­сор Шилтов (Мысли о Бого-чело­веке) «не только не мог бы пройти на третий день три версты в Эммаус, но, с меди­цин­ской точки зрения, он не мог бы и стоять на ногах раньше месяца после снятия его с креста». В насто­я­щее время теория о мнимой смерти Христа поте­ряла науч­ное зна­че­ние.

Другая теория гласит, что Хри­стос дей­стви­тельно умер на кресте, но не вос­крес, и что вскоре после Его смерти были рас­пу­щены ложные слухи об Его вос­кре­се­нии. С этою тео­риею мы встре­ча­емся рано, и пер­выми ее защит­ни­ками и рас­про­стра­ни­те­лями были пер­во­свя­щен­ники (Мф.28:13-15). Но и эта теория не выдер­жи­вает и самой снис­хо­ди­тель­ной кри­тики. Дей­стви­тельно, кто же мог украсть тело Христа? Не пер­во­свя­щен­ники и фари­сеи, конечно, ибо, как верно заме­чает Штраус, при первом изве­стии о мнимом вос­кре­се­нии Христа они пока­зали бы Его труп и поло­жили бы этим конец всяким толкам. Притом они не только не были заин­те­ре­со­ваны в раз­гла­ше­нии подоб­ной вести о Христе, но даже сильно опа­са­лись ее (Мф.28:12). Не могли также украсть тело Христа воины рим­ской стражи. Они не только не имели ника­кого инте­реса в этом деле, но, при желез­ной дис­ци­плине рим­ского войска, они голо­вою отве­чали за сохран­ность вве­рен­ного им трупа. Могли украсть тело Христа только Его уче­ники. Но, спра­ши­ва­ется, во-первых, как у них могла заро­диться даже мысль о вос­кре­се­нии Христа из мерт­вых? Когда Хри­стос ходил с ними до Своего стра­да­ния и пред­воз­ве­щал им о Своем пред­сто­я­щем вос­кре­се­нии из мерт­вых, уче­ники недо­уме­вали и не пони­мали даже зна­че­ния этого слова (см. Мк.9:10.31.32; Лук.18:34). У Иоанна мы читаем, что уче­ники на третий день после рас­пя­тия еще не пони­мали, что Он, по писа­нию, должен был вос­крес­нуть (гл. 20, 9). Неужели они вдруг теперь, на третий день после рас­пя­тия, при­бегли бы к такой бес­со­вест­ной, непо­нят­ной и неве­ро­ят­ной для еврея выдумке о вос­кре­се­нии Христа, с рас­че­том, что им пове­рят?

Допус­кая такое пред­по­ло­же­ние, мы тем самым утвер­ждаем, что по край­ней мере неко­то­рые из уче­ни­ков были созна­тель­ными лже­цами и обман­щи­ками. Но как им могли пове­рить? Как этому пове­рили матерь Христа и братья Его? Послед­ние при жизни Его не верили в Него, неужели теперь, ложь убе­дила их? (Д. Ап. 1, 14). Как мог пове­рить этой лжи такой умный само­сто­я­тель­ный мыс­ли­тель, как апо­стол Павел и многие другие? Как эта ложь могла про­дер­жаться? Поне­воле спра­ши­ва­ешь себя, неужели эти про­сто­душ­ные рыбаки могли быть такими акте­рами, чтобы с вели­чай­шим аплом­бом про­воз­гла­сить заве­до­мую ложь и затем до самого конца своей жизни ни разу не выхо­дить из своей роли. Неужели ни один из них не про­те­сто­вал бы против такого обмана? Ложь рано или поздно обна­ру­жится, и в осо­бен­но­сти такой грубый обман, как этот, не мог бы долго оста­ваться скры­тым.

Нако­нец, какой расчет для уче­ни­ков при­бег­нуть к такому гнус­ному обману? Какую выгоду они могли полу­чить от него? За про­по­ведь о вос­кре­се­нии Христа они встре­тили лишь пре­зре­ние, пре­сле­до­ва­ние, удары, лише­ния и мучи­тель­ную смерть. Харнак и Штраус оба опре­де­ленно ука­зы­вают, что уче­ники Христа были несо­мненно убеж­дены в дей­стви­тель­но­сти Его вос­кре­се­ния и что их искрен­ность не под­ле­жит ника­кому сомне­нию. Таким обра­зом и эта гипо­теза пред­став­ля­ется крайне неубе­ди­тель­ною.

Оста­ется третье пред­по­ло­же­ние, – теория о гал­лю­ци­на­ции, кото­рая гово­рит, что уче­ники «вооб­ра­зили», что видели вос­крес­шего Гос­пода. Неко­то­рые писа­тели, как Ренан, при­дают боль­шое зна­че­ние «исте­рич­ной» при­роде Марии Маг­да­лины, выска­зы­вая пред­по­ло­же­ние, что легенда о вос­кре­се­нии Христа исхо­дила от нее. Другие, более осно­ва­тель­ные кри­тики, как Штраус, про­во­дят мнение, что в начале неко­то­рые уче­ники, «бла­го­даря своему воз­буж­ден­ному состо­я­нию», уви­дели при­зрак Христа, а за ними другие вооб­ра­зили, что видели Его. Чтобы сде­лать эту гипо­тезу более прав­до­по­доб­ною, Штраус пред­по­ла­гает, что после рас­пя­тия Христа уче­ники стали изу­чать писа­ния и наткну­лись на мысль о вос­кре­се­нии, но так как для этого потре­бо­ва­лось бы про­дол­жи­тель­ное время, то Штраус под­вер­гает сомен­нию изве­стие о вос­кре­се­нии Христа «на третий день» и пола­гает, что слухи о вос­кре­се­нии, веро­ятно, воз­никли позд­нее. Против этого необ­хо­димо заме­тить, что уче­ники Христа вовсе не были сла­бо­нерв­ными, исте­рич­ными людьми, как эти авторы пред­по­ла­гают; это были коре­на­стые, здра­во­мыс­ля­щие рыбаки, кото­рые вовсе не были рас­по­ло­жены ни к нерв­ному рас­строй­ству, ни к тому, чтобы пове­рить виде­ниям других людей. К тому же они совсем не были в воз­буж­ден­ном состо­я­нии, а были убиты горем и ожи­дали чего угодно, только не вос­кре­се­ния их люби­мого Настав­ника. Чем объ­яс­нить такую вне­зап­ную пере­мену от глу­бо­чай­шей горе­сти к радо­сти и уве­рен­но­сти, кото­рая уже не поки­дала этих людей до конца их жизни, пере­да­ва­лась ими тыся­чам других лиц и под­креп­ляла их в стра­да­ниях и муче­ни­че­ской смерти?

После­до­ва­тель­ный ход собы­тий был по Еван­ге­лиям при­бли­зи­тельно таков, что впер­вые ко гробу пришли несколько женщин в вос­кре­се­нье рано утром. Они нашли гроб­ницу пустою и уви­дели ангела, объ­явив­шего им о вос­кре­се­нии Рас­пя­того (Мк.16:2-6). Они в страхе при­бе­жали к Петру и Иоанну, кото­рые поспе­шили к гробу и нашли его пустым (Ин.20:2-10). Затем Хри­стос открылся Марии Маг­да­лине (ст. 11–17), Симону Петру (Лук.24:34), двум уче­ни­кам на пути в Еммаус (Лук.24:13), один­на­дцати апо­сто­лам – два раза (Ин.20:19,26) и 500 уче­ни­кам, собран­ным вместе (1Кор.15:4-6). После этого Он открылся уче­ни­кам в Гали­лее (Мк.14:28) и в тече­ние 40 дней являлся им, говоря о Цар­ствии Божием (Деян.1:3). Из этого видно, что сви­де­те­лями вос­кре­се­ния были очень многие лица, в тече­ние весьма про­дол­жи­тель­ного вре­мени, так что о само­об­мане одного или дру­гого не может быть речи. Слы­хано ли, чтобы одно и то же при­ви­де­ние пред­став­ля­лось так ясно, так часто, столь про­дол­жи­тель­ное время (40 дней), столь многим и столь раз­лич­ным лицам? Ведь всякий чело­век, увидев при­зрак или сно­ви­де­ние, при­хо­дит же в себя и дает себе отчет в нере­аль­но­сти виден­ного. Это же явле­ние пред­став­ля­лось не в виде тени или туман­ного образа, но давало Себя ощу­пы­вать (Ин.20:27) и гово­рило внят­ные, чудные слова (Ин.20 и 21), в том числе такое пору­че­ние, какого не мог бы при­ду­мать ни один еврей и кото­рое сде­ла­лось на все века лозун­гом для мис­си­о­нер­ской дея­тель­но­сти хри­сти­ан­ской Церкви (Мф.28:19).

Нико­гда ни обман, ни само­об­ман уче­ни­ков не мог бы при­ве­сти к таким дивным и дол­го­веч­ным послед­ствиям. Поне­воле при­хо­дишь к выводу, что так назы­ва­е­мые есте­ствен­ные объ­яс­не­ния факта вос­кре­се­ния Христа тре­буют больше веры, чем еван­гель­ское изло­же­ние этого собы­тия.

Выводы

Боль­шин­ство лиц, отвер­га­ю­щих Боже­ствен­ность Иисуса Христа, а также боль­шин­ство лиц, при­зна­ю­щих это, непо­сле­до­ва­тельны. Как те, так и другие обык­но­венно упус­кают из виду те послед­ствия, кото­рые по необ­хо­ди­мо­сти выте­кают из зани­ма­е­мого ими поло­же­ния. Многие, веро­ятно, нико­гда само­сто­я­тельно не вду­мы­ва­лись в эти послед­ствия и были бы удив­лены видеть, к каким выво­дам обя­зы­вает их или то или другое реше­ние. Неко­то­рые боятся быть после­до­ва­тель­ными до конца и созна­тельно или несо­зна­тельно прячут, подобно стра­у­сам, голову, чтобы не видеть того, что для них непри­ятно. Не лучше ли и не чест­нее ли взгля­нуть на итоги наших вычис­ле­ний и счи­таться с ними? Если итог ока­жется невоз­мож­ным, то это укажет нам на оши­боч­ность наших рас­че­тов.

Пред­ста­вим себе прежде всего, что на осно­ва­нии каких-нибудь новых данных, доселе еще неиз­вест­ных, будет неопро­вер­жимо дока­зано, что Хри­стос был не вопло­ще­ние Боже­ства, а такой же смерт­ный чело­век, как мы. В таком случае мы при­нуж­дены с неиз­беж­ною после­до­ва­тель­но­стью при­знать:

1) Что весь хри­сти­ан­ский мир всех стран в тече­ние 18 веков бого­тво­рил и еще бого­тво­рит мерт­вого еврея. В таком случае хри­сти­ан­ство есть чудо­вищ­ней­шая в миро­вой исто­рии мисти­фи­ка­ция; чтобы не ска­зать хуже. Как могли под­даться такому роко­вому заблуж­де­нию мил­ли­оны даро­ви­тых, про­све­щен­ных людей? Как эта ложь могла про­дер­жаться? 2) Облик Иисуса Христа пред­став­ля­ется нам в таком случае полным таких совер­шенно несов­ме­сти­мых и друг друга исклю­ча­ю­щих про­ти­во­ре­чий, что мы совер­шенно теря­емся в них. Чем больше мы изу­чаем Лич­ность Христа, тем непо­нят­нее и невоз­мож­нее она ста­но­вится. 3) Необ­хо­димо тогда отверг­нуть все Еван­ге­лие (Нов. Завет). Почему? Нельзя ли исклю­чить из него то, что ука­зы­вает на Боже­ствен­ность Христа и оста­вить осталь­ное – все поучи­тель­ное, нази­да­тель­ное и уте­ши­тель­ное?… Во всяком случае нам при­шлось бы исклю­чить из него книгу Деяний Апо­сто­лов, так как в ней на каждом шагу гово­рится о вос­кре­се­нии Христа из мерт­вых. При­шлось бы также исклю­чить и все почти Посла­ния апо­сто­лов, потому что и в них везде гово­рится о Христе, как Боге, Гос­поде и вос­крес­шем Иску­пи­теле. Не трудно видеть, что при­шлось бы отбро­сить и Чет­веро-еван­ге­лие, ибо раз уста­нов­лено, что Хри­стос созна­тельно или несо­зна­тельно гово­рил неправду, выда­вая Себя за вопло­ще­ние Боже­ства, то мы не можем дове­рять и прочим Его изре­че­ниям, и мы нрав­ственно обя­заны отверг­нуть Еван­ге­лие в полном его объеме, как зло­вред­ную книгу, вво­дя­щую людей в заблуж­де­ние. 4) Наше соб­ствен­ное духов­ное поло­же­ние в таком случае – самое без­от­рад­ное и без­вы­ход­ное. Знаем за собою грехи, кото­рые иногда можем забыть, но не покрыть; имеем стра­сти, кото­рые нас пора­бо­щают; мы соста­вили себе мораль, по кото­рой не можем жить и, нахо­дясь, сами духовно в неопре­де­лен­ном поло­же­нии, не можем помо­гать другим в их духов­ных затруд­не­ниях; будущ­ность для нас покрыта неиз­вест­но­стью. 5) Как объ­яс­нить себе бла­го­твор­ное вли­я­ние Еван­ге­лия на отдель­ных лиц и на целые народы? Как мог обман­щик – или само­об­ма­ну­тый – еврей, после трех крат­ких лет про­по­вед­ни­че­ской дея­тель­но­сти, кон­чив­шейся притом пол­ней­шею неуда­чею, при­ве­сти к таким миро­вым благим резуль­та­там? Там, где Его Еван­ге­лие при­ни­ма­лось серд­цами людей, там гордые ста­но­ви­лись сми­рен­ными, блуд­ники – чистыми и пороч­ные воз­рож­да­лись от какой-то новой силы. Может ли ложь делать людей добрее и счаст­ли­вее? Как тогда дей­ствует истина? Мог ли поток добра, излив­шийся через Еван­ге­лие по всему миру, исте­кать из источ­ника лжи? 6) Личный опыт мно­же­ства свет­лых людей, уве­ро­вав­ших во Христа, всех времен и народ­но­стей оста­ется для нас нераз­ре­ши­мою загад­кою. Как могли уве­ро­вать во Христа све­тила науки и мысли: Ньютон, Пас­каль, Пастер, Лорд Кель­вин, Пиро­гов, Досто­ев­ский, Вл. Соло­вьев и многие другие? Значит, они заблуж­да­лись. Заблуж­да­лись и все мис­си­о­неры, кото­рые годами само­от­вер­женно рабо­тали среди языч­ни­ков, нередко жерт­вуя своею жизнью, чтобы бла­го­вест­во­вать им о Спа­си­теле рас­пя­том и вос­крес­шем. Заблуж­да­лись и все хри­сти­ан­ские муче­ники. Заблуж­да­ется в наше время и Все­мир­ный Хри­сти­ан­ский Сту­ден­че­ский Союз (объ­еди­ня­ю­щий 150 000 сту­ден­тов и про­фес­со­ров в 40 стра­нах), кра­еголь­ным камнем кото­рого явля­ется вера в Боже­ствен­ность Христа; заблуж­да­ются близ­кие, быть может, нам люди – люди, кото­рых мы горячо любим и высоко ува­жаем за их личные каче­ства и их живую искрен­нюю веру и хри­сти­ан­ский образ жизни. Как они могут гово­рить, что именно личная живая вера во Христа дала и смысл и содер­жа­ние и направ­ле­ние их жизни? При­веду сви­де­тель­ство С.-Петербургского б. при­сяж­ного пове­рен­ного Б. И. Глад­кова, напи­сан­ное в пре­ди­сло­вии к издан­ному им тол­ко­ва­нию Еван­ге­лия. “В шести­де­ся­тых годах про­шлого сто­ле­тия», пишет он, «я был увле­чен рас­про­стра­нив­шимся тогда среди обра­зо­ван­ных людей без­бо­жием и много лет прожил ате­и­стом. Поте­ряв веру в Бога, я чув­ство­вал однако, что для пол­ноты разум­ной жизни мне чего-то недо­стает, что на месте исчез­нув­шей веры оста­лась какая-то пустота, что учение мате­ри­а­ли­стов не удо­вле­тво­ряет меня, не дает осмыс­лен­ного позна­ния самого себя и окру­жа­ю­щего меня мира. И эта пустота, эта казав­ша­яся мне бес­цель­ность и без­мыс­лен­ность жизни заста­вили меня нако­нец при­за­ду­маться и осно­ва­тельно позна­ко­миться с Еван­ге­лием». Описав, как, путем осно­ва­тель­ного зна­ком­ства с кни­гами Нового Завета, он нако­нец убе­дился в досто­вер­но­сти их содер­жа­ния, автор про­дол­жает: «Тут окон­чился путь иссле­до­ва­ния, и я всту­пил в область давно утра­чен­ной мною веры; я при­стал к тихому берегу, от кото­рого был ото­рван волною ате­изма; я познал смысл жизни; я нашел рас­кры­тою ту дверь, в кото­рую я тщетно сту­чался; я понял глу­бо­чай­ший смысл слов: При­и­дите ко Мне все труж­да­ю­щи­еся и обре­ме­нен­ные… и най­дете покой душам вашим. Я пришел ко Христу и нашел ответ на все мучив­шие меня вопросы, нашел и душев­ный покой». Значит и он заблуж­дался? До сих пор мы рас­смат­ри­вали неко­то­рые выводы, с неиз­беж­но­стью выте­ка­ю­щие из пред­по­ло­же­ния, что Иисус Хри­стос – только чело­век. Оста­но­вимся теперь на несколь­ких выво­дах про­ти­во­по­лож­ного свой­ства. Пред­по­ло­жим, что мы, тем или иным путем, убе­ди­лись, что Хри­стос был дей­стви­тельно Тот, за Кого Он Себя выда­вал, – не про­стой смерт­ный чело­век, как мы, но вопло­ще­ние Боже­ства, «Еди­но­род­ный Сын Божий», Спа­си­тель мира. Что выте­кает из такого поло­же­ния?

Попы­та­емся, прежде всего, забыть все то, что мы когда-либо читали или слы­хали о Христе, и войдем в поло­же­ние чело­века, узнав­шего об еван­гель­ской Вести в первый раз. Мы с дет­ства так свык­лись с нею, что словно при­ту­пи­лись для пра­виль­ной оценки ее. Услы­шав впер­вые еван­гель­скую Весть: «Так воз­лю­бил Бог мир, что отдал Сына Своего Еди­но­род­ного, дабы всякий, веру­ю­щий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.3:16)… весть о том, как жил, учил, стра­дал, умер за нас и вос­крес Хри­стос…, о том, что Он не только «когда-то жил», но и «теперь жив» и при­зы­вает нас к Себе… мы были бы потря­сены такою Его жерт­вою и такою любо­вью до самой глу­бины нашей души.

Мы почув­ство­вали бы обя­зан­ность и горя­чее жела­ние узнать все то, что только можно узнать о Христе, познать Его Самого как можно глубже, и мы при­ня­лись бы с вели­чай­шим усер­дием за осно­ва­тель­ное чтение той Книги, кото­рая гово­рит нам о Нем.

Мы сознали бы, что совер­ши­лось миро­вое собы­тие непо­сти­жи­мой важ­но­сти, послед­ствия кото­рого должны быть неиз­ме­римо велики…, что такая жертва не могла пройти даром…, что наверно теперь открыты для каж­дого чело­века новые воз­мож­но­сти при­ми­ре­ния, очи­ще­ния и чистой, святой и полез­ной жизни на земле в обще­нии с Богом…, что истин­ное хри­сти­ан­ство должно быть чем-то высо­ким, чудным и свет­лым, непо­хо­жим на то номи­наль­ное, мизер­ное хри­сти­ан­ство, кото­рое мы при­выкли видеть вокруг себя…

Мы про­ник­лись бы созна­нием, что одно внеш­нее при­зна­ние Христа, одно наруж­ное испол­не­ние хотя бы всех рели­ги­оз­ных обря­дов и обы­чаев, одно умо­зри­тель­ное пони­ма­ние Св. Писа­ния и пути спа­се­ния не могут удо­вле­тво­рить ни Его, ни нас. Его жертва так велика, что она к чему-нибудь нас да обя­зы­вает.

Мы поняли бы, Что Он должен сде­латься личным нашим Зако­но­да­те­лем и Гос­по­дом и что все наше отно­ше­ние к Богу, к людям, к себе самим и ко греху должно опре­де­литься волею Христа. Именно в этом пункте многие веру­ю­щие так непо­сле­до­ва­тельны. Мы почув­ство­вали бы горя­чее стрем­ле­ние отве­тить на такую любовь – тем же и, не сты­дясь имени Христа, смело и реши­тельно поло­жить наши лучшие силы и даро­ва­ния на слу­же­ние Ему и на рас­про­стра­не­ние Его Цар­ства на земле.

Нако­нец, мы ясно сознали бы, как бы наши све­де­ния о Христе ни были еще недо­ста­точны, что в этом вопросе нам нельзя зани­мать ней­траль­ного поло­же­ния и что нам необ­хо­димо стать, открыто перед всеми, всем серд­цем, на сто­рону Христа, или же – созна­тельно и реши­тельно – против Него.

Париж, YMCA, 1923

Размер шрифта: A- 15 A+
Цвет темы:
Цвет полей:
Шрифт: A T G
Текст:
Боковая панель:
Сбросить настройки