Защитительное слово против ариан

Источник

ПОСЛАНИЕ ЮЛИЯ ПОСЛАНИЯ СОБОРА, СОЗВАННОГО В САРДИКЕ ПОСЛАНИЕ 1-е ПОСЛАНИЕ 2-е ПОСЛАНИЕ 3-е ПОСЛАНИЕ 1-е ПОСЛАНИЕ 2-е ПИСЬМО КАФОЛИКОСА  

 

1) Думал я, что после многих доказательств, представленных в нашу пользу, враги, наконец, со стыдом скроются и будут даже себя самих винить за то, в чем клеветали на других. Поскольку же, и подвергшись такому осуждению, не обнаруживают они стыда, но по бесчувственности своей пресмыкаются в злоречии, признавая все требующим нового суда, не для того, чтобы им самим держать ответ на суде (этого избегают они), но чтобы потревожить нас и души людей простосердечных, то признал я необходимым оправдаться пред вами, чтобы вы не обращали больше внимания на их ропот, но судили их лукавство и клевету. И оправдываюсь перед вами, людьми искренними, а перед любителями споров осмелюсь и на обличение их.Дело наше не требует суда. Оно было уже судимо не раз, не два, но многократно; и во-первых – в собрании почти ста епископов нашей области; во-вторых – в Риме, куда, по Евсевиеву писанию, призывали и их, и нас, и где собрано было более пятидесяти епископов; в-третьих – на большом Соборе в Сардике, созванном по повелению боголюбивейших Царей Констанция и Константа. На этом Соборе противники наши низложены как клеветники, определение же в нашу пользу подтвердили своими голосами более, нежели триста епископов из епархий Египта, Ливии, Пентаполя, Палестины, Аравии, Исаврии, Кипра, Памфилии, Ликии, Галатии, Дакии, Мисии, Фракии, Дардании, Македонии, Эпира, Фессалии, Ахаии, Крита, Далмации, Сискии, Панноний, Норика, Италии, Пицена, Тусции, Кампании, Калабрии, Апулии, Бруттии, Сицилии, всей Африки, Сардинии, Испании, Галлии, Британии. С ними подписались свидетелями Урзаций и Валент, прежде клеветавшие на нас, а впоследствии раскаявшиеся; они не только одобрили сделанное в нашу пользу определение, но и себя, и других противников наших признали клеветниками. Ибо принесшие такое раскаяние и подтвердившие это письменно явным образом изобличают Евсевиевых сообщников, потому что вообще с ними составляли против нас заговор. Итак, что разбирали и решили и ясно доказали столь многие достойные вероятия епископы, то, как признается всякий, напрасно подвергать снова суду, чтобы, если и теперь будет исследовано, еще не пересуживать, и снова не преследовать, и таким образом не трудиться до бесконечности.

2) И голоса стольких епископов достаточно к тому, чтобы постыдить намеревающихся еще хоть чем-нибудь отомстить нам. Когда же и враги свидетельствуют в нашу пользу и против себя, говоря, что это был заговор на нас: кому уже не будет стыдно колебаться еще сомнением? Закон повелевает состояться судам «при устех двою... и триех свидетелей» (Втор. 19, 15); и вот-такое множество свидетелей за нас, а к ним вдобавок и показание врагов. Почему и оставшиеся нашими врагами не обращают внимания на тех, кого судили, как хотели, но вынуждены уже вопреки благовидности нападать на своих обличителей. И для них всего прискорбнее это, потому что делали они скрытно и слагали между собою втайне, а Валент и Урзаций вывели это наружу и открыли. И в точности знают они, что раскаяние этих людей сколь осуждает их, столь оправдывает терпевших от них обиду. Посему-то на Сардикийском Соборе были они низложены, как сказал я выше, и низложены справедливо. Так и тогдашние фарисеи, заступаясь за Павла (Деян. 23, 9), обличили составленный против него ими самими и иудеями заговор, так оказалось, что блаженный Давид гоним был напрасно, когда гонитель признался, сказав: «погреших... чадо Давиде» (1Цар. 26, 21), так и эти, будучи побеждены истиною, признали ее и, написав это, передали Юлию, епископу Римскому. Писали и ко мне, желая иметь мир со мною, те самые, которые столько разглашали о мне худого и которым, может быть, и теперь стыдно, потому что, кого старались погубить, тот, как видят, по Господней благодати жив. Ария же и ересь предали они анафеме, что и следовало им сделать. Ибо узнав, что Евсевиевы приверженцы злоумышляли против меня не по иному чему, а только по собственному своему злочестию, и однажды решившись сознаться в клевете на нас, тотчас отреклись от христоборной ереси, ради которой и против меня действовали.А что на различных Соборах было писано в нашу защиту епископами и прежде всего епископами египетскими, – это предлагаем здесь:

Святой Собор, собравшийся в Александрии из Египта, Фиваиды, Ливии и Пентаполя, повсюду сущим епископам Вселенской Церкви, возлюбленным и вожделенным братьям, желает о Господе радоваться.

3) В самом начале составления заговора против сослужителя нашего Афанасия и по вступлении его в Александрию могли мы, возлюбленные братия, оправдать его в том, что злоумышляли против него Евсевиевы приверженцы, а их подвергнуть ответственности за все, что претерпел он от них, и обнаружить все взведенные на него клеветы. Но поскольку тогда, как и сами вы знаете, не дозволили этого сами обстоятельства; теперь же, по возвращении епископа Афанасия думали было мы, что будут они посрамлены и постыжены своими столь явными неправдами, – и потому рассудили молчать. А между тем, и после того, как Афанасий столько потерпел, после переселения его в Галлию, после пребывания его вместо своей стороны в стране чужой и весьма далекой, после того, как ему, если бы не встретил человеколюбивого Царя, приходилось почти умереть от их клевет, хотя всем этим удовольствовался бы всякий, самый раздраженный и лютый враг, – они не чувствуют стыда, напротив же того, снова восстают на Церковь и на Афанасия, и негодуя на возвращение его, отваживаются на новые, большие прежних злодеяния, легкомысленно возводят на него обвинение и не боятся написанного в Священном Писании: «свидетель лживый не без муки будет» (Притч. 19, 9), и: «уста... лжущих убивают душу» (Прем. 1, 11). По сему самому мы не в силах уже молчать, дивимся же их лукавству и ненасытному соревнованию в составлении заговоров. Вот, снова не перестают тревожить царский слух доносами на нас, не перестают писать губительные письма к истреблению епископа, врага их нечестию. Снова писали на него царям, опять хотят составить против него заговор, обвиняя его в небывалых кровопролитиях; опять намереваются нанести ему смерть, обвиняя его в мнимых убийствах. Ибо и тогда довели бы его до смерти клеветами своими, если бы не было у нас человеколюбивого Царя. Скажем короче: опять стараются изгнать его в заточение, притворно оплакивая бедствия заточенных, как будто им сосланы они в заточение. Оплакивают они то, чего мы вовсе не делали, но не довольствуются тем, что сами против него сделали, хотят же присовокупить вновь худшее прежнего. Столько-то они кротки, человеколюбивы и благонравны, лучше же сказать (и это будет сказано верно), лукавы и жестоки, и внушают к себе уважение страхом и угрозами, а не благочестием и скромностью, приличными епископам! Каких выражений не употребил бы ни один из светских деловодцев, такие осмелились они расточать, когда писали к Царям и обвиняли Афанасия в стольких убийствах и кровопролитиях не перед градоначальником и не перед кем-либо высшим, но перед тремя Августами. Не задержала их отдаленность путей, только чтобы наполнить доносом своим все высшие судебные места, ибо действительно, возлюбленные, написанное ими есть донос, и донос самый тяжкий, потому что представлен в самое высшее у людей судилище. И что иное будет концом этих исследований, как не смерть по мановению царской воли?

4) Итак не Афанасьевы, но их дела достойны слез и сетования, их иному справедливее будет оплакивать, потому что о них-то и печалиться надобно, как написано: «не плачите мертваго, ниже рыдайте о нем: плачите плачем о исходящем, яко не возвратится ктому» (Иер. 22, 10). Все их послание не иное что имеет целью, как смерть, если дозволят – готовы они умерщвлять, посылать в заточение. Ибо имели уже дозволение боголюбивейшего родителя Царей наших, который и удовлетворил их раздражительность, вместо смерти назначив изгнание. А что такие дела не свойственны и простым христианам, редко видимы даже у язычников, и тем менее, приличны епископам, обязанным других учить справедливости, – это, думаем, усматривает ваша о Христе совесть. Ибо как запрещающие другим делать доносы сами стали доносчиками, и притом царям? Как учащие миловать несчастных не успокаиваются и по заточении нашем? По признанию всех, это было общее заточение нас епископов, и все мы себя признавали изгнанниками, как теперь признаем, что вместе с Афанасием возвращены мы отечеству и вместо прежних о нем сетований и слез получаем великую радость и милость, которую да сохранит Господь и да не попустит Евсевиевым приверженцам похитить у нас! Если бы и справедливый делали на него донос, то было бы это предосудительно, потому что в противность правилам христианства, после искусительного изгнания снова восстав, обвиняют в убийствах, кровопролитиях и других преступлениях и такие вещи о епископах доводят до царского слуха. Когда же во всем этом они лгут, во всем клевещут, и ни в устах, ни в посланиях, нет у них правды, сколько от них зла, или какими людьми признаете их?Итак, приступим уже к делу и рассмотрим сделанные ими ныне доносы. Ибо через это откроется, что нехорошо они поступали, лучше же сказать, неправду говорили, когда и прежнее разглашали на Соборе и в суде, да и теперь подвергнутся опять осуждению за то же самое.

5) Стыдно нам оправдываться в подобных вещах, но, поскольку дерзкие доносчики готовы на все и выставляют на вид, что по возвращении Афанасьевом были убийства и кровопролития, то просим терпеливо выслушать наше оправдание, хоть будет оно и длинно, потому что требует того само дело.Ни Афанасием, ни ради Афанасия не было совершено никакого убийства (когда доносчики доводят нас, как сказали мы выше, до такого постыдного оправдания); кровопролития и заключения в узы чужды нашей Церкви. Афанасий никого не предавал в руки исполнителю казни, и темница, сколько от него это зависело, никогда не была им потревожена. Наши святилища как всегда, так и ныне чисты, украшены единою Христовою кровью и благочестивым служением Христу. Ни пресвитер, ни диакон не был умерщвлен Афанасием, он не был виновником ни убийства, ни заточения. И о, если бы и с ним не делали этого, заставляя изведать это действительным опытом! Никто из-за него не был послан отсюда в заточение, кроме самого Афанасия, епископа Александрийского, который изгнан был ими и которого по освобождении из заточения снова стараются они оклеветать в том же или еще и в худшем, поощряя язык свой на всякие лживые и смертоносные речи. Ибо вот, наконец, ему приписывают действие судей, и хотя в послании явно признаются, что о некоторых сделаны приговоры египетским епархом, однако же не стыдятся опять приговоры эти ставить в вину Афанасию, который тогда не был еще в Александрии, но находился на обратном пути из заточения и был в Сирии. Только должно ли вводить в оправдание и это в дальней стране его пребывание, когда никто другой не подлежит ответственности в том, что сделал градоначальник или епарх Египта? Ибо, если бы Афанасий был и в Александрии, то какое отношение имели бы к нему действия епарха? Впрочем, Афанасия и на месте не было, и что сделано епархом египетским – делалось не по церковным, а по другим побуждениям, как увидите из записи, которую, узнав написанное ими, полюбопытствовали мы видеть, и послали к вам.Посему, когда и теперь оглашают сделанным, что не им и не ради его сделано, и свидетельствуют об этом, как бы удостоверившись в столь многих худых поступках, то пусть скажут, – от какого Собора узнали это? Из каких обнародованных доказательств? Из какого судебного решения? Если же, не имея ничего подобного, утверждают это просто, то вам предоставляем вникнуть, как делалось и прежнее, или на каком основании утверждают они это? Ибо все это не более, как клевета, вражеский навет, не расположенная к терпимости раздражительность, злочестие за ариан с яростью устремляющееся на благочестие, чтобы православные были истреблены, а защитники нечестия могли уже небоязненно проповедовать, что им угодно. И это действительно так.

6) Когда вознечествовавший Арий, от которого получила наименование арианская ересь, извержен был из Церкви блаженной памяти епископом Александром, тогда единомышленники Евсевиевы, ученики и сообщники его нечестия, и себя почитая изверженными, писали к епископу Александру, много убеждая его не изгонять из Церкви еретика Ария. Поскольку же Александр по благочестивой вере во Христа не принимал нечестивца, то вознегодовали на Афанасия, бывшего тогда диаконом, потому что, как разведали о нем и услышали, Афанасий весьма часто бывал при епископе Александре и им уважаем. Когда же увидели и опыт его благочестивой во Христа веры на Соборе, сошедшемся в Никее, где с дерзновением восставал он против нечестия ариан, тогда еще более возросла их ненависть, и как скоро Бог возвел его на епископство, возобновив в себе издавна питаемую злобу, страшась его православия и твердости в борьбе с нечестием (еще же более мучило Евсевия сознание того, что было ему известно), всеми мерами стали злоумышлять и строить козни Афанасию. Возбудили против него царя; неоднократно угрожали соборами; наконец, сошлись в Тире и доныне не перестают писать против него. Они столь неумолимы, что осуждают поставление его на епископство, при всяком случае давая знать о себе, что они враги и ненавидят его; готовы говорить ложь, только бы унизить его лживыми своими разглашениями. Но тем самым, в чем лгут теперь, доказывают, что и прежнее было лживо и полно злоумышления. Говорят, что по кончине епископа Александра, когда некоторые, и то немногие, напомнили об Афанасие, – рукоположен он шестью или семью епископами тайно, в сокровенном месте. Это писали и царям сии люди, не отказывающиеся писать всякую ложь. Но что все множество жителей, все, принадлежащие ко Вселенской Церкви, собравшись вместе и единодушно, как бы в едином теле, вопияли, взывали, требуя в епископа Церкви Афанасия, и всенародно молили о сем Христа в продолжение многих дней и ночей, заклинали нас сделать это, и сами не выходя из церкви, и нам не дозволяя выйти, – этому свидетели и мы, и весь город, и вся епархия. Ничего не было сказано против Афанасия, как ими писано; говорили же о нем все прекрасное, называя его рачительным, благоговейным христианином, одним из подвижников и поистине епископом. И что рукополагали его многие из нас, в глазах у всех и при общем всех восклицании, – сему опять мы рукополагавшие служим более достоверными свидетелями, нежели те, которых при этом не было и которые говорят ложь. Впрочем, поставление Афанасия осуждает Евсевий – такой человек, который, может быть, вовсе не имел законного поставления, а если и имел когда, то сам уничтожил оное. Сначала был он в Вирите1; но, оставив Вирит, перешел в Никомидию. Одну паству оставил вопреки закону, а в другую пришел также против закона, и собственную свою паству покинул по недостатку любви, и чужою правит без основания, презрел любовь первой паствы по желанию иметь другую, но и в другой раз не соблюл той, которую получил по желанию, ибо вот, и отселе удалившись, опять захватывает чужую; везде обращает жадные взоры на чужие города и думает, что благочестие состоит в богатстве и в величии городов; ни во что же ставит Божий жребий, по которому поставляется каждый, – не зная, что идеже собрани два или трие во имя Господне, ту посреде их Господь (Матф. 18, 20), – не помышляя о сказанном у апостола: не похвалюся в чуждых трудех (2Кор. 10, 15), – не обращая внимания на его заповедь: «привязался ли еси жене? Не ищи разрешения» (1Кор. 7, 27). Если же сказано так о жене, то тем паче о Церкви и о епископстве в оной надобно разуметь, что сопрягшийся с одною церковью не должен искать другой, а иначе, по Божественным Писаниям, окажется прелюбодеем.

7) Но и сознавая за собою все это, когда об Афанасии все свидетельствуют с доброй стороны, осмелился Евсевий клеветать на его поставление, отваживается называть его низложенным, когда сам низложен, и во свидетельство своего низложения имеет то, что на место его поставлен другой. Как же он или Феогний могли низложить другого, когда сами низложены и уличаются в этом поставлением на их место других? Ибо в точности знаете, что на место их, после того как они за собственное их нечестие и за сообщение с арианами осуждены на Вселенском Соборе, поставлены в Никомидию Амфион, а в Никею Христ. Желая отринуть этот истинный Собор, замышляют они наименовать собором свое неправедное сходбище, не желая, чтобы имели силу определения того Собора, хотят дать силу своим определениям. Не покорившиеся великому Собору – свое сборище именуют собором. Не о Соборе они заботятся, но притворяются озабоченными, чтобы истребить православных и обратить в ничто на истинном и великом Соборе постановленное против ариан, которых как всегда, так и ныне защищают они, почему и осмеливаются лгать на епископа Афанасия.И это подобно тому, что теперь говорят они ложно, будто бы при вступлении Афанасия были смятения, плач и сетование в народе, негодовавшем на его принятие. Ничего подобного тому не было, но все было противоположное: радость, и веселие, и стечение народа, поспешавшего к вожделенному лицезрению его; веселия исполнились церкви; всюду возносилось благодарение Господу. Все священно – и церковнослужители, взирая на него, веселились в душе, и день этот признавали из всех радостнейшим. Нужно ли описывать несказанную радость, какая была у нас – епископов? Прежде уже говорили мы, что и себя почитали страдавшими вместе с ним.

8) Поскольку же дело, по общему признанию, происходило таким образом, а они разглашают противное, то какую достоверность имеют провозглашаемый ими собор или его осуждение? Которые на то, чего не видели, о чем не производили суда и даже не собирались для этого, осмеливаются так нападать и писать об этом, как удостоверившиеся в деле, тем можно ли поверить и в таком деле, для которого, как говорят они, собирались вместе? Не вероятнее ли, напротив, что и то и это сделано ими по вражде? Какой был тогда Собор епископов? На каком заседании держались истины? Кто из большого числа их не был нашим врагом? Не ради ли Ариева безумия восстали против нас Евсевиевы приверженцы? Не своих ли единомышленников созывали они? Не всегда ли писали мы против них как против держащихся арианских мыслей? Разве бывшие с нами исповедники не обвиняли Евсевия, епископа Кесарии Палестинской, в приношении жертвы? Разве Георгий не был обличен в том, что низложен он блаженным Александром? Разве и другие не подвергались разным другим обвинениям? Как же вознамерились они собраться против нас? Как осмеливаются называть Собором такое сборище, где председательствовал комит, присутствовал исполнитель казни, и куда вместо церковных диаконов вводил нас писарь? Комит говорил, а присутствовавшие молчали, или лучше сказать, повиновались ему, епископов, думавших сделать какое-нибудь движение, останавливала его воля. Он давал приказания, и нас водили воины, или лучше сказать, приказывали Евсевиевы приверженцы, и он выполнял их мысль. Одним словом, возлюбленные, какой это Собор, когда концом всего было бы там изгнание и убийство, если бы утвердил Царь?И в чем состояли обвинения? В этом особенно достойны они удивления. Был некто Арсений, и жаловались, что он убит, клеветали еще, что сокрушена таинственная чаша. Но Арсений жив, он желает участвовать с нами в церковных собраниях, не ожидает иных свидетельств тому, что жив, но сам провозглашает это в письмах своих, пиша о том к соепископу нашему Афанасию, которого называли его убийцею. Не устыдились эти нечестивцы обвинять Афанасия, что убит им человек, который был от него так далеко, разделен весьма большим пространством моря и суши, о котором Афанасий в то время не знал даже, в какой он стороне и которого осмелились они скрыть и представить погибшим, когда ничего не было с ним худого. Если бы можно было, – они переселили бы его в другую вселенную, вернее же сказать, действительно лишили бы его жизни, только бы или подлинным, или вымышленным убийством нанести верную смерть Афанасию. Но и в этом благодарение Божию Промыслу, который не попустил превозмочь неправде, но пред взоры всех изводит Арсения живым и явно изобличает тогдашний их злой умысел и клевету, потому что Арсений не отвращается от нас, как от убийц, и не питает к нам ненависти как к причинившим ему оскорбление, а напротив того, вовсе ничего не потерпев от нас, желает он быть в общении с нами и хочет к нам быть сопричисленным, о чем и писал.

9) Но как по их умыслу обвинен Афанасий в убийстве человека, который жив, так ими же изгнан он был в заточение. Ибо не родитель царей осудил его на заточение, но сделали это их клеветы. Смотрите, не действительно ли так было дело? Когда ничего не нашлось к обвинению сослужителя нашего Афанасия, комит был в затруднении и много употреблял против него усилий, а епископ Афанасий, избегая насилий, предстал к благочестивейшему Царю, искал там себе спасения от комита и от их замыслов, просил, чтобы созван был законный Собор епископов или чтобы сам царь принял оправдание в том, что ставили Афанасию в вину. Царь с негодованием пишет, вызывает их к себе, обещается сам выслушать дело и велит быть Собору. Между тем, приходят Евсевиевы приверженцы, клевещут на Афанасия, обвиняя уже не в том, что было ими разглашаемо в Тире, но в задержании кораблей и хлеба, в том, будто бы Афанасий объявил, что может воспрепятствовать подвозу хлеба из Александрии в Константинополь. Некоторые из наших, бывшие с Афанасием при Дворе, услышали об этом от разгневанного Царя. Афанасий сетовал на эту клевету и утверждал, что это неправда, ибо возможно ли такое дело человеку простому и бедному? Но Евсевий не отказался подтверждать клевету всенародно, с клятвою уверял, что Афанасий богат и силен и в состоянии все сделать, а сим хотел он утвердить и в той мысли, что действительно сказаны были Афанасием приписываемые ему слова. В этом-то обвиняли Афанасия почтенные эти епископы, но благодать Божия превозмогла их лукавство, и благочестие царево подвигла на человеколюбие, вместо смерти допустила одно заточение. Итак, причиною этому не иное что, а только клеветы. Ибо Царь в письме, прежде этого писанном, осуждал заговор, винил злокозненность, осуждая мелетиан, называл их неправыми, достойными проклятия и придавал им самые ужасные наименования. Его тронуло, что за мертвого выдают человека, который жив, тронуло, что обвиняют в убийстве живого и никогда не лишавшегося жизни. Письмо это послали мы к вам.

10) Но чудные эти люди, Евсевиевы приверженцы, чтобы хоть по видимости опровергнуть истину и что было писано, – прикрываются именем Собора и получают от Царя дозволение приступить к делу, заседает с ними комит, и епископов сопровождают воины, имеют у себя царские писания, понуждающие собраться всех, кого они требовали. Обратите при этом внимание, как необычайно их злоумышление, как непомерна дерзость их предприятия, чтобы каким бы то ни было способом похитить у нас Афанасия. Если они как епископы себе только одним дозволяли суд, то какая была нужда в комите и воинах? Или для чего собирались по царским писаниям? А если имели нужду в царе и от него хотели получить полномочие, то для чего нарушили его решение? Или почему, когда Царь в письме своем признавал мелетиан клеветниками, неправыми, а Афанасия во всем чистым и когда сильно выражался о вымышленном убиении человека, который остается живым, – они решили, что мелетиане правы, Афанасий же виноват, и без стыда живого выдали за мертвого? Он жив был по произнесении Царем суда, и жив был, когда собирались они, и доныне находится с нами. Довольно этого об Арсении.

11) Какая же таинственная чаша, и где разбита Макарием? Они разглашают об этом повсюду. Хотя сами обвинители не осмелились бы ставить этого в вину Афанасию, если бы не были подучены ими, однако ж, на него возлагают они всю тяжесть вины, которая не должна падать и на Макария, так как он не уличен. И не стыдятся они выставлять тайны на такой позор пред оглашенными и, что еще хуже, пред язычниками, когда, по написанному, «тайну цареву добро хранити» (Тов. 12, 7), и Господь заповедал: «не дадите святая псом, ни пометайте бисер пред свиниями» (Матф. 7, 6). Не должно выставлять тайны на позор перед непосвященными, чтобы не посмеивались язычники по неведению, и не соблазнялись оглашенные, став пытливыми. Однако же, какая чаша, где и у кого разбита? Обвинители в этом – мелетиане, которым вовсе не должно верить, потому что они раскольники и враги Церкви как ныне, так и со времен блаженного Петра, епископа и мученика; они злоумышляли против самого Петра, клеветали на преемника его Ахилла, обвиняли Александра даже пред самим царем; навыкнув же этому, стали нападать потом и на Афанасия, поступая так не вопреки обычному своему лукавству. Ибо как клеветали на его предшественников, так стали клеветать и на него. Но клеветы и ложные доносы возымели силу теперь, а не прежде, потому что нашли себе содейственников и покровителей в приверженцах Евсевиевых, по причине собственного нечестия ариан, по которому составляются заговоры, как против многих епископов, так и против Афанасия. Местом, где, как говорят, разбита чаша, была не церковь; обитатель места был не пресвитер; день, в который, по словам их, сделал это Макарий, был не воскресный. Итак, если не было там церкви, не было священнодействующего, и день не требовал священнодействия, то какая же и где разбита таинственная чаша? Конечно чаш много и в домах, и среди рынка, и кто разбивает их, нимало не нечествует; таинственная же чаша, за которую, если произвольно будет разбита, покусившийся на это делается виновным в нечестии, должна находиться только у одних законных предстоятелей Церкви. Одно только употребление этой чаши, а другого нет. Вы законно предлагаете ее народу; вам она вверена по церковному правилу, и она – достояние только предстоятелей Вселенской Церкви. Ибо вам только дозволительно предлагать в питие кровь Христову, а не кому-либо другому. Но сколь нечестив разбивающий таинственную чашу, столь еще более нечестив тот, кто поругает кровь Христову; поругает же ее тот, кто сделает это не по церковному уставу. Говорим это не потому, что Макарием действительно разбита чаша, хотя бы то употребляемая раскольниками, но потому, что вовсе не было там чаши. Ибо могла ли она быть, когда и место было не в храме Господнем, и не находилось там служителя церкви, даже и не время было тайнодействию? Таков этот, наделавший много о себе шуму Исхир, который не рукоположен Церковью, и когда Александр принимал пресвитеров, поставленных Мелетием, к ним не сопричислен, а потому и там не был поставлен.

12) Итак, почему же Исхир пресвитер? Кто его поставлял? Не Колуф ли? Ибо остается предположить одно это. Но известно и никто не сомневается в том, что Колуф умер пресвитером, что всякое его рукоположение недействительно, что все, доставленные им во время раскола, суть миряне, и сходятся на богослужение как миряне. Как же поверить, что человек частный, живущий в частном доме имел у себя таинственную чашу? Но тогда частного сего человека назвали пресвитером и дали ему это наименование, чтобы сделать обиду нам, а теперь в награду за обвинение поручают ему созидание церкви. Таким образом не было у него церкви, но в награду за злонравие и послушание при обвинении Афанасия приемлет ныне церковь, которой не имел, а может быть, дали ему за это и епископство, потому что Исхир разглашает это всюду и столь гордится пред нами. Такие-то, наконец, награды предлагаются епископами обвинителям и ложным доносчикам! Так и следовало поступить тем, которые имели его содейственником, в чем хотели, – как сообщника в делах своих удостоить подобного епископства!Но это еще не все, благоволите выслушать, что, кроме этого, сделано ими.

13) Поскольку не перемогли истины, хотя и злоухищрялись против нее, а Исхир ничего не доказал в Тире, но оказался клеветником, и клевета расстроила их замысел, то отлагают дело до новых доказательств и обещаются послать от себя для разведания дела в Мареот таких людей, которых явно желали мы не допустить до этого по многим причинам и потому, что в образе мыслей согласны они с Арием и нам неприязненны. И воспользовавшись властью, тайно послали они Диогния, Марина, Феодора, Македония, двоих юных и возрастом и нравом, Урзация и Валента из Паннонии. И они после дальнего пути, перенесенного ими для произведения суда над врагом, снова поспешили идти из Тира в Александрию. И судьи не отказались стать свидетелями, но явно приняли на себя труд делать наветы всякого рода, подвергли себя всяким трудам и неудобствам пути, чтобы выполнить составленный умысел, епископа Афанасия оставили задержанным на чужой стороне, сами же вступили в город своего противника, как бы ругаясь над церковью и народом. А что всего противозаконнее, – взяв с собою обвинителя Исхира, не позволили следовать за ними обвиняемому Макарию, но оставили его под стражею в Тире, потому что на александрийского пресвитера Макария приносили они всякого рода жалобы.

14) Итак, прибыв в Александрию одни с обвинителем, с которым вместе жили, ели и пили, и взяв с собою египетского епарха Филагрия, отправились в Мареот, и там одни же, с упомянутым выше обвинителем производили исследование, как хотели, не дозволив быть при этом пресвитерам, которые много о том просили, пресвитеры же города Александрии и всего округа желали быть при следствии, чтобы подучаемых Исхиром обличить – кто они и откуда. Но возбранив быть при этом священнослужителям, при язычниках производили они исследования о Церкви, о чаше, о трапезе и о святых Тайнах, и что еще хуже, язычников призывали в свидетели, спрашивая о таинственной Чаше; и о ком утверждали, что похищены они Афанасием и не могли явиться на призыв царского чиновника, даже неизвестно, где находятся, тех вводили при себе и при одном епархе, не устыдились говорить, что люди эти скрыты епископом Афанасием, тогда как сами полагали воспользоваться их свидетельствами. Но и в этом случае, имея в виду, как бы только умертвить Афанасия, опять, подражая выдуманному об Арсении, живых представляют умершими. Ибо о людях, которые живы и в своей стороне всеми видимы, вам, живущим вдали, рассказывают, что их не стало, чтобы при такой отдаленности служащего к обличению очернить сослужителя нашего, будто бы действует он насильственно и самовластно, между тем как сами во всем поступают властительски по предстательству других. Ибо и в Мареоте дела шли опять подобно тому, что было в Тире. Как там был комит с воинами и не позволял никому говорить или делать не по их воле, так и здесь был египетский епарх с военным отрядом, наводил страх на всех служителей Церкви и никому не дозволял свидетельствовать по всей правде, а что всего страннее, в одном и том же месте, в доме обвинителя, и жили, и производили исследования, о чем хотели, эти и судьи, и свидетели, вернее же сказать – служители своего и Евсевиева умысла.

15) И на что отважились они в Александрии, – думаем, небезызвестно вам, потому что пересказывается это всюду. Заносимы были обнаженные мечи на святых дев и братий и бичи на драгоценные пред Богом тела, от ударов хромали ногами всецело сохранившие душу в непорочности и во всяком совершенстве. Против них совершались позорные поступки – посылаемы были толпы язычников обнажать, бить их, бесчинствовать пред ними, грозить им алтарями и жертвами; и иной бесчинник как бы по данной уже от епарха власти в угодность епископам брал деву за руку и влек ее к первому встретившемуся жертвеннику, подражая тем временам, когда необходимо было принести жертву или терпеть гонение. Вот что делалось: девы предавались бегству, язычники смеялись над Церковью, между тем епископы не показывались, жили в том доме, в котором делалось это и где в угодность им девы видели обнаженные мечи, всякую опасность, обиды, поругание. И все это терпели они во время поста от тех, которые в домах пировали с епископами.

16) Предвидя это и почитая немаловажным каким-либо вредом, но вражеским нашествием, сделали мы от себя представление. Ту же имея мысль, и Александр, Фессалоникийский епископ, пишет к оставшимся там, обличая заговор и свидетельствуя о злоумышлении. И если они причисляют Александра к своим и признают участником их злоумышления, то не иное что доказывают этим, как употребленное против него насилие. Ибо и сам вселукавый Исхир не без страха и принуждения решился на это дело, но по необходимости принял на себя должность обвинителя. И вот этому доказательство: сам Исхир писал к соепископу Афанасию, что ничего подобного не было там сделано, и его наустили выдумать это. И писал это тогда, как Афанасий не признал его пресвитером, тогда как не принимал он от Афанасия этого благодатного наименования, тогда как в воздаяние не получил управления церковью и не ожидал в награду себе епископства, все же это получил от Афанасьевых врагов за обвинение. Да и весь род Исхиров был в единении с нами, между тем как не стали бы они держаться этого единения, если бы хоть малую потерпели от нас обиду.

17) Все это – не одни слова, но само дело, в том свидетели все мареотские пресвитеры, которые постоянно находились при епископе во время его путешествий и писали тогда против Исхира и которым как пришедшим в Тир не дозволено было говорить истину, так и оставшимся в Мареоте не дано свободы обличить клеветника Исхира. Об этом же свидетельствуют списки с писем Александра и пресвитеров и письма Исхировы.Но мы послали и писание родителя царей, в котором не только выражает он негодование по делу об Арсении, а именно, что Афанасий обвиняется в убийстве человека, который жив, но и по делу о чаше изъявляет удивление по причине ухищренности и несостоятельности обвинения, потому что в разбитии чаши обвиняли они то пресвитера Макария, то епископа Афанасия. Царь также признает мелетиан клеветниками, а Афанасия совершенно чистым.И действительно, не клеветники ли мелетиане, а преимущественно перед всеми Иоанн? Вступил он в Церковь, вошел в общение с нами, произнес на себя осуждение и не начинал еще дела о чаше; когда же узнал, что Евсевиевы приверженцы усердствуют арианам, но не смеют содействовать им явно, стараются же употреблять в орудие другие лица, тогда предложил он себя как бы в лицедеи на позорище. Содержанием представляемого на зрелище была борьба ариан, главная цель состояла в том, чтобы доставить им успех, а для хода и обстановки действия служили Иоанн и его товарищи, чтобы усердствующим об арианах, воспользовавшись этим предлогом и приняв на себя образ судей, можно было отразить врагов нечестия, утвердить злочестие и ввести ариан в Церковь. Так, желающие изгнать благочестие прилагают старание преодолеть его нечестием, и решившиеся злочествовать против Христа предприемлют истребить врагов злочестия как нечестивцев! И выставляют нам на вид разбитую чашу, чтобы и Афанасия признали заодно с ними нечествующим против Христа,Да и что у них за памятование о таинственной чаше? Откуда у защитников нечестия благочестивая сия мысль о чаше? Откуда не признающим Христа ведома чаша Христова? Почему представляющиеся чествующими чашу бесчестят Бога этой чаши? Или почему сетующие о чаше домогаются смерти епископа, тайноводствующего сею чашею? Да они и предали уже его смерти, сколько от них это зависело. Почему оплакивающие епископский украшенный престол домогаются гибели сидящего на нем епископа, чтобы и престол не имел епископа, и народ лишен был благочестивого учения? Итак, не чаша, не убийство и не что-либо из странных их разглашений привели их к этому, но упомянутое выше злочестие ариан, по которому злоумышляя и против Афанасия, и против других епископов, и доныне еще ведут они брань с Церковью. Ибо кто действительно произвел убийства и заточения? Не они ли? Кто строит козни епископам, пользуясь покровительством людей мирских? Не Евсевиевы ли более приверженцы, а не Афанасий, как они пишут? От них пострадали и он и другие, ибо в то время четверо александрийских пресвитеров, хотя не приходили они в Тир, сосланы ими в заточение.Кто же достоин слез и рыданий? Не те ли, которые и прежнее сделали, и не отказываются присовокупить последнее, во всем клевещут, чтобы погубить епископа, не уступающего злочестивой их ереси? Посему-то и вражда Евсевиевых приверженцев, посему и то, что было в Тире, посему лицемерные суды, посему ныне и без суда послания от них как от удостоверенных в деле, посему ложные доносы родителю царей и самим благочестивейшим царям.

18) Ибо в чем и теперь обвиняется сослужитель наш Афанасий, нужно знать вам, чтобы и по этому судить об их лукавстве и видеть, что домогаются они не иного чего, а только смерти Афанасьевой. От родителя царей выдаваем был хлеб для пропитания вдов, как ливийских, так некоторых и египетских. Хлеб этот все получают доныне, а Афанасию из этого нет никакого приобретения, кроме одних трудов. Но теперь получающие не жалуются, напротив того, признаются, что получают, на Афанасия же клевещут, будто бы весь хлеб продает он и обращает в свою собственность. И об этом писал царь, выговаривая Афанасию вследствие сделанных доносов. Кто же доносившие? Не те ли, которые и прежде это делали, и в другой раз не отказываются делать то же? Кто составители этих посланий, пущенных от царского имени? Не ариане ли постарались, не они ли готовы все говорить и писать против Афанасия? Никто, обойдя тех, которые сделали уже столько, не станет подозревать других, ибо явно самое ясное доказательство их клеветы. Под предлогом доноса стараются отнять хлеб у Церкви и доставить его арианам. Это всего более падает на виновников сего заговора и на их предводителей, которые не отказались, как обвинять Афанасия в убийствах, о которых ложно доносили царю, так и отнять пропитание у служителей Церкви, чтобы самим делом доставить выгоды еретикам.

19) Послали мы к вам и свидетельство сослужителей наших в Ливии, Пентаполе и Египте, чтобы и из сего узнали вы возведенную на Афанасия клевету. Все это делают они для того, чтобы, когда уже благочестно мудрствующих страх заставит молчать, введена была ересь злочестивых ариан.Но благодарение вашему благоговению, возлюбленные, потому что неоднократно писали вы, предавая анафеме ариан, и не даете им места в Церкви. Обличения же Евсевиевых приверженцев искать не далеко. Ибо вот, после первых посланий их об арианах, с которых послали мы списки, явно восстановляют они против Церкви целою Вселенскою Церковью преданных анафеме ариан, поставили им епископа, угрозами и страхом производят разделения в церквах, чтобы везде иметь споспешников своего злочестия. Посылают к арианам диаконов, которые явно присутствуют в их собраниях, пишут к ним и приносят от них списки и, раздирая единство Церкви, пребывая с ними в общении, рассылают всюду письма, в которых восхваляется ересь, отвергают же церковное учение, как можете видеть из того, что писали они к Римскому епископу, а может быть, и к вам.Что это не должно остаться безнаказанным, – примечаете и вы, возлюбленные, ибо это ужасно и чуждо учению Христову. Посему-то, сошедшись вместе, написали мы к вам, прося ваше о Христе благоразумие принять это исповедание и поскорбеть о соепископе нашем Афанасии, вознегодовать же на Евсевиевых приверженцев, решившихся на такие дела, не попустить, чтобы такая их злоба на Церковь и такое лукавство имели долее силу. К вам взываем: будьте судьями таковой неправды, помня апостольское слово: «измите злаго от вас самех» (1Кор. 5, 13). Ибо сделанное ими подлинно лукаво и недостойно общения. Посему не обращайте внимания, если и снова будут писать вам против епископа Афанасия; все, от них выходящее, лживо, хотя на письмах их будут имена и египетских епископов. Ибо явно, что не мы подпишем, а мелетиане, всегдашние раскольники, доныне смущающие Церковь и производящие в ней мятежи. Они допускают незаконные поставления почти даже язычников и делают такие дела, о которых стыдно и писать, о чем можете узнать от посланных нами вручителей этого послания.

20) Так писали египетские епископы ко всем и к епископу Римскому Юлию. Но и Евсевиевы приверженцы написали также к Юлию и, думая устрашить нас, просили дозволения созвать Собор, и на нем самому Юлию, если пожелает, быть судьей. Посему, когда прибыл я в Рим, Юлий не без причины отписал и к Евсевиевым приверженцам, послав двоих своих пресвитеров, Елпидия и Филоксена. Они же, услышав обо мне, пришли в смущение, потому что не ожидали моего прибытия в Рим, и стали отказываться, представляя неудовлетворительные предлоги, лучше же сказать, убоявшись, чтобы не обличили их в том, в чем признались Валент и Урзаций. Наконец, более пятидесяти епископов собралось там, где имел собрания пресвитер Витон: они выслушали мое оправдание, постановили принять меня в общение и любовь, изъявили же негодование к ним, и просили Юлия написать об этом к Евсевиевым приверженцам, которые сами писали к нему. Он написал и отправил свое послание через комита Габиана.

* * *

1

Бейруте


Источник: Творения иже во святых отца нашего Афанасия Великаго, архиепископа Александрийскаго. - Изд. 2-е испр. и доп. - [Сергиев Посад] : Свято-Троицкая Сергиева Лавра собственная тип., 1902-. / Ч. 1. - 1902. - 471 с. / Защитительное слово против ариан. 287-398 с.

Комментарии для сайта Cackle