Религиозная жизнь иудеев в Вавилоне

Долгое время в либеральной библейской науке принято было считать, что вавилонский плен был именно тем периодом истории Израиля, в течение которого ветхозаветная религия оказалась полностью созданной со всеми своими духовными ценностями. Но взгляд этот, во-первых, совершенно сводит на нет показания библейских текстов до-плeннoro периода, сохранившихся хотя бы в книгах исторических и пророческих. Во-вторых, он приводит к совершенно неправдоподобному историческому построению. Трудно себе представить каким образом Израиль, находившийся, по утверждению классической исторической критики, на низком культурном и духовном уровне, обладавший, по ее же мнению, грубым религиозным идеалом, смог, оказавшись в стране материально более культурной, но языческой и морально развалившейся, путем чисто естественного развития породить в какие-нибудь пятьдесят лет вавилонского плена самую совершенную из всех религий древнего мира.

Но, отвергая эту схему, отправляющуюся от предвзятых предпосылок и упрощающую историю, нельзя не отметить, что в истории израильской религии вавилонский плен по своему религиозному значению может быть сопоставлен с эпохой выхода Израиля из Египта и его странствовании в пустыне. Сопоставление это делают сами боговдохновенные свидетели: не даром Ис.43:16–21, 52:12 говорят о конце вавилонского плена, как о новом Исходе. В событиях, которыми сопровождался выход Израиля из Египта и которые сразу же за ним последовали, совершилось духовное его рождение, как богоизбранного народа. Бог Авраама, Исаака и Иакова, который доселе был только Богом семьи патриарха, стал Богом целого народа, явив Себя ему в исторических свершениях (Исх.14:31): появился ягвизм, возникла связанная с ним израильская теократия. Вавилонский же плен породил иудаизм и способствовал появлению ветхозаветного государства – Церкви. Таковы два основных, решающих кризиса истории Израиля. И здесь и там мы имеем резкий разрыв Израиля с осужденным Богом своим ещё недавним прошлым и его вступление на новый исторический и религиозный путь. Но второй из этих двух кризисов понятен только потому, что первый уже имел место и потому, что он является его необходимым следствием. Как же сказался этот второй большой кризис израильской истории в жизни вывезенных в плен?

Некоторые страницы Ветхого Завета нам достаточно освещают то внутреннее обращение, которое пережили во время своего пребывания вдали от родины переселенные в Вавилон иудеи. В этом отношении, прежде всего, надо указать книгу пророка Иезекииля. Сам Иезекииль является одним из тех, кто больше всего этому обращению способствовал. Он удачно сочетал в себе древний профетизм и священнический ритуализм, который, до этого, часто были друг с другом в разрыве. От Иезекииля берет свое начало то течение в послепленном благочестии, которое проявилось в стремлении к ограждению ритуальной святости, к отделению от языческого мира, к углублению в Закон, в апокалиптику, т.е. в проникновение в сокровенный смысл истории. От него же пошло течение, выразившееся в размышлении над религиозно-практическими проблемами, и породившее так называемую хохмическую письменность, пытавшуюся постигнуть, как это указывает ее название, тайны Божественной Премудрости – Хохмы – Софии. Но к этим всем темам мы подробно вернемся в связи с религиозными верованиями и настроениями Израиля в последующие периоды. его истории.

Но Иезекииль также говорит о внутреннем обновлении, о замене каменного сердца сердцем плотяным (Иез.11:19, ср. 18:31), о новом Духе, который Бог даст Израилю (Иез.36:26), об обновляющем действии божественной благодати (гл. 57). В этом отношении он является продолжателем основной линии пророка Иеремии. И потому другим показателем внутренней перемены, происшедшей у переселенных в Вавилон, является та судьба, которую после смерти Иеремии, получило у них его литературное наследство. При жизни Иеремия был всеми отвергаем и знал одни только гонения. Но после смерти он неожиданно становится одним из главных духовных вождей пленного, а затем послепленного иудейства. Следы его влияния встречаются у Иезекииля (Иез.16:62, 34:25, 36:25–28), во второй части книги Исаии (Ис.42:62, 49:1–8, 51:7, 5З:7–8, 59:26) и выявляются во всей полноте после плена в благочестии так называемых «анавим», или бедных Израиля, предшественников тех нищих духом, о которых Евангелие говорит, что их есть Царство Небесное (Мф.5:3; Лк.6:20)¹. И, наконец, таким же свидетелем духовного состояния пленных является анонимная «Книга Утешения», составляющая вторую часть книги Исаии (Ис.40–55 и м.б. 60–62) и условно именуемая как произведение Второисаии. Проповедь ее автора прозвучала перед самым концом плена, поддерживая у пленных духовное усилие, пробуждая у них надежды на скорое возвращение на родную землю, возжигая мессианские чаяния и раскрывая смысл пережитого испытания. К ней мы еще вернемся, когда будем говорить о начале послепленной эпохи. Сейчас же наметим те плоды, которые пророческая проповедь породила среди иудейских пленных в Вавилоне.

Духовное обновление, пережитое Израилем в плену, выразилось в усилении религиозного чувства через обогащение его новыми переживаниями. Сила этого обновленного религиозного чувства проявилась со всей яркостью после 538 г., в момент восстановления Иерусалимского центра. Об его углублении свидетельствуют те имена, которые стали давать детям, рождающимся в плену, как например: Ягве милует, Ягве оказывает благость, Ягве с нами и т. л., как это явствует хотя бы из списков свидетельских имен, помеченных в документах архива Mypaшy²), а также из именных списков возвратившихся из Вавилона, которые нам приводят книги Ездры и Неемии. Все это говорит о пережитом покаяние и о чувстве подлинного смирения перед Богом, пробудившемся у переселенных в Вавилон иудеев.

В этой связи необходимо отметить, что, за исключением Иeз.2Oи сл., писании пророков пленной эпохи не содержат никаких намеков на существование среди пленных уклонения в идолопоклонство. Это показывает, что вавилонские иудеи, в отличие от своих отцов, а также своих братьев, укрывшихся в Египте и может быть даже тех из них, которые остались на родине, поняли, что плен был послан им как наказание за неверность и стали усиленно блюсти чистоту своей веры.

Религиозная верность оказавшихся в Вавилоне иудеев проявилась не только в преодолении соблазна поклонения идолам. Пребывание иудеев на земле чуждей поставило перед ними вопрос о том, как воздавать служение Богу Израилеву вдали от Иерусалима и его храма. Земля чужая считалась нечистой землей (Иез.11:13), в которой совершение богослужения было невозможно, Иерусалимский же храм, в котором со дней царя Иосии была строго централизована вся религиозная жизнь ветхозаветного Израиля, был превращен в развалины. Как увидим ниже, иудейские военные наемники, поселенные в Верхнем Египте, на острове Элефантине не постеснялись построить храм на месте своего поселения и приносить в нем своему Богу все жертвы, которые они имели обыкновение Ему приносить, живя на родной земле. Ничего подобного мы не видим у вавилонских иудеев. Об этом свидетельствует отсутствие по их адресу пророческих обличений за создание незаконных мест поклонения, тогда как их отцы непрестанно были бичуемы пророками за этот грех. Как это можно усмотреть из Ездр.8:17, поселение пленных в Касифье состояло преимущественно из священников. Но даже и так, как это вытекает из отсутствия какого бы то ни было на этот счет намека в Библии, никто не дерзнул построить жертвенник и приносить жертвы. Это все показывает, что религиозная верность, которую показали иудеи в Вавилоне в отношении соблазна отпадения в идолопоклонство или хотя бы в религиозный синкретизм, проявилась также как и верность Закону.

Но лишенные возможности служить своему Богу, живя на чужой земле, не только предавались тоске по Иерусалиму, которого не могли забыть (Пc.36:5 и сл.), но им также дано было найти другие формы благочестия взамен невозможного в их положении жертвенного культа.

Невозможность в плену приносить жертвы имела своим последствием усиление в глазах пленных значения целого ряда традиционных обрядов и обычаев, исполнение которых таким образом приняло характер символического выражения верности Израиля к своему религиозному прошлому и сделалось тем знаком, по которому истинные израильтяне друг друга узнавали.

Сюда входят в первую очередь все те обряды и обычаи, которые, как например, пасхальная вечеря, исполнялись по домам. Сюда, затем, входит хранение субботнего покоя. Соблюдение субботы восходит к очень глубокой древности и первоначальное значение этого обычая чрезвычайно трудно установить. У переселенных же в Вавилон иудеев оно приняло характер своего рода исповедания веры, благодаря которому они могли быть отличаемы от окружающей их чужой среды. Такое исповедание не требовало никакого культового акта и потому оно могло быть совершаемо в любом месте, где жили иудеи. И потому книга пророка Иезекииля начинает говорить о субботах, как о знамениях завета между Ягве и Его верными: «...И свяжите субботы мои, чтобы они были знамениями между Мною и вами, чтобы вы знали, что я – Господь (Ягве) Бог ваш» (Иез.20:12 и след. ср. 22:5, гл. 23:38).

Подобное значение получила в плену, по всей вероятности, и практика обрезания. Книга Иезекииля о ней ничего не говорит и, потому, возможно, что исполнение этого Обряда приняло всю свою важность к концу плена. Практика обрезания была широко распространена в мире, в котором жил Израиль до своего плена. Ее знали народы Сирии, Палестины, также как и Египет. Одни только филистимляне, как «необрезанные» представлялись для Израиля и для других народов, как действительно иноплеменники и чужие. Но в Месопотамии, куда после 587 года попал Израиль, этот обычай был совершенно неизвестен. И потому неудивительно, что и он в этой среде стал для сынов Израилевых знаком завета между Богом и ими (Быт.17:11). И хотя мы не имеем об этом никаких подробностей, мы можем считать, что именно в Вавилоне обряд этот, который для выполнения своего не предполагал никакого места культа, получил то свое значение, которое, впоследствии, он имел во всем иудейском мире.

Отсутствие возможности совершения жертвенного культа могло быть также восполнено усилением молитвы и чтением священной письменности. По всей вероятности, именно в Вавилоне иудеи стали собираться на собрания, на которых возносились общие молитвы, читался Закон, а может быть и пророческие питания. Из этих собраний получило свое начало синагогальное богослужение. Синагоги появились сперва в Вавилоне, оттуда они перешли в Палестину и, впоследствии, распространились по всему иудейскому рассеянию. Именно в Вавилоне иудейская религия становится религией слова, понимаемого и как слова книжного, или же как слова произнесенного или пропетого в молитве.

Это углубление религиозной жизни дало плоды, которые частично проявились в жизни Израиля еще во время плена.

Молитвенное вживание Израиля в Слово Божие привело его к перемене взглядов на свое недавнее прошлое, но также и к дарованию ему свыше новых прозрений в области истин, касающихся самого Бога и Его взаимоотношений с избранным Им народом.

Пережив покаяние и признав, что посланные им испытания являются свыше наведенным на них наказанием, как за грехи их отцов, так и за их собственные грехи, пленные иудеи пересмотрели в связи этого нового понимания событий и все свое национальное прошлое. Оно предстало перед ними как беспрерывный ряд нарушений Синайского Завета. Это новое восприятие прошлого нашло свое выражение у того же Иезекииля в аллегорической речи, с которой он обращается к дщери Иерусалима, «...и взяла ты из одежд своих, и сделала себе разноцветные высоты и блудодействовала на них, как никогда не случится и не будет..., и, после всех злодеяний твоих, горе, горе тебе, говорит Господь (Ягве) Бог» (Иез.16:16–23). Это же восприятие истории стало основным мотивом в окончательное редакции так называемых исторических книг, особенно книг Судий и 3–4 Царств. Как мы уже видели, М. Noth склонен считать, что эти книги были составлены во время плена, но в Палестине. Не отрицая возможности в Палестине в эту эпоху религиозной письменности, мы однако продолжаем придерживаться традиционного мнения, хотя бы потому, что в Вавилоне продолжала звучать пророческая проповедь, тогда как ничего подобного мы не знаем в этот же период об Иудее. Нам представляется, что подобная переоценка ценностей могла произойти лишь под непосредственным влиянием пророков.

Итак, если в плену Израиль обращается к прошлому, то это для того, чтобы его осудить и поставить себе в качестве идеала эпоху своего призвания. Вот, что о ней говорит тот же пророк Иезекииль, употребляя при этом поэтические образы, заимствованные у пророка Осии: «...и проходил я мимо тебя и увидел тебя, и вот это было время твое, время любви, и простер я воскрилия (риз) моих на тебя и покрыл наготу твою; и поклялся тебе и вступил в союз с тобою, говорит Господь (Ягве) Бог и ты стала моею» (Иез.16:8).

В отличие от Нового Завета, где все откровение было подано Церкви единым актом в таинстве Сошествия Св. Духа в Пятидесятницу, ветхозаветное откровение подавалось избранному народу многочастно и многообразно (Евр.1:1), возрастая в мере, в соответствии духовному росту Израиля, которого Сам Бог воспитывал через его историю, делая тем самым эту историю священной. Эпохи кризисов в истории Израиля всегда были ознаменованы, как эпохи дарования ему новых откровений. Это же самое надо сказать и об эпохе плена: во время плена израильская религия значительно переросла ту меру откровения, которая была присуща до него.

Прежде всего Израиль действительно понял всю несовместимость с его верой какого бы то ни было синкретизма. Вера в Ягве, как единого Бога всегда была основным догматом религии Израиля. Но прежде мало обращалось внимания на полную невозможность при исповедании этого догмата, поклонения каким бы то ни было другим богам. В плену же была осознана неизбежность радикального отвержения идолопоклонства. Поэтому уже названный выше Второисаия, первый по времени богослов в ветхозаветном Израиле, провозглашает монотеизм не в порядке обличительной проповеди, но утверждает его ex professo и приводит доводы от разума против поклонения языческим богам (Ис.41:1, 44:1, 46 и т.д.).

Наряду с осознанием абсолютности их монотеистической веры религиозные вожди Израиля по-новому прочувствовали также трансцендентность, праведность и особенно святость Божию. С одной стороны Иезекииль, описывая будущий храм, тщательно приводит все подробности в его устройстве, имеющие целью оградить неприступность святости Божией (Иез.40:44). С другой же стороны в святости Божией он видит залог будущего восстановления Израиля. «Посему скажи дому Израилеву: так говорит Господь Бог: не для вас Я соделаю это, дом Израилев, а ради святого имени Моего, которое вы обесславили у народов, куда пришли. И освящу великое имя Мое, бесславное у народов, среди которых вы обесславили его, и узнают народы, что я – Господь (Ягве), говорит Господь Бог, когда явлю на вас святость Мою перед глазами их. И возьму вас из народов и соберу вас из всех стран и приведу вас в землю вашу» (Иез.36:22–24). Таким образом для Иезекииля святость Божия оказывается основным даром, дарованным Богом своему народу.

Кроме того, благодарю пережитому покаянию, вавилонским иудеям еще более стала очевидной истина о том, что религия есть прежде всего дело человеческого сердца. Они на самом опыте убедились, что грех ударяет человека от Бога, а покаяние возвращает их к Нему. И это в свою очередь привело их к окончательному выяснению принципа личной ответственности за грех: то, что Иеремия провозглашал, как некое радостное открытие (Иез.31:29–30), для Иезекииля звучит уже как вполне осознанная и твердо установленная религиозная истина: «Зачем вы употребляете в земле Израилевой эту пословицу, говоря: отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина? Живу Я, говорит Господь Бог, не будете впредь говорить пословицу эту в Израиле. Ибо вот все души Мои: как душа отца, так и душа сына – Мои; душа согрешающая та умрет (Иез.18:2–4, cp. 18:5–20). Благодаря этому религия становится более личной, а обряд начинает восприниматься как внешнее выражение некоей внутренней действительности. Это и позволяет Иезекиилю говорить о будущем восстановлении Израиля и как о ритуальном очищении и как об изменении сердца сынов Израилевых: «И окроплю вас чистою водою (говорит Ягве) и вы очиститесь от всех скверн ваших, и от всех идолов ваших очищу вас. И дам вам сердце новое и дух новый дам вам: и возьму из плоти вашей сердце каменное и дам вам сердце плотяное... И будете жить не земле, которою Я дал отцам вашим и будете Моим народом, и Я буду вашим Богом» (Иез.36:25–26, 36:28).

Таковы глубокие религиозные сдвиги, пережитые Израилем за его пребывание в Вавилонском плену. Это обогащение религиозной сокровищницы избранного народа не могло не отозваться в его жизни. Это сказалось, главным образом, в новых религиозных течениях, которые, правда, полностью выявились по окончании плена. Об «анавим», бедных Израиля, духовных наследниках пророка Иеремии, мы уже упомянули в другой связи. Гораздо раньше «анавим» сказалось другое течение, вызванное пробудившимися в плену любовью и интересом к отеческому Закону. В плену Израиль покаялся: он понял, что он был переселен в чужую землю за нарушение заповедей Ягве. И потому он принялся усиленно изучать Закон и ревностно исполнял все его требования. И так как в плену законное богослужение было невозможным, то изучение Торы и наставление в ней стало в Вавилоне главным делом переселенных священников. За последними Тору стали также изучать и толковать образованные миряне. Это законническое движение породило книжничество. Так было положено в Израиле начало влиянию людей книги, учителей, толкователей и переписчиков Торы, которые, начиная с плена предприняли огромный труд собрания и редактирования всех элементов религиозного предания Израиля, идущего от Моисея и от до-пленных пророков. Из-за отсутствия точных данных нам невозможно установить в какой мере эта редакторская и писательская работа была завершена к моменту окончания плена, но несомненно, что именно в Вавилоне, во время плена, израильская религия определила себя как религию книги, т.е. как ту религию, от которой новозаветная Церковь приняла как самую идею Священного Писания, так и те книги, которые составляют первую часть ее канона боговдохновленных книг.

Какова бы ни была численность иудеев, оставленных Навуходоносором в родной земле, сколь бы не пребывал Иерусалим местом, избранным Ягве для обитания Его имени, во время вавилонского владычества центром жизни израильского народа были иудейские поселения на реках вавилонских. Об этом непреложно свидетельствуют все данные, которыми мы располагает. Именно в Вавилоне подготовлялось то обновление Израиля, которое в разных его аспектах представлено в книге пророка Иезекииля: «из сухих костей в Вавилоне встанет новый народ (Иез.37:12 и сл.), воодушевленный новым духом (Иез.40:9), приносящий своему Богу новое сердце (Иез.6:9, 11:19:36). Плен таким образом действительно оказался для Израиля временем заключения с Богом нового, (Иерем.31:31 и сл.), то есть, обновленного Завета (Иез.11:20, 24:11, 16:60–62), ведущего к новому разделу обетованной земли, к воссозданию храма, к обновлению священства (Иез.40 – 44) и к наречению обновленному городу нового имени: «Ягве там» (Иез.48:35).

Удивительно то, что это перерождение произошло без всякого внешнего воздействия или заимствования извне, ибо до сих пор не удалось установить никакого влияния на иудеев со стороны окружающей религиозной среды. Напротив, именно с эпохи плена намечается полное отделение Израиля от других народов, от так называемых «гоим» и враждебное отталкивание от всего языческого.

После 587-гo года Израиль разделил судьбу всех народов, населявших Сирию и Палестину, то есть утрату политической независимости, разорение территории, переселение в чужую землю. Но поскольку это нам известно, ни один из этих народов не смог сохранить своей самобытности в такой степени, в какой сохранил ее Израиль. Это – своего рода единственный случай во всей истории и притом поддающийся научному обследованию. Он объясняется только вхождением Бога в историю Израиля и во время плена и до него. Когда израильская государственность приближалась к своему концу, пророки VIII-го и VII-го столетий не только изрекали угрозы и возвещали неминуемость Божьего суда, но также говорили о планах Божиих относительно уготованного будущего. Эти радостные пророчества были подтверждены и пополнены пророками плена.

Возможно, что под влиянием катастрофы 587-го года у многих погибли все надежды на возможность какого бы то ни было восстановления самостоятельности. Но тем не менее, мы видим, что чаяния исполнения обещаний Божиих относительно светлого будущего не погибли во время плена, но, напротив, усилились в Израиле среди пережитых им испытаний. И конечно, вера в эти обещания значительно способствовала сохранению Израилем сознания особенности своего призвания и своего коренного отличия от прочих народов вавилонской империи. Достаточно было появления новых данных в международном положении для того, чтобы эти чаяния разгорелись новым, сильным огнем. Это и произошло, когда в начале второй половины VI-го столетия заблестела на политическом горизонте Древнего Востока звезда царя Аншанского и персидского Кира.