Ложные мысли, бродящие в нашем образованном обществе.

Под этой рубрикою мы намерены время от времени помещать в нашем издании необширный, но по возможности обстоятельный, разбор ложных мыслей по разным отраслям знания и жизни, которые мы называем бродящими в нашем образованном обществе. Что мысли, которые мы возьмем в рассмотрение, окажутся ложными, – это видно будет из оценки, но почему мы называем их бродящими и именно в нашем образованном обществе? Потому что в простом народе их нет, и если они встречаются у людей не превосходящих простого народа степенью своих познаний, а только по наружности примыкающих к среде людей образованных, то они почерпаются ими из той же образованной, или полуобразованной среды. Бродящими мы называем их потому, что они таковы и есть. Люди, которые их высказывают, в большинстве не знают, откуда эти мысли идут, к каким учениям и воззрениям принадлежат, и даже откуда им самим они достались. Лежат они в их уме и памяти не связанные ни в какую систему воззрений, и даже не сгруппированные в какое-нибудь и на что-нибудь похожее целое, не разобранные, не осужденные, едва сознаваемые; вынимаются они из памяти по случаю, иногда вовсе не кстати; а при каком-нибудь серьезном споре мечутся противнику на голову, как камни, с уверенностью в их непобедимой силе, особенно, если они резко и остроумно выражены их изобретателями. Эти мысли, при недостатке у нашего образованного общества познаний в области отвлеченных наук, точности понятий и умения развивать их строго и последовательно, – составляют истинное наше несчастье. О чем вы не заговорите в обществе, – о предмете религиозного, педагогического, патриотического свойства,-сейчас из уст вашего противника, или слушателя вылетают сентенции, или афоризмы, которыми вас прерывают, и если вы хотите отвечать противнику,-вас уже не слушают, или слушают нехотя, как человека побитого и только ищущего способа оправиться от поражения. И так как подобные мысли идут из самих разнообразных сфер, и чтобы дать им настоящую оценку, надо отыскать им начала и основания, потом сличить эти основания с другими, которые вы имеете в виду, иногда от них отдаленными, а это не легко и требует времени, – то при невнимании ваших собеседников, при улыбках, которые вы иногда замечаете, при видимом сожалении к вам, как к человеку старых отживших воззрений, – вам до слез становится горько. Отчего? От того, что такое отношение к познаниям и убеждениям и само по себе не терпимо, потому что обнаруживает в обществе отсутствие истинной, любознательности и даже способности к усвоению полных взглядов и цельных учений; но еще более не терпимо по своему вредному влиянию на практическую жизнь, так как между мыслями указанного нами разбора есть прямо враждебные вере, чистой нравственности и общественному благоустройству.

Откуда же, однако, появились у нас эти бродящие мысли? Они не могли родиться на нашей православной национальной почве. История говорит, что русский народ всегда исповедывал, любил и защищал православную веру, как единую и истинную, апостольскую, превосходящую без сравнения не только все не христианские религии, но и все другие христианские исповедания. Он до последнего, так называемого либерального времени, отстаивал ее против магометанства, католичества и лютеранства; он за нее боролся с оружием в руках, за нее пролил реки крови (особенно в Малороссии) и выставил за нее страстотерпцев и мучеников. Храня единение в вере, он был единомыслен и во всех воззрениях политических и национальных, и думал, и говорил, и решался на великие дела, как один человек. Теперь же, когда все пути просвещения открыты, когда мы имеем тысячи способов изучить и свою и другие религии со всех сторон, когда к сердечной, на духовном опыте основанной привязанности к своей вере, какую имели наши предки, мы можем присоединить и разумное научное убеждение в ее божественном достоинстве; теперь, когда обладаем всеми родами наук и всеми способами исследования, когда настала пора соединить веру с знанием и воплощать их в себе в качестве полного, сознательного и единообразного миросозерцания, – нами возобладала рознь в убеждениях невиданная, невообразимая. Ясно, что кто-нибудь сбил нас с прямого пути -к утверждению себя в самостоятельных убеждениях и в правилах жизни согласных с этими убеждениями. Да, мы сбиты с прямого пути веры и нравственной жизни. Кто же оказал нам такую горькую услугу? Это те новые учители наши, мысли которых с таким торжеством и уверенностью мы повторяем.

Кто же эти учители? – Во-первых философы, т. е. люди довольствующиеся одним человеческим умом и отрицающие потребность богооткровенной веры для приобретения истинного ведения и благоустроения жизни человеческой, а иногда пользующиеся христианскими истинами, только как материалом, соединяя их с собственными воззрениями; а во-вторых, западные христиане, католики и лютеране. Первые из философов оказавшие вредное влияние на наше образованное общество во время революции – французские безбожники-энциклопедисты, потом немецкие философы, и особенно Гегель с своими последователями, и затем философы из всех стран Европы -так называемые позитивисты и материалисты. Влияние немецких философов и в частности позитивистов оказалось особенно гибельным, потому что, проникая во все роды наук, оно значительно утвердилось в наших университетах, а через них распространилось и на общество. Не приготовленное к борьбе с ложною философией глубоким изучением своей религии, питаясь большей частью результатами или отрывками философских учений, наше общество стало жертвою ложных враждебных вере мыслей, более или менее остроумно выраженных и легко запоминаемых, особенно когда они обращаются в бездоказательное отрицание предметов духовных.

От западных христиан-католиков и лютеран много проникло к нам мыслей – не враждебных вере вообще, но не согласных с учением православной Церкви, и потому путающих наши понятия и вредящих цельности нашего духовного настроения и внутренней жизни. Мыслей католических навезли нам отчасти из-за границы наши образованные путешественники, которые, при совершенном незнании учения православной Церкви и естественной склонности к вере вообще, легко попадали в руки искусного по части совращения католического духовенства; отчасти содействовали распространению этих мыслей католические сочинения писанные на французском языке, который, особенно в прежнее время, был знаком нашим образованным людям более чем русским, и особенно славянский. Одно время, при Императоре Александре И-м, даже и здесь у нас водворились было иезуиты и начали совращение православных в значительных размерах, пока их не выгнали из России. Результатом всех этих сношений с католиками, т. е. путешествий за границу, чтения католических книг и влияния католиков живших и живущих здесь, было не только распространение у нас их мыслей, но и совращение в католичество коренных русских – Гагариных, Свечиных, Голицыных и друг.

Лютеране и реформаты с различными разветвлениями в их учении и исповедании веры имели и имеют наибольшее влияние на наше православное образованное общество. Поселившись в большом количестве в России со времен Петра Великого в качестве наших учителей и служилых людей, а потом по присоединении к России Финляндии и Остзейских провинций, ставши полноправными русскими гражданами, перемешавшись с нами посредством браков, в службе военной и учебной, они всегда имели и имеют случаи обсуждать учение и установление нашей Церкви с своей точки зрения, и превосходя русских научными познаниями и силою мышления, прививать к ним свои взгляды и убеждения. Их влияние в этом отношении было поддерживаемо и их высоким общественным положением в нашем отечестве. Стоя близко к власти, они силою останавливали даже борьбу с ними наших православных ученых, как это было в царствование Анны Иоанновны, а отчасти и в ближайшее к нам время, указывая на сочинения против них направленные, как на проявление религиозного фанатизма, и в смысле политическом опасного возбуждения страстей, как будто нельзя в наше время спорить о предметах веры спокойно, без возбуждения страстей и национальных пристрастий. Понятно, какую свободу давало им это привилегированное положение в деле распространения их воззрений. А как сильно, как глубоко это их влияние действовало на разрыв наших образованных сословий с православною Церковью, это и изобразить трудно, особенно потому, что оно шло долго и постепенно, обхватывало нашу жизнь со всех сторон и проявлялось в случаях частных и по-видимому не важных, пока не обнаружилось, что русский-православный перестал узнавать самого себя. Великую услугу оказал бы нашей Церкви и отечеству тот ученый, который бы с подробностью и точностью изобразил историческое и рациональное влияние на нас лютеранства и его последствия. Некоторые черты этого влияния будут видны и из нашего легкого перечня и разбора ложных мыслей, напущенных в наше образованное общество.

Но нам надобно сделать еще одну оговорку. На этом именно месте мыслители, о которых мы говорили, нас непременно встретят вопросами: что же? Неужели нам надо возвращаться к старому времени, когда все наши соотечественники воспитывались на одних церковных книгах? Неужели отказаться от всех сокровищ знания, какие представляет нам Европа? Неужели не пользоваться трудами знаменитых западных богословов? Не бойтесь. Истинно-православный мыслитель и в Европе и во всех частях света заметит жемчужину истины и в куче сора, но сору не возьмет, по силе слов Апостола „все испытывайте, хорошего держитесь» (1Сол. 5, 21). Он знает цену трудам западных богословов – экзегетическим, историческим, каноническим, археологическим, проповедническим и проч., но знает и господствующие воззрения западных богословов всяких исповеданий и сект и не даст растлить своей веры и своих убеждений примесью к чистому, апостольскому учению своей Церкви – человеческих измышлений. В том то и состоит бесконечное преимущество православного богослова пред всеми другими, что, при цельности христианских воззрений, сообщаемых глубоким изучением православной веры, ему видны все уклонения от чистой истины и происходящие отсюда искажения в нравственной жизни, какие порождает утрата истинного вселенского православия. Потому то мы и настаиваем, чтобы наше образованное общество, кроме второстепенных наук и мелочей просвещения, привыкло к здравому философствованию и сознательному богословствованию. Пора жить своим умом. Но приступим к делу.

Апрель, 1883 г.

„Все веры хороши, была бы добрая жизнь, и особенно любовь к ближнему».

Эту мысль мы часто встречаем в виде заключения спора о предметах веры, когда один из спорящих или присутствующих не желает более говорить, – или утомился, или чувствует себя не в силах защищаться. Как вы думаете, читатель, откуда появилась у нас эта мысль? Очевидно, она не могла родиться у нас при том благоговении, какое всегда имел наш народ к своей православной вере, единой истинной, по его убеждению, как мы заметили это в первой статье нашей. Действительно, она появилась не у нас, а именно там, где христиане, при раздроблении христианской религии на многие исповедания и секты, утомились религиозными спорами, и, не видя конца этому раздроблению и возможности прийти путем споров к единомыслию в вере, а между тем чувствуя потребность для пользы общежития жить в мире между собою, махнули рукой на все религиозные разности и успокоились на мысли: „все веры хороши, была бы добрая жизнь». В каких же странах это было? В Западной Европе после реформации, когда по почину Лютера христиане отделились от римской церкви, отвергли церковные предания, сами без руководства отцев церкви, как кому вздумалось, стали толковать Св. Писание и особенно Евангелие, принялись обсуждать по началам разума догматы веры и таинства и разбрелись в своих мнениях во все стороны. Прийти всем им к прежнему, бывшему на западе, единообразному исповеданию веры можно было только возвращением лютеран в лоно римской церкви, а самой римской церкви, как отделившейся от Церкви вселенской, возвращением к единому вселенскому православию; но это было столько же возможно, как поворотить назад реки от устьев к истокам их. Очевидно, больше ничего не оставалось делать, как прекратить всякие споры и смотреть хладнокровно на религиозное раздробление христианского мира, которое и в Европе и, особенно, Америке доселе идет вперед безостановочно. Отсюда произошел так называемый индифферентизм (безразличие в вере, которое мы так несправедливо называем веротерпимостью). Философы своими рациональными выводами и соображениями утвердили в Европе этот индифферентизм, как нечто законное и свойственное природе человеческой,– иные учением о свободе, по которой каждый может веровать во что и как хочет, так что его и убеждать ни в чем не следует; иные, признавая разные религии соответствующими постепенному историческому развитию народов, по которому для каждого в свое время хороша та религия, которую он имел, или имеет. Что же касается до нашего любезного отечества, то в него все это нахлынуло целиком и со всем разнообразием мнений, так что не осталось ни одной почти образованной головы, в которой бы «не засела какая-нибудь мысль в защиту этой свободы веры, большей частью под ложным именем свободы совести. Тут все пошло в ход: и безразличие религий, и несовременность религиозных споров, и происходящая отсюда опасность взаимного раздражения племен во вред государственному единству, и возбуждение религиозного фанатизма и проч. и проч. Наши философы последнего выпуска, т. е. материалисты, смотря с презрением на людей верующих, как на невежественную толпу, и не видя возможности поколебать в вере простых людей, пустились проповедовать в том же роде, что вера есть принадлежность сердца, а не достояние вместе и разума, что она не уживается с научными выводами и анализом; что ее надо уступить массам неспособным мыслить, – пусть де веруют во что хотят, хотя это и жалкое положение народов, как время господства между ними умственного мрака и суеверий.

Но обратимся к разбору указанного нами мнения. Мы разделим рассмотрение его на две части: в первой решим вопрос, действительно ли все веры хороши сами в себе, а во второй: при всякой ли вере возможна добрая жизнь, и особенно любовь?

Вера, или религия есть необходимейшая и существеннейшая принадлежность жизни человеческой. Из истории видно, что никогда человечество не жило без религии, и что не было (да и теперь нет) ни одного самого дикого народа, который бы не имел религии, хотя бы в самом несовершенном и грубом виде. Религия, или вера со стороны человека есть сознание и деятельное выражение убеждения в бытии Высочайшего существа. Она обнимает все высшие потребности и чаяния души человеческой. Она дает ответ на вопросы о происхождении человека, его природе, назначении, законах деятельности, о желаемом им вечном счастье, или блаженстве, и действительных средствах к достижению его. Чем полнее обнимает известная религия все эти вопросы и чем удовлетворительнее решает их, тем она лучше, или совершеннее. К этим внутренним признакам для определения достоинства религии необходимо присоединить и внешний, это доказанное и несомненное происхождение религии от Бога: так как человек, существо по происхождению не вечное, являющееся во времени, и по природе ограниченное, не может сам собою возвыситься до мысли и познания Вечного Бога, доколе Он Сам себя ему не откроет. Или в природе человека должны быть вложены инстинктивные (в высшем смысле) стремления к Богу, или в положительном Божественном откровении и учении должны быть сообщены ему высочайшие истины Богопознания. А так как мы рассуждаем о религии не в смысле убеждения неверующих в необходимости веры, а о средствах различения достоинства разных религий, то мы принимаем за несомненное и то и другое, т. е. что и в природе человека есть откровения тайны бытия Божия и отношений Бога к человеку, и затем – по доказанному опытом повреждению природы человеческой и происходящей отсюда неспособности человека установить для себя истинную религию, должно быть, было и есть положительное, нарочито от Бога данное, полное и совершенное откровение о Нем. Если известная религия этого решительного признака или исторического свидетельства о том, что она основана на Божественном откровении, о себе не имеет, – она есть религия прямо ложная, или состоящая из смешения преданий истинного откровения Божия с человеческими измышлениями и, следовательно, несовершенная, нехорошая.

Известны в истории человечества четыре рода религии: языческая, магометанская, ново-иудейская и христианская.

О религиях не христианских нам нет надобности много рассуждать. Странно было бы, если бы христианин, говоря: „все веры хороши“ – разумел под этими верами языческую, магометанскую, или иудейскую и готов был бы сам, оставив христианство, удовлетвориться одною из этих религий. Правда, есть так называемые ренегаты, т. е. христиане совращающиеся в магометанство, но они делают это не по убеждению в достоинствах магометантства, а по внешним расчетам и выгодам. Это преимущественно поляки, принимающие магометанство в Турции, чтобы выбиться из бедности и, главное, повоевать с ненавистною им Россией.

В язычестве мы не можем не видеть крайнего унижения человечества, как в боготворении различных частей и произведений природы, – солнца, луны, огня, животных, так и в поклонении идолам, которое строго осуждено еще в древности в священных книгах еврейских (Прем. XIII). Язычество Китая, Японии, Индии, так-же как и мифологии древней Греции и Рима – в учении как-бы возвышается над грубым поклонением идолам, описывая множество богов, стоящих вне и выше видимой природы, богов умопредставляемых, обладающих разнообразными свойствами и силами, управляющих различными частями мира, воплощающихся, являющихся между людьми и смешивающихся с ними; но все эти описания и основанные на них верования отличаются совершенным произволом, не имеющим никаких исторических и фактических оснований; все они представляют смешение инстинктивных человеческих стремлений к общению с божеством с фанатическими представлениями о божествах, изображаемых согласно с свойствами, историческими условиями быта, степенью развития и легендарными преданиями народов. Здесь нет религии в собственном, действительном, живом ее смысле, т. е. в смысле общения живого Бога с человечеством.

Магометанство есть смешение библейского учения о Едином Боге и исторических событий из жизни ветхозаветной Церкви с вымыслами мнимого пророка и языческими верованиями и обычаями арабов. Учение о Боге Едином и Вечном Духе возвышает магометанство над язычеством, но это учение, смешанное с баснями, с верованиями в неотразимую судьбу, или в убивающее свободу духа неизбежное предопределение участи каждого человека (фатализм), с враждой к просвещению, мнимым призванием служителей Магомета и их калифа к господству над целым миром с обязательством распространять учение пророка силою оружия, с многоженством и проч., – становится бесплодным для умственного и нравственного развития и всестороннего совершенствования людей.

Современное иудейство с запоздалою верою в ожидаемого Мессию потеряло истинное духовное значение религии. Правда, евреи молятся Богу Авраама, Исаака и Иакова, поют псалмы, но все их молитвы сводятся к скорейшему ниспосланию Мессии, имеющего восстановить политическое величие народа еврейского, возвратить ему землю обетованную, поработить ему христиан, наградить чад Израиля златом и сребром и всеми земными благами. Божественное учение Ветхого Завета о любви к Богу и ближнему, о вечной жизни и духовных добродетелях заменено наставлениями о поддержке друг друга, о взаимной помощи в среде чуждых евреям народностей, бесконечными, казуистическими толкованиями и правилами Талмуда и Каббалы, бессодержательными обрядами, условными, неотложными приемами в резании животных, приготовлении пищи и т. под. Своею новою религией евреи осуждены на коснение в жалких суевериях, на крайнее невежество и мелкие хитрости для продолжения своего существования, и выбивается из этого унижения только тот из них, кто становится причастным европейского, на христианских началах, основанного просвещения.

Из всего этого видно, что только во имя ложного философского начала, что религии постепенно развиваются с развитием народов и каждая соответствует свойствам и потребностям народа в известное время, или же во имя крайнего индифферентизма и совершенного равнодушия к религии, это мнение, что „все веры хороши», можно распространять и на религии не христианские. Ближайшее же отношение оно имеет, без сомнения, к различным разветвлениям, или исповеданиям христианства, т. е. по этому мнению все исповедания христианские, как таковые, как основанные на вере во Христа достаточны для совершенствования и вечного спасения людей, и в сущности важного различия не имеют. И многие думают находить основания для своего успокоения на этой мысли, в тех несомненных истинах, что Христос пришел спасти всех, что все во имя Его могут молиться Отцу Небесному, что Слово Божие для всех открыто, и его нравственные правила может, по мере сил своих, исполнять всякий желающий блага себе и ближним, не вдаваясь в бесплодные прения о внешних различиях в исповедании учения Христова. Так, несомненная истина, что Христос пришел для всех и все могут пользоваться Его учением, но для всех ли доступны Его заслуги, оправдывающие грешников пред правдою Божиею и сообщаемые по силе этих заслуг дары Св. Духа, без которых невозможно восстановление поврежденной природы человеческой? Но с тем ли Сам Иисус Христос преподал свое учение, чтобы им, как учением человеческим, каждый пользовался по своему усмотрению? Не поставил ли Он еще положительных условий и правил, которые каждый приемлющий Его учение должен соблюдать, чтобы самое учение могло быть для него спасительным? Не говорил ли Он о Церкви, как учреждении полном, цельном, благоустроенном, где положено все нужное для жизни и благочестия (Мат. 16, 18–2Пет. 1, 3),. где к учению должны быть присоединяемы известные священнодействия, или таинства, без которых верующий в Него не может внити в царствие Божие, как крещение, Евхаристия и пр. (Мар. 18,16. Иоан. 6, 53)? Не установил ли Он в Церкви священства, преподав ему власть вязать и решить? (Иоан. 20, 22, 23). Не установил ли так же лично и через Апостолов законов церковного управления? (Мат. 18, 17). Чтобы, сколько возможно, сгладить очевидные разности в учении и церковных постановлениях, отделяющие христианские исповедания одно от другого, проповедники индифферентизма отрицают, или перетолковывают по-своему важность и значение указанных нами положительных практических установлений христианской религии. Так они говорят, что все таинственное в христианском учении, как непостижимое для ума человеческого, прямого влияния на благоустройство жизни человеческой не имеет; споры о догматах веры суть ни что иное, как споры о словах; все церковные учреждения, не имеющие буквального повеления в Евангелии и установленные Отцами Церкви суть учреждения человеческие, следовательно, не имеют для всех времен обязательного значения; обряды, религиозные торжества, правила христианского поведения, каковы – говение, посты и т. п. годны только дли необразованных масс, не умеющих занять своего ума ничем более существенным и употребить свои силы и время на труд более производительный. Но перечислить все подобные ложные мысли, – служащие основанием для утверждения на них дальнейшей лжи, – невозможно. На них однако же утверждают свои убеждения плодящиеся за границею с каждым годом сектанты: – эти новые христиане с своими апостолами и пророками, возвращающиеся к первым временам Церкви Христовой, эти армии спасения,– и у нас жалкие, в смысле духовного просвещения, невежественные пашковцы.

Чувствуете ли вы, читатель, как трудно сквозь этот густой туман ложных мыслей всякого рода, облегающий умы и сердца очень многих из наших образованных людей, им выбраться к свету чистого исповедания веры Христовой? К этой предстоящей для них в существе дела трудности разобраться в хаосе их религиозных мыслей и мечтаний, прибавьте еще их гордое сознание своего многознания и образованности, пренебрежение к призванным и ответственным проповедникам учения Христова в образе пастырей и учителей Церкви, как людям чуждым современных успехов просвещения, отсталым и односторонним,– их неохоту и леность к тщательному изучению христианства, и чтению книг этому способствующих, и наконец,-это всюду слышимое: „нам некогда заниматься богословскими вопросами»,-(что и верно по крайнему умножению в наше время разных житейских хлопот, и особенно развлечений),– и вы вместе с нами придете в ужас от мысли,– где же конец этому развращению умов и наплыву лжи в самой высшей сфере духовной жизни человечества,– в сфере религиозной, и где же выход из этого положения крайне опасного для нашего отечества и Православной Церкви? Представьте и трудное положение людей ревнующих об истинном духовном просвещении. Как им сквозь этот туман добраться до здравого смысла, до совести, до этой нравственной честности душ христианских, по которой и образованный в деле науки человек должен сознаться в неведении предметов веры, когда они для него темны, когда полно, ясно, последовательно ему не представляются, когда он теряется в противоречиях? Как и чем тронуть одебелевшие сердца, людей нравственно спящих (Мат. 13, 14, 15), разбудить их, заставить осмотреться, задуматься и над своим собственным положением и над опасным состоянием отечества и Церкви?

Подумайте, читатель.

Апрель, 1883 г.

Когда мы хотим безошибочно рассуждать о христианском учении, о Церкви и ее установлениях, или, как говорят, вообще об истинной вере, во всяком случае должны иметь в виду, во-первых, следующее непременное правило: в учении Христа Спасителя и Его Апостолов и во всех словах их мы должны искать не того, чего нам хочется, а с благоговением принимать то, что нам преподается. Поэтому в каждом Слове Божественного Откровения мы должны тщательно исследовать, – то ли мы в нем видим, что хотел сказать Сам это слово произнесший. Чтобы достигнуть уразумения этого единственно верного смысла каждого слова Иисуса Христа и Апостолов, не должно ни стеснять, ни расширять смысла их изречений, ни видоизменять самой буквы выражений по произволу. Для этого существует веками утвержденный в христианском мире закон по истолкованию Священного Писания: не брать изречений его отрывочно, но пояснять их смысл подробными изречениями той же, или другой книги Священного Писания. Автор Слова Божия есть один Святой Дух; поэтому ни священные писатели рассматриваемые отдельно, ни целые книги Священного Ветхого-ли то или Нового Завета – противоречить себе не могут. Отсюда составилась аксиома: Слово Божие истолковывает само себя. Против этого правила неизбежно и постоянно погрешают те мыслители, которые берутся изъяснять отдельные места Священного Писания – без изучения его во всей совокупности. Недостаток этого изучения, почти общий в наше время, и есть одна из главных причин той розни в понимании христианских истин, от которой мы страдаем.

Другое правило: Слово Божие идет к нам из глубокой древности. Смысл его речений вполне и в точности был уразумеваем прежде всех теми, которые принимали его из уст самих проповедников божественной истины, и слышали каждую мысль и каждое слово не однажды, но многократно и с пояснениями, как это мы видим в беседах Спасителя с Апостолами и в посланиях Апостолов, – особенно св. Павла,-к различным Церквам и частным лицам. И Господь и Апостолы видимо заботились, чтобы возвещаемое ими учение было понимаемо верно и не было перетолковываемо по произволу. В этом перетолковании и была ими указываема опасность возникновения споров, разделений, ересей и лжеучителей. Отсюда в Церкви Божией всегда было благоговейное внимание и обязательное последование в разумении Слова Божия древним его толкователям, приявшим Слово из уст самих его проповедников, а вместе с Словом и истинный его смысл и понимание, и передавшим этот смысл и понимание преемственно из рода в род всем, поколениям, вступавшим в Церковь. Эти хранители и передаватели истинного Слова Божия, ознаменованные даром благодати и высшими подвигами христианской жизни, всегда были чтимы, как руководители и учители в вере христианской и назывались Отцами Церкви. Поэтому всякое толкование Слова Божия уклоняющееся от разумения Святых Отцев, или ему противоречащее, есть вместе противное и учению всей Церкви, произвольное и ложное.

По вознесении на небо, оставив Апостолам вместо Себя иного Утешителя и Учителя – Святого Духа и обещав пребывание Его на земле продолжить в век (Иоан. 14; 16), т. е. до конца мира, – Господь сосудами, хранителями и раздаятелями даров Святого Духа в Церкви Своей, поставил сначала Апостолов, потом их преемников – пастырей и учителей (Еф. 4; 11), и им даровал силу, власть и право не только охранять и проповедовать истинное учение веры, но и управлять Церковью. И так как Церкви, основанной Иисусом Христом и Апостолами, законченной и благоустроенной богоносными и духоносными отцами, обещано от Господа пребывание до конца мира и крепость стояния против всех врагов земных и подземных: то отсюда и установилось в обществе истинно верующих третье правило,– в разумении учения веры, законов нравственной жизни, в подвигах христианских и во всем порядке жизни и в поведении сообразоваться с догматами, учреждениями и преданиями Церкви под опасением отделиться от Церкви, оказаться вне ее, выпасть из этого безопасного корабля, как называют Церковь Святые Отцы, в море грешного мира и утонуть в его заблуждениях и пороках. Ныне совсем опускают из виду эту опасность отделения от Церкви в образе мыслей и порядке жизни и вследствие этого многие неминуемо идут к вечной погибели.

Отсюда происходит для всякого христианина, желающего здраво рассуждать о предметах веры и жизни христианской, непременная обязанность изучать тщательно и постоянно Слово Божие, творения Святых Отцев и историю Церкви. Без этой христианской эрудиции, или духовного просвещения обязательного для всякого образованного христианина, который не желает быть только эллином, т. е. ученым язычником, знакомым с христианством только по слуху, – без этого полного познания истинного христианства – непозволительно вовсе (разумеется нравственно) никакое серьезное рассуждение о предметах веры, исключая скромного собеседования с целью поучиться у людей более знающих. С одними школьными учебниками, которые были заучиваемы наизусть в училищах и гимназиях, и с университетскими лекциями по Богословию, которые были выслушиваемы через две в третью, и нахватываемы на память для экзаменов,– с таким скудным запасом сведений в глубочайшей из всех наук, какова и есть наша наука христианская, трудно вступать в рассуждения о предметах веры, и надобно удивляться, с какою самоуверенностью, с каким докторальным тоном, с каким убеждением в силе своей мысли и слова вступают в эти рассуждения наши образованные недоучки в познании веры. Вот для этих-то особенно мыслителей все веры хороши, потому что для них все веры равны, так как ни одной надлежащим образом они не знают, да и знать не почитают нужным. Их доучивать или переучивать мы не беремся. Бог даст, они скоро сойдут со сцены современной жизни, и мы увидим у себя людей образованных – более крепких в деле мышления, с меньшим сознанием своего всеведения, и более честным отношением ко всякой отрасли человеческого знания, и в особенности к Богопознанию.

Мы не имеем надежды во всем этом убедить наших современных эллинов с именами христианскими, гордых своим человеческим образованием и далеких от покорения ума своего вере (2Кор. 10, 5). Теперь наша забота только остерегать от них людей сердцем верующих в правду христианства, – от всех их софизмов, и в настоящем случае с возможной ясностью показать, что именно только для неведущего учения истинной веры „все веры хороши”; а кто хочет знать истинный взгляд на этот вопрос, тот увидит, что вера должна бытъ одна, как истина может быть только одна, и что хороша только та вера, которая сохранилась от Иисуса Христа и Апостолов в учении, учреждениях и преданиях единой Церкви, пребывающей во все века своей исторической жизни цельной, всегда себе верной и неизменной. И так, при рассуждениях о сравнительном достоинстве христианских исповеданий надобно обращаться не вперед, а назад, не к идеям, мечтаниям и стремлениям века, а к истории и ее несомненным свидетельствам и указаниям.

Поэтому наш вопрос: которое из христианских исповеданий лучше, – должен быть определен точнее и ограничен следующим бесспорным положением: двух, трех, нескольких хороших, или истинных вер быть не может; истинная вера может быть только одна, и одна святая соборная, Апостольская Церковь, как мы это исповедуем в Символе Веры со времени нашего крещения. Если какое-либо христианское исповедание веры окажется уклонившимся хотя в одном пункте вероучения, или в одной части Церковных канонов от Церкви Апостольской, это значит, что в него проникло заблуждение и что само оно потеряло право именоваться Церковью, так как двух истинных Церквей быть не может, а христианская община, отделившаяся от Церкви должна приискивать себе иное название. Основной закон человеческого мышления, что об одном и том же предмете нельзя утверждать да и нет, а что-нибудь одно – или да, или нет – этот закон логики имеет здесь полное применение. Как не расширяйте христианскую мысль, какие не делайте из нее применения к различным сторонам жизни, по-видимому благоприятные, как ни расплывайтесь в рассуждениях, – вы не можете и не должны оставлять вопроса неопределенным со всею точностью и не спросить в заключение: да, или нет? Этого требует от нас и само Слово Божие. Апостол Павел говорит: „или что я предпринимаю, по плоти предпринимаю так, что у меня то да, да, то нет, нет. Верен Бог, что слово наше к вам не было то да, то нет. Ибо и Сын Божий Иисус Христос, проповеданный у вас нами – не был да и нет; но в Нем было да, ибо все обетования Божии в Нем да, и в Нем амин (2Кор. 1, 17–20)“. Он же говорит: „один Господь, одна вера» (Ефес. 4, 5) и завещает тщательно блюсти „единство духа в союзе мира» (Ефес. 4, 3). Он же прямо подвергает отлучению, или извержению из Церкви всякого, кто благовествует не то, что благовествовали Апостолы (Галат. 1, 7–8). Вот с какой строгостью требуется единообразное и точное исповедание веры от христиан, желающих оставаться живыми членами единой истинной Церкви.

Имея постоянно в виду эти основные начала, при рассуждении о разностях в разумении догматов и священных канонов Церкви, мы, православные христиане, как и прежде было нами сказано, легко можем различить все уклонения от истины в иных христианских исповеданиях и, с благодарением Господу, остаться с убеждением, что мы пребываем в лоне единой, истинной, вселенской Церкви. Правда есть у нас образованные люди, которые не любят, когда мы высказываем это убеждение и говорят: „Что за гордость? Будто у нас одних истина? Будто у других просвещенных народов не то же христианство? Они во многом несравненно лучше нас“. Уступая последнее, то есть, что многие во многом относительно цивилизации лучше нас, мы не можем не заметить, что эти мыслители наши из ложного либерализма, или из малодушного стыда, нам кажется, готовы отказаться не только от своей Церкви, но и от Царства Небесного.

Май, 1883 года.

Для правильной оценки различных христианских воззрений, или исповеданий, мы прежде установили три главных основания: а) понимание изречений Слова Божия о каждом предмете веры не отдельно каждого, а по сличении всех мест Св. Писания, в которых об известном предмете говорится; б) изъяснение текстов Св. Писания не произвольное, а по разумению отцев Церкви, принявших от Апостолов не только самое Слово Божие, но и разумение истинного смысла и его речений; в) согласия с Церковью в изложении и изъяснении догматов веры, правил нравственности, законов церковного управления, уставов и священных преданий, дошедших к нам из древности и долженствующих сохраниться неизменными навсегда, как и сама Церковь, получившая от Господа обетование пребывания на земле вопреки всем вражеским силам до конца мира. Отсюда ясно, что слова Св. Писания двух различных и тем более противоположных смыслов иметь не могут, что не могут быть истинными канонами и правилами Церкви мысли и постановления взаимно уничтожающие друг друга, как в логике да и нет, что следовательно и сама Церковь, как и истинная вера, должна быть одна, а все христианские общины, отличающиеся различными или противоречивыми мнениями и учреждениями, суть только общины, или как издавна справедливо называли их – исповедания, а не Церкви. Итак, ищите между ними единой, святой, соборной и апостольской Церкви и истинного ее учения, или веры, и эта только вера может быть истинна, или хороша, а все противоречащие ей истинными, или хорошими быть не могут.

Теперь обратимся к рассмотрению разностей в догматах и канонах, существующих между православною Церковью и западными исповеданиями, – римско-католическим и лютеранским. Мы знаем из истории, что до IX века была одна Церковь Христова, разделенная на великие части, отличавшиеся некоторыми разностями в обрядах, но состоявшие в одном общении и единении. Это единение выражалось во взаимном попечении частных церквей друг о друге, в обмене творений знаменитых учителей веры, в сообщении сведений о свв. подвижниках и мучениках, удостоившихся чудесного прославления от Господа, – во взаимной помощи в трудных обстоятельствах,-каковы были гонения и волнения от еретиков,– в общении в молитвах и таинствах, и всего более и яснее во вселенских соборах, где были единым голосом и судом Церкви утверждаемы догматы Церкви и законы церковной жизни, осуждаемы ереси и извергаемы еретики, кто бы они ни были. Правда с III века – и даже ранее – в римских епископах начали проявляться некоторые признаки превозношения и притязания на первенство в управлении Церковью во имя древнего Рима, но эти поползновения были смиряемы общим голосом Церкви, не допускавшим никому господствовать над Церковью во имя внешних преимуществ, которым и предавали только внешнее значение. В VИ веке в некоторых западных церквах, особенно в Испании, вошло в употребление добавление к Символу Веры в учении о Св. Духе, известное filioque, т. е. мнение об исхождении Святого Духа не от Единого только Отца, но и от Сына, это было замечаемо Церковью восточною, как несогласное с вселенским исповеданием нововведение, – однако же причиною разделения не послужило. Только в IX веке римский папа Николай 1-й, за непризнание его верховной власти над всею Церковью и за отказ подчинить ему болгарскую Церковь, решился уже на своем поместном соборе в Риме (в 863 г.) низложить великого Фотия патриарха константинопольского и лишить его не только патриаршества, но и священства, как будто римский первосвященник имел все права для этого; а папа Лев IX в одиннадцатом веке за простое предостережение со стороны константинопольского патриарха Михаила Керуллария своих церквей от латинских нововведений прислал с своими делегатами в Константинополь буллу с анафематствованием восточной Церкви, и они положили ее на престоле в храме св. Софии, и затем вышли из храма, сказавши: „отрясаем прах от ног наших на Константинополь и на весь Восток». Эти-то деяния гордыни и были приняты Церковью восточною за окончательный разрыв с западною и вызвали от нее равносильный ответ папе и его церкви. Здесь можно бы спросить: да или нет, т. е. на которой стороне осталась истина и правота,– на стороне ли восточной Церкви, оставшейся неизменною, или западной, вступившей на путь чуждых вселенскому исповеданию нововведений? Но полагаем, что лучше предложить этот вопрос по исчислении дальнейших нововведений римской церкви в учении веры и канонах церковных.

С течением веков, по отделении западной церкви от восточной, этим нововведениям составился длинный список. Укажем на главнейшие из них.

1. Православная Церковь исповедует веру в Святого Духа, иже от Отца исходящего, на основании Слова самого Спасителя: Дух истины, иже от Отца исходит (Иоан. 15; 26), не прибавляя ничего ни к этому слову, ни к Символу Веры согласно с правилом третьего вселенского собора, запретившего всякие прибавления к Символу.

– Римско-католическое исповедание добавляет: и от Сына исходящего, делая самовольное прибавление к слову Спасителя, (единственному во всем Св. Писании относительно учения об исхождении Святого Духа),– и к самому Символу, вопреки запрещению вселенского собора и примеру самих древних римских пап, из которых Лев III даже изобразил на металлической доске и поставил на горнем месте в храме св. Петра Никейский Символ без прибавления и от Сына. Впоследствии папы убрали эту доску.

2. Иисус Христос есть Глава Церкви по слову Апостола Павла: „Бог Отец все покорил под ноги Его и поставил Его выше всего, Главою Церкви, которая есть тело Его“ (Ефес. 1, 22–23).

– Римский первосвященник есть видимая глава Церкви. Догмат, которым в единому телу Церкви приставляется другая глава – неспособная обнять высшую половину Церкви, торжествующей на небесах; в телу, имеющему пребывать до конца мира, – глава смертная, при которой, по выражению Филарета митрополита московского: „ад грозит всякую минуту обезглавить Церковь“.

3. В православной Церкви все верующие (исключая младенцев) приобщаются тела и крови Христовой, по слову Спасителя: „приимите, ядите, сие есть тело Мое; пейте от нея вси, сия есть кровь Моя“ (Мат. 26, 26, 27).

– Римляне – мирян крови Христовой не приобщают, а только тела Христова, и это нарушение прямой заповеди Спасителя оправдывают человеческим мудрованием: „где тело, там и кровь“.

4. В православной Церкви для таинства Евхаристии употребляется хлеб квасный по примеру Спасителя, употребившего таковой на Тайной вечери и по преданию от Апостолов, совершавших таинство во всякое время, когда у евреев и не было опресноков, тем более в церквах у новопросвещенных языческих народов.

– У римско-католиков для Евхаристии употребляются опресноки.

5. Таинство миропомазания в православной Церкви совершается над крещенным тотчас после крещения, по примеру Апостолов, заботившихся новокрещенным Самарянам немедленно преподать Дары Святого Духа (Деян. 8Г 14, 15). Притом, это таинство совершается священниками при употреблении святого мира освященного епископами.

– Римляне совершают миропомазание под именем конфирмации над крещенными только по достижении 7–12 лет и по испытании в знании Закона Божия, как-будто только это знание делает человека достойным даров Св. Духа; притом миропомазание совершается у них только епископами, а не пресвитерами, отчего многие католики, живущие вдалеке от епископов, остаются на всю жизнь без миропомазания.

6. По учению православной Церкви души христиан, отходящие в загробную жизнь с верою и покаянием, но не успевшие доброй жизнью доказать искренность своего покаяния, получают от Господа помилование ради молитв о них Церкви и совершаемых в память их дел милосердия, согласно с указанием, данным от самого Спасителя, исцелившего расслабленного ради веры принесших его (Лук. 5, 20).

– По римскому исповеданию души христиан, не доказавших доброй жизнью искренности своего покаяния, поступают в особое место, называемое чистилищем (purgatovium), где от грехов они очищаются огнем и находятся в состоянии страдания столько лет, сколько следует по количеству и тяжести их грехов, – чем допускаются три несообразности: а) очищение души вещественным огнем, б) удостоение помилования без участия свободы человеческой (самих отшедших, или их ближних оставшихся на земле) и без применения к людям силы крестной Жертвы. Спасителя и в) механическое соотношение количества грехов к числу лет страдания, что по духу Христова учения не имеет смысла.

7. Церковь Божия, как хранительница божественной истины и благодати, непогрешима и изрекает свои определения устами и гласом вселенских соборов, по преданию и примеру святых Апостолов (Деян. 15). Посему вселенские соборы и составляют высшую власть, управляющую всею Церковью.

– Папа римский, по догмату, недавно утвержденному в римской церкви, сам непогрешим, единолично управляет церковью и утверждает решения самих вселенских соборов, что совершенно противно понятиям о человеческой ограниченности и немощи и церковному преданию, по которому все епископы и патриархи всегда подчинялись решениям вселенских соборов.

8. Церковь есть царство не от мира сего (Иоан. 18, 36), потому ее епископы, заведывая делами собственно церковными, светской власти себе не присвояют, в политические отношения государств не вмешиваются, и в делах государственного управления могут только подавать благие советы, и то лишь будучи к тому приглашаемы царями и светскими правителями.

– Папа есть сам государь, даже высший других царей; он может иметь при иностранных правительствах своих посланников, содержать свои войска, объявлять войну и заключать мир, даже подписывать смертные приговоры. История осудила этот принцип римской церкви, но и доселе папы борются за свои мнимые царственные права с итальянскими королями даже во вред собственному своему отечеству.

9. Епископы и пресвитеры православной Церкви, по данной им благодати и власти (Иоан. 20, 21–23), могут кающимся отпускать грехи только под условием искреннего покаяния после личного исповедания грехов кающимся.

– Папа посредством своих индульгенций (разрешительных грамот) может отпускать грехи всем, кто приобретет их, не справляясь о расположении духа приобретающих. Было время (в средние века), когда посредством индульгенций, выдаваемых на всю жизнь, были отпускаемы грехи заочно и даже будущие, что и послужило первой причиной реформации. С распространением просвещения папы перестали пользоваться индульгенциями в прежних размерах, но и ныне в известные праздники они бросают их в народ с балкона собора св. Петра, чем и доказывают, что это злоупотребление темного времени ими самими в принципе доселе не осуждено.

10. Духовники в православной Церкви, сверх власти отпущения, или неотпущения грехов, суть наставники, руководители и советники христиан в нравственной жизни под условием совершенной свободы их духовных чад относительно принятия, или непринятия их советов и указаний, исключая епитимьи, налагаемой на грешников по чину таинства покаяния, для их исправления, но и то по тщательном рассмотрении расположения духа и обстоятельств жизни кающихся.

– В римской церкви духовники суть распорядители (directeur) совести своих духовных детей; советы их обязательны, хотя бы касались не личного только нравственного состояния христианина, а и положения его семейного, и даже общественного, как мы видим в истории католических народов и особенно ясно в истории польских мятежей, в действиях католических ксендзов.

11. По учению православной Церкви Пресвятая Дева Мария родилась, как все люди, путем естественным, только по особой молитве и от бесчадных родителей. Она наследовала, как и все люди, семя первородного греха, но не дала ему обнаружиться в грехах свободных с помощью особой благодати Божией и охранения Ее с детства в чистоте и непорочности, почему, как чистейшая дева, и избрана быть Матерью Господа, а вследствие этого чрезвычайного служения спасению людей, по кончине Своей, удостоилась такой близости к Богу и прославления, что именуется в православной Церкви честнейшею херувимов и славнейшею серафимов.

– По новому догмату римской церкви в наши дни утвержденному папами „о непорочном зачатии Пресвятой Девы“ (de immaculate conceptione), Она родилась без наследия от родителей общего всем сынам падших Адама и Евы семени первородного греха, что противно самому коренному догмату христианства о воплощении Сына Божия для искупления всех людей без изъятия от первородного греха, проклятия и смерти. Ибо, если для Пресвятой Девы найден Промыслом Божиим способ освободиться от первородного греха и его последствий без крестной Жертвы Сына Божия, то этот способ мог быть применен и к другим людям, и тогда оказалось бы излишним и самое воплощение и крестная смерть Искупителя.

Есть еще много в римско-католической церкви и других догматов и учреждений не только отличных от учения и учреждений православной Церкви, но и прямо им противоречащих. Но для нашей цели довольно и указанных, чтобы видеть, что нельзя принимать одновременно и безразлично и то и другое учение, но необходимо избрать одно из двух, и одно признать истиною, а другое заблуждением: так напр. должно решить, что Дух Святой исходит от единого Отца, или не от единого, т. е. вместе и от Сына; Иисус Христос есть единая Глава Церкви, или не единая, т. е. вместе с ним и папа римский; душам покаявшихся пред кончиною грешников даруется помилование в загробной жизни единственно по молитвам Церкви во имя крестной Жертвы Сына Божия, или еще посредством перекаливания в огне чистилища? То и другое из взаимно противоречащих учений не может быть истинным, следовательно, обе церкви их исповедующие – хороши-ли? Выбирайте непременно одну из двух посредством известных в христианском мире способов исследования. На то и дан человеку разум и глаза, чтобы он отличал белое от черного. Дело нашего спасения так важно, что стоит для него потрудиться и грешно для прикрытия своей лености на все разности, существующие ныне в христианских исповеданиях, махнуть рукой и закрывши глаза, утверждать: „все прекрасно“. Вот это именно и есть болезнь нашего века – индифферентизм в вере, т. е. совершенное равнодушие ко всем отступлениям от истинной веры и Церкви, соединенное с охлаждением к духовному ведению и изучению своей и чужих религий. Говорят: „споры о вере ведут к фанатизму и религиозным распрям и войнам; надо предоставить каждому веровать во что и как хочет“. Так предоставляйте другим веровать, как им угодно, но сами-то знайте во что, и почему именно веруете. От индифферентизма до фанатизма далеко, как от льда до огня. Растопите сначала лед в своем сердце, приобретите достаточную горячность в делах веры, и тогда уже остерегайте себя и других от фанатизма. Когда душа замерзает от неверия, тогда надобно призывать огонь ревности по вере, а не бояться его. Эти указания особенно нужны при сравнении лютеранства и его разветвлений с православием, так как оно собственно и отличается необыкновенною свободою в вере; оно и породило в Европе индифферентизм и крайнее равнодушие к охранению цельности и чистоты христианской веры. Сравним и его с учением православия.

Возбужденный заблуждениями и злоупотреблениями римской церкви, – каковы – главенство и деспотизм пап, индульгенции, запрещение мирянам чтения Священного Писания и богослужения на иных языках кроме латинского, инквизиция, пороки монашеских орденов и т. под., – Лютер увлекся отрицанием и вдался в крайности совершенно лишившее установленное им исповедание веры тех свойств и принадлежностей, которые должна иметь Церковь по установлению Иисуса Христа и Его Апостолов. Удержавши ложное учение римской церкви об исхождении Святого Духа и от Сына, приобщение мирян опресноками, Лютер: 1) предоставил им свободу не только чтения, но и толкования Священного Писания по своему произволу, не справляясь с преданием и учением отцов Церкви; 2) отверг авторитет и власть вселенских соборов и постановленных им канонов; 3) уничтожил в своей общине первую и главнейшую степень священства – епископство. Ушедши из римско-католической церкви с одними пресвитерами, прекратил для своих последователей преемство рукоположения идущего в Церкви от Апостолов чрез епископов и лишил их священства, сделав своих пасторов только выборными людьми и проповедниками, а не законно поставленными пресвитерами; 4) чрез это лишил свою общину христианских таинств, оставив им один внешний вид, так как миряне, каковыми в сущности остаются лютеранские священники без рукоположения, по учению Церкви, могут совершать только крещение; 5) уничтожил, вопреки церковному преданию, молитвенное обращение к Богоматери и святым, оставив только уважение к ним, как людям праведным; 6) запретил повиновение усопших; 7) упразднил монашество – всегда существовавшее в Церкви, как высшее проявление духа христианского самоотвержения, указанное самим Спасителем; 8) уничтожил посты, получившие начало от Апостолов и из первенствующей Церкви и освященные примером Спасителя.

Теперь спросите: что же осталось в лютеранстве от Церкви Христовой? Где преемство рукоположения и преподаяние даров Святого Духа? Где право вязать и решить? Где неприкосновенность церковных канонов, сообщающая Церкви неизменность и пребываемость до конца мира? Где дух христианского подвижничества? Св. Игнатий Богоносец говорит: „нет Церкви без епископа»,– и лютеранство собою доказывает всю силу и истину этого изречения. Из него по усвоенному им принципу самочиния и своеволия выродились бесчисленные секты и сама немецкая философия перемешавшая идеи христианские с языческими. Не имея возможности вернуться к единству веры и христианской жизни, утратив даже начала, на которых можно было бы вести полемику между собою, последователи сект возникших из лютеранства по необходимости должны были впасть в апатию, или равнодушие к вере и успокоиться на мысли, что все веры хороши, потому что все христианские, так как во всех поминается имя Иисуса Христа; а для того, чтобы заглушить в себе иногда пробуждающееся сознание, что отделением от Церкви они утратили все самое существенное и необходимое для спасения, и что желательно бы возвратить, они придумали другой софизм: надобно сохранять веру, в которой родился, нечестно изменять вере отцов своих (прибавим: какова бы она ни была). Но западные христиане по необходимости пришли к этим крайностям; зачем же нам православным, сынам единой, истинной от Апостолов пребывающей неизменно Церкви, повторять за ними их ложные мысли и выражения? Для нас должна быть хороша одна наша вера и Церковь, потому что никто не может доказать, чтобы она когда-нибудь отступила от Христовой и Апостольской истины.

Декабрь, 1883 г.

Теперь рассмотрим оправдание или извинение, которым успокаивают себя индифферентисты, признающие все веры равно хорошими: „была бы добрая жизнь, и особенно любовь к ближнему “.

Отсюда видно, что доброй жизни и любви они отдают предпочтение пред исповеданием единой истинной веры, и этою своею жизнью, или своими человеческими добродетелями больше всего надеются приобрести вечное спасение. Так- ли это? Св. Апостол Павел учит, что мы „спасены благодатию, чрез веру, и сие не от нас,-Божий дар“ (Еф. 2, 8), что „человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа“ (Галат. 2. 16). Очевидно, что Бог Отец не предвидел в наших человеческих добродетелях большой цены и спасающей силы, когда по бесконечной любви к роду человеческому предопределил такое необычайное средство спасения, как воплощение и крестная смерть Сына Божия. И Сам искупитель наш ясно научил нас, что только в Его милосердии наше спасение и только верою в Него даруется благодать помилования и открывается путь к общению с Ним и к наследию царствия небесного (Иоан. 11, 25, 26). Какое же значение имеют наши дела в исполнении Заповедей Божиих и наша любовь? Только как оправдание нашей веры, как средство благоустроения нашей души и приобретения больших даров благодати для очищения нашего сердца, так как никто нечистый не войдет со Христом в царствие Божие (Иоан. 1, 3. 3). Вот учение православной Церкви о значении дел в нашем спасении; а что царствие Божие приобретается нашими делами-это учение римско-католическое; лютеране напротив не придают делам никакого значения, уповая на одну веру. Эти ложные понятия перешли и к нашим православным, равнодушным к изучению и защите исповедания своей веры. Есть сказание в истории нашей Церкви об одном подвижнике, хорошо поясняющее отношение наших дел к чистоте и истине вероучения. Подвижник этот отличался необыкновенным смирением и в чем бы ни обвиняли, и как бы ни порицали его, он на все отвечал: „правда, грешен». Однажды молодые братия вздумали искусить его смирение и стали укорять его: „ты гордец», он отвечает: „правда, братия, грешен», „ты клеветник»,– грешен; „ты блудник»,-грешен; но когда сказали: „ты еретик»,-он отвечал: „нет, лжешь, я православный».

Когда спросили его о значении последнего отрицания, он объяснил: признавая за собою все грехи, я не теряю надежды спасения, потому что грехи очищаются покаянием, а отрекаясь от православной веры, я теряю все, потому что расторгаю союз со Христом, установляемый и охраняемый правою верою в Него.– И это толкование старца совершенно подтверждается словами Апостола Павла: еретика человека по первом и втором наказании отрицайся (Тит. 3, 10), и Самого Иисуса Христа, повелевшего прекращать духовное общение с ослушником Церкви: буди тебе яко язычник и мытарь (Мф. 18, 17). А как вы думаете, читатель, – из множества существующих ныне христианских общин, столь разнообразных по своим убеждениям, где-нибудь есть же еретики? Следовательно, нельзя всех почитать своими братьями по вере из уважения к их великим добродетелям и успехам в просвещении и цивилизации. Суждения и извинения человеческие неуместны в деле Божием, где надобно и руководствоваться только Словом Божиим. Господь устами пророка Исайи говорит: как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших» (Ис. 55, 9).

Не трудно убедиться и в том, что уклонения от веры истинной неизбежно ведут за собою уклонения от истинного направления и в нравственной жизни. Доказательства на лицо. Из истории видно, сколько злоупотреблений, преступлений и бед произошло в римской церкви от одних только ложных догматов о главенстве и светской власти пап. Отсюда развился этот дух преобладания и захватов, проникший во все движения и распоряжения римского духовенства, отсюда насильственное распространение веры силою оружия, инквизиция, ненавистный целому миру иезуитский орден, и интриги и происки в церковных областях, принадлежащих Восточной Церкви, обманы и подкупы; отсюда эта ненависть к православию и гонения на православных, вопреки христианскому учению о веротерпимости; отсюда порабощение совестей мирян деспотизму католических священников во вред свободному развитию личных свойств и добродетелей, а часто и миру не только семейному, но и общественному. Мы не касаемся политической деятельности папского духовенства в прежнее мрачное время, когда при всех Европейских дворах папские агенты не останавливались ни перед какими преступлениями для утверждения папского влияния и приобретения имуществ; в этом роде для нас достаточно фактов и из ближайшего к нам времени, их новейшей истории римских клерикальных происков и политической борьбы во Франции, Германии, самой Италии, наконец – в Австрии и между славянами Балканского полуострова. Нет в истории человечества другого столь ясного примера для подтверждения неотразимого влияния ложного религиозного убеждения на практическую жизнь народов, как влияние католических верований в главенство, непогрешимость и светскую власть римских первосвященников. Нам нет надобности говорить еще о влиянии на просвещение папских запрещений, об оскорблении национального чувства народов гонениями на богослужение на иных языках, кроме латинского и пр. и пр., довольно приведенных нами примеров. Нам скажут: но при всем этом много и добродетелей у римско-католиков, каковы: твердость религиозных убеждений, ревностное исполнение постановлений своей Церкви, христианское воспитание детей, множество полезных религиозных и благотворительных корпораций и учреждений и т. п. Все это правда, – нельзя же, чтобы учение Христово не приносило свойственных ему плодов в тех частных случаях, где оно правильно понимается и применяется к жизни; но это не опровергает той печальной истины, что несомненно искажается жизнь нравственная от ложных толкований учения Христова и несоответствующих ему религиозных правил и постановлений.

Совершенно противоположную картину нравственного влияния на жизнь народов представляют нам уклонения лютеранства от учения истинной Церкви Христовой. Свергнув с себя иго папства, лютеране не поискали православной Церкви, а со своими бесчисленными продолжателями реформ вышли на широкое поле совершенной общечеловеческой свободы, всегда граничащей с произволом. Отдавая лютеранам полную справедливость в распространении просвещения в обширном смысле, мы можем в немногих словах указать два великие бедствия, постигшие нравственную жизнь народов, принявших реформацию, – это, во-первых, утрата спасающей благодати, о которой говорили мы выше, неизбежно следующая за пресечением Апостольского рукоположения и прекращением всех таинств, кроме крещения. Кто в это вникнет как следует и проверит наше указание учением Слова Божия и историей древней Церкви до разделения, тот поймет всю силу и значение этой горестной утраты, непонятной только для решительных натуралистов по убеждениям. Второе несчастье, – это последовавшее за уничтожением монашества исчезновение из сознания последователей лютеранства высшего христианского идеала нравственной жизни, раскрытого в Евангелии и оправданного подвигами христианских аскетов, пустынников и монахов. Требуемые этим идеалом чистота сердца, самоотвержение и совершенное подчинение плоти духу – лютеранское исповедание заменило нравственными весьма неопределенными понятиями о правильности и добропорядочности жизни, чуждой того напряжения, какое требуется от христианина в решительной борьбе с грехом. Отсюда произошла полная свобода жизни по собственному усмотрению каждого, отсюда размножение всяких чувственных удовольствий и роскошь, вредящая высшим подвигам любви, отсюда легкий взгляд на ту распущенность, к которой ведут современные стремления искусства всех родов, преимущественно сценического, совершенно овладеть человеком; отсюда – это смешение христианских движений с грубою примесью чувственности, как напр. в благотворительных увеселениях, почитаемых ныне тоже подвигами любви; отсюда легкий взгляд на брак в близком родстве, требование браков гражданских; отсюда, одним словом, все то, чего мы православные через край зачерпнули в последнее время. Правда, здесь к свободе христианских воззрений присоединилось и ложное философское направление современного просвещения, но не будь этих свободных воззрений под прикрытием Евангелия, не получи вся современная цивилизация названия христианской, такое направление нравственной жизни, которое овладевает ныне нами, легко могло бы быть оценено, как языческое, и эта оценка бесспорно была бы принята всеми, у кого осталась христианская совесть, просветленная строгими церковными постановлениями. А теперь и нам православным трудно останавливать друг друга на этом пути к решительному развращению. На всякие напоминания о христианском долге нам укажут на иные христианские общины, которые живут и процветают без наших строгих церковных уставов.

После всего сказанного нами, мы совершенно справедливо можем ожидать возражения: а разве православные русские христиане, особенно образованные, представляют в своей жизни больше строгости и примеров нравственного совершенства?... Пред подобным вопросом мы должны склонить головы, как решительно виноватые. Но вот особенность нашего положения: мы гибнем не от ложных воззрений, примешавшихся к учению нашей церкви, а единственно от того, что вышли из послушания своей святой Церкви. В догматах и уставах нашей Церкви никто не может нам указать ни малейшего уклонения от истины Христова и апостольского учения; мы можем спокойно и с уверенностью ожидать всяких возражений, всякой полемики, но если кто скажет, что мы изменяем нашей матери Церкви, тот скажет правду.

Много ныне говорят и пишут о средствах к уврачеванию многих и опасных недугов овладевающих русским народом: забота священная и благовременная. Но не все верят и не всех можно убедить, что средство единственно верное для нашего скорого и совершенного исправления у нас под руками, – это возвращение к послушанию православной Церкви, под руководством которой возрос и сложился русский народ: пастырям нашим надо озаботиться исполнением своих обязанностей, правителям сообразоваться в своих законоположениях и распоряжениях с учением и правилами своей Церкви, народу тщательно изучать ее учение и историю, и всем из живущей в ней благодати почерпать нравственную силу для борьбы с грехами и пороками; исполнением ее уставов ограждать себя от искушений и соблазнов,– и не пройдет четверти столетия, как мы возродимся и будем торжествовать победу над овладевшим нами гибельным духом времени. Заключим словами Апостола: блюдите, како опасно ходите, не яко не мудри, но яко-же премудри, искупующе время, яко дние лукави суть (Ефес. 5, 15–16).

Декабрь, 1883 г.